Космическая принцесса (джен)

Кэтлин расположилась с книгой на диване в своей комнате, ставшей такой уютной. Заточение в корабле вдруг перестало быть заточением, наоборот, ничто не защитило бы её надежнее, чем прочные стены «Магни». Тосковать о Патрике она тоже перестала — хотя бы на время. Любви она, может быть, и лишилась, зато избежала определённого испытания. С тех пор как Кэтлин вспомнила свой сон, она совсем не желала быть чьей-то женой. Даже Патрика. Но иногда ею овладевали тревожные сомнения: что, если это с ней произошло не во сне, а на самом деле? Сразу учащался пульс, и тогда она гнала эти мысли, стараясь отвлечься работой.

В общем, она была довольна жизнью. Почти... Она смирилась с одиночеством, но никак не с той участью, которую уготовала ей судьба. Она найдёт нужную программу и заставит корабль совершить прыжок, у неё хватит знаний. А если не хватит — на корабле достаточно литературы, как надеялась Кэтлин. Увы, она ошибалась. Начальники Космофлота и здесь поработали: на кораблях было предусмотрено всё, кроме чрезвычайных ситуаций. Считалось, что «Магни» неуязвимы. Книг было мало.

— Я вернусь на Землю, — сказала она в пустоту. — Вернусь, чего бы мне это ни стоило.

Несколько месяцев назад она с таким же упорством и с этими же словами стремилась попасть на корабль. Теперь её задачей было из него выбраться — прилетев, разумеется, на Землю. Среди нескольких тысяч программ отыскать одну, а затем её модифицировать — дело не из лёгких, но она не отступала. Дни и ночи проводила она в библиотеке, забросив теплицу и занятия спортом.

На корабле наступила календарная «зима». Вот тут-то и пригодились запасы — раз или два в неделю Кэтлин спускалась в неуютный трюм, бросала тревожный взгляд на контейнеры с грузом «F»за стеклянной дверью, брала какую-нибудь банку и не оглядываясь возвращалась. Заготовки были отменные, единственный их недостаток заключался в том, что есть их приходилось в одиночестве.

Она посмотрела на календарь — и погрустнела. Было 22-е декабря. Скоро новогодние праздники... Она так любила их в детстве! Рождество было единственным днём в году, когда родители не ругались. Каждый год в этот день в доме царила волшебная атмосфера. Кэтлин ждала подарков, и ожидание было в тысячу раз приятнее самого праздника... Вечером приходили разряженные родственники, и на Кэтлин тоже было новое платьице.

И тут ей пришла в голову мысль: а не сшить ли себе платье? Пусть она одна, но всё равно не хочется встречать Новый год в белой униформе. Недолго думая, принесла из трюма ткани и прочие швейные принадлежности, и через несколько дней у неё было платье.

Напевая новогоднюю песенку, она украшала ёлку в теплице, и вдруг поймала себя из мысли, что чего-то ждёт. Умолкла, отступила на шаг и посмотрела на ёлку. Стояла гробовая тишина, даже поливальные установки не работали. Под ёлкой валялся наполовину разобранный ящик с игрушками. Маленький столик был уставлен разными кушаньями, которые приготовила Кэтлин к празднику. Каждого блюда было по одной порции.

— Патрик! — позвала она, но откликнулось только эхо.

И она поняла, что ждать нечего. Предпраздничное ожидание чуда развеялось как дым. Опустив голову, она ушла из теплицы, даже не взглянув на ёлку. В своей каюте приняла таблетку снотворного (теперь она обращалась с ним осторожно) и прямо в платье легла на кровать лицом к стене. Это был самый грустный Новый год в её жизни.

Наутро проснулась и сказала себе: «Новый год — новая жизнь». Первым делом привела в порядок теплицу и спрятала ёлочные игрушки до следующего года. Она понимала, что предстоит очень долгая и кропотливая работа с компьютером, и, чтобы дать отдых мозгу, продолжила занятия шитьём. Не имея возможности видеть себя перед зеркалом, она всё-таки шила, и скоро у неё появились вечерние платья и строгие костюмы. Кэтлин увлеклась: она создавала свой стиль и проводила за машинкой не меньше времени, чем за компьютером, но, увы, некому было оценить её талант швеи. Тоска по людям, ненадолго отступившая, возвращалась.

А однажды она заметила, что разговаривает сама с собой.

— Тебе идёт этот костюм, Кэтлин! Я сшила его сама. Посмотри, Пати, правда, оригинально? Ты неплохо шьёшь, Кэтлин, я хочу сделать тебе заказ. С удовольствием, Пати! Давай спустимся в трюм, ты выберешь себе ткань...

Кэтлин и вправду хотела спуститься в трюм, но опомнилась, что подруги здесь нет, это воображение сыграло с ней шутку. Впоследствии она не раз вела такие разговоры, не придавая им большого значения. Диалоги-монологи помогали ей справиться с одиночеством.

Просыпаясь, она говорила: «Патрик, с добрым утром!» — а каждый вечер шептала: «Спокойной ночи, Патрик», и ей казалось, что он рядом.

Физической нагрузки на корабле не было, и Кэтлин, отдавая долг дисциплине, заставляла себя заниматься гимнастикой. «Твоя задача — не свихнуться, Кэт», — говорила она себе и шла в тренажёрный зал. Каждый день упорно посвящала несколько часов работе на компьютере. Пока не удалось сдвинуться с мёртвой точки, но она не отчаивалась. Времени имелось достаточно.

Дважды она отмечала Рождество в одиночестве, сидя на скамеечке возле ёлки в теплице. В этих праздниках было что-то жуткое, и вместо того чтобы веселиться, Кэтлин сжималась, как от холода, и испуганно озиралась по сторонам, словно поблизости мог быть кто-то ещё, кроме неё. Дважды отмечала свой день рождения — пекла маленький торт, а потом грустно смотрела из рубки на звёзды.

Чтобы скоротать вечера, Кэтлин писала письма. Не в компьютере — вдруг слетит, а обычным карандашом на бумаге. «Здравствуй, Патрик! Скорее всего, ты не получишь моего письма, но я всё-таки пишу тебе. Сегодня на корабле знаменательный день — начало осеннего сезона. Представляешь, я одна должна собрать весь урожай! Два месяца подряд у меня будет столько работы, что я просто не смогу тосковать по тебе. Пожалуйста, прости, но я очень рада этому, ведь это так тяжело — тосковать.»

Самым неприятным делом было спускаться в трюм: её пугали чёрные контейнеры. Иногда она отводила глаза от книги или монитора и долго сидела неподвижно, размышляя, что же находится в этих ящиках, предназначенных для иной планетной системы. Эти размышления доводили её до клаустрофобии. Сначала Кэтлин была уверена, что в них хранятся образцы культуры — фильмы и музыкальные записи. Инопланетяне посмотрят, послушают — и пойдут на контакт. Профессор Йенс будет доволен.

Но что, если там оружие? Не слишком приятно лететь на одном корабле с атомной бомбой. Впрочем, это не обязательно бомба, это могут быть смертельные вирусы, ядовитые змеи или насекомые. Пауки. При мысли о пауках она поёжилась. Глупо, конечно, контейнеры не могут содержать подобной ерунды, там что-то невероятно важное. А вот что именно — ей было неизвестно, в её обязанности не входило это знать. А обязанности на корабле были распределены очень чётко. Теперешнее заключение Кэтлин тоже было плодом железной дисциплины.

Чего только не нафантазировала Кэтлин! Одно время она считала, что там замороженные животные и семена растений. Вот было бы здорово вытащить одного зверька и разморозить! Он бегал бы за ней по всему кораблю, а она о нём заботилась, и ей было бы не так скучно. Она размечталась, какие там могут быть звери — наверно, мелкие, крысы, зайцы, белки. Может быть, там есть щенок. Хорошо бы обнаружить в контейнере живого пони — лошади такие умные, почти как люди. А что, если там... Кэтлин вдруг пришла в голову дикая мысль, настолько дикая, что она прогнала её от себя. Придет же на ум такое! У неё была возможность их открыть, они легко открывались снаружи, но слова Присяги так крепко были вбиты в её сознание, что она не рискнула бы нарушить дисциплину даже под страхом смерти. А правила запрещали открывать контейнеры.

Незаметно миновали ещё два Рождества. Кэтлин хотела вспомнить, сколько же ей теперь лет, и не смогла, и, что хуже всего, лица родных и знакомых постепенно стёрлись из памяти. Сотни раз Кэтлин жалела, что не взяла с собой фотографии. Лишь лицо Патрика она пока не могла забыть. Круглое, конопатое и прыщавое лицо человека, который каждый день оскорблял её, но при этом утверждал, что любит. И за эту любовь она прощала ему всё.

Однажды вечером она открыла папку с письмами и начала их перечитывать.

«Патрик, я верю, что мы скоро встретимся! Я уже почти нашла эту программу...»

«Здравствуй, Патрик! Сегодня я сшила себе новое платье. Понимаю, мужчинам это неинтересно, но мне больше не с кем поделиться радостью. Оно такое красивое!»

«Патрик, я часто думаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы я осталась на Земле. У нас с тобой был бы уютный домик, и в нём звучали бы детские голоса...»

Об этих «детских голосах» она думала неоднократно. Найти в контейнере живого пони было бы хорошо, но гораздо приятнее водить за руку кого-то, похожего на тебя. Если бы у Кэтлин была дочь, она учила бы её читать по слогам, и время летело незаметно. А какие детские платьица можно было бы шить! Как-то раз она увидела во сне, что нянчит своё дитя, и этот сон заставил её глубоко задуматься. Наверно, там, на далёкой Земле, у Розамунды и Патрика уже появились дети. А как же Кэтлин? Неужели она никогда не станет матерью?

Впервые заточение предстало перед ней в таком аспекте. С юных лет Кэтлин твёрдо усвоила, что каждая женщина обязана родить ребёнка, хочет она этого или нет. Там, на Земле, мать часто говорила с ней о малышах: «Вот родишь мне внука...» — но о мужчинах речи не было. Став взрослой, Кэтлин совершенно упустила из виду, что для рождения ребёнка нужен мужчина, она просто ждала своих предстоящих мук, ждала как неизбежности и совершенно не задумывалась, что для этого нужно, по крайней мере, выйти замуж. Теперь она впервые осознала, что не всё так просто.

Образ ребёнка — то сына, то дочери — преследовал Кэтлин, компьютер был забыт, теплица засыхала без полива. Как несправедлива природа! Почему нельзя завести ребёнка в одиночестве? Многие растения и животные это умеют, а человек — нет. Какой же он тогда венец эволюции? Сколько бессонных ночей провела она, размышляя над этим! Она по-прежнему говорила сама с собой, но теперь её собеседниками были маленькие дети, а не товарищи по институту. Она пела колыбельные песенки и рассказывала нараспев стишки, сочинённые ею самой, а вечерами рисовала эскизы детской одежды. Ей безумно хотелось сшить эти красивые вещички — но для кого? И в один прекрасный день Кэтлин взяла белую ткань, вату и несколько часов трудилась, не разгибая спины. А к вечеру у неё была кукла.

Кэтлин полностью отдалась материнскому чувству, вспыхнувшему в ней с огромной силой. Она наряжала куклу то как мальчика, то как девочку, она учила её говорить и читала ей сказки, которые писала сама печатными буквами. Она водила её на прогулку в теплицу и объясняла, как называются растения.

— Смотри, какой цветок! Он жёлтый, как Солнце. Когда мы вернёмся, я покажу тебе Солнце. А это — яблоня, на ней растут яблоки. Хочешь яблочко? Ах, я забыла, ты же не умеешь есть. Ну что ж, пойдём в каюту, уже поздно...

Плоды в теплице осыпались, овощи засыхали, а Кэтлин словно не замечала. Всё своё время она с упоением посвящала тряпичной кукле. Как-то раз Кэтлин проснулась утром и, по обыкновению, хотела поцеловать куклу, но не нашла её рядом.

— Девочка моя, где ты? — всполошилась Кэтлин и вспомнила, что накануне забыла куклу в гостиной. Безобразие — как можно забыть о ребёнке!

— Я ужасная мать!

Она вскочила и в одной рубашке выбежала из каюты. Кукла валялась на полу. Кэтлин вскрикнула и хотела поднять её, но остановилась. Ей бросилось в глаза нарисованное лицо куклы, её неестественная поза.

— Это кукла, — глухо сказала Кэтлин, подняла её и посадила на диван. Кукла сидела неподвижно. — Это не ребёнок. У меня нет ребёнка.

Пелена спала с её глаз, и она горько вздохнула. Она отнесла куклу в трюм, чтобы не видеть её, в чёрной меланхолии взглянула на зловещие контейнеры, и тут её осенило! В контейнерах не оружие и не животные, мужское семя — вот что там! Значит, она сможет иметь настоящего ребёнка! Не переодеваясь, Кэтлин помчалась в рубку. Сейчас она выяснит всё, что касается груза «F», и если там то, что она думает, она нарушит Присягу. Ради ребёнка можно пойти против закона.

— Скорее, — торопила она компьютер, — скорее!

В рубке она просидела до вечера, и за это время её энтузиазм уменьшился. То, что она выяснила, заставило её усомниться в своей догадке: на голограмме появилось изображение довольно больших объектов, по одному в каждом контейнере. Это было что угодно, только не пробирки с семенем. Очень уставшая, она вернулась в каюту, набросила халат и ушла пить чай. Завтра ей вновь предстояло заняться сбором урожая и заготовками.

У неё был ещё один приступ зубной боли, и на этот раз она мучилась сильнее. Однажды даже попыталась проткнуть десну иголкой, но это не помогло. Когда боль немного отпустила, Кэтлин отставила все прочие дела и опять взялась за программу прыжка сквозь пространство. Подумать только, всего за пять минут врачи избавили бы её от страданий, будь она на Земле...

Она больше не разговаривала сама с собой. В один из долгих дней, наполненных одиночеством, она заметила, что забывает выполнить обычные дела, намеченные с вечера, и завела себе блокнот, чтобы составить распорядок дня. На календарь в компьютере она давно перестала обращать внимание. После этого работа пошла быстрее. Теперь у Кэтлин уходил час на теплицу, час на отдых и чай, полчаса на спорт и всё остальное время — на компьютер. У неё слезились глаза и болела голова по вечерам, и Кэтлин сделала себе выходной — каждый седьмой день. Когда-то на далёкой Земле он назывался воскресеньем.

В тот вечер она легла рано — слишком устала. Тайна прыжка сквозь пространство пока ускользала от неё, но дни, проведённые за монитором, не пропали зря. Кэтлин почувствовала в себе новую, особенную силу: она могла без труда решить любую задачу, на которую раньше ушло бы несколько месяцев, а некоторые из приобретённых знаний она использовала на практике, например, теплица теперь поливалась автоматически.

В ожидании сна Кэтлин подумала немножко о своём детстве, потом о Патрике и загрустила. В общем, жить на корабле даже неплохо... Но очень одиноко. Чего бы она не отдала за возможность перекинуться словом хоть с кем-нибудь! Только она об этом подумала, как за стеной раздались шаги. Мгновенно покрывшись испариной, Кэтлин резко села и включила свет. В ушах шумело.

Кто-то действительно ходил там, за дверью, и этот звук, звук человеческих шагов, невозможно было спутать ни с чем иным. Вместо того чтобы обрадоваться возможному общению, Кэтлин испугалась. На душе у неё творилось невообразимое, это был не просто страх — это был панический ужас. Она чётко знала, что на корабле нет никого, кроме неё, и в то же время шаги были слишком реальны, чтобы считать их игрой воображения. Уж чем-чем, а галлюцинациями Кэтлин не страдала.

Шаги неторопливо приблизились к двери, и тут уж Кэтлин, напуганная до последнего предела, завизжала так, что чуть не сорвала горло. Шаги прекратились. Она заснула только под утро. С тех пор она перестала выключать свет на ночь.

* * *

Кэтлин отмечала свой день рождения. Сегодня, хоть и не выходной, можно не работать. А также можно не думать о своём одиночестве. Она позволила себе отдохнуть от тяжёлых мыслей в этот день: испекла фруктовый пирог, надела один из костюмов, сшитых когда-то в приступе тоски, и собрала на столик. Столик был совсем маленький и очень нравился Кэтлин, от него становилось уютно в любой комнате, где ни поставь. Сегодня он был в гостиной. Кэтлин пропела одну строку поздравительной песенки, потом засмеялась: слишком нелепо она здесь звучала.

— Я имею право на подарок, — сказала Кэтлин. — Сегодня я весь день буду наблюдать за звёздами.

Она собрала корзинку для «пикника», чтобы не спускаться каждый раз на кухню, и пошла в рубку. О, как неподвижны были звёзды! С тех пор как «Магни» начал своё обратное путешествие, Кэтлин неоднократно смотрела на них, и за все эти годы они ничуть не изменили своего положения. Она знала каждую из них. Расположилась в капитанском кресле, поставила корзину на пол перед панелью управления и замерла, вглядываясь вдаль. Ей страстно хотелось найти хоть малейшее отличие от того, что она видела вчера, но звёзды были, как и раньше, на своих местах, холодные и застывшие. На Земле они хоть мерцают...

Она включила тихую музыку и взяла кусок пирога. «Как в кинотеатре, — подумала она с горькой усмешкой, — только вместо фильма показывают космос». Не сказать, чтобы такие дни наедине со звёздами были для неё частым удовольствием, основная часть времени уходила на сидение за монитором, но когда они выдавались, Кэтлин отдыхала душой, как на природе. Здесь, в полумраке рубки, её не находили ни страх, ни тоска по людям, ни безнадёжность. Ведь космос в каком-то смысле — тоже природа.

Она не помнила, сколько часов просидела в рубке, но в какой-то момент ей надоело, и она уже встала, чтобы уйти, но тут её внимание привлекла звёздочка, медленно плывущая среди неподвижных светил. Кэтлин никогда такого не видела. Она снова села в кресло, не отрывая взгляда от незнакомого объекта. Скорость, с которой он увеличивался, была поразительной. Кэтлин знала кое-что о масштабе, и ей стало не по себе. Если так пойдёт дальше, скоро он займёт всё небо и сметёт «Магни» как пылинку.

Сначала Кэтлин решила, что это комета или астероид, но когда объект приблизился настолько, чтобы можно было разглядеть его, все сомнения отпали. Объект был искусственного происхождения. Кэтлин испытала шок, когда поняла это. Оно было продолговатой формы с утолщением посередине, и Кэтлин с замиранием сердца различала всё новые и новые детали сложной конструкции. Инопланетный корабль исполинских размеров догонял «Магни».

— Мама, — шёпотом сказала Кэтлин и выбежала из рубки.

Наспех переделав повседневные мелочи — там закрыть, там отключить — а также заскочив в ванную, — зубы теперь приходилось чистить после каждой еды, чтобы их на подольше хватило, — она бегом вернулась в рубку и остолбенела. Космоса не было. Вместо звёзд она увидела нечто огромное и светящееся, переливающееся всеми цветами радуги и состоящее из множества квадратов и прямоугольников. И всё это плавно двигалось справа налево параллельно курсу «Магни», обгоняя маленький корабль Кэтлин.

Дрожа от волнения, она приблизилась к иллюминатору, и пугающая иллюзия рассеялась, но объект всё равно был невероятно огромен. Она замерила расстояние. Это было очень опасное сближение! Кэтлин с тревогой отметила, что расстояние продолжает сокращаться. Если так пойдёт дальше, придётся изменить курс, иначе «Магни» просто притянется к этой махине.

Она зачарованно смотрела на корабль инопланетян. Как и любой сотрудник Космофлота, она много раз мечтала о подобной встрече. Устройство было чрезвычайно сложным, но во всей структуре прослеживался принцип прямого угла. Зелёные огни преобладали. Кэтлин включила приближение. На экране рассматривать корабль было удобнее, чем в иллюминатор. Она старалась запомнить каждую деталь, зная, что больше никогда не увидит ничего подобного.

Она поглядывала то на экран, то в иллюминатор, находя общие детали. Солнечные батареи, изогнутые трубы, многочисленные лампы — всё это столь хорошо просматривалось с далёкого, но по космическим меркам близкого расстояния, что она могла только гадать об истинных размерах создания чужой цивилизации. Чувство, которое испытала Кэтлин, было сравнимо с религиозным экстазом: величие этого корабля ужасало.

А он проплывал мимо, замедлив своё движение, возможно, для того, чтобы установить контакт с «Магни». И вдруг она увидела окно. Не иллюминатор, а прямоугольное окно, громадное под стать кораблю, и за этим окном ходили инопланетяне. Она даже охнула, когда их увидела, настолько они напоминали людей. Да это и были люди, но очень большие, такие большие, что на ноготке одного из них Кэтлин могла бы бегать.

Громадные существа в белых скафандрах и круглых шлемах входили и выходили через дверь, жестикулировали, общались. Они определённо знали о существовании «Магни» — несколько раз они показывали пальцем в его сторону. Кэтлин стало не по себе, когда она увидела этот обыденный земной жест в исполнении инопланетян. Она прильнула к стеклу. В этот миг один гигант повернулся в её сторону, и ей показалось, что он её заметил, его лица нельзя было различить за тёмным шлемом, но вся его поза говорила о напряжённом внимании. Он махнул рукой, подзывая остальных, и они собрались у окна, глядя на «Магни».

Она почти перестала дышать, не зная, видят ли они её — маленькую фигурку у иллюминатора, или только рассматривают корабль. И то и другое предвещало опасность. Ведь если такие гиганты захотят уничтожить «Магни», для них это составит не больше труда, чем прихлопнуть муху. Но вот гиганты разошлись, остался лишь первый. Повинуясь неясному желанию, Кэтлин приветственно помахала ему рукой, и он поднял руку в ответ.

— Он меня видит, — пробормотала Кэтлин, и тут инопланетный корабль начал набирать скорость. Кэтлин оглянуться не успела, как он превратился в светящуюся палочку с утолщением посередине, а потом в едва заметную точку.

Кэтлин машинально посмотрела на часы и покачала головой — почти сутки она наблюдала за чужим кораблём, забыв о еде и питье, а также о своём дне рождения.

— Сегодня праздник, — сонно прошептала она, — и у меня были гости.

Вышла из рубки и вернулась в свою каюту, где в изнеможении бросилась на кровать.