Спаси меня от души (джен)

Едва на старых настенных часах, не замеченных при заселении, стукнуло шесть, Миша уже был на ногах. Его странное влечение просыпаться ранним утром не нравилось Алисе, которая наоборот любила пролежать в кроватке в плену тёплого удобного одеяла до самой последней допустимой секунды. Сам Миша не мешал ей, даже был осторожен, передвигаясь рядом с её комнатой. Как было указано в дневнике, они оба спали вместе, точнее, в одной комнате, но лишь в особенных случаях — в одной кровати. Те моменты были особенно удивительными, ибо частенько всё шло по тонкой грани между комфортной дружбой и романтикой. Миша и Алиса не хотели быть ближе романтически — это словно казалось греховным в их восприятии. До пятнадцатилетия и после они жили бок о бок, вызывая некоторое недоумение у людей, знающих Ректора. Оно и понятно — всё складывалось вокруг отношений, почти все факты, кроме выводов. Посторонним трудно было понять взаимоотношения между ними — и винить кого-то было бы глупо. Когда они спали вместе на одном матрасе, риски перетечь в нечто, привычное обществу, естественно, были. Выражалось, конечно, это в интуитивных объятиях Алисы. Ее многогранная тактильность позволяла такие оплошности, словно внутри неё теплилась потребность в какой-никакой близости.

Миша знал её, кажется, лучше себя самого. Их знакомство началось бурно, можно сказать, агрессивно, но впоследствии их отношения развились до аномального товарищества, вплоть до личных вопросов. Он помнил её прежнюю, когда увидел в первый раз, как будто это случилось только вчера. Жалкая попытка сохранить не пропавшие воспоминания или мнение, что эти моменты действительно важны для него — не суть важно, для Миши это был лишь факт, нажатая кнопка «СТАРТ», позволившая изменить жизнь.

Бездомная, голодная и очень агрессивная девочка попалась совершенно случайно. Она своровала еду с прилавка невнимательного торговца и бежала по переулкам города, совершенно не беспокоясь о тягости кражи — она выживала, как могла, по своей воле, как захотела. В тот момент Миша шёл с Ректором по тем же переулкам в поиске конкретного чёрного входа в сплошь нелегальное заведение, также совершенно не переживая о необходимости связываться с незаконными организациями. Случайная встреча — столкновение двух детишек, лоб в лоб, причём Миша разбил лоб до крови, в то время как тогдашняя безымянная девочка даже не упала. Миша уже был инвалидом, тогда ещё не нашли подходящего решения, чтобы снизить муки от больной ноги, потому падение на сырую землю без травмы оказалось великой удачей. В противном случае были бы куда более ужасающие проблемы.

Так или иначе, получив практически нокаут, Миша смог увидеть её. Державшая в охапку булочки и фрукты девочка смотрела на него как на ничто. Холодный жестокий взгляд, полный голода и агрессивности. Вроде бы она не была физически здоровой — жизнь на улице сильно портила состояние тела, — но вот глаза передавали точную мысль, дополняющую образ: она могла убить за свою еду. Более того, она не сожалела, что столкнулась с мальчиком, пока не увидела трость и загипсованную ногу. На миг во взгляде промелькнуло сострадание, причём нежное, спокойное сострадание. В эти года проницательность Миши только зарождалась, но он был счастлив, увидев в столь раннем возрасте такую маленькую деталь.

Две стороны, два образа — вот что ему нравилось. Их взгляды пересеклись и застыли, если Миша — понятно почему, то девочка оставалась загадкой, которую и до сих пор особо не раскрывала. Тем не менее, невзирая на предсказуемую ответную реакцию Ректора, Миша поднялся, вынул из кармана последние карманные деньги и вручил прямиком девочке, не говоря и слова. Для него — это лишь временный бюджет, но для неё — проживание в среднем отеле на тройку ночей.

Он увидел в ней нечто чарующее. Даже в момент принятия денег она сталкивала свои два образа в схватке. С одной стороны — принимай всё, что дают, но с другой — лёгкое восхищение добротой мальчика. Для многих это было подобно мелочам, особенно когда на кону стоял вопрос выживания, но для маленьких детишек, встретивших друг друга — сказочный мимолётный момент, где только всё началось. Тогда она убежала дальше, но Миша узнал о ней больше благодаря тому же торговцу — о ней, кажется, были в курсе все из района. Чем больше он разбирался в её истории, тем увереннее понимал: одиночество почти сожрало её, едва не завело в пучину сплошной жестокости в намерениях отомстить всему миру.

Неудивительно, что её тактильность воспринималась им так тепло и ласково. Но сейчас, начав жить в столице, они решили выйти из зоны комфорта даже в границах жилища, теперь засыпая в разных комнатах. Плохо ли это или хорошо — только время покажет, а сейчас Миша занимался своим делом, не тревожа Алису-соню. Он и завтрак приготовил — самый простой, ибо многое не умел, — и даже подготовил университетскую форму: ровненько погладил и повесил на плечики вешалки, следя за состоянием академической одежды, как какой-то педант или перфекционист, негодующий от малейшей складки или грязи на форме. Алисе останется лишь проснуться и привести себя в порядок — и так всегда.

Но Миша проснулся так рано не только для этого. Он вернулся в комнату и сел за свой стол, дабы приступить к кое-чему важному. Он поставил перед собой апостол Парсифаля.

Глубоко вздохнув, Миша долго не решался открывать столь важную книгу — сейчас также сомнения били в голову, страх неизвестного заставлял руки неметь, а потенциальное разочарование неудачного поиска «лекарства» вынуждало Мишу едва ли не стонать от нерешительности. Если он не начнёт изучать апостол, то потеряет себя, время не вечно, а тратить на такие бесполезные колебания — грубая ошибка. Так он заставил себя открыть апостол, причём на случайной странице. Бумага — или что это было — почерствела и пожелтела, но буквы, написанные каллиграфически правильно для любого эстета, прекрасно сохранились. И он мог свободно читать тот текст, который любому другому человеку не поддался бы. На языке Святого Царства.

Глава 5.

Душа есть святость. Святость есть жизнь. Нездоровая душа создаёт нездоровую жизнь. Апостолам Владыки обязательно сохранять душу в здравии и готовности, дабы не осквернить других своей силой. Путь, благословлённый Владыкой, тернист, но велик; лишь особенные способны перевернуть мир на лучший исход. Потому дал Он силу им, важную и полезную; дал Он великое благословение, требующее кроткого понимания своей души. Не каждый подданный Царства способен видеть собственную душу такой, какая она есть, но с силой Его — старания незначительны. Сей апостольская книга, сей фолиант таит то благословление, которое поможет понять себя. И только тогда, когда святой поймёт свою душу, сможет познавать души остальных так, как есть на самом деле. Это великий дар, данный Владыкой каждому апостолу. Ради веры в Него, ради охраны Царства от осквернения, ради вечного счастья.

Прочитав маленькую и непонятную главу, Миша задумался. Неужели он не может сейчас правильно видеть свою душу? Он вспоминал записанные на страницы дневника прошлые моменты, когда чувствовал, пускай и отдалённо, какие-никакие границы; он видел сущность Парсифаля, его «пламя» под слоем нефтянистого дыма — и это ложь? Он тут же нащупал свободный дневник на верхних полках, где в ровный ряд стояли и занятые книжки, а после, с трудом найдя карандаш в ящике, быстро, даже агрессивно выписал заключающую важную мысль:

«Только тот, кто видит свою душу, имеет шанс познать другие».

Миша убедился: без апостола он не сможет быстро научиться «видеть души», но что ещё делать? Он упёрся спиной о стул, закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Какая она, душа, на самом деле? Не пламя ли? Не сгусток света? Но какие формы? Умышленно представлять душу было донельзя трудно — всего виной бурная фантазия Миши. Он старался не добавлять какие-то красочные элементы к душе, но получалось слишком плохо. Искусственно думать о своей силе было невозможно. Если бы не потеря воспоминаний, он бы наверняка вспомнил и душу Парсифаля, которую видел через бурный страх, но от того момента остались лишь заметки. В результате Миша остался ни с чем. Тогда он принял решение вернуться к апостолу за дополнительной информацией.

Глава 6.

Апостолы видят души глубже, в самую суть. Свои и чужие. Так легко и беспристрастно, как не может никто в мире. Это великий дар, меняющий восприятие. Без чуткого понимания своей души нет понимания другой — бесцеремонный важный закон. Но каждый из благословлённых Владыкой ищет пути самостоятельно, ищет свои способы и возможности достигнуть того уровня понимания, который нужен для дара. Нет единого рецепта, но есть потенциал — чем более особенный способ для апостола, тем лучше достигается результат…

— Бред какой-то… — пробубнил себе под нос Михаил, выписав ещё немного справочной информации в дневник.

Он не знал, что делать, какие такие «способы» применить, чтобы получить желаемое. Но он был уверен, что это первый шаг к поискам решения проблемы. Воодушевившись, Симонов убедился, что седьмая глава была совсем о других аспектах, а после аккуратно встал из-за стола. Странные иллюстрации на страницах апостола не давали подсказок, скорее, они были лишь каким-то знаками, причём никак не подписанными, оттого больше вглядываться на пожелтевшую бумагу не было смысла. Он долго ходил от одной стороны комнаты к другой, стуча тростью, как сменяющий пост часовой. В голову ничего не лезло, внезапное озарение или вдохновение словно пропало, и вполне себе здравый ум не помогал. Чем сильнее Миша пытался задуматься над этим, тем чаще он засматривался на мебель комнаты, словно никогда не видел раньше. Одноместная удобная кровать с большим матрасом и колючим пледом, скрывающим чистое постельное бельё. Он ненароком вспомнил Алису, и не зря: в его голове промелькнула мысль.

В этот момент он проклинал сонливость Алисы, бродя всё интенсивнее по комнате. Миша даже решил перечитать свои дневники, часто засматриваясь или в окно, или на закрытый апостол: древнюю книгу Парсифаля, скрывающую много-много информации, но изучать её залпом было не в стиле Миши. Он увидел первую ступень, значит, обязан переступить её. Как бы невзначай он проверил прошлые главы, опять убедился, что там совершенно другая тема, громко закрыл и продолжил вычитывать из дневника информацию о своих однокурсниках. А потом опять открыл, перепроверяя. Подобные занятия проходили до тех пор, пока в комнату не вошла Алиса.

В лёгкой майке и шортах, с взъерошенными волосами, она вошла в комнату, интуитивно проверяя состояние Миши — такова уж у неё обязанность. Тем не менее, Алиса, по сути, тут же оказалась под гнётом сгорающего от любопытства Михаила, который подошёл к ней и начал задавать сложные для её сонного разума вопросы. Он едва не получил в живот, но все обошлось, и Алиса, открыто игнорируя расспросы Миши, пошла умываться. Конечно, он быстро понял её намёк, потому нервно, но уселся за обеденный стол, попутно очень «злобно» накрыв его к завтраку. Но и тогда Алиса игнорировала его, отнекиваясь то ли из-за вредности, то ли из-за наглости. Так продолжалось вплоть до поездки в академию на автобусе, и только при пешем походе к дверям заведения в общей текучке студентов она всё-таки решила поговорить с Мишей.

— Чего ты там хотел? — наигранно невинно спросила Алиса, качая портфелем.

— Ну наконец-то! — Миша даже хромать стал быстрее. — Это издевательство!

— Я не люблю думать по утрам. И болтать. И вообще двигаться… и готовить, и убираться, и гладить, и…

— Да понял я, — раздраженно отмахнул Миша, горестно вздохнув. — А сейчас готова?

— Раз спрашиваю, то да, бестолочь. Чего хотел?

— Короче, мне интересно: как ты чувствуешь свою ману? Ну, как ты её представляешь?

— Зачем мне её представлять? Я чувствую ману такой, какая она есть, как жидкость. Внутри меня эдакий бак, от которого по трубкам течёт мана. Всё просто.

— Это… ведь уже представление.

— Это сравнение, дубень. Если говорить сухо, то это просто жидкость, впитавшаяся в тело до кончиков пальцев. Я хочу — её выпускаю, не хочу — не трогаю.

Они уже вошли внутрь и даже поднялись на один этаж к нужной аудитории.

— И всё?

— Ну а что ещё надо? Я не обманываю себя. Отчётливо вижу границы, следовательно, знаю свою силу. Вот тебе мой секрет.

— Это я и в дневнике читал… — Миша, не удовлетворённый ответом, задумался. — Ты добилась такого контроля не совсем безопасным путём.

— Я бы сказала, выбрала ужасный способ от незнания. Ох, ошибки детства…

— При-и-и-ивет! — внезапно объявилась Ксения, втиснувшись между Симоновыми. — Как жизнь? Какие ощущения перед вторым учебным днём?

— Ненавижу учиться в субботу, — тут же пожаловалась Алиса. — Ещё и поставили в воскресенье сидеть за партами. Бред.

— Ох, не свезло просто с днями недели, а администрация не хочет давать поблажек. Отучимся до пятницы, так и заслуженные выходные пойдут!

— Ксюша, а Ксюша, вопрос есть, — Миша не унимался. — Как ты чувствуешь свою ману?

— То есть? Как чувствую…как бездонную яму, наверное.

— В смысле?

— Я хоть маг огня, но моя особенность не в самой стихии. Я росла с очень большим запасом маны, я даже не разу не достигала минимума в себе, понимаешь?

— Это разве возможно? — сомневалась Алиса.

— Вот и есть я, такая особенная, — шутливо и весело говорила Ксюша, стуча по портфелю коленями при ходьбе. — Но я не понимаю, чего могу, а чего нет. Это, знаешь ли, тяжело, когда хочешь создать что-то опасное. Вроде черпаешь из океана, но не знаешь, сколько можно…типа того.

— Дай прояснить: из-за большого количества маны в себе ты не можешь ощутить конкретные границы, так? И не понимаешь, что из себя представляет эта твоя сила?

— Ну, не совсем, но да. Мана для меня жидкость.

— И ты туда же.

— Слушай, опросник, — Алиса уже не понимала. — Чего случилось? Вдруг полез в ману, крыша поехала?

— Просто… — вспомнив о Ксюше рядом, он попытался сказать как-то неопределённо. — Просто вычитал кое-что, вот и думаю, что из себя представляет моя сила.

— Так надо проверить тогда, — Ксюша, явно находящаяся не в курсе, попыталась помочь. — Типа, есть много способов ощутить свою ману более чётко. Правда, ничто мне лично не помогло…

— Подумаю.

Так они добрались до аудитории и заняли свои места. Ну, как заняли, лично Ксюша полезла за болтовнёй к Алисе, пока Миша, освобождённый от гнёта сплошной активности, сидел за своим местом и думал. Неудивительно, что маги считали свою ману жидкостью, ведь её легко показать наглядно, а после уже интуитивно выстраивалась картинка. Жидкая мана, как топливо, зелья маны тоже жидкость — так это гораздо проще воплотить, чем в ином агрегатном состоянии. Душа и святость так не работали. Конечно, Миша не был уверен, но силу души никак не материализовать отдельно от обладателя. Если и создавалось что-то такое, близкое к материалу или производству, то оно обязательно должно поддерживаться тем, кто его создал. Огнём можно создать костёр, но оставить его просто гореть в сторонке невозможно. Если не поджечь дерево, конечно. От самокопания Миша болезненно схватился за волосы и закрыл глаза, едва не промычав.

— Тебе нездоровится? — Пётр взволновано смотрел на Мишу, платком потирая зачем-то свою бородку.

— Нет, просто рефлексия голову забивает, — устало ответил тот, посмотрев в ответ. — Можно вопрос?

— Конечно, буду рад ответить.

— Как ты чувствуешь ману? Ну, чёткие границы, твои представления и так далее.

— Как чувствую? Да как и все, честно говоря. Для арбузов требуется вода — вот и ответ. Мана — вода, благодаря нему арбузы растут.

— Понял…

— У тебя проблемы? — Тереза была только рада вмешаться. — Доброе утро, кстати.

— Ой! — Пётр почувствовал себя очень неловко. — Прости за грубость… доброе утро.

— Доброе… — протянул Миша, вздыхая.

— У нас всё равно вторая пара будет с мисс Браун, — пыталась помочь Битрокс, — а у неё тема схожая с твоим вопросом.

— И какая же?

— Заклинания. Она сильно топит за кристаллическую магию, а конкретнее — за заклинания. Думаю, тебе поможет.

— Уж спасибо… — Миша особо не надеялся, потому просто повернул голову в сторону окна.

Но увидел Анастасию. Он не заметил, как она пришла, хотя его внимательность была на высоте, в теории. Оттого Миша дёрнулся и едва не вскрикнул, благо сдержался. Еле слышимый писк Миши привлёк внимание Жуковой — и её взгляд был направлен на парня. Холодный и безэмоциональный — но только лишь внешне. На самом деле Миша заметил в её глазах… презрение? В самом деле, презрение или что-то похожее на злость и обиду. Тут он быстро понял, что к чему.

— Анастасия, — пытался заговорить с ней Миша. — Можно вопрос?

— Нет, — отрезала она, отвернувшись.

И Миша замолк. У него был лёгкий культурный диссонанс. Обычно такие вопросы — лишь проявление приличия, но отвечать отрицательно на них было несколько необычно. Анастасия явно точила на него зуб — и только лишь из-за поражения. Удивительная гордость, даже выше гордости Алисы. Впрочем, если она действительно росла как «идеальная аристократка», то её злоба более чем оправдана. Всё, из-за чего нарушался план выученной быть идеальной девушки, становилось враждебным. Таким людям трудно было признать, что их совершенство не совершенно. Порой от богатеев Мишу воротило, причём, непонятно почему конкретно. Он не любил думать стереотипно о каких-либо слоях общества, но, смотря на Анастасию, волей-неволей хотелось.

Тем не менее, он быстро сменил внимание на Петра, потому что тот сидел словно на пиках. Мялся, о чём-то переживал и часто засматривался куда-то в сторону Алисы. Поймав взгляд и пройдясь вплоть до объекта внимания, Миша увидел Сергея — подавленного тихого парня в очках, всё ещё не отошедшего от недавнего поражения.

«На Анастасию похож», — решил Миша и усмехнулся.

— Что-то не так? — спросил он у Петра.

— Ну, как бы, я видел вчера, что его гнобили… — признался кудрявый таким заботливым тоном, словно он сильно-пресильно желал помочь. — Я переживаю за него.

— Не удивлён. Кто гнобил?

— Роберт с другими однокурсниками.

— Ну что сразу гнобил-то? — Роберт был тут как тут. Он подошёл к Петру и аккуратно обнял того за плечо, при этом всем своим видом показывая своё превосходство. — Я поделился впечатлениями, что он жалок.

— Н-не надо было так… — поник Брагин.

— Что? Серьёзно? Защищать его вздумал? Пётр тебя звать, да? Следи лучше за собой, пока его жалость на тебя не перетекла.

— Очередной боец за справедливость? — вступился за Петра Миша, вспоминая слова того Рональда из банды. — Так тянет вершить свою власть, даже раздражает.

— Я стремлюсь к прямоте, Михаил. Слабый есть слабый, сильный есть сильный. Слабый де-факто в заднице и без моей помощи. Я по-дружески напоминаю, что ему здесь не место.

— Они уже взрослые, чтобы сами решать. Не утруждайся.

— Да и ты забавный. А-ранг — это хорошо, прекрасно, но ножка-то не навредит? Выглядишь совсем не А-ранговым.

— Все не без проблем, Роберт. У кого-то нога…

— У кого-то мозги, — вмешалась Алиса, громко стукнув ладонью по парте Миши. Она заявила о себе так угрожающе, что и Пётр, и Миша дёрнулись. — Перестань совать нос, пока тебе его не сломали.

— Ого! Брат и сестра вместе! Плохо, что братик прикрывается такой сильной девочкой, — открыто провоцировал Роберт из собственного интереса, и это Миша понял сразу.

Но Алиса вообще не боялась последствий, потому встала к Роберту почти вплотную и с хищной улыбкой на лице угрожающе толкнула того в грудь.

— Для низкосортного ты много болтаешь, в курсе? Прикуси язык и садись на своё место как миленький, в противном случае твоё личико получит несколько видных шрамов.

— Угрозы пошли? Весьма жестоко!

— Ты ещё не видел жестокости, Роберт, — огрызнулась Алиса. — Хочешь, покажу?

— Алиса, хватит, — Миша аккуратно схватил её за руку, сжав ладонь. — Не трать время.

Если бы не Миша, Алиса бы наверняка врезала бы в лицо Роберту — и не побоялась бы. Подобная перепалка, удивительно, шла на руку Роберту. В отличие от «праведного» Адамса он вёл себя не из справедливости. Он наслаждался реакциями людей, читал их при помощи таких дешёвых провокаций. Трудно назвать его садистом, зато начинающим манипулятором — запросто.

— Я лишь несу факты, никак иначе, — продолжал Роберт, — и вот, меня встретили так агрессивно. Как жаль.

— Ага-ага, а теперь иди поцелуй своё отражение в зеркале, праведник.

— Чё за спор, а драки нет? — командный голос Романского раздался на всю аудиторию. — Вы хоть врежьте друг другу, чё мнётесь?

— Это…не слова учителя, — засомневалась Ксения.

— А, да? — Андрей задумался, но после сжал кулачки и поднял руки, начав ими качать. — Бей! Бей!

— Вы точно квалифицированный преподаватель? — Николай, стоящий ближе всех к нему, непонимающе почесал затылок. — Между ними вражда образуется, а вы в игры играете.

— Вражда? — усмехнулся Роберт. — Нет, мы просто неудачно поговорили. Никакой вражды нет, так ведь, Алиса?

— Ага, береги длинный нос.

— Ладно, хватит шуток, — Романский хлопнул в ладони. — Брысь друг от друга и не мешайте мне заполнять журнал.

— Вы разве преподавать будете? У нас, вроде бы, история, — Тереза, как в школе, подняла руку, встала и задала вопрос.

— Я похож на того, кто хочет работать поутру? У вас, кстати, сместили пары. Первая и вторая пара будет за Браун. Там, вроде, препод истории занят чем-то серьёзным, потому придёт на третью.

Миша держал Алису за руку до тех пор, пока та не расслабилась. Малозаметно кивнув в лёгкой улыбке, она вернулась на своё место, а Миша краем глаза заметил заинтересованный взгляд Анастасии. Он как-то научился видеть её эмоции даже без прямого зрительного контакта. Для пущего эффекта Симонов резко повернул голову на Терезу, вмиг смутив Анастасию: она отвела взгляд как бы в пустоту. Вновь.

— Тереза, к тебе больше не приставали?

— А, ты о чём? — Битрокс строила из себя дурочку. — Нет, всё хорошо. Я, кстати, хотела вас встретить, но вы пришли так рано…

— Мы не предупреждали? Ну, да, приходим за полчаса-час до первой пары.

— А, вот оно что…

— А зачем нас ждать? — попытался надавить Миша.

— Ну, поход друзей в одну аудиторию!

— Кто-то сказал «друзья»? — внезапно объявилась Ксюша. — А ты в общежитии живёшь?

— Да.

— О, с кем?

— Подожди, — Миша кое-что не понял. — Ты же приезжая, Ксюша, ты где живёшь?

— Да как и ты, в квартире в городе. Я люблю городскую жизнь! Хотя я долго думала, между прочим. Говорят, в общежитии очень весело.

— Не сказала бы… — Тереза своим печальным голосом быстро дала понять, что что-то всё-таки не так. — Особенно в женском. Сплошной шабаш.

— О, Анастасия, а ты приезжая? — вдруг обратилась Ксюша именно вот к ней, к холодной королеве-обиженке.

— Да.

— И где живёшь?

— В одной комнате с Терезой.

И тут всё стало на места, почему Тереза опечалена. Похоже, жить с аристократкой подобного сорта — та ещё морока. Они ведь прямо не общались между собой, словно не знали друг друга. Отношения выдавали с лихвой: либо одна из сторон не заинтересована в общении, либо между ними что-то произошло. Миша смотрел то на беспокойную Терезу, скрывающую свои чувства улыбкой от удивления Ксюши, то на холодную Анастасию, вообще не участвующую в обсуждении студенческой жизни. Битрокс пыталась подружиться с ней, как это делала с Симоновыми?

«Кажется, это начало нечто интересного», — решил Миша и весело улыбнулся.

* * *

Пара началась. Андрей Романский, корча максимально угрюмое и ленивое лицо, спешно отдалился, а его место за столом заняла Рики Браун. Преподаватель, на этот раз без халата, громогласно поприветствовала студентов, даже поинтересовалась, у кого как дела — в общем, максимальная любезность, граничащая с заметным дружелюбием. Как ни странно, но её полюбили быстро: старались ей не мешать, не перечить, сидели и слушали, проявляя необычную лояльность, по сути, первому преподавателю. Когда Браун охотно поздравляла группу с началом учебного года, Миша задумался вновь.

Он теребил карандаш меж пальцев, отбрасывая всякий интерес к Браун, словно дружеские разговоры его не интересовали. Это не так. Миша был забит совсем другими более приоритетными темами, отчего он смотрел лишь в пустоту, никуда иначе.

«Душа — как сильно она отличается от маны? Быть может, методы магов сработают и на меня? Что отличает святость от магии? Только ли сила и суть?»

Рассуждать об этом можно было долго — и Миша даже не был против — но без практических попыток он просто не способен прийти к какому-нибудь конкретному выводу. Ему важно было определить точную форму своей души.

«Это не пламя и свет, скорее, что-то более материальное. Для магов мана — жидкость в резервуаре, но для святых что?»

Так он и погрузился в свои мысли, пока его мысленно ушедший вид не заметила Тереза. Она малозаметно опёрлась о спинку стула, а после ткнула карандашом в его руку. Битрокс делала это не из-за желания вернуть его в привычный ритм, а из чистого любопытства — всё же она совала нос куда более яростно, чем тот же Роберт. Тем не менее, Миша сбился с мысли и уже хотел злиться, посматривая на Терезу, пока не услышал слова Браун.

— Итак, сегодняшняя тема лекции «Кристаллическая магия и заклинания. Основы», — говорила Браун, аккуратно, но с усилием строча мелом по доске. Она пыталась написать как можно выше, но доска была весьма великовата — оттого и с усилием. — Тема, согласитесь, очень интересная! Каждый маг в мире имеет два вида магии, изредка — больше. Это своя родственная магия, или стихийная, и, конечно же, кристаллическая. С первым вы будете разбираться потом, у меня же мы раскроем суть кристаллической магии более глубоко и через заклинания. Как вы все знаете, наша голова воплощает ману в конкретное состояние, будто простой огонь или огненное копьё. Фантазия и подкованный ум позволяют совершать воистину необычные действия. «Мы творцы своей магии» — говорил наш великий изобретатель и маг Тихонов. И он прав! Только от нашей головы магия так чудотворна. Но не считайте, что всё так свободно! — Браун ходила из одной стороны в другую, не сводя глаз с аудитории. — Наша мана не менее регламентирована, как и свободна. Её используют в производстве, в военном деле, в быту — везде! И не по прихоти наших голов, а по прихоти законов мира, — она внезапно открыла мешочек, висящий на поясе её бархатного кителя, и швырнула какой-то голубой порошок в сторону. Этот порошок с щелчком пальцев Браун взорвался, словно петарды. — Тихоновский порошок не наше творение фантазии, ну, не напрямую, конечно. А жидкая мана? —из другого мешочка она вынула колбочку с голубой жидкостью. — Это же топливо! Плод трепетной работы по переработке на огромном предприятии! — после этих слов он вытянула пробку из колбы и бесцеремонно брызнула вверх. Но мана не разлилась дождём на пол. Новый щелчок Рики — и каждая капля застыла в воздухе, вызвав удивление некоторых студентов. — Это ведь не наша фантазия, верно? Я хочу донести до вас, дорогие студенты, что у каждого есть свои законы, с которыми надо считаться. Мы обязаны подстроить свою фантазию, свой ум и, в общем, голову под определённые условия…

Миша не был поражён, но понимал. Браун так легко управляла техническими частями маны, причём не проявляя свою магию. Какая у неё родственная способность? Какой она маг?

— Ведь неспроста наша магия делится, преимущественно, конечно, на два вида — родственную и кристаллическую, — продолжила Браун, лёгким махом пальцев заведя каждую капельку в воздухе в колбу. — Маги не любят пользоваться кристаллической магией из-за простоты её действия. Почему-то считают такую магию уделом особо слабых магов, знаете, недостойную соперницу родственной магии. Но это не так. При должной сноровке кристаллическая магия может удивить. В частности — заклинаниями. Ну-ка, милые мои студенты, кто расскажет, что же такое «заклинание»?

Подняли руки лишь несколько студентов, в том числе и Анастасия. Браун, только завидев ладошку Жуковой, решила послушать именно её ответ.

— Заклинание, — начала Анастасия, поднявшись с места, — это искусственный конкретный порядок действий и слов, преобразующих ману в определённое магическое состояние без помощи фантазии.

— Сойдёт, садись. Так, все слышали? «Искусственный конкретный порядок действий и слов, преобразующее ману в определённое магическое состояние без помощи фантазии» — так? Отчасти так, это формулировка школьной программы, и не скажу, что неверная. Так в чём смысл? И вправду, заклинания не требуют работы творческой части мозга — в основном работает наше сознательная визуализация и адаптация маны под искусственное желание. Да, желание, возьмите во внимание. Маг совершает определённые действия или говорит конкретные слова, и бум — заклинание работает. В зависимости от количества и сложности составляющих заклинание становится сложнее, но как? Желания выполняются проще, если они простые, верно? Например, «восстань, глубокая чаша», — после этих слов Браун вытянула руку, и над ней из голубого свечения кристаллической магии образовалась чаша с неровными границами, очень глубокая и больше похожая на ведёрко. — Магия материализовалась снизу наверх — «восстань». «Глубина» — сами понимаете, и «чаша» — тоже. Но что не так?

Незнакомый однокурсник поднял руку и, увидев согласие, встал.

— Заклинание сказано просто ради того, чтобы сказать. Слишком простое и неточное.

— В теории любое наше слово — заклинание, главное, передать мысль, чтобы мана материализовала конкретный объект. Знаете, это сложная работа мозга, ориентированная на представление. Мы интуитивно настраиваем ману на действия и слова, проделываем это и видим результат. Чем понятнее нам составляющие — тем чётче заклинание. Мои названные слова оказались слишком неточными, это правда. Глубина какая? А чаша ли это? Что это вообще такое «восстань»? Может, я хотела, чтобы мана материализовала чашу на полу? Мы постоянно работаем с такой нагрузкой. Вся суть заклинаний, конкретных для каждого мага — это передать суть, чтобы наше сознание не дополняло лишнего. Можно, конечно, прочитать полное описание стула, но нужна ли такая точность? В общем, вопросы сложные, мы их заденем, но сейчас я подвожу к другому, — Браун махнула руку, испарив магию, а после подошла к доске и начала писать. — Сложность заклинания состоит из чего? Из количества составляющих — это раз. Но также из-за понимания маны магом — это два. Мы должны чувствовать ману, каждый её элемент, чтобы чётко и хорошо владеть магией. Чем яснее понимание, тем лучше заклинание даже без количества слов. Пример: «восстань, глубокая чаша», — Браун опять вытянула руку, и на этот раз появилась ровненькая красивая чаша. — Можно избежать сложностей, если ты чувствуешь ману как часть себя. Одного мифического представления недостаточно — важно видеть свои границы.

— И как? — спросил Роберт, подняв руку, но не дождавшись согласия. — Не лишняя ли это морока?

— Как раз нет. Вы боевые маги, а значит, время для вас — жизненно необходимый ресурс. Заклинания тратят этот ресурс, потому особо сложные, но полезные слишком расточительны. С ясной головой вы сократите время, а значит, выживете. А что касается «как»… ну, в этом и заключается смысл моей лекции. Мы научимся понимать свою ману. Я расскажу о способах, а вы попробуете создать предоставленное мной заклинание. Всё просто. Готовы, детишки?

Тереза была права, о, как права. Миша, возможно, вычленит что-то полезное. Сама Браун словно снизошедшее знание, позволяющее понять тайны его души. Но кое-что ему не понравилось. Он не маг, а значит, заклинания ему неподвластны. Это настоящая проблема.

* * *

Браун провела пару, рассказывая далее о сухих фактах, кои можно вычитать в учебнике и, в принципе, не ошибёшься. Стиль профессора, правда, поражал донельзя: простота и понятность мыслей, выходящих из уст молодой девушки, делало её мудрой не по годам. И вправду, звание профессора ей вполне подходило, пускай у Миши до сих пор не проходил лёгкий диссонанс из-за её возраста. «Она слишком молодая!» — бурчал про себя Симонов, будучи воспитанным в окружении статных учёных и военных. Лишь единицы были молодыми маг-учёными не ниже третьего класса, и то добрая половина была слишком юна и неопытна. Ректор тогда заверил, ещё до переломного момента, что лучший специалист — это специалист с опытом, какой бы ни был талант. Его словам недаром можно было верить, ведь Ректор своими руками построил мощную «организацию» внутри Белых мудрецов. Потому-то Миша смотрел на Рики с неким скептицизмом, параллельно восхищаясь проявленными умениями преподавателя.

«Этого недостаточно, чтобы стать профессором», — продолжил бухтеть он про себя.

Так Миша и прослушал первую в своей жизни пару вплоть до непосредственно испытания заклинаниями. Браун первым делом раздала каждому индивидуальный лист, содержавшие заклинания разной сложности, причём отличающиеся от вариантов одногруппников. Он не хотел смотреть на него, совершенно не хотел. Он знал, что ему будет трудно сымитировать заклинание святостью, ведь у него была проблема, которую он пытался без надобности не раскрывать. Тем не менее, Браун, раздав весь материал, с весёлой улыбкой на лице вернулась на своё место, гордо положив руки на пояс.

— Итак! — начала профессор. — Я раздала вам лёгонькие заклинания, и сегодня мы научимся понимать свою ману. Наверное, у кого какой успех будет, если честно… Так вот, дорогие студенты, чтобы познать свою силу без самообмана, необходимо применить некоторые техники. Как бы я ни противилась этим регламентированным методам, я не могу отрицать их унифицированную практическую пользу. Я скажу вам лишь три, но держите в курсе: их до бесконечности много. Я буду рада, если у вас найдётся свой уникальный способ. Готовы, детишки? Первый способ: повышенная концентрация. Самая сложная, как по мне, техника познать себя. Если вы умеете отбрасывать свои мысли и фокусировать внимание на одной задаче, а именно на понимании маны — вы молодец, успех будет. Сядьте ровно, положите руки на коленки или как вам удобно, закройте глаза и станьте философом, думающим над собой. Никаких лишних мыслей, никаких эмоций, переживаний — есть вы и мана, больше ничего. Как ни странно, но ваша сила сама пойдёт навстречу, подстроится и раскроется под ваши хотелки.

Браун ненадолго замолчала, увидев среди студентов некоторых приступивших к делу. Улыбнувшись, она продолжила.

— Второй способ. Опасный, не рекомендую, но эффективность высокая. Вы можете достичь предела своих возможностей. Пустые запасы помогают ощутить чёткие границы, не так ли? Всё просто: также сядьте ровно — держите осанку! — и вытяните руку, когда я к вам подойду. Я безболезненно вытяну из вас всю ману, пока вы не почувствуете свои границы. Но напоминаю: истощение запасов вызовет сильную усталость, боритесь, пока не верну. Ну, и третий способ! На листке указаны много заклинаний на любой вкус любой сложности. Ваша задача: наиболее успешно воссоздать все поочерёдно. Так вы поймёте свой предел, который поможет определить границы. Да, вы не ослышались: сами же заклинания помогают. Эффективно ли? Не могу сказать, всё зависит от вас. Всё поняли?

— Вопросик, — вдруг подняла руку Ксюша. — Что вы понимаете под «вытяну ману»?

— Я не рассказывала? — Браун так хитро улыбнулась, словно хотела похвастаться. Так она и сделала. — Я маг-манипулятор!

— Кто-кто?.. — Ксюша одним вопрос расстроила Браун.

— Не популярная всё же… ладно, я расскажу, вкратце. Я воздействую на ману, манипулируя ей как хочу. Всё!

— Подробнее можно? — подключился Роберт. — А то вы своих практикантов заставили молчать о вашей же силе. Нам любопытно, мисс Браун!

— Очень-очень! — настаивала Ксюша. — Расскажите!

— Ну как вам сказать… — играла Браун, наслаждаясь таким вниманием к своей силе. — Это конечно, не секрет, но…

— Но зачем вы заставили их молчать? — не понял кто-то из студентов. — Секрет наполовину.

— Ну ладно, расскажу. Запустите в меня что-нибудь магическое! — вдруг попросила Рики, раскинув руки в стороны с широкой улыбкой.

— Травм хотите? — Роберт усмехнулся, не воспринимая слова профессора всерьёз.

— Нет, я серьёзно. Запустите в меня чем-нибудь из вашей магии! Прямо не жалейте! Только других не заденьте, да…

— Вы шутите? — возмутился кто-то из группы.

— Да ну давайте!

Мало кто решался, а те, кто был готов, ждали какого-то сигнала, всеобщего одобрения. Так аудитория затихла ненадолго, сконфузившись стремлением Браун похвастаться. Неуверенность была, в принципе, оправдана: никто не хотел брать на себя ответственность. Миша и сам бы не смог из-за приличия, а сейчас он лишь её убьёт. Такая странная неловкая тишина, редко прерывающиеся тихими обсуждениями, так раздражала Алису, что та медленно поднялась с места, вытянула руку и запустила мощную молнию прямо над головами одногруппников в сторону Браун.

Профессор даже не шелохнулась, несмотря на испуганные прижатые головы студентов. Молния, искрящиеся и дёргающиеся ломаными линиями, остановилась в сантиметрах от лица Рики. Та, улыбаясь, одной только мыслью отвела снаряд Алисы за своё плечо. Молния слегка была окутана тёмно-синим малозаметным свечением. Конечно, все удивились, даже Алиса, так и стоящая с вытянутой рукой.

— Так это не шутка… — восхитилась она.

— Вот моя магия, детишки, — щёлкнув пальцами, Браун вмиг увеличила молнию до небывалой толщины и ярости, сдерживаемой силой не долбя побочными разрядами окружающие поверхности. — Я манипулирую маной как хочу и когда хочу. Магия, как вы видите, не исключение, — новый щелчок пальцев сжал молнию до кучки искр, а после и вовсе растворил. — Вот так вот.

Воистину редкая магия, которой удивился бы даже Ректор. Миша не мог сказать наверняка, но его отец наверняка был в курсе, что в рядах преподавателей скрывался подобный талант. Впрочем, популярность у нее была слишком низкой, чтобы знал даже Миша, жившим в далеко не обывательских кругах. Тем не менее, он всерьёз заинтересовался: он смотрел на неё с чувством, с непоколебимым желанием узнать Браун получше. Этот человек восхищался Ректором, но почему? Что скрывалось в теле внешне слабой девушке? Каков её мозг?

Поддавшись в бесцельные рассуждения о теориях, Миша полностью упустил момент разговора студентов, обрадовавшихся выступлению Рики, потому его сознание переключилось, как кнопка или рычаг, сразу на начало практики. Только с объяснением Петра он вернулся в привычный группе ритм и наконец начал пробовать. Не создать заклинание, а сымитировать, по крайней мере, не выдать себя. Так он смотрел на листок заклинаний и думал, каким образом он сможет материализовать такие мелочи. Тем временем Анастасия выполняла всё, как надо, даже по просьбе Браун включила мини-барьер парты, дабы ненароком не задеть соседей рядом. В прочном прозрачном кубе Жукова, словно не замечающая Мишу, ловко двигала пальцами, без труда создавая предмет за предметом. Чаша, целая шкатулка, точная копия розы, маленький игрушечный домик, простенький циферблат — и всё из воды и кристаллической магии, не встречая трудностей. Мишу это напрягло.

Глубоко вздохнув, Миша всмотрелся в свои руки. Мысли начинали путаться, он попросту переживал, даже не приступая к делу. Он, пытаясь искать помощи, даже начал водить взглядом по аудитории. Все заняты, все пытались достичь своего предела в контроле магии, даже Алиса, не имеющая возможности вмешаться для помощи Миши. Сейчас он был один. Браун же ходила между рядами и с весёлой улыбкой поглощала ману у некоторых добровольцев, а следом, когда те чувствовали истощение, быстро возвращала. Голубоватый дымок то исходил от рук студентов, то втекал обратно уже со стороны профессора. Она манипулировала подобной силой мастерски — и всецело хвасталась. В общем, она была занята.

Святость не позволяла делать такие точные заклинания — в мире Царства, как думал Миша, не было подобного. Она исключительно ориентирована на мощность, но никак на подобные точности. Никогда он не мог добиться результата, близкого к магическим способам создания. Единственная радостная крупица — это отдалённо похожие формы копья у святой молнии, но это слишком низкий максимум. Он застрял ещё в начале обучения, так на что он надеялся? Поступил в академию, а ради чего? Он не маг, святость — не магия, а душа — не мана. Как ни скрывай подобную особенность, ему ни за что не достичь приемлемого уровня начального мага просто потому, что сила другая. Как дурно, как глупо!

Пока Миша паниковал, Анастасия создала практически всё, но решила остановиться: её взгляд был прикован к лицу Миши. Она заметила, естественно, его замешательство, скорее удивившись, что А-ранговый так очевидно паникует. Для Жуковой это была услада для глаз, как можно подумать, если смотреть на неё с точки зрения возможной мести. Но Анастасия молча отвела взгляд и, материализовывая какой-то сложный объект, внезапно театрально провалилась и обрызгала стол водой.

— Черт… — прошептала она, пытаясь воссоздать заклинание вновь.

Сам факт её тихого комментария заставил Мишу обратить на неё внимание. Она пыталась создать предмет, вроде бы похожий на крыло птицы в мельчайших деталях, но каждый раз не выдерживала и упускала созданную воду на стол. Подобная неудача была так поставлена, словно Анастасия показывала себя не всесильной, имея свой предел. Столь очевидный вывод для Миши не имел знакового значения, он это знал и ранее, но подобная театральность вызвала у него улыбку. Он действительно заулыбался, развеселился, смотря на искусственные неудачи как на красивую картинку.

— Что смешного? — холодно спросила Жукова, начиная догадываться о своём реальном провале, но уже в другом.

— Нет, просто ты мне показалась милой, — признался Миша, не боясь говорить так прямо. — Тебя хорошо обучили.

— Да, хорошо.

— Родители?

— Мать, — злобно ответила Жукова, и дело было не в Мише.

Она впитала в это слово всю свою неприязнь.

— Ясно, — Миша не захотел трогать этот гнойник. — У меня ужасный контроль магии. Я неспособен создавать даже такие мелочные заклинания — просто не чувствую свою силу.

— Почему?

— Самому бы узнать. Может, такая особенность, может, я глупый для мага. Я всегда считал, что этого достаточно, но, увидев реальность, заметив неприятный факт, я усомнился, — Миша скорее говорил не ей, а себе, ведь только он это и понимал.

Засматриваясь на пальцы, он грустно усмехнулся.

Ведь и правда, какая у него душа? Если пламя и свет — лишь посредственные красочные характеристики, то для Миши теперь нет спокойствия только из-за незнания собственного источника силы. Как бы ни старался, он всё равно не мог лаконично представить, нет, увидеть душу. Это сравнимо с тем, что человек внезапно не понимал, что он может, а чего нет. Какие у него есть силы, а какие нет. Есть ли проблемы, или их нет. Подобная путаница — сплошная мука для Миши, как личности, ведь в итоге получалось, что он не знал самого себя. Неудивительно: он каждую неделю терял что-то в себе, только в этом случае оставалась одна пустота.

Здесь же, в порыве рефлексии, он чувствовал внутри себя бардак. Хуже ли это пустоты — Миша ответить не мог. Он был уверен, что и то, и это вызывало сильнейшее беспокойство, сбивающее с психического равновесия.

— У тебя какие-то проблемы, дорогой Михаил? — почтительно поинтересовалась Браун, врезавшись своим обращением в его голову насквозь. Её голос как звон отдался в мозгу. — Не получается?

Миша поднял голову, посмотрел на лицо Рики. Нежная весёлая улыбка, невинные глаза и очевидная жажда познавать. В самом деле, профессор обратилась к студенту только из-за желания услышать ответ, увидеть проблему и запечатлеть в своей памяти, словно исследователь. Только от этого Миша не стал отвечать честно.

— Есть, конечно, трудности, но я справлюсь, попробую ещё, — уклончиво сказал тот, любезно озарив лицо улыбкой.

— Уверен? Только попроси — я сразу помогу! Моя задача: научить вас видеть свою ману в точности и простоте.

— Я понимаю. Если проблема окажется непосильной — обязательно сообщу.

— Ну хорошо…

Браун аж погрустнела, подбадривающе кивнув. Что-то скрывалось в её взгляде, улыбке, поведении — настолько странное и в то же время знакомое, отчего у Миши возникала лёгкая паранойя. Он не мог не подозревать Браун в своих мотивах, в собственных интересах, потому давать даже малейший повод «изучать» было категорически воспрещено. Профессор же ушла помогать другим студентам, а сам Миша решил попробовать буквально. Огненный шар с маленькой пылинки начал разрастаться между его ладонями, постоянно пульсируя, словно бьющиеся сердце. Он пытался изменить форму сгустка, расплющить огонь в блюдце, а после углубить центр, дабы придать чёткие очертания чаши. Первая проблема объявила о себе сразу, когда тот попытался выровнять шар: размер оказался значительно больше для стандартной посуды. Если и получится, то будет какое-то ведёрко или даже маленький тазик, но никак не чаша. Тем не менее, Миша продолжил.

Внезапно с огненно-красного шар стал меняться в густой оранжевый, предвещая стремительный рост температуры. Не из-за жара огня, а концентрации на единицу объёма. Никакие слова или движения не помогали, а фантазия и его голова в целом не могли каким-либо образом снизить угрожающий жар сферы.

— Анастасия, потуши! — взволнованно попросил Миша, сдерживая шар.

Он не мог просто так «отменить» текущее состояние огня, если не использовал его по назначению.

Жукова сначала не поняла, недолго засмотревшись на переливающиеся в оттенках оранжевого сферу, но, поняв по его лицу всю потенциальную пагубность ситуации, тут же окутала водой огонь. Она сжимала концентрат жара магией до состояния, когда сам Миша мог избавиться от своей же силы без последствий.

— Спасибо… — он был подавлен. — Всё же не могу.

— Не бери в голову. Не у всех получится.

— Я понимаю, но… — сказал он и тут же затих.

— Я к тому, что у каждого магия уникальна. Родственная способность не всегда позволяет создавать более точные формы. Кристаллическая…в зависимости от знаний, наверное. У тебя магия очень мощная, в этом и преимущество.

— Ты права, Анастасия, — вдруг объявилась Браун, скрещивая руки за спиной. — В зависимости от главной способности человек может испытывать трудности в создании заклинаний предельной точности. Даже кристаллическая магия этих магов не помогает. Михаил, не переживай, мы всегда можем изменить способ познания. Давай я заберу ману, — в последние слова Браун вложила некоторый давящий тайный посыл.

Она буквально хотела это сделать, куда сильнее, чем с остальными.

— Нет, — всё ещё грустно, но твёрдо ответил Миша.

— Сейчас у нас ознакомительная пара, ты вправе пробовать все доступные способы. Могу рассказать менее популярные, а ты решишь, что для тебя полезнее.

* * *

Так и кончилась пары с Браун — Миша не смог создать ни одного заклинания, а всевозможные способы оказались неэффективными. Некоторые были под запретом лично им самим, некоторые запрещены законодательством, а остальные — либо просто бесполезные, либо рискованные. Расстроенный поникший Миша при звонке остался сидеть на месте, хотя время близилось к обеду. Студенты всполошились, забродили и зашумели, некоторые тотчас вышли из аудитории в направлении столовой или по своим делам. Алиса, конечно же, подошла к нему сразу.

— Ты чего такой вялый? — поинтересовалась она, сев на корточки и положив голову на парту, подперев рукой. — Только не говори, что из-за неудачи на паре.

— Именно, — отстранённо пробубнил он. — Я недоволен, я возмущен, я…

— «Я много на себя беру», — добавила она, улыбнувшись. — Ты бестолочь, но не в этом. Не всем дано, тем более сразу. Со временем и ленивый пойдёт.

— Конкретнее, я не из-за заклинаний печалюсь. Какая у меня сила на самом деле?

Он задал вопрос в пустоту, ведь ни Алиса, ни сам он не знали ответа. Быть может, устройство на шее мешало понять? Он не носил его дома, в том числе и утром, потому точно не в этом причина. Чувствовать себя таким рассеянным было тяжело, при этом как сделать что-то против бардака, он не знал.

— Иди обедай, я пока погорюю.

— Сейчас по лбу получишь, — отказалась Алиса, нахмурившись. — Не пойдёшь есть — заставлю.

— Тогда принеси что-нибудь из булочек, пожалуйста.

— Пошли вместе.

— Пожалуйста.

Так они смотрели друг другу в глаза, пока Алиса с характерным для неё цоканьем не поднялась и пошла в столовую одна. Ну, как одна, вместе с Терезой и Ксюшей, привязавшихся к ней грузом. Теперь Миша остался наедине с собой, оставшиеся одногруппники к нему не подходили, потому податься в гнетущее самокопание было самым подходящим решением, пока он не заметил рядом Анастасию. Она также не пошла на обед, отдав предпочтение чтению книги, очевидно, художественной судя по красной обложке с иллюстрацией двух красивых людей, мужчины и женщины, стоящих спинами друг к другу с слегка опущенными головами. Роман?

— А ты чего не пошла есть? — несколько раздражённо из-за пропавшего личного одиночества спросил Миша, мельком поглядывая на страницы книги.

— Я плотно позавтракала.

— Следишь за фигурой? — одновременно с вопросом он постарался незаметно оглядеть телосложение Анастасии.

Как и в первый день: ровная осанка, заметно стройная талия, не слишком выделяющаяся грудь, но ключицы, наоборот, даже под слоем одежды казались привлекающими внимание из-за прямых плеч.

— Привычка распределять питание без угрозы ожирения.

— При этом плотно позавтракала?

— Совершила ошибку, — Анастасия аж посмотрела на него, пытаясь скрыть уже своё раздражение под хладнокровием.

— В столовой хороший завтрак подают? А когда…

— Перед парами, и да, хороший.

Миша не мог поддерживать такой сухой разговор и дальше. С одной стороны — он был в раздрае, а с другой — холодная девица, корчащая из себя такую непоколебимую красавицу. Отчасти у неё это получалось. Так или иначе, он быстро сдался и, отведя взгляд, попытался замкнуться в себе хотя бы на мгновение. Пока снова не увидел того, кто лишил его одиночества. На этот раз к нему подошёл Роберт, бесцеремонно уселся на место Петра и упёрся руками о парту А-рангового.

— Что? — намного раздражённее, чем раньше, спросил Миша.

— Я вот думал, думал, а так и не понял, — начал Роберт со змеиной улыбкой, — как Ректор заимел себе детей. Не внесёшь ясность?

Даже Жукова, казалось, вмиг заинтересовалась.

— Захотел и нашёл, секрета нет.

— Правда? И Алису, и тебя?

— Именно. Если ты не понял, Ректору не свойственны семейные желания.

— Да, очевидно, что сей великий учёный даже не подумал бы о жене и рождении детей, меня волнует другое. Из какого теста сделан ты, Миша? Откуда родом?

— Тебя интересует моя биография? Хочешь убедиться в чём-то?

— Делать мне нечего! Я хочу поболтать с тобой на такие щекотливые темы только из-за любопытства. Чем искренне будет разговор, тем легче понять друг друга, разве нет? Анастасия, ты тоже подключайся! Мы ведь группа!

— Ты не так открыт к тому же Сергею, в чём разница?

— Я говорил тебе в чём, но напомню: в силе. Мы и они — разные. Мы ответственно подошли к вопросу обучения, подготовились и улучшили свою магию для этого. Они же, как слабаки, не ценят свои возможности, как надо, не прикладывают достаточно усилий ради академии. Чего они стоят на самом деле?

— Однобокое мнение, не кажется?

— Я понимаю, к чему ты клонишь. Есть те, у кого магия особенно сложна, но ты вспомни слова нашего куратора. Слабые без амбиций окажутся за воротами академии в течение года. Я разделаю его позицию, но добавлю свою лепту: овца останется овцой, несмотря на желание стать волком. Сергей — запущенный вариант овцы. Прости, ты ведь его не знаешь! Правда?

— Не в курсе.

Услышав ожидаемый ответ, Роберт заискрился от возможности высказаться. Он уселся поудобнее и только потом начал рассказывать.

— Его семья, Карпины, крупные шишки в Синем Порядке. Древняя семья аристократов-мечников, проповедующие свой уникальный там какой-то стиль. В общем, таланты своей системы, и отлично. О, они такие изуверы, когда дело касается стилей владения клинками! Особенно батяня нынешний, конченый придурок. Мамка, конечно, более нежная, но не менее верная идеалам Карпиных. В такой-то семейке и живут братья Сергей и… другой хмырь, не помню имени. Второй-то талант, пошёл по стопам отца, а Серёжа наш сразу показал себя неспособным. И ладно это, в их родословной бывали и похуже случаи, но ведь Серёжка намеренно так делает! Не знаю точную причину, но этот придурок решительно отказывается от своей же магии и владения мечом, ставит эдакий протест. Он сдал вступительные с натяжкой, но все понимали его никчёмность. Сам подумай: мечты какие! Пойти против своей сути и превратиться в некого авантюриста! А в итоге? Слабак духом, слабак физически, слабак магически. Ну позор ведь.

— Откуда ты столько знаешь о нём? — не поняла Жукова.

— О, это другая история! Я иностранец, сами понимаете, но мой отец имеет хорошие связи в этой стране, частенько гостит и проводит времечко, потом я за ним почапал познавать страну вкупе с первоклассными магами. Так случайно столкнулся с Сергеем и его братом, когда отец проводил встречу с его семейством. Даже не старался — информация полилась ко мне из всех щелей.

— И теперь ты решил его загнобить? — Миша постепенно складывал всё в какой-никакой паззл.

— Я показываю ему, что бывает с теми, кто выглядит так жалко. Не делай бы это я — сделали бы другие, поболе жестокие. В курсе ведь, какие тут банды затесались? Они любят страх, гиены вонючие, для них Сергей — закуска перед пиром.

Миша смотрел на Роберта не с презрением и уж точно не с чувством справедливости и сострадания Сергею. На самом деле, ему было наплевать на судьбу Карпина, таких в мире много, но подобная обстановка вокруг него была до странности печальной. Миша со святостью так по льду не ходил, как делал Сергей. Слабость — это объект насмешек, объект доминирования, возможность самоутвердиться, в конце концов. Роберт не пытался выделиться подобным отношением к нему — по крайней мере, так думал Миша. Он или действительно наглядно показывал жестокую реальность «нитакого» парня, пытаясь снизить у него проблемы, или просто придумал себе причину как-нибудь повеселиться.

— Он один, кто попал под твой взор?

— Не выставляй меня охотником за мусором, Миша-а-а, — простонал Роберт, словно его обидели. — Я ведь не злодей.

— Уверен? — Жукова не понимала настолько, что открыто проявляла агрессию.

— Да, милая Анастасия, да! Я помогаю Сергею понять, ничего больше! А с вами, коллеги, хочу познакомиться. Я уважаю тех, кто знает, чего стоит, вон Ксюшенька, ваша подружка, какая уверенная! Ставлю свою голову, что она станет хорошим магом. Я бы поговорил с ней о жизни, да только она постоянно улетает к вам, как в гнёздышко. Так вот, о чём это я…Миш, Мишаня, коллега, позволь мне раскрыться тебе, как и ты мне.

Миша краем глаза заметил приближение Браун.

— Извините, что прерываю ваш разговор, — уважительно проговорила профессор, после чего посмотрела чётко на Мишу. — Можно тебя попросить?

— О чём, мисс Браун?

— Я хочу встретиться с тобой после занятий, мне нужна твоя помощь в одном исследовании. Не откажешь мне?

— Ладно, без проблем, — не подумав, согласился Миша.

— Хорошо! Встречаемся в том зале, где ты первый день проводил!

В зале? В тренировочном зале?

* * *

Грубо говоря, до встречи с Браун Мишу отделяла лишь одна пара истории. На миг он понадеялся, что этот день окажется не настолько загруженным, в чём впоследствии горестно вспоминал пережитые ощущения возможного отдыха. Миша долго себя винил за быстрый ответ Браун, сталкивая всё на свою исключительную рассеянность, вставляющую палки в колёса с самого утра. К сожалению, Миша не мог прийти в себя и во время пары, и после, напрочь позабыв вообще о теме, разобранной вместе с преподавателем, которого он также благополучно забыл. Удивительно, но прежняя внимательность и прилежность канули в небытие от одной рефлексии и щепотки маленьких проблем.

Еле уговорив Алису пройтись по парку академии, Миша направился к залу в одиночку. Хромая, понемногу он шёл к нужной двери, периодически засматриваясь на проходящих мимо студентов. У некоторых пары ещё не кончились, потому множество молодых юношей и девушек буквально бежали к аудиториям, ни на кого не обращая внимания. У одной девушки изо рта торчал хлеб, словно в какой-то дешёвой романтической книге; вторая пронеслась рядом с Мишей, едва не столкнувшись плечом; третий же особо примечательный молодой человек нёсся быстрее всех, пока не наткнулся на статную высокую женщину в платье дворянского стиля с узким корсетом. Эта женщина одним взглядом утихомирила спешных студентов, да ещё была готова взять их за уши и отправить в какую-нибудь подземную темницу для таких злостных нарушителей правил. Так, по крайней мере, хотелось бы Мише, будь он поставлен на должность дисциплинарного комитета. Ох, наверняка эта седая гордая женщина там состоит!

Миша подался в рассуждения и поздно заметил приближение её же точно к нему, отчего он ненароком посчитал себя виновным во всех злостных нарушениях академии. Этот взгляд сжирал его! Да она сама коварность дисциплины!

— Господин Симонов, — хриплый, но громкий голос незнакомки больно бил в уши, — соблюдайте осторожность. С вашей инвалидностью те беспечные студенты принесут много проблем, будет очень некстати, если вы пострадаете так глупо.

— Спасибо, госпожа…

— Миссис Елена Юрьевна Покровская, заведующая академической библиотекой.

— Рад познакомиться с вами. Простите за такую грубость, я ещё не успел адаптироваться к учёбе. Можете подсказать, где ваша библиотека?

— Конечно. Библиотека в конце этого корпуса, не забывайте посещать её за дополнительными знаниями. Академия поддерживает самостоятельное обучение вне запланированных занятий, Михаил, потому настойчиво советую вам уделять учёбе больше времени.

— Да, хорошо… — Миша чувствовал себя неловко в её компании.

Недолго осмотрев его, в частности, левую ногу таким сухим взглядом, Елена Юрьевна всё же решила пойти дальше, по привычке слегка поклонившись на прощание. Впервые Симонов ощутил на себе чувство, когда с ним разговаривал настолько грозная женщина, готовая порвать за малейшую оплошность.

«Очень вредные и жестокие эти женщины», — решил он и спешно продолжил свой путь.

Но ему кое-что сильно не нравилось, а взгляд заведующей невольно напомнил об этом. Многие проходящие рядом смотрели скорее не на Мишу, как на личность, представляющую интерес, а на ногу. В академии только и делали, что обращали внимание исключительно на факт инвалидности студента, словно забывая и о приличии, и о Мише вообще. Даже в городской среде такого не было. Он чувствовал каждый взгляд, как ему казалось, кого бы ни видел — все косо смотрели то на ногу, то на трость, словно на дивный редкий экспонат. Складывалось чёткое впечатление, что в магических кругах не принято ходить инвалидам, как не принято иным расам и нациям вообще существовать по принципу нацизма. Дискриминация или простой интерес?

В результате дёрнул за ручку двери и вошёл, наконец, в тренировочный зал, где ранее группа проверяла свои способности на практике. Только он звучно стукнул тростью по полу, как из складского помещения, словно по сигналу, быстро вышла Рики Браун. С мечом Симонова наперевес она с широкой улыбкой на лице встала посреди зала, дожидаясь.

— Как я рада, что ты пришёл! — искренне сказала Браун, водя пальцем вдоль всего лезвия. — У тебя очень хороший меч. Тёрнер постарался на славу!

— Не спорю, — наигранно усмехнулся Симонов, вступив на выделенную арену, — но мне неудобно.

— Почему?

— Моя трость — и есть оружие. Мне было бы лучше ходить с мечом и в быту.

— Встроенный в трость меч? Интересный механизм, но сам понимаешь, нельзя ходить в академии с оружием. Смирись и не отчаивайся, — Браун была явно весела, даже больше, чем обычно. — Для такого сильного мага разве не удобнее пользоваться силой без катализатора? Я вот вообще не использую никакое оружие, так как верю: лучшая магия из ручонок идёт!

— Она более свободна, понимаю.

— Да, да! Фантазия так работает намного лучше, ничего не ограничивает, а магия словно живёт и дышит.

— Вы смотрите на магию как на организм, за которым надо следить.

— Я не права? Мы заботимся о нашем здоровье, делаем зарядку, правильно кушаем, а ради чего? Чтобы тельце чувствовало себя прекрасно. Будет плохо, если что-то его начнет ограничивать. Как учёный, я обязана не делать такие абстрактные сравнения, но ведь мы должны заботиться о магии и мане примерно так же! Не ограничивать, не подвергать силу перенапряжению и далее, далее, далее.

— Как говорится, здоров дух — здорово и тело.

— Да! — Браун хотела продолжить такой разговор, но умышленно затихла на некоторое время, чтобы найти силы сменить тему. — Ладно, разболталась. Я позвала тебя не за этим. Буду максимально честна с тобой, не будешь злиться?

— Я люблю искренность, — Миша переживал, конечно, но противиться было глупо.

— Очень хорошо. Я добилась многого в раннем для статистики возрасте, могу смело гордиться достижениями и всецело горжусь. Моя магия очень хорошая, это правда. С самого рождения я могла видеть ману людей. Только вылезла из утробы матери — впервые я почувствовала не яркий свет или, скажем, звуки или холод, а колебания маны у мамы, потом у отца и врача, вынимающего меня. Я запомнила их энергию и больше не забывала, интуитивно сравнивая с нынешним состоянием. Знаешь, это было трудно принять, — Браун сбавила улыбку, больше подаваясь в собственные рассуждения, как на исповеди. — Я видела не личностей, не людей, а ману. Ровесники не понимали, родители были слишком заняты моим содержанием — семья была бедная — а остальные… примерно в таком же ключе. Сначала я ненавидела свою способность, называя проклятым даром, но потом, с течением времени, стала ценить то, что имела. Знаешь, мой фанатизм всё изучать родился вот только из-за моей магии! Я стала очень сильно не любить, когда в привычный мной кругозор влезали всякие неясности. Ох, как я не люблю! Ты даже не представляешь! — Браун аж расссмеялась. Рассматривая меч Симонова, она с особой теплотой в тоне продолжила рассказывать. — Меня заметили, я поступила в академию в шестнадцать, и вот я здесь. Теперь я перспективный исследователь маны и магии! Диссертации защищаю сейчас, короче, горжусь собой.

Каждое новое слово воспринималось Мишей с явным подозрением. Что-то было не так, он чувствовал неладное за версту, потому смотрел на Браун слишком серьёзным взглядом, мимолётно выдав его переживание. Профессор, естественно, заметила, поймала его на чувствах и малозаметно улыбнулась, словно о чём-то догадываясь. Тем не менее, довольно неожиданно Браун беспечно подкинула меч в воздух прямо в сторону Миши, явно не готового ловить. Он уже хотел отбить свой же меч святостью, но клинок быстро остановился и остался висеть в воздухе. Оказывается, за лезвие держалась почти прозрачная рука голубого дымчатого оттенка.

— Но одна диссертация сейчас поехала в мусорку. Я задевала вопрос, что каждый человек на планете имеет в каком-либо размере ману, вне зависимости от национальности, места проживания и так далее. Все факторы прошли успешно, но твоё появление испортило работу в одночасье. Я не чувствую у тебя маны, Михаил. Ты ведь не маг?

— Разве это возможно? — тот делал из себя дурачка, аккуратно схватив меч правой рукой. — Если я не маг, то кто?

— Тот же вопрос. Знаешь, я уверена: если человек маг, то у него есть мана. У тебя ни маны нет, ни магия не чувствуется. Ты видел мои способности, я манипулятор, но твоя сила мне не подвластна.

— Даже не знаю почему.

— А мне кажется, знаешь.

Браун смотрела на него с явным интересом. Не с подозрением, не со злобой, не с страхом, а интересом. Она одним только взглядом на миг вогнала Мишу в краску при всех переживаниях. Даже мурашки, прошедшие телу из-за слов Браун, вмиг исчезли от такого искреннего любопытства.

— Магия постоянно меняется, — оправдывался Миша, отведя взгляд в сторону, — может, у меня немного другой вид.

— Мне дискомфортно, Михаил. Я понимаю, что говорю, потому уверена: ты не маг. Ты кто-то другой. Однозначно!

— Звучит как обвинение.

— Прости-прости! — она неловко усмехнулась, размахивая руками. — Не хотела тебя обидеть. Знаешь, если я чего-то не знаю в своей сфере, я становлюсь немного фанатичной. Я обязана исследовать этот вопрос, в противном случае не бывать моему спокойствию.

— Не удивлён, почему вы восхищаетесь Ректором…

— Что?

— Ничего, забудьте. И чего вы хотите? Для этого вы меня позвали?

— Ты не хочешь говорить мне напрямую, понимаю. Тогда давай поиграем! Это не принудительно, ты можешь отказаться, но будь готов: я буду исследовать тебя, забывая о личном пространстве и приличиях. Как говорила, я не могу сидеть на месте, когда что-то идёт не по моему привычному плану.

— Вы… серьёзно?

— Абсолютно. Я не остановлюсь.

— А если соглашусь? — Миша аж встрепенулся, настрой Браун её настораживал донельзя.

— Тогда у нас будет тренировочный бой, да, один на один, именно. В зависимости от результата будут поставлены условия! Если ты одолеешь меня, я отстану от тебя и не буду вмешиваться в твою жизнь. А вот если я выиграю…ты мне расскажешь всё. Обещаю, останется между нами.

— Очень нечестно. Вы профессор, мисс Браун, а я всего лишь первокурсник.

— Ты выше первого курса, я знаю. А что насчёт меня — тут всё просто: я без чужой магии лишаю себя около шестидесяти процентов потенциала моих же способностей. В моём распоряжении лишь кристаллическая магия, в этом вся фора! Мы практически в равных условиях.

Миша не верил, что они в равных условиях. Браун была слишком уверена в себе — такие точно знали, чего стоит их сила. Отвечать на такое предложение он не спешил, ибо банально не знал, что лучше. Судя по характеру, она ничуть не блефовала, «угрожая» наглым исследованием в случае отказа. Впрочем, начало обучения и так не задалось, одна-другая проблема в жизни Миши хуже краски не сделает. Так он успокоился, изучающе рассматривая милое, но серьёзное лицо Браун. Быть может, она та самая? Ректор твердил, что Мише нужны люди не простые, не какие-нибудь крутые маги, а понимающие не только человека в целом, но и себя намного лучше остальных. Чувство своей маны, наиболее чуткое и точное, предоставит прекрасный шанс познакомиться с нечто иным — святостью. К сожалению, все кандидатуры не устраивали Ректора, в некоторых случаях он даже не рассматривал их из-за подозрений, потому поиск помощников обладателя души провалился.

Миша думал только об этом: потенциальная польза умной и чуткой Рики, обладающая всеми подходящими качествами. Доверять ли ей? Будь он по складу ума как отец, сразу бы ответил отказом и забыл Браун, как страшный сон. Будь он по складу ума как Алиса, также бы забыл о Браун, но и избавился от неё ради безопасности. Но Миша — это Миша. Он вмиг погрустнел, понимая собственную беспомощность. В голове теплилась мысль, дробящая здравый рассудок каждый раз, когда он задумывался о себе. Бесполезность. Заражённая бесполезность, не удостоенная лекарства. Ему нужна любая помощь, не важно, каким будет риск, не важно, кому он расскажет о своей святости — он хочет спасения.

«Спасите меня от души, — говорил про себя Миша, машинально сжимая рукоять меча в яростной хватке. — Спасите меня!»

Собравшись с силами, он глубоко вздохнул и жалобно посмотрел на Браун, причём так очевидно, что сама девушка начала переживать.

— Я тебя расстроила?.. — запаниковала Рики, аж похолодев кожей от испуга. — Я не давила на тебя! Прости, я не заставляла тебя, ты можешь отказаться, просто… немного дурочка, решила пойти ва-банк, так плюнув на твои желания. У тебя ведь свои секреты, право, я не могу вмешиваться. Чёрт, какая беспечная…

— Если я проиграю, — отчётливо со звоном начал Миша, направив клинок в её сторону, — вы мне поможете?

— А? Только попроси! — Рики, даже будучи запутанной, ответила с завидной уверенностью в голосе. — Я готова даже стать твоим специальным преподавателем! Индивидуальные уроки, совместная деятельность и… в общем! Да, помогу!

— Я принимаю ваши условия.

Странно, но профессор была шокирована. Она видела выражение лица студента, читала его также легко, как это делал сам Миша. Запутанный человек с большим грузом на сердце. Отчаяние, смирение, растерянность — вот что можно было увидеть в одном лишь мимике лица. Сами глаза словно пели: «Над нами смерть».

— Хорошо, — кротко улыбнулась та. — Когда будешь готов — начинай.

Сама же она нажала на кнопку, выпустив кристаллы-щиты, а следом за ними — барьер поля боя. Всё было готово. Миша молча швырнул свою трость в сторону трибун перед закрытием «клетки», прижал ладонь к левой ноге и окутал воздухом травмированную часть, скрыв свою силу огнём. После этого, переложив меч в левую руку, он показательно махнул клинком по воздуху и с полной боеготовностью посмотрел на оппонента. Медленные шаги из стороны в сторону, ровная спина, меч в стороне и читающий всю битву взгляд. Он не спешил атаковать, не спешил действовать, вызывающе спокойно расхаживая по залу на безопасном расстоянии. Браун, в отличие от той же Анастасии, никак не поддавалась нехитрой манере. Она начала что-то быстро шептать, раскинув руки в сторону. Над её спиной пылинками возвысилась мана, тотчас материализуясь в… кочерги? Самая натуральная куча кочерёг, возвышающаяся над Браун в ровном строю с направленными на Мишу концами. Каждая светилась синим, каждая была выполнена просто, но понятно и практично… для быта. Казалось бы, на кой использовать кочерги с загнутым концом, но почему-то десятки подобных инструментов немного насторожили Мишу.

Но ни она, ни он не атаковали. Ждали чего-то, причём без колебаний смотря друг другу в глаза. Миша чувствовал отдалённый комфорт с ней. Нет, он уверен, что не соперник Рики, но ему хотелось провести красочный бой. Только для двоих. Короче говоря, Миша быстро окутал клинок плотным огнём, а следом правой рукой воссоздал несколько сфер-бомб. Нельзя было затягивать подобную тишину, важно показать свой потенциал и увидеть потенциал самой Браун. Сегодня самое время помериться силой и расслабиться. Откинув всякие переживания и неуверенности, Миша метнул несколько сфер напрямик к Браун. Реакция последовала мгновенно: она быстрым шёпотом пустила пальцу-ману на пол перед собой, откуда впоследствии повылетали готовые совки. Каждый созданный совок встретил сферу на безопасном для неё расстоянии, отчего сдетонированные взрывы даже ударной волной не задели. Но оставшаяся дымка была в самый раз.

Мах мечом, затем второй и третий — под разным углом и положением на профессора полетели тонкие огненные линии с красочными следами в виде опадающих пепельных точек на пол. Тем не менее, они разрезали дымку и, казалось, настигли её, по расчётам, пока он не увидел…никого. Было пусто, атака ушла в молоко.

Миша осознать не успел, как заметил Браун в воздухе. Она взвилась в воздух ровно перед атакой, использовав увеличенные птичья крылья, а после с довольной ухмылкой запустила град кочерёг в контратаку. Он с лёгкостью ликвидировал весь залп одним потоком огня, неконтролируемо распространившегося по воздуху перед ним. Сам юноша спешно отбежал в сторону, попутно выпустив несколько полос огня. Теперь между ней и новой атакой завис поднос, обычный столовый поднос, увеличенный в размере для того, чтобы использоваться в виде щита. Подобная игра забавляла, но продолжать играть в бесполезные перестрелки он не хотел. Один большой особо плотный шар, полетевший сразу за предыдущей атакой, должен был испепелить немалое пространство даже при блокировке щитом, а назойливые новые полосы в разные стороны от подноса должны были так или иначе задеть пассивную Браун.

Все шло по плану до последнего момента, пока Миша не заметил надвигающиеся сбоку кристаллический кулак. Он не увидел, не заметил, как Рики подготовила целый рой из кулаков в другой стороне от битвы. Отвлёкшись раз, он едва не получил хук слева, но лезвие меча без труда сметало кулак за кулаком. Новая проблема настигла ровно после решения предыдущей: Рики не то что понесла урон, она вообще даже не почувствовал никаких трудностей от подлости Миши, уже в полной готовности летя на него с длинными прутьями наперевес. Обычные прутья от забора выглядели как копья, очень опасные только из-за скорости Рики, пикировавшей на оппонента со всей былой уверенностью. Встав каменным столбом, Миша одним взмахом парировал атаку профессора, дык ещё и подрезав крылышки огненным следом от меча. В результате Браун прокатилась по полу, но после без колебаний приземлилась на ноги и поправила не спавшую шляпу.

— Ты полагаешься на тактику, — делилась впечатлениями Браун, с улыбкой на лице поправляя поля шляпы, — очень хвалю. Толком не стараешься, а давишь, словно профессионал.

— У меня были хорошие учителя, — похвастался Миша, процарапав острием меча пол перед собой.

Невысокая волна огня погналась за Рики, заставив ту отвечать резким прыжком с реактивной тягой на стопах. Она умело взлетела в воздух и также свободно приземлилась, быстро материализовав какие-то диски, больше похожие на тарелки.

— Но ты не мобилен, — с такими словами она атаковала тарелками.

Они полетели не напрямую, а причудливыми траекториями, дугами и резкими заворотами настигая со всех сторон. Симонов же сферой уничтожил лишь малую часть, дабы просто пробежать в свободную лазейку и после тут же начать готовить новые полосы огня. Но Браун была уже практически вплотную к нему, приблизившись на той же реактивной тяге. Ускорение было настолько неожиданным, что он и подумать не мог: она пронеслась к нему на всей скорости и влетела телом прямо в живот, оттолкнув беднягу на многие метры назад. К счастью, Миша остановил своё падение мечом, процарапав им пол. Он заметил, как Браун опять зарядилась и понеслась на всех порах к нему. Решение Миша нашёл простое, но креативное: он продолжил царапать пол вокруг себя, чтобы набрать силу не только физическую, но и весь огонь на мече, превратив в настоящее пожарище. Он с разворота махнул клинком вперёд, тем самым выпустив воистину разрушительную толстую полосу пламени, прорезавшую, казалось, даже воздух вокруг. Но Рики пролетела мимо него снизу, не побоявшись жара, а после, остановившись в метрах от Симонова, окутала правую руку дополнительной кристаллическим подобным кастетом, решив ударить апперкотом.

Удар был встречен огненным клинком, вызвав небольшой взрыв при столкновении, от которого и Миша, и Рики слегка отшатнулись из-за отдачи. Правда, Браун использовала подобную побочную проблему с пользой: она таким образом устояла на одной ноге и развернулась вокруг своей оси для хорошего удара другой ногой, попутно усилив мощной тягой на пятке. Миша машинально прикрыл голову правой рукой, попытавшись сбить удар огнём, но удар был чудовищно сильным. Он опять полетел в другую часть арены, в итоге врезавшись спиной к стенке барьера.

Миша не смотрел на состояние кристалла, но ощущения были ужасными. Понимая, что проигрывал, он перестал поспевать за атаками Браун. Они были не быстрыми или сильными, а исключительно умными. Каждая новая атака отдавалась особой тяжестью, ведь у неё оказался очень разнообразный «арсенал» заклинаний. Она особенно любила использовать кочерги, запуская то с быстрой раскруткой, то просто залпом, то вообще падением сверху. Так Миша ушёл в глухую оборону, лишь изредка пытаясь настигнуть ловкую девушку, защищающую себя подносами и совками. Удивительно, защищаться предметами быта казалось эффективнее любого щита или брони. Такой диссонанс портил настрой Симонова.

Но он заметил примечательную деталь, не забывая анализировать поведение Браун. Её ведущая рука, конечно же, правая, оттого и вытекал сильнейший недостаток. Симонов видел каждый раз, как в ближнем бою — если до этого доходило — она полагалась только на атаки правой рукой, будто кулаком, кочергой в руке или недо-копьём. Момент, новый и прозрачный, настал: Рики после очередного залпа дисков сократила расстояние привычной тягой, чтобы впоследствии замахнуться кочергой, как топором. Замах был небрежным, она явно не знала всю технику, но сам удар был потенциально опасным из-за неудобства соперника. Миша еле-еле отбил диски мечом и просто на замахе не мог парировать атаку Браун. Правда, и не требовалось. Он просто вытянул правую руку и зарядил потоком огня в тело Рики, плотным залпом оттолкнув лёгкую девушку от себя. Пока та падала, Миша смог поцарапать пол для запуска волн жара в её сторону. Раз попадание, два попадание — и кристалл ощутимо треснул. Не разбился, но затрескался, близко к состоянию кристалла Миши — они оба были на грани.

— Так и знала, что на близком расстоянии я неуч, — посмеялась Браун в искренней радости, поднявшись после дозволения Миши. — Твоя атака завязана на собственном прямом контакте, я права?

— Нет, — тут же ответил Миша. — Хотите фокус?

— О! Какой?

Из-под ног Миши в сторону Браун поползли по полу маленькие огненные пылинки. Не лавина, а скорее осадочные остатки огня просто распространялись в пространстве. Естественно, Браун отошла подальше, но это не остановило Симонова. Он не хотел даже преследовать её подобным способом. Пылинки начали светиться ярче, как светлячки, но потом, словно маленькие солнышки, начали озарять вокруг лёгким светом огня. Момент — и каждая пылинка взорвалась, да так, что чёрный дым затмил добрую половину арены.

В этот момент Миша выпустил особенно плотную сферу, стремительно прорвавшуюся сквозь завесу к Браун. Она успела закрыться подносами в несколько рядов, но сфера взорвалась слишком оглушительно, чтобы подобное выдержали щиты. Кристалл треснул едва ли полностью, но выдержал, а Браун, будучи повстречавшая спиной край барьера, едва не потеряла сознание от столкновения. Тем не менее, она выстояла, но потеряла шляпу — та упала на слой сажи на полу. Впервые Миша увидел её волосы. Чёрные с редкими волокнами голубого короткие волосы, завязанные ранее в пучок, распались, и теперь милое личико профессора разбавилось непослушными объёмными волосами аж по плечи. Так она выглядела даже очаровательно.

— Подлец! — наигранно обиженно прокомментировала Рики, убрав локоны волосы со лба. — Ну вот, опять причёсываться…

И вправду, от знатного принятого урона она запыхалась, а волосы, как бы олицетворяя это, немного взъерошились.

— Можно задать вопрос? — Миша не мог насмотреться на такое сочетание цветов. Чёрный и голубой — необычайно красиво!

— Слушаю, — небольшой перерыв в битве позволил профессору завязать волосы в простой хвост, используя какую-то верёвочку.

— Я не раз видел у некоторых волосы со странными волокнами другого цвета. Это связано с магией?

— Да, небольшая мутация. Не такая частая, но принята в среде магов как норма. Ещё есть разные цвета глаз, иногда даже ногти имеют цвет магии. Всё зависит либо от силы магии, либо от маны, либо от особенности самой силы.

— Понятно… вам идёт голубой.

— Нравится сочетание? Какой милый комплимент!

— Правда, красивые волосы… вы их намеренно скрываете?

— Не в бровь, а в глаз… — Браун от его догадливости даже прекратила приводить причёску в порядок. — Для магов подобные мутации в норме, но я чувствую себя не такой с такими волосами. Это глупо, знаю, но я становлюсь совсем привлекающей внимание с подобным сочетанием. Смотрят иногда как на странную девицу, заразившую волосы какой-то бякой.

— И кто так думает?

— Обычные люди. Они или слабые маги, или не использующие магию, им в новинку видеть подобное. Я стараюсь скрывать их…тем более, моя форма мне помогла! Шляпа-то красивая!

— И всё же они мне кажутся очаровательными, — Симонов поднял клинок вверх. — Закончим?

Симонов мельком увидел лёгкое смущение Браун, но та беспрекословно поддержала его настрой продолжить. Новая перепалка, магию на святость, святость на магию — и так текли минуты, всё никак не перевешивая чашу весов одну сторону. Мастерские умения профессора бились о чуткое распоряжение своей силой Симоновым, отчего урона те не получали практически никакого. Это дуэль шла уже не за условия победы, а за веселье. И ведь так: Браун веселилась, смеялась и с улыбкой на лице пыталась пробить Мишу, внешне не проявляющего эмоции, хоть и разделяющего интерес девушки. Он не был уровня Браун, но фора и вправду поставила в равные возможности друг против друга.

Они понимали, что в скором времени кто-то из них пойдёт на риск. Тогда-то Браун пошла первой: она воссоздала аж целую кучу мебели прямо над их головами. Тумбы, комоды, шкафы, холодильники… детские кроватки? Уникальность состояла в том, что она использовала заклинания за секунды. Он лично увидел, как её губы быстро-быстро проговаривали какие-то слова шёпотом себе под нос, позволяя материализовать такой разнообразный список снарядов. Но для чего? Миша приготовился к обороне и не зря: каждая мебель летела поочерёдно непредсказуемой траекторией, заставляя отбивать треклятую голубую мебель в последний момент. Огненный клинок запросто уничтожал раз за разом новый снаряд, но когда Миша разрезал холодильник, из него вылетели ложки и вилки, как шрапнелью ударив в тело. В этом и состоял весь класс Браун: создавать холодильники, пряча внутри столовые принадлежности. Это показательный пример человека, умеющего использовать заклинания наиболее чётко.

Получив мелкоту в тело, он позволил Рики опять ринуться в ближний бой, только теперь она била стулом. Спинка ударила в лицо Миши и случайно ножкой выбила меч из рук. Повалив Мишу на пол, профессор с весёлой улыбкой забила студента вплоть до разбития кристалла.

— Я победила! — засияла Браун, подпрыгнув в такой радости, что случайно выпустила голубой стул из рук, отчего Миша получил уже реальный удар в живот. — Прости! Прости-прости-прости! Я случайно!

— Кха… — боль была в самый раз для поражения. — Я сопротивлялся хотя бы…

— Да ты меня удивил! Ты первокурсник, но головой ты далеко за этим годом! Вот таков сын Ректора, да? Меньшего я не ожидала, я просто в восторге! — Браун совершенно забыла о приличии и, когда вспомнила, неловко протянула руку. — Спасибо за бой, Михаил.

Симонов увидел её маленькую ручку, совершенно не расстраиваясь из-за проигрыша. Быть может, она и поможет ему, спасёт от муки, томящейся в душе. Хрупкая милая девушка-профессор с прекрасной головой на плечах, превосходной магией и приятным характером. Впервые он посмотрел на неё как именно на возможную подругу. Всякое бывает, верно?

* * *

С округлённых кирпичных стен то и дело стекала вода. Старые грязные канализационные туннели в трущобах Зельграда частично были закрыты из-за невозможности нормально их отремонтировать, давая бесконечный простор для бездомных, крыс и прочих тварей, коим не нужен был дневной свет, а жизнь в недавних реках экскрементов не слишком-то и напрягала. Так проплесневевшие туннели и оказались заброшены местными властями, лишь изредка проверяемые специалистами, дабы ничего просто не рухнуло, ведь никто не хотел, чтобы на них обратили внимание конфедеративные верхушки, верно?

Но сегодня был особенный день. Многие годы канализации никого не интересовали — проблем-то не было, — пока проверяющий специалист внезапно не заявил о неожиданной находке. По его словам, в черте грязных стен скрывался странный проход, переходящий в целый тоннель. Проход, говорил он, был явно не архитектурной задумкой тогдашних строителей инфраструктуры, совершенно нет. Двери железные, тяжёлые, а стены вокруг них исключительно каменной кладки, причём исписанные странными письменами; наверху дверного проёма было изображение: высокий человек в тканевом одеянии, похожем на плащ или очень просторное мужское платье. Лицо же скрывалось под длинным капюшоном, а сам некто с раскинутыми руками глазел на толпу маленьких людей у самых ног. По непонятным рассказам без пяти минут проблемного алкоголика понять наверняка было невозможно, да что там, его коллеги не поверили, но его испуганное взволнованное состояние заставило их проверить лично, пройтись по тому маршруту и наткнуться на бред того специалиста. Никто не вернулся.

Тогда-то рассказы алкоголика выслушали милиционеры местного района, явно не горевшие желанием спускаться в чертоги человеческих отходов. Они всячески отнекивались, придумывали отмазки и искали нестыковки в безумных попытках донести мысль специалистом, даже давя на весьма неприятную биографию рассказчика. Мол, детей заложил, жену избивал, работал через раз, так в чём смысл его слушать, говорили служители закона. Но пропажа людей оставалась пропажей, и через день-другой начальник участка всё же принял решение отправить кого-нибудь полазить по местам не самым туристическим. Ничуть не странно, что туда полезли новички, во главе которого стоял не особо любимый среди сослуживцев лейтенант Городов — из-за его стремления справедливости и честности на службе. В кругах мелочных лентяев и коррупционеров его презирали, но для новичков он казался возможным вариантом выделиться на службе и свалить в какое-нибудь иное место, в более богатые районы, к более компетентным товарищам.

Так небольшой отряд из пяти милиционеров в сопровождении того алкоголика двигался по тёмным сырым туннелям под «приятные» запахи инфраструктуры города. Сдуру их проводник едва не забыл ключи на посте, еле отворив решётчатые двери, но фонарик всё же оставил. Подобное отношение горе-работника раздражало правоохранителей и в частности Городова, также не питавший интерес бродить по таким местам. Тем не менее, они шли, освещая себе путь устаревшими фонариками, отчего самая молодая среди них девушка была вынуждена использовать магию, а именно света: теперь перед ней летал маленький, но яркий сгусток света, заменяющий освещение фонариков с лихвой.

Городов, тридцатипятилетний блондин с вечно уставшим взглядом, подозрительно осматривал стены. Кое-где шли трещины, да немаленькие, плесень, кажется, заполонила каждую поверхность, а вечно капающая с потолка вода настораживала. С учётом искусственно иссохшего центрального углубления смотреть на подобные издержки функционирования было как минимум странно.

— И вы называете эти туннели безопасными? — засомневался лейтенант, водя светом квадратного фонаря по стенам.

— Наш начальник говорит, шо всё хорошо. Моё-то дело отчитаться, а как там решат наверху — дело уже не моё.

— А если обвалится?

— Всё равно тут все старое! Ничего не случится, если тут поломается что-то, я даже рад буду.

— И ты не видел здесь ранее тех дверей? — девушка, новоиспечённая выпускница академии, была недовольной более остальных.

— Вообще никогда! Я тама ходил регулярно, ну, как на смене был, а тут нате! Вместо туннеля стена каменная, а в центре двери, искусные какие!

— Я всё равно считаю это бредом…

— Люди пропали, — напомнил Городов, — нам следует проверить.

— Да херня! — вознегодовал другой полицейский, с видными скулами. — Выбухали водяру, как этот чёрт делает, и легли поспать.

— Они возвращаются всегда вовремя! — возразил рабочий.

— Также, как ты на работу ходишь?

— Гм…

— Будет хорошо, если они просто набухались, — Городов ненадолго остановился на перекрёстке, засмотревшись в темноту ненужного им туннеля. — Не хочу даже предполагать, что здесь их прибили.

— Помните легенду о маньяке? Ну, который в канализации отшивался, — мужчина со скулами просто желал отвлечься от вони вокруг.

— В центральных канализациях? —усмехнулась девушка. — Там и почище, и сложнее система. Скольких там убили?

— Тридцать женщин.

— Это легенда, — Городов не поверил.

— И что? Три десятка девиц пропало так или иначе! Это жопа!

— В таких крупных городах, как Зельград, постоянно пропадают люди.

— Но не тридцать за месяц!

— Мы пришли… — проводник остановился.

Милиционеры смотрели ровно на то, что рассказывал этот алкоголик. Вместо туннеля красовался совершенно инородный проход, закрытый толстыми железными дверями с богатой гравировкой. Каменная кладка, такой проход, надписи тут и там и изображение человека в одеянии, раскинувшего руки перед толпой людей поменьше. Всё в точности, как он и сказал. Неудивительно, что служители закона на миг замолкли, вглядываясь в подобную странность.

— Чё за дичь… — воскликнул милиционер со скулами.

— Глядите! — девушка указала на застывшую лужу крови у самого входа.

Городов шёпотом расставил двух подчинённых подальше, дабы те следили за всей ситуацией, а остальные трое медленно начали подходить к дверям. Только благодаря магии девушки они могли видеть всю необычайность подобного прохода. Куда ведёт и откуда он — неизвестно, зато смотреть на подобные бездушные куски железа, служащие преградой, было до невозможности напрягающе. За ними скрывался кто-то опасный — иначе никак. Проводник остался стоять поодаль от всех, пока лейтенант вместе с остальными двумя неспешно приближались ко входу.

И тут двери затрещали, заныли, открываясь в их сторону. Естественно, милиционеры отошли подальше и вынули свои посохи и магические палочки. Все были готовы ликвидировать кого угодно, кто, возможно, выйдет оттуда. Но двери открылись и также резко замолчали, открывая обзор на непроглядную тьму. У лейтенанта возникало странное ощущение, словно этот проход наоборот, выгонял любопытных милиционеров прочь, показывая предельно опасную темноту внутри. Двери словно говорили: «Дальше только смерть, поверните назад». Капли, падающие с потолка, эхом отдавались по туннелю и по ушам напряжённых донельзя правоохранителей, а некогда покрытые трещины кирпичные стены были куда роднее этого неприветливого прохода.

— Кирирова, — обратился Городов к девушке.

Та поняла без слов, потому запустила шарик света мимо дверей внутрь подземелья. Освещению поддавался только пыльный сухой пол, сильно отличающиеся от влажности в канализации. Медленно двигаясь, комочек света в результате показал милиционерам человека. Чёрные полуразорванные тканевые одеяния, практически развязанный пояс, грязные поношенные ботинки — это первое, что попалось на глаза. Кряхтя, неизвестный неуклюже продвигался к ним, волоча ноги с очевидным усилием. Кожа лица потускнела, губы засохли, а глаза еле-еле светились чем-то жёлтым, выделяя странные зрачки: они были в виде пропорционального креста. Незнакомец медленно вышел из подземелья и измученным взглядом оглядел милиционеров.

— Стой на месте! — крикнул милиционер со скулами. — Назовись!

Тот лишь промычал, под тяжестью головы наклонившись вперёд, а после упав на колени, словно крича от какой-то неописуемой боли. В результате тот милиционер сунул свой складной посох в поясной футляр, а сам быстро подошёл к нему и поймал за плечи.

— Он такой худой… — удивился он, внимательно осматривая беднягу. — Что с тобой сделали?

Тот не мог ответить из-за мучений. Он лишь опустил голову и прижался к правоохранителю, от бессилия привалившись к нему. Городов непонятливо посмотрел в сторону тьмы подземелья, оттого не заметил странность, лишь услышал. Тот измученный человек внезапно кряхтяще посмеялся, а после, когда милиционер со скулами посмотрел на него вновь, без сомнения и с явными весельем воткнул в шею серебряный кинжал. Облизывая губы, недавний бедняга запросто прорезал кинжалом вдоль шеи. Городов заметил хоть и поздно, но быстро ударил атакующего камнем, материализованным заклинанием. Тот отшатнулся в сторону, отпуская раненого милиционера, но, вставая, с желанием продолжения посмотрел на лейтенанта. Испуганный правоохранитель, стоящий дальше всех, снял пистолет с предохранителя и со злостью расстрелял убийцу, кристаллическими сгустками продырявив туловище, руку и в конце попав в голову. Тот, кряхтя, упал на пол, а за ним следом вышло нечто светлое, яркое, отдававшие жёлтыми оттенками. Внезапно этот свет стал каким-то стеклянным, растрескавшись и посыпавшись на пол медленным падением, словно лепестки растения. Городов махнул рукой в испуге, но «осколки» света прошли мимо него, продолжая падение.

В этот момент из темноты подземелья послышались крики, радостные рычания и самодовольные стоны, разбавляемые протяжным психованным смехом. На комочек света Кирировой вышла толпа таких же людей, все в подобных одеяниях, все с измученными лицами, но с весёлым настроем. У некоторых в руках были короткие мечи, у некоторых кинжалы, топоры, канделябры, одиночные подсвечники, молотки и прочее, чем можно избивать и убивать. Милиционеры после приказа Городова начали запускать разные магические снаряды в психов, не имея возможности даже помочь раненому, который уже захлёбывался собственной кровью. А те, смеясь, получали огонь, лёд и камни в свои тела, совершенно не страшась боли. Один из них наклонился, как при поклоне, и, бурча, своим желанием раздвинул кожу и стенки черепа в стороны, как каким-то ртом, только розочкой. Он без помех показал правоохранителям свой мозг, но только для того, чтобы окутать его жёлтым пламенем, который заимел формы сферы. Эта сфера выплеснулась из головы психа и пулей пролетела в одного из милиционеров. От прямого попадания сфера взорвалась, отчего тело жертвы разлетелось по округе, окрасив пол брызгами крови.

Они надвигались, некоторые падали из-за попаданий магией, но столь большое количество радостных психов сдержать было невозможно. Тем временем проводник убежал, а оставшаяся троица быстро оказалась в окружении. Кирирову завалили на пол и сильно ударили камнем по голове, вырубив, а второго милиционера прижали к стене канализации, чтобы толпой начать дырявить брюхо бедняги мечами и кинжалам. Городов же сопротивлялся до последнего, пока некто сзади не ударил молотком по его ноге, прямо по коленной чашечке. Почувствовав ужасающую боль, лейтенант не успел опомниться, как его повалили несколько психов с крестоообразными зрачками. Те со смехом и довольными стонами смотрели на пойманного Городова, лапая того грязными прогнившими руками. Один прижал его щекой к полу, случайно заставив посмотреть, как Кирирову уволокли за ноги в подземелье.

— Ты… наш! — кряхтя, сказал один из психов, который сорганизовал остальных поднять Городова на руки и понести вглубь, куда унесли и девушку. — Наш!

Третьего же лейтенанта закололи, распороли живот и разбросали кишки по полу, попутно начиная издеваться над телом убитого. Они его били, резали, дробили кости, выдавливали глаза… Жестокость была немыслимая, а жалкое сопротивление лейтенанта не имело пользы: он оказался в плену совершенно безбашенных ублюдков, решивших поглумиться над ним напоследок.