Unfinished bussines/ Неоконченное дело (гет)

Прошел, казалось, бесконечный день, потом ночь, — время, которое Гермиона, подавленная и безучастная, провела в коридоре третьего этажа — когда она заставила себя подняться и прийти в чувство. Собрав решимость в кулак, оправив мантию и подтянув сползающий гольф, она вытерла последние слезинки носовым платком и спрятала его в тот карман, где и нашла. Почувствовав, что на душе стало легче, хотя настрою было еще далеко до боевого, она в поисках ответов прошла сквозь деревянную дверь. Хватит проводить время подражая Плаксе Миртл. Ей было чем заняться.

По странному совпадению, как только Гермиона покинула третий этаж, направляясь к центральной части замка, внимание ее привлек один из возможных источников информации. Двигаясь на звук приглушенных криков и ругательств, сопровождаемых кошмарным пением, Гермиона оставила главную лестницу и подплыла к одной из меньших.

Пивз — разноцветный полтергейст и, по-видимому, пользующийся самой дурной славой спектральный обитатель Хогвартса — выкрикивал грубые стишки и издевался над картинами, которые висели на стенах. Обитатели портретов и пейзажей в большинстве своем успевали перепрыгнуть из одной рамки в другую, но менее расторопные доставались Пивзу — полтергейст срывал картины со стены и размахивал ими туда-сюда, пока жители не начинали молить о пощаде. Но просьбы не трогали Пивза, напротив, мелкий мстительный призрак поступал назло мольбам и хохотал еще громче.

К счастью для полотен, Пивза быстро одолевала скука. Если жертва отказывалась приходить в достойный ужас, он оставлял эту картину в покое и брался за следующую. Однако некоторые рамки были на совесть прикреплены к стене. И, когда хрюканье и сквернословие не помогали освободить предмет вожделений, Пивз принимался раскачивать картину из стороны в сторону, и иногда полтергейсту удавалось перевернуть полотно. Кудахтая и гогоча, он наблюдал, как нарисованные люди, висящие вверх тормашками самым недостойным образом, спасаются от падающей мебели и пытаются удержать на головах шляпы.

Заинтригованная Гермиона наблюдала за сеющим разрушения полтергейстом.

— Как ты это делаешь? — громко спросила она.

— Что делаю? — с подозрением ответил вопросом на вопрос Пивз.

Он только что сломал проволочную петлю на маленьком пейзаже и с воодушевлением принялся размахивать миниатюрой с изображением пастушки, не обращая внимания ни на ее крики, ни на смятенное блеяние овечек, которых пастушка отказывалась бросить.

— Двигать вещи, — пояснила она. — Я ни до чего не могу дотронуться.

Пивз задумчиво почесал щеку и хитро посмотрел на Гермиону:

— Что мне за это будет?

Гермиона нашлась быстро:

— Я дружу с Фредом и Джорджем Уизли. Могу попросить их прислать тебе посылку из «Всевозможных волшебных вредилок Уизли».

Полтергейст сдавленно захихикал, в ликовании потер ручонки, выпустив многострадальную пастушку, и картина упала на пол к остальным несчастным. Пивз питал глубокое уважение к близнецам Уизли с того самого момента, как два года назад они так эффектно сбежали из Хогвартса, и уважал их в основном потому, что кроме них ни одному смертному не удавалось учинить столько же беспорядка, сколько самому Пивзу. Безумная улыбка растянула его широкий рот, обнажая зубы, которые были посажены так редко, что напоминали частокол.

— И все что ты хочешь знать — как я двигаю вещи?

— Точно. Научи меня, и я даже подумаю о том, чтобы попросить их прислать тебе несколько экспериментальных штучек из тех, что еще не поступили в продажу. Ты первый их опробуешь.

Пивз уродливо засучил ногами в воздухе в восторженном предвкушении того, как он перевернет весь замок вверх тормашками.

— О да! Маленькие гляделки Филчика из орбит выскочат! О-о-о-о-о, да! — улюлюкал он.

— Но только если научишь меня, — предупредила Гермиона, начиная испытывать нехорошее предчувствие насчет всей этой сделки. И на душе не стало спокойнее, когда Пивз внезапно перестал отплясывать джигу и снова оценивающе глянул на нее:

— Ты хочешь знать как? Так ты впрямь хочешь знать как?

— Я бы не спросила, если бы не хотела, — резонно заметила она.

— Потому что я могу! — безумно загоготал Пивз, схватил себя за нелепо длинные ступни и покатился вниз по ступенькам.

Гермиона смотрела, прищурившись, как разноцветный полтергейст скакал через обманные ступеньки и отталкивался от пола.

— Конченый психопат, черт его дери, — пробурчала она себе под нос и вздохнула. Нарисованные овцы, соглашаясь с ней, горестно заблеяли.

Гермиона была уверена, что все вовсе не так легко, как казалось, и теперь размышляла: кого же следующего спросить о сущности привидений и о том, как вступать в контакт с неодушевленными объектами. Возможность касаться живого существа и не обсуждалась — даже спросить об этом было неловко. Кровавый барон поделился с ней своими мыслями: он считал, будто привидения и живые — существа с разной энергией. Гермиона подумала, что это похоже на положительную и отрицательную полярность, — над этим стоило поразмыслить, но как-нибудь в другой раз. А вот сегодня нужно было узнать, как управляться с предметами, и чем больше Гермиона об этом размышляла, тем больше склонялась к тому, что Плакса Миртл может стать ценным источником информации.

К несчастью, от Плаксы Миртл толку было не больше, чем от Пивза. Когда Гермиона спросила, как она устраивает наводнение в туалете девочек, то Миртл выдавила только, что когда она расстраивается, унитазы переполняются водой. Близко посаженные глаза ее заблестели от слез, и Миртл тут же спряталась в своей кабинке. Гермиона же осталась наблюдать, как вода, окатившая стены, сливалась в ручейки на полу, кружила, журчала, вторя стенаниям Миртл, отдающимся эхом в трубах.

Она стояла на распутье — то ли спросить профессора Биннса, то ли попытаться разобраться самой; Гермиона выбрала второе, решив вернуться на место своей смерти и всерьез подумать. Ответ был где-то рядом — просто руку протяни, в этом она была уверена. Нужно только собрать кусочки воедино, выстроить их в последовательную цепочку, тогда ответ придет сам — как озарение — следствие ее блестящей логики.

Гермиона поразмышляла о стихийной магии, которой владеют дети, не осознавая этого, но решила, что это не то, что нужно. Стихийная магия предполагала наличие живых существ, которые справляются с волшебством без палочки. А Гермиона не была живой и хотела коснуться чего-то без магии.

Поглощенная своими мыслями, она едва заметила, когда Северус Снейп зашел в класс. Но вот он тем не менее заметил Гермиону, и тонкие губы стали еще тоньше, когда он увидел, как бесцельно парит привидение под стропилами.

— Мисс Грейнджер, я буду признателен, если вы перестанете метаться под моим потолком, — интонация его голоса не оставляла сомнений — это была не вежливая просьба.

— Я думаю, — пробормотала она, не обратив внимания на его тираду.

— Делайте это где-нибудь еще.

— А мне нравится думать здесь, — грубо ответила Гермиона.

Так оно и было на самом деле — она умерла в этом классе, и нигде больше за все семь лет обучения в Хогвартсе Гермиона так остро не ощущала свою неполноценность.

— К сожалению, я должен напомнить вам, что это мой класс, мисс Грейнджер, — продолжил Снейп, что-то разыскивая в том беспорядке, который царил на столе.

— Пока вы здесь преподаете, сэр, — прервала она. — Мой договор об аренде этой комнаты продлится чуточку дольше. Когда вы умрете и исчезнете, я все еще буду здесь.

Снейп кисло посмотрел на нее, потом сощурился, словно просчитывал варианты.

— А вы понимаете, что я могу видеть ваше исподнее? — спросил он бесцветным голосом.

Не дав себе времени подумать, Гермиона опустилась на пол и хлопнула ладонями по бедрам в попытке увериться, что ее невесомая мантия не задралась слишком высоко.

— Минуточку, — вдруг замерла она. — Вы не могли ничего видеть. Да я вообще не уверена, что у меня есть трусики.

— Может и нет, — ответил он, — но вы убрались с моего потолка.

И, когда она не нашлась с ответом, Северус ухмыльнулся. Он отыскал нужную ему книгу и поднял глаза, надеясь, что она уже ушла. И тут же его постигло разочарование — Гермиона по-прежнему стояла перед ним и комкала в руке носовой платок. Он с удивлением заметил, как расширены ее глаза — у привидения они смотрелись просто потрясающе. А потом, к его полнейшему ужасу, мисс Грейнджер начала раздеваться. Гермиона сбросила длинную черную ученическую мантию, оставшись в форменной блузке и сером школьном свитере, который был завязан на талии. Свитер отправился вслед за мантией.

— Мисс Грейнджер! С чего вы вздумали раздеваться посреди моего класса?!

— Что? Ох. Да я не раздеваюсь в том смысле, в котором вы подумали, профессор. Я просто хочу узнать, что случилось с моей одеждой, — она внимательно посмотрела на свои полупрозрачные вещи, которые аккуратно сложенные парили над ближайшим креслом. — Странно.

Снейп мученически выдохнул:

— Хотя я пожалею, что спросил, мисс Грейнджер, но все-таки — что тут странного?

— Ну, я знаю пару привидений, которые на Рождество переодеваются. У Сэра Николаса на всякую погоду — свой воротничок. И откуда тогда берутся эти вещи?

Гермиона схватила полу мантии и, нахмурившись, уставилась на нее. Снейп узнал это неистовое выражение — один из признаков напряженного раздумья, и, заинтригованный тем пренебрежением, с которым Гермиона отнеслась к нему, молчал. Чем раньше она справится с задачей, тем быстрее покинет подземелья.

И вдруг в мгновение ока черная мантия, которую она держала в руках, удлинилась, полы стали неровными и, превратившись в странные, замысловатые клочья, затрепетали в воздухе. Просияв, Гермиона обернула новую мантию вокруг плеч; мантия развевалась, и выглядело это одновременно пугающе и прекрасно — так, как и должно быть у привидения.

— Ха! — провозгласила она. — Эврика! Да! Да! Да! Вот оно! Это все объясняет! — Каждый клок мантии вился сам по себе, а Гермиона весело танцевала, и танец ее удивительно напоминал то, что обычно выделывал Пивз.

— Это мантия, мисс Грейнджер, и у нее нет дара речи. Она ничего не объясняет.

Гермиона, казалось, была переполнена энергией — возбуждение, волнение кипели в ней. Она перебросила полу мантии через руку.

— Почему Ник может менять свой воротник по желанию? Потому что он может это — желать. Больше полувека Плакса Миртл прячется в женском туалете, выдавливает свои отвратительные прыщи, а все потому, что она не хочет ничего другого. Как Пивз каждый раз умудряется устроить вопиющий кавардак? Потому что он может!

Снейп, небрежно склонившийся над столом, внимательно посмотрел на Гермиону, посмотрел так, будто она сошла с ума. Но Гермиона на него и не взглянула, она перелетела через весь класс и остановилась напротив черной, отдельно стоящей доски. На подставке лежал кусочек мела. И рука ее лишь чуть-чуть дрожала, когда она потянулась и толкнула мелок пальцем. Палец прошел сквозь мел.

Еще три попытки — и ничего. Недовольная Гермиона сердито воззрилась на мелок.

— Ну да, это, безусловно, прогресс, — заметил Северус Снейп, не пытаясь скрыть злорадство.

Он взял книгу под мышку и вышел из класса, что-то беспечно напевая на ходу.

Как только дверь за самодовольным профессором захлопнулась, дикая ухмылка исказила лицо Гермионы. А потом она в отчаянии закричала и хлестнула мелок со всем гневом и разочарованием, которые копились в ней с тех пор, как она впервые очнулась после смерти; гневом и разочарованием, помноженным на семь лет мучений под бременем предубеждения против маглорожденной, под бременем подавляющей несправедливости от одного саркастичного ублюдка, именуемого мастером зелий.

Мелок лежал в своем длинном деревянном кармашке и оставался совершенно безучастным.

Разочарованная Гермиона простонала и уселась на каменный пол, скрестив ноги по-турецки. Новая мантия легла вокруг нее, как лужа. Гермиона медленно закрыла глаза и снова задумалась.

— Думай, Грейнджер, — пробормотала она. — Этот дурацкий платок существует, потому что ты думаешь, что он должен существовать. У тебя никогда их раньше не было, но этот всегда тут, когда тебе нужен. Что это значит?

Она вытянула ноги, прижала колени к груди, пытаясь найти разумное зерно в том сонме неопределенных мыслей, что блуждали в голове, и долго думала о Плаксе Миртл, Пивзе, о бесконечных эссе по воинам гоблинов, которые проверяло привидение, наводившее на учеников смертную скуку добрую часть века.

Незамеченным прошел почти час, и Гермиона привстала на колени и попыталась снова. Только в этот раз лицо ее было невозмутимо. И лишь глаза, которым теперь не нужно было моргать, но Гермиона моргала просто по привычке, эти глаза смотрели решительно на безобидный кусочек мела. Рука ее не дрожала, когда она потянулась и схватила белый мелок. Он тихо звякнул, задев металлическую подставку, и, когда Гермиона в изумлении выронила его, глухо стукнул, упав на пол.

Любой, кто в этот миг был в коридоре, мог услышать яростный взрыв довольного смеха, раздавшийся из класса, больше известного как источник страданий. А если бы они задержались, то скоро услышали бы, как напряженно мелок скребет по доске и с каждым часом звук становится все четче, все увереннее.

Следующим утром, почти сразу после завтрака, Северус Снейп вернулся в кабинет, надумав заняться своими собственными проектами и составить план уроков на следующий год, и застыл в дверях. Его любимая доска, один вид которой заставлял учеников горько плакать, когда они читали написанное на ней задание, как прежде стояла у дальней стены. Однако этим утром доска была покрыта значками и неразборчивыми буквами, не говоря уже о крестиках-ноликах и вполне приличном портрете профессора Дамблдора по центру. Фраза «Мое имя Гермиона Грейнджер» повторялась неоднократно, где-то менее аккуратная, где-то более, а в самом низу большими буквами было написано: «Потому что я могу!»

— Великолепно! — в пустой комнате зарычал Снейп, потянувшись за старой тряпкой. Он размашисто, резко стирал написанное, не замечая, как тонкая белая пыль садится на черную мантию. — Возможно, в следующий раз она будет так любезна, что не оставит эту ерунду на моей доске!

— Простите, профессор, — отозвалась Гермиона

Он не ожидал ответа и потому удивленно глянул вверх, потом по сторонам, пытаясь понять, откуда исходит голос. Под самым потолком на миг показалась Гермиона.

— Я все вытру в следующий раз, — пообещала она, потом зевнула, вежливо прикрываясь ладошкой, и снова исчезла из виду.

Когда Снейп остался один, он на миг подумал о том, чтобы припрятать весь мел, но потом решил, что это бесполезно. А Гермиона держала слово — с тех пор доска всегда была чистой, вот только Снейпу пришлось потребовать новую коробку мела у печально известного своей скупостью Филча.

Прошла неделя с тех пор, как запасы мела стали убывать, и Снейп совсем не удивился, когда однажды, вернувшись в подземелья, обнаружил Гермиону Грейнджер, сидящую за его столом. Его собственное перо царапало записку на одном из кусочков пергамента, которые Снейп хранил про запас, и держали перо полупрозрачные, серебристые пальцы Гермионы.

— Будьте как дома, мисс Грейнджер, располагайтесь, — сказал ей Снейп, подчеркнуто громко захлопнув дверь.

— Спасибо, сэр, — спокойно ответила она, не обратив внимания на его сарказм. — Мне всего минутка осталась.

Чернила неуверенной вязью ложились на пергамент, иногда на бумаге расплывались кляксы, но неоспоримо — это был почерк Гермионы Грейнджер.

— Я надеюсь, что это вы пишите Минерве МакГонагалл, а не мне.

— Вообще, да, — сказала Гермиона. — Хотя я была бы рада, если бы могла сообщить ей, что вы уже разрешили мне сдать ТРИТОН по зельям, сэр.

Он задумался на мгновение: в конце концов, она выполнила поставленное условие.

— Можете сообщить, — признал он наконец.

Она склонилась над письмом, и волосы почти скрыли лицо, но не смогли совсем спрятать улыбку, растянувшую ее губы, когда Гермиона дописала еще одну строчку.

Однако Минерве МакГонагалл в тот день было не до улыбок — пару часов спустя она влетела в подземелья, размахивая тем самым кусочком пергамента, и, образно выражаясь, приперла Северуса Снейпа к стенке.

— Северус Снейп! Что все это значит?

Он посмотрел на листок и вернулся к журналу по зельеварению, который читал.

— Это похоже на лист пергамента, профессор МакГонагалл, — ответил Снейп. — Вы для меня еще какие-нибудь загадки припасли?

— Не начинай, Северус. Ты уже не в том возрасте, чтобы оттачивать свое чувство юмора.

— Минерва, да ты никогда и не ценила мой юмор. Ты же гриффиндорка до мозга костей. — Снейп откинулся на спинку кресла и продолжил читать, не обращая внимания на яростный взгляд, которым сверлила его старая волшебница. Иногда дразнить Минерву было забавнее, чем тянуть кошку за хвост.

Минерва недовольно поджала губы.

— Что означает это письмо? Я тебе одно скажу, профессор, это дурной вкус.

Кусок пергамента оказался под его носом, и у Снейпа почти не было выбора — то ли взять записку в руки, то ли узнать в точности, каков пергамент на вкус. Письмо было таким, как он и помнил, только внизу добавилась четкая подпись Гермионы.

— Тут, кажется, просьба разрешить сдать ТРИТОНы. Уверен — это не выходит за рамки полномочий заместителя директора Хогвартса.

— С такими вещами не шутят, Северус.

Снейп поднял бровь, изумляясь тому, как Минерва выбирала слова.

— Нет, не шутят. И у меня есть все основания полагать, что эта просьба совершенно искренняя. Но если вы не верите мне, то спросите автора. — Снейп встал с кресла и вгляделся в затененный потолок подземелий.

— Мисс Грейнджер, — позвал он резко. — Будьте любезны, покажитесь.

Мгновения тянулись изнуряюще долго, декан Гриффиндора почти дымилась от злости, а слизеринский коллега чихать хотел на ее крутой нрав. Снейп позвал еще раз, и в тот самый миг, когда профессор МакГонагалл набрала полную грудь воздуха, чтобы выдать резкую отповедь, Гермиона ворвалась через деревянную дверь и остановилась перед Северусом.

— Прошу прощения, профессор — профессора, — поправилась она, увидев, что в комнате находится и МакГонагалл.

Снейп кивнул, принимая ее извинения, и протянул пергамент:

— Это ваша записка, мисс Грейнджер? Тут говорится, что вы желаете сдать ТРИТОНы?

— Да, сэр, — ответила она, изо всех сил стараясь не надеяться.

Выражение лица МакГонагалл не было похоже на ободряющее, а последующие слова внушали еще меньше надежд, чем лицо.

— Это даже не подлежит обсуждению.

— Почему? — спросила Гермиона, и одновременно с ней задал вопрос Снейп: — Почему нет?

Боль наполнила глаза Минервы.

— Это выходит за все рамки приличий, Северус. Гермиона Грейнджер умерла.

— Это понятно и первокурснику, — отозвался Снейп. — Но вот же она, почему вы к ней не обращаетесь?

— Она привидение. Она не может сдавать ТРИТОНы со своими сокурсниками.

Темные глаза Снейпа сощурились в раздражении:

— Я держу в руках достаточное доказательство того, что она способна написать ответы. Что до ее сокурсников — то они уже уехали, и я едва ли могу сказать, что огорчен их отъездом. Но, ненавижу я их или люблю, я все же заботился об их образовании.

— Северус, не строй из себя святого, нимб на твоей голове и двух секунд не продержится! — выпалила МакГонагалл. — Привидение Гермионы Грейнджер не может сдавать ТРИТОНы, и на это есть несколько причин, самая важная из которых та, что она не справится с практической частью, — Минерва строго посмотрела на полупрозрачные очертания Гермионы. — У нее нет палочки, и, даже если бы палочка и была, она не может колдовать. Вопрос закрыт.

И удовлетворенная своим ответом, который не оставлял никаких лазеек, МакГонагалл резким движением собрала в складки край своей мантии.

— А сейчас, если вы закончили с этой ерундой, я вернусь в свой кабинет, мне нужно заниматься настоящими проблемами этого заведения.

Тяжелая дверь заскрипела всеми своими петлями и закрылась с глухим стуком, в комнате повисла ошеломляющая тишина.

Несколько озадаченный такой реакцией коллеги на вежливое и простое предложение, Северус вернулся к своему креслу и журналу. И тихий звук его движения, казалось, выдернул Гермиону из состояния отрешенности и безучастности, овладевшего ею. Она посмотрела на него и тоскливо усмехнулась:

— Спасибо вам, сэр, за то, что попытались. Я очень вам признательна.

Она внезапно исчезла из виду, но перед этим Снейп успел заметить, как она зажала рукой рот, будто хотела придушить рыдания. Он услышал тихий-тихий шелест — от стола до тяжелой двери, и непонятный звук, который мог быть приглушенным плачем, а мог быть просто свистом сквозняка в коридоре.

Чуть нахмурившись, он смял записку и кинул ее в пустой камин.

* * *

Снейп проверял первые в этом году домашние работы и уже перевалил за половину, когда заметил, как на самой краю поля зрения появилось бледное, полупрозрачное облако. Но Снейп и виду не подал, продолжая просматривать сочинения и стараясь не обращать на призрака внимание, уж кто бы там ни был. Некоторые привидения просто любили наблюдать за живыми, и как только ты показывал, что заметил их, считай — вступил в бессмысленный разговор о самых банальных вещах. По мнению Снейпа, мало кто в этом сравнился бы с профессором Биннсом, тот часами мог гудеть о чем-то столь идиотском, как аромат чая, и гудел до тех пор, пока собеседник не начинал раздумывать об убийстве или самоубийстве, только бы сбежать.

— Северус, можно тебя на пару слов? — раздался наконец приятный баритон.

Снейп не ответил тут же, вместо этого жестом попросил подождать — ему и так тяжело приходилось — расшифровывать плохую грамматику и почерк, с которым дела обстояли хуже, чем с грамматикой. Достойно поддерживать разговор Снейп бы не смог. Кроме того, привидения считались в общем-то безмерно терпеливыми созданиями, и ни у кого не было столько терпения, по крайней мере, по отношению к нему, как у привидения дома Слизерина.

Закончив проверку, Снейп быстро набросал на полях короткое порицание за столь небрежное оформление мысли и поставил, по его мнению, весьма великодушную оценку — пятьдесят восемь.

— Конечно, Ваше Превосходительство. Я к вашим услугам.

Кровавый барон подлетел ближе к столу, и в свете свечи, горевшей на столе Снейпа, вышитая серебром мантия привидения отбрасывала блики.

— Я кое-что хотел с тобой обсудить, — начал Барон весьма вежливым тоном, далеким от его обычной устрашающей манеры. Снейп много чего привнес в свою тактику запугивания, изучая привидение Слизерина. — Это носит несколько деликатный характер.

— Деликатный? — переспросил Северус.

— Это о том, что делать с нашим молодым жителем, — закончил Барон.

— Нет, нет и нет, — решительно прервал его Снейп, резко взмахнув рукой, не желая слушать продолжение разговора. — Я не хочу ничего об этом знать.

— Мисс Грейнджер все время задает вопросы, — обиженно упорствовал Барон. — День за днем она спрашивает и спрашивает. И как только мы ответим на один вопрос, она придумает два вдогонку! А потом засыпает нас бесконечными «почему» и «почему нет», и «что, если»!

— Добро пожаловать в мой ад, Барон, — сказал ему Снейп голосом, в котором не было сочувствия. — Я несколько лет учил ее. А теперь мисс Грейнджер — ваша забота, и я могу вас только поздравить.

— Уверен, ты мог бы мне что-нибудь посоветовать, — с отчаянием настаивал призрак. — Она такая же беспокойная, как Пивз, только совершенно по-другому. Она рассказала, что подумывает написать книгу о своей смерти и о том, каково это — быть привидением! Если она осуществит свое намерение, то мы станем посмешищем загробной жизни.

— У меня только один совет — займите ее чем-нибудь, — ответил Снейп. — Она была гриффиндоркой, а это означает развитое чувство долга. Пусть дежурит по Пивзу. Тогда она не будет раздражать вас и будет так занята, что перестанет создавать затруднения.

— Она не справится с этим чудовищем, — возразил Барон. — И что, живая, она тоже была такой неугомонной?

Безотчетно Снейп постукивал пальцем по перу и, казалось, не замечал, как с кончика пера срываются капли чернил и расплываются пятнами на бумаге. Замечательно!

— Она была непреклонна, касалось ли это учебы или ее собственных дел, — сказал он спустя мгновение. — Ее страстное желание учиться — это как жажда, с которой никогда не справиться. И до сих пор так, кажется. Интересно.

— Что тут интересного?

Снейп беспечно пожал плечами.

— Что она все так же жаждет знаний теперь, когда ей, по идее, и дела нет до бренной суеты, — и почти сразу Северус понял, что не стоило этого говорить. В комнате мгновенно стало пронизывающе холодно, и потусторонний сквозняк почти погасил свечи — пламя тревожно замигало.

— Нам, привидениям, до всего есть дело, сэр, — сказал Барон резко, и голос его был холоднее, чем воздух в комнате. — Если мы не нуждаемся в пище, это не значит, что мы не испытываем голод. Я так много бы отдал, чтобы снова почувствовать вкус простого хлеба или дотронуться до живого существа. Если малютка хочет учиться, я не буду стоять у нее на пути. Я просто спросил твоего совета. А мне следовало знать — раз ты не мог справиться с ней, когда она была жива, то и сейчас ты мне ничем не поможешь.

Дохнуло холодом, и Барон прошел сквозь стол Снейпа, сквозь стену, оставляя за собой бумажный вихрь и плохое настроение. Северус вздернул бровь, рассеянно созерцая этот беспорядок, и все смотрел, смотрел, как последние листки пергамента, медленно кружась, падают на пол. Безотчетно, в раздумье, он снова стучал по перу, и все больше и больше чернильных пятен расплывалось на бумаге.

* * *

— Стой, сейчас же! — визжал Филч, преследуя Гермиону, срываясь в неуклюжий бег. — Мадам Пинс говорит, что тебе нельзя брать книги!

Но хладнокровная Гермиона, не обращая внимания на завхоза и учеников, которые сидели в библиотеке до самого отбоя, неслась к лестницам, держа свою добычу подальше от лап Филча. Некоторые трудности создавали только дверные коробки — ей приходилось спускаться вниз от арочных балок кровли, чтобы пронести свой твердый трофей через дверь. Если и был способ сделать какой-нибудь материальным объект нематериальным, то она его еще не обнаружила.

После того неудачного разговора с Минервой МакГонагалл минуло несколько месяцев, и Гермионе они дались тяжело. Умереть прямо перед экзаменами — это злило, но быть потом так близко к цели, так близко, что можно достать рукой, и снова потерпеть неудачу — от этого Гермиону сжигали обида и боль. В попытке найти себе занятие она бросилась изучать, что значит в точности — быть привидением в волшебном мире. Но это оказалось почти безуспешным — большинство спектральных обитателей замка и Хогсмида приходили в ужас, когда она принялась задавать им вопросы личного характера и раздражать длиннющими анкетами.

— Ты сама все поймешь со временем, — только и сказала ей Серая дама, но ее ответ, по крайней мере, был вежливее других.

Сэр Николас сконфузился, когда услышал, о чем она спрашивает, и быстро перевел разговор на другую тему, поинтересовавшись планами Гермионы на будущее — не захочет ли она как-нибудь вечером составить ему компанию и посетить матч поло Безголовых.

Гермиона прибегла к обычному предлогу пойти в библиотеку, что было совершенно естественно для нее как ученика, но далеко не столь обычно для призрака. Тогда ей вспоминались и словно преследовали слова Рона Уизли... В библиотеке было много книг, которые она не читала; и не нужно было находиться в гостиной после отбоя; и не существовало больше соседей по комнате, ворчащих, когда допоздна горели свечи; и ни к чему была такая мелочь, как разрешение учителя на посещение Запретной секции.

Мадам Пинс лишилась дара речи, когда Гермиона объявила, что будет брать книги в библиотеке, а потом застыла с приоткрытым ртом, пока мисс Грейнджер записывала свое имя в регистрационной книге на столе. Когда волшебница достаточно оправилась от изумления, она с жаром, хриплым шепотом пыталась протестовать против того, чтобы Гермиона посещала библиотеку и угрожала гневом Кровавого барона и директора. Но решимость Гермионы, напротив, только укрепилась, да и все, чем смогла заручиться библиотекарша до сих пор, была поддержка Аргуса Филча.

Филч, остановившись у лестниц, брызгал бессильно слюной, а Гермиона взмыла вверх, в самый полумрак лестничного колодца. Там были открыты окна, пахло вечерним воздухом и смотрели на замок звезды и растущая луна. На приступке, на самом верху, уместилась маленькая скамеечка, а шаткая лестница, которая вела сюда, лишь изредка бывала на месте. Когда Гермиона училась в Хогвартсе, то не знала, что есть такой уголок, и сейчас жалела об этом. Хорошее место для того, кто хотел почитать в одиночестве. У нее вошло в привычку проводить там много времени за тихим чтением, и, хотя она не нуждалась в освещении, маленький фонарик, висящий на простом кованом крюке, дарил тепло и уют, которых ей так не хватало.

Отсюда здорово было наблюдать, как над западными отрогами скал поднимается солнце. Когда Гермиона была жива, ей всегда нравился закат. Сейчас, когда все перевернулось вверх дном — эти дни-ночи и ночи-дни — с восходом солнца заканчивался период ее активности. Раз за разом она смотрела, как занимается рассвет, и бесконечные повторения успокаивали ее.

Но этой ночью Гермионе никак не удавалось сосредоточиться. Только-только наступило время отбоя, а у нее появилось странное чувство, что она должна быть где-то в другом месте. Такое впервые случилось уже после того, как она стала привидением, — тогда Гарри и Рон захотели поговорить с ней — и вот, ощущение повторилось без видимой причины. Пожав плечами, Гермиона оставила книгу на каменной скамеечке и отправилась искать того, кому она была нужна.

Как только она появилась в подземельях Снейпа, он сказал отрывисто:

— Вы опоздали. Подойдите сюда и займитесь делом.

На столе не было свободного места — всевозможные ингредиенты и котлы, в которых уже что-то булькало.

— Ну какая от меня польза? — спросила Гермиона, подлетев к указанному месту. — Что я смогу сделать?

— Вы же можете читать, так? Прочитайте это — мне обе руки нужны свободными.

Снейп пододвинул к ней старую книгу, которая стояла открытая на тяжелой, резной подставке, и начал мельчить что-то желтое еще мельче, чем оно уже было нарублено. Имбирь и, кажется, что-то еще, судя по запаху. Гермиона сосредоточилась на латинском тексте, удивляясь своей способности чувствовать запахи, и начала читать инструкции по приготовлению зелья, над которым корпел Снейп.

Северус Снейп механически рубил коренья, слушая, как Гермиона уверенно читает древнее руководство Диоскура. Трактат «О медицине» для большинства семикурсников был изрядно сложным, но Снейп не сомневался, что Гермиона Грейнджер справится. И она не разочаровала его, хотя споткнулась раз или два на временах глаголов.

Когда Гермиона дочитала главу, Снейп тут же принялся обстреливать ее вопросами о свойствах ингредиентов, которые он только что добавил, потом потребовал, чтобы она согласилась с утверждениями Диоскура или опровергла их. От трав он перешел к животным, и снова вопросы — как действуют и чем опасны: перья, шипы, иглы и другие органы и ткани каждого живого существа, которое ползало, летало или бегало.

Гермиона страшилась гадать, предполагать и ужасно боялась надеяться, и потому давала ответ за ответом, мешала, крошила и растирала. Несколько сложными оказались для нее вопросы о минералах, но и тут Гермиона припомнила больше, чем, казалось, знала. И только на миг она замерла, когда Снейп спросил о заклинании, превращающем желатин в порошок.

— Я не могу колдовать, — призналась она.

— Я не просил вас колдовать, — с раздражением напомнил Снейп. — Просто скажите мне, что это за заклинание.

И Гермиона ответила, а потом, чуть запоздало, описала необходимые движения. Снейп рассеянно что-то пробурчал себе под нос, быстро черкая на пергаменте. Мгновение — и он двинул записку к ней через стол, молчаливо приказывая взять листок.

Там было несколько задач, одна из них невероятно каверзная, описывающая рецепт зелья, но не весь, а только часть — странные пропорции, намеренно перепутанные ингредиенты, которые нужно было распознать. На это ушел почти час.

И вот, спустя четыре часа, Гермиона сдала работу и пристроилась у стола Снейпа, наблюдая, как он просматривает ответы. Строгим голосом он приказал ей приглядеть за зельями, которые они начали варить, и у Гермионы не оставалось другого выбора, кроме как подчиниться. Некоторые зелья уже были готовы, и она погасила огонь (хотя с круглыми ручками пришлось повозиться), а в оставшиеся добавила последние ингредиенты.

Гермиона честно пыталась сосредоточиться на том, что нужно было сделать, но мысли ее вновь и вновь возвращались к экзамену, если это, конечно, был экзамен. Она не учила, она не готовилась к нему. Совершенное опустошение овладело Гермионой: все это без толку — она не поступит в колледж; и тут она поняла, что размышляет о том, на кой черт ей вообще сдался этот экзамен.

— Примите мои поздравления, мисс Грейнджер, — низкий голос Снейпа отвлек Гермиону от этих навязчивых, ходящих по кругу мыслей. — Я снимаю баллы за заклинание, которое вы не способны воспроизвести. Но итоговый балл вашего экзамена с лихвой перекрывает эту неудачу.

Снейп все сидел за столом, выравнивая бумаги и перекладывая их из стопки в стопку, будто за окном было не два часа ночи.

— Сэр? — спросила она, не решаясь поверить в то, что услышала.

Лицо Снейпа приняло то самое снисходительное выражение, которое он использовал при общении с действительно недалекими учениками:

— Вы сдали ТРИТОН по зельям, мисс Грейнджер. Блестяще, как сказали бы некоторые идиоты. Я добавлю эти баллы в академическую справку.

Он глянул на Гермиону — поняла ли она, наконец, смысл сказанного.

И смущенный тем, что ему открылось, Северус почувствовал, как губы бездумно дрогнули в ответ на удивительно счастливую улыбку, которую Гермиона подарила ему, медленно исчезая из виду.

— Спасибо, профессор Снейп, — раздался ее бестелесный теперь голос.

— Не стоит благодарности, мисс Грейнджер, — выговорил ошеломленный Северус Снейп.

Он никогда не думал, что привидения могут совершенно буквально сиять от счастья.