О незримых вещах (гет)

Иногда то, что показывается из небытия, это рефрен.

Мюриэль Люн («Небытие в трёх актах: Эссе»)

— Я прекрасно тебя слышу.

Голос Леона, чёткий и резкий, пронзал тишину номера Ады в Бостоне. Он будто стоял напротив неё. Ей следовало бы записать его. Голос, словно свет в дверном проёме — он обнажает тебя до кровавых сухожилий, мышц, прямо до костей.

Не зная, что сказать, она начала расхаживать по комнате. Правда состояла в том, что она не ожидала, что он ответит на звонок, и уж точно не станет оставаться на линии, чтобы послушать загадочную тишину. Она просто хотела услышать, как он разговаривает с ней.

— «Кто это?» — спросил он.

И она решительно, повинуясь глупому импульсу удержать его внимание, сказала:

— Это я.

Больше полугода прошло с момента их последней встречи, и это было единственное, что она могла сделать.

Положив телефон, Ада включила громкую связь. Послышался шорох, и сдавленный сухой кашель на другом конце линии.

— Звучишь болезненно, — сказала она.

— Пустяки. К чему это, Ада?

«Я скучала по свету в твоём голосе», хотела сказать она. Но это прозвучало бы не в её стиле, или, что более важно, она звучала бы как более молодая, неуверенная, её версия, которую она убила в себе, в тот день, когда они встретились. — Ты скажи. Я проверяла телефон и увидела один пропущенный от тебя.

— Своевременно, — сказал он. — Лучше поздно, чем никогда.

— Ты рад?

— Честно? Сложно сказать не видя тебя.

Ада не могла винить его в этом. Она пожалела, что так долго откладывала звонок. В январе она сохранила его сообщение — короткий поток помех, продлившийся три секунды, дальнейший анализ записи выявил слабый лёгкий вздох. Ей пришлось выкрутить громкость на своём ноутбуке и нажать «повторить». Снова и снова.

— Ты всё-таки оставил тот ключ? — спросила она, проводя пальцем по белым шторам.

— Да.

— И у тебя есть вопросы.

— Больше, чем у тебя ответов. Но я не собираюсь их обсуждать сейчас, Ада. Не по телефону.

Она уставилась на свой одноразовый телефон на кровати, красный Нокиа, который она специально купила для быстрой связи с ним.

— А кто говорит про сейчас?

— Погоди. Ты звучишь издалека, ты как будто под водой, — сказал он. — Где ты сейчас?

Подхватив телефон, Ада поднесла его к уху. Затем она посмотрела в зеркало, висящее над телевизором, морально готовясь начать с чистого листа в сгущающейся темноте. Чистое самообладание на её лице, скрытое тенью, не выразило ничего, когда он раскрыл своё местоположение. Он остановился в Нью-Йорке до конца следующей недели.

— Ближе чем ты думаешь, — сказала она.

* * *

Замок Бельведер в Центральном парке был тем самым местом, где ранним вечером в палящем безветренном жерле лета она ждала Леона. Найдя убежище в тени, Ада до боли наслаждалась красотой дня. Её работа редко позволяла ей перерывы.

Час назад она пробиралась сквозь деревья, часто останавливаясь, провожая порхающие тени птиц, склоняясь к красиво цветущему молочаю. Она никогда, как в эти дни, не подходила так близко к другому живому существу. Будучи шпионом у неё не было на это времени. Но сейчас в лесу она шагала под гигантскими вязами, прислушиваясь к ветру, громко шумящему в их кронах. Бабочки-монархи кружились вокруг розового большеголового соцветия молочая. Едва испив они сразу же рассеивались в воздухе. Даже в её снах не было столько цвета.

Она инстинктивно оглянулась, на случай если кто-то преследует её. Где-то недалеко бурлил поток ручейка. Несколько семей и одинокие туристы. Никого, кто мог бы сойти за агента Организации.

Последняя попытка была скромным стуком в дверь её отельного номера и стремительно последовавший обстрел. Люди Вескера предпочитали ударить в ограниченном пространстве и всегда ночью. Последний раз это случилось в декабре.

Ускорившись, Ада пересекла деревянный мост, прокладывая путь через лес в направлении Большой лужайки. Она уже могла разглядеть людей, лежащих на траве. Эти поля и огромное пространство замка давали множество возможностей, чтобы укрыться. Если на неё готовится очередное покушение, что маловероятно, то она хотела иметь преимущество в высоте.

Замок возвышался на огромном, выходящем из земли камне, построенный так, чтобы казалось, будто он поднимается из-под земли. С самой высокой точки Ада могла видеть лес и пологие зелёные луга Большой лужайки, ниже виднелся пруд, покрытый водорослями, в нескольких местах грязно-зелёное полотно рассекалось, открывая осколки неба в глубоком синем. Слишком умиротворяюще, чтобы Ада задумалась, сможет ли поле боя сделать это место более реальным.

В течении шести месяцев после того, как она перестала скрываться, она репетировала этот допрос со скрупулёзным воодушевлением актёра. Оставаясь одна, она репетировала свои реплики, выискивая правильные интонации и эмоциональный диапазон. Это было её навыком. Никаких извинений, никаких любезностей. Она была здесь в качестве любезности, уверенная в своих способностях уклониться от разговора, когда ей захочется.

Она считала, что по-другому никак. А что ещё можно сказать человеку, который на протяжении шести лет считал тебя мёртвой?

Леон опаздывал на десять минут. Выглядывая из-за парапета, Ада увидела его возле входа, одетого также, как и любой обычный гражданский. Безоружный, в тёмных джинсах и белоснежной, застёгнутой на все пуговицы, рубашке, сиявшей чистотой, отчего у неё возникли сомнения Леон ли это или какой-то самозванец. Ни крови, ни следа грязи и пота.

«Поднимайся вверх», написала она ему. Но он не двинулся с места. Он не ответил. Он развернулся, чтобы посмотреть на поле, на силуэт города, выглядывающий из-за деревьев, эта безмятежность казалась несовместимой с ним, как и с ней, и может поэтому он решил уйти для своего душевного спокойствия. Она не могла прочитать его с такого расстояния. Девушка сильнее прижалась к камню.

Ада не смогла дать определение возникшему чувству тяжести в своём животе, когда он положил телефон в карман и вошёл в парк. Облегчение? Или предвкушение? Она прислушалась к его шагам по спиральной лестнице, ведущей к ней. Девушка приготовились изображать спокойствие.

Ниже, в деревянном павильоне, болтали люди. Здесь же, на третьем уровне, была лишь она.

А теперь и он.

Леон замедлился на пороге, охватывая её взглядом. Затем, взглянув на башенку позади них, он со скептическим видом сделал шаг вперёд.

— Забавно, когда я сказал где угодно, кроме Мидтауна, я совсем не ожидал этого, — сказал он.

— Подумала, что тебе захочется сменить обстановку. Симпатично, правда? — она указала на одинокую башенку, такую маленькую и совсем не практичную. В сравнении с крепостью Салазара в Испании Бельведер казался кукольным домиком в сказочной детской книжке. — Почти сойдёт за настоящий.

— Как я могу забыть.

Лёгкий ветерок убрал золотисто-пшеничные волосы с его лица. Даже вечером птицы продолжали петь. Впервые она видела его при свете дня и в обычной одежде.

Два озера голубых глаз, скульптурная тень на его лице, полученная в многочисленных битвах, смягчалась в солнечном свете.

Если она коснётся его сейчас, что будет дальше?

— Признай, ностальгия придаёт этому своеобразное очарование. И этот вид, — сказала она, кивая в сторону застывшего горизонта.

— Ты начнёшь или я? — спросил он.

Ада почувствовала, как сдержанная часть неё ощетинилась и напряглась, словно она увидела их историю, повисшую в воздухе, ощутила её тяжесть. Она должна на многое ответить, и у неё были заготовлены ответы. Леон смотрел прямо на неё.

— Как хочешь, — ответила Ада. — Но для начала давай договоримся, что детали моей работы не обсуждаются. Это плохо для бизнеса. За исключением этого, я открыта для разговора.

Его зубы блеснули, когда он улыбнулся, будто она сказала какую-то жуткую шутку.

— Так ты на это смотришь? Для тебя всё бизнес?

— Не всё. — И она подняла руку, чтобы коснуться его лица, но он перехватил её за кисть. Неожиданный контакт послал дрожь удовольствия по её руке. Когда она держала его на прицеле в Испании, он подыграл ей, схватив её точно также, одним стремительным, изящным движением, эффективно лишая её баланса, и подтягивая ближе. Он бы никогда не причинил ей вред, она знала это. Это была одна из причин, почему Ада испытывала границы его доверия, наслаждаясь этим физическим ответом, который ей удавалось вытянуть из него как по команде. Так она изучала людей.

— Скучал по этому? — спросила она. — Признайся

— Осторожно, — предупредил он её, но она уловила и вызов.

Когда Леон большим пальцем провёл по косточке на её кисти, она вырвала руку.

— Скажи мне хотя бы, что ты сделала с янтарём? Ты сказала, что у тебя было какое-то соглашение с Луисом. Какое?

Слишком много этих незыблемых правил, думала Ада. Она может дать ему ответ.

— Я же сказала тебе, что позабочусь об этом. Луис доверял мне, Леон. Если бы образец попал не в те руки, думаешь, я бы пришла сюда?

— Кто знает. Ты всегда играешь за обе стороны.

Прежде чем Ада успела ответить язвительной шуткой, группа хихикающих девчонок с топотом вбежала по лестнице и ринулась к парапету, не обращая никакого внимания на них, для этих девчонок они представляли собой такой же интерес, как и пара статуй.

В ту же секунду Ада была застигнута врасплох взрывом хохота, напряжение в воздухе рассеялось, и она не смогла сдержаться и улыбнулась. Судя по выражению лица Леона, она была не одна.

— Может пойдём? — спросил он, вся нежность исчезла, когда он посмотрел на неё. Вопреки себе, Аде захотелось продлить это мгновение.

И вот как это началось. Она повела его вниз по винтовой лестнице, звук их шагов эхом отдавался в камне. Сначала они вошли в летнюю зелень. Затем в подземку, запыхавшись от горячего потока воздуха приходящего поезда. Её кожа разгорячилась там, где он касался её.

В ближайшей идзакая они распили небольшую бутылку нигоридзакэ. Ада смотрела на Леона с притворным безразличием. Они сидели молча около пяти минут.

— В какой-то момент тебе придётся использовать слова, Леон.

Наливая себе напиток, Леон замер с бутылкой в руке. При других обстоятельствах Ада рассмеялась бы при виде его растерянности, словно до него дошло, что она жива.

Она стёрла отпечаток губной помады со своего стакана салфеткой, чтобы снять нервозность, накатившую на неё. Ей просто нужно придерживаться своих реплик. Не отходить от сценария, и это закончится. Оркестровый джаз приглушённо звучал из колонок, она узнала характерное исполнение «Maybe» группы «The Ink Spots».

— Окей, — сказал Леон, заканчивая третий стакан одним глотком. — Что заставило тебя позвонить?

— Ну, знаешь. По старой памяти.

— Херня, — его безразличный тон застал Аду врасплох. — Думаю, мы уже прошли времена бесполезных пустых разговоров, не считаешь? Так в чём проблема?

— Иногда мне требуется время, чтобы обдумать. Это, и ещё я увидела кое-что, что напомнило мне о тебе.

Он заинтересовано облокотился об стол

— Детали не важны. Но воспоминание заставило меня задуматься над тем, как мы расстались. Моё мнение, никто не хотел причинить друг другу вред.

— Сказала женщина, которая зарабатывает на жизнь воруя вирусы.

— Сказал мужчина, под каблуком американского правительства, — парировала она.

Леон ухмыльнулся, не зная, что ответить на это. Оно и к лучшему. Алкоголь возымел эффект, появилось знакомое покалывание, когда она услышала, как поёт Билли Холидей, едва заметная нежность промелькнула на лице Леона, словно луч света, вот он был и сразу исчез. «Night and day, day and night». Рот наполнился слюной.

Когда официант принёс чек, Леон оплатил его.

— Такая работа должно быть хорошо оплачивается.

— И я не променяю её ни на что, — с острой, как брошенный через комнату меч, ответила Ада. — Давай, — она передала ему свой стакан, чтобы он снова его наполнил. — Добей меня.

Она провела своим кожаным ботинком по его лодыжке.

Он наполнил её стакан.

* * *

Они пошли к нему в отель, потому что это было ближе, никто не проронил ни слова о том, что случилось в Раккун Сити и, возможно, в комбинации с алкоголем это вылилось в то, что позволило им с этим справится. Пока поднимался лифт будущее перестало существовать. Единственное, что спросил Леон, когда они стояли у двери его номера, прикладывая белую карту к замку, было «сколько у нас времени?», и последующее утонуло в головокружительной жажде. В её мыслях она уже поставила его на колени. Она ответила «несколько часов», когда хотела сказать «сейчас».

* * *

Но когда дверь закрылась, он остался стоять, угрюмый образ, окаймлённый обоями из камчатной ткани, извилистый золотой узор на винно-красной поверхности.

— Всё ещё злишься на меня? — спросила Ада, расстёгивая его ворот, чтобы поцеловать его кожу. Под жаром её языка всё его тело немного напряглось. — Я могу загладить свою вину?

Это был дешёвый приём, язык, который она выучила, будучи моложе, чтобы превратить в оружие и получать информацию или согласие. С Леоном, единственное удовольствие — это заставить его стонать. С его габаритами и силой, но мог бы легко одолеть её, но он всегда выбирал другое.

Когда он снова заговорил с ней, вместо стали в его голосе появилось непристойное, возбуждённое нетерпеливое желание.

— Повернись.

— Полагаю, это и есть ответ на мой вопрос, — делая шаг назад, она заметила очертания его члена сквозь джинсовую ткань. — Что же происходит там, внизу?

На лице Леона появился намёк на удовольствие, смягчая подозрительность и раздражение.

— Боже, как же ты бесишь. Тебя реально это заводит.

— По крайней мере, хоть один из нас получает удовольствие, — сказала Ада, отворачиваясь от него. Это было то, что она умела делать лучше всего — изображать чувства, избегая мёртвого груза вопросов у их ног. Лучше дать ему притвориться, что они незнакомцы. — Твоё дело.

Чего она не предвидела, так это желание посмотреть. Его руки на её бёдрах были тяжёлыми, словно руки скульптуры, но касались её тела с невыносимой нежностью. Какие мифы всплывают перед ней, когда его пальцы скользят ниже, перебирая пальцами по костям, нажимая на подвздошный гребень, где она была особенно чувствительна. Орфей знал это об Эвридике. Где надавить, а где задержаться. Словно музыка, которую он жаждал понять.

— Хочу услышать тебя, — прошептал он ей.

В ту ночь он вытащил её из тесного кокона ада. Тонкая щель в живой мир сверкала. «Домой», — сказал он. В смерти, она утратила возможность говорить. Тишина нарастала и нагнеталась, пока они бежали.

— Не смотри на меня, — сказал он, укладывая свою голову в изгиб её шеи. Его пальцы слегка касались её под одеждой.

У неё для этого случая был подготовлен язвительный ответ. Что-то на тему Орфея, решившего оглянуться, чтобы убедиться, что она реальна. Это же недостаточно для него? Ни путешествие к рассвету, и ни её рука, заключённая в его руке.

Она не возражала. Потерявшись в дрожи страсти, слова исчезли, когда он вошёл в неё.

В первый раз в лесу, он позволил ей коснуться сияющих струн его лиры, веря, что она будет аккуратной. Он написал песню для её глаз. Он смотрел как она танцует. Когда наступили сумерки, она задумалась о равновесии, о гармонии и связях. Она думала, каковы будут её ощущения, если он будет любить её среди корней и мокрых от дождя листьях, и он, обнажённый, стоящий коленями на земле, зеркальное сияние на ложе из астр.

Здесь Аде понадобилось воображение. Последняя связная вещь в её голове была: «О, блядь»

— О, блядь, блядь, блядь!

Если бы Леон не придерживал её рукой, она бы упала. Это было изысканным способом кончить, её глаза были закрыты, она извивалась от мелкой дрожи удовольствия, прижимаясь к его массивной груди. Он задрал подол её кожаной юбки выше, прошёлся поцелуями по её шее и нижней стороне челюсти. Эта непрошенная демонстрация привязанности испугала её, вернула её призраков из забытья.

— Чёрт, — сказал он. Средний палец блестел серебристо-лунным белым.

— А у тебя есть свои приёмчики, — сказала она.

— Слышать это от тебя? Сочту за комплимент.

— Сочти, — и чтобы подкрепить свои слова, она схватила его за кисть и положила его липкий средний палец себе в рот. Нежно полизала, пососала. Хриплый тон, исходящий от него заставил её делать это с удовольствием.

* * *

Всё было сделано за десять минут, страстно и отчаянно, прямо в одежде, словно подростки. Она взобралась на него, лежащего на кровати в бледно-голубом свете вечера, и оттрахала его жёстко, быстро, до крайнего эгоизма. Его дыхание обжигало ей шею. Она отвернулась, когда он попытался поцеловать её, они лежали перед окном в пол с открытыми шторами, пот холодил обнажённую кожу её бёдер.

Они лежали рядом, пребывая в тишине. Отстранённо Ада слышала шум дорожного движения, доносящегося с улиц.

— Блядь, — сказал Леон. Не безумно-счастливое «блядь», которое ожидала Ада, а сдержанно-разочарованное.

— Только не говори мне, что жалеешь, — она начала застёгивать блузку.

— Что? Нет, это не так.

— Тогда что?

Он задумчиво повернулся на бок. Ада почувствовала себя не уютно. Не из-за физической близости, а из-за вдумчивого, влюблённого взгляда, которым он глядел на неё, намекая на близость, которая только что была между ними. То, как он настойчиво преодолел разрыв, возникший между ними из-за её предательства. Она надеялась, что секс сможет вытеснить из её системы глубоко-закопанную вину с помощью эндорфинов и окситоцинов. Но нет, она всё ещё была с ней, твёрдая, словно натянутый трос.

У Ады душа ушла в пятки, когда он коснулся её лица.

— Почему ты не сказала мне, что всё это время ты была жива?

— Не очень обещающее начало, не считаешь?

— Ада.

— Ну хорошо, — вздохнула она. — Ты поверишь мне, если я скажу, что это всё для твоего благополучия?

— Кто знает. Ты и правда умеешь скрываться. Шесть лет. Как ты выжила?

— Крылья, — сказала она, ухмыляясь. — Оказалось, что у меня есть свои трюки. Как тебе такая история?

Шутка не удалась и Леон раздражённо закатил глаза.

Самым простым ответом было то, что она хотела забыть Раккун Сити. Шесть лет борьбы с ужасами в глубине своего сознания и попытки жить обычной жизнью. Она выматывала себя, чтобы заснуть от усталости. После их встречи осенью, когда он назвал их встречу случайностью — в тот момент он ещё не подобрал для этого слово, весь прогресс, которого она успела достигнуть начал распадаться. Словно создание, чьи конечности отрастают быстрее, чем она могла обрубить их.

Она резко встала, разглаживая, как могла, складки на блузке.

— Господи, мне нужны настоящие ответы, — сказал Леон.

— Пожалуйста. Я не собиралась раскрывать своё прикрытие ради одного человека. Предполагалось, что я мертва, понимаешь?

Не самый лучший ответ. Возможно худший. Она увидела, как он сжал челюсти, его руки сжались в кулаки, Леон встал и посмотрел вниз на неё.

— Точно. Потому что у тебя была работа, которую нужно было закончить, — сказал он. — Наверное, Вескер тебе прилично платил. Кстати, как там всё закончилось?

В тот момент было так легко уйти от него, но из-за вспыхнувшей гордости она осталась. И конечно, он об этом знал.

— Закончилось всё отлично, — ответила она.

— О, правда? Расскажешь подробнее?

По правде, после Испании, Вескер отправил агентов, чтобы отомстить ей за обман. Барселона, Франция, затем Италия, где она спряталась в окружённой средневековой стеной деревеньке Эриче, спеша по узкой дороге, ведущей к высокой горе, в тысячах метрах над уровнем моря. Она расправилась с ними, аккуратно и безболезненно. На протяжении своей карьеры, предательство Вескера было её величайшим триумфом, даже несмотря на то, что ей не удалось полностью нарушить его планы.

— Что конкретно ты делала для него? — настаивал Леон.

— Да ладно, Леон. Мы оба знаем, что это не тот вопрос, который ты собирался задать час назад.

— Господи, а ты отлично сыграла.

Ада застегнула свои ботинки, ничего не ответив.

— Вот, прямо здесь. Ты притворялась, что тебе пофиг. Почти убедительно.

— Слушай, мы сделали то, что нужно было сделать.

— Ясно, — он указал на дверь. — Иди.

Но она не смогла. Она стала Эвридикой, вросшей в пол, чёрные вены яда устремились вверх от её ног, вперёд к разрозненной территории, которая когда-то было её сердцем. Аде вдруг захотелось нажать на кнопку и вернуться в парк или какую-то другую параллельную вселенную, туда, где они никогда не встретились во время апокалипсиса. Начать сначала. Попробовать снова. Стоя у двери Ада боялась открыть её. Теперь он был рядом, и вместе они образовывали крылья, приколотые под стекло, оставаясь заложниками боли друг друга. Они касались одной стены, в номере стоял запах секса и нью-йоркских улиц. Периодически слышались разговоры снаружи. Вокруг приглушённо гудел город.

Он был всего в одном сантиметре от неё

— Ты знала, что я чувствовал к тебе тогда, в Раккун Сити? Знала? — голос Леона был твёрдым и напряжённым. Не обвиняющим.

— Да, — приготовилась Ада.

— И ты с лёгкостью использовала это против меня.

— Да

— Ты наслаждалась этим?

Она посмотрела на него, словно он был невероятно далеко.

— Нет.

Это стало жестоким открытием. Для него она никогда не была чем-то большим, чем простая, линейная история — лгунья, беглянка, женщина, которая использовала его для своей выгоды. Никто из них не двигался, и чем дольше Ада оставалась, тем больше она чувствовала себя открытой, чистой, словно освежёванное животное.

— Что-то ещё? — спросила она, желая сбежать.

Леон усмехнулся, недоверчиво качая головой. Ясно, тут было что-то ещё.

От старых воспоминаний её охватил холод, закружилась голова, погружаясь в дым, отчего её зрение стало туманным. Вот как она являлась к нему в смерти? Когда мост не выдержал? Раненая птица, отпускающая руки в падение.

Сейчас она смотрела на детектор дыма на потолке, он мигнул раз и затих. Потолочный свет в комнате была рассеянным, болезненно жёлтым. Леон тогда начал что-то говорить, задавать вопросы, начинающиеся с «почему ты не можешь», «почему», но она не слышала его. Не смогла. Она открыла дверь и тихо выскользнула в ночь словно вор, зная, что он не последует за ней.