Эра милосердия (джен)

— Я поговорю с ними сам. Это мои люди.

— Конечно.

Чарльз Нотт⁽¹⁾ кивнул. Вот и хорошо. Ссориться со священником Люциус не хотел: и грех это, и каждый союзник на счету. Дело дрянь. Эх, давно ли, в марте, под началом этого самого Нотта простые люди Вустершира сочинили декларацию, говоря, что не по нраву им жестокость королевских солдат? И толку? Что молодчики короны, что парламентские церемониться ни с кем не хотели. Чешир вон тоже думал не принимать ни ту, ни другую сторону в сорок втором. Чем дело кончилось? То-то и оно. А сейчас на дворе уже сорок пятый, и конца-края не видно истории военной⁽²⁾.

Н-да… Хоть погода выдалась теплая, и то счастье. Май. Полями бы ему своими заниматься и огородами, а не войной этой ненасытной!.. Да только куда от нее денешься? И двор перед домом уже заполонили крестьяне, сам прийти велел, самому и говорить с ними.

Что? Темные мужики с дубьем они разве? О, Люциус Малфой прекрасно знал: такого мнения о его и своих работниках придерживались многие. До войны. Да и сейчас… Высокомерные идиоты. Удивлялись еще и брызгали слюной, икая через раз от страха, когда простой люд принялся требовать отмены копигольда то здесь, то там, взяв в руки цепы да горбуши. Но вот у него в маноре подобной ерундой не страдал отчего-то никто. Почему? А ноги о людей вытирать не надо, они и бунтовать не захотят. Простая, очевиднейшая истина. Люциус давно понял: именно такие сложнее и медленнее прочих осознавали равно маги и маглы, если не любили работать и думать.

Люциус поглядел на сыновей. Коснулся волшебной палочкой своего горла, собираясь произнести нужное слово на латыни. Творить экспериментальное заклинание громкости невербально не имело смысла: поберечь бы силы, они ему еще могли пригодиться. Очень скоро, если Артур не ошибся, когда прибыл вчера ночью, загнав трех лошадей, и рассказал, что незваные гости вот-вот нагрянут сюда!..

— Сонорус. Жители манора, я собрал вас, потому что враг скоро будет здесь. Артур?..

Младший сын понятливо кивнул, наколдовывая огромную карту в воздухе.

— Вот наш манор. Отсюда наступают кавалеры. А круглоголовые⁽³⁾ там, верно говорю, оранжевые кушаки на их офицерье. Я видел, как они ужинали.

Люциус поблагодарил младшего кивком и шагнул к только что созданной карте, обращаясь к своим крестьянам.

— Как известно, первые убивают, грабят и насилуют именем Всевышнего и короля. Вторые творят то же самое, хотя ссылаются на волю Бога и парламент. Но я не позволю им хозяйничать на землях манора! Кто со мной?

* * *

— Отец, ты… Ты не охотишься на людей!

Шаг. Родной дом отпылал свое у него за спиной, а уродливые следы от серебряных пуль уже не болели. Разве только смерти старших сыновей и единственной дочери, его маленькой принцессы, сдавливали сердце.

— Но сейчас передо мной не человек, а тварь. Подлая и жадная.

Что Люциус Малфой делал с мышами, например, попадись они ему, когда хотели позариться на колосья, напоминать было излишне. Судя по тому, как Артур изменился в лице, не чувствуя себя героем, способным одолеть чудище. Совсем.

— Папа!.. Нет. Не надо!

Младший отступал и оступался под дождем, ежился, вздрагивал всем телом, падал в лужи, вскакивал, снова пытался скрыться. Уползти прямо так, наплевав с перепугу на анимагию!.. И скулил хуже побитой собаки, размазывая по лицу сопли вперемешку с кровью.

Да, он укусил это ничтожество пару раз в припадке вполне оправданного гнева, но вот убивать… Люциус выплюнул его кровь, и та почти моментально смешалась с грязью и дождевой водой. Ливень усилился.

— Ты мне не сын. Проваливай.

— Мама! Мама, скажи ему!!!

Жена вырвала подол своего платья из рук Артура. Глаза ее были сухи.

— Я тебя не знаю. Уходи.

Странное дело: когда ее выдали за Люциуса Малфоя, она вдруг начала понимать, что колдуны с волшебными палочками и кровожадные вампиры — не ложь, а часть мира ее супруга. Часть его самого, вывернутая наизнанку в сказках. Как давно это было!

Дождь не заканчивался. Чужак, продавший их всех сразу двум армиям и подливший сонного зелья отцу и братьям перед битвой, уходил, спотыкаясь. Плача.

А муж продолжал говорить на языке своих предков, которому некогда учил и ее, но смысл примерно трети слов ускользал всё равно. Или супруг щадил, не рассказывая, что фамильная магия вполне могла не только защищать, но и?..

Она разобрала что-то о рыжине, подарке королевы, любившей деда ее супруга, тоже Люциуса. И еще слова — о нищих и многочисленных потомках Артура, которые обязательно должны были появиться на свет. Дети от горячо любимой женщины. Чтобы трудился он в поте лица, но не становился богаче, как бы усерден ни был, и чувствовал чтоб: виноват! И видел чтобы, как умирают с голоду его дети один за другим в страшных муках. Все, кроме самой младшей дочери.

— Я… Куплю немного земли на юге, там есть деревня, возле которой водятся крупные выдры.

Она увидела, как по щекам ее Люциуса сильнее заструился дождь, и мягко коснулась его рук своими.

— Зачем?

— Артур мог бы охотиться на них и продавать шкуры. Да и зимой ему самому, жене ли с детьми шубы не повредят.

1) Чарльз Нотт правда существовал и был одним из лидеров клабменов, которые зачастую были вооружены сельскохозяйственным инвентарем. Их предводителями нередко выступали священники, а в некоторых случаях клабменов возглавляли джентри, на чьих землях они жили и работали.

Вернуться к тексту

2) Гражданская война в Англии XVII века началась 22 августа 1642 года. Чешир пытался остаться нейтральной стороной, но не вышло. В мае и июне 1645 года волнения клабменов докатились до Уилтшира, Дорсета и Сомерсета.

Вернуться к тексту

3) Круглоголовые — сторонники парламента. Кавалеры — монархисты. Клабмены — крестьяне, которые выступали против тех и других, потому что враждовавшие стороны насиловали их жен и дочерей, отбирали урожай, сжигали дома, кроме того, крестьянским мужчинам не нравилось, что их самих унижали и запугивали, а еще насильно забирали из родных деревень в качестве солдат.

Вернуться к тексту