Треугольник изоляции. Сердце Метацериса (джен)

Рёв и треск стрельбы позади стихли. От дачного посёлка нас отделяло несколько сотен метров, и мы наконец остановились. Прерывисто дыша, я снял шлем и упёрся руками в колени.

— С тобой не заскучаешь, Вольф, — усмехнулся. — Что-что, а скормить гигантскому монстру меня ещё не пытались.

— Всё бывает впервые! — заразительно рассмеялся Вольфганг.

Я тоже не удержался. Обоим нужна была эмоциональная разрядка после всего произошедшего. У меня ещё не бывало таких насыщенных суток, за которые я успел подписаться на очень опасное дело, снова посадить себе на «хвост» заклятого врага, перебить кучу метацеридовых, попасть в плен и едва не стать ужином огромного «аксолотля». Пожалуй, так его и буду называть — Аксолотль.

«Будет, что рассказать за банкой пива», — подумалось вдруг.

Отсмеявшись, я активировал имплант и подключился к камерам Аларда. Мир перед глазами потускнел, сменяясь трансляцией в реальном времени. Голова закружилась с непривычки, когда земля вдруг отдалилась, а привычная картина мира перешла в режим ночной съёмки. Эту почти бесполезную функцию я использовал редко: работала такая связь на небольшом расстоянии, для слежки не годилась, да и вообще никаких особых преимуществ не давала, а дискомфорта доставляла достаточно. Может, за пределами Треугольника такие импланты уже довели до ума, расширив радиус действия, но у местных доступа к этим технологиям не было — карантинная зона, как-никак.

— Подлети поближе, насколько сможешь, — попросил я.

Алард медленно, чтобы не разорвать связь, двинулся к дачному посёлку. Я потерял равновесие, но на ногах удержался. Ощущения были непривычными настолько, что к горлу подкатила тошнота. Я стоял на месте, но картинка перед глазами двигалась, и это сводило с ума вестибулярный аппарат.

Среди домов ещё угадывалось движение.

— Приблизь, — сказал я, когда дрон завис на границе радиуса действия.

Он послушно увеличил изображение. Аксолотль сожрал кого-то целиком, не подавившись бронёй. «Вот это тварь… Чёртов Метацерис…» Я ожидал чего-то подобного, но то, с какой лёгкостью монстр проглатывал людей в дюралюминиевом «панцире» с карбоновой подкладкой, поражало. В том, что он переварит броню, сомнений не возникло.

Сожрав несколько трупов, Аксолотль неторопливо переполз на пристань и скользнул в Райн. Больше никакого движения в лагере не наблюдалось — похоже, все погибли, а если кто и выжил, долго теперь носу не высунет. Я отключил имплант связи и приказал Аларду возвращаться. В глазах рябило от резкого перехода к нормальному зрению. Мои глазные импланты были адаптированы под работу с другими имплантами с горем пополам — старая модель.

Надев шлем, я вывел на стекло голографическую карту с коммуникатора и проложил маршрут подальше от Райна. Безопасной дороги к Вершинам нет, но есть непроходимые места, отмеченные на карте тёмно-синими пятнами. Границы, конечно, не точные, да и сама карта могла устареть: в то время как очаги Метацериса медленно разрастаются, но остаются на прежнем месте, многие метацеридовые мигрируют.

Кёльн находился в синей зоне. Его окружали очаги поменьше, хаотично разбросанные по карте, но заметно увеличивающиеся по мере приближения к городу. Через узкие просветы между ними не пройти — неизвестно, что там и как далеко оно распространилось; может, там и прохода уже нет. Оставался один путь, пролегающий между тремя крупными очагами.

Я пересказал маршрут напарнику и мы выдвинулись.

— Как думаешь, эта тварь в районе Кёльна единственная? — на ходу поинтересовался Вольфганг.

— Надеюсь, — неопределённо пожал плечами я.

— Жаль, нельзя их изучить… Они могли бы дать ответы на некоторые вопросы. О Метацерисе известно слишком мало. Это же отличная основа для исследований!

— Ага, только никому это не нужно. Там, — я махнул рукой в сторону границ, — и без того проблем хватает. Пока Метацерис не выходит за пределы карантинной зоны, никто сюда не сунется.

Наверняка Вольфганг и без меня это понимал, но отчаяние заставляло его лелеять глупую надежду. Сколько бы ни прошло лет и что бы ни творилось вокруг, человек всегда будет цепляться за спасительную ниточку, даже если ниточка эта иллюзорна. Чтобы смотреть на мир реально, нужно найти в себе силы отбросить пустую веру в лучшее. Я давно избавился от неё, принял безнадёжную, но правдивую реальность. Что мешало Вольфгангу сделать то же самое? Страх перед Метацерисом?

А ведь когда всё только началось, и я надеялся… Надеялся, что военные остановят творящееся вокруг безумие, что выживших эвакуируют, а угрозу ликвидируют. Но вместо этого они оцепили Треугольник, выстроили заграждение в нескольких километрах от его границ и бросили всех нас один на один с Метацерисом, который уверенно поглощал всё новые и новые территории.

Однажды весь Треугольник изоляции отметят сплошным синим пятном. Если будет, кому отмечать.

С каждым годом пятна расширялись всё быстрее. Метацерис словно адаптировался к нашему миру и набирался сил для блицкрига, который сметёт человечество с лица Земли. Вряд ли дроны и солдаты смогут его сдержать. Глубоко в душе я хотел увидеть этот новый мир, который станет расплатой за уничтожение параллельной реальности. Такая вот жестокая справедливость.

Поле сменилось лесом. Не слишком густым, но каким-то… выцветшим. Тоненькие деревья застыли статуями, понуро склонив к земле голые ветки. Под ногами хрустели прошлогодние листья и низкие кусты, так и не покрывшиеся свежей листвой. Крапива, в изобилии растущая здесь, высохла и, наверное, уже не жгла. И никакой живности, кроме вездесущих комаров, может быть, переносящих споры Метацериса.

Я со всей силы пнул первое попавшееся дерево. Довольно крепкий с виду, но прогнивший насквозь ствол хрустнул пополам. Лес действительно умер, и я догадывался, что его убило. Только почему на карте эта зона не помечена синим? Наверняка ведь Метацерис выделил какой-то токсин в почву, иначе гибель растений не объяснить.

— Рядом должен быть очаг, — предупредил Вольфганг. — Смотри в оба.

Я не стал спрашивать, как он это выяснил. Никто не искал губительную биомассу намеренно и уж точно не проверял, что порождает эти «синие пятна». Никто, кроме Вольфганга, так безрассудно лезущего на рожон в поисках информации. Всё-таки он, знающий куда больше многих, может быть полезен… И опасен. Метацеридовые всегда непредсказуемы, а порой и очень хитры. Среди тупых тварей попадались действительно умные существа, с которыми и у меня возникали проблемы.

Можно ли доверять Вольфгангу? Определённо нет. Верить нельзя даже людям, что уж говорить о метацеридовом? Я дожил до двадцати семи потому, что всю сознательную жизнь полагался лишь на себя.

Прислушиваясь к тишине и всматриваясь в переплетённые заросли, мы шли по краю леса к дороге. Маршрут пришлось изменить: уж лучше пройти между двумя «синими пятнами», чем продираться через заражённую чащу. Особенно, если где-то рядом токсичная биомасса.

— Обнаружен вражеский дрон! — неожиданно отчитался Алард.

Мы с Вольфгангом упали в кусты и отползли подальше. Только после этого я очень медленно поднял голову. У дрона могли быть датчики движения и мощное вооружение. В небе над нами завис невооружённый разведчик. Вместо турели на него прикрепили ракетницу, и это в сто раз хуже. Я перевернулся на спину, чтобы снять его, пока не поздно, но дрон запустил сигнальную ракету. Ярко-красная вспышка расчертила небо.

Я выстрелил. В последний момент дрон, явно уловивший движение, метнулся в сторону. Разогнанная до огромной скорости плазма ушла «в молоко».

— Может, пошлём за ним твоего? — предложил Вольфганг.

— Нет, — отрезал я. — Придётся уходить в лес. Есть шансы выжить там?

— Не знаю, но готов рискнуть.

Скоро здесь будут мародёры Дачса, а они легко собьют Аларда. Подставлять механического друга я не собирался. Если для кого-то дроны — всего лишь расходный материал, то для меня он — единственный надёжный напарник.

Мы быстрым шагом двинулись в лес. Я послал Аларда вперёд — на разведку. Вражеский дрон за нами не последовал, видимо, поджидая союзников. Я лишь надеялся, что они не сунутся в пасть Метацериса, потому что уйти далеко мы не успеем в любом случае. Где дрон — там и его оператор.

Местность перед нами бугрилась холмами и проваливалась в овраги. Я старался обходить любые возвышенности, но на одну из них подняться всё же пришлось. Это была длинная прогалина, с которой открывался вид на дорогу. На обход потребовалось бы слишком много времени, а именно его нам не хватало. Враг дышал в спину.

Я застыл на середине прогалины, увидев, что скрывалось за ней. Тонкие синие жгуты оплетали деревья, как гигантская паутина. Дальше не пройти. Воспользовавшись кратковременным затишьем, я приказал Аларду записать короткое видео на встроенную камеру — сгодится, как подтверждение для знакомого картографа. Отметки на карту наносили через связывающую коммуникаторы сеть, но взломать систему по силам только опытному хакеру, потому именно им и сливали информацию о новых очагах заражения и миграции метацеридовых, а они неплохо за это платили.

Вольфганг отошёл чуть в сторону и посмотрел через прицел на дорогу.

— Чёрт возьми! Они идут сюда! — сообщил он.

— Значит, придётся пострелять, — пожал плечами я.

За годы убийства стали обыденностью. Я редко жалел о крови на моих руках — обычно, когда напивался и раскисал. Среди нашедших смерть от моей руки были не только ублюдки, но и в какой-то мере невинные люди. Насколько это вообще возможно, когда борьба за выживание заставляет забыть о морали. В Треугольнике изоляции нет тех, кому нельзя приписать убийства и мародёрство, и мало тех, кто никогда не шёл на крайние меры. Кто-то грабил, кто-то убивал для развлечения, кто-то жрал себеподобных… Список преступлений, за которые в цивилизованном мире расстреливают и которые — норма здесь, можно продолжать долго.

— Есть идея, — бегло оглядевшись, сказал Вольфганг. — Тебе дальше идти опасно, я же могу залечь в лесу. Прикрою. Ты займи позицию здесь где-нибудь и дрон свой спрячь. Их пятеро, справимся. Надеюсь.

— Вооружение не рассмотрел? — уточнил я.

— Нет. Видел только снайпу у одного — её я ни с чем не спутаю.

Снайпер может стать проблемой… Небольшой проблемой. Вряд ли среди мародёров, идущих за нами в Кёльн, есть профессионалы: лучших бойцов Дачс на смертельную миссию не послал бы. В город не пойдёт ни один отряд, но и в его окрестностях выжить непросто. Забавно, что граница Кёльна, который даже сумасшедший обойдёт стороной, стала для нас спасительным рубежом.

Я залёг на краю холма в высокой траве и замер без движения; Алард приземлился рядом, выключив турбины. Позади послышался шорох — это Вольфганг спустился в заражённый лес. Я сомневался в нём: он мог сбежать или вообще работать на Дачса, — но пришлось довериться ему.

Ждать пришлось долго. За это время я ни разу не шелохнулся: враг мог быть уже рядом и выжидать, прежде чем подняться на холм. Местность была крайне неудобной, и расклад при любых обстоятельствах выходил неприятный: даже если мародёры спустятся в низину между холмом и заражённым лесом, снайпер должен держаться позади; я окажусь перед ним, как на ладони, а спуститься вниз не выйдет из-за остальных бойцов. Но выбирать не приходится — отступать-то всё равно некуда. Жаль только, подробный план мы не составили. Хотя… так и так придётся полагаться на удачу.

Мародёры шли по лесу не бесшумно, но тихо, однако включенные на полную мощность слуховые импланты уловили едва различимые шорохи. Чем ближе подходила группа, тем отчётливее становились шаги. Я постепенно убавлял мощность имплантов, чтобы не оглохнуть при неожиданном выстреле, пока не выключил импланты. Слух пришёл в норму, но я всё равно слышал крадущегося противника. Уже близко.

С тихим жужжанием из-за деревьев вылетел дрон — и замигал светодиодами, давая сигнал товарищам. Я мысленно выругался. Треснул выстрел из заражённой части леса. Плазма прожгла тонкую обшивку разведчика. До земли тот не долетел — взорвался ещё в воздухе. Теперь мародёры будут осторожнее, но не сбить дрон Вольфганг не мог, иначе он выдал бы наши позиции. Нужно было подстрелить его ещё на опушке — но нет, я решил сэкономить время и боеприпасы!

Рядом со мной упал рельефный чёрный цилиндр. Даже не глядя, я мог в деталях описать и внешний вид, и устройство этой гранаты. Несколько секунд на спасение. Схватив Аларда за «крыло», я рванулся к краю холма и покатился по заваленному камнями и ветками склону. Наверху с яркой вспышкой разлетелась плазма.

Алард полностью вывел систему из спящего режима и взлетел. Я поднялся с земли так быстро, как только мог. Броня защитила от травм, но всё тело ломило — такой спуск не мог пройти безболезненно.

Всё шло не по плану. Я оказался в уязвимом положении и не мог укрыться в лесу. На холме уже слышались тяжёлые шаги. Вольфганг выстрелил по кому-то, но, видимо, промахнулся — не последовало ни возгласа, ни ругани. Вместо этого его укрытие обстреляли из подствольных гранатомётов, в то время как мне оставалось только смотреть на брызги плазмы и вспышки лазерных лучей.

Жизнь словно насмехалась. Единственный человек… то есть, метацеридовый, с которым я, кажется, сработался, не мог выжить в этом пекле. Не мог, если не ушёл с позиции незадолго до взрывов. Хватило ли Вольфгангу времени и скорости? Вряд ли. Даже я при всём своём боевом опыте не ожидал, что враг резко переключится на новую цель. Не то что бы я скорбел по временному напарнику, но его было немного… жаль?

Впрочем, нет времени. Нужно отбиваться, сколько получится. Отходить некуда, и лучше погибнуть в перестрелке, чем медленно и мучительно — из-за Метацериса.

— Алард, сгенерируй силовое поле, — с холодной решимостью в голосе попросил я.

Загудели небольшие генераторы, закреплённые на нём. Они расходовали колоссальные объёмы энергии на кратковременную защиту. Хватит на пару минут в лучшем случае, да и то — если в устаревшей системе что-нибудь не сломается. Но и ждать, когда нас закидают гранатами, нельзя.

Силовое поле развернулось прозрачной полусферой, по которой порой пробегали синие всполохи. Я рывком взобрался на холм и открыл огонь, срезая длинной очередью ближайшего мародёра. Алард завис передо мной, прикрывая силовым полем. Щит с едва заметными вспышками отражал посыпавшиеся на него плазменные заряды и лазерные лучи.

Мародёры залегли. Я стрелял по их позициям, особо не целясь. Винтовка нагрелась. Одна за другой менялись ёмкости с газом, стремительно падал заряд батареи на индикаторе. Откуда-то сбоку прилетел сгусток плазмы. Алард среагировал мгновенно, подставив щит, но со стороны остальной тройки защиты теперь не было. Я растянулся на траве. Рядом упал подбитый дрон. Силовое поле свернулось — один из генераторов отстрелили, а второй не справлялся.

«Выберемся — починю», — мысленно пообещал я, хотя знал, что шансов мало. Я и сам-то отсюда живым не ушёл бы ни вдоль холма, ни через лес, а уж с тяжёлым дроном — и подавно. Не поднимая головы, я вытащил из подсумка гранату и на несколько секунд зажал кнопку активации — до оповещающего о включении писка. Индикатор заряда быстро заполнялся. До взрыва осталась пара секунд. Бросив цилиндр врагам, я метнулся назад.

Снайпер чуть не отстрелил мне голову. В последний момент я распластался по земле. Два взрыва позади прозвучали одновременно — у кого-то сдетонировал боезапас. Ногу обожгло. В тот же миг из леса донеслись отзвуки треска, и снайпер больше не стрелял. Не дожидаясь, пока оставшиеся мародёры, успевшие спрыгнуть с холма, вернутся, я оставил пару мин и съехал по склону. Теперь для мощного взрыва нужно только правильно закинуть гранату.

Я сменил почти севшую батарею винтовки на полностью заряженную. Если так и дальше пойдёт, ни боеприпасов, ни батарей не хватит.

— Найти труп! — приказал кто-то.

«Ваши уже не найдут», — ухмыльнувшись собственным мыслям, я бросил гранату на холм и приказал Аларду:

— Взлетай!

— Ложись! — донёсся крик.

Мины сдетонировали от взрыва гранаты, следом рвануло оружие, заглушив предсмертные вопли. Взрывчатки осталось совсем мало — плазменная и лазерная гранаты. Как бы в Кёльне это не сыграло со мной злую шутку.

Алард завис рядом и просканировал местность.

— Обнаружен живой объект, — отчитался он. — На два часа. Распознать не удалось.

Вскидывая винтовку, я развернулся в указанном направлении. По всему выходило, что в заражённом лесу кто-то есть. Похоже, на шум пришли метацеридовые, а я не мог опереться на раненую ногу.

Затрещали ветки. Кто-то приближался. Я задержал дыхание и прицелился, положив палец на спусковой сенсор. Среди зарослей мелькнул силуэт — чёрный, но едва заметно бликующий на солнце. Я знал, что попаду, но не выстрелил: ещё оставалась надежда.

Из леса, пошатываясь, вышел Вольфганг. Не только живой, но и вполне целый. Я почувствовал, как поползли вверх брови.

— Ты как там выжил?! — не сдержал удивлённого возгласа.

— Успел в овраг спрыгнуть, — пожал плечами Вольфганг.

— Тогда какого чёрта не поддержал огнём?! — прорычал я. — Думаешь, снайпера снял — и хватит? Меня чуть не положили, пока ты загорал!

Если б не моя рана и его шлем, я с удовольствием набил бы напарнику морду. Не сходились его оправдания. Наверняка ведь паршивец сбежать решил, но почему-то передумал и вернулся, а за такое обычно стреляют сразу. Потому, что предатель никогда не исправится. Вот только в свете последних событий этот биолог-самоучка резко стал мне нужен.

— Я был оглушён! — парировал Вольфганг.

— Да ну? В снайпера ты с первого раза попал, — зацепился за нестыковку я.

— Повезло. Он списал меня со счетов и сам подставился.

Звучало неубедительно, но возразить мне было нечего. Вольфганг сел напротив, разумно держа дистанцию. Снял шлем и трясущейся рукой вытер начавшую подсыхать кровь под носом. Похоже, хоть в чём-то он не солгал — его действительно задело.

Наконец-то я осмотрел собственную рану. Брызги плазмы от взорвавшейся гранаты прожгли металлические пластины насквозь и сильно обожгли ногу. Ожог покрылся тёмным струпом, кожа обуглилась. Боли я уже не чувствовал, если не двигал ногой. Впрочем, самым страшным был риск заражения Метацерисом — слишком близко его очаг. Я наспех наложил бинты прямо поверх брони и вколол сильное обезболивающее.

Прежде, чем уйти, я поднялся на холм. Броня не защитила мародёров Дачса от раскалённой плазмы, а рванувший боезапас не оставил ни малейшего шанса выжить, однако кое-что всё-таки уцелело. В карманах разгрузочных жилетов нашлось несколько батарей и картриджей с газом, а в рюкзаках — немного еды.

Первые пару лет я не мог заставить себя обшаривать мертвецов. От одного лишь взгляда на них всё внутри сжималось, а в отдельных случаях меня тошнило от отвращения. Но я привык. Тогда я не понимал, насколько страшно выглядит ребёнок, спокойно обыскивающий труп наравне со взрослыми. Не понимал, пока не увидел сам.

В Треугольнике изоляции идёт постоянная война, враг в которой — он сам. Что может противопоставить ему человек? Не Метацерису — природе. Биомассы легко избегать, от мародёров — прятаться или отстреливаться, но сбежать от болезней, голода, непогоды и лютой зимы невозможно. Слабый не продержится и нескольких дней.

— Всё, пора уходить, — бросил я.

Вольфганг и Алард догнали меня. Мы направлялись к окраинам леса — туда, откуда пришли мародёры. Скоро запах мертвечины привлечёт падальщиков, да и оставаться рядом с очагом заражения как-то… некомфортно. Я был только рад убраться подальше, но кое-что не давало мне покоя: как скоро бойцы Дачса вновь выследят нас?

…Лес кончился примерно час спустя. Мы остановились на привал на его опушке, где заросли скрывали нас от лишних глаз. Я сел в тени дерева, вколол новую дозу обезболивающего и достал из рюкзака небольшую сумку с красным крестом. Самолечение в полевых условиях было не самым страшным, что мне довелось пережить, потому я, сжав зубы, принялся вычищать рану. Обезболивающее помогало слабо. Я сдавленно зашипел от боли и жгучего холода стали.

Следующим в дело пошёл антисептик из аптечки — прозрачная зеленоватая жижа в тюбике. Такой военный антисептик растащили со складов в первые годы после появления Треугольника, но достать его всё ещё можно было. Он не только защищал от заражения, но и быстро застывал, превращаясь в холодную корку. Несмотря на это, я всё же наложил сверху бинты.

Починить дрон прямо на месте я не мог, поэтому оставалось только отдохнуть немного. Вольфганг нарушил тягостное молчание:

— Ты откуда родом?

— Из Оффенбурга.

Я редко ворошил прошлое, но сейчас перед глазами встали заваленные трупами улицы, по которым бродили первые метацеридовые. Таким запомнился мне Оффенбург — мёртвым городом-призраком. Моё детство нельзя назвать счастливым. Светлых воспоминаний о нём почти не осталось, в то время как переломный момент въелся в память кислотным ожогом.

— Да ну? — я не видел лица Вольфганга, но по голосу понял, что он удивлён. — Я тоже. Эх… Скучаю по временам, когда мог просто выйти на улицу, не боясь ничего… И что бы ни несло будущее, я лишь мечтал, не задумываясь… Волновал только настоящий момент, только эти эмоции…

— А ты оптимист, — я хмыкнул. — Мне бы беззаботное детство…

— Ты хотя бы на жизнь реально смотрел. Я не думал, что меня ждёт. Даже правильнее будет сказать: «не знал». Я мечтал стать учёным, если честно. Не понимал, что шансов, считай, нет. А на что надеялся ты?

— Не поверишь — не сдохнуть от пули какого-нибудь урода. Моя семья была крепко связана с криминалом, и я знал, какой будет моя жизнь.

Вольфганг больше ничего не сказал, видимо, переваривая информацию. Посидев ещё минут десять, мы продолжили путь. Впереди нас ждала первая синяя зона.