Я останусь с тобой (гет)

День, когда Инеж, наконец, решила, что готова отправиться в свое первое плавание, по мнению Каза, настал слишком быстро. Он так привык завтракать в ее обществе (поскольку Инеж поставила себе целью следить за его питанием), проводить с ней вечера: иногда он заходил за ней в гавань, но чаще она приходила в Клепку, чтобы вытащить его из-за стола. Каз каждый раз сопротивлялся, говоря, что у него еще полно работы, но скорее по привычке. Ужинали они тоже вместе (в рамках всё той же цели Инеж), а потом сидели на крыше, либо в его комнате, обсуждая дела, а иногда и что-то личное. Инициатором последнего типа разговоров всегда была Инеж: она рассказывала истории из своего детства, о родителях и многочисленных родственниках, о своих выступлениях.

Изредка Каз тоже делился воспоминаниями. Каждый раз ему приходилось делать над собой усилие. Но Инеж сказала когда-то: без брони, — и он честно старался выполнить это условие.

Иногда они просто молчали, любуясь закатом над крышами Кеттердама или кормя воронов. Лето выдалось жарким, и вечера становились единственным временем, когда можно было свободно дышать. Зато закаты такaя погодa делaлa поистине потрясающими. А если Каз настаивал, что ему надо закончить с документами, Инеж устраивалась на подоконнике и точила ножи. И от одного ее присутствия становилось теплее.

Каз всё больше привыкал прикасаться к ней. Незaтейливaя лaскa уже почти не вызывалa волну отвращения: лишь вначале время от времени, но она быстро проходила, когда он сосредотачивался на тепле бронзовой кожи Инеж, на тепле ее карих глаз, на тепле ее голоса. И холодная вода отступала, позволяя ему даже начать испытывать радость от новых ощущений. На что он считал себя паталогически неспособным еще несколько месяцев назад.

А потом в конце лета Инеж сообщила, что покидает Кеттердам.

— Шпект говорит, я готова, — сообщила она однажды вечером, сидя на подоконнике в его комнате. — И мне не терпится испробовать на практике, чему я научилась.

Ее глаза сияли как звезды, а на губах играла счастливая улыбка. Каз отвел взгляд и кивнул, смиряясь с тем, что настал момент, которого он боялся. Однако ни за что на свете он не стал бы ее удерживать, не стал бы пытаться лишить ее мечты, запереть в клетку.

— Но я буду скучать по тебе, — вдруг добавила Инеж.

Каз вскинул голову, чтобы посмотреть на нее. Теперь ее улыбка стала грустной.

— Это значит, что ты вернешься? — осторожно спросил он.

Инеж удивленно моргнула:

— А ты сомневался?

Каз пожал плечами. Не то чтобы сомневался — скорее боялся. Поскольку в глубине души всё еще жило убеждение, что такое чудовище, как он, нельзя любить; что Инеж поймет рано или поздно, что заслуживает гораздо большего.

Несколько мгновений она молча смотрела на него — с недоверчивым удивлением, — а потом спрыгнула с подоконника и подошла к столу, чтобы встать между ним и Казом. Осторожно взяв его лицо в ладони, Инеж слегка наклонилась (даже стоя она была ненамного выше него сидящего), так что их лбы почти соприкоснулись.

— Каз, я ведь говорила, что люблю тебя, — тихо произнесла она. — Что бы ни случилось, я всегда вернусь к тебе. Никогда не сомневайся в этом.

Каз сглотнул. Напряженная искренность ее слов проникала до глубины души, прогоняя страхи, как тепло ее ладоней на его лице прогоняло призраки прошлого.

— Что бы ни случилось, я всегда буду ждать тебя, — с той же искренностью произнес он.

Инеж улыбнулась и отстранилась, и в груди вспыхнуло разочарование, что она не попыталась его поцеловать. Позже, пообещал себе Каз, когда она вернется, они обязательно попробуют и это.

* * *

Ночь перед отплытием Инеж почти не спала от волнения. Страх и нетерпеливое предвкушение безумной смесью кипели в крови, прогоняя сон. В итоге она вскочила ни свет ни заря и выбралась на крышу в надежде успокоить нервы. Отчасти помогло. Так что на завтрак Инеж спустилась уже в более-менее уравновешенном состоянии. Хотя бы с виду.

Джеспер с Уайленом, конечно, пошли проводить ее в Пятую гавань.

Каза нигде не было видно, и Инеж попыталась подавить разочарование. Наверняка он придет — просто еще слишком рано: она все-таки поторопилась. Однако противный червячок сомнения никак не хотел умирать. А вдруг он в итоге решил, что оно того не стоит, что в привычной ему броне будет спокойнее и безопаснее?

Если ребята что-то и заметили в выражении ее лица, виду они не подали. Как ни в чем не бывало принялись обнимать ее и желать счастливой охоты.

— Надеюсь, мы скоро услышим о тебе — гроза морей, Инеж Гафа! — с широкой улыбкой заявил Джеспер.

Инеж невольно засмеялась:

— Всенепременно.

И тут она услышала знакомый стук трости. Даже сквозь портовый гвалт она различила это негромкое постукивание, которое не спутала бы ни с чем. На лице сама по себе расплылась счастливая улыбка, и Инеж повернулась на звук.

Каз выглядел как всегда великолепно и зловеще. И сердце сжалось в предчувствии, как она будет скучать по нему. Впечатление немного сбивала только маленькая корзинка с крышкой в его руке. Стоп. Корзинка? Инеж озадаченно посмотрела на нее, а потом вопросительно — на Каза. Его губы едва заметно дрогнули, а в глазах сверкнуло и тут же пропало веселье и предвкушение. Всё интереснее и интереснее.

Джеспер с Уайленом, поздоровавшись с Казом, дружно отошли в сторону, давая им пространство. Инеж молчаливо поблагодарила их взглядом за понимание. На что Джеспер за спиной Каза показал ей два больших пальца. И хотя Каз физически не мог его видеть, он явно знал, что происходит сзади, судя по тому, как раздраженно нахмурился. Инеж прыснула, но мысль о том, как ей будет этого не хватать, прогнала веселье.

Остановившись рядом с ней, Каз протянул ей корзинку со словами:

— Это тебе на корабль.

Инеж тут же с любопытством заглянула внутрь и обнаружила небольшую черную кошечку, которая уставилась на нее яркими зелеными глазами. Тем временем Каз продолжал:

— На кораблях часто заводятся крысы. Она будет их ловить.

Инеж поморгала, чувствуя, как поднимаются непрошенные слезы. Он вечно делал ей подарки с таким видом, будто это не стоит и упоминания.

— Спасибо, — прошептала она.

А потом, поставив корзинку на землю, порывисто обняла его. Каз застыл и напрягся, и Инеж тут же обругала себя: не стоило так бросаться на него, следовало действовать осторожнее. Хотя они уже привыкли и прикасаться друг к другу, и обниматься, такие резкие порывы, которые заставали его врасплох, всё еще пугали его. Но Каз уже взял себя в руки и в свою очередь обнял ее, прижимая к себе, зарывшись лицом в ее волосы. Инеж вздохнула и позволила себе несколько мгновений просто наслаждаться их близостью, не думая ни о чем.

Ей понадобилось немалое усилие воли, чтобы в конце концов отстраниться и отступить назад, разрывая объятие.

— Удачи, — тихо произнес Каз, стиснув голову ворона на трости.

Инеж кивнула. Вдруг безумно захотелось поцеловать его, но она побоялась, не желая портить такой момент, если вдруг что-то пойдет не так. Судя по тому, как взгляд Каза опустился на ее губы, его посещали схожие мысли. Инеж улыбнулась и подняла корзинку с кошкой.

— Спасибо, — повторила она — на этот раз на пожелание удачи. — Постарайся не ввязаться в неприятности, пока меня не будет, а главное — останься в живых.

Каз усмехнулся и кивнул.

— Пока, ребята, — Инеж в последний раз махнула Джесперу и Уайлену и, развернувшись, быстро поднялась на борт к поджидавшему ее Шпекту.

— Шпект! — вдруг позвал Каз, и Инеж удивленно обернулась. — Головой за нее отвечаешь.

— Каз! — возмутилась Инеж, но он и бровью не повел, продолжая пристально смотреть на ее старшего помощника.

Однако тот нисколько не смутился скрытой угрозы и серьезно ответил:

— Конечно, босс.

Хотя Шпект уже не работал на Каза, он по-прежнему временами называл его так. Каз явно был удовлетворен ответом. Инеж только глаза закатила. Ей не очень нравилось, что он приставляет к ней охрану, как к маленькой, но если ему так будет спокойнее… Что ж, она может с этим смириться. В конце концов, она тоже не отказалась бы, чтобы кто-нибудь охранял его, пока ее не будет. Прикрывать спину друг другу давно стало неистребимой привычкой.

— Отчаливаем, капитан? — спросил Шпект.

Инеж улыбнулась и кивнула. Пора.

* * *

Инеж безумно не хватало рядом каждый день. И Каз старался заглушить тоску работой. Благо ее было непочатый край. Очистить город от гнили, уничтожить таких как Пекка Роллинс и Танте Хелен… Лишь такой идеалистке как Инеж могла прийти в голову настолько фантастичная цель. Но, к собственному удивлению, Каз обнаружил, что ему нравится ее крестовый поход. И пока она охотилась на работорговцев на море, он взялся за их сообщников на суше. Ну и не только сообщников. И начал с Грошовых Львов — тех, что еще остались в городе после бегства Пекки. Каз собирался полностью разрушить его империю и на ее руинах построить собственную.

Грошовые Львы, конечно же, сопротивлялись и не желали сдаваться без боя. В стычках с ними Каз заработал несколько новых шрамов (Инеж ругалась бы на него за неосторожность), но Отбросы были сейчас сильнее, да и Львам не хватало сильного лидера. Так что завоевание территории шло вполне успешно.

Зато, пока они выясняли отношения, другие банды решили воспользоваться тем, что они заняты друг другом, и начать откровенный разбой в порту. Пятую гавань они все-таки опасались трогать, а вот в остальные невозможно стало привести корабль без серьезных потерь. Купцы схватились за головы и… обратились за помощью к Казу. Они готовы были платить огромные деньги, лишь бы их суда были зaстрaховaны от грабежа.

Началось это благодаря Уайлену. Его коллеги по Торговому совету быстро заметили, что его корабли никто не трогает и он получает свой груз в целости и сохранности. И конечно же заинтересовались столь занимательным фактом. Уайлен в ответ намекнул, кому обязан таким спокойствием. Правда, не стал упоминать, что его товар Отбросы охраняют бесплатно.

Между делом Каз занимался новым зданием для Клепки. Старое и прежде-то было тесным и неуютным, а сейчас банда выросла и стало совсем сложно поместиться. Он мог позволить себе предоставить своим людям нормальное жилье, так что купил поблизости гораздо более просторный дом и приводил его в пристойный вид.

В общем, свободного времени не оставалось от слова совсем. И всё же мысли об Инеж никогда не покидали его, оставаясь на краю сознания, чем бы Каз ни занимался. Он даже писал ей письма, но ни одно не отправил, опасаясь, что они могут быть перехвачены. Тaк появилась идея выучить сулийский. А на случай, если кто-то из их врагов все-таки знает этот язык, разработать шифр. Когда Инеж вернется надо будет обсудить с ней этот вопрос. Потому что оставаться столько времени без единой весточки от нее — выше его сил.

Каз вздохнул и откинулся на спинку кресла, потерев уставшие глаза. Кто бы знал, что учить иностранный язык так сложно. А ведь надо еще просмотреть цифры по «Клубу ворона». И другим клубам — его империя неуклонно расширялась. Пожалуй, с сулийским на сегодня пора заканчивать. Каз подвинул к себе стопку документов, но не успел прочитать и строчки. В дверь пару раз стукнули, и, не дожидаясь ответа, вошел Джеспер.

Каз пронзил его раздраженным взглядом, но не стал комментировать его манеру вламываться в кабинет без разрешения. Во-первых, с Джеспера — всё как с гуся вода. А во-вторых, втайне Каз был рад отвлечению. Не обращая внимания на его показное неудовольствие, Джеспер плюхнулся в кресло напротив стола и вытянул длинные ноги. В его глазах плясали бесенята. Каз насторожился.

— Слышал новость? — весело спросил Джеспер. — Тайный архив ограбили.

Каз хмыкнул:

— Поздновато же они спохватились.

Джеспер чуть ли не подпрыгнул с торжествующим кличем:

— Я знал! Знал, что ты в этом замешан!

— Понятия не имею, о чем ты, — пожал плечами Каз.

Увы, Джеспер слишком хорошо его знал и проигнорировал это высказывание.

— Скажешь хоть, зачем тебе это понадобилось? — его явно раздирало любопытство.

— Нет, — невозмутимо ответил Каз.

Это дело касалось только его и Инеж, и он не собирался никому о нем рассказывать — даже Джесперу. Тот тяжело вздохнул и состроил выражение мировой скорби на лице.

— Так и знал, что ты так скажешь.

— Если знал, то зачем пришел? — приподнял бровь Каз.

— Надежда умирает последней, — патетично заявил Джеспер.

Каз пытался остаться невозмутимым, но губы предательски дрогнули в сдерживаемой улыбке. Джеспер довольно ухмыльнулся, а потом слегка нахмурился, присмотревшись к нему.

— Когда ты ел в последний раз?

Каз пожал плечами — он сам уже не помнил, и его это не слишком волновало. Джеспер вскочил и заявил непререкаемым тоном:

— Значит так. Ты сейчас откладываешь все свои бумаги и идешь к нам ужинать. Я не хочу потом объясняться с Инеж насчет того, как ты дошел до жизни такой.

Каз поворчал, что у него полно работы и некогда гулять туда-сюда до особняка Ван Эков, но скорее для вида. Прекрасно это поняв, Джеспер не обратил на его ворчание ни малейшего внимания.

* * *

Поначалу Инеж страшно боялась по неопытности сделать что-нибудь не так. Но Шпект был прекрасным помощником: подсказывал, когда нужно, и уверенно поддерживал ее авторитет перед командой. Они без сомнений приняли ее как капитана.

Кошку, подаренную Казом, все обожали и нещадно баловали. Инеж назвала ее Ночь, и свою полезность она доказала в первую же неделю плавания, придушив крупную крысу и демонстративно положив ее на палубе. Милостиво принимая знаки внимания команды, хозяйкой Ночь признавала только Инеж и спала всегда в ее каюте — прямо на подушке.

Вскоре, почувствовав себя увереннее, Инеж уже наслаждалась своим первым плаванием. Она любила море — его бескрайнюю ширь и ощущение свободы.

Они шли по заранее известному курсу — еще в Кеттердаме Инеж с Казом выяснили, куда направляется потенциальная цель, — и вышли на корабль работорговцев недалеко от вод Равки.

На их стороне был эффект неожиданности — работорговцы не ожидали, что найдется кто-то столь дерзкий, чтобы атаковать их. Тем не менее сопротивлялись они отчаянно. Морское сражение все-таки отличалось от драк на земле, и, вполне вероятно, Инеж могла заработать серьезное ранение, если бы не Шпект. Он добросовестно выполнял поручение Каза и защищал ее. Инеж сама не знала, благодарна она или зла на такую опеку. Наверное, немножко и того, и другого.

В целом первое сражение вышло гораздо успешнее, чем она в тайне боялась. Шпект по-прежнему был бесценным помощником, а команда действовала слаженно и четко. Так что вскоре оставшихся в живых работорговцев скрутили, и Инеж спустилась в трюм, чтобы освободить пленников.

Сбившиеся в кучу дети смотрели на нее расширившимися глазами, в которых плескался страх. К горлу подступили слезы, которые Инеж подавила только громадным усилием воли. Она словно вернулась в прошлое, когда такая же испуганная и растерянная сидела в трюме корабля, увозившего ее в неизвестность прочь от дома. Но в отличие от нее, этим детям не придется переживать ужас публичных домов или рабского труда. И это воодушевляло, дарило уверенность, что она делает нечто стоящее.

— Всё хорошо, — попыталась успокоить их Инеж. — Теперь вы в безопасности.

Они не очень-то ей и поверили, что неудивительно.

— Капитан? — заглянул в трюм боцман Ильрик. — Что делаем с выжившими пиратами?

Инеж встряхнулась и отложила в сторону эмоции — сначала дело.

— В цепи их — отвезем в Равку и отдадим под суд. Детей освободите и переведите в каюты. Часть команды пусть перейдет на этот корабль — вести его: на «Призраке» все пленные и спасенные не поместятся.

— Есть, капитан! — Ильрик отсалютовал ей и помчался исполнять приказ.

Инеж вернулась на палубу, чтобы контролировать процесс, и задумалась, что делать с захваченным кораблем. Первым ее порывом было взорвать его. Но она отмела этот порыв: такое хорошее судно можно продать за немалые деньги. Инеж усмехнулась, поймав себя на мысли, что рассуждает прямо как Каз.

Глядя на то, как растерянно озирающихся детей провожают в каюты, Инеж подумала, что надо будет поговорить с ними — выяснить, откуда они, чтобы вернуть в семьи. Но немного позже: когда она соберется с духом и сможет держать под контролем эмоции.

Когда в Равке узнали, с чем прибыл «Призрак», их приветствовали как героев. Так что Инеж со спокойной душой отдала работорговцев в руки правосудия и занялась детьми. Огромное количество времени ушло на то, чтобы разыскать семьи каждого. Но каким же счастьем было видеть, как загораются их глаза при виде родителей, как на лицах родителей вспыхивает восторг, как они смеются и плачут, обнимая друг друга.

— Да благословят вас Святые! — пожалуй, еще ни разу в жизни Инеж не слышала эту фразу так часто, как сейчас — и произнесенную с таким чувством.

Когда с делами было покончено, Инеж отпустила команду отдыхать и отправилась навестить родителей, как и обещала им. И только в этот момент по-настоящему ощутила, как безумно соскучилась по Казу. Раньше постоянно были какие-то дела, заботы, волнения, которые отвлекали ее. Не то чтобы она не скучала совсем, но мысли о нем оставались где-то на краю сознания. А теперь обрушились на нее со всей силой.

А он скучает по мне?

Пожалуй, если бы не обещание родителям и собственное горячее желание повидаться с ними, Инеж немедленно сорвалась бы обратно в Кеттердам. И она послала Казу короткое письмо:

«Охота прошла успешно. Скоро возвращаюсь».

Никаких подробностей и личных обращений на случай, если письмо перехватят.

Встреча с родными вызвала у Инеж двойственные чувства. Она, конечно, была безумно рада всех видеть — особенно родителей. И было приятно погрузиться в атмосферу своего детства, когда Инеж уже почти потеряла надежду на то, что это вообще возможно. Вспомнить, каково это: встать рано утром, выбраться из фургона, чтобы сбегать на речку умыться; тренироваться с родителями на проволоке, болтать с двоюродными братьями и сестрами, помогать тетушкам на кухне.

И всё же полностью раствориться в такой знакомой атмосфере Инеж уже не могла. И дело даже не в том, как все сочувствовали и охали над ней. А в том, что Инеж больше не была той девочкой, которую они помнили, а они не хотели видеть в ней кого-то другого. Кого-то более опасного, более жесткого… и сломанного.

— Ты больше не чувствуешь себя здесь дома, — печально заметила мама однажды вечером, когда они сидели вдвоем на крыльце фургона, вдыхая холодный осенний воздух.

В Кеттердаме в это время года бывало еще довольно тепло, но в Равке уже подмораживало, и они кутались в теплые накидки.

Мама всегда понимала ее лучше всех. Инеж вздохнула и кивнула:

— Не чувствую.

Мама обняла ее за плечи, притянув к себе, и Инеж положила голову ей на плечо, как когда-то в детстве.

— Я предполагала, что так будет. Ты слишком многое пережила, чтобы влиться в прежнюю жизнь.

Инеж горько улыбнулась.

— Спасибо за понимание, мама, — и после короткой паузы добавила: — Не думай: я очень рада повидаться с вами и вернусь сновa, кaк только будет возможность.

— Но твой дом теперь в другом месте, и ты скучаешь по нему.

— Очень, — согласилась Инеж.

— Уверена, он тоже по тебе скучает, — в мамином голосе послышалась задорная нотка, и Инеж подняла голову посмотреть на нее.

Мама лукаво улыбалась, хотя в глубине ее глаз можно было разглядеть грусть.

— Обещай, что, когда вы решите пожениться, вы приедете провести свадьбу по сулийскому обряду, — сказала она.

Инеж даже рот приоткрыла от изумления. О свадьбе она еще даже не задумывалась — куда им, когда они едва научились прикасаться друг к другу без дрожи. Но мама, похоже, нисколько не сомневалась, что этот день когда-нибудь настанет. И ее уверенность была заразительна.

— Обещаю.

* * *

Когда пришло письмо от Инеж с обещанием скорого возвращения, Каз установил дежурства в порту, чтобы ему сообщили, как только «Призрак» покaжется нa горизонте. От перспективы скорой встречи тоска по ней вспыхнула с новой силой, и даже работа уже не помогала отвлечься. Но прошли еще две недели, прежде чем Инеж вернулась.

Ранним утром, когда солнце едва встало и даже Каз только недавно проснулся и спустился на кухню выпить кофе, из порта примчался мальчишка-посыльный. Он влетел на кухню и, резко затормозив, согнулся пополам, уперевшись руками в колени, пытаясь отдышаться. Немного восстановив дыхание, он выпрямился и отрапортовал:

— «Призрак» нa горизонте, сэр.

Сердце подпрыгнуло в груди, но внешне Каз остался абсолютно спокоен. Только кивнул, давая понять, что принял информацию к сведению и отпустил посыльного:

— Можешь идти отдыхать, Мэт.

Тот просиял довольной улыбкой:

— Спасибо, сэр!

И тут же исчез — как ветром сдуло. Каз же, отставив недопитый кофе, поспешил в Пятую гавань.

Когда он добрался до нее, «Призрак» приблизился достаточно, чтобы узнать его без подзорной трубы, но недостаточно, чтобы разглядеть людей на борту. Сняв перчатки и убрав их в карман, Каз обеими руками оперся о трость и замер, не отрывая взгляда от приближающегося корабля.

Инеж была первой, кого он увидел на борту. Она стояла на носу и смотрела вперед — похоже, в таком же нетерпении увидеть Каза, как он — ее. И даже на расстоянии он разглядел сияющую улыбку, которая озарила ее лицо, как только она заметила его. Губы сами по себе растянулись в ответной улыбке.

Как только корабль пришвартовался и спустили трап, Инеж сбежала по нему, остановившись в двух шагах от Каза.

— Здравствуй, Каз.

Никогда еще она не казалась ему такой красивой, как в этот момент: с растрепавшимися от ветра волосами, сияющими глазами и радостной улыбкой. Она буквально светилась. Определенно это стоило всех месяцев ожидания.

— Добро пожаловать домой, Инеж, — Каз протянул ей руку, и она осторожно взяла его ладонь и сжала ее.

В глубине души он опасался, что придется привыкать к прикосновениям заново, и внутренне сжался, готовясь к тому, что знакомое отвращение и ужас заполнят сознание. Но ничего не произошло. Ладонь Инеж по-прежнему чувствовалась тaк как нaдо: теплая, живая, с бьющимся под его пальцами пульсом, — не как мерзкий труп.

Он облегченно выдохнул и легонько потянул ее на себя. Не принуждая, а предлагая. Как всегда, поняв его без слов, Инеж шагнула вперед и обняла его, прижавшись щекой к груди. В свою очередь обняв ее одной рукой, Каз прижался губами к черноволосой макушке, вдыхая соленый запах моря и ветра. Наконец-то она снова рядом.