Пусть всегда будет солнце (джен)

Сознание возвращалось медленно, голова нещадно болела, сильная сухость во рту вызывала жуткую жажду. Неужели меня собрали после этого месива? Я попыталась открыть глаза, но вместо больничной палаты увидела себя в какой-то непонятной комнате, мрачной и темной. Меня спасли местные жители? Но моя комната не похожа на жилье тайца…

Внезапно в голове закрутились вихри мыслей, принося ужасную головную боль. Картинки мелькали одна за другой, смешиваясь в диком хороводе, прокручивая перед внутренним взором две жизни… мою и женщины, в чье тело по воле высших сил попала моя неприкаянная душа.

Я по жизни считала себя неудачницей. Будучи отличницей в школе, замечательно окончив институт, да и в последующие годы я так не смогла устроить свою личную жизнь, много лет проработав преподавателем младших классов с мизерной зарплатой и огромной ответственностью. В свободное время занималась репетиторством — готовила малышню к поступлению в первый класс или подтягивала отстающих по языку и математике. Я смирилась с тем, что никогда не смогу иметь своих детей, поэтому всю себя отдавала детям чужим, прекрасно помня каждого своего ученика и радуясь, что взрослые выпускники приводят ко мне в класс уже своих сыновей и дочек.

Моя первая поездка за границу стала фатальной. Цунами смело мою бренную тушку с пляжа, перемолов ее в бесформенное месиво в жутком хороводе беснующейся стихии. Скорее всего, от моего тела ничего не осталось: вокруг летали арматура, куски металла и бетона, покореженные машины, мебель, вырванные с корнями деревья… В этом дьявольском коктейле шансов выжить не было…

И теперь я в теле такой же неудачницы…

Истории о попаданцах всегда интересны и, в большинстве случаев, позитивны. Но мне, как всегда, не повезло… Я попала в тело канонного персонажа из любимой и хорошо известной вселенной.

Разрешите представиться — теперь я миссис Элизабет Коул, директор знаменитого приюта Вула, воспитавшего ужасного Темного Лорда.

Хотя еще не директор. Пока я только воспитатель. Истинная владелица данной тушки всего несколько месяцев назад похоронила мужа, умершего от оспы. Без поддержки родных Элизабет пришлось очень туго. Вскоре она сломалась, решив оборвать свою никчемную жизнь, смешав лошадиную долю алкоголя с такой же лошадиной дозой таблеток.

Ту миссис Коул, из книжки, скорее всего, успели привести в чувство, либо доза была недостаточной для смерти, но вполне приемлемой для вселения такой «везучей» меня. Память предшественницы услужливо подсказала, что на данный момент я взяла недельный отпуск для решения всех вопросов, связанных с наследством и переоформлением документов.

Хорошего в моей ситуации катастрофически мало. Я бедная вдова, скоро мне не по карману станет оплачивать снимаемую комнату, на горизонте маячит война. С другой стороны — я жива, у меня есть работа. Канонная миссис Коул смогла дослужиться до директора приюта, а это уже гораздо лучше простой воспитательницы.

За раздумьями и метаниями пролетело несколько дней. Я смогла разобраться с документацией, оставленной покойным мужем, хорошо вспомнить жизнь Элизабет, набросать план своих дальнейших действий.

Хуже всего было чувствовать себя оторванной от мира. Там, в далеком 2004 году, не осталось никого, о ком бы я тосковала, но мне, ребенку цивилизации, жутко не хватало компьютера, интернета, телефона, нормального водопровода, микроволновки и электрочайника. Первые дни все казалось нереальным сном, но мое чувство паники как будто притупили, и вскоре я уже не разделяла меня из будущего и меня из прошлого. Тщательно все проанализировав, я решила плыть по течению и попытаться сделать жизнь деток из приюта Вула хоть чуточку лучше.

Кстати, мистер Оливер Вул — основатель приюта, спонсор и меценат, все еще был жив. И ферма у моря, куда детей вывозили на лето, тоже принадлежала ему. Сейчас в приюте помимо меня работали еще одна девочка-воспитатель, повар, прачка и сторож, который по совместительству выполнял кучу разной работы, требующей крепких мужских рук. Старик Вул на самом деле любил детей и в реалиях этой Англии действительно делал для них очень много. Только то, что ни один малыш из стен этого дома не попал в программу «домашние дети», говорило о многом. Вул не позволил забрать никого из своих воспитанников в австралийское рабство, преподносимое «Обществом продвижения детской миграции в колонии» как единственную возможность обрести любящую семью и хорошую жизнь в достатке.

Когда я первый раз пришла на работу, то была приятно удивлена чистотой, опрятностью и царящим в стенах приюта порядком. Да, воспитанники жили очень бедно. Но одежда у них была чистой и целой, еда — свежей и разнообразной. Кроме этого, детям давалось довольно неплохое начальное образование на базе местной бесплатной государственной школы. На данный момент в приюте жили тридцать два ребенка, самому старшему мальчику исполнилось четырнадцать.

Я выполняла обязанности воспитателя, стараясь использовать свои навыки и знания из прошлой жизни. Детей приобщали к труду в силу их талантов и возраста: они помогали перерабатывать продукты, мыть посуду, убирать помещения. Старших девочек оставляли присматривать за младшими, учили шить, вязать, готовить еду. Мальчики, под руководством нашего золотого сторожа, учились разным мужским премудростям, помогали ему чинить парты, табуретки, шкафы и кровати.

Естественно, как и в любом детском коллективе, не обходилось без ссор, драк, обид и недовольства. Используя свое образование, знание психологии и довольно внушительный опыт работы, в большинстве случаев мне удавалось разрешить детские конфликты и примирить детей между собой.

В начале зимы, получив разрешение мистера Вула, я переехала жить в приют. А в последний день декабря в нашу дверь неуверенно постучала измученная и еле живая Меропа Гонт…

— Быстро померла, царствие ей небесное, — наша прачка, миссис Браун, поплотнее укутала новорожденного мальчика в теплое одеяло и унесла в комнату к остальным младенцам.

А я сидела рядом с трупом молодой женщины и думала, что делать дальше. События развивались точно так же, как и в каноне. Меропа умерла через час после родов, попросив назвать ребенка Томом в честь отца и Марволо — в честь деда. Я не планировала вмешиваться в канон, не планировала ничего изменять, но руки сами потянулись к ручке и вывели в журнале не просто Риддл, а Риддл-Гонт. В будущем маленькому Тому не придется завоевывать свое место в мире магии, теперь его фамилия будет узнаваема. А я со своей стороны постараюсь, чтобы в нашем приюте он рос обычным ребенком, в меру шебутным, в меру хулиганистым, а не озлобленным изгоем — за то, что немного отличен от других.

* * *

В начале лета меня позвал к себе в кабинет мистер Вул.

— Миссис Коул, я не буду ходить вокруг да около… После того, как на войне погибли мои сыновья, а вслед за ними ушла моя дорогая супруга, не выдержав горя, я думал, что жизнь окончена. Зачем видеть этот мир, если все, кого ты любишь, ушли из него? Я сидел за столом в своем кабинете, держа в руках кольт, готовый пустить себе пулю в лоб. Вдруг в дверь постучали. Открыв, я увидел на пороге трех детей, просивших еду. Старшей девочке тогда и шести не стукнуло еще, а она за ручки еще двоих держала и так жалобно просила…

Этот приют — моя жизнь, мое сердце, моя душа… Помощи от государства очень мало, все, что создано здесь — сделано на мои сбережения руками людей, любящих это место так же сильно, как и я.

Наблюдая за вами с первого дня, как вы появились здесь, я не сомневался, что эта работа для вас — лишь временное пристанище. Я был уверен, что новенькая воспитательница сбежит через несколько месяцев. Но я ошибался, Элизабет. Я вижу, что вы болеете душой за этих детей, хотите сделать их жизнь легче и счастливее. Поэтому я хочу предложить вам занять мое место и стать директором…

Мистер Вул умер ранней осенью, успев передать мне дела, рассказать все тонкости работы директора приюта, познакомив со своими друзьями и партнерами, оказывающими помощь приюту, к которым всегда можно было обратиться, если возникали непредвиденные обстоятельства.

Работа управленца кардинально отличалась от работы воспитателя. С детьми намного проще. Сейчас мне нужно было решать массу проблем, с которыми я никогда не сталкивалась, по закону подлости навалившихся снежным комом. И первейшая проблема — найти воспитателя, готового работать за маленькую зарплату и при этом хорошо относиться к детям.

Желающих оказалось не так много, и все они не внушали доверия. Я мило улыбалась, отказав очередной претендентке, понимая головой, что не стоит рассчитывать на лучшее, но все-таки надеясь на чудо.

И чудо произошло, неожиданно свалившись нам на голову. Как говорят «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

В здешнем очень религиозном обществе практически все обязательно посещали воскресную службу в церкви. Для нас исключений не делали. Слушая проповеди отца Саймона, я поняла, почему дети из книги невзлюбили маленького Тома. После речей пастора они выходили из храма, уверенные в своей никчемности, грешности и ущербности. Уже сейчас он ставил на них жирное клеймо, утверждая, что все мальчики станут ворами и убийцами, а девочки проститутками. Малейшее отклонение от нормы порицалось и предавалось анафеме. Добрейшая миссис Браун после воскресной службы зверела и орала на детей, как резаная. В нашу повариху, миссис Твист, вселялось стадо демонов, превращающих ее в озлобленного монстра. Даже наш золотой мистер Смит запирался в своей каморке от вечно виснущих на нем мальчиков.

* * *

В это воскресенье, вернувшись из церкви, я не досчиталась маленькой Эмили. Пугливая, тихая, послушная девочка, онемевшая после того, как на ее глазах пьяный отец изрубил мать топором, а после повесился над изуродованным трупом.

Скорее всего, Эмили заснула на лавке около церкви, и я побежала обратно к храму, надеясь найти ее там. Ни возле церкви, ни внутри Эмили я не нашла. Уже отчаявшись и думая, что девочка могла отстать по дороге, я вдруг услышала подозрительные звуки, похожие звуки борьбы.

Спустившись в подвальное помещение, откуда был слышен шум, я увидела отца Саймона, зажавшего в угол отчаянно отбивавшуюся Эмили. Мой мозг отключился, давая волю жгучей ярости. С дикими криками схватив в руки первое, что попалось на пути, я набросилась на эту скотину, отбивая свою воспитанницу.

Прибежавшая на сильный шум пожилая монахиня, помогающая в храме, увидела избитого полуживого пастора, и меня, баюкающую бьющуюся в истерике Эмили в изодранной одежде.

Миссис Коул из книги не пошла искать пропавшую маленькую Эмили. Немая малышка, вернувшись в приют, не смогла бы рассказать, что с ней произошло. И скотина Саймон мог бесконечно продолжать калечить детскую психику, получая извращенное удовольствие, издеваясь над слабыми и беззащитными...

В следующее воскресенье службу вел новый священник, отец Питер. А сестра Марта вместо послушания в храме попросилась в наш приют, аргументируя свое решение тем, что принесет больше пользы, помогая воспитывать бедных сирот. За ней к нашей небольшой семье присоединились еще две монахини, существенно облегчив нам быт и полностью взяв на себя заботу о самых маленьких воспитанниках.

Если остались на этом свете святые люди, то отец Питер — один из них. Прошедший первую мировую, повидавший много горя и страданий, он нес в этот мир истинную доброту, надежду и веру.

Мои воспитанники нашли в его лице не просто друга и наставника, они нашли отца, к которому можно было обратиться за помощью в любое время дня или ночи.

Этот удивительный человек в каждом находил что-то хорошее, для каждого мог подобрать слова поддержки или утешения.

В отличие от своего предшественника, отец Питер не брезговал разговаривать с приютскими детьми. И если девочки в большинстве случаев стеснялись подходить к нему с вопросами, то мальчики могли поговорить обо всем на свете.

Не имея возможности платить достойную зарплату, я была бесконечно рада безвозмездной помощи сестер-монахинь. Сложнее всего было с малышами до трех лет. Еще только приняв на себя обязанности, я размышляла, стоит ли разделять детей на разновозрастные группы или все-таки оставить смешанное проживание. С одной стороны, гораздо легче закрыть младенцев в отдельной комнате. С другой — младшие будут стремиться научиться чему-то у старших, что, несомненно, пойдет на пользу самим воспитанникам.

Взвесив все за и против, я решила, что все время, помимо сна, дети будут проводить вместе. И в качестве руководства для себя взяла систему знаменитого педагога Макаренко, сумевшего из очень трудных детей воспитать достойных членов общества.

Приняв на себя обязанности директора, я не стала отказываться от воспитательной работы, выделяя несколько часов в день для развивающих занятий с детьми, интересных бесед или самой обычной сказки или интересной истории перед сном.

Я старалась найти сильные стороны в каждом ребенке и развивать его в этом направлении. Совсем скоро грянет мировой экономический кризис, а за ним придет вторая мировая. Мои выпускники должны быть максимально подготовлены к самостоятельной жизни.

* * *

Эти два года показали абсолютную верность моего решения. Мы смогли внушить детям, живущим здесь, что мы все — одна семья. И их благополучие зависит не только от окружающих их взрослых, а от каждого. Может, мне просто повезло, и в приюте изначально отсутствовали очень тяжелые и запущенные дети. А может, ребята постепенно менялись в лучшую сторону, зная, что каждого из них любят и уважают.

Мне пришлось яростно бороться за Эмили, которую настоятельно рекомендовали отправить в клинику для душевнобольных. После того ужасного случая и так психологически травмированный ребенок сломался окончательно. Она замкнулась в себе, перестала реагировать на окружающих, боялась чужих людей.

Тогда впервые я решила собрать детей и поинтересоваться их мнением. Меня глубоко поразили слова Джейсона, самого проблемного мальчика приюта.

— Миссис Коул, если вы отправите Эмили в дурдом, она же там пропадет. Я думаю, что каждый из нас сможет присмотреть за ней в свободную минуту. Здесь ей хорошо, миссис Коул, не выгоняйте Эмили...

Самого Джейсона мне не единожды приходилось забирать из полицейского участка.

— Джейсон, послушай меня внимательно. Ты уже взрослый и волен поступать так, как тебе вздумается. Но я не позволю тебе подбивать на воровство младших. Я знаю, что за последние несколько лет тебе пришлось сменить четыре приюта. Каким бы ты ни был, но ты член нашей семьи, и мы всегда поможем тебе. Но в этом случае ты должен принять решение сам. Благодаря отцу Питеру ты еще здесь, а не в колонии. Но если тебя схватят еще раз, ни я, ни он больше не будем тебе помогать.

Мальчик ходил задумчивый несколько дней. А одним поздним вечером постучался ко мне в кабинет и клятвенно пообещал, что больше никогда не опозорит меня. После каждого проступка ребенок ожидал порки, карцера, криков... А вместо этого видел, как я или отец Питер слезно уговариваем очередного пострадавшего дать мальчику еще один шанс...

Этот замечательный пастор очень много сделал для детей. Прихожане перестали шарахаться от ребят, как от чумных. Многие начали оказывать посильную помощь приюту, а на благотворительных ярмарках хорошим тоном считалось купить вышитую салфеточку, вязаную игрушку, глиняный горшок для цветов или другое нехитрое творение моих воспитанников. Старшие дети теперь могли совершенно легально подработать в лавке булочника или за несколько пенни исполнить мелкое поручение пожилой леди.

Я приняла решение давать каждому ребенку небольшую сумму денег, чтобы было легче начинать взрослую жизнь. А также разрешила выпускникам жить на территории приюта еще три месяца после совершеннолетия, в течение которых можно было найти жилье и работу.

За всеми насущными проблемами и довольно насыщенной жизнью я совсем забыла о том, что рядом живет маленький маг…

* * *

В августе 1929 года я в очередной раз поехала с детьми на море. Для малышей организовали большой манеж на улице, оставляя их со старшими девочками, пока я или сестра Марта водили воспитанников купаться.

Когда я вернулась с пляжа, меня встречала взволнованная Сью — девочка, присматривающая за группой двухлеток.

— Миссис Коул, мне нужно вам срочно кое-что рассказать… Тут такое случилось…

Как оказалось, случился Том… Не поделив игрушку с Билли, мальчик магией вырвал ее из рук соперника и призвал к себе. Сью, смышленая и рассудительная девочка, решила, что ей мерещится всякая ерунда от перегрева на солнце и обилия свежего воздуха. Но Билли упорно лез за медведем, а Том так же упорно отбивал его руки при помощи магии. В итоге бедная игрушка рассыпалась в прах, вызвав истерику у обоих мальчишек.

— Может, в нашего Тома вселился бес, миссис Коул? Я так испугалась, так испугалась… Я хотела рассказать все сестре Марте, но она как раз кормила и пеленала младенцев, и я решила дождаться вас. Мне было так страшно, так страшно… Но потом я подумала, что Томми тоже очень страшно… Я вытащила их обоих из манежа, прижала к себе и гладила по головкам. А когда Том успокоился, то эта проклятая игрушка восстала из пепла и, подлетев к мальчикам, раздвоилась.

— Сью, милая, ты умница, и сделала все правильно. Но послушай меня внимательно и хорошенько это запомни. Никому, никогда, ни при каких обстоятельствах ты не расскажешь о странностях Томми. Это не бес, в него никто не вселился. Просто есть люди, отличные от нас, обладающие даром, неподвластным другим людям. Давно, еще до того, как начала работать в приюте, я встречала таких людей. Они могут взглядом разжечь камин, заставить вещи летать или оживить увядший цветок. Вспомни отца Саймона, что бы он сказал, узнав о Томе?

— О, миссис Коул, он бы обозвал нашего Томми порождением ада и, в лучшем случае, велел бы выбивать из него дух нечистого розгами и голодом, — Сью передернуло от дурных воспоминаний. — Эмили, бедняжка, по сей день из-за него ночами кричит и плачет.

— А ведь таких Саймонов в мире очень много, детка. Пусть это будет нашей маленькой тайной. Следи за Томми, Сью. Постарайся объяснить малышу, чтобы он не показывал свой дар никому, кроме тебя или меня. Чем меньше людей будет знать про него, тем лучше.

Когда за девочкой закрылась дверь, я вздохнула с облегчением и порадовалась, что именно она нянчила малышей, когда магия Тома проявила себя. Из всех старших ребят четырнадцатилетняя Сью выделялась необычайным усердием, ответственностью и далеко не детским умом. Два месяца назад она пришла ко мне в кабинет узнать, возможно ли остаться работать в приюте после совершеннолетия. Сью попала сюда еще при жизни мистера Вула с годовалым братиком и очень не хотела расставаться с ним. Теперь у нее будет возможность заслужить свое право на работу. Я была уверена, что девочка справится с этим заданием.

Теперь нужно было решить: рассказать ли моим коллегам о странностях Томми или пустить все на самотек. Хорошо все обдумав, я склонилась к мысли оставить все как есть. Благодаря помощи сестер дети получают достаточно внимания, старшие ребята играют с младшими, в приюте нет места вражде и издевательствам. Маленький маг растет обычным ребенком, а не озлобленным волчонком.

Когда вечером я заглянула в комнату к спящим малышам, то буквально потеряла дар речи: кроме Билли и Тома, маленьких плюшевых медведей обнимали Деннис, Эрик и Эми — единственная девочка в их возрастной группе.

Даже в своей прошлой жизни я считала себя довольно сильным человеком. Эта жизнь полностью подтвердила это. Выдержать можно все. Я успешно боролась с бюрократической машиной, отстаивая права своих детей. Я преодолевала лишения, нищету, трудности быта в период Великой депрессии. Я успешно выдерживала борьбу с запущенными детьми, постепенно добиваясь коррекции их поведения.

Невозможно выдержать только детскую смерть. А смертей было много. Чаще всего в приюте умирали младенцы, подбрасываемые горе-матерями под наши двери. Реже — малыши до трёх лет, не перенесшие тяжёлые инфекционные болезни. Ещё реже — дети школьного возраста.

Но эту смерть я переживала особенно тяжело. Смерть Эмили — девочки, которой в этой жизни досталось очень много. Девочки доброй, светлой, излучавшей тепло и заботу, несмотря на то, что она была признана умственно неполноценной.

Эмили уже целый год помогала на кухне миссис Твист, и я серьезно задумывалась над тем, чтобы оставить ее работать после совершеннолетия. Каждое блюдо, приготовленное этой девочкой, было настоящим шедевром. Эмили чувствовала каждый продукт, чувствовала, сколько добавить соли, сколько приправы, чтобы даже банальная перловка была божественно вкусной. На кухне она преображалась, забывая о своих страхах, она порхала словно бабочка, творя свое особое кулинарное волшебство.

Все началось с банальной простуды, кашля, насморка и небольшой лихорадки. Через неделю я увидела, что это уже не просто простуда, а как минимум тяжелый бронхит. Но наш врач упорно твердил, что с Эмили все в порядке, брезгуя лишний раз прикоснуться к больной.

В день похорон было пасмурно, шел мелкий дождик, словно само небо оплакивало эту невинную чистую душу.

Я всегда считала себя сильной, но, глядя на лежащую в гробу девочку, не смогла сдержать рыданий. Я винила себя в ее смерти, я корила себя, что не настояла на более детальном осмотре, не искала помощи на стороне, доверяя медику, закреплённому за нашим приютом. Эмили стало хуже в ночь с пятницы на субботу, а к утру понедельника она сгорела от сильной лихорадки, не приходя в себя.

До края сознания доносились слова отца Питера о том, что девочка сейчас в лучшем мире.

Когда я вернулась в приют, мне хотелось только одного — закрыться в кабинете и напиться. А после разорвать в мелкие клочья человека, дававшего клятву Гиппократа, но не захотевшего прервать свой отдых ради приютского отродья.

От грустных мыслей меня отвлёк тихий стук в дверь — маленький Риддл, сбежав с послеобеденного дневного сна, робко зашел в кабинет и застыл на пороге.

— Миссис Коул, а умирать страшно? — Том в очередной раз поразил меня далеко не детским вопросом.

— Смотря как умирать, Томас, — я указала ему на кресло, приглашая сесть. — Одни люди ждут смерть как дорогого друга. Другие цепляются за жизнь, не желая уходить в другой мир. Третьи даже не успевают понять, что умерли, мгновенно погибнув от пули. Я думаю, что нашей Эмили было не страшно и не больно. Она ушла тихо, чтобы начать новую жизнь в лучшем мире.

— Это ведь он виноват! — красивое личико мальчика исказила гримаса ненависти. — Я же вижу, как доктор Берк смотрит на нас, как на отбросы... Вы не говорите, но я знаю, что он не захотел прийти к Эмили в субботу, я все слышал...

На моем столе внезапно задребезжали мелкие предметы. Том стоял, стиснув кулаки и сцепив зубы, в его глазах плескалась чистая ярость, готовая вырваться наружу неконтролируемым магическим потоком.

Я вскочила со своего кресла, подбежала к нему и, крепко-крепко обняв, зашептала:

— Поплачь, Том, просто поплачь. В слезах нет ничего постыдного, особенно если это слезы боли, горя и утраты. Я знаю, вы все любили Эмили, но в ненависти нет ничего хорошего. Ненависть разрушает душу, Том. Господь видит всё, и всё, что ни делается, делается только во благо. Мир жесток, и за пределами приюта для Эмили не нашлось бы места. На небесах ей будет лучше... А доктор Берк... Не суди его, Том... Каждый поступок человека, плохой или хороший, в будущем отразится если не на нем, то на его детях, внуках или правнуках.

Я прижимала к себе содрогающееся в рыданиях тельце, про себя молясь лишь о том, чтобы эта скрытая злоба вышла из Тома вместе с горькими и солеными слезами.

Маленькая тайна Тома сблизила нас. Мальчик теперь знал, что может прийти ко мне в любой момент с каким угодно вопросом, и я всегда выслушаю и поддержу его.

Книжный Том Реддл был гением, пусть злым и жестоким, но гением, совершавшим дела великие, хоть и ужасные. Мой мальчик Том был если не гением, то весьма одаренным ребенком. В нем не было злобы, а свою хитрость и изворотливость он никогда не использовал во вред другим. Томас научился читать в четыре года, в пять свободно щёлкал примеры с двузначными числами, а в шесть освоил таблицу умножения.

Я составила для мальчика индивидуальную программу и стала заниматься с ним дополнительно несколько часов в неделю.

Именно поэтому Том не побоялся прийти ко мне со своим горем, будучи уверенным в том, что его выслушают и поддержат.

— Миссис Коул, — в дверь тихонько постучали, и на пороге появился молодой, смутно знакомый мужчина, — мое имя доктор Стивенсон, мы уже встречались с вами в церкви.

Я кивнула, приглашая посетителя войти и одновременно подталкивая к выходу Томаса, шепнув ему, чтобы не уходил в комнату, а подождал за дверью.

— Произошедшее поистине ужасно, но ещё ужаснее безразличие, проявленное моим коллегой в данной ситуации. После рассказа отца Питера я просто не мог оставаться в стороне...

Когда посетитель ушел, мои губы сами собой растянулись в радостной улыбке. Несмотря на молодость, доктор Стивенсон был довольно известным и востребованным врачом. И этот человек помимо частной практики решил взять под свое крыло моих детей. Теперь ни один малыш не умрет из-за невыявленной вовремя пневмонии или неверно назначенного лечения.

— Это просто чудо, Том, — сказала я, обращаясь к ребенку, который стоял под дверями кабинета и слышал слова доктора Стивенсона. — Мне кажется, что это Эмили, став ангелом, позаботились о нас таким образом. А доктор Берк... Может, ему плевать на таких детей, как вы... Но ему не плевать на свою репутацию, которая теперь будет очень сильно подмочена…

Попав в это тело, я была уверена, что неудачи, преследовавшие меня в прошлой жизни, последовали за мной и в новую. Но с каждым годом я убеждалась в ошибочности своих суждений. Да, я не хватала звезд с небес, но меня окружали воистину замечательные люди, готовые помочь и поддержать все мои начинания. Весь персонал приюта, сестра Марта с другими монахинями, отец Питер, а теперь еще и доктор Стивенсон.

Когда эйфория от сказанных им слов прошла, я решила, что, возможно, это некий рекламный ход с его стороны и вся помощь ограничится несколькими посещениями за год. Как же я ошибалась.

Уже в следующую субботу доктор Стивенсон приехал в приют с самого утра с двумя ассистентами и провел полный медицинский осмотр всех детей. При этом одна из ассистенток была акушеркой, дополнительно осмотревшей девочек. Хвала небесам, практически все дети оказались здоровы, кроме двух недавно подкинутых младенцев с явными признаками рахита.

Этот замечательный человек не только сдержал свое обещание, приезжая в приют по первому зову, он помогал нам лекарствами, а после 1940 года моих воспитанников, одних из первых в Лондоне, стали лечить при помощи недавно изобретенного пенициллина. А старшие девочки, хорошо зарекомендовавшие себя, помогая в лазарете, могли рассчитывать на практику в госпитале с возможностью в дальнейшем получить профессию медсестры.

Кроме этого, маленький Том, впечатлившись профессионализмом и самоотверженностью доктора Стивенсона, нашел новое применение своему дару. Каким-то непостижимым образом он видел зачатки недомогания в человеке, мог безошибочно определить очаг заболевания, тем самым очень упрощая диагностику и намного повышая шансы на оказание своевременной помощи.

Мальчик хорошо знал, что свой дар нужно скрывать, все свои замечания он тихонечко высказывал своей незаменимой спутнице Сью, оставшейся работать в приюте воспитателем после своего совершеннолетия.

Каждый раз, глядя на маленького волшебника, я поражалась тому, что нам удавалось скрывать его способности, выдавая стихийную магию за чудесные случайности.

Время неумолимо летело вперед, и одним летним утром ко мне в кабинет пришел Альбус Дамблдор, чтобы сообщить Тому о том, что он волшебник…

Дамблдор, сидевший напротив меня в кресле, был очень похож на Дамблдора из фильма. Такие же голубые глаза, каштановые волосы и довольно длинная борода, знакомые черты лица и взгляд… Такой проницательный, проникающий в самую душу, взгляд человека, утратившего в этой жизни что-то очень дорогое и не сумевшего смириться с этой потерей.

В отличие от канона, я не отправила будущего директора в комнату Тома, тем более в этой реальности он делил ее с тремя другими мальчиками, кроликом, канарейкой, жирным котом и американским ужом, неизвестно каким образом заползшим на территорию нашего приюта. Мода на рептилий еще не скоро придет в массы, и возможно, тогда этот ужик станет одной из самых популярных змей для домашнего содержания. А единственное объяснение его появления рядом с нами — контрабанда для ценителя экзотических зверушек, последующее неправильное содержание и, как результат, побег или вышвыривание надоевшего питомца на улицу.

Я разрешила Тому оставить змею себе, строго-настрого запретив болтать с ней при посторонних. Мистер Смит, лепя для ужа террариум, долго ругался и плевался, причитая, что все приличные парни заводят себе собак, а не возятся с бесполезными гадами. Но Томас, заручившись поддержкой других мальчиков, все-таки упросил старика сделать домик для змеи. И мне очень не хотелось, чтобы волшебник увидел ужа в комнате детей.

— Том, — обратилась я к вошедшему мальчику, — это мистер Дамблдор, он пришел познакомиться с тобой и рассказать про школу, в которой ты будешь обучаться в следующем году. Как оказалось, для детей с похожими способностями, есть специальная школа, где они учатся управлять своим даром…

Разговор с Дамблдором был непростым. Он упорно не хотел говорить, куда именно предстоит отправиться Реддлу, будучи уверенным в том, что я не знаю, кем на самом деле является мальчик. Тогда я решила рискнуть.

— Это частная школа для одаренных детей, миссис Коул. Том Гонт-Реддл записан туда с рождения. Я хочу поговорить с мальчиком и рассказать, где ему предстоит учиться.

— При всем уважении, мистер Дамблдор, но разговаривать с Томом вы можете в этом кабинете в моем присутствии. Я первой взяла этого ребенка на руки, когда он родился. Я закрывала белой простыней тело его бедной умершей матери. И знаю, в какой школе ему предстоит провести следующие семь лет. Я хочу обсудить с вами финансовые вопросы, касающиеся обучения, проживания мальчика на территории вашего заведения и возможные средства связи его со мной.

— Позвольте поинтересоваться, откуда вас все это известно?

— Не хочу говорить, профессор. Рожая, Меропа несколько раз поминала Мерлина… Обычные люди вспоминают Христа, Кришну, Будду, Аллаха, дьявола, но никак не Мерлина. В том, что бедняжка — волшебница, сомнений не возникло, хотя палочки при ней не было… Как она очутилась среди обычных людей, выяснить я не успела. Отличить спонтанное колдовство от глупой случайности не составило труда, вполне закономерно, что ее сын наделен этим даром.

Следующий час я по крупицам вытягивала из профессора трансфигурации интересующие меня сведения. Судя по фильму, Дамблдор хорошо чувствовал ложь, но я не лгала, когда заявляла, что знаю про волшебную школу. Я очень боялась, что он приложит меня каким-нибудь Конфудусом и я, словно послушная кукла, выполню все требования мага. Но услышав, что я знакома с миром магии, он очень подробно рассказал мне про административное устройство школы, а когда пришел Том, рассказал о самой школе и процессе обучения.

— Для сирот Попечительский совет выделяет определенную сумму, достаточную для покупки самого необходимого минимума к школе. Если вы не возражаете, миссис Коул, я бы хотел отвести Тома за покупками уже сегодня.

— Конечно, мистер Дамблдор. Тем более, я сегодня свободна, так что смогу сопроводить своего воспитанника.

Видимо, Альбус не ожидал, что я захочу пойти вместе с приютским мальчишкой, но возражать не стал. Он вообще был поразительно тактичен, практически не расспрашивал Тома о том, что он умеет, хотя в разговоре упомянул о том, что некоторые волшебники умеют разговаривать со змеями. Но мальчик не зря был поразительно умен и хитер: он молчал как рыба и только кивал, когда я рассказывала о размножившемся плюшевом медвежонке, внезапно склеивающихся разбитых чашках и моментально заживающих синяках и ссадинах.

Дамблдор рассказал мне, что денег на новые вещи Тому не хватит. Кое-что придется купить в лавке старьевщика, чаще всего сироты покупают подержанные книги, сундуки и мантии. Я решила, что если Том не будет жить в приюте практически весь год, то затраты на его содержание можно добавить к деньгам попечителей, тем самым снабдив ребенка новыми вещами.

Поход на Косую Аллею вызвал у мальчика бурный восторг, а когда лавка Олливандера озарилась снопом искр из палочки, я увидела, как глазки Тома засветились от счастья. Дамблдор очень интересно и развернуто отвечал на вопросы, посоветовал купить несколько дополнительных книг, не указанных в списке, рассказал о магическом банке и гоблинах, когда я меняла деньги. Одним словом, произвел довольно хорошее впечатление. Получив билет на поезд, мы простились с профессором и решили зайти в кафе поесть волшебного мороженого.

— Миссис Коул, вы ведь и раньше знали, что я волшебник, — Том с удовольствием уплетал необычное лакомство, попутно выясняя интересующие его вопросы, — поэтому вы так старались, чтобы никто не узнал о моих способностях, из-за Статута о Секретности?

— Да, я знала, что ты волшебник, с момента твоего рождения. Твоя мама была ведьмой из очень древней, но обедневшей семьи. Кто твой отец, я не знаю, предположительно его зовут Том Риддл. Но волшебник он или маггл, остается загадкой. Откуда мне известно о магах, даже не спрашивай, просто прими это как данность.

Что касается сокрытия твоих способностей… Далеко ходить не нужно, вспомни Эмили. Как к ней относились посторонние?

— С презрением, — моментально ответил мальчик.

— Хорошо, вспомни, как реагировали люди, впервые увидев Джорджа?

— От него шарахались, как от чумного, как будто он заразен, люди не хотели находиться рядом с ним.

— Правильно, хотя у Джорджа всего лишь редкое заболевание — гипертрихоз. В средние века таких как Джордж считали оборотнями и сжигали. Сейчас такого ребенка в лучшем случае подбросят к дверям приюта, в худшем — выкинут в канаву или утопят в реке. А помнишь ту историю, которую я рассказывала вам после того, как мы ходили в цирк?

— Про дрессированного коня, которого сожгли, полагая, что в него вселился демон?

— А заодно сожгли и девушку-дрессировщицу. Люди боятся неизвестного, Том. Люди боятся всего, что отличается от привычного и понятного. А особенно страшна толпа, которой управляет сильный лидер. Ты был еще маленьким и не помнишь пастора Саймона, служившего до отца Питера. Это был ужасный человек, Том. Но человек, который мог влиять на мировоззрение людей, который мог внушить свою точку зрения практически любому. И если бы такой Саймон узнал про тебя, то ты бы стал изгоем, исчадием ада, сосудом для демона — ты был бы кем угодно, но не просто мальчиком Томом, добрым, умным и любознательным. Поэтому и я, и Сью так ревностно хранили твою тайну. Ты думаешь, сестра Марта, мистер Смит или твои друзья не догадываются о твоих способностях? Догадываются, Том, только для них это не магия, а чудесная помощь ангела-хранителя или заступничество Богородицы. Для всех ты просто очень одаренный ребенок, получивший возможность учиться в хорошей школе. Пусть так будет и дальше.

Сундук с покупками я пока что оставила у себя в кабинете, разрешив Тому приходить каждый вечер читать купленные учебники, посоветовав для начала прочитать историю Хогвартса. Книга была действительно интересной и познавательной, мальчик проглотил ее за рекордно короткий срок, свято утвердившись в том, что хочет попасть на факультет Равенкло.

В конце лета я дала почитать ему «Справочник чистокровных семейств».

— Миссис Коул, ведь профессор Дамблдор скорее всего знал, что Гонты потомки самого Салазара Слизерина. Почему он не сказал мне?

— Я не знаю, Том. Может, он все-таки не знал. А может, не захотел говорить. Из его рассказов я поняла, что многие чистокровные волшебники не любят и презирают магглорожденных. Когда ты родился, я решила записать тебя под двойной фамилией, надеясь, что, возможно, у тебя найдется родня не только со стороны отца, но и со стороны матери. Теперь мой поступок пойдет тебе во благо, магглорожденным ты не будешь, минимум полукровкой.

Через несколько дней мы всем приютом провожали Тома в Хогвартс. Друзья подарили ему много мелких сувениров, сотрудники, скинувшись, дали немного денег на карманные расходы, мы погрузили багаж в машину и поехали на вокзал.

Хогвартс-экспресс был практически копией поезда из фильма. На платформе было людно, многих детей, помимо родителей, сопровождали и другие родственники.

— Учись прилежно, Том. Скорее всего, эта школа откроет для тебя много перспектив, ведь твои знания и умения помогут тебе освоить магическую профессию и построить свою жизнь лучше, чем в мире простых людей. Ты умный и смышлёный мальчик, я верю, что все будет хорошо.

Помахав напоследок Тому, смотрящему на меня из окна купе, я дождалась, когда поезд скроется из виду, и покинула платформу.

На рабочем столе среди кучи других бумажек меня ждал сюрприз. На альбомном листе было нарисовано здание приюта, окружавший его парк, детская площадка, угадывались очертания нашего маленького зоопарка, из окон выглядывали дети, а перед входом была изображена я.

С обратной стороны аккуратным почерком Тома была выведена всего одна строчка: «Если бы моя мама была жива, я хотел бы, чтобы она была похожа на вас».

После отъезда Тома жизнь бежала своим чередом, размеренно и неторопливо. Эми с мальчиками, живущими с ним в комнате, очень скучали и бурно радовались редким письмам. В каноне все эти дети пострадали от действий юного Темного Лорда, в этом же мире они дружили. Кролик Билли Стабса остался жив, Эрик не заболел ветрянкой, а Эми и Деннис остались при своем уме. Правда, поход в пещеру все-таки состоялся, только полезла туда эта ватага абсолютно легально и под присмотром. Я предполагала, что найдя это логово, дети захотят там побывать. Поэтому пещеру «случайно» нашли старшие мальчики, сообщили о своей находке мне, а после водили туда малышню на экскурсии.

Сейчас я активно перестраивала нашу ферму у моря, чтобы перевезти туда детей и обеспечить им нормальное существование на время бомбардировок. Насколько я помнила, бомбили только крупные промышленные центры, а курортный Гастингс война практически не затронула. Деревенька, в которой располагалась наша ферма, находилась недалеко от городка, даже если и будут какие-то обстрелы со стороны моря, нас не зацепит.

Я не могла напрямую сказать о том, что Лондон будут бомбить. И выбивать деньги на ремонт фермы, мотивируя это плохими предчувствиями или вещими снами, тоже не могла.

Мне пришлось придумать легальный повод покинуть столицу, и этим поводом стал банальный капитальный ремонт. Все эти годы я поддерживала здание приюта в прекрасном состоянии, вовремя нанимала рабочих для устранения мелких неполадок, да и наш мистер Смит был мастером с большой буквы, ремонтировал многое сам и привлекал к такому труду старших мальчишек.

Генри Смит был удивительным человеком, много повидавшим на своем веку. В первую мировую он потерял семью, и познакомившись с мистером Вулом, решил прожить остаток своей жизни помогая приюту. Официально мистер Смит был сторожем, неофициально был мастером на все случаи жизни, палочкой-выручалочкой и моей правой рукой.

Именно этого человека я решила посвятить в свой практически безумный план.

— Генри, мне нужна ваша помощь, — поздним вечером я зашла в небольшую мастерскую, увидев, что там еще горит свет.

— Конечно, Элизабет, проходите. Ремонт нужен срочно или можно будет сделать завтра утром?

— Генри, не нужно ничего ремонтировать. Я понимаю, что мои слова покажутся вам безумными, но, пожалуйста, поверьте мне. Считайте это интуицией или откровением свыше, как хотите. Этой осенью Германия начнет бомбить Лондон. Мне нужно любыми способами увезти детей из города до сентября.

— Элизабет, прошлой весной мы сидели с вами на этих самых местах и пили мятный чай с вишневыми булочками. Тогда вы сказали, что Германия нападет на Польшу и объявит войну союзникам...

— Да, мистер Смит, вы говорили о том, что люди больше не допустят кровопролитной войны, а я говорила, что война настанет совсем скоро. Я просто хочу обезопасить детей, переехав жить на ферму. Но я не смогу убедить комиссию в необходимости ремонта здания без вашей помощи. И не могу позволить раскидать детей по другим приютам на время ремонта нашего...

Тогда, год назад, на немой вопрос старика я ответила, что просто угадала. Теперь Генри Смит не сомневался в моих словах. План был до ужаса простым. В конце августа в нашем приюте должна была неожиданно сломаться система канализации. А если этого будет недостаточно, в сентябре резко придет в негодность система отопления.

Я пошла на радикальные меры, максимально урезав расходы приюта. Впервые за много лет воспитанники не получили традиционных обновок к новому учебному году, из меню убрали практически все сладости и вкусности, мы перестали ездить на экскурсии и посещать развлекательные мероприятия. Необходимость такой экономии я объясняла тем, что требовался капитальный ремонт здания в Гастингсе. А сама в это время потихоньку закупала тушенку, крупы и другие не портящиеся продукты, забивая ими погреба фермы.

В середине августа я получила телеграмму от мистера Смита и срочно вернулась в Лондон. Я не знаю, что сотворил этот старик, но комиссия согласилась с тем, что зимовать в таком здании дети не могут, и я получила официальное разрешение на перевод приюта в Гастингс. К концу августа мы перевезли из Лондона все ценные вещи, а дети были оформлены в местную школу.

Осенью 1940 года, провожая Тома в Хогвартс, я дала ему достаточно крупную сумму денег.

— Том, постарайся всеми доступными способами остаться в Хогвартсе на лето. Может, можно будет остаться, чтобы помогать леснику, завхозу или присматривать за теплицами. Возможно, мои слова покажутся тебе глупыми, но Лондон будут бомбить. Мы все остаемся на побережье, но я не уверена, что и там будет полностью безопасно. Пусть лучше меня считают свихнувшийся дурой, чем я позволю своим детям погибнуть под обстрелом. Если получится, купи себе порт-ключ до Гастингса, я думаю, этой суммы будет вполне достаточно. Если не выйдет, сними комнату в «Дырявом Котле», вот разрешение на проживание в гостинице в период летних каникул.

— Миссис Коул, что вы такое говорите? С чего вы решили, что Лондон накроет бомбежка? — Том выглядел ошарашенно, скорее всего он, будучи ещё ребенком, не понимал серьезности ситуации.

— Томас, Англия вступила в войну с Германией ещё в прошлом году. Гитлер всеми силами попытается подорвать промышленную мощь противника, а значит, ударит по всем крупным городам и портам союзных государств. Просто поверь мне, милый, и сделай так, как я прошу. Может, у тебя будет возможность поехать погостить к кому-то из своих друзей, я думаю, магические дома защищены гораздо лучше обычных зданий. Пожалуйста, Том, пообещай мне, что сделаешь так, как я прошу.

— Хорошо, миссис Коул. Я все сделаю. Но это очень большая сумма денег, откуда?

— Том, я работаю в приюте четырнадцать лет. Каждый месяц я получаю зарплату. Но тратить ее, кроме как на вас, мне некуда. За деньги благотворителей и государства мне нужно отчитываться. А с моими личными средствами могу делать, что заблагорассудится. Самое главное, чтобы вы были в безопасности.

Традиционно помахав парню, выглядывающему из окна отъезжающего поезда, я решила напоследок попрощаться с отцом Питером. Меня мучила совесть, ведь этот человек так много сделал для моих детей, я просто была обязана предупредить его.

— Здесь мой дом, миссис Коул. Здесь мой храм, мой приход, люди, которым нужен пастор, которым нужна поддержка и утешение. Вы удивительная женщина, сильная духом, преданная своему делу, дарящая любовь и заботу. Я думал, что мне никогда не придется просить вас о помощи, но видимо, такова божья воля.

Отец Питер скрылся в глубине храма, а через несколько минут вышел, держа за руку девочку лет шести.

— Ее зовут Алисия, польская беженка. Отца убили еще на родине, мать умерла уже здесь, в Лондоне, языка почти не знает, но это все мелочи... Вы уже имеете опыт работы с подобными детьми, именно поэтому я прошу вас позаботиться о ней...

— Конечно, отец Питер, я не думаю, что с девочкой будет тяжелее, чем с Эмили...

— Я говорю не об Эмили, миссис Коул... Алисия волшебница, как и Том...

Я сидела на вокзале, ожидая поезда до Гастингса. Внутри расползался липкий страх, люди перед глазами двигались как в замедленной съёмке. Хотелось разрыдаться, хотелось кричать, но малышка, сидевшая рядом со мной, раз за разом возвращала меня в реальность, заставляя взять себя в руки. Я справлюсь, я со всем справлюсь... В прошлой жизни войну я видела лишь в фильмах и хрониках. Теперь мне предстоит пережить ее на собственной шкуре.

— Алисия, детка, хочешь кушать? Поезд ещё не скоро, может, купить тебе булочку? — девочка отрицательно покачала головой и только теснее прижалась ко мне.

Алисия не знала английского языка, но зато прекрасно понимала русский. Проблема с языковым барьером отпала, а в коллектив она со временем вольётся.

Воистину пути Господни неисповедимы. Отец Питер, оказавшийся сквибом, раскусил Тома практически сразу, как только мальчик стал посещать службы и воскресную школу. И будучи очень внимательным и наблюдательным человеком, очень быстро понял, что я знаю о его необычных способностях.

За свою жизнь пастор часто встречал плохое отношение к таким детям, даже если они рождались и жили в семьях. Поэтому твердо решил забрать Тома, если увидит, что из-за дара мальчик подвергается преследованиям. Но время шло, Том не выглядел угнетённым, а однажды отец Питер услышал, как Сью ругала Реддла за то, что мальчик магией стер все кляксы со страниц школьной тетради.

— Ты что учудил? Там же работы проверены учителем! Теперь придется говорить, что ты тетрадь потерял.

— Я не хотел, оно само... Я хотел убрать кляксы с домашней работы, а исчезли везде...

— Ох, Томми... Тут не в кляксах дело... Пропали, да и пропали. Дело в том, что ты тетрадь на проверку сдал. Учитель откроет, а на всех страничках чистота... Что говорить тогда? Ты же знаешь, нужно быть осторожным. Если случается что, сразу мне говори или миссис Коул...

Мои губы сами собой расплылось в улыбке, настолько тепло стало от этих воспоминаний. А из уст отца Питера они звучали совсем по-домашнему.

Я справлюсь... Я обязательно справлюсь. А выживать мне не привыкать. Я много раз радовалась своим знаниям из прошлой жизни, помогавшим мне в этой. Год назад я забила ферму стратегическим продуктовым запасом, который спасал нас от голода. Продуктовые карточки, введённые в январе, предусматривали ничтожно малое количество белковой еды, овощи потом мы сможем вырастить сами, а вот наличие на ферме птицы и кроликов следует держать в строжайшем секрете.

Дом и двор встретили меня радостным гомоном. Дети наслаждались последними теплым дням, делились впечатлениями о новой школе и просто радовались деревенскому раздолью, не сравнимому с серостью Лондона.

Неделя пролетела в томительном ожидании, и вот в один из вечеров, когда мы собрались на очередной педсовет в моем кабинете, голос из радиоприемника объявил о первой бомбардировке Лондона...

— Сам Господь уберёг нас от беды, — сестра Марта осенила себя крёстным знамением, — мы все могли погибнуть, если бы у нас не прорвало трубы.

— Мальчики хотят идти на фронт, миссис Коул. Шону и Эндрю восемнадцать будет в октябре, Стивену в ноябре. Марк хочет уйти уже завтра. Колин и Джек, скорее всего, сбегут за ним.

— Я поговорю с ними, мистер Смит. Отговаривать не буду, сами понимаете... Но нам понадобится помощь здесь. Попрошу остаться хотя бы одного.

Мистер Вул строил приют, предполагая, что в нем будет находиться небольшое количество детей. После первого авианалета нам пришлось поставить дополнительные кровати во всех спальнях. В течение всей осени отец Питер привозил мне детей, ставших сиротами, а также детей своих прихожан, чтобы они могли переждать этот кошмарный год вдали от бомбежки.

Скорее всего, именно поэтому к нам не направляли ребят в рамках программы эвакуации. К декабрю наша ферма вмещала уже шестьдесят человек вместо тридцати пяти.

Вчерашние домашние дети, не привыкшие к жёсткой дисциплине, конфликтовали с приютскими, плакали, устраивали истерики, ругались и дерзили персоналу. Было очень тяжело, особенно когда редкие бомбы все-таки достигали Гастингса, разрушая его кукольную туристическую инфраструктуру.

В рождественский сочельник в окно моей спальни постучался пернатый почтальон. Умница Том приказал своей птице появляться на глаза только мне и исключительно поздним вечером. В письме аккуратным почерком парня были нарисованы несколько символов и подробно описано, на какие стены и в какой последовательности их необходимо нанести.

«Миссис Коул, я не мог оставаться в стороне и все это время активно искал способ хоть как-то помочь вам. К кому бы из преподавателей я не обращался, непременно встречал удивленный взгляд, и мне, как неразумному младенцу, читали лекцию про Статут Секретности и необходимости скрываться от магглов. Эту цепочку рун я разработал сам. Скажу честно, не знаю, насколько она эффективна. Я советовался с ребятами со старших курсов, все уверены, что это сработает.»

Из письма Тома следовало, что эти символы сделают здание нашей фермы и близлежащую территорию невидимыми, а сбрасывать снаряды в чистое поле никто не будет.

Совсем не удивительно, что книжному Томасу не позволили остаться в школе во время бомбежки. Маги, живущие в своих защищенных домах, скрытых от гитлеровских бомбардировщиков, просто абстрагировались от проблем магглов и видели угрозу только в нынешнем Темном Лорде.

Ещё к письму прилагался мешочек с небольшим флакончиком.

«Этот состав действует как витамины, повысит стрессоустойчивость и сопротивляемость болезням. Я немного изменил и переработал рецепт, профессор Слизнорт проверил, одобрил и подтвердил, что это зелье будет действовать на магглов именно таким образом. Я думаю, что вам это просто необходимо.»

Не колеблясь ни секунды, я отмерила себе в стакан необходимое количество зелья и залпом выпила горьковатую жидкость. На душе стало тепло и легко. Все проблемы вдруг оказались несущественными, я почувствовала твердую уверенность, что мы со всем справимся.

«Добрый вечер, миссис Коул.

Меня распределили на факультет Равенкло. Шляпа колебалась между Равенкло и Слизерином, но я попросил ее, и она, как вы и говорили, прислушалась к моему желанию. В комнате вместе со мной ещё три мальчика, со всеми уже познакомился. Поезд шел ужасно долго, хорошо, что миссис Твист положила мне с собой еды в дорогу.

Вот пока и все новости, если будет что-то интересное, обязательно напишу вам.»

«Добрый вечер, миссис Коул.

Добрался хорошо, в этот раз нас к замку везли не лодки, а кареты, запряженные странными костлявыми лошадьми. Причем из нашей четверки их видел только я. Потом, на уроке УЗМС, преподаватель рассказал, что их называют фестралами, и видят их только те, кто видел смерть.

Меня продолжают закидывать глупыми вопросами. А правда ли, что я из тех самых Гонтов? А правда ли, что все Гонты умеют разговаривать со змеями? А правда ли, что я потомок Слизерина? Если честно, это жутко бесит. Даже преподаватели общаются со мной через призму моей фамилии. С одной стороны я вижу, как презрительно относятся к магглорожденным многие ученики. С другой, когда у меня что-то получается лучше, чем у других, говорят что иного и не следует ожидать от потомка Салазара. Как будто я не прилагаю никаких усилий, чтобы быть лучшим, и все падает мне с неба.»

Я храню письма своих детей. В каждой рукописной строчке частица души их автора, от них веет теплом и уютом. Привыкшая к интернету, мобильной связи и электронной почте, только сейчас я поняла, насколько эти письма живые. Вчерашние дети пишут мне о своей жизни, о работе, о любви, делятся проблемами, просят совета, сообщают радостные вести. Я храню эти письма, как документальное свидетельство того, что я смогла воспитать достойных людей, несмотря ни на что.. Каждое письмо — отдельная история, чья-то судьба, чья-то жизнь или смерть...

«Добрый вечер, миссис Коул.

Сегодня у меня был первый боевой вылет. Все пилоты ещё совсем мальчишки, не старше меня. Складывается впечатление, что специально набирают именно таких, которые пока что не ведают страха и уверены в своих силах. Нет, миссис Коул, я не жалуюсь. Вы честно рассказали, что меня ждёт на фронте. Я думал, что был готов. В воздухе я слился с самолётом, перед глазами была только цель, была задача сбить врага, иначе погибнет много мирных жителей. И я сбил, миссис Коул... На земле меня рвало и трясло от осознания того, что я убил человека, от осознания того, что меня точно так же могли подбить. Но благодаря мне бомбы с этого самолёта не упали на Лондон. Я отнял одну жизнь, а спас сотни... Передавайте привет всем ребятам и особенно малышу Билли. Когда война закончится, я обязательно подарю ему настоящую флягу и перочинный ножик.»

Артур погиб в своем четвертом боевом вылете. Самолёт разорвало на мелкие кусочки, от тела не осталось даже пепла. Перед гибелью Артур сбил ещё два вражеских бомбардировщика...

«Добрый вечер миссис Коул.

Сегодня был очень тяжёлый день. Снаряд угодил в больницу святой Анны, и большинство пострадавших привезли к нам. Мы с Кларой помогали доктору Стивенсону в операционной, раненых было очень много, их размещали в коридорах больницы. Многие умирали, не дождавшись медицинской помощи. Это так ужасно — видеть мертвые лица с остекленевшим взглядом. Уже под вечер среди умерших мы нашли Эда Фолка и Джил Прайс, они поженились совсем недавно, их обоих изрезали осколки, и они умерли от кровопотери. Клара сорвалась и сильно плакала. Другие медсестры говорят, что к этому привыкаешь, и скоро нам станет всё равно. Я не представляю, как можно привыкнуть к смерти, особенно если рядом умирает тот, кто тебе дорог. Пусть сестры помолятся об упокоении их душ, миссис Коул. Наверное, молитва — единственное, что мы можем сделать для них сейчас.

Я рада, что вы смогли увезти детей из Лондона. Доктор Стивенсон говорит, что другие приюты тоже эвакуируют, и многие семьи отправляют детей к родственникам в провинции.

Передавайте привет ребятам, миссис Твист и миссис Браун, сестрам и конечно же мистеру Смиту.

Храни вас Бог.

С уважением, Джейн»

«Добрый день, миссис Коул.

Завтра мы отправляемся в плавание, я не уверен, что смогу вернуться живым, хотя сейчас уже никто не уверен, что завтра сможет увидеть рассвет.

Спешу поздравить вас с Пасхой, пожелать здоровья, долголетия и терпения в вашем нелёгком труде.

Я вспоминаю, как воровал бумажники возле музея, меня поймали, и вы упрашивали этого толстого джентльмена забрать свое заявление из участка.

Я вспоминаю, сколько проблем и головной боли доставил вам и нашим сестрам-воспитательницам.

Только сейчас, когда над моей головой пролетают снаряды, а жизнь может оборваться в любую минуту, я понимаю, как много вы для меня сделали.

Я не могу выразить словами, как благодарен за все терпение, которое вы проявили ко мне, за то, что воспитали меня достойным человеком...»

Корабль, на котором плавал Джейсон, затонул, торпедированный немецкой подлодкой, не выжил никто...

Уклад жизни приюта пришлось изменить. Детей разбили на отряды, смешав своих воспитанников с новичками. К каждому отряду были приставлены по два куратора из старших детей. Уход за младенцами полностью взяли на себя сестры Адель и Сара, которой помогали три шестнадцатилетние девочки.

Сью пришлось закрепить за группой младших школьников, чтобы она могла приглядывать за Алисией.

Сестра Марта, как самая опытная, взяла на себя группу подростков.

Несмотря на все проблемы, мы смогли стойко перенести все трудности и невзгоды. Сильно утомляла большая текучка детей: одних забирали родственники, других привозили на временное содержание, третьи были потеряшками, найденными после бомбежек.

К Пасхе наша жизнь окончательно наладилась. Вместе с праздником пришла твердая уверенность в том, что все будет хорошо. А через месяц мистер Смит привез из Гастингса очередную пачку писем. Среди счетов, деловой переписки и весточек с фронта от моих мальчиков я нашла известие о смерти отца Питера, погибшего десятого мая во время последнего авианалета на Лондон.

Со смертью отца Питера во мне как будто что-то сломалось. Я чувствовала себя одинокой песчинкой в бескрайней пустыне, маленькой и беззащитной.

Тело священника было обезображено, его хоронили в закрытом гробу, я даже не смогла взглянуть на него в последний раз.

После возвращения в Гастингс я, закрывшись в своей комнате, погрузилась в глубочайшую депрессию. Я лежала в постели и тупо смотрела в потолок, не желая есть, пить или говорить с кем-либо из детей и персонала.

В этом мире было много людей, с которыми мне приходилось общаться, но тех, кто был мне по-настоящему близок, были единицы. Отец Питер был мне не просто дорог, этот человек был мне другом, братом, отцом, наставником, помощником... Казалось, что мудрость, которую другие постигают годами, он впитал с молоком матери.

Я помню, как самые запущенные дети, попадавшие ко мне в приют с улицы, после нескольких бесед с ним преображались, исправляли свое поведение, стремились стать лучше. Как будто он чудесным образом вытягивал из других все зло, подлость, мерзость, все те плохие качества, которые делают душу черной и заставляют медленно опускаться на самое дно существования.

Я помню, как он утешал меня в минуты отчаяния, как вселял уверенность в завтрашнем дне, заставлял поверить в то, что все плохое уйдет, а на его место обязательно придет радость и благоденствие.

Мой внутренний стержень сломался, сидя на кровати, я смотрела в одну точку, методично раскачиваясь из стороны в сторону, не желая выходить из комнаты и каким-либо образом контактировать с внешним миром.

Никто из персонала не тревожил меня, зная мое отношение к покойному и то, какую важную роль он играл в моей жизни.

Однажды ночью я проснулась от тихого шепота, раздававшегося совсем рядом

— Пани Лиза, проснитесь, пожалуйста… Ну, пожалуйста, вставайте, пани Лиза, — голос дрожал, и я, еще находясь в полудреме, услышала редкие всхлипы.

С трудом разлепив глаза, я увидела маленькую Алисию, стоящую возле моей кровати.

— Детка, что ты здесь делаешь? Ночь на дворе, разве тебе не положено спать в своей кроватке?

— Пани Лиза, не бросайте меня здесь одну... Пани Лиза, только не умирайте, хоть вы не умирайте, — девочка разрыдалась.

Сон моментально прошел, в мозгу лихорадочно заработали извилины, пытаясь понять, с чего ребенок сделал такие выводы. Я посадила Алисию рядом на кровать, прижала к себе и стала потихоньку успокаивать.

— Алисия, с чего ты взяла, что я умру? Откуда такие мысли? Я просто немного приболела, вот и решила отлежаться в кровати.

— Мама тоже так болела, когда папу убили. А потом она привезла меня к отцу Питеру и через несколько дней не проснулась, — девочка уже рыдала взахлеб, сжимая в маленьких ладошках ткань моей ночной сорочки. — Как же я здесь без вас, не бросайте меня, пани Лиза, — редкие всхлипы переросли в судорожное рыдание, у девочки началась истерика, которую можно было остановить, только дав ребенку выплакаться.

А я, прижимая к себе маленькое подрагивающее тельце, почувствовала себя предательницей. Замкнувшись в своем горе, я не подумала про своих детей, не подумала про окружающих людей, ставших для меня настоящей семьей. Пока я упивалась своими страданиями, я не видела, что люди вокруг тоже скорбят и горюют, но только я раскисла, словно кисейная барышня.

Я прекрасно знала, что приютов, подобных моему, единицы. В большинстве случаев дети там просто не голодные и как-то одетые. А ведь только благодаря тому, что здесь работали люди, для которых забота об этих детях была не просто обязанностью, а смыслом жизни, воспитанники получали не только еду и одежду, а настоящую любовь и заботу.

Разве хотел бы отец Питер, который так много сделал для нас, который нас поддерживал, помогал, делил с нами радости и печали, чтобы я вела себя подобным образом, разве одобрил бы он мое уныние и депрессию? Только сейчас я поняла, как была неправа, как виновата перед людьми, которые меня окружают, как виновата перед своими детьми.

Алисия никуда не ушла этой ночью. Обессиленная сильнейшим стрессом девочка заснула в моей кровати, так и не выпустив краешек моей ночнушки из своих рук.

Утром мы с Алисией вышли в столовую на завтрак. Каждой клеткой своего тела я чувствовала облегчение, которым буквально дышали дети.

— Миссис Коул, с выздоровлением...

— Миссис Коул, как хорошо, что вам уже лучше

— Миссис Коул... Миссис Коул... Миссис Коул...

Почти каждый ребенок подошел ко мне и сказал несколько слов. Малыши лезли ко мне с обнимашками, старшие рассказывали новости, кураторы докладывали про жизнь каждой группы.

А от мистера Смита я получила знатную взбучку. Все эти дни ко мне в комнату заходила только сестра Марта, которая никакими увещеваниями не могла расшевелить мою депрессивную тушку. Но что не удалось взрослому, то удалось маленькой девочке, испугавшейся в очередной раз за свою коротенькую жизнь остаться без человека, которому можно доверять и которому она будет небезразлична.

* * *

В середине июня в приют вернулся Том. Он рассказал, что не просил директора оставить его на каникулы в школе. Ещё к Рождеству его школьный товарищ попросил своего отца сделать Тому порт-ключ до Гастингса и обратно на вокзал Кинг-Кросс, чтобы парень мог без проблем вернуться в школу.

— Миссис Коул, я не могу отсиживаться где-то в стороне, зная, что вы здесь. Пусть я ещё несовершеннолетний, и мне нельзя колдовать, но зато я доработал те руны, которые высылал вам зимой. Теперь я уверен, что они сработают так, как надо.

Я слушала этого мальчика и просто не могла ругать его за непослушание. Хотя нет, не мальчика, я видела перед собою юного мужчину, готового защищать свою семью. А о том, что мы стали для Тома семьёй, лучше всего свидетельствовал его поступок.

В Хогвартсе учились магглорожденные дети не только из Лондона, но также из Бристоля, Ливерпуля и Манчестера. Сам Том не просил директора о возможности остаться в школе на каникулы, но просили другие ученики, особенно со старших курсов. Диппет отказал всем. Осиротевших детей просто бросали на произвол судьбы на вокзале Кинг-Кросс, не заботясь о том, кто и как будет заботиться о них дальше. Слышать это было жутко... А потом запинаясь и переминаясь с ноги на ногу, Том сказал, что на вокзале его ждут осиротевшие студенты Равенкло... Так наш приют пополнился ещё двумя маленькими магами...

Оформление документов на этих детей прошло без проблем. А Тома я похвалила за то, что не оставил мальчишек в беде.

Лето пролетело незаметно. Лондон потихоньку восстанавливался, Гитлер в это время кинул все силы на покорение моей родины из прошлой жизни, война проходила вдалеке, и лишь голос из радиоприемника ежедневно напоминал о том, что мы все ещё в опасности. За покупками к школе дети отправились сами, деньги им выдал декан перед отъездом домой. Новым мальчикам было тяжело осознавать, что теперь они не могут купить то, что нравится, а нужно рассчитывать лишь на весьма скромное содержание от попечителей.

Алисия, ранее не желавшая общаться с другими детьми, быстро подружилась с новенькими мальчиками. Тайна объединяет, общаться с такими же магами, как она, было гораздо проще.

Наш дом в Лондоне совсем не пострадал. Я добилась разрешения жить с детьми в Гастингсе ещё один год. Здесь мне было гораздо уютнее и спокойнее. Раз в месяц к нам наведывался доктор Стивенсон. Он не забыл своего обещания и следил за здоровьем ребят, попутно снабжая меня свежими новостями.

Следующим летом Том привел к нам ещё одну осиротевшую девочку. Он перешёл уже на пятый курс, и сова вместе со стандартным списком покупок принесла ему значок старосты.

Как и в каноне, с самого первого дня учебы Томас показал себя умным, любознательным, ответственным студентом. Его тягой к знаниям восхищались все преподаватели, кроме Альбуса. Судя по рассказам парня, у меня создалось впечатление, что будущий директор записал его в «страшные темные маги», скорее всего, из-за способности змееуста, которую все-таки не удалось скрыть от окружающих. У меня не было оснований не верить словам Тома: он всегда очень правильно определял отношение к себе других людей, хорошо чувствовал ложь, фальшь и неискренность.

Осенью 1942 года на вокзал Кинг Кросс я провожала уже четверых детей. После того страшного года Лондон больше не бомбили, и мы добирались до города машиной, как и раньше.

— Том, пообещай мне, пожалуйста, одну вещь, — я долго думала, говорить ли с ним на эту тему, вдруг канонного василиска не существует. Но потом решила, что лучше перестраховаться. — Пообещай мне, что если найдешь Тайную Комнату, не будешь ее открывать.

— Откуда вы узнали о Тайной Комнате? — парень выглядел удивлённым, по его реакции я поняла, что скорее всего такие мысли его уже посещали. — И почему решили, что я буду ее искать?

— Томас, неужели ты забыл, как читал мне Историю Хогвартсе перед поступлением в школу? А зная тебя, совсем не удивительно, что ты захотел найти то, что создал твой легендарный предок. У тебя ещё много времени впереди. А в этом году лучше думай про экзамены.

Улыбнувшись, я взъерошила волосы на голове уже такого взрослого Тома и, помахав на прощание остальным ребятам, покинула платформу.

Ранней весной мистер Смит привез из госпиталя искалеченного и обезображенного Марка, ушедшего на фронт сразу после выпуска из приюта. Лицо парня превратилось в один жуткий багровый рубец, правую ногу перемололо в фарш, руки были поломаны в нескольких местах. У этого мальчика раньше все буквально горело в руках — трудолюбивый, талантливый, способный починить практически любую вещь и из ничего сделать что-то полезное. Я помню, как Генри уговаривал его не идти добровольцем, убеждая, что работая на заводе, он принесет гораздо больше пользы. А теперь старик пытался выходить своего любимого воспитанника, обучая парня пользоваться протезом и держать ложку непослушными пальцами.

Я написала письмо Тому, и через месяц маленькая сова принесла мне флакончик модифицированного зелья, созданного специально для Марка. Изумрудные капельки медленно излечивали кости парня, возвращая подвижность и чувствительность пальцам рук. А летом вернувшиеся из Хогвартса дети привезли еще одно волшебное снадобье, вернувшие Марку нормальное зрение и слух.

— Мы не могли прислать обычный костерост, ведь исцеление должно проходить постепенно, чтобы не нарушать Статут и не привлекать ненужное внимание. Пришлось на его основе создать новое зелье. Потом я решил попробовать сделать что-нибудь для восстановления зрительных и слуховых нервов. Хорошо, что у нас на факультете практически все дополнительно варят зелья, Слизнорт позволяет пользоваться лабораторией на выходных…

Гораздо позже Том рассказал мне, что лекарство для Марка ему помогла приготовить семикурсница — слизеринка, получившая наивысший балл по зельеварению «за улучшенный и переработанный рецепт, предназначенный для лечения сквибов».

— Почти все ингредиенты довольно дорогие и редкие. Мы бы не смогли их купить самостоятельно. А если студент модифицирует существующий рецепт, Слизнорт кроме оценки «Превосходно» дает очень хорошие рекомендации для дальнейшей учебы. У моей напарницы брат сквиб, многие лекарства на них действуют не так, как на магов. А уже на основе рецепта для сквиба я разработал вариацию для маггла. Марк теперь может жить нормальной жизнью, а зелье... Я еще придумаю что-то новое и по-настоящему уникальное…

Мистер Смит радовался тому, что Марк шел на поправку и потихонечку помогал ему хозяйничать на ферме. Уже осенью парень полностью заменил старика, взяв на себя занятия с мальчиками. Как малыши, так и ребята постарше с удовольствием вились возле Марка, слушая его рассказы о фронтовых буднях, одновременно учась чинить поломки и мастерить хозяйственные мелочи.

Иногда я размышляла, стал бы Том помогать Марку, не будь он братом Сью, заботившейся о маленьком волшебнике. И глядя на юношу, понимала, для своих близких этот парень свернет горы, вот только по-настоящему близких ему людей было очень мало. Если до отъезда в Хогвартс его семьей были все обитатели приюта, теперь в нее входила лишь я, Сью и старик Генри. К Смиту Том относился как к любимому деду, строгому, но справедливому и ужасно интересному, который научит пускать воздушного змея, смастерит первую рогатку, расскажет интересную историю, выслушает жалобу на вредного учителя, пожалеет и всегда поможет. А Сью Том действительно любил, девочка стала для него настоящей старшей сестрой, защищать и оберегать которую считает своим долгом повзрослевший младший брат.

* * *

Работы на ферме было очень много. В Лондоне дети своими силами содержали в чистоте и порядке только здание. Здесь же была большая территория, несколько хозяйственных построек, огород и мелкая живность. Каждый ребенок был задействован в меру своих сил, умений и возраста. Я сама никогда не смогла бы организовать работу должным образом. Но, к счастью, сестра Сара была дочерью фермеров и прекрасно смогла наладить быт, чтобы у детей хватало времени на учебу, развлечения и работу.

Очень часто мне приходилось выдерживать яростную борьбу с гнилыми чиновниками, которые всеми правдами и неправдами ежемесячно старались сократить количество белковой еды в продуктовых карточках или уменьшить другие расходы приюта. Немного позже некий свиноподобный джентльмен пытался добиться, чтобы мои девочки — старше пятнадцати — работали на его опустевшей ферме. Зачем платить взрослым женщинам, если есть сироты, которых можно заставить работать за еду и ночлег. Этот мужчина обещал платить за каждого ребенка отдельно и даже сулил процент от продажи. В эти смутные времена мне приходилось бороться за своих сирот, как в свое время мистеру Вулу пришлось бороться против их эмиграции в Австралию.

Подсобное хозяйство помогло нам, когда приюту все же урезали и так очень скудное финансирование. Цена мяса на черном рынке стремилась к бесконечности, несколько коз и свиней очень кстати обеспечили детей теплой одеждой и обувью. Живучести и плодовитости наших кур и кроликов мог позавидовать любой животновод. Секрет был простым — один из осиротевших маленьких магов мечтал стать ветеринаром. Попав в школу, мальчик разыскал всю возможную информацию, которую можно применить к маггловским животным. Простое зелье, купленное за гроши, уберегло наших пернатых и мохнатых от мора и болезней, а несколько рун на клетках и ошейниках исключили вероятность побега и защитили от возможных воров. Сложности возникали только при заготовке корма для скотины, его приходилось покупать, выкраивая деньги из очень скудного бюджета.

* * *

В августе 1944 года я снова встретилась с Альбусом Дамблдором, принесшим письмо для маленькой Алисии.

— Сопровождать девочку за покупками не нужно, профессор. Я полагаю, дети прекрасно справятся сами, тем более что Люси Старк уже горит желанием лично провести для девочки экскурсию по волшебным магазинчикам.

— Простите, а как у вас оказалась мисс Старк? — лицо Дамблдора вытянулось от удивления.

— Томас привел, после того как руководство Хогвартса выкинуло студентку из школы, не заботясь о том, где и как будет жить осиротевшая девочка. Хотя чему я удивляюсь — после того, как вы бросили на вокзале детей, живущих вообще в другом конце страны… Да, мистер Дамблдор, Эд Питерсон и Колин Фокс тоже живут в приюте Вула. И я знаю, что в школу не вернулись шестеро ребят, погибших под немецкими снарядами. Посмотрите вокруг — с началом войны количество детей в приюте увеличилось вдвое. Маггловские власти эвакуировали не только сирот, но и ребят, имеющих родителей. Их вывозят в сельскую местность, селят в санатории и пансионаты, раскидывают по приютам, подобным моему. А маги вышвырнули вверенных им детей, словно ненужных котят в воду.

— Миссис Коул, вы не понимаете, руководство школы не имеет полномочий…

— Не надо лишних речей, мистер Дамблдор, у меня тоже нет полномочий… Но я оформила документы на этих детей в считанные дни. Они потеряли всех в результате бомбежек, абсолютно всех… У этих детей не осталось бабушек, дядей, крестных, маминых подружек… Абсолютно никого, кто бы встретил их на вокзале Кинг-Кросс. А вы рассказываете мне про полномочия… Вы, активно борющийся за права магглорожденных, на деле не пошевеливший и пальцем ради помощи тем, кто так в этом нуждался. И именно Томас, которого вы так активно клеймите только за то, что он змееуст, оказался гораздо человечнее и милосерднее вас, борца за справедливость… Кроме полномочий, есть сочувствие, сострадание, желание помочь и, по-видимому, этими качествами обделены как вы, мистер Дамблдор, так и другие сотрудники школы Хогвартс. В отличие от мальчика из семьи чистокровных магов, обладающего пугающим темным даром…

Я понимала, что Альбус не имеет отношения к тому, что происходило в школе, все решения принимал директор Диппет, но за детей, в этой ситуации самых уязвимых и беззащитных, было обидно. И особенно было обидно за Тома, которого задолго до обнаружения в нем дара змееуста считали хуже, чем остальные, только за то, что он сирота. В этом маги совсем не отличаются от магглов, видя в приютских детях потенциальных неблагополучных взрослых.

Сентябрь подкрался совсем незаметно, и вот уже маленькая Алисия с восторгом рассматривала алый паровоз, который через несколько минут увезет ее в такую желанную и загадочную магическую школу. А я с тихой тоской и болью в сердце давала последние наставления Тому, понимая, что совсем скоро он уйдет из приюта в новую самостоятельную взрослую жизнь...

В канун нового 1945 года домой приехали все дети из Хогвартса. Я знала, что совсем скоро войне придет конец, мы сможем вернуться в Лондон и зажить прежней спокойной жизнью. Это Рождество было по-настоящему волшебным: выпало много снега, мальчики добыли настоящую елку и, установив ее в большой столовой, позволили украшать малышам пушистую красавицу, помогая вешать нехитрые игрушки на самые высокие ветки.

Целый день во дворе раздавались крики играющей детворы, словно у всех одновременно сломался сдерживающий механизм, позволяя искренней детской радости выплескиваться наружу. Дети устали бояться, чтобы поддержать их и не позволить скатиться в уныние, все чаще и чаще я говорила о скором окончании войны, а на первое сентября мы торжественно запустили в небо большого бумажного змея, символизирующего скорейшее наступление мира.

С одной стороны, я не хотела возвращаться в пыльный город, но с другой для детей там гораздо больше возможностей найти работу и осесть в знакомом Лондоне, не ища работу в других городах и графствах.

Мистер Смит разрабатывал проект ремонта здания, просчитывая возможные затраты и привлекая к этому занятию еще некоторых старших ребят, помимо Марка.

* * *

Почти восемнадцать лет я живу в этом мире, зная, что совсем рядом находится реальная сказка из моей прошлой жизни. И от осознания того, что эта сказка уйдет вместе с Томом, становится грустно. Конечно, есть еще другие дети-маги, но они уже просто дети, такие же воспитанники приюта, как и остальные. А Томас для меня стал особенным, стал живым свидетельством того, что я смогла изменить историю, сумев вырастить из мальчика прекрасного молодого человека, которым могла бы гордиться любая мать, как в этом мире, так и в моем далеком прошлом.

Я была в диком шоке, узнав от Риддла, что Дамблдор нажаловался на него Диппету. Томаса вызывал к себе директор и в присутствии всех деканов отчитывал за то, что он самовольно посмел привести осиротевших однокурсников в Гастингс.

— Он сказал, что за магглорожденных студентов отвечают маггловские власти, и мне не нужно было вмешиваться. Вы представляете, миссис Коул, он, глядя мне в глаза, сказал, что я должен был с вокзала отправиться домой, посоветовав детям просить помощи у дежурного полицейского. Меня даже хотели лишить значка старосты за безответственность и самоуправство. Я должен был бросить первокурсников одних в городе, который в любой момент может подвергнуться авианалету. Меня спасло то, что наш декан сразу был поставлен в известность о новом месте жительства сирот и в то время похвалил мое решение. Еще меня поддержал декан барсуков. Так что мнения разделились, и я отделался только выговором.

Сам Томас рассказывал это с напускной веселостью и безразличием, но я, хорошо зная мальчика, видела, что его глаза пылают гневом.

В приют Вула попадали разные дети, но практически каждая история была пронизана болью и отчаянием. И всегда за трагедией маленького человека стояли циничные и равнодушные взрослые. Мы видели детей, прошедших через насилие, издевательства, лишения, непосильный труд. Но страшнее всего было смотреть на детей, преданных близкими людьми, людьми, которым они доверяли. Риддл не отличался человеколюбием и милосердием, но за своих он всегда стоял горой, а факультетские однокурсники все-таки были своими. И равнодушие магов, обладающих фантастическими возможностями, вгоняло парня в ярость.

Я осторожно пыталась выяснить у Тома, чем он собирается заниматься после школы. Как и в каноне, парень хотел остаться преподавать в Хогвартсе.

Имея колоссальный педагогический опыт, я могла с уверенностью сказать, что из Риддла выйдет просто блестящий учитель. Обладая потрясающей харизмой, парень умел часами удерживать внимание слушателей, умел заинтересовать, а главное, умел доходчиво объяснить. Еще учась в младшей школе, он часто помогал своим приятелям делать уроки, а сейчас активно помогал в выполнении домашнего задания другим волшебникам. Все маги из приюта получали самые высокие оценки на протяжении всего года.

Канонного Темного Лорда преподавать в Хогвартс не взяли. Я не помнила точно, просил ли мальчик о должности по окончании седьмого курса либо уже будучи взрослым. Мне просто не хотелось, чтобы Том получил отказ, который больно ударит по его самолюбию.

— Томас, мне прекрасно известны твои таланты, но судя по рассказам о педагогическом коллективе волшебной школы, к преподаванию тебя не допустят. Помнишь, на пятом курсе декан проводил с вами беседу о выборе профессий? Тогда он рекомендовал тебе подумать о карьере ученого, ведь ты способен не только идеально передавать знания, но и создать что-то новое. Подумай, Томми, ведь вчерашний выпускник на посту преподавателя это одно, а человек, создавший себе имя, совсем другое. Помнишь, когда ты был маленьким, еще до Хогвартса, то мог безошибочно определять болезни на ранних стадиях… Доктор Стивенсон всегда поражался, что к заболевшим детям его приглашали очень вовремя, не допуская ухудшения их состояния до критического. А ведь Дайлис Дервент, одна из самых прославленных директоров Хогвартса, была целительницей. Может, стоит на время забыть о Хогвартсе, чтобы в последующем вернуться туда с высоко поднятой головой.

Позже я узнала о том, что Томас советовался со стариком Смитом и получил от него практически идентичный совет.

— Не любит тебя, парень, начальство, не любит. А раз не любит, то и работать нормально не даст. А пойдешь проситься, то размажут тебя тонким блинчиком по полу… Сам никто, звать тебя никак, ни семьи, ни поддержки, ни протекции… Иди работать туда, где тебя за мозги оценят, а мы чем сможем, тем поможем. Сам видишь, миссис Коул еще никого не бросила, а с твоими мозгами грех в люди не выбиться…

Время быстро бежало вперед, чередовались дни, пролетали месяца… В день победы из всех радиоприемников прозвучала радостная новость, неся людям давно забытое чувство стабильности и безопасности.

В середине июня из волшебной школы вернулись дети. Через несколько недель Том, решивший пожить с нами до конца лета, переместил меня к нашему лондонскому зданию. Зайдя внутрь, я онемела от неожиданности — приют внутри был просто полностью реставрирован и сиял чистотой. Помимо комнат отремонтирована была вся мебель, хозяйственная утварь, окна украшали чистые и целые шторы, а в подсобках лежали стопки белья.

— Я все починил при помощи магии, только внешний фасад и двор нужно будет приводить в порядок постепенно, чтобы не бросалось в глаза. Я надеюсь, что закончу к началу августа.

В школе были дети из других приютов, а еще в школе были дети из семей… Сейчас я могу по настоящему оценить, как много вы сделали для меня… И все это — лишь малая часть того, что теперь я могу сделать для вас… А немного позже Люси доработает руны, и мы нанесем их на само здание, забор, комнаты. Чары очень легкие и практически незаметные, проблем со Статутом Секретности не будет, я специально консультировался с деканом. Хвала Мерлину, он не такой недалекий напыщенный индюк, как наш директор…

Я шла, словно завороженная, по родным коридорам, слушая пояснения Тома. Мелочи, доступные каждому магу, существенно облегчат и упростят жизнь детей и персонала. Стекла в окнах, которым добавили прочности, рамы, из которых никогда не будет дуть… Практически вечное постельное белье и полотенца, от которых отлипнет любая грязь при стирке… Небьющаяся и легкоотмываемая посуда… Кладовка, в которой не будут портиться продукты… И мой кабинет, интерьер которого был полностью восстановлен…

Я сдерживала слезы, прекрасно понимая, что привести все это в прежний довоенный вид стоило бы мне целое состояние, состояние, которое приют Вула не получил бы в ближайшие пять, а может, и все десять лет. Глядя на выкладки Генри Смита, я понимала, что предел наших возможностей — застекленные окна и грубо отремонтированные столы с кроватями.

Мальчик Том, выросший в этом приюте, сделал его обитателям воистину королевский подарок…

Мне снится сон из прошлой жизни...

Тот день... Я снова возвращаюсь в тот день... Пляж, солнце, песок... Такого желтого песка я не встречала нигде... И вода... голубая, прозрачная... Волна, выросшая из пустоты, сметающая все вокруг... Стремительная, безжалостная и смертоносная... Я задыхаюсь, стараясь схватить очередной глоток кислорода, сумев вынырнуть на поверхность... Удар в живот, удар в голову... Страшная боль, но предательское сознание не спешит отключаться... Я вижу, как ноги смололо в фарш, брюшная полость разорвана в клочья, пробит череп... Я не могу помнить этого, тогда я уже умерла...

Я чувствую холод и понимаю, что это не сон, а лишь обрывки далекого прошлого...

Умереть от трагической случайности там и так глупо погибнуть здесь... У меня не будет даже могилы... Там хоронить было нечего, здесь мое тело просто не найдут...

Господи, как страшно умирать, как хочется жить...

* * *

Уже к августу ферму покинуло больше половины воспитанников. Одних детей забирали родители, отправившие их подальше от города на время войны, других забирали родственники, третьих люди забрали в семью вместе с родными отпрысками. В Лондон переехало тридцать шесть человек, включая персонал приюта.

За годы войны ферма обзавелась солидным хозяйством, здесь остались жить и работать мои бывшие воспитанники, уже создавшие свои семьи.

Первый послевоенный год пролетел мимо меня, не оставив в памяти никаких значимых событий. Радость, много радости вокруг... Несмотря на разруху, плохую экономику и бедность. Город жил, город восстанавливался.

Дети с радостью бежали в школу и с радостью возвращались в стены приюта. Я помню, с какой опаской шла в наш маленький храм, подсознательно опасаясь встретить там второго Саймона. И с каким облегчением вела туда детей на воскресную службу, точно зная, что к каждому здесь отнесутся с любовью.

Люди, пережившие эту войну, стали добрее, отзывчивее и милосерднее...

Встретив годовщину Победы, тихо ушел мистер Смит.

Теплым майским вечером мы, как обычно, пили чай в его мастерской, обсуждая прошедшую неделю.

— Лиза, ты главное, не печалься, когда я умру, не горюй сильно... Я хорошую жизнь прожил, жалеть мне не о чем... А там меня уже заждались... Знаешь, ведь смотрю я на деток и в каждом вижу Джона ... Три годика ему всего было, когда снарядом дом наш разнесло... Марк на него очень похож ... А ведь супруга моя тоже из приютских, я как его увидел, так и решил, что он мне вроде внука родного...

— Ну что вы, мистер Смит, умирать собрались. Сью не захотела замуж выходить, нужно, значит, Марка женить. Куда же без вас в таком деле...

А ночью его не стало... Старый Генри лежал в кровати и выглядел таким счастливым и умиротворенным... Он казался спящим, но никак не мертвым... Наверное так умирают святые люди... Человек, потерявший все и полностью посвятивший себя детям, ставший для них отцом, дедом, другом и наставником...

Я хотела забрать детей из Хогвартса на один день, но, как оказалось, «смерть работника приюта не является уважительной причиной для отсутствия в школе». В итоге дети сбежали в Хогсмид, откуда старшие мальчики аппарировали вместе с девочками, вернувшись назад через несколько часов. Их отсутствия никто не заметил, но сухой отказ администрации в очередной раз наглядно демонстрировал реальное отношение магов к простым людям.

— Меня взяли на работу в Отдел Тайн! Представляете, миссис Коул, сова принесла официальное письмо…

Люси Старк, осиротевшая девочка из Ковентри… Магический мир получил в ее лице гениального нумеролога, а мир магглов потерял второго Джона фон Неймана…

— Миссис Коул, меня пригласили в группу Ньюта Саламандера…

Колин Фокс, потерянным воробушком стоявший на пороге приюта… Тихий и скромный, но от этого не менее старательный и любознательный… Мечтал стать магозоологом с первого курса. Замкнувшийся в себе после потери семьи, находивший покой, общаясь с животными… Мечты должны исполняться…

— Миссис Коул, поздравьте меня, я женюсь…

Эд Питерсон, весьма вредный и хулиганистый, до безрассудности смелый… Постоянно удивлялась, как ребенок с такими личностными качествами мог оказаться на Равенкло… Ликвидатор заклятий... Где еще острый ум мог соединиться с неимоверным бесстрашием...

— Вы такая грустная сегодня, миссис Коул…

Алисия, мое маленькое солнышко, с тобой из моей жизни уходит сказка… Двенадцать лет подряд я стояла на этом вокзале, глядя вслед уходящему поезду… Сегодня я смотрела на него в последний раз… В последний раз смотрела на тебя...

— Как вы могли подумать такое, миссис Коул. Я думал, что навсегда останусь бесполезным калекой, но Господь даровал мне исцеление, чтобы я мог помогать другим людям. Где я смогу сделать это лучше? Приют мой дом, вы все — моя семья... Эльза тоже хочет остаться здесь, тем более миссис Твист уже не справляется и вскоре не сможет работать на кухне...

Мальчик, всю жизнь проживший в приюте, прошедший войну, видевший боль и страдания... Я так боялась, что женившись, Марк уйдет... Но он решил остаться...

На смену боли приходит озноб. Холод проник в каждую клеточку моего тела, холод заставляет мозг работать, выталкивая на поверхность светлые воспоминания. Я не чувствую боли в сломанных ребрах, я не чувствую боли в отбитых почках... Я не хочу умирать, вспоминая плохое. Я вижу лица своих детей, я вижу их восторг и радость...

Радость Эмили, испекшую свой первый удачный штрудель...

Радость Денниса, сложившего бумажного голубя...

Радость Эльзы, читающей письмо от старшего брата...

Радость Билли, починившего испорченный радиоприемник...

Радость Эми, кормящую щенка-приблуду...

Радость Марка, вновь увидевшего все краски мира...

И плюшевые мишки... Много плюшевых мишек...

— Том, милый, как я рада, что ты нашел время навестить меня...

* * *

Спустя пять лет после окончания школы Томас разыскал своих родных. Молодой человек, создавший себе имя в столь короткий срок, решил полностью распрощаться с прошлым для того, чтобы творить свое новое будущее. В начале 1946 года Риддл получил должность помощника целителя и уехал из Англии в составе научной экспедиции на долгие четыре года. Точно не знаю, где он был и с чем столкнулся, но через год после возвращения Том запатентовал усовершенствованную вакцину от драконьей оспы, впоследствии спасшую жизни сотен магов. Я рассказала ему, что дом Гонтов находился совсем рядом с домом Ридлов, найти которых не составляло никакого труда.

В лачуге Том нашел лишь истлевшие останки безумного Морфина, сжимавшего в руках родовой перстень — вторую сохранившуюся ценность своей семьи. Медальон Слизерина Хепзиба отдала Тому сама, став первой возрастной пациенткой, излечившейся от драконьей оспы. Зная, что шансов выжить практически нет, старуха согласилась принять экспериментальное зелье, пообещав молодому колдомедику любую награду в случае исцеления.

— А ведь я говорил вам, миссис Коул, что обязательно придумаю что-то новое. Осталось придумать что-то по-настоящему уникальное...

Магглоотталкивающие чары не спали даже со смертью владельца, про домик и землю просто забыли. В тот же день Томас заявил свои права на наследство, решив со временем отстроить дом и привести в порядок близлежащую территорию.

Уже собравшись уходить, Том заметил неподалеку пожилую женщину, оказавшейся его родной бабушкой Мери Риддл.

— Я никогда не смогу простить Меропу, обманувшую моего сына. Но я никогда бы не допустила, чтобы ты рос в приюте. Я могу ненавидеть твою мать, но я не могу ненавидеть своего внука. Как только наш садовник Френк рассказал мне, что вокруг дома полоумного Морфина крутится копия моего сына, я все поняла.

— Я не нуждаюсь ни в вашей любви, ни в вашем прощении, миссис Риддл. Вы для меня абсолютно чужая женщина, и то, что вы пришли одна, втайне от мужа и сына, только подтверждает факт моей ненужности в вашей сытой и богатой жизни. Поверьте, у меня было прекрасное детство, рядом со мной были люди, заменившие мне семью, была женщина, ставшая мне матерью... Много лет я мечтал познакомиться с вами, но теперь понимаю, что нас не связывает ничего...

Через два года трагически погиб отец Тома, неудачно упав с лошади. Вскоре, не смирившись с утратой единственного сына, скончался старый Риддл. Мери, написав завещание на имя внука, умерла, приняв убийственную дозу снотворного.

Книжный Реддл хотел величия и признания... Мой мальчик Том получил и то и другое, став самым молодым целителем Англии получившим награду святого Бонама «за выдающиеся достижения в лечении магических болезней, недугов и травм»...

Кап... Кап...Кап...

Ледяная вода обжигает раздробленные ступни, напоминая мне, что я еще жива...

Кап...Кап...Кап...

— Миссис Коул, смотрите, у меня получилось...

— Миссис Коул, а Эндрю опять притащил котенка с мусорки...

— Миссис Коул, кукольный театр дает новое представление, можно мы сходим...

Кап...Кап...Кап...

Кудрявая Сью учит считать трехлетнюю Эми...

Кап...Кап...Кап..

Сестра Адель поет с детьми рождественскую песню...

Кап...Кап...Кап...

Миссис Твист зовет на ужин...

Кап...Кап...Кап...

Генри запускает воздушного змея...

Кап...Кап..Кап...

Первые улыбки, первые шаги, первые слова...

Я люблю вас, мои родные... Пусть вам всегда светит солнце...

— Время чая, миссис Коул.

Несмотря на возраст, сестра Марта каждый вечер готовит мне отвар из ромашки и мяты. Когда я смотрю на то, с какой любовью старая монахиня заваривает травы, добавляя в напиток немного горького меда, моя душа наполняется радостью и спокойствием.

— Доктор Стивенсон звонил, предупредил, что задержится допоздна, сегодня привезли очень сложного пациента. Адель опять жаловалась на Джейсона, совсем не слушает никого, сорванец...

* * *

Десять лет прошло...

После войны люди получили социальную защиту. Появилась пенсия, пособие по безработице, медицинское страхование. Промышленность шагала вперёд, но особые льготы и поддержку государства получили сельскохозяйственные предприятия. Курортный Гастингс развивал туристическую инфраструктуру бешеными темпами, земля вокруг него стала слишком дорогой и ценной...

Человек, сидевший у меня в кабинете, показался мне смутно знакомым. Только после его ухода я вспомнила этого человека, просившего меня продать девочек для работы на полях. Я вспомнила, что вскоре после его прихода детям все-таки сократили количество белковой еды в карточках. Тогда я не придала этому значения, но встретившись с мужчиной повторно, убедилась, что это было его маленькой и подлой местью. С голодными договориться легче.

— Миссис Коул, вы понимаете, что я все равно получу то, что хочу...

— Послушайте, мистер Бьерн, ферма — моя частная собственность. Вы можете договориться с властями и выкинуть детей из муниципальных приютов, но выгнать меня из моего дома вы не в состоянии. Ферма не продается...

Сейчас мне понятно, какой я была самонадеянной дурой. Возможно, услышав угрозы в свой адрес, я вела бы себя по-другому. Но этот джентльмен просто ушел, вежливо попрощавшись. Я сделала вывод, что Бьерн, очевидно, не знал о том, что ферма частная, а не государственная собственность, и ожидала его повторного визита с более «заманчивым» предложением. Я ожидала давления, ожидала запугивания и шантажа...Но не ожидала, что от меня просто решат избавиться...

Но, как говорится, скупой платит дважды... Для моего устранения Бьёрн нанял мелкую погань из лондонских подворотен. Злоумышленники выбрали идеальный момент для покушения — короткий промежуток времени, когда я добиралась с вокзала до фермы нанятым кебом. Несостоявшиеся убийцы бросили искалеченное тело в одну из глубоких гастингских пещер, решив, что стихия закончит начатое...

Разве могли они подумать, что как раз в это утро Анна Питерсон срочно захочет рожать малыша. Ее супруг, Эдвард, сотрудник аврората, весь обеденный перерыв усердно мыл ножки первенцу с коллегами по работе. А вечером решил, что о появлении девочки нужно непременно сообщить мне. Как и о том, что они с супругой хотят назвать ее Элизабет.

Выпивший аврор аппарировал к дверям приюта Вула и завалился в комнату к Марку, так как инстинкт самосохранения не велел ему показываться на глаза сестре Марте. От Марка Эд узнал о том, что еще вчера я отправилась в Гастингс, и в очередной раз выпив за здоровье новорожденной, отправился в городок у моря.

Не обнаружив меня на ферме Питерсон, решил использовать поисковое заклинание, ибо поделиться радостью хотелось здесь и сейчас. Когда Эдвард аппарировал по указанным координатам, вода уже начала заполнять пещеру, покрыв мое практически бездыханное тело больше чем наполовину.

В рекордно короткие сроки я была доставлена в Мунго, где меня собирали по кусочкам больше двенадцати часов. Если бы меня не убили переломы, ушибы, потеря крови, переохлаждение и болевой шок, то убила бы ледяная вода, затопившая пещеру вместе с морским приливом. На это и рассчитывали преступники, решив не сворачивать мне шею, а оставить медленно и мучительно умирать в глубоком гроте «За то, что доставила много проблем уважаемому человеку». Пролежав в холодной пещере почти сутки, я не имела ни малейшего шанса на выживание, попади я в обычную больницу.

* * *

Сестра Сара заботливо поправляет плед на моих коленях. Несмотря на все усилия Тома, я так и не смогла восстановиться полностью. То, что я смогла ходить, даже колдомедики посчитали великим чудом. Да, пусть с костылями, а позже с тростью, но я передвигаюсь самостоятельно. Я быстро устаю и сильно мёрзну даже тёплыми летними вечерами, но я жива и это самое главное...

-Слава Мерлину... Как же вы нас напугали...

Алисия, мое маленькое солнышко... Первое, что я увидела придя в себя — ее личико, похудевшее, осунувшееся, с огромными синяками под заплаканными глазами.

— Том, она очнулась! — серебристое облачко умчалось сквозь стену. Я почувствовала, как девушка взяла мою руку и прижала к своей щеке, по которой текли соленые слезы. — Что мы пережили, миссис Коул... Ведь шанс, что вы очнетесь, был ничтожно мал...

— Бедная Алисия теперь может отдохнуть, ведь она не отходила от вашей постели ни на минутку, — рядом прозвучал голос Тома, и я, с трудом повернув голову, увидела излучающее радость лицо.

Мне не хотелось плакать, но осознание, что дети переживали обо мне, заботились обо мне, вытащили меня с того света, заполонило мой разум, и слезы сами собой хлынули из глаз. Я смогла увидеть тех, с кем мысленно попрощалась, тех, о ком думала в последние минуты перед тем, как сознание покинуло меня. Я сжимала в руках их ладони и благодарила небеса за то, что позволили мне пожить ещё немного.

* * *

Директором приюта теперь числится Сью, а я лишь помогаю ей по мере сил и возможностей. Я безумно счастлива, что смогла вырастить себе достойную замену и настояла на получении профильного образования, оплатив его из своих сбережений. В этой девочке я вижу такую же, как у меня, любовь к детям, желание помочь им. Только вот деловую хватку, которую мне приходилось воспитывать в себе годами, Сью имела с малых лет. Я думаю, из нее получится директор гораздо лучший, чем я.

Через год после покушения доктор Стивенсон позвал меня замуж. Для меня и сейчас остаётся загадкой, что этот успешный и обеспеченный мужчина нашел во мне. Ведь вокруг было много молодых, здоровых и красивых женщин.

— Элизабет, к чему эти разговоры. Когда я осознал, что больше вас не увижу, свет померк, жизнь потеряла смысл. Вы живёте ради детей, я живу ради своих пациентов. Мы оба отданы любимому делу, так почему же не объединить наши жизни в одну.

Мои несостоявшиеся убийцы, как и заказчик, были арестованы через несколько дней после нападения. Эд Питерсон так и не признался мне, как им удалось провернуть это дело. На совести этого весьма уважаемого джентльмена висели похищение и торговля детьми во время войны, их рабская эксплуатация. А с подорожанием земли к этому добавилось несколько убийств фермеров, не пожелавших расставаться со своими угодьями.

— Зачем вам лишние подробности, мисс Коул. Я действовал в рамках закона, ну а то, что некоторые слишком болтливы после пары бокалов виски, ко мне отношения не имеет...

* * *

— Миссис Коул, миссис Коул! — ко мне мчатся два урагана, соревнуясь между собой за право обнять меня первым.

Маленькие Риддлы называют меня бабулей Лиззи, когда этого не слышат родители. Как и малышка Элизабет, ставшая моей невольной спасительницей. Как и дети Люси, Марка, Колина...

— Тише, проказники, кипяток разольете, — сестра Марта ворчит по привычке, гладя малышей по черноволосым макушкам сморщенной рукой. — Бегите на кухню, возьмите еще чашек для чая...

— Вот, миссис Коул, привела вам очередную воспитанницу, — подошедшая Алисия держала за руку смуглую девочку лет пяти. — Эд совершенно случайно нашел ее в заброшенном запертом доме около замка Чиллингем. Вы же знаете, в таких семьях рождение младенца женского пола — несчастье, а если это еще волшебница... Даже странно, что не убили сразу, как способности проявились...

Я смотрела на малышку и понимала, что сделаю все возможное, что бы ее жизнь была счастливой... И ей всегда светило солнце...

P.S. Ферма-приют в Гастингсе стала временным пунктом передержки для сирот магов, найденных в других маггловских приютах либо оставшихся без родителей по каким-то другим причинам. Следуя примеру семей известного целителя Риддла-Гонта и выдающегося магозоолога Фолка, многие маги считали хорошим тоном взять под опеку ребенка-волшебника.

Миссис Коул умерла в возрасте девяноста восьми лет, пережив своего супруга всего лишь на несколько месяцев.