Треугольник изоляции. Сердце Метацериса (джен)

3 января 2100 года. Мир навсегда запомнил чёрную дату, лишившую тысячи людей родных и близких. В этот день человечество ждало новостей из Парижа, Цюриха и Кёльна, затаив дыхание. Прогресс обещал шагнуть далеко вперёд и решить проблему нехватки природных ресурсов: спустя пять лет сложнейших экспериментов лучшие учёные Земли создали «Портал» — сеть маячков для связи с параллельным измерением.

Под контролем правительства и силовых структур маячки запустили. По всем новостным каналам торжествующе сообщили о пробитии материи. Несколько групп разведчиков ушли за грань нашего мира — и ни одна не вернулась. Связь в том, другом, мире оборвалась сразу же. О судьбе отважных солдат до сих пор ничего неизвестно… Да и некому уже искать тела или чудом выживших бойцов. Никто больше не пересечёт границу.

В тот день «Портал» попытались отключить, но сбой в системе обернулся непредсказуемой катастрофой, страшнее которой ещё не бывало. В прямом эфире говорили о трёх мощнейших взрывах в городах, показывали горящие лабораторные комплексы… и тёмно-синее небо, расчерченное вспышками молний. Облака закручивались воронкой над центром образовавшегося треугольника и тянулись к земле, превращаясь в гигантский торнадо.

А затем репортажи с мест происшествий прекратились. Но я на всю жизнь запомнил, как прятался в глубоком подвале, а на поверхности бушевала стихия. Два дня никто не решался покинуть убежище — ни моя семья, ни соседи. А когда решились, увидели лишь разрушенный город и трупы. Не смерч убил этих людей, а нечто куда более страшное.

Твари. Твари, что пришли из другой реальности…

…Я подбросил дров в костёр. Огонь жадно набросился на дерево, с треском пожирая его. Рядом, мигая светодиодами, крутился Алард, и блики скользили по зеркальному покрытию, испещрённому царапинами. Я сам переписал его программу и оснастил оружием, сделав из гражданского дрона боевого напарника.

Сейчас он сканировал местность на предмет опасности. Я меланхолично наблюдал за мельтешением беспокойного дрона, разворачивавшего турель на каждый подозрительный шорох. С таким помощником о ночлеге можно не беспокоиться: стоит кому-то подойти слишком близко, и он высадит по потенциальному врагу несколько зарядов плазмы, если не получит команды «Отставить», а специальный имплант, встроенный ещё до Слияния, заставлял Аларда подчиняться лишь мне.

— Метацеридовые есть? — поинтересовался я.

— Нет, Харман, — ответил механический голос из динамиков Аларда. — Мои сканеры не улавливают никого крупнее крысы.

— Вот и хорошо…

Опустив голову на грудь, я задремал. Дрон — куда более надёжный союзник, нежели человек. Он никогда не предаст, ложь не прописана в его программе, в бою сюрпризов от него ждать не приходится… и Метацерис не сможет заразить его. Во всём мире Алард остался единственным, кому я доверял.

Двадцать лет минуло с того злополучного дня, когда появился Треугольник изоляции. Уничтожить Метацерис не смогли, но заражённую территорию окружили военные дроны, в нескольких километрах от которых выстроили стену. Сначала я хотел покинуть Треугольник, мечтал, чтобы жизнь вернулась на круги своя, но дроны расстреливали любой объект, приближавшийся к границам Треугольника.

А сейчас уходить уже не хотелось. Что ждало бы меня, не случись Слияния? Неблагодарная низкооплачиваемая работа на самом дне системы или преступное будущее — в том случае, если бы я не оказался на помойке. Треугольник же подарил мне и многим другим шанс на лучшую жизнь, пусть даже на счету каждая пачка синтетической еды, ёмкость с газом и заряженная батарея для винтовки…

— Харман! — прорезался сквозь пелену сна безэмоциональный крик.

С электрическим треском выстрелил Алард. Я схватил винтовку и перекатился на живот. Через кучу мусора, за которой я укрылся, перемахнул двухметровый волк, по телу которого вились синие прожилки, местами из-под кожи выходили крупные «вены» Метацериса.

Я в упор расстрелял тварь и вскочил. Волк грузно повалился на асфальт. Такие же серые и чёрные метацеридовые твари мелькали в темноте. Я выстрелил пару раз наугад. Позади цокнули по металлическому листу когти. Я развернулся навстречу монстру и провёл пальцем по спусковому сенсору. Волк прыгнул.

Плазма вскользь прошлась по его лапе. Волк сбил меня с ног и вцепился в горло... Клыки заскребли по пластинам брони, оторвать которые он не сообразил. Уперев ствол ему в грудь, я выстрелил. Тяжёлая туша придавила меня к земле. Пока я выбирался из-под неё, метацеридовые волки взяли меня в кольцо, и лишь одна тварь пыталась достать ловко уклоняющийся дрон.

Безвыходное положение, но не самый страшный исход для жителя Треугольника. Лучше погибнуть от клыков заражённых волков, чем стать безвольной куклой Метацериса.

Волки атаковали. Прострелив голову одному, я поднырнул под другого и кувыркнулся в сторону. Алард прикрыл прицельным огнём. Поняв, что упустили добычу, волки вновь бросились ко мне. Я встретил первых тварей плазменной очередью, больше не пытаясь отступать: позади возвышалась стена небоскрёба, а бежать от метацеридовых волков бесполезно.

Откуда-то сверху упал чёрный цилиндр. Я отпрыгнул за кусок бетона на мусорной куче раньше, чем сообразил, что за «подарок» кто-то бросил волкам… или мне. Взрыв! Плазма разлетелась вокруг, забрызгав стены. Уцелеть после взрыва гранаты под ногами метацеридовые не могли. Один из них тихо скулил, остальные не подавали признаков жизни.

Выбираться из укрытия я не спешил: всё ещё оставалась вероятность, что целью неизвестного был я. Хотя что тогда мешало ему просто оставить дело волкам? Хотел убедиться наверняка?

Из окна на третьем этаже выглянул незнакомец в шлеме.

— Эй, ты жив? — громко спросил он.

Я взял его на прицел и приказал:

— Не дёргайся. Кто ты такой и зачем вмешался? Сколько вас?

— Так теперь благодарят за спасение? — огрызнулся тот. — Хорошо, я один. Можешь звать Вольфганг. И, знаешь ли, не в моих правилах оставлять людей на растерзание тварям!

— Какая добродетель! — фыркнул я.

Никто в Треугольнике изоляции не станет не то что рисковать — даже просто помогать чужим без собственной выгоды. Это и до Слияния миров было редкостью, а теперь и подавно.

— Что тебе нужно? — поинтересовался я.

— Помощь.

Вставало солнце. Небо озарилось красным неоном. Рваные тучи нависли над далёким Кёльном — одной из «вершин» Треугольника, городом, сохранившимся в первозданном виде. Местность в точке соприкосновения миров изменилась, знакомые ориентиры остались только на старых картах. Дорога между тремя городами стала долгой и опасной.

Руины микрорайона брошенного города казались опустевшими — ни людей, ни метацеридовых. Ветер гонял мусор по разбитой дороге. Трава проросла через трещины в асфальте. Деревья и кусты хаотично разрослись на городских улицах. Людей в Треугольнике осталось мало, загрязнять окружающую среду стало некому, и природа взяла своё. Скоро не останется буйной зелени нигде, кроме этого богами забытого, но по-своему красивого места…

Этот микрорайон стал новым пристанищем уцелевшим во время Слияния людям из Кёльна и окрестных населённых пунктов. Единственное в округе место, где можно укрыться от тварей. Выжившие обосновались в полуразрушенном доме, заняв несколько нижних этажей, кроме первого и подвального. Подвал оставался закрытым с тех самых пор, как появился Треугольник.

Порой я выменивал здесь еду и нужные боеприпасы на батареи для лазерного оружия — после столкновений с мародёрами этого добра обычно хватало на пару сделок. Бартер сменил оплату электронной валютой почти сразу после Слияния.

Сегодня же обменять было нечего, но в лагерь зайти пришлось: Вольфганг хотел показать что-то, что не взял с собой, и в спокойной обстановке объяснить, какого рода помощь ему нужна. Я принял бы это за ловушку, если бы не узнал дорогу к базе, но Вольфганг не стал петлять по обходному пути и пошёл напрямик.

Выбранный выжившими дом был единственным уцелевшим зданием на улице: остальные разрушил один из мелких смерчей, образовавшихся следом за самым большим. Некоторые стены постройки обвалились, стёкол в панорамных окнах давно не было, верхние этажи частично обрушились. Металлические балки острыми кольями торчали из дыр в стенах. Все входы, кроме одного, перегораживали нагромождения мусора, а единственный свободный проход закрывала хлипкая самодельная дверь.

Остановившись у двери, я громко постучал и, когда с другой стороны откликнулся часовой, назвал пароль. Нас пропустили в освещённый холодным светом ламп подъезд. В глубине здания тихо урчал генератор. Вольфганг поднялся на второй этаж и уверенно направился в обычно пустующую квартиру, ключ-карту от которой выдавали желающим задержаться гостям, способным оплатить убежище.

Из ящика стола Вольфганг достал папку. Я удивлённо вздёрнул бровь. Бумага — пережиток прошлого. Со второй половины двадцать первого века всю информацию хранили на электронных носителях. В документации приводилась по большей части непонятная мне информация, сплошь состоящая из малознакомых, а порой и абсолютно непонятных терминов. На одной из страниц красовался подробный рисунок длинной цепи, отдалённо похожей на ДНК или РНК.

— Ну и что это? — я поднял взгляд на Вольфганга.

— ДНК Метацериса. Ни один земной организм не имеет такой. Без неё Метацерис не смог бы распространяться, тем более — такими темпами, — пояснил тот и перелистнул страницы. — Точно такая же ДНК содержится в тканях Метацериса, заражающих живые организмы. Его действие можно сравнить с кордицепсом… за некоторыми исключениями. Не буду вдаваться в подробности, тебе это не нужно.

— Хочешь сказать, метацеридовые — зомби? — скептически фыркнул я.

— Нет. Метацерис не контролирует их, а лишь… меняет естественные показатели. Слушай дальше. Метацерис — сложный самостоятельный организм, но агрессивное поведение, какое мы наблюдаем сегодня, ему несвойственно.

— Откуда эти документы и выводы? Что за чушь ты несёшь?

— Я проигнорирую это. Напоминаю, ты мне обязан жизнью. Значит, пойдёшь, куда я скажу, и поможешь. Мне нужно собрать как можно больше данных: я хочу понять, что заставляет Метацерис проявлять необоснованную агрессию, — невозмутимо договорил Вольфганг.

— Да ты больной! — не выдержал я.

Каждый знает, что биомасса под названием «Метацерис» — опасная тварь, не только разросшаяся по научным комплексам в городах-вершинах, но и переносимая всеми метацеридовыми. Вряд ли кому-нибудь приходило в голову искать причины «необоснованной агрессии» этой дряни.

Кому-нибудь, кроме Вольфганга.

— По твоим меркам — возможно, — не стал отрицать он. — По моим же — скорее учёный. Наша первая задача — добраться до Кёльна. Доберёмся до комплекса — я объясню, что делать дальше. Если возникнут вопросы, ответы на них ты получишь непосредственно на месте.

— А если я откажусь выполнять твои указания? — с вызовом спросил я.

«Нет уж, к чёрту!»

Редкое место опаснее Вершин. Я скорее согласился бы пробраться на территорию головорезов, после Слияния взявших власть в свои руки, чем идти в Кёльн. А информация о Метацерисе не жизненно необходима, чтобы рисковать ради неё всем.

— Знаешь, как трудно найти человека, способного вернуться из Вершин живым? Таких на весь Треугольник единицы, и о своём прошлом никто не треплется. Выследить тебя было непросто, Харман, а собрать информацию — ещё сложнее. Я вышел на тебя через очень серьёзных людей, — спокойно сказал Вольфганг. — И если ты сейчас откажешься, я укажу им, где тебя искать.

Атмосфера накалялась. Я вскочил, выхватив плазменный пистолет, рывком прижал «учёного» к стене и приставил оружие к его голове. Он этого явно не ожидал.

— С кем ты связался? — прорычал я.

— С Дачсом, — быстро ответил Вольфганг.

— Чёрт возьми! Придурок!

Палец дрогнул на сенсоре. Провести чуть дальше — и плазма прожжёт голову этого идиота. Руки зачесались выстрелить, но лишнее убийство уже ничего не решало. Дачс, мой давний враг, не стал бы просто так давать информацию случайному человеку, а его выгода в этом деле понятна — найти меня, но не станет он доверять это Вольфгангу. Скоро сюда нагрянут его бойцы.

— Хочешь меня убить — стреляй, — с удивительным равнодушием вдруг вздохнул Вольфганг. — У меня всё равно только два выхода осталось, один другого не лучше.

Я отпустил его и убрал ствол. Укрыться от Дачса можно лишь в очень опасных районах, куда даже его люди не сунутся, и ближайший — Кёльн.

— Пока что нам по пути. Так и быть, я помогу тебе узнать о Метацерисе. А сейчас нам нужно валить, пока сюда не нагрянули сволочи Дачса. Единственное условие: если я задаю вопрос, на который ты знаешь ответ, ты отвечаешь. Честно.

— Договорились.

Забрав документы, мы вышли на улицу и чуть ли не бегом бросились к границе микрорайона. Алард держался рядом. На главную улицу выходить не рискнули, вместо этого петляя дворами и переулками. Частные коттеджи соседствовали со скоплениями небоскрёбов, но все здания здесь объединяло одно — разруха. Дома превратились в руины. Одни обрушились под беспощадным гнётом времени, другие разнёс смерч. Обломки лежали на разбитой дороге.

Этот микрорайон считался одним из лучших. Мне и не снились такие условия, даже когда я был мальчишкой. Не будь Треугольника изоляции, я провёл бы жизнь в грязных трущобах, скорее всего, став бандитом и перебиваясь грошами. Он изменил порядок вещей, изменил хотя бы маленький кусочек планеты. Пожалуй, я не отказался бы увидеть в развалинах весь мир, но после Слияния никто больше не пытался пробить брешь в другие изменения. Иначе не стало бы ни Треугольника, ни привычного большинству уклада жизни, ни человечества, а Земля погрузилась бы в хаос.

Это ли не светлое будущее для лишённых всякой надежды? Для тех, кто оказался в грязи, сокрытой за яркими голограммами, дополненной реальностью и неоновым светом? Нужно искать выход, а не прятаться за наркотическим дурманом и алкоголем, спасаясь от жестокой реальности и желая забыться. Но как жить, когда выхода нет? Нет спасения, нет будущего, нет шансов.

Треугольник мало что изменил. Люди по-прежнему сбиваются в стаи, грызутся друг с другом, бегут от реальности… Он не дал надежды слабым, но показал настоящую жизнь сильным. И потому я любил его куда больше мира, наполненного глупыми иллюзиями.

Мы добрались до окраин микрорайона. Алард в очередной раз просканировал местность и сообщил:

— Обнаружена неизвестная форма жизни. Движение на три часа.

Залаяли дворняги. И их не смог опознать дрон? Я мысленно «поставил галочку» провести диагностику его системы на привале, но из подворотни выбежали заражённые Метацерисом собаки, и всё встало на свои места. В базе данных ИИ не было информации о существах из параллельного мира и заражённых земных животных.

Метацерис не просто вступал в симбиоз, а менял организм настолько, что попытки извлечь его неизбежно приводили к смерти заражённого. В то же время он делал зверей сильнее, быстрее и опаснее. Может, собаки и не стали бы нападать, но после Слияния им не осталось даже помоев. Не будь в их телах пульсирующей синей биомассы, я не беспокоился бы, но Метацерис сделал и без того умных зверей хитрее.

Мы встали спиной к спине и направили оружие на собак. Алард взлетел выше и срезал первых врагов очередью из турели, израсходовав половину газа.

— Экономнее! — крикнул я.

Собаки полукольцом ринулись к нам. Ещё несколько животных зашли с тыла. Первого атаковавшего пса я снял одиночным выстрелом. Затрещала винтовка Вольфганга. Казалось, он не экономил ни газ, ни заряд батареи, но почти все выпущенные им плазменные заряды находили цель.

Твари бросались одна за другой, повисали на руках, хватали за ноги, пытались добраться до горла. Клыки оголодавших зверей скребли по броне. Прокусить её смогли бы лишь военные киборги или более крупные метацеридовые.

Собаки оттеснили нас к зданию, заставив разделиться. Одна из них прыгнула мне на спину. Я заметил её слишком поздно, отбиваясь от другой, и оказался на земле. Крупная собака подцепила зубами выступающую пластину брони и потянула на себя. Затрещала ткань костюма. Извернувшись, я со всей силы ударил зверя по морде. В тот же миг другой вцепился в кисть руки, защищённую только перчаткой.

Выхватив пистолет, я прострелил ему голову и толкнул труп на прыгнувшего сородича. Мельком заметил, как Алард навёл турель на тварей. Рывком сбросив с себя собаку и пнув в брюхо ещё одну, я подхватил винтовку, расстрелял преградившего путь отступления врага и перекатом ушёл с линии огня.

Длинная очередь смела нескольких зверей. Я вскочил и добил оставшихся. Тем временем Вольфганг забрался на потрёпанную машину и оборонялся.

— Алард, помоги ему, — приказал я.

Дрон открыл огонь по окружившим Вольфганга собакам. Скуля, остатки стаи бросились врассыпную. Нескольких настигла плазма, остальные удирали в руины. Алард стрелял им вслед.

— Отставить! Не трать боезапас, — махнул рукой я, но было поздно: турель зажужжала вместо очередного выстрела.

Я заменил пустую ёмкость на полную. Переделанные гражданские дроны вроде Аларда отличались от военных несовершенным искусственным интеллектом. Исправно выполняя приказы и поддерживая осмысленную беседу, они не имели достаточно развитого для самостоятельных боевых действий мышления. Единственный протокол, совпадавший с таковым у боевых дронов — защита хозяина. Почти все остальные действия, кроме реакции на угрозу и некоторых других, требовали команды. Проще всего было бы заменить плату, но достать новую можно только из военного дрона.

Вольфганг слез с машины и присел на корточки рядом с мёртвой собакой — исхудавшей, пронизанной «жилами» Метацериса.

— Бедные животные… — тихо вздохнул он.

Он напомнил мне друга детства, всегда любившего всё живое и страдавшего из-за смерти любого существа, не несущего однозначного вреда. Добрый ребёнок, мечтавший сделать мир лучше, не испортившийся под гнётом окружающей жестокости и никак не вписывающийся в помойку, которой стала эта реальность. После Слияния я не видел его, считая, что он погиб. Не может такой человек выжить в тяжёлых условиях, если не станет жёстче.

— Ты только что убивал их, а теперь жалеешь? — я скептически выгнул бровь, хоть под шлемом этого не видно. — Похоже на игру на публику. Хочешь казаться этаким учёным-пацифистом, чтобы скрыть собственную гнильцу.

— Кто бы говорил! — неожиданно зло огрызнулся Вольфганг. — Ты всё меришь по себе, да?

— Я не прикрываюсь масками. Я убийца, и не стыжусь этого. Что дальше? Может, мне ещё самому подставить горло тварям?

Вольфганг презрительно фыркнул.

— Ты не поймёшь моей философии. Не способен понять. Я вынужден убивать, чтобы защититься, но жалею об этом. А жалеешь ли о чём-то ты? — дерзко спросил он.

— Предпочитаю не тяготиться совестью и сожалением, — театрально развёл руками я. — И твои нравоучения мне не нужны, сопляк. Может, когда-нибудь обзаведёшься мозгами, а нет — сдохнешь.

Ответного выпада не последовало. Вольфганг проглотил и злость, и оскорбление, наверняка понимая, что больше никто во всём Треугольнике в Кёльн за ним не пойдёт, а лезть туда в одиночку — верная смерть.

Двадцать лет прожив в Треугольнике изоляции, повзрослев здесь, я не знал, что скрывается в Вершинах, кроме крупных очагов Метацериса. Никто не знал, потому как некому рассказать правду об этих городах. Уходившие туда в поисках знаний или ресурсов не возвращались, и тогда поползли самые разные слухи — бредовые и правдоподобные, основанные на фактах и полностью составленные из домыслов, противоречивые, но ничем не подтверждённые. А вместе с ужасами, которые рассказывали о трёх уцелевших городах, появился и страх.

Одни говорили, что Метацерис расползся по Вершинам, проник в каждое здание и некогда безопасные укрытия. Другие — что самые грозные метацеридовые собирались в Кёльне, Париже и Цюрихе, чтобы защищать крупные образования биомассы, и что её можно уничтожить, разрушив тем самым всю биосистему. Третьи считали, что города окутаны мистической аурой и несли бред — это в двадцать втором-то веке! Самых разных версий придумали много, но все они сходились в одном: что бы ни таили в себе Вершины, оно несёт только смерть.

Обстоятельства вынуждали меня рискнуть, и я вдруг понял, что сдаваться перед лицом опасности не стану. Можно ли верить слухам? Однозначно нет. Будь что будет — я готов бросить вызов Треугольнику изоляции, Метацерису и любой угрозе из Вершин! Не столько из-за вероятности оказаться в руках Дачса, сколько ради адреналина и победоносного чувства: «Я смог!» Зачем отказывать себе в удовольствии потешить своё самолюбие, сделав то, что не удавалось никому?

Рано или поздно в жизни каждого наступает момент, когда нужно сделать трудный выбор: с гордостью преодолеть сложное препятствие или присоединиться к слабакам, прикрывающимся здравым смыслом. Я этот выбор сделал, и не в пользу последних.

Из микрорайона мы вышли на шоссе. Машины так и стояли на дороге после Слияния миров, и в некоторых даже остались скелеты. Сколько ДТП произошло здесь, бесполезно считать. В нескольких метрах от нас лежала груда металла, некогда бывшая машиной, но слетевшая с дороги и разбившаяся всмятку об ограждение. Чуть дальше поперёк дороги стоял грузовик, у раскрытой и почти отвалившейся водительской двери которого сидел придавленный легковушкой скелет в истлевших остатках одежды. В ту роковую ночь на дорогах творилась полнейшая вакханалия.

Я тоже, как и все, тогда думал, что наступил Конец Света. Стоял у окна, глядя в неестественно синее небо, затянутое тяжёлыми тучами, и почему-то не чувствовал ни страха, ни сожаления, ни чего-то ещё. В те страшные мгновения осталась только апатия. Может быть, я не до конца осознавал масштабы и последствия катастрофы, а может, это была защитная реакция неокрепшей детской психики. Паниковали родители, но не я.

По-настоящему страшно стало даже не в подвале, где мы укрылись от смерчей, а после выхода на поверхность. Растерзанные трупы, брошенная военная техника, ошмётки синей биомассы и твари. Не заражённые животные — они появились позже, — а существа из параллельной реальности. Очень скоро я узнал, что метацеридовые — не самые опасные враги в Треугольнике. Потому что страшнее всех загнанный и обозлённый человек.

Одно успокаивало сейчас: в Вершинах врагом будет сам Метацерис. Сложный, но неразумный организм. Я пока не представлял, как бороться с биомассой, но если удастся собрать достаточно информации, кто знает, не найдётся ли ответ на этот вопрос? А сейчас стоит узнать кое-что другое.

— Эй, Вольфганг, а откуда ты вообще взял строение ДНК Метацериса и почему решил, что он не должен быть агрессивным? — поинтересовался я.

— Это… долгая история, — уклончиво ответил тот.

— До Кёльна два дня пути! Успеешь рассказать.

— Ты знаешь, что мы — не единственные разумные существа? И нет, я не об инопланетянах, а о… об организмах из другого измерения. Того, которое слилось с нашим.

Разумеется, о метацеристериях я не только слышал, но и пару раз сталкивался. Настроенные против людей гуманоидные твари быстро приспособились к новым условиям, научились использовать земные оружие и броню. О них никто почти ничего не знал, но все ненавидели их. Взаимно, да.

— О них не слышали только за Границами, — хмыкнул я.

— Метацеристерии — наши враги. Так считает большинство, — продолжал Вольфганг. — Но они тоже разные, как и мы. Один из них сам пошёл на контакт, а я не стал его убивать. В обмен на полезную информацию о Земле он рассказал о своём мире и Метацерисе. Мало, конечно, но сколько знал. Они в своё время совершили ту же ошибку, что и мы — не стали исследовать свою планету досконально. Зато хотя бы экологию не угробили. Апокалипсис за них устроили мы — их мир лежит в руинах и больше не пригоден для жизни, потому что «Портал» пробил брешь. Слияние для их реальности прошло болезненнее, чем для нашей.

Новая информация дополнила сложный пазл. Выходит, человек навлёк беду не только на себя, но и на метацеристериев, благоразумно не пытавшихся ломать границы мира? Теперь я понимал их ненависть. Люди заслужили её, как заслужили и свою медленно умирающую планету.

— Неопознанный объект на радаре! — сообщил Алард.

— Сканируй, — приказал я.

Раньше, чем тот успел собрать больше данных, в нескольких сотнях метров от дороги из леса на горизонте вылетел дрон-разведчик. Вольфганг вскинул винтовку и прицелился. Я не мешал: всё равно нас уже засекли. Выстрел! Прожжённый насквозь дрон упал в высокую траву. Попасть по маленькой движущейся цели с большой дистанции не каждому под силу.

— Круто стреляешь, — оценил я. — Из тебя вышел бы отличный снайпер.

— Я и был снайпером. Пока не задолбался таскать на себе двухметровую дуру.

Я уважительно хмыкнул. Далеко не каждый в Треугольнике отважится учиться снайперскому делу и носить громоздкую винтовку вместо более короткого и к тому же максимально облегчённого автомата или пары пистолетов. Чем выше мощность и дальность стрельбы, тем длиннее ствол и спрятанный в цевье ЭМИ-ускоритель.

Первое впечатление о Вольфганге, показавшемся мне слабым добряком, было ошибочным. Снайперу приходится нелегко: не все способны вынести груз чужой крови, зная, сколько смертей позади. Нужно или иметь железные нервы, или быть отморозком, каких большинство. Даже мне, впервые убившему человека, будучи ещё подростком, порой становилось тошно от осознания, что я отнимал жизни не только законченных моральных уродов и что сам вряд ли лучше их.

— Это был дрон Дачса? — уточнил Вольфганг.

Я кивнул и махнул рукой в сторону Кёльна, давая понять, что нужно идти, пока нас не нагнала толпа вооружённых до зубов мародёров. Мы двинулись дальше по дороге. Будь вокруг лес, можно было бы сойти с неё и затеряться среди деревьев, но в чистом поле от преследования нас скроет только расстояние.

И потому мешкать нельзя.

Дорога тянулась через деревню на берегу Райна. Течение прибивало к берегу реки мусор, но в грязной воде бесшумно перемещалось нечто, которому на это было плевать. Оно скользило вдоль дна — гигантское, не принадлежащее этому миру и потому невероятно опасное. Слухи о твари, поселившейся в Райне, стали расползаться по округе около месяца назад, и никто не сомневался, что пришла она из Кёльна.

С её появлением другие метацеридовые покинули поля вокруг деревни и прилегающий к берегам лес, в то время как люди оказались не так чутки. Разумеется, они знали о нежелательном соседстве, но наверняка нашли способ избежать стычек с монстром. Если метацеристерии научились мирно жить с биомассой и многими её порождениями, что мешало человеку найти свой подход? А может, местные просто надеялись на удачу.

Я всегда обходил эту деревню десятой дорогой — не знал, чего ждать: в Треугольнике нашлось место и психопатам, и фанатикам, и каннибалам. Мародёры не шли с ними ни в какое сравнение. От человека всегда можно ожидать любой подставы — трудно найти кого-то, кто живёт по совести. Военные — и те забыли о чести. А кто-то и не скрывает истинных намерений, но когда это понимаешь, обычно уже поздно.

Идти до деревни оставалось несколько часов. Иногда мы делали короткие привалы, но не задерживались надолго. На одном из таких привалов я поинтересовался у вынужденного напарника:

— Вольфганг — настоящее имя?

— Нет, — сознался тот. — Но у меня тоже есть враги, и по настоящему имени меня могут выследить. Я представляюсь по-разному в разных местах, а моё имя знают лишь те, кому я доверяю. Таких людей единицы.

Я хмыкнул, оценив подход к маскировке. Вольфганг не снимал шлем, не называл имени… Кому и когда он мог настолько навредить, будучи бесхарактерной тряпкой? Связавшись с головорезами, я не бросался в крайности, а разве есть в Треугольнике изоляции враг опаснее?

— А ты, Харман? Ты представляешься настоящим именем? — полюбопытствовал Вольфганг. Я кивнул, и он продолжил: — Значит, либо я не ошибся, либо забавное совпадение получается…

— Ты о чём? — удивился я.

— Да так… Может быть, когда-нибудь я расскажу, а пока… Давай не будем затрагивать эту тему.

Пообедав непортящимися синтетическими консервами, мы продолжили путь. Деревья на горизонте скрывали деревню, но я знал местность, как свои пять пальцев. В траве шуршали мелкие животные, которых после Слияния стало заметно больше. Природа захватила города, и звери вернулись в ранее покинутые ими места. Метацерис не страшил их: они не понимали, какую угрозу он несёт.

Словно в подтверждение внезапной мысли взвизгнул кролик. Я направил винтовку на звук, но не увидел ничего, кроме колышущейся травы. А затем с другой стороны на дорогу выскочило худое лысое животное, отдалённо похожее на кого-то из рода собачьих. Под тонкой кожей вились синие прожилки, пульсировало охваченное Метацерисом сердце. С оскаленных клыков капала пена. Из приоткрытой пасти свешивался длинный тонкий язык, больше похожий на хоботок, который тварь легко просунет между пластинами брони.

Эти гады имели мало общего с земными хищниками. Я навёл на тварь оружие и провёл пальцем по сенсорной панели. Монстр прыгнул, и плазма попала ему не в голову, а в сердце. Он упал, не долетев всего метр.

Следом за первым подоспела стая. Нас окружали. Я попытался вырваться из почти сомкнувшегося кольца, краем глаза заметил смазанное движение, но сделать ничего не успел: тварь прыгнула мне на спину. Холодный скользкий язык проник под шлем и вдруг вонзился в кожу. Я тщетно пытался сбросить с себя зверя. Выхватив нож, я ударил себе за спину. Заскулив, монстр спрыгнул на дорогу и снова бросился в атаку вместе с несколькими собратьями. У Вольфганга дела обстояли не лучше.

— Они пьют кровь! — предупредил я.

От боли закружилась голова. Твари набрасывались одна за другой, впиваясь языками под кожу. Я отбивался изо всех сил, но монстры регенерировали на глазах. Прижав одного ногой к асфальту, я несколько раз загнал нож ему в голову — и он испустил дух. «Значит, два уязвимых места... А если по-другому?»

— Алард! Ультразвук! — крикнул я.

Дрон активировал программу. Монстры отступили, тряся головами и недовольно ворча. Я включил заглушки в шлеме и открыл огонь, срезая нескольких тварей длинной очередью. Вольфганг не стрелял. Я на мгновение оглянулся, чтобы проверить, всё ли с ним нормально. Он сидел на коленях и раскачивался из стороны в сторону, схватившись за голову: то ли не успел активировать защиту, то ли конструкция её не предусматривала.

— Отставить! — приказал я, отключая заглушки.

Ультразвук затих. Вольфганг орал от боли и громко матерился. Пока он приходил в себя, на него набросились несколько оклемавшихся монстров. Я отдал приказ Аларду прикрывать Вольфганга, а сам опустился на колено и встретил кинувшихся ко мне противников короткими очередями.

Последний заряд плазмы нашёл свою цель, и винтовка заглохла. Не завибрировала, как когда в картридже заканчивается газ, а именно выключилась. Погас слабо светившийся сенсор.

В тот же миг на меня прыгнул иномирный зверь. Я отбросил его ударом приклада и со всей силы саданул винтовкой по морде следующему. В отличие от оружия прошлого поколения, новое выдерживало и не такие удары. Чтобы сломать винтовку из серии S&B-«Plasma 2090», нужно приложить немало усилий, однако старые модели расходовали меньше энергии.

Очередная тварь напала сбоку. Отбиваясь от другой в рукопашном бою, я слишком поздно заметил нападение исподтишка. Монстр повис на мне, цепляясь гибкими пальцами за выступы брони, и сунул язык между пластинами. Я ударил его прикладом в брюхо, но зверь и не подумал отступить. За мгновение до того, как он пробил бы мне горло, Вольфганг разнёс ему голову одиночным выстрелом.

— Перезаряжай — прикрою! — крикнул он, стреляя в следующую тварь.

Я отсоединил севшую батарею, бросил её прямо на дорогу и подключил новую. Винтовка завибрировала, сообщая о включении. Зажёгся спусковой сенсор. Развернувшись к атакующему врагу, я выставил перед собой оружие. Зверь налетел пастью на ствол. Я провёл пальцем по сенсору, и разогнанная плазма вынесла монстру затылок.

Ещё нескольких расстрелял Алард, но меньше зверья не становилось. Всё новые и новые твари выбирались из травы и бесстрашно бросались в бой, движимые слепым голодом: мелкой живности в этом районе осталось мало из-за разгулявшихся тварей, естественные враги которых ушли с появлением монстра в Райне. Почему-то некоторые виды метацеридовых не покидали облюбованные места, даже когда дичи становилось мало.

— Валим! — бросил я.

Мы побежали по дороге в сторону деревни — сейчас оставалось надеяться только на помощь людей, потому что кровожадные метацеридовые пустились в погоню. Отстреляться втроём от большой стаи не выйдет. Одно дело, когда броня защищает от клыков и когтей, и совсем другое — если противник находит слабые места. Увы, существа из параллельного мира оказались умнее заражённых Метацерисом животных.

Ровное шоссе превратилось в полосу препятствий. Обломки металла валялись на раздробленном асфальте. На дороге и метров на пятьдесят вокруг зияли ямы и рытвины от взрывов. В первые дни после появления Треугольника здесь прошла бомбёжка: военные ещё пытались остановить монстров, однако лишь сократили их численность. Может, поэтому мы всё ещё живы.

До спасительной деревни оставалось бежать не так уж много, но силы заканчивались. Не останавливаясь, я вытащил из подсумка энергетик и на бегу опустошил банку. Пусть это истощает организм, но на короткое время спасает от усталости. Ещё пару километров можно пробежать без остановки.

Мы свернули с дороги и помчались по заросшему травой по пояс полю. Монстры дышали в спину. Оглянувшись, я бросил перед ними гранату и прыгнул в рытвину от взрыва, в движении схватив Вольфганга за броню и утащив за собой. Граната рванула, разметав вокруг раскалённую плазму. Завыли раненые звери. Их вой не походил ни на волчий, ни на собачий — вызывающий иррациональный страх звук на грани человеческого восприятия, от которого пробирает мороз.

Прямо перед нами в рытвину спрыгнула очередная тварь. Взрыв искалечил ей переднюю лапу и морду: кожа обгорела, местами обнажив пульсирующие синие жилы, — но зверюга держалась на трёх конечностях. И держалась довольно уверенно. Однако стоило ей коснуться земли, как её подстрелил Алард — теперь точно наверняка.

Выскочив из укрытия, мы побежали дальше. Граната мало помогла. Да, несколько трупов осталось лежать позади, но большинство свирепых монстров по-прежнему преследовало нас. Вскоре бежать стало проще: больше не приходилось перепрыгивать через траншеи и ямы и огибать куски заржавевшего металла, хоть ландшафт и не стал ровнее — кочки и бугорки ещё попадались на пути.

— Алард, прикрой! В деревню не лезь! — приказал я.

— Есть! — откликнулся дрон.

Он завис на месте и открыл огонь. Заряда батареи и запаса газа должно хватить надолго, если это будет последняя стычка за сегодня.

Поле сменилось редкими посадками. По стволам некоторых деревьев вились синие жгуты. Метацерис выбрался далеко за пределы Вершин. Неровен час — он расползётся по всему Треугольнику, и борьба человека за выживание ужесточится во много раз. Одна ошибка — и вот биомасса уже захватывает организм, меняя его и либо убивая носителя, либо вступая в симбиоз. Тогда у заражённого появляется шанс: если повезёт, он не сойдёт с ума от боли и приспособится к мутации.

Оголодавшие монстры не побоялись последовать за нами ближе к Райну, на берегу которого виднелся полуразрушенный дачный посёлок. Крыши коттеджей провалились, и их залатали кусками ржавого металла. Им же закрыли разбитые окна. Теперь некогда красивое место больше походило на захолустную деревню в глуши, о которых говорилось в исторических книгах о начале позапрошлого века. Сейчас таких сёл не осталось нигде, но Треугольник изоляции словно переместился в прошлое.

Лагерь окружало заграждение из сетки Рабица с колючей проволокой. У единственных ворот дежурил пулемётчик, на крыше наверняка залёг снайпер. Предположение подтвердилось: как только метацеридовые показались из-за деревьев, по округе разнеслось эхо хлопков. Монстры один за другим покатились по земле.

Ворота приближались.

— Оружие убрать и вытащить батареи! — крикнул пулемётчик.

Если бы не погоня, я ни за что не разрядил бы винтовку, но выбор стоял между двумя перспективами — быть сожранным, потому что всех монстров не перебьют, или довериться неизвестным. Пришлось рискнуть. На бегу я отсоединил батарею и убрал в подсумок. Вольфганг ненадолго заколебался, но всё-таки разрядил оружие.

— Как бы за это не поплатиться! У меня нехорошее предчувствие… — даже не сбив дыхание, бросил он.

— Может быть, потому, что за нами гонятся твари?! — огрызнулся я.

Часовой приоткрыл ворота ровно настолько, чтобы мы боком прошли в лагерь, и вновь запер их на цепь. Метацеридовые с воем и рычанием бросались на сетку, но перебраться через неё не могли: им мешала проволока.

Я тяжело дышал. Лёгкие жгло огнём. Действие энергетика ещё не закончилось, но легче не становилось. Вольфганг запыхался, но держался бодрее. И именно это меня насторожило — не может человек пробежать несколько километров на пределе сил, мало того, что не используя энергетики, так ещё и не устав! Начали закрадывается сомнения в правильности сделанного выбора. Как бы поход с Вольфгангом в Кёльн не оказался опаснее встречи с Дачсом.

— Кто такие и что здесь делаете? — задал дежурный вопрос пулемётчик, скучающе глядя через стекло шлема.

Представившись, я кивнул на беснующихся тварей:

— Как видишь, нам пришлось заглянуть на огонёк. В планы это не входило. Как только зверьё отсюда уберётся, мы уйдём.

— Проходите в центр лагеря, там можете подождать.

Дачный посёлок состоял из нескольких улиц, однако живущая здесь горстка людей поселилась в малой его части. Центральная улица вывела на перекрёсток, заставленный брошенными легковушками. На машинах сидели местные жители, а между ними кружили с ножами в руках двое бойцов в комбинезонах, поверх которых обычно надевают броню. Эластичная ткань защищала от влаги и неплохо сохраняла тепло, однако больше ни на что не годилась.

Я сел на капот свободной машины. Делать всё равно нечего, так почему бы не посмотреть, чем закончится поединок? К тому же он только начался.

— Ставлю на Джерта! — крикнул кто-то.

— Новенький его уделает! — ухмыльнулся сидящий напротив зритель.

Ставки делали не все, но большинство, и я понял, что заставляло бойцов идти на эти показательные драки — либо желание потешить своё эго, либо незавидное положение. Победитель в любом случае должен получать часть выигрыша. Исходя из азартных выкриков толпы, я сделал вывод, что Джерт — широкоплечий мужчина с покрытым шрамами лицом. Противник — парень лет двадцати, — уступал ему в росте и весе, но заметно превосходил в скорости.

Прозвучал выстрел в воздух. Бойцы атаковали одновременно — и оба успели уклониться от удара оппонента. Разорвав дистанцию, они вновь пошли по кругу. Джерт сделал обманный выпад, сбил противника с ног мощной подсечкой и занёс ногу для удара в горло. В последний момент парень откатился в сторону и, кувыркнувшись, вскочил. Нож просвистел рядом с ухом уклонившегося Джерта.

Перехватив руку врага, он развернулся вокруг своей оси и ударил ножом. Тот потерял равновесие и упал на колено, а лезвие едва не вонзилось ему в живот. Парень ловко отскочил назад. Клинок прошёлся вскользь, распоров ткань комбеза и оставив кровавую полосу на коже. Зрители, болевшие за Джерта, одобрительно зашумели. Разгорячённый боем и подбадриваемый криками, он ринулся на противника. Габариты сыграли с ним злую шутку, едва не стоившую ему жизни: парень отскочил вбок, а Джерт не успел повернуться за ним. Не слишком метко брошенный нож скользнул по его боку и упал на асфальт. На лезвии темнела кровь.

Джерт злорадно осклабился. Потерявший оружие парень уклонялся от его ударов с ловкостью кошки. Казалось, Джерт действительно стремился попасть, однако опытный глаз заметит попытку измотать противника. Последний старался добраться до ножа, но Джерт каждый раз преграждал ему путь и вынуждал отступить к другому краю «ринга».

— Убей его! Давай! — подбадривали зрители.

Джерт резко сократил дистанцию и ударил без замаха. Противник пригнулся. Нож рассёк воздух. Врезав врагу поддых, парень кинулся к своему оружию. Помешать ему Джерт не успел — и в его руках оказался нож. Парень двинулся вдоль границы круга, выставив лезвие перед собой и стараясь зайти Джерту за спину. Тот сделать этого не позволял, и парень неожиданно бросился на него спереди, показав обманный выпад. Заблокировать настоящую атаку Джерт не смог, но закрылся рукой. Клинок легко разрезал его предплечье. Боец зарычал от боли и ударил противника в челюсть.

Парень отшатнулся и отступил влево. Вовремя: Джерт попытался его зарезать, но промахнулся. Он рванулся к врагу. Клинок почти коснулся горла… и выскользнул из руки Джерта. Вражеский нож до рукояти вошёл ему под рёбра. Парень подловил опасного противника на единственной ошибке.

Его победу встретили свистом и одобряющими криками. Забрав причитающееся, он отошёл к машине, на которой расположились его друзья, теперь активно поздравляющие его. В то же время труп из круга утащили в сторону реки.

Я собрался уйти, думая, что представление закончилось. Не тут-то было! Сидевший на крыше микроавтобуса парень — видимо, организатор сегодняшних боёв, — нас заметил. А может, заметил он раньше, но только сейчас обратил внимание.

— Да у нас свежачок! — громко оповестил он. — Выходите на ринг, мужики. Нечего топтаться в стороне. Или слабо?

— Я пас, — развёл руками Вольфганг. — И тебе не советую.

Но я отступать не собирался. Гордость не позволила проигнорировать откровенный вызов. Перед тем, как стащить шлем и снять броню, я вышел на связь с Алардом и едва слышно приказал:

— Сюда. Держись высоко, чтобы тебя не заметили.

Затем я разоружился, оставив только нож, и шагнул на «ринг». Мне навстречу вышел поджарый парень в балаклаве.

— Ну, тут без шансов, — хмыкнул организатор. — Не ударь лицом в грязь, Колман.

— Ты сомневаешься в моей победе? — взглянув на него, ухмыльнулся мой противник.

Я видел, что это не просто бравада. Колман ни секунды не колебался — то ли опытный боец, то ли просто самоуверенный. Хотя реакция организатора о многом говорила… Впрочем, меня мало смутил противник: долгие годы выживания никогда не проходят даром.

Выстрел в воздух — поединок начался. Я напал первым, чтобы проверить реакцию Колмана. Тот не подкачал, уклонился и отступил на пару шагов. Я не стал подходить сразу, давая возможность для атаки. Нужно понять, насколько серьёзный противник, и определить его стиль.

Я ожидал стандартного удара, который легко парировать, но Колман присел и кувыркнулся наискосок, чтобы оказаться почти у меня за спиной. Одновременно я отскочил и развернулся в прыжке. Нож едва не задел сухожилия под коленями. Колман стоял на колене, оперевшись свободной рукой о дорогу.

— Деритесь! — крикнул кто-то из зрителей.

Колман прыгнул на пару метров из неудобного положения, перекатился и вскочил, метя ножом мне под лопатку. Я ушёл от удара в последние секунды. Стало понятно, почему Колман был так уверен в себе — не человек это. Точнее, не совсем человек — киборг с мощными боевыми имплантами.

Разворачиваясь, я взмахнул ножом. Колман перехватил лезвие, вздрогнув от боли. Кровь потекла по наполовину перерубленным пальцам. Он рванул руку с клинка, разбрызгав алые капли, и одновременно с этим пнул меня в живот. Я согнулся на несколько секунд, и этого хватило. Следующий удар пришёлся по лицу. Потеряв равновесие, я повалился под ноги противника. Горячая кровь потекла из сломанного носа. На губах появился металлический привкус.

Колман прижал меня коленом к асфальту и приставил нож к горлу. За мгновение до того, как он перерезал бы мне глотку, его отбросил выстрел. В боку зияла сквозная дыра, плоть обгорела. Не было даже кровотечения — плазма прижгла рану.

— Какого чёрта?! — закричал организатор, и его поддержали дружными воплями. — У нас правило одно — не вмешиваться в чужой бой!

В небе над дачным посёлком завис Алард. Вовремя он среагировал! Сбоку донеслись звуки возни и ударов. Я вскочил, но помочь Вольфгангу не успел: его приложили головой о машину, и он обмяк. Алард накрыл новоиспечённых врагов шквальным огнём. Я попытался добраться до своего снаряжения, но не сделал и шага, прежде чем по телу пробежал электрический разряд.

Я очнулся на холодном металлическом полу. Руки стянули за спиной каким-то кабелем. Я задёргался, пытаясь сесть. Получилось не сразу.

Полумрак в маленькой пустой комнате разгоняла единственная горящая лампа под потолком. И в этом ультрафиолетовом свете отсвечивали синим толстые… трубки? Вены? Вольфганг сидел напротив, связанный. Странные светящиеся прожилки ветвились по его лицу и пульсировали под одеждой. Несколько секунд я тупо смотрел на эти отростки, прежде чем понял, что это.

Метацерис.

— Вольф! — позвал я. Язык ещё заплетался.

— Чего? — он поднял голову.

— Это… биомасса… — я пытался подобрать слова. — Тебя эти уроды заразили?

— Это вышло случайно, — пожал плечами Вольфганг. — Полез, куда не надо, без шлема, ну и подцепил. Около месяца назад.

— Вот, почему метацеристерии тебя не убили!

— Я не один из них, если ты об этом. Мутация — это другое. Я не человек, но и не метацеридовый. Не дошёл ещё до сумасшествия: обезболивающие спасают.

Я долго переваривал только что открывшуюся правду. Обрывки информации и догадки складывались в цельную картину. Благодаря заражению Вольфганг медленнее уставал, из-за него же не снимал шлем при посторонних и, наверное, по той же причине рвался в Вершины. Один из немногих, кому повезло не погибнуть и не свихнуться при заражении этой дрянью.

Вдруг меня осенило: даже если Вольфганг — учёный, вряд ли он хочет понять причину агрессии Метацериса. Потому что не может низкоразвитый организм внезапно кардинально изменить поведение в среде, не причиняющей ему вреда. А будь Земля для него опасна, он не прожил бы здесь двадцать лет.

— Зачем ты идёшь в Кёльн? — спросил я.

— У тебя склероз? Я уже объяснял, — упрямо отрезал Вольфганг.

— Ты солгал. Не отрицай. Как-то не сходится: ты заражён, но хочешь изучать убивающий тебя Метацерис, хотя тебе осталось недолго. На бред похоже. Да и чего ради тебе это? Знания? Смешно. Они ничем не помогут. Изучай, не изучай, с Метацерисом ты ничего не сделаешь.

Вольфганг смерил меня испепеляющим взглядом: я попал в яблочко.

— Хорошо, я объясню, — сдался он. — Я не хочу стать очередным метацеридовым отродьем и потерять рассудок, а вечно сидеть на обезболивающем не выйдет. У меня есть выбор: сдохнуть в муках, застрелиться, найти способ избавиться от этой грёбаной биомассы или узнать, что это невозможно, и вернуться к одному из первых двух вариантов. Как видишь, выхода нет.

— Предположим, мы доберёмся до Кёльна и найдём научный центр. Дальше-то что? — подумав, поинтересовался я.

— Я долго изучал биологию по разным сводкам, документам, искал информацию в архивах… Мне нужны любые носители данных из этих НИЦ. Всё, что касается Метацериса, если есть хоть что-то.

— Всё произошло слишком быстро. Ты ничего не найдёшь.

— Так нам сказали. Ты в это веришь?

— Да, чёрт возьми! Я это пережил! — Вольфганг вывел меня из себя.

— Я тоже… — тихо проронил он, содрогаясь от воспоминаний.

И раз он что-то запомнил, ему не меньше двадцати пяти. Почти ровесники…

— Так не неси чушь! Никто не изучал Метацерис. Некому было! Если ты такой классный учёный, что сможешь сам провести все исследования — флаг тебе в руки! Только постарайся не сделать хуже.

— Куда уж хуже... Но ты прав. Даже если ничего не получится, я должен попытаться.

Я не верил в удачный исход этой безнадёжной затеи, но взглянул на Вольфганга с другой стороны. Если сначала он показался мне до странного наивным, то теперь я понимал: это не наивность. Это отчаяние. На его месте я, наверное, сдался бы, а Вольфганг боролся до последнего.

Пока мы не оказались заперты здесь. Оба обречены. Нужно было послушать Вольфганга — тогда пострадало бы только моё самолюбие, но уже поздно жалеть. Вся надежда оставалась на Аларда, если его не сбили, но сможет ли он чем-то помочь без управления? Была бы возможность связаться с ним…

Я долго сидел без движения. Время тянулось мучительно медленно. Я не знал, ни какое сейчас время суток, ни что нас ждёт. Расстрел? Более жестокая казнь? Или нас так и бросят гнить здесь, медленно сходя с ума? А может, это поселение каннибалов? Думать о грядущем не хотелось, но ничего другого в голову не приходило. Сбежать не получится: в комнате глухие металлические стены и дверь с электронным замком, да и руки связаны.

Смерть не пугала, но умирать по собственной глупости не хотелось. Особенно в этой дыре — и это после стольких раз, когда я оказывался на волоске от гибели! Вне Треугольника мир враждебен, а уж здесь — и подавно. В городе можно запросто словить пулю в спину лишь потому, что кому-то стало скучно или захотелось лёгкой наживы. В Треугольнике изоляции — стать обедом, заразиться Метацерисом или точно так же попасться на пути мародёров. Вот только здесь каждый сам отвечает за свою жизнь.

Раздался писк, замок лязгнул. Дверь с шипением отъехала в нишу в стене. На пороге стояли четверо амбалов в полностью закрытой броне. Стало не по себе. Нас заставили подняться, чуть ли не волоком вытащили на улицу и повели к реке. Скосив взгляд на Вольфганга, я заметил, как он нервно сглотнул. Он знал, что обитает в Райне.

Нас вывели на пустую пристань. Люди собрались поодаль, не рискуя подходить к воде. Трое из четверых сопровождающих тоже поспешно отошли подальше, словно панически чего-то боялись, и только один остался у реки.

— Вы могли уйти отсюда живыми, но… — протянул он. — Ты убил одного из наших. За победу в честном бою тебе и слова не сказали бы. Вызывать дрон ни ты, ни твой напарник права не имели.

Палач полоснул ножом по моему лицу. Несколько капель крови упало в воду, и круги побежали по отражению. Вольфганг стал белее снега: что-то приближалось. Огромный силуэт шёл против течения к пристани. По телу пробежала дрожь.

Нас собирались скормить метацеридовому!

Удара по коленям я не ожидал — и потому сорвался в воду. Рядом с плеском упал Вольфганг. Мы пошли ко дну, барахтаясь со связанными руками и безуспешно пытаясь всплыть. Я оказался в темноте, всё глубже погружаясь в холодную воду. Воздуха не хватало. Казалось, лёгкие сейчас разорвёт.

Поднимая со дна ил и волнуя воду, метацеридовый подплыл к пристани и вынырнул, чудом не задев нас: мы находились слишком близко к берегу. Оглушительный рёв пробился сквозь толщу воды. Тварь сделала резкое движение длинным телом, и мощная волна выбросила нас на пристань. Я перевернулся на бок и закашлялся, отхаркивая грязную воду.

Из Райна выбиралось нечто, похожее на огромного уродливого аксолотля, перевитого жилами Метацериса. Крики людей и треск винтовок смешались с клокочущим рыком монстра. В лагере началась паника. Метацеридовый бросился на ближайших стрелков и порвал их на куски в считанные секунды. Видя его в полную длину, я невольно присвистнул: метров десять, не меньше.

— Харман! — крикнул Вольфганг.

Пока я во все глаза смотрел на ужасающую тварь, он успел забрать с какого-то трупа нож и срезал путы. Словно очнувшись, я рывком сел. Вольфганг освободил мне руки. Я благодарно кивнул.

— Давай на склад! Заберём свои вещи — и валим! Он сам здесь разберётся! — торопливо сказал он.

Мы метнулись к зданиям и, не отходя от стен, побежали к самому большому коттеджу в лагере. На бегу Вольфганг пояснил, что, когда мы пришли, видел, как туда заносили какие-то ящики.

Монстр продолжал с неожиданной ловкостью скользить по дачному посёлку, разбрасывая людей ударами хвоста и раздирая их в клочья клыками и когтями. Одного его удара хватило, чтобы смять легковушку. Следующим он снёс ограждение лагеря и проломил стену перед нами. Во все стороны разлетелись осколки кирпича.

— Сюда! — Вольфганг запрыгнул в пролом, и я последовал за ним.

Среди старого хлама, занимавшего почти всё пространство склада, нашлись несколько ящиков с военной маркировкой и коробки с конфискованным и снятым с трупов снаряжением, среди которого нашлось и наше. Надев броню и взяв в руки тяжёлую винтовку, я почувствовал себя куда увереннее. Активировал встроенную в шлем рацию.

— Алард! — позвал я.

— Слушаю, — ответил механический голос, и я вздохнул с облегчением: не сбили.

— Лети к нам. Осторожно, здесь ад!

— Принято.

Мы вышли из здания. Метацеридовый добивал выживших. Несколько человек попытались сбежать, но всё равно попались разъярённой твари. Пользуясь хаосом, мы незаметно проскочили улицу и выбрались с территории лагеря, после чего побежали прочь из дачного посёлка.

Рёв и треск стрельбы позади стихли. От дачного посёлка нас отделяло несколько сотен метров, и мы наконец остановились. Прерывисто дыша, я снял шлем и упёрся руками в колени.

— С тобой не заскучаешь, Вольф, — усмехнулся. — Что-что, а скормить гигантскому монстру меня ещё не пытались.

— Всё бывает впервые! — заразительно рассмеялся Вольфганг.

Я тоже не удержался. Обоим нужна была эмоциональная разрядка после всего произошедшего. У меня ещё не бывало таких насыщенных суток, за которые я успел подписаться на очень опасное дело, снова посадить себе на «хвост» заклятого врага, перебить кучу метацеридовых, попасть в плен и едва не стать ужином огромного «аксолотля». Пожалуй, так его и буду называть — Аксолотль.

«Будет, что рассказать за банкой пива», — подумалось вдруг.

Отсмеявшись, я активировал имплант и подключился к камерам Аларда. Мир перед глазами потускнел, сменяясь трансляцией в реальном времени. Голова закружилась с непривычки, когда земля вдруг отдалилась, а привычная картина мира перешла в режим ночной съёмки. Эту почти бесполезную функцию я использовал редко: работала такая связь на небольшом расстоянии, для слежки не годилась, да и вообще никаких особых преимуществ не давала, а дискомфорта доставляла достаточно. Может, за пределами Треугольника такие импланты уже довели до ума, расширив радиус действия, но у местных доступа к этим технологиям не было — карантинная зона, как-никак.

— Подлети поближе, насколько сможешь, — попросил я.

Алард медленно, чтобы не разорвать связь, двинулся к дачному посёлку. Я потерял равновесие, но на ногах удержался. Ощущения были непривычными настолько, что к горлу подкатила тошнота. Я стоял на месте, но картинка перед глазами двигалась, и это сводило с ума вестибулярный аппарат.

Среди домов ещё угадывалось движение.

— Приблизь, — сказал я, когда дрон завис на границе радиуса действия.

Он послушно увеличил изображение. Аксолотль сожрал кого-то целиком, не подавившись бронёй. «Вот это тварь… Чёртов Метацерис…» Я ожидал чего-то подобного, но то, с какой лёгкостью монстр проглатывал людей в дюралюминиевом «панцире» с карбоновой подкладкой, поражало. В том, что он переварит броню, сомнений не возникло.

Сожрав несколько трупов, Аксолотль неторопливо переполз на пристань и скользнул в Райн. Больше никакого движения в лагере не наблюдалось — похоже, все погибли, а если кто и выжил, долго теперь носу не высунет. Я отключил имплант связи и приказал Аларду возвращаться. В глазах рябило от резкого перехода к нормальному зрению. Мои глазные импланты были адаптированы под работу с другими имплантами с горем пополам — старая модель.

Надев шлем, я вывел на стекло голографическую карту с коммуникатора и проложил маршрут подальше от Райна. Безопасной дороги к Вершинам нет, но есть непроходимые места, отмеченные на карте тёмно-синими пятнами. Границы, конечно, не точные, да и сама карта могла устареть: в то время как очаги Метацериса медленно разрастаются, но остаются на прежнем месте, многие метацеридовые мигрируют.

Кёльн находился в синей зоне. Его окружали очаги поменьше, хаотично разбросанные по карте, но заметно увеличивающиеся по мере приближения к городу. Через узкие просветы между ними не пройти — неизвестно, что там и как далеко оно распространилось; может, там и прохода уже нет. Оставался один путь, пролегающий между тремя крупными очагами.

Я пересказал маршрут напарнику и мы выдвинулись.

— Как думаешь, эта тварь в районе Кёльна единственная? — на ходу поинтересовался Вольфганг.

— Надеюсь, — неопределённо пожал плечами я.

— Жаль, нельзя их изучить… Они могли бы дать ответы на некоторые вопросы. О Метацерисе известно слишком мало. Это же отличная основа для исследований!

— Ага, только никому это не нужно. Там, — я махнул рукой в сторону границ, — и без того проблем хватает. Пока Метацерис не выходит за пределы карантинной зоны, никто сюда не сунется.

Наверняка Вольфганг и без меня это понимал, но отчаяние заставляло его лелеять глупую надежду. Сколько бы ни прошло лет и что бы ни творилось вокруг, человек всегда будет цепляться за спасительную ниточку, даже если ниточка эта иллюзорна. Чтобы смотреть на мир реально, нужно найти в себе силы отбросить пустую веру в лучшее. Я давно избавился от неё, принял безнадёжную, но правдивую реальность. Что мешало Вольфгангу сделать то же самое? Страх перед Метацерисом?

А ведь когда всё только началось, и я надеялся… Надеялся, что военные остановят творящееся вокруг безумие, что выживших эвакуируют, а угрозу ликвидируют. Но вместо этого они оцепили Треугольник, выстроили заграждение в нескольких километрах от его границ и бросили всех нас один на один с Метацерисом, который уверенно поглощал всё новые и новые территории.

Однажды весь Треугольник изоляции отметят сплошным синим пятном. Если будет, кому отмечать.

С каждым годом пятна расширялись всё быстрее. Метацерис словно адаптировался к нашему миру и набирался сил для блицкрига, который сметёт человечество с лица Земли. Вряд ли дроны и солдаты смогут его сдержать. Глубоко в душе я хотел увидеть этот новый мир, который станет расплатой за уничтожение параллельной реальности. Такая вот жестокая справедливость.

Поле сменилось лесом. Не слишком густым, но каким-то… выцветшим. Тоненькие деревья застыли статуями, понуро склонив к земле голые ветки. Под ногами хрустели прошлогодние листья и низкие кусты, так и не покрывшиеся свежей листвой. Крапива, в изобилии растущая здесь, высохла и, наверное, уже не жгла. И никакой живности, кроме вездесущих комаров, может быть, переносящих споры Метацериса.

Я со всей силы пнул первое попавшееся дерево. Довольно крепкий с виду, но прогнивший насквозь ствол хрустнул пополам. Лес действительно умер, и я догадывался, что его убило. Только почему на карте эта зона не помечена синим? Наверняка ведь Метацерис выделил какой-то токсин в почву, иначе гибель растений не объяснить.

— Рядом должен быть очаг, — предупредил Вольфганг. — Смотри в оба.

Я не стал спрашивать, как он это выяснил. Никто не искал губительную биомассу намеренно и уж точно не проверял, что порождает эти «синие пятна». Никто, кроме Вольфганга, так безрассудно лезущего на рожон в поисках информации. Всё-таки он, знающий куда больше многих, может быть полезен… И опасен. Метацеридовые всегда непредсказуемы, а порой и очень хитры. Среди тупых тварей попадались действительно умные существа, с которыми и у меня возникали проблемы.

Можно ли доверять Вольфгангу? Определённо нет. Верить нельзя даже людям, что уж говорить о метацеридовом? Я дожил до двадцати семи потому, что всю сознательную жизнь полагался лишь на себя.

Прислушиваясь к тишине и всматриваясь в переплетённые заросли, мы шли по краю леса к дороге. Маршрут пришлось изменить: уж лучше пройти между двумя «синими пятнами», чем продираться через заражённую чащу. Особенно, если где-то рядом токсичная биомасса.

— Обнаружен вражеский дрон! — неожиданно отчитался Алард.

Мы с Вольфгангом упали в кусты и отползли подальше. Только после этого я очень медленно поднял голову. У дрона могли быть датчики движения и мощное вооружение. В небе над нами завис невооружённый разведчик. Вместо турели на него прикрепили ракетницу, и это в сто раз хуже. Я перевернулся на спину, чтобы снять его, пока не поздно, но дрон запустил сигнальную ракету. Ярко-красная вспышка расчертила небо.

Я выстрелил. В последний момент дрон, явно уловивший движение, метнулся в сторону. Разогнанная до огромной скорости плазма ушла «в молоко».

— Может, пошлём за ним твоего? — предложил Вольфганг.

— Нет, — отрезал я. — Придётся уходить в лес. Есть шансы выжить там?

— Не знаю, но готов рискнуть.

Скоро здесь будут мародёры Дачса, а они легко собьют Аларда. Подставлять механического друга я не собирался. Если для кого-то дроны — всего лишь расходный материал, то для меня он — единственный надёжный напарник.

Мы быстрым шагом двинулись в лес. Я послал Аларда вперёд — на разведку. Вражеский дрон за нами не последовал, видимо, поджидая союзников. Я лишь надеялся, что они не сунутся в пасть Метацериса, потому что уйти далеко мы не успеем в любом случае. Где дрон — там и его оператор.

Местность перед нами бугрилась холмами и проваливалась в овраги. Я старался обходить любые возвышенности, но на одну из них подняться всё же пришлось. Это была длинная прогалина, с которой открывался вид на дорогу. На обход потребовалось бы слишком много времени, а именно его нам не хватало. Враг дышал в спину.

Я застыл на середине прогалины, увидев, что скрывалось за ней. Тонкие синие жгуты оплетали деревья, как гигантская паутина. Дальше не пройти. Воспользовавшись кратковременным затишьем, я приказал Аларду записать короткое видео на встроенную камеру — сгодится, как подтверждение для знакомого картографа. Отметки на карту наносили через связывающую коммуникаторы сеть, но взломать систему по силам только опытному хакеру, потому именно им и сливали информацию о новых очагах заражения и миграции метацеридовых, а они неплохо за это платили.

Вольфганг отошёл чуть в сторону и посмотрел через прицел на дорогу.

— Чёрт возьми! Они идут сюда! — сообщил он.

— Значит, придётся пострелять, — пожал плечами я.

За годы убийства стали обыденностью. Я редко жалел о крови на моих руках — обычно, когда напивался и раскисал. Среди нашедших смерть от моей руки были не только ублюдки, но и в какой-то мере невинные люди. Насколько это вообще возможно, когда борьба за выживание заставляет забыть о морали. В Треугольнике изоляции нет тех, кому нельзя приписать убийства и мародёрство, и мало тех, кто никогда не шёл на крайние меры. Кто-то грабил, кто-то убивал для развлечения, кто-то жрал себеподобных… Список преступлений, за которые в цивилизованном мире расстреливают и которые — норма здесь, можно продолжать долго.

— Есть идея, — бегло оглядевшись, сказал Вольфганг. — Тебе дальше идти опасно, я же могу залечь в лесу. Прикрою. Ты займи позицию здесь где-нибудь и дрон свой спрячь. Их пятеро, справимся. Надеюсь.

— Вооружение не рассмотрел? — уточнил я.

— Нет. Видел только снайпу у одного — её я ни с чем не спутаю.

Снайпер может стать проблемой… Небольшой проблемой. Вряд ли среди мародёров, идущих за нами в Кёльн, есть профессионалы: лучших бойцов Дачс на смертельную миссию не послал бы. В город не пойдёт ни один отряд, но и в его окрестностях выжить непросто. Забавно, что граница Кёльна, который даже сумасшедший обойдёт стороной, стала для нас спасительным рубежом.

Я залёг на краю холма в высокой траве и замер без движения; Алард приземлился рядом, выключив турбины. Позади послышался шорох — это Вольфганг спустился в заражённый лес. Я сомневался в нём: он мог сбежать или вообще работать на Дачса, — но пришлось довериться ему.

Ждать пришлось долго. За это время я ни разу не шелохнулся: враг мог быть уже рядом и выжидать, прежде чем подняться на холм. Местность была крайне неудобной, и расклад при любых обстоятельствах выходил неприятный: даже если мародёры спустятся в низину между холмом и заражённым лесом, снайпер должен держаться позади; я окажусь перед ним, как на ладони, а спуститься вниз не выйдет из-за остальных бойцов. Но выбирать не приходится — отступать-то всё равно некуда. Жаль только, подробный план мы не составили. Хотя… так и так придётся полагаться на удачу.

Мародёры шли по лесу не бесшумно, но тихо, однако включенные на полную мощность слуховые импланты уловили едва различимые шорохи. Чем ближе подходила группа, тем отчётливее становились шаги. Я постепенно убавлял мощность имплантов, чтобы не оглохнуть при неожиданном выстреле, пока не выключил импланты. Слух пришёл в норму, но я всё равно слышал крадущегося противника. Уже близко.

С тихим жужжанием из-за деревьев вылетел дрон — и замигал светодиодами, давая сигнал товарищам. Я мысленно выругался. Треснул выстрел из заражённой части леса. Плазма прожгла тонкую обшивку разведчика. До земли тот не долетел — взорвался ещё в воздухе. Теперь мародёры будут осторожнее, но не сбить дрон Вольфганг не мог, иначе он выдал бы наши позиции. Нужно было подстрелить его ещё на опушке — но нет, я решил сэкономить время и боеприпасы!

Рядом со мной упал рельефный чёрный цилиндр. Даже не глядя, я мог в деталях описать и внешний вид, и устройство этой гранаты. Несколько секунд на спасение. Схватив Аларда за «крыло», я рванулся к краю холма и покатился по заваленному камнями и ветками склону. Наверху с яркой вспышкой разлетелась плазма.

Алард полностью вывел систему из спящего режима и взлетел. Я поднялся с земли так быстро, как только мог. Броня защитила от травм, но всё тело ломило — такой спуск не мог пройти безболезненно.

Всё шло не по плану. Я оказался в уязвимом положении и не мог укрыться в лесу. На холме уже слышались тяжёлые шаги. Вольфганг выстрелил по кому-то, но, видимо, промахнулся — не последовало ни возгласа, ни ругани. Вместо этого его укрытие обстреляли из подствольных гранатомётов, в то время как мне оставалось только смотреть на брызги плазмы и вспышки лазерных лучей.

Жизнь словно насмехалась. Единственный человек… то есть, метацеридовый, с которым я, кажется, сработался, не мог выжить в этом пекле. Не мог, если не ушёл с позиции незадолго до взрывов. Хватило ли Вольфгангу времени и скорости? Вряд ли. Даже я при всём своём боевом опыте не ожидал, что враг резко переключится на новую цель. Не то что бы я скорбел по временному напарнику, но его было немного… жаль?

Впрочем, нет времени. Нужно отбиваться, сколько получится. Отходить некуда, и лучше погибнуть в перестрелке, чем медленно и мучительно — из-за Метацериса.

— Алард, сгенерируй силовое поле, — с холодной решимостью в голосе попросил я.

Загудели небольшие генераторы, закреплённые на нём. Они расходовали колоссальные объёмы энергии на кратковременную защиту. Хватит на пару минут в лучшем случае, да и то — если в устаревшей системе что-нибудь не сломается. Но и ждать, когда нас закидают гранатами, нельзя.

Силовое поле развернулось прозрачной полусферой, по которой порой пробегали синие всполохи. Я рывком взобрался на холм и открыл огонь, срезая длинной очередью ближайшего мародёра. Алард завис передо мной, прикрывая силовым полем. Щит с едва заметными вспышками отражал посыпавшиеся на него плазменные заряды и лазерные лучи.

Мародёры залегли. Я стрелял по их позициям, особо не целясь. Винтовка нагрелась. Одна за другой менялись ёмкости с газом, стремительно падал заряд батареи на индикаторе. Откуда-то сбоку прилетел сгусток плазмы. Алард среагировал мгновенно, подставив щит, но со стороны остальной тройки защиты теперь не было. Я растянулся на траве. Рядом упал подбитый дрон. Силовое поле свернулось — один из генераторов отстрелили, а второй не справлялся.

«Выберемся — починю», — мысленно пообещал я, хотя знал, что шансов мало. Я и сам-то отсюда живым не ушёл бы ни вдоль холма, ни через лес, а уж с тяжёлым дроном — и подавно. Не поднимая головы, я вытащил из подсумка гранату и на несколько секунд зажал кнопку активации — до оповещающего о включении писка. Индикатор заряда быстро заполнялся. До взрыва осталась пара секунд. Бросив цилиндр врагам, я метнулся назад.

Снайпер чуть не отстрелил мне голову. В последний момент я распластался по земле. Два взрыва позади прозвучали одновременно — у кого-то сдетонировал боезапас. Ногу обожгло. В тот же миг из леса донеслись отзвуки треска, и снайпер больше не стрелял. Не дожидаясь, пока оставшиеся мародёры, успевшие спрыгнуть с холма, вернутся, я оставил пару мин и съехал по склону. Теперь для мощного взрыва нужно только правильно закинуть гранату.

Я сменил почти севшую батарею винтовки на полностью заряженную. Если так и дальше пойдёт, ни боеприпасов, ни батарей не хватит.

— Найти труп! — приказал кто-то.

«Ваши уже не найдут», — ухмыльнувшись собственным мыслям, я бросил гранату на холм и приказал Аларду:

— Взлетай!

— Ложись! — донёсся крик.

Мины сдетонировали от взрыва гранаты, следом рвануло оружие, заглушив предсмертные вопли. Взрывчатки осталось совсем мало — плазменная и лазерная гранаты. Как бы в Кёльне это не сыграло со мной злую шутку.

Алард завис рядом и просканировал местность.

— Обнаружен живой объект, — отчитался он. — На два часа. Распознать не удалось.

Вскидывая винтовку, я развернулся в указанном направлении. По всему выходило, что в заражённом лесу кто-то есть. Похоже, на шум пришли метацеридовые, а я не мог опереться на раненую ногу.

Затрещали ветки. Кто-то приближался. Я задержал дыхание и прицелился, положив палец на спусковой сенсор. Среди зарослей мелькнул силуэт — чёрный, но едва заметно бликующий на солнце. Я знал, что попаду, но не выстрелил: ещё оставалась надежда.

Из леса, пошатываясь, вышел Вольфганг. Не только живой, но и вполне целый. Я почувствовал, как поползли вверх брови.

— Ты как там выжил?! — не сдержал удивлённого возгласа.

— Успел в овраг спрыгнуть, — пожал плечами Вольфганг.

— Тогда какого чёрта не поддержал огнём?! — прорычал я. — Думаешь, снайпера снял — и хватит? Меня чуть не положили, пока ты загорал!

Если б не моя рана и его шлем, я с удовольствием набил бы напарнику морду. Не сходились его оправдания. Наверняка ведь паршивец сбежать решил, но почему-то передумал и вернулся, а за такое обычно стреляют сразу. Потому, что предатель никогда не исправится. Вот только в свете последних событий этот биолог-самоучка резко стал мне нужен.

— Я был оглушён! — парировал Вольфганг.

— Да ну? В снайпера ты с первого раза попал, — зацепился за нестыковку я.

— Повезло. Он списал меня со счетов и сам подставился.

Звучало неубедительно, но возразить мне было нечего. Вольфганг сел напротив, разумно держа дистанцию. Снял шлем и трясущейся рукой вытер начавшую подсыхать кровь под носом. Похоже, хоть в чём-то он не солгал — его действительно задело.

Наконец-то я осмотрел собственную рану. Брызги плазмы от взорвавшейся гранаты прожгли металлические пластины насквозь и сильно обожгли ногу. Ожог покрылся тёмным струпом, кожа обуглилась. Боли я уже не чувствовал, если не двигал ногой. Впрочем, самым страшным был риск заражения Метацерисом — слишком близко его очаг. Я наспех наложил бинты прямо поверх брони и вколол сильное обезболивающее.

Прежде, чем уйти, я поднялся на холм. Броня не защитила мародёров Дачса от раскалённой плазмы, а рванувший боезапас не оставил ни малейшего шанса выжить, однако кое-что всё-таки уцелело. В карманах разгрузочных жилетов нашлось несколько батарей и картриджей с газом, а в рюкзаках — немного еды.

Первые пару лет я не мог заставить себя обшаривать мертвецов. От одного лишь взгляда на них всё внутри сжималось, а в отдельных случаях меня тошнило от отвращения. Но я привык. Тогда я не понимал, насколько страшно выглядит ребёнок, спокойно обыскивающий труп наравне со взрослыми. Не понимал, пока не увидел сам.

В Треугольнике изоляции идёт постоянная война, враг в которой — он сам. Что может противопоставить ему человек? Не Метацерису — природе. Биомассы легко избегать, от мародёров — прятаться или отстреливаться, но сбежать от болезней, голода, непогоды и лютой зимы невозможно. Слабый не продержится и нескольких дней.

— Всё, пора уходить, — бросил я.

Вольфганг и Алард догнали меня. Мы направлялись к окраинам леса — туда, откуда пришли мародёры. Скоро запах мертвечины привлечёт падальщиков, да и оставаться рядом с очагом заражения как-то… некомфортно. Я был только рад убраться подальше, но кое-что не давало мне покоя: как скоро бойцы Дачса вновь выследят нас?

…Лес кончился примерно час спустя. Мы остановились на привал на его опушке, где заросли скрывали нас от лишних глаз. Я сел в тени дерева, вколол новую дозу обезболивающего и достал из рюкзака небольшую сумку с красным крестом. Самолечение в полевых условиях было не самым страшным, что мне довелось пережить, потому я, сжав зубы, принялся вычищать рану. Обезболивающее помогало слабо. Я сдавленно зашипел от боли и жгучего холода стали.

Следующим в дело пошёл антисептик из аптечки — прозрачная зеленоватая жижа в тюбике. Такой военный антисептик растащили со складов в первые годы после появления Треугольника, но достать его всё ещё можно было. Он не только защищал от заражения, но и быстро застывал, превращаясь в холодную корку. Несмотря на это, я всё же наложил сверху бинты.

Починить дрон прямо на месте я не мог, поэтому оставалось только отдохнуть немного. Вольфганг нарушил тягостное молчание:

— Ты откуда родом?

— Из Оффенбурга.

Я редко ворошил прошлое, но сейчас перед глазами встали заваленные трупами улицы, по которым бродили первые метацеридовые. Таким запомнился мне Оффенбург — мёртвым городом-призраком. Моё детство нельзя назвать счастливым. Светлых воспоминаний о нём почти не осталось, в то время как переломный момент въелся в память кислотным ожогом.

— Да ну? — я не видел лица Вольфганга, но по голосу понял, что он удивлён. — Я тоже. Эх… Скучаю по временам, когда мог просто выйти на улицу, не боясь ничего… И что бы ни несло будущее, я лишь мечтал, не задумываясь… Волновал только настоящий момент, только эти эмоции…

— А ты оптимист, — я хмыкнул. — Мне бы беззаботное детство…

— Ты хотя бы на жизнь реально смотрел. Я не думал, что меня ждёт. Даже правильнее будет сказать: «не знал». Я мечтал стать учёным, если честно. Не понимал, что шансов, считай, нет. А на что надеялся ты?

— Не поверишь — не сдохнуть от пули какого-нибудь урода. Моя семья была крепко связана с криминалом, и я знал, какой будет моя жизнь.

Вольфганг больше ничего не сказал, видимо, переваривая информацию. Посидев ещё минут десять, мы продолжили путь. Впереди нас ждала первая синяя зона.

Тянулись мучительно долгие часы пути. Чем ближе мы подходили к Кёльну, тем непроходимее становились заторы на единственной свободной от Метацериса дороге. Помятые машины валялись в кювете и на дороге, перегораживали её, словно баррикады, стояли, упёршись в деревья, и лежали днищем кверху, как мёртвые рыбы. Страшно представить, что творилось здесь двадцать лет назад.

Я хромал. Обезболивающее потихоньку выходило, вернулась жгучая боль. Даже если вколоть несколько стимуляторов регенерации — напичканный имплантами организм выдержит, — заживёт ожог не так быстро, как хотелось бы. Я чувствовал себя кретином. Впереди лежит город, из которого живыми не возвращаются, а я, раненый, упрямо иду туда. Перебив мародёров, мы выиграли время, но Дачс не остановится. А значит, и мне нельзя.

Мы шли между первыми синими пятнами. Третье, перед самым пригородом, если верить карте, оставляло только узкий просвет между ним самим и вторым пятном, и непонятно было, где этот просвет — в лесу или на дороге. Я не знал, что с моей раной труднее: продираться через заросли или пробираться через завалы, как сейчас. Где-то удавалось протиснуться между машинами, а где-то приходилось проползать или перелезать. Сойти с дороги в лес не представлялось возможным: справа протянулось непроходимое болото, в то время как слева деревья оплетал Метацерис. Я предпочёл бы держаться подальше от синей зоны, но отступать было некуда.

В очередной раз на пути попался затор. Пара столкнувшихся машин спровоцировала крупное ДТП. Я осторожно, без резких движений, выбрался на капот крайнего автомобиля и, убедившись, что с другой стороны нет мин и растяжек, спрыгнул на дорогу. Повторил со следующей машиной. Вольфганг перебирался следом, контролируя тылы: в таких местах частенько устраивали засады мародёры.

В десятке метров от затора дорогу перегораживал «боксер»GTK «Boxer» — реально

существующая бронемашина. Естественно, описанный здесь вариант несколько

отличается от настоящего. — угловатая бронированная машина с мощной плазменной пушкой. В чёрной обшивке этого восьмиколёсного монстра отражались тучи, брошенные машины и мёртвые, иссушенные биомассой деревья. GTK поставили здесь уже после Слияния: едва улеглась буря, солдатам приказали защищать крупные города, обещая эвакуацию и армии, и населения. Только помощь не пришла... Впрочем, бойцы, перекрывшие подъезды к Вершинам или находившиеся в них самих, этого так и не узнали. Они ожидали чего угодно — паники, анархии, но никак не нападения тварей. В первые часы в городах ещё оставались люди, прятавшиеся по подвалам или начавшие выходить на поверхность, а о метацеридовых ещё не слышали. Во второй половине дня узнал каждый, кто был ещё жив.

В итоге не выжил никто — солдаты оказались не готовы к встрече с огромными стаями монстров, а у слабовооружённых гражданских не было ни единого шанса. Все, кто находился в Вершинах или их окрестностях, погибли меньше, чем за день. Я не верил в судьбу, но неоднократно благодарил её за то, что жил в Оффенбурге.

Вокруг «боксера» валялись скелеты в изодранной армейской форме. Уцелевшие бронежилеты и оружие давно растащили мародёры, а кости обглодали метацеридовые. Я обошёл машину по кругу. Корпус покрывали борозды от когтей и тёмные пятна — плазма не прожгла, но оплавила обшивку. Сколько же там миллиметров стали? Никакая кибернетическая броня пехотинца не выдержит прямого попадания заряда плазмы. Даже не вся бронетехника выдерживает! Этот GTK был явно из серии последних на тот момент моделей. Хотел бы я увидеть его пушку в действии…

— Заводи, поехали! — хохотнул Вольфганг. — А если серьёзно, как думаешь, работает?

— Алард, просканируй, — приказал я. Самому стало интересно.

Дрон загудел чуть громче, запуская дополнительные системы. Несколько секунд он повисел на одном месте, затем сообщил:

— Повреждения обшивки и заднего колеса — незначительные. Все системы в норме. ИИ отключён. Аккумулятор разряжен.

— Аккумулятор зарядить — заработает, — удивлённо протянул я.

На такой штуке в Кёльне было бы куда безопаснее, но, во-первых, зарядить аккумулятор можно только на специальной платформе, во-вторых, разрядился он двадцать лет назад и не факт, что ещё не сдох, в-третьих, для управления GTK нужна ключ-карта, без которой не удастся запустить даже двигатель, не говоря уж о бортовом компьютере.

Шлюз для высадки десанта в задней части «боксера» оказался приоткрыт. Открыть находящие друг на друга створки снаружи невозможно, если нет просвета. А просвет был. Судя по следам когтей, какая-то тварь пыталась пробраться внутрь, и у неё почти получилось. Одного она не учла — шлюз наверняка пытались закрыть, а сопротивляться мощной гидравлике сможет только зверюга размером с эту машину.

Я посветил фонариком в отверстие. Ультрафиолетовый свет выхватил из темноты истлевшие останки в киберброне. Рядом валялась лазерная винтовка. Сидения у стен были подняты, а в дальнем конце отсека стояли друг на друге ящики с армейской маркировкой. Вот это уже интересно…

— Вольф, есть взрывчатка? — поинтересовался я.

— Тебе зачем? Фейерверка захотелось? — настороженно спросил тот. — Не знаю, насколько ты разбираешься в технике, но если взорвать эту машину, бахнет так, что от нас и мокрого места не останется.

— Это если двигатель заденет. А его не заденет.

О боевой технике я знал не слишком много, но достаточно, чтобы заложить взрывчатку правильно. Запорные механизмы шлюза, естественно, хорошо защищены, открыть его, сломав их, не получится, но приоткрытые створки можно просто раскурочить.

Вольфганг тоже заглянул в кузов и, понимающе хмыкнув, протянул мне тонкую пластинку с голографическим таймером. Более мощный взрыв мог вызвать детонацию боеприпасов в ящиках или винтовке мертвеца и тем самым зацепить и двигатель. Я закрепил пластинку на створках шлюза, запустил таймер и отбежал под прикрытие брошенных машин. Вольфганг присел рядом, Алард взлетел повыше.

Взрыв не громыхнул — хлопнул. В нос ударил запах гари. Мы подошли к машине, и я тихо присвистнул. Крошечная пластинка разворотила стальной шлюз толщиной в пять миллиметров и оплавила раскалённые докрасна края.

— Ты где это достал? — спросил я.

— На складе, — пожал плечами Вольфганг. — Если лаборатории запечатаны, несколько таких пластинок вынесут бронированную дверь как нефиг делать.

— Как они вообще работают?

Я в жизни многое повидал, но такую взрывчатку увидел впервые. В голове не укладывалось, как маленькая пластинка, помещающаяся на ладони, может взрываться с такой мощью.

— Наподобие слабого объёмного взрыва, — подумав, пояснил Вольфганг. — Внутри находится микроскопический взрыватель. При активации бомба выбрасывает горючий газ — тот же самый, что в картридже твоей винтовки, кстати, — и взрывается, воспламеняя его. Сила взрыва невелика относительно более мощных бомб, но получается нечто среднее между объёмным и плазменным взрывом. Как видишь, броню корёжит только так.

Меньше всего я ожидал от него познаний во взрывчатке. Любитель науки и метацеридовых, осторожный снайпер, тихий и неприметный парень. Такой ли он на самом деле, каким хочет казаться? Обычно, когда приходилось работать в группе, о своих временных напарниках я старался разузнать как можно больше, но с Вольфгангом всё обстояло иначе. Это не тот омут, в который хочется заглядывать.

Как часто бывает так, что миролюбивые на первый взгляд люди скрывают самые жуткие тайны! Я на таких насмотрелся. Не упомнить, сколько раз меня предавали, хотели убить, искали слабые места, пытались использовать в своих целях, и лишь недоверие ко всем всегда спасало мне жизнь. Я не расслаблялся — каждое мгновение ждал удара в спину, который «союзник» нанесёт с привычной равнодушной улыбкой на лице. Очень быстро я уяснил, что на людей полагаться нельзя — но можно довериться роботу.

Не дожидаясь, пока остынут края дыры, я забрался в десантный отсек и принялся вскрывать ящики. Кругляши мин, сложенные друг на друга коробочки с мелкой взрывчаткой, ручные гранаты и снаряды для гранатомёта, крупные аккумуляторы для плазменной пушки, батареи для плазменных и лазерных винтовок, ёмкости с газом…

— Вольф, давай сюда! — позвал я. — Здесь есть подходящие боеприпасы и «игрушки» специально для тебя.

Он пролез через развороченный шлюз и присел на корточки рядом, заглядывая в первый попавшийся ящик. Я не видел его лица за тонированным стеклом шлема, но мог поклясться, что при виде мощных противотанковых и противопехотных мин у него заблестели глаза.

— Чёрт знает, что нас там ждёт, но теперь точно прорвёмся! — воодушевлённо воскликнул он.

Боеприпасов после нескольких стычек осталось катастрофически мало, однако этот GTK решил нашу проблему. Мы набили рюкзаки и подсумки под завязку: мины, гранаты, батареи, картриджи с газом — в Кёльне пригодится всё.

— С минами обращаться тоже умеешь? — полюбопытствовал я.

— А то! — хмыкнул Вольфганг.

Снаружи заскрежетал металл, как будто что-то тяжёлое запрыгнуло на крышу автомобиля. Мы притихли, схватившись за оружие. Алард поднялся ещё выше. Я установил с ним связь, чтобы осмотреться, и почувствовал, как в животе сворачивается комок.

Худая тварь, больше похожая на обтянутый кожей скелет, припала на задние лапы и покачивалась, готовясь к прыжку. Метацерис оплетал всё её длинное тело, оканчивающееся гибким хвостом. Метра четыре в длину и два в высоту, с полной зубов пастью и когтями, что способны разорвать человека на куски в считанные секунды, да к тому же наверняка очень быстрый и ловкий зверь. От такого не убежишь. Если дальше будет только хуже, какие монстры водятся в Кёльне?

Метацеридовый прыгнул. Алард набрал высоту, пропуская его под собой, развернулся и открыл огонь. Противник ловко уклонялся от неприцельных очередей. Я разорвал связь. Голова неумолимо кружилась.

Пока я сидел у перекрытия между десантным отсеком и кабиной водителей, Вольфганг подобрался к шлюзу и выстрелил по твари. Она болезненно завизжала, обожжённая плазмой, но Метацерис тут же затянул рану.

— Оно регенерирует, — спокойно предупредил Вольфганг.

— Алард, массированный огонь. Полная мощность, — приказал я по коммуникатору.

— Выполняю, — ответил дрон.

Даже сквозь слой металла было слышно, как он загудел. Электрический треск турели стал громче, отрывистее. Вестибулярный аппарат наконец пришёл в норму, и я выбрался на крышу «боксера» через люк. Метацеридовый прыгал от машины к машине, прячась от выстрелов, но плазма прожигала автомобили насквозь. Несколько ожогов, затянувшихся синей биомассой, темнело на светлой шкуре.

Застрекотала винтовка Вольфганга, я поддержал его огнём. Боеприпасы мы не экономили: в ящиках осталось ещё много. Алард следовал за тварью на приличной дистанции, но попадал редко и не смертельно. Он не допускал ошибок: компьютер не способен ошибаться, — просто монстр оказался слишком проворным. В какой-то момент он вдруг развернулся, проскочил под дроном и прыгнул на него. Алард взял крен влево, уклоняясь. Метацеридовый проскочил мимо и, сбитый метким выстрелом Вольфганга, снёс своим весом машину в кювет.

Неужели всё кончено? Так легко и быстро?

Нет.

Зверь выпрыгнул на дорогу. Я довёл ствол за ним и выстрелил, но он молниеносно отскочил в сторону, выпустив из поля зрения Аларда. Тот попытался выстрелить. Турель даже не загудела: энергии не хватило.

Зато выстрелил Вольфганг. Метацеридовый бросился к GTK, намереваясь сцапать его, но тот отпрянул вглубь отсека и открыл огонь. Я подобрался к краю крыши и выпустил короткую очередь в упор. Обожжённый монстр проскользнул в дыру в шлюзе. Я бросился к люку и рывком вытянул Вольфганга из отсека.

Тварь клацнула зубами, но поймать его не успела.

— Спасибо, — выдохнул Вольфганг. — Теперь-то что?

Метацеридовый сунулся было в люк, но смог просунуть только голову. Мы отошли подальше. Первой мыслью было бросить зверюге плазменную гранату и бежать, но я не знал, насколько мощным будет взрыв «боксера» и успеем ли мы найти надёжное укрытие. Нужно другое решение.

Взгляд упал на плазменную пушку. Если удастся достать и подключить батарею, одного выстрела хватит, чтобы уложить монстра. Только для начала его придётся выманить и выиграть немного времени для наведения… Иного выхода нет.

Я вколол себе сильное обезболивающее, вкратце изложил план Вольфгангу и, не дожидаясь его реакции, спрыгнул с машины. Обычно философия «Каждый сам за себя» верная, но сейчас другой случай. Взорвать шлюз — моя идея, которую Вольфганг поддержал, значит, и расхлёбывать вместе. О последствиях не подумали оба, шум привлёк тварь. Придётся отвечать за ошибки… Я криво усмехнулся. Не хотел признавать, что просто не могу бросить напарника. Слишком обозлился и спрятался за бронёй цинизма. «Я одиночка», — убеждал себя каждый раз, когда начинал сомневаться. И что теперь? Не сбежал, пока была возможность.

Я подобрался к шлюзу и выстрелил в беснующегося метацеридового. Тот развернулся и пулей вылетел из отсека. Злобное рычание исторглось из оплетённой синими жилами глотки. Четыре глаза с вертикальными зрачками сверлили меня взглядом. Я стоял неподвижно, не наводя на зверя оружие. Его мышцы напряглись, он чуть присел…

Сейчас!

Метацеридовый прыгнул. Я кувыркнулся в сторону, вскочил и полоснул очередью с разворота. Затем отработанным движением сменил картридж и провёл по спусковому сенсору. Монстр юркнул за «боксер», из люка которого показался Вольфганг с аккумулятором. «Только б заработало…» — взмолился я.

Метацеридовый выпрыгнул из-за GTK, заставив Вольфганга пригнуться. Я отскочил вбок и ушёл в перекат. Тварь приземлилась там, где я только что стоял, и бросилась за мной. Я перемахнул через выступающий багажник преградившего путь автомобиля и, петляя, метнулся в заражённый лес.

Два шага до спасительных деревьев… Метацеридовый рывком сократил дистанцию и ударил лапой. Я кубарем покатился по дороге. От переломов спасла только броня. Зверь бросился на меня. Заряд плазмы не остановил его — но сбила очередь из турели. Алард накопил достаточно энергии. Монстр грузно рухнул на асфальт и тут же встал на лапы.

Приподнявшись, я навёл точку прицела на морду противника. Выстрел! Метацеридовый пригнулся, пропустив плазму над собой.

— В сторону! — крикнул с «боксера» Вольфганг.

Я вскочил и отбежал на несколько метров. Метацеридовый ринулся следом, а в следующее мгновение полыхнула аргоново-синяя вспышка. Тяжёлый плазменный заряд отбросил метацеридового на деревья. С хрустом переломился пополам ствол.

Тварь ещё шевелилась, несмотря на огромную сквозную рану в боку. Такие повреждения смертельны, но от Метацериса можно ждать всего. Вольфганг ещё раз зажал спуск. Затрещали катушки Тесла, искры пробежали по дугам ускорителя, низко загудел стабилизатор. А затем из длинного ствола вырвался раскалённый сгусток — и разнёс метацеридовому голову.

Меня пробрал нервный смешок. Давно мне не встречались настолько крупные и живучие гады. Они водились не только в окрестностях Вершин, нет — эти метацеридовые, вероятно, занявшие самый верх в пищевой цепи в своём мире, разбрелись по всему Треугольнику изоляции. Чаще всего я либо избегал столкновений с ними, либо стрелял издалека — сразу в голову.

Вольфганг спустился с GTK и подошёл ко мне. Его трясло от адреналина, чего не могла скрыть даже киберброня. Интересно, с чего бы? Боялся не успеть?

— Цел? — спросил он.

— Ты лучше подумай, как нам с этой дрянью в Кёльне справляться, — поморщился я, взглянув на изуродованный труп.

— Я… не знаю, — смутился Вольфганг. — С такими я ещё не сталкивался. Изучить бы их повадки, тогда можно и тактику борьбы выработать. Сомневаюсь, что их можно заманить на мины… Стой! Точно! Гранаты, Харман. Гранаты.

— Это если повезёт. Ты же сам видел, как он от выстрелов уходит, — засомневался я. — Слишком умная сволочь.

— Ну давай, сгенерируй идею получше! — съязвил он.

Возразить было нечего.

Взяв ещё немного боеприпасов из GTK, мы зашагали по дороге. За баррикадой машины были или сдвинуты на край трассы, или смяты огромными колёсами четырёхметрового «боксера». В узкие просветы между этим металлоломом легко проходил человек.

Я раз за разом прокручивал в голове самое начало стычки с метацеридовым. «Что мы имеем? — мысленно сопоставлял факты. — Он подобрался бесшумно, но вряд ли выслеживал нас долго. Скорее услышал взрыв. Тогда он находился на достаточно немаленьком расстоянии, но у него хороший слух. Нападение было внезапным. А почему? Потому что Алард не предупредил вовремя». Вот и зацепка.

— А ты чего не сказал, что к нам идёт противник? — спросил я. — Проведи-ка диагностику системы.

— Запускаю диагностику, — сообщил Алард. Спустя пару минут он отчитался: — Обнаружен сбой системы. Перезапуск... Инфракрасные сканеры в норме. Сканеры электромагнитных частот в норме. Запустить сканеры на полную мощность?

— Да, запускай.

* * *

Промозглые сумерки окутали лес. Накрапывал дождь, сырость забиралась под термокомбинезон. Оставляя расплывчатый след, мелкие капли сбегали по забралу из бронестекла. Ультрафиолетовый фонарик на шлеме подсвечивал морось и терялся в особенно густом на его фоне полумраке. Слабого света хватало, чтобы осветить пространство максимум на метр.

Я лишний раз сверился с картой. Здесь просвет между двумя синими зонами расширялся настолько, что их границ не было видно, а в паре сотен метров впереди резко сужался до узкой полоски. Что-то подсказывало, что проблем не избежать, особенно с нынешней скоростью передвижения. Этот опасный участок дороги было бы неплохо проскочить как можно быстрее, но после поединка с метацеридовым рана на ноге всё чаще давала о себе знать тупой болью. Бежать я сейчас не смог бы, а ещё больше выматывать организм энергетиками уже просто нельзя: никакие импланты не спасут от истощения.

— Это ещё что? — тихо проронил Вольфганг.

Я выключил перекрывавшую обзор голограмму и тоже увидел то, о чём он говорил. Дорогу перегородил огромный неподвижный силуэт, чьи очертания с трудом различались сквозь дождь и темноту. На мгновение я активировал режущую глаза инфракрасную камеру. Объект был холоднее окружающей среды.

Взяв оружие наизготовку, мы осторожно двинулись к непонятной махине. Она могла быть заминирована — или логовом каких-нибудь тварей. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это… вертолёт. Упавший и жутко покорёженный вертолёт. Что его сбило, сказать трудно, но уже после падения кто-то крупный помял борт. Погнутые и переломанные винты хаотично торчали в разные стороны. Боковую дверь вырвали «с мясом», выгнув острые края дыры наружу. Бронированный блистер разбили, чтобы достать из кабины пилотов. К слову, часть скелета одного из них ещё валялась рядом, а вот второго пилота и десанта возле «вертушки» не оказалось.

В десятке метров от вертолёта протянулись над дорогой щупальца Метацериса. Толстые синие «корни» оплетали деревья с двух сторон от дороги, словно паутина, а между ними висело изломанное и опутанное биомассой тело какого-то метацеридового. Метацерис будто бы защищал подходы к городу.

Я вновь активировал карту, проверил, когда она обновлялась последний раз. Месяц назад. Всего за месяц или чуть больше очаг расползся на несколько километров от Кёльна, и это явно только начало. Но почему Метацерис активизировался только сейчас? Двадцать лет он распространялся с черепашьей скоростью, и никто всерьёз не верил, что доживёт до дня, когда в Треугольнике изоляции не останется незаражённой земли.

Я озвучил мучивший меня вопрос.

— Наверное, всё это время он приспосабливался к земным условиям, — неуверенно предположил Вольфганг. — Всё-таки Метацерис из другого мира…

Звучало не слишком убедительно, но и такая версия меня устроила. В конце концов, я не учёный, чтобы докапываться до истины. Моё дело — выжить, а не найти ответы и подтвердить теории. А выживать проще как можно дальше от Метацериса.

— Так как пойдём? — нарушил молчание Вольфганг. — Обходного пути, скорее всего, уже нет. У нас две дороги — через лес или напрямик. И то, и другое — полная задница.

— В эту дрянь я не полезу, — решительно отрезал я. — Пойдём через лес.

Возражений не последовало, и мы сошли с дороги под сень деревьев. Плети Метацериса протянулись между кронами, обвивая ветки, спускаясь по стволам и пробивая их насквозь. Я не мог понять, высасывает ли он все соки из растений или образует с ними какой-то странный симбиоз. Что может дать им биомасса? Питательные вещества?

Под ногами стелился шуршащий ковёр из прошлогодней листвы. Разросшиеся кусты ощерились острыми ветками, с шорохом скользящими по броне. Дождь как-то незаметно усилился и теперь бил по листьям, словно за что-то обозлился на них. Сквозь фильтры просачивался едва уловимый запах свежести и озона. Где-то вдали зарокотал гром.

Удивительно, но стук дождя по листве был единственным звуком в заражённом лесу. Ни живности, ни комаров — только проклятый Метацерис повсюду. Я всматривался в темноту, силясь понять: мне показалось в тусклом ультрафиолетовом свете или «вены» биомассы действительно пульсировали, сдвигались на доли миллиметра? Ультрафиолет заставлял их фосфоресцировать, и они походили на до боли знакомый неон в темноте.

В детстве я вдоволь насмотрелся на слепящие в ночи прожектора, слишком яркие вывески, подсветку на машинах и зданиях. Всё это врезалось в память, как повторяющийся изо дня в день кошмар. В том мире, что навсегда стал для меня давним сном, запомнившимся яркими отрывками, не было места надеждам. А сейчас они стали мне не нужны.

Теперь я сам строил своё будущее и выбирал судьбу. Или мне просто хотелось так думать? Мародёры Дачса загоняли меня в ловушку, где, быть может, ждала опасность пострашнее кучки головорезов, но я не привык сдаваться. Хоть к чёрту на рога, если придётся, но сброшу «хвост» и замету следы.

Дорога совсем скрылась из виду, а небо приобрело иссиня-чёрный оттенок. Лишь ореол невидимой за тучами луны делал облака сизыми, но и эта серость плавно переходила в сплошную черноту. А к нам свет почти не пробивался сквозь переплетённые кроны. Пожалуй, Метацерис мы не цепляли только благодаря фонарикам.

Идти через лес было непросто. Здесь не то что отсутствовала сколько-нибудь проходимая тропа — более-менее ровные участки земли перемежались рытвинами и оврагами, а заросли будто специально опутывали ноги.

— В похожем очаге я заразился, — вдруг грустно поведал Вольфганг. — Мне тогда пришлось драться с метацеридовыми. Один из них, здоровый, пробил защитное стекло шлема. Я не смог их перестрелять, хотел сбежать, но вляпался в Метацерис.

Он передёрнул плечами, вспомнив что-то, о чём не сказал. Может, момент, когда биомасса проникла под кожу, а может, ещё что. Я не стал спрашивать об этом, но задал другой вопрос:

— На кой ляд ты вообще залез в очаг?

— Меня туда метацеридовые загнали. Я-то собирался мимо пройти, по незаражённой территории. Не вышло, как видишь.

— Если ты вдруг умом тронешься, я тебя пристрелю, — не то пообещал, не то предупредил я — сам не был до конца уверен, чем это считать.

Сочувствие давно покинуло список моих слабостей, и ни Вольфганг, ни кто-то ещё не сможет его пробудить. Единственным, за кого я, бывало, и впрямь боялся и кем действительно дорожил, был мой дрон — последняя ниточка, связывающая меня с почти выветрившимся из памяти прошлым. Последний настоящий друг.

Рассвет застал нас у самых окраин города. Ночь пришлось пережидать в лесу: нужно было отдохнуть и подремать, пока есть возможность, потому что неизвестно, когда в следующий раз выдастся спокойная минутка. Выспаться не выспались, конечно, потому как каждую минуту ожидали нападения какого-нибудь метацеридового из чащи. Впрочем, до утра нас не тревожили — то ли вели мы себя достаточно тихо, то ли на территории той здоровой твари ничего больше не водилось.

Я был уверен, что алую полосу и встающее солнце едва видно, хотя горизонт скрывали всё более редкие деревья, заводские комплексы в пригороде Кёльна и осклабившиеся раскуроченными стенами небоскрёбы в отдалении, на фоне светлеющего неба похожие на угольно-чёрные постаменты. Покрытие на них и впрямь было чёрным, но не такого глубокого матового оттенка, как казалось издали. А небо… Небо здесь было странным. Тёмно-синие тучи тяжёлыми волнами спускались едва ли не к самым крышам домов, местами закручиваясь спиралью. Из пригорода уже казалось, что они нависают над всем Треугольником изоляции, хотя всего каких-то несколько часов назад я своими глазами видел их мутный край, где они растворялись в обычных серых облаках или незаметно исчезали в небесной синеве.

Кёльн навевал тоску уже одним своим видом. Брошенный, полуразрушенный и пронизанный Метацерисом… Сплошная синяя зона. «Вены» биомассы расползлись так далеко, что опутывали даже чёрные коробки заводских комплексов, из которых, подобно скрюченным пальцам, торчали погнутые или наполовину сорванные трубы. И никакого движения…

— Так спокойно… На ловушку похоже, да? — словно прочитав мои мысли, усмехнулся Вольфганг.

Мы стояли на холме, где раньше заканчивался лес и начиналась огромная свалка. За двадцать лет деревья добрались до границ города, густые заросли поглотили горы мусора и подползли к самой дороге. Там, куда природе помешал добраться асфальт, особенно хорошо был виден Метацерис. Не зря мы сошли с трассы: эта жуткая синяя «паутина» тянулась до самого Кёльна.

— И мы в эту ловушку полезем, будь неладен Дачс с его головорезами, — зло процедил я.

День, можно считать, не задался. Да и как иначе, если предстоит забраться в самое сердце Кёльна? Я мог бы бросить Вольфганга одного, подождать на окраинах и попробовать сбить со следа мародёров, однако в одиночку в заражённом городе не выжить. Ни мне, ни ему.

— Пора идти. Алард — на разведку, — отдал приказ я. Хотел бы сказать, что ещё не поздно повернуть назад… Вот только действительно поздно.

Дрон полетел вперёд, сканируя местность. От Вершины я ожидал чего угодно — стай метацеридовых, непроходимых очагов Метацериса, хитрых и изворотливых тварей, способных поджидать в засаде или незаметно идти следом, часами выслеживая жертву, и многих других опасностей, каких не встретишь больше нигде. И от того, что Алард не сообщал ни о каких изменениях, становилось не по себе. Напряжение росло, как перед грозой.

Что-то будет.

Не я один насторожился. Вольфганг стал двигаться как-то более мягко и плавно, словно крадущийся хищник. Или тот, кто от этого хищника надеется спрятаться. Ещё ни разу, где бы мы ни шли, я не замечал за ним этого почти физически ощутимого напряжения сжатой пружины. Он отлично знал, куда мы идём, — может, даже лучше меня, — и наверняка догадывался, что нас там ждёт. И хотя его неосознанная попытка производить как можно меньше шума нам не поможет, он всерьёз опасался чего-то. Настолько, что тело чисто «на автомате» подстроилось под эмоциональное состояние.

Мы рысцой бежали среди завалов сломанной техники, принадлежащей нормальному миру, брошенного транспорта и сломанных роботов. Всё органическое давно поглотил Метацерис — или оно просто сгнило. Лишь пластик и нетронутый коррозией металл уже который год покоились в начавшем восстанавливаться лесу. Даже после смерти человек оставляет след в природе, продолжает вредить ей…

Бряцая ободранными боками по выступам кучи, мне под ноги скатилось какое-то старое устройство. Не само скатилось. Я хлопнул Вольфганга по плечу и указал на мусор, тот кивнул, мол, «понял». Вскинув к плечу винтовку, я осторожно двинулся к куче.

И в этот момент сверху спрыгнула длинная худая тварь. Я кувыркнулся в сторону. Нога отозвалась болью. Вольфганг открыл огонь, и метацеридовый рванулся к нему. По чёрной коже, пронизанной синими прожилками, расползлись ожоги от плазмы. Я выстрелил монстру в спину, но он отпрыгнул зигзагом — услышал треск.

Этот метацеридовый был ненамного ниже того, что напал на нас возле «боксера», зато превосходил его в длине. Жилистый, неестественно худой, он напоминал толстый жгут с узкой вытянутой головой и усеянной мелкими клыками пастью.

— Граната пошла! — предупредил Вольфганг, пригибаясь и бросая гладкий шарик под ноги противнику.

Я отвернулся. Вовремя: полыхнула лазерная вспышка. А затем сильные лапы припечатали меня к земле, чудом не сломав хребет. Я мельком удивился, что метацеридовый увернулся от взрыва, а затем — собственным мыслям. О чём я думаю, когда мне пытаются откусить голову?!

Извернувшись, я чуть сдвинулся в сторону. Этого хватило, чтобы мощные челюсти клацнули рядом, не задев меня, а в следующее мгновение выстрел Аларда заставил метацеридового отскочить. Я рывком поднялся с земли и, развернувшись, выстрелил навскидку. В цель! Заряд плазмы прожёг грудь монстра.

Тот покачнулся, но не упал.

— Огонь, — спокойно сказал я.

Затрещала турель дрона. Раненый метацеридовый одним прыжком взлетел на мусорную кучу и скрылся из виду. Преследовать его Алард не стал: приказа не было. Мы лишь выждали немного — не вернётся ли монстр? — и двинулись дальше.

Это нападение было лишь приветствием, будто бы так Кёльн встречал гостей. Впереди ждали испытания посерьёзнее, но тревоги больше не было — только холодная отчуждённость. К чему страх перед Вершинами, если иного пути нет? Ситуация, конечно, практически безвыходная, но я привык идти до конца, пусть даже к виску приставлен пистолет, и как ни дёргайся, всё равно получишь пулю.

Мы подходили к промзоне. Сердце забилось быстрее, и я медленно вдохнул и выдохнул, успокаиваясь. Через несколько минут мы войдём в город.

— Держимся вместе и работаем слаженно, — тихо напомнил я. — Лишний раз не отсвечивай, понял?

— Советов не спрашивал, — огрызнулся Вольфганг.

— На разведку, — проигнорировав его, приказал я Аларду.

Тот поднялся выше и слился с крышами довольно высоких, этажа в три-четыре, построек. Чёрная зеркальная обшивка отлично отражала тёмные стены, испещрённые трещинами и изъеденные язвами проломов. Стихия и время потрудились над ними на славу.

Метацериса уже здесь было много. Он опутывал здания, впивался в дорогу, выламывая куски асфальта, тянулся, провисая, над узкими улочками. Пульсирующие коконы синей биомассы попадались по углам. Я не хотел даже гадать, что внутри, но Вольфганг думал иначе. Откуда-то из глубин рюкзака выудив шприц, он проткнул иглой толстую оболочку и набрал какой-то мутно-серебристой жидкости. Кокон сжался и запульсировал, как огромное сердце. Из прокола выступили похожие на ртуть капли.

Я не подходил близко.

— Что это за хрень? — спросил издалека.

— Понятия не имею, — пожал плечами Вольфганг. — Может, споровый мешок… Хотя какие, к чёрту, споры? Постой! Внутри что-то есть!

— Ну и оставь это в покое. Пошли! — Он сделал вид, что не услышал. — Вольф?

Вольфганг достал фонарик и, выставив максимальную яркость, в упор посветил на кокон. За мягкой мембраной действительно угадывались очертания… головы?.. Нет. Черепа. Черепа и костей какого-то животного или, скорее, метацеридового.

— Это что, ловушка? — поражённо пробормотал Вольфганг. — Или он… перерабатывает органические отходы? Здесь полно укрытий для метацеридовых, но нет ни одного мертвеца!

— То, что мы не видели, не значит, что их нет, — резонно заметил я.

— Допустим. Всё равно Метацерис, похоже, питается органикой. Вот как он постоянно разрастается! — Вольфганг пришёл в восторг учёного, приблизившегося к подтверждению какой-то своей теории. — Это отлаженный механизм выживания! Чем его больше, тем сложнее уничтожить подчистую, а значит, всегда есть шанс, что какая-то часть останется и разрастётся вновь, даже если выжечь всё плазмой!

— И ты этим восхищаешься?! — удивился я. — Да у тебя крыша поехала!

— Я так не думаю. Вот ты уважаешь своего врага?

Я мотнул головой. Дачс и его мародёры уважения не заслуживали — только презрение. Да, каждый выживает, как может, но эти ублюдки слишком часто переходили черту человечности. Я никогда не был моралистом, но вырезать ради наживы целые лагеря выживших — перебор.

— Ладно, я понял, — вздохнул Вольфганг.

Тяга к исследованию умерла во мне в тот день, когда до меня дошло, что лучший способ выжить — держаться подальше от Метацериса. Вольфганг наверняка тоже это понимал, и от того казался ещё более странным. Не то бесстрашен, не то безрассуден… Скорее безрассуден. Обычно такие долго не живут что в Треугольнике изоляции, что за его пределами, а он смог, и неясно, как — от большого везения или благодаря опыту. Как бы то ни было, я впервые испытал к нему нечто вроде уважения. Не такой он салага, каким кажется.

Мы пошли дальше в тишине. Алард летал поблизости. Я активировал голографический интерфейс на стекле шлема, чтобы он передавал картинку в угол голограммы. Его сканеры улавливали малейшее движение, очаги Метацериса он тоже распознавал, однако искусственный интеллект несовершенен. Алард мог пропустить какую-нибудь важную деталь, на которую обратит внимание человек, но не дрон. Поэтому я периодически поглядывал на голограмму.

Алард долетел до края промзоны, и я увеличил картинку. Оторвать взгляд было невозможно, настолько жутко и неестественно выглядел Кёльн. Смерч почти не повредил городских строений, словно специально обходя самое сердце Метацериса. Город казался бы просто брошенным, если бы не биомасса, толстыми жилами вьющаяся по смолянисто блестящему покрытию на стенах. Тут и там виднелись коконы, подобные тому, что заинтересовал Вольфганга. Космы Метацериса тянулись между строениями, затягивали окна и дверные проёмы, впивались в здания, обрушая некоторые из них, и даже на дороге лежали эти чёртовы синие плети.

Небоскрёбы обелисками возвышались среди руин, что не выдержали натиска Метацериса. Скошенные крыши и острые шпили тянулись к глубоким тучам, и это были не самые высокие постройки в городе. Башни научно-исследовательского комплекса, где строились маячки, нависали над всеми домами и офисными зданиями, а между ними тянулись галереи в пару десятков этажей каждая.

— Движение справа! — предупредил Вольфганг.

— Алард, назад! — рявкнул я.

Лёгким нажатием на экран коммуникатора свернул картинку и схватился за оружие. На крыше большого цеха стояло уродливое создание с непропорционально большой головой и перепонками между лапами и боками. По его гладкой шкуре вилась биомасса.

Вольфганг вскинул винтовку. За мгновение до того, как он выстрелил, метацеридовый издал пронзительный вопль, и ему ответили десятки таких же мерзких голосов. А затем плазма прожгла дыру в его морде.

Мы забежали в первое попавшееся здание. Это оказался цех, рассечённый надвое конвейером. Сквозь прорехи в затянувшем окна Метацерисе пробивались слабые отблески света, и без того тусклого, а здесь и вовсе теряющегося в темноте. Я активировал встроенный в шлем ПНВ.

Твари волной взметнулись с крыш и ринулись к нам. В спину им ударил Алард. Я упёр приклад в плечо и прижал палец к сенсору. Винтовка завибрировала, плюясь сгустками раскалённой плазмы. Косая очередь срезала несколько тварей, на пару секунд оттянув неизбежное.

А затем метацеридовые смели нас.

Когти и клыки царапали броню, от рычания и визга тварей звенело в ушах. Рядом с головой щёлкнули чьи-то клыки. Я рванулся, пытаясь сбросить с себя или хотя бы отпихнуть монстров, но их было слишком много. Они навалились тяжёлым копошащимся клубком, сцепляясь друг с другом и пытаясь содрать мою броню.

Я врезал винтовкой по спине метацеридового, до которого смог дотянуться, затем ещё и ещё… Он не обращал на это никакого внимания, как и его собратья — на пинки и удары. Я отбрыкивался, как мог, но один из метацеридовых оттолкнул сородичей и сжал мощные челюсти на моём горле. Прокусить броню он не мог, однако задушить меня — вполне.

Воздуха не хватало. Я с размаху ударил кулаком по голове монстра, но он лишь зло зашипел, не оставляя попыток прогрызть бронепластины. В глазах потемнело, лёгкие жглись так, будто готовы были разорваться. Как я ни пытался протолкнуть в них хоть глоток воздуха, метацеридовый давил слишком сильно.

Силы стремительно покидали меня. Тело налилось свинцом, каждое движение давалось с трудом, как если бы нас окружала вода. Или мне только так казалось?.. Сдаваться я не собирался. Не так просто! И пусть мир расплывался, я из последних сил, не чувствуя собственной руки, дотянулся до кобуры с пистолетом. Щелчок предохранителя… Ствол в голову твари… Уже теряя сознание, я провёл по спусковому сенсору.

Челюсти на моей шее разжались. Метацеридовый с прожжённой головой обмяк, а я судорожно вздохнул и зашёлся надрывным кашлем.

— Стреляй! — хрипло крикнул Аларду.

Он не мог открыть огонь без команды, пока рисковал задеть меня. Мне же стало плевать: лучше рискнуть, чем пойти на обед тварям. С громким треском заработала плазменная турель, сбивая с меня метацеридовых. Те заметались, натыкаясь друг на друга и в исступлении сцепляясь с собратьями. Во все стороны полетели выдранные куски заражённой плоти и брызги крови.

Подхватив винтовку, я полоснул очередью по мельтешащим монстрам. Одни попадали замертво, но им на смену пришли другие.

— Да сколько же вас?! — воскликнул в другом конце цеха Вольфганг.

Его окружили. Он прижался спиной к стене, трясущимися от адреналина руками перезаряжая винтовку, и в это мгновение метацеридовые бросились на него. Замелькали среди тел синие вспышки.

— Прикрой меня, — приказал я.

— Есть, — отчеканил Алард.

Шквальным огнём он смёл волну метацеридовых за моей спиной. Я же навёл ствол на гадов впереди и зажал спуск, прожигая в них дыры раскалёнными плазменными зарядами. Метацеридовые беспорядочно взметнулись к потолку. Я бросил гранату в самую гущу стаи и пригнулся.

Хлопок! Плазма разлетелась на несколько метров вокруг, сбивая тварей. Алард пристрелил несколько нацелившихся на меня метацеридовых. Пригнувшись, я проскочил под когтями ещё одного, развернулся и срезал его короткой, в три выстрела, очередью. Путь был временно свободен.

Я подбежал к Вольфгангу, выстрелом отбрасывая от него особого агрессивного метацеридового. Он оттолкнул ещё одного — и прострелил монстру лоб. Вот только тварей меньше не становилось, и я открыл огонь, отгоняя их. Вольфганг отступил ко мне.

— Цел? — перекрикивая вой метацеридовых, спросил он между двумя очередями.

— Потом поговорим, — прохрипел я, хотя вряд ли он услышал.

Горло ещё саднило. Голос я потерял, и, похоже, надолго.

Винтовка в руках харкала плазмой. Нагрелись уже не только катушки и ускоритель, но и цевьё. Индикатор заряда показывал, что батарея почти села. В какой-то момент оружие завибрировало без выстрела. Я отщёлкнул пустой картридж и вставил новый, заполненный аргоном.

Прошло всего минут десять, а казалось, будто целая вечность. Наконец, метацеридовые рванули к выходу, теряя раненых и оставляя за собой алый след. Трупы устилали грязный пол, кровь коркой покрывала броню — что мою, что Вольфганга. Мокрый от пота комбинезон лип к спине.

— Неужели всё? — тяжело выдохнул Вольфганг. — Если так и дальше пойдёт, мы отсюда живыми не уйдём.

— Отставить панические настроения, — отмахнулся я, меняя батарею в винтовке.

— Да у нас боеприпасы ещё до комплекса кончатся! Я никогда столько метацеридовых не видел, а ведь мы только зашли в город!

Кровь бурлила после схватки, нервы требовали разрядки. Я едва сдержался, чтобы не врезать напарнику, дабы привести его в чувство.

— Заткнись! — рявкнул вместо этого.

В горле запершило, и я опять закашлялся.

— Не хочешь даже выслушать — проваливай на все четыре! — вспылил Вольфганг.

Звучало заманчиво, но я понимал, что в одиночку мы оба не продержимся и пары часов.

— Ну давай, выкладывай, что у тебя на уме.

— Можно поискать боеприпасы в оружейных магазинах. Насколько мне известно, их как минимум три в разных районах. Мимо одного будем проходить.

— Где ты достал карту города? — заинтересовался я.

— Купил у одного странного типа в лагере, — Вольфганг пожал плечами. — Вряд ли карта точная, но и это лучше, чем вообще ничего.

Я вовремя прикусил язык, хотя мне было, что сказать. Очень хотелось высказать, какой он идиот, как наивно повёлся на очевидный «развод», да только сейчас не время ругаться и спорить. Если карта Вольфганга и впрямь не пригодится, он узнает о себе много нового, но не раньше, чем Кёльн останется далеко позади.

Если останется.

В глубине души я всё ещё надеялся, что мы выберемся из этого проклятого места живыми, будто за двадцать лет Треугольник изоляции ничему меня не научил, не показал, как жесток и непредсказуем. А он ведь напоминал об этом каждый раз, когда мне казалось, что человек может приспособиться. Не может — только бороться за жизнь. Вырывать из когтей тварей каждый день и каждую ночь, держаться подальше от Метацериса и стрелять, стрелять, стрелять… Чтобы выжить.

Я обвёл взглядом заваленный бездыханными телами цех. Хорошее начало, ничего не скажешь. Не успели мы пройти промзону, как забытый богами город дал понять, что это территория Метацериса.

Ничего, к трудностям мне не привыкать.

Я сменил ёмкость с ионизированным газом на турели Аларда, вышел на улицу и как ни в чём не бывало зашагал между цехами. Вольфганг держался рядом. Не задавал вопросов, не просил о привале, не ныл… Наверное, именно такого напарника мне не хватало. Пусть ему недоставало жёсткости и хладнокровия, да и его тяга к непознанному могла сыграть с ним злую шутку, он обладал куда более важным качеством, редким в наше время — надёжностью.

И какая разница, человек он или метацеридовый?

— А может, пройдём через метро? — предложил Вольфганг. — Здесь мы как на ладони.

— Под землю даже не суйся, — отрезал я. — Знал бы, ты что там водится…

Некоторые особо опасные метацеридовые очень любили тёмные сырые подземелья, в которых легко заблудиться… Заблудиться и стать жертвой хищной твари. Мне однажды пришлось спускаться в старые катакомбы, скрываясь от головорезов Дачса. Боеприпасов после этого не осталось, броня пришла в негодность, а раны заживали пару недель.

Подземные монстры были изуродованы не только Метацерисом, но и темнотой. Слепые, небольшие, но проворные и сильные, они сбивались в стаи и нападали со всех сторон. И то был городок почти в центре Треугольника! А что поджидает в извилистых тоннелях под Кёльном?

Выяснять не хотелось.

Вольфганг возражать не стал, и дальше мы шли всё так же по поверхности и в гробовой тишине. Единственным звуком были наши тихие шаги, в то время как город застыл, словно на фото. Я не видел вокруг ничего живого, не считая Метацериса, и от этого странным образом становилось не по себе, хотя, казалось бы, радоваться надо. Наверное, дело в том, что подсознательно я ожидал совсем другого — орд монстров, бесконечной стрельбы и прорыва с боем.

Кёльн напоминал подёрнутый тленом скелет — такой же неподвижный и мёртвый, ощерившийся рёбрами небоскрёбов и опутанный синей биомассой, медленно разрушающей его. Чем глубже в промзону мы заходили, тем труднее становился путь: всё чаще попадались завалы и руины, от которых безжалостные торнадо оставили лишь обломки да торчащие острыми клыками куски стен.

Перебираясь через очередной завал, я приметил странное положение бетонных обломков и отогнутые в стороны шипы арматуры. Тёмный провал уводил под землю, подобно пещере… Или норе. Большой, глубокой норе, в которую пролезет крупный метацеридовый…

Не столько зрением, сколько каким-то шестым чувством я уловил движение внутри. Сканеры Аларда не просвечивали толстый слой бетона и экранирующее покрытие, и он не мог предупредить заранее. Я медленно полез обратно, стараясь ничего не задеть. Вольфганг понял без слов и последовал моему примеру.

В глубине норы зажглись четыре синих глаза. «Только не этот!» — мысленно взвыл я, вспоминая, как такая же тварь едва не убила нас у «боксера». По крайней мере, теперь всё встало на свои места: она пришла из Кёльна, а значит, заражение и впрямь распространяется.

С утробным рыком метацеридовый выбрался из норы. Больше не таясь, мы рванули прочь по узким переулкам между цехами и ангарами заводов, петляя, как в лабиринте. Метацеридовый терял нас из виду, но не отставал. За собственным тяжёлым дыханием я слышал его топот, эхом отражающийся от стен. Боли в ноге и усталости как не бывало: здоровая махина на «хвосте» здорово придаёт сил.

Первые минут десять я бежал, падал на одно колено и стрелял, едва показывался позади метацеридовый, будто и не был ранен, но адреналин выветрился так же быстро, как придал сил. Ожог напомнил о себе жгучей болью. Сцепив зубы, я присел на здоровую ногу и развернулся к только что оставшемуся за спиной повороту. Вольфганг чуть отстал, минируя проход.

Метацеридовый вылетел из-за угла, резко затормозил, едва не проскочив дальше, и прыгнул. Я выстрелил, зная, что это нисколько не замедлит противника. Вольфганг бросился ко мне, на безопасную дистанцию, но не успел.

Полыхнул взрыв. Ударная волна отбросила и его, и метацеридового, который тут же поднялся на лапы и замотал уродливой головой. Вольфганг прокатился несколько метров по асфальту и замер. Мёртв?!

— Алард, жизненные показатели? — скороговоркой спросил я.

— В норме. Он жив, Харман, — механически отчитался дрон, просканировав неподвижное тело.

Я встряхнул напарника за плечи, приводя в чувство, и помог подняться. Он пошатывался, но бежать смог. Да и выбора, в общем-то, не было. Мы рванули дальше. С каждым шагом боль становилась нестерпимее, а Вольфганг всё чаще натыкался на стены и обломки.

Не успеем. Не убежим.

От этой мысли стало тошно. Неужели мы столько прошли, забрались в одну из Вершин, чтобы погибнуть в когтях метацеридового, не дойдя даже до центра? Что ж, хотя бы здесь, а не на какой-нибудь чуть более безопасной территории…

Нет. Только не так.

На бегу я сорвал с пояса пару гранат и бросил на опережение, одновременно укрываясь за крепкими стенами какого-то завода. Взрыв! Метацеридовый грузно повалился на дорогу, но долго разлёживаться не стал. Я бегло огляделся. Станки и сканеры непонятного назначения, длинный конвейер, крохотные окошки под потолком, толстые «корни» Метацериса… Вот оно — пожарный выход!

Потащив за собой Вольфганга, я бросился к двери с давно не работающей голографической табличкой. За ней обнаружилась многоярусная пожарная лестница из нержавеющего сплава с переломанными перилами. Мы побежали наверх. Ступени грохотали под ногами, угрожая проломиться — тот факт, что они не заржавели, жуткого износа не отменял. Метацеридовый рыскал где-то поблизости, ища пропавшую добычу.

Я выбил дверь на четвёртом этаже и, впустив в коридор офисных помещений Вольфганга и Аларда, забаррикадировал её нашедшейся в ближайшем кабинете тумбочкой. Что делать дальше, непонятно. Другого выхода, не ведущего обратно к монстру, нет, а прятаться долго не выйдет. Бой ему тоже не дать: любой взрыв в замкнутом пространстве станет летальным и для нас, а простые плазменные заряды эту дрянь не берут.

— Если мы здесь умрём, по-моему, пора сказать, поверишь ты мне или нет, — вздохнул Вольфганг, вяло садясь на грязный пол. — Я искал именно тебя, потому что только в тебе могу быть уверен. Понимаешь, не бывает таких совпадений, Харман. Фамилия, имя, год рождения, родной город и то, что ты оказался здесь, а не за Границами. Надеюсь, ты не забыл нашей дружбы… Хоть это и было давно.

— Что ты несёшь? Тебя контузило, Вольф. Жёстко контузило, — отрезал я.

Да, таких совпадений не бывает. Он не мог быть тем, о ком я сразу вспомнил. Просто не мог… Керт погиб тогда. Такие, как он, наивные идеалисты, не выживают в этом жестоком мире. А он тогда был ещё и ребёнком… Шансов у него не было.

— Я знал, что ты меня не узнаешь и не поверишь, — судя по голосу, Вольфганг печально усмехнулся. — Моё настоящее имя — Керт.

Я не верил ни единому его слову. Всё-таки хорош актёр — разыграл белого и пушистого учёного, натурально сымитировал интерес к Метацерису и правильно подобрал факты, надеясь, что я поверю в его спектакль. Зачем ему это? Хороший вопрос.

Я неторопливо подошёл к Вольфгангу и неожиданно приставил стол винтовки к его голове.

— А теперь отвечай, мразь, как ты о нём узнал и чего добиваешься? — прорычал сквозь динамики шлема.

— Харман! — Вольфганг не двигался, боясь лишиться головы. Страх отчётливо сквозил в его голосе. — Я сказал правду! Ну, помнишь, как мы чуть ли не сутками бродили по городу? Как я отвлекал, пока ты обворовывал прохожих, а потом мы делили добычу? Как я свалился в незакрытый канализационный люк и просидел там пару часов, пока ты не привёл помощь? Я тогда думал, что ты меня бросил, но в итоге стал доверять тебе ещё больше…

О тех событиях не знал никто, кроме нас двоих и тех людей, которых не осталось в живых. Я опустил оружие и неуверенно спросил:

— Керт, как… Как ты выжил?

— Благодаря удаче и осторожности. Считай, мне везло.

Я не видел его лица, но не сомневался, что сейчас он будто заново родился. Всего одно неверное слово — и я, не задумываясь, отстрелил бы ему голову. Потом, наверное, пожалел бы об этом… Или нет. Кто знает? Ему было бы уже всё равно.

— И как мне тебя теперь называть? — спросил я.

— Зови Вольфом. Моё имя — это частичка прошлого, которое уже никогда не вернуть, — пожал плечами Вольфганг. — Я никогда его не забуду, но Треугольник разделил жизнь… нет, весь мир на «до» и «после»… Господи, как же я хочу вернуться в это «до»…

— Я тоже раньше хотел, а сейчас… Научился принимать реальность и подстраиваться под неё. Я не хочу ничего менять. Хочешь верь, хочешь — нет, но мне нравится мир таким, какой он есть сейчас. С нашей грёбаной карантинной зоной, с Метацерисом и метацеридовыми.

— Конечно, тебя-то он не заразил! — Вольфганг вспыхнул, как спичка. — Ты не знаешь, как это больно и каково это — не знать, возьмёт ли он своё завтра или даст пожить ещё денёк! Может, тебе на это плевать, хорошо. Но оглянись вокруг! Мародёры, монстры, убийцы! И ты — один из них, Харман, признаёшь ты это или нет. И я бы ни слова не сказал, если бы тебе это всё не нравилось!

— Я уже не тот, каким ты меня запомнил, — холодно отрезал я.

— А жаль… Тогда ты был намного лучше, но… — он ненадолго замолчал и закончил: — Я всё равно рад, что мы встретились после стольких лет.

Я особой радости не испытывал. Раньше мне казалось, что, встреться мне кто-нибудь из жизни «до», как выразился Вольфганг, я буду пусть не счастлив, но чуть менее равнодушен. Оказывается, прошлое не так уж много для меня значит.

На пожарной лестнице раздался грохот, и в дверь ударился метацеридовый. Мы бросились в конец коридора, к окну с торчащими из рамы осколками стекла. Смахнув их, я выглянул вниз. Высоковато… Взгляд наткнулся на окно этажом ниже.

Шанс только один.

Держась за край, я прыгнул вниз. Со звоном разлетелось оконное стекло, и я ввалился в чей-то кабинет. Вольфганг повторил мой манёвр. Выбив замок на двери, мы побежали к пожарному выходу. Наверху послышался грохот: метацеридовый пробился через баррикаду. Одновременно с этим мы выскочили на пожарную лестницу и бегом спустились на улицу. Тварь показалась на пролёте четвёртого этажа. Обернувшись, Вольфганг бросил гранату.

Взрыв смешался с грохотом. Лестница не выдержала — рухнула грудой обломков и острых штырей. Метацеридовый не успел ни за что зацепиться. Я ожидал, что сейчас он бросится на нас, но, едва осела пыль, понял, что мы победили. Монстр повис на балках и подпорках, пронзённый насквозь.

Так легко? Меня пробрал нервный смех. Мы едва вошли в черту города, а и без того потрёпанные нервы уже сдавали. А ведь дальше будет только хуже…

Я ещё раз взглянул на мёртвого метацеридового. Сильный, быстрый, кровожадный… Что из этой, что из прошлой передряги мы выбрались на чистом везении, но удача не бесконечна. Нам определённо нужна тактика уничтожения этих тварей, да только её нет: Метацерис создал существ куда более приспособленных и живучих, чем естественная эволюция. Где не справилась природа, дело завершила эта дрянь.

Может, в параллельном измерении, откуда они пришли, всё было иначе. Кто знает, какие из местных метацеридовых, легко разрывающих людей, в своём мире — всего лишь еда для кого-то более страшного? Я представил, какой хаос там творится, как до Слияния боролись за жизнь метацеристерии — или они научились сосуществовать с этой жуткой природой? — и пришёл к выводу, что человеку в том мире не выжить.

Хотя и в этом городе продержаться до вечера будет непросто.

— Алард, лети вперёд и сканируй, — приказал я. Новых встреч с крупными метацеридовыми хотелось избежать.

Дрон поднялся выше и устремился к виднеющимся за границей промзоны высоткам, а мы пошли следом. Небо неподъёмной тяжестью давило на плечи, наваливалось на крыши небоскрёбов, стремясь пригнуть их к земле, но они стояли всё так же ровно и неподвижно, и казалось, будто лишь эти здания, памятник ушедшему прошлому, удерживают низкий тёмно-синий свод от падения.

Но они не могли удержать дождь. Морось быстро переросла в ливень. Капли побежали по забралу шлема и броне, проникая между пластинами и впитываясь в ткань комбинезона под ней. Голографический интерфейс накладывался на мокрые разводы, ничуть не искажаясь.

Гигантским метацеридовым взревел над Кёльном гром. Испугавшись, с крыш взметнулись стаи мелких птиц. Я приблизил изображение с помощью коммуникатора и заметил среди чёрных перьев тонкие синие прожилки. Но птицы не были заражены. Нет, это были полчища метацеридовых.

Больше всего в этот момент я боялся, что они бросятся на нас. Отбиться от такой мелочи возможно, если есть огнемёт или гранаты с большим радиусом поражения, но не когда тварей несколько сотен.

— Твою мать… — потрясённо выдохнул Вольфганг.

Птицы поднялись над всем Кёльном, на несколько мгновений затмив небо, а затем смоляным валом опустились на насиженные места. Город не просто кишел метацеридовыми — он походил на совершенно другое измерение. То, из которого вырвался Метацерис.

Прежде, чем идти дальше, я сверился с картой. Между промзоной и центром города находились ещё скрытые от взгляда заводами и складами спальные микрорайоны. Они окружали Кёльн, как заграждение, и были ничуть не менее опасны, чем промзона. Раньше их можно было быстро проехать на монорельсе, но сейчас он, естественно, не работал.

Улицы и узкие проходы между зданиями сплетались паутиной, выводя то к дороге, то в окружённые заборами дворы заводов. Где-то мы перебирались, где-то проходили через проломы, а где-то возвращались назад и искали другой путь. Тупики попадались на каждом шагу, но не все из них невозможно было преодолеть.

В очередном таком дворе, по периметру которого тянулось бетонное ограждение, а с двух других сторон подступали высокие стены цехов с воротами и рампами, всё заросло Метацерисом. Однако возвращаться до последнего перекрёстка было слишком далеко, а путь вперёд преградил завал. Другой дороги не осталось.

— Уверен, что тебе стоит туда лезть? — спросил Вольфганг.

— Есть другие предложения? — ответил вопросом на вопрос я.

Других предложений у него не было. Для метацеридового очаг никакой опасности не представлял, так что рисковать предстояло мне одному, и решение я принимал тоже сам, без совещаний и сомнений. Задерживаться в Кёльне я желанием не горел, а это был кратчайший путь к микрорайону.

Карта показывала, что мы уже в центре промзоны. Полпути позади. Воодушевления от этого не прибавилось, потому как в Треугольнике изоляции не бывает легко, и чем дальше в синие зоны — тем хуже, но всё-таки какая-то часть меня довольствовалась и этой малой в сравнении с предстоящим отметке.

Впрочем, рано радоваться: сначала нужно выбраться из города живым.

Живыми.

Я до сих пор не верил, что Керт… Вольфганг выжил тогда, протянул двадцать лет в очень суровых условиях и спустя столько времени сам нашёл меня. Умом понимал, что никто другой не мог знать всего, что он рассказал, но так сложно было принять правду: он жив и почти не изменился… И привыкать думать не только о себе. Хоть чуть-чуть.

Я пошёл первым. Метацерис щупальцами вился по асфальту и цехам, мёртвой хваткой вцепляясь в покрытие. На стене висела пара коконов со «ртутью». Их я обошёл широкой дугой, аккуратно переступая через толстые жилы биомассы. Меньше всего хотелось перепачкаться в этой дряни.

Что-то лёгкое, но довольно крупное с противным шлепком упало мне на голову. Я смахнул это, с удивлением обнаружив мёртвую птицу — одну из тех, что мы видели чуть раньше. Хотя на птицу эта тварь походила разве что оперением: нескладная, с непропорционально большими крыльями, тонким длинным хвостом и зубастой пастью вместо клюва. Хрупкое тельце было переломано и изуродовано.

Я с отвращением отшвырнул трупик подальше в Метацерис и поднял голову. На высоте трёх этажей между зданиями тянулись синие космы, как на подходах к городу, а в них висели оплетённые кости и мёртвые «птицы». Меня передёрнуло от одной мысли о том, что будет, если угодить в такую ловушку.

— Зачем Метацерис убивает их? Для подпитки органикой? — высказал первое пришедшее на ум предположение я.

— Не знаю, — пожал плечами Вольфганг.

— Что, даже изучить этот вопрос не хочешь? — не удержался от язвительного замечания.

— Поверь, нет.

По его тону я понял, что у него мерзкая картина вызвала ещё большее отвращение, чем у меня. За свою жизнь я повидал столько, что пронять меня было сложно, и если бы не свалившаяся на меня тварь, я не обратил бы внимания на биомассу и останки метацеридовых в ней. Вольфганг больше озирался по сторонам и наверняка заметил ловушку — а ничем иным эти путы быть не могли, — раньше, но проявил благоразумие. А может, у него просто была менее закалённая психика. В любом случае, омерзение и здравый смысл явно перебороли его нездоровую любознательность и тягу ко всякой дряни, что меня несказанно порадовало.

Я аккуратно пересёк двор завода и перемахнул через забор. Обожжённая нога отозвалась болью, заставив меня скрежетнуть зубами. Ограждение в некоторых местах обрушилось и было высотой не под два метра, а мне по шею. Я остановился возле одного из таких проломов, наблюдая за напарником.

Тот шёл медленно, с осторожностью, часто оборачиваясь — нет ли кого за спиной? Я жестом показал, что контролирую тыл. Благодарно кивнув, Вольфганг сосредоточил всё внимание на опасном препятствии. Кто знает, что будет, если задеть Метацерис?

«Кто знает — тот уже не расскажет», — я криво усмехнулся своим мыслям. Без юмора в этой жизни никак, пусть даже юмор чёрный. С чувством юмора у меня всегда были проблемы: радоваться что в детстве, что после Слияния миров, когда детство внезапно кончилось, было настолько нечему, что я практически перестал воспринимать добрые позитивные шутки. Ну как… Они просто казались несмешными и в чём-то даже лицемерными, мол, «не так уж всё плохо!», когда вокруг творится полный звездец — метацеридовые жрут людей, мародёры и головорезы убивают кого ни попадя ради добычи и развлечения, Метацерис заражает всё новые территории, а те, кто, кажется, ещё вчера был простым обывателем, теперь отчаянно сражаются за жизнь с самим Треугольником. А кто-то весело смеётся над дурацкой шуткой, будто нет этого ада, хотя все всё понимают…

Когда я в последний раз высказал своё мнение одному человеку, с которым пил в лагере, даже имени его не спросив, он посчитал меня странным. Сказал, что без капельки позитива в Треугольнике можно сойти с ума. Ему было лет сорок — он застал мир до Слияния в осознанном возрасте, успел привыкнуть к нормальной жизни, но не позволил жестокой реальности себя сломить. Этот мужчина погиб на следующий день, когда на лагерь напали мародёры, но разговор с ним запомнился мне надолго: благодаря ему я о многом задумался.

И всё равно сбежал тогда, потому что выживает тот, кто не лезет на рожон. Такова правда, такова обыденность.

Забавно: сейчас я стоял посреди смертельно опасной синей зоны, наплевав на все свои убеждения, а тогда не рискнул дать отпор каким-то зарвавшимся мразям. Хотя сейчас у меня и выбора-то не было… Но выбор был в другом — бросить Вольфганга один на один с его проблемами сразу после Кёльна или идти до конца? Всего пару часов назад ответ казался очевидным, но теперь меня терзали сомнения. Он — мой единственный друг, не считая Аларда, однако мы не виделись двадцать лет… Время, когда мы с ним были не разлей вода, ушло. И всё равно он может стать хорошим напарником… А нужен ли мне вообще напарник, кроме моего дрона?

Вольфгангу оставалось пройти всего пару метров, когда раздалось противное чавканье — он случайно наступил на синее «щупальце», впившееся в асфальт и вроде бы неподвижное. А в следующее мгновение Метацерис зашевелился. Такого я ещё не видел и всю жизнь считал его неспособным двигаться.

Он полз достаточно медленно, но уверенно — начал оплетать покрытый пластинами брони ботинок, явно собираясь обездвижить и… Сожрать? Или что он делает с жертвами? Проверять это Вольфганг не собирался. Он рванулся изо всех сил, но Метацерис держал крепко, и он упал, задев ещё больше биомассы.

Я вскинул винтовку, навёл прицел на первый отросток и выстрелил. Плазма оторвала его и отбросила на несколько метров. Кусок Метацериса с обожжённым дочерна краями больше не двигался, но я не сомневался, что так легко его не убить. Впрочем, моей целью было лишь спасение невезучего напарника.

Вольфганг достал нож и с размаху опустил на опутавшую его вторую руку биомассу. Сталь удивительно трудно входила в эту… органику. Я не знал, как ещё назвать вещество, из которого состоит Метацерис.

Глубокий, хотя даже не до половины, порез зажил прямо на глазах. Я выстрелил в то же место, отсекая «щупальце». С более тонкими отростками, выходящими из крупных, Вольфганг справился сам. Вскочив и стряхнув с брони синие ошмётки, он пробежал остаток расстояния и перепрыгнул через забор. Сквозь шлем слышалось его тяжёлое дыхание.

— Ты знал, что он двигается? — поинтересовался я.

— Догадывался, — признался Вольфганг. — Но я думал только про те его… части, которые наверху. Мы же и раньше на него наступали, и ничего не происходило!

— Видимо, опасны только такие ловушки. Ты у нас горе-учёный, вот и попробуй это объяснить!

— Мне нужно подумать.

Мы пошли дальше. Вольфганг и впрямь надолго задумался.

Честно говоря, я был этому рад: тишина угнетала, но человеческий голос в ней казался неуместным, как неправильно подобранная звуковая дорожка в хоррор-игре. Кёльн не умер в день Слияния, нет — он зажил своей жизнью и человеку места в ней не оставил.

Около получаса мы шли в гробовом молчании, прислушиваясь к звенящей тишине и вглядываясь в тёмные окна и проломы. Метацерис вился повсюду — снаружи, внутри, под ногами… Разве что ловушек нам пока больше не встретилось.

Я уже решил было, что Вольфганг так и не нашёл ответа на мучивший нас обоих вопрос, как вдруг он подал голос:

— У меня есть кое-какие предположения… Но доказать их нечем.

— Выкладывай, — махнул рукой я.

— Возможно, не весь Метацерис способен питаться. Те части, которые способны, образуют вот такие ловушки и коконы и перерабатывают органику, чтобы он постоянно разрастался. Трупов для этого не хватает, поэтому он вынужден охотиться.

Не факт, что он угадал, но меня такое объяснение устроило. В конце концов, для выживания достаточно знать, что в некоторых местах Метацерис способен двигаться. И, похоже, такое встречается только в Вершинах и крупных очагах, потому что больше нигде я такого не замечал.

Дорога тянулась между заводами, петляя и разветвляясь, но всё равно уводя к окраинам промзоны. Мы шли быстрым шагом, стремясь как можно скорее покинуть эту территорию. Приходилось пробираться через завалы и проходить сквозь здания, где это получалось — проломов хватало.

Очередной проход перегородили обломки. Я уже мысленно проклинал смерчи, устроившие этот непроходимый бардак. Мы снова свернули в распахнутые ворота какого-то цеха и двинулись к противоположной стороне, где виднелись ещё одни, но закрытые. Через всё длинное помещение тянулись конвейеры, на которых лежали детали к какой-то технике. К правой стене прилегала металлическая лестница, на третьем пролёте обрывающаяся возле закрытой двери.

Сквозь фильтры шлема пробилась сладковатая вонь. Этот запах невозможно не узнать, когда он попадается на каждом шагу. Я обвёл взглядом тёмное посещение, подсвеченное разве что нечёткими отблесками тусклого синеватого света из окон. Между парой конвейеров лежал полуразложившийся труп какого-то метацеридового. Первый не оплетённый Метацерисом труп, который я видел с момента входа в Кёльн.

Значит, что-то, что его убило, всё ещё рядом. Я указал Вольфгангу на труп и приложил палец к нижней части забрала: «Тихо». Тот кивнул.

Дальше пошли пригнувшись и на полусогнутых, часто оглядываясь в ожидании нападения. У метацеридовых нюх и слух куда лучше человеческих, несмотря на комплект имплантов, и мало того, что от нас наверняка разило целой палитрой запахов, так ещё и под ногами похрустывали кусочки бетона и осколки стекла.

Мы вышли из цеха с другой стороны. В нескольких метрах от входа валялись крупные бетонные обломки, а в земле зиял провал. Подойдя к краю, я осторожно заглянул в него. Внизу тянулись гравитационные рельсы, на которых, накренившись и опираясь крышей о покрытую порванными проводами стену, стоял скоростной поезд. Стёкол в окнах не осталось, раздвижные двери были грубо разжаты и погнуты изнутри. На рельсах и в поезде валялись обглоданные кости метацеридовых и… людей? Черепа очень походили на человеческие, не считая острых наростов, тянущихся от лба до затылка. Метацерис не вызывал таких мутаций, да и людей в Кёльне быть не могло.

Я жестом поманил Вольфганга к пролому и указал на кости:

— Есть предположения, чьи?

— Ты никогда не видел метацеристерия без шлема? — удивился тот. — У них гребни на голове. Отвечают за терморегуляцию, вроде…

Прежде чем уйти, я ещё раз заглянул в окна поезда. Это явно было логово какой-то твари, но она сама отсутствовала. Может, её и убили в цеху, а может, она охотилась. Долго эти вопросы меня не мучили.

Куда важнее было наличие станции метро где-то поблизости: граница промзоны уже рядом. Вольфганг, похоже, подумал о том же, потому что вывел из коммуникатора голограмму карты, согласно которой линии метро проходили километром левее.

— Можешь это удалять, — с лёгким злорадством бросил я. — Тебя надули.

Вольфганг никак не ответил, и я принял молчание за согласие. Однако карту удалять он не стал, хотя толку от неё не было. Основным ориентиром служили небоскрёбы далеко впереди — к ним мы и направились.

Я опасался, что придётся искать оружейные магазины по всему Кёльну. В таких жёстких условиях это слишком опасно, но остаться без боеприпасов — ещё опаснее… Верная смерть. Полчища метацеридовых не оставили нам выбора.

— Движение на шесть часов, — предупредил Алард.

Оглянувшись, я заметил скрывшийся за краем крыши кончик хвоста и запрыгнул в окно какой-то явно не промышленной постройки. Вольфганг без лишних вопросов последовал за мной.

— Ты его видел? — спросил он.

— Да, мельком, — кивнул я. — Следи за тылами. Нужно понять, с чем мы имеем дело.

Вольфганг отошёл на пару метров вглубь помещения. Это было хранилище данных, о чём говорило множество полок и стеллажей с информационными картриджами. На тонких чёрных пластинках ещё светились голубые светодиоды, показывающие, сколько свободного места на носителе. Вполне ожидаемо мой напарник прихватил несколько картриджей, видимо, собираясь почитать на досуге — ничего полезного из них он узнать не мог. Наверняка там содержалась информация об изготовлении тех или иных деталей и запчастей, каких-то необходимых в прошлом, но ставших бесполезными сейчас товаров…

Убедившись в том, что Вольфганг прикрывает тылы, я подключился к Аларду. Как и в прошлый раз, мне открылись уже знакомые виды с высоты нескольких этажей. Насколько всё-таки полезно наследие мира до Слияния! Кустарные импланты, изготавливаемые умельцами в самом Треугольнике, во многом уступали тем, что сохранились с былых времён, но и вживить это чудо техники под силу далеко не каждому медику. Скоро внутри Границ совсем не останется людей с медицинским образованием, и киборги нового поколения будут намного слабее нас.

По моей команде Алард облетел вокруг здание, за которым скрылся метацеридовый. Тварь брела по улице, держась стены, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимание, хотя выглядела весьма внушительно. Крупный поджарый монстр опирался на четыре лапы — массивные задние с двумя коленными суставами и больше похожие на руки передние, оканчивающиеся когтистыми пальцами. За ним волочился хвост раза в два длиннее его тела. Толстую белую шкуру пронзали синие жилы Метацериса; они же испещряли вытянутую морду и тонкими прожилками разбегались по белёсым, но точно зрячим глазам.

Я отключил имплант от камер Аларда и присел, чтобы меня не было видно через окно. Головокружение быстро проходило. Вольфганг сел на пол рядом, прислонившись спиной к стене.

— Ну, что там? — напряжённо спросил он.

— Здоровая тварь. Связываться с ней — себе дороже, — вполголоса ответил я. — Пропустим её дальше, потом пойдём.

Мы затихли: метацеридовый находился достаточно близко и мог услышать. Одного я не ожидал — что он свернёт к нашему укрытию. Алард завис в воздухе достаточно высоко, чтобы монстр его не заметил, однако нас от него отделяла лишь стена со множеством больших окон, в которые эта дрянь без труда пролезет. Снаружи тихо зацокали когти, раздалось громкое дыхание. В остальном метацеридовый шёл почти бесшумно.

Он остановился. Я затаил дыхание. Каждый удар сердца гулким эхом отзывался в ушах. Время растянулось, превращая секунды в часы. Если монстр нас заметит, в замкнутом пространстве нам не отбиться, и наверняка это понимал и Вольфганг. Он медленно, чтобы не издать ни звука, перевёл винтовку в режим стрельбы длинными очередями.

В тот момент я понял, что не такой уж никудышный у меня напарник. Ситуация складывалась безвыходная, надеяться оставалось только на удачу, как бы банально это ни звучало, но Вольфганг не паниковал, не распускал нюни и не собирался сдаваться. Чем дальше мы с ним заходили, тем сильнее я убеждался, что недооценивал его. Может, тогда, в лесу, он не пытался сбежать от мародёров, а правда был оглушён?

За долгие годы я отвык от того, что кто-то прикрывает в бою, что есть, на кого положиться… И не хотел привыкать. Стоит чуть расслабиться, довериться кому-то, как сработает закон подлости, и напарник погибнет или предаст. Треугольник изоляции меняет людей — мог изменить и Вольфганга. Если он научился примерять маски, что ему стоит использовать меня в своих целях, а потом избавиться, как от ненужного свидетеля? Всё-таки заражение Метацерисом опасно не только само по себе: заражённых убивают, как бешеных собак. В интересах Вольфганга скрывать такую правду.

Догадывался ли он о моём недоверии? Он был отнюдь не глуп, несмотря на его долбанутый интерес к Метацерису, который однажды точно выльется ему в большие неприятности. А то и не только ему.

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове, хотя думать нужно было о том, как выбираться. Секунды тянулись, словно часы. И… Метацеридовый побрёл дальше, не заметив нас. Я выдохнул с облегчением, но сразу вспомнил, что нам нужно в ту же сторону, куда ушёл он.

— Алард, следи, чтобы мы не столкнулись с этой тварью, — отдал приказ.

— Выполняю, — прозвучал из встроенной в шлем гарнитуры искажённый помехами синтетический голос.

Дрон полетел впереди, а мы выбрались из здания и последовали за ним. Часы в углу голографического интерфейса на стекле шлема показывали полдень, давая понять, что до вечера нам из Кёльна не уйти. Я не хотел даже думать, какая гадость выползает из своих нор с наступлением темноты — насмотрелся уже, но далеко от крупных синих зон. Что же водится в Вершинах, пока оставалось только гадать.

Чем глубже в город мы заходили, тем больше руин и завалов становилось вокруг: здесь бушевали самые сильные бури. Большинство зданий пребывало в аварийном состоянии — в одних стенах зияли проломы высотой в несколько этажей, другие и вовсе обвалились, с некоторых построек ураган сорвал крыши, а от каких-то остались лишь обломки. Дороги выглядели не лучше. Вздыбленный асфальт, провалы в метро и канализацию, выдранные из земли трубы…

И снова Метацерис. Ему было плевать на ландшафт. Он сделал местность непроходимой, добавив к разрушениям от торнадо «корни» биомассы, оплетающие даже куски бетона с торчащей во все стороны арматурой и провисающие между зданиями. Мы петляли, обходя самые трудные участки, пролезали под Метацерисом, перебирались через завалы… Сколько времени на это ушло, я не считал, но когда впереди наконец-то замаячили жилые дома, близился вечер. Это я понял ещё до того, как глянул на часы — сумерки сгустились ещё сильнее, чем днём.

В микрорайоне — довольно захолустном, надо сказать, — разрушений было меньше: смерч не утюжил город километр за километром, а прошёл по своей хаотичной траектории. Вместо заводов потянулись высотки в несколько десятков этажей, отделанные тем же иссиня-чёрным покрытием, что и все остальные постройки. Уцелевшие стёкла на свету отливали синим или зеленоватым. В дешёвых квартирах окна стояли некачественные: через них по-прежнему можно было заглянуть внутрь.

Между домами часто попадались въезды во дворы и тупиковые закоулки с подъездами. Первые этажи некоторых зданий занимали небольшие магазины с некогда светившимися вывесками, от которых теперь осталось по несколько букв. За распахнутыми дверьми многих подъездов царила темнота. Тусклого света с улицы не хватало, чтобы осветить хотя бы метр пространства внутри: из-за тёмных зданий сумрак густым сиропом заливал узкие улицы, сокрытые от едва пробивающегося сквозь клубы туч света многометровыми стенами.

Что самое странное, за полчаса, как мы вышли из промзоны, нам не встретилось ни одного метацеридового. В то же время казалось, будто из пустых окон кто-то наблюдает, провожает голодными взглядами…

Тишина стояла мёртвая. Ни свиста ветра, ни шорохов и скрипов, типичных для разрушающихся под гнётом времени зданий — вообще ничего. Собственное дыхание звучало громче треска помех.

Как-то незаметно улицы стали расширяться, и мы вышли на магистраль. Брошенные и побитые в ДТП машины баррикадами стояли на дороге. Ни в них, ни между ними не лежало ни одного скелета, что не могло не удивлять после всего, что я повидал на просторах Треугольника. Хотя, конечно, и дураку понятно, куда делись кости — их сожрали метацеридовые.

Мы вышли к вокзалу и станции монорельса, что служил основным ориентиром, потому как проходил аккурат через центр города, где и построили НИЦ. Я свернул к длинной лестнице со стеклянными перилами, ведущей к станции (она находилась на платформе на высоте нескольких метров над землёй): оттуда открывался обзор на центр микрорайона, что позволяло оценить ситуацию и избежать неприятных сюрпризов.

Ступени ощерились сколами и выщербинами. Некоторые секции перил отсутствовали, осколки других хрустели под ногами. Когда-то Кёльн был красив: огромный технологичный мегаполис, озарённый светом голограмм и неоном, наполненный визгом машин и людскими голосами… В нём кипела жизнь, пока «Портал» не вышел из-под контроля. Метацерис же превратил город в смертельную ловушку, но вернул ему жизнь, пусть даже жизнь извращённую и неестественную для нашего мира.

Выйдя на платформу, я увидел микрорайон во всей красе — оплетённые Метацерисом здания и разруху. Посреди этого хаоса станция сохранилась весьма неплохо: по крайней мере, смерч не сорвал её с опор. Она походила на рассечённый надвое перрон, по одну сторону которого раньше находился дешёвый кафе-бар, а с другой располагались касса и зал ожидания. Монорельс тянулся в обе стороны, уводя в город и в депо. Удивительно, что и чуть накренившийся в сторону, но ещё удерживаемый от падения креплениями поезд оказался на месте — застрял над небольшой площадью с генератором голограммы по центру.

— Движение на два часа, — сообщил Алард.

Я и без него заметил три силуэта на краю площади и присел, чтобы не отсвечивать. Приблизил изображение с микрокамеры шлема.

Двое мужчин в киберброне тащили под руки упирающуюся девушку. Она, в отличие от них, брони не имела — на ней был надет чёрный кожаный комбинезон с тканевыми вставками и капюшоном под стоячим воротником. В том, что девушка — не человек, сомнений не возникло, хотя чертами лица она всё-таки походила на земных женщин. Её даже можно было бы назвать привлекательной, если бы не тонкие прожилки Метацериса под неестественно белой с голубизной кожей и глаза с огромными зрачками и почти чёрным белком. Всю её голову покрывали гребни с жёсткой синей перепонкой. Руки ей стянули за спиной тонким, но прочным жгутом.

Я не брался предполагать, что натворила эта метацеристерия. Явно что-то серьёзное, потому что конвоиры бросили её к генератору голограммы, не удосужившись развязать руки, сказали что-то напоследок и двинулись в обратном направлении. Прежде чем уйти с площади, один из них выстрелил в воздух. Громкий треск эхом разнёсся по микрорайону, в небо взмыла сигнальная ракета.

— Нужно ей помочь, — выдвинул новую «чу́дную» идею Вольфганг.

— Да ты как всегда — в своём репертуаре, — саркастически заметил я. — Хочешь сдохнуть вместе с ней — давай, а я пас.

Мы оба понимали, что будет дальше. Почему-то метацеристерии не захотели убивать пленницу своими руками — может, вынесли приговор или ещё что, — и доверили дело метацеридовым.

— Успеем вывести её, пока тварь не пришла, — не отступал Вольфганг. — Она здесь живёт, значит, знает безопасные тропы. Хочешь как можно скорее уйти отсюда, причём живым? Тогда она нужна нам.

Возразить было нечего. Если им и двигал альтруизм, он привёл достаточно убедительные доводы. Вольфганг побежал вниз по лестнице, на площадь, и я последовал за ним — не только потому, что он убедил меня в полезности метацеристерии. Не хотел я бросать напарника... По нескольким причинам, конечно, и былая дружба среди них занимала последнее место.

Но мы не успели. От девушки нас отделяло метров двадцать, когда кто-то шумно спрыгнул с крыши ближайшего дома на монорельс. Окончательно потеряв равновесие, поезд сорвался и с грохотом рухнул на землю. Гора металлолома, в которую он превратился, отрезала нас от пленницы.

Из клубов пыли появился тот самый метацеридовый, от которого мы прятались в промзоне. С угрожающим рыком он вскочил на поезд. В его глазах горела слепая ненависть — он убивал не из-за голода, а из собственной злобы. И мы стали следующей целью.

Тварь бросилась к нам, одним длинным прыжком сведя дистанцию на нет. Я кувырком ушёл в сторону, краем глаза заметив, что Вольфганг сделал то же самое.

— Отвлекли его — я заминирую! — крикнул он.

«Легко сказать», — подумал я, поднимаясь на ноги и вскидывая винтовку. Выстрел! Обожжённый метацеридовый кинулся ко мне, позабыв и о Вольфганге, и о девушке. Я снова ушёл с его пути, но он, вопреки ожиданиям, не пробежал дальше, а резко затормозил и хлестнул хвостом. Я не успел уклониться.

Удар отбросил меня на пару метров. Броня уберегла от серьёзных травм и спасла голову, однако от когтей монстра защитить не могла: слишком крупный попался. Он прыгнул на меня. В том, что это существо может разорвать человека, как клочок бумаги, я был уверен на все сто и проверять не стал — откатился вправо, поднялся и побежал к генератору голограммы. Других препятствий для твари поблизости не наблюдалось.

Метацеридовый в два прыжка догнал меня и попытался достать когтями. Пригнувшись, я метнулся зигзагом и укрылся за генератором. В подсумке нашлась граната. Я бросил её под ноги твари и прижался к асфальту. Полыхнула плазменная вспышка, однако монстра взрыв не задел: тот вовремя прыгнул ко мне.

Я перекатился в сторону. Клыки клацнули в нескольких сантиметрах от меня. Вскинув винтовку и смазано проведя по сенсору, я вскочил. Выпущенный в упор плазменный заряд прожёг грудь метацеридового, чудом не задев сердце. Синие жилы начали затягивать рану, несмотря на прижжённые края.

Затрещала турель Аларда. Лишь поэтому монстр не ринулся в атаку — он развернулся к новому противнику, оценивая шансы допрыгнуть до зависшего высоко над землёй дрона. Это дало мне несколько драгоценных секунд, чтобы полоснуть очередью наискосок. Плазма прожгла его переднюю лапу насквозь, оторвав кисть и оставив лишь обожжённые ошмётки, и прошлась по боку, но метацеридового это из строя не вывело.

Взревев от боли и злости, он бросился на меня. Я отшатнулся, пропуская противника мимо, и его хвост едва не снёс мне голову. Спасла меня лишь доведённая до предела имплантами реакция — я успел пригнуться. Резко развернувшись, тварь взмахнула здоровой лапой. Загнутые когти просвистели совсем рядом.

Алард продолжал методично расстреливать противника, но того спасала сумасшедшая регенерация. Отвлечь его тоже не получалось: я нанёс ему бо́льшие увечья, за что он теперь хотел убить именно меня.

В край обезумевший от боли метацеридовый остервенело атаковал резкими рывками, ловко балансируя на трёх лапах и размахивая хвостом, как хлыстом. Я отступал, стреляя короткими очередями. Монстр не обращал никакого внимания на жгущую изуродованное биомассой тело плазму, а я едва успевал уворачиваться от когтей и клыков.

— Я закончил! — оповестил Вольфганг, отбегая от нескольких мин недалеко от генератора голограммы. — Замани его на мины!

Крепкое словцо само сорвалось с языка. Не хватало только подорваться! Впрочем, другого выхода я не видел: мощный плазменный взрыв — наше единственное спасение. И поэтому я остановился на самом краю крошечного минного поля и снова выстрелил во врага.

Метацеридовый не прыгнул. Это было бы идеально, но нет — он побежал, оскалив жёлтые клыки и сопя от ярости. Убегать от него через мины — чистое самоубийство, так что мне не оставалось ничего, кроме как запрыгнуть на генератор голограммы. Метацеридовый кинулся следом, но не вписался в поворот и наступил на мину. Остальные сдетонировали по цепной реакции, разрывая тварь на куски.

В последний момент перед взрывом я юркнул за генератор, оказавшись рядом с прижавшейся к холодному металлу девушкой. Сердце с бешеной скоростью колотилось о рёбра, в ушах стучал пульс. Не верилось, что мы так легко отделались. Боеприпасов почти не осталось, но это не беда — главное, что сами не пострадали.

Я перевёл взгляд на спасённую. Её щёку рассекал сочащийся синей кровью рубец, грязь и подсохшие брызги крови покрывали лицо. Внешне метацеристерия оставалась спокойна, но прерывистое дыхание и напряжённый взгляд выдавали её страх.

— Он мёртв? — с заметным акцентом спросила она.

— Ты знаешь наш язык? — удивился я.

Вольфганг только хмыкнул.

— Мы нашли кое-какие файлы в ваших хранилищах и учились по ним, — поведала девушка. — Наш лидер говорил, что врага нужно изучить… Только врагом мне оказались не люди.

— Твои собратья отдали тебя метацеридовому. За что? — спросил я.

— Это вас не касается. За помощь спасибо, но дальше нам не по пути. Кстати, может, уже освободишь меня?

Руки зачесались напомнить ей, кому она обязана жизнью, но Вольфганг, предугадав мой порыв, положил руку мне на плечо и едва заметно покачал головой. Однако вмешиваться не стал: сейчас действительно требовалось поставить метацеристерию на место, а это куда лучше получится у меня.

— Не знаю, как у вас, а в нашем мире долги принято возвращать, — прошипел я. — Мы рисковали собой не ради тебя, а из личной выгоды. Ты не в ладах со своими — для нас это плюс. Ты знаешь город — ещё один плюс. А теперь назови мне ещё хоть одну причину, по которой я должен оставить тебя в живых.

Я упёр приклад винтовки в плечо, наставляя дуло на девушку. Та испуганно дёрнулась назад и упёрлась спиной в бортик генератора голограммы. Ответить ей было нечем.

— Выбирай: либо ты пойдёшь с нами и проведёшь, куда скажем, а после выхода из Кёльна пойдёшь на все четыре, либо я сейчас тебя пристрелю, — на полном серьёзе пригрозил я.

Убить её мне ничего не стоило. Трудно стрелять в беззащитного человека, но легко — в тварь из параллельного мира, одну из тех, что ненавидят нас лютой ненавистью. Мысли о том, что эта метацеристерия может быть другой, я не допускал, опасаясь, что остатки усохшей совести не позволят нажать на спуск.

— Ладно, — удручённо понурив голову, сдалась она.

Я рывком поставил её на ноги, не срезав жгут с её запястий. Оказавшись на свободе, она сможет сбежать, а так ей без нас в Кёльне не выжить.

— Как тебя звать хоть? — спросил Вольфганг.

— Ферфликт, — представилась девушка.

Имя звучало странно, но я промолчал. Наверняка метацеристериям людские имена и названия тоже казались непривычными.

— Короче, слушай сюда, — не теряя времени даром, начал я. — Нам нужно в ближайший оружейный магазин. Пойдёшь впереди, и только попробуй завести в ловушку…

Ферфликт противиться не стала. И неудивительно: любой согласится на взаимовыгодные условия, если ткнуть в него автоматом. Она покорно побрела к одному из множества поворотов, порой оглядываясь на нас, но уже не прося освободить ей руки. Вольфганг старался больше смотреть по сторонам и меньше — на неё, из чего я сделал вывод, что ему жаль метацеристерию.

Наверное, она заслуживала человеческого отношения. Но я ни за что не поверил бы ей настолько, чтобы дать практически полную свободу, потому что Треугольник — жестокое место. Такое же жестокое, как все порождения Метацериса.

Мы шли по отравленным биомассой улицам микрорайона, давно свернув в сторону от скрывших горизонт небоскрёбов. В брошенных квартирах, выглядывая в лишённые стёкол провалы окон, поселилась иссиня-чёрная тьма. Сами вечные сумерки Кёльна стремились заполнить пустоту, что осталась после людей, но они опоздали: в мёртвом городе уже безраздельно властвовал Метацерис.

Он был повсюду — на отражающих тяжёлое тёмное небо стенах, на потрёпанных временем машинах, на разбитой дороге и обломках, на обесточенных фонарных столбах… Он заполнил собой каждую улицу, навеки стерев мрачное и жестокое, но всё же наполненное жизнью прошлое. Не осталось даже старых фотографий, где ещё можно было бы увидеть свет голограмм, фар и неоновых вывесок и где вместо лежащих на тротуарах скелетов по улицам бродили бы живые люди.

Катастрофа, связавшая тонкой нитью два мира, была беспощадна. Она пожирала жизни и судьбы, отдавала времени города, в мгновение ока рушила всё, что строилось веками, откровенно насмехаясь над человеческой цивилизацией. Несмотря на все достижения в области науки и небывалый технологический прогресс, нам нечего было противопоставить этому кошмару. Никому не под силу заштопать разрывы материи.

Было ли это давящее, затянутое изрубцованными тучами небо проявлением искажений? Что прятали от наших глаз облака? Быть может, там, в непроглядной вышине, пространство рассекла паутина пространственных разломов? А может, никакой связи с параллельным миром уже нет, и в небе висит лишь холодное, давно не греющее эти изувеченные земли солнце.

Солнце… Оно уже наверняка скрылось за многоэтажками, если не за горизонтом, потому что сумерки сгущались. И без того почти отсутствующие тени сливались с вечерней мглой, отчего город выглядел неестественно плоским, как будто стрит-артер нарисовал граффити на скорую руку, забыв придать ему объёма. Вот только Кёльн, в отличие от ярких рисунков, был мрачен и сер.

Он тянул к небу изломанные пальцы многоэтажек, истерзанный Метацерисом и беспощадным ветром, застывший в вечной агонии и лишённый окончательной смерти. Пока хоть в чём-то здесь теплится жизнь, Кёльн тоже лишь спит. Спит в объятиях кошмара, воплощением которого стал.

Промзона и половина микрорайона остались позади, с каждым шагом приближая цель — научный комплекс. Да, мне откровенно не нравилось, что Ферфликт увела нас с первоначального маршрута, но я не спешил с обвинениями: пока что мы успешно обходили логова крупных метацеридовых и ни разу не встретили метацеристериев. Наверное, потому, что эта часть города была одной из самых труднопроходимых.

Мы не только пробирались через завалы и руины, но и пролезали между отростками Метацериса. Растянувшись, словно жвачка, он вцепился в стены, обломки и землю, затянул узкие переулки и окна зданий. С бордюров крыш, торчащей из проломов арматуры и раскуроченных, ощерившихся острыми краями обшивки стен свисали синие космы. Толстые жгуты оплетали фонарные столбы и редкие для окраинных районов деревья.

Дорогу часто преграждали непреодолимые завалы или заросли Метацериса, похожие на ловушку, что была за вертолётом на шоссе. Нам приходилось петлять, посылая вперёд дрон. По моей команде Алард отлетал на несколько десятков метров, сканировал местность и передавал мне данные. Голографическое изображение с его камер выводилось среди прочих на забрало шлема. Я посматривал по сторонам и следил за Ферфликт, доверив тыл Вольфгангу, и присматриваться к тому, что снимал Алард, мне было просто некогда. Нет движения — и хорошо.

Однако кое-что моё внимание всё же привлекло: за углом, на широкой улице, где застыли, как на стоп-кадре, попавшие в ДТП машины, Метацериса было особенно много. Он свисал со зданий и растягивался между ними, подобно паутине. Снова знакомая картина — в нём застыл перекрученный штопором труп довольно крупного метацеридового. За всё время, что шли через микрорайон, мы видели такое уже несколько раз.

Рядом с разбившейся всмятку легковушкой, за рулём которой, уронив на него голову, сидело истлевшее тело, и перевернувшимся от удара помятым внедорожником синие жилы казались неуместной деталью, с помощью фотошопа добавленной на фотографию из новостей о серьёзной аварии. Когда Слияние миров перекроило реальность, обычным делом стало увидеть такое, что за пределами Треугольника изоляции назвали бы сюрреализмом. Назвали бы, не будь он мировой сенсацией.

— Назад, — скомандовал я Аларду.

Идти по этой зачумленной улице мне очень не хотелось: заразиться Метацерисом там — раз плюнуть, особенно с моей раной и уже потрёпанной бронёй. Для меня Кёльн был опаснее, чем для Вольфганга и Ферфликт, и мне, в отличие от них, пришлось играть по его правилам.

Вернувшись, Алард завис рядом в ожидании новых приказов.

— Поднимись выше и дай обзор на район, — приказал я.

— Есть, — откликнулся он и полетел к крышам домов.

Я увеличил «окно» с видом на ближайшие улицы. Обходной путь, естественно, был — вернуться назад на пару кварталов, затем направо и сделать «крюк», вот только он оказался уже не нужен. На заражённой больше остальных улице находился оружейный магазин с давно потухшей вывеской. Половина букв отвалилась, из-за чего прочитать название стало невозможно, но взгляд зацепился за оставшийся на своём месте неоновый силуэт винтовки.

— Поблизости есть другие оружейные магазины? — спросил у Ферфликт я.

— Нет, — покачала головой она.

Сама собой закралась мысль, что она лжёт. Я не удивился бы, если Ферфликт решила от нас избавиться, заманив в очаг. Вряд ли она поверила, что я отпущу её, когда мы покинем Кёльн, да и я сам не до конца был в этом уверен: в Треугольнике каждый с детства знает, что Метацерис и все его порождения — враги, а главный закон выживания — убивай или убьют тебя. Несмотря на разум, метацеристерии ничем не лучше кровожадных тварей, которые людей жрут за милую душу. Нет, людей я тоже недолюбливал, потому что нормальных среди них остались единицы, но после Слияния всё стало до нельзя просто: есть ты, а есть враждебная реальность вокруг, всеми способами пытающаяся тебя убить.

Я жестом отозвал Вольфганга в сторону. Мы отошли на несколько метров, не спуская взгляда с метацеристерии.

— Не нравится мне всё это, Вольф. Вся улица в Метацерисе, и Ферфликт должна об этом знать. Ловушку не напоминает? — поделился подозрениями я.

— Я тоже ей не доверяю, — согласился тот, — но ей сейчас подставлять нас не резон. Сам подумай: у неё руки связаны, а город кишит всякой дрянью. Без нас она далеко не уйдёт.

С его доводами невозможно было бы не согласиться, будь Ферфликт человеком, но что в голове у этой твари, одному чёрту известно. А может, я искал подвох потому, что на её месте поступил бы именно так. Нет ничего хуже, чем плен: люди ещё более непредсказуемы, чем Треугольник, и могут в любой момент пристрелить или бросить на растерзание метацеридовым, в то время как бегство даёт хотя бы минимальные шансы на выживание.

Любая ошибка будет стоить жизни, и я, если придётся, готов сыграть в русскую рулетку. Но готова ли Ферфликт?

Я колебался. Нам нужны боеприпасы, но как бы цена не оказалась слишком высока… Да и кто сказал, что в этом магазине ещё что-то осталось? Метацеристериям биомасса — не помеха, а раз они используют оружие из нашего мира, склады боеприпасов и оружейные магазины давно должны быть разграблены. Но всё-таки нельзя не проверить: возможно, это единственный шанс протянуть здесь ещё хоть несколько часов.

Приняв решение, я свернул за угол и уверенно двинулся к концу переулка. Снизу обстановка выглядела ещё хуже, чем с дрона. Чем ближе к очагу, тем толще становились мерзкие синие «щупальца», расползшиеся по зданиям и машинам. Свисающие с домов «плети» едва не касались земли. На стенах висели коконы с медленно переваривающимися останками.

Стараясь не прижиматься к пронизанной тонкими жилками стене, я осторожно высунулся и огляделся по сторонам. Поблизости не наблюдалось ничего опасного, кроме Метацериса, и пусть обычно спокойствие обманчиво, сейчас я не заметил никаких следов метацеридовых. Однако опасения, что Ферфликт завела нас в западню, не давали мне покоя.

— Иди вперёд, — приказал я, рассчитывая, что если это ловушка, она сама же в неё и попадёт.

— Я связана! — возмутилась та, продемонстрировав жгут на запястьях. — Метацерис здесь способен двигаться, а я даже отбиться не смогу, если он меня схватит.

— Мне плевать.

Смерив меня уничтожающим взглядом, Ферфликт осторожно двинулась к магазину. Ей предстояло пересечь широкую улицу и пройти до её конца, минуя биомассу и ржавые остовы машин. Осторожно переступая через Метацерис и иногда оглядываясь, она отошла от переулка метров на двадцать.

Ничего не происходило. Я ожидал, что сейчас откуда-нибудь выпрыгнет огромная тварь или сама биомасса захлопнет ловушку, но Ферфликт, похоже, не обманула — здесь находился самый обычный очаг заражения. Опасный, да, но без каких-нибудь новых сюрпризов.

— Алард, пролети над крышами, — опасаясь, что он может угодить в Метацерис, распорядился я. — Вольф, за мной. Дистанция — два метра.

Дрон скрылся из виду. Его иссиня-чёрная зеркальная обшивка сливалась с тёмным вечерним небом и отражала протянувшуюся под ним улицу, а тусклое мерцание светодиодов тонуло в серых сумерках. Мы с Вольфгангом перешли дорогу, обогнув завалившийся набок грузовик, и направились к противоположному концу улицы. Шли медленно, осторожно, глядя не только по сторонам, но и под ноги, перешагивая через «щупальца» Метацериса на дороге и обходя его особо плотные скопления. Уставившись в небо пустыми глазницами, нам вслед скалились скелеты в грязном истлевшем тряпье, что некогда было одеждой. Ветер трепал провонявшее сыростью рваньё и покачивал оборванные провода, свисающие с перекошенных столбов. Местами кабели, протянутые между верхними этажами домов, переплетались с плетьми биомассы.

На стекло шлема упала одинокая капля и, прочертив влажную дорожку, сползла на закрывающие лицо фильтры. На мгновение я поднял взгляд к ещё не утратившим синеву тучам. Вечернее небо было светлее утонувших во мраке домов, но стремительно теряло краски. Скоро и оно станет почти чёрным, и Кёльн погрузится во тьму.

Вслед за первой каплей с неба обрушился ливень. Я стёр со стекла разводы и включил ультрафиолетовый фонарик. В пятне света мелькали облака брызг, разлетающиеся от вмиг намокшего асфальта, и фосфоресцировал Метацерис. Ливень почти ничего не давал разглядеть, в полуметре впереди становясь сплошной стеной.

Ферфликт пропала из виду, но меня мало волновало, сбежала ли она, воспользовавшись случаем. Главное — скоро удастся пополнить боезапас, а уж дорога к центру города найдётся и без сомнительной проводницы. Пожалуй, я буду даже рад, если Кёльн прикончит её, и мне не придётся тратить на неё заряд плазмы.

Ливень сильно ограничивал видимость и размывал очертания. На дороге скапливались лужи, вода ручьями бежала вдоль бордюров и затапливала трещины. Свет фонарика терялся в пелене дождя, всё слабее подсвечивая биомассу.

Под ногой что-то противно чавкнуло. Грязно выругавшись себе под нос, я отскочил назад, но было поздно: Метацерис потянулся ко мне смолянисто поблёскивающими из-за воды отростками, его способные двигаться «щупальца» зашевелились, как огромные плотоядные черви.

— Валим! — крикнул позади Вольфганг, озвучив общую мысль.

Мы перешли на бег, больше не осторожничая: осиный улей уже растревожен. Хлюпали лужи и раздавленные прожилки биомассы, оставлявшие на ботинках синие ошмётки. В последний момент замечая особо толстые жгуты, больше похожие на корни, я перепрыгивал через них и мчался дальше. Метацерис был слишком медлителен, чтобы преследовать человека, так что опасным могло быть лишь падение, но в Треугольнике изоляции быстро привыкаешь смотреть под ноги, потому что стоит упасть в очаг и хоть немного повредить броню — и одним метацеридовым станет больше. Впрочем, сейчас мне скорее грозило стать ужином, чем заразиться.

Вольфганг поравнялся со мной, легко выдерживая темп и реагируя на препятствия даже раньше меня. Заражение Метацерисом давало ему некоторые преимущества. Может, он и в Кёльне выжил бы без моей помощи? Что, если я был нужен ему не как огневая поддержка, а для каких-то других целей? Я взял эту мысль на заметку. Хотел бы я ему безоговорочно верить, но, как говорится, доверяй, но проверяй.

Впереди показалось крыльцо магазина, что находился на первом этаже многоэтажного дома. К бронированным дверям со срезанным роллетом вела короткая, всего в пять ступенек, лестница с простыми металлическими периллами — в бедных окраинных районах редко встречались излишества вроде неоновой подсветки, стеклянных перил и голографических вывесок и рекламы.

Ферфликт у магазина ожидаемо не было. Надо было сразу её пристрелить! И ведь как чётко всё рассчитала: провела в обход самых опасных по её словам мест, чтобы дождаться темноты, завела в очаг Метацериса и сбежала, воспользовавшись тем, что я потерял её из виду. Не стоило её недооценивать — девчонка оказалась не только хитрой, но и безрассудной.

Бегом поднявшись по лестнице, мы остановились перед чуть приоткрытой бронированной дверью. Изнутри доносился сладковато-землистый запах, отдалённо напоминающий мускус. Его одного достаточно, чтобы понять, что нас там ждёт. Может, и Ферфликт не сбежала, а уже мертва. Но отступать нельзя: без боеприпасов нам далеко не уйти.

Метацерис на стене рядом зашевелился. Выхватив нож, Вольфганг обрубил потянувшееся к нему «щупальце». На него брызнула густая зловонная жижа. С отвращением ругаясь, он попытался оттереть с брони эту гадость, но только сильнее размазал её и перепачкал перчатки.

В другое время я не удержался бы от дружеского подкола, но ситуация не располагала к веселью. Толкнув стволом винтовки дверь, я вошёл в магазин — и тут же из темноты на меня бросился чёрный метацеридовый размером с волкособа. Я врезал ему по морде прикладом, а в следующую секунду мир перевернулся вверх дном. Тяжёлая туша врезалась в меня, сбив с ног, и я с грохотом скатился по лестнице.

Броня смягчила удары, но всё равно по голове будто снова и снова били обухом, а отбитой спины я и вовсе не чувствовал. Метацеридовый остался на крыльце, но сказать, что ему повезло больше, нельзя: едва завидев его, Вольфганг открыл огонь. Взревев от боли, монстр спрыгнул с крыльца и скрылся за старой машиной, однако вряд ли он ушёл — скорее затаился на время. Как не раз показала практика, инстинкт самосохранения у метацеридовых и заражённых животных и людей почти всегда отсутствует, зато злобы и кровожадности — хоть отбавляй.

Поднявшись на ноги, я ощупал шлем, чтобы убедиться, что он не повреждён, а силы удара недостаточно для сотрясения мозга, и двинулся к автомобилю, за которым исчез метацеридовый. Рядом стояло ещё несколько таких же, но сильнее покорёженных Метацерисом.

Твари за машиной уже не было.

— Сзади! — предупредил Вольфганг прежде, чем я успел сообразить, что она не сбежала.

Затрещала его винтовка. Я метнулся в сторону, оборачиваясь, и в движении полоснул метацеридового очередью. Тот ринулся в атаку, не обращая внимания на боль. Вольфганг больше не мог стрелять, не задев меня, а я не спешил открывать огонь. Если стрелять сейчас, это бесполезная трата газа, которого и так осталось слишком мало.

Я хотел подпустить противника поближе, а затем одним выстрелом поджарить ему мозги, но вмешался Алард. Пролетев между плетьми Метацериса, он обрушил на монстра длинную очередь. Плазма разворотила метацеридовому бок и едва не оторвала лапу. Из его пасти хлынула кровь, и он упал замертво.

— Экономь боеприпасы, — вместо благодарности сказал я. — И держись рядом.

— Так точно, — отозвался Алард.

Здесь, на некотором расстоянии от центра очага, Метацериса было меньше, и дрон не рисковал влипнуть в него. К тому же огневая поддержка может понадобиться, если нападёт ещё какая-нибудь тварь.

— Пошли, пока на шум полгорода не сбежалось, — поторопил с крыльца Вольфганг.

Впрочем, в напоминании, насколько опасен Кёльн, я не нуждался и уже шёл к магазину. Раз там поселился метацеридовый, ещё оставалась призрачная надежда, что вынесли не всё. Нет участи хуже, чем остаться в синей зоне без боеприпасов, а в моей разгрузке больше не было запасных картриджей.

Мы вошли в магазин, светя фонариками по сторонам. Небольшое помещение пересекал разбитый прилавок, полки на стенах и стойки для оружия пустовали. Некогда аккуратно расставленные ящики для боеприпасов валялись вокруг, открытые и пустые. Похоже, метацеристерии наведались сюда задолго до того, как это место облюбовал монстр.

Сейчас было видно, что магазин давно стал логовом метацеридового. Сам воздух здесь провонял им, несмотря на приличных размеров дыру в потолке. Пол устилали обглоданные кости и куски сломанной брони. Заметив среди останков черепа с наростами, я злорадно улыбнулся: метацеристериям хорошо досталось от этой твари.

Однако злорадствовал я недолго, потому как мы сами оказались на грани неминуемой гибели. Похоже, в этом магазине не осталось ничего полезного. Сколько мы продержимся с одними ножами? Час, два, день? Я всегда знал, что однажды Треугольник меня погубит и что здесь и до сорока лет редко доживают, но почему-то никогда не думал, что моей могилой станет Вершина.

Хотел бы я сказать, что погибнуть, сражаясь с жестокой реальностью в одной из самых опасных синих зон — достойная смерть, но нет. Не бывает никакой достойной смерти: она всегда одинакова, и не важно, как её встретить — от дырки во лбу, стоя на коленях, или в когтях метацеридового, которого, быть может, ещё удастся потрепать напоследок. Потом будет уже всё равно.

И всё же тот, кто не борется до последнего — просто бесхребетная тряпка. Сесть и помереть или застрелиться от безысходности может каждый, а ещё раз бросить вызов смерти? Пусть газа в картридже осталось выстрелов на двадцать, а батарея почти села, я не собирался сдаваться.

Как и сидеть на месте. Резко развернувшись, я направился к выходу.

— Планы изменились? — с механическими интонациями осведомился Алард, следуя за мной.

— Да. Попробуем выбраться из города, — с ледяной решимостью ответил я, хотя понимал, что шансов нет.

— Харман! — окликнул Вольфганг. Я оглянулся. — Ты башкой ударился? Сначала мы лезем в этот ад на земле, проходим полпути, а теперь ты ни с того ни с сего решил повернуть назад?! Мог бы сразу свалить!

Он говорил со злостью и непониманием. Для него всё выглядело так, будто я просто решил его бросить, и он, по сути, был прав: меня не волновало, пойдёт ли он со мной или продолжит путь в одиночку. Всё равно ни мне, ни ему из Кёльна не уйти.

— Оглянись вокруг! — развёл руками я. — Отсюда нет выхода. Это капкан, Вольф, и он уже захлопнулся. Не сегодня завтра нас сожрут метацеридовые, так какая, к чёрту, разница, заражён ты или нет? Если снимешь розовые очки, поймёшь, что нам обоим крышка. Этот магазин был нашим последним шансом.

— Тогда какая разница, в какую сторону идти — к окраинам или в центр? — парировал тот.

Мне нечего было на это ответить. Я не надеялся выжить, но хотел создать иллюзию борьбы: жевать сопли и жаловаться на злой рок не в моём стиле. Наверное, Вольфганг прав, и нет никакой разницы, куда повернуть — это в любом случае лишь последняя усмешка в лицо смерти.

— Если уж собрался куда-то идти, подожди меня, — не дожидаясь ответа, сказал он. — Я хочу осмотреть магазин, вдруг что-нибудь осталось.

— Валяй, — махнул рукой я.

Вольфганг прошёл вглубь магазина, заглядывая в шкафы и вскрытые сейфы. Он не терял надежды, несмотря ни на что. Я помнил его наивность ещё из детства, и пусть он стал старше не только физически, но и морально, иногда он казался всё тем же мальчишкой, что смотрел на жизнь сквозь призму своего странного восприятия. Вольфганг никогда не понимал этот мир, не признавал его жестоких законов и не вписывался в окружающую действительность, как белая ворона.

Я и раньше относился к нему немного предвзято — хороший, насколько это вообще возможно, человек, но неприспособленный. Да, он сумел адаптироваться и стать жёстче, чтобы не разделить участь других жертв Слияния, стал немного сильнее и поумнел с возрастом, но в нём ещё оставались не лучшие в нынешних условиях качества — доброта, преданность и оптимизм.

Однако именно его надежда дала нам обоим ещё немного времени.

— Иди сюда, — позвал Вольфганг.

Он стоял за прилавком, глядя на что-то на полу. Скептически хмыкнув, я подошёл к нему… И не поверил в нашу удачу. Под прилавком стоял накрытый изъеденной молью тряпкой ящик. Я проверил крышку — заперта. Видимо, метацеристерии осматривали магазин в спешке и пропустили один контейнер.

— Если там боеприпасы, я уверую в высшие силы, — криво усмехнулся я.

Ствол винтовки упёрся в крышку так, чтобы плазма не задела содержимое, но прожгла замок. Я провёл по спусковому сенсору. Выстрел разворотил стенку ящика вместе с замком, и я заглянул внутрь. Бинго! Автоматные и пистолетные картриджи с газом, разнокалиберные батареи, плазменные и лазерные гранаты… Это явно был запас на «чёрный день». Не хватало только какой-нибудь пушки сверху.

— Ну что, где твои упаднические настроения? — победоносно ухмыльнулся Вольфганг.

— Просто повезло. Не рассчитывай, что так будет всегда, — осадил его я.

Он ничего не ответил, и я решил, что молчание — знак согласия. Мы под завязку набили карманы разгрузок и подсумков батареями и картриджами к нашему оружию, сложили дополнительный запас в рюкзаки и туда же отправили батареи для лазерных винтовок. В Треугольнике лишь одна валюта — бартер, и как раз для него ненужные боеприпасы отлично годятся.

Мы вышли из магазина и остановились на крыльце. Пришло время решать, что делать дальше: уйти, оставив Вольфганга наедине с его проблемами, или идти до конца. Первый вариант выглядел привлекательнее, но его слова насчёт пройденного пути чем-то меня зацепили. До научного центра рукой подать, так сейчас ли отступать? Может, пора сделать хоть что-то хорошее?

— Ты всё-таки вернёшься? — не оставив мне времени на раздумья, нарушил молчание Вольфганг.

И я знал, что ответить. Решение было принято.

— Нет. Ты прав: мы уже далеко зашли, и это финишная прямая.

Наверное, он был рад. Под шлемом я не видел его лица, да и мне было, в общем-то, всё равно. Я шёл дальше не ради него, а потому, что с того момента, как мы пересекли границу промзоны, возвращаться стало поздно. Кёльн никого не выпустит без боя, и втроём, считая Аларда, шансов выбраться больше.

Сойдя с крыльца, мы побрели прочь от очага. Метацерис больше не тянулся к нам, его порождений поблизости не было, а Ферфликт и след простыл. Лишь дождь по-прежнему лил, затапливая низины, скрадывая звуки и занавесом закрывая руины.

Заражённая улица, куда завела нас метацеристерия, осталась далеко позади, но биомассы стало ненамного меньше. Чем ближе к центру Кёльна, тем больше её было: мелкие очаги находились в одной огромной синей зоне, и где-то там, в научном комплексе, находился источник заражения. Три гигантских очага дали начало катастрофе и они же стали её эпицентром — отражением разрушенного мира.

Дорогу нам преградил завал. Из горы бетонных обломков торчали куски покрытия и переломанные заржавевшие трубы. Рядом ощерились погнутой арматурой оплетённые Метацерисом остатки здания — заваленный обвалившимся потолком и стенами второго этажа первый этаж. Последняя развилка осталась далеко позади, да и делать огромный «крюк» по городу не хотелось, однако перебраться по руинам дома не получится: слишком много острой арматуры и на обломках чёрт ногу сломит.

Но среди кусков бетона что-то было — какой-то более тёмный провал.

— Алард, просканируй, — приказал я.

Дрон отлетел на несколько метров в сторону и завис в воздухе, сосредоточенно гудя. Несколько минут он не двигался с места, а затем вернулся и отчитался:

— Мои сканеры засекли разницу в плотности завала.

В обломках дома есть брешь, выражаясь человеческим языком. Жестом позвав за собой напарника, я двинулся к руинам. Да, второй этаж завалил всё свободное пространство, но обрушился так, что под кусками перекрытий образовался лаз длиной в несколько метров, ведущий на параллельную улицу.

Присев на корточки, я заглянул в него. Сняв рюкзак, можно было проползти на четвереньках, но в некоторых местах арматура пересекала проход, оставляя совсем мало пространства между собой и полом. С «потолка» свисали обрывки обесточенных проводов. В самом конце проход перегораживали обломки какой-то мебели, и понять, получится ли между ними протиснуться, я не мог.

— Что-то не хочется мне лезть в эту кишку, — присев рядом со мной, неуверенно пробормотал Вольфганг.

Выглядело и правда ненадёжно, но другого пути не было. Лучше рискнуть и проползти под завалом, чем возвращаться назад: в синих зонах опасно не только стоять на месте, но и снова появляться там, где уже остался человеческий запах — он ведь для метацеридовых что маяк.

— Ты хочешь добраться до чёртовой лаборатории или нет? — резко спросил я. — Чем больше мы кружим, тем чаще будем встречать тварей. Тебе напомнить, что каждая такая стычка уменьшает наши шансы остаться в живых?

— Если кого-то из нас придавит, шансов не будет вообще, — отрезал Вольфганг.

— А ты лезь осторожнее! — бросил я и, больше ни слова не сказав, скинул рюкзак.

Он не стал меня останавливать. Толкая перед собой рюкзак, я на четвереньках заполз под низкие своды тоннеля и осторожно двинулся к едва различимому пятну света на другой стороне. Фонарик рассеивал кромешную тьму передо мной, подсвечивая неустойчивые обломки и торчащие из них железки. Под руками похрустывали стеклянные осколки и бетонная крошка, провисшие на пути провода приходилось отодвигать в сторону, а от каждого неверного движения на меня что-то сыпалось, и я замирал, прислушиваясь — не рухнет ли сейчас потолок?

Я слишком поздно понял, что Вольфганг был прав, и лезть под многотонный завал — плохая идея. Но возвращаться было поздно: позади остались места, где проползти можно было только по-пластунски и лицом вперёд, а попытка развернуться грозила обрушением тоннеля.

Позади зашуршал Вольфганг. Не дожидаясь, пока я доберусь до конца, он полез следом, и это было правильное решение, потому что риск риском, а времени не так уж много. Каждый час, проведённый в Кёльне, может стать последним, а лишняя минута промедления — запустить заведомо смертельную цепь событий.

Путь мне снова преградила арматура, выходящая из куска стены и впившаяся в противоположную стенку тоннеля. Я надавил на неё, чтобы убедиться, что она держится крепко и неловкое движение не спровоцирует обвал, и лёг на грязный пол. Железка шла по диагонали и прогибалась в центре, образуя острый угол, об который вполне можно было бы порезаться, не будь на мне киберброни.

Протолкнув рюкзак и винтовку на другую сторону, я сунулся было следом, но задел опасно накренившийся обломок справа. Замер. Вольфганг где-то в начале тоннеля это заметил и последовал моему примеру. С тихим шорохом на меня посыпалась крошка с кусками штукатурки, что-то глухо скрежетнуло, и воцарилась зловещая тишина, в которой я слышал лишь стук своего сердца и собственное неровное дыхание.

Ничего не упало. С удвоенной осторожностью я двинулся дальше, метр за метром пробираясь к выходу. Замкнутые пространства никогда меня не пугали, но сейчас я проклинал своё решение пролезть здесь. Клаустрофобия — одно дело, это иррациональный страх, но совсем другое — настоящий риск оказаться погребённым под руинами.

Ещё рывок! Последнее, что отделяло меня от свободного пространства — остатки мебели. Сев на колени и согнувшись под самым сводом, я перехватил винтовку стволом к себе и со всей силы врезал прикладом по грязным пластиковым обломкам. Те с хрустом вылетели из тоннеля, и в стекло моего шлема ударил косой дождь..

Всё. Я вздохнул с облегчением, выползая из-под руин на мокрый тротуар. Прямо передо мной, привалившись спиной к машине с открытой передней дверью, сидел маленький скелет. Навечно застывшие пальцы, похожие больше на когти ворона, мёртвой хваткой сжимали сгнившую плюшевую игрушку. Треугольник словно лишний раз напомнил, что произошло двадцать лет назад.

Едва оказавшись снаружи, я поднялся с земли и вскинул к плечу винтовку. В Кёльне забывать об осторожности нельзя: Вершины не прощают ошибок. На этой улице Метацериса было в разы меньше, чем на прошлой, но проблемы только начинались. В отличие от медлительной биомассы метацеридовым ничего не стоит разорвать человека в клочья, и сейчас эти твари нас заметили, несмотря на дождь.

Из подъезда дома напротив выступил небольшой монстр, сплошь покрытый Метацерисом. Таких тварей я ещё не видел: заражение всегда было внутренним и пронизывало тело, но не закрывало его. Впрочем, разбираться, что это за особый вид чудовищ — в репертуаре Вольфганга, но не в моём. Если это можно прикончить, мне достаточно знать, как.

Метацеридовый издал низкий трубный вой. Я навёл на него прицел и коснулся спускового сенсора, прошив уродливую голову зарядом плазмы, но было поздно. Вой повторился, и теперь я ясно слышал, что тварей больше десятка. Намного больше.

— Вольф, быстрее! — не оглядываясь на тоннель, крикнул я.

— Я стараюсь! — глухо отозвался напарник.

Метацеридовые полезли отовсюду — из домов, провалов в земле, из-под руин и из подвалов. Я полоснул очередью по первым показавшимся мордам. Не замечая потери пары собратьев, монстры ринулись в бой.

— Огонь! — рявкнул я на зависший рядом дрон.

Загрохотала турель. Алард поливал метацеридовых плазмой, не жалея боеприпасов, но целей меньше не становилось. Одни успевали увернуться, другим на смену прибывали всё новые твари.

Из-под завала показался Вольфганг. Времени ждать, пока он выберется, не было, потому как нас быстро окружали. Схватив друга за плечо, я выдернул его из тоннеля и рывком поставил на ноги.

— Уходим, — прежде, чем он успел бы возмутиться, бросил я и скомандовал: — Алард, за мной!

Вольфганг закинул на плечо рюкзак и винтовку, и мы побежали прочь. Метацеридовые бросились следом, рыча, хрипя и подвывая. Из темноты выныривали фонарные столбы, брошенные машины и опоры эстакады монорельса — единственный ориентир на похожих друг на друга улицах.

От метацеридовых нас спасало только расстояние, которое они уверенно сокращали. Я приказал Аларду отстреливать тех, что подбирались слишком близко, но монстры брали количеством. На место каждого убитого вставали двое. Удача от нас явно отвернулась, и нам оставалось лишь бежать в надежде найти какое-нибудь укрытие или возвышенность, потому что отстреляться от такого количества монстров на открытой местности невозможно.

Несмотря на все усилия, они нагоняли. Мы сворачивали в переулки и подземные переходы, понимая, что по прямой нас догонят в два счёта, но даже импланты уже не спасали от усталости. Наверное, Вольфгангу с его заражением было легче, в то время как я бежал уже на пределе сил. Боль разрывала лёгкие, саднило ободранное горло, броня тяжёлым грузом давила на плечи, но топот позади не давал остановиться ни на мгновение.

Миновав очередную улицу, я разглядел сквозь дождь расступающиеся дома впереди. Они словно упирались в дорогу, но на другой стороне не было зданий. Я представил приблизительную карту Кёльна и понял: Райн. В этом месте река пересекала город, отделяя микрорайоны от большей его части, что когда-то жила своей жизнью, будто и не было за Райном никаких жилых кварталов.

Дорога выводила прямо на разводной мост, потрёпанный, но ещё крепкий. Он держался на добротных опорах, нависнув над неспешно текущей метрах в десяти внизу рекой, из которой поднимались бетонные стенки канала. По его краям выстроились столбы от разбитого стеклянного ограждения. С покрытых глубокими трещинами башен свисали порванные тросы.

Рядом с мостом тянулась эстакада монорельса, на которую можно было забраться по полуразрушенной башне. Это шанс. Не сговариваясь, мы рванули к мосту. Метацеридовые дышали в спину. Было очевидно, что они доберутся до нас раньше, чем мы поднимемся на эстакаду.

На мгновение обернувшись, я бросил гранату в самую гущу стаи. Плазменный взрыв выжег первые ряды метацеридовых, дав нам небольшую фору. Дистанция до башни моста стремительно сокращалась. Пятьдесят метров… Сорок… Тридцать…

Спасение было уже близко, но у жизни своеобразное чувство юмора. На бегу фонарик мало чем помогал, да и дождь лил стеной, а по забралу шлема расплылись мокрые разводы. Провал посреди моста я заметил, лишь когда земля ушла из-под ног.

— Твою мать!.. — выдохнул я, а в следующую секунду ощутил свободное падение.

Кажется, Вольфганг что-то крикнул, но я уже не разобрал слов. От удара о воду тело пронзила боль. Скованный ледяным холодом, я камнем пошёл ко дну.

Меня окружала кромешная тьма. Река заглушала все звуки, и если бы не холод, я подумал бы, что уже мёртв. Однако мне повезло чуть больше, чем могло бы: я не разбился.

Фильтры заполнила грязная вода, воздуха не хватало, но сдаваться я не собирался. Я пережил Слияние миров, меня не убили метацеридовые и мародёры Дачса, не заразил Метацерис, и утонуть теперь, случайно сорвавшись с моста, будет глупо. Я с силой оттолкнулся от воды, надеясь, что плыву к поверхности, а не погружаюсь на ещё большую глубину. Киберброня всем весом тянула на дно, вынуждая прилагать максимум сил, на какие способно усиленное имплантами человеческое тело, а течение несло меня вниз по реке, однако я чувствовал, что всё-таки продвигаюсь дальше.

Казалось, лёгкие сейчас разорвутся. Несмотря на непроницаемый мрак, в глазах темнело от удушья. С каждым новым рывком сил оставалось всё меньше, а вода казалась тягучей трясиной. Единственным, за что я цеплялся взглядом, чтобы оставаться в сознании, было едва различимое синеватое свечение на стыках киберброни, от которого иссиня-чёрной становилась и тьма вокруг.

А затем тьма стала светлеть — едва заметно, почти неуловимо для глаза. Воздуха не хватало, но я не позволял себе паники. Плыть, а не барахтаться. Сосредоточенно, быстро, но без судорожной спешки, движение за движением. В глазах темнело, но я видел, как светлеет вода — и вот глухая водная толща расступилась.

Я вынырнул. Из последних сил проплыл ещё немного к заваленному обломками берегу и выбрался на клочок чистого пространства. Под перчатками с металлическими накладками скрипела галька. Сидя на мелководье, я сорвал шлем, судорожно вздохнул. Воздух ворвался в горящие лёгкие с болезненным хрипом, и я зашёлся кашлем. Засаднило содранное горло.

Больше всего сейчас хотелось упасть и отдышаться, но я не мог позволить себе такой роскоши, как отдых: в отдалении всё ещё выли метацеридовые, и это не считая того, что нужно как можно скорее найти напарника и своего дрона. Нет ничего более сумасбродного, чем бродить по Вершине в одиночку. Поэтому вместо передышки я потратил выдавшееся затишье на то, чтобы привести в порядок снаряжение — заменил фильтры шлема, наскоро почистил и проверил состояние оружия, провёл быструю диагностику систем киберброни и собственных имплантов.

Снова надев шлем, я поднялся, закинул винтовку за спину и постучал по экрану коммуникатора.

— Алард, приём! — повторил несколько раз, но в ответ услышал только помехи, а затем коммуникатор и вовсе мигнул напоследок и погас. — Чёрт… Сдох.

Прежде чем искать путь дальше, я бросил взгляд туда, откуда приплыл. Мост уже скрылся за погрызенными небоскрёбами и стеной дождя, и определить точно, как далеко река отнесла меня от того места, где я в неё упал, стало невозможно. На противоположном берегу, где вода билась о бетонный фундамент, возвышались будто бы срезанные у середины здания, чьи обломки образовали склоны из бетона и арматуры. Остатки строений держались на жгутах Метацериса.

А на «моём» берегу оставалось всего два пути: вдоль реки, и неизвестно, куда и как далеко он выведет, или наверх, в город. Идти наугад, лишившись карты и связи, через сплошную синюю зону, решится только дурак, и я выбрал второй путь. Убедившись, что обломки не собираются осыпаться, забрался на самый широкий бетонный блок у основания склона и полез, хватаясь за устойчивые куски выломанного «с мясом» бетона и вывернутые обломки каркаса.

Лезть было невысоко, каких-то пару метров. Я схватился за верхний край обвала, подтянулся — и в этот момент кучка мелких камней поехала под ногой. С лязгом брони о камень я повис на руках. От удара о неровную стену заболели рёбра. В сердцах проклиная этот призрачный город с его опасностями, я снова подтянулся уже на одних только руках и выбрался на набережную.

Сам собой у меня вырвался выдох, но отнюдь не от облегчения: об этой части города ходили такие слухи, что оказаться здесь в одиночку врагу не пожелаешь. Байкам пьяниц в барах верить себе дороже, однако кое-что из их рассказов я отметил на подкорке: в этом секторе пропадают не только люди, но и, говорят, метацеристерии. Опасное место и крайне непредсказуемое, потому что некому рассказать, с чем здесь придётся столкнуться.

Сгущающаяся тьма поглощала небо и последние проблески сумеречного света, а ливень скрадывал пейзаж. На фоне стремительно блёкнущих и чернеющих синих туч едва различимо вырисовывались очертания длинного здания, на которое словно наступил великан. «Отель», — по памяти прикинув карту, смекнул я. Этот ориентир давал хоть какую-то определённость.

Но найти тех, кто не стоит на месте, а то и вовсе прячется от метацеридовых, так просто не выйдет. Значит, нужно двигаться не к ним, а к лаборатории. Найти взглядом шпили башен сейчас не получалось, но я примерно понимал направление — обогнуть руины и найти путь туда, где до заката тучи были темнее.

Вот только всё понятно в теории, пока не пытаешься наложить нарисованную в голове карту на незнакомую местность, испещрённую провалами, непроходимыми развалинами и очагами Метацериса. Тот маршрут, что я мысленно проложил, вряд ли будет прямым. И уж точно не будет простым.

Я включил фонарик. Ультрафиолет рассеял клочок мрака передо мной и подсветил хлёсткие струи дождя. Слабый синий свет разлился по тонким прожилкам биомассы на исцарапанной трещинами дороге. Там, куда не доставал фонарик, тонкая, едва различимая в темноте тёмно-синяя паутина разбегалась по дороге и терялась за пеленой дождя.

Ещё раз оглянувшись в ту сторону, где остался злосчастный мост, я двинулся во тьму — туда, куда уводил Метацерис. Вернуться назад мешал завал, перебираться через который мне совсем не хотелось, да и метацеридовые наверняка всё ещё где-то там, и я предпочёл искать обходной путь. Широкая набережная напоминала о временах до Слияния — просто обрывок далёкого детского воспоминания, в котором ярко светило солнце, пахло свежей выпечкой и задорно кричали чайки в небе над рекой.

Осколки воспоминаний, вдребезги разбивающиеся об острые когти руин.

Под ногами хлюпала вода. В выбоинах асфальта скапливались покрывающиеся рябью лужи, но ям уже не хватало, чтобы вместить потоки воды, и ливень ручьями растекался по дороге. Изредка я замирал и вслушивался в шелест дождя, прекрасно зная, что шаги подкрадывающейся твари он скрыл бы так же хорошо, как скрывал мои.

Медленно, осторожно, не приближаясь к руинам, в которых могли обосноваться метацеридовые, я дошёл до заброшенного кафе на берегу реки. С двух сторон от него, примыкая к стенам, возвышались груды обломков, и я направился ко входу, вскинув к плечу винтовку.

Площадку перед кафе, где когда-то стояли уличные столики, устилали осколки давно разбитых панорамных окон. Сорванную с петель дверь перекосило так, что она перегородила проход. Стараясь не наступать на стекло, но неизбежно похрустывая каждым шагом, я переступил через край окна и протёр визор шлема. Тусклый фиолетовый свет от фонарика пятном скользил по стенам и перевёрнутой мебели вместе с тем, как я поворачивал голову. От былого интерьера мало что осталось: покрытие со стен срывали кусками, столы и барные стулья вокруг них давно превратились в рухлядь, от витрины осталась только гора обломков и стекла, не говоря уж о чувствительной технике вроде кофемашины, чьи сенсорные панели вышли из строя ещё в первые дни локального апокалипсиса, а чипы искусственного интеллекта замкнуло так, что они, наверное, ещё долго повторяли искажённую до неразборчивости фразу: «Ваш кофе, пожалуйста», — пока не перегорели. Машины не распотрошили на запчасти только потому, что их обвивал застарелый, высохший без питания Метацерис.

Я осматривал всё — каждый тёмный угол, потолок, покрытый тонкими синими прожилками, осторожно заглянул за груду обломков. Ничего — но это ещё не значит, что здесь безопасно. И всё же я оглянулся на пустые оконные проёмы, за которыми стеной лил дождь, теша себя мыслью переждать непогоду. Останавливало меня от короткого привала только то, что я знал об этом месте, ведь тот факт, что до сих пор ничего не произошло, ещё не означает, что все байки про эту часть Кёльна — ложь.

Позволив себе только пару минут постоять под крышей, я пересёк зал и остановился перед чуть приоткрытой дверью подсобки. С другой стороны шум дождя слышался почти так же явственно, как за спиной, с тем лишь исключением, что его что-то едва заметно приглушало.

Я толкнул дверь стволом винтовки и сразу прицелился в открывшийся коридор, из которого в две стороны уводили проходы. Выход на рампу оказался завален, и я бесшумно прошёл дальше, заглянул в оба дверных проёма. За одним из них оказался полностью оплетённый синей биомассой санузел, за другим — какой-то склад, в чьей внешней стене зиял огромный пролом. Над этим проломом отсутствовал и кусок плоской крыши, так что дождевая вода скапливалась прямо на полу.

Дверь позади хлопнула. Я резко обернулся. Палец автоматически лёг на спусковой сенсор, однако стрелять не пришлось: это оказался просто сквозняк. Хмыкнув самому себе, я опустил оружие и шагнул на улицу. С этой стороны завала уже был виден угол высотного здания, печально смотрящего на дождь пустыми провалами окон. Небоскрёб чуть накренился, но, встретив какую-то опору, не падал.

Прикинув примерное направление, я двинулся к выезду на дорогу. Казалось бы, смотреть по сторонам в такую погоду бесполезно, но ни на миг я не ослаблял бдительности — оглядывался за спину и бросал взгляды на окна зданий. Столь неестественная для Вершин тишина затягивалась, и шестое чувство начинало неприятно ворочаться комом в животе.

Я шагнул за угол — и замер. Метацерис покрывал всё — здания, дорогу, горы обломков и остовы машин. Синие жгуты и прожилки, похожие на какую-то странную кровеносную систему, стелились по дороге и взбирались по стенам, сетью переплетались с обломками, пронзали и обвивали руины. А наверху, на высоте нескольких десятков этажей, между похожими на огарки свечей небоскрёбами провисали космы синей «паутины», такой же, как на подходах к городу. Где-то изодранные в отчаянных попытках попавших в ловушку существ вырваться, где-то — натянутые, как струны, они удерживали на огромной высоте переломанные тела летающих монстров. Некоторые из них уже покрылись органическими коконами, другие застыли в смертельной ловушке гротескными силуэтами.

Метацерис властвовал здесь безраздельно.

Переступая через толстые щупальца биомассы, я двинулся дальше с большой осторожностью, и дело было не только в Метацерисе: несмотря на его ловушки, метацеридовые вряд ли покинули опасный район. Многие из этих существ не настолько умны, другие — наоборот, обладают столь высоким уровнем интеллекта, что способны выжить в самой глубине очагов заражения. Эти монстры — самые опасные. В отличие от своих примитивных собратьев, они способны почти что строить логические цепочки, устраивать засады или долго выслеживать свою добычу так, что та и не подозревает об опасности.

Поэтому-то я ни на миг не ослаблял бдительности, хотя нервы были уже на пределе. Вершины — коварное место. Стоит только расслабиться, как влипнешь в очаг заражения, пополнишь рацион биомассы или станешь обедом какой-нибудь хитрой твари. Выжить в этих адовых условиях человеку позволяли зачастую только импланты, ускоряющие реакцию и обостряющие все чувства. Вот только заменить нервную систему на искусственную в полевых, по сути, условиях, невозможно, и уже через пару-тройку лет постоянных скитаний по самым опасным местам нервы ни к чёрту.

Дорогу впереди перегородил забор из столкнувшихся автомобилей. Наверное, если посмотреть с высоты, авария предстала бы в куда большем масштабе, но я со своего места видел только первые несколько машин, покорёженный автобус и крыши автомобилей за ним. Погнутый и оплавленный металл сжала в крепких объятиях биомасса; некоторые машины её жгуты будто бы удерживали, обхватив в несколько витков, как поймавший жертву удав.

Некогда автоматические двери автобуса застыли в открытом положении, а на месте его стеклянной части остались только каркас и несколько тёмных осколков, да и те — в районе потолка. Вытащив пистолет, я поднялся в салон. Фонарик выхватил из пелены дождя сиденья, отсвечивающую в ультрафиолете биомассу и тело во вскрытой, как консервная банка, киберброне.

Меньше всего я ожидал найти в этом гиблом месте человеческий труп. Чтобы зайти в Вершину, нужны веские причины. Чтобы зайти в очаг Метацериса, нужна безвыходная ситуация. Я присел на корточки и окинул взглядом развороченную на груди, ощерившуюся сколами броню. Мертвец в ней уже истлел, но его рана могла многое сказать об обитающих здесь метацеридовых. Его грудную клетку просто вывернули наизнанку вместе с пластинами брони, и сделать такое под силу только очень крупному метацеридовому с огромными когтями.

Одно оставалось неясным: как тело попало в слишком тесный для таких больших монстров автобус? Если только упало сверху… Я поднял взгляд на остатки крыши. Похоже, летающие метацеридовые гнездятся совсем рядом.

Через разорванный борт автобуса с другой стороны затора я выбрался наружу, но лишь для того, чтобы понять настоящие масштабы аварии. Десятки помятых и обгоревших машин образовали лабиринт из металла и очагов заражения. Из разбитых окон некоторых автомобилей смотрели пустыми глазницами оплетённые синей биомассой скелеты. Сейчас оставалось только гадать, что вызвало эту аварию двадцать лет назад — быть может, начало катастрофы, а может, какой-то из первых метацеридовых, оказавшихся в нашем мире, не вовремя выскочил на дорогу.

Я шёл среди машин, приглушив фонарик и посматривая на крыши — точнее, пытаясь разглядеть их через ливень. Небоскрёбы терялись в тёмной дождливой бесконечности — такой же, как та, что поглотила улицу впереди. Дождь поредел, но прекращаться, похоже, не планировал.

Из стены воды, словно в гигантском тёмном тоннеле, выныривали машины, вот только фары их не горели, не слепили глаза, как когда-то, когда они мчались через тоннель над дорогой и, проезжая мимо, исчезали в неизвестности. Ещё одно яркое воспоминание — урчание мотора, вспышки фар, мелькание машин за окном, отец, вцепившийся в руль. Явно превышенная скорость. Бегство…

Всё здесь напоминало о прошлом, но почему-то не отзывалось ни щемящей болью, ни ностальгией. Просто вспоминания, просто то, что было до Слияния. Я почти не помнил последний день перед катастрофой. Один день, когда прогресс должен был шагнуть далеко вперёд, но вместо этого небо вспыхнуло синим, мир вокруг на мгновение замер, будто время остановилось, а затем началась паника. Дальше воспоминания были обрывочны и полны спешки — машина, исчезающие вдали очертания города, мелькающие за окном деревья.

Я задумался. Отвлёкся на мгновение, и этого хватило, чтобы не заметить, в какой момент с шумом ливня слился шелест крыльев. Зато я успел заметить краем глаза, как похожая на летучую мышь тень разорвала пелену дождя, и бросился на дорогу между двумя стоящими близко друг к другу машинами. Когти твари ударили по крышам, и она с разочарованным воплем взмыла в небо.

Хуже всего было то, что ей ответил скрипучий многоголосый визг. Выдохнув короткое: «Твою мать!» — я прокатился под машиной, вскочил с другой стороны и сорвался на бег. Укрытие. Добраться до укрытия. Воздух позади взбили сильные крылья, и я перемахнул через капот другой машины. Не оглядываясь, я мог сказать, что метацеридовый схватил когтями пустоту и взлетел выше, к готовым атаковать собратьям.

Я бежал между машинами, уповая только на удачу. Если на пути окажется непроходимый затор, который не получится преодолеть, просто проехавшись по капоту, бежать станет некуда. Пятно фиолетового света беспорядочно металось передо мной, дождевые разводы растекались по стеклу шлема, и в условиях настолько плохой видимости я не то что не мог понять, сколько тварей растревожило моё появление, — едва понимал, когда нужно уклониться и только на нечеловеческих рефлексах избегал смертельной хватки когтей.

Метацеридовый пролетел прямо надо мной. Я пригнулся и, замерев на мгновение, выпустил очередь ему вслед. Полный боли вопль известил, что плазма достигла цели, а в следующий миг тварь с грохотом, смяв крышу, упала на одну из машин впереди. Но я уже не стоял на месте — проскочил мимо этой машины и, обернувшись, бросил метацеридовым гранату.

Секунда. Две. Три. Плазменный взрыв озарил несколько уродливых тварей, и одна из них, обожжённая и изуродованная сильнее прежнего, камнем рухнула вниз. Остальные монстры бросились за мной, взрезав крыльями дымок от тела своего собрата. С разбегу я проехался под опиравшимся на капот машины бетонным обломком. С другой стороны в него с возмущённым криком врезался метацеридовый.

Двое его собратьев облетели обломки с разных сторон и бросились за мной. На другой стороне развилки виднелся узкий, но ведущий дальше проход. Мгновение промедления, чтобы подняться. Ещё мгновение — преодолеть открытое пространство. Третьего мгновения мне не хватило…

Краем глаза я уловил движение сбоку и метнулся в сторону, туда, где завал из обломков образовывал стену выше человеческого роста на самом краю улицы. Лязгнули о броню когти, но всего один шаг отделил меня от участи человека, чьё тело я нашёл в автобусе, и удар монстра лишь отбросил меня к завалу.

Едва упав, я сел и, опёршись о бетонный блок позади, вскинул оружие. С пронзительным криком метацеридовый бросился на меня. Я провёл по спусковому сенсору. Под злобный электрический треск винтовка выплюнула короткую очередь, в темноте светящуюся, как синий трассер. И метацеридовый, пролетев по инерции ещё несколько метров, упал на меня.

От переломов меня спасла только броня, но в первый миг мне показалось, что из лёгких выбило воздух. Из-за трупа я не видел других тварей. Клокочущие крики и хлопанье крыльев известили о том, что они совсем рядом и готовы атаковать, а я всё пытался сбросить с себя обмякшее тело.

Пока его не отшвырнул в сторону метацеридовый. Второй спикировал на меня, но я откатился в сторону и вскочил. Та тварь, что отбросила своего мёртвого сородича, налетела с другой стороны. Зажав сенсор, я полоснул очередью наискосок, но совсем чуть-чуть не успел довернуть ствол. Монстр оказался быстрее.

Пробить броню в движении он не смог, но схватил меня когтями и оторвал от земли. Я перехватил цевьё винтовки, направил ствол монстру в брюхо, но выстрелить он мне не дал — тряхнул из стороны в сторону с такой силой, что винтовка выпала из рук и повисла на ремне, а к горлу подкатила тошнота. Машины внизу отдалялись. Я потянулся к ножнам, и в этот момент метацеридовый заложил вираж, снова встряхнув меня. Мир перед глазами перевернулся.

Второй метацеридовый летел следом, и намерения его вряд ли были дружелюбны даже по отношению к своему же собрату. Его злобный визг прорвался сквозь свист ветра в динамиках шлема и мою ругань. Подо мной оказалась плоская крыша — достаточно близко, чтобы ничего себе не сломать, но достаточно далеко, чтобы хорошо приложиться о свою же броню. Однако между, возможно, последним шансом спастись и гарантией быть сожранным тварью выбор очевиден.

Я выхватил нож и с размаху всадил его в грудину монстра. Метацеридовый взвизгнул и разжал когти. Под моим весом перепачканный синей кровью клинок выскользнул из раны, и я ощутил под собой пустоту, от которой сердце ушло в пятки, а выдох застрял в горле.

Падение было коротким, а удар о крышу — болезненным. Я ушёл в перекат, но это мало помогло. Позади сцепились из-за добычи метацеридовые, и я воспользовался теми секундами, что они не обращали на меня внимания, чтобы прийти в себя. Благодаря имплантам головокружение быстро сходило на нет и притуплялась боль от удара о крышу. Прежде чем подняться, я оглянулся.

Один из метацеридовых разорвал второму горло и бросился за мной. Я вспорол небо короткой очередью и, едва монстр отпрянул, подбежал к провалу в крыше. Вниз уводил пологий спуск из обломков, по которому я, не задумываясь, съехал на верхний этаж. На пол посыпались кусочки бетона. Метацеридовый приземлился на край провала, схватившись за него когтями на крыльях. Оказавшись внизу, я оттолкнулся рукой от стены, вскочил и бросился вглубь чердака. Ничего, кроме подпирающих потолок колонн и Метацериса, здесь не было.

Монстр неосторожно съехал по склону, сгребая за собой обломки и ручейки пыли, и ринулся за мной. На земле он был уже не так быстр и ловок, как в воздухе, — перебирал лапами-крыльями, как раненая летучая мышь, теряясь среди оплетённых биомассой колонн, между которыми я петлял в поисках лестницы.

Метацерис существенно осложнял задачу. Сплетаясь в неровную сеть из множества тонких жгутов, он стенами тянулся от колонны к колонне, и чердак превращался в лабиринт. Я потерял монстра из виду. Зачем тратить боеприпасы, когда можно просто сбежать? Здесь, в заражённом городе, каждый картридж с газом на вес золота.

Под ногами хрустел мусор, фонарик резко метался по проходам между колоннами и Метацерисом — я спешил. Тварь подозрительно притихла, и мне это не нравилось. «Ну где же?..» — крутилась в голове мысль. Я высматривал лестницу либо ведущую к ней дверь. В сбивающей с толку суете терялся, возвращался туда, откуда пришёл, и заходил в тупики, которые проще было бы прожечь плазмой, чем искать другой путь, если бы картриджей у меня нашлось побольше.

Разорвав Метацерис, монстр вывалился в проход передо мной. Отступать было некуда, кроме как назад: с двух сторон тянулись синие «стены», — и я только отшатнулся. Раньше, чем я успел бы взять его на прицел, метацеридовый прыгнул. Мне не оставалось ничего, кроме как попытаться разорвать дистанцию, но он достал меня — сбил с ног и, загнав коготь в щели киберброни, подтащил к себе. Врезав ногой ему по морде, я перевернулся на спину.

На то, чтобы пристрелить чудовище, времени не было. Я успел только рвануться вбок. Движимый слепыми инстинктами, метацеридовый щёлкнул зубастой пастью там, где только что находилась моя голова. Ещё раз уклонившись от укуса, я схватил валявшуюся на полу арматуру.

Клыки твари сомкнулись на металле. Воспользовавшись её растерянностью, я выхватил пистолет. Выстрел отозвался вибрацией оружия в руке, затем ещё и ещё. Плазма разнесла голову монстра. Липкие синие брызги заляпали визор шлема, и я, обессиленно опустившись на пол, протёр стекло рукой. За вмиг испачкавшейся кровью перчаткой протянулись отвратительные разводы от пальцев.

Спихнув обезглавленное тело, я поднялся, быстро оглядел себя на предмет незамеченных в пылу боя ранений. На броне там, где прошлись когти утащившей меня сюда твари, встопорщились рваными краями верхнего слоя рубцы, но крови не было. Повезло, что метацеридовый не пробил металл…

Как-то незаметно стих шелест дождя снаружи. Я приблизился к окну. Небо было темно, будто на него пролили чернила, и лишь в одном месте оно чуть светлело и становилось тёмно-синим — там за тучами пряталась луна, чьего слабого проблеска хватило, только чтобы очертить рваные тени небоскрёбов. На мокрой дороге далеко внизу почти не было бликов: её погружали во мрак слишком высокие здания.

И всё же моё обострённое имплантами зрение уловило движение среди руин в конце улицы. Я припал к прицелу, отрегулировал кратность. Среди обрушившихся зданий, часто оглядываясь и замирая в укрытиях, пробиралась метацеристерия. В том, что это Ферфликт, я не сомневался: только она могла сейчас идти через сплошную синюю зону в простой одежде и без оружия. От жгута на руках она уже избавилась, но её шансы это увеличило не сильно.

Я перевёл прицел выше — туда, куда направлялась Ферфликт. Впереди, за руинами, возвышалось более-менее уцелевшее здание. Посреди почти полностью сравнявшегося с землёй района (что здесь произошло, я не брался гадать) оно смотрелось неестественно, как шпиль посреди чистого поля. Местами его стены обрушились, открыв скалящиеся обломками каркаса остатки этажей, а панорамные окна на самом верху пустовали. Разглядеть детали с такого расстояния не получилось, но раз Ферфликт идёт туда, значит, в этом есть какой-то смысл.

Чаще всего она оглядывалась на то здание, в котором сейчас находился я: похоже, слышала выстрелы и визг метацеридовых. Может быть, именно это заставило её покинуть своё укрытие и двигаться дальше? А может, и просто то, что дождь наконец закончился, и видимость значительно улучшилась.

Опустив оружие, я уже без суеты прошёлся по этажу. Теперь, когда в спину не дышал метацеридовый, можно было осмотреться внимательнее. Попетляв по «лабиринту», я наткнулся на шахту лифта. Через щель между искорёженными очень сильным ударом откуда-то изнутри дверьми было видно, что кабины за ними нет, а тросы оборваны. Я обогнул лифт, зашёл за угол и обнаружил то, что искал — выход на лестницу. Автоматическая дверь с сенсорным замком, погнутая и покорёженная, оказалась выдрана вместе с частями скрытого в стене механизма, а по другую сторону оставшейся арки начинался тёмный лестничный пролёт, на изгибе заваленный потолочными перекрытиями. С потолка свисали давно обесточенные кабели и провода. От стеклянных перил остались только сегменты каркаса, да и то — не все.

Спустившись к завалу, я аккуратно перебрался на уводящую ниже лестницу. На ступенях крупные щупальца биомассы встречались редко, но под ногами мерзко чавкали тонкие прожилки. Я придерживался за стену — остатки перил оказались слишком шаткими, — но не забывал и крепко удерживать винтовку в другой руке так, чтобы при необходимости быстро её поднять.

Чем ниже уводила лестница, тем темнее становилось вокруг. Я светил фонариком перед собой и по сторонам, проверял потолок и проходы на этажи. Отовсюду отзывался свечением Метацерис, однако монстры мне пока не встретились. Если кто и обосновался в этом здании, вёл он себя предельно тихо.

Мне уже начало казаться, что проблем с возвращением на улицу не возникнет, когда путь преградил очередной завал, и на этот раз дальше не оказалось даже лестницы: несколько пролётов обрушились, и слабого ультрафиолетового света не хватило, чтобы увидеть дно разверзшейся на месте спуска пропасти. Из дыры в стене на гору обломков падал слабый проблеск луны. По виду на здание напротив я приблизительно определил, сколько этажей прошёл — чуть больше половины.

Но прямой путь закончился. Вернувшись на лестничную клетку выше, я сдвинул в сторону одну из двух дверей. Скрежет металла эхом прокатился по этажу. В той мёртвой тишине, что окутывала небоскрёб с тех пор, как я покончил с метацеридовым, этот резкий звук показался неестественным, каким-то… неправильным. Едва стих последний отзвук эха, я вновь направил винтовку в тёмный проход и прислушался.

Ни звука. Только теряющийся в темноте коридор, по обеим сторонам которого протянулись пустые дверные проёмы. Свисающий с потолка Метацерис сплетался с выпавшими из-под слетевших сегментов потолочного покрытия кабелями. Сквозняк с шорохом играл отколовшимися кусками настенных панелей и мусором на полу.

В фильтры ударил сладковатый до тошноты запах. Я почувствовал его слабее, чем мог бы без шлема, но и этого хватило, чтобы к горлу подкатил ком. Это зловоние хорошо знакомо каждому, кто прожил в Треугольнике изоляции достаточно долго и успел повидать мир за пределами баз выживших.

Я сделал шаг в коридор и убрал руку с двери. Та тут же с лязгом вернулась на место, отрезая путь назад. С оружием наготове быстро и тихо я двинулся дальше, наскоро проверяя каждое помещение. Как бы я ни спешил найти путь к лаборатории, осторожность прежде всего.

За открытыми дверными проёмами представали офисные помещения, сейчас разгромленные и заваленные опрокинутой мебелью, и новые ветвящиеся коридоры, углубляться в которые не было времени. Продвигаясь вперёд, я не мог знать наверняка, не оставил ли за спиной что-то, что могло затаиться в тёмной глубине этих коридоров, но и осмотреть всё здание, естественно, не мог. Особенно после того, как метацеридовые подняли шум и наверняка привлекли внимание падальщиков, а то и тварей пострашнее.

С каждым пройденным метром вонь становилась всё сильнее. Дыхание через раз помогало слабо. Заглянув очередное помещение, я обнаружил источник запаха.

— Охренеть… — вырвалось само собой.

В глубине Треугольника я многое видел, и зачастую то, от чего у человека из нормального мира волосы встали бы дыбом. Та картина, что открылась мне сейчас, вызывала не только отвращение, но и очень нехорошее предчувствие, осознание где-то на подкорке: то, что смогло сделать такое, чертовски опасно. И оно может быть где-то рядом.

Посреди просторного помещения, заваленного сломанными в хлам столами и техникой, лежал мёртвый метацеридовый — собрат тех летающих тварей, что напали на меня снаружи. Вот только этот, в отличие от них, должен был от кого-то бежать, чтобы забраться так глубоко в здание… Или его сюда притащили уже после смерти. Как бы то ни было, на густо покрытом засохшей синей коркой полу валялся практически разорванный в клочья труп. По множеству рваных ран нельзя было даже сказать, чем их нанесли — клыками или когтями, однако из бездыханного тела чудовища торчал сломанный шип.

Неприятный холодок пробежал по спине. Я не знал, что за существо способно так легко разорвать крупного монстра. Ни в созданных после Слияния и постоянно пополняющихся справочниках, ни в рассказах тех, кто побывал в глубине синих зон и сумел вернуться, ни в записях метацеристериев — нигде мне не встречалось информации о подобном.

«Пора убираться отсюда…» — возникла здравая мысль.

Я вернулся в коридор и короткими перебежками от офиса к офису, заглядывая в каждое помещение, двинулся дальше. Метацеридовый, убивший другого монстра, мог находиться совсем рядом, и кто знает, какая у него тактика охоты? Потерять осторожность — значит подставиться под неожиданный удар, и только это останавливало меня от того, чтобы ускориться ещё.

Фонарик высветил провал в полу. Оценив расстояние, покрыть которое прыжком мог бы только метацеридовый, я заглянул вниз, убедился, что этажом ниже нет обломков, об которые можно переломать ноги, и, придержавшись за край, спрыгнул. Грохот от моего приземления отразился от стен. Бегло оглядевшись, я направился туда же, куда шёл раньше — к предполагаемой второй лестнице.

В отличие от предыдущего, этот этаж был скорее техническим. Почти все помещения по бокам коридора наглухо закрывали заклинившие двери, по которым, словно желая запереть их окончательно, вился Метацерис. Вот только позади теперь оказалось неосмотренное пространство, и я часто оборачивался, всматривался в темноту. Без коммуникатора активировать тепловизор или ПНВ было невозможно, и мне оставалось полагаться только на собственную интуицию.

А она уже не внушала доверия, потому что последние сутки здорово потрепали мне нервы. Киборг, не киборг — а всё равно человек, и, как и любой человек, я могу устать. Не столько физически, хотя хороший отдых не помешал бы, сколько морально. Когда за каждым углом таится опасность, а всё в городе-призраке хочет убить незваного гостя, нервная система начинает сдавать.

Я сворачивал в незнакомые коридоры на развилках и поворотах, наугад выбирал путь среди множества ответвлений. Пространство вокруг не менялось — закрытые двери, выступающие панели на стенах, скрывающие трубы, не работающая подсветка и Метацерис повсюду, куда ни глянь. Ощущение пространства начинало давать сбои: выдерживаю ли я нужное направление или уже хожу по кругу?

Думать об этом стало некогда в один миг, потому что там, откуда я пришёл, что-то упало. Скорее всего — старая мебель или оторвавшаяся окончательно лампа подсветки. Не так важно, что: куда больше меня интересовало, почему именно сейчас. Кто или что задело её — я сам, когда проходил мимо, или нечто, всё это время находившееся поблизости?

Как бы то ни было, я резко обернулся, прицелился в темноту. Простоял пару минут, чувствуя, как вспотели руки в перчатках. Звук не повторился. Свет фонарика таял в темноте, и из непроницаемой чёрной пелены, в которую убегали и фосфоресцирующие космы биомассы, не появилось ожидаемого чудовища.

Запоздало пришла мысль, что оно наверняка ориентируется здесь лучше меня. Как минимум — ищет по запаху, и тогда от него бесполезно прятаться, стараться вести себя как можно тише… Только двигаться, и чем быстрее — тем лучше. Но куда?

Выровняв дыхание, я сосчитал до десяти. Потом ещё раз. Сердцебиение успокаивалось, мысли приходили в порядок, и теперь я мог обдумать ситуацию, не дёргаясь от каждого шороха. Этаж казался запутанным, и куда вели десятки коридоров и технических помещений, я не знал. Возможно, они и вовсе образовывали лабиринт. Метацеридовый — если он, конечно, был, — мог появиться откуда угодно. У этих тварей острый слух, у многих из них — обострённый нюх. Значит, в прятки играть бесполезно.

Оценив ситуацию, я рысцой потрусил туда, где, по моим прикидкам, мог находиться выход. Ничего, кроме предположений и догадок у меня не было, и пусть Треугольник — не то место, где стоит надеяться на удачу, сейчас я рассчитывал только на неё. Тяжёлые шаги грохотали по полу, и за ними я не сразу различил раздавшийся где-то позади скрежет по металлу. Короткий, но достаточно громкий и пронзительный, чтобы от этого не вписывающегося в тишину города звука стыла кровь.

Сомнений не осталось. Я сорвался на бег. Усталости как не бывало: монстр дышал мне в спину, но всё ещё оставался вне поля зрения и мог напасть в любой момент с самой неожиданной стороны. Думать, куда свернуть, было некогда, и я выбирал первые попавшиеся повороты, следя лишь, чтобы впереди не было тупика. Вслед мне не доносилось ни звука, но глупо было бы тешить себя надеждой, что монстр отстал.

Очередной поворот привёл к двери. Сердце пропустило удар. Если здесь заперто… Отогнав лишние мысли, я ухватился за выемку ручки и потянул. Заскрежетал механизм. На пол посыпались хлопья ржавчины. Дверь поддавалась с трудом, но вот в просвет ворвался показавшийся по-дневному ярким ночной свет. Позади лязгнули о металл когти, и я приложил столько усилий, сколько мог.

Просвет стал достаточно широким, чтобы в него пролезть. Не тратя время на то, чтобы оглянуться, я боком протиснулся на пожарную лестницу и захлопнул за собой дверь. Ветер хлестнул откуда-то сбоку, напоминая, на какой высоте я оказался. Потрёпанная временем, но пока достаточно крепкая лестница спускалась ещё на несколько этажей ниже. Прежде чем идти дальше, я бросил взгляд назад. Там, в самом начале улицы, угадывались силуэты пришедших на запах крови метацеридовых.

Освещая ступени фонариком, я поспешил вниз. Метацеридовый за мной почему-то не последовал — возможно, искал другой выход. В любом случае, усталость напомнила о себе с новой силой, и я не отказался бы перевести дух. Сейчас остановиться было нельзя, но я рассчитывал найти безопасное место… Хотя насколько вообще может быть безопасно в заражённой зоне?

Скрипучие металлические ступени остались позади, и я снова ступил на твёрдую землю. Ещё раз оглянувшись на заклинившую дверь далеко наверху, выключил фонарик и побрёл вдоль стены небоскрёба, скрываясь в тени.