Код "Гермиона" (джен)

Вернувшись в свою квартиру, Драко первым делом прошел в ванную. Кровь из носа остановилась, но под кожей лица ощущалось болезненное гудение, словно рой невидимых насекомых бился под черепом. Он посмотрел на свое отражение в зеркале. Тот же незнакомец с запавшими глазами. Но теперь в них было что-то новое. Отголосок той пустоты, в которую он заглянул. Трещина в стекле.

Он плеснул в лицо холодной водой, пытаясь смыть не только засохшую кровь, но и ощущение ментального осквернения. Воспоминания, которые пустота пыталась стереть, вернулись, но они были… другими. Словно старые фотографии, которые достали с чердака — цвета потускнели, края обтрепались. Он попытался вспомнить лицо своей матери, ее улыбку. Образ возник, но он был плоским, двухмерным. Лишенным тепла.

Она оставила на нем шрам. Не на коже. На душе.

Он прошел в гостиную, достал из аптечки флакон с Укрепляющим раствором и выпил его залпом. Мерзкий вкус железа и полыни. Тело перестало дрожать, но гул в голове не утих.

Он сел в свое старое кожаное кресло и закрыл глаза, прокручивая в памяти каждую секунду, проведенную внутри ее кошмара. Атака щупалец была не просто защитной реакцией. Это был инстинкт. Панический, животный ужас существа, к которому прикоснулись в его самой больной точке.

И те образы, которые пронеслись в его сознании в момент их соприкосновения. Гул. Запах горелого сахара. «Движок Кроноса». Исчезнувшая лаборантка.

Совпадение? Драко не верил в совпадения. Особенно когда дело касалось Отдела Тайн и экспериментов Пожирателей Смерти.

Брутальная легилименция больше не вариант. Пытаться пробиться сквозь ее травму силой — все равно что тушить пожар бензином. Он должен зайти с другой стороны. Он не может спросить ее, кто она. Но, возможно, он сможет это выяснить сам. Если он поймет, что с ней сделали, он сможет понять, кем она была.

Девушка в ее сне сказала: «Чтобы помочь, нужно знать мое имя».

Это был не просто ответ. Это была мольба. И первая подсказка в этом деле.

* * *

На следующий день Драко не пошел на Девятый уровень. Вместо этого он спустился в Центральный Архив Министерства. Место, еще более унылое, чем его собственный подвал. Бесконечные ряды пыльных стеллажей, уходящих в полумрак. Здесь пахло тленом — тленом бумаги и забытых жизней.

Он подошел к стойке, за которой сидело существо, казалось, состоявшее из той же пыли, что и все вокруг. Тиберий Огден. Главный архивариус. Человек, работавший в Министерстве так давно, что, по слухам, помнил его основание. Его кожа была тонкой, как пергамент, а глаза за толстыми линзами очков — как две мутные бусины.

— Мистер Огден, — голос Драко был вежливым, почти вкрадчивым.

Огден медленно поднял голову, фокусируя на нем взгляд. В его глазах не было ни страха, ни презрения. Лишь бесконечная, вселенская скука.

— Малфой, — проскрипел он. — Редкая птица в наших краях. Чем обязан? Потеряли родословную?

— Мне нужен доступ к делу, — сказал Драко, переходя прямо к сути. — Инцидент в Отделе Тайн. Примерно двадцать лет назад. Связан с аппаратом под названием «Движок Кроноса».

Глаза Огдена за очками на мгновение сузились. Он медленно снял очки и протер их носовым платком, который был не белее его кожи.

— Такого дела не существует, — сказал он, надевая очки обратно.

— Не лгите мне, Огден, — тон Драко стал жестче. — Я знаю, что оно есть. Я знаю, что тогда исчез сотрудник.

Огден вздохнул. Это был звук, похожий на шелест сухих листьев.

— Допустим. Но даже если оно и существует, оно запечатано. Уровень допуска — «Омега». Выше, чем у министра. Чтобы его открыть, нужно постановление всего Визенгамота или прямой приказ Мерлина, который, как вы знаете, слегка мертв.

— У вас есть доступ.

Это был не вопрос. Огден был не просто архивариусом. Он был хранителем скелетов. Человеком, который знал, где зарыто каждое тело, и держал в руках лопату.

— Доступ и желание им воспользоваться — разные вещи, — Огден снова уткнулся в свои бумаги. — У меня нет причин помогать вам, Малфой.

Драко наклонился над стойкой, понижая голос.

— А дело о незаконных поставках слез мандрагоры в Ноктерн-аллею в девяносто шестом году? Насколько я помню, оно тоже было запечатано. Сразу после того, как единственный подозреваемый, мелкий клерк из Отдела по контролю за магическими существами, загадочно выиграл в лотерею и уехал на Канары.

Огден замер. Перо в его руке остановилось. Он очень медленно поднял голову. В его мутных глазах впервые зажегся интерес. Холодный, змеиный.

— Мой отец собирал компромат не только на своих врагов, — тихо продолжил Драко. — Но и на «полезных» людей. Он считал, что дружба — вещь непостоянная, а вот взаимный шантаж — это навсегда.

Они смотрели друг на друга несколько долгих секунд. Воздух между ними, казалось, загустел.

— Чего вы хотите, Малфой? — прошипел Огден. — Зачем вам это дело?

— Я расследую кое-что. Что-то, что может быть связано с тем инцидентом.

— Вы не аврор.

— У меня свой интерес.

Огден откинулся на спинку скрипучего стула. Он долго изучал лицо Драко.

— Любопытство — опасная болезнь, — сказал он наконец. — Особенно в этом здании. Некоторые двери запечатаны не для того, чтобы скрыть прошлое. А для того, чтобы не выпустить его в настоящее.

— Это риск, на который я готов пойти.

Огден снова вздохнул, но на этот раз в его вздохе слышалось почти восхищение. Он увидел перед собой не сломленного наследника, а игрока.

— Завтра утром. В моем кабинете, — сказал он. — Я подготовлю для вас копию. Но, Малфой…

— Да?

— Вы ее у меня не брали. Меня здесь не было. А если то, что вы ищете, найдет вас первым… не упоминайте мое имя.

Он снова уткнулся в свои бумаги, давая понять, что разговор окончен.

Драко молча развернулся и пошел к выходу из архива. Он получил то, что хотел. Но предупреждение старого паука неприятным холодком осело на сердце.

«Не выпустить его в настоящее».

Он начинал подозревать, что расследует не просто старое дело об исчезновении.

Он раскапывал могилу.

* * *

Прежде чем идти к Огдену, Драко сделал то, чего не делал уже несколько месяцев. Он подошел к большому венецианскому зеркалу в позолоченной раме, висевшему в его кабинете. Это был не просто предмет интерьера. Это был артефакт. Один из немногих, что ему позволили сохранить.

Он коснулся холодного стекла.

— Нарцисса Малфой, урожденная Блэк.

Поверхность зеркала пошла рябью, как вода. Его собственное отражение растворилось, сменяясь интерьером залитой солнцем террасы где-то на юге Франции. Там, в плетеном кресле, сидела женщина с такими же светлыми волосами и усталыми аристократическими чертами лица. Она подняла глаза, и в них промелькнула смесь радости и тревоги.

— Драко.

— Мама, — его голос был ровным, но внутри что-то сжалось.

Он смотрел на нее, вглядываясь в каждую деталь. В тонкую морщинку у уголка ее губ, в то, как падает свет на ее серебряную брошь в виде змеи. Он проверял. Проверял не ее, а себя. Свою память, которую вчера пытались выжечь.

— Что-то случилось? — ее голос был полон беспокойства.

— Нет. Все в порядке. Просто… — он запнулся, подыскивая предлог. — Я тут разбирал старые вещи. Помнишь мой первый игрушечный квиддичный набор? Тот, что подарил мне отец на пятый день рождения. Какого цвета был снитч?

Нарцисса нахмурилась, удивленная странным вопросом. Затем ее губы тронула слабая, но теплая улыбка.

— Он не был золотым, как настоящий. Он был серебряным, с крылышками из перьев гиппогрифа. Ты страшно гордился им и отказывался ловить любой другой.

Драко выдохнул. Медленно, почти незаметно. Она помнила. Значит, помнил и он. Воспоминание было подлинным. Целым.

— Да. Верно. Серебряный, — сказал он. — Прости, что отвлек.

— Драко, подожди, — она подалась ближе к зеркалу. — С тобой точно все хорошо? Ты выглядишь… бледнее обычного.

— Я в порядке, мама. Просто много работы. Береги себя.

Он прервал связь. Отражение Нарциссы исчезло, и на него снова уставился тот же незнакомец из зеркала. Шрам, оставленный пустотой, был не в памяти. Он был глубже. В самой уверенности, что твоя реальность — твоя.

Теперь он был готов идти в архив.

* * *

Огден ждал его в своем личном кабинете — захламленной норе, где стопки дел подпирали потолок, а воздух был густым от запаха пыли и высыхающих чернил. Старый архивариус выглядел так, будто не спал всю ночь. Под его глазами залегли темные тени, а пальцы, которыми он барабанил по столу, мелко дрожали.

— Я сделал, как вы просили, Малфой, — прошипел он, пододвигая к Драко тонкую папку из серого картона. — И я проклинаю тот день, когда ваш отец узнал мою маленькую тайну.

Драко проигнорировал его жалобы и открыл папку.

То, что он увидел, было не просто засекреченным делом. Это был артефакт безумия.

Первый лист. «Отчет об инциденте 7-Гамма-7. Дата: [ДАТА МЕРЦАЕТ, МЕНЯЯСЬ С 1997 НА 2003 И ОБРАТНО]. Место: Лаборатория темпоральной механики, Отдел Тайн. Статус: [СЛОВО «ЗАКРЫТО» ЗАЧЕРКНУТО ШИММЕРЯЩЕЙ ЛИНИЕЙ, ПОД КОТОРОЙ ПРОСТУПАЕТ «НЕ СУЩЕСТВОВАЛО»]».

— Что это за чертовщина? — пробормотал Драко.

— Это не чертовщина. Это оно и есть, — Огден нервно сглотнул. — Я пытался сделать копию. Мое перо сломалось трижды. Чернила отказывались ложиться на пергамент. Некоторые слова… я не мог заставить себя их написать. Рука просто не слушалась. Это не дело, которое зацензурировали люди, Малфой. Это рана в самой истории, которую реальность отчаянно пытается… затянуть.

Драко перевернул страницу. Отчет аврора, прибывшего на место. Текст был бессвязным, полным противоречий. «Я прибыл в лабораторию в 14:02. Комната была заперта изнутри. Никаких следов взлома. Внутри находилась лаборантка * * *

.» Следующий абзац начинался так: «Лаборатория была пуста. Журнал посещений показывает, что в этот день в сектор Гамма-7 никто не входил.»

Имя было не просто зачеркнуто. Оно было выжжено. На его месте зияла пустота, окруженная мерцающим, нестабильным полем, которое причиняло глазам физическую боль. Словно смотришь на солнце сквозь плохую линзу. Это была не цензура. Это была рана на пергаменте.

Он листал дальше. Технический отчет о состоянии «Движка Кроноса». В нем говорилось об аномальном скачке энергии, несовместимом с жизнью, и тут же, в сноске, утверждалось, что аппарат в этот день был обесточен. И снова: «…что привело к исчезновению сотрудницы * * *

.»

Пустота. Звездочки, которые, казалось, втягивали в себя свет.

— Она там была, — сказал Драко, закрывая папку. — Что бы ни утверждали эти записи. Но у нее нет имени.

— Было, — пробормотал Огден, наливая себе дрожащей рукой стакан воды. — Но теперь его нет. Эта папка — яд для разума, Малфой. Чем дольше на нее смотришь, тем меньше веришь в собственное существование. Сожгите ее. Забудьте.

— Спасибо за помощь, Огден, — Драко поднялся, забирая папку с собой.

Он ушел, оставив старого архивариуса наедине с его дрожащими руками и знанием того, что в самом сердце Министерства есть дыра, заглянув в которую, можно сойти с ума.

* * *

Вечером, сидя в своем кресле с папкой на коленях и стаканом огневиски в руке, Драко думал.

Девушка в его сне сказала: «Чтобы помочь, нужно знать мое имя».

И он понял, почему его легилименция провалилась так катастрофически. Он пришел к ней с вопросом «Кто ты?», ожидая ответа. Но она сама не знала ответа. Она была такой же потерянной, как и он. Она не отвергла имя «Гермиона», потому что знала свое настоящее. Она отвергла его, потому что знала, что оно — ложь, а правды у нее не было.

Ее слова были не тестом. Это была просьба о помощи. «Узнай, кто я, и тогда, возможно, ты сможешь меня спасти».

Он смотрел на парадоксальный отчет в своих руках. На имя, которое реальность похоронила под звездами. И он понял. Он не сможет вытащить из нее правду силой. Он не сможет найти ответ в архивах, потому что архивы сами были сломаны этой тайной.

Единственный способ узнать ее имя — это заставить ее вспомнить. А для этого он должен заставить ее доверять ему.

Он должен вернуться к ней. Но на этот раз не как легилимент, не как следователь. Он должен прийти к ней как… равный. Как тот, кто тоже знает, что такое быть запертым. Что такое носить имя, которое ощущается как чужое.

Ему нужно было найти ключ, который откроет не ее защиту, а ее доверие. И он подозревал, что этот ключ спрятан не в ее прошлом, о котором он ничего не знал, а в его собственном. В том самом наследии, которое он так ненавидел, но которое теперь, возможно, было его единственным оружием.