Падший будет прощен (гет)

Также месяцами ранее…

Бери жену из ровни, ибо, если возьмешь из тех, кто знатнее тебя, приобретешь не родственников, а господ.

Клеобул

«Взмах крыла бабочки на одном конце земного шара может вызвать ураган на другом». Пожалуй, это изречение, как казалось Харуну, подошло бы Мустафе Сезеру, деду Ярен по матушке, широко известному в Мидьяте как Мустафа-ага, лучше всего. С его звонка дом буквально растворился в хаосе и переживал гибель Помпеев. Влиятельный ага известил о своем скором приезде. Длительный курс лечения, который он проходил в Стамбуле, закончился, ага возвращался на родину и, пожелав увидеть близких, в особенности внучку Хюму, чье рождение он пропустил, засобирался в гости к Шадоглу.

Стоявшие перед этим фактом домочадцы, в смятении, точно огорошенные по лбу, кинулись врассыпную, созывая семейный совет. Валлахи! Их страх наталкивал на мысль, что будь у бедолаг выбор между Мустафой-агой и необузданным гневом Везувия... Особняк Шадоглу стоял бы уже у подножия вулкана в смиренном ожидании божьей кары.

— Джихан! Джихан, где же ты?! Скорее! — страдальческий зов мамочки Хандан огласил внутренний двор, оторвав Харуна и Ярен от задачника по английскому.

Они отодвинули занавеску и выглянули в приоткрытое окно гостиной. Образовалась обычная для Шадоглу сутолока, громкие голоса смешались в нестройный звон, из которого стало ясно, что Мустафа-ага нагрянет в гости дней через четыре-пять, как только решит насущные дела. Ранее Харуну объясняли, чем он был занят почти полгода. Весной у Мустафы-аги случился сердечный приступ: служанка нашла его дома, в бессознательном состоянии за его рабочим столом. В больнице Мидьята ему оказали первую необходимую помощь, затем ага настоял перевести его в лучшую стамбульскую клинику. Пролечившись там, он отправился в санаторий — в курортный район Бодрума на берегу Эгейского моря и, когда оправился, какое-то время навещал давних приятелей в Стамбуле и Анкаре.

Напуганная приближающимися со двора криками, которые звучали теперь где-то на лестнице, Мелике уронила поднос. Чайные армуды разлетелись вдребезги, из блюдец посыпались виноград и орехи. Харун круто обернулся на шум, а женушка подскочила на диване и сдавила рукой грудь. Хотя сердце стоило искать ниже — оно сейчас у всех было примерно на уровне пяток.

Мустафа-ага пропустил многое из событий, что развернулись в Мидьяте за прошедшие месяцы. Он приедет повидать младшую внучку, а заодно не сможет не заметить новоявленного мужа у старшей. Едва он узнает о браке Ярен — все, тушите свет, господа, допрыгались! Плюющийся лавой Везувий вам самим санаторием покажется.

— Тьфу на тебя, Мелике! — перевела дух Ярен. — Живо убери все и проваливай на кухню!

Работница навалилась на дверной косяк, выпятила глаза и, парализованная общим бедламом, не смогла сдвинуться с места. Паника стремительно нарастала.

— Если память мне не изменяет, милая, Мустафе-аге так и не сообщили, что мы женаты, верно? — спросил Харун.

Памятуя их свадьбу у вонючего сарая и угрозы госпожи Хандан пожаловаться на это отцу, Харун смекал, что черная туча в лице Мустафы-аги — это веская причина бежать на другой конец света. Им с Насух-беем предстояло объясниться, почему брак Ярен держался в тайне от второго деда. Насух-бей запрещал рассказывать что-либо Мустафе-аге. Как новый человек в доме, Харун не вмешивался со своим уставом, и, раз агу не трогали, он посчитал это разумным для себя с Асланом. Так было безопаснее и для Ярен. В противном случае Насух-бей пообещал выдать свату все ее злостные интриги, а мало какого деда обрадует, что его внучка не только опорочила доброе имя семьи, но и не раз подводила родственников к смерти.

— Не сообщили, Харун-паша⁽¹⁾, — глумливо пропела Ярен, захлопнув учебную тетрадь. — Еще на помолвке с Мираном дедушка Мустафа ясно дал понять, что не позволит насильно выдать меня замуж. И когда он приедет — Машаллах! — он заставит всех ответить за мои обиды.

Харун предвидел такой ответ и промолчал. Плохие дни остались позади. Впереди дни худшие.

В гостиную, рассевшись по диванам, очень быстро набилась вся родня. Последним вбежал Азат, который не успел сесть за руль, как сорвался обратно по требованию Джихан-бея. И тесть, и мамочка Хандан, будучи на взводе, перешептывались между собой и поглядывали на Ярен. У Хазар-бея с Зехрой-ханым, коих поневоле занесло на семейный совет, Харун лицезрел одно постное, флегматичное выражение лица на двоих. Они как будто смирились, что им не избежать участия в предстоящей лжи и их наставления вряд ли возымеют эффект. То, как набычился и побагровел Насух-бей, обнаруживало в нем твердое намерение не сдаваться свату с позорной правдой.

Ярен по-хозяйски разместилась на плече Харуна и дерзко смотрела на Насух-бея. Иногда Харун слышал ее тихие подленькие смешки.

— Папа... — взял слово Джихан-бей, но не удержал и обронил в тишину, как Мелике поднос.

Красноречие, собранность и решимость покинули чат Шадоглу. Ярен пугала Харуна, что у Мустафы-аги был такой характер, что он революцию мог поднять мановением пальца и заседал где-то в правительстве, заимев полезные связи. Не врала, видимо.

— Папа, — прочистил горло Джихан-бей, набираясь смелости.

Харуну помнилось, как он сам, перед тем как заговорить с Насух-беем, тщательно прощупывал его настроение. Но у того что ни чувствительная точка, то острый шип, которыми был весь усажен его взрывной характер. При резком нажатии на шипы старик стрелял ими, угрожая продырявить вашу тонкую душевную организацию, как дуршлаг.

— Я... Ты ведь понимаешь, что скрыть брак Ярен не получится, когда-нибудь... Хандан, подожди!

— Отец! — обвинительно встряла мамочка Хандан. — Что бы вы ни решили, я обязана напомнить, что у моего отца проблемы с сердцем, он всегда на грани. Он нуждается в хороших новостях. И вам известно, что он крут нравом. Мы не можем сказать ему, что Ярен выдали замуж без его ведома и благословения. К тому же отец очень чтит традиции, а кто только не упрекал нас, что мы не сыграли свадьбу как подобает! Мы упустили шанс разрешить все миром, а я предупреждала вас.

— Хандан!.. — одернул ее тесть, но она не послушалась.

— Когда вы схватили мою дочь и увезли из дома, я молила вас остановиться, отец! Я не могу допустить, чтобы снова пострадал кто-то из близких. Отец глубоко переживал из-за Азата, а с Ярен как бы его опять удар не хватил. Помяните мое слово: добром это не кончится! И это — результат вашего гнева.

Насух-бей зыркнул на тещу исподлобья, сведя кустистые брови, и покрутил в руках старые четки. Четки перебирал и папочка Джихан, и шурин Азат, наследуя привычку, щелкал своими как заведенный. Этот звук, повиснув в воздухе, колол Харуна в висок, точно игла.

— А что ты предлагаешь, Хандан? Ничего не говорить, бездействовать? — вопрошал Джихан-бей, но госпожа Хандан уязвленно отвернулась, не имея альтернативы. — Нас спасет не трусливое молчание, а выгодный ракурс, с которого мы преподнесем твоему отцу эту новость.

— Папа, брат, с вашего позволения... — деликатно перебил их Хазар-бей. — Я тоже считаю, что нужно рассказать правду, пока не поздно. Горькую, но, да пошлет Аллах Мустафе-аге долгих лет жизни, он узнает о рождении правнука или правнучки, и так или иначе все вскроется. Не исключено, что раньше или на днях. Может, Мустафа-ага уже о чем-то слышал и поднимет этот вопрос, когда приедет. Папа, солнце не замажешь глиной⁽²⁾. Правильнее признаться самим, чем Мустафа-ага выведает детали от кого-нибудь, словно он нам чужой.

Озабоченный Насух-бей коротко покивал, но не сказать, что согласился. Харун не впервые подмечал, что он благоволил старшему сыну и реже срывал на нем зло.

— Вот что, — минуту погодя подал голос Насух-бей, — Хандан верно заметила: мой сват не должен узнать правду, иначе это дурно кончится. Никто из вас ничего не скажет, ясно? Держите языки за зубами! Нам достаточно тех врагов, что мы имеем, не хватало разорвать отношения с Мустафой и подставить Шадоглу под его удар.

— Папа прав, — ответил Джихан-бей, но по тону — возразил. — У нас полно опасных врагов. Фюсун Асланбей, к примеру. Она наверняка воспользуется случаем, чтобы рассказать отцу Мустафе о браке, поэтому мы ничего не сможем скрыть. Однажды мы не удержали эту новость в стенах дома, и она просочилась к Асланбеям, ведь так? Точно так же, папа, от Асланбеев пойдет слух, что Харун — их крови и зять нашей семьи.

— И что, по-твоему, нужно делать, сын? — рыкнул в усы Насух-бей. — Мустафа на дух не переносит Асланбеев. Сказать ему, что наш зять — сын Фюсун Асланбей — то же, что повесить на мой лоб мишень! Мы это проходили с Мираном.

Глаза папочки Джихана тут же озарились режущим, металлическим светом, судя по которому у него в голове ярко зажглась лампочка, которая отвечала за творческий полет души. Это, увы, не сулило ничего хорошего. Положим, тесть придумал, как заговорить змею без ущерба семье, он нашел «выгодный ракурс», но пытаться оседлать при этом асланбейскую львицу? Аллах, да он ума рехнулся!

— Я предлагаю бить на опережение, папа. Драка неизбежна — так отправим Фюсун в нокаут, пока она не причинила нам вред, — воодушевился Джихан-бей. — Ненависть отца Мустафы к Асланбеям сыграет нам на руку. Мы скажем ему, что с самого начала знали, кем приходится Асланбеям Харун, что он крупно вложился в нашу компанию, чтобы завоевать доверие и предъявить права на Ярен, что он — наш союзник, и он против вражды кланов. Испытав его какое-то время, мы не имели права тянуть еще больше — это было бы неучтиво — и дали добро на роспись детей. Которая... была добровольной и прошла после отъезда отца Мустафы. Но поскольку он лежал в больнице, и речи не шло о том, чтобы его беспокоить.

— А свадьба? — сощурил веки Насух-бей.

— Свадьбу отложили. Мы были стеснены в средствах, Харун также сильно потратился на нашу компанию, так что мы не могли отметить пышно, а по-простому не годится статусу Шадоглу. Разве мы первая семья, которая празднует свадьбу потом, накопив деньги? Нет. Но главное — объясним отцу Мустафе, что хотели дождаться его. А тут и Фюсун стала угрожать жизням детей. Как мы можем провести праздник, когда она мешает нам? Таким образом, мы столкнем Фюсун с отцом Мустафой, и он заставит ее отказаться от мести.

— Она расскажет ему, что Ярен стреляла в Харуна и мстить за сына — ее священное право как матери, — раскритиковал тестя Хазар-бей, ссылаясь на местные традиции. — Всю подноготную Фюсун ему тотчас и вывернет.

— Будем отрицать, — распрямился Джихан-бей. — Кому поверит отец Мустафа: своей родне или лживым Асланбеям, которых презирает?

Правильно, господа, рассудил про себя Харун: уповая на одну лишь веру Мустафы-аги, закатайте семью в братский асфальт. Почтенный ага с немалой властью в руках и не без того издерганный инфарктом и мать Харуна, представляющая психа на танке, — гладиаторы на арене. Делайте ставки, как скоро Фюсун-ханым раскроет противнику глаза на истину, подкрепив ее весомыми доказательствами, развернет агу лицом к ненавистному ей семейству и обрушит на них эту глыбу. Такие наивные Шадоглу... Они в упор не хотели замечать, что ходили по охренительно тонкому льду.

Харун прикрыл глаза и растер их, а Ярен прильнула к нему, язвительно и вместе с тем любовно хохотнув:

— Харун, что с тобой? Никак приуныл? Не волнуйся, я тебя в обиду не дам, Иншаллах. Буду милосердна.

Ну конечно, само милосердие. Принесет ему в тюремную камеру фото сына или дочки? Или куда Мустафа-ага его засунет, когда разделается с Шадоглу? Но Харун без труда подавил в кусачей тигрице огонек торжества — нагло стер расстояние между ними до горячего шепота и, вогнав Ярен в краску, обнажил хищную улыбку.

— Надо же как ты воспрянула, женушка! Как будто не Мустафа Сезер, а великий Цезарь покровительствует тебе. Я, правда, одного не пойму: каким боком твои претензии к деду Насуху и родителям касаются меня?

Свою ответственность Харун не умалял: ему прилетит за соучастие. Однако не он закрыл Ярен в сарае, будь тот неладен, а при всем том и ночь, и утро околачивался поблизости — Джихан-бей с Азатом даже не подумали поехать за ними.

— Кстати, обещание Насух-бея выдать твои проделки Мустафе-аге должно быть еще в силе, — заметил Харун. Если глава семьи останется в накладе, в отместку он сорвет замок с сундука секретов Ярен, сорвет и не пожалеет. — Не боишься влипнуть вместе со всеми?

— Мои поступки — ничто по сравнению с тем, как гадко обошлись со мной. Дедушка Мустафа не такой, как дед Насух. Он меня поймет. Он любит меня и должен понять, — прониклась надеждой жена. — А вот тебе будет нелегко завоевать его любовь.

— Ты слишком пессимистична, любимая. Уверен, мы с Мустафой-агой отлично поладим. Он обрадуется, что я, взяв тебя в жены, спас от незавидной участи, когда семья отреклась от тебя. Иначе что было делать? Бросить девушку на улице без защиты и средств?

— Ты — аспид, — забавляясь, сцедила Ярен. — Дедушка не поведется на эти уловки. Не думай, паша, что, выслушав твою историю, он рассыпется в благодарностях и забудет о шпионаже и связи с Асланбеями.

— Что за чепуха? Родство с ними делает меня преступником?

— В глазах дедушки — еще каким!

Выражение горделивого удовольствия обозначилось усмешкой и симпатичными ямочками на щеках Ярен, отчего Харун с снисхождением забыл ей это ребячество. Нашла чем кичиться.

— Нет! Нет, отец не поверит! — вскрикнула мамочка Хандан в завязавшейся тем временем перепалке.

— Тогда какие варианты, душа моя? Мы зажаты между молотом и наковальней! — отчаялся Джихан-бей.

— Да, но, согласись, это не оправдывает нас, брат, — пристыдил его Хазар-бей, а глава дома, рявкнув, потребовал тишины.

— Мне кажется, папа, — присоединился к разговору Харун, сев ровнее, и семья повернулась к нему, — что, столкнув мою мать с Мустафой-агой, мы запрем себя в клетке со львами. В этой ситуации мать сделает все, чтобы усложнить нам жизнь. Она не обретет в Мустафе-аге союзника, но и врагом его не сделается без серьезных причин. Новые враги ей тоже ни к чему. Боюсь, Хазар-бей прав. Она будет напирать на материнские чувства и выстрел. Может, рискнет выйти с Мустафой-агой на сделку и потребует наш с Ярен развод в обмен на прекращение мести.

Про себя Харун решил: он честно сдастся на милость мидьятского Цезаря, но его прервал Насух-бей.

— Мы поступим так, — он с горячностью потряс кулаком. Его четки брякнули, просыпав глухую дробь, похожую на звук барабана во время вынесения приговора. — У детей не было достойной свадьбы. Значит, будет. Поступим по традициям. Устроим сватовство, обручение, роспись и сыграем свадьбу. Родство Харуна с Фюсун скроем. Торжество будет обставлено так, будто проводится впервые, и Мустафа ни о чем не догадается. Мы не дадим Фюсун расстроить наши планы. Мустафа даже не пересечется с ней — убедим его погостить у нас, пока идут свадебные приготовления.

Шадоглу взорвались возражениями. Ну еще бы, Харун их очень хорошо понимал. Мысль отметить фальшивую свадьбу под носом асланбейской львицы, выставив уважаемого агу полным дураком, звучала как вопиющая глупость. Как придумка душевнобольного режиссера, затеявшего спектакль в жанре феерия⁽³⁾. Досадно, что согласием актеров Насух-бей заручиться не удосужился.

— А что будет после свадьбы, папа, ты не подумал? Мустафа-ага не пересечется с Асланбеями потом? Или до него не дойдут слухи?

— И как скрывать зятя-Асланбея? Аллах, о чем ты, папа? По опыту с Мираном отец Мустафа из принципа соберет на Харуна полное досье.

— Как ты хорошо придумал, дед! Молодец! — ядовито улыбнулась Ярен. — Представим, что я не замужем, мужа выселим и примем чинный вид, что нашего будущего ребенка нет и в помине. Харун найдет подставных сватов, ему же не впервые. А на свадьбу позовем весь Мидьят: и друзей, и коллег, и соседей. Да только станут ли они молчать, а? На каждый роток не накинешь платок.

— Довольно! Закрой рот! — бешенство вскипело в Насух-бее, обдав его усатую физиономию новой волной крови. Четки задребезжали, словно ускоряя приведение приговора в исполнение. — Я терплю тебя в своем доме лишь потому, что из-за своих выходок ты стала врагом Фюсун. Не будь ты в смертельной опасности, Ярен, я бы вышвырнул тебя, и мне было бы плевать, в тюрьме ты или где! Ты опозорила меня и родителей, едва не убила мужа и смеешь еще перечить мне? Благодари отца и мужа, что им дорога твоя жизнь. Это последние люди, которые готовы за тебя вступиться. А попробуешь рассорить меня с Мустафой — пожалеешь об этом. Сделаешь так, как я прикажу: будешь изображать счастливую невесту!

Слово «прикажу» уж очень резануло нутро Харуна, и, к всеобщему изумлению, он вклинился в наступившую паузу:

— Насух-бей, у вас с моей матерью общие игрушки — человеческие судьбы. Так вот советую вам положить их на место, пока что-нибудь не разбили. Здесь вы можете приказывать всем, кто носит фамилию Шадоглу, но не мне с Ярен. Она не родня вам — вы сами так решили.

Домочадцы как воды в рот набрали, от их молчания повеяло могильным холодом. Щеки старого бея надулись, как у злющего пса на привязи, глаза, в сети кровяных сосудов, расширились, мясистая рука до треска сдавила четки, и семья затаилась в трепетном предвкушении, когда Насух-бей сорвется с цепи терпения. Это случилось моментально:

— А ты не учи меня, парень! Я пойду ко дну — ты пойдешь следом. По-твоему, я и тебя насильно женил? Ты был со мной заодно! Если добивался справедливости, сдал бы меня полиции, но ты испугался, передумал, когда я прижал тебе хвост! Ты согласился на мои условия.

— Только потому, что законы в Мидьяте работают из рук вон плохо. Они были не на стороне Ярен. Насух-бей, я чту ваши традиции в той мере, которую считаю допустимой, но, когда писали эти правила, я под ними не подписывался. Я вам ничем не обязан.

— Забыл, в чьем доме находишься?! Забыл свое место? Без меня тебе не выкрутиться, мы будем действовать сообща!

— В таком случае, — Харун переглянулся с такой же разозленной, как он, Ярен, и они, в кои-то веки солидарные друг с другом, почти синхронно поднялись, — здесь чете Бакырджиоглу больше делать нечего. Мы арендуем дом, наймем охрану и переедем.

Ярен демонстративно кивнула.

— С Мустафой-агой я буду объясняться отдельно, а вы — отдельно.

Посмотрел бы Харун, как старик без его помощи выкрутится живым и невредимым из когтей владычицы Асланбеев. Уж мать не Азизе — сопли жевать не станет и перешибет их одной лапой. Ей еще не представился такой случай как раз благодаря рекомендациям Харуна. Ярен и ее родичей он постарался обезопасить от матери со всех возможных точек. Кто мог лучше разбираться в складе ее мыслей и ума, как не сын, знавший ее тридцать лет? Мамочка Хандан, Зехра-ханым, их дети и будущие внуки, мужская половина семьи, близко не имевшая дело с психопатами материнского уровня, — все это накладывало на Харуна определенный долг, которым он не пренебрегал и сейчас, действуя враздробь с Шадоглу.

— Дядя и Харун правы, дедушка: обманув, мы сделаем хуже, — неожиданно напомнил о себе Азат. — Как можно нанести дедушке Мустафе это оскорбление? Как ему в глаза посмотреть? Я виню себя в смерти Элиф, в сердечном приступе дедушки, у которого за нас болела душа, когда ее не стало! А ты предлагаешь унизить его!

— Ты, Азат, не вмешивайся! Не то Мустафа расстроится еще больше, когда узнает, что ни ты, ни твой отец, — Насух-бей направил на Джихан-бея кулак, сжимавший четки, — ни мать и никто из вас не помешал браку Ярен.

— Узнает — так и быть. Я испрошу у него прощение за свои ошибки. Моя гордость не переломится в отличие от твоей.

— Прошу нас извинить, Насух-бей, нам с Ярен пора, — подобрав с дивана учебники и тетради жены, Харун собрался на выход.

— Сядьте, разговор не окончен! — велел глава дома.

— Ваша семья уже сидит и слушает вас. А у нас урок английского.

Напрасно Насух-бей полагал, что в его возможностях повлиять на Харуна. Мать думала так же, а потому не воспринимала всерьез его предупреждения, что иначе она потеряет в нем сына. На последнюю просьбу Харуна покончить с войной семей Фюсун Асланбей надменно промолчала и вышла за ворота дома. А он собрал вещи и покинул львиное логово Асланбеев. Он не имел привычки болтать впустую.

Перед тем как уйти из гостиной, Харун поймал сокрушенный взгляд мамочки Хандан, которая придвинулась к Джихан-бею, требуя от него помешать склоке. Тесть бросился на штурм во имя жены, ущемленной гордости и против всякого смысла:

— Почему не сделать, как я предложил, папа? Потому что это моя идея? Хорошо, а если ее одобрит Хазар, ты передумаешь? Ему ты в жизни не отказывал! Брат, хоть ты не молчи.

Едва Харун вышел на террасу, возникла новая сложность, которая заключалась в том, что Ярен неожиданно изменила свое мнение о свадьбе. Ее аргументы вообще не стыковались с тем, что она говорила деду. И, если совсем уж по чести, Харун решил, что женушка согласилась с ним, стремясь досадить Насух-бею, тогда как в глубине себя всеми руками и ногами была «за» его сумасбродную идею.

— Правильно ты деда приструнил! — Ярен с гордо поднятой головой проследовала за Харуном до ограды. — Ну что, каков план, Харун-паша? Ты припугнул их или всерьез откроешь дедушке Мустафе правду?

— В каком смысле припугнул? По-моему, я прямо заявил, что объяснюсь с Мустафой-агой.

Они, что ли, с разных семейных советов пришли и по-разному слушали друг друга, или Харун высказался не вполне четко? Как бы то ни было, он уклонился от спора, приподнятый боевой дух высек у Харуна искру ухмылки, и он повторил:

— Чем плясать под дудку Насух-бея, милая, я лучше лягу на плаху Мустафы-аги. Других вариантов нет — он ваш дедушка, так или иначе все тайное станет явным. Не ты ли хотела этого?

— Хотела... Точнее нет, я передумала, — тряхнула укладкой Ярен. — Я хочу свадьбу. Прежде чем ты возразишь, выслушай! — и она немного помялась, будто бы сбившись с мысли и пытаясь снова воспроизвести ее. Забывчивость частенько портила Ярен жизнь. — Я не подыгрываю деду, ни капли. Мне правда хочется свадьбу, и я не готова разочаровать дедушку Мустафу. Выстрел в тебя, подстава с Рейян и твоя мать в роли моей свекрови — не уверена, простит ли он меня, а рисковать страшно. Мы не знаем, как он воспримет такие новости, так что...

— Так что хваленая любовь Мустафы-аги на поверку всего лишь красивая оболочка, таящая деспотизм? Аллах, Аллах! Любовь к детям в лучших традициях Востока: она должна дарить только радость и ни в коем случае не напрягать.

— Не то чтобы деспотизм: дедушка никого никогда не бил, он не жестокий. Но я, как понимаешь, не оправдываю эти высокие ожидания. Выдумка деда — мой последний шанс на достойный праздник.

— Какие проблемы, жизнь моя? Отметим, не прибегая к обману, вдвоем. В ресторан сходим. Может, съездим в Мардин сменить обстановку — это уж точно не так далеко, как Урфа и тем более Америка. И будут у тебя на память свадебные фотографии на фоне сказочных творений Саркиса Лоле⁽⁴⁾, — заманивал жену Харун в маленькое путешествие сквозь европейский Ренессанс с вкраплениями готики, увековеченный в камне Мардина. — Клятвенно обещаю улыбаться на всех снимках от неописуемого счастья.

В конце концов, Ярен — молодая женщина и имела право на красивую фотосессию до того, как родится ребенок. Харун вообще-то мог постараться убедить себя, что его никак и ничто не царапало при мыслях о росписи у сарая, но чувство собственного достоинства решительно возражало ему. Нежелание Харуна жениться совсем не значило, что в столь значимый день он со спокойной душой позволил Насух-бею так замарать их с женой.

— Машаллах, Харун, как раз притворство за тобой не заржавеет! — подковырнула Ярен с упрямством. Впрочем, она быстро овладела собой и искательно заглянула Харуну в глаза. — Пойми, я не хочу вдвоем праздновать, как отщепенцы. Мне нужна настоящая свадьба, которой меня лишили: с подарками, музыкой, гостями и со всеми полагающимися обрядами. Я должна была покинуть отчий дом в белом платье, а твоя семья — отдать за меня выкуп родителям. Я хочу заново пережить те недели, но чтобы на церемонии помолвки и росписи между нами не было вражды.

— А вранье не потянет за собой новую вражду в семье? — скептично отозвался Харун. В его шпионаже хоть и было больше смысла, но и тот закончился плачевно, а Харун был разоблачен.

— Если дедушка Мустафа узнает, конечно, он обозлится на всех, мы перессоримся, и о свадьбе придется забыть навсегда. Но если рискнуть, то дед Насух с родителями исполнят мои желания. Только страх перед дедушкой Мустафой заставит их сыграть свадьбу, иначе они бы и не пошевелились ради меня. Харун, они же изуверски отняли последнее, что принадлежало мне как их дочери! Выбора лишили, дома, фамилии... Теперь наши традиции соблюсти нельзя? Давай отпразднуем, а когда правда вскроется, пусть хоть камнями закидают.

Как показали месяцы, за которые Харун изучил тонкости характера Ярен, она могла быть очень терпеливой даже к домашнему гнету и принужденному браку, но не когда у нее отнимали часть самой себя. Женушка оставалась верна обычаям предков так же, как Харун принципам справедливости и чести. И шайтан все-таки подбил его на авантюру Насух-бея. Поразмыслив, Харун был готов согласиться с Ярен при одном условии, но вдруг помешал Азат. Он пулей вылетел из гостиной. В спину ему несся гневный крик, который разбился о дверь в тот момент, когда шурин с силой хлопнул ею. Насух-бей довел и внука. Весь двор слышал, как Азат выбранился, резко взмахнув руками. Он в бешенстве подошел к Харуну с Ярен, лицо его пылало словно каленое железо.

— Что бы ни сказал дед, вы можете жить тут столько, сколько захотите, — объявил Азат. — Вы не должны подчиняться ему за то, что он делится с вами кровом. К тому же не бесплатно: вы тоже вносите долю в быт. И если уйдете, то наши соглашения о Фюсун...

— Останутся неизменными, — уверил его Харун.

— Это точно? Мы в любом случае можем рассчитывать на твое содействие?

— Азат, я ведь не мстительный, — произнес Харун потеплевшим голосом. — Я помню, что помимо Насух-бея в доме полно детей и женщин, и им нужна наша защита. Я не кину вас. Кстати, мы не уходим, потому что фиктивная свадьба все-таки состоится.

Рассчитывая на яростный протест Азата, Харун был немало озадачен, потому как и жена, и шурин именно в минуты общего раскола думали единым разумом, и этот разум противоречил сам себе. Радостная улыбка Ярен, сомнение и недоверчивое удивление Азата, через которые спустя минуту пробился мощный речевой поток, энергично подхвативший решение Харуна и несущий его вперед, к намеченной цели:

— А я уже не против, пускай! Отговаривать деда бесполезно, он уперся, как мул. Если до него по-другому не доходит, значит, пусть расшибет себе лоб о старые грабли! — Азат протянул ладонь к окнам гостиной. — Пусть он окончательно утратит доверие дедушки Мустафы, а потом грызет локти. Я скажу дедушке, что вы ни при чем, в этом нет ни чьей вины, кроме дедовой.

— Брат, ты действительно поддержишь идею со свадьбой? Не дашь пятками назад, когда приедет дедушка? — уточнила Ярен.

Она привлекла нетерпимый взгляд Азата, который предназначался главе семейства.

— Не дам. Мне не нравится эта идея, но я с удовольствием посмотрю, как дед Насух провалится и заслужит хорошую трепку. Я не знаю, как его еще проучить. Слов он не слышит!

— Собственно о трепке, — Харун подумал, что пора подвести к общему знаменателю их горячие дебаты, — я предлагаю сделать так: сначала говорить ничего не будем. Пусть Мустафа-ага расслабится, отдохнет, пообщается с семьей. Я войду к нему в доверие, и мы назначим свадьбу — это успокоит Насух-бея, так как он поймет, что мы приняли его правила, а потом я дождусь благоприятного момента и признаюсь Мустафе-аге. Но я постараюсь уговорить его не отменять свадьбу.

Иншаллах, все пройдет как по маслу. Ярен получит праздничную церемонию, Харун — правду, а Азат — хлеба и зрелищ.

— И как ты уговоришь его, Харун? Дедушка тебя слушать не станет! — возразила жена. — Можно хоть подождать конца свадьбы?

— Ярен, она затянется на несколько дней! И все это время лгать? Дядя Хазар мудро заметил: солнце глиной не замажешь, — произнес Азат.

— Хорошо, постойте, — усмирил их Харун. — Я найду подход к Мустафе-аге и, если буду уверен, что мы договоримся, признаюсь ему раньше, нет — тогда после свадьбы. Как знать, может, после приступа сердце Мустафы-аги стало отходчивее?

— Почему ты хочешь свадьбу? Что изменит очередная ложь? — спросил Азат у Ярен, отбиваясь от ее требования уже скорее по привычке, вяло.

— Брат, а у кого из нас была нормальная свадьба? Вас с Элиф дед уважил, лишь бы взбесить Азизе, но никак не из искренних намерений, а меня с Харуном вообще за людей не считает! Мы не меньше прочих заслуживаем праздник. Раз дед не делает добро детям по собственной воле — пусть раскошеливается так.

Азат протяжно выдохнул, покачал головой, обдумав сказанное, и покрутил четки. Наконец согласился. У Ярен получилось достучаться до него без обвинений и криков, коими они осыпали друг друга в прошлом. Упоминание Элиф — действенный прием, она была как дыра, проделанная в груди Азата, использовав которую можно было как растерзать, так и ласково тронуть его сердце родственным, теплым словом. Машаллах, Ярен выбрала второе.

Насух-бей светился от восторга, словно золотая монета из тех, что молодоженам дарят на свадьбу. Добившись своего, он считал себя спасенным от гнева свата и по поводу этого знаменательного события временно прикрыл раздачу поджопников домочадцам. А это ли не праздник, когда в доме тишина и покой?

По возвращению из офиса Шадоглу Харун поднялся в спальню Джихан-бея и госпожи Хандан. Служанка оповестила, что Харуна там уже ждали. Хлопоты по свадьбе легли на родителей Ярен и него. Ему предстояло вновь сообразить что-то с семьей со своей стороны, и он прибегнул к сохранившимся наработкам, которыми пользовались они с Асланом. Утром Харун занялся поиском фиктивных родственников, людей, опять же, небогатых и малоизвестных в городе, так что за крупное вознаграждение они с прилежанием оживят легенду о богатой семье жениха из Урфы.

Харун постучался в дверь и с разрешения мамочки Хандан вошел в спальню. Сразу стало ясно, почему примерку свадебного платья теща устроила здесь, а не у них с Ярен. Эта комната была вдвое больше и вмещала в себя не только родительскую и детскую кровати, тумбочки и кресла с кофейным столиком. В спальне справа от входа также прижилось высокое зеркало в деревянной раме, у которого крутилась Ярен. На стенах висели картины старых мастеров, а не скромная деревенская вышивка, как у жены, хотя стенные ниши тоже заполняли шкафчик, ларцы и медные лампы с декоративной домашней утварью. На диванчике, что был возле детской кроватки, стояла подарочная коробка — в ней лежало свадебное платье, заказанное Харуном из Франции еще в первую помолвку. Его взгляд скользнул дальше и наткнулся на огромный кованый сундук. Кто знает, что тот хранил, но, скорее всего, приданое Ярен, которое мамочка Хандан годами собирала к ее замужеству. Когда Харун тайком обшаривал особняк, сундук был заперт, ключ к нему Харун не успел найти. Теща почти всегда дома. Спальню, просторную и более презентабельную для приема гостей, а именно портнихи, хорошо прогрел работавший кондиционер.

— Сынок, как вовремя ты пришел! — госпожа Хандан засветилась от счастья и отошла на шаг от детской кроватки. Хюма лепетала лежа внутри. — Портниха как раз приехала. Познакомься с Башак-ханым. Она лучшая в своем деле. Ее волшебные руки устранят все проблемы со свадебным платьем, Машаллах!

— Спасибо, Хандан-ханым, вы очень добры.

С дивана поднялась женщина в хиджабе, ровесница тещи, и обменялась с Харуном приветствиями. На прикроватной банкетке он увидел толстую сумку с разложенным рабочим инвентарем портнихи.

— Башак-ханым, а это и есть мой зять Харун. Словами не описать, как мне с ним повезло: он — чуткий, достойный и умный человек.

— Поздравляю вас! Всевышний вас любит, Хандан-ханым. Я вот на невестку ни в чем пожаловаться не могу. Спасибо Аллаху за умницу-дочь: все-то у нее спорится, за что бы она ни взялась, — портниха улыбнулась мамочке Хандан по-свойски, как подруга. — Но моему бы зятьку капельку того ума, о котором вы говорите, рассказывая о своих сыновьях. Ведь с руками, с ногами парень, а что толку от них, ежели голова на плечах неправильно посажена!

— Ах Аллах, и не говорите! Мне в этом смысле повезло чуть больше. Я хоть могу на неправильно посаженную голову фату надеть, а уж ума Харуна хватит на двоих. Дочка замужем не пропадет, Иншаллах, — мамочка Хандан кольнула взглядом Ярен, которая примеряла фату из французского набора.

Женушка сердито цыкнула на сцепившихся языками сплетниц. Многого от них ждать не приходилось, поэтому ее злость быстро улетучилась, и Ярен обратилась к зеркалу. Харун в принципе воспринимал этот вздор, как белый шум, и терпеливо дослушал до драматической кульминации и развязки.

— А что опять учудил ваш непутевый зять? — поразилась теща.

— Стыдно признаться, Хандан-ханым! Вы только не подумайте, что мы какие-то... Он под Мардином на спор гонял с друзьями, псами этими приблудными. Проиграл им приличную сумму и машину сломал новую. Копили на нее три года. Один Аллах уберег его, а мог же и насмерть разбиться. Пока в больнице лечится. Теперь мы долги отдать не можем, к тому же лечение не дешевое. Я дочке с внуками помогаю — хватаюсь за любую работу.

— Работы у нас с вами навалом, Башак-ханым, не переживайте, — обнадежила ее мамочка Хандан. — Платье Ярен покроет ваши долги, и еще останется внучкам на сладости. Крепитесь, все будет хорошо!

Портниха отвесила легкий благодарный полупоклон:

— Спасибо за поддержку, Хандан-ханым! Ваш заказ очень выручит нас. Для дочери Мустафы-аги мы с помощницами ночами готовы не спать: будем шить.

И они приступили к делу: к снятию мерок и подсчету количества недостающей ткани. Будучи первой и старшей невесткой Насух-бея, мамочка Хандан заведовала в доме каждым горшком и метром. Так и сейчас она руководила каждой деталью процесса и начала разъяснять Харуну предстоящий фронт работ:

— Сынок, Ярен еще раз померила платье, что ты подарил, и мы решили поменять его фасон и размер: сделаем посвободнее и сошьем к нему пальто. Будет чудесно!

В платье из Франции Ярен не влезла — не вписалась в свой старый размер. Платье стесняло ее в плечах и в талии, которая, если детально не присматриваться и не знать о беременности, сохраняла былую стройность. Вдобавок платье покупалось Харуном на более теплую погоду, на весну, а вскоре обещали холод и дожди. Теща позвала Харуна, чтобы внести предоплату и поехать с ними за тканью. За пределами дома он всюду сопровождал Ярен.

— Башак-ханым поедет в магазин с нами. Ей работать с тканью, поэтому посоветует, какую лучше выбрать. Сынок, при Башак-ханым можешь говорить спокойно. Она в курсе нашей ситуации и не выдаст нас.

— Как скажете, мамочка. Сегодня я весь в вашем распоряжении, — прислонившись плечом к стене и скрестив руки, Харун, как немой, был на все согласен и предоставил женщинам заниматься платьем.

Вчера госпожа Хандан жаловалась, что беды сыпались на Шадоглу, как из рога изобилия, твердила, что это не то сглаз, не то порча. Звонок Мустафы-аги выбил ее из колеи, и теща не смогла дать Харуну еще несколько необходимых разъяснений. Он собирался получить их сегодня и подгадал удачное время, когда портниха, снимая с Ярен мерки, опять разразилась болтовней:

— Хандан-ханым, а когда приблизительно состоится свадьба? Наверно, в следующем месяце?

— Отец приедет через три дня — считайте, уже неделя. Плюс еще две, пока проведем сватовство, помолвку, ночь хны. Отец не из тех, кто любит спешить. Но лучше возьмем с запасом третью неделю, и того — четыре. Вы правы, свадьба в следующем месяце, — заключила мамочка Хандан с возросшим смятением.

— Я к тому, что каждая неделя на счету. За месяц беременность станет чуть заметнее, вес у Ярен-ханым поменяется и повлияет на посадку платья и пальто. Хандан-ханым, последнюю примерку проведем за неделю до свадьбы. Или лучше оставим побольше дней на доработки. Какой у вас срок, Ярен-ханым?

— Два месяца, — ответила женушка. Она была в облегающей одежде, с собранными в пучок волосами. Все ее тело вытянулось в струнку в томительном ожидании, когда портниха покончит с обхватом груди, талии и бедер. — Живот уже почти виден. Не рано ли? Значит, через месяц он станет совсем заметен, так, мама?

— Не сказать наверняка, Ярен-ханым. Вы можете поднабрать вес, но не редкость, когда в первые месяцы женщины очень худеют. Беременность — тот еще сюрприз, я скажу! Может, придется не расставлять платье, а ушивать, — с сердечной добротой пояснила портниха.

Мамочка Хандан наградила Ярен ласковой материнской улыбкой, которую она обычно дарила Азату или Харуну.

— Не все сразу, дочка. У тебя может быть и вздутие, такое тоже бывает. Даже у одной женщины беременности проявляются по-разному. С Азатом на пятом месяце никто не верил, что я беременна: живот не особо выделялся, я влезала в обычную одежду. Зато отеки постоянно одолевали, вон, как у тебя: то на руках, то на ногах... — услышав хныканье Хюмы, теща подняла ее, гладила и убаюкивала, молясь, чтобы это были не зубки и не колики.

Харун пока не знал, родится у них с Ярен сын или дочь, а уже при взгляде на Хюму становилось волнительно, что им через год предстояло то же самое. И много силы воли уходило на то, чтобы отогнать прочь малодушные страхи и сосредоточиться на насущном — Мустафе-аге, его биографии и деятельности в Мидьяте во время вражды семей, о чем Харун имел лишь отрывочные сведения.

В наступившем молчании он спросил:

— Мама, почему вы думаете, что свадьба растянется на месяц? Насколько я помню, Насух-бей и Мустафа-ага хотели сыграть свадьбу Азата как можно скорее. Кроме того, происхождение Элиф не держалось в секрете, как мое.

— Ах, сынок, ах! Было бы дело только в происхождении, это полбеды... Мой отец сам по себе серьезный и недоверчивый человек. Перед тем как дать согласие на брак, он захочет узнать тебя и проверить искренность твоих намерений. Готов ли ты заботиться о будущей семье и исполнишь ли все обязательства. Отцу трудно угодить. Джихану было очень трудно. Наша свадьба затянулась на четыре месяца!

— В первую помолвку Ярен было так же?

— Которая с Мираном? О нет, Миран бы ни за что не снискал дружбу отца в короткий срок! — отрезала госпожа Хандан. — После сватовства он бы испытывал Мирана и не сразу разрешил бы помолвку. А учитывая, какой Миран подлец, отец бы раскусил его, если бы пообщался с ним подольше. Но если бы Миран провел отца и сотворил с Ярен то же, что с Рейян, то гнил бы уже за решеткой. Это Хазар с Зехрой сидят сложа руки и пытаются привести негодяя к свету истины, а я-то знаю: как осла ни наряжай, никогда конем не станет! С такими у отца разговор короткий: суд.

— Просто тетя боится взглянуть правде в глаза, мама. Не будь Миран влюблен в ее дочь, он бы ни на секунду не задумался о ее жалкой судьбе и кончине. Отомстил и забыл! — бросила Ярен уничижительно. — Любовь у него необязательная.

Она так зациклилась на том, что кузину предпочли ей, некогда любимой внучке, что не переставала превозноситься над Рейян. Жену до крайности радовало, что недостойные женихи прошли мимо нее и жутким кошмаром возмездия налетели на кузину.

— Хочешь сказать «ненадежная любовь»? — спросил Харун, а Ярен на миг зависла под его строгим, проникающим взглядом. Но так же строго высказала:

— Да, то и хочу сказать. Однажды Миран вопил, что не позволит Рейян остаться у деда Насуха и хотел ее выкупить. Но когда все считали, что Миран чуть не убил дядю, он из-за этого рассорился с Рейян, и куда-то исчезло его желание защищать ее от деда. Миран так разобиделся на нее, что вернул к нам домой.

— Думаю, от подобных высоких отношений у любого честного человека волосы станут дыбом, — с прохладцей ответил Хатун. — А как Мустафа-ага отреагировал на месть? Он предлагал помощь Хазар-бею?

— Их встречи с отцом Насухом и Хазаром проходили без нашего участия, сынок. Мой отец не верил в вину Рейян, это мне точно известно⁽⁵⁾. Хотя в наших краях совсем не важно, веришь ты в чью-то вину или нет: и дочь, обесчещенная против своей воли, и та, которая блудила по своей, одинаково позорят семью. В Мидьяте как-то забили камнями беременную женщину вместе с ее насильником, чтобы восстановить честь семей, — опечаленно вспомнила мамочка Хандан. — Женщина была не замужем. Эта давняя история, Ярен маленькая бегала... Ни пострадавшая, ни малыш не выжили, а близкие не забрали ее тело.

Теща уложила утихомиренную Хюму в кроватку, покачала, и последовало, на полтона тише, продолжение истории:

— Мой отец пришел в ярость, когда Азату приказали убить Рейян. Отец запретил впутывать меня и своих внуков в чужие счеты, требовал простить Рейян и искать управу на настоящих виновников: Азизе и Мирана. Тогда отец со свекром поругались во второй раз, очень сильно. Но на Рейян отец Насух все же перестал покушаться, и расследованием мы наконец занялись. Ах, мы были в ужасе, сынок, в диком ужасе! Всего за ночь была уничтожена уважаемая семья — наш авторитет, бизнес...

— Вы не обращались в полицию?

И Харун задумался, был ли в этом смысл для Шадоглу? Пожалуй, никакого. Он на своей шкуре прочувствовал, что законы в Мидьяте работали через заднее место. Их ужесточили, а прохвостам Асланбеям с того ни тепло ни холодно. Они ж не убили Рейян, красную черту не пересекли. И Шадоглу не смогли проучить недругов: бесчестить их дочерей, Генюль и Элиф, не позволяла совесть, а за убийства ради чести семьи теперь давали пожизненное, а не «ниже нижнего предела»⁽⁶⁾. Потому-то, кстати, Миран изошел весь на переживания, когда Хазар-бей свалился с лестницы в доме Асланбеев, едва не очутившись в могиле. В тюрьму, понятное дело, не хотелось.

— Полиция не очень-то любит разбирать дела о кровной мести, — сказала мамочка Хандан, — и остается в стороне, если их не прижать. Будь мы неизвестны, полиция, может, и вмешалась бы для вида, но потом все равно отступила бы перед вековыми обычаями. А на споры именитых семей они закрывают глаза.

— Там все куплено и схвачено. У кого выше связи — тот и победитель! — подхватила портниха, закончив с мерками и отпустив подуставшую Ярен. — Полицейские те еще прохиндеи. Многие — бандиты и сами не прочь устроить самосуд в наших деревнях.

Госпожа Хандан нахмурила лицо.

— Так самосуды устраивала не полиция, Башак-ханым, а деревенские.

— Вполне себе полиция. Вы не помните, Хандан-ханым? В девяностые создали народную милицию из деревенских, чтоб стерегли поселения и ловили боевиков.

— Ну, может... Только я бы не назвала эти сборища головорезов полицией.

Сочтя, что Харуну это интересно, — нельзя же жениху спать спокойно без очередной печальной повести — портниха присела на диванчик со своим рабочим инвентарем и углубилась в тему сельской милиции:

— Власти вооружили эту ораву гранатами и автоматами, а те обнаглели и подались в разбой. Нападали на сельчан⁽⁷⁾. Жуть что было! Один раз милиционеры заявились на сельскую свадьбу и расстреляли сорок человек. Говорят, мстили за то, что богатая невеста досталась не их клану, а другому. Погибли жених, невеста, их семьи. Убийц арестовали, но вражда тем не кончилась, по-моему. Родственники нападавших, вся деревня, скрылась, боясь ответной мести. А невеста, Хандан-ханым, такая красавица была! — улыбаясь, пропела женщина. — И платье золотое, как у принцессы: заказали у нас, жених потратился. Упокой, Аллах, их души! Нет в Мардине полиции — гадость одна.

— Что есть, то есть, Башак-ханым. Если бы не мой отец, все бы пропало, род Шадоглу пошел бы прахом! Азизе была сильнее нас, сынок, и влияла на полицию.

— Ярен успела похвастаться, что Мустафа-ага работает в мэрии и какое-то время был каймакамом⁽⁸⁾ Мидьята, — произнес Харун с долей восхищения.

Разболтать мамочку Хандан нетрудно — просто подкидывай наводящие вопросы, словно поленья в костер, и она сама все расскажет, воспламененная энтузиазмом и отзывчивостью слушателей.

— Это он вернул вам особняк?

— Да. Он был рядом в трудные минуты, — кивнула расчувствовавшаяся теща. — Без отца мы бы разорились, потеряли земли и всякое уважение. Клянусь Аллахом, старая ведьма Азизе отобрала бы у нас не только дом, но и последний кусок хлеба! Мой отец помог отцу Насуху наладить дела и дружбу с партнерами и старейшинами города, но немалая часть связей была безвозвратно утрачена. Мы приходили в себя почти год. Да что там, сынок, мы по сей день не можем полностью оправиться. И мало нам было трат на адвокатов с судами, еще Азат давал жару.

— Понимаю, мама. Нелегко оградить от опасности сына, который рвется в бой. Над его сестрой жестоко надругались, и, как наследник Насух-бея, Азат считал себя в ответе за происходящее.

— Все так, — горестно вздохнула мамочка Хандан, снова покивав головой. Ее злили поступки Азата, но ей оставалось только в бессилии опускать руки. — Бегая за Рейян, он наживал неприятности. Нам пришлось прятать его от Асланбеев у моего отца. Азат даже привлек внимание нынешнего каймакама, Хашмета-аги⁽⁹⁾, после того как подрался с Мираном на главной площади. Их стычка переросла в массовое побоище. Нескольких человек увезли на скорой, но, хвала Аллаху, обошлось без убийств. Мой отец убедил Хашмета-агу не доводить дело до полиции⁽¹⁰⁾. Он напомнил, что насильник-Миран гуляет на свободе. Лет двадцать назад его бы побили камнями и зарыли в углу кладбища, как преступника. Но Миран не наказан, и в таком случае Азата тоже нельзя судить строго. Если уж на то пошло, Азат защищал честь семьи! В итоге отец и Хашмет-ага сошлись на том, чтобы помирить семьи браком Мирана и Рейян.

— А потом вы пытались помирить браком Азата с Элиф, и снова неудачно, — Харун подвел госпожу Хандан еще ближе к своей цели и снова поинтересовался: — Как же Мустафа-ага одобрил невесту из рода Асланбеев?

— Он не одобрял, у него не было выхода, — вставила Ярен, распустив волосы.

— Люди об Азате говорили всякое. И что он — похититель. Он уже похищал Генюль, поэтому в городе подумали, что он выкрал Элиф. И насильником ругали — опять из-за проклятой Генюль, которая оболгала его. Будто бы Азат покушался на ее честь, — выплюнула теща с презрением. — Азат расписался с Элиф тайно. Мы не ожидали, потому что раньше он был против. Отец сказал, что так не годится. Мы не воры и должны уважать традиции. Он торопил со свадьбой, надеясь отстоять честь Азата.

— Ничего этого не было бы, мама, если бы Элиф стала обменной невестой, взятой по договору, — возразила Ярен и пояснила Харуну: — От нас — Рейян, от них — Элиф, и мести конец. Но вы как всегда не слушали меня!

— Правда, дочка? — ощетинился мамочка Хандан. — И как бы ты сваталась при Азизе, скажи на милость? Она бы и на порог не пустила нас.

— Через Султан, я же звонила ей. Я смогла ее заинтересовать, а она бы уломала Элиф. Таким образом два человека Асланбеев заняли бы нашу сторону, и мы пошли бы к Хашмету-аге поднимать вопрос о браке. И дедушке Мустафе деться было бы некуда: худой мир с Асланбеями лучше войны.

Харун посмеялся с грандиозных планов женушки на людские судьбы. Берегитесь, генеральша в деле, каждого по местам распределит: кому замуж за Азата идти, а кому, испустил вздох Харун, асланбейский особняк захватывать.

— Если б да кабы! — передразнила теща, как малое дитя. — Азат — вдовец, что толку обсуждать это. Как сложилось, то и нужно принимать. Хорошо, что их брак не задался.

— Мустафа-ага считает так же? — задал ей новый вопрос Харун.

— Вообще-то Элиф ему приглянулась. Азат приводил ее познакомиться с моим отцом. Если бы не кровная вражда, он был бы рад такой застенчивой невестке. Он жалел ее. Ее смерть страшно потрясла отца. Мы уже довольно пострадали от нападок прессы, а тут снова накинулись на Азата.

Не будет преувеличением сказать, что на шурина накинулись целым городом. Не по справедливости, однако у мидьятцев были основания на протест. Шадоглу убеждали Асланбеев и общественность, что Элиф вышла за Азата без принуждения и угроз и получала в их семье хорошее обращение. А через несколько недель ее найденный в реке труп взбаламутил народ. Счастливая невеста пойдет ли топиться ни с того ни с сего? Так ли мягко с ней обращались, как клялись? А может, ее запугали и вынудили наложить на себя руки, чтобы не мараться самим? Харун, свидетель тех событий, начитался унизительных статей, в которых главным злодеем был повинный в гибели Элиф Азат. Полиция, под давлением Азизе и публики, прошлась по имиджу Шадоглу по всей форме. Допрашивала домочадцев, Харуна, вызывала в участок шурина. Горе и перенесенные оскорбления состарили его на десяток лет.

— Отец изо всех сил защищал Азата от клеветников. Он так нервничал, боялся, как бы с Азатом не приключилось чего хуже, что с ним случился приступ. Тот самый. Сердце не выдержало.

Утопленница Элиф завладела вниманием Мустафы-аги и ошеломленных мидьятцев. Город стоял на ушах, ожидая продолжение трагической истории, и потому безмолвная роспись у сарая, из которого Харун забрал Ярен незадолго до смерти Элиф, не попала в прожектор прессы. Никем не пойманные, избежавшие скандальной огласки, Харун с женой успели улизнуть в тень. В народе, правда, шептались с подачи Асланбеев, и все же новости про свадьбу Ярен уступали громкой сенсации об Элиф.

— Значит, из Асланбеев Мустафа-ага добр только к Элиф? Мама, если вы расскажете о нем побольше, мне будет проще понять Мустафу-агу и найти к нему подход. Вот, например... почему он отказался от поста каймакама? Он не честолюбив? — Харун находил это смешным для политика, аги, наводящего на людей трепет, и улыбнулся.

— Что? Нет-нет, сынок, не совсем так.

— Дедушка считал, что его назначение каймакамом было мудрым решением, — говорило в Ярен светлое чувство гордости за деда. — Его приглашали обратно, он не пошел.

— Когда отец овдовел, он очень горевал по маме, Серап. Начались проблемы с сердцем, нагрузка на работе стала велика, поэтому он снялся с должности. Ах, Аллах, сынок! — испугалась мамочка Хандан. — Я забыла предупредить. Не говори с отцом о нашей семье, а особенно о моем покойном брате Исмете.

— А что с ним произошло?

— Его убили бандиты. Он — мой старший брат. Отец в Исмете души ни чаял, очень гордился его способностями. Брат должен был поступить в Анкарский университет на юриста, пойти по стопам отца, но... Вместо того, чтобы провожать Исмета в столицу, его проводили в последний путь. Пока мы шли на кладбище, отцу стало плохо. Он не смог донести гроб Исмета до могилы. Гроб с твоим ребенком самый тяжелый, сынок, — сказала теща звучно-властным голосом, сокрушенным и уже близким к надрыву. — Не дай Аллах взвалить на себя такую ношу!

Конечно, Харун дал слово, что об Исмете и Серап-ханым он не упомянет ни при каких обстоятельствах. Ему помнились похороны Аслана и истошные крики Султан-ханым над бездыханным телом сына. Помнился отец. Довольно с них боли и скорбей. Что еще за радость — теребить покойников в преддверии шумной свадьбы? К больному сердцу старика Харун поищет подступы с осторожностью.

— Хандан-ханым, — активизировалась портниха, — а что с фатой будем делать? Как крепить надумали?

— Закажем у мастера золотой венок. Харун, заедем сегодня к ювелиру, хорошо? — попросилась госпожа Хандан. — И Ярен еще нужно примерить биндалли⁽¹¹⁾.

Шустрым шагом она подлетела к ларцу в нише стены, из которого вытащила ключ. Отперла им сундук и перебрала лежавшие внутри вещи. Приданое Ярен. Полотенца, упакованная посуда, белье, а на самом дне завернутое в тканевый мешок бордовое платье. Мамочка Хандан развернула его — биндалли было закрытым, прямого кроя и без пояса. Вышивка золотом создавала на бархате неповторимый богатый орнамент. Но при всей сложности рисунка самым главным украшением платья, как казалось Харуну, были его пышные, многоярусные рукава с золотой каймой. Это биндалли переходило от матери к дочери, сказала мамочка Хандан, расправляя юбку, шилось для Серап-ханым по заказу Мустафы-аги, и следовало полагать, что ради качества он не постоял за ценой. Биндалли сто лет в обед, а оно словно новое.

— Машаллах! — упала челюсть у портнихи. Свою Харун поймал в полете. — Это где же шили такую прелесть, Хандан-ханым?

— В Анкаре, приглашали оттуда портниху. Платье обошлось отцу как треть машины, а сейчас, наверное, как вся машина будет стоить. У родителей ночь хны совместили со свадьбой, вот отец и решил побаловать маму: платье одно, зато королевское.

— Почти антиквариат!

— Мама статуэтка была, и с возрастом совсем не изменилась. А на меня платье перешивали: я пухлее ее. Ярен должно подойти, но, если что, подправим, — теща приложила платье к Ярен.

Женушка распределила ткань ровно по фигуре и прикинула красотищу на себя.

— Хандан-ханым, я думаю, плечики можно слегка открыть. Ну как это сейчас модно, — предложила вдохновившаяся портниха. — А на шейке оставим съемный воротничок из этой же ткани. Как вам?

— Давайте! — заулыбалась Ярен, обнимая бабушкино биндалли, а Харун — глядя на нее. Портниха зрела в корень, Машаллах. Плечики определенно нужно открыть.

Сутки до встречи с Мустафой-агой прошли так же, как предыдущие дни ожидания: в суете, уборке комнат, двора и в разъездах по магазинам.

Определились с костюмом жениха. Харун отступил от чрезмерной официальности черной тройки, которая приглянулась госпоже Хандан, тем более этой модели отдавала предпочтение консервативная половина Мидьята, и выбрал легкий темно-синий вариант без жилета. Жилет нехило накидывал возраст, делая Харуна другим человеком. В свои молодые тридцать ему не хотелось равняться на импозантных беев, величаво созерцавших мидьятские угодья с террас каменных дворцов. А за наручные часы, которые подарили Харуну взамен потерянных, он отблагодарил Ярен и госпожу Хандан. Даже смешался, когда жена затеяла покупку. И сбивало с толку не то, что она воспользовалась традицией, чтобы одарить его, как жениха, часами от имени Шадоглу, а то, что Ярен помнила о его пропаже все это время. Аллах, Аллах! Как так получалось? Она их обручальные кольца, дорогие ее сердцу, забывала, куда прятала, но всякая мелочь врезалась ей в память.

Вечером мысль о кольцах снова нагнала Харуна. Он опомнился, что они так и не сняли их, и решил не оставлять это дело до утра. Свое Харун стянул без затруднений и убрал в деревянный ларец, а вот кольцо Ярен не снялось из-за отекших рук. После ужина они спустились на кухню.

Харун рассматривал кольцо жены так и этак, тянул, но золотой ободок впивался в кожу пальца. Ярен дергала руку, шипя от боли. Интернет предлагал способы разной степени паршивости, которые не работали. И под водой холодной держали руку, дабы спала припухлость, и мылили, и нитку на палец наматывали, и ничего. Джихан-бей притащил ящик с инструментами и стал перебирать их, думая, что могло помочь. Помочь им мог только врач — так писали в интернете.

— Может, руку вверх поднять и подержать? — спросила мамочка Хандан, заглянув на кухню, чтобы раздать Мелике и Шейде указания насчет завтрака. — Ах, Аллах, зря мы послушали отца и затеяли свадьбу. Все силы будто сплотились против нас! Надо было раньше кольцо снимать...

Не унывала одна Ярен.

— Харун. Серьезный какой, Машаллах! Не отзывается. Харун! — что-то неожиданно развеселило ее, и она привлекла внимание Харуна. Свет ламп игриво переливался у нее в глазах, таящих смех. — Реши задачку, паша: каким будет ваш приговор, если дедушка Мустафа увидит у меня кольцо?

Харун вонзил в благоверную дьяволицу тот самый лютый взгляд, от которого она в страхе должна была улететь до Анкары. Но сработал он так же хреново, как советы про кольцо.

— Дочка, что с тобой? Ты сама захотела свадьбу, уймись, — нетерпеливо попросил Джихан-бей и с лязгом отбросил в ящик кусачки для металла.

— Именно. Либо у меня будет роскошная свадьба, либо у вас — неприятности. Не знаю, как вы справитесь. Справедливость торжествует, и я тоже, — Ярен состроила невинную рожицу, широко усмехнувшись. Однако как улыбка и сбывшиеся мечты преображали ее горделивое личико! Она излучала радость и, будто бы ребенок, зачерпнувший горсть листьев, несла в руках осколки звезд, которым загадывала желание.

Не стерпев, Харун прервал ее звездный час:

— Папа, вы тут находили кусачки. Может, разрезать кольцо и ну его? Сдается мне, замужество тяготит Ярен, и она не готова стать любящей женой.

— Да, сынок, — подхватил шутку Джихан-бей и начал обшаривать ящик.

Испугавшись за свою драгоценность, Ярен попыталась высвободить руку, но Харун усилил хватку и настойчиво потянул на себя. Они, как подростки, боролись друг с другом в тишине, пока папочка Джихан, склонившись над инструментами, искал подходящий, чтобы снять украшение. Он снова взял кусачки и покрутил, нахмурив черные брови. Харун обхватил ладонь женушки второй рукой, сдавив крепче, и медленно, вызывающе приблизил к своим губам. Ярен пнула Харуна по ноге. Думала отвлечь и вызвать у него заминку, но увы — он крепко держал руку. Ее спас папочка Джихан, который выпрямился и одернул жилет, заговорив с ними:

— Ладно, не будем рисковать, Харун, а то повредим палец. Если завтра кольцо не снимется, обратимся к врачу.

— Конечно, папа.

— А если не снимут? — задира-женушка получала несравнимое удовольствие, надкусывая их выдержку.

— Тогда забинтуем. Скажешь деду, что врезала мне по ребру и сломала руку. Почти не соврешь, — отпустил ее Харун.

— Знаете, дети. Дело, конечно, ваше, но я бы не напрягался с кольцами. Снимутся — хорошо. Не успеем или что-то пойдет не так, значит, прибегнем к моему плану.

То бишь представят Мустафе-аге правду с выгодной стороны, насколько это реально. Тесть оставил свою стратегию про запас.

— Ты не желаешь свадьбу, папа? — Ярен подперла подбородок кулаком.

— О чем ты, дочка? Какой родитель не мечтает о счастливой свадьбе своего ребенка? Ты глянь на маму: она светится от радости. Она молилась об этом дне, чтобы купить тебе свадебное платье и нарядить тебя в биндалли, — на мгновение лицо тестя украсила приятная улыбка. — Но в наших обстоятельствах может быть свадьба счастливой? Когда отец Мустафа все поймет, семья расколется. Нам важно сохранить его доверие. Лучше было бы поступить по-моему, иначе свадьба выйдет, как знакомство с Фюсун: каждый каждому враг и сам по себе. Мы с Хандан почтили визитом нашу сватью, а отец не пошел с нами и ублажал Мирана. Наглого пса, который еще недавно грозил уничтожить Шадоглу!

Папочка Джихан, омраченный, захлопнул ящик с инструментами.

— И на вашей свадьбе будет точно такой же раскол. Мы где-нибудь в отеле, отец здесь: он нарочно не даст отпраздновать дома, а отец Мустафа у себя, злой на всех, как шайтан, — досадовал он. — Да какая это семья? Одно название...

Из всего увиденного в особняке Харун вынес, что мамочке Хандан нравилась идея со свадьбой и одновременно нет, и лучше она рискнет обмануть Мустафу-агу, чем вызовет его гнев. Подход Джихан-бея был золотой серединой между ложью и истиной, но и он боялся премного. Азат ужасно стыдился того, что они бесконечно, раз за разом разочаровывали агу, и Ярен целиком разделяла чувства брата. А так ли оправданы их страхи? Харун навел на эти размышления Джихан-бея:

— Не понимаю, папа. По рассказам мамы Хандан выходит, что Мустафа-ага очень дорожит вами. Неужели человек, который так любит своих близких, может причинить им зло из-за разногласий с ними?

— Смотря какие разногласия. Наши весьма остры, сынок. Непримиримы.

Тесть встал со стула.

— Мы не знаем, что сделает отец Мустафа. Ему еще не известно, что Миран — наш родственник. Он и как зятя с трудом его переваривает, да особо выбора нет, а тут такое. И впридачу ты с Фюсун. Это первые причины порвать с Шадоглу навсегда. Отец Мустафа кажется хладнокровным и милосердным человеком, но это страшная тихость. Задавшись целью, он способен на что угодно. В рамках закона. Вот он вернул нам дом, а мы и не поняли, как. Хашмет-ага к нему прислушивается. Отец Мустафа укрощает бури, которые ни нам, ни Азизе не под силу.

— Но Мирана он не засадил. И Азизе не понесла наказание.

— Верно. Потому что ни Хазар, ни наш отец не пошевелили и пальцем, чтобы призвать обидчиков Рейян к ответу. Советы отца Мустафы они отвергли. Им это было не нужно. Их слишком занимало их прошлое и что думал о них бедная сиротка Миран, как разубедить его. Случись такое с Ярен, мне и отцу Мустафе было бы плевать на мусор, которым захламили голову этого парня. Я бы зарыл его в землю вместе с его бабкой! — папочка Джихан встряхнул кулаком в воздухе совсем как старый бей и безжалостно докончил: — Мои дети под защитой. А о Рейян пускай ее отец думает.

Папочка Джихан несомненно уважал Хазар-бея; он ставил интересы старшего брата превыше почти всего ценного в своей жизни, поскольку слово старшего брата приравнивалось к отцовскому. Но новый раскол в семействе, угнетавший тестя, давно назревал и был налицо. С Мираном он просто стал явственнее.

Ожидает ли их то же самое с Мустафой-агой, выяснится завтра. Харун не изменял своему решению. Он подберет для правды более подходящий час — когда агу осенит умиротворение.

Перед сном Ярен снова попытала удачу и спустя долгие минуты мучений сняла свое кольцо при помощи мыла. Меж тем Харун складывал вещи в сумку. Спозаранку он отчалит в отель, в котором забронировал номер, а вечером состоится знакомство с Мустафой-агой.

Ярен выключила воду, в ванной затих свет, и женушка, убрав кольцо в полку, к кольцу Харуна, скинула на кресло теплую кофту, залезла в кровать и зашуршала одеялом. Харун вдохнул сильный цветочно-травяной аромат духов, которым благоухала Ярен, а она с задумчивостью повернулась к нему.

— Как твоя рана, Харун?

— Что? — переспросил он и на секунду завис у шкафа, откуда доставал теплую одежду. — А... Пройдет, не бери в голову, — слился Харун с разговора.

Ему остоебели повторные обследования и осмотры — как едешь в больницу, теряешь полдня, а работа стоит. Когда получалось объединить, Харун показывался своему врачу одновременно с посещением женой женской консультации. И если бы врач не застращал его тяжелыми последствиями от выстрела, Харун бросил бы лечение еще в первый месяц.

— А как анализы? Ты был у доктора?

— Ты проверяешь меня?

— Ты мало что рассказываешь, поэтому я интересуюсь, — огорченно заметила Ярен.

— Не принимай это на свой счет, милая, — привычная легкая улыбка сама собой появлялась на губах Харуна, когда была необходима. — Я охотно поговорю о чем угодно, но обсуждение моего здоровья уже в печенках сидит.

— Понимаю. Ты решаешь свои проблемы в одиночку, а я тут, как заботливая наседка, вторгалась с допросом.

— Нет, все куда банальнее: меня угнетают напоминания о болезнях. Большая часть сил ушла на улаживание дел и здоровье Аслана, так что о своем...

А на своем здоровье Харун резко выдохся. Чтобы дотянуть до победного конца, он перешел на режим энергосбережения и пресекал всякое блуждание мыслей в тревожной медицинской области.

— Я подумаю об этом в кабинете врача, а не дома.

— Да уж, — протянула Ярен, обняв подушку. — Что ни говори, но с Шадоглу тебе было хорошо, а стоило Асланбеям слететься, как стервятникам, они выжрали тебе душу. И не спорь, Харун, в особняке Асланбеев все происходило на моих глазах! Когда Султан и Генюль приседали на тебя с нытьем про Аслана, ты потом места себе не находил. А твоя ведьма-мать еще добивала. Пока мы жили у них, я молча терпела их наглость. Но Генюль и сейчас тебе названивает — я уже не сдержалась и послала ее!

— Постой, что? Ты брала мой телефон? — недоверие к Ярен до того напряглось в Харуне, что мгновенно перешло в глухое раздражение. — Когда?

Осознав, что проболталась, жена на секунду стихла.

— Ну... Сегодня утром. Увидела, что Генюль звонит, подняла, а она со своим нытьем.

— Почему ты ничего не сказала о ней? Что она говорила?

— Не знаю, о Фюсун что-то. Какая разница? Генюль вечно разыгрывает умирающего лебедя — ищет жилетку и свободные уши. Я предупредила ее: если она взвинтит тебе нервы и тебе станет плохо, я придушу ее.

— Ярен...

Харун сомкнул веки и помолчал. Значит, когда он принимал душ, его неуживчивая женушка озвучила пару ласковых Генюль.

— Ну что? — вызывающе отразила Ярен. — Я не понимаю, вас с Генюль связывали дела по Аслану, все закончилось, а она продолжает навязываться. Что ей нужно от тебя?

— Ярен, ты являешь собой неповторимое сочетание заботы и ненависти, правда, — досада Харуна была придавлена тяжелой гирей терпения и шутливости, и он наконец сказал спокойно: — Уверен, если я когда-нибудь буду на грани, то не почувствую это, а узнаю из ссор с людьми, от которых ты защищаешь мой покой. Но ты зря злишься. Генюль не действует мне на нервы. Она передает новости об Асланбеях. В общем, следит за моей матерью и Фыратом.

— Генюль с Султан собирались в Стамбул. Что им неймется? Забрали бы свою долю и уехали.

— Кажется, Генюль привязана к Фырату как к брату, вот и не хочет оставлять его одного, пока он осваивается с хозяйской ролью. Она боится, что моя мать подмнет Фырата под себя. Работать он умеет, он не глуп, но асланбейская корона ему велика, — подвел Харун промежуточные итоги своих наблюдений за кузеном. Неутешительные, поскольку Асланбеи хоть и нуждались в полноправном и толковом хозяине, но в ком-то, кто имел бы управленческий опыт, как Азизе. Как-никак львиное логово годами держалось на ней. — У Фырата характер прислужника. Держу пари, мать в два счета уложит его на лопатки.

— Кто бы сомневался, — ехидно проронила Ярен.

Однако нельзя было забыть, что сердце в ней все же билось тигриное. Неистовое и переполненное морем чувств, оно не стало довольствоваться изворотливым уходом Харуна от темы Генюль и излило все, что в нем накипело:

— И все равно пусть Генюль не создает нам неприятности. Нам и так непросто, и к тому же ты на лечении! Иншаллах, с тобой все будет хорошо.

— Только так и будет, Ярен. На «плохо» я не согласен, — Харун сложил последние вещи, застегнул сумку и закрыл шкаф.

— Харун, подожди... — женушка привстала. Харун видел ее насквозь: в ней теснилось желание загладить свою вину за пока еще неизвестный исход выстрела, чему она настойчиво подбирала объяснение. — Ты правильно делаешь, что не сдаешься. Но если — ну вдруг, не дай Аллах, конечно! — у тебя возникнут осложнения... это не конец жизни. Она продолжается. Придется чаще лечиться и отдыхать, но обещаю, что твой комфорт не пострадает. В любую минуту я буду рядом, сделаю все, что понадобится. И не собираюсь допекать тебя опекой уж точно.

— Это замечательно, жизнь моя, но...

Харун справится сам, без няньки и охов-вздохов над ним. Как будто мало врачей с их советами. При обстоятельствах любой паршивости Харун проламывал стены, в которые упирался, скрещивал сабли со смертью и тащил за собой тяжело раненых асланбейской львицей — так было всегда, и одной пуле не сбить устоявшийся ритм его жизни. Примерно таким вышел его ответ жене.

— Ну да... — замялась она.

Ярен, наверное, просто хотела облегчить ношу Харуна на случай, если не он одолеет болезнь, а наоборот. Но они с женушкой оба уперты до жопы и, продолжив, могут увязнуть в споре. Словно знаменуя этим конец разговора, Харун погасил в спальне свет и опрокинулся на кровать. Он только настроился на отдых, как у него сползли подушки, и его затылок с громким стуком повстречался с изголовьем кровати. Да твою ж мать.

— Аллах! Кармический подзатыльник не заставил себя ждать, — объявила женушка.

— Это все подушки... — в темноте сумерек Харун попытался уложить их как было, но рана резко ограничивала его в поворотах и отзывалась на них резью.

— Потому что надо было не упрямиться, а сделать так, как я говорила. Ты и сейчас будешь отказываться от помощи? Давай я подложу еще подушку, и эти будут лежать нормально.

Не дожидаясь его согласия, Ярен впихнула третью подушку, поменьше, для устойчивости, поправила те, что сползли, и придержала за плечо Харуна, чтобы он устроился полулежа. Легче всего было заснуть в таком положении. В конце жена накинула на Харуна одеяло и отвела его руку, велев не зажимать раненый бок.

— А напитки подавать будут, Ярен-ханым? — трунил Харун.

— Кляп в рот будет. Пойдет?

— О нет, не пойдет! Как я стоп-слово скажу, если ты решишь меня замучить?

С неимоверным трудом удерживая на нем сосредоточенное внимание, Ярен спрятала нечаянную улыбку и шепотом обругала его.

— А если серьезно, Ярен, то спасибо. Я на самом деле не против заботы и не из вредности отмалчиваюсь. Просто мое самочувствие и прогнозы врачей — это последнее, о чем мне хватает смелости думать, — сознался Харун и устало опустил голову на подушку.

Ярен накрыла его руку своей и посмотрела на него поблескивающими, как звезды, глазами. Они будто выманивали из него правду, хотя им случалось видеть гораздо больше, чем Харун мог о себе раскрыть.

— Расстаться с частью здоровья для меня немыслимо. Я ни дня не могу усидеть без дела, а ты говоришь, что придется чаще лечиться и, выходит, терпеть ограничения.

— Тогда, Харун-паша, давай так: о твоем здоровье подумаем мы с доктором, а ты, чтобы поправиться, будешь слушаться нас и... лучше подумаешь, какое имя выбрать нашему малышу! — Ярен пошарила у себя под подушкой, а потом, вытащив телефон, разблокировала его. Тусклый свет экрана выхватил из тьмы ее подбородок, накрыл призрачным сиянием пухлые раскрытые губы и щеки.

— Имя?

— Ага! Я тут думала, какое имя подойдет к фамилии Бакырджиоглу.

И она передала Харуну телефон, в котором были открыты заметки с мужскими и ниже женскими именами для будущего малыша. Харун с интересом листал список. Радость, что он всколыхнул, была внезапна, сродни звуку случайно задетой струны, и когда Харун стал мысленно примерять имена на свою фамилию, то даже не заметил, как этот счастливый звук поселился в глубине его груди. Уже не беспокойство, а приятная дрожь пронизывала и проходила через все существо Харуна.

Первым из мужских имен значился…

— Ахмет?

— Мне нравится, — заявила Ярен так, что попробуй отказаться. А в именах девочек лидировала Ягмур.

— Мне тоже. Все варианты отличные, — улыбнулся Харун и отдал ей телефон.

— Я не выбирала имена наших родичей. Хотелось что-то свежее и чтобы не было плохих ассоциаций. Но, может, ты хочешь записать своего отца? Если дать сыну имя доброго человека, каким ты описывал Эрхан-бея, Иншаллах, и судьба у малыша сложится добрая.

И все же Харун соврал. Последним, на что у него доставало смелости думать, были не последствия травмы, а покойный отец. В душе яростно заскреблась тоска по нему. Страшно коснуться этих воспоминаний даже намеком, не говоря уже о том, чтобы отбросить плеть, от которой они бежали, и предоставить им волю.

— К сожалению, с отцом возникнут такие же плохие ассоциации, как с матерью. Я бы предложил его имя, не будь память о нем связана с ее преступлениями. Не хочу оглядываться в прошлое.

— Хорошо, не настаиваю. Возможно, ты передумаешь: впереди еще семь месяцев. Эрхан — красивое и мужественное имя. Ну а я, — оживившаяся Ярен забралась под одеяло и предалась не Морфею, а мечтам, как никогда близким к осуществлению, — порадуюсь нашей свадьбе.

— Ненастоящей, — напомнил Харун.

— И пусть! Между прочим, она снилась мне до того, как дедушка Мустафа сказал, что приедет.

— Вай, вай, милая! Ты веришь в вещие сны? Это же выдумки, — до сих пор Харун не обнаружил в себе слепую веру в сновидения, однако это нимало не остановило жену:

— Посмотрим, что ты скажешь, когда я расскажу его.

— Вероятно, то же самое.

— Ты когда-нибудь доиграешься, остряк! Это был ужасный сон — мне кажется, в нем предупреждение не только о свадьбе, но и о твоей матери. А, теперь ты заинтригован?

— Ладно, не томи, — уговорил Харун, решив дослушать.

— Мне снилась примерка платья, как твоя мать надевала его на меня. Она купила какое-то отвратное замызганное платье, очень маленькое, в котором я задыхалась. Потом прибежала бабушка Назлы — не знаю, почему она, а не кто-то из живых, — и она была в ужасе. Она начала срывать с меня проклятое платье и сказала, что это саван. Я думаю, на нем была чья-то кровь, — в суеверном трепете произнесла Ярен. — А еще я почти уверена, что у нас родится сын. Бабушка наказала беречь мальчика — так и прокричала: «Береги мальчика». Это точно не от шайтана сон и не нафсани. Он правдивый и, видишь, Харун, уже сбывается⁽¹²⁾.

— Подсознание издевается над тобой — оттого и снится все, о чем ты когда-либо переживала, — пожалел ее Харун. Воздух между ними жегся какими-то странными, непонятными эмоциями, побудившими его подвинуться ближе к Ярен. — Это кошмар, обычный кошмар. Совпавший с приездом деда. Не грузи себя и постарайся уснуть. Завтра надо быть во всеоружии на встрече с Мустафой-агой.

Примечания:

Беседа Харуна с Хандан и портнихой об ужасах мидьятских основана на событиях сериала и статье о кровной мести, все истории взяты оттуда. Прочесть статью можно в комментариях: https://vk.com/wall-176298528_7836.

Прекрасное 💖:

https://vk.com/video-128910523_456243097

https://youtu.be/HSKCLeKa24Q?si=19Rs3VNYAzd_qne2

1) Паша — господин или ваше сиятельство. Паша в современной Турции иногда используется в шутливом смысле для обращения к человеку, который проявляет жестокость или высокомерие.

Вернуться к тексту

2) "Güneş balçıkla sıvanmaz": "Солнце не замажешь глиной" (Правда всегда откроется).

Вернуться к тексту

3) Феерия — французский театральный жанр, отличительными признаками которого являются фантастические сюжеты и зрелищные визуальные эффекты.

Вернуться к тексту

4) Армянский архитектор Османской империи конца XIX — начала XX. Главный архитектор Мардина. Лоле отвечал за большую часть архитектуры города Мардина, а также является архитектором многих зданий в городе Диярбакыре. Его архитектурный стиль считался сложным, поскольку он сочетал элементы европейского Возрождения и готической архитектуры в местных исламских архитектурных рамках города.

Вернуться к тексту

5) В каноне Мустафа пропал с радаров после первой серии, и его редко упоминали. В моей версии его роль гораздо шире, только он действовал во благо Шадоглу закадрово.

Вернуться к тексту

6) Раньше судьи смягчали сроки наказания для тех, кто совершил преступление во имя чести семьи, принимая во внимание мотив и личность подсудимого. По требованию Евросоюза Турция отменила судебную практику, когда "защита чести семьи" считалась смягчающим обстоятельством при вынесении приговора убийце. Наказания, предусмотренные за преступления "на почве защиты чести", ужесточили: убийцам грозит пожизненное заключение.

Вернуться к тексту

7) Отряды народной милиции были созданы в начале 1990-х в целях борьбы с незаконными вооруженными формированиями курдских боевиков на юго-востоке Турции. В обязанности сельских милиционеров входила защита деревень, помощь властям в задержании, патрулирование малодоступных горных районов, где боевики могли скрывать свои базы. Власти вооружили практически все взрослое население местных деревень. Число деревенских охранников, согласно официальным данным министерства внутренних дел, приблизилось к 60 тысячам. Вскоре вооруженные, малодисциплинированные турецкие милиционеры стали источником постоянных проблем и обвинений в беззакониях. Население жаловалось, что милиция превышает свои полномочия.

Вернуться к тексту

8) "Каймакам" с турецкого означает "губернатор".

Вернуться к тексту

9) Проходной персонаж, влиятельный ага из второго сезона, который пытался разрешить конфликт Шадоглу и Асланбеев мирным путем: браком их детей. Скорее всего Хашмет — глава города, поэтому и здесь он выступает в роли губернатора Мидьята.

Вернуться к тексту

10) Жители юго-востока Турции считают кровную месть делом жизни. Практика кровной мести пользовалась значительной поддержкой населения, и законные власти предпочитали оставаться в стороне. Однако в последние годы ситуация изменилась, наступил беспредел. Разборки начали устраивать в публичных местах, гибли женщины и дети. В турецком городе Тарсус организовали акцию протеста против кровной мести. Горожане потребовали скорейшего расследования убийства, которое было совершено на главной городской улице на почве "защиты чести семьи". Преступник за несколько минут расстрелял всю семью обидчиков: погибли пять человек, в том числе ребенок.

Вернуться к тексту

11) Традиционное платье невесты в Турции на ночь хны.

Вернуться к тексту

12) В исламе сны бывают трех видов: 1) правдивые, божественные сновидения, которые приходят от Аллаха (рахмани); 2) сны из подсознания, которые обусловлены мыслями и переживаниями человека (нафсани); 3) сны от шайтана, рожденные в результате его обмана и искушения (шайтани).

Вернуться к тексту