Потерянный шут (джен)

Вечерело. Но не за солнцем наблюдал Миша, а за ходящим туда-сюда Андреем. Явно что-то не давало покоя. Хотя, в последнее время, поводов для треволнений было предостаточно. Ну вот, ё-моё, не каждому в жизни выпадает такое... Не испытание даже — у того хоть цель какая-никакая имеется, а тут... Непонятки сплошные! Сел человек, понимаешь ли, на самолёт, как сотни раз до этого — пятую часть жизни точно в небе провёл... А тот приземлился, да. Только вот не в ноябре 2012, как должен был, а в тот же день и даже час, но пятью годами вперёд. Так-то! Временные аномалии реальны.

Только, пока тебя не было, жизнь продолжалась. Для всех. Близкие потеряли всякую надежду, да и по закону ты мёртв, тебя нет, признали погибшим. А ведь всю жизнь Мёртвого Анархиста ассоциировали с Мишкой, но сейчас вот ветер переменился. Чудо? Чудо... Особенно для родных. Только не для самих пропавших. Горшок и представить-то толком не мог себя на месте Андро: слишком быстро, слишком много обрушилось.

Ничуть не изменившиеся Княже и компания не могли не угодить в многочисленные нервяки, начиная от восстановления документов (вряд ли в паспортном столе была форма заявления для восставших из мёртвых — пришлось изобретать!) до укладывания всего этого в своей голове (а также в головах друзей, родственников, знакомых…). И, пожалуй, последний нервяк был самым главным. Мишка это видел очень хорошо. Да и на себе ощущал.

Бюрократическая машина с трудом, но ворочалась, и вот теперь, спустя почти три месяца (что по нашим реалиям — просто космическая скорость, подогретая высоким общественным резонансом), выдала новые документы, почти даже без косяков. По крайней мере не смертельные — типа, штампик не проставили. Так что они стали резко выездными... А то прилетели и сразу на место приземлились.

Даже захочешь снять жизнь с паузы — возобновить концертную деятельность, толком-то и не получится. Хотя оно и так и эдак не получится, если Князь обзавёлся фобией... А это самое не попробуешь — не узнаешь. Они пока не пробовали. Готовились к домашнему концерту. Начинать лучше всегда с дома, ё-моё.

И всё равно страшно. Потому что за фасадом "всё в порядке" скрывались немаленькие проблемы. Более того, всего перечня не знал ни Мишка, ни даже Агата. Князев — тип скрытный, до последнего всё внутри булькал, в одного перемалывая, так чуть и не вскипел мозг-то... Но и то — явно ж не всё высказал, ё-моё, Горшочек это чуял.

И так у всех ведь. Ну, внешне заметно точно было, что с пониманием и принятием всего пока тяжеловато. Да и внутренне — Мишка порой просыпался среди ночи в холодном поту с ощущением, что приземление спустя пять лет ему приснилось. И бегом полз в сеть проверить... А пробегая по кричащим на всех языках заголовкам, не сразу успокаивался. Сначала щипал себя, чтоб убедиться — не спит. Так-то. Всех это затронуло, ё-моё.

Сами-то возвращенцы, как порой называли их в прессе, не могли понять, что же произошло, в какую временную или ещё какую дыру они провалились и как оттуда вынырнули.

И, главное, куда они вынырнули. Мир изменился, и весьма сильно. Миша с трудом представлял, как воспринимал всё это сам Андрей и другие пассажиры злополучного рейса. Это заставляло волноваться и переживать и после, казалось бы, самого счастливого финала. Мало ведь вернуться, надо ещё как-то заново в бурный поток жизни войти, откуда выбросил злой рок. Угу, другие пассажиры. Горшок горько усмехнулся. Вот кому он будет врать? Самому себе? Ха, хватит уже, в своё время наобманывался. Едва и вовсе шанса на прощение лишен не был. А то, что повезло... Не вечно же так будет. Так что долой самообман!

На самом деле, его интересует благополучие лишь Князева. Ну и немного меньше Димы, например, Вахтанга, Егорыча… Всё ж не чужие люди, да.

А остальные — сочувствовать отдалённо можно, но сами справятся как-то. Все и справляются по-разному. Так вот: за Княже было порой просто страшно, а иногда и безумно страшно. Потому что даже после того, как они нарыв-то вскрыли и гной вытек, воспаление никуда до конца не ушло: явно в некоторых моментах справлялся с трудом.

В успехи можно занести, что с техническим прогрессом за пять-то лет всё уже более-менее разрешилось — не такой уж тот и сильный скачок сделал, да и Андрюха всегда рад был чёт новое узнать, врубался быстро. Другое дело, например, когда твоя младшенькая нет-нет, да назовёт «папой» другого человека (Миху, бл*, вот те и постоянный повод для раздражения и без того не ангельского терпения!) — вот это уже даётся тяжеловато.

Понятно дело, что осознание того, что Алиска не специально, не со зла так делает, не в пику какую, а просто потому, что за прошедшее время для неё Мишка Горшок в каком-то смысле папу и заменил, Княже сильно угнетало. И таких, вроде бы, мелких деталей (но значимых!) было много. Они как снежный ком накапливались и иногда обрушивались. Вот и отлетал периодически Андрей в какое-то странное состояние, нет, не бычил на них, скорее, замыкался в себе... Но не депрессия, а что-то похожее. И тоже пугающее.

Читал он тут порой истории про возвращенцев — обыкновенные кошмары, блин, им жизнь нарисовала. У многих связи оказались в руинах… И время в этом случае плохой помощник. Скорее, наоборот, многих не дождались. Так что тут, можно сказать, ещё и повезло... Потому что уже с рейса того двое не выдержали, свели счёты с жизнью: семья рухнула, с работы, понятно дело, погнали, навыки за эти годы устарели... Ещё о нескольких пресса сплетничала, желтенькая, что в дурке лечились. Оттого-то и страшно, ё-моё, было. Что все где-то рядышком ходили с этим лезвием бритвы.

Ходили, но пока не соскальзывали на самое остриё! К счастью, как подумал Миша, тяжело прислоняя голову к прохладному стеклу, они с Андреем со скрипом, но начали возвращать что-то прежнее. То, что, как выяснилось, не смогли до конца убить ни разногласия, ни мнимая (а тогда казалось, что и вполне реальная, ведь чудес не бывает, кошмар в Лосте — и тот выдуманный!) смерть одного из них.

«Пока смерть не разлучит вас», — почему-то вдруг подумалось Горшку, точно пластинка какая-то погнутая решила ожить и издать странный звук. Вот ведь, ё-моё! Думается ему тоже... Всякое. А ведь, вспоминает, свои чувства и то, на чем выгребала вся менталка те пять лет, даже смерть, как выяснилось, не в силах остановить. Сны... Слишком уж реальными казались — пропал бы без них.

Так-то, фраза, вообще, неплохая, но при Агате (при Андрее тоже! И вообще, оставить в голове, понимаешь ли, разумнее) лучше её не произносить. Она, конечно, понимающий друг-соратник, вообще-то, но и в то же время, в первую очередь, жена Князю-то, потому такие фразочки с двойным дном может не так понять.

А рука у неё… тяжелая. Да и поставлена хорошо — пока Андрея не было (с терминологией, как вообще называть этот период, они ещё не определились... Арбузную корку объяснить было б проще! Пока Андрей зависал где-то в кротовой норе, что ли? Пока был в полёте? Пока пропадал черте не знаю где?), стала ходить на бокс. Тайский. Ну что уж там, эту боевую ведьмочку — в самом хорошем смысле — не стоило недооценивать. И уж тем более провоцировать, нарываясь на ровном месте.

Так, ладно, это всё понятно — и про Агатку, и про бесконечные, порой ставящие в тупик (и самого Князя, и близких его) проблемки у Андро, но чудо это так и ходит раненым тигром почти, нервничает. Ну пускай, казалось бы, тоже способ для сбрасывания напряжения... Не самый дурной.

Но всё внутри рвётся защитить, успокоить как-то... Более того, Мишка доходит в своих измышлениях до совсем уж крайней точки, что Княже бы вообще в вату, да дома держать, ну или под носом всегда, ё-моё! Чтоб, понимаешь ли, ещё куда не исчез… Но с таким положением дел точно сам Андрюха-то и не согласится. И будет прав: вообще-то не для того выныривал, чтоб в мягкой клетке оказаться, пусть и из заботы.... Может, его и это тоже бесит, да обидеть их боится. Может, с*ка, и клинит периодически — всех... И нет-нет да и это желание — в вату обернуть — на морде лица легко читаемо становится... Эх!

Не будешь же насильно держать — тут воображение снова нарисовало картинку князевской женки, на сей раз с огромной скалкой в руке, что держала дома, почему-то не только Андрея, но и самого Горшка, видимо, чтоб мужу скучно не было... Ё-моё, это уж совсем ни в какие ворота, и Миша поспешил от подобных мыслеобразов поскорее переключиться на действия:

— Андрей, — негромко позвал, решившись, когда тот наматывал очередной круг по комнате. — Чё мельтешишь? Давай, выкладывай. А то ламинат сотрёшь — будет у тебя своя дорога из жёлтого кирпича!

— М? — Князев явственно вздрогнул, едва не налетев на стену из воздуха. Он, казалось, только сейчас вспомнил, что не один в комнате. Вспомнил, и бешено завращал глазами, пытаясь понять, чего от него хотят... Вряд ли понял, но решил пойти по пути наименьшего сопротивления, и, ё-моё, не прогадал, покивав болванчиком: — Да всё ок, Мих, нормально.

— Ага, ты поэтому тут тридцать третий круг нарезаешь, — проворчал Горшенёв. На душе совсем погрустнело — Князь настолько привык, что все беспокоятся о нём, что не глядя пуляет отмазы "нормально". Даже, блин, ему! Зажимается и прячется в раковину, и попробуй этого моллюска отковыряй! — Помнишь же, что вся фигня случается от загонов. Проговоришь, и легче как-то.

— О, — Андрей растерянно посмотрел на него. — Ты к психологу ходишь?

— Нет, — Миха поморщился, понимая, что тот ухватился за "проговоришь". Да, братия эта любила приставку "про"! Проработать, проеба... так, это уже не психологов словечко! Хотя, если вы Миша Горшок и ваши тараканы настолько ядрены, что не дают мозгоправам и шанса, именно это вы и сделаете с вашим временем. А он знал, о чём говорил... Андро не в курсе был — понятно дело, что за эти годы и туда забрасывало от отчаяния. — Агатка несколько раз пыталась пропихнуть меня к этим мозгокрутителям, но… Не моё это. Совершенно, понимаешь ли. Но я-то опытным путём выяснил. А вот ты почему не ходишь — вопрос интересный.

— А мне и пробовать не надо! Я и так знаю, что они из себя представляют! Да, конечно, добрый Айпсихолит прям найдёт мне нужные решения. — Князев раздражённо дёрнул плечом, ну да — запоздало подумал Горшок, Алёнка ж из этих, да и сама Агата порой как на уши присядет. — До х*я опытный во временных провалах.

— Он и не должен искать решения, — Мишка вздохнул, потому что теперь даже Горшок понимал, что готового решения не даст никто. На самом деле, ему этот разговор нелегко давался. Не ему, блин, быть рекламой мозгоправа! Но, видимо, в отношении этого щепетильного вопроса у Агаты пробиться не вышло. А ведь тот важный. Да и с психологинями жить одно дело, а найти своего терапевта — другое. Поэтому, собрав собственные мозги в кучку, Горшенёв и начал было затирать уверенным тоном: — Просто вот смотри, иногда надо кому-то проговорить всё, что гнетёт, выговориться, ё-моё, и тогда в голове всё как-то само выстраивается, да. Необязательно даже со спецом! — неожиданно вырвалось, а потом и вовсе Миху занесло: — Вот я, например, — и он запнулся, чувствуя, что краснеет, потому что о таком они ещё толком не говорили.

— Что ты? — Андрей ухватился за эту мысль, немного резко спрашивая, словно не уверен был, имеет ли право интересоваться, что происходит в жизни… друга. Горшок вздрогнул — такие вот осыпания почвы под ногами — они заметны были. У обоих, чё уж там. Будто они продолжали восхождение, заново сцепившись страховочными тросами друг с другом, но их всё ещё потряхивало. И было страшно, что могут сорваться. Причём вдвоём. В бездну. Такой вот альпинизм бытовой.

Ну или как его назвать-то? Новые реалии, никуда не деться. Теперь норма жизни — вот эти самые осторожные словесные прощупывания территории. Сорваться-то никому не хочется, особенно понимая последствия.

И всё-таки это было... Тоже терапевтически. Ну вот восстановление и сцепки этой, и общения... Всего... Ну пусть не в состояние до всего-всего гнилого, а пока и непонятно ещё какого. Но это было общение. Настоящее. Снова.

Княже несколько приоткрыл створочку своей раковины... Уже не смог оставить всё как есть после того приснопамятного разговора в ванной, когда Горшенёв был близок к тому, чтоб сдать того... вовсе не психологам, ё-моё! После они потихоньку начали проговаривать болючие места свои и обидки, да и просто говорить друг с другом больше, чем дежурными фразами.

Это всё Горшка очень радовало, но некая неловкость до конца не уходила, видимо, рановато было. И если в случае с Михой было абсолютно ясно — ну, во всяком случае ему — почему так страшно было нарушить границы Андрея, то почему смущался Андрей — непонятно. Это Миха конкретно так накосячил, а не Князь. Но факт оставался фактом: Андрей тоже временами впадал в дичайшее сомнение и неуверенность. И вот таким его видеть больно. Вообще, глупо, конечно, ожидать было, что тот приземлится, отряхнется и пойдёт дальше как ни в чём ни бывало.

— Я тоже говорил, — нехотя выдавил. Признаваться по-прежнему было очень... страшно — вдруг Князь не поймёт, покрутит у виска и вообще... Миха сглотнул. Но шансов тот ему не дал. Вгрызся неожиданно, как и раньше, упрямо.

— Ты ж сказал, что к психологам не ходишь? — Князев явно не догонял. Сказал же, необязательно к спецам, эх, е-моё... А ведь не отступится. Пояснять придётся за всё. В том числе и за глупость свою несусветную... Ну, по крайней мере, сейчас так кажется. Вон какое недоумение плещется в синих глазах.

— Не с психологом. — Мишка набрался сил. Словно собирался с парашютом прыгнуть. Или в пропасть шагнуть — в зависимости от того, как его слова воспримет Андро.

— С тобой говорил, — чуть тише продолжил, чувствуя, что уши совсем уж пылают. Будто к ним по зажигалке поднесли. — Ну там, во снах… — спешно добавил, видя вытянувшееся совсем лицо. — Правда, там ты не особо со мной говорил. Просто стоял обычно и смотрел. Поначалу с укором, потом у тебя взгляд смягчаться начал... Ну или я сходить с ума, ё-моё! — Миша запустил себе нервно пальцы в шевелюру, пытаясь хоть как-то унять охватившее его волнение. Не помогло! Но он всё равно дошёл до конца и выдохнул: пусть знает, как важен, пусть... Раньше не часто его этим баловал:

— И эти сны, Андрюх, наказанием были и счастьем, понимаешь, да?

Андрей осторожно кивнул, соглашаясь и одновременно безмолвно прося продолжить. Одна из пружинок внутри чуть расслабилась. Как он мог подумать, что Княже подымет его на смех? Нет... Это не про него. Зато может загнаться по другому поводу. Все мы люди...

— Так что во снах не поговорить было, ну, особо... Хотя однажды ты мне песню подкинул, во фокусник, да? — Горшенёв криво усмехнулся. — Вот я и ставил фотку твою и с ней говорил. И, веришь ли, сумасшествие ли это всё, но иногда казалось, что ты мне отвечаешь. И так было легче. Справляться, ё-моё, с тем, что у нас всё так... Так х*ево вышло, и никаких шансов исправить это не было! Ну вот, такой вот я псих, зато дожил до грёбаного чуда, вот разговариваем, а я подспудно жду, что у тебя сейчас лицо отклеится — и это просто я перегрелся! — криво закончил.

— Не псих… — Андрей отвёл глаза, вздрогнув пару раз на "грёбаном чуде". — Знаешь, сколько раз я мысленно с тобой разговаривал? За одиннадцатый-двенадцатый года? Не имел ведь решимости открыто с тобой пересечься, да высказать всё. Вроде, близко-близко бывали, а всё равно — это лишь физически, Мих. Морально — сунься я к тебе тогда — наверное, дружбу нашу точно можно было бы только похоронить окончательно. Ты злой и обиженный... И я. А в голове, вот да, проигрывал диалоги на пару часов. Такой вот театр одной черепной коробки. И… действительно ведь, иногда словно легче становилось, — признал Князь, легонько улыбаясь. — Так что если ты псих, то и я тоже! — и он похлопал его по плечу.

— Вот! О чём я и говорю! — назидательно поднял палец Мишка, пропуская мимо ушей, что его можно понять и превратно — как согласие, что они оба не в своём уме. Но Горшочка было не остановить: — Нельзя в себе копить — надо общаться если не с психологом, так хоть с кем-то, как старший товарищ, ё-моё, тебе говорю.

— Блин! — Князь внезапно аж подскочил, отскакивая от него. — И ты туда же!

— В смысле? Куда туда же?! — Мишку порядком такая вспышка напугала. В самом-то деле, что опять-то? Настроение у Андро скакало прытче мяча.

— В том, Мих, что меня только ленивый не спросил, как мне ощущается в этой жизни, да! — Князь раздраженно дёрнул лицом и снова зашагал по комнате, останавливаясь, чтоб громко выдохнуть: — На какой, блин, возраст я себя ощущаю! А мне почем знать-то? Никогда паспорту не верил... И вообще — фигня это всё. Но цепляются! Друзья, знакомые, блин, даже родня — нет-нет да и поинтересуется, с каким юбилеем меня скоро поздравлять можно будет! Ещё и журналюги эти прикопались… Фотки суют. Мол, вот как выглядят ваши ровесники, вот вы... Не будет ли Горшок теперь дедовщину чинить?

— Чего? — тихо спросил сам герой расспросов. — Да не слушай ты этих... этих... — цензурного слова не находилось. И неизвестно, не загнался ли Князь. Горшенёв качнул своей белесой гривой и добавил, чтоб обстановочку разрядить: — Это, скорее, ты меня загоняешь, — он прикусил язык. Опять не то сп*зданул. Ну вот, только подтвердил слова Андро. Да блин!

— Вот! Видишь! — горько отозвался тот. — И ты туда же... Старший товарищ.... Загоняешь — молодой... А уж они теперь и подавно не отстанут. Мало проблем! — Князь насупленно ткнул тапочкой в оставленный Алисой мяч. Тот отскочил, не попав по лбу самому Андрею только по счастливой случайности.

Миша же усилием замедлился. Чтобы дальше не напортачить, надо разобраться. Так, суть он догнал верно. И да, пишущая братия, которую хотелось назвать словом "свора", уж точно подлила масла в и так полыхавший костер. И сейчас этот "дымок" метался по квартире, что-то там нелицеприятное про акул пера бормоча. Вообще, сложно было с ним не согласиться. Горшок и сам на них зуб имел немалый... С другой стороны, а как без них? Кто людям будет спле... информацию передавать? Все мы люди — у этих просто работа такая: вынюхивать да выяснять всё. А тут как им было не наброситься? Сенсация такая, ё-моё!

Чем не инфоповод, что совсем недавно, удачно (реально, удачно — хорошо сыгрались, ё-моё!) объединив две группы (как отмечали СМИ — одна половинка — гости из прошлого, вторая... У Михи глаз дёргался, поэтому не будет он это вспоминать!) под одним флагом, начали готовиться к совместным концертам.

Хотя Миша (да и не только он! Агата тоже, но тут неожиданно единым фронтом все возвращенцы выступили — хотим срочно выступать, навёрстывать и точка! Даже всегда разумный Вахтанг смысла в промедлении не видел!) и активно сомневался, что выход на сцену — это прям то, что нужно спустя всего несколько месяцев после возвращения, как-то это потом на менталочке Андро отразится… Но сам Князев давал понять, что это ему необходимо, и вообще, вид имел такой, что, кажется, все попытки обернуть его в вату только в факел бы превратили.

Они и сейчас-то собрались у Андрея обсуждать предстоящий домашний концерт. Арена — знакомая, зритель — тоже, в самолёт садиться не надо — уж он-то должен был пройти нормально... Другое дело, что, естественно, учитывая популярность возвращенцев, событие это не могло пройти мимо акул пера. И те спешно начали (чуть-чуть ажиотаж первых недель схлынул, опять пошли осаждать!) приглашать их на интервью или просто пытаться подкараулить любого из участников группы, от техника до фронтмена.

Похоже, что отныне любимый дурацкий вопрос не кто король, кто шут, а… В различных вариациях интересовались — и это просто невероятно тупо — сколько лет исполнится Андро: 40 или 45. Чудесно просто. И, вроде бы, Андрей каждый раз отшучивался, говорил что-то о том, что у колдунов и шутов возраста нет, но, видимо, в душе всё равно прокручивал и перекручивал. Вот те и тесто к пирожкам Ловетт подъехало!

— Андрей, — осторожно позвал Миша, — это же всего-навсего циферки в паспорте. Они особо не влияют ни на что.

— Нет, Миш, — горько сказал Князь, останавливаясь посреди комнаты и оборачиваясь с дико сверкающим взглядом: — Это не просто циферки в паспорте. Это пять непрожитых, несправедливо отнятых лет! Непонятно за что и кем. Могу ли я находиться в этом моменте, в этой жизни, когда всё перестроилось, и я и сам не понимаю элементарно, сколько же мне на самом деле чёртовых лет! — а вот и признание, которого Миша боялся. А ведь Андрею было что ещё сказать:

— За пять лет люди могут кардинально поменяться, особенно дети, Мих, мои дети — упущенные в детстве годы с малявками не наверстаешь никак! Не повторится ни первого слова, ни первой сказки — ничего! Ладно это, так за пять лет происходят миллиарды событий, которые влияют и на мир, в котором ты живёшь, и на тех, с кем ты живёшь! И вообще, непонятно... Вот я внешне тот же я, как все говорят. А внутренне? Я не поменялся? Или поменялся? — Князь вдруг как-то заметно сник, плеч опустив, и договорил уже тише: — У меня постоянно ощущение, что вы все пошли дальше, а я остался где-то позади. Я и ещё несколько «счастливчиков», которым повезло оказаться на том же рейсе!

Миша опешил: вот как интересно выкручиваются мысли в голове у Андро. Всегда та удивительной была, но вот сейчас со знаком минус мучала владельца.

— Ты не остался позади, — попробовал донести до друга. — Ты идёшь рядом с нами, всё можно восполнить, — он прикусил губу, понимая, что его аргументы разбиваются о только что названные Князем вещи. — Нельзя зацикливаться на том, что ты уже никак не исправишь. Но можно пойти дальше и создать новые воспоминания и впечатления. Те до конца, может, недостаток и не перекроют, но если будешь так загоняться, то испортишь и настоящее, и будущее. Хорошо будет тогда твоим девочкам?!

— Я уже ничего не знаю, Миш, — Князев отвернулся к окну, несколько утихнув. — Понимаю, что психами этими своими и хождениями по кругу только вред приношу... Но и избавиться от всего этого, выкинуть из головы не могу! Вот как восполнить каждый день, прожитый моими девчонками, например, из этих пяти лет? Ты знаешь? Порой реально думаю, что лучше б мне и вовсе не приземляться, — совсем уж тихо добавил, но всё равно заставив Горшка взреветь. Правда, про себя. Опять двадцать пять. То, что было истерично выдано тогда в ванной, оказывается, никуда не делось. Бл*дь!

— Нет, — Горшенёв решил, что не стоит лукавить. Князь и так на всё болезненно реагирует — и такую очевидную ложь... раскусит, и ещё сильнее распсихуется. Интересно, конечно, у них роли перетусовались, бл*дь. — Это, действительно невосполнимо. Но сейчас ты здесь. Это главное, понимаешь? Что Алиска, что Дианка абсолютно счастливы. Им не важно, сколько тебя не было. Им важно настоящее. А сейчас ты здесь, с ними! С нами! Поэтому и думать забудь про это своё лучше. Уж точно не нам лучше, понял, да? — очень хотелось подскочить, развернуть к себе за плечи и как следует встряхнуть... Но... Увы, никак.Нельзя просто — от этого Андрей опять закрыться может. А это ещё хуже.

Поэтому Княже молчал, всё так же отвернувшись. И не видно, какие тени блуждают по его лицу. Казалось, что он всё также не согласен, что доводы его не убеждают. И вообще, ему стыдно и за эту вспышку, и чуть ли не за то, что вернулся и нарушил размеренный ход жизни. Бл*дь, и вот что с этим делать? Горшенёв внутреннее застонал.

— Ладно, Миш, — помолчав ещё немного, Князев поспешил перевести тему, и хорошо, потому что и у Горшка тем не находилось. Ни одной, как и слов. — Давай сет добьём, а то и так уже на репетиции осталось мало времени.

Горшенёв резко вздохнул: нельзя ведь так оставлять, надо что-то делать, чтобы Андрей почувствовал себя своим в этом мире. Но… продолжить разговор и надавить не решился. Слишком хрупким казалось всё же их общение. Может, потом когда-нибудь. И вот так, с*ка, каждый раз. Настанет ли это потом?!

* * *

Пока он страдал, Князев же явно взял себя в лапки и, уже внешне спокойно, вернулся к доделке предварительного сет-листа для триумфального возвращения. Предстояло ещё обсудить его с группой, а времени действительно было мало. Того вообще всегда мало будет, как чувствовал сам Горшок. Потому что нет-нет да посещало его, что это у него подло Князя украли... Что это у него организм конкретно так изношен, хоть сам Андро и любил нет-нет да проговаривать, глядя порой на него, что треснутая посуда живёт долго, а он самый настоящий Горшок — простоит, как и античная ваза, долго и ещё всех их... Последнее не любил уже Миха, особенно в свете прочитанных самоубийств пассажиров, но вот Князя, видимо, такие изречения успокаивали... Бл*.

Да уж тяжеловато помочь другу проработать его загоны, если собственные цветут и пахнут.

Стремясь отвлечься, мысли, по счастью, вняли в толк просьбы не ворошить улей и потекли в другом направлении: невольно, но Андрюха напомнил ему, что приближался февраль и, значит, день рождение Князева. Тут прям снова острый момент вставал — теперь уже у самого Горшенёва: а что дарить-то друже?

Миша, вообще, подумывал было крутой планшет преподнести, чтоб там всё и рисовалось, и качалось, и писалось, как надо. Но сейчас, в свете всех новых обстоятельств, этот подарок казался не просто рядовым, а каким-то… унылым, что ли. Ну вот так, откупиться, вроде как. Тем более, что такую вещь лучше самому выбирать под себя, не дарить же сертификат в магазин техники — то вообще днище. Осталось только деньги на карту сбросить с приписочкой — да!

А что тогда дарить? Хотелось чего-то особенного, что укрепило бы Андрея в его скорейшем осознании, что он не аутсайдер какой, не отставший игрок, а, напротив, нужный всем близким человек в нужном месте и времени. Примирить его с потерянными годами. Звучало, с*ка, как миссия не выполнима!

Вот, кстати, Агатка неплохо придумала, скооперировавшись с Алёной, оформляла персональные альбомы Дианки и Алиски, но не просто фоточки собрала за все прошедшие годы, а красивущие книги, для каждой из девчонок — своя, где к каждому фото был небольшой рассказ об этом дне, где были смешные истории и заметки самих девочек. Рисунки, цветочки и многое-многое памятное. Пусть хоть так Андрюха немного восполнит. А если понадобится — девчонки сами с радостью дополнят воспоминания и подгрузят ими батю. Не фиг чувствовать себя ненужным, ё-моё. Хотя от таких альбомов Князя могло и на худой конец разнести... Но это терапевтическое такое будет, наверное, да? в любом случае звучало это очень нужно и здраво.

Вот и Горшку хотелось чего-то такого. Повторять, правда, фокус для него смысла не имело... Вот, гляди, Андро: тут фото из больнички — да, Ленин в мавзолее краше выглядит, а тут я, гордым одиноким сычём кружу по сцене, почти что Голые Коки исполняю — историческое фото. С серьёзным хлебалом... Да нет... Такого добра Андро не надо... Сдался он ему, ага. Да и воспоминания эти тёмные, мрачные, нехрен их увековечивать.

Так что Мишаня совершенно не понимал, что же ему придумать. Такое, чтоб прям тягу к жизни возвращало и встряхивало... Нет, электрошокер нельзя — говно идея! Мысли заполошно скакали: может, прыжок с парашютом? Тут живое воображение подкинуло Горшенёву весёлую картиночку, как Андро этот самый парашют надевает ему на голову и завязывает чепчиком. Нет, пожалуй, парашют, как символ возрождения к жизни и успевания за ней, совсем не подходит. Что-то другое надо... Без намёков на застрявшего в небесах.

Хм... Если не воздух, то, может, что-то с водой связанное? Княже ж любит это дело, ё-моё! Подарить резиновую лодку (место не критично занимает!) — как символ того, что жизнь, бл*дь, как река, и воспоминания и события всё равно в ней остаются, можно, типа, напитаться ими… На это уж мысленный Андрей с возмущением произнёс: «Утопить меня на резинке решил, что ли?! Небо не забрало, так, думаешь, вода заберёт?!»

Так, поёжился Горшочек... Тоже не то! Думай, Мишка, думай…Только как назло — ничего дельного не шло! Что-то, что обычно мужикам дарят — не канало. Набор рыбака там, типа, чтоб ловил удачу за хвост, слишком банально, блин, да и Князев тогда его с собой утащит... А морозить задницу в камышах утром и вечером, ожидая, когда клюнет не жареный петух, а корюшка какая... Это такое себе. Нет, за такой подарок расплачиваться придётся!

Может тогда цацку какую? Ну Княже ж такое любит... И браслетики-кулончики... Что-нибудь необычное, а? Ага, с джипиэс! Нет, вообще, мысль неплохая... Не в смысле маячок туда поставить, а вообще. Можно отложить. Но хочется чего-то более... блин, ну необычного, да, к тому же — Горшок уже мысленно обливался потом, представляя все эти походы-поиски. Тьфу, бл*!

Так, может, ему что-то для активного время препровождения подарить. Ну, чтоб не жаловался, что отстал безнадёжно? Какой-нибудь электросамокат, а? Но буйное воображение уже нарисовало бешено мчащегося за ним и, естественно, догоняющего Андро с воплями: "Снова ты со своими намёками, что я теперь щенок молодой!" Нет, самокат нельзя... Или обидится, что, мол, хочешь, чтоб я укатился, или разобьётся, блин, в попытках себя живым почувствовать. Ну или просто из реальности выпадет, задумавшись, — привет, столб.

Хм... А если кожанку заказать с шутом их, а, обнимающим? Так не успеет уже... Такие вещи быстро и качественно не делают... Поискать чего из наличия — жилетку, куртку, плащ? Блин... Скажет: чё ты в мой концертный лук вмешиваешься, думаешь, я сам не могу, что опопсел и вообще? Не, говно идея...

В башке вдруг вспыхнул концерт из начала нулевых, где Андрей прихватил оставленный, видимо, с детской постановки костюм и выкатился на сцену киндер-сюрпризом... Вот уж точно — без комплексов человек... Был. Хотя и сейчас сюрприз так сюрприз и всегда дарит радость, ё-моё. Хер знает только, как ему это показать, чтоб точно понял, если по-прежнему загоняется, бл*.

Может, написать что-то реально стоящее? Ага, для этого вдохновение нужно... А уж отловится ли — хрен знает. Надо что-то другое думать! И Миха начал усиленно так обмозговывать, по дороге к себе домой, и в голове, кажется, начало что-то проскальзывать. Пока обрывками мыслей и едва заметными штрихами, но всё же… Уже не полный голяк.

* * *

Когда очередной журналист влез с набившим оскомину вопросом — а на какой, с*ка-бл*дь, возраст господин Князев себя ощущает — Андрей почувствовал, что отчетливо понимает Мишку с его «щас что-нибудь сп*здану», более того: вон тот стул так и просится вместо головного убора на башку этому очередному любителю дурацких вопросов, на которые у него нет и не может быть ответов. Ни сейчас, ни потом, как это не прискорбно осознавать.

Андрей вздохнул, напоминая себе, что не всегда мы можем что-то предпринять, иногда обстоятельства... сильнее нас — и тогда остаётся только жить с этим. Пытаться. И он старался. Порой выбиваясь из сил, но упрямо старался как-то привыкнуть, как-то устроиться в этой новой-старой жизни.

Да, временами даже становилось легче — иногда помогали обычные игры и возня с дочками (настороженность из глаз Дианы уже почти ушла, Алиса же находилась в том возрасте, когда принять вот такое оказалось проще... поэтому, можно сказать, Князеву повезло, но у него язык не проворачивался), нежности с Агатой (Нигровская вряд ли это вообще осознавала, но пару раз Андрей, вздрагивая, просыпался от того, что та его облепила всеми конечностями, да так цепко, что ему, не желая будить, приходилось так дальше и засыпать, ощущая себя каким-то плюшевым, но вообщем-то, весьма нужным зверем), разговоры со старыми друзьями…

Да, особенно со старыми друзьями. Если ещё точнее, то со старым другом — Мишкой. Этот гоблин лохматый (Князь вздрогнул — вот Гоблина-то он как раз давно уже не видел... Но и в то, что тот сгинул с концами, оставив Горшочка в покое — не верил. Увы, и потому ждал, когда тот снова проявит себя, хотя и отказаться от общения не мог. Не имел на это сил — ни моральных, ни физических) ловко заново ввинтился в его жизнь. Впрочем, до конца-то он из неё и не вылезал. И не вылез бы никогда — понимание этого пришло само собой, когда он начал понемногу привыкать к старому-новому миру и тому, что Мишка никуда не денется... Прогонишь — будет кругами вокруг дома бродить и с Агатой за спиной созваниваться. Нет уж... Лучше в открытую. Для обоих лучше.

Как бы Андрей в своё время (пять лет назад — услужливо и гаденько произнесло что-то в голове) ни пытался выбросить Горшка и из жизни, и из головы. Миха крепко зацепился тогда, много лет назад, и сейчас продолжал цепляться (бульдожья хватка — хихикало что-то, примеряя на лохматого то одну породу, то другую — это несколько отвлекало и да... чуточку помогало тоже), приземляя его самого ничуть не хуже, а где-то и лучше других.

Всё-таки Мишка был ему нужен. И ни фига ничего не отболело. Как бы у него те два года ни полыхало, благо и Гоблин дровишек подкидывал, но боль это только усиливало, а тактика избегания не особо работала. То, что придурочного этого всё гнилое обнулить заставила его — да, будем честны — верная смерть, оно тоже настороженности добавляло. Потому что... Ну не надёжное это дело, когда ты внезапно снова становишься хорошим и тебе все косяки прощают, а себе голову пеплом посыпают... и плевать, что для Мишки это ни хрена не внезапно. У него пять лет было, чтоб осознать. А у Андрея такого времени не было. Ничего не было. Вот и поэтому ещё сложно было. Ведь видел же он — и как тот старался, и сеть изучил — понял, что тот все эти годы делал, да и по домашним своим замечал отношение... И в глаза напротив смотрел и не видел ни притворства какого (это уже и не Миха Горшок был бы), ни даже полутени Гоблина. Но от настороженности это не избавляло.

И в целом не про Мишу даже речь и не про домашних, просто мерзкое чувство не оставляло. Точнее, оно притуплялось временами, но совсем не исчезало никогда. Ночью можно было особенно удачно притвориться, что всё хорошо... Агатка не настолько изменилась, чтоб это можно было заметить в полумраке. И вот в тишине под её негромкое сопение он и забывался порой. Ну, подумаешь, спальня не та, всего лишь стены... Как и кровать — мебель. Остальное — старое всё, так ведь? Ну, он уж точно... Вернулся из тура — жена под бочком, за стенкой Алиса спит, где-то живность их на лежаночке дремлет — всё как раньше. Так с самообманом и засыпал. А потом, среди ночи, просыпался, потому что Нигровская схватилась за него как за круг спасательный. Ни хрена всё не хорошо... Совсем.

Так что временами (а это довольно часто, увы) Андрей себя чувствовал какой-то безнадежно устаревшей вещью. Ну, может, и не вещью, но иначе назвать не получалось. Устройством Андроид, бл*. Вроде и работал, но как старая модель, для которой уже и не приходят обновления — производитель махнул лапкой. Всё, ребятушки — все ушли, справились с его потерей, примирились. Обновились. Вон даже Мишка взял и сделал финт ушами — ЗОЖником заделался.

Ладно-ладно, у того и впрямь были причины. И снова — привет, двоякие чувства: Князь, с одной стороны, очень рад был видеть его таким — здоровым относительно, трезвым всегда, а не от случая к случаю… А с другой — как же противно осознавать, что для этого коренного перелома, прорыва в долгой и показавшейся уже бесполезной борьбе в каком-то смысле пришлось полностью устранить, практически выкорчевать до конца с корнем из реальности Миши Горшенёва такой весьма неоднозначный фактор, как Андрей Сергеевич Князев. Круто же, да, понимать, что для того, чтоб друже твой наконец перевёл стрелку с рельс, ведущих в пропасть, на путь в долгую (нет, дедушка Егор, не факт, что счастливую) жизнь, тебе в его сознании пришлось сдохнуть.

И вот теперь вернулся — да. Нужный, вроде бы, да. Но тогда, пять лет назад... Перечеркнуть всё то одномоментно он не мог. Надеялся и в 12 году, да, может, и сам себе в этом не часто признавался, но надеялся. А сейчас уже и не знает, сможет ли: они все научились жить без него. Даже мама. Хотя с ней легче всего было, и спокойнее. Поэтому — когда особенно невмоготу становилось — просто ехал к ней. Та уже перестала тихонько плакать от счастья, так что... Сбегал, да.

Потому что хоть все вокруг и ходят на цыпочках, практически ощутимо, бл*дь, всячески боятся как-то пошатнуть нервную систему возвращенца, разговоры осторожные ведут, к психологам,вон, отправляют… Заботятся так, что и вздохнуть полной грудью порой невозможно.

Вон, бл*ть, те же самые концерты… Услышав, что Андрей хочет вернуться, более того, о сольнике больше и не заикается, только ленивый не спросил по десять раз — ты уверен? Может лучше на время затаиться, с семьей побыть, уйти от такого пристального внимания? Все они точно не понимали, что так Князев отчаянно старается нащупать почву под ногами и стать снова самим собой, а не предметом каким-то, чудом, блин. Нужным и важным.

Да, они из лучших побуждений, да, оберегали. Настолько, что порой Андрей ощущал, что ещё немного — и эта самая вата у него из ушей полезет. Хотя порой такие взгляды ловил, что понимал: могли и сильнее. Сдерживались. Опять-таки ради него — и это не могло не радовать и вообще, буквально кричать в ухо, что ты не один.

Но… Маленькие, ничего для них незначащие вещи больно резали своей нормальностью, повседневностью и незнакомостью. Например, когда Диана рассказывала про какую-то подружку, с комментарием — «ты её не знаешь, пап, но она клевая», когда смотришь на свои песни в аранжировке Мишки и компании, понимая, что не то чтоб сделал всё иначе, просто сам факт... угнетает! Или когда тот же Горшок мимоходом бросает что-то типа: «Лиска этого не любит», или когда он же, но уже с Агатой самозабвенно и без него обсуждают дела группы… Это всё давило и угнетало.

Он не говорил им о своих чувствах, не хотел ещё больше расстраивать. Даже у мамы и то по большей части молчал или трещал о какой-то ерунде. Или слушал, что та может рассказать о жизни, прошедшей мимо него в эти годы. Такая тактика была провальной. Молчание вовсе не всегда золото. Это показал "случай в ванной", но и ничего лучше Князев придумать не мог. Плюс боялся, что родные начнут очень уж внимательно следить и за ним, и за тем, что говорят и делают. И их общение выйдет на новый уровень искусственности. И так уже порой казалось всё каким-то ненастоящим… Будто он не проснулся в самолёте.

А журналисты с этими своими вопросами-расспросами лишь добавляли жару. Ну и как Андрей может на них внятно ответить? Если и сам не понимает до конца ни кто он, ни где он, в какой точке времени застрял. Бляха-муха, застрявшая, но не в янтаре, а каком-то дерьме!

Пожалуй, только в последнем разговоре с Михой, как раз про эту вопросно-допросную тему, и умудрился осознать масштаб проблемы: прошлого уже не вернуть, настоящее было не для него, ведь не было предыдущего отрезка, а будущее скрывалось в тумане, свет на который не мог пролить ни один фонарь.

Несомненно, какое-то оно было, но зыбкое такое, угрожающее так и провести остатки земной жизни в плавании около всех своих. На сопряженной, но прямо не пересекающейся орбите. И не чужой, и не свой. Никакой.

Даже Мишке, с которым легче всего отчего-то срывалась с языка накопленная тяжесть, сказал полуправду — о невосполнимости прошлого. Может, даже себе самому в этом было трудно до конца признаться. А ещё расписаться в собственной беспомощности и незнании, как дальше с этим со всем жить.

Совсем не случайно некоторые пассажиры того самого рейса сошли с ума или… Князь прерывисто вздохнул, поглядывая за окно. Удивительно, как при всей этой заботе, его ещё одного пускали на балкон. Хотя теперь если, как обычно, долго зависал в ванной, его обязательно окликали. Проверяли, блин. Потому что "или" — это добровольно прервали этот замкнутый порочный круг, в который превратилась жизнь. Да, он интересовался судьбой пассажиров. Этот полёт их одновременно и объединил, и от всех отграничил.

Вот-вот. Он-то в своей беде не один. С друзьями попал. Повезло, можно сказать. Да-да — Князев ненавидел это слово "повезло". Слишком уж много раз ему повезло. Да так, что весь и обляпался.

Андрей понимал умом, что и Вахтанг, и Егорыч, и Димка испытывают нечто похожее. В меньшей степени — возможно потому, что журналистам был интересен фронтмен. Да и просто людям. Ну или Князев просто дожил до состояния страдающей маргаритки, принимающей всё слишком близко к сердцу и загоняющейся совершенно левыми какими-то, надуманными проблемами. Ни в чём не был уверен. Даже в том, что друзья-товарищи по несчастью говорят правду, а не умалчивают большую часть того, что творится в душе. Как и он сам. Просто какое-то дико страшное молчание в ответ — и нет, в себе разобраться не получалось, куда до остальных...

Так что удивительное дело, но Мишка прав, наверное: стоит превозмогать себя и разговаривать хоть с кем-то. Прямо, а не в обход, без ходьбы вокруг и около околотками. Может, так и встанут постепенно мозги на место, и он найдёт его, место это, и в нынешней жизни. Однако сделать это было несоизмеримо труднее, чем признать правоту одного лохматого. Ах да — ещё одно изменение неоднозначное. Того сейчас особо и лохматым-то не назовёшь — аккуратно всегда причесанный, весь белый и пуш... просто Горшок (как не вычесанный-то?! И не отполированный от сажи и копоти накопленной) тоже какой-то чужеродностью отдавал.

Да, коллекция загонов А.С. Князева пополнилась, мнительность вывернулась на максимум — и вообще, порой он сам себя не узнавал. И да, видимо, к разговорам он все же не готов ещё. Ни с кем. Хоть и пытается, с тем же Михой, например. С Агатой… Чуть проще было с Вахтангом. Но там они оба по большей части молча пили. Что не отменяет некоторой терапевтичности действа, как и в случае с Наскидашвили. Тот приводил голову в порядок, ну или просто находил свой дзен, за готовкой мяса. Разными способами. Кажется, столько маринадов тот до прерванного полёта не знал. А вот разговоры — те не особо клеились и там.

Особенно нелегко было отчего-то адекватно реагировать на разговоры о каких-то повседневных делах, типа, а что тебе на день рождения подарить — да-да, люди теперь тоже не знают этого Князя, хотя и говорят, что не изменился. Жизнь — хочется ответить ему в такие моменты. Подарите мне пропущенную жизнь, чтоб можно было жить дальше. А не ощущать себя размороженной тушкой цыпленка бройлера, которую какой-то безумный учёный за каким-то лядом реанимировал, дабы посмотреть, что получится.

* * *

Крутится, вертится, но не шар голубой, хотя он тоже вертится, но сейчас не об этом, а о мыслях в голове у Мишани. Подарок, подарок… Ясно дело, что Андро надо заземлить... Не в том смысле, что тот похож на оголённый провод, хотя и это тоже. Но так просто не выйдёт. С техническим-то действом.

Нужно как-то извернуться и показать ему, что, в общем-то, он здесь, с ними. Нужен и важен. И что те пять лет, хоть и не все, конечно, но по большей части можно если не восстановить, то восполнить. Эту яму перепрыгнуть. Создать будущее всем назло, не позволить влиять прогалку этому на себя — обратиться к другим значимым моментам. Будто мало их в прошлом было. Не всё пятью годами измеряется... Как-то же люди приспосабливаются заново, кто с недугами боролся, в коме лежал, кто в тюряге сидел... Нет, х*йня примеры!

И всё равно — не повод сдаваться... Тем более, Княже... Тот же сильный, всегда скалой казался! И вот, с*ка, куда-то песком сквозь пальцы от них просачивается. Так хотелось его за плечи схватить да прямо в ухо как следует прокричать, что не поздно, Андрей, блин! И ты не в стороне, не позади всех. Но нельзя... Осторожнее действовать надо. И день рождение — идеальный повод для говорящего, почти кричащего подарка.

И для этого случая очень быстро — неожиданно даже для самого Горшенёва — нашёлся подарок. И, казалось бы, можно было бы на этом остановиться. А что? Подарок есть? Есть! Значимый? Да! Особенный для них двоих? Очень! Уже лучше подаренной лекции на тему анархо-коммунизма или чего-то такого под стук колёс.

Но нет же… Разум вот это всё понимает, а в душе неспокойно. Где-то внутри зарождается пульсирующая мысль, что этого недостаточно. Вот совсем. Ну, может быть, будь ситуация рядовой, обычная днюшка — вполне достаточно. Всё-таки совсем не такие у них отношения были, чтоб мерить этим... Вот именно что были, бл*! И не всегда и тогда-то Миха был даже просто внимательным. Но ему прощали и это, и многое другое, пока кредит доверия не исчерпался. Да и это не обычный день рождения. И Андрей вовсе не обычный, ё-моё. Быть таким, как все, с детства не умел… Очень точно Княже себя описал, не прикопаешься. Не как многие думали, его, Горшка... Нет — себя. Может, сейчас и начал кто-то догадываться, да...

Вдобавок ещё какое-то смутное чувство не давало покоя. Мишка с ним ежечасно варился, варился, и, кажется, доварился до выжимки. Выварил-таки мысль: что, если проблема глубже? Не только в прошлом дело, но и в настоящем, и в будущем.

Потому как, ведь, если Андрей чувствует себя обделённым, вычеркнутым из жизни в прошлом, считает, что оно ушло, не значит ли это, что и в настоящем так же? И он по-прежнему в неком таком ничего застыл. Ни там, ни тут. Тогда и за будущее думать уж совсем страшно — не строится оно без двух других констант. Его вообще может и не быть, если сейчас Княже тоже доварится. И не удержать им его, если решится уж. Упрямый ведь, и не дурак. Значит, не только в былом надо заземлять, потому что ему подарок подвернулся удачно, а вообще, везде смысловое искать... Чтоб уж со всех сторон Андро никуда не делся, ё-моё.

Вот тут-то мозг и сломался. Но как сломался, так отряхнулся и дальше затарахтел. Страх, знаете ли, хороший подгонятор. Снова остаться без Князя под боком он не выдержит. Тем более, таким жутким образом. Нет, время быть сильным не прошло. Кажется, даже ещё ответственнее момент наступил. Мысленно давая себе подзатыльники — исключительно для лучшей работы мозга, Миша-таки, конкретно поскрипев, нашёл, кажется, ту часть, что могла помочь вдохновить Андрея на дальнейшее и проложить ему дорожку в будущее. Более того — им. Вместе, ё-моё.

Да, собственно, его этот подарок уже давно ждал. Даже когда никто уже не верил в возвращение, когда считали мёртвым, когда пытались и сами жить дальше и уговорить Горшка отпустить. В каком-то смысле эта вещь — хотя можно ли так её назвать, вопрос хороший — поддерживала и самого Миху в почти безнадёжном ожидании чуда. Пусть теперь и увидит, услышит её тот, кому хотелось изначально вручить. Может, и ему поможет.

Да что там — Мишка был уверен, что поможет. Потому что вложил туда всю свою... боль, конечно, тоже, но правильнее будет сказать душу. Правда, маленькая частичка где-то глубоко в душе сомневалась: а не поймет ли превратно это Андрей, не выкрутит ли его, как выяснилось, потерянно блуждающая и активно загоняющаяся менталка вообще в другую сторону, в дичь какую… Ну, что так Горшок его к себе по-новой привязывает, чуть ли не в рабство берёт. И так, считай, снова на одной сцене... Причём отношение к этому самого Андрея, истинного, он боялся узнать. А теперь ещё и это. Миша, конечно, эти мысли паскудные гнал, но волнения они всё же добавляли, да и прогонялись с переменным успехом.

Но подарок-парус к будущему был, как бы Миха не сомневался, как и прошлого ниточка. А вот часть подарка, призванная закрепить Княже в настоящем (и желательно рядом со всеми близкими и родными людьми), ну никак не находилась. Мозг, по ощущениям, кипел и работал на 200 оборотов вместо 100, однако ничего не находилось. Дельных идей не было. Так что рисковал Горшенёв всю удачно вспыхнувшую концепцию порушить.

Так бы и остался Мишка с неполноценным подарком, всю идею провалив (можно, конечно, сделать вид, что так и задумано, мол, ну настоящее — оно на то и настоящее, что про него рассусоливать, но… Он-то знает, себя не обманешь!), однако помог случай.

Охренеть, не встать, но в кои-то веки и СМИ принесли пользу — вот такой вот пердимонокль. Андрюха-то в последние месяцы из новостей не выходил, да. Что, конечно, не прибавляло тому настроения. Из дома выбирался будто ниндзя — всё равно находили как-то... Толком не скроешься, как оказалось, из поля зрения журналистов. Можно, ё-моё, понять, бл*, да — такая сенсация необъяснимая!

Да, других пассажиров того рейса тоже дёргали, но не так активно — сказывалась, видимо, медийность персоны Князя. Стал он кабанчиком отпущения, как кто-то в комментариях криво пошутил. Вот и очередной ролик смонтировали граждане доставучие, загрузив туда фото-видео разных лет.

За него-то и зацепился случайно Мишка, точнее, за отрывочек из интервью, где Андрюха красовался с наглухо упакованной в плотную повязку рукой, а затем догнали его и кадрики выступлений, где Княже старательно прятал за длинными рукавами (откуда тельняшки-то взялись, да!) или наручами страшные шрамы на руке. Если так подумать, то Андрей всегда искусно скрывал то, что его мучило. Прятался за маской весельчака. И ничего особо не изменилось. Только шрамы стали толще и болезненнее, а ситуация — серьёзнее.

Как прятал тогда, что у него на душе творилось, так прячет и сейчас. Никогда не любил обнажать хоть тело, хоть душу. Другим оставалось лишь по косвенным признаком гадать, когда лишь немногим дозволено было подобраться близко-близко да чуть приподнять завесы — проникнуть внутрь чудного мира в его голове. И то — там на порог, скорее, пускали. Агата как-то в эти пять лет разоткровенничалась, что даже, оглядываясь назад, до конца не понимает. Потому и ценно было, что Мишку тот пускал глубоко, до поры до времени. И сейчас, пусть не полностью вернул себе Горшенёв эту привилегию, но потихоньку открывался ему Князь. За порожек заглядывал, но как прежде вещички разбросать свои не мог... Хотя и замечал в щёлочку, что оброненные ранее им там так и остаются. Не вымели, как сор из избы... Надо же!

Вот это-то видео, блин, и натолкнуло на мысль, которая и так витала с момента перечисления первых-первых вариантов. Андрюхе нужно было что-то одновременно и защищающее, и заземляющее. И, после перебирания самых разнообразных, заставляющих медленно звереть вариантов, Мишка всё же пришёл к одному конкретному.

И следующие уже дни посвятил поиску нужной части. К слову, пришлось кучу магазинов обойти-объехать (в интернет он даже и не лез — надо было своими глазами увидеть и понять, что это то, что нужно, а то видел он мемчики, в том числе и со своим таблом. Ну не всем фанатам нравились метаморфозы с ним происходящие ради выживания, кто-то ёмко подписывал "Горшок с Алиэкспресса"!).

И даже в магазинах — всё, блин, было не то. И, да — Миху посещали мысли, что не один Князь загнался. Он тоже, но и сидеть сложа руки не мог. Так он хоть что-то делал. Помочь пытался. Так что — не ныть! И искать, искать... Ведь где-то предлагали какой-то откровенно пидорский вариант, где-то хрень какая-то, попса голимая, где-то было даже интересно, но чуял всё же — не то.

Нашёл нужный вариант опять же, как это часто теперь происходило, чисто случайно, уже выходя из очередного шопа, в котором, поверьте, совершенно зря букву "ш" использовали!

Лежал, оказывается, там себе в уголочке неприметный, ё-моё, даже продавцы, галдящие и назойливые, не предложили почему-то. Простой, но в разуменье Мишкином прям точно цели отвечал, как будто прям для этой задумки и был сделан. И очень вовремя попался на глаза — до днюхи Княжеской буквально день остался. Так что концепции, бл*дь, быть, а вот оценит ли Андро... Новый нервяк добавился, да.

* * *

В общем-то, когда Агата осторожно предложила отпраздновать столь знаменательное и непонятное событие, как днюху возвращенца неопределенного биологически-паспортного возраста, в маленьком загородном ресторане, Андрей резко воспротивился. Был бы котом — точно бы шерсть дыбом поднялась и когти выпустились. Но Нигровская хитрая, предложила всё это дельце ночью, когда у него особо и люфта для побега не было. Сразу б всех на уши подняла. А ему это надо? Нет, да и Алиса спит... Поэтому пришлось брать себя в лапки.

Ну в самом деле, ему в этот день только напиться и забыться захотелось. И не думать обо всей ситуевине, что мозг жгла. Правда, тут он опасался, что Мишка, как будто всерьёз опасавшийся, что Князь может снова куда-то исчезнуть, может тоже... того... развязать, бл*! Поэтому и хотел куда-нибудь на этот день провалиться, блин, да опять же страшно, что снова пять лет пройдёт. Поэтому ну нах... План загаситься и напиться был провальным с самого начала — ясно было, что никто не даст, да и риски со срывом Горшочка имелись. Но устраивать же, блин, празднество в ресторане. Агатка, конечно, добавила слово маленьком... Но знаем мы эти маленькие рестораны, ага. У каждого своё понимание маленьковости. Всего-то, положим, не 500 человек войдет, а 100... Маленький — да, с*ка, бл*!

Жена же не удивилась нисколечки его реакции и последовательно аргументировала, что, во-первых, ему в данном заведении будет удобнее, чем в квартире праздновать — пусть и небольшим кругом родных и близких — дома-то никуда не спрятаться, не скрыться. На заикание Андрея о балконе усмехнулась так, что Княже и понял: никто ему там в одиночестве загаситься не даст. И зимой не напугаешь. Эх. А там, продолжала обрабатывать его Агата, захочет уединения, поймёт, что много всего слишком стало — так, пожалуйста, хоть на террасу какую передохнуть выходи, хоть по территории пройдись. Конечно, достанут и там, если захотят, но скрыться не в пример легче. Там и лес, мол, рядом. Но на последнем Нигровская осеклась, как-то с опаской на него поглядев. Князь вздохнул.

— К тому же, Андрюш, — ласково немного надавила, видя его колебания, — мы все очень хотим провести с тобой этот день. Никто никого не обязывает, можешь, конечно, если ты этого хочешь, дома запереться и не выходить! Или с головой с работу занырнуть, как ты это обычно делаешь, если хочешь отвлечься от проблем — твоё право, но это не ослабит наше желание видеть тебя, а не твой затылок и общаться со своим сыном, мужем, отцом и другом чаще. Так что глупо отказываться, к тому же, когда есть ещё и возможность всем нормально отдохнуть… Вон Мишка работает, как проклятый, и спуску себе не даёт, поэтому...

Она не договорила, неожиданно подлезла к нему близко-близко, прервавшись на полуслове, пока Андрей пытался переварить её слова. Непростые, угу, и что-то такое он и сам, признаться, подумывал, насчёт одних лохматых, в том числе, но... Очень уж похоже на манипуляцию, особенно, когда Агата так, приобняв, за ушком почесывает… Сил уклоняться и прятаться не было, поэтому по фиг на такие вот приемчики — расслабился.

Но потом, всё же извернувшись и взглянув пристально на жену, понял, что та, скорее, не манипулирует, а весьма активно высказывает, может, где-то и продавливая, своё желание, свою тоску какую-то передает за все эти годы. Вон как... Он подставил ей другое ухо — хорошо делает.

Непросто всё, ох, как непросто. Да и права: люди всё равно не оставят в покое — будут звонить, поздравлять и так далее. Не спрячешься, не день в день, так потом найдут. Не лучше ли тогда одним махом хотя бы всем близким дать «доступ к телу» — это Агате проще, во сне активно пользуется привилегиями и тискает почти до состояния поюзанного медведика в детсадике. Да и не только во сне, он дёрнул ухом, которое тоже потрепали.

На "доступе к телу" Князев хмыкнул: какие образы порой в голове рождаются, надо ж, скоро как Ленин, разложится... Только не на плесень и липовый мёд, а на пиво и... ну пусть тоже плесень будет, ага.

И всё-таки, в этом предложении было что-то прям отталкивающее. Ну не хотелось ему вот этого всего — шуму, ресторанов, чужих людей, возможно, рядом и прочее, прочее, прочее... Но и не праздновать совсем уже не представлялось возможным. Надо было хотя бы близким дать этот шанс — да, может, и себе. Он, так-то, штуки четыре днюхи пропустил. Или не пропустил — всё ещё не понимал. Сложно это.

Неожиданно, но выручил Мишка — тот постоянно у них околачивался, иногда ночевал, дело в общем-то привычное, м-да... От него точно не скроешься и не напьёшься. Единственный способ к Вахтангу или Диме завалиться, но, если прямо в днюху это сделаешь, будет очень странно. Но вот Горшок взял и в один из дней, пошептавшись с Нигровской, что тоже теперь дело привычное, выдал ему:

— Ну не хочешь всякие едальни в красивых местах, поехали тогда на горнолыжку. Активный отдых, ё-моё! Нацепил шапку, очки и трубу — и вот тебя и не узнать, скажи, круто придумали, а?

— А тебе можно? — невольно вырывается, потому что идея-то неплохая. Со свистом с горы полетать, кровь разогнать, напомнить себе, что живой... Но вот опять же в Миху загвоздка важная упирается. И правда, сердце же больное. А оставлять его за бортом, даже если тот сам предложил... Совсем не дело. Все друзья-родня будут, а тот нет — ну как так-то?

— В горы нельзя, — Миха немного хмурится, пощипывая себя за бороду, — Но то горы, понимаешь ли, со снаряжением и походом долгим, а это курорт, Андро! Высота небольшая, разреженности такой и нагрузок нет. Короче, пару раз с небольшого склона скатиться мой врач разрешает. Без фанатизма.

Горшенёв закатывает глаза, но Андрей понимает, что да, тот, как ни удивительно это, послушается специалиста. И вообще, кажется, уже проконсультировался у него перед тем, как его начать обрабатывать. О новый дивный мир, что называется... В этом новая черта Мишки, появившаяся за эти пять лет — некая осторожность, наконец-то появившееся планирование наперёд и прогнозирование последствий. Может, потому Гоблина и не видать пока, что тот его на цепь примотал и смотрит, просчитывая, чтоб не сорвался, а?

Но в этом обосновании своего присутствия на горнолыжной трассе, как ни странно, можно доверять друже: он явно хочет жить, потому и совершает все необходимые для взрослого и разумного человека действия. И, кроме того, ещё один, не менее важный момент также влияет на принятие решения — лохматик его основательно подготовился... Вон как бодро на вопросы о детях и более старшем поколении отвечает — мол-де, есть там и просто подъёмник с видами, что ведет на небольшую едальню тоже, естественно, с видами, что всё безопасно. И это тоже может говорить не только о заботе о своём здоровье, но и о том, что ему тоже важно быть рядом с Андреем, вытащить его, как выражалась Агата из норки, и проветрить... До первого выхода в "большие люди" на концерте. Так что в том, что всё пройдёт гладко, Мишке своему почему-то очень хочется верить.

Потому-то Андрей и серьёзно задумался: кажется, не только ему охота прошлое восполнить. Прикрыл глаза и живо вспомнил сибирский тур, молодость, ветер в головах и горные лыжи. Пьяненькие идиоты, толком не умея кататься, да что там — и на земле то слегка пошатывающиеся от общей проспиртованности организма, а полезли на трассы для хорошо владеющих. Повезло, видимо, — никто не убился, хотя снега немного загребли. Даже протрезвели, ага. Хорошо время провели, даже Миха чуть ожил... А сейчас, видимо, уже его решил тем же способом в чувство привести. Без перелётов и дополнительных нервоиспытаний — область их небедна на подобного рода комплексы, вон эти двое заговорщиков ему уже тыкали в фото и видео с комментариями, как можно всё, при желании, в один день обставить — для тех, кому некогда, и в пару — для тех, кто не торопится. Варианты проживания у склона тоже имелись.

И хотя внутри не всё было в восторге и от этого варианта, но, пожалуй, это всё же было приемлемо. И даже немного интересно. Сбегать на лыжах точно сподручнее. И вообще, раз его туда уговаривают пойти — значит, хоть немного, но доверяют, верят, что не полезет убиваться, да! Нельзя таким разбрасываться... А то или в вату замотают, или просто плюнут, и неизвестно, что хуже.

Поэтому, пожалуй, предложение Михи самое лучшее, что можно сделать в данной ситуации. Одновременно можно и в кругу друзей побыть, но в то же время и нет. Выскользнул с рестика — пар с горы вместе с тушкой спустил... Да и, кстати, правильно Горшок заметил — окружающие посторонние вполне могут и не узнать, потому что странно его ожидать тут встретить в день рождения, да и — чего ему больше всего и хотелось — экипировка вполне справится с ролью маски.

* * *

Неудивительно, что Андрей, несмотря на все свои страхи, загоны, коих теперь, кажется, насобиралось больше, чем у Горшочка, раздирающие душу чувства, диаметрально противоположные, понял, уже оказавшись в момент непосредственно празднования, что в целом-то всё неплохо складывается и ему даже нравится. И это лучше, чем греть диван жопой, жалея себя.

Поэтому, да, именно так — нравится, в какой-то мере весело — на горнолыжку собрались только самые-самые, кто действительно хотел, а кто не очень — тот и отсеялся, сославшись на "какие горы, какие лыжи, ватрушки — вы с ума сошли!" Так что не так уж Андрей про "доступ к телу" и не прав был, они дружески общались, затискивали его в объятиях — ну, тут тоже, в общем, без претензий был: приятно же. Правда, временами рёбра скрипели... Особенно, когда к телу подбирались приглашённые в приступе желания примириться, что ли, и не оставлять за спиной заточенные копья разные Лоси ретивые. Ну а чё? Сашка упрямый, долго добивался встречи, и добился-таки — нормально поговорили. Сотрудничать на заранее оговоренной дистанции можно. На горнолыжке тот тоже вёл себя прилично, не придерёшься.

Вообще, неплохо всё было. Исключая Лосей, в коих сомнения закрадывались (Миха, хмыкая, предлагал в случае чего посадить того в ватрушку и пропнуть с горы — кажется, даже серьёзно!), компания подобралась проверенная. И, главное, они не обращались с ним как с больным или умирающим: в вату завернуть не спешили (давали ж кататься!), не ходили вокруг на цырлах (пристально следя!) и так далее.

Что ещё надо, коли есть приятная компания и место прекрасное — трассы разного уровня сложности, а на вершине небольшой ресторанчик, в котором специально забронировали один из панорамных залов, и виды оттуда открывались просто фантастические... Так что тем, кто не за активный отдых был, а за едальню — тоже неплохо было, вот так-то. А имениннику раздолье — есть повод сбегать периодически из-за стола.

Короче, благодать. Народу на склоне в будний день было совсем мало, посему Князь в окружении родных и самых близких — ну, хоть и самые-самые, но набралось-то человек тридцать. И это неожиданно тоже весьма греет душу. В такие дали, пусть и в пределах области, но не отказались, забрались... А вообще, казалось бы, знакомых много, а вот друзей близких — раз, два и обчёлся. А тут прям небольшая толпень получилась.

Агата за эти годы, очевидно, поднаторела в организаторстве — не зря ж с Михой так спелась и отлично функции директора Короля и Шута выполняет. Выполняла — он никак не может привыкнуть и к тому, что она была директором его бывшей группы (а то, что эта группа теперь настоящая — тоже плохо получается), пусть и другим несколько составом, и к тому, что теперь уже решила отдать бразды правления в руки Вахтангу и заняться своими проектами. Снова. Или не снова? Да блин! Разберётся как-нибудь со временем. Наверное.

Всё предусмотрела Саша (и это тоже весьма выделяется — привычка время от времени называть её прежним именем, для всех других-то она за последние чертовы пять лет окончательно стала Агатой. А он вот теперь ворвался и называет. И не понимает, как к этому относится сама жена-то: вроде глаза добрые, не злится, даже не поправляет, но при этом грустинка проскальзывает. Да и ему лишний раз напоминание, что он — человек прошлого, блин, хорошо, не дождя, ага): и инструкторов нанять, чтоб, видимо, не окончился праздник для кого-нибудь в травматологии, да ещё и для детей, и для взрослых отдельно, и застолье организовала, какие-то ещё дополнительные услуги забронировала...

Андрей особо не вникал: ему хватало вполне снега, друзей рядом и адреналина в крови после спуска. А ведь жена молодец... Даже Горшку намутила термос с каким-то безалкогольным, не особо по цвету и пряному запаху отличающимся глинтвейном. Фишечка мероприятия, ага.

Короче, что-то похожее на счастье испытывал. Хотя, может быть, это всё гормончики шарашат — всё-таки кровь он себе сегодня побудоражил, стряхнулся... Но даже если и так — пусть. Хоть сегодня, блин, не думать, а просто ловить момент и жить. Кто знает, когда в следующий раз удастся, да и получится ли вообще. Что-то у него ещё и фатализм в голову заложился. Вот так, живёшь, не знаешь, с какой стороны прилетит, ага, и как. А то, что в одну воронку не бьёт — это чепухня.

А пока, вновь поднявшись вместе с Мишкой и Димкой, колебаясь между желанием ещё раз отправиться на спуск или пойти в рестик, чувствуя приятную тяжесть в мышцах (по фиг, что завтра его, возможно, с кровати Агата будет отколупывать! Хотя у неё, может, и на этот случай пластырь, мазь имеется... Разница в их возрасте, к слову, стала менее существенной, но всё равно — она-то так не усердствовала с катанием, да и потренированнее его была), не удерживается и спрашивает слегка пыхтящего рядом Миху:

— Это такой способ заземления? — кивает на свои, кажущиеся уже даже не свинцовыми, а титановыми ботинки.

— Хотя бы и так, — невозмутимо отвечает Горшок, а в глазах-то чёртики пляшут. Тоже видно, что доволен, хоть и устал... Ни на один спуск от Андрея не отстал... Может, стоит сейчас спуститься и харе... Всё-таки не надо будить лихо, блин. Но пока, вроде, всё в порядке, Князь следил, чтоб тому не поплохело. — Скажи спасибо, что не стальные кандалы нацепили и тебе, и... — кивает в сторону Наскидашвили, тот тоже уже явно взмок, — да вообще, всем, кроме, пожалуй, Каспера — этот пусть летит в свободный полёт, привидение с мотором, бл*, говорливое. И вообще…

Договорить он не успевает: возмущенные согруппники-возвращенцы дружно затыкают рот меткими снежками. Присоединяется и Лось, бормоча что-то про выданный ему парус и не согласие с этим. Благо — не Питер, снега тут хватает. На всех. Хотя считает ли это благом сам весь облепленный и напоминающий йети Горшок, тут же моментально вспыхивающий и включающийся в снежную войну — вопрос.

— Мальчишки, — покачала головой Агата, глядя на возившихся в снегу мужиков. И не важно, сорок или сорок пять... Да хоть пятьдесят! Всё равно мальчишки.

* * *

Накупавшись почти буквально в снегу, довольные и счастливые (мокрые и красные), всё-таки принимают решение идти в ресторан. И так уже дольше всех прокатались. После спонтанно начавшейся снежной битвы, к которой внезапно присоединились и другие парни из группы (Князь их знал не то чтоб хорошо — пара реп не в счёт, но надо было думать на будущее, раз уж они теперь часть корабля, то пригласил — скажет сторонний наблюдатель, но на самом деле всё несколько не так!), углядевшие веселье и не захотевшие пропустить, ещё один спуск показался лишним.

Дима как раз вспомнил, что обещал их нового — ну, для возвращенцев — сотоварища и согруппника, человека, приятного во всех отношениях, Альберта, научить правильно, по-грузински, пить. Потому утаскивает ничуть не сопротивляющегося гитариста за собой. А там и остальные потянулись.

Андрей протянул руку и, довольно улыбаясь, помог подняться заваленному снегом Мишке. Тот шанса не упустил — ухватился цепко и, как только оказался на двух ногах, не отцепился, а позволил себя отряхнуть и после этого совершенно выбившегося из сил, но счастливого увести в тепло, сушиться. За этой суетой очень привычно угадывался прежний Князев — и это неожиданно крепко согревало.

* * *

Вообще, конечно, удивительно, что и Альберт, и Ира (она в снежной схватке не участвовала прямо... Но когда пошёл массовый заброс Горшка (охренели!), подала ему снаряды, что называется: где-то добыла снежный ком размером с барабанную тарелку, рискуя загрести снега в перекрестном огне), и Женёк неожиданно оказались в числе приглашённых — и Андрюха сделал это явно не из вежливости какой или соображений "наперёд", как например, с Ренником, хоть тот тоже человек хорошо и долго знакомый, даже свидетелем на первой свадьбе был.

Нет, просто как-то удивительно быстро после знакомства обоюдно прониклись. Да и не только с Андро. Что не могло не радовать — дух товарищества в обновлённой группе, как и в любой другой, претендующей на хитовость, да и просто, проводящей вместе такую бездну времени, необходим. Обидно тратить кучу времени на то, что не приносит удовольствие! Особенно сейчас это остро ощущалось. Князев бы не стал терпеть...

Но Горшка радуют даже не столько эти, появившиеся новые ниточки связей и то, что не заикается про никакой сольник, сколько то, что Андрей сам всё делает для упрочнения этих связей. Это в какой-то мере подсказывает Мише, что не сдаётся друже, ищет своё место законное в мире, не опускает лапок, а пытается сбить из молока масло.

Так что и ему самому доставляет определенное удовольствие наблюдать и за группой, и за Андро. Даже если те объединяются в дружном желании вылепить из него йети. Кроме Ирочки. Горшочек запомнил — вы не думайте, ё-моё!

Но зато, как хорошо всё закончилось! Битва, в смысле, снежная. Княже рядом, за плечо придерживает, довольный, глаза вон, как раньше, блестят озорно, щёки румяные. К нему словно какая-то лёгкость возвращается. Может быть, не совсем ещё та, что так запомнилась самому Мише, но что-то однозначно похожее. А это подтверждает, что всё они с Агатой правильно придумали. Верной дорожкой пошли. В кои-то веки, ага. Но лучше поздно, чем никогда!

Да и потом... День одним катанием и валянием Горшка не окончился. Вот и подарок от жены и дочек здорово поднял Андрюхе и настроение, и настрой. Разулыбался, котяра Купчинский, засветился аж. Ну тут, конечно, без вариантов было — вне конкуренции подарок.

Мишка в этом не сомневался ни разу, с тех самых пор, как Агатик ему впервые рассказала свою задумку. И даже умудрялся успокоить пару раз эту тревожную натуру, когда Нигровская начинала загоняться в «а вдруг это сделает только хуже, разбередит и без того не зажившие раны?». И даже сам немного руку приложил — помогал найти нужные фото, разобрать, выбрать рисунки и всё такое. Потому что, а как иначе: вытаскивание Князя — труд коллективный!

Так что да, за подарок Агаты он не волновался и в нём не сомневался. Ну вот почти. И это ожидание оправдалось, ага. А вот за свой с каждым часом становилось всё тревожнее. Мишке слишком часто стало казаться, что придумал он какую-то х*йню исключительную, и Андрей лишь удивится и скажет что-то типа: «ну ты и навертел тут, Мих». В лучшем случае. В худшем надумает чего и психанет, благо на горе находятся... Так, бл*, не думать об этом. Нельзя в вату. Надо показать, что доверяют... Но как же тяжело всё это даётся, блин!

И развеять хоть часть сомнений не получилось. Своей задумкой-то он ни с кем не делится — мешает всё же чертово общественное мнение: что скажут, может, осудят, засмеют за какую-то излишнюю, бл*, сентиментальность. Может, поэтому и напряжение растёт, как только возвращаются они в рестик... Там же поздравления, все дела, бл*ха-м*ха, хорошо Агате — она ещё дома подарила... А он вот не успел. Ну или просто страшно стало... А сейчас ещё хуже. Немного его попустило на склоне, да что там — полностью, а сейчас вот по новой и со страшной силой. А от этого и колом в горле встали все слова заготовленные, в кои-то веки чуть ли не написанные и сочиненные не перед выходом на сцену, условно говоря, а заранее...

И всё равно, Мишка ясно понимает, что чем больше ждёшь, тем хуже будет. Потому и отправляется с лёгким вздохом отлавливать Княже. Ибо нет — он, как остальные собравшиеся, не собирался при всех за столом озвучивать речь и всучивать презент... Нет, на такое у него уже не хватило бы храбрости. Нет, дождался, когда тот снова куда-то растворится из-за стола. А потом ещё со страху пару минут просидел, протупил, с духом собираясь... Потом в номер бегал — подарок забрать. А там Андро и след простыл. Пришлось немало потрудиться, ё-моё... Но зато свидетелей не было! Ага, столько стараний... А для чего? Правильно, понимаешь ли, для того, чтоб уж вручить ему презент и простоять весь момент как дебил с открытым ртом, не сумев ни слова произнести вообще. Поэтому, жалея всех усилий и с поиском подарка, и с заманиванием на гору, и с отлавливанием, и вообще, их отношения — и написал, ё-моё, речь!

Добыча, впрочем, (не стоит так, наверное, Княже называть даже мысленно, а то точно, блин, накаркает! Но это как-то полуистерично проскальзывает в уме, да) отлавливается в районе обзорной площадки... На улице уже стемнело, на трассе зажглись фонари — красотень, ё-моё. Скоро трассу закроют, поэтому народа почти нет. Агата как-то договорилась, чтоб им в десять вечера специальным образом включили подъёмник и спустили всех вниз, а там уж кто захочет... продолжит — договоренность была с караоке и кабинкой максимум человек на двадцать. Странно, конечно, им — и в караоке, а с другой стороны — что нет-то? Музыка — их жизнь и глотку подрать — это дело святое.

Короче, нашёл, вокруг никого — идеальные условия, а вот со вторым этапом — вручение и торжественная речь — всё же возникает заминка.

— Мих? — спрашивает Андро после того, как молчание начинает напрягать. Кажется, он теперь стал беспокоиться — вон какая складочка начала меж бровями образовываться. — Ты чё? Сердце, — ну точно, бл*... Дотянул кота за коки — вон тот уже и на запястье ладонь положил, и в глаза смотрит внимательно.

— Ну, короче, — выдыхает, понимая, что, блин, капец, вот он лажанулся... Речь написал — да... Выучил даже, но вот не учёл, что от нервяка те на хер из башки выйдут вон. Почему не записал-то на бумажке какой, а, все эти важные и нужные слова? А, ну точно... Побоялся, что Андро засмеёт.А теперь ещё хуже, похоже, вышло. — Тоже хотел тебя с днюхой поздравить.

— Так ты уже... — Княже улыбнулся ободряющее, кажется, у него отлегло, понял, что Мишка тут помирать не собирается. "Не всё равно", — что-то довольно промурлыкало внутри. — Поздравил, — продолжил он, окидывая руками простор под ними. — Вон куда вырваться уговорил... спасибо.

— Это... — Горшок медлит. — Агаты проект, понимаешь, да? Я только немного посодействовал в уговорах одного упрямого... — он осёкся.

— Осла? — снова улыбнулся Князь. Вот уж, в самом деле, настроение хорошее — надо пользоваться!

— Не без этого порой, — не стал кривить Мишка. — Но, заметь, всеми любимого, ё-моё... — да уж, точно надо было бумажку с текстом взять. Несёт тут всякую пургу, бл*! — Вот первая часть, — без привычной уверенности объявляет и достаёт из достаточно простого крафтового пакета бутылку коньяка, видавшую виды, что заметно даже в неровном свете фонаря. — Узнаёшь?

И по глазам Андрея видит — признал.

— Та самая? — ну что-что, а свой фирменный жест бровью Андрюха за все эти годы где-то там, в непонятной червоточине, точно не про*бал: всё так же задирает высоко.

— Ага, — Мишка кивает, приободрённо, на этой волне даже обрывок речи вспомнить удалось. — Понимаешь ли, это наше прошлое. Мы с тобой как хотели — распить, когда наступит самый большой успех. Вот, считай, наступил. Наше прошлое, которое было, есть и останется с нами. Ничто его не может отнять, — пальцы начали чуть подрагивать, почему-то к концу этой фразы волнение вернулось. Князь, так и не отпустивший руку, сжал ту посильнее. И смотрел так... Странно смотрел. И не залезешь, как раньше, в голову, ё-моё. Может, думает горько, что пить-то одному придётся... Горшок больше не в этой лиге. Но не в этом же суть? Совсем не в том, блин.

А в том, что большой успех-то наступил, но не на музыкальном поприще, хотя и там тоже, конечно, но пик тот они про*бали, не открыли, надеясь на новые вершины, а в жизни. Чудо, вернувшее Андрея — даже если сам тот сейчас таковым его не считает, Мишка сделает всё, чтоб тот снова начал радоваться жизни. И залог всего этого — обретаемая постепенно способность вновь слышать и понимать друг друга. Это ли не успех? После, казалось бы, навсегда утраченного? Мишка слабо улыбается.

Говорить дальше, мучительно вспоминая про эту часть подарка, необходимости нет. Да, ведь и прошлое есть. Общее. И дело тут не только в бутылке коня, не только в вещах материальных каких-то — горючих и не горючих — вообще. Ведь и сейчас вот смотрит на Андро — и постепенно убеждается, что тот понимает.

Может, и совсем не теми словами, заранее приготовленными, изъясняется сейчас Миха, а больше невербальным каким-то контактом, но Князь улавливает суть. Правильно улавливает — принимает бутыль, отставляет аккуратно в сторонку да чуть улыбается выжидающе, по волнению его, видимо, срисовывая, что Горшку есть ещё чего сказать. Потому-то он и собирается, говоря себе мысленно:

«Ну, что, Мишка, часть вторая в студию!»

* * *

Андрей, что удивительно, конечно, но чувствовал полное довольствие жизнью. Всё было замечательно просто... И даже сбегать особо не тянуло. Просто взгляд зацепился за опустившуюся темень и зажегшиеся фонари... Мозг потребовал выйти и зарисовать мысленно картинку. Вот там-то и словил странно себя ведущего Мишку.

Ну, ё-моё — одного взгляда на его необыкновенную даже для нынешнего "просветлённого" состояния серьёзность и даже, кажется, бледноватость хватает, чтоб всё в душе запереворачивалось. Первые мысли взметнулись, конечно же, что поплохело всё же этому дуралею, несмотря на все консультации с врачами и меры предосторожности. Хотя вряд ли врачи рекомендовал пациенту играть в снежки. Князь прикусил язык, мигом подлетая к обормоту своему, хватая за запястье — то легонечко подрагивало, чем сильнее укрепляло в подозрениях.

Потому-то далеко не сразу понимает, что Миха всего лишь хочет его поздравить. Просто волнуется слишком — вот ведь... Не надо было. И так постарался... Лучше, чем во все предыдущие годы почти что. И внимание подарил, и сюда вытащил, а ещё загнался и что-то притащил. Неужто настолько преисполнился в осознании, а? Князя после сказанного немного попускает, но не до конца — это что там чудик его придумал, что аж потряхивает слегка? Боится ж — видно, что неправильно поймёт. Миха и подарки — вещи вообще странные, сложно совместимые. Он сам как подарок, ёлки. Те ж тоже разные бывают.

Когда же Мишка достаёт бутылку, чудом не раз*бывая из-за тремора своего, да и упоминает, что это первая часть — Андрей окончательно сваливается в ох*евание от ситуации. Так что и принять сразу не догадывается, переваривает немного факты свершившегося чуда над Коробицыно.

Во-первых, продумывающий и выбирающий, да что там — составляющий подарок, да ещё какую-никакую, а объяснительную базу под неё подводящий Горшок — это нечто. Конечно, бутылку заветную опознал почти сразу — и, во-вторых, это и удивительно, что та дожила до нынешних времён. Сколько там уже выдержки накапало? Она Алиски с Дианкой вместе взятых в два раза старше.

Да, была у них подобная. В юности далёкой придумали и отложили с одного из первых гонораров. Не влезла, ага, что просто нонсенсом было. Вот и сохранили, подивившись. Андрей-то, если честно, думал, что давненько её Миха, на хранение забравший, оприходовал, или же ещё что случилось. Ан нет — не выпил, не вылил, не про*бал даже тогда, когда в ссоре были. Это греет душу и заводит сильнее адреналина.

Правда, друг отчего-то продолжает волноваться. Ну что опять-то, а? Незаметно-незаметно в мозгу это "друг" проскользнуло да там и встало, оставшись. Ну, а кто ему Мишка? На душе от признания этого, самим собой, наконец, прозвучавшего, тоже легче стало. Да, были... сложности. Но пережили же, да? Оба. Вот и Миха старается. И бутылку додержал. Значит, точно держится, не пьёт уже пять лет. И раньше-то не заглотил. Так-то.

Но челюсть с пола приходится вовремя поднять. У Михи ж ещё два подарочка, как выяснилось с пространной речи про прошлое, настоящее и будущее, заготовлены. Что же придумал его медведь удивительный?

Тот же, явно смущаясь, без лишних слов протягивает пакет ему — типа, сам разбирайся, а я тут постою, помолчу. У него и раньше-то со словесным выражением эмоций и не только проблемки бывали, а тут-то… Смущающийся Миха, вообще-то, птица редкая, но заметная — вон аж ушами алеет. Так что совсем уж, похоже, слова растерял.

Аж снова беспокоиться пришлось. Может, у самого Андрея что не так? Ну, там морда лица от изумления покривилась? Ну что уж там, надо хоть как-то адекватно реагировать, чтоб не придумал, зачем ещё больше в смятение водить? Блин, только мышцы лицевые не слушались — брови разъезжались в стороны, ресницы порхали, а рот приоткрывался!

Впрочем, заглянув в пакет и достав следующий подарок, Андрей понимает, что сохранить лицо невозможно. Потому что застаёт там нечто удивительное... Нет, не билеты на Стаса Михайлова и диск с эфиром Дома-2 — этот подкол он бы ещё понял и поржал бы, шутя откручивая Михе уши... Нет, Князев понял бы книгу какую, технику там, ага, диск не Стасика, но тут на него вывалилась загадочная темно-синяя коробка, в которой обнаружился браслет. Не гранатовый, разумеется, не похожий на кандалы какие — тож шутка, типа, ага, за триста.

А, да-да, мужской браслет. Не кричащий — такой вполне можно и в пир, и мир. Из чёрной кожи, с внутренним вплетением полоски из серебра. Вот тут уж совсем перестал понимать своего Мишку Князев. Где Миха и где украшения, а? Даже представить его в ювелирке какой забавно было, гоняющим девочек-консультантш. Но, видимо, не просто так же притащил сиё странное подношение, а? Тут тоже явно какая-то идея крылась. Взглянул вопросительно — лохматик его правильно взгляд истолковал, нашёл в себе слова, наконец-то, чтоб мучительно краснея, выдавить.

— Заземление в настоящем, — коротко пояснил, на запястье его, где шрамы под курткой скрывались, покосившись. А потом добавил уже, подсобравшись. — Рекомендуется же чё-нибудь материальное иметь, чтоб вспоминать, что ты здесь и сейчас, нужен и любим, — совсем уж тихо дополнил, но Андрей услышал, чувствуя, как внутри что-то рвётся. Но боль эта нужной была.

— А говоришь, к психологам не ходил. — Князев во все глаза на него смотрел. Настолько это было… необычно и очень-очень чутко. Странно это осознавать, но... может, в чём-то и стоило это его исчезновение... Например, да, у него украли пять лет — это точно. Но кое-что судьба взамен-то преподнесла. Такого вот перепрошитого Горшочка 2.0.

— Я и не ходил. — Мишка, кажется, окончательно смутился. — Это Алёнка твоя мне советовала. Ну, пока тебя не было, носить резинку, вспоминать, в какой я реальности, и заземляться, — и он по привычке, видимо, потянулся рукой и, оттянув, дёрнул неприметную — да, резиночку... Вот ведь!

Андрей не знал, что и сказать. И раньше ведь понимал по поведению, по разговорам с Михой, что тому очень непросто пришлось в эти пять лет, действительно ведь страдал. Но только сейчас, пожалуй, понял, насколько… Что аж заземление понадобилось… Да так, что до сих пор вон и носилось... Может, потому и боялся так отпуститься от него, а, что не верил порой, что возвращение-то взаправду произошло? Что не глюк подзатянувшийся...

Так что, по-прежнему не находя слов, просто притянул своего смущающегося анархиста (правда, сеньор Помидор менее насыщенно-красный был!) в крепкие объятия, надеясь, что этим всё скажет куда как лучше любых слов, и понимая, что даже не сам браслет поможет чувствовать себя причастным к этой реальности, а человек, подаривший его. Люди, стоявшие рядом по жизни. Не впереди — рядом. Вот как Горшочек, которого он сейчас обнимал с давно, казалось бы, позабытым чувством — горяченный, определённо живой и очень даже радостный в этом самом моменте и руках находиться!

— Там ещё третья часть есть, — щекотно проворчал Мишка в ухо, видимо, сгоравший от желания скорее уже освободиться от этой своей обязанности, но при этом руку с плеча Князя не убирающий. "Дорвался до тела!" — неожиданно пронеслось в голове, отчего он потряс головой и, аккуратно, чтоб не стряхнуть Миху, наклонился за пакетом.

Испытывая дичайшее любопытство (потому как после коня и браслета реально уже было не вообразить, куда тот разум свой повернул в сторону будущего-то, а!), Андрей залез снова в пакет и вытащил оттуда маленькую коробочку (охренеть, Миха и упаковка — мир точно сошёл с ума!) с флешкой.

— Там музло, — коротко пояснил Миша, как-то зажимаясь и несколько отодвигаясь. Ну вот, снова тот загнался, поглядывая на него с опаской из-под бровей своих лохматых. — Написал давно, ещё в тринадцатом… Вот, ждал, когда ты сможешь её идеально текстом дополнить, — выдыхает и смотрит будто в ожидании приговора.

— А если бы… если бы не вернулся? — тихо-тихо спросил Андрей, чувствуя какой-то ком в горле. Музло почти пять лет пролежало... Не ушло Пушкиной какой, не наложил дружочек ничего из черновиков его, значит, впрямь что-то особенное написал, а? И трясётся теперь... Отчего? Думает, что этим снова его вместе творить заставляет, а? Так не заставляет... Князь внезапно почувствовал, как рушатся в бездну сомнения по поводу этого их объединения. Он сам этого хочет. Теперь надо и до Горшочка это как-то донести, чтоб не трясся так.

Мишка лишь пожал плечами, медленно проговаривая:

— Значит, осталось бы только в инструменталке. Есть вещи, которые можешь сделать только ты, понимаешь, да?

— Спасибо, Миш, — сдавленно сказал Князь, бочком ближе снова подбираясь и ненавязчиво соприкасаясь плечами. — Наиграешь? У меня в номере и гитара есть, Агата, как знала, положила в багажник... У меня тут, — он кивает на тонущее в полумраке изножье горы, — вдохновение так и прёт.

— Нет, — внезапно останавливает тот его. Как-то даже и отшатываясь неожиданно, так что Андрею и ловить его приходится — вон перила опасно рядом... — Ты не подумай... Просто... — Миха снова весь стушевывается. — Её тебе одному послушать надо сперва. А мы... мы можем — что-то новое придумать, а? — он, чуть воспряв, улыбнулся слегка нервозно. — Место, ты прав, шепчет... Думаю, получится!

— Обязательно, — Князев, стремясь прогнать эту, не идущую Горшку нервозность, закидывает ему руку на плечо. — Пошли, скажем Агате, что пусть ведёт желающих в караоке, а у нас творческий процесс! — бодро заявляет, отстраненно думая, что давненько... да никогда, считай, кроме совсем уж соплячества, они в трезвом виде ничего вместе, считай, и не писали. Вот ничего, значит, ещё не прожито и позади не оставлено — будущее формируют. В чём-то и лучшее, чем раньше. И это тоже в каком-то смысле подарок.

Поблагодарить за такой не очень-то получается. У слов ограниченный функционал: как ранее Горшенёв не мог подобрать, выдавая лишь осколки (но такие значимые!) нужных фраз, так и он сам теперь стоял, понимая, что и ему-то не хватает слов для выражения эмоций.

Мишка необъяснимым образом умудрился связать все три времени — прошлое, настоящее, будущее. И одновременно открываясь с новой какой-то, вдумчивой, и, упаси Ктулху, да, серьёзной стороны, показывая изменившегося себя, давал понять, что он всё ещё тот самый Мишка — смешливый парнишка, готовый ради друзей на всё. Это заземляло и одновременно окрыляло, давая силы и уверенность дальше творить, почище любых подарков.

А самое главное, это помогло, как внезапно понял Князь — нет, понять-то он в душе это давно успел... Но вот не мог до этого Михиного перфоманса себе признаться до конца, что вот они, никуда не делись, не украл никто — его прошлое, настоящее и будущее рядышком. Его семья. Его друзья. В том числе и новые, которые и после возвращения прирастали. Тот же Альберт — отчего-то ощущение было очень стойкое, что они хорошо поладят. А значит, ничего не потрачено, не сожжено до конца...

Люди, а не вещи, которые всё же не убежали вперёд, а терпеливо ждали, подстраиваясь под ход времени. Похоже, у него всё-таки будет шанс найти своё место в этом изменившемся мире с надежными якорями в виде родных и близких. А пока...

— Пошли, — с энтузиазмом откликнулся, кажется, окончательно отмерший Мишка и потянул его, только кажется, что по дорожке к рестику, на деле же... вперёд в будущее!