Трое мужчин в жизни Грейнджер (гет)

Начиная с первого года знакомства, они оскорбляли друг друга, используя фантазию и богатство воображения ради создания наиболее обидных прозвищ.

Безобидная «всезнайка» превратилась в «грязнокровку», а «папенькин сынок» — в «недоделанного Пожирателя Смерти». Прозвища эволюционировали с каждым годом и иногда даже несли в себе небольшую смысловую подоплёку. До того, как Малфой запустил в Гермиону Дантисимус, он с удовольствием обзывал её «лохматой бобрихой»; после того, как псевдо-Грозный Глаз превратил Малфоя в грызуна, Гермиона с удовольствием дразнила его «прилизанным хорьком».

К шестому курсу Малфой прекратил искать повод оскорбить Гермиону. Но если судьба всё же сталкивала их лбами, то в ответ на «убийцу», «чистокровного ублюдка» и «Пожирателя» он парировал обидными «мугодье» и «поттеровская шлюха».

Гермиона не ненавидела Малфоя. Ей было больно и обидно на первых порах, но потом она поняла, что Малфоем движут зависть и желание вывести её друга Гарри Поттера из себя. Она не могла позволить такому ничтожеству, как Драко Малфой, лишний раз расстроить и без того хлебнувшего неприятностей Гарри.

Лишь в плену, когда Сивый притащил их в малфоевскую обитель, она впервые увидела в Драко просто подростка. Напуганного, но ещё не совсем испорченного. Он впервые в жизни не выдал их, не проявил себя чёртовым трусом, хотя, несомненно, узнал Гарри, да и её тоже.

После войны их пути надолго разошлись, и она с удовольствием не вспоминала о белобрысом аристократишке. Несмотря на ограниченное количество мест в Магической части Англии, где можно получить высшее образование, им всё же повезло учиться далеко друг от друга и в разное время.

Гермиона впервые столкнулась с Малфоем в коридоре Министерства в свой первый рабочий день. Немного растерявшись, она лишь кивнула в знак приветствия, а он с гаденькой улыбкой назвал её по фамилии. Позже она узнала, что, как и она сама, Малфой теперь работает в Министерстве и справляется, кстати, неплохо. Долгая эволюция прозвищ остановилась на обращении друг к другу по фамилии и около года оставалась нерушимой.

Когда их кабинеты разместили по соседству, взаимная неприязнь перешла на новый уровень. Вспомнились школьные годы, но Гермиона теперь совсем не понимала его мотивов. Ведь больше не было Гарри, которого можно было бы выводить из себя, задевая её. Соблюдая субординацию и деловой этикет, они не могли открыто оскорблять друг друга. Но находчивый Малфой не растерялся.

Он раз за разом находил повод для «дружеских подколок» в её внешнем виде, причёске и манере одеваться. Дружескими эти подколы были лишь формально. По всей видимости, ему просто нравилось изводить Гермиону, несмотря на её должность и успехи в работе.

Самое обидное, что крыть в ответ Грейнджер могла лишь высмеивая его честолюбие, брезгливость и изнеженность, потому как внешний вид Малфоя был безупречен всегда. Порой она даже задумывалась над его шуточками, которые несомненно несли в себе толику правды для пущего воздействия. Но изменить в себе что-либо означало признать его правоту. Гермиона гордилась своим умом и способностями, а потому никогда и не пыталась добиваться чего-либо при помощи внешних данных. Со временем она привыкла к ежедневной потребности Малфоя унижать её достоинство. Она всячески пыталась не реагировать на его выпады, постепенно всё реже используя привычное «не твоего ума дело, напыщенный сноб» . Позже её ответы сократились до короткого «пошёл на хер, Малфой», при условии, что рядом не было никого из их коллег и подчинённых.

Именно поэтому, услышав комплимент по поводу новой причёски, Гермиона опешила. Она считала, что лелеющий традиции Малфой должен считать приемлемыми исключительно длинные волосы у волшебниц: ведь в древности считалось, что именно волосы несут часть магической силы. Даже Рон, который воспитывался гораздо фривольнее, не упускал возможности показать, насколько ему не нравится её новая стрижка.

Будучи свободной от отношений с Кевином, Гермиона снова стала приходить на работу раньше, а уходить под самый вечер. Её немало удивило, что свет в кабинете Малфоя горел уже до её прихода, а уходили по домам они практически одновременно.

Однажды из-за того, что она пришла на работу пораньше, Гермиона стала свидетелем странного «эпизода с кофе».

После расставания с Кевином Гермиона не могла больше пить свой латте без сахара в его кафе, а потому ей приходилось отстаивать длиннющую очередь в Старбакс.

Из-за этого Малфой и приходил раньше неё. Оказалось, что ему кофе приносил работник службы доставки. Сам факт этого вызывал у неё раздражение: неужели, будучи волшебником, стоило так заморачиваться ради утреннего кофе? В этом был весь Малфой. Впрочем, немного поразмыслив по этому поводу, Гермиона признала, что он делал это скорее ради экономии собственного времени, нежели ради выпендрёжа. Кроме неё никого ещё не было в отделе, а потому и выпендриватся ему было не перед кем.

Но эпизод с кофе заключался в другом. Она и узнала о кофейной доставке для Малфоя лишь из-за скандала, который разразился с утра пораньше. Из его кабинета вылетел сначала сам сотрудник доставки, а следом за ним и пластиковый стакан. Из громкого и презрительного выговора бедному парнишке Гермиона поняла, что Малфою принесли не тот заказ. Так Гермиона невольно узнала, что Драко Мафлой пьёт по утрам исключительно капучино с соевым молоком и очень расстраивается, если вовремя его не получает.

Вид злющего и невыспавшегося Малфоя радовал её до конца недели. Подколов его по этому поводу, она выслушала его гневную тираду о непрофессионализме «тупых кретинов», которые отказались с ним сотрудничать, после того как он «угрожал» их работнику.

В пятницу, сама не понимая почему, Гермиона решила купить в Старбакс капучино и для Малфоя. Теперь, когда он больше не экономил время за счёт доставки, она приходила первой.

Тихонько пробравшись в его кабинет и оставив стакан на столе, она столкнулась с ним нос к носу у самых дверей.

— Заблудилась, Грейнджер?

— Типа того, Малфой.

Гермиона попыталась протиснуться мимо него, но он не позволил:

— И как это понимать? С какой стати ты вломилась на моё рабочее место в моё отсутствие?

Осознав, что её поймали с поличным, она лишь обречённо вздохнула и кивнула головой в сторону стаканчика с зелёным логотипом на его столе.

Малфой всё же отошёл от двери и с подозрением уставился на свой стол.

— Капучино с соевым молоком, — тихо проговорила Гермиона и направилась на выход.

— Грейнджер?

Она остановилась, но не обернулась. Неужели он способен сказать кому-то «спасибо»?

— Почему на стакане твоё имя?

— Пошёл на хрен, Малфой.

* * *

То, что они называли друг друга по имени, нельзя считать полноценной ступенью в эволюции их обращений друг к другу. А всё потому, что они называли друг друга так меньше суток. На том самом министерском приёме в честь Нового года, для которого Джинни Поттер помогла Гермионе подобрать сногсшибательное чёрное платье, идеально подчёркивающее фигуру и оттеняющее новую стрижку.

Гермиона и вовсе не хотела приходить на праздник, но как руководитель отдела не могла не посетить данное мероприятие. Как назло, чересчур внимательный официант следил за тем, чтобы её стакан весь вечер был полон. А потому ближе к одиннадцати уверенной, но никак не твёрдой походкой Гермиона Грейнджер направилась к лифтам, чтобы через камин в атриуме попасть к себе домой и встретить новый год в компании Живоглота.

Гермиона посчитала, что лучше и честнее встретить этот год одинокой и в одиночестве, нежели одинокой, но среди толпы малозначащих чужих людей.

Покидая банкетный зал, она прошла мимо Малфоя, который в грубой форме объяснял горе-официанту разницу между шампанским и игристым вином. Почему-то сегодня его снобизм лишь улыбнул её, но не вызывал раздражение. Списав это на действие алкоголя, Гермиона слегка покачиваясь, но как всегда целеустремлённо продолжила свой нетрезвый путь к лифтам.

Зеркальные двери почти закрылись, когда начищенный дорогой ботинок вклинился между створками, заставляя двери разъехаться обратно. Малфой царственно вошёл в лифт и смерил Гермиону нечитаемым взглядом.

— Спешишь к семейке Поттеров, чтобы отпраздновать с ними?

— Как ты верно заметил, они семья, а потому и праздновать будут семьёй. Я там буду лишней. А ты? Торопишься на гламурную вечеринку с настоящим шампанским вместо игристого вина?

Малфой слегка ухмыльнулся, приподняв левый уголок тонких губ:

— Мне не нужно искать мест с тем, чего я хочу. Всё, чего я хочу, само ко мне приходит, Грейнджер.

Гермиона лишь закатила глаза.

Они почти одновременно направились к каминам, но, к огромной неудаче Гермионы, каблук подвёл её у самой цели. Нога подвернулась, скользнув по мраморному полу, и она бы упала, если бы не сильные руки, которые, подхватив, поставили её ровно.

Малфой продолжал её удерживать, и она осознала, что впервые стоит к нему настолько близко. Впервые за все годы знакомства он вообще прикасался к ней и почему-то даже брезгливо не отдёргивал рук. Подняв на него глаза, Гермиона заметила довольно странное выражение лица. Что-то между растерянностью и… обеспокоенностью? Его руки были тёплыми, а запах — дорогим и притягательным.

Они стояли так лишь несколько секунд, но казалось, что это длилось минуты. Нужно было поблагодарить его и выслушать ряд обидных замечаний по поводу своей неуклюжести. Она уже собиралась открыть рот, как и без того высокий Малфой задрал свою голову ещё выше. Проследив за его взглядом, Гермиона с ужасом осознала, что они стоят под омелой.

Убедившись, что она стоит достаточно устойчиво, Драко аккуратно убрал руки. Грейнджер забавно переводила взгляд с омелы на его губы и как будто ждала, что он рассмеётся и избавит её от тяжкой участи целовать их. Наивная, не зря же он дал взятку официанту, чтобы тот по возможности подпоил Грейнджер.

Пока Гермиона находилась в подобии объятий Малфоя, в голову полезли невероятные и немного порочные мысли. Виной тому были: длительное отсутствие у неё мужчины и конечно же — алкоголь. Омела над их головами и вовсе всё осложнила. Гермиона решила не предпринимать ровным счётом ничего. Пусть сам либо посмеётся, либо… Не успев додумать эту мысль, она вдруг перестала чувствовать на себе чужие, но такие тёплые руки.

Встретившись со взглядом серых глаз, Гермиона отчего-то зажмурилась. Как будто она боялась того, что могло произойти в следующую секунду.

А дальше она почувствовала тонкие пальцы на своём лице. Он необычайно нежно погладил линию её скулы, а затем коснулся тонкими губами её пухлого рта. По-прежнему ничего не предпринимая, она ощутила, как влажный поцелуй становится настойчивым.

Посылая здравый смысл куда подальше и взваливая всю вину происходящего на чёртова официанта, Гермиона позволила себе расслабиться и раствориться в поцелуе.

Сначала робко, а затем увереннее она ласкалась с ним языками и играючи прикусывала нижнюю губу. Совсем осмелев, запустила пальцы в шелковистые волосы Малфоя и наконец приоткрыла глаза. Он смотрел серьёзно, но расширенные зрачки выдавали его с головой. Немного улыбнувшись, Гермиона снова закрыла глаза и вместе с губами Малфоя неожиданно ощутила лёгкий рывок аппарации в области пупка.

В ту ночь он называл её по имени и рычал, а она в основном выстанывала одно-единственное слово из пяти букв. Его имя.

* * *

Утром в постели Малфоя не было никого, кроме неё самой. Услышав шум воды из душевой, примыкающей к спальне, Гермиона поборола в себе желание присоединиться и стала наспех собирать свои вещи с пола. Трезвость мышления, головная боль и обрывки воспоминаний о минувшей ночи безжалостно нахлынули на неё.

С абсолютно несчастным видом она трансгрессировала к себе домой.

* * *

Если то, что случилось в новогоднюю ночь, можно было назвать пьяной ошибкой или случайностью, то эпизод в подсобке произошёл явно в трезвом состоянии и случайностью не был. А потом был случай в пустом зале для заседаний. И в лифте. И в женском туалете Министерства.

В конце концов Гермиона перестала анализировать то, что происходит, и винить в этом себя. Она договорилась с собой, считая секс с Малфоем (а отныне они звали друг друга исключительно по фамилии) простой физиологической потребностью. Она старалась не думать о том, что происходит между ними, и долгое время ей это удавалось. Это не было отношениями. Просто секс. Очень хороший, качественный, страстный секс. Порой в её умную головку закрадывались опасения насчёт того, что Малфой её использует и когда-нибудь она об этом сильно пожалеет, но Гермиона успокаивала себя тем, что и она в равной степени использует его.

Они никогда не обсуждали своё поведение на людях, но по умолчанию вели себя как обычно, ничем не выдавая свою близость. Да и близость ли?

Когда Гермиона ушла в отпуск, они стали встречаться в её квартире, а иногда она и вовсе аппарировала к нему домой. Казалось, всех всё устраивало. Изредка Гермиона получала свою порцию обнимашек и нежных поцелуев, если нуждалась в этом. Малфой получал разрядку несколько раз в неделю и многие другие плотские бонусы, которые дают отношения с девушкой. При всём при этом отношений как таковых у них не было: не было ссор, скандалов, требований и обязанностей. Можно было потрахаться и разойтись по домам, а можно было остаться поужинать и снова потрахаться. Никто никому ничего не должен. Каждый наслаждался телом другого, а порой они могли даже обсуждать дела на работе или новости.

Никто и не собирался менять устоявшееся за два месяца положение вещей. До одного происшествия с камином.

Поздним субботним утром они лениво валялись в постели Гермионы и выбирали кухню, блюда которой могли бы заказать поесть. Малфой остался на ночь с пятницы, но уснули они лишь около четырёх утра. Он лежал на животе, а обнажённая Гермиона на нём сверху, иногда приподнимаясь и потираясь своей грудью о его спину. Полуденное солнышко лучами играло с платиновыми волосами, завораживая её и заставляя рассматривать светлые пряди под разным углом.

— Может, индийскую?

— На завтрак?

— Ну, уже практически обед.

— Слишком пряно.

— Тогда, может…

Её прервал вызов по каминной сети из гостиной. Камин открыт лишь для близких друзей и родных, потому наспех натягивая белую футболку оверсайз, Гермиона поспешила ответить.

Джинни Поттер смотрела на неё с прищуром:

— Ты чего такая растрёпанная? Привет.

— Здравствуй, Джин. Так суббота ведь, выходной день.

— Ты сейчас с кем-то? Чем занята?

— Нет, никого кроме меня и Глотика. Собиралась заказать себе еду.

— Хм… Я звоню, чтобы узнать, какие у тебя планы на завтра, у Гарри в отделе новенький. Такой красавчик.

— Джинни, я же объясняла, что устала от всех этих свиданий вслепую.

— Но…

— Никаких «но», у нас абсолютно нет общих тем для…

— Гермиона, но я уже договорилась на завтра, мы заказали билеты на матч, выручи меня. Или я чего-то не знаю и у тебя кто-то появился?

— Эм… нет, что ты… ладно, во сколько этот чёртов квиддич?

— Я знала, что на тебя можно положиться, а там, глядишь, регулярно станем устраивать подобные вылазки парами! Дети так утомляют…

— Джинни!

— Молчу-молчу! До завтра. Будь готова к семи.

Гермиона ещё немного постояла у камина. Босые ноги немного замёрзли. Осознав, на что согласилась, опасаясь быть застуканной в постели с Малфоем, она вздохнула и вернулась в спальню.

— Слушай, как насчёт китайской?

Гермиона уже собиралась залезть обратно в кровать и отогревать ступни о тёплого ото сна мужчину в своей постели, как заметила, что Малфой сидит и надевает носки.

— Ты куда?

— Значит, только ты и Глотик? Ничего не делаешь?

— В каком смыс…

— Конечно же, никого у тебя нет?

— Я не понимаю — к чему ты клонишь?

— К тому, Грейнджер, что я не собираюсь быть «никем» и просто дожидаться своей очереди.

— Это ещё что значит? Т… ты ревнуешь, Малфой?

— Ещё чего.

Гермина смягчилась. Её отчего-то позабавила реакция Малфоя. Взобравшись по кровати, она села сзади него и обняла ногами за талию:

— Мы же никогда не обсуждали вопрос моногамии, — она потёрлась щекой о его плечо и поцеловала шею. — Мы вообще ничего не обсуждали.

Драко фыркнул:

— А что тут обсуждать? Я не собираюсь тебя делить с кем-либо, тем более что авроры в большинстве своём тупые качки.

— Эй, Гарри — тоже аврор! Так значит, не собираешься меня делить?

— Это естественно, Грейнджер.

— А я тебя?

— А ты видела, чтобы я ходил с кем-то на свидания?

— Так мы с тобой… пара?

— Ну, претендовать на пост министра ты сможешь только года через три, а значит, с замужеством спешить смысла пока нет.

— Дурак!

— Да, мы пара.

Он повернулся и повалил её на кровать:

— Пусть будет тайская.

* * *

На квиддич с Поттерами и красавчиком-аврором она так и не пошла. Постепенно все, кроме Рона, смирились с тем, что у Гермионы отношения с Малфоем. Даже сама Гермиона.

Она открыла в Малфое желание позволять ей чувствовать себя слабой. Даже быть слабой время от времени. Приходить уставшей с работы и получать мягкие тапочки, чтобы не мёрзли ноги, тёплый ужин и вкусное вино. Неожиданно для себя она открыла в себе то, что ей иногда приятно быть слабой рядом с ним. Делить проблемы и переживания. Получать утешение, когда эмоции переполняли и перерастали в слёзы.

«Что за слёзы, мышка моя? Тихо, слышишь? Тихо. Иди ко мне. Вот так. Сейчас ты успокоишься, а завтра снова станешь сильной львицей и всем им покажешь».

«Мышкой» она была, только когда расклеивалась или плакала. Она «мышка», а он — «котик». Слащаво до одури, но эти обращения были их маленькой сопливой тайной. В остальное время они по-прежнему были Малфой и Грейнджер. Особенно на людях. И только в постели у них, уставших и находящихся почти на пике наслаждения, вырывались имена. Почему-то это добавляло ценности и весомости всему, что происходило их ночами.

Через полгода отношений среди их прозвищ завёлся паразит. Банальное вездесущее «зай» наконец сменило фамилии. Причём «заей» были как Драко, так и Гермиона. Джинни даже посмеивалась, говоря, что сегодня к ним на ужин придут заи.

Месяц за месяцем Драко привыкал к столь сложной и много думающей девушке. К её тараканам, привычке засиживаться до утра с книгой. Она требовала от себя и других невозможного — и ведь делала, тем самым восхищая его.

Гермиона смирялась с тяжёлым характером Малфоя. Он не боялся откровенно и порой грубо указывать на то, что, по его мнению, неверно. Никогда не лебезил, не прогибался ни перед кем. Но оттого и его нежность была в разы ценнее. Он был честен в ней, пусть и часто сдержан. Со временем он смирился и привык к Живоглоту и даже стал баловать его вкусняшками втайне от своей заи.

На седьмой месяц он настоял на том, чтобы Гермиона переехала к нему, так как слишком привык спать с ней рядом и просыпаться в обнимку. Оказалось, что Малфой готовит отличные завтраки, а Гермиона научилась делать ему капучино с соевым молоком.

Он никогда не подбадривал и не захваливал её, но вёл себя так, будто она заведомо лучшая женщина в мире и это даже не обсуждается. Как будто это само собой разумеющееся, ведь он — Малфой, а Малфои выбирают всё только самое лучшее.

Гермиона же единственная, кто смел критиковать его, и единственная, к кому он прислушивался. Она делала его лучше, а он её — увереннее.

Они ни разу не признавались друг другу в любви, но это им и не было нужно.

Эволюция их прозвищ достигла своего апогея и завершилась совершенно неожиданно.

Уставший Малфой вернулся поздно и погнал засидевшуюся в библиотеке Гермиону спать. Он быстро уснул, а она ещё дочитывала оставшийся десяток страниц последний главы любимой книги.

Постоянно контролирующий себя Малфой явно был на пределе своих возможностей из-за тяжёлых переговоров. Только во сне он расслаблялся и частично переставал себя контролировать. Гермиона обожала, когда он обнимал её во сне и сильно-сильно прижимал к себе.

В этот раз она едва успела отложить «Историю магии» на прикроватный столик: Драко почти резко, насколько это было возможно для практически спящего человека, накрыл её тело своим. Не открывая глаз, он страстно, болезненно-нежно гладил свою девушку и шептал ей на ушко, изредка играя с ним языком:

— Моя сладкая кошечка… как же я соскучился…

Частые поцелуи и такие горячие прикосновения вынуждали Гермиону прогибаться под его руками, тереться носом о мягкие скулы и шептать в ответ, называя его родным и любимым. После настолько чувственной прелюдии у Гермионы было первое в её жизни занятие любовью с любимым мужчиной.

Она не знала, расскажет ли Драко о том, как он вёл себя этой ночью, не знала, помнил ли он всё или хотя бы частично, что именно вытворял с ней. Но отныне она точно знала, что единственной фамилией, на которую теперь согласна будет поменять свою привычную «Грейнджер», может стать только «Малфой». Если он попросит.