От Горшка два вершка (джен)

Собираясь в Озерки, Андрей откровенно чувствовал себя не в своей тарелке. Как бы Михе и так не сладко (он мини-панк и только что поссал в фикус!), а он ещё такими дешёвыми манипуляциями его добивает, как с дитём, ё-моё. Хотя, с другой стороны, а делать-то ему что, безопасность же важнее?! Да и по большей части этот индивид так и остался ребёнком, что ростом под два метра, что сейчас под десять сантиметров...

И сейчас, к тому же, это был очень и очень обиженный ребёнок. Аж пыхтение было слышно, ну, улавливалось, ага. Мало им всех недоразумений (мягко скажем, угу) в прошлом, эх. Они и теперь продолжают увеличивать их количество. Ведь согласился-то Миха на путешествие в пенальчике (между прочим карандашам где теперь жить? Два пенала — подозрительно!) исключительно под давлением.

Однако и несколько условий всё-таки пробил, дополнительных, так сказать. Не совсем безропотно принял, а то он бы испугался, наверное, что Горшочек-то поломался... Во-первых, дырку-дверку провертеть — та была полукругом выстрижена и могла отогнуться при надавливании со стороны Михи, но вывалиться в неё тоже надо было постараться, ведь размером та была тютелька в тютельку задница этого кадра. Ну а что — это понятно... Предусмотрительность, чтоб в случае чего мог выбраться. Капелька самостоятельности, ага. Андрею оставалось надеяться, что тому не хватит дури выбираться так, пока он спит, и вляпываться в неприятности... Но и не запирать же его в банке стеклянной!

А, во-вторых, пришлось, по его просьбе, вооружить Горшочка крепкой зубочисткой. Надо сказать, Мишка с ней смотрелся как туземец с копьем. Не хватало только соответствующего цвета кожи и прически. К слову, о последней, а где взять расческу такого размера? Скоро волосы начнут в паклю превращаться — вот ведь... Ладно, есть проблемы и побольше. Туземцы же как-то выходят из положения. Правда, Миха всё же... мелковат и миловат — да. Да и фиолетовый комбезик портил воинственный вид.

Но зубочистка и вправду может пригодиться (он предпочитал не думать, что сам Горшочек случайно может на ту напороться — копьё ж целое, но не дурачок же, правда, тот сказал?!) — ткнёт так Андро в бок — сразу поймёт: что-то надо. А так как тот теперь весьма уязвим, то надо может быть много чего, ага. Живого места на боках не станет.

Вообще, они, конечно, договорились, что только по срочному делу будет использоваться сей изуверский метод, да и Миша никогда садистом не был... Но определенная часть Князева подозревала, что этих срочных поводов может внезапно стать очень и очень много. Что ж, часть из них он, наверное, заслужил. Главное, на людях не подпрыгивать, блин. Совсем в буйнопомешанные запишут.

А в-третьих, как ни бился Андрей, что-то там доказывая, что пенал вне сумки — это подозрительно, но Горшок настоял на таскании его в кармане. Рюкзак он дико невзлюбил, оно и понятно — чуть и вовсе там не сгинул, но и на барсетку не согласился — упёрся всеми конечностями.

Благо за прошедшие сутки в Питере ещё больше похолодало, зарядил мелкий дождь — в общем, сама погода оправдывала удобную толстовку (а если б жарень, как бы он смотрелся, а?!), в большом кармане которой помещался пенал. Ещё и не вываливался — он проверил, даже осторожно попрыгал.

Идеально подошёл, хотя Князев порадовался, что, выбирая это хранилище для карандашей, ножичков и ластиков, не только о бегемотиках премилых подумал, но и о компактности. Иначе пришлось бы другую тару для мелкоМишек искать. Ага, что он там найти бы смог? Коробочку из-под телефона?! Или банку какую. А как это объяснить — червей на рыбалку накопал, ага? Самое время.

Правда, Агата и так уже странно посмотрела, когда он аккуратно запихивал пресловутый пенал в карман. Ничего не сказала, но, кажется, вопросы у неё появились давно, начиная с заполошно отнесённой утром тарелки с бутербродом и овощами в комнату — ну не было у него раньше привычки хомячить в своём рабочем пространстве. Скорее, наоборот — опасения были пролить на технику, бумагу... А тут — нате!

А теперь этих вопросов стало больше, судя по взгляду, которым проводили бегемотиков. Что ж, теперь придётся оберегать тот тщательнее... Если Агата рассмотрит дырочки, то точно решит, что у него беды с башкой. А им это сейчас не надо. Самим бы разобраться... Может, повезёт, сегодня цыганку найдут — расколдуют Горшочка — тогда и объяснять ничего не придётся.

Впрочем, ничего пока не сказала — и ладно. Время, значит, есть. Немного, но когда его было достаточно, а?! Редко оно игрок за их команду, а не против. Не сказала — может, думает, что он слишком потрясён и обеспокоен, вот и вцепился в творчество, с головой уйти пытается. Собственно, так и есть — и потрясён (у него Миха в кармане помещается), и обеспокоен (а ну как придавит случайно?! Или выронит?) — поводы, правда, разные, м-да.

Ладно, хоть адекватный повод есть из дома уйти — честно рассказал, что Юрий Михайлович попросил заехать. Жена сочувственно прищурилась, нежно по щеке погладила да попросила не задерживаться. И телефон брать. Ну, это само собой — не изверг же, чтоб и его с собаками искали?!

Да он и не собирался задерживаться, в общем… Знал ведь, что в Озерках ничего не найдут. Так что собирался съездить просто уважить Горшенёва-старшего. Да и подозрительно было б, охладей он вмиг к поискам... Ну и Миха пусть родные голоса послушает, ну а что? Мало ли, что этому чудику сейчас надо. Может, и вовсе остановочки попросит — к отцу в сумку прыгнет... Андрею, конечно, грустно будет, но палки в колёса вставлять не будет. Надо — передаст с рук на руки, но только, если Мишка сам так решит... А тот пока явно не тяготел к раскрытию своей маленьковости. Так что — нет, задерживаться не будет.

Правда, не уточнил, что после собирается наведаться в цыганские общины в Купчино. Рядышком же... Считай, что почти дома, ага. Если что — скажет, что гулял... Имеет право пройтись по родным просторам. Повезло его райончику — аж три штуки тут имелось, да ещё и крупные же! Так что если стеклянной цыганки там и нет, то сородичи её точно знают, где обретается. Приметная ведь ведьма! Не факт, что скажут… Но, если очень-очень попросить — не обвиняя, упаси Ктулху, да и денег не предлагая (цыгане в этом случае подозрительны становятся очень — сами возьмут, чё приглянется — он как раз вставил запасную серьгу и часы надел — надо ж расплатиться, ага)… Может, и получится. В любом случае — это лучше, чем сидеть сложа руки и думать, а не пора ли наведаться в детский магазин, за одеждой для мини-панков. Не стирать ж ему комбез вместе с Мишкой в нём, ха!

Конечно, им бы план какой-никакой, пусть и худенький, чтоб понять, как действовать. Что в первую очередь проверять, ага, а не просто искать шельму. Может, вообще, по тому плану — первый пункт это Мишку как-то обезопасить... Может, доспех ему какой купить, ага. Но в такой ситуации они, вообще-то, впервые оказались, сложно было второпях и по нервяку чего-то дельного удумать.

Да ещё и предстоящий визит к Горшенёву-старшему прям на место волшебного происшествия нервировал… Даже его. Что уж о Мишке говорить — тот совсем скукожился и затих, в комочек свернувшись, будто его и не было (Князь почти хотел, чтоб тот его ткнул зубочисткой, показал, что живой, но нет) — неосознанно, видимо, защищаясь от мыслей ли нехороших, эмоций ли… Короче, плана не было. Был стресс, энтузиазм и русское авось. Прекрасный набор, чтобы накосячить, да.

Сначала пришлось заехать к родителям Мишкиным — договорился же на точное время, не увильнёшь теперь. По счастью, порывшись в памяти, понял Андрей, что не в Озерки смотаться надо, а на Ржевку. Входить снова в тот дом было отчего-то очень тяжело. Зачем вызывал — непонятно. Всё, что мог, уже сказал по телефону. В глаза, что ли, посмотреть хочет, а зачем? Убедиться... что это не он?! Хорошего ж о нём мнения... Хотя оно и понятно — сорвался непонятно с чего, первым затрубил — подозрительно.

А теперь (с Мишкой в кармане) и вовсе стрёмно показываться на глаза — батя Мишкин, как все военные, обладал вполне развитым чутьём на ложь. Расколоть, конечно, не расколет — тоже не лыком шиты, но подозревать в непотребствах каких начать может, увы. Но и открыться, и Миху демонстрировать нельзя — это они оба понимали. Хуже может быть.

В квартире, кроме сумрачного (а хорошо, что Горшочек их не видит, а только слышит! Хотя тут и от звуков было отчего скукожиться) Юрия Михайловича и бледной и напряжённой тети Тани (тихонько что-то причитавшей, растерянно протирая несуществующую пыль на Мишкином фото в рамочке — увидев то, Андрей вздрогнул), обнаружился ещё и вороном нахохлившийся Лёшка. Отдежурил уже, видно, в доме в Озерках… То ли решили не ждать, то ли сменила Ольга, то ли ещё какие соображения привели его домой к предкам, но чувствовать себя уже под двумя прицелами тёмных глаз Андрей стал ещё неуютнее.

Беседа — почти допрос по ощущениям — прошла в ужасно тяжёлой атмосфере, никто ничего не знал, но отчего-то надеялся, что его внезапное срывание в Озерки к Мише хоть что-то объяснит... А как он мог хоть что объяснить? Вот и мешал ложь с правдой, что Миха ему адрес продиктовал неделю назад, но он особо не понял, что это приглашение было. Пока кошмар не приснился, вот и сорвался — проверять, как там лохматый... Это подтверждали его многочисленные звонки, да. Правда, Горшенёв-старший хмыкнул всё равно недоверчиво, зато Лёха вполне серьёзно покивал. Тёть Тань вообще никак не реагировала, она там, кажется, уже с портретом Мишки разговаривала... Страшно это всё очень.

И если ему так, то дружочку его там как? Слышит ведь... Так что Князев неосознанно то и дело сжимал руку в кармане на пенале, стараясь отвечать так, как ответил, если бы реально не знал, где Мишка. Но от взглядов обоих Горшенёвых невольно подшёрсток на загривке дыбом вставал.

Как бы там ни было, допрос он выдержал (до кивка Юрия Михайловича), хоть и с полным чувством, что ему не совсем (мягко скажем) верят. И отпускают с миром только потому, что не могут иное доказать. Вот так-то, эх.

А на выходе же из дома внезапно почувствовал весьма чувствительный укол в ладонь, продолжающую сжимать, словно уберечь пытаясь от всего, пенал. И к тягостному чувству прибавилось настоящее беспокойство: а ну как поплохело Горшочку? И что ты будешь делать, блин! Может, и просто отлить захотелось, но чуяло его сердце — не в этом дело.

Да ещё и пришлось воровато озираться (он надеялся, что из окна за ним Горшенёвы не следят), искать, куда бы забиться, чтобы выяснить, ситуацию прояснить. Не будешь же посреди улицы канцелярские принадлежности раскладывать, то бишь Миху выпускать. Да и разговаривать с пеналом тоже странно было бы. Вот, бл*дь, почему надо иметь план, а не идти, надеясь на слепую дуру удачу. Вот что сейчас делать? Андрей почувствовал, как глаз начинает дергаться.

— Сейчас, сейчас — пробормотал негромко, получив ещё один чувствительный укол в руку. Хотя бы живой... Но наверняка очень злой. Может, просто сказанное отцу не понравилось? Выговориться хочет, м-м?

Выбор был невелик — либо в парк бежать, там с утра народу не так много, да и можно заныкаться где-нибудь на полянке, ближе к деревцу раскидистому, либо зарулить в кафешку какую или общественный туалет. И то, и другое — отвратные варианты.

В кафешке как и в сральнике узнать могут, отвлекать будут, да и не поговоришь ведь. И запахом Миху с его обострившимися чувствами убить можно — ну ещё, так рисковать. А в парке — тут Андрей снова покрылся холодным потом, представив, как он на минутку отвернется, а Мишку тут же утащит белка, например, или птица какая хищная. Или просто ворона, или бурундук. Ну почему всё, блин, через жопу?

Из двух зол выбирают меньшее, потому всё-таки, поколебавшись пару минут, потопал в ближайший парк. Благо здесь был один. И, что хорошо, не слишком популярный у петербуржцев. Вот и устроился подальше на скамеечке в тени, стараясь не думать, что выглядит каким-то пенсионером или просто странноватым типком с рюкзаком на коленях. Но только так он мог переговорить с Михой, предварительно в ухо наушник запихав — пусть думают, по телефону балакает, ага. А прежде всего, нужно было убедиться, что Мишка в порядке, закрыв пенальчик со всех сторон рюкзаком.

Только вот ведь дряньство! Дружочек его не был в порядке! Совсем. Не задыхался, конечно, весь синий, не в бессознанке, свесив лапки, валялся, но выглядел херово. Трясся весь листочком октябрьским и был какой-то заметно побледневший, точно несварение заработал. Ах, если б...

— Мих, чё? — теперь уже и Андрей окончательно перепугался. Громко даже сказал. А ну как прихватило там сердце, или ещё что? Где ему помощь искать? А это ведь дело такое, если не живот, то без специальных знаний и средств не вытянешь. Побежишь, как миленький, наплевав на осторожность, в больничку. Ну не в ветеринарку же Горшочка тащить?!

Но Мишка никак не отвечает — лишь хуже того, дрожит всё сильнее. Это прям какая-то неконтролируемая, совершенно нехорошая дрожь. Ещё немного и в настоящих, а никаких не мини-судорогах забьётся его дружочек, хорошо, если не в предсмертных.

Весь перепуганный, Андрей пробует коснуться легонечко (собственные руки тоже дрожат, но ему сейчас плевать), как-то заземлить, что ли… А может, ему самому необходимо до Мишки дотронуться, чтобы понять, что он тут, рядом. Живой, а не глюк какой чудной. Потому что Князев не понимает, что делать, как помочь, ни в этом моменте, ни вообще — в голове совершенная растерянность.

Но и от его осторожных прикосновений (пробовал по макушке и спине поглаживать), кажется, только хуже становится. Совсем Горшочек его физией привидение без мотора напоминать стал, а судорожное (даже ему слышное) дыхание вот теперь уже точно стало больше напоминать отчаянные попытки воздуха глотнуть. Задыхается! Тут уже не до размышлений, не до последствий, и он решается, пока в голове настойчиво бьётся только одна мысль — спасти.

Видимо поэтому, наплевав на все ранее продуманные доводы (Где Миху нельзя никому показывать!), Андрей трясущейся рукой хватает почему-то не особо сопротивляющегося Горшка (ну, точно вот, совсем бедолаге плохо! Даже выуживанию из пенала не противится — как тряпочка поник, копьё оставив в сумке и зубы не спеша распускать) и осторожно, но быстро запихивает во внутренний карман толстовки (та на молнии — расстегивается — как знал, блин!). Напротив сердца. Понимая отдалённо, что с таким размером-то и биение сердца может оглушить не хуже нахождения в колокольне. Ну да по фиг! Сейчас это кажется меньшим из зол, а ему жизненно необходимо слышать шевеления друже, знать, что ещё не всё проиграно.

И бежит. Знает, помнит, что тут где-то рядом больничка имеется. Должны же там помочь?! И всё равно, что потом будут опыты или дурки. Главное, что это «потом» будет. Ведь Мишка даже в кармашке трясётся так, что ощущается. Как моторчик вибрирует. Это подгоняет.

Впрочем, несмотря на подступающую к горлу панику, уже вбегая в приёмный покой, понимает, что внутренность толстовки-то заметно меньше трясется. Будто телефон с режима звонка на вибро перешёл в редкие СМС. Голову немного остужает — настолько, что решает повременить со сдачей, поэтому разворачивается и отчаянно рыщет по курилкам-мусоркам — должен же представиться укромный уголок. И удача усмехнулась.

Так что, забившись в какой-то закуток рядом с больничкой, бросается Мишку проверить. Аккуратно вытягивает из кармашка, не решаясь, правда, из-под толстовки на белый свет вытащить (это сейчас здесь нет никого. А вот пара минут, да и завернёт кто случайный, полный пздц тогда получится). Может, сейчас Андрей выглядит как дебил, заглядывая себе в недра толстовки, но всё лучше, чем Мишу подставлять — мало ли, может, у него там прыщ лопнул!

Так и оставляет, неудобно руку загнув, на ладошке сидеть, присматриваясь напряженно — нет, больничка покамест отменяется — уже лучше гораздо его дружочек выглядит. Не обмануло чутьё, помирать, вроде как, не собирается… Хотя выражение лица по-прежнему бледное, но уже не такое вгоняющее в ужас. Странное у Горшочка лицо, правда, но и ситуация у них нестандартная. Нет в мире таких алгоритмов, чтоб действовать по плану в этой волшебной какой-то хрени. И нет рецепта, как взаимодействовать с внезапно уменьшившимся другом, с которым ты уже и не в ссоре, но и не примирился по-настоящему. Надо правде в глаза посмотреть.

— Миш, — негромко зовёт, осторожно пробуя снова выйти на контакт. Теперь, когда тот уже не трясется, и самого немного отпустило — ну, ясно теперь, что не боль какая физическая, во всяком случае, Миху скрутила... Может, мысли какие черные одолели, или там паникой от духоты накрыло. Или от всего сразу.

Но выглядело страшно, особенно тогда, когда друже таким хрупким выглядит... Вот Князев и всполошился, самое худшее подозревая. Эх, ладно, хоть остановился вовремя. Всегда нужно думать сначала, а не бежать, сломя голову, куда попало. В любом случае — теперь можно и попытаться уточнить, что произошло, помочь как-то. Если это в его силах. Ну или хотя б понять, можно ли от больнички отгребать.

Друже его, по счастью, отзывается — вон голову поднимает, смотрит вымученно, затем снова роняет, в колени свои утыкаясь. Угу, спрятался — в домике, а сам в его ладошке уменьшается — с ума сойти!

— Мишка, ну давай, делись, что стряслось?! — Андрей упрямо продолжает, чувствуя, что надо сейчас, пока не ушёл в себя и в глухую несознанку Горшок, шанс использовать и докопаться до истины. А то потом эта фигня их не раз ещё накроет. — Я ж помочь хочу, ты знаешь. Но мыслей твоих, — он запнулся. Да, теперь не читает, а раньше... обладал такой сверхспособностью. — Ну, что случилось-то? Плохо стало? Душно? Жарко? Страшно? Что?!

— Да ничё! — огрызнулся тот, наконец подавая голос, но не отрываясь от коленок. — Я — идиот. Вот и все!

Ого, вот это новости. Самобичевание от Горшка — по пальцам можно пересчитать, когда такое услышать можно было. Его это напугало, но подавать было нельзя виду... Совсем нельзя.

— Мишк, ну, не совсем, — поддержать надо было, а то ведь вовсе расклеился. — Все порой бывают идиотами, и чё теперь из-за этого не жить?!

— Ты не знаешь! — ещё больше скукожился его дружочек, — Ты не понимаешь! Они, блин, горюют же! Я отца никогда таким не слышал…

Тут Андрею нечем было его утешить — Мишка же только слышал, а он сам и видел посеревшего от беспокойства (небеспочвенного, увы, сам Князь чётко осознавал, что если б не нашёл это чудо в сумке, то выглядел бы немногим лучше) Юрия Михайловича. Выглядел тот совсем нехорошо — как бы и с ним чего не случилось, м-да... Но эта надежда отыскать — должна ж на плаву поддержать?! Михе, естественно, он свои мысли озвучивать не стал, у него и своих хватает. Понятно теперь, чего его так растрясло... Эмоции вкатили. Так что добавлять не стал. Тем более, что тот совсем приуныл и тихонечко, вымученно выдавил, позыркивая из-за узких коленок:

— Ты, правда, не понимаешь…

— Ну, объясни, я ж стараюсь, — Эх, вот вредина маленькая! Ещё и недотрога! Андрей потянулся к нему второй рукой, по головушке погладить, да Горшок дёрнулся и явственно попытался отползти от руки. Не протестующе, а как-то… горестно, что ли. Будто б не "оставь меня, старуха, я в печали!", а "не трогай, не заслужил!" Вот это новости...

Так что пришлось Князю чудеса гибкости проявлять. Потому что левой рукой, да ещё и пытаясь её изогнуть в толстовке поудобнее, несподручно мыша этого ловить. Потому вскоре Андрей прекращает попытки оказать тактильную поддержку — а то шмякнется в недра кофты его минипут в своих устремлениях от утешения уйти. Лучше уж просто послушать, глядишь, выговорится, да и успокоится его лохматик. А больше-то что? Миша всё же не стал в раковину совсем зажиматься, снова зыркнул из-за коленок да вздохнул тяжело-тяжело. Но вот совсем не готов был Князь к тому, что услышал.

— Это, понимаешь, они ещё надеются… — приятель его вздохнул горше, чем раньше было, хотя куда там, казалось бы, — а если бы получилось, как задумал — выдержали б они? — та-ак, чего-то тут Князь нить потерял, но чуял, что запахло чем-то совсем нехорошим. А Мишка продолжал — вон даже выглянул из укрытия своего зябко:

— Мусик вон, вообще, судя по звукам, с ума сходит. Батя и тот переживает... Лёха даже! Ну вот как, а? Я бы так больно сделал ей, Андрюх, — голова у Михи снова опускается, и Князев хоть и не видит наверняка, но знает — там у него блестят слёзы... Но затем Горшенёв собирается, снова смотрит прямо и убито завершает: — Я ж, когда с ведьмой этой повстречался, домой шёл, не просто так, а поставиться! В последний раз, понимаешь? Чтоб не было вот этого всего больше! Ни боли, ни медленного угасания — и разумом и телом! И мне чёт казалось, что нормально всё, переживут — вы ж все давно уже к моей смерти готовы... Небось лет десять думаете, когда…

Он прервался, а Андрей, горло которого словно ледяная рука перехватила, да сжалась, пытался с собой хоть как-то совладать. И это пздц как нелегко, когда тебе такое вот выдают... Но старался, ведь не ровен час у Михи новый приступ начнётся. Старался, вновь понимая, что вот-вот уже его затрясет не то от страха, не то от злости, не то от жалости. А, быть может, от всего сразу.

Не хотел же верить, хоть и посещали такие догадки, но теперь-то... Голову в песок не засунешь! Слова цыганки той очень быстро нашли своё прямое подтверждение, непосредственно от виновника, к счастью, не свершившихся событий, бл*ть. Да уж — Мишенька, бл*дь, с тобой не расслабишься! Не то чтобы совсем уж не подозревал — мысли разные за прошедшие сутки с небольшим посещали, и эти тоже, да, но он интуитивно старался отогнать куда подальше большой такой метлой. Думать о таком, даже слегка краешком касаться, было тяжело и больно. А уж вот так отчётливо, пусть и тихо-тихо слышать всё это…

Пожалуй, злость сейчас преобладала. Ну вот как, как мог дойти до мысли такой? Сознание меж тем, забегая вперёд, колко шептало: мог, ещё как — вы все этому потворствовали. Своим недеянием и "он же взрослый" — угу, сам с усами. Позаботится о себе. Вот Миха и решил... позаботиться... Ещё и думал, поди, что благо делает — избавляет от... проблемы. В горле уже не просто ком, а комище встал! Вот же, бл*дь!

Хотелось, как прежде, двинуть от души этому индивиду — чтоб раз и навсегда все подобные мысли из башки дурной выбросил! Но тут, пожалуй, хватит и простого стискивания кулака, чтоб... убить. Это отрезвляло. Но ненадолго. Да, маленький, хрупкий, но права злиться на него за бесо*бство у Андрея это не отнимает! Охренел совсем Горшочек — доварился! Не думал, что переживать будут! Нормально, да?! Может, вообще, вообразил в своём воображении, что, как в похоронах панка, все с улыбкой будут на мероприятии этом отплясывать?! И рад, что её не застрелил, угу... Гад! Только о себе и думал — тяжко ему, да, болеет он... Конечно, убиться самому, не дожидаясь болезни (а, кстати, какой?) — это самый лёгкий путь. Ну, сейчас Андрей ему всё и выскажет, вообще, на хрен, всё, что думает! И этот мелкий поганец никуда не денется! Совсем! Свалиться со ска... ладошки он ему ни за что не даст! Вот уж дудки... Всё теперь! Паранойя вверх — "Свободу Горшкам" транспарант вниз.

Но, взглянув снова на лохматика своего бедового, растерял весь запал. Тот, очевидно, и так понял, какую х*йню чуть не сотворил. Вон наслушался, бл*дь! Жалеет теперь небось… Да и… Князев поёжился, хотя и не так уж холодно на улице было — это как же надо душе изболеться, чтоб его Мишка, всегда боявшийся в одиночестве умереть, добровольно на суицид решился в пустом доме? Один, совсем один… Хотя в присутствии кого-то тяжелее такое провернуть, да... Но и решиться-то как?! Вот уж верно, бл*, до края дошёл.

Ведь чувствовал же Андрей на Окнах, что совсем что-то не то с его бешеным, не казался он там таковым... Никогда таким поникшим, выгоревшим, аж пожухшим не видел. И ничего не сделал! Ведь потом-то, сказывали на Нашествие, бодрячком плясал, ага... Видимо, напоследок собрался и выдал шоу — артист...

Нет, но ведь чуяло ж сердце! А они... А Миха, блин, убиться собрался, но при этом, ну никак, блин, не попробовал решить то, что между ними недоговорённым осталось! Боялся, что ли, что подпустив снова близко, тот его расколет?! Или же то недоприглашение и было тихим криком о помощи?! И желанием поговорить?! Вот ведь... Дозасовывал голову в песок, ага. Протупили, реально, промолчали, как дураки какие-то, все то время. Может, это молчание-то и стало последней каплей. И Окна, и неразгаданный сигнал SOS в адресе продиктованном. Вот так, Андрюх, думай теперь, а не подтолкнул ли случаем дружочка за край, а?

Направление этого мысленного разговора ему совсем не понравилось... Потому и ущипнул себя свободной рукой за бок. Так, Андрей! Не время нюни распускать! Надо срочно что-то делать, сказать, блин. И уж точно не отпускать от себя Мишку на все четыре стороны… Даже постараться из поля зрения не выпускать — тот хоть сейчас, вроде, и сидит, понимает, что пздц какой-то в мыслях, что неправильно всё, х*йню чуть не сотворил... но вдруг перемкнет его через пару часов. А? Мелкому убиться гораздо проще, уже ведь думал об этом. А если ещё и целенаправленно, м-да… Князя прошибло холодом.

— Ну, Мишк, — слегка запинающимся голосом начинает, отчаянно молясь всем существующим и несуществующим богам, чтоб хуже ещё не сделать. — Теперь ты знаешь… — а потом его прорывает, причем с каждым словом уверенность звучала всё мощнее: — И, да — я не знаю, как бы родители твои пережили. А Лёха? Ему разве было бы менее больно? А Сашка — она ж малявка совсем ещё, ей отец очень нужен. Живой, а не памятник надгробный, чтоб раз в год цветочки положить. А… — подавился всё-таки слюной, откашлялся, продолжил, благо Миха не перебивал, слушал... Куда он денется, бл*! — А мы? Мы, вроде как, тоже не чужие люди. Я, — он снова запнулся, но продолжил уверенно давить: — Реник, Пор, Яшка, да Балу даже — о нас ты вообще не подумал? — свистяще прошипел он.

Ответа пока не наблюдалось, а вот связки он, похоже, напряг. Вон аж что-то хрипеть начинал. Но... надо было закончить, раз уж молчит друже зловеще:

— Мишк, всё решить можно, всё вернуть, — да сейчас он толкал спич довольно оторванный, обобщённый, но... А кто учит такое вот правильно и красиво говорить? Сказал, как чувствовал, что лучше подходит. — Есть в жизни только одна безвыходная ситуация — когда ты стоишь перед гробом дорогого и любимого человека, — вышло хлестко, ну и пусть, блин. Зато доходчиво — надеялся Князь. — Вот там да, нет решения. Миш, ты это, не подвергай такому всех, кто тебя любит... раньше срока, не надо... — почти задушенно шепчет. Да уже и у самого глаза, судя по ощущениям, заблестели, будто песка положили...

Ох, не психолог, Князь, совсем нет, чего понабрался от жен — тому и рад, ага. Теперь. До этого подтрунивал, бывало. Но Горшочек-то, вроде, прислушивается, во всяком случае, руками уши не закрывает… И чуть ободрённый Андрей повторил попытку — мизинчиком поглаживать по головушке стал (и, о чудо, Мишка не рыпается никуда, даже зажиматься меньше стал), приговаривая:

— Решим, всё решим... Потихонечку — помаленечку... Вот найдём сейчас цыганку, да и что мы — не красноречивые и обаятельные? Конечно же, отыщем способы убедить её размерчик вернуть. Так что, может быть, к вечеру уже дома будешь. Маму с папой успокоишь… Девчонок своих, ну, Мих — жив же, это сейчас главное, а размер... — чуть закашлялся. — Второстепенное!

А у самого сердце сжимается — а ну как не выйдет отыскать ведьму-то? Что тогда делать?! Второстепенное, да, когда тебя может сожрать любая кошь или унести как мышь-полёвку ворона! Это, вообще, опрометчиво очень — обещать практически Мишке что-то подобное. Вот поверит тот, а потом облом… С такими-то намерениями прояснившимися и планами (точнее, их отсутствием) на дальнейшую жизнь это полный пздц! Тогда, вероятно, можно и про сон (и секс! И вообще, частную жизнь) забыть будет, дружочка карауля. Не, цыганку эту надо кровь из носа отыскать! Долго он эдак не выдюжит...

Но Миха неожиданно к его руке, всё также поглаживающей тихонько, так и прижимается податливо, льнёт щенёнком, словно хочет согреться. Так и уверенность чуточку просачивается. Помогают ему, видать, слова эти. Верит, да. Главное, да, чтоб не получилось, как "верь мне, верь — стоит твоя жизнь моих потерь!" Терять бы ничего не хотелось, но... Разве иначе как-то поступить можно? Надо будет — покараулит. А пока Мишка верит — и это очень хорошо. И Андрею тоже очень хочется верить — и в то, что они справятся и найдут гадину (хотя, получается, наоборот, спасительницу просто!), и что потом поговорят да всё починят. Ну, может, не сразу, но всё же… Что как раньше уже не будет — оно в любом случае не будет... Не после того, что Князь узнал и увидел. Не после того, как ощутил, будто кусочек очень важного встаёт на место, когда нынче засыпал, зная, какое-чудо юдо у него в пенальчике. Да, он и сам не думал, что настолько скучал — даже по такому шаткому, словно карточный домик, чувству, что тебе доверяют. Поэтому — да, каждому нужно во что-то верить. В кого-то. Человеку нужен человек... Даже если этот человек сейчас размером соперничает с колибри.

Долго стоять в том закуточке (вообще, чудо, что никто не зашёл! Эй, вселенная, спасибо! И за это, и за... Горшочка, блин, пусть такого) не получается, хотя очень хочется дать и Мишке, и себе чуть больше времени хотя бы на осознание, если не принятие чувств и эмоций. О том, как решать всё это... Ну, потом, когда от самой большой, точнее, маленькой проблемы избавятся и встанет огроменной скалой другая, где Миша жить не хочет (подсознание вставляет было "хотел", но потом запинается. А точно ли знает?!)... Речи пока даже и не идёт. Опять, видимо, всё по ситуации, экспромтом выступать будут в этой арии на двоих. Хотелось бы верить да, что не Тоддовской. И в окно им солнце-то засветит. К тому же все эти шаги уж точно это не сейчас делать и не здесь — могут увидеть, могут не успеть найти цыганку (ага, прыг на поезд — и пока-пока-покачивая шляпами вслед, блин!). А ещё много всего может помешать разобраться потом, когда смогут нормально друг другу в глаза глядеть, без лупы.

Приходится ехать дальше. Друже ему так ни слова и не сказал, но уже не дрожал и смотрел, вроде как, спокойнее. Правда, несмотря на эти подвижки, Миху обратно в пенальчик не решается даже попросить перейти Андрей. Бедовому его явно спокойнее и уютнее ближе к телу, а не в гробике этом развесёлом, так сказать. Да и самому Андрею пока так лучше — даже несмотря на возможные опасности. Будет бдить, да — не витать в облаках, а смотреть в оба. Потому что не чувствовать Мишку сейчас кажется слишком сложным, слишком тяжелым. А так под сердцем, считай лежит — тёплый, мягкий, живой... Задыхаться в кармане и не думает, слава Ктулху. Ну дышат же люди через маски — тут также. Совсем прижмёт — пнёт.

Вот и едут такие, подгруженные и напряженные (Ну, Князь точно — Мишка тоже как-то сгруппировался, видимо, опять себя обхватил руками), обратно в Купчино. Сначала, обговорив (в туалете в метро, ё-моё — Князь старался быть о-очень тихим), решили проверить там поселок Токари. Это в конце концов почти самое крупное цыганское поселение. Шансов там больше. Ну, если удача улыбнётся, то, может, одним этим поселением и ограничатся. И побежит Миха к семье, придумывать, как его удосужило так загулять.

Удача улыбнулась, но как-то слегка. Если б её хуманизировать, то улыбка этой дамочки в данном случае выглядела бы как легкое поднятие уголков губ с одной стороны. Андрей бы и не заметил — Горшочек в нынешнем обличье — да.

Их не прогнали, не обобрали (ну, часы не считаются — Князев их специально повесил, серьгу вот снять не смогли, ха!) — вот в этом и вся удача. Даже позволили поговорить и с главным их (Мишка по выходу в подворотенке фырчал — барон, а в действительности, хрен знает, как у них эта должность называется. Барон Мюнхгаузен, ага! Нет, конечно, стереотипов-то вокруг этой нации, пожалуй, поболее всех остальных будет), и с некоторыми другими обитателями... Даже показали пару гадалочек, но те совсем другими показались. Какая-то особенная им повстречалась. На счастье. Ну, если Князев сможет удержать это чудушко... Снова вспоминились слова её про упустишь — не поймаешь. Вот уж в самом деле, бл*! Только отскребёшь.

И всё же, общаясь с представителями свободолюбивого народа (Миха, а ты точно не цыганёнок? Только тебя не украли, а, наоборот, подкинули?! Ладно, да не пинайся ты — шутка!), Андрей порадовался за своё умение красиво и складно в нужный момент выдавать всяческие истории. Более или менее правдоподобные, да. Вот и сейчас талант не подвёл — наплёл, что гадать ему молодка повстречавшаяся начала, да только главного не сказала, сбежал он от неё — дела отвлекли! А предсказание возьми да начни сбываться. Вот и хочет он, мол, и гадалку отблагодарить, и гадание закончить — очень важно это для него. Вопрос решается... Он прочистил горло, да выдал — жизни и смерти!

Правда, не уточнил, что своей, да. Почти не соврал даже, скажем так. А ежели узнает его кто... Ну, решат, что Князев Горшка ищет так — все шито-крыто, м-да. Просто слегка переиначил действительность. Главное, ему, вроде как, поверили, варианты предлагали разные. И гадание закончить — вон у нас мастериц полно, и ту самую отыскать. В первом случае отбрехались, что надо отблагодарить конкретную! Но послушать согласился. Как и ожидалось, наплели ему там с три короба — всё ж умеют славно считывать людей, но далеко от реальности. Они ж чё, решили, что у него любовь сбежала строптивая, да.

По второму варианту — помогли поискать, да, но цыганки молодой, хоть сколько-нибудь похожей на встреченную ими, не было в посёлке. И, что самое странное и страшное, никто подобную женщину вспомнить не мог. Смотрели с удивлением на описывающего её Андрея, да головой качали. Не было тут любительниц стеклянных украшений, камни — да, стекло — нет. Непрактично, да и мутнеет — отвечали.

Примерно то же самое повторилось и в селении на Чёрной речке, и в посёлке Железнодорожников. И с каждым разом, понимая вообщем-то, что чудесами там и не пахнет, а вот им свезло — ага, только как теперь расколдовать-то? Где искать ту, что, верно, пришла не из этого мира, а откуда-то из-за Зазеркалья, быть может?! От мыслей этих, лишь чётче звучащих, Андрею всё тяжелее становилось на душе — ситуация вырисовывалась безрадостная, быстрое решение не находилось. Никакое, если так сказать, не находилось. Ну не бежать же им к Алёне, не просить с Космосом связаться, а?! Это уже жест отчаяния... Хотя почву прощупать стоит. Сбегать к бывшей, спросить, не видит ли она Горшка "по своим каналам". Но не сегодня... Уже темно, блин! Устали — ладно, он, но Мишка вообще в кармане как узник... Эх, да совсем никакого решения не находилось. Особо-то надеяться, что среди всей требухи пёстрой мелькнёт что-то настоящее не приходилось... Разве что само нежданно нагрянет, как уже сделало в первый раз, а?! Понимал, вероятно, всё это и Миха, опять весь притих и съёжился. Только оживать начал, притопывая на общении с цыганами, как не отплясывая.

— Миш, — устало спросил Князев, когда последнее близлежащее поселение было проверено. Вообще, если не драконить Агату, то домой, но... не мог не спросить — тот весь поникший, что угодно готов был сделать, хоть землю и дальше рыть. — Куда теперь? Давай подумаем…

— Никуда, Андро, — неожиданно перебил его друже. — Бесполезно. Хоть весь Питер обыщи, в каждый табор загляни — вряд ли её там знают. Самые крупные мы обошли, дальше... — он насупился, но продолжил уверено: — не имеет смысла. Девка треклятая словно на один вечер только откуда-то из параллельной вселенной выпала… Да и сгинула, в ночи растворившись, — устало довершил тот, снова отворачиваясь к стенке, то есть к кофте.

Наверное, надо было бы как-то переубедить, настоять, что не всё потеряно, но… Андрей же и сам был согласен с Горшком. А тратить время и силы на проверку версий, в которые и сам-то не веришь… Глупо, наверное. Надо теперь склонять дружочка к другому, что вот, как Гэндальф там сказал?! Волшебники не опаздывают, а являются именно тогда, когда нужно? Ну вот и цыганка тоже явится, когда надо... М-да, вот только цитатами из Властелина Колец убеждать и осталось. Промолчал Князь. Вот и поплёлся пешочком домой, благо не в другом конце Питера находились.

А дома встретила явно обеспокоенная Агата, Алиса-то уже спала, м-да... Поэтому и ругались потом шепотом. Ведь та казалась неслабо так разозленной. Что ж, её можно понять — супруг весь день где-то прошлялся, и опять по делам Мишки Горшка. Однако жена у него умничка, сперва накормить решила, правильно рассудив, вероятно, что голодный мужик — злой мужик, на предъявы, пусть и справедливые, будет явно острее реагировать. Ну или терпение у неё ещё было.

А прорывает её, ожидаемо, когда он с тарелочкой намылился в кабинетик.

— Андрей, я понимаю, — впрочем, начинает она мягко. — Ты беспокоишься за Горшка. Это естественно — потому что раз он до сих пор не объявился, то вряд ли это обычный загул. И это уже серьёзно. Но теперь уже я беспокоюсь за тебя, мне очень не хочется, чтоб ты влез в какую-нибудь непонятную и, возможно, опасную ситуацию, рыща по всяким местам разной степени криминализированности! Вот где ты был целый день?!

— У Горшенёвых, — ну, отчасти правда же, Князь тщетно надеялся отделаться малой кровью, но Нигровская закусила удила:

— Я звонила Ольге, она сказала, что ты ещё до обеда побывал у родителей Мишки и ушел затем в неизвестном направлении, — вот те... Преодолела некоторые свои предубеждения против той и позвонила. Ей, не Алле... Хотя, может, Лёша не поделился с той. М-да... точно переживала. — Я так понимаю, ты сам решил искать? Причём не в Озерках — там профессионалы ищут... А где? В притонах? Андрей, это может быть крайне опасно! Пусть этим полиция занимается, прошу тебя! Ты не поможешь ему, если сам пропадёшь!

Князеву нечего на это сказать. Вот совсем. Агата, будь ситуация попроще, права была бы несомненно. Нечего башкой рисковать, хотя... Он бы наверняка сунулся и искал. Как уже это делал раньше. Но сейчас… Ни объяснить ей,где был, ни пообещать что-то никак не может.

— Агатик, давай, не сейчас, — кое-как выдавливает, почти сбегая в комнату под очень осуждающим взглядом. — Я не… Нет никаких рискованных действий. Правда, я не был в притонах... Так, проверил пару мест...

Вряд ли она ему верит, но по крайней мере не препятствует. Андрею бы немного выдохнуть, Горшку бы бутерброд сообразить (и это, блин, тоже проблема — если тому, а это теперь очевидно, придётся задержаться «в гостях», то надо придумать, как разнообразить меню и всё такое. Потому что хлеб с вариантом мяса и крошки овощей — это именно что одно и тоже, а Миха не Спанч Боб одними бургерами питаться... Может, рисину ему положить?! Ага, ещё ядрышко гречки скажи — а, видимо, придётся, м-да). И поговорить бы с дружочком по-нормальному, а не заглядывая внутрь толстовки, как-то эмоциональное состояние подтянуть до краешка нижнего нормы, чтоб хоть уснуть не страшно было сегодня без задней мысли... Да, вот только, когда этим, то бишь бутербродом (сначала накормить — потом говорить, про сытого мужика же помним?!), и начинает заниматься, раздаётся телефонный звонок.

— Блин! — ну опять двадцать пять! Что ж все лезут-то, отрывают от дел, а? У него на дворе ночер — Мишка с утра не кормленный, самому отдохнуть тоже хочется!

Однако, увидев, что на экране высветилась аватарка Вахтанга, решил, что нужно ответить (вдруг чё случилось — неприятности они ж по одной не ходят — как и девчонки в туалет!) и что может и на громкой поговорить — в конце концов директор его наверняка по рабочим моментам звонит, а бутер сам себя не сделает. Да и громкая, негромкая... Для Горшочка сейчас вся связь

такая!

Поэтому, покосившись на Миху — тот равнодушно сидел, куда его пристроил, на мягонькой губке-промокашке (да чистая, чистая, блин!), уставившись в стену — с тяжелым сердцем звонок принял.

— Андрей, доброго тебе, — Вахтанг был не из тех, кто растягивает, да вокруг да около кружит. Не Ворон, короче. — Что там с Мишей? Неизвестно?

— Нет, никаких сведений, — ну, а что он ещё мог сказать. Вот, рядом сидит, подожди, к динамику поднесу, привет передаст...

— Плохо, — Махарадзе почти ощутимо поморщился. Андрей на минуту аж представил себе лицо своего большого друга. Да уж, плохо. Всем. А этот дурик ещё и убиться планировал — нет, нельзя о таком думать, пока тонкую работу с бутербродом проводишь...

— Надеюсь, что-то выяснится, и Горшок живой-здоровый вернётся, — выдыхает Вахтанг. — А то ещё и с твоей персоной нездоровый ажиотаж возникает.

— В смысле? — Андрей даже перестал вырезать микрокусочек чёрного (полезно, блин! Хрен знает, чё там у этого со здоровьем) хлеба.

— В прямом, — вздохнул директор. — Народ, скажем так, уже просёк о ситуации и вовсю недоумевает, почему именно ты кипиш поднял.

— Да ё-моё! — в сердцах бросил Князь. Точно, не любят гонцов с плохими новостями — совсем. Ну, вот, что-то такое подозревал: найдутся те, кто на него всех собак повесит. Можно даже не заходить в интернет, там небось уже куча теорий, как и где он Горшенёва убил, расчленил, прикопал, где подальше. Ну или в воду рыбкам кормиться бросил. Может, вообще, попомнили Во все тяжкие — ну там, химия, кислота, все дела — и нет следа. М-да. Сначала топором, приговаривая: "Это тебе за Достоевского!", потом версии разнятся. То-то Агата переживает — боится, что наткнётся на фанатов-неадекватов, класс, чё.

— Всё плохо? — спросил, страшась ответ услышать, краем глаза подмечая, что Мишка из меланхоличности своей вышел, да и прислушивается явно к разговору. Вон голову приподнял — как щеночек какой.

— Нет, не особо, — ну, Вахтанг вряд ли б врать стал, чтоб его успокоить, да?! — Но я и не только за тем звоню, чтоб об этом бедовом справиться. Как твой визит к врачу прошёл? Что дальше делаем? На запись садимся? О концертах пока не договариваюсь новых, а со старыми что? Лечение помогает?

— Нет, блин, — Князь тоже вздохнул. — Сказал, связки всё. Резать надо. По концертам и записи — скоро сообщу, — он поморщился, понимая, что да. И это решать надо, но как, когда тут такое сваливается?!

— Когда? — Вахтанг был весьма конкретен. — На этом всём фоне мне звонят, интересуются, почему в афише никаких обновлений, а старая почти отыграна.

— Не знаю, не обговаривали, — а вот здесь и правда, мало того, что не обговаривали, так ещё и со всей этой ситуацией забыл совсем, что надо что-то решать и срочно. Но немного покоробило. Отрицательный пиар — тоже пиар, звонят там, понимаешь ли...

— Не тяни с этим, ладно? — попросил Махарадзе. — Сам понимаешь, как всё серьезно, я надеюсь. С записью почти договорился, ты же помнишь? Но если ты по связкам не вывезешь — лучше сейчас отменить.

— Понимаю, — Андрей чувствовал, что уже голова пухнет. Как всё это сочетать-то? Особенно, как быть с Мишкой... Операция — это больничка. А как он его туда протащит? Ладно, протащить — не проблема. Проблема там его пасти... Особенно под наркозом, ага. Может, на местный удастся сговориться?! Да... Надо топать, узнавать. Завтра, блин, желательно.

Кстати, о Горшочке — Андрей совсем забыл, что у их разговора есть слушатель невольный. И очень зря — потому что, как только распрощался с Вахтангом, заверив, что всё порешает и что он в порядке... да повернулся к Михе, то увидел очень выразительный взгляд, направленный на него:

— И почему ты мне о проблемах со связками не сказал, а? — он ещё и с пуфика своего губчатого встал и ногой притопнул. — Это что за новости?!