Two different worlds and Оne true love (гет)

Покахонтас стоит около борта, вслушиваясь в мерные всплески волн, шелест парусов и скрип мачт. Звуки сливаются в одну мелодию — песню бескрайнего океана. Из перекинутой через плечо дорожной сумки она достает все тот же компас и, хоть и не умеет им пользоваться в полной мере, внимательно смотрит на мирно подрагивающую стрелку. Странно осознавать, что этот компас вместе со своим прежним владельцем повидал куда больше, нежели она... Уже неделю Покахонтас не видит земли — как родной, так и чужой; вечерами, на закате щемящая тоска по дому сжимает ее сердце.

Как будто услышав ее, родная земля напоминает о себе самым неожиданным образом — неразлучной троицей хвостатых, сумевших как-то пробраться на корабль без ее ведома. Покахонтас умоляет друзей вести себя тихо, и частично у нее это получается: Флит спокойно сидит на ее плече, не пытаясь атаковать незнакомцев, даже бледнолицых. Перси менее послушен — во время путешествия он, как ни странно, сумел пристраститься к спиртным напиткам, за что Покахонтас жестко отчитывает его, когда никого нет рядом — не надо, чтобы члены команды узнали о незапланированных попутчиках. Бедняге Мико повезло меньше — он слишком плохо переносит качку, поэтому все, что ему остается — безвылазно сидеть в ее каюте, выходя оттуда лишь по нужде.

Покахонтас не хочется говорить о них даже Рольфу; к слову, ей вообще не особо хочется часами беседовать с ним, но на корабле заниматься больше нечем. Рольф много рассказывает ей об английской культуре, даже велит заучивать некоторые аспекты, которые, по его мнению, ей пригодятся.

— Разве цель моей миссии не состоит в том, чтобы познакомить короля с моей культурой?

— Не совсем, — заминается Рольф. — Его величество... не станет выслушивать того, кто не обучен нормам светского этикета.

— Почему? — не понимает она. — Разве мы не приняли и не выслушали тебя, хоть твои обычаи отличаются от наших?

— Покахонтас, пойми, наши миры слишком разные и устроены по разным законам... Когда ты увидишь, то поймешь...

Пока же, глядя в бескрайние дали, она понимает лишь то, что скучает по дому, по своей деревне, по отцу и друзьям... А также скучает по Джону Смиту, который принимал ее такой, какая она есть, не обременяя культурными рамками своего народа.

— Это еще кто такие?!

Грубый голос выводит ее из раздумий. Перед ней стоит капитан корабля (который не понравился ей сразу же, едва ли Рольф представил его, показавшись слишком злобным и желчным); а рядом с собой Покахонтас с ужасом видит Мико и Перси, которые, по-видимому, не успели спрятаться.

— Откуда на моем корабле появились эти мерзкие отродья? За борт их!

— Нет! — кричит Покахонтас, закрывая друзей собой. — Тогда выбросите и меня с ними.

Это рискованный ход. Из общения с переселенцами и моряками, что прибывали в Джеймстаун, она знает о странных бессмысленных поверьях бледных, что «женщина на корабле — к несчастью». Да, корабль, на котором она пересекает океан, принадлежит английскому королю, а она находится под защитой короны (в лице Рольфа). Но капитан, который сейчас стоит перед ней, багровея от злости, ненавидит ее народ, считая, что такой, как она, место лишь на невольничьем рынке. Как слуга короля, он не имеет права поднять на нее руку... а вот на ее мохнатых друзей правило не распространяется.

— В чем дело? — спрашивает вовремя подоспевший Рольф.

— Эта дикарка протащила на борт мерзких блохастых тварей!

— Проявите уважение — вы говорите с принцессой и посланницей его величества короля Якова!

— Мне плевать, — в доказательство он презрительно сплевывает ей под ноги, заставляя Покахонтас поморщиться.

— Даже на то, что вас повесят, если хоть пальцем тронете или оскорбите ее? Это вовсе не пустые угрозы, поверьте.

Тот кидает в адрес Рольфа несколько крайне скверных выражений, вовсе не соответствующих его званию, но потом, развернувшись, уходит.

— Спасибо, — говорит Покахонтас Рольфу. На сей раз он заслужил.

— Да ничего, я... это мой долг... В общем, рад был помочь, — как-то скомкано отвечает он.

* * *

Вечером он приходит чуть раньше обычного и зовет ее — чего еще ни разу не было — поужинать вместе. Обычно Покахонтас ужинает в каюте одна (в обществе лишь Мико, Перси и Флита), и ее это устраивает, но Джон настойчив. Стол накрыт на удивление изящно и помпезно, по мнению Покахонтас, даже чересчур. Джон достает бутылку вина; его лицо в тусклом мерцании свечей кажется еще более бледным.

— Лучшее бургундское, семидесятилетней выдержки.

Покахонтас эта информация ни о чем не говорит, но она понимает, что Рольф тщательно готовился и выбрал лучшее.

— Зачем все это? — спрашивает она его.

— Хочу выпить за нашу миссию. И за вас — бесстрашную принцессу, решившуюся на храбрый поступок!..

Она видит, как блестят его глаза и как краска приливает к его лицу.

— А мне показалось, что у вас есть ко мне интерес другого рода, — Покахонтас не видит смысла играть в лукавство и недосказанность. — Боюсь, вы превратно поняли мою благодарность сегодня днем.

Она делает небольшой глоток, но вкус напитка ей не нравится, и она возвращает бокал на стол.

— Вы восхитительны, Покахонтас, — столь красивы, храбры, решительны... — он сбивается, краснея еще сильнее.

— Я благодарна вам за то, что спасли моих друзей, мистер Рольф; но, поймите, я никогда не буду принадлежать вам, — Покахонтас делает паузу. — Впрочем, не только вам, но и любому другому мужчине.

Джон Рольф отводит глаза в сторону; улыбается, но как-то натянуто и слишком горестно, и говорит полушепотом:

— Только капитану Смиту...

То ли вопрос, то ли утверждение. Покахонтас не удивлена, что Рольфу известна ее история — узнать ее он мог у любого жителя Джеймстауна.

— Вы знали его?

— Не то чтобы знал... Видел пару раз на приемах, но знакомы мы лично не были. То, что с ним случилось... такая нелепая трагедия! Сорваться с крыши...

— Вы в это верите? — перебивает его Покахонтас. — Верите, что мой Джон, который на моих глазах с легкостью взбирался на скалы и преодолевал ущелья, вдруг так просто сорвался с крыши?

— Я не знаю точно, что именно там произошло, — вздыхает Рольф. — Но даже если это был несчастный случай, то, поверьте, для него так было лучше: Ретклифф выдвинул против него серьезные обвинения — в измене родине и сотрудничестве с вражеским народом, а это у нас карается смертной казнью.

— Но Джон ни в чем не виновен!

— Я верю вам, — он хватает ее за руки, пытаясь успокоить. — Верю, что Ретклифф соврал. Но король все равно скорее прислушался бы к его версии, чем к рассказу Смита или кого-либо из его команды...

— Неужели ваш король настолько предвзят и ограничен в своем мышлении? — Покахонтас резко выдергивать руки и отодвигается от него.

— Нельзя так говорить о его величестве! — жестко одергивает ее Рольф.

— Но как я еще могу оценить того, кто не желает слушать правду, поскольку титулы и хорошие манеры для него превыше всего?!

— Покахонтас, ты не понимаешь!..

Она разворачивается и направляется к выходу, чувствуя, как закипает внутри злость на малодушного английского монарха, не способного определить, где правда, а где ложь, на погрязшего в ненависти, алчности и коварстве Ретклиффа, и на Джона Рольфа с его нелепыми попытками очаровать ее и полной пассивностью по отношению к несправедливости, что происходит вокруг него.

— Прошу вас, допейте хотя бы вино! — тщетно пытается остановить ее Джон.

— Можете отдать остатки моему псу Перси. Ему понравится.