Пусть всегда будет солнце (джен)

Даже в своей прошлой жизни я считала себя довольно сильным человеком. Эта жизнь полностью подтвердила это. Выдержать можно все. Я успешно боролась с бюрократической машиной, отстаивая права своих детей. Я преодолевала лишения, нищету, трудности быта в период Великой депрессии. Я успешно выдерживала борьбу с запущенными детьми, постепенно добиваясь коррекции их поведения.

Невозможно выдержать только детскую смерть. А смертей было много. Чаще всего в приюте умирали младенцы, подбрасываемые горе-матерями под наши двери. Реже — малыши до трёх лет, не перенесшие тяжёлые инфекционные болезни. Ещё реже — дети школьного возраста.

Но эту смерть я переживала особенно тяжело. Смерть Эмили — девочки, которой в этой жизни досталось очень много. Девочки доброй, светлой, излучавшей тепло и заботу, несмотря на то, что она была признана умственно неполноценной.

Эмили уже целый год помогала на кухне миссис Твист, и я серьезно задумывалась над тем, чтобы оставить ее работать после совершеннолетия. Каждое блюдо, приготовленное этой девочкой, было настоящим шедевром. Эмили чувствовала каждый продукт, чувствовала, сколько добавить соли, сколько приправы, чтобы даже банальная перловка была божественно вкусной. На кухне она преображалась, забывая о своих страхах, она порхала словно бабочка, творя свое особое кулинарное волшебство.

Все началось с банальной простуды, кашля, насморка и небольшой лихорадки. Через неделю я увидела, что это уже не просто простуда, а как минимум тяжелый бронхит. Но наш врач упорно твердил, что с Эмили все в порядке, брезгуя лишний раз прикоснуться к больной.

В день похорон было пасмурно, шел мелкий дождик, словно само небо оплакивало эту невинную чистую душу.

Я всегда считала себя сильной, но, глядя на лежащую в гробу девочку, не смогла сдержать рыданий. Я винила себя в ее смерти, я корила себя, что не настояла на более детальном осмотре, не искала помощи на стороне, доверяя медику, закреплённому за нашим приютом. Эмили стало хуже в ночь с пятницы на субботу, а к утру понедельника она сгорела от сильной лихорадки, не приходя в себя.

До края сознания доносились слова отца Питера о том, что девочка сейчас в лучшем мире.

Когда я вернулась в приют, мне хотелось только одного — закрыться в кабинете и напиться. А после разорвать в мелкие клочья человека, дававшего клятву Гиппократа, но не захотевшего прервать свой отдых ради приютского отродья.

От грустных мыслей меня отвлёк тихий стук в дверь — маленький Риддл, сбежав с послеобеденного дневного сна, робко зашел в кабинет и застыл на пороге.

— Миссис Коул, а умирать страшно? — Том в очередной раз поразил меня далеко не детским вопросом.

— Смотря как умирать, Томас, — я указала ему на кресло, приглашая сесть. — Одни люди ждут смерть как дорогого друга. Другие цепляются за жизнь, не желая уходить в другой мир. Третьи даже не успевают понять, что умерли, мгновенно погибнув от пули. Я думаю, что нашей Эмили было не страшно и не больно. Она ушла тихо, чтобы начать новую жизнь в лучшем мире.

— Это ведь он виноват! — красивое личико мальчика исказила гримаса ненависти. — Я же вижу, как доктор Берк смотрит на нас, как на отбросы... Вы не говорите, но я знаю, что он не захотел прийти к Эмили в субботу, я все слышал...

На моем столе внезапно задребезжали мелкие предметы. Том стоял, стиснув кулаки и сцепив зубы, в его глазах плескалась чистая ярость, готовая вырваться наружу неконтролируемым магическим потоком.

Я вскочила со своего кресла, подбежала к нему и, крепко-крепко обняв, зашептала:

— Поплачь, Том, просто поплачь. В слезах нет ничего постыдного, особенно если это слезы боли, горя и утраты. Я знаю, вы все любили Эмили, но в ненависти нет ничего хорошего. Ненависть разрушает душу, Том. Господь видит всё, и всё, что ни делается, делается только во благо. Мир жесток, и за пределами приюта для Эмили не нашлось бы места. На небесах ей будет лучше... А доктор Берк... Не суди его, Том... Каждый поступок человека, плохой или хороший, в будущем отразится если не на нем, то на его детях, внуках или правнуках.

Я прижимала к себе содрогающееся в рыданиях тельце, про себя молясь лишь о том, чтобы эта скрытая злоба вышла из Тома вместе с горькими и солеными слезами.

Маленькая тайна Тома сблизила нас. Мальчик теперь знал, что может прийти ко мне в любой момент с каким угодно вопросом, и я всегда выслушаю и поддержу его.

Книжный Том Реддл был гением, пусть злым и жестоким, но гением, совершавшим дела великие, хоть и ужасные. Мой мальчик Том был если не гением, то весьма одаренным ребенком. В нем не было злобы, а свою хитрость и изворотливость он никогда не использовал во вред другим. Томас научился читать в четыре года, в пять свободно щёлкал примеры с двузначными числами, а в шесть освоил таблицу умножения.

Я составила для мальчика индивидуальную программу и стала заниматься с ним дополнительно несколько часов в неделю.

Именно поэтому Том не побоялся прийти ко мне со своим горем, будучи уверенным в том, что его выслушают и поддержат.

— Миссис Коул, — в дверь тихонько постучали, и на пороге появился молодой, смутно знакомый мужчина, — мое имя доктор Стивенсон, мы уже встречались с вами в церкви.

Я кивнула, приглашая посетителя войти и одновременно подталкивая к выходу Томаса, шепнув ему, чтобы не уходил в комнату, а подождал за дверью.

— Произошедшее поистине ужасно, но ещё ужаснее безразличие, проявленное моим коллегой в данной ситуации. После рассказа отца Питера я просто не мог оставаться в стороне...

Когда посетитель ушел, мои губы сами собой растянулись в радостной улыбке. Несмотря на молодость, доктор Стивенсон был довольно известным и востребованным врачом. И этот человек помимо частной практики решил взять под свое крыло моих детей. Теперь ни один малыш не умрет из-за невыявленной вовремя пневмонии или неверно назначенного лечения.

— Это просто чудо, Том, — сказала я, обращаясь к ребенку, который стоял под дверями кабинета и слышал слова доктора Стивенсона. — Мне кажется, что это Эмили, став ангелом, позаботились о нас таким образом. А доктор Берк... Может, ему плевать на таких детей, как вы... Но ему не плевать на свою репутацию, которая теперь будет очень сильно подмочена…

Попав в это тело, я была уверена, что неудачи, преследовавшие меня в прошлой жизни, последовали за мной и в новую. Но с каждым годом я убеждалась в ошибочности своих суждений. Да, я не хватала звезд с небес, но меня окружали воистину замечательные люди, готовые помочь и поддержать все мои начинания. Весь персонал приюта, сестра Марта с другими монахинями, отец Питер, а теперь еще и доктор Стивенсон.

Когда эйфория от сказанных им слов прошла, я решила, что, возможно, это некий рекламный ход с его стороны и вся помощь ограничится несколькими посещениями за год. Как же я ошибалась.

Уже в следующую субботу доктор Стивенсон приехал в приют с самого утра с двумя ассистентами и провел полный медицинский осмотр всех детей. При этом одна из ассистенток была акушеркой, дополнительно осмотревшей девочек. Хвала небесам, практически все дети оказались здоровы, кроме двух недавно подкинутых младенцев с явными признаками рахита.

Этот замечательный человек не только сдержал свое обещание, приезжая в приют по первому зову, он помогал нам лекарствами, а после 1940 года моих воспитанников, одних из первых в Лондоне, стали лечить при помощи недавно изобретенного пенициллина. А старшие девочки, хорошо зарекомендовавшие себя, помогая в лазарете, могли рассчитывать на практику в госпитале с возможностью в дальнейшем получить профессию медсестры.

Кроме этого, маленький Том, впечатлившись профессионализмом и самоотверженностью доктора Стивенсона, нашел новое применение своему дару. Каким-то непостижимым образом он видел зачатки недомогания в человеке, мог безошибочно определить очаг заболевания, тем самым очень упрощая диагностику и намного повышая шансы на оказание своевременной помощи.

Мальчик хорошо знал, что свой дар нужно скрывать, все свои замечания он тихонечко высказывал своей незаменимой спутнице Сью, оставшейся работать в приюте воспитателем после своего совершеннолетия.

Каждый раз, глядя на маленького волшебника, я поражалась тому, что нам удавалось скрывать его способности, выдавая стихийную магию за чудесные случайности.

Время неумолимо летело вперед, и одним летним утром ко мне в кабинет пришел Альбус Дамблдор, чтобы сообщить Тому о том, что он волшебник…