Они знали (джен)

Я никогда не ценила свои принципы слишком высоко. Даже в юности, когда училась в Хогвартсе на Гриффиндоре, носила фамилию Макдональд и была в числе подруг очаровательной Лили Эванс, любимицы всего факультета. Я находила принципы достаточно относительным понятием и пример Лили, постоянно находившийся у меня перед глазами не вызывал желания следовать ему. Принципиальность этой девушки, может быть, и служила для кого-то стимулом стать лучше, а вот мне совершенно не хотелось вступать «на путь истинный». Нет, я любила Лили не меньше, а может даже и больше других, но не считала совершенством, каким находило ее большинство друзей и знакомых. Многое в ней вызывало у меня настоящее раздражение, в том числе ее всегдашняя уверенность в собственной правоте, привычка поучать и советовать. С какой стати она бралась учить других, что правильно, а что нет?! Во всяком случае, тогда я смотрела на все это именно в таком ключе...

Будучи, как и Лили, маглорожденной, за время своей учебы в школе, да и после, я не раз испытывала пренебрежительное отношение к таким как мы со стороны чистокровных магов. Особенно этим отличались ученики факультета Слизерин, которые, за редким исключением, являлись чистокровными практически поголовно. Многие из них даже не считали таких, как мы за людей и вели себя так, словно мы в чем-то ниже их. Лили всегда решительно восставала против этого, говоря, что достоинство человека не должно допускать подобного отношения к себе. В какой-то мере она была права…

Поэтому когда Эдвин Блетчли со Слизерина вдруг стал проявлять ко мне интерес совершенно определенного толка, я не стала возмущаться этим или негодовать, а просто подняла его на смех в Большом зале в присутствии половины школы и в том числе Дианы Мейсон — его официальной невесты. Как мне потом рассказали — Диана не опустилась до публичного скандала и даже не расторгла помолвку, а просто запустила в Эдвина в их гостиной все известные ей заклинания сразу, что стоило ему недели в больничном крыле. Честно говоря, узнав об этом, я сильно пожалела о своем поступке — ведь Эдвин, что бы там ни говорила Лили, являлся весьма привлекательным парнем и пользовался влиянием в школе. Да, я с раннего детства была расчетлива, только притворяясь наивной простушкой. Из-за этого многие считали, будто я глуповата, но я находила, что в таком амплуа существовать намного легче и комфортнее. Например, мне часто это помогало в общении с преподавателями Хогвартса, которые относились ко мне снисходительнее, чем к более «умному» студенту на моем месте. Лили же на деле была, пожалуй, намного наивнее меня. И я считала, что сильнее всего наивность ее проявляется в выборе знакомств.

Большинство друзей и подруг Лили не одобряли ее дружбы с Северусом Снейпом. Они прожужжали ей все уши о том, что он неподходящее для нее общество, что он такая же мразь, как все остальные слизеринцы, что доверять человеку, имеющему репутацию самого лучшего знатока Темных Искусств во всей школе — просто-напросто идиотизм. Особенно усердствовала в этом компания Джеймса Поттера — ловца нашей квиддичной команды, любимца преподавателей. Всем вокруг было ясно, что такая «забота» о благе Лили была продиктована ревностью. Джеймс с третьего курса положил на нее глаз. Женская же часть окружения Лили просто удивлялась, что могла найти такая необыкновенная девушка как она, в мрачном, непривлекательном, помешанном на учебе парне, вечно ходившем в обносках и с подержанными книгами, да к тому же еще служившем предметом непрекращающихся насмешек и издевательств наших «звезд» — Поттера и Блэка.

По правде сказать, я тоже принадлежала к числу тех, кто не одобрял этой дружбы. Нельзя сказать, что я относилась к Северусу Снейпу дурно — я ведь его почти не знала. Он был слишком нелюдим и никогда не подпускал к себе никого, кроме нее одной. Вечно сидел со своими книжками и огрызался, стоило кому-нибудь к нему обратиться. Учился он, правда, великолепно, даже его недоброжелатели признавали, что Снейп — один из лучших в школе студентов. Особенно хорошо он успевал по зельям и Защите от Темных Искусств. Зелья были у Лили любимым предметом и они со Снейпом на этом уроке всегда работали вместе. Но в присутствии Лили он становился другим человеком — его холодные черные глаза начинали сиять, голос наполнялся несвойственной ему теплотой, некрасивое худое лицо точно озарялось внутренним светом. С ней он мог разговаривать часами напролет, но беда была в том, что разговоры их слишком часто перерастали в споры и даже ссоры. Косвенной причиной одной из таких ссор стала и я.

Дело в том, что пострадавший от рук своей невесты Блетчли решил отомстить мне и привлек к этому своего приятеля Малсибера, который откопал где-то довольно мерзкое Темное проклятие с психотропным действием. Они с Блетчли подкараулили меня, когда я гуляла во дворе и напали из-за угла. Однако заколдовать меня Малсибер так и не успел, его остановил староста школы. Слизеринца наказали, хотя он и заявлял, что просто пошутил и на самом деле вовсе не собирался делать мне ничего плохого. Никто, кроме слизеринцев ему, конечно, не поверил, но прямых доказательств злого умысла не было. Эта история вызвала бурное негодование моих друзей, даже чересчур бурное на мой взгляд. Помню, как огорчило и разозлило Лили то, что Снейп принял сторону Малсибера. Я слышала, как она гневно обвиняла его за это, а он пытался оправдываться. Я не сочла тогда нужным объяснять причины моего конфликта с Блетчли. Да и вступаться за Снейпа мне не хотелось, ведь я не верила в его искренность. Не верила до того самого вечера...

О произошедешем у озера в тот день говорила вся школа. Я благоразумно молчала, не желая вмешиваться в то, что меня не касалось. Дело было как раз после экзамена по Защите. Блэк и Поттер в очередной раз решили развлечься и объектом их «развлечений» сделался, разумеется, не кто иной, как ненавистный им слизеринец. Увидевшая это Лили подошла к ним и потребовала прекратить безобразие. Снейп, как и всякий парень, не пришел в восторг от того, что за него заступилась девчонка, тем более та, которая ему нравилась. Он разозлился до умопомрачения и в ярости своей сорвался на непрошеную заступницу, обозвав ее грязнокровкой.

Случившееся обсуждали все, но я была одной из немногих, кто решительно «отказался от комментариев» по этому поводу. Конечно то, что Снейп назвал Лили грязнокровкой было ужасно, но и поведение Поттера и Блэка тоже давало повод для упреков. Я не сомневалась, что Снейпа спровоцировали, но все равно не хотела оправдывать его в глазах смертельно оскорбленной Лили. За тот день Снейп пытался подойти к Лили раз шесть, подкарауливая ее то в коридорах, то в библиотеке, то в Большом Зале во время обеда. Но она не пожелала его даже слушать и исчезала прежде, чем он успевал открыть рот. В конце концов наши ребята пригрозили что поколотят его, если он не оставит ее в покое. Всякого другого на его месте такая угроза заставила бы отступиться, но Снейп, похоже, относился к категории настойчивых людей.

Примерно около полуночи, когда все уже разошлись по спальням, я неожиданно услышала внизу возмущенные возгласы Полной Дамы. Она словно громко спорила с кем-то. Поспешив на голос портрета, я обнаружила возле него Снейпа собственной персоной. Полная Дама пожаловалась мне, что уже почти полчаса пытается заставить этого юношу уйти. За это время мимо него прошло пятеро гриффиндорцев и к каждому он обращался с одной и той же просьбой. Все отвечали в лучшем случае насмешками, а то и бранью. Одна девушка даже сказала, что попросит старосту сообщить преподавателям, если он сейчас же не уберется отсюда. Но Снейп не обратил на ее слова никакого внимания.

Мне очень хотелось спать и к тому же через два дня предстоял экзамен по трансфигурации, а этот предмет мне не давался. Естественно, я не имела никакого желания тратить время на препирательства со слизеринцем. Поэтому довольно раздраженно спросила у молчавшего все это время Снейпа, какого черта ему надо в такой час, почему он пристает к Полной Даме и мешает всем спать. Он ответил, что хочет поговорить с Лили и не уйдет до тех пор, пока не сделает этого. На мой насмешливый вопрос не собирается же он оставаться здесь до утра он совершенно серьезно ответил, что именно это и сделает. Он говорил спокойно, абсолютно без всякой позы, как о чем-то само собой разумеющемся. Более категоричного заявления мне еще слышать не приходилось…

Я сочла своим долгом сообщить ему, что на него может наткнуться Филч или делавший обход преподаватель. Я даже пожалела в тот момент, что Поттер и Блэк с Петтигрю и Люпином в очередной раз куда-то исчезли. К стыду своему должна сказать, что будь они в спальне, я не стала бы говорить со Снейпом ни минуты, а просто позвала бы их и попросила вышвырнуть незваного гостя вон.

Но «великолепной четверки» не было, потому я попросила парня прекратить делать из себя посмешище, пообещала, что кто-то из тех, с кем он разговаривал непременно расскажет об этом завтра всей школе и над ним будут издеваться все четыре факультета... Все мои доводы были бессильны — Снейп так и продолжал стоять на месте, не говоря ни слова. В свете факела были видны только пылающие черные глаза на бледном лице. Заглянув в них, я вдруг растеряла все слова. Он не шутил: я могла сейчас пойти спать, могла позвать учителей, могла попросить кого-то из парней выгнать его с нашего факультета, могла пожаловаться на него старосте. Слизеринец прекрасно понимал это, но решительный огонь в его глазах говорил, что он не сойдет с места, даже если ему действительно придется простоять у нас под дверью всю ночь. Его не волновало ничто и никто на свете — ни Филч, ни Дамблдор, ни даже все четверо Основателей вместе взятых были не властны сейчас над ним. Значение для него имела одна Лили. Тогда-то я и поняла, что он и в самом деле в нее влюблен, причем, отнюдь не так, как влюблен в меня Эдвин Блетчли и даже если Лили поступит с ним также как поступила с Эдвином я — это ничего не изменит в его чувствах к ней...

Вернувшись в спальню, я разбудила Лили, сообщила ей о поставленном Снейпом ультиматуме и посоветовала ей все же выслушать его, иначе он, чего доброго, и вправду проторчит под дверью до утра. Она неохотно согласилась со мной и вышла из спальни. Не знаю, о чем они говорили, но она вернулась очень быстро, минут через десять, легла в кровать и почти сразу уснула. Я же пролежала без сна почти всю ночь, думая о том, что будет завтра. Те, кто сегодня видел Снейпа под портретом, точно не станут держать язык за зубами.

Назавтра, как я и предсказывала, Снейпа встретили за завтраком язвительными насмешками со стороны всех четырех факультетов. Он был бледен и пытался держаться невозмутимо, но красные глаза выдавали его с головой. В рот бедняга не взял ни кусочка, как и за обедом и за ужином. Позднее я узнала от Эдвина Блетчли, что после завтрака в слизеринской гостиной ему устроили грандиозные разборки за то, что он едва не подвел весь факультет, рискуя быть пойманным вне спальни в неположенное время. В результате всего этого к вечеру Снейп выглядел настолько раздавленным, что мне даже захотелось посочувствовать ему. Поразмыслив немного, я все же отказалась от этой мысли. Насколько мне известно, потом он еще несколько раз пытался попросить у Лили прощения, но потерпел неудачу. Я же к тому времени была слишком занята своими собственными проблемами.

Перед окончанием пятого курса Эдвин снова предложил мне свое покровительство. У меня возникала мысль посоветоваться с Лили. Но прекрасная Эванс, наконец, начала постепенно сближаться с Джеймсом Поттером и я не хотела отвлекать ее своими проблемами. Джеймс был самым красивым и популярным парнем в Хогвартсе и как раз под стать лучшей из девушек. Весь Гриффиндор затаив дыхание следил за развитием их романа. Да и вообще, почему я должна думать о мнении Лили? Кто, кроме меня может распоряжаться моей жизнью? И я приняла предложение Эдвина. Я сочла, что это будет для меня выгодным, к тому же, несмотря ни на что, Блетчли мне нравился. Я испытывала к нему колоссальное физическое влечение, хотя и понимала, что наследник чистокровного рода никогда не женится на мне. Сделка с совестью показалась мне не таким уж ужасным делом в сравнении с преимуществами, которые мне сулили отношения с Эдвином. Наша связь продолжалась до конца первой войны. Лили вышла замуж за Джеймса Поттера и работала вместе с ним в Ордене Феникса, вскоре у них родился сын. Блетчли, хотя и был на стороне Темного Лорда, в ближний круг не вошел. Как и я, он предпочитал соблюдать нейтралитет. От него я еще пару раз слышала имя Снейпа, а потом...

Потом была поездка в Уимблдон, где я и встретила Ричарда. Оказалось, что у магловских аристократов амбиций куда меньше, чем у магов, а состояния куда больше. Во всяком случае, мои родители сумели меня убедить, что для дочери шотландского фермера потомок пэров и член Палаты Лордов — отнюдь не худший вариант. Кроме того это давало еще и неплохой шанс укрыться от разгорающейся войны в магическом мире. Во мне никогда не было гриффиндорской смелости, даже не знаю, о чем думала Шляпа в тот момент, когда мне ее надели на голову. Лили наверняка осудила бы меня, ведь я снова изменила своим принципам, только вот ее мнение уже давно не волновало будущую леди Харгрейв-Уилсон.

Безусловно, после свадьбы мне пришлось открыть Ричарду, кто я такая. Он не пришел в восторг, но и особого недовольства не выразил. Тут я снова убедилась, какая все же замечательная вещь благородное происхождение. Какой-нибудь простолюдин, узнав, что его жена — волшебница, быть может потребовал бы развода или стал издеваться над ней, что, как мне рассказывала Лили, проделывал отец Снейпа со своей женой. А для Ричарда превыше всего было его достоинство и фамильная гордость, и он предпочел смириться.

После первого падения Того-Кого-Нельзя-Называть, я частично вернулась в магический мир. Мой роман с успевшим жениться и благополучно открутившимся от всех подозрений Эдвином Блетчли возобновился. О Снейпе я узнала, что Дамблдор устроил его на работу в Хогвартс. В дальнейшем я слышала много всего, но ни разу в связи с ним не упоминалось имя ни одной женщины. Я была уверена, что он не забыл о Лили и продолжает любить ее. Всех подробностей его шпионской деятельности и истории с убийством Дамблдора я не знала, потому что большую часть Второй войны я провела за границей со своим мужем. Тем не менее, читая в газетах обвинения в его адрес, я все же сомневалась в их истинности. Слишком врезалась в мою память та ночь, когда мальчик, которого я всегда не любила, принудил меня сжалиться над его любовью. И я сделала это, потому что видела своими глазами, что это настоящая, истинная любовь.

Когда же сын Лили открыл всем правду — я удивилась меньше, чем кто бы то ни было. Вокруг меня все восклицали: «Ну, кто бы мог подумать, что он способен на такое ради любви!» — я только улыбалась, вспоминая, как много лет назад, ночью, возле гриффиндорской гостиной сама увидела, на что можно пойти во имя этого чувства.

Сейчас мне время от времени снятся сны, в которых я вижу Ричарда, стоящего в хогвартской форме у портрета Полной Дамы и заверяющего кого-то, что не стронется с места, пока Мэри Макдональд не согласится с ним поговорить. Порой в этих снах Ричард превращается в Эдвина. Но я знаю, что это просто сны. Я никогда не ценила свои принципы так высоко, как Лили Эванс, а Ричард и Эдвин слишком благоразумны для подобных поступков…

Каждый день я просыпаюсь в своей огромной постели, выпиваю утренний кофе и спускаюсь на кухню роскошного особняка, где натыкаюсь на хмурого и неразговорчивого Ричарда, разозленного тем, что вчера парламент снова отклонил его законопроект. После завтрака он отправляется на заседание, а я сажусь в автомобиль... Немного не доезжая до Чаринг-Кросс, я всегда отпускаю шофера и делаю вид, будто захожу в дорогой салон красоты, расположенный на другой стороне улицы. Сама же быстро дохожу до "Дырявого Котла", где усаживаюсь за один и тот же столик, чтобы выслушать очередную жалобу порядком постаревшего Эдвина на то, что его старший сын Майлс после окончания Второй войны не хочет делать карьеру в Министерстве Магии, а собирается профессионально играть в квиддич. Затем мы с ним поднимаемся наверх в номер, где стоит старая давным-давно расшатавшаяся кровать, на которой мое тело знает каждую неровность...

Я всегда ухожу раньше Эдвина, не потрудившись даже расправить смятые простыни. И нарочно возвращаюсь домой через весь Лондон, думая о Лили Эванс. На взгляд любого человека, я куда счастливее ее. Но я никогда не была и не буду любима так, как она. Неужели я не заслуживаю такой любви? Или это просто судьба?

ОТ АВТОРА: Я со всей ответственностью заявляю, что это НЕ ООС, а мое видение персонажа третьего плана!!!