Реквием по мечте (гет)

«There is nothing heavier than compassion.Not even one’s own pain weighs so heavy as the pain one feels for someone,for someone, pain intensified by the imagination and prolonged by a hundred echoes»*— Milan Kundera

Первый месяц нового семестра промчался вихрем.

Гермиона относительно легко вписалась в строгий преподавательский график, несмотря на то, что ни на что другое, кроме уроков времени почти не оставалось. Еда занимала последнее место в списке ее приоритетов, и ей постоянно приходилось напоминать себе о том, что она не окажет своим ученикам большой услуги, если умрет от голода. Гермиона сильно удивилась, когда одним ветреным сентябрьским утром Кобик влетел в Большой зал с письмом и посылкой от Гарри, который поздравлял ее с днем рождения.

Открыв посылку, она обнаружила потрясающее серебряное ожерелье, к выбору которого, Гермиона была в этом абсолютно уверена, приложила руку Джинни. Гарри, несмотря на его теплые чувства по отношению к ней, никогда не был наделен талантом подбирать подходящие подарки, — хотя однажды он очень ее рассмешил, подарив книгу под названием «Почему быть магглорожденным лучше».

Гермиона моргнула, все еще глядя на мерцающее ожерелье. Если бы не письмо и подарок от Гарри, она была уверена, что и не вспомнила про день своего рождения.

Как быстро летит время.

Испытывая стресс и беспокойство по поводу внедрения новых учебников в программу обучения, Гермиона почти и думать забыла о Северусе Снейпе со времени их неловкой беседы месяц назад. Когда ей все же удавалось увидеть его во время общих трапез (а это, безусловно, были редкие случаи, так как Грейнджер обычно забегала в последний момент что-нибудь перехватить, прежде чем домовики все уберут), он демонстративно ее игнорировал или спешил покинуть Большой зал, чинно взмахнув напоследок своей черной мантией.

Вот и сейчас Гермиона сидела в своих личных покоях и, теребя новую безделушку, вновь мысленно вернулась к тому памятному августовскому вечеру. Что, если Снейп действительно прочитал ее мысли в тот день? Она чтила и уважала его личную жизнь и не позволяла себе задавать вопросов, которые безумно хотелось задать. Но что, если он знает, о чем она тогда подумала? Должно быть, теперь он чувствует ужасную неловкость в моменты их редких встреч, поэтому старается даже не смотреть в ее сторону, не говоря уже о том, чтобы с ней заговорить. На какое-то время Гермиона засмотрелась, как яркие солнечные лучи отражаются от ожерелья, а потом снова вернулась к своим мыслям. С другой стороны, хватит и пальцев одной руки, чтобы пересчитать количество разговоров, которые у них когда-либо были.

Возможно, все дело было совсем не в этом.

Гермиона осторожно положила ожерелье обратно в коробку и нахмурилась. Снейп, несмотря на все свои недостатки, казался совершенно искренним, когда разговаривал с ней в кабинете МакГонагалл. Его темные глаза смотрели на нее так пристально и так искренне, что в тот момент она забывала, как дышать.

Но он никогда не вторгался в ее разум.

Он не мог этого сделать.

Человек, чьи сердце и душа подверглись такому пристальному вниманию со стороны общественности, что было сродни изучению вплоть до препарирования, не стал бы подвергать кого-либо другого этому же, пытаясь обнажить его душу. Несмотря на то, что внешне Северус оставался все таким же неприятным, он доказал, что способен творить добро.

Посмотрев в высокое арочное окно, выполненное в готическом стиле, примыкающее к ее столу, Гермиона прищурилась от яркого света. Сможет ли она когда-нибудь достучаться до него? Она страстно желала разрушить те каменные барьеры, которые стали постоянными спутниками Северуса Снейпа, — хотя бы для того, чтобы просто поговорить с ним, задать все те вопросы, что все это время не давали ей покоя, не получив при этом один из его язвительных комментариев в ответ. Но она не была уверена, что он позволит ей увидеть его разбитую душу и хрупкое сердце.

Сделав глубокий вдох, Гермиона взяла перо и принялась неспешно писать ответ Гарри безупречным почерком. В тишине комнаты отчетливо слышался скрип ее пера, и Кобик в предвкушении нетерпеливо заулюлюкал.

Гарри,

Большое спасибо тебе за подарок ко дню рождения. Он невероятно красивый. У меня сложилось впечатление, что его выбирала Джинни, поэтому, пожалуйста, скажи ей, что он великолепен. У меня все замечательно. Я занята сверх нормы, но все отлично. Мне кажется, что Хагрид думает, будто я на него злюсь, потому что с начала нового семестра я еще ни разу не заходила в его хижину. Он звал меня посмотреть на новорожденного единорога, так что я постараюсь сходить к нему в эти выходные. Все лучше, чем смотреть на взрывных соплохвостов. Есть какие-нибудь новости на счет семейства Малфоев? И прежде чем ты рассердишься из-за того, что я упомянула об этом в письме, я заколдовала его так, что только ты сможешь его прочитать — так что расслабься. Замечательно, правда? Это довольно сложное заклинание, но удивительно полезное. Надеюсь, все будет хорошо. Как продвигается подготовка к свадьбе?

С любовью, Гермиона.

Она аккуратно сложила пергамент, с предельной точностью отметив все изгибы, и подошла к Кобику, который с довольным видом примостился на спинке ее любимого кресла.

— Я же говорила тебе не садиться на это кресло, — строго сказала Гермиона, но тем не менее погладила его по голове и дала ему угощение. — Передавай Гарри от меня привет. Как только ты отдохнешь и почувствуешь, что можешь лететь обратно, поспеши вернуться с ответом.

Кобик весело ухнул и игриво клюнул девушку в палец, когда она привязывала письмо к его лапке. Он послушно перепрыгнул к ней на предплечье. Гермиона подошла к окну и открыла задвижку.

— Скоро увидимся, — ласково сказала она, видя, как прохладный ветерок взъерошил перья ее птицы.

Кобик встрепенулся и полетел вдаль. А Грейнджер еще долго смотрела ему вслед, пока он не превратился в черную точку на фоне яркого горизонта. Порывы прохладного осеннего ветра трепали ее непослушные волосы, и мысли девушки снова вернулись к Северусу Снейпу.

* * *

Гермиона вела сдвоенный урок по чарам у пятого курса факультетов Слизерина и Гриффиндора. Стоя у своего стола, она просматривала указатель Азбуки заклинаний. Ее волосы выбились из некогда тугого пучка. Легким касанием она водила пальцем по странице, тихо бормоча что-то себе под нос, в поисках нужной ей записи. Мгновение спустя она покачала головой и взглянула на молодого волшебника слизеринца.

— Нет, — извиняющимся тоном сообщила профессор Грейнджер, заправляя за ухо прядь выбившихся волос, — здесь тоже нет. Я думаю, что то, что вас интересует в отношении Секретов наитемнейших искусств, лучше было бы обсудить с профессором Снейпом, мистер Найт. Безусловно, он более опытный специалист в этой области, чем я. Уверена, что как декан вашего факультета он будет рад помочь вам с любыми дальнейшими вопросами.

Коннор Найт посмотрел на профессора Грейнджер с непроницаемым выражением лица. Хотя со времен войны многое изменилось в отношении соперничества Гриффиндора и Слизерина, враждебность все еще не была редкостью. Но неприятных инцидентов со слизеринцами на уроках было не так много, что Гермиона, конечно же, считала хорошим знаком.

После минутного молчания Коннор кивнул:

— Я обязательно спрошу у него.

— Хорошо, — улыбнувшись, ответила мисс Грейнджер, возвращая книгу на стол. — Студенты могут быть свободны. Пожалуйста, не забудьте прочитать пятый и шестой параграфы в Кратком руководстве по стандартным заклятьям и их контрдействиям, а также параграф четыре в Заклинаниях самообороны. Мы подробно рассмотрим эти заклинания в понедельник, — предупредила она, в то время, как студенты уже во всю собирали свои вещи. — Хороших выходных!

Класс наполнили звуки отодвигаемых по каменному полу стульев и возбужденные возгласы студентов. Гермиона как раз возвращалась к своему столу, когда один из них окликнул ее.

— Подождите! Профессор Грейнджер! А когда вы расскажете о заклинании Патронуса?

Гермиона подняла глаза и увидела перед собой Сару Оуэнс, скромную, но умную гриффиндорку, которая смотрела на нее в ожидании ответа. Она снова привычным жестом заправила за ухо выбившуюся прядь волос.

— Чары патронуса относятся к уровню Ж.А.Б.А. Как правило, теория применяется только…

— Но я слышала, что Гарри Поттер мог вызывать Патронуса уже на третьем курсе.

В кабинете воцарилась благоговейная тишина, как и всегда, когда упоминался знаменитый Гарри Поттер, известный также как лучший друг профессора Грейнджер.

— Да, — тихо сказала Гермиона. — Да, это правда. Он овладел чарами Патронуса уже на третьем курсе.

— Значит, вы сможете научить нас? — не унималась Сара. — Мы уже на два курса старше.

Студенты, которые, казалось, до этого с нетерпением ждали выходных, тесно столпились вокруг преподавательского стола.

— Я думаю, что с вашим уровнем С.О.В. лучше сосредоточиться на…

— Пожалуйста, профессор, — сказал Квинтон Ганнер со Слизерина.

Гермиона окинула взглядом толпу студентов, собравшихся у ее стола, и мысленно усмехнулась.

— Если все вы сможете ответить в понедельник на мои вопросы, касающиеся заданных параграфов, то тогда мы поговорим об этом, — мягко сказала она.

— Спасибо, профессор Грейнджер!

— Да, это здорово!

Мисс Грейнджер улыбнулась и поднялась из-за стола, перекинув сумку через правую руку.

— Я сказала, что мы поговорим. Всем удачи с домашним заданием. Мистер Паркес? Выбросьте этот мусор и избавьте себя от лишних домыслов, — строго сказала она, указав на экземпляр Ежедневного пророка с угрюмой фотографией Северуса Снейпа, украшавшей первую страницу, который он держал под мышкой.

— Да, профессор.

Гермиона одобрительно кивнула и направилась вслед за остальными учениками. Быстрым шагом она прошла через весь замок, поздоровавшись с несколькими студентами, в сторону главного входа и вышла в ветреный полдень. Ее преподавательская мантия неистово развевалась позади нее, когда девушка пересекала территорию школы. Она и не заметила, как пара темных глаз проводила ее внимательным взглядом.

Осень была уже в самом разгаре. Глубокие и яркие оттенки зеленого теперь сменились на красные и желтые, создавая золотую палитру на всей территории, ведущей к Запретному лесу. Гермионе даже не пришлось стучать в хижину Хагрида. Он сам вышел ей навстречу в компании Клыка, обрадовавшись ее визиту.

— Привет, Гермиона! Я знал, что ты придешь! Просто знал это! Клык тоже очень рад тебя видеть! — радостно пробасил Хагрид, сбежав по ступенькам, и сильно похлопал ее по спине. — Я знаю, что у тебя много дел, но я хотел, чтобы ты пришла посмотреть на маленького единорога. Обычно они выходят из своих укрытий, если учуют молодую деву, понимаешь?

— Молодую деву? — эхом повторила Грейнджер, изо всех сил стараясь не рассмеяться, почесывая Клыка за ухом.

Она последовала за лесничим в сторону Леса:

— С каких это пор меня можно считать молодой девой, Хагрид?

Он рассмеялся, словно какой-то остроумной шутке, и повел их в чащу Запретного леса. Казалось, ветер усилился, и Гермиона плотнее закуталась в мантию, пытаясь не обращать внимание на дрожь в ногах. В тот момент, когда холодок прошел сверху вниз по ее позвоночнику, ведьма почувствовала резкую боль, пронзившую ее спину, и шумно выдохнула.

О, Мерлин.

Пожалуйста… что угодно, только не это.

Последствия проклятья Круциатус были чем-то совершенно чуждым большинству целителей. Во-первых, и, конечно, к счастью, в мире было не так много ведьм или волшебников, которые имели несчастное удовольствие пережить нечто столь травмирующее. А во-вторых, о рецидивах практически никто не слышал. Конечно, продолжительность и мастерство заклинателя сильно повлияли на ее теперешнее состояние, но до сих пор ни один целитель не смог объяснить Гермионе, почему у нее периодически случались рецидивы.

— Как долго вы находились под действием проклятья? — спросил ее как-то один целитель.

Это был самый идиотский вопрос, по мнению самой Грейнджер.

Ей это показалось вечностью — возможно, за это время можно было прожить целых две жизни. Она сама так и не смогла определить точное время, хотя позже Гарри сказал ей, что прошло где-то около часа.

— Около часа? — удивленно переспросил тот же целитель. — Ну, что ж, не удивительно, что вы страдаете от этих болезненных приступов. Это ведь неслыханно! Бедняжка!

Целители предполагали, что рецидив может вызвать что угодно. Это может быть стресс, холод, усталость или недостаток сна. Как бы то ни было, их туманные догадки и объяснения ни в малейшей степени не помогли Гермионе. Но тем не менее, прошло уже больше года с тех пор, как она в последний раз испытывала подобное.

Ну, почему именно сейчас?

Стресс? Тут она, конечно, может поставить галочку. Холод? Естественно, ведь сезон меняется. Недостаток сна? Вполне возможно, что вчера ей удалось уснуть только в районе четырех утра…

Пока все было не так плохо. Просто кратковременные спазмы, которые безжалостно сотрясали ее тело с периодическими интервалами, как волна, накатывающая на берег пляжа. Гермиона мысленно произнесла молитву, чтобы ей удалось вернуться в замок до того, как ее состояние заметно ухудшится.

— Гермиона, ты идешь? — спросил Хагрид, обогнавший ее на несколько шагов. Клык, который, казалось, почувствовал ее беспокойство, остановился рядом с ней. Собравшись с силами, она медленно направилась к молодым деревцам, что росли у кромки Запретного леса.

— Да, Хагрид! — крикнула в ответ Грейнджер, подавляя дрожь во всем теле. — Я прямо за тобой!

Несколько мгновений Гермиона пробиралась вперед сквозь пожелтевшую листву деревьев маленькими неуверенными шажками на одеревеневших ногах, пока чуть не врезалась прямо в спину Хагрида.

— Ой, — сокрушенно сказала она, — прости, Хагрид.

— Ничего страшного, Гермиона, — весело ответил он и, сделав два гигантских шага вперед, поднял что-то, похожее на небольшую заросль веток. Гермиона прищурилась, заглядывая в затененную область, и схватилась за бок, как вдруг увидела, что на нее смотрят два больших черных глаза, удивленно моргая.

— Разве он не прекрасен? — спросил Хагрид, просияв при виде маленького единорога. — Я назвал его Тором. Мне кажется, ему подходит имя Тор.

— Тор? — Грейнджер хмыкнула, но тут же пожалела об этом. Снова схватившись за бок, она посмотрела на величественное создание с благоговением и любопытством. Сказать по правде, имя Тор было ужасным. Но, казалось, для Хагрида оно было идеальным, учитывая его прошлый выбор имен для своих питомцев. Гермиона подумала, что со временем это имя вырастет вместе с молодым жеребенком.

— Я хотел познакомить вас друг с другом, понимаешь? О, ты ему нравишься, Гермиона! Смотри!

Молодой жеребенок поднялся на ноги и осторожно шагнул к ней. Его ноги казались слишком длинными по сравнению с его маленьким телом. В центре лба была небольшая шишка, из которой однажды вырастет сверкающий рог. Медленно Гермиона вытянула вперед одну руку, и крошечная мордочка жеребенка уткнулась в ее ладонь и довольно радостно принялась ее обнюхивать.

— Я же тебе говорил! Единороги всегда выходят к молодым девам. Всегда! — проговорил Хагрид, наблюдая за этой сценой с видом гордого отца.

— Он очень красивый, Хагрид, — ответила Грейнджер, выпрямляясь и подавляя очередную болезненную судорогу. Спазмы становились все интенсивнее. — Я бы очень хотела в ближайшее время снова тебя навестить. Ты не будешь возражать, Хагрид? — она замолчала, неуверенно взглянув на него. — Я вдруг почувствовала себя нехорошо. Буду рада прийти в следующие выходные и снова посмотреть на них…

Хагрид удивленно приподнял кустистые брови:

— В чем дело, Гермиона? Все в порядке?

Она кивнула:

— Я думаю, что мне просто нужно прилечь. Со мной все будет в порядке. Не волнуйся, Хагрид.

Он кивнул.

— Тогда давай вернемся обратно. Будет лучше, если ты не будешь долго ходить.

Гермиона последовала за ним. Возвращались они тем же путем, которым пришли, только гораздо медленнее. Болезненные спазмы накатывали волнами с более частыми интервалами и, казалось, с каждым разом становились все сильнее и сильнее. Совершенно неуместно Гермиона в этот момент подумала, на что похож процесс рождения ребенка.

Мерлин, помоги мне, если когда-нибудь я на это решусь.

Наконец, они добрались до хижины Хагрида, и она сразу же направилась к замку.

— Ты уверена, что не хочешь остаться здесь? — спросил он с легким разочарованием в голосе, в то время как Клык резвился вокруг.

— Нет, спасибо, Хагрид. Я думаю, будет лучше, если я вернусь в свою комнату. Спасибо тебе за все. Мне, правда, очень жаль. Я обещаю вернуться, как только смогу, — с сожалением в голосе сказала Гермиона, чувствуя, как по спине пробежал табун мурашек.

Они попрощались, и она медленно, прикладывая неимоверные усилия, двинулась обратно по крутому склону в направлении замка. Подъем показался ей вечностью, хотя, насколько она могла судить, прошло не более пятнадцати минут. Гермиона чувствовала себя так, словно взбиралась на Эверест. Наконец она добралась до дерева, одиноко росшего на склоне, и устало прислонилась к нему, чтобы отдышаться.

Каждый вдох отдавался резкой болью во всем теле. Все было неправильно. Она не должна была испытывать боли при дыхании. Ведьмы и волшебники никогда не страдали рецидивами, так в чем же была ее проблема? Гермиона зажмурилась, когда еще один болезненный спазм прошел через все ее тело. Ветер играючи трепал ее волосы. Стоя там с закрытыми глазами и одной рукой держась за бок, она почувствовала, как тусклый свет осеннего солнца заслонила чья-то тень. И прежде чем успела открыть глаза, услышала голос:

— Что случилось?

Каждое слово произносилось четко и ясно, а сам голос казался удивленным. Гермиона мгновенно узнала обладателя глубокого, шелковистого баритона, и от внезапно накрывшей паники ее глаза широко распахнулись.

Северус Снейп, мрачный, высокий и пугающий, нависал над ней с таким выражением лица, что она совершенно не знала, как себя вести. Лоб его был нахмурен, губы сжаты в тонкую линию, но в глазах его плескалась странная обеспокоенность, которую она не могла понять. Тяжело сглотнув подступивший к горлу ком, Грейнджер, поколебавшись мгновение, сделала небольшой шаг назад, прислонившись спиной к тонкому стволу дерева.

Почему из всех людей именно он видит меня такой?

После всего, через что он сам прошел — пытки, унижение, все, что он, несомненно, перенес за годы своей шпионской деятельности… не сомневаюсь, что теперь он будет считать меня слабой.

Но я не слабая…

— Что случилось? — снова спросил он, делая маленький шаг вперед. На этот раз его голос прозвучал почти шепотом.

— Я… — пробормотала Гермиона, глядя куда угодно, но только не в его глаза, — я… ничего.

Снейп усмехнулся.

— Ложь никогда не была одной из ваших сильных сторон, профессор Грейнджер. А сейчас я спрошу еще раз, и если вы будете настаивать на том, чтобы продолжить эту маленькую шараду, то будете казаться еще более глупой. Скажите мне, в чем дело?

Его тон был резким, хотя в нем не было той язвительности, к которой она, казалось, так привыкла.

Сделав глубокий вдох, Гермиона встретилась с ним взглядом. Несколько мгновений она молча смотрела в его глаза, а потом прошептала:

— Круциатус.

Он не выглядел удивленным, как будто и сам все это время догадывался, но хотел услышать правду из ее собственных уст. Он нахмурил брови, от чего складка между ними стала еще глубже. Гермиона слегка забеспокоилась, что сейчас он достанет свою палочку и заколдует ее. Но ничего такого Снейп, разумеется, не сделал. Какое-то время он молча стоял и смотрел прямо на нее. Его мантия бешено развевалась на ветру. А затем вдруг проговорил:

— Пойдемте со мной.

Гермиона удивленно приподняла бровь.

Пойти с ним?

Куда? С какой целью? Возможно ли, что в то время, как другие целители в Магической Британии только разводили руками, у него было какое-то решение? Какое-то лекарство? Она уже не надеялась на такое чудо, но что-то шевельнулось в ее груди, и она почувствовала слабое дуновение надежды.

Сделав шаг вперед, она оступилась и, не удержавшись на ногах, стала заваливаться на одну сторону. С быстротой, которой Гермиона от него не ожидала, Снейп бросился вперед и схватил ее за запястье, удерживая в вертикальном положении. Другая его рука легла ей на талию. Таким образом они прошли остаток пути до замка. Всю дорогу, сгорая от смущения, Грейнджер отказывалась встречаться с ним взглядом.

Она старалась не думать о его руке, лежащей на ее талии, пока они шли в направлении главного входа в замок. Попытка была смелая, но в конечном итоге проигрышная, потому что она никак не могла отделаться от ощущения его теплой ладони и не думать об этом. Он держал ее крепко, но в то же время очень бережно. Его пальцы ни разу не поколебались и не дрогнули.

Как только они вошли в замок, Гермиона сделала шаг к лестнице, ведущей в больничное крыло. Но Снейп мягким движением притянул ее к себе и повел к винтовой лестнице, спускавшейся глубоко в недра Хогвартса. Пока они шли, Северус был молчалив и задумчив. Его шаги были достаточно медленными, чтобы она могла за ним поспевать. Пару раз она попыталась поймать его взгляд, но он демонстративно игнорировал эти попытки. Он так ни разу и не посмотрел вниз до тех пор, пока Гермиона не вздрогнула и не остановилась на полпути, когда особенно сильный спазм электрическим разрядом прошел через ее позвоночник.

От боли она согнулась пополам, изо всех сил зажмурилась и зашипела сквозь стиснутые зубы.

Северус тут же остановился. Гермиона почувствовала, как его вторая рука обвилась вокруг ее талии. Так они стояли какое-то время, словно в неловком объятии. Она не открывала глаз, но знала, что он склонился над ней так, что его голова оказалось на уровне ее. Она почувствовала на своем лице его теплое дыхание, а потом прядь его волос легонько коснулась ее щеки.

— Посмотрите на меня.

Глаза Гермионы тревожно распахнулись, и в них отразилась вся ее боль. Казалось бы, невинные слова для невежд. Она пристально всматривались в его лицо. Это были последние слова, которые он сказал Гарри в финальной битве. Много позже Грейнджер поняла, что на последнем издыхании он хотел только одного — посмотреть в глаза Гарри, чтобы в последний раз увидеть глаза его матери — женщины, которую он любил.

Отметив замешательство, все еще отражавшееся на ее лице, Снейп прошептал:

— Мы почти пришли. Вы сможете это сделать.

Мысли Грейнджер все еще витали вокруг его предыдущей реплики, но она храбро встретила его взгляд и твердо кивнула. Он кивнул в ответ и, сильнее прижав ее к себе, пошел по темному коридору в направлении рельефной гравюры на южной стене с изображением четырех Основателей. Поудобнее перехватив Гермиону, которая уже совершенно не держалась на ногах самостоятельно, Снейп четко произнес:

— Анапнео.

В тишине пустого коридора раздался оглушительный треск открываемой двери, а уже в следующую секунду Грейнджер, спотыкаясь, переступила порог и вошла в личные покои Северуса Снейпа, еще не до конца понимая, что происходит. Он сделал вместе с ней несколько шагов вперед, обойдя красивый кофейный столик, и бережно уложил ее на диван, осторожно облокотив ее голову на подлокотник.

Встав возле нее во весь рост, он окинул ее внимательным взглядом и произнес:

— Лежите смирно. Я сейчас вернусь.

Гермиона обдумала всю абсурдность сказанной им фразы. Как будто он ожидал, что она убежит, когда сам видел, что она едва держится на ногах. Но когда Снейп скрылся в тени дверного проема, ведущего в другую комнату, она с любопытством окинула взглядом помещение, в котором оказалась. Странно, но это было совсем не похоже на то, что она ожидала здесь увидеть.

Вокруг был безукоризненный порядок. Комната не была темной или мрачной, как могли бы себе представить многие люди. Она скорее была теплой и уютной. В камине рядом с тем местом, где она лежала, весело потрескивал огонь, а у противоположной стены стояли три массивных книжных шкафа, до отказа заполненные книгами. Гермиона с тоской разглядывала комнату, пытаясь представить себе, сколько тайн и секретов она, несомненно, скрывает.

В этот момент ее тело пронзило еще одной болезненной судорогой, и с гримасой боли на лице Грейнджер зажмурилась. Она стиснула зубы и словно издалека услышала приближающиеся к ней из другого конца комнаты шаги, тихие и стремительные. Раздался громкий шаркающий звук, и, открыв глаза, Гермиона увидела, как Снейп придвинул к дивану кресло и сел. В руке у него был маленький флакон.

— Выпейте это, — сказал он, протянув его ей.

Гермиона колебалась лишь мгновение, а затем взяла из его рук флакон и изо всех сил попыталась приподняться, чтобы выпить содержимое. Приподнявшись на локтях, Грейнджер почувствовала, как дрожат ее руки, и откинулась назад. Немедля больше ни минуты, Северус встал и приподнял ее голову так, что его прохладная ладонь легла на ничем не прикрытую кожу ее шеи.

Гермиона невольно вздрогнула.

Одним глотком осушив содержимое флакона, она тихо причмокнула губами. От зелья на языке остался сладковатый привкус. Мягким движением Снейп положил ее голову обратно на подлокотник, а после вернулся в свое кресло и окинул ее внимательным взглядом темных глаз.

После нескольких минут обоюдного молчания он спросил:

— Кто это сделал с вами? — его мягкий тон никак не вязался с тем, что помнила о нем Гермиона.

Она нахмурилась и вздрогнула, вспомнив глаза с тяжелыми веками, в которых горел пугающий фанатичный огонь. Ее ненависть была такой реальной, такой всепоглощающей. Казалось, тот факт, что Гермиона была человеком, настоящим, живым, дышащим, не учитывался вовсе.

Она тяжело сглотнула, а затем посмотрела прямо в темные глаза напротив.

— Беллатриса Лестрейндж, — прошептала Грейнджер.

Его лицо тут же стало суровым. То ли из-за собственной неприязни к этой женщине, то ли из-за того, что ему самому довелось пострадать от ее безумия, Гермиона точно не знала. Его взгляд стал вдруг отстраненным, и прошло не одно мгновение, прежде чем он снова спросил:

— Когда?

Гермиона медленно облизала губы. К ее удивлению, взгляд Снейпа проследил за движением ее языка. Она сделала глубокий вдох и ответила:

— Как раз перед финальной битвой, когда нас схватили и доставили в поместье Малфоев.

Он резко приподнял бровь, и его темные глаза вопросительно посмотрели ей в лицо. Очевидно, этой истории он не знал.

Гермиона заколебалась. За исключением Упивающихся смертью, наблюдавших за этой сценой, Гарри, Рон и Джинни были единственными, кто знал о том, что происходило в Малфой-мэноре на самом деле. И она всегда хотела, чтобы так оно и оставалось. Это было что-то очень личное, что невероятно травмировало ее. А еще ей все еще было немного стыдно за то, что она кричала от боли так, будто была в предсмертной агонии. Но, взглянув на Снейпа, она вдруг увидела на его лице проблески настоящих эмоций, а не его обычное бесстрастное выражение. Именно это и побудило ее рассказать ему все.

Ведь она знала самую глубокую тайну его сердца. Возможно, это был бы равноценный обмен.

— Нас захватили в плен, — начала она, внезапно почувствовав сильную усталость. — И Беллатриса обнаружила у нас меч Гриффиндора, — она покраснела и взглянула на Северуса, прекрасно помня, что именно он передал им меч.

— Ей нужно было кого-то допросить, — продолжала Гермиона. При воспоминании тех событий ее взгляд сделался отстраненным, как будто остекленевшим. — И, конечно же, этим кем-то стала грязнокровка.

— Не произносите при мне это слово, — прошипел Снейп. Глаза его загорелись яростным блеском. На мгновение Грейнджер испугалась, а затем поняла, что это глупо. Человек, который обращался с ней так бережно, не смог бы измениться так сильно через двадцать минут, чтобы причинить ей вред. Поэтому ей стало немного стыдно за свой неожиданный испуг. А потом она вспомнила, как Гарри рассказывал ей, что однажды Снейп назвал так его мать, и после этого между ними уже никогда не было прежних дружеских взаимоотношений.

— Простите… — пробормотала она, осознав свою оплошность.

Это слово теперь почти не беспокоило ее. Малфой и его банда, еще будучи студентами Хогвартса, называли ее так бесчисленное количество раз, поэтому она стала уже настолько нечувствительна к этому термину, что почти забыла, каким мерзким и жестоким на самом деле он был.

Взгляд темных глаз Снейпа смягчился, и он, теребя в руках палочку, тихо заговорил:

— Вы никогда не должны так себя называть.

Еще одна короткая судорога прошла по телу Гермионы, и она устало прикрыла глаза.

— Я знаю.

Он смотрел на нее, ожидая, когда она продолжит. Несколько мгновений она не двигалась, молча смотря в его глаза, словно загипнотизированная его взглядом.

— Они отвели Рона и Гарри в подземелье, — продолжила, наконец, Гермиона, опустив взгляд на свои руки. — Рон говорил, что хуже всего было не видеть, что она со мной делает, но слышать, как я кричу…

Лицо Снейпа вновь сделалось серьезным. Когда Гермиона замолчала, он осторожно спросил:

— Как долго?

Глаза ее начали тяжелеть, и она подавила зевок.

— Чуть больше часа… по крайней мере, так сказал Гарри, — ответила она. — Но в тот момент, когда все это происходило, у меня совершенно никакого представления о времени не было.

Северус снова окинул ее внимательным взглядом, и, подняв на него глаза, Гермиона спросила:

— Что за зелье вы мне дали?

— Зелье сна, — ответил он после минутного молчания.

— Зелье сна? — эхом повторила Грейнджер. — Зачем?

Он снова повертел в руках свою палочку, прежде чем ответить:

— Во сне вы не почувствуете боли от спазмов.

Гермиона удивленно моргнула. Для нее оставалось загадкой, почему она и сама не подумала о самом очевидном решении для облегчения боли во время ее прошлых рецидивов.

Вот и правда самая умная ведьма своего поколения.

Но вдруг она почувствовала, что больше не может бороться со сном и, в очередной раз испытав прилив благодарности к бывшему профессору, закрыла глаза. Снейп еще долго сидел рядом с ней в кресле и наблюдал за тем, как поднимается и опускается ее грудная клетка, пока ее движения не стали спокойными и размеренными. Он поднялся и вернул кресло на его законное место, а затем скрылся в дверном проеме в другом конце комнаты. Когда он снова вернулся, в руках его был теплый шерстяной плед, естественно черный.

С минуту он стоял возле Гермионы, наблюдая за ее лицом. Во сне она отличалась от того, что он замечал в ней раньше. Ее лицо, обычно выражающее любопытство или удивление, во сне сделалось спокойным и безмятежным. Внезапно вспомнив, зачем он здесь, Северус развернул плед и накрыл им спящую Гермиону.

И прежде чем уйти, он тихо прошептал:

— Глупая храбрая гриффиндорка.

* «Нет ничего более тяжкого, чем сочувствие. Даже собственная боль не столь тяжела, как боль к кому-то, Боль за кого-то, боль, многажды помноженная фантазией,Продолженная сотней отголосков»— Невыносимая легкость бытия — Милан Кундера