Сэр, простите, ещё кое-что... (джен)

Однако Дамблдоры так просто не сдаются. Поняв, что каким-то образом выдал себя, старик резко вскочил, с грохотом опрокидывая громоздкое золотое кресло-трон, на короткий миг все отвлеклись на него. А тем временем подлый старик вскинул руки, красиво взмахнув широкими рукавами мантии и звучно всплеснул в ладоши, призывая своего верного феникса.

И когда по залу промелькнула огненная вспышка, многие в отчаянии вскрикнули, понимая, что уйдет сейчас гад!

Но у феникса на этот счет были свои мнения. Приземлившись на скрещенные над головой руки, он вместо того, чтобы телепортировать хозяина за пределы Хогвартса, окутал светом, лучи которого, оплетя Дамблдора сверху донизу, превратились в прутья золотой клетки.

Такого эпохального облома от наивернейшего птыца никто не ждал, Дамблдор — точно. Впервые в жизни ему во всей алопламенной красе явилась Великая птица Обломинго (вид редкий, не исчезающий, занесена в Красную книгу) в лице собственного феникса. Сидя на вершине золотой клетки, птиц нежно курлыкнул, любяще глядя на кого-то в толпе мракоборцев и невыразимцев. Те, занервничав, начали подозрительно переглядываться меж собой, пытаясь определить — куда птица-то смотрит?

Синеглазый юноша, вздохнув, поднял руки и стал проталкиваться к столу, прочие люди спешно расступились, пропуская его, узнав одного из своих безымянных коллег-невыразимцев. Очень секретного сотрудника тайного отдела из отдела Тайн, простите за тавтологию…

Его лицо многим показалось знакомым: по залу пронеслась волна шепота, разбавленная возгласами удивления. Удивился и Дамблдор, испуганно хватаясь за решетку и тут же отдергивая руки от золотых раскаленных прутьев, он отчаянно закричал, глядя вверх:

— Фоукс! Предатель! Выпусти меня!

— Он не Фоукс, — едко сказал юноша. — Он феникс Годрика. Ему нельзя давать имя, он выше этого, как всё возвышенное и волшебное. Называя его банальной кличкой, ты его оскорбляешь, старик.

Дамблдор съежился в глубине клетки, не рискуя больше прикасаться к горящим жаром прутьям, запоздало сообразив, что раньше не замечал за Фоуксом такой волшебной мощи. Остальные с интересом следили за происходящим и силились вспомнить, где они юношу-то видели? — уж больно лицо знакомое. Фадж робко подергал Амелию за рукав.

— Мадам Боунс, а кто этот человек?

Ему ответил Альберт Ранкорн.

— Очень ценный сотрудник-невыразимец, кодовая кличка — Плантатор.

А тем временем феникс вдруг захлопал крыльями, рассыпая золотые искры. Яркие и колючие, они сияющим ореолом взмыли к потолку, разгораясь и сплетаясь причудливыми лучами-нитями, а те, в свою очередь, сплелись в солнечные слова:

Герания Голдстраут

Северус Снейп

Паллада Пенн

Мельхиор Менедис

Причем при взгляде на них как-то сразу понятно стало, что это имена новых директора и его заместителей. Синеглазый Плантатор подозрительно осведомился у феникса:

— Ты уверен, птичка?

Феникс важно и с достоинством кивнул с золотого навершия клетки. Парень вздохнул, повернулся к публике и обреченно представился:

— Я Регулус Блэк, господа. Будьте добры, освободите из Азкабана Северуса Снейпа. Он один из новых директоров Хогвартса.

Дамблдор протестующе замычал, не взирая на жжение, ухватился за раскаленные добела прутья и начал их остервенело трясти, одновременно воя от сильнейшей нестерпимой боли. В воздухе ощутимо запахло паленой плотью. Регулус досадливо попенял старику:

— Да не протестуй ты так, дурак, сквибом станешь! Это непростая клетка…

Но Дамблдор не слушал. Скуля и плача, продолжал трясти решетку, а золотая клетка безжалостно раскалялась ещё сильнее, выжигая напрочь магию волшебника, протестующего против законного, настоящего наследника на Хогвартское кресло.

— А почему Снейп новый директор? — вдруг возмутилась МакГонагалл, выступая вперед. — Это я должна занять пост директора. Ведь это я его заместитель!

Регулус поднял глаза к начертанным в воздухе письменам, пересчитал их и вдумчиво принялся втолковывать в упертую голову шотландки непреложную, только что поступившую истину:

— А Северус тут вроде не один директор. Если вы соизволите пересчитать вот эти имена… их четыре, видите? По одному потомку от каждого Основателя. Герания, если память мне не изменяет, отвечает за Когтевран, Северус — Слизерин, Паллада Пенн, судя по фамилии, будет отвечать за Пуффендуй, ну, а Мельхиор, соответственно, за Гриффиндор.

— А они кто? — растерянно пискнул Флитвик. — Новые деканы? Но… а мы… а мы куда?..

— Нет-нет, вы не поняли, — замахал руками Блэк. — Деканы вы. А это… — тычок пальцем в потолок, — наши директора. Для стабильности магии в Хогвартсе их должно быть четыре, как в прежние времена, с момента правления четырех Основателей. Хогвартс зародился в тесном союзе четырех магов и просит нас продолжить старую традицию, вот и всё.

— Э-э-э… ладно, Северуса мы освободим… — осторожно заговорил Фадж. — А остальных как? В смысле, где их искать?

Словно отвечая министру, закричал феникс. Хлопнул крыльями и исчез во вспышке света. Вместе с ним пропала и клетка, но Дамблдор остался по-прежнему пленником — его руки оказались скованными золотыми, жарко пылающими кандалами.

— О, не беспокойтесь, Хранитель их найдет и оповестит, — меланхолично ответил Регулус Блэк.

— А… а собственно, что это вот всё было? — недоуменно прогудела Помона Стебль. — Что всё это значит? Почему Хогвартс после столь долгого молчания вдруг именно сейчас запросил о возрождении старых традиций? Что вообще произошло? Что послужило толчком к нынешним событиям?

— Дедушка один заигрался, — начал перечислять Регулус, сверля глазами Дамблдора. — Расслабился мудак, решил, что смерть ребёнка никак не скажется на нем и ничем не повлияет на грядущее… — посмотрел на Амелию и улыбнулся ей. — Честная чиновница вспомнила былое величие Хогвартса, его мировую славу, огромные залы, заполненные тысячами студентов. Как видно, это и послужило толчком, одно наложилось на другое, сверху третье, с боков четвертое и пятое… Всё это совпало с желанием одного феникса, жаждущего справедливости. В общем, проснулась магия, встряхнулась, посмотрела по сторонам и увидела, что за беспредел устроили вокруг неё некоторые болваны, пока она дремала.

— Какой ребёнок?.. — слабым голосом спросила Амелия. Похоже, она только это и расслышала, пропустив всё остальное мимо ушей.

— Ну, этот… Гарри Поттер, — пощелкав пальцами, припомнил Регулус. — На которого Дамблдор Волан-де-Морта натравил. Он ведь старался, много лет сводил Лорда с ума, внушая, что его главный враг — невинный младенец, который родится тогда-то и тогда-то, чтобы уничтожить его, Темного Лорда.

— Много лет? — переспросил Фадж. — Но позвольте! Тот Пожиратель смерти доложился Лорду незадолго до рождения мальчика, Дитя Пророчества! Какие «много лет»?

Регулус зачем-то посмотрел на свои ноги, потом поднял глаза на министра и скорбно сказал ему:

— Ну перестаньте, пожалуйста, мои тапочки сейчас от смеха скончаются. Какое-такое пророчество, маму вашу??? Где и в каком месте оно — пророчество? Обдолбанная наркотическими благовониями тётка произносит какую-то лабуду под воздействием приличного Империуса, случайно оказавшийся под дверью ну очень страшный Пожиратель подслушивает пророчество, на котором его застукивают и прогоняют прочь, при этом милостиво не стерев память… Дальше петь или сами додумаетесь?

Додумались и мрачно уставились на кукловода, не наигравшегося в детстве в солдатиков. Значит, понравилось побеждать Темных Лордов? Так понравилась победа над Грин-де-Вальдом, что следующего решил вырастить сам, собственноручно. Тем более, что под руку подвернулся подходящий мальчик-сирота из маггловского приюта, о котором никто не будет переживать, случись с ним что… И правда получается, что он много лет вынашивал и лелеял план, терпеливо выращивал героев и злодеев, ловко встраивая в композицию удачно подвернувшиеся фигуры вроде оборотня Люпина и полюбивших его трех подростков, ибо нет ничего более романтичнее, чем выгуливать верволфа под полной луной, изумляясь собственной храбрости, восторгаясь самими собой. Потом, спустя годы, подыскать себе новые подходящие фигурки, такие, как Гарри и его героическая мама, умершая от руки Темного Лорда.

— А как ребёнок выжил? — очень робко спросила Помона. — Ведь Лили же не первая мать в истории человечества, прикрывшая своего малыша собственным телом?

— Вы помните Пита Петтигрю? — грустно спросил Регулус. Дождавшись кивков, продолжил: — Питер всё видел, он был там, когда всё это происходило. Он рассказал мне, прежде чем испустить дух… Да, он умер на моих руках, бедный Пит, его таким откатом приложило от предательства друзей. Вот что он поведал мне: Том Реддл действовал под воздействием сильного наркотического опьянения, потеряв все тормоза, вломился в дом, в который его привел Пит, с порога прибил Поттера, потом поднялся на второй этаж и попытался убить ребёнка, но его загородила собой мать, потом они долго препирались — орали друг на друга, Лили уговаривала его не убивать малыша, он вопил, чтобы она отошла и не мешала… Видимо, во время перепалки Том маленько протрезвел, а после того, как убил женщину, и вовсе очнулся.

Питеру стало очень страшно, когда он увидел, с каким удивлением Том смотрит на собственную палочку, нацеленную в лоб младенцу… Казалось, руки действуют против его воли. Рука, держащая палочку — задрожала, в глазах Тома появился страх. Потом он… — Регулус провел рукой перед собой, рисуя в воздухе зигзаг. — Начертил палочкой вот такой знак и, страшно закричав, направил палочку себе в грудь, выкрикивая последнее заклинание в своей жизни. Это была не Авада, не Бомбарда, а что-то совсем мощное и неизвестное, Питер так и не понял, что за проклятие он в себя кинул, оно было такой мощи, что буквально распылило его на атомы. Комнату тоже разнесло в щебень, но младенца взрыв не задел, он был защищен Руной Жизни, которую Том перед смертью начертил на его лбу. Это был его последний подвиг, его подарок мальчику, которого он не пожелал убивать, несмотря на сильный контроль манипулятора.

Регулус замолчал и хмуро глянул на Дамблдора. Остальные тоже уставились на бородатого психа, искренне недоумевая, как такой урод столько лет просидел в кресле директора? Он же невменяемый, детей убивает!.. Фадж отер со лба холодный пот и испуганно оглянулся на дементоров, мысленно прося их начать уже действовать. Трехметровые пневмофаги переглянулись меж собой, пожали плечевыми суставами и, взмыв с пола, начали по очереди налетывать на дедушку, потихонечку-полегонечку, по крупицам и крохам, высасывать из него магию. И меньше чем за минуту Дамблдор превратился не то что в сквиба, а в маггла, стопроцентного и очень старого. Потому что магглы столько не живут… Ко вмиг сгорбившемуся и пускающему слюни старичку подкатили трансфигурированное из чего-то кресло-каталку, соскребли с пола безумного деда в последней стадии деменции и, усадив в коляску, увезли прочь. В тот же миг гостеприимно распахнулись двери замка, впуская эвакуированных студентов. Ничуточки не обидевшиеся, они тут же окружили семикурсников и с горящими глазами потребовали подробностей, которых их лишили.

Что ж, рассказали по нескольку раз, смакуя вкусные детали и ошарашивая младшекурсников тем, что у них будут аж целых четыре директора!!! Вау, да ты что?! Совсем-совсем как в древние времена? Ух ты, а кто, неужели потомки самых Основателей? И из них две директрисы? Вау!!! В общем, восторга полные штаны.

Прежде чем покинуть школу, сместили с должности зама Минерву МакГонагалл. Так, на всякий случай, чтоб не начудила чего лишнего. Вместо неё на пост утвердили Регулуса Блэка, он должен был дождаться возвращения сиятельного феникса, который оказался Хранителем Хогвартса, как и василиск, спрятанный в подвалах самим Салли Слизерином, и исполнить всё, что скажет птица. Ранкорн, Фадж и Боунс отправились в Азкабан выцарапывать оттуда Снейпа, одного из четырех директоров. Кто же знал, что его Хогвартс выберет в Союз Четырех…

Да, вот такие нежданные-негаданные реформы произошли благодаря краткому визиту скромного американского полицейского, лейтенанта Коломбо. Того самого, что в данный момент наряжал Гарри в синий матросский костюмчик для семейного фото. Гарри капризничал, выворачивался и никак не желал просовывать голову в кофточку — чем-то ему не понравился квадратный воротничок матроски. Фрэнк и так и эдак старался, ни в какую…

— Гарри, ну красавчик, ну давай… Это для того, чтобы мы все были красивыми на фотографии, понимаешь? Мы едем фотографироваться, Гарри, успокойся, оденься!..

Гарри знать не знал, что такое «фотографироваться», и не желал знать. Его пугал странный воротничок, и он изо всех своих силенок изворачивался, стараясь избежать, чтоб это надели на него. Его примеру последовала Майя, из озорства не желая одеваться в розовое платьице. Она приплясывала и подпрыгивала, выводя маму из себя. Ещё и напевала при этом:

Пчелка Майя любит желтенькое,

Она не любит розочки!

Желтенькое, потому что тепленькое,

А у розочки — колючки!

Мама устало бормотала, уговаривая дочку:

— Майя, перестань. Нормальное платье, не выдумывай.

— По-моему, ей розовый цвет не нравится, — заметил Коломбо. — Кстати, дорогая, не пойму, чего Гарри-то хочет? Чем ему костюмчик не угодил?

— Давай меняться! — предложила миссис Коломбо. — Бери дочурку, а я парня одену.

Поменялись и дело сразу пошло на лад. В руках папы оробела и притихла Майя, опасающаяся и обожающая его одновременно, а в маминых руках затих Гарри, обрадованный её вниманием.

Потом пришлось уговаривать Патрика оставить дома сомбреро, уверяя, что шляпа больше его самого настолько, что пацана и не видно под ней. Пока уговаривали Пата, Сэм ухитрился перемазаться вареньем, которое он втихую открыл. Майя увидела, чем лакомится Сэм, и в её шальную двухлетнюю головенку пришла гениальная идея, как избавиться от ненавистного розового платья. Перемазалась вслед за братом, опрокинув на себя полбанки варенья…

Фрэнк с женой только охнули и руками развели, видя устроенное безобразие. К счастью, благодаря старшим мальчикам они были более-менее готовы к таким сюрпризам и не слишком расстроились. Пожурив поросят, супруги принялись их умывать и переодевать. Причем дочка добилась своего, выклянчив у родителей желтенькое платьице в черную полосочку…

На новое одевание-умывание ушло сколько-то времени, за которое успели соскучится Гарри и Патрик. Пятилетнему мальчику вообще кажется, что любое, абсолютно любое время тянется слишком медленно, его детский организм только что пережил кризис трехлетнего и только-только стабилизовался, совершив мощный гормональный скачок от обжористого сосуна до капризного малоежки. А разные перепады аппетита равны разному восприятию времени: ребёнку представляется — и не без оснований! — что мир вокруг замер насовсем в этой точке бытия, что он навсегда застыл здесь и сейчас. Конечно, словами Патрик это не мог выразить, он это только чувствовал. И понимал, наверное, правильно, ибо как ни ждал он, пока соберутся родители, переоденут Майю и Сэма, Гарри, за которым его попросили присмотреть, уполз в коридор. Ответственный маленький Патрик бдительно шел рядом с ним, честно присматривая. Дошли-доползли до лестницы, на краю которой неуверенно затормозил Гарри, а до маленького Патрика вдруг дошло, что лестница — это как раз самое опасное место в доме в данный момент.

— Гарри! — тоненько вскрикнул он. — Отойди сейчас же!

Нагнулся, ухватил пухленького братишку поперек туловища и смог-таки оттащить подальше от края. Оттащил, плюхнулся на попку позади Гарри и крепенько обнял, чтобы он не вырвался и не уполз. Гарри удивленно, но послушно и кротко застыл в объятиях брата, даже и не думая вырываться. А Патрик с воистину ангельским терпением отдался ожиданию странно долгого течения времени, такому длинному и скучному для малыша, чей организм торопится жить.

Именно в такой позе их и нашли Коломбо с женой, переодевшие Майю и Сэма и встревоженные отсутствием Патрика и Гарри, а увидев их, молча и с уважением переглянулись, по достоинству оценив ответственный подвиг Патрика и кроткое послушание Гарри.

Из этих мальчиков вырастут отличные родные братья, раз с таким вниманием относятся друг к другу в таком раннем возрасте. Начало, как говорится, положено, и очень хорошее начало.