Сорока (гет)

Лететь над Запретным лесом было довольно приятно. Если бы Джеймс, ко всему прочему, понимал, как он вообще летит. И почему он в анимагической форме... оленя? Какого-то копытного, потому что ноги, увенчанные чёрными копытцами, он видел под собой, а голове было тяжело от рогов. Он сделал неуклюжий разворот — такое ощущение, что ему приходилось бороться с чем-то в себе — и приземлился на берегу Озера. От резкой посадки колени едва не подогнулись, но вот он уже, неуверенно прядая ушами, подошёл к кромке воды. На него смотрел чёрный, как смоль, олень с... пёстрыми сорочьими крыльями?

«Что, драккл подери, это значит?»

Концентрация сознания рассыпалась, как карточный домик, и образ оленя поплыл и начал коробиться: началась обратная трансформация. Мгновение — и Джеймс (уже человек, а не олень) повалился в густую траву, а сверху на него свалилась... Шиннед!

— Сорока! — выдохнул он, вспомнив птицу, скакавшую по зубцам парапета.

— Сорока-воровка, смышлёная головка! — скороговоркой прострекотала Шиннед, откатываясь в сторону, и расхохоталась!

Она лежала спиной на траве, подставив лицо утреннему солнцу, и заливисто смеялась, словно с её плеч упал тяжёлый груз. Рука, приложенная к груди, подпрыгивала с каждым взрывом её хохота, волосы разметались по траве безумными змеями.

— Что ты... — начал Джеймс и замер. Он вспомнил — точно, конечно же: его плеча на секунду коснулись острые птичьи коготки. Потом — волна тепла, сопутствующая анимагическому превращению, и ощущение полёта.

Он встал и посмотрел на неё сверху вниз — безумно, заливисто хохочущую, не в силах остановиться:

— Гиппогриф тебе в задницу, ты спасла меня, что ли?

Она прекратила смеяться и уставилась на него — снизу вверх — своими чёрными глазищами, в которых искрилось озорное веселье и что-то очень похожее на счастье:

— Ага. Кто, если не я? — она снова не выдержала и коротко хихикнула.

— Но почему? — Джеймс беспомощно развёл руками, всё ещё не в силах отделаться от ощущения, что он провалился в какую-то странную, параллельную реальность.

Он ведь решил умереть. Он шагнул в пропасть. Он должен был быть мёртв, но стоит на зелёной траве под ярким солнцем и слушает самый прекрасный звук в мире: сумасшедший смех абсолютно чокнутой ведьмы по имени Шиннед Блиш.

Она протянула к нему руки, поймала кончиками пальцев его пальцы — ногти царапнули подушечки — и увлекла рядом с собой на траву. Поцеловала, как всегда собственнически, но с каким-то новым чувством: словно ей не нужно было больше притворяться отстранённой: жадно и тревожно, поминутно проводя бледной ладонью по его волосам, лицу, глазам, ощупывая и лепя заново. А потом прервала поцелуй и заглянула ему в глаза:

— Потому, что если бы ты умер, моё сердце бы разбилось. Это против правил проклятия, не находишь?

В сознании Джеймса, ошалевшем и спутанном, пробилась одинокая тревожащая мысль:

— Так я... снял его или нет? — пробормотал он одними губами. — Я же не отдал того, что должен был.

— Конечно, — прыснула она, отворачивая от него лицо. — Но фокус в том, что ты хотел это сделать. А дальше — полная свобода действий, всё, что не запрещено, разрешено. Благослови вас, Поттеров, Моргана, что вы такие неубиваемые!

* * *

Джеймс и Шиннед шагали к Хогвартсу, держась за руки. Они были босиком, путаясь в высокой траве, то и дело спотыкаясь и со смехом удерживая друг друга от падения.

— Ты залепил мне пощёчину тогда.

— Ты же всегда хотела, чтобы я был плохим.

— Ну... — она равнодушно пожала плечами и ловко перекинула через руку длинный подол платья. — Ты мог бы побить Тома, меня-то зачем?

— А зачем ты меня унижала?

Шиннед потёрла переносицу и закатила глаза.

— Драккл, я хотела, чтобы ты меня разлюбил. Извиняться не буду, — предупредила она, поводя в сторону Джеймса указательным пальцем, — я просто хотела, чтобы ты выжил, так что меня нельзя винить: я о тебе заботилась.

— Тогда скажи хотя бы, что меня любишь.

— Ну ты и олень... — присвистнула она.

— Что, опять будешь выворачиваться? — лукаво усмехнулся Джеймс.

— Нет, ну правда, — она даже остановилась и экспрессивно пожала плечами. — Как ты будешь ЖАБА сдавать с такими пробелами в знаниях?

Она подождала, пока Джеймс воззрится на неё круглыми от удивления глазами и продолжила:

— Совместная трансфигурация в одно живое существо — признак родства душ, балда!

Она постучала его согнутым указательным пальцем по лбу, и Джеймс шутливо скосил глаза к переносице.

— Значит, родственная душа?

— Она самая, олень!

— От сороки слышу!