Вавилон (джен)

Осень в Скаллоуэе мало отличалась от лета: те же низкие серые облака до горизонта, дожди и туманы, изредка сменяющиеся снегопадом или неожиданно ясной погодой, когда тусклая хмарь не заволакивает полнеба, а солнечные лучи, не встречая на своём пути преграду в виде туч, могут даже греть кожу. Случались такие деньки, увы, редко, но в тот — особенный — день погода была на редкость хорошей. Свет проникал сквозь грязное стекло, падая прямо на стол с отчётами, заполнением которых Барти и занимался. Хотелось выйти на улицу и наслаждаться, но для этого надо было покончить с рутиной. Начальство уже проснулось и готовилось предаться безделью...

Это случилось совершенно внезапно: дверь распахнулась, явив взорам находившихся внутри Беллатрикс. Как Барти, так и мистер Бриссенден на вошедшую уставились с удивлением.

— Барти, можно тебя на минутку? — она сразу перешла к делу, даже никого не поприветствовав. Барти посмотрел на мистера Бриссендена, тот кивнул, усмехнувшись и явно подразумевая при этом что-то неприличное, и Барти встал и вышел вслед за Беллой.

— Это что-то срочное? — в конце концов, не стала бы она приходить просто так? — Или я пропустил сову?

— Срочное. И для приватного разговора, так что голосить на всё твоё отделение в зеркало я не стала, — она отвечала неожиданно резко. — Но сначала надо отойти.

— Через «Причал» сюда прибыла, да? — «Причал» был единственным кабаком и вообще питейным заведением на весь магический Скаллоуэй и, наверное, единственным местом, кроме отделения, подключённым к каминной сети. — Почему тогда туда не пойти для разговора?

— В помойку? Нет, Барти, мы для начала выйдем из этого гадюшника вообще.

Перейдя из магической части в более чистую и приличную маггловскую, отойдя немного от центра, и поставив магглоотводящие чары, можно было, наконец, поговорить. Пожалуй, только к этому моменту Барти заметил, насколько его спутница взвинчена... Что-то произошло, но что?

— Сразу к делу. Ты с Регулусом когда последний раз общался?

— На последнем занятии. Потом... если коротко, то другие занятия и работа отвлекали, — кажется, стало понятно, о чём, а точнее, о ком пойдёт речь. — С ним что-то случилось?

— Он мёртв.

— Он... как? — Барти вначале хотел выдавить из себя слова соболезнования, но посчитал их настолько пошлыми, что не стал. Да и не верилось немного в происходящее — слишком внезапной была весть, не успела ещё оформиться, прочно занять в сознании своё место.

— Никто не знает, как. Никто вообще ничего об этом не знает, понимаешь?! — казалось, ещё чуть-чуть, и голос сорвётся на крик. — Вообще ноль! Где, когда, как — никто ничего не знает! Но семейное древо его показало мёртвым!

А вот это была уже серьёзная заявка — семейное древо в этом отношении не ошибалось, то есть Барти о таких случаях не слышал вообще. Значит, Регулус был действительно мёртв, но при этом неизвестно, когда точно он погиб и при каких обстоятельствах сие произошло. Было немного странно, но совершенно неожиданно не хотелось делать ничего, описанного в классических романах вроде посыпания головы пеплом, да и отчаяния, в отличие от Беллы, Барти за собой не замечал, и главное, даже не мог сказать, почему — в конце концов, Регулус был, пожалуй, и правда наиболее близким для него человеком, с тех пор как отношения с родителями не заладились. Но почему же тогда сознание реагирует на дурную весть так буднично?

— Так. Белла, надо успокоиться — если мы будем паниковать, то ничего узнать всё равно не сможем, — пора было самому выяснить все известные факты и составить гипотезы того, что могло произойти. — Вы же опрашивали уже кого-то? Что-то же о нём известно: когда в последний раз видели, где и кто, когда древо отобразило его смерть...

— Думаешь, мы никого не опрашивали? Можно сказать, ты последний из тех, кто под рукой, — Беллатрикс взяла себя в руки, и голос теперь звучал без ярко выраженных панических ноток, почти нежно. — Последней его видела тётушка Вальбурга, вчера утром за завтраком, дома, на Гриммо. После этого — никто. Умер он этой ночью, и вот о том, что он делал после завтрака, информации нет никакой.

Как и ожидалось, информация, которой Белла поделилась, не проясняла ничего. Куда-то пропал, умер... и всё. Церемония прощания должна была состояться через три дня, больше говорить было особенно не о чем, а главное, незачем, и оставалось только разойтись. На обратной дороге Барти думал, как так получилось, что он не чувствует ничего, даже отдалённо напоминающего горе и отчаяние от потери друга. Да, он мог назвать себя замкнутым, холодным, отличающимся от других — но совсем бессердечным-то не считал? Собственно, гибель самого близкого друга он никогда раньше не переживал, но если верить книгам, то эмоции должны взыграть ого-го как! Да и по Беллатрикс было видно, что неожиданная смерть кузена по ней ударила. В общем, из ожидаемых к такому случаю ощущений отмечалось только то, что хорошая погода перестала играть какую-либо роль, и Барти было бы всё равно, даже если снова опустился бы туман или пошёл дождь.

— Ну как, хорошо поговорили? — спросил Бриссенден по возвращении. — Когда теперь в следующий раз миловаться?

— Миловаться? — вопрос ввёл Барти в ступор.

— Ну да, хе-хе, — начальство откровенно ржало, — думаешь, я не заметил, как к тебе приковано её внимание?

— А, вы об этом... — Барти пару секунд помолчал. — Но вообще, она не для того приходила. Мне надо будет отлучиться через три дня, отпустите? У меня друг умер.

— Отпущу, конечно. Могу только посочувствовать. Ты, того, — Бриссенден немного замялся, — извини за неуместную... ну ты понял. А как оно вообще произошло?

— Да никто не знает. Был человек — и нет. Впрочем, есть подозрения, что это дело рук Пожирателей, — Барти знал, что начальник не жалует Волдеморта и компанию, а потому просто не мог не подыграть.

— Наверняка, — угрюмо бросил Бриссенден. — Сейчас без этих ни одно тёмное дельце не обходится. Но ты крепись, если что, я тебе всегда могу помочь... ну ты понял.

— И ещё, — продолжил после небольшой паузы начальник, — я, конечно, понимаю, что тебе немного не до того, но нам сегодня обещали гостя. Честно говоря, планировал сбагрить его тебе, но если нужно, могу дать тебе отгул или оставить здесь с бумагами... хотя, всё равно они сейчас закончатся уже.

— Да я готов, — действительно, было как-то всё равно. — Надо же попробовать как-то развеяться, правда? — насчёт необходимости развеяться он лукавил, но роль требовала.

— Тогда у нас ещё около часа, что подготовиться к визиту. Прийти должен не Мерлин весть кто, но прибраться немного не мешало бы, — ещё небольшая пауза. — А, да, и поскольку от его мнения мало чего зависит, то лучше по возможности показать ему, что мы тоже чего-то стоим и на самом деле, делаем ему одолжение, и делаем, заметь, не за бесплатно. Справишься?

— Постараюсь.

Прибраться они успели, а вскоре после открытия камина оттуда вышел небольшого роста человек с чуточку несобранным видом и рассеянным взглядом больших и от этого кажущихся наивными глаз.

— З-здравствуйте. Меня зовут Дамокл Белби, — судя по тому, как неуверенно держался гость, стало понятно, что думает о возможностях служащих он несколько больше, чем эти возможности в самом деле простираются.

— Мечи не нужны, — сразу же ответил ему Барти.

— Простите?

— Мечи, говорю, можете не предлагать. У нас и без того есть, чему понависать, — надо было отвечать резко, нагло, не давая собеседнику опомниться.

— А, вы про это! — гость издал смешок. — Нет, мечи у нас уже больше двух тысяч лет не котируются. Я, собственно, по какому...

— Нас предупреждали о вашем прибытии, — Барти не стеснялся перебивать, в то время как начальство, глядя на сценку, довольно подмигивало. Визитёр должен чувствовать себя некомфортно, отрывающим работников от важного дела — и перебивать для этого, будто поторапливая, очень помогало. — Поэтому давайте сразу перейдём к цели вашего прибытия. Можете звать меня мистер Крауч.

— Да-да. Хорошо, мистер Крауч. Дело вот в чём. Я прибыл сюда найти волонтёров для испытания своего зелья, — мистер Белби попытался ускориться, и теперь его речь стала чуть менее разборчивой, а также в ней появились просительные интонации. — Дело в том, что я стою на пороге открытия одного замечательного зелья, но мне нужны добровольцы, чтоб испытать его действие. Сам я по некоторым причинам не подхожу.

— Ну... вы же понимаете, что это зависит не только от нас? — Барти решил намекнуть и посмотреть, что из этого выйдет.

— Я... я готов к такому повороту событий. Что мне нужно?

— Для начала давайте выйдем, — пропуская вперёд гостя, он незаметно подхватил бутылку огденского, из дорогих сортов. — Там сейчас, знаете, какая погода... а то обычно дожди да туманы.

— Да у нас она тоже неважная — несколько рассеянно ответил мистер Белби, видимо, пытаясь собраться для чего-то важного. Тем временем они вышли из здания, остановившись неподалёку. — Вы... вы же можете помочь с нужными людьми? — визитёр, судя по всему, понял намёк и не стал тянуть кота за хвост.

— Вы же понимаете, что у нас есть работа, которая не терпит?

— Ну, а если... ну... пять, — мистер Белби неловко и довольно комично изобразил жестами, что имеются в виду пять галлеонов. — Это поможет вам как-то выделить немного времени.

— Ещё десять за наши траты, — Барти показал из-под полы взятую бутылку. — Вы б только знали, во сколько нам это всё обходится. А без этого — никак.

— Эх... ладно. Сейчас...

— На крыльцо в мешочке — одними губами прошептал Барти; на самом деле он не думал, что здесь нужна такая осторожность, но сам процесс доставлял какое-то изощрённое удовольствие. Хотя, будь он сам по себе, ему, пожалуй, никогда не пришла бы в голову вообще идея вымогать взятку.

— Теперь, наверное, будет лучше, если вы расскажете мне про ваше зелье до того, как мы пойдём к нужному человеку, — формальности были улажены, и можно было снова продолжать разговор о деле.

— Да, конечно. Дело вот в чём: я, кажется, нашёл зелье, которое поможет сохранить разум оборотня во время превращения. Осталось провести клинические испытания для различных его версий, — выдал мистер Белби.

— Вы, конечно, опробовали его на себе?

Барти знал немного про попытки разработки такого зелья, которое либо блокировало бы превращение, либо хотя бы позволяло сохранить разум — и результат пока был неутешительным: те версии, которые могли помешать оборачиваться, были настолько ядовиты, что о применении их без безоара или противоядия не могло идти речи, но все известные противоядия негативно сказывались на основной функции зелья. Снадобья же второго вида пока получить не удавалось в принципе — кое-какие подвижки, кажется, были, но там возникали свои эффекты.

— Да, я понимаю всю опасность и готов заверить вас, что серьёзной угрозы для здоровья мои зелья не представляют, — ответил на логичный вопрос изобретатель.

— Ага. Только учтите, что заверять надо в этом будет и того, к кому мы пойдём, — с этими словами Барти повёл мистера Белби к дому Ларсена.

Ларсен воспринял новость настороженно и со скептицизмом, заявив, что пусть гость сначала покажет, что у него вообще за зелья. В ответ мистер Белби извлёк на свет сумку с расширяющими чарами, в которой находилось бесчисленное количество флакончиков, при виде которых Барти едва не присвистнул: зачарованные на то, чтоб в них долгое время можно было хранить практически любое зелье, они и сами по себе в таких количествах должны были крепко ударить по кошельку даже не самого бедного мага. Владелец дома выбрал наугад флакончик и предложил продемонстрировать безопасность употребления этого так называемого варева.

— Конечно, но вынужден попросить у вас бокал. Или стакан. Или вообще какую-нибудь ёмкость, — мистер Белби дождался вручения ему стакана и продолжил говорить. — Теперь надо вначале взболтать зелье и резко перелить его в стакан. Эта версия в правильно сваренном виде должна испускать лиловый дым.

Зелье оказало сварено правильно — настолько, что при виде изобретателя, залпом проглотившего собственное зелье, с шипением выпускавшее наверх фиолетовую дымку, Ларсен смотрел на Белби, как на умалишённого, которому самое место где-нибудь в Мунго, под неусыпным надзором врачей, препятствующих попыткам суицида.

— Ладно, пока время идёт, следовало бы ещё кое-что обсудить, — начал Ларсен. — А цена-то после внедрения зелья подъёмная будет? Ну, в продаже в каких-нибудь лавках… Не каждый же оное, судя по всему, сможет сварить.

— Зависит от того, какой состав себя лучше покажет…

— И? Ну, самый дешёвый вариант, — слова были сказаны немного нетерпеливо.

Мистер Белби назвал ту цену, которую, по его мнению, вероятно, придётся заплатить в аптеках и лавках с зельями — Ларсен на этот раз уже не сдержался и аж присвистнул. Барти, немного представлявший финансовое положение среднестатистического оборотня, тоже мог бы издать похожие звуки, но он заранее приготовил себя к такому развитию событий.

— И кто, по-вашему, будет оборотням эти зелья за такие деньги покупать? — со скепсисом спросил Ларсен. — Если я чего-то понимаю, то вы потеряете на внедрении огромную сумму денег.

— Думаю, дело ещё в степени, — Барти решил, что пора и ему взять слово. — Даже если зелья будут труднодоступны, то это всё равно не отменит факта их изобретения. Изобретения средства, которое реально работает… в общем на степень мастера зелий это тянет точно.

— Даже на магистра может, — Дамокл Белби излишней скромностью не страдал.

— Могло бы. Если б вы были мастером.

Степень магистра выдавалась исключительно мастерам за значимые открытия в той или иной области магии, так что тут Барти был прав. Впрочем, в отличие от мастерской она влияла разве что на авторитет и известность в научной среде на мировом уровне, в то время как уже начиная со степени мастера были положены надбавки при устройстве на работу, а также просто некоторые льготы.

— Пожалуй. И, тем не менее, — продолжил мистер Белби, — пусть даже по высокой цене, но средство явно будет востребовано. В конце концов, не так уж редко волшебники заражаются уже во взрослой жизни, имея заработок, семью, друзей… И выделять сумму для пары порций зелий ежемесячно они в таком случае смогут.

— Пары? То есть, требуется больше одной порции? — спросил хозяин дома.

— Я предполагаю, что для достижения устойчивого эффекта требуется выпить зелье один раз непосредственно в полнолуние, и ещё один раз — за день до него.

В конце концов, ещё после где-то пары часов разговоров за огденским, видя, что с новым гостем ничего странного не происходит, а также просто немного узнав о зелье и его перспективе, Ларсен согласился помочь с набором добровольцев и проведением испытаний в целом, и Барти мог смело покинуть их, оставшихся обсуждать детали. Самому ему это не было особенно интересно, да и требуемая часть сделки была выполнена.

— Ну как? — спросил начальник по возвращении.

— Пятнадцать, — Барти честно передал мешочек. В конце концов, нехватки в средствах он пока не испытывал: отец хоть и не поощрял излишние траты, но выделить время от времени денег, если требовалось, был готов.

— Неплохо. Твоими будут пять, поскольку огденское за мой счёт, — Бриссенден отсчитал золотые монетки. — А чего он вообще приходил-то, что испытывать собирается?

— Зелье, которое поможет оборотням сохранять разум после превращения.

— Ого! Да это может повлечь глобальные перемены! — собеседник зрил в корень.

— Сомневаюсь. Тут есть одна тонкость: судя по стоимости зелья, оборотни просто не смогут себе его позволить, — пояснил Барти. — Так что, подозреваю, ничего нам не грозит.

— А на что этот Белби тогда вообще рассчитывает? Идеалист? — с последним словом Бриссенден фыркнул, явно показывая своё отношение к выданной характеристике.

— На мировое признание в научном сообществе. Да и кто-то, наверное, всё же сможет позволить себе такое зелье…

— Заражённые зельевары? — и начальник засмеялся своей же шутке, вынудив Барти тоже улыбнуться.

В целом, больше ничего интересного тогда не произошло — тянулся обычный будний день, как он есть. Мистер Белби смог договориться с Ларсеном и даже решал лично контролировать испытания в ближайшее полнолуние, Бриссенден ближе к вечеру куда-то сплыл «по делам», а Барти пытался осмыслить странную смерть своего друга. Не получалось.

Церемонию прощания в итоге перенесли ещё на день — тем вечером скончался от сердечного приступа Орион Блэк, отец Регулуса. Его Барти не знал от слова вообще — не довелось. Теперь он, правда, всё равно его не увидел — просто потому, что закрыть решили оба гроба, а не один.

Несмотря на то, что не планировалось проводить сколько-то роскошной церемонии, людей попрощаться с усопшими пришло много: как знакомые Регулуса, ещё со времён учёбы, так и те, кто достаточно близко знал его отца — а если приплюсовать довольно многочисленных родственников, то становилось понятно, откуда их набралось столько. Во время самой церемонии Барти не особо обращал внимание, что происходит вокруг — всё равно ничего такого необычного: речи по Регулусу, речи по Ориону, речи о них всех вместе, слова-слова-слова… Сам он тоже вышел и чего-то говорил — и какая разница, что именно? Мысли же были скорее о том, как странно оно всё-таки происходит, как-то непонятно, если даже не нелепо.

Вызывал какие-то чувства даже не сам факт смерти единственного друга, не то, что «он умер слишком рано», мог бы «жить и жить» и прочий бред — неотвратимость смерти была совершенно очевидна, равно как и то, что наступить-то она может в любом возрасте. А уж в такое время, а уж для мага, состоящего в Организации — тем более. Барти иногда представлял себе, что Регулус или он сам могут не дожить до окончания конфликта: падут от вражеского заклятия, сражаясь за правое дело, или будут пойманы и сядут в Азкабан — но оказался совершенно не готов к тому, что, оказывается можно умереть так, что известно в лучшем случае будет о самом факте смерти. Как погиб, что было в последние мгновения, из-за чего вообще произошёл этот случай — никто не знает, и видимо, не узнает никогда, даже тело, скорее всего, не найдут. Раньше как-то даже не приходило в голову, что можно просто взять и пропасть — то есть это с кем-то происходило изредка, но не возникало даже подозрения, что это может случиться с кем-то близким или с собой. Оказалось, может, и ещё как.

Основная масса гостей осталась после официальной части церемонии — собственно, уходил вместе с Барти только один человек, возраст которого определить было немного затруднительно из-за обезображенного драконьей оспой лица.

— Августус, Барти, вы уже уходите?

— Не знаю, как юноша, — ответил меченый, — но мне действительно пора, Белла. До свидания. И приятно было познакомиться с вами, мистер Крауч, — добавил волшебник с улыбкой напоследок и ушёл.

— Слушай, Беллатрикс, извини за нескромность, но... — начал было Барти.

— Это Августус Руквуд, сослуживец моего дяди, также заведует одним из его проектов, если я правильно помню.

— То есть невыразимец?

— А что тебя так удивило?

— Как сказать... — Барти и сам немного затруднялся с формулировкой. — Мне казалось, информация, связанная с ними, должна быть засекречена.

— Их проекты бывают, — ответила Беллатрикс, — но сам их состав, должности... не-а. Всё равно об этом знает слишком много людей, чтоб это было секретом.

— Похоже, я бываю иногда чересчур параноидальным — Барти усмехнулся.

Вернулся Барти, тем не менее, довольно поздно, когда уже солнце зашло за горизонт, и с каждой минутой сумерки темнели, густея — будто это густая патока опускалась на Скаллоуэй, затопляя, погребая собой крыши домиков. Если добавить к этому типичную туманную дымку, то казалось, будто идущий по улицам волшебник укутан в какое-то марево, залившее собой всё вокруг, до самого горизонта (загружать каминную сеть Барти не стал, попросту аппарировав неподалёку от здания управления — потому он и смог заметить немного необычные для остальной Британии, и уж тем более, для материка, виды).

— Рановато что-то, — слегка удивился начальник. — Не стал сильно задерживаться после официальной части?

— Ага.

— И много вас таких? У нас вот так не принято.

— Ну, со мной ещё один страшный хмырь уходил.

— Страшный, как горный тролль, хмырь? — Бриссенден засмеялся. — Какую-то ты странную компанию выбираешь.

— Скорее, как драконья оспа, — смех прекратился; видимо, каламбур не оценили. Что же до Барти, он, наверное, готов был согласиться, что выбирает странную компанию: то пожиратели и самая известна своей любовью к тёмной магией семья, то алкоголик, заведующий самым отдалённым и всеми забытым отделением управления. И даже с неуместностью каламбура он был бы согласен: по поводу драконьей оспы в последние несколько лет предпочитали не шутить, после последней и первой в Магической Британии более чем за век эпидемии, значительно проредившей волшебное сообщество. Лечить драконью оспу на поздних стадиях (а на ранних её сложно было вовремя отследить) в этой стране, да и в мире тоже, не умели, а смертность была очень высокой, и немногие, как мистер Руквуд, могли похвастаться тем, что вообще сумели пережить заболевание, пусть и получили в итоге отнюдь не прекрасные отметины.

Барти поднялся к себе в комнату, почитал некоторое время и лёг в кровать. Спать отчаянно не хотелось, и почему-то именно в этот момент подумалось, что поделиться какими-либо своими сокровенными мыслями не с кем. Не с кем проводить свободное время в беседах в библиотеке Хогвартса, некого выслушать по поводу активной политической позиции против засилья грязной крови — и вообще, не повторится ничего, и главное, не будет больше того, с кем вместе были проведены, наверное, наиболее счастливые школьные часы, кого всегда можно было выслушать, попросить о помощи — или, наоборот, дать эту самую помощь. Да и закончилось всё непонятно как — некому даже тела найти. Ведь всё должно было пойти одним из тысячи возможных путей — но иначе. Примечательная смерть или не менее примечательная служба у Лорда, постройка нового, лучшего будущего, возрождение величия Магической Британии — или наоборот, трагическая гибель в результате неудачи при попытке оного, но не так, так… Мысли, которые раньше казались примитивными, смешными и нелепыми, вдруг заполонили сознание. Нет, они не перестали быть таковыми из-за этого, нисколько — просто потребовали всё внимание и переживание на себя, словно иного вокруг и не существовало.

Ночью Барти впервые за долгое время рыдал.