Московский городской отдел чудовищ и призраков (гет)

С момента встречи с Чёртом Кулишским прошло недели, наверное, две. И Костя с ужасом понимал, что Чёрт вообще-то был прав: он, кажется, беспросветно «уже».

Потому что Тоня очень красиво курила — драматично, как в песнях Найка Борзова (в песнях Найка Борзова, конечно, не курили, но если бы курили — то как Тоня). Потому что когда от Тони пахло страхом и табаком, ему снова хотелось её обнять. Потому что ему нравилось отправлять Тоне мемы с котами. Потому что кишки в узел связывались…

А Тоня ходила по Отделу, по метро, по Москве и по его, Костиной, жизни так будто ничего не произошло.

Гроза грянула на восьмое марта. Причём грянула с такой силой, что справедливо было бы назвать её ураганом или тайфуном, или каким-нибудь ещё природным явлением сногсшибательного толка. Только вот ничего кроме «урагана» и «тайфуна» Косте на ум не приходило. Вернее, приходило, но это было не природное и нецензурное явление. Так что Костя решил ограничиться просто грозой.

Короче, как всё было.

В десять пятьдесят Тоня встала из-за стола и с присущим ей исключительно деловым видом заявила, что сегодня им на Тверскую, и в одиннадцать надо бы выехать, поэтому сейчас у неё законный перекур, а к одиннадцати Костя должен стоять готовый на крыльце.

И ушла курить, накинув на плечи свою теплую потасканную куртку. 

Костя не стал ждать одиннадцати, потому что только во время перекура Тоня была добрая (так-то Тоня всегда добрая, но немножко душная) и немножко разговорчивая не по работе — а Костя испытывал непреодолимое желание просто по-человечески с ней поговорить, поэтому и вышел прямо за ней. Мало ли, вдруг слова за слово и он пообещает ей показать «Скотта Пилигрима»? Хотя Тоня, если честно, выглядит как человек, который «Скотта Пилигрима» не только смотрел, но и читал, но это не проблема, потому что у Эдгара Райта ещё много классных фильмов, как и у Кевина Смита — вот его, наверное, Тоня совсем не смотрела…

Кишки опять скрутились в узел, но Косте это даже понравилось. Он решил этому чувству не сопротивляться — пусть будет. Приятно. 

На крыльцо Костя опоздал. Когда он вылетел на улицу, практически готовый к свершению чего-то грандиозного (а конкретно к предложению как-нибудь сходить в кино), то увидел, что Тоня не одна.

Она стояла под фонарём, у крыльца, а рядом с ней какой-то высоченный мужчина с цветами. Что-то внутри звякнуло болезненно и испуганно. И сжалось, как пластиковый стаканчик от кипятка.

Всегда, когда Костя встречал в книгах обороты в духе «атмосфера была напряженная, хоть ножом режь», ему становилось смешно. Как можно резать атмосферу ножом? При чем тут нож? Но сейчас, когда переводил взгляд с Тони на высоченного мужчину, понял: другое описание вряд ли с такой же точностью обрисует происходящее.

Он нутром чуял — если бы этот треклятый нож сейчас был у Тони, то высоченный мужчина не стоял бы со своими цветами. Он бы лежал. И в букете было бы четное количество цветов.

Антонина Павловна молча курила. Высоченный мужчина стоял на почтительном расстоянии и тоже молчал. Лицо у высоченного мужчины было очень знакомое и очень виноватое. 

— Чего припёрся? — наконец спросила Тоня, выпустив изо рта тонкую струйку дыма.

— Ты же сказала, что… — по привычке начал оправдываться Костя, но его резко оборвали:

— Я не тебе, Костя. Я Кириллу.

Кирилл (очевидно, что это высоченного мужчину звали Кирилл) жалостливо пролепетал, глядя на своими Тоню ослепительно-голубыми глазами:

— Зачем всё это, Тонюсь? Я же извиниться пришёл. Начать всё сначала…

— Ты жену бросил?

Захотелось открыть дверь и сбежать в Отдел как можно быстрее. Судя по Тониному лицу, ей хотелось то ли бежать, то ли убивать. Глубоко в душе, Костя верил, что второе.

— Тонюсь, не при посторонних же…

Антонина Павловна резко посерела, как тогда, в церкви. Стало понятно, что ни о каком убийстве речи и не идёт — только о бегстве и бегстве самом жалком. Почему-то Косте подумалось, что если он сейчас сбежит вперёд Тони, то она совсем засереет и пропадёт — растает в этой необъятной Москве и станет призраком, а Костя будет её оформлять в бланки.

— Во-первых, не «тонюськай» мне, — Тоня бросила окурок под ноги и достала из кармана пачку сигарет. — А во-вторых, мне от Костика скрывать нечего. Думаешь, я себя стесняюсь? А не стесняюсь. Было и было…

Костю от осознания вдруг передёрнуло: этот Кирилл был одно лицо с тем гусаром с ослепительно-голубыми глазами из фильма, который они с Федей смотрели и который Нелли попросила выключить… И то, что Чёрт говорил — гуляла, а он занятой… А у этого жена… Наверное, Костя ведь точно не знал.

Но очень много понимал.

Тоня затянулась, сгорбилась и спросила ещё раз, очень тихо и убито:

— Ты развёлся?

— Не всё так…

— Не развёлся, — Тоня выпустила клуб дыма. — А чего припёрся-то тогда, Кроликов?

— Жить без тебя не могу, потому что… Пытался и… — начал он, но Тоня перебила и лаконично закончила:

— И нафиг пошёл со своими сказками.

Тут резко отворилась дверь в Отдел и на улицу вылетела Нелли. Спешно поздоровавшись (кажется, это звучало как: «Ах-Кирилл-Александрович-сколько-лет-сколько-зим-поверьте-мы-не-скучали»), она схватила за руку Костю и втянула его в Отдел, тараторя что-то про баки для куллера, которые кровь из носу надо установить, а не то Федя сейчас помрёт от сушняка.

Нелли замолкла как только закрылась дверь. Только тогда Костя перевёл дух и сказал:

— От кофе сушняка не бывает.

— Нечего там уши греть, — резонно заметила Нелли. — Без тебя разберутся.

По перекошенному лицу потомственной ведьмы было исключительно хорошо видно, что она хочет добавить что-то ещё, но изо всех сил держится. Ведьминское, очевидно, победило психологическо-нетоксичное и Нелли всё-таки выпалила:

— Чего они там, кстати?

— Нелли, не лезь, — Фёдор отвлёкся от созерцания вида (очевидно, сквозь жалюзи Федор абсолютно ненавязчиво наблюдал за происходящим на улице). — Сама же говорила: ушли не греть, сами разберутся…

— Мало ли, что я говорила, — Нелли отмахнулась и схватила Костю за плечи. — Ну, чего он припёрся?

— Вернуть всё хотел, — буркнул Костя. Он попытался вывернуться, но Неллин захват оказался на удивление силён.

— Он развёлся? — закономерно спросила Нелли, и глаза её запылали неугасимым подружеским огнём.

— Нет.

— Вот урод!

— А что происходит-то?.. — выруливший откуда-то из-за поворота Михалыч остановился в коридоре. — Ты чего не дома? — (это было к Нелли). — И вы, оба два (это уже к Косте с Федей), чего не на рабочем месте?

Федя от окна не отвлёкся. Костя собрался было уходить на своё законное рабочее место, но Нелли опять схватила его за локоть, как женщина за борт яхты в меме «Я не договорила».

— Извините, Дмитрий Михайлович, — она расплылась в виноватой улыбке, — там просто Кроликов пришёл… Ну не уходить же домой, в самом-то деле… Помощь нужна будет…

— Дружеская? — хихикнул Дмитрий («Ого! — подумал Костя, — у него есть имя!») Михалыч, подойдя к Феде и заглянув в щель жалюзи.

— Ведьминская, — фыркнула Нелли. — Порча на понос сама себя не наведёт, знаете…

— Да ему твои порчи что в лоб, что по лбу.

Ведьма, таролог, нейл-мастер и просто красавица ничего не ответила. Просто повернулась к Косте и спросила:

— А она ему что на это?

— Спросила, зачем тогда пришёл. Нелль, что происходит?

— А он?

— Сказал, что жить без неё не может. Ты мне объяснишь, что с Тоней, пожалуйста?

— А она?..

— …А она его сейчас букетом по роже бьёт, — абсолютно спокойно констатировал Федя, не отвлекаясь от окна. — А этот дурак не знает разве, что Тоне нельзя розы дарить?

В следующую секунду у окна стояли уже все вчетвером. На улице у Отдела бушевала Тоня. Молодой человек с ослепительными голубыми глазами не пытался уворачиваться от Тониных кулачков, только всеми силами старался прижать её к себе, а она то биле его по груди, то метелила розами…

— Короче, раз ты всё это видишь, то я расскажу то, что видела, — шепнула Нелли, прилипнув к стеклу глазами. — Оно же так за нарушение личных границ не считается?..

— Не считается.

— Ну короче, это года полтора назад было. Поступили ко мне на коррекционный месячный курс двое — Тоня и, собственно, Кроликов этот. Они даже знакомы-то не были, просто случайно оба на Арбате столкнулись с призраком Окуджавы. Но Тонька она же резвая, с приколом. Ну, уболтала призрака, стихи ему почитала, киношки какие-то попересказывала… Словом, малой кровью отделалась — мы её сразу к нам и забрали после первой же консультации. А Кроликову чего-то после встречи с призраком дурно стало и он ко мне весь месяц ходил, лечился вроде. Он ходит-ходит, всё с Тоней болтает, чай к ней попить заходит. Я оглянуться не успела, а р-р-раз! И он её с работы встречает, букеты присылает… Ну вот всё такое красивое, Патрики-кор, короче. Полгода они всё встречались, Тоня летала просто от любви, а потом резко пришла ко мне заплаканная и говорит, мол, признался, что женат, говорит, что любит, обещал жену бросить — ну, это при Феде было, так что я могу рассказать. Ну и всё. Ещё четыре месяца он ей лапшу на уши вешал, а потом она его бросила окончательно. Он месяца два за ней бегал, а потом всё улеглось вроде… Но вот опять, явление Кирилла Отделу: «Люблю, куплю, разведусь», а Тоня ещё месяц будет ходить, как в воду опущенная. Она же любила его. Правда. Я видела.

В этот момент Тоня за окном злобно кинула растрёпанный букет роз в мусорку, а потом заорала так, что слышно было даже внутри отдела:

— Вали отсюда! И чтобы духу твоего здесь не было! Вообще! Я видеть тебя не хочу! Я жене твоей всё напишу, сволочь!

Под гневную тираду, состоящую из миллиона нецензурных слов, дверь в отдел открылась и Тоня заорала уже внутрь:

— Костя, твою маман, ты где?! Я же сказала, что нам надо выезжать в десять! Нам минут пятнадцать уже как на Тверской надо быть!

Константин Валерьевич беспомощно глянул на Нелли и грустно влез в куртку.

* * *

В машине Тоня молчала. Когда Костя спросил, куда их вести, то Тоня просто буркнула: «Малый Гнездниковский, девять» и отвернулась. Больше она на него не смотрела. Костя хотел что-то сказать (он метался между «Мне плевать, что у вас там с этим типом», «А что у вас вообще случилось с этим типом?» и «Давай сходим в кино чисто как коллеги, чтобы ты развеялась, но если хочешь, можем и как друзья, а можем как бы на свидание, ну в самом-то деле, Тоня, обрати на меня хоть чуть-чуть внимания, пожалуйста»), но промолчал. Просто зачем-то сжал ненадолго Тонино тонкое плечо. Она не дёрнулась и ничего не сказала. И это почему-то было страшно.

У входа в «Ровесник» Тоня выскочила из машины, не дожидаясь, пока Костя припаркуется. Просто выскочила, кинула через плечо: «Я внутри, поищу их пока» и захлопнула дверь. Костя даже возразить не успел.

Про «Ровесник» Костя Шмелев знал — они с Андреем завсегдатаями не были, но раз в полгода туда заглядывали — ну, потому что не вылизанно красиво, не роскошно, вкусно и неразбавленно-алкогольно. Что ещё двум студентам для счастья надо?

Внутри, как обычно, было громко и чрезмерно людно. Воздух был спертым, кругом сновали прекрасные девушки в лучшем — ясное дело, восьмое марта же. Тоня стояла у барной стойки и вливала себе в рот шот чего-то красного. Судя по пустым стопкам рядом — это была явно не первая настойка.

— Тонь, ты чего? — Костя ухватил её за плечи, но тут же отпустил — неловко как-то.

— Я ничего, — она резко повернула голову на Костю. Взгляд был нормальный, не расфокусированный. — Козёл этот всё настроение испортил. Бланки у тебя с собой?

— Да.

— Давай сюда.

Костя вытащил бумажки, Тоня на быструю руку заполнила все четыре. На одном осталось розовое пятно от пролитого на стойку коктейля, но Тоню это вообще мало волновало. Она вручила Косте бланки, четыре приятно-красные пластиковые карточки и чрезвычайно важное указание:

— У вампиров новая система квотирования на кровоснабжения.

— Теперь по карточкам выдают? — уточнил Костя, стараясь не улыбаться.

— Ага, по сосальной карте москвича. Короче, это для клана чисто московского, там ещё для гостей города есть, но их уже не мы раздаем. Найди здесь где-то Сеню — он как я примерно ростом, в целом на меня похож, но не очень, и пострижен покороче чуть-чуть, и в штанах серебряных, в очках круглых, в блёстках весь. Ему отдай, он своим раздаст. Всё, иди работать.

— А ты? — переспросил Костя, с удивлением вылупившись на госпожу Власову.

— Я пью, — мрачно сообщила Тоня. — Иди, мозг мне не компостируй. И так настроение ни к черту.

На Сеню он наткнулся через полчаса, когда пошел к Антонине Павловне сообщать, что никакого Сени в «Ровеснике» нет, а если и есть — то он очень хорошо прячется.

Сеня —  этот невысокий, крайне субтильный, нежный юноша с русыми волосами — стоял у бара, поглаживая Тоню по спине. Тоня легла щекой на стойку и, повернувшись к Сене (они вправду были чем-то похожи, только чем — непонятно), что-то негромко говорила. Очевидно, Сеня не слышал, потому что ухом нагнулся ближе к Тоне и точно также негромко что-то ей отвечал.

— Слушай, я тебе тогда не говорил, что он тюбик или ещё что-то такое, но теперь с чистой совестью могу сказать: он тот ещё мудак, — резюмировал Сеня, отпивая чуть-чуть из своего бокала.

— Но он же Кирилл Кроликов, — взвыла Тоня так, что даже Костя услышал. — Я вот как вспомню, как он смотрел на меня этими глазами своими голубыми, как он меня своим сумасшествием называл, как за руку держал, как вино мы с ним пили… А у меня так больше ни с кем не было и не будет уже!.. И вино я не люблю!..

— Извини, пожалуйста, но этот твой Кроликов пока тебе всё это говорил — домой к жене бегал. Короче, сестра моя во Христе, мусор сам себя вынес и на том спасибо.

Тоня подняла голову со стойки, чтобы влить в себя ещё один шот, но тут же заметила Костю. Взгляд у неё был уже изрядно поплывший.

— О, нашёлся, — Тоня кивнула на Костю и уронила внутрь белую жидкость из стопки. — Сенечка, это Костик Шмелёв, ну ты в курсе. А это вот Сеня — вампир московский, обыкновенный.

— Здрасьте, — сказал Костя и протянул руку.

— Здравствуйте, — Сеня аккуратно её пожал. Рука у Сени была крохотная и хлипкая. Вообще, этот вот вампир московский не был похож ни на Дракулу, ни на Эдварда Каллена (ладно, чуть-чуть на Эдварда Каллена и то только количеством блёсток на лице) — просто обыкновенный тощий студент Вышки, но с привкусом Дэвида Боуи годов так-этак семидесятых. 

На такого глядючи и не скажешь, что в Москве есть вампиры.

— Отдай Сене доки, пожалуйста, сейчас подпишем всё и дальше поедем.

С каждым словом Тоня растекалась всё больше — и лицом, и глазами. Она в темноте бара таяла и серела, как тогда на крыльце…

— Ты уверена, что тебе дальше работать можно? — Костя отдал Сене бланки. — Вот здесь подпись свою поставьте, остальные раздайте заявителям, потом принесете нам, числа до шестнадцатого желательно.

— Тошечка, тебе бы правда домой, — Сеня не раздумывая поставил на бланке подпись и прижал планшетку к груди. — Вы её до дома довезёте?

— Мне надо работать, Сенечка.

— Так, все, давай на перекур. Костя, вы курите?

— Не курю.

— Тогда здесь подождите. Мы через пять минут вернемся.

Отдавать такого золотого работника как Тоня в руки вампиру — даже субтильному и даже московскому — в Костины планы как-то не входило. А то мало ли, Тоня ведь сейчас не отобьется ни от укуса, ни от…

Костя даже покраснел — но красное барное освещение его заалевшие щёки скрыло. 

— Нет уж, давайте я с вами, а то мало ли что вы там… учудите, — буркнул он, беря Тоню за плечо. Она не была пьяной в стельку (вроде), но судя по пяти пустым рюмкам, стоящим на стойке, окончательное захмеление сотрудника Власовой было просто вопросом времени.

На улице было людно и табачно. Тоня курила сигареты, Сеня выпускал пары из электронки, Костя просто стоял у стены и наблюдал. После того, как Тоня докурила, Сеня прижал её к груди, погладил по затылку, что-то прошептал и вручил Косте.

— Домой её отвезите, пожалуйста, — попросил он. — И напишите, как её довезёте, номер мой в анкете есть.

— А вы ей кто вообще?

— Друг студенческий. Напишите только, я переживаю, правда.

Сначала Костя хотел ляпнуть что-то вроде «Тоня не дружит с вампирами», но потом понял, что не знает наверняка. Он только пожал плечами и сказал:

— Хорошо.

— Спасибо.

Власова на ватных ногах была затолкана в машину. Сначала она долго пыталась объяснить Сене, что она в порядке и ей надо ехать на работу; потом ругалась, что не хочет уезжать; и только потом позволила Косте погрузить себя в машину.

* * *

Они выехали из Гнезниковского и тогда только Костя спросил:

— Где ты живешь?

— На Таганке, — бесцветно ответила Тоня, прижавшись к стеклу лицом.

— А точный адрес сказать можешь?

— Да довези просто до Таганки, я там дойду.

— Тоня, нет.

И тогда она разрыдалась.