Сорока (гет)

...И вновь судьба давала мне шанс. Укрыться от таинственного духа, что зацепил меня крылом, но в последний момент пожалел мою буйную голову и прошёл мимо. Я что-то такое чувствовал, определённо. По крайней мере, никогда ещё трава не казалась мне такой зелёной, а солнце — ласковым. Летние каникулы были хороши ровно настолько, чтобы навсегда запечатлеться в моей голове далёким островком счастья. Так было до того памятного вечера, когда сова принесла письмо из Хогвартса...

— Джимми, это тебе, — удивлённо пробормотала мать.

Она помедлила, рассматривая письмо, словно разрывалась между желанием узнать всё первой и необходимостью «давать детям личное пространство». Наконец Джинни протянула свиток Джеймсу, и тот сломал печать. Любопытство собравшихся за столом было удовлетворено немедленно: на скатерть выпал значок старосты... и церемония ужина превратилась чуть ли не в финал кубка по квиддичу, такой вокруг стоял шум и гам:

— Джимми! Я так горжусь тобой!

— Поздравляю!

...Сколько времени прошло, а я слышу эти голоса в голове так чётко, словно всё было вчера. Первый голос — конечно же, мама. Всплёскивает руками и смотрит на меня. Хочет обнять и затискать, но боится, что её брат (дядя Рон, если быть точным) засмеёт и скажет, что она совсем как бабушка Молли. Второй — мой кузен Хьюго, сын Рона и тёти Гермионы. Как всегда немногословен. Его самого не сделали старостой за несколько лет до этого: из-за «случая вопиющего хулиганства». На самом деле, он подрался с мальчиком с другого факультета, назвавшим тётю Гермиону «грязнокровкой». Дядя Рон, конечно же, тогда сказал, что за это надо не только значок старосты давать, но и медаль «за защиту послевоенных ценностей». «Это орден, а не медаль, дорогой», — всегда поправляла его сама тётя Гермиона. «Мерлин, какая разница, главное, что наш сын — молодец!» — отмахивался Рон. А с Минервой МакГонагалл он ещё долго после этого разговаривал сквозь зубы...

— Поздравляю, братик!

— А мне такой дадут, когда я вырасту?

...Мои неугомонные близнецы. Лили смотрит с восхищением на меня, а Альбус — на значок. Интуиция подсказывает, что хорошо бы его (значок, не Альбуса) перепрятать. Брат в тот год пошёл в Хогвартс, — уже большой мальчик, — но упрямое стремление завладеть всем, что ему нравилось, порой подвигало Альбуса на абсолютно детские выходки. Правда, дядя Рон и дядя Джордж в один голос твердили, что это признак хорошего бизнесмена. Что ж, поживём — увидим. Мне лично связь между предпринимательством и клептоманией никогда не казалась само собой разумеющейся...

— Такой значок дадут мне! Старостой не делают кого попало, правда, Джим?

...Это кузина Роза, младшая сестра Хьюго. Альбус относился к ней с каким-то непонятным мне пиететом, словно Роза была божеством или оракулом. Вот и сейчас он, вместо того, чтобы возмутиться, только слегка расстроился и как-то сник, воспринимая слова Розы как приговор, не подлежащий обжалованию. Все говорили, что кузина Роза похожа на свою маму, тётю Гермиону. Я так не считал: тётя Гермиона была доброй, милой и какой-то рассеянной, что ли... Мне казалось, это оттого, что она из магловской семьи. Что-то в ней было такое, как в папе, когда он забывал надеть очки: благостная рассеянность человека, который не совсем хорошо ориентируется в мире. Я любил тётю Гермиону, а вот Роза часто меня раздражала. Может, из-за того, что брат даже не пытался ей перечить. Вот и тогда я уже набрал в лёгкие воздух, чтобы дать кузине отповедь. Но вместо меня в разговор вклинился дядя Рон...

— Солнышко, если бы это было так, мне бы значок в жизни не дали, — веско заметил Рон и величественно повёл плечами, добровольно ложась на амбразуру самокритики. — А дали бы... ну, например, Гарри!

Он экспрессивно указал в сторону своего друга ножом для масла. Роза замолчала и моментально уткнулась взглядом в тарелку. Не от обиды, скорее от смущения — авторитет отца для неё был абсолютным, и с семьёй она вела себя, как наверняка сказала бы Шиннед, «как хорошая девочка». Гарри на реплику друга только неопределённо хмыкнул, а Рон тем временем продолжал:

— Но всё-таки, Гарри! Появился первый Поттер-староста. Это надо отметить!

— Видимо, в нём взыграли гены Уизли... — задумчиво пробормотал Гарри и как-то загадочно посмотрел на Джеймса, словно силясь различить в его лице намёки на те самые загадочные «взыгравшие» гены.

— Ну, так гены матери всегда сильнее, это же она его воспитывает, пока мы занимаемся глупостями вроде работы, — подхватил Рон. — Посмотри на Розу. Да и Хьюго с учебником по Трансфигурации увидишь чаще, чем с брошюрой по квиддичу. А мне обидно, — с притворной печалью вздохнул он. — Словно я был нужен только, чтобы дать им фамилию!

...Дядя Рон, как всегда, старательно обходил острые углы и делал всё, чтобы загладить оплошность дочки. И ему это с блеском удалось: разговор, слегка забуксовав, тут же снова потёк легко и непринуждённо. Насколько я помню. Правда, у меня остался какой-то неясный, почти неразличимый осадок от папиной фразы: это «гены Уизли», такое отстранённое, словно отмежёвывающееся, — мне не понравилось. Но нехорошее предчувствие, кольнув, испарилось без следа. Вечер прошёл чудесно и, поднимаясь в свою комнату, я был в самом что ни на есть замечательном настроении...

— Можно?

Робкий стук и сразу же приоткрывшаяся дверь, за которой щурила озорные глаза Лили. Ей не терпелось войти, но она изо всех сил старалась придерживаться правил приличия.

— Конечно, заходи, — приветственно махнул рукой Джеймс.

Лили торжественно продефилировала на середину комнаты, и Джеймс понял причину её визита: видимо, тётя Гермиона привезла ей в подарок платье. Белый верх с пышными рукавами и красная широкая юбка. Маленькая рыжая цыганка с растрёпанными волосами, Эсмеральда, да и только.

...Платье было чудесным, и я точно мог предсказать, что Лили, бывшая без ума от всего красного, конечно, теперь будет требовать эту обновку каждый день. Так оно потом и произошло. Но мне, глядя на сестру, стало как-то не по себе. Дядя Рон в тот день сказал, что, мол, я, как старший, должен присматривать в Хогвартсе за младшими: «И не только за сестрой, за Розой тоже, — Роза фыркнула и потупилась, а Рон нахмурился и продолжил: — Мы же одна семья. Уизли всегда одна семья. А значит — должны помогать друг другу. Девочки... — он с досадой посмотрел на Розу, а та приняла позу оскорблённого достоинства. — Они такие. За ними нужен глаз да глаз». Теперь я понял, что дядя имел в виду...

«Драккл, а ведь всего через два года я окончу Хогвартс», — с досадой подумал Джеймс.

Он остро осознал, что строгой школьной формы, которую носили ученицы Хогвартса, было явно недостаточно. Лили не помешала бы чадра. А может — и вообще закрытая женская школа, кто знает... Слишком уж много было в сестре почти взрослого кокетства: смеси наивного желания нравиться и чисто женского лукавства. Уже сейчас она не могла не привлекать взглядов — так что же будет потом?

А Лили, тем временем, покрутившись в обновке, но так и не получив вожделенной похвалы, требовательно и сердито спросила, уперев руки в бока:

— Так тебе нравится или нет?

— Нравится-нравится, — спохватившись, заверил Джеймс, отрываясь от своих мыслей. — Очень красиво!

Лили моментально преобразилась из сердитой фурии в рыжую фею: заулыбалась и сделала глубокий книксен, подсмотренный на каких-то старых колдографиях. При этом она не переставала коситься на окно: стекло, подсвеченное из комнаты, превращалось в подобие зеркала.

— Правда, я хорошенькая?

— Конечно, — с готовностью подтвердил Джеймс.

— Как куколка? — важно уточнила Лили, крутясь на месте, так что подол платья развевался колокольчиком. Важной позы «взрослой дамы» ей хватило секунды на три, и у Джеймса отлегло от сердца: «она всего лишь ребёнок, пугаться нечего». — У Люси есть чудесные фарфоровые куклы, совсем как живые, только красивее. Я хочу быть такой же, как они!

— Но... — Джеймс пожал плечами, — фарфоровые куклы легко бьются, Лили, разве нет?

Сам он в детстве не играл даже в солдатиков и железную дорогу. А уж как девочкам могли нравиться куклы — и вовсе не представлял.

— Только магловские! — отрезала Лили и скрестила руки на груди, смерив брата презрительным взглядом: «он совсем не разбирается в куклах!». — А магические срастаются заново.

— Ну, тогда ладно, — улыбнулся Джеймс. — Ты совершенно точно похожа на куколку!

...Лили радостно взвизгнула и кинулась мне на шею. А потом снова закружилась по комнате. Я снисходительно наблюдал за ней, но почти не слушал. Мне хотелось спать, и я уже был готов потихоньку выпроводить сестру из комнаты, не подозревая, что через несколько минут захочу вовсе не заснуть, а наоборот — проснуться. Потому что мой мир пошатнётся и станет нереальным, как страшный сон...

— А ещё куклы никогда не стареют. И всегда остаются красивыми. И им не обязательно выходить замуж.

Лили тараторила без умолку, а Джеймс вполуха слушал. Но вдруг сестра замерла на месте как вкопанная и, подойдя к нему, крепко взяла за руку. На хорошеньком — и вправду кукольном! — личике была написана мрачная решимость:

— Джеймс, это ведь правда — то, что говорил дядя Рон? Ты ведь защитишь нас, ты всегда будешь нас защищать? — глаза наполнись совсем взрослой тревогой, голос задрожал от страха: — Что бы ни случилось? Мы ведь одна семья, правда?

— Лили, ну конечно... — Джеймс непонимающе пожал плечами («Опять, что ли, страшных сказок на ночь начиталась?»), Лили слегка улыбнулась, но продолжала внимательно на него смотреть, словно ответ брата показался ей недостаточным. «Надо всё-таки узнать, что случилось», — подумал Джеймс. — А в чём дело? Что-то произошло?

...Она разрыдалась, громко и надрывно. Я ещё не хотел признаваться себе, но именно в этот момент понял: то, что хочет сказать мне Лили, настоящее. Это не детский страх, не ошибка, а нечто серьёзное. Я утешал её, как мог, давая выплакаться, трансфигурируя носовые платки из приключившегося на окне фикуса и гладя по голове. Лили смешно сморщила нос, громко высморкалась и произнесла всего одну фразу, на последнем слоге сорвавшись на тоненький дискант...

— Родители разводятся.

— Ты... — Джеймс обеспокоенно посмотрел на сестру, держа её за плечи, — ты уверена?

...Кузина Роза, смеясь над магловским синематографом, как анекдот рассказывала, что в критической ситуации киногерои задают очень глупые вопросы: например, «ты как, в порядке?». Оказалось, именно так люди себя и ведут, даже маги. Я задавал вопрос и не хотел, чтобы Лили говорила. Совсем. Пусть бы это было сном. Пусть она что-то перепутала, пожалуйста, Мерлин, пожалуйста... А Лили продолжала, обрушивая башни воздушных замков, разбивая витражи, обращая в пыль драпировки. Всхлипывая и сморкаясь, с детской, нелепой и безумно честной прямолинейностью сестра рассказывала и рассказывала. Всё, о чём я не подозревал: раздельные спальни, вечерние ссоры, «какие-то другие женщины», скандалы, скандалы, скандалы... И только одно сверлило мне мозг: как я всё это пропустил? Я же был старше и наблюдательнее, я должен был заметить. Как вышло, что мои вездесущие близнецы узнали о том, о чём я и не догадывался? Впрочем, вот и разгадка: Альбус и Лили действительно были вездесущими, а я, намучившись тем, что всем — решительно всем! — есть до меня какое-то дело, постоянно закрывался от мира, не пуская в свои дела, но и не особенно разбираясь в чужих. Даже когда этими «чужими» были дела самых родных мне людей.

Я, как мог, успокоил сестру, отправил её спать, а сам с того дня начал следить за родителями. К сожалению, всё подтверждалось. Один раз я даже застал их за разговором о разделе детей...

— Джеймс почти вырос, пусть поживёт у тебя до семнадцати, а там — как получится, — пробормотал Гарри, нервно теребя ручку подсвечника, стоявшего между ними на столе.

— Почему у меня? — приподняла брови Джинни.

— Ну, он же твой любимчик! Он так на тебя похож... И на всех Уизли. Может, ты ему волосы тайком в чёрный цвет подкрашиваешь, а на самом деле он рыжий? — в голосе Гарри промелькнул враждебный сарказм. — У него нет ни мечты, ни цели. Просто хаотический поиск хобби: понравилось — попробовал — разонравилось. Он что, рассчитывает, что ему, как старшему сыну, всё достанется само собой?

Джеймс, притаившийся под лестницей в плаще-невидимке, замер и даже задержал дыхание, чтобы ничем не выдать себя. Хотя больше всего в этот момент ему хотелось скинуть плащ, выбежать на середину кухни и потребовать объяснений.

— Как мило! — парировала Джин. — Наверное, именно потому, что у Уизли нет никаких целей, у Рона, Джорджа, Чарли и Билла так хорошо получается вести дела. Лучше, чем у некоторых... Если, по-твоему, это портрет неудачника, то я согласна. А что до Джеймса, то если он немного рассеян, то это всё из-за тебя. Ты мог бы отправить его в Шармбаттон, где его никто бы не знал, а вместо этого...

— Не начинай, — предупредил Гарри. — Мы начали этот разговор не для того, чтобы упрекать друг друга. Я хочу, чтобы ты оставила мне близнецов.

— И Лили тоже? — ехидно спросила Джин. — Ты же едва её замечаешь!

— Близнецов нельзя разлучать. Даже разнояйцевых, — уклончиво ответил Гарри.

— Ты не знаешь, как себя вести с маленькими детьми. Да и с детьми вообще. Оставь мне всех, и ничего не изменится. Будут, как и раньше, жить в семье без отца.

— Да, мне не следовало иметь детей. И жениться тоже не следовало! И вообще, всем было бы лучше, если бы я погиб в битве за Хогвартс!

...Так они ругались каждый раз. Я слушал и злился. Я считал себя почти взрослым человеком и, в общем-то, в опеке не нуждался. Но слышать, как родители пытались спихнуть тебя друг другу... Как будто я был последней помятой пачкой печенья в магазине, которую никто не хотел брать! Для отца я был разочарованием, для матери — хм... сыном, одним из трёх её детей. Любимым, но любимым точно так же, как остальные. Хорошо, справедливо, но, ей-Мерлин, мне хотелось какой-то сатисфакции: пусть бы я был действительно «любимчиком», как сказал отец. А так — ни я, ни Лили не могли рассчитывать на какие-то особые преференции. Если только Альбус. Его любили все. Отец, мать, тётя Гермиона... В Норе ему всегда были рады, в Ракушке — тоже. Против воли я начинал ему завидовать. Отец всегда видел в нём себя и, будь его воля, забрал бы только Альбуса, оставив Лили и меня на попечение матери.

Самое главное, что днём, во время совместных завтраков и обедов, родители выглядели, как абсолютно нормальная семья! От окружавшего лицемерия кружилась голова, и подступал ком к горлу. Потом приехал Тед, — счастливый и загоревший, — и на какое-то время я завязал с ночными вылазками за правдой. Я расспрашивал его о дальних странах, о путешествиях, мы смеялись, я хвастался своими успехами в учёбе (приятно иногда чувствовать себя не самым старшим братом!)... Пока однажды он не задал всё тот же злосчастный вопрос...

— А как там эта Блиш?

— Шиннед? — Джеймс умышленно назвал её по имени. — Учится. В этом году её сделали старостой.

— Ты с ней не общаешься?

— Какая тебе разница? — моментально насупился Джеймс, не соврав, но и правды не говоря.

«Вот если Тед спросит...» Но он не спросил. Напротив, сделал вид, что ему вовсе не интересна эта тема.

— Ты прав, никакой.

А потом всё-таки добавил, словно не сдержавшись:

— Просто... будь осторожен.

...Как же меня это разозлило! На сей раз мы не поругались только по чистой случайности. Как-то некогда было. Сначала Хьюго сломал руку, потом Альбус пропал на два дня. Все его обыскались, а он, как оказалось, всего лишь «отправился погостить» к своей подружке, чьи родители жили неподалёку от Норы. На следующий день приехала тётя Флёр и, хмуря безупречные брови, тайком (но на виду у всех) жаловалась матери, что у Мари-Виктуар завёлся поклонник...

— Я чувствую, Джинни! Я чувствую. И он взрослый, он старше её, я точно знаю! Она же совсем ребёнок, как это возможно? Билл поклялся душу вытрясти из этого негодяя, когда найдёт!

...Тед в это время помогал Мари-Виктуар мыть посуду. Она выпустила тарелку, а он моментально её подхватил, не дав разбиться.

Что ж, у всех были свои проблемы, а на меня никто толком не обращал внимания. Кажется, моя мечта детства — стать невидимым — осуществилась без всякой мантии, только вот радости я по этому поводу не испытывал. Я накручивал и накручивал себя, так что, когда пришло время отправляться в Хогвартс, был буквально сам не свой. Мне не терпелось сбежать от этих драккловых лицемеров куда подальше.

По дороге я с каким-то особенным, мстительным удовольствием изводил Альбуса подколками, пророча ему Слизерин. На самом деле, это было моей тайной мечтой: вот бы действительно эта «краса и гордость» нашей поттеровской фамилии сел в лужу, отправившись учиться к змеям, а? Что бы тогда сказал отец? Он одёргивал меня, я видел, что папа на взводе, но продолжал гнуть своё — не станет же он на меня кричать при всех? И отец терпел... что он мог мне сказать? Раз я не Поттер, а «настоящий Уизли», вести себя буду, как Уизли, раз от меня ждут именно этого!

Предел наступил, когда я, разыскивая кузенов и кузин, которые тоже должны были ехать в Хогвартс, случайно наткнулся на Теда и Мари-Виктуар. Целующимися. Чудесно! Ему — двадцать, она — моя ровесница. Не зря волновалась тётя Флёр. Вернувшись к семье, я даже и не подумал скрыть только что свалившуюся на меня информацию. Пусть знают. Мама зашикала на меня, но я всё не останавливался. Во мне же «гены Уизли», мне можно! Тед в моих глазах тоже был предателем: учил меня, с кем дружить, а сам встречался с несовершеннолетней, да ещё почти родственницей, скрывая это от всех.

Мой мир лежал в руинах, и я с упоением крушил его дальше. Будь что будет...