Игры не для нас (джен)

Все растратили, все отдали

За сокровища холодные

Душу продали свою

И горит огонь, не гаснет

Только будет ли им счастье

В развороченном раю?

Пикник — В развороченном раю

Потолок кружился. Хотя, скорее, кружилась голова у Ки Хуна. Интересно, чем его накачал Ведущий, пока он был в отключке? Лекарства? Наркотики? Снотворное? Или ему просто паршиво из-за всех полученных на игре травм?

— Ничем я вас не опаивал! Кроме виски, — Сон аж вздрогнул. Проклятый мерзавец читал его мысли.

— Что поделать, если у вас на лице всё написано, — голос раздался совсем близко. Ки Хун открыл глаза: фигура Фронтмена, маячившая над ним, не расплывалась — уже прогресс. Малышки на его руках не наблюдалось... Это тут же подстегнуло панику. Куда этот дел ребёнка?

— Она в люльке, — снова «прочитал» его, пусть будет Хван, от Фронтменов и Ведущих у Ки Хуна нервный тик начинался, а Ён Илем тот быть не заслужил. Вот совсем. — Спит и набирается сил, в отличие от вас, — холодная рука опустилась ему на лоб, Сон чуть собственным языком не подавился. Что-то неразборчиво промычал и вообще, попытался отползти, но рука уже убралась. Этот гадёныш Ведущий (ну вот, опять!) лишь печально вздохнул и спросил его: — Ну чего вам неймётся? Снова... Игра закончилась, а вы дёргаетесь так, будто всё ещё в ней.

— Может, потому что ты рядом? — Ки Хун сверкнул глазами. Интересно, он прикидывается или и правда не понимает? Ничем его не опаивал... верим? Хотя вполне возможно — на этой игре ему досталось сильнее, чем на первой. Он прислушался к ощущениям... Тело напоминало отбивную, а бинтов на нём болталось немногим меньше, чем на мумии. Погодите-ка!

Сон остро пожалел, что на этой кровати некуда провалиться. Потому что никого, кроме Фронтмена, поблизости не наблюдалось, и раз уж тот сказал, что зашил его... Скорее всего, так и есть. И перевязал тоже. Почти всего. Ки Хун прикрыл глаза. Это было отвратительно — ощущать себя настолько слабым рядом с врагом. С врагом же? Проклятая неуверенность! Какие здесь могут быть сомнения? Но они были.

— Я не хочу вас нервировать, — тихо произнёс тот, сделав шаг назад. — Но вы потеряли много крови, возможно заражение, и вы были без сознания больше двенадцати часов. Я дотронулся до вас, чтобы убедиться, что жар не спал. Вы боялись, что я вас опоил, но это было физически невозможно сделать.

— Двенадцать часов? — Ки Хун сглотнул вязкую слюну. Вот как прошло столько времени с тех пор, как остров... Взлетел на воздух? — С игрой всё кончено? — уж на этот вопрос силы у него нашлись.

Ведущий не сдержал усталого вздоха. Да и выглядел он... Ки Хун поднял взгляд — паршиво. Сам Сон, конечно, сейчас ещё краше, но это не отменяет того факта, что Ён Иль не в форме. Внутри что-то шевельнулось. Тот вообще спал эти двенадцать часов? С ним и ребёнком? А впрочем, какая разница. Вот только начать переживать за лживого ублюдка ему для полного счастья и не хватало.

— Да, Ки Хун, но если вы хотите услышать правду, то вам нужно выжить. То же самое вам нужно сделать, если вы желаете исполнить обещание Чун Хи, — вкрадчиво заметил тот. — А для этого нужно принять лекарства.

Как же бесит! Сон поморщился. Как с ребёнком с ним обращается... И, кстати, где этот терминатор поставочный научился обходиться с детьми? Бесит. Прикидывается неравнодушным... и человечным. Прямо как тогда, в игре, притворялся другом Ён Илем. Сволочь. И всё же он прав. Чтобы сдержать слово и узнать правду, нужно выжить. А так как ему было весьма паршиво... Ки Хун кивнул: придётся довериться и выпить предложенную горсть лекарств. Он, конечно, утрировал, но эти три таблетки без блистера и иных опознавательных знаков выглядели подозрительно.

— Можете не верить мне, господин Сон. Только признайте, что если бы я хотел убить вас, то к чему вся эта морока?

И снова тот прав. Ки Хун скрипнул зубами. Да и этот голос вкрадчивый и незлобный — он вонзается в сознание поострее, чем тот, механический женский, сопровождающий их на играх. И всё же не отказал себе в фырканье:

— Кто знает, какие игры у вас на уме? — здоровой рукой забрал таблетки, закинул в себя и даже не отодвинулся, когда к губам ему поднесли стакан. Послушно осушил. И добавку тоже. Но в горле всё так же, по ощущениям, раскинулась пустыня размером с пол-Кореи.

— Сейчас никаких. Можете мне не верить, но я наигрался на жизни вперёд, — голос Ин Хо донёсся, словно сквозь вату. Сильные таблеточки, ничего не скажешь. Только вот таблеток, чтобы верить лжецам, ещё никто не изобрёл. И Ки Хун провалился в беспокойный сон. Там внезапно оживший старик О заставил их с Ён Илем (спутанное сознание почему-то воспринимало его под этим именем) играть в Кальмара друг против друга, ещё и похохатывал, что это битва чемпионов и ВИПы в восторге. Чем закончилась схватка, он увидеть не успел.

Громкий плач малышки выдернул его из пелены сна. Ки Хун жив, и у него лучший будильник из возможных, напоминающий о том, что какой бы беспросветной ни казалась жизнь, надежда всё же есть. Если не для них самих, то хоть для грядущего поколения... И им самим при взгляде на них может стать легче. Во всяком случае Сон уверен, что, приедь он в Америку, и узнай, что Ка Ён счастлива и успешна, ему станет легче. Хоть на сколько-нибудь.

Только вот почему ребёнок всё ещё плачет, где этот чёртов Ин Хо?

Ки Хун открыл глаза. Потолок не кружился — прогресс. Мелкими шажочками... Да только куда? И задумываться страшно. Важнее помнить об обещании. Ребёнок. Всё такой же безымянный. А ведь ему придётся дать ей имя. Человеку без имени тяжело. Она ведь не лошадь с порядковым номером 222. А больше некому дать имя. Чун Хи сказала, что она одна... 333! В душе поднялась жгучая ярость: нет, нечего ребёнку делать с теми, кто воспитал чудовище. Так же?! Не о том Ки Хун думает.

Малышка всё ещё плачет. И тяжёлого (да хоть какого-то!) присутствия Ведущего он не ощущает. Это пугает неожиданно сильно. Настолько, что Ки Хун отлепляет себя с постели и по стеночке двигается к люльке. Но не доходит — окно привлекает его сильнее. За ним — свобода. Вряд ли Ведущий хранит хоть какие-то доказательства здесь... Так что звонки в полицию бесполезны. Но он может взять малышку и сбежать от этого страшного, странного, противоречивого человека и эмоций, которые тот будит.

Но тогда он ничего не узнает... Ки Хун взглянул за окно. Обычный пейзаж. Ничего ужасающего. Сад... малость заброшенный, что странно для такого педанта. Хотя педанта ли? К тому же никакой прислуги Сон не видел и не слышал, значит, они одни в маленьком доме где-то на окраине... Точно не в центре. Сбежать может быть сложнее, чем он думает.

Но и не сбегать? Кто даст гарантии, что он хоть что-то правдивое от Фронтмена услышит? Но и ничего не услышать... Ки Хун чувствовал, что вот-вот взорвётся... А ещё упадёт... Он зацепился за подоконник, чувствуя, как темнеет в глазах. Какое уж тут успокоить малышку или сбежать — угробит из обоих... Упадёт и раздавит. По спине пробежал холодок.

Где же этот мерзавец?

Возможно, Ки Хун сказал это вслух, потому что груда тряпья — кажется, там были пелёнки и не только — зашевелилась, и из недр кресла выполз растрёпанный Ин Хо.

Вид его настолько ломал предыдущие представления, что от абсурдности происходящего, а ещё от стресса и чувства собственного бессилия Ки Хун истерически рассмеялся. Да так, что Ин Хо подошёл к нему первому, а не к малышке. Сон пытался его отпихнуть и направить в нужном направлении, да только не рассчитал сил и вместо этого грузно завалился на Ин Хо.

Потом мироздание над ним сжалилось, потому что Ки Хун потерял сознание, а когда очнулся, то был на прежнем месте, малышка не плакала, а гадёныш обнаружился отрубившимся во всё том же кресле. Прямо с бутылочкой в руках. И ведь не пролил — даже во сне держал ровно. Что за чёртов робот? Ну почти... Роботы не спят и не имеют таких фингалов под глазами. Ки Хун вздохнул. Его всё ещё неуклонно вело в сон, убедившись, что ситуация относительно ровная, он позволил организму снова вырубиться.