Константы далёкой Галактики (гет)

Телепатия существовала в виде двух форм: сенсорная и мысленная. Сенсорная — при которой в нервной системе объекта телепатии воссоздавались чувства и ощущения другого человека. Высшая степень такой телепатии — возникновение сенсорных ощущений. Такая телепатия редко была осознанной на начальном этапе, но при возникновении сенсорных ощущений неизбежно осознавалась как явление, приходящее извне. Мысленная — телепатия, при которой в нервной системе объекта воссоздавались процессы, ведшие к образованию в сознании звуковых и зрительных ощущений. Телепатами обычно называли адептов, у которых предполагалось наличие именно этого умения.

Рен-Вар, 34 ПБЯ

Мегару отчего-то забавлял тот факт, что Рей никак не могла избавиться от навязанных чужим сознанием шаблонов. Подвижная медитация действительно далась ей куда проще, чем остальные испробованные ею методы, и спросив, как медитирует Рен, услышанному ответу она ничуть не удивилась, но и не обрадовалась. Разозлившись, Рей не слишком долго, но упрямо пыталась взывать к пустоте — выходило лишь распылять по поверхности холодный снег, и сдалась она почти так же быстро, как парящие в воздухе снежинки вернулись обратно на скользкую, промёрзшую землю.

Когда они приступили к ментальной защите, Рей заранее была готова увидеть в роли щитов стены хорошо если своего шагохода на Джакку, так может и вовсе приёмной Сената, но ни того, ни другого не случилось. Сопротивляться сознанию зайгеррианки было куда проще, чем разуму Кайло: её, в отличие от Рена, мозг воспринимал как чужака и оборонялся на уровне рефлексов; его считал своим, встречал с распростёртыми объятиями и обеспечивал как можно более хороший обзор. Принципиальный дальтонизм собственного сознания возмущал до глубины души, но, когда она пожаловалась на это Мегаре, та лишь пожала плечами.

— Подмена понятий не такое уж и редкое явление, когда дело касается физического влечения.

Должно быть, с губ Рей сорвался какой-то неподобающий звук, потому что на лице зайгеррианки вдруг расцвела снисходительная жалость.

— Бен взрослый, сильный мужчина; ты молодая, красивая женщина — закономерное стечение обстоятельств, помноженное на алчную до баланса Силу. Будь Бен чуть более безумен и иначе воспитан, события на «Старкиллере» развивались бы совсем по-другому.

— Я не испытываю к нему ничего подобного, — не слишком убедительно возразила Рей.

— Разве?

— Я симпатизирую ему, — обречённо призналась Рей. — Но всё это, — она беспомощно развела руками и потёрла лоб. — Это не я. Это Сила и…

— Сила не живой организм, — с ударением на каждое слово произнесла Мегара, так, словно повторяла это далеко не в первый раз. — Она не обладает ни разумом, ни личностью. Сила — это такая же материя, как воздух, вода и огонь, пространство, время и энергия. Беда чувствительных лишь в том, что мы её видим. Она не может принудить тебя к чему-либо, пойти против твоей воли — она твой инструмент, а не наоборот. Не будь ты адептом, ничего бы не изменилось: всё происходящее с тобой просто потеряло бы флёр предопределённости, и ты бы не имела возможности перекладывать ответственность за собственные решения на своевольную метафизическую субстанцию. Она бы не служила оправданием ни твоим наивности и горячности, ни высокомерию и гордости Бена. И уж тем более — вашей с ним симпатии друг к другу.

— Он не симпатизирует мне, — упрямо мотнула головой Рей. — Он жаждет.

— То, что Бен всего лишь хочет — он берёт.

Рей окончательно смутилась, и Мегара милостиво отступила. Прикрыла глаза и вернулась к медитации.

— Так и быть, поберегу твою гордость. — Рей тихонько фыркнула, закрывая глаза вслед за учителем, и едва успела выставить щиты на пути чужого разума. Изумлённо выдохнув, посмотрела на поверхность мутного, местами треснувшего зеркала, что защищало её от ментального вторжения, и несдержанно воскликнула:

— Получилось!

— Неплохо для первого раза, — оценила Мегара, и по колебанию Силы Рей поняла, что сейчас та атакует вновь. — Ещё раз.

* * *

Холодные дни сменялись на Рен-Варе холодными ночами, но чем глубже Рей вглядывалась во мрак, тем послушней тот становился. Теперь она различала все оттенки чёрного так же хорошо, как спектр видимых человеческим глазом цветов: Тьма больше не пугала ни сосущей пустотой, ни метафорической, ехидной ухмылкой — уже не враг, но пока ещё не покорный союзник, Рей топталась у воображаемой черты и лишь изредка позволяла себе коснуться. Она всё ещё просыпалась по несколько раз за ночь: то из-за немеющих от холода конечностей, то из-за сотрясающей всё тело дрожи. Спящий разум отказывался контролировать температуру тела, а слишком живые сны лишали спокойствия и с таким трудом достигнутой гармонии. Мегара говорила, что верный признак успеха — исчезновение сновидений, и если верить старой зайгеррианке, то Рей от успеха была несказанно далека.

Не то чтобы она и хотела: на Джакку единственным её развлечением и утешением были как раз сны. Во сне она строила замки, встречала родителей, заводила новых друзей и улетала с ненавистной планеты. Во сне она была кем хотела: пилотом, джедаем, отчаянным контрабандистом. Долгое время она видела все краски и прелести жизни, только засыпая, и хотя теперь её жизнь переплюнула все самые смелые грёзы, избавляться от ночных причуд собственного сознания не хотелось. Тем более, что снились ей когда-то жившие на планете люди.

Ей снились бесконечные тренировки учеников Люка. Она видела Бена, Аллена, Руи и Руми. Мирные будни будущих джедаев перемежались с редкими, но пылкими ссорами, лукавая улыбка Люка менялась местами с хищным прищуром Мегары. Время текло для неё в двух плоскостях: в одной она продолжала учиться сама, деля огромную ледяную планету с одним лишь магистром; в другой она подглядывала за жизнью четырёх падаванов, едва ли представляющих, что ждёт их впереди.

Порой ей казалось, что, подходя слишком близко, слишком внимательно прислушиваясь к беседам будущих лидера и рыцарей, она выдаёт своё присутствие. Лишний, неоправданный поворот головы Аллена Солмана, нечаянно одёрнутая рука Бена, когда они вдруг касались одного и того же — Рей пугалась и иногда просыпалась, иногда перескакивала к другому воспоминанию. Она пролистывала их жизнь, запечатлённую на ледяной почве Рен-Вара, как голозапись, смотрела на своих ровесников, которые ещё не ввергли Галактику в пучину новой войны, и всё больше понимала, почему. Чувство сопричастности ничуть не помогало разобраться в перипетиях трудного морального выбора — поймав себя на цветущей симпатии абсолютно ко всем, Рей всерьёз решила, что, вероятно, сон без сновидений — это не так уж и плохо. Взяв за привычку физически выматывать себя ближе ко сну, ей удалось провести несколько спокойный ночей.

И в этот раз, утомлённая долгой ментальной тренировкой, она уснула, едва голова коснулась мягкой кожи меховой накидки, что заменяла ей подушку. Но только-только порадовавшись заботливо укутавшей её Тьме, Рей поняла, что что-то не так.

Чувства провала, что обычно предшествовало очередному прыжку в прошлое, не было. Не было гулкой вибрации, какая обычно предупреждала о пробудившихся узах.

Она просто собирала корвет типа «Транта». Добравшись до лазерных турелей, едва успела почувствовать разливающееся по конечностям тепло, как снова провалилась в сон. Мысли постепенно замедлялись, становились тише и теряли краски. Момент окончательного погружения в блаженное ничто становился всё ближе: Сила обернула тело уютным коконом из тепла, и напряжение покинуло утомленный разум. Предвкушение вытеснило все мысли, как вдруг сознание наполнилось гулким, рокочущим голосом.

Ты весьма поднаторел в искусстве гибернации, мой юный ученик.

Рей вздрогнула, узнав говорившего так быстро, словно слышала его голос не однажды, а с самого рождения. Он рассказывал истории о краснокожих аборигенах планеты Коррибан, о короле Адасе, о бароне Ремулусе Дрейпа и об эпохе Столетней тьмы. Попыталась проснуться, но оказалось, что погибший теперь монстр держит в стальных тисках не её, а оцепеневшее сознание Бена.

Я не твой ученик.

Рей дёрнулась и попыталась разомкнуть губы, чтобы перебить, выгнать монстра прочь или хотя бы разбудить отчего-то замершего в ужасе Бена. Тяжёлые руки и ноги не слушались, безымянный монстр — Сноук — застал Соло на самом пороге транса и теперь крепко держал его уже почти соскользнувшее в небытие сознание. Ловушка в ловушке, Рей не могла пошевелиться — никто из них не мог.

Сила показывает не то, что может случиться. А то, что случится наверняка. Что бы ты ни сделал. Как бы ни старался предначертанного избежать.

Только я вершу свою судьбу.

Нет. Ты не хозяин чужим словам и поступкам.

Я хозяин своих.

И сколько боли ты сможешь вынести, прежде чем вера в ближних падёт?

Хотелось открыть глаза, оглядеться, понять, в какой точке времени они находятся, что последует за страшным разговором и чего она может избежать, но если раньше Рей оказывалась сторонним наблюдателем, смотрела на происходящее со стороны, то теперь она застряла в мысленном капкане. Мозг лихорадочно посылал импульсы к одеревеневшим конечностям, но те не слушались. Тело бесполезным грузом лежало на тонком матрасе, мозг горел, но не мог превозмочь разум более сильный.

А в голосе Сноука не было ни торжества, ни предвкушения — сухое безразличие, почти откровенная скука, как если бы грядущее было неотвратимым, неизбежным… Предопределённым.

Ты видишь пожар и себя. Знаешь, что сам тому виной. Но задумывался ли ты когда-нибудь, что толкнуло тебя на предательство?

Пожар. Пожар на Рен-Варе, руины едва возведённого храма, семеро выживших, Люк, занёсший над головой племянника меч…

Бен, проснись!

Синий клинок встретил зелёный, и её вышвырнуло из сознания Рена. Вместо захламлённой бывшей столовой она оказалась в спальной комнате с разворошённой постелью, низким рабочим столом и занавешенными толстыми шкурами окнами. Оглядевшись вокруг, Рей попятилась назад, пока камни, повинуясь запаниковавшему Бену, хоронили под собой замолчавшего Люка. Ледяная почва под руками обжигала кожу, она смотрела на танец разбушевавшейся Силы и парализованным умом понимала: тот не сможет остановиться.

Он мёртв, — пульсировало в ушах Бена. — Я его убил.

— Бен! — Соло дёрнулся вместе с поднявшей Рей, и едва на потерял равновесие, когда Руми схватила его за руку и опустила её вниз. Оттащила друга от бьющихся друг о друга валунов на заметённую за ночь снегом тропу и огляделась. — Бен, что здесь…

Слова застыли на губах младшей Малек. Тонкая, в одной только сорочке и хлипких сапогах на скрипучем снегу, она стиснула дрожащую ладонь Соло, свободной рукой убрала падаванскую косичку за ухо и с опаской покосилась на подошедшего Аллена.

— Что произошло?

Не щеке Руи отпечатался след от подушки, он шагнул вперёд, осмотрел груду камней, в которую превратилась старая башня некогда огромного замка и обернулся на словно оцепеневшего Соло.

— Бен, что случилось?

Стиснутая в ладони рукоять подрагивала — вот-вот и вырвется синее пламя. Остекленевшие глаза бестолково смотрели на разрушенное здание, и он, казалось бы, вовсе не замечал подошедших к нему друзей.

— Я убил Люка.

Слова прозвучали в гробовой тишине.

— Что он сказал?

— Убил магистра?

— Что?

— Ты слышал?

Рей заозиралась по сторонам: на шум вышли все. Падаваны высовывали носы из спальных помещений, кто-то сонно тёр глаза, кто-то на ходу застёгивал тёплые накидки. Они шагали к разрушенной башне, едва замечая холод: снег скрипел под ногами, серебрился в свете двух холодных лун; изо ртов вырывались клубы тёплого пара, с губ срывались поражённые вздохи. Кто-то тихонько вскрикнул, кто-то в страхе отступил назад — время замедлилось в секунде от катастрофы.

— Каков дед, таков и внук.

От общей группы отделилась высокая фигура, и в угловатых, резких, некрасивых чертах лица Рей узнала Арексона. Аллен, Руми и Руи как по команде вышли вперёд, отгораживая Бена от подступающей толпы. Малек развёл полы жилета с намёком обнажая рукоять светового меча, и поднял раскрытую ладонь.

— Фракс, не делай глупостей — это несчастный случай.

— Несчастный случай? — заломив бровь, переспросил тот. — Малек, разуй глаза: камни продолжают падать.

Ко всеобщему ужасу камни действительно пришли в движение: то ли под ними проседала земля, то ли Бен продолжал давить сверху — те опускались всё ниже и ниже, грозя раздавить своим весом пока ещё живого Люка. Сила гудела всё громче, подкрадываясь к жмущимся друг к другу падаванам, и тем сначала пришлось сделать шаг назад.

А затем — достать мечи.

— Послушайте, — громче обратился к ним Руи, — самосуд не выход, хотя бы выслушайте…

— А я не слышу, чтобы он хоть что-нибудь говорил, — перебил Арексон и оскалил в неприятной улыбке ровный ряд зубов. — Что, Соло, язык проглотил?

Что, Соло, язык проглотил?

Что, Соло, язык…

Что, Соло…

Пространство вдруг сщёлкнулось до крошечной точки в пустоте. Рей перестала наблюдать со стороны и, нелепо взмахнув руками, провалилась в воспалённый, лихорадочно горящий разум Бена.

Они стояли на ледяной планете, на Рен-Варе, где вот уже тысячи лет не обитало никого и ничего, кроме воющей вьюги и треска раскалывающихся ледников. Сектор Таниум, система Тобали — одна из множества систем Внешнего кольца. Два газовых гиганта, оба за поясом астероидов Бардо Вервен. Все думали, что пояс — погибшая в результате катастрофы планета, но в действительности она стала одной из жертв войн Старой Республики. Её раскрошили до астероидов и сбежали в соседнюю систему: оружие того времени обладало достаточной мощью, чтобы уничтожить маленьких размеров небесное тело, но система планетарных щитов пока не могла похвастаться достаточно надёжностью.

Зима Деспот был тем ещё плюгавым засранцем.

И откуда, интересно, Люк знал.

На ближней орбите Маш Шарео, на дальней Дунгал Лем. Люк говорил, что выбрал Рен-Вар только потому что на Шарео всё время пахнет серой, а на Дунгале никогда не кончается дождь. Он врал, конечно: только холод и боль вынуждали пользоваться Силой постоянно, и не было способа вернее заставить даже непривыкших к собственной Силе падаванов смириться с живущей внутри них мощью.

Сноук холод ненавидел: что-то там про трудное детство…

Он был ребёнком?

…и суровые зимы на Ракате Прайм, поэтому предпочитал боль, много боли и чем больше боли — тем яростней защита. И не поспоришь, он был прав. Они оба, как оказалось: сначала Бен был вынужден мёрзнуть на проклятой окоченевший планете, где дубела даже кожа ронто, затем терпеть тупую, острую, жалящую, жгучую боль. Постоянно, изо дня в день, пока она не перестала иметь значение, а тело не стало восприниматься будто отдельно от себя, капризным транспортом с досадным дополнением в виде нервных окончаний.

Транспортом Сноука был корабль. Огромный звёздный дредноут типа «Мега». Ещё у него был план и не было подходящего тела: он был адептом слишком старым и могущественным, принадлежавшая ему оболочка давно погибла и иссохла. Ту, что видел Бен, он приобрел почти столетие назад, и она, очевидно, приходила в негодность. Как-то раз он попытался узнать, кем или чем тот в действительности был, как долго жил на этом свете и какие времена помнил. Иногда, в моменты слабости тёмного адепта, Соло позволял себе наглость: шарил по лабиринту воспоминаний ситха, и однажды наткнулся на мыслеобраз голокрона. Тайна ситхской пирамиды не давала ему покоя в течение всего времени обучения в академии Люка, пока в конце концов он не раскопал тщательно оберегаемое монстром воспоминание: самоуверенность и страх разоблачения вынудили его уничтожить голокрон вместе с проводником.

Ящик Пандоры был испепелён, и Бен быстро потерял интерес, а Сноук продолжал настаивать, что тело лишь оболочка и нужно уметь от него отрешиться.

Люк говорил, что только идиоты всё возводят в абсолют.

Сноук знал, как довести до агонии, как дёрнуть за каждое нервное окончание и покалечить без крови.

Но пока ещё не было никакой боли.

Мысли Соло набирали обороты, мыслеобразы расплывались, не успевая складываться в картинки, а Рей, тщась стать хотя бы подобием якоря, смотрела на свои — Бена — широкие ладони и не видела ни сбитых костяшек, ни мозолей от слишком частых и долгих тренировок. Большие, сильные ладони, слишком светлая, тонкая кожа — руки человека, никогда не знавшего тяжелого труда. Под рёбрами, на плече не было старых шрамов, ещё не истерзанный многочасовыми пытками разум едва ли был знаком с мучительной мигренью. Всё это было потом, так почему…

Кто ты?

Рей стояла на том же самом месте, что и Бен. Нога к ноге, рука к руке. Он поднимал ладонь — ладонь поднимала она, он делал шаг — она повторяла за ним. Мысли вторили друг другу, слепящий, пульсирующий Свет одного, урчащая, переливающаяся Тьма другой; голоса вокруг хотели его смерти, дыхания Люка больше не было слышно.

…солгать?

…покраше солгать?

Думаешь, как бы покраше солгать?

— Думаешь, как бы покраше солгать?

Голос Арексона сочился ядом, а изо рта неприятно пахло кислым. Омерзительное, глупое создание, без будущего и без цели. Бен брезгливо дёрнул губой и отвернулся наконец от груды сваленных камней. Крутанув в ладони нагревшуюся от кожи рукоять, повесил её на пояс и повернулся к Фраксу лицом.

— Сдаёшься? — хмыкнул тот. — Да кто тебе поверит…

Ладонь поднялась вверх, сбрасывая с себя судорожную хватку Руми. Вторая, невидимая, схватила Арексона за потную шею. Фракс захрипел, в панике пытаясь ухватиться за душащую его бестелесную ладонь, в воздухе загудели два десятка активированных мечей, а рядом вспыхнул алый меч Аллена. Кроваво-красный клинок словно послужил сигналом к началу боя.

Убьёшь Силой — пути назад не будет.

Шейные позвонки Фракса неприятно хрустнули. Он обмяк и упал на примятый снег.

— Достаточно.

Она схватилась за прозвучавший за спиной голос Кайло, как за якорь.

Крупно вздрогнув, Рей проснулась с задушенным криком на губах.

* * *

Она села рывком, распахнула глаза и к вящему ужасу не поняла, где находится. Скудно обставленная чёрно-серая каюта, тусклый свет настенной лампы, иллюминатор в половину стены, слишком большая для неё кровать и серое хлопковое постельное бельё — место было ей незнакомо. Рей импульсивно дёрнулась, локоть встретил на своём пути что-то твёрдое (и тёплое), ноги предсказуемо запутались в тонкой простыне, и она бы, безусловно, сверзилась с высоты огромной постели, если бы не поймавшие её у самого края руки.

— Отпусти меня!

Прорезавшийся сквозь сковавшую горло панику голос показался ей позорно тонким.

— Перестань дёргаться, чёрт возьми! — гнусаво прикрикнул незнакомец и, схватив её за плечи, оскорбительно легко усадил обратно на кровать. Она попыталась лягнуть его ногой, но не тут-то было: он раздражённо рыкнул и, с силой прижав её спиной к подушке, обездвижил.

Подвижная тень, принятая ею по ошибке за обман зрения, оказалась всего лишь чёрной рубашкой. Моргнув, она проследила ряд поблёскивающих пуговиц до самого ворота, зацепилась взглядом за россыпь родинок на длинной шее, за несколько непокорных кудрявых завитков, тонкую полосу оставленного ею шрама и, наконец, подняла взгляд на лицо.

Кайло.

Очень зло пыхтящий Кайло. По подбородку стекала тонкая струйка крови и, наверное, дело здесь было в её остром локте.

— Это я?

— А ты здесь ещё кого-то видишь? — раздражённо уточнил Рен и поднял её запястья, стиснутые в стальных тисках его ладоней, на уровень глаз. — Я могу отпустить или ты снова начнёшь брыкаться как обезумевший нерф?

Рей виновато потупила взгляд и тут же обмякла. Кайло отпустил её руки и тыльной стороной ладони оттёр кровь с подбородка. Брезгливо поморщился и, поднявшись с кровати, открыл первый ящик комода.

Металлическая аптечка стукнула по отполированной поверхности. Рей проследила за тем, как он достал бинт и пузырёк бакты, неловко подтянула к себе колени и спросила:

— Почему я в твоей каюте?

Взгляд Рена стал ещё более тяжёлым, а в сорвавшемся с губ смешке зазвучала угроза.

— Действительно, почему.

Рей не могла ручаться, но в голосе как будто бы слышалось ехидное приглашение поразмышлять. Оглядевшись по сторонам, она провела ладонью по серому хлопку. Если сосредоточиться, то хлопок под ладонями был вовсе не хлопком, а грубой кожей, сидела она не на жёстком матрасе, а на брошенных на каменный пол шкурах, подушки под спиной не было, а вместо мерного гудения приборов в каюте слышалось завывание ветра за каменными стенами. Уже понимая, в чём дело, Рей шумно втянула носом воздух: пахло холодом, сыростью и лежалой шерстью.

Рен-Варом.

Она спрятала лицо в ладонях и покачала головой.

— Прости.

— За что именно? — огрызнулся Рен и, судя по звуку, спрятал аптечку обратно в ящик. — За вторжение в каюту или за вытащенное наружу грязное бельё?

Рей почувствовала, что краснеет и, убрав руки от лица, посмотрела в перекосившееся от гнева лицо Бена.

— И как? Понравилось? Сойдёт за документальный фильм для юнлингов?

— Я не специально…

— …в этот раз, — закончил за неё Кайло и с грохотом задвинул ящик.

— Можно подумать, ты бы сдержался! — ощерилась она в ответ.

— О, разумеется, нет! Это же так увлекательно — смотреть, как ты десять лет чистишь металлолом.

— Куда мне до двадцати зарезанных адептов!

Она даже не заметила, как он вновь оказался подле неё.

Кулак Рена врезался точно в спинку кровати, слева от лица Рей. Он яростно выдохнул, представляя, должно быть, на месте вмятины в металлической пластине её лицо, и вдруг отвернулся. Руки повисли вдоль тела безвольными плетями, а широкие плечи поникли. Рей удивлённо посмотрела на собственные сжатые кулаки, на следы ногтей на ладонях и утомлённо выдохнула. В грудной клетке клокотала не её злость, но стоило ей чуть успокоиться и хотя бы попытаться унять бешено молотящее по рёбрам сердце, за кипящей яростью показалась уязвимая, хрупкая растерянность. Сложив ладони вместе, Рей нервно заломила пальцы и негромко спросила:

— Разве твои щиты не должны были мне помешать? — в голосе звучало эхо обиды на отчасти справедливое обвинение, но даже так вопрос прозвучал вполне мирно.

— Предметная память не имеет никакого отношения к моей ментальной защите. Сообщи Мегаре, она будет рада узнать о ещё одном досадном пробеле в твоём образовании.

Его голос звучал глухо и очень устало, но уже не слишком зло. Он покачнулся, как будто бы хотел сесть, но вспомнил о ней, и остался неловко стоять.

— Меня здесь в действительности нет, — напомнила Рей и чуть подвинулась.

— Да неужели? — Рен вдруг легко толкнул её в плечо, словно доказывая её очевидную материальность, и всё-таки сел на край кровати.

Что-то в воздухе неуловимо поменялось.

Злость ушла, оставив после себя лишь горький, тревожный осадок, мимолётное прикосновение ощущалось даже через ткань тонкой туники, которую она не снимала во время сна с тех пор, как оказалась на Рен-Варе, а то и дело яркими кляксами вспыхивающая в комнате Сила успокоилась. Бен пятернёй зачесал волосы назад, опёрся подбородком о сцепленные ладони и вдруг повернулся к Рей лицом. Рубашка натянулась на широкой спине, и дурацкое замечание о том, что её здесь нет, показалось Рей смешным.

Сколько бы парсеков их ни разделяло, как бы ни отличались зрительные ощущения от осязательных, вмиг потяжелевший воздух чувствовался только так. Глаза Рей суетливо бегали по обращённому к ней лицу, и хотя это был вот уже третий раз, когда она, сама или же по воле уз, вторгалась в его личное пространство, Кайло ещё ни разу не казался таким живым. Не простым или обычным: рубашка без опознавательных знаков, лёгкие штаны и босые ступни вряд ли могли хоть кого-то обмануть — перед ней по-прежнему был магистр рыцарей Рен, Верховный лидер Первого ордена и попросту очень опасный адепт. Так что ничего ни простого, ни обычного в нём не было, но помимо всех прочих слов, его определяющих, появилось самое главное — человек.

Наверное, без этого знания ей бы жилось проще.

Рей так казалось.

Она в этом убедилась, как только обнаружила, что бездумно теребит оказавшийся в соблазнительной близости край его рубашки. Заметила и не стала одёргивать руки. Если посмотреть на происходящее с этой точки зрения, то всё пошло под откос с тех самых пор, как он снял маску. Вышло из-под контроля, когда ей пришла в голову глупая идея прикоснуться, и вот теперь закладывало совершенно немыслимый вираж, когда они оба сидели на одной кровати, а узы никак не собирались обрываться.

— Всё так запуталось.

Рен проследил за её взглядом, словно бы только сейчас почувствовал, как она дёргает за одежду, и устало вздохнул.

— Продолжишь, распутать уже не получится.

Должно быть, в глазах у неё промелькнул вопрос, потому что Кайло качнул головой и снова уставился куда-то мимо её рук и своей рубашки.

— Рей, чуда не произойдёт, — глухо, ровным тоном, но в кой-то веки без снисхождения в голосе проговорил он. — Это я убил учеников Люка, я был палачом при Сноуке, я убил Хана и отдал приказ напасть на Крэйт. Сноук не травил меня Тьмой, он учил с ней обращаться. Это изначально был мой выбор, и, ты видела, я прожил восемнадцать лет с ним в голове, и ни разу не помыслил об убийстве. Я не стал в одночасье другим человеком, я просто взял себе новое имя. Тот Бен Соло, которого показывал тебе Сноук, — плод его воображения, желаемая тобой фантазия. Нельзя вернуть меня к Свету: я никуда от него не уходил, всего лишь выбрал иной инструмент.

— Тогда и ты должен понимать, почему отказываю я.

От Кайло повеяло грустным весельем, и Рей подняла к нему вопросительный взгляд.

— Ты отказываешь, потому что упряма и твердолоба, потому что по наивности веришь в Высшее благо и Лучший путь. А о природе твоей Силы и всей сопряжённой с этим опасности тебе поведала Мегара.

Рей перестала ковырять на совесть прошитый шов и склонила голову под тяжестью его взгляда. Отпустила чёрную ткань и коротко пожала плечами.

— И как нам быть?

— Нам? — с беззлобной насмешкой переспросил Рен.

— Ты знаешь, о чём я, — не слишком уверенно проворчала она и как назло вспомнила неосторожные слова Мегары.

Кайло любопытно прислушался и негромко рассмеялся.

— Не смейся, — почему-то обиделась Рей. — Я же чувствую.

Бен покачал головой и с тенью улыбки на губах ответил:

— Всё в абсолют возводят только идиоты.

— Избавиться от категорий? — с сарказмом повторила она когда-то озвученный им совет.

— Для начала.

Рей едва улавливала, о чём они в действительности говорят. Она чувствовала себя сильной, умной, хитрой и уверенной в себе где угодно: на пыльной Джакку, среди бойцов Сопротивления, в стане врага, даже когда среди штурмовиков возвышалась широкая фигура в чёрном. Но вот так, наедине, когда Рен не прыгал в объятия праведного гнева, не пытался сровнять с землёй лес на «Старкиллере» и не срывал голос на подчинённых, уверенность в собственных силах, твёрдости принципов и правоте гасла.

Возможно, дело было в крошечном расстоянии между ними. Шорохе чужого дыхания, тонком аромате грозы и мороза, предательского желания ещё раз коснуться бледной кожи, почти болезненном томлении внизу живота — в грубой физиологии, которую так бескомпромиссно обрисовала Мегара, низвергнув возведённую Люком в ранг метафизического Силу до уровня инструмента для удовлетворения базовых потребностей любого живого существа. Чувствительного или нет — неважно.

Возможно, дело было в упомянутом магистром флёре предопределённости, нелогичном ощущении, что всё, что происходит и ещё только может произойти — закономерно.

В чём бы дело ни было, время продолжало течь в привычном темпе. Не неслось вперёд с умопомрачительной скоростью, не тянулось как сладкая тянучка.

Бен повернулся к ней, его взгляд на мгновение скользнул к губам, и у неё было время отвернуться, качнуть головой, хоть как-нибудь высказать протест и не усугублять. Всё время мира на то, чтобы поступить благоразумно.

— Мегара сказала, что то, что ты всего лишь хочешь, ты берёшь.

И она им не воспользовалась.

Придыхание сорвалось с губ само собой. Рен склонился вперёд, тёплая рука удобно и привычно легла на шею, и Рей машинально схватилась за его предплечье.

— Дабы не разочаровать, я должен подтвердить или опровергнуть?

— Зависит от того, как…

Не поцелуй даже — жёсткое, властное прикосновение губ к губам. Рей охнула, испуганная отчаянием, сквозившим в этом действии, и в то же мгновение почувствовала ворвавшийся в её рот язык. Сердце застучало возле самого горла, она зарылась пальцами в тёмные, чуть влажные волосы, и в следующее мгновение её опрокинули на кровать.

Не самый виртуозный его поцелуй, её и вовсе первый: они неловко стукались зубами, влажно дышали через раз, пили друг друга, неспособные надышаться, и скорее удовлетворяли какую-то глубинную потребность в единстве тел и душ, а не просто целовались.

Тянущее, сладкое чувство в груди вторило судороге, что свела её бёдра, и Рей распахнула глаза.

Бен был так близко, что разглядеть выражение его лица не представлялось возможным. Два дыхания смешивались, тёмные волосы касались её щёк, а секунду назад требовательно вжимавшие её в кровать руки покоились по обе стороны от её головы.

— Так от чего зависит? — хрипло спросил Кайло.

— Я забыла, — шёпотом отозвалась Рей.

Рен тихо рассмеялся, и это был, пожалуй, первый раз, когда она слышала его искренний смех.

— Я польщён.

Остроумные ответы почему-то не шли на язык, и ей оставалось только мстительно дёрнуть за тёмный, лоснящийся завиток волос.

Воздух вокруг загудел, и она отчётливо услышала бушующую за стенами бывшей столовой бурю. Хлопковые простыни исчезли, вместо полупустой каюты Рей снова смотрела на тлеющие факелы и каменные стены когда-то исполинского замка. Рен провёл большим пальцем по её нижней губе и еле слышно проговорил:

— Прячь мысли за зеркалом всегда. Не тогда, когда видишь угрозу, не тогда, когда хочешь о чём-то умолчать. Всегда.

Бен исчез, а вместе с ним и потрескивающий в воздухе жар.

И хотя оборвавшиеся узы ощущались так же, как и прежде, на сей раз Рей была уверена — Кайло прервал связь сам.