Вавилон (джен)

Когда он принял, пожалуй, самое важное в своей жизни решение, Барти не знал. Это не было чем-то одномоментным, желание накапливалось уже давно, постепенно всё больше завладевая мыслями. В Хогвартсе он обычно был в одиночестве, в библиотеке или гостиной, выполняя задания по всем предметам — отец считал, что у него не должно быть оценок ниже «превосходно», и не стеснялся время от времени это контролировать. Барти быстро уяснил для себя, что лучше оправдывать ожидания — не то чтобы его в этом случае ждало поощрение, но иные перспективы были куда менее предпочтительны.

Возможно, в самом начале идея уйти к последователям Волдеморта появилась, как обычная детская прихоть, каприз, вызванный тем, что никто его не поддерживает. Идея не была чем-то серьёзным, и Барти даже не мог с уверенностью сказать, а была ли она вообще, или это он додумал значительно позже. Во что-то более серьёзное это желание оформилось точно после того, как о подобных планах ему поведал Регулус, его единственный сколько-то близкий друг, но тоже далеко не сразу. Барти, впрочем, долго сомневался, стоит ли пытаться вляпываться (а он догадывался, что если уж попытается вступить, то вляпается обязательно) во что-то подобное, или нет — но рассказ товарища запомнил неплохо.

— Ты точно никому не расскажешь?

— Ну, у меня, насколько ты помнишь, нет привычки что-то рассказывать кому-либо. Разве что кроме тебя, и то не всегда. К тому же, я, кажется, всё равно догадываюсь, судя по секретности.

— И как ты думаешь? — Регулус, наверное, и сам уже понял, что Барти правильно догадался.

— Пожиратели смерти. Я прав? — это было сказано уже шёпотом и почти на ухо — просто во избежание. Квиетус Квиетусом, а перестраховаться иногда не повредит.

— Как всегда. Так неинтересно. Ну а ты что-нибудь решил?

— Наверное, стану магозоологом. Это интересно, по крайней мере, да и с животными у меня отношения что-то лучше, чем с людьми.

— Не кисни. Но серьёзно, если ты захочешь пойти со мной в Организацию, я смогу добиться твоего принятия. Ты нам действительно нужен и будешь полезен. И тебя будут ценить.

...И так далее. Барти не слишком много общался со слизеринцами, но Регулуса для агитации хватало с лихвой. Вообще, забавно, что именно против общения с младшим Блэком отец не возражал: наследник старинного рода, на хорошем счету в школе... Не то что какие-то магглорождённые или дети из семей с крайне шаткой репутацией. Из беседы же, правда, в память запало именно то, что в Организации Барти действительно будут ценить — потому что с семьёй как-то не сложилось. Отец считал, что его достижения, может, и хороши для среднестатистического мага, но он, наследник Краучей, должен знать и уметь больше — едва ли не всё. Сам Барти Крауч-старший знал, к примеру, немыслимое множество разных языков, и некоторые из них всё же заставил выучить и сына — так что переводом статей немалого количества европейских (и не только!) изданий зарабатывать тот, пожалуй, мог. Сам Барти-младший, тем не менее, больше любил животных. Точнее, не то чтобы он их очень любил, но они не вызывали в нём ни скуки, ни отвращения — как некоторые индивиды человеческие. Да и профессор Кеттлбёрн ему, в общем-то, нравился.

Какое-то время Барти действительно думал о том, чтобы стать магозоологом — но, увы, недолго. Отец быстро объяснил ему, что соответствующие отделения подразделения тварей отдела магических популяций и контроля над ними будут далеко не самым лучшим вариантом для того, чтоб сделать министерскую карьеру. Точнее, это была причина по которой он грозился лишить младшего Барти наследства, если он удумает нечто подобное учудить — наследник семьи Краучей должен работать в месте с хорошими возможностями карьерного роста. При этом, правда, желательно, чтоб он ещё и «нюхнул пороху» — то есть те должности, на которых можно сидеть и бездельничать, отпадают.

— Что ты решил для себя, сын? — прямо так Барти Крауч-старший и спросил его, когда тот приехал после выпускного из Хогвартса. — Ты хотел сам выбрать подходящее место. Надеюсь, ты помнишь, что я дам одобрение только на перспективную и полевую, если можно так выразиться, работу, на которой ты столкнёшься со всеми сложностями настоящего министерского работника?

— Конечно, папенька. — Обращаться к главе семьи было принято так. — Вы говорили, что в подразделении существ дела обстоят лучше. Я бы хотел подать резюме в управление поддержки оборотней, на работу непосредственно в их селениях.

— Хмм... Да, это подходит под мои критерии. Хотя ты очередной раз меня разочаровал. Но раз уж я обещал не препятствовать, если ты в написанные мной пожелания уложишься, так тому и быть. Свободен.

Этим словом заканчивались, как правило, все беседы между отцом и сыном, что, конечно же, не добавляло теплоты в их отношения. Впрочем, когда Барти говорил про такой вариант, он уже догадывался, зачем ему именно такая работа — для того, чтобы удобнее было состоять в Организации и не вызывать подозрений. Потому что живя под одной крышей с отцом, который хотел эту самую Организацию искоренить, а ее членов посадить в Азкабан на длительные сроки, это было не слишком удобно, а такая служба требовала многие дни проводить в местах, отдалённых от дома. Да, данное управление создавалось для поддержки оборотней, но в реальности стало выполнять скорее наблюдательную функцию. И помогало секции учёта оборотней, конечно же.

По резюме Барти, можно сказать, приняли заочно. Собеседование, проводимое какой-то тёткой неопределённого возраста, безликой наружности, одетой строго по форме, без всяких вольностей и послаблений, уже почти ничего не решало — провалить его, если стремишься пройти, было просто невозможно. Дело в том, что если ты сдал всё ТРИТОН на «превосходно», то в министерстве тебя возьмут в любой отдел — просто потому, что ты уникален. В истории Хогвартса таких людей до Барти не набралось бы и полдюжины. Что интересно, с СОВ всё было не настолько гладко, и по предсказаниям тогда затесалось «выше ожидаемого», среди превосходно сданных остальных экзаменов. Как же его за это дома распекали, говорили, что он позорит их семью... На следующий год Барти даже написал заявление и пересдал экзамен. Хвалить его отец, конечно же, и не думал.

— Итак, вы хотите работать непосредственно на месте? Не в здании министерства? — женщина посмотрела из-под очков немного подозрительно. — Но ведь, надеюсь, вы понимаете, что такая работа сложнее, потребует от вас длительное время находиться вдали от центра, и знаете, что самое ужасное?

— Что?

— Вам придётся общаться с этими животными! — видно, себя на такой работе она никак не представляла, и даже возмущение не смогла скрыть. — Конечно, это не самый плохой старт для карьеры и возможность проявить себя, но как только подумаешь, с кем предстоит иметь дело... а ведь знаете, у нас в отделе кадров в управлении Министерства как раз образовалась свободная вакансия на место моего помощника? А с вашими результатами ТРИТОН...

— Благодарю, мэм. Но я всё-таки хотел в управление по оборотням.

— Хорошо, вы зачислены, — голос снова стал сухим и безразличным. — Место назначения мы пришлём вам совой.

Сами отделения, куда хотел попасть Барти, возникли из-за того, что оборотни имели право жить только в определённых магических поселениях и определённых районах, если только работодатель не требовал иного — в этом случае ответственность за их поведение брал на себя он. Естественно, случалось такое крайне редко. Конечно, те, кто в реестре не значился, могли жить, как им заблагорассудится, но если кто-то выяснит их проблемы при полнолунии... Насколько это знал Барти, за такое грозило от двух до пяти лет Азкабана, а если оборотень при этом кому-то вредил, то срок мог и увеличиться.

Его послали в скаллоуэйское отделение, как он и просил при подаче своего резюме. Самое удалённое от центра, охватывающее Мейнленд и все Шетландские острова соответственно, оно подходило для его замыслов идеально. В конце концов, даже если его не примут в ряды пожирателей, дома он появляться будет очень редко.

Про саму магическую часть Шетландских островов он знал довольно-таки немного. На этой удалённой от основного массива части Британии проводился один из первых удачных экспериментов чар дублирования пространства. Наложили эти чары, естественно, только на Скаллоуэй — иначе скрыть его магическую часть не получилось бы никак, а накладывать чары на большие территории, увы, никто не мог. Впрочем, долгое время магический Скаллоуэй не слишком отличался от маггловского — только сейчас, к концу двадцатого века, маггловские рыбацкие и пастушьи лачуги и хижины стали вполне приличными домами, а магическое поселение, наоборот, обеднело. В настоящее время проживали там только те, кто не мог позволить себе переехать в другое, более подходящее место — то есть малообеспеченные маги и оборотни. Сколько в поселении было последних, никто, конечно же, точно не знал, но контролировать их пытались.

Денег перед отправлением у Барти оставалось не слишком много, но на задуманные покупки должно было хватить. Пара книг рабочей тематики, пара — по магозоологии и ещё немного по другим магическим дисциплинам, оформленная подписка на «Ежедневный Пророк» — и несколько галлеонов ещё осталось.

— Сколько возьмёте за вот ту сипуху?

— Восемь галлеонов, мистер. Будете брать?

— Буду, спасибо. И шесть пачек совиного печенья. Всё. — Секундная пауза. — А, нет, не всё. Ещё клетку второго размера, пожалуйста.

Через пару часов Барти уже собрался, попрощался с матерью и шагнул в камин. На другой стороне была довольно большая комната с деревянным столом, парой грубо сколоченных, вероятно, из какой-нибудь сосны, стульев по разные стороны от него, старыми настенными часами с домиком и кукушкой, причём обитель металлической птицы покосилась, казалось, от времени, старой тумбочкой и... а собственно, больше ничего в комнате и не было, если не считать грязи и камина, из которого Барти и вышел, из-за чего вид у неё был, мягко говоря, пустынный. На столе стояли какие-то приборы, бумаги, початая бутылка огневиски и стакан. За ним же обнаружился и не самый опрятный волшебник неопределённого возраста.

— О! Так ты уже... того? Прибыл? — волшебник явно был чуточку навеселе, а может, и не совсем чуточку. Или совсем не чуточку. Взгляд был слегка расфокусирован, но обладатель прилагал видимые усилия для возвращения его в привычное состояние.

— Добрый день, я ваш новый сотрудник, Бартемиус Крауч. Но лучше просто Барти.

— Стоп, не так быстро, — волшебник занервничал, но так и не сделал попыток подняться из-за стола. — Причём здесь Бартемиус Крауч?

— Меня так зовут, — знакомство происходило несколько неожиданно. — Бартемиус Крауч.

— Юноша, я знаю, как выглядит Бартемиус Крауч, и он — ик! — глава отдела магического правопорядка, а потому запугать им меня у тебя — ик! — не выйдет, — в небольших слезящихся глазах читалась гордость тем, что он не позволил себя провести так просто.

— Я его сын, — пояснил Барти. Он уже понял, что человеку перед ним, с его красноватым носом и небритыми щеками, с его сидящей на тушке мешком форменной мантии, затруднявшей определение сложения и роста, придётся объяснять всё подробно и обстоятельно. — Бартемиус Крауч, или Бартемиус Крауч-младший. Но лучше просто Барти. И я прибыл к вам в качестве нового сотрудника.

— А, — мужчина завис, несколько секунд осмысляя происходящее, — так бы сразу и сказал.

Он некоторым трудом поднялся, оказавшись немного ниже самого Барти, подошёл и протянул руку.

— Меня зовут Генри Бриссенден, и я твой начальник. Но лучше мистер Бриссенден. Вот, — мистер Бриссенден сделал небольшую паузу. — Так. Я что-то должен ещё тебе сообщить. Ах, да, твоя комната наверху справа, служба предполагает, что ты постоянно обитаешь здесь, но отлучки временами бывают. Я-то не изверг какой, позволю при необходимости сгонять куда надо — сам понимаешь. И кстати, позволь-ка мне поинтересоваться...

— Да?

— Как же ты, хе-хе, накуролесил, что тебя отправили в эту дырищу? — Бриссенден засмеялся, запрокинув свою голову назад и скрыв тем самым от взора будущего подчинённого только-только начавшую оформляться лысину посреди непонятного цвета волос где-то двух-трёх дюймов длины.

— Ну, мой отец считает, что только такая служба сделает из меня человека. — Барти, конечно, лукавил, но ведь легенда прямо-таки сама плыла в руки, лишая необходимости придумывать.

— Теперь-то тебе будет не до развлечений, да! — начальник продолжал, говоря откровенно, ржать. — Здесь с ними совсем туго, так что боюсь, тебе это место скоро осточертеет. Тут у нас кто не пьёт, тот и не живёт, считай. Так-то. Но дракклов регламент предполагает проживание по месту службы — ик! — тьфу! Впрочем, скоро ты у нас сам всё это увидишь...

Сам Барти думал, конечно же, немного иначе, но перебивать начальника не решился. Тот тем временем достал второй стакан и плеснул туда горячительной жидкости.

— Давай теперь за знакомство.

Знакомство Барти с огневиски до этого момента было всего однократным, и знал он из него разве что то, сколько именно он может выпить до того, как его начнёт тошнить. Сам процесс, правда, как-то выпал из памяти. Теперь же стоит по возможности начать общение с начальством на должном уровне. Но он не умеет пить, да и опыта с алкоголем особо нет. Но это же начальство... Но нет опыта...

— За знакомство! — Зажмуриться, залпом проглотить обжигающую жидкость и приложить все силы, чтоб не выдать её обратно, наружу. — Но разрешите мне сначала кинуть вещи и заселиться, прежде чем продолжать наше, так сказать, знакомство.

— А, да. Точно. — Для начальства это обстоятельство, судя по всему, стало неожиданностью. — Можешь кинуть вещи, даже написать письмо, если надо, осмотреть свои аппартаменты, — последнее слово было произнесено с явной издёвкой, — только по окончании не забудь спуститься. Мне ещё надо сказать тебе несколько вещей по поводу работы. Важных вещей.

Так называемые аппартаменты в реальности оказались каморкой на втором этаже, маленькой и довольно пыльной. Но главное, что деревянная кровать, ящик, вешалки и стол со стулом там имелись — без остального можно было обойтись. Там же на стене висело маленькое прямоугольное зеркало — по сути просто кусок посеребренного стекла . Оттуда на Барти смотрело скучное юное лицо, покрытое ненавистными веснушками (юноша в своё время хотел свести их в школьной больничной палате, но мадам Помфри отказалась и сообщила, что с возрастом пройдёт само; в восемнадцать лет веснушек стало поменьше, но до полного исчезновения было ещё далеко), соломенного цвета волосами, концы которых приближались к плечам (впрочем, до момента, когда они их достанут-таки, было ещё далеко) и которые успели растрепаться за день, с серыми глазами, тусклыми и невыразительными, и пушком, плавно переходящем в щетину, на щеках и подбородке. Смотря на то, что через некоторое время могло бы стать усиками (для усов солидности не хватило бы всё равно), он поймал себя на мысли, что, вообще-то, пора, давно пора побриться. И просто приступить к делу тоже пора — вместо праздного разглядывания себя. Убрать заклинаниями пыль и раскидать по местам своё барахло оказалось делом пары минут.

— Так. Теперь ты. — Сипуха посмотрела на Барти чистым и ясным взором, ничего, конечно, не выражающим. — Надо дать тебе какое-то имя, да?

Молчание.

— Может, Белобрюх? Не, не то. Давай лучше Малыш.

Молчание.

— Ну, не хочешь, будешь Молчуном.

Молчание.

— Так, достал уже глазами на меня зыркать своими очкастыми, глупый очкарик. Может, удостоишь уже ответом? — Пальцы щёлкнули по клюву, но уже через секунду наглая птица ответила, разодрав их клювом до крови. — Отлично. Значит, будешь Очкариком. Держи печенье. Только потом надо будет ещё поработать.

Печенье исчезло очень быстро. Барти же тем временем принялся за написание письма. Не родителям — Регулусу. Надо было дать знать, что он тоже выражает готовность присоединиться и попросить друга замолвить за него словечко, так сказать. Подумав, он не стал как-либо шифровать послание, хотя Регулус, конечно, догадался бы, как его прочесть, — просто некому было пытаться перехватить письмо, а значит, и незачем усложнять себе жизнь. Жизнь, правда, всё упрощалась: удалённое и требующее его круглосуточного присутствия место работы, отгулы время от времени, пьющий начальник, с которым, если что, можно будет договориться о коротких отлучках (этот факт ещё предстояло проверить) — лучшего пока и не требовалось. Объёмы работы, как Барти уже догадался, должны быть не слишком велики.

— Итак, что я должен сказать, — внизу мистер Бриссенден сразу приступил к инструктажу. — Во-первых, ты, наверное, знаешь, что наш отдел по идее создан для оказания поддержки оборотням, а секция учёта — для собственно учёта и отлова. В реальности, однако, всё смешалось, и с оборотнями здесь взаимодействуем мы. Хотя, по правде, стоило бы наоборот. Вкратце список обязанностей, думаю ты знаешь... знаешь?

— Да, я читал.

— Тогда не будем останавливаться на этом. Подробно объясню с утра, хотя тут без горячительного не разберёшься, — начальник задумался. — Собственно, что тебе нужно держать в памяти всегда. Мы здесь живём в мире с местными, а они с нами. Там, в министерстве, могут думать, что угодно, и принимать какие угодно постановления, — Бриссенден внимательно посмотрел на подчинённого, — но не всегда стоит соблюдать закон с точностью. А для того, чтобы лучше поладить с местными, тебе стоит кое с кем познакомиться, и лучше это сделать прямо сейчас. Его зовут Ларсен, и все важные вопросы решаются вместе с ним, усёк?

— Да, я понял.

— Отлично. Ты, конечно, ничего с собой не взял, так что будешь должен, — с видом заправского фокусника извлёк мистер Бриссенден из-под стола большую бутыль огденского. — Пойдём со мной, я тебя представлю. И запомни: без хорошей выпивки хорошие знакомства не заводятся.

— Пока мы не ушли, можно спросить по поводу вас?

— Что?

— Вы-то здесь долго? И почему здесь оказались?

— Я, хех, наоборот, сюда — ик! — всегда стремился. Я ж родился в этой дыре. И давай, пошли уже.

На улице было видно ни моря, ни пастбищ из-за тумана и только смутно проглядывали очертания замка. Туман проникал сквозь одежду и оседал на лице противными каплями. Возникало ощущение, будто это огромный почти материальный призрак стремится прикоснуться к телу, тёплому и живому. Накрапывал мелкий дождь, сочась под мантию, но чары было накладывать как-то... несподручно. Под ногами хлюпала чёрно-бурая жижа. На самом деле, грязь покрывала и низ мантий, и стены домов, столбы, и казалось, была растворена в самом воздухе, будто это в облаке маленьких капель грязи, а не воды, всё вокруг и находилось. Так и шли мимо лачуг и просто небогато выглядевших домиков до очередного строения, возле которого и была произведена остановка. Бриссендсен постучался. Вскоре ему открыли. На пороге стоял высокий крепко сложенный седеющий светловолосый человек. Левая его щека была перечёркнута шрамом.

— Чего стоите? Проходите, рассказывайте, по какому делу пришли.

И все трое вошли внутрь, после чего направились к столу. Барти заметил, что хозяин слегка прихрамывал.

— Знакомиться. Ларсен, это новенький, и его зовут Барти.

— О как. Я Ларсен, просто Ларсен, без всего прочего.

— Приятно познакомиться. Мне тоже привычнее просто Барти, — на этом моменте он улыбнулся, а Бриссенден начал разливать янтарную жидкость по стаканам. Хозяин же стал накрывать на стол. Правда, яства не блистали разнообразием: всего-то жареные селёдки и несколько ломтей хлеба — но судя по всему, люди здесь собрались привычные.

— Ну, будем! — жахнули. Потом немного поговорили о погоде, климате, месте вообще (дыра дырой — чего тут говорить) и жахнули ещё.

— Барти, вижу, ты понятливый, — начал коротко о главном Ларсен. — Так что постарайся запомнить: проблемы здесь никому не нужны. Поэтому все серьёзные дела, — он всмотрелся в лицо собеседнику, — решать лучше через меня. Сам знаешь — никому не надо здесь лишнего внимания министерства. И если что, я конечно же найду, как тебе помочь.

— Спасибо, обязательно это учту.

— Не за что. Я ж всегда готов помочь освоиться, а ты скажи лучше, как тебе здесь.

— Да я толком ничего и не видел-то. Как появится время, осмотрюсь, конечно.

— Было б на что смотреть! Все, кто мог, отсюда разбежались уже давно... — та же волынка заиграла снова.

Вскоре Барти понял, что он уже хорош, и что дальше тянуть нельзя, если он ещё хочет добраться обратно самостоятельно и помнить при этом, а что же произошло и о чём был разговор. Пришлось отрекомендоваться, сказать, что надо ещё выспаться, что он уже опьянел, а завтра работа... в общем поубеждать в необходимости уйти минут пять, наверное, прежде чем отпустили. В общем-то, посидел он неплохо, и даже закуска из жареной селёдки с хлебом показалась на удивление вкусной, а грубо сделанный массивный сосновый стол — удобным.

Беседа была не особенно интересной, хотя Барти почерпнул оттуда и полезную информацию. Но о чём в таком месте вообще можно говорить?! С неба вечно что-то падает, скука, работы на всех не хватает, в рационе в основном рыба и злаки — на самом деле информации накапливалось много, но систематизировать её гораздо лучше на трезвую голову. Пока же лучше было просто дойти до кровати и уснуть до утра — и это требовало немалых стараний, поскольку тело заметно шатало и вело из стороны в сторону. Непонятно было, как Ларсен и Бриссенден могут после таких доз оставаться вменяемыми, когда любой нормальный волшебник давно бы уже закончил свой путь в белой горячке. Мысли тем временем, будто бы вслед за телом, скакали из стороны в сторону. Барти открыл дверь и вышел наружу.

В лицо ему повалил мокрый, крупными хлопьями плывущий по воздуху снег.

На улице похолодало. Туман то ли поднялся, то ли был разогнан резким, проникающим сквозь мантию ветром, и теперь из низких сине-серых туч сыпался на землю густой, напоминающий пух снег. Он летел вниз и таял на крышах, либо растворялся в грязи. Тонкий белый слой уже начал покрывать луга за пределами селения, да и замок уже не казался монотонно серым. Барти же, даже будучи под градусом, чувствовал холод от мешающих идти порывов, а мокрый снег тем временем нещадно хлестал по лицу.

Кто это вообще придумал, снег в конце июля?! Он же в Британии, в конце концов, а не на Северном Полюсе! Почему-то когда Барти просился в самое удалённое отделение из возможных, о такой погоде он как-то не подумал, но кто, кто мог что-то подобное знать?! Почему не может быть так, как в любом другом уголке Шотландии, почему грёбаный снег летом?! Правда, тут же Барти подумал, что если это самый большой минус его службы в данном месте, то можно и потерпеть.

Когда он вернулся в дом, то, казалось, успел протрезветь как минимум в значительной степени, хоть и не окончательно. На столе царил всё тот же беспорядок, что и днём, зато под ним Барти теперь заметил ещё пару пустых бутылок — судя по всему, скопились за ближайшие дни. Непонятно только было, как же начальник не боится проверок, если оставляет такие следы. Или те происходят настолько редко и предсказуемо? Початая бутыль и стаканы так и остались на столе. Он подошёл, взял стакан, плеснул на донышко... и немедленно выпил. Жар разлился по горлу, а потом и по телу. Стало тише, спокойнее, да и вообще — лучше. Главное было не продолжать. Зайти в комнату, быстро разуться, упасть на кровать и провалиться в сон...

Барти проснулся, когда уже начинало светать, но до рассвета дело ещё не дошло — дрёмы были потревожены настойчивым стуком в окно. На подоконнике сидел Очкарик — мокрый, взъерошенный и сердитый, — выглядевший настолько комично, что нельзя было сдержать улыбку. Именно птица и стучала в стекло, с каждым мгновением всё сильнее и настойчивей. Только тогда Барти понял, что вечером забыл приоткрыть окно, а потому пришлось встать, подивиться про себя, что с головой вроде всё в порядке (только во рту сухость), подойти и медленно, с усилием, повернуть ручку на потрескавшейся деревянной раме. Выругавшись про себя, конечно.

— Прилетел, да? Ну, извини, извини, что забыл про такое дело, — рука потянулась погладить питомца. — Эй! А вот кусаться не обязательно! Хочешь печенья?

К сожалению, завязки на лапе плохо поддавались, а печенье было склёвано почти мгновенно, после чего атакованы были уже руки. Пришлось дать ещё одно, а потом и ещё — третье давать, впрочем, было не обязательно, поскольку письмо уже было отвязано и отложено, но Барти счёл, что питомец и без того должен быть измотан трудным перелётом и заслуживает большего. Отдельно следовала загадка, как же птице удалось слетать туда и обратно так быстро — хотя бы потому, что дорога до Гриммо, 12 заняла бы у птицы почти целый день только в один конец. Видимо, лететь пришлось в другое место — что ж, это даже и к лучшему, да Очкарику лишнего печенья было не жалко. В конце концов, к животным Барти всегда относился достаточно хорошо, лучше, чем к большинству людей.

— Итак, что тут у нас... Да, привет, я тоже надеюсь, что у меня всё хорошо... дальше, дальше... о! Согласие. Прекрасно. Смогу ли я в пятницу вечером? Конечно, смогу. Только надо отпроситься. Тогда и ответим... А ты, Очкарик, отдохни пока. Хорошо потрудился.

После хороших новостей оставалось только успокоиться и досматривать свои сны до утра. Утром же пришлось приводить помятую одежду в порядок, причёсываться... и искать, где можно умыться, поскольку спросить было не у кого — начальник ещё дрых, и его храп разносился по всему зданию. На улице уже распогодилось, и солнце яркими лучами просвечивало сквозь дыры облаков, освещая всё тот же замок, дома, холмы... К слову, проснулся Бриссенден как раз когда Барти нашёл уже умывальник на улице и успел освежиться.

— Доброе утро.

— А... ага. Зелье... во втором левом ящике, — голос поутру звучал грубо и хрипло, а о аромате, распространяемом чуть ли не всем телом начальства лучше и вовсе деликатно промолчать.

— Спасибо, мне не требуется.

— Мне принеси, — подосадовал на недогадливость Барти собеседник.

Примерно так и начался первый день на должности служащего Скаллоуэйского отделения управления поддержки оборотней. Более того, оказалось, что и большая часть дня, как правило, проходит примерно в таком режиме, что теоретически делать можно всё, что угодно. Но ничего, что позволяло бы покидать это забытое Мерлином поселение, регламентом не предписывалось.

Изначально управление было создано для оказания поддержки, отчего и получило своё название, правда, вряд ли кто-то помнил, какую именно помощь планировалось оказывать в тот момент. Весь спектр возможных услуг мог быть очень широк, и конечно же, обязанности управления были куда уже. По сути, основной поддержкой был диалог с работодателем — найти работу оборотню было нелегко, в силу природных особенностей, предрассудков и законодательства. В министерство, например, оборотней формально брать не запрещалось, но ни одного представителя их братии оттуда Барти не знал. Вся остальная Магическая Британия, как он подозревал, тоже. Частные компании же, если они могли нанять на свободное место оборотня, посылали заявку именно в управление, и потенциальные работники могли на месте эту заявку рассмотреть. Работодателей проверяли, предъявляли им определённые требования — но при наборе достаточного количества таких сотрудников несколько снижали налоги. Но были в этом и свои сложности и подводные камни. Проживание и свободное передвижение оборотней по территории Британии было ограничено несколькими районами вокруг небольшого количества поселений, где оборотням позволялось жить — а потому найти работу в месте со сколько-нибудь более престижным расположением было достаточно проблематично. Правда, почти любое предприятие могло нанять к себе «особых» работников, если было готово нести ответственность за такого подчинённого — подобные случаи встречались, но больно уж редко. Так что сами оборотни беспокоили управление по вопросам работы нечасто, в случае проблем с деньгами пытаясь подработать нелегально. Заявки из центра, то есть Министерства (изначально все они поступали туда), обновлялись еженедельно, и каждое воскресенье их доставляли. Тогда же происходила и проверка, а потому в такие дни надлежало быть на работе, трезвым, выглядеть сколько-то ухоженно и содержать помещение в порядке. В остальное время, если не возникало нештатной ситуации, камин надлежало держать закрытым.

Ещё к помощи относилась выдача разрешений на посещение того или иного уголка страны на определённое время (и отправка таких сведений в центр), помощь в составлении документов (оборотней не принимали в учебные заведения — то есть Хогвартс — а домашнее образование разнилось от семьи к семье, так что оформление происходило через управление; тем, кого покусали взрослыми, во многих отношениях везло, конечно, больше) и какие-то уж совсем редкие мелочи. Хотя, не сказать, что и более «частыми» услугами служащих действительно загружали.

Из остальных функций главным оставалось слежение за обстановкой и доклады либо в центральное отделение управления, либо в аврорат, в зависимости от того, что произошло. И если авроры могли просто прислать людей или выдать ордера на те или иные действия, то управление в крайнем случае могло отправить запрос в секцию учёта оборотней на отлов или ликвидацию той или иной особи. И такие случаи действительно изредка встречались.

Отпроситься на пятничный вечер оказалось совсем несложно — и начальник даже не стал спрашивать, для чего это Барти нужно, так что врать, говорить полуправду или часть правды не пришлось. Нужно было только собраться и вовремя шагнуть в камин, ведущий в Кабанью Голову, где его должен был поджидать Регулус. И Регулус поджидал.

Среди тяжёлых столов и стульев, грязных и неказистых, среди такого же странного контингента, скрывающегося в задымлённом полумраке, Регулус выделялся. В чистой и богато отделанной мантии, следящий за собой, держащийся открыто и уверенно — если бы кому-то были хоть сколько-нибудь интересны посетители заведения, его должны были взять на заметку в первую очередь. Вид Блэка, элиты магического общества, явно находился в дисгармонии с испещрённым годами и царапинами, ставшими настоящими отметинами и сколами, полом, бревенчатыми и серо-бурыми от времени стенами, с грязью, затхлой атмосферой, сгорбленными, скрюченными фигурами за столами... Это была территория подполья — не верхушки общества. Возможно, друг Барти решил, что, дабы их отношениями не заинтересовались, действовать надо именно так, особо не прячась?

— Привет, я рад, что ты пришёл, — сразу же начал Регулус.

— Да... привет. Мы будем здесь сидеть?

— Не стоит. Лучше сразу пойдём наружу, а то какая-то тухлая в этом месте атмосфера, — он усмехнулся.

Барти вдруг понял, что его товарищ и не задумывался о том, что его в Кабаньей Голове заметить и узнать легче лёгкого, и наверняка их встречей кто-то, да заинтересуется. Но с другой стороны, проследить за ними дальше... нет, сам Лорд Волдеморт этого не позволит. Если б он не скрывался хорошенько от чужих глаз, то давно бы всех пожирателей вычислили бы и повязали. Но говорить другу об осмотрительности Барти не счёл нужным — наверное, это даже и лучше, что любой мог их заметить, а соврать по поводу встречи всегда что-то да можно.

Снаружи было неожиданно тепло — не сравнить с Шетландскими островами, где из лета он, казалось, попал в конец осени, унылый и дождливый. Они прошлись до края поселения, после чего взялись за руки и аппарировали несколько раз подряд, как обозвал это Регулус — произвольной программой. Последним пунктом назначения стал какой-то лес, где, наконец, использовался уже портключ, доставивший путешественников на узкую тропинку, тоже лесную, проходящую по какой-то поросшей соснами долине вдоль чистого и извилистого ручья. Дальше можно было уже спокойно идти пешком, болтая о жизни, о том, что сейчас ждёт и к чему надо готовиться, и просто о разном, включающем в себя магглов, судьбы Магической Британии, Организацию, да и просто всё подряд.

Тропинка вывела их к хижине, возле входа в которую товарищи и остановились. Хижина выглядела снаружи не слишком ухоженно, но в лесу маскировалась идеально — просто потому, что территория вокруг густо поросла высоким кустарником и молодым осинником, ещё не достигшем в высоту и десятка ярдов.

— Сейчас мы войдём в прихожую, а дальше тебе идти одному, — объявил Регулус. — Я буду ждать.

— Окей. Пожелай мне удачи, что ли.

— Удачи. Главное, говори ему правду, — это было уже финальное напутствие. — Лорд не любит, когда его пытаются провести. Как он отличает ложь, не прибегая к леггилименции, я не знаю. Но ему удаётся.

Барти решил последовать рекомендации. В принципе, в жизни он чаще ценил ложь, нежели правду: он давно уже привык, что есть то, что люди очень хотят услышать, и если правда противоречит этому, лучше оставить её при себе. Иначе будет себе же дороже. Да, когда-нибудь собеседник может понять, что ты лукавил, но если быть осторожным, такое произойдёт именно что когда-нибудь, когда уже не будет иметь большого значения. Нет, если бы не существовало лжи, мир был бы просто ужасным, чудовищным местом, которое всё равно не могло бы существовать — отсутствие такого важного компонента было даже страшно себе представить. Но к настойчивой просьбе товарища прислушаться стоило — тем более, в данном случае правда если и навредит, то не фатально — всё же, то, что она приведёт к настолько неприятному исходу, представлялось совсем маловероятным.

В довольно просторной, ярдов пять на пять, если не больше, комнате, сидел за одиноким столом Он. Стол был самым обыкновенным, и даже какие-то бумаги на нём наличествовали, напротив стояла пара стульев, тоже обычных, деревянных, выполненных, на вкус Барти, достаточно безыскусно. Волшебник за столом был одет в рабочую мантию без особых изысков, но явно очень хорошего покроя — в таких вещах нельзя было не научиться разбираться в семье Бартемиуса Крауча-старшего. Более того, на Лорде мантия сидела, если не идеально, то близко к тому. Он выглядел достаточно молодо для своих лет, и даже седина только тронула чёрные волосы на красивом ещё, почти без морщин лице. Немного странно смотрелись угловатые черты, придавая выражению ничем не выводимый хищный вид, а красные, с лопнувшими сосудами глаза свидетельствовали о бессонных ночах, о том, что управление действиями Организации (весьма успешное, насколько можно было судить на данный момент) не проходило бесследно, оставляло отпечаток. Впрочем, взгляд, который Лорд поднял на вошедшего к нему посетителя, свидетельствовал о том, что истощение его обладателю в ближайшее время не грозит — сила и внимание в нём чувствовались. Как и то, что главный здесь Он, просто куда более высокой категории, чем будущий собеседник.

— Подходите, садитесь, не стесняйтесь, — голос звучал спокойно, уверенно, тихо — но казался громче самого громкого крика, чуть ли не подавляя собой.

— Добрый вечер, — оставалось только послушаться, подойти и сесть напротив. — Благодарю, что выделили время и согласились принять меня сегодня.

— Конечно, выделил. Вы ведь пришли вступить в нашу организацию, мистер Крауч? Или Бартемиус, если позволите?

— Лучше Барти, — чего-чего, а «Бартемиуса» (это ненавистное напоминание об отце, определявшем каждый шаг в его жизни!) он не мог терпеть настолько сильно, что даже возразил самому Лорду, а теперь нервничал, — или хотя бы мистер Крауч. Но Барти лучше, да.

— Значит, Барти. Да не нервничайте вы так, юноша, — прозвучало самую малость насмешливо. — Лучше успокойтесь и расскажите, что же привело вас к нам. Лучше говорите правду, как она есть, и поверьте, вам ничего не грозит. Но человека, который на собеседовании — назовём это так — кривит душой, я в Организацию точно не приму.

— Я... я хочу быть полезным, наверное, — начал Барти, и это было сложно, но дальше слова давались всё легче и легче. — Не как какое-то дополнение к отцовской карьере, а сам по себе. Я не знаю, насколько это всё относится к идеалам чистокровных, я даже не могу сказать, что ненавижу магглов и магглокровок, просто... ну... мне хочется приносить пользу, быть востребованным, раскрыть себя...

Барти продолжал ещё довольно долго. Лорд задавал время от времени уточняющие или наводящие вопросы, когда хотел получить более-менее подробные ответы, и оно как-то само так выходило. Барти не планировал с самого начала рассказывать очень много, но начав говорить правду, стал то ли терять чувство меры, то ли просто не мог остановиться в том, чтоб выговориться. Лгать он не пробовал, честно рассказав и о детстве, и о своей учёбе в Хогвартсе, и об обстановке в семье. Оказалось неожиданно легко.

Вспоминая свою биографию, Барти приходил к выводу, что с самого детства его готовили скорее как дополнение к отцовской карьере — он должен был помогать, играя роль образцового сына и едва ли не вундеркинда, гения. Любое отступление каралось отцом, за что к восемнадцати годам Барти к нему никакой любви не испытывал и даже не особенно стеснялся в этом признаваться. Было даже что-то увлекательное в том, что исповедником его оказался главный, наверное, враг его отца в магическом мире — это завораживало, захватывало дух своей недозволенностью, протестом. Мать Барти тоже не особенно любил — хотя бы за то, что она чаще всего вставала на сторону сына, но довольно быстро сдавалась под давлением Бартемиуса-старшего, отчего выговоры и наказания становились только ещё более удручающими. Чуть больше года назад она, работавшая со снятием проклятий, всё же претерпела фатальную неудачу и не могла уже восстановиться — колдомедики давали ей ещё максимум несколько лет. С тех пор мать вообще практически перестала защищать сына, но не то чтоб от этого что-то ухудшилось. Разве что отец после происшествия стал раздражительнее.

Если говорить об учёбе в Хогвартсе на факультете Райвенкло, то в основном из-за того же отца Барти не шибко сближался с ребятами из низов — это не помогло бы отцовской карьере. Да и свободного времени оставалось немного, поскольку от него требовалось учиться по всем предметам непременно на «превосходно», да ещё и вне занятий себя в чём-нибудь проявлять. Поскольку с квиддичем как-то не заладилось, то проявлял себя юный Барти в дуэльном клубе, и хорошо, кстати, проявлял, как и на уроках. То, что он сошёлся с Регулусом, получилось как-то само — наверное, на почве любви к знаниям. То есть одному из них мало какие радости, кроме чтения были доступны, а вот второй, то есть Регулус, этим вполне себе увлекался и уважал того, кто успевает лучше него по многим предметам. А ещё, несмотря на свою популярность как ловца в квиддичной команде, очень ценно было найти понимающего собеседника. Что же до Барти, то отец его не возражал против дружбы с отпрыском Блэков — в конце концов, если не Блэки, то кто ещё может быть подобающим другом для Крауча?

— Что ж, надо признать, вы действительно были откровенны со мной, Барти, — стал после длительной беседы подводить итоги Лорд, показав тем самым, что обсуждение мотивов и биографии соискателя закончено. — И знаете, с моей стороны было бы форменным свинством вам отказать, — Лорд Волдеморт улыбнулся.

— Значит... я принят? — вроде бы, итог был с одной стороны ожидаем, но с другой — поверить было трудно. Внезапно подумалось, что поверить в отказ, наверное, было бы не менее трудно.

— Да, — решение было подтверждено ещё раз. — Знаете, раз вы так тесно дружите с Регулусом, то я даже решил, что с вами делать.

Лорд взял довольно длительную паузу.

— Видите ли, доверенным членом вы сейчас, конечно, не будете, хотя имеете все шансы стать таковым очень быстро, всего за несколько лет. Если покажете себя, конечно, — теперь настала очередь Лорда много говорить, а Барти оставалось только вставлять реплики, когда это подразумевалось. — По поводу ваших сомнений относительно чистокровных идеалов... знаете, всегда считалось, что карьера должна быть ради семьи, а не семья должна служить карьерным целям, так что ваша позиция ближе к ней, нежели вашего отца. Что же касается ненависти к магглам... Знаете, это больше пропаганда, нежели то, как дела обстоят на самом деле. Хотя, признаюсь, немалое количество моих подопечных их не любит — тут уж не буду лукавить.

— Пропаганда?

— Конечно. Я не так много имею против них конкретно, и даже против грязнокровок. Основная проблема не в этом, а в том, что у нас разные миры, и магический очень сильно отличается от маггловского, — продолжил свои объяснения Лорд. — И мы выступаем даже не против грязнокровок как таковых в нашем мире, мы выступаем против омаггливания, против всего того маггловского, что они стремятся привнести в наш мир с собой, разрушая вековые традиции — а с ними и само наше общество.

— Спасибо за разъяснения.

— Что же по поводу вас: конечно, вы показали превосходные успехи за время учёбы, и я не сомневаюсь, что школьную программу вы знаете на «превосходно», всю, и даже по поводу ваших успехов в дуэльном клубе не сомневаюсь, — подобные слова подразумевали, что обязательно найдётся некое «но», изъян, про который ему собираются сообщить. — Но всё же, этого недостаточно, поскольку некоторые аспекты в Хогвартсе опускают, а для вхождения в боевое крыло необходимо, помимо этого, и много тренироваться. Надеюсь, вы не против ещё немного поучиться?

— Конечно. Почту за честь, — действительно, от предложения отказываться совсем не хотелось.

— Тогда обучаться, наверное, вам лучше вместе с вашим другом Регулусом?

— Спасибо! — за такое развитие событий Барти был и правда благодарен.

— Хорошо, учитель у вас будет общий, и чуть позже сегодня вы с ним познакомитесь. И последний момент: вы упоминали, что пытались овладеть легиллименцией и окклюменцией. Какие у вас успехи в этом деле?

Барти попытался вспомнить, чего же именно он смог достичь. Проблем с изучением окклюменции самостоятельно возникало не очень много, и основной, пожалуй, была невозможность точно проверить свои навыки — в то время как в легиллименции почти невозможно было эти навыки самостоятельно обрести. Но теоретически свои успехи он представлял, хоть и весьма приблизительно. В итоге было решено просто высказать свои соображения насчёт продвижений в этих дисциплинах.

— Я считаю себя неплохим окклюментом, а легиллименцию... без опытного материала не сильно изучишь, сами понимаете. Хотя, упражнения, которые можно сделать самостоятельно, у меня получаются.

— Значит, самые азы легиллименции вы знаете. Что ж, то, что окклюменция на базовом уровне вам известна, я не подвергаю сомнению, и видимо, она у вас даже выше него. Но вот насколько?

— Я готов проверить, если вы позволите, — в конце концов, Барти особо не врал в своих рассказах, и если верить тому, что было сказано за беседу, ничего ему не грозило, даже если прочли бы самые тайные мысли. А воспоминания... наверное, было несколько вещей, которые он не хотел бы показывать, но в сущности, какое Лорду-то до них дело?

— Я должен предупредить вас, что это болезненно. В процессе, скорее всего, ваши щиты будут сломаны. Конечно, если они достаточно прочны, я не стану применять грубое воздействие — просто потому, что от такого удара можно и не оправиться, но поверьте, ничего приятного в процедуре нет. Это... больно.

— Я всё равно не отказываюсь, — когда Барти сказал это, собеседник улыбнулся.

— Что ж, вы весьма храбры. Готовы? Начинаем, — Лорд посмотрел ему в глаза.

Барти был пуст: в нём не было ничего, включая самого Барти, и только где-то в самой глубине сознания что-то управляло телом, щитами, удерживая их и отвечая на раздражители. Как описать этот поединок в научных терминах, Барти, пожалуй, знал, и если бы у него был справочник под рукой, справился бы с такой задачей. В ненаучных — это было сделать сложнее. Если бы можно было корректно описать происходящее в терминах обычной дуэли, то получилось бы примерно следующее. Волдеморт произвёл несколько стандартных атак, которые щиты выдержали — и могли бы выдержать куда более изощрённые методы воздействия, после чего стал наносить одиночные удары, прощупывая защиту. Барти не знал, сколько времени это заняло, но подозревал, что не больше нескольких минут в самом благоприятном для него случае.

Дальнейшее произошло очень быстро: отвлекающая атака внушающей уважение силы заставила щиты чуточку видоизмениться и на небольшой промежуток времени делала их не такими универсальными, проникающий удар другого типа обозначил конец всей обороне, голову пронзила резкая боль, и мир закружился невиданным калейдоскопом, а потом осколки разлетелись вокруг, заполонив собой всё пространство, мерцая, сверкая и искрясь.

...Барти исполнилось пять лет, и родители повели его на остров Тайри. Почему-то в самом начале запомнилась лесная дорога и просвечивающее сквозь листву Солнце, запомнилось большое количество яхт и лодок в маггловской части острова...

...урок ЗОТИ на седьмом курсе. Преподавателем тогда стала Доркас Медоуз, и, пожалуй, Барти считал её наиболее компетентным преподавателем за все семь лет своего обучения. В тот год они занимались защитой от угроз, исходящих от других волшебников и тёмной магии как таковой, и вот сейчас она стояла у доски, объясняя методы противодействия дикому огню...

...в тот день Барти покрылся зелёными пятнами, у него выросли ослиные уши и хвост. Судя по всему, постарались мародёры, которым не понравилось то, что он такой скучный. Или то, что тесно общается с Регулусом. А может, всё вместе — кто их разберёт. В лазарете его продержали до вечера...

...отработок Барти не получал, что не мешало ему изредка навещать профессора Кеттлбёрна вне учебной программы, спрашивать, нужна ли помощь, и тот не мог нарадоваться на ученика. Сам ученик тоже относился к преподавателю УЗМС довольно тепло, но к некоторым его животным был ещё более неравнодушен. В этот раз ему разрешили не только покормить грифонёнка, единственного в зверинце, но и поиграть с ним. Профессор счёл, что тот достаточно привык к Барти для безопасного с ним времяпрепровождения...

Образы мелькали и сменялись один за другим, но всё быстро закончилось. Барти обнаружил, что вокруг него кружатся необычно высокие стены и потолок хижины, но мгновением позже ситуация чуть прояснилась: стул лежал где-то рядом, и ножка его упиралась в ягодицу, напротив стоял, повернув голову немного в сторону, Лорд, на лице которого пока не удавалось сфокусироваться достаточно, из-за чего оно казалось слегка размытым, а боль понемногу отступала. Чуть оглядевшись, он заметил пятна на полу и на мантии, почувствовал солёный привкус на языке и нечто жидкое, тихо стекающее с верхней губы на нижнюю, а с неё — на гладко выбритый подбородок. Сам Барти стоял на коленях, и очень хотелось лечь. Вместо боли почему-то подходила дурнота.

«Только бы не стошнило...»

— Без малого шесть минут. Впечатляет. Нет, моей грубой силы наверняка хватило бы, чтобы сломать защиту быстрее, но так, наверное, смог бы сломать щиты только я и ещё несколько человек во всей Европе. Да и если подходить к процессу творчески, то только искушённый легиллимент сможет пробиться за сколько-то приемлемое время, — после этих слов Лорд посмотрел уже в сторону Барти. — Вижу вы более-менее в порядке. Ещё раз прошу прощения за неприятные ощущения, но вы сами на такое подписались. Через час-другой вы будете в норме, а что касается испытания, окклюменцией вы владеете на достаточно высоком уровне, но я считаю, вы способны на большее. Лично я, к сожалению, не смогу вас учить хотя бы из-за нехватки времени, но подходящего учителя по этим дисциплинам найду. Как можно вашу защиту взломать, думаю, вы поняли. А теперь можете познакомиться с учителем по всему остальному. Думаю, вы подружитесь.

— Значит, младший Крауч, да? Бартемиус? — донёсся слева женский голос.

Барти повернулся — встать он ещё не мог, да и дурнота при движении значительно увеличивалась. Кажется, проверка сказалась на нём совсем плохо. Обладательницу голоса он видел до этого пару раз — это была кузина Регулуса, Беллатрикс, которой её кузен восторгался, и едва ли не боготворил. Он запомнил идеально сидящие дорогие мантии, высокомерный и скучающий взгляд, что интересно, при не самом надменном выражении лица и довольно простую причёску. Сейчас мантия, судя по всему, была тоже достаточно изысканной, волнистые чёрные волосы были распущены, а сфокусировавшись на лице, можно было заметить на нём неподдельный интерес. Беллатрикс находилась очень близко, и чтоб ответить, пришлось приподнять голову. Барти посмотрел в лицо и попытался улыбнуться. Получилось скорее оскалить зубы.

— Лучше просто Барти.

А потом Барти вырвало прямо ей под ноги.

Знакомство продолжилось в каком-то небольшом, но куда как более добротно обставленном домике, принадлежащем Лейстренджам, находившемся... в каком уголке Британии они в тот момент обитались, Барти не имел ни малейшего понятия. По сути, происходило представление новоиспечённого члена Организации Беллатрикс, её мужу и деверю — или просто разговор за чашечкой чая.

Если о Беллатрикс Барти был наслышан от Регулуса, то о Рудольфе Лейстрендже раньше почти ничего не знал и не помнил видел ли вообще. С Рабастаном, его младшим братом, Крауч тоже не общался, но хотя бы помнил — тот окончил Слизерин пару лет назад. Но только сейчас представилась возможность хотя бы рассмотреть их поближе. Оба были темноволосые, не особо выдающейся комплекции и достаточно небольшого роста — на каблуках Беллатрикс была немного выше мужа. На лицо они тоже были достаточно похожи, но серьёзный вид бреющего голову Рудольфа сильно контрастировал с немного растрёпанной причёской и небритостью Рабастана.

Что касается рода занятий, то Рудольфа он ни о чём таком не спрашивал, а его младший брат на данный момент был помощником адвоката, в связи с чем не уставал подшучивать.

— Мне особенно понравится работа, когда мы победим, — примерно так он расписал своё отношение. — На самом деле, только это и утешает, а то быть адвокатом как-то утомительно.

— А в чём выражаются такие ожидания по работе после победы?

— А ты только представь, кого нужно будет защищать... Не, прикинь, один из соратников Лорда, защищающий в суде грязнокровок и отщепенцев! Да большая хохма может получиться, только если дела не кончатся обвинительным приговором, — Рабастан (вообще, он просил называть себя Басти, ибо, как и Барти, не любил официоз вне зала суда, но Крауч ещё не привык) засмеялся.

— Думаю, многие тебе этого не простят, — улыбнулся старший брат, — тот же Трэверс, к примеру.

— О, да... Думаю, он не сможет после такого находиться со мной в одном помещении. А то вдруг это заразно?

— Забавно, — вмешался в беседу Барти, — я думал, вы как-то посуровее относитесь к магглокровкам.

— Да нормально, — ответила Беллатрикс (полный вариант имени нравился ей больше сокращённого, хотя все, включая Барти, сокращали — точнее, Барти в силу непривычки называл её то так, то эдак), — до тех пор, пока они знают своё место. И не отсвечивают. Проблема в том, что они пытаются насаждать в нашем мире свои порядки, пытаются переделать наш мир под себя. И как достойные потомки наших великих прародителей, мы не можем такое непотребство терпеть.

Постепенно речь перешла на более подробное объяснение политической программы для Барти, который был знаком с идеологией движения не слишком глубоко. В принципе, по большей части эта интерпретация повторяла слова Волдеморта, когда тот рассказывал о своих целях, правда, рассказывали Лейстренджи втроём и более увлекательно. В самый ответственный момент Рабастан достал трубку, раскурил её и напустил на себя важный вид, подшучивая относительно высоких тем, на которые перешла беседа, в то время как вокруг него клубился густой дым, меняющий свой цвет с красного на фиолетовый сверху вниз.

— Басти, что за дрянь на этот раз? — Белла казалась утомлённой. — И когда тебе уже надоест?

— Хм... Никогда. И на этот раз просто табак. Только обработанный лепреконами.

— А что ещё бывает? — Барти не удержался от вопроса.

— О-о-о... Чего у меня только не было в коллекции: и трутовиковые смеси, и семена цапня, и аир, и даже заунывники с толчёным корнем мандрагоры. В общем, всё, что можно интересно и относительно безопасно употребить. Или тебя интересует что-то конкретное?

— Басти, хватит об этом, — одёрнул его Рудольф. — То, что ты придерживаешься идей расширения сознания, не значит, что к ним надо сводить любой разговор.

По поводу отрекомендованного богатого ассортимента Барти мало чего знал — разве что по большей части это всё было новыми веяниями, пришедшими в Магическую Британию уже в этом веке. До этого маги, как и самые обычные магглы, употребляли табак — собственно, табак и появился в Англии ещё в достатутные времена, а то, что в ту эпоху курение приравнивали к колдовству и рубили за него голову (Барти иногда подозревал, что сэра Николаса, гриффиндорское привидение, может, казнили вовсе не за отказ присягать Стюартам, как тот утверждал) только добавляло ему популярности у волшебников. Собственно, после отделения магов от магглов табакокурение осталось в обоих мирах — правда, в магическом до сих пор были популярны трубки, в то время как вовне, вроде бы, популярнее было заворачивать мелко порезанный табак в бумагу и называть то, что получилось, сигаретами. У магов такое встречалось только среди выходцев из стран победившего социализма (но там так называемые сигареты считали папиросами). Что же до курения других, волшебных растений — такое появилось в Магической Британии уже после принятия статута, а приобрело какую-то популярность и вовсе не раньше второй половины девятнадцатого века; а больше Барти по сему поводу почти ничего и не знал — в Хогвартсе эта информация прошла мимо него.

Беседа тем временем перетекала с одной тематики на другую, за окнами темнело, с утра предстояло работать, а уходить не хотелось. Барти так и сидел бы до рассвета — ему нравилось здесь. Возможно, это было единственным местом, в котором у него возникало ощущение, что он дома, в безопасности, уюте и комфорте. И не в одиночестве, к которому давно привык. Барти почему-то представилось, что на самом деле они одна семья: Белла с Рудольфом были старшими братом с сестрой, они с Регулусом играли роль младших братьев, а Рабастан... ну, нечто среднее. Пока же вспоминался сам момент знакомства с находящейся в комнате компанией.

* * *

Братья Лейстренджи встретили компанию на выходе из домика, когда тот уже более-менее привёл себя в порядок. Тогда же Беллатрикс взяла слово.

— Итак, поскольку я буду обучать вас вместе, то стоит познакомиться и с моей семьёй. Это Рудольфус, или просто Рудольф, и Рабастан, мои муж и деверь.

— Очень приятно, меня лучше звать просто Барти, — он всегда так представлялся, кроме тех случаев, где официоз был обязательным.

— А меня тогда — просто Басти, — ответил Рабастан, широко улыбнувшись и пожав Барти руку. — Главное теперь только, чтоб нас не спутали.

— А меня лучше Рудольф. Рудольфус звучит немного... старомодно.

— Только меня, пожалуйста, полным именем, — улыбнулась Беллатрикс, — а то будешь малышом Барти, если назовёшь меня Беллой, как это любит Регулус.

— Хорошо, Белла, — её отчего-то очень хотелось самую малость поддразнить. Наверное, примерно так же хочется погладить грифона, про которого ещё неизвестно, привык ли он к человеку, а потому существует вероятность лишиться гладящей конечности.

— Ну-ну... малыш Барти, — грифон ничего откусывать не собирался.

— Главное, Беллатриссой её не называй, — рассмеялся Рабастан, — а то это может печально закончиться.

— Та грязнокровка сама была виновата. Это ж надо такое выдать: «Я вас знаю! Вы — Беллатрисса Лейстрендж!» Она ещё легко отделалась! Невежда! Можно подумать, у неё астрономии не было...

Когда Барти уже уходил, ему для экстренной связи был вручён кусок зеркала без оправы, оказавшийся чрезвычайно редким артефактом — сквозным зеркалом. Парный кусок находился у Беллы.

Тёплая летняя ночь Уэльса сменилась пронизывающей сыростью Шетландов, когда Барти вышел из камина. Начальство уже спало. Поднявшись в комнату, нужно было незамедлительно заняться зеркалом: наложить на него защиту от обнаружения и тем более, кражи. До самого рассвета пришлось в итоге возиться с расчётами и рунами, но вроде бы, в конце концов, получилось сносно. По крайней мере, для поиска теперь нужно было использовать специализированные заклинания в количестве более одного, что далеко не всегда применялось даже при обыске аврорами. Теперь можно было принять в себя бодрящее зелье и спускаться вниз, поскольку ложиться спать было уже поздно. Всё возвращалось на круги своя...

Первое занятие состоялось в начале следующей недели, в том же домике, что и знакомство с Лейстренджами. На этот раз, правда, в подвале, неожиданно просторном для такого жилища и неплохо оборудованным под тренировочную площадку.

— Ближайшие занятия у нас будут посвящены применению заклинаний, как правило, вам уже известных, в схватках, — начала Белла. — Тёмная магия и её интегрирование в боевые заклинания начнётся позже, когда я сочту, что вы в достаточной степени научились пользоваться имеющимся у вас арсеналом. Сам бой мы тоже начнём с простого, то есть с дуэльной техники.

Беллатрикс внимательно оглядела стоящих напротив неё юношей.

— Вероятно, вы посещали в Хогвартсе дуэльный клуб и думаете теперь, что спортивная дуэль похожа на настоящую. В таком случае вы ошибаетесь... Экспеллиармус!

— Протего! — Барти почти успел.

— Не хватает реакции. Забирай палочку, и давай посмотрим на твои навыки в дуэли. И не бойся — в этом помещении смертельной может стать разве что Авада. И кстати, что у тебя за палочка?

— Ель, девять дюймов с половиной, единорог. Гнётся плохо. А что?

— У Олливандера покупал? — Беллатрикс дождалась кивка и продолжила. — Сойдёт. Не все производящиеся у нас в стране палочки хорошо подходят для того, чем мы собираемся потом заниматься. Но если верить тому, что я читала, твоя подойдёт. Хотя, далеко не лучшая в этом плане.

Сам бой вышел довольно странным. Барти с самого начала решил больше защищаться, чем нападать, и ему это удавалось. Белла была не сильно быстрее противников в дуэльном клубе и редких неизвестных Барти заклинаний она не использовала, а потому не составляло большого труда от неё защититься. Неожиданностью стало, когда она через несколько минут резко взвинтила темп, и Барти сразу же попался.

Регулус выступил не сказать, что лучше — он, наоборот, решил действовать первым номером и сконцентрировался на атаке, а от большинства летящих в него заклинаний предпочитал уворачиваться. Однако когда Беллатрикс взялась за дело всерьёз, подловить противника ей большого труда не составило.

— Итоги. Барти, ты слишком полагаешься на свою защиту и не успеваешь, когда необходимо, убраться из области действия заклятий. Ну а драться практически без защитных заклинаний, как ты, Регулус, вообще недопустимо. Пара заклинаний по площади, и защиту тебе бы всё равно пришлось выставить, но ты бы потратил на это слишком много времени. А мог бы вообще не успеть. И главное: вы чересчур медлительны. Действия должны быть отточены до автоматизма. С этого мы и начнём.

И они начали. Попутно Белла объясняла их ошибки в каждом конкретном случае из их поединков с ней. Начали с защиты при неожиданном нападении: это считалось первым, чем они должны были овладеть. Именно вовремя выставленная защита давала время на контрудар. К концу первого занятия Барти чувствовал себя вымотанным как никогда. Впрочем, к концу второго, третьего и последующих занятий ситуация не слишком сильно изменилась — усталости к концу тренировок не убавлялось. Зато прибавилось уверенности в том, что если на него кто-то попытается напасть, то уйти от заклинания или заблокировать его он успеет.

Что касается окклюменции и легиллименции, Лорд своё обещание сдержал, и вскоре Барти стоял напротив человека, чьё лицо было скрыто под маской, а фигура укутана в балахон. Помещение, в котором они и собирались заниматься, Барти до этого момента, понятное дело, не видел — и даже не представлял, в каком месте Британии оно может находиться.

— Добрый день, — голос из-под маски звучал приглушённо, настолько, что идентифицировать по нему говорящего было попросту невозможно. — Моё имя вам знать ни к чему, а потому просто называйте меня Учителем или как угодно. Можно, например, Маска.

— Добрый день, Учитель.

— Лорд рассказал мне о вашем уровне владения окклюменцией. Если доверять ему — а лично я привык доверять — то выходит, что дальше практически бесполезны самостоятельные упражнения, так что наши занятия будут практическими, а я буду объяснять вам ваши ошибки, — Учитель (хотя, скорее, Маска) сделал паузу.

— Я понял, — Барти показал, что можно продолжать.

— Что по поводу легиллименции, вот небольшой текст, ей посвящённый. Когда будете уходить, возьмёте. Потом, уже в следующий раз, потренируемся на магглах. Пока же, вон там, в углу стоит думосброс, сбросьте то, что не хотели бы мне показывать. После этого начнём.

Само занятие прошло спокойно: Маска исследовал окклюменционную защиту Барти и подсказывал ему как стоит попытаться её изменить и каким образом это стоит делать. Надо признать, удавалось мало что — и почти всегда далеко не сразу. Впрочем, если ему верить, то получалось, что на таком уровне нет самой что ни на есть стандартной защиты, которой можно взять и обучить, а каждый маг сам разрабатывает то, что ему удобнее, и его, учителя, обязанность — направить Барти по правильному пути формирования собственной защиты, а не построения неё за ученика. Надо признать, что несмотря на сохранившуюся к концу занятия бодрость тела, сам Барти чувствовал себя едва ли не более измотанным, нежели дуэлируя с Беллой.

На следующем занятии, куда Барти пришёл, естественно, осилив выданную литературу и даже запомнив оттуда все основные тезисы, — благо, на память он не жаловался никогда — помимо Маски в помещении находился маггл, мужчина среднего возраста, сидящий на стуле с каким-то странным, безразличным выражением лица.

— Можете не опасаться его — он под Империо, — предупредил Маска. — На результаты легиллименции это не влияет почти никак. Зато спокойнее. А теперь начинайте. Если вы читали выданную мной книгу, то знаете, что делать.

Барти безусловно знал. При достаточно глубоких познаниях в окклюменции освоить искусство читать чужие мысли было значительно проще и быстрее, нежели с нуля. Правда, требовало несколько иной техники. Впрочем, с магглом он справился неожиданно быстро, с первого раза.

— Его зовут Джеймс Батчер, ему сорок два года, женат, у него двое детей... — Барти начал перечислять факты из жизни маггла довольно беспорядочно, пытаясь при этом просматривать воспоминания.

— Хватит, хватит, хватит. Отлично. — Кажется, результатами были весьма и весьма довольны. — Попробуйте ещё раз, на закрепление материала.

Барти попробовал, и у него ожидаемо всё снова получилось — при практике окклюменции и знании теории того, как нужно действовать, всё шло как по маслу.

— Отлично. Теперь основное упражнение, — Маска приступил, наконец, к самому главному. — Нужно научиться делать это без палочки. На самом деле, это не так уж и сложно, как может показаться начинающему. Более того, если вы владеете окклюменцией... ну хотя бы на вашем уровне, это не представляет никакой проблемы.

— И как именно мне стоит пробовать? — понимания, что же имменно стоит делать, после объяснения не прибавилось.

— Всё просто. Вы же помните упражнение по окклюменции, когда нужно отрешиться от себя, от своих мыслей, от своего тела? Насколько я понимаю, вам это удавалось.

Он, несомненно, помнил — и более того, упражнение выходило к концу обучения в Хогвартсе быстро и без помех. Уж если Барти и не мог научиться легиллименции самостоятельно, то уж защитой от неё он пытался овлалеть настолько, насколько это было возможно.

— Да, с этим проблем нет.

— Вот и отлично. Это половина дела, причём наиболее сложная. Дальше нужно просто сосредоточиться на том, чьи мысли вы хотите прочесть и представить себя внутри его сознания. Должно получиться уже сегодня.

Нужно признать, это было гораздо проще сказать, нежели выполнить. Если первая часть упражнения выполнялась легко и просто — Барти уже умел такое делать — то как прикажете представить себя внутри того, чьи мысли надо прочесть? Барти не знал и не представлял себе, хотя честно пытался.

— Когда отрешитесь от себя и не будете думать ни о чём, можно почувствовать чужие мысли, если сосредоточиться. Любая мысль незначительно влияет на мир вокруг, и это можно почувствовать в таком состоянии. После этого, думаю, выполнение упражнения для вас облегчится.

Требуемые действия Барти смог совершить быстро, и даже едва ли не сразу почувствовал отголоски чужих мыслей, но чтобы проникнуть в них, понадобилась ещё едва ли не вечность — или пара часов, если считать реальное время. Перед глазами снова встали картины жизни этого непонятного человека.

— Поздравляю. С легиллименцией на сегодня окончим. В следующий раз вам надо будет повторить успехи, а пока посмотрим на ваши продвижения в области защиты сознания, — голос зазвучал чуточку насмешливо, а Барти внутренне застонал, предвкушая ещё часы мучений.

— Можно задать вопрос? — К концу занятия оставалась ещё одна вещь, которую хотелось узнать. — А долго ли ещё будут продолжаться опыты на магглах, которые не умеют защищать сознание?

— Пока вы не научитесь считывать мысли относительно безболезненно. Видите ли, овощем этот маггл, конечно, не стал, но если я сейчас сниму с него Империо, то у него начнётся такая мигрень, что он не то что встать не сможет — разве что валяться и скулить.

* * *

Прогресс в ментальной магии, как и в боевой, был не слишком быстрым, но тоже определённо имелся. Каждую неделю Барти два раза отпрашивался — и его всегда отпускали — и с каждым занятием требуемые упражнения выходили у него всё лучше, а потом вместо них начинали требовать всё более и более сложные вещи.

К середине осени Беллатрикс решила, что они с Регулусом знают основы самозащиты, и теперь можно переходить непосредственно к тёмной магии. После очередного занятия она их задержала.

— Теперь, когда вы нормально защищаетесь, пора переходить к более интересной части, — Белла улыбнулась. — Поскольку Регулус общие понятия знать должен точно, то спрошу тебя: что же такое тёмная магия как таковая?

— Насколько я помню, в разных странах она может классифицироваться по-разному...

— Британская классификация меня не интересует, — отрезала Беллатрикс. Барти даже вздрогнул от резкости её голоса. — Здесь всё запретное считается тёмной магией.

— Тогда те заклинания, которые требуют деструктивных эмоций, да? — По идее, к тёмной магии относилась ещё и ритуалистика, но эту дисциплину в магическом мире не изучали уже чуть ли не несколько веков — просто за ненадобностью. Почти для всего, что можно было сотворить с помощью ритуалов, находились гораздо более простые в применении аналоги из других областей магии.

— В целом, верно. Хотя, некоторые нюансы имеются, но об этом — в литературе. Пока же, в первую очередь, вы должны запомнить, что именно отсюда происходят многие опасности, связанные с изучением этой дисциплины.

В принципе, ни для кого не было большим секретом, что заканчивали интересующиеся тёмной магией нередко плохо, а изредка и в состояниях, в которых они мало напоминали людей. Не то чтобы это останавливало желающих, но некоторую осторожность впитывали в себя представители, пожалуй, всех чистокровных фамилий, которые стремились дать детям всестороннее образование. В семье Краучей к этому, безусловно, стремились — так что некоторые догадки имелись.

— Опасность пойти на поводу у собственных эмоций? — поинтересовался Барти.

— Да, в первую очередь. С одной стороны вы должны будете позволять этим эмоциям охватить вас, чтобы заклинания получались наиболее эффективными, а с другой — вам нужно очень чётко эти эмоции контролировать. Если вы потеряете контроль, то это не значит, что у вас перестанут получаться заклинания, но есть немалая опасность потерять себя как личность. Или, если речь идёт о заклинаниях вроде Финдфайра, волшебник рискует быть задетым собственным заклинанием — равно как и тот, кому не хватает умения эти заклинания контролировать.

Перед тем, как отпустить учеников, Белла дала каждому по книге, описывающей тёмные искусства. Регулус получил труд, написанный аж в восемнадцатом веке, когда эти искусства не были под особенным запретом, а Барти, как знающему немецкий язык, достался дурмштранговский справочник.

В целом, Барти не жалел о принятом решении. О том, что тренироваться он будет на магглах, он догадывался, да и потом всё равно придётся сражаться с противниками. К тому же, это было интересно с точки зрения исследования: а чем, собственно магглы отличаются от магов изнутри? И от тех же сквибов, например. Пока что Барти не мог точно ответить на данный вопрос, но судя по всему многое было впереди. Зато, по крайней мере, он больше сблизился с Регулусом и даже с Беллой — пожалуй, раньше ему не хватало именно брата и сестры, которым можно будет рассказать то, что волнует его, Барти, а не то, что от него хотят услышать, и это было просто замечательно. В их компании можно было расслабиться и вести себя естественно, почти так же, как будто он находится в одиночестве в своей комнате. С Рабастаном и Рудольфом он практически не виделся после знакомства, но и Беллы с Регулусом хватало, чтобы не чувствовать себя одиноким.

На работе, конечно, можно было душевно поговорить с Бриссенденом или даже Ларсеном — но для этого нужно было пить в таких количествах, что решиться на подобный подвиг было практически невозможно. Хотя, составлять компанию, конечно, время от времени приходилось — просто чтобы не выделяться слишком сильно. Да и из развлечений, кроме алкоголя, в этом вечно холодном и мокром месте оставались только книги. Закупленное перед своим прибытием на место кончилось очень быстро, и после первой зарплаты Барти решился на довольно смелый и неожиданный для себя шаг. Часть денег он потратил на неплохой огневиски для начальника (что не было удивительным), ещё на часть купил корм для совы и пару тематических книг в «Флориш и Блоттс» (и это было ожидаемо), а вот большую часть остальных обменял у гоблинов на фунты. Надев что-то, напоминающее маггловскую одежду (Барти, безусловно, понимал, что для типичного жителя Лондона он выглядит немного экстравагантно, но не настолько, чтобы вызывать серьёзные подозрения) и взяв с собой деньги, он пошёл искать самое ценное в маггловском мире место — книжный магазин.

На людной улице было непривычно — особенно настораживало количество и скорость движения маггловских самоходных повозок — автомобилей. Барти помнил из курса маггловедения, что переходить дорогу можно тогда, когда так называемые светофоры показывают «зелёных человечков», так что проблем практически не возникало — разве что было немного неуютно. Первый же попавшийся магазин оказался меньше «Флориш и Блоттс», но всё равно крупным, если судить по меркам магической Британии — Барти, тем не менее, подозревал, что по меркам Британии маггловской он был весьма и весьма невелик. Удивительным оказался тот факт, что цены на книжную продукцию здесь были явно ниже, чем в Косом переулке, если переводить деньги из фунтов в галлеоны, причём значительно. Это позволило скупить больше книг, чем он мог бы унести, не будь он волшебником. Среди десятков томов была пара книг по послестатутной истории, а практически всё остальное составляла художественная литература, в магическом мире представленная довольно слабо. Было решено, что если он уж начинает изучать магглов, то стоит и ознакомиться с их печатной продукцией — хотя бы просто потому, что делать ещё в Скалоуэе было решительно нечего. Он старался покупать книги в первую очередь века девятнадцатого или начала двадцатого (с маггловской литературой более ранних эпох в семье Краучей — и не только Краучей — было принято ознакамливаться), хотя было там и несколько произведений, изданных уже после войны с Гриндевальдом.

Закупившись и засунув, наконец, пока никто не видел, всё купленное в сумку с чарами расширения и облегчения веса, можно было возвращаться — теперь можно было месяцами не возвращаться в этот странный и непонятный мир. Дела шли своим чередом.

Осень в Скаллоуэе мало отличалась от лета: те же низкие серые облака до горизонта, дожди и туманы, изредка сменяющиеся снегопадом или неожиданно ясной погодой, когда тусклая хмарь не заволакивает полнеба, а солнечные лучи, не встречая на своём пути преграду в виде туч, могут даже греть кожу. Случались такие деньки, увы, редко, но в тот — особенный — день погода была на редкость хорошей. Свет проникал сквозь грязное стекло, падая прямо на стол с отчётами, заполнением которых Барти и занимался. Хотелось выйти на улицу и наслаждаться, но для этого надо было покончить с рутиной. Начальство уже проснулось и готовилось предаться безделью...

Это случилось совершенно внезапно: дверь распахнулась, явив взорам находившихся внутри Беллатрикс. Как Барти, так и мистер Бриссенден на вошедшую уставились с удивлением.

— Барти, можно тебя на минутку? — она сразу перешла к делу, даже никого не поприветствовав. Барти посмотрел на мистера Бриссендена, тот кивнул, усмехнувшись и явно подразумевая при этом что-то неприличное, и Барти встал и вышел вслед за Беллой.

— Это что-то срочное? — в конце концов, не стала бы она приходить просто так? — Или я пропустил сову?

— Срочное. И для приватного разговора, так что голосить на всё твоё отделение в зеркало я не стала, — она отвечала неожиданно резко. — Но сначала надо отойти.

— Через «Причал» сюда прибыла, да? — «Причал» был единственным кабаком и вообще питейным заведением на весь магический Скаллоуэй и, наверное, единственным местом, кроме отделения, подключённым к каминной сети. — Почему тогда туда не пойти для разговора?

— В помойку? Нет, Барти, мы для начала выйдем из этого гадюшника вообще.

Перейдя из магической части в более чистую и приличную маггловскую, отойдя немного от центра, и поставив магглоотводящие чары, можно было, наконец, поговорить. Пожалуй, только к этому моменту Барти заметил, насколько его спутница взвинчена... Что-то произошло, но что?

— Сразу к делу. Ты с Регулусом когда последний раз общался?

— На последнем занятии. Потом... если коротко, то другие занятия и работа отвлекали, — кажется, стало понятно, о чём, а точнее, о ком пойдёт речь. — С ним что-то случилось?

— Он мёртв.

— Он... как? — Барти вначале хотел выдавить из себя слова соболезнования, но посчитал их настолько пошлыми, что не стал. Да и не верилось немного в происходящее — слишком внезапной была весть, не успела ещё оформиться, прочно занять в сознании своё место.

— Никто не знает, как. Никто вообще ничего об этом не знает, понимаешь?! — казалось, ещё чуть-чуть, и голос сорвётся на крик. — Вообще ноль! Где, когда, как — никто ничего не знает! Но семейное древо его показало мёртвым!

А вот это была уже серьёзная заявка — семейное древо в этом отношении не ошибалось, то есть Барти о таких случаях не слышал вообще. Значит, Регулус был действительно мёртв, но при этом неизвестно, когда точно он погиб и при каких обстоятельствах сие произошло. Было немного странно, но совершенно неожиданно не хотелось делать ничего, описанного в классических романах вроде посыпания головы пеплом, да и отчаяния, в отличие от Беллы, Барти за собой не замечал, и главное, даже не мог сказать, почему — в конце концов, Регулус был, пожалуй, и правда наиболее близким для него человеком, с тех пор как отношения с родителями не заладились. Но почему же тогда сознание реагирует на дурную весть так буднично?

— Так. Белла, надо успокоиться — если мы будем паниковать, то ничего узнать всё равно не сможем, — пора было самому выяснить все известные факты и составить гипотезы того, что могло произойти. — Вы же опрашивали уже кого-то? Что-то же о нём известно: когда в последний раз видели, где и кто, когда древо отобразило его смерть...

— Думаешь, мы никого не опрашивали? Можно сказать, ты последний из тех, кто под рукой, — Беллатрикс взяла себя в руки, и голос теперь звучал без ярко выраженных панических ноток, почти нежно. — Последней его видела тётушка Вальбурга, вчера утром за завтраком, дома, на Гриммо. После этого — никто. Умер он этой ночью, и вот о том, что он делал после завтрака, информации нет никакой.

Как и ожидалось, информация, которой Белла поделилась, не проясняла ничего. Куда-то пропал, умер... и всё. Церемония прощания должна была состояться через три дня, больше говорить было особенно не о чем, а главное, незачем, и оставалось только разойтись. На обратной дороге Барти думал, как так получилось, что он не чувствует ничего, даже отдалённо напоминающего горе и отчаяние от потери друга. Да, он мог назвать себя замкнутым, холодным, отличающимся от других — но совсем бессердечным-то не считал? Собственно, гибель самого близкого друга он никогда раньше не переживал, но если верить книгам, то эмоции должны взыграть ого-го как! Да и по Беллатрикс было видно, что неожиданная смерть кузена по ней ударила. В общем, из ожидаемых к такому случаю ощущений отмечалось только то, что хорошая погода перестала играть какую-либо роль, и Барти было бы всё равно, даже если снова опустился бы туман или пошёл дождь.

— Ну как, хорошо поговорили? — спросил Бриссенден по возвращении. — Когда теперь в следующий раз миловаться?

— Миловаться? — вопрос ввёл Барти в ступор.

— Ну да, хе-хе, — начальство откровенно ржало, — думаешь, я не заметил, как к тебе приковано её внимание?

— А, вы об этом... — Барти пару секунд помолчал. — Но вообще, она не для того приходила. Мне надо будет отлучиться через три дня, отпустите? У меня друг умер.

— Отпущу, конечно. Могу только посочувствовать. Ты, того, — Бриссенден немного замялся, — извини за неуместную... ну ты понял. А как оно вообще произошло?

— Да никто не знает. Был человек — и нет. Впрочем, есть подозрения, что это дело рук Пожирателей, — Барти знал, что начальник не жалует Волдеморта и компанию, а потому просто не мог не подыграть.

— Наверняка, — угрюмо бросил Бриссенден. — Сейчас без этих ни одно тёмное дельце не обходится. Но ты крепись, если что, я тебе всегда могу помочь... ну ты понял.

— И ещё, — продолжил после небольшой паузы начальник, — я, конечно, понимаю, что тебе немного не до того, но нам сегодня обещали гостя. Честно говоря, планировал сбагрить его тебе, но если нужно, могу дать тебе отгул или оставить здесь с бумагами... хотя, всё равно они сейчас закончатся уже.

— Да я готов, — действительно, было как-то всё равно. — Надо же попробовать как-то развеяться, правда? — насчёт необходимости развеяться он лукавил, но роль требовала.

— Тогда у нас ещё около часа, что подготовиться к визиту. Прийти должен не Мерлин весть кто, но прибраться немного не мешало бы, — ещё небольшая пауза. — А, да, и поскольку от его мнения мало чего зависит, то лучше по возможности показать ему, что мы тоже чего-то стоим и на самом деле, делаем ему одолжение, и делаем, заметь, не за бесплатно. Справишься?

— Постараюсь.

Прибраться они успели, а вскоре после открытия камина оттуда вышел небольшого роста человек с чуточку несобранным видом и рассеянным взглядом больших и от этого кажущихся наивными глаз.

— З-здравствуйте. Меня зовут Дамокл Белби, — судя по тому, как неуверенно держался гость, стало понятно, что думает о возможностях служащих он несколько больше, чем эти возможности в самом деле простираются.

— Мечи не нужны, — сразу же ответил ему Барти.

— Простите?

— Мечи, говорю, можете не предлагать. У нас и без того есть, чему понависать, — надо было отвечать резко, нагло, не давая собеседнику опомниться.

— А, вы про это! — гость издал смешок. — Нет, мечи у нас уже больше двух тысяч лет не котируются. Я, собственно, по какому...

— Нас предупреждали о вашем прибытии, — Барти не стеснялся перебивать, в то время как начальство, глядя на сценку, довольно подмигивало. Визитёр должен чувствовать себя некомфортно, отрывающим работников от важного дела — и перебивать для этого, будто поторапливая, очень помогало. — Поэтому давайте сразу перейдём к цели вашего прибытия. Можете звать меня мистер Крауч.

— Да-да. Хорошо, мистер Крауч. Дело вот в чём. Я прибыл сюда найти волонтёров для испытания своего зелья, — мистер Белби попытался ускориться, и теперь его речь стала чуть менее разборчивой, а также в ней появились просительные интонации. — Дело в том, что я стою на пороге открытия одного замечательного зелья, но мне нужны добровольцы, чтоб испытать его действие. Сам я по некоторым причинам не подхожу.

— Ну... вы же понимаете, что это зависит не только от нас? — Барти решил намекнуть и посмотреть, что из этого выйдет.

— Я... я готов к такому повороту событий. Что мне нужно?

— Для начала давайте выйдем, — пропуская вперёд гостя, он незаметно подхватил бутылку огденского, из дорогих сортов. — Там сейчас, знаете, какая погода... а то обычно дожди да туманы.

— Да у нас она тоже неважная — несколько рассеянно ответил мистер Белби, видимо, пытаясь собраться для чего-то важного. Тем временем они вышли из здания, остановившись неподалёку. — Вы... вы же можете помочь с нужными людьми? — визитёр, судя по всему, понял намёк и не стал тянуть кота за хвост.

— Вы же понимаете, что у нас есть работа, которая не терпит?

— Ну, а если... ну... пять, — мистер Белби неловко и довольно комично изобразил жестами, что имеются в виду пять галлеонов. — Это поможет вам как-то выделить немного времени.

— Ещё десять за наши траты, — Барти показал из-под полы взятую бутылку. — Вы б только знали, во сколько нам это всё обходится. А без этого — никак.

— Эх... ладно. Сейчас...

— На крыльцо в мешочке — одними губами прошептал Барти; на самом деле он не думал, что здесь нужна такая осторожность, но сам процесс доставлял какое-то изощрённое удовольствие. Хотя, будь он сам по себе, ему, пожалуй, никогда не пришла бы в голову вообще идея вымогать взятку.

— Теперь, наверное, будет лучше, если вы расскажете мне про ваше зелье до того, как мы пойдём к нужному человеку, — формальности были улажены, и можно было снова продолжать разговор о деле.

— Да, конечно. Дело вот в чём: я, кажется, нашёл зелье, которое поможет сохранить разум оборотня во время превращения. Осталось провести клинические испытания для различных его версий, — выдал мистер Белби.

— Вы, конечно, опробовали его на себе?

Барти знал немного про попытки разработки такого зелья, которое либо блокировало бы превращение, либо хотя бы позволяло сохранить разум — и результат пока был неутешительным: те версии, которые могли помешать оборачиваться, были настолько ядовиты, что о применении их без безоара или противоядия не могло идти речи, но все известные противоядия негативно сказывались на основной функции зелья. Снадобья же второго вида пока получить не удавалось в принципе — кое-какие подвижки, кажется, были, но там возникали свои эффекты.

— Да, я понимаю всю опасность и готов заверить вас, что серьёзной угрозы для здоровья мои зелья не представляют, — ответил на логичный вопрос изобретатель.

— Ага. Только учтите, что заверять надо в этом будет и того, к кому мы пойдём, — с этими словами Барти повёл мистера Белби к дому Ларсена.

Ларсен воспринял новость настороженно и со скептицизмом, заявив, что пусть гость сначала покажет, что у него вообще за зелья. В ответ мистер Белби извлёк на свет сумку с расширяющими чарами, в которой находилось бесчисленное количество флакончиков, при виде которых Барти едва не присвистнул: зачарованные на то, чтоб в них долгое время можно было хранить практически любое зелье, они и сами по себе в таких количествах должны были крепко ударить по кошельку даже не самого бедного мага. Владелец дома выбрал наугад флакончик и предложил продемонстрировать безопасность употребления этого так называемого варева.

— Конечно, но вынужден попросить у вас бокал. Или стакан. Или вообще какую-нибудь ёмкость, — мистер Белби дождался вручения ему стакана и продолжил говорить. — Теперь надо вначале взболтать зелье и резко перелить его в стакан. Эта версия в правильно сваренном виде должна испускать лиловый дым.

Зелье оказало сварено правильно — настолько, что при виде изобретателя, залпом проглотившего собственное зелье, с шипением выпускавшее наверх фиолетовую дымку, Ларсен смотрел на Белби, как на умалишённого, которому самое место где-нибудь в Мунго, под неусыпным надзором врачей, препятствующих попыткам суицида.

— Ладно, пока время идёт, следовало бы ещё кое-что обсудить, — начал Ларсен. — А цена-то после внедрения зелья подъёмная будет? Ну, в продаже в каких-нибудь лавках… Не каждый же оное, судя по всему, сможет сварить.

— Зависит от того, какой состав себя лучше покажет…

— И? Ну, самый дешёвый вариант, — слова были сказаны немного нетерпеливо.

Мистер Белби назвал ту цену, которую, по его мнению, вероятно, придётся заплатить в аптеках и лавках с зельями — Ларсен на этот раз уже не сдержался и аж присвистнул. Барти, немного представлявший финансовое положение среднестатистического оборотня, тоже мог бы издать похожие звуки, но он заранее приготовил себя к такому развитию событий.

— И кто, по-вашему, будет оборотням эти зелья за такие деньги покупать? — со скепсисом спросил Ларсен. — Если я чего-то понимаю, то вы потеряете на внедрении огромную сумму денег.

— Думаю, дело ещё в степени, — Барти решил, что пора и ему взять слово. — Даже если зелья будут труднодоступны, то это всё равно не отменит факта их изобретения. Изобретения средства, которое реально работает… в общем на степень мастера зелий это тянет точно.

— Даже на магистра может, — Дамокл Белби излишней скромностью не страдал.

— Могло бы. Если б вы были мастером.

Степень магистра выдавалась исключительно мастерам за значимые открытия в той или иной области магии, так что тут Барти был прав. Впрочем, в отличие от мастерской она влияла разве что на авторитет и известность в научной среде на мировом уровне, в то время как уже начиная со степени мастера были положены надбавки при устройстве на работу, а также просто некоторые льготы.

— Пожалуй. И, тем не менее, — продолжил мистер Белби, — пусть даже по высокой цене, но средство явно будет востребовано. В конце концов, не так уж редко волшебники заражаются уже во взрослой жизни, имея заработок, семью, друзей… И выделять сумму для пары порций зелий ежемесячно они в таком случае смогут.

— Пары? То есть, требуется больше одной порции? — спросил хозяин дома.

— Я предполагаю, что для достижения устойчивого эффекта требуется выпить зелье один раз непосредственно в полнолуние, и ещё один раз — за день до него.

В конце концов, ещё после где-то пары часов разговоров за огденским, видя, что с новым гостем ничего странного не происходит, а также просто немного узнав о зелье и его перспективе, Ларсен согласился помочь с набором добровольцев и проведением испытаний в целом, и Барти мог смело покинуть их, оставшихся обсуждать детали. Самому ему это не было особенно интересно, да и требуемая часть сделки была выполнена.

— Ну как? — спросил начальник по возвращении.

— Пятнадцать, — Барти честно передал мешочек. В конце концов, нехватки в средствах он пока не испытывал: отец хоть и не поощрял излишние траты, но выделить время от времени денег, если требовалось, был готов.

— Неплохо. Твоими будут пять, поскольку огденское за мой счёт, — Бриссенден отсчитал золотые монетки. — А чего он вообще приходил-то, что испытывать собирается?

— Зелье, которое поможет оборотням сохранять разум после превращения.

— Ого! Да это может повлечь глобальные перемены! — собеседник зрил в корень.

— Сомневаюсь. Тут есть одна тонкость: судя по стоимости зелья, оборотни просто не смогут себе его позволить, — пояснил Барти. — Так что, подозреваю, ничего нам не грозит.

— А на что этот Белби тогда вообще рассчитывает? Идеалист? — с последним словом Бриссенден фыркнул, явно показывая своё отношение к выданной характеристике.

— На мировое признание в научном сообществе. Да и кто-то, наверное, всё же сможет позволить себе такое зелье…

— Заражённые зельевары? — и начальник засмеялся своей же шутке, вынудив Барти тоже улыбнуться.

В целом, больше ничего интересного тогда не произошло — тянулся обычный будний день, как он есть. Мистер Белби смог договориться с Ларсеном и даже решал лично контролировать испытания в ближайшее полнолуние, Бриссенден ближе к вечеру куда-то сплыл «по делам», а Барти пытался осмыслить странную смерть своего друга. Не получалось.

Церемонию прощания в итоге перенесли ещё на день — тем вечером скончался от сердечного приступа Орион Блэк, отец Регулуса. Его Барти не знал от слова вообще — не довелось. Теперь он, правда, всё равно его не увидел — просто потому, что закрыть решили оба гроба, а не один.

Несмотря на то, что не планировалось проводить сколько-то роскошной церемонии, людей попрощаться с усопшими пришло много: как знакомые Регулуса, ещё со времён учёбы, так и те, кто достаточно близко знал его отца — а если приплюсовать довольно многочисленных родственников, то становилось понятно, откуда их набралось столько. Во время самой церемонии Барти не особо обращал внимание, что происходит вокруг — всё равно ничего такого необычного: речи по Регулусу, речи по Ориону, речи о них всех вместе, слова-слова-слова… Сам он тоже вышел и чего-то говорил — и какая разница, что именно? Мысли же были скорее о том, как странно оно всё-таки происходит, как-то непонятно, если даже не нелепо.

Вызывал какие-то чувства даже не сам факт смерти единственного друга, не то, что «он умер слишком рано», мог бы «жить и жить» и прочий бред — неотвратимость смерти была совершенно очевидна, равно как и то, что наступить-то она может в любом возрасте. А уж в такое время, а уж для мага, состоящего в Организации — тем более. Барти иногда представлял себе, что Регулус или он сам могут не дожить до окончания конфликта: падут от вражеского заклятия, сражаясь за правое дело, или будут пойманы и сядут в Азкабан — но оказался совершенно не готов к тому, что, оказывается можно умереть так, что известно в лучшем случае будет о самом факте смерти. Как погиб, что было в последние мгновения, из-за чего вообще произошёл этот случай — никто не знает, и видимо, не узнает никогда, даже тело, скорее всего, не найдут. Раньше как-то даже не приходило в голову, что можно просто взять и пропасть — то есть это с кем-то происходило изредка, но не возникало даже подозрения, что это может случиться с кем-то близким или с собой. Оказалось, может, и ещё как.

Основная масса гостей осталась после официальной части церемонии — собственно, уходил вместе с Барти только один человек, возраст которого определить было немного затруднительно из-за обезображенного драконьей оспой лица.

— Августус, Барти, вы уже уходите?

— Не знаю, как юноша, — ответил меченый, — но мне действительно пора, Белла. До свидания. И приятно было познакомиться с вами, мистер Крауч, — добавил волшебник с улыбкой напоследок и ушёл.

— Слушай, Беллатрикс, извини за нескромность, но... — начал было Барти.

— Это Августус Руквуд, сослуживец моего дяди, также заведует одним из его проектов, если я правильно помню.

— То есть невыразимец?

— А что тебя так удивило?

— Как сказать... — Барти и сам немного затруднялся с формулировкой. — Мне казалось, информация, связанная с ними, должна быть засекречена.

— Их проекты бывают, — ответила Беллатрикс, — но сам их состав, должности... не-а. Всё равно об этом знает слишком много людей, чтоб это было секретом.

— Похоже, я бываю иногда чересчур параноидальным — Барти усмехнулся.

Вернулся Барти, тем не менее, довольно поздно, когда уже солнце зашло за горизонт, и с каждой минутой сумерки темнели, густея — будто это густая патока опускалась на Скаллоуэй, затопляя, погребая собой крыши домиков. Если добавить к этому типичную туманную дымку, то казалось, будто идущий по улицам волшебник укутан в какое-то марево, залившее собой всё вокруг, до самого горизонта (загружать каминную сеть Барти не стал, попросту аппарировав неподалёку от здания управления — потому он и смог заметить немного необычные для остальной Британии, и уж тем более, для материка, виды).

— Рановато что-то, — слегка удивился начальник. — Не стал сильно задерживаться после официальной части?

— Ага.

— И много вас таких? У нас вот так не принято.

— Ну, со мной ещё один страшный хмырь уходил.

— Страшный, как горный тролль, хмырь? — Бриссенден засмеялся. — Какую-то ты странную компанию выбираешь.

— Скорее, как драконья оспа, — смех прекратился; видимо, каламбур не оценили. Что же до Барти, он, наверное, готов был согласиться, что выбирает странную компанию: то пожиратели и самая известна своей любовью к тёмной магией семья, то алкоголик, заведующий самым отдалённым и всеми забытым отделением управления. И даже с неуместностью каламбура он был бы согласен: по поводу драконьей оспы в последние несколько лет предпочитали не шутить, после последней и первой в Магической Британии более чем за век эпидемии, значительно проредившей волшебное сообщество. Лечить драконью оспу на поздних стадиях (а на ранних её сложно было вовремя отследить) в этой стране, да и в мире тоже, не умели, а смертность была очень высокой, и немногие, как мистер Руквуд, могли похвастаться тем, что вообще сумели пережить заболевание, пусть и получили в итоге отнюдь не прекрасные отметины.

Барти поднялся к себе в комнату, почитал некоторое время и лёг в кровать. Спать отчаянно не хотелось, и почему-то именно в этот момент подумалось, что поделиться какими-либо своими сокровенными мыслями не с кем. Не с кем проводить свободное время в беседах в библиотеке Хогвартса, некого выслушать по поводу активной политической позиции против засилья грязной крови — и вообще, не повторится ничего, и главное, не будет больше того, с кем вместе были проведены, наверное, наиболее счастливые школьные часы, кого всегда можно было выслушать, попросить о помощи — или, наоборот, дать эту самую помощь. Да и закончилось всё непонятно как — некому даже тела найти. Ведь всё должно было пойти одним из тысячи возможных путей — но иначе. Примечательная смерть или не менее примечательная служба у Лорда, постройка нового, лучшего будущего, возрождение величия Магической Британии — или наоборот, трагическая гибель в результате неудачи при попытке оного, но не так, так… Мысли, которые раньше казались примитивными, смешными и нелепыми, вдруг заполонили сознание. Нет, они не перестали быть таковыми из-за этого, нисколько — просто потребовали всё внимание и переживание на себя, словно иного вокруг и не существовало.

Ночью Барти впервые за долгое время рыдал.

После смерти Регулуса мало что изменилось: Барти всё так же продолжал заниматься с Беллатрикс, только теперь уже в одиночку. И не сказать, чтоб занятия от этого сильно изменились или стали менее интересными, нет. Внешне отсутствие друга не ощущалось никак, и от этого становилось страшно, если начинать задумываться — казалось, что присутствие или отсутствие человека не влияет ни на что, что всё на свете предопределено и не подлежит изменению, что правы фаталисты.

В ближайшие встречи Беллатрикс спрашивала у подопечного азы тёмной магии, поясняла проблемные моменты, стараясь, чтобы знания выстроились в какую-то систему, интегрировались в общее представление о магии и её разделении. Практикой заниматься практически не приходилось — у Барти почти всё получалось почти идеально если не с первого раза, то довольно близко к тому. В конце концов, в начале-то заклинания были лёгкими и даже почти не требовали тех или иных чувств и эмоций, хоть оные и сильно помогали при исполнении.

На работе тоже ничего сильно нового не предвиделось: зелья проходили клинические испытания, и вскоре должно было стать понятно, какая же версия зелья и правда подходит. Пока ясно было, что зелья, по всей видимости, реально как-то работают, а также то, что все варианты в небольшой степени токсичны (и противоядия принимать, судя по всему, нельзя — иначе работать они не будут). А ещё надо было всё же рассказать об испытании до того, как о них станет известно широкой общественности.

— Белла, наверное, есть пара фактов, которые Организации были бы полезны, — начал свою речь Барти после очередного занятия. — Вот. У нас под юрисдикцией.

— Ну, рассказывай. Что происходит, что такого мы можем не знать?

— В Организации уже знают, что в Скаллоуэе проводятся испытания одного интересного зелья? — Нельзя сказать, что Барти начал издалека, но явно и не напрямую.

— И что там такого интересного? — полюбопытствовала Беллатрикс. — Только давай тогда не тяни и выкладывай сразу.

— Ну, за его изобретение точно дадут степень мастера и дали бы магистра, если б испытатель стал мастером, — к самой сути Барти тоже перешёл не сразу. — А ещё он, вероятно, получит премию от Всемирной ассоциации зельеваров, и наверное, не только от неё. Я это про что: кажется, у одного изобретателя получилось сварить нечто, что помогает оборотням контролировать себя после превращения.

— Так, — Беллатрикс ненадолго задумалась. — Я сообщу об этом Лорду. А ты к следующему разу постарайся принести опытные образцы. Справишься?

— Да без вопросов, — у него сомнений действительно не возникало. — Если мне не отдадут их за бесплатно, то уж продать точно смогут. Но в продаже оно явно появится не ранее, чем через год.

Барти, конечно же, справился: он знал, что у Ларсена остаются некоторые излишки испытываемого зелья, а потому оставалось только сойтись в цене — а за этим дело не стояло. Уже на следующий после разговора день опытные образцы были на руках, а заодно и описание их действия, восстановленное Ларсеном по памяти, и некоторая часть состава, которая не была секретной.

На этот раз рядом с Беллатрикс сидел довольно старый худой волшебник с пристальным взглядом стального цвета, глаз, откровенно рассматривающих Барти.

— Привет, Барти, — поздоровалась Беллатрикс. — Можешь познакомиться — этого человека зовут Александр Николаевич, и именно ему следует доложить всё известное про испытания. Александр Николаевич, это Барти Крауч-младший, или просто Барти, как он всех обычно просит себя называть.

— Приятно познакомиться, Александр Николаевич, — Барти слегка поклонился.

— Можете считать, что взаимно, юноша, — волшебник оскалился, обнажив зубы, жёлтые, редкие и немного кривые. — Но вы давайте образцы и присаживайтесь. Вам стоит рассказать всё про испытания и про образцы, что вы вообще помните. И чем больше вы вспомните, тем лучше для нас.

И Барти начал рассказывать. Он вещал долго, обстоятельно, доложив всё, узнанное от Ларсена и самого Дамокла Белби, а заодно все свои домыслы по поводу того, что могло быть пропущено, но наиболее вероятно. Александр Николаевич внимательно слушал, немного нахмурив морщинистое лицо, запоминал.

— Благодрю, юноша... — неспешно проговорил Александр Николаевич, когда Барти закончил; потом задумался, но вскоре продолжил — А вы не хотели бы поработать в исследовательском отделе? А то нас не так много, а все задатки у вас есть...

Беллаткрикс после озвученного предложения метнула на волшебника не самый дружелюбный взгляд, впрочем, быстро справилась с собой и придала лицу обычное выражение, безразличное и немного высокомерное. Но некоторое напряжение заметить было можно. Впрочем, Барти идея сменить специальность с боевой на исследовательскую нравилась куда больше, и, пожалуй, он согласился бы, если бы не одно «но»... Беллатрикс. Чем чаще он задумывался о её роли в последнее время, тем меньше ему было понятно. В самом начале она была кузиной друга, которой тот восхищался, и потому Барти ещё заочно был настроен положительно по отношению к ней, да и после начала занятий — тоже. Наверное, только после смерти Регулуса он понял, что привязался к Белле и что даже без Регулуса встречи с ней желанны, доставляют удовольствие. Иногда казалось, что она на самом деле его старшая сестра — будто он занял место своего умершего друга. Впрочем, в другое время было ощущение, что чувства к Белле у него явно не платонические, и в последнее время невозможно было решить, какое же из ощущений верное: в конце концов, Барти не хватало как девушки, так и старшей сестры, и в ближайшее время ни того ни другого не предвиделось.

— Нет. Спасибо за предложение, но здесь меня всё устраивает, — Барти было не очень легко это говорить, зато Белла окончательно успокоилась.

— Ну, как хотите. Но можете пока подумать, моё предложение ещё некоторое время будет в силе, — сказав эти слова, Александр Николаевич поднялся и покинул помещение. Барти перевёл взгляд на Беллу.

— Слушай... Александр Николаевич, алхимик и зельевар, да? — Он смотрел на Беллу внимательно, изучающе. — По-моему, есть в этом нечто знакомое, не правда ли? — Барти интересовался новой историей, а потому догадался, кем же был предлагавший ему работу в своём отделе волшебник, и стоило признаться, догадка была не из самых приятных. Конечно, и до этого было понятно, что на стороне лорда находятся совершенно разные волшебники, но далеко не каждый бы принял в свои тесные ряды кого-то вроде Александра Николаевича Архипова, в прошлом одного из последователей Гриндевальда, находящегося в розыске до сих пор.

— Да, Руди мне объяснил, если ты про это, — Беллатрикс снова напряглась. — И лучше сразу скажи, что же тебя всё-таки смущает, можешь не бояться.

— Ну, бывшие гриндевальдовцы, работающие на организацию — это требует хотя бы пояснения, — Барти такие вещи и правда напрягли, и объяснения хотелось. — В конце концов, мы же не у Дамблдора, который временами говорит чего-то там про второй шанс и прочее-прочее.

— Во-первых, у него тогда особого выхода не было, если он жить хотел, — Белла пояснила. — Но это, конечно, не главное. Второго такого исследователя мы бы не нашли — его уровня разве что упомянутый тобой Дамблдор. По крайней мере, если верить тому, что знает о нём Руди. У нас некому больше заведовать лабораториями, и во всей Британии второго такого волшебника не найдётся. Ты удовлетворён?

— Можно считать, что да. Спасибо.

— Да не за что. Слушай, — Белла задумчиво поглядела на своего ученика, — а всё-таки, почему ты не согласился? Ты ведь, насколько я вижу, действительно исследовать хочешь больше, нежели сражаться?

Барти очередной раз задумался, что ответить. А в конце концов, что изменится, если сказать правду или что-то близкое к оной? Ведь Белла должна воспринять её спокойно — ну или так думалось. По мнению Барти, она в принципе гораздо лучше контролировала себя, чем старалась показать: на публике она чаще всего казалась фанатичной поклонницей Тёмного Лорда, люто ненавидящей магглов и магглокровок, готовой истребить всех, кто усомнится в пользе происходящей в стране революции — и это действительно отпугивало многих, вынуждало относиться к ней с опасением. Нет, она действительно была предана идеям Лорда, да и некоторая вспыльчивость была ей свойственна — но когда было надо, о таких свойствах её личности сложно было догадаться, и наедине с тем же Барти она была очень даже терпелива и рациональна. Зачем она поддерживает такой образ, он не понимал, но в любом случае, это было её делом. И лезть туда было незачем.

— Не обижайся, но... — Барти немного замялся. — Как сказать... Знаешь, я ещё с детства мечтал о старшей сестрёнке... Ну, ты поняла, да?

— Кажется, да, — Беллатрикс вздохнула. — Но ладно, вернёмся к занятиям. Чему б тебя научить...

— Научи меня плохому, а? — Белла рассмеялась, да и сам Барти не смог сдержать улыбки.

— Хорошо, только если ты настаиваешь, — новый перерыв на смех. — Но на самом деле основы ты уже знаешь на вполне приличном уровне, и можно переходить к непростительным.

— Что, так сразу?

— Ну, да, — она ненадолго замолчала. — На самом деле их значение сильно преувеличено, раздуто. Они не относятся к самым глубинам тёмных искусств, хотя, конечно, далеко не азы. Но тот же «финдфайр» требует большего умения и гораздо более опасен, в том числе и для своего создателя. Но пойдём в комнату, пора заниматься. Всего у нас будет три занятия — по одному на каждое из заклинаний. Конечно, этого недостаточно для того, чтоб стать специалистом в их использовании, но чтобы более-менее уверенно овладеть, времени хватит.

Они перешли в соседнее помещение, довольно просторное, но освещённое слабо — в нём царил полумрак, что в сочетании с двумя связанными магглами у стены наводило на какие-то ассоциации с рассказами ужасов. При этом всё в комнате, в общем-то, было видно.

— Итак, — продолжила она, когда Барти немного осмотрелся, — сегодня на повестке дня у нас Империус. В общих чертах ты про него знаешь, и сейчас самое время попробовать. Не забывай, что для того, чтобы заклинание получилось удачно, нужно наслаждение от власти над целью, желание ею повелевать. Твоя задача проста: заставить одного маггла убить другого. Сложность в том, что они являются семейной парой, так что сопротивление действию заклинания окажут. Можешь приступать. Ах, да, за звуковое сопровождение можешь не бояться — я наложила на них «силенцио».

— Империо!

— Не получилось. Давай снова.

— Как ты это вообще определяешь? — Барти удивился, поскольку сам верного способа не знал.

— Очень просто. Поскольку ты не являешься настоящим профи в этом деле, то после твоего заклинания лицо цели примет безразличное выражение, а взгляд станет тупым и ничего не выражающим.

Со второго раза тоже ничего не вышло, даже с третьего. То, что хорошо выходило с какими-нибудь пауками, в случае с магглом давало сбой — заколдовывать волшебников даже не стоило пытаться. Возможно, дело было в том, что Барти не доставляло очень уж большого удовольствия обладать в отношении кого-либо безграничной властью... ну, разве что если представить, что он мог бы приказывать отцу... Внезапно Барти понял, что ему надо сделать: представить, что перед ним отец, а не два каких-то маггла, перепуганных и обречённых.

Маггл встал и начал выделывать какие-то па, как ему приказал Барти, — и это всё в связанном виде. Теперь оставалось утвердить над ним свою власть, и можно было приступать к основной части задания. Заставив маггла повыполнять ещё несколько упражнений, пару раз в процессе потеряв контроль и восстановив его, он почувствовал, что готов. Можно было, наконец, брать и приступать к главной и наиболее ответственной части занятия — подчинённое сознание больше не сопротивлялось. Путы с цели уже были сняты.

— Теперь ты подойдёшь к своей жене и перережешь ей горло. Допустим, вот этим ножиком, — Барти вручил магглу орудие и обернулся к Белле.

— Ты должен смотреть, и лучше внимательно. Иначе у тебя может создаться иллюзия, что это происходит без твоего непосредственного участия, — Беллатрикс ухмыльнулась, и улыбка показалась какой-то кровожадной. — А это неправда. То, что сейчас произойдёт, сотворил ты, и только ты. Уж не знаю, что думают специалисты, но я считаю, что с собой надо быть откровенным, и если ты не можешь смотреть на дело рук своих, то тебе нечего делать здесь, кроме разве что низа Организации, — она взяла небольшую паузу. — И если не хочешь мараться в процессе достижения целей, то тем более.

Барти безусловно не горел желанием мараться, но когда он просил принять его, он уже знал, что мараться придётся — без этого никак, если уж они находятся в состоянии войны. Поэтому он смотрел и наблюдал, как маггл с выражением неописуемого ужаса на юном ещё лице с ножом в руке направляется в сторону своей жены. Та глядела на него с не меньшим страхом, широко распахнув карие глаза в чёрном ореоле потёкшей туши, а её растрёпанные каштановые волосы едва ли не шевелились, как у Медузы Горгоны из древнегреческих мифов. Можно было чуть ли не физически почувствовать напряжение, нежелание маггла делать то, что ему велено — он пытался сопротивляться, но проигрывал воле Барти. Медленно, почти рывками, жертва заклинания приближалась к своей уже жертве, и так же, словно кто-то держал руки и пытался перемещать их против воли хозяина, двигался нож.

Кровь фонтаном брызнула во все стороны, залив стену, пол, даже окропив потолок, и уж тем более самого мужчину-маггла, так и оставшегося стоять с дёргающимся, но затихающим уже телом на руках. Лицо исказилось в беззвучных рыданиях — заклятья молчания с него никто не снимал — и отливающие красным слёзы, стекая по нему, капали на пол и на мокрые, слипшиеся и немного не каштановые уже волосы. Он всё же смог сбросить с себя заклятие подчинения.

— Авада Кедавра! — Беллатрикс прервала страдания маггла. — Плохо. Он в конце концов сбросил твоё подчинение, а значит, за один раз мы не справились. В следующий раз придумаю другое задание на владение заклинанием, а пока пора расходиться.

Уже вернувшись в отделение в Скаллоуэй, Барти поймал себя на том, что он подозрительно долго стоит возле умывальника, с остервенением оттирая руки. Он сплюнул, смыл мыло и поднялся к себе. На душе было гадко — хотелось забыть и финальную сцену, не доставившую никакой радости, и просто само действие заклинания, пробуждающее какое-то нездоровое удовольствие, упоение от власти над другим существом — это само по себе было едва ли не более мерзко, чем убийство подобным образом. Впрочем, он был согласен с Беллой, что если подобный инструмент в магии существует, то пользоваться им уметь надо, вне зависимости от того, насколько это приятно.

В следующий раз задание было не менее отталкивающим: заставить очередного маггла извлечь из себя внутренности. И наблюдать при этом. Объяснялись такие поручения тем, что когда ему нужно будет сделать что-то не слишком этичное — а вероятнее всего, будет нужно, и ещё как (война же, в конце концов, идёт) — то надо будет не думать и бороться с собой, а делать. Рефлексировать можно до и после, но ни в коем случае не во время — враг давать лишних секунд на подготовку не будет. Так что надо было уметь выполнить любые (или почти любые) приказы, и это тоже являлось частью тренировки. Барти в процессе наблюдения позеленел, но от повторения того казуса, которым отметилось знакомство с Беллатрикс, удержался, — и на этом изучение подчиняющего заклинания закончилось. Было признано, что он овладел им на сносном уровне, а на то, чтобы оттачивать мастерство, времени у них нет, да и желанием не горела даже сама Беллатрикс. Да и для тех, кто будет в боевой части организации, идеальное исполнение «империуса» не является обязательным.

— Дальше мы должны отработать «круциатуc», — сообщила на следующем занятии Белла. — Ты готов?

— Ну, да, — а что ему ещё оставалось ответить? Не отказываться же от тренировок.

— Теорию ты, как я поняла, уже знаешь, и на достаточном уровне. Разве что есть кое-что ещё, что надо было бы запомнить, — она смотрела на своего подопечного внимательно и серьёзно, без всякой иронии во взгляде, как это иногда бывало. — В нашей семье — я имею в виду Блэков — принято серьёзно относиться к тёмной магии и как минимум не препятствовать её изучению. Но по поводу так называемого пыточного заклятия, хоть оно и немного не пыточное, есть один пункт...

— Подожди, пожалуйста, — Барти услышал несколько слов, которые сразу же привлекли к себе внимание. — Что значит «немного не пыточное»? Не могла бы ты пояснить этот тезис?

— Оно было придумано, как медицинское заклятие, — объяснила Белла. — Для тех случаев, когда надо срочно привести человека в сознание, а «эннервейт» не помогает. Ты не знал?

— Вообще-то, нет. Спасибо. О его изобретении я ничего не видел и не слышал.

— Не за что. И кстати, Лорд иногда использует его для лечения идиотизма подчинённых. Правда, чтобы испытать его целительное воздействие, надо действительно сильно отличиться в альтернативную сторону. А метод получился не самым гуманным, конечно, но весьма действенным. Но вернёмся к тому, что нам предстоит, — и она продолжила с того места, на котором они остановились. — Так вот, в нашей семье считается, что прежде чем бездумно кидаться «круцио» налево и направо, необходимо представлять себе, что это вообще такое. А наиболее надёжный способ получить необходимое представление — испытать действие заклинания на себе. Ты готов?

— Валяй, — Барти вздохнул, пытаясь осознать, что ближайшие несколько секунд грозят стать самыми ужасными в его недолгой на данный момент жизни.

Боль была внутри и снаружи, она окружала его, пропитывала, пронизывала насквозь, не было в мире больше ничего: ни стен, ни пола, ни потолков, ни комнаты как таковой, ни Беллатрикс, направившей на него свою волшебную палочку, ни даже самого Барти — вместо него тоже был сгусток боли, маленький кусочек однообразной вселенной.

Он пришёл в себя на полу, где-то через вечность и ещё минуту. Вселенная снова расширилась до пределов комнаты, стены которой проступали сквозь пелену — сфокусироваться на чём-либо пока получалось плохо, хотя с каждой секундой картинка становилась чётче, восстанавливая окружающее. Над скрючившимся на полу телом стояла, нависая, Беллатрикс, казавшаяся едва ли не великаном, на лице её всё ещё плясали цветные пятна, отчего оно было то цвета той крови, что била из тела зарезанной магглом под «империусом» женщины, то вообще иссиня-чёрного, словно у мертвеца. Словно Барти находился внутри какого-то неведомого ему эпоса, и его покарали боги...

— Встать сможешь? — Белла наклонилась и подала ему руку, растеряв свой божественный облик и вновь став обычной женщиной, молодой и прекрасной, той самой, которая воспринималась то ли как старшая сестра, то ли как дама сердца. Она взяла его за руку и помогла подняться, хотя очень хотелось так и остаться лежать ещё хоть минутку — или недельку. Только находясь в стоячем положении, Барти вдруг понял, что сейчас он, пожалуй, находится к ней близко как никогда, обнимая тёплое, источающее слабый аромат, кажется, жасмина, тело, а её глаза, тоже карие, как и той некстати вспомнившейся магглы, внимательно сморят на него дюймах в десяти максимум... и с сожалением отстранился.

— Отошёл немного? — дождавшись ответного кивка, она продолжила. — Теперь ты примерно представляешь себе, что будут чувствовать твои противники после заклинания. Точнее, эффект заклинания зависит от мага, так что твоё «круцио» отразится на них несколько иным образом. Возможно, память об ощущениях поможет тебе не потерять контроль над собой во время применения заклятия, не поддаться его действию уже на тебя — потому что потенциально это может быть самым плохим исходом, — Белла сделала небольшую паузу и пояснила. — Потому что быть сумасшедшим маньяком — не самая лучшая участь, тем более что это негативно скажется на твоих качествах и как бойца и как мастера пыток, и вообще как кого угодно.

Они прошли в следующую комнату, где, как и в предыдущий раз, содержались магглы для тренировок — в этот день двое мужчин среднего возраста.

— Кстати говоря, — речь тем временем продолжалась, — круциатус является очень полезным боевым заклятием, и мы потом будем интегрировать его в твою систему боя, поскольку не каждое «протего» от него защитит. Сейчас же тебе надо будет учиться использовать его и при этом не увлекаться. Для начала же... давай ты понаблюдаешь немного со стороны на его действие, — она занесла палочку. — Ах, да, совсем забыла сказать, что заклятия немоты перед пытками я буду с них снимать. Фините Инкантатем! Круцио!

Всё произошло неожиданно быстро, и Барти не успел переключить внимание на пленника до того, как Беллатрикс стала колдовать, а потом уже просто-напросто не мог отвести взгляд: ведьму будто подменили персонажем из эпоса, снова. Движения были полны грации и величия, словно она была богиней, несущей смерть или возмездие в какой-то неведомой битве много-много веков тому назад. Почему-то подумалось, что, наверное, она могла бы быть воплощением Морриган, да только вот он, Барти, воплощением Кухулина (равно как и других кельтских богов и героев) себя не ощущал, а потому мог только стоять со взором, прикованным к Беллатрикс, под аккомпанемент диких криков пытаемого маггла — если забыть, про то, что они в тот момент делали, то их можно было принять за стоны сражённых в той самой битве, на которую указывала рука Морриган.

Всё длилось несколько секунд — совсем немного, но жертва теперь могла только лежать на полу, тихо поскуливая, не способная больше ни на что. Только после того, как рука опустилась и сошедшая с небес богиня покинула женское тело, Барти смог отвести взгляд и посмотреть на маггла, теперь жалкого и распластанного. Теперь ему предстояло повторить?

— Твоё заклинание должно доводить цель примерно до такого же состояния, — говорила уже — увы — не богиня; хотя Барти любил с примесью восхищения и такую, более обыкновенную Беллатрикс. — Конечно, тебе потребуется для подобного результата побольше времени, но важно именно его достижение.

Теперь, по тому же методу, что и с подчиняющим заклятием, Барти убеждал себя (вполне успешно, ибо для человека, владеющего окклюменцией на достаточно глубоком уровне, такие упражнения не являются чем-то запредельным), что перед ним отец, над которым он может отыграться за все унижения, порицания, наказания, за то, что ему слишком многое было недоступно за все вместе прожитые годы...

— Фините Инкантатем! — собственный голос оказался неожиданно высоким. — Круцио!

Это ощущение... оно было восхитительным. Отец катался где-то под ногами, визжа, словно был свиньёй на бойне, а не уважаемым волшебником. Хотя, по правде говоря, именно свиньёй он всё время и был, и настало время ему об этом факте напомнить, освежить в сознании. Да такой картиной можно было наслаждаться вечно — нет на свете ничего прекраснее справедливого возмездия.

— Стоп! — что за голос со стороны? Почему он должен послушать, остановиться? — Хватит. Ты увлёкся.

Впрочем, нет. Пожалуй, стоило помучить это визжащее нечто ещё чуть-чуть — наказание ещё не закончено.

— Ты. Увлёкся! — каждое слово сопровождалось звонкой пощёчиной. Это привело Барти в себя, и пытки прекратились, как прекратился и издаваемый существом в ногах — ничего общего с его отцом оно, к несчастью, не имело — визг, сменившись сиплым хрипящим дыханием. Под ним растекалась лужица мочи.

— А... что... прости, — от того, что он сейчас получил удовольствие, настоящее и неподдельное, было неожиданно страшно. Кажется, раньше таких деталей он про себя не знал. И второй раз пробовать колдовать, погружаясь в пучину ненависти и наслаждения от чужой боли, не хотелось.

— Ты должен лучше контролировать себя, — Беллатрикс говорила спокойно и чётко, отчего паника отступала. — Не заклинание должно управлять тобой, а ты им. Никогда, никогда, исполняя что-либо из тёмной магии такой силы, не отдавай ей свои чувства до конца. Если в случае пыточного всё просто закончится тем, что ты сведёшь жертву с ума, то тот же «финдфайр» просто сожжёт всё вокруг, включая и тебя в том числе; для того, чтобы правильно пользоваться тёмной магией, ты в первую очередь должен обуздать свои эмоции и только потом — вызывать их в нужный момент.

Барти пробовал ещё и ещё. Во второй раз пыточное получилось гораздо слабее, потому что слишком велик был страх забыться снова, но постепенно результат получался всё лучше и лучше. В отличие от «империуса» «круциатус» был разучен гораздо быстрее и качественнее.

— Неожиданно, ты быстро освоился, — подытожила Беллатрикс, когда у него получилось именно так, как и было необходимо. — Я ожидала, что потребуется ещё несколько занятий. Впрочем, я думала, проблемы с тобой тоже будут другими, — она улыбнулась.

— Да я тоже как-то не ожидал, — и Барти нервно рассмеялся.

— По поводу дальнейших занятий: «аваду» мы будем разучивать позже. В бою оно нужно для того, чтобы уже добить противника — из-за того, что невербальной формы оно не имеет, у тебя, скорее всего, просто не будет времени его произнести. А вот «круциатус» в этом плане гораздо удобнее. Так что чем-то подобным мы и займёмся. Можешь готовиться.

Занятие было окончено.

По итогам разучивания непростительных с Беллатрикс Барти понял одну вещь: на самом деле можно совершить едва ли не любое деяние, каким бы отвратительным оно не казалось. И при этом можно получать ещё и удовольствие… Книги в этом плане врали: из них чаще всего следовало, что убийства, пытки, похищения и иже с ними совершают какие-то чудовища, но нет, по крайней мере, в военное время этим занимаются вполне обычные люди. И если, учась на старших курсах Хогвартса, Барти не мог даже предположить, чем он на самом деле займётся, и изучение темных искусств могло если не повергнуть его в ужас, то вызвать очень серьёзные опасения, то сейчас… Барти не чувствовал, будто он очень сильно изменился — более того, он ощущал себя почти тем же, что и, например, год или полгода назад. Да и в Белле в повседневной жизни вряд ли было что-то сверхъестественное — с какой бы нежностью к ней не относиться, она была достаточно обычной, разве что в бою воображение могло дорисовать ей те или иные нечеловеческие черты. Такое открытие на самом деле очень удивляло: насколько, оказывается, эфемерны нравственные запреты, насколько близко внутри может таиться что-то тёмное, жаждущее чужой крови и боли, и как неожиданно легко открыть его в себе.

Занятия постепенно продвигались в сторону именно интеграции тёмной магии в бою — самым глубинам тёмных искусств его и не собирались учить хотя бы потому, что на это не хватало времени, да и для работы в боевой части это не было обязательным условием. Ещё, пожалуй, только во время тренировок Барти и следил за сменой времён года: в Скаллоуэе осень, зима и весна отличались друг от друга в первую очередь длиной светового дня, а в остальном над поселением висела одна и та же хмарь, изредка сменяясь чем-то более ясным или — чуть чаще — туманом. Весь день или всю ночь мог идти то снег, то дождь — или они могли чередоваться между собой. Летом же было чуть теплее, а потому снег почти не выпадал. Поэтому о том, что на улице что-то меняется, можно было судить разве что во время отлучек, когда можно было хоть несколько минут уделить погоде в Англии.

Также Барти виделся за это время пару раз с Лордом, который, несмотря на занятость и катастрофическую нехватку времени (поскольку красные глаза и чересчур острые черты лица после первой встречи никуда не делись), уделял ему немного своего времени и даже лично поблагодарил за добытые сведения о зелье, которое мистер Белби решил назвать ликантропным. Что характерно, отец в это время тоже был занят (наверняка думал, какие бы ещё полномочия выдать аврорам, чтобы на выходе получить сколько-нибудь удовлетворительные результаты, — шутила об этом Беллатрикс) и, в отличие от Лорда, встретился со своим сыном только в Рождество, а в остальном ограничивался редкой перепиской. С матерью он, конечно, изредка пересекался, но её беспокойство не добавляло желания подольше находиться рядом. Волдеморт же не стеснялся говорить с Барти на темы, не имеющие прямого отношения к службе в Организации, чем вызывал всё большее уважение. А ещё был внимателен к тем вопросам, которые было не совсем удобно высказывать напрямую.

— Да, Барти,— мог он внезапно начать, — я вижу, ты о чём-то хотел меня спросить, но стесняешься. Спрашивай.

— Ну, меня заинтересовало, — он уяснил, что Лорду больше понравится не самый приятный вопрос, нежели отказ его говорить, — почему вы взяли именно такое название, — дальше надо было пояснить. — Дело в том, что, как правило, названием стараются передать какое-то позитивное послание сторонникам, в то время как «Пожиратели смерти» несут только негатив, из-за чего уже встречаясь с именем Организации, человек начинает испытывать негативные чувства по отношению к ней — например, страх, но никак не желание вступить…

— О, так вот что тебя смущает… — Лорд улыбнулся; вышло с одной стороны тепло, а с другой — всё же жестоко. — На самом деле, название довольно удачное по многим другим параметрам. Во-первых, оно внушает нашим врагам страх, и более того, в том, что многие сейчас боятся называть даже моё имя, заменяя его нелепыми прозвищами, есть и его заслуга. Во-вторых, — пожалуй, к этому моменту голос его приобрёл нечеловеческое величие и убедительность, — как ты должен знать после прочтения классических трудов Титуса Принца или, к примеру, Маркуса Селвина, какое значение уделялось смерти пару веков назад…

— Ну да. Этот момент мне приходил в голову…

— Вот. Что и требовалось доказать, — Лорд мог торжествовать. — Будь ты магглорождённым, ты бы ничего такого и не подумал, в то время как любой образованный чистокровный волшебник об этом хотя бы слышал. Что же касается третьей причины: министерская пропаганда среди масс населения сильнее нашей просто в силу возможностей их аппарата, поэтому на данном поле мы в любом случае проигрываем, — он пояснял эти детали, словно они с Барти учили уроки. — Зато наша позиция среди старых чистокровных семей гораздо более выгодна, но для них наше название несёт в себе прежде всего отсылки к Принцу, в то время как массы уже от одного названия десять раз подумают, прежде чем с нами связаться. Когда же мы возьмём власть, — Лорд внимательно посмотрел на собеседника, — массовых протестов просто не будет. Без постоянной агитации министерства большинство волшебников станут относиться к нам совершенно нормально. Более того, для них не так важно, кто сидит там, наверху.

— Спасибо. Кажется, мне стало понятнее.

— Вы, кстати, уже с Беллатрикс в полевых условиях проводили тренировки?

— Пока нет, — Барти знал, что этот момент должен настать, но про сроки не было понятно ничего.

— Значит, в следующий раз начнёте, — вставил Лорд. — Готовься.

И в следующий раз они начали.

— Задача будет довольно простой, — объясняла Белла, — проще, чем на тренировках. Главное, убедиться, что в полевых условиях ты сможешь то же, что и во время наших с тобой занятий. Кстати, — кончики её губ приподнялись, — в итоге в качестве экзамена мы пойдём на настоящее боевое задание, и твоё дальнейшее положение будет во многом зависеть от того, как ты себя на нём проявишь.

Запахнувшись в тёплые дорожные мантии, они взялись за руки и аппарировали на какую-то асфальтовую дорогу, протянувшуюся вдоль берега моря среди пастбищ и холмов. Для тренировки было выбрано раннее утро, когда ещё холодно и темно, и магглы (да и волшебники) ещё спят в своих кроватях, не подозревая о том, что, возможно, кому-то совсем недалеко от них вскоре не повезёт, причём фатально. Некоторое время они шли вдоль дороги, возле которой снега уже не было (а что было дальше вокруг — непонятно, ибо темно), и остановились за вторым, кажется, довольно крутым поворотом, где ветер, дующий в сторону моря, почти не доставлял неудобств.

— Итак, сегодня всё просто: выводишь из строя машину удобным тебе заклинанием, после чего, — Беллатрикс на мгновение зажмурилась от света проезжавшего мимо автомобиля, но вскоре продолжила, — выводишь из строя магглов внутри, как будто они волшебники. И добиваешь «авадой». Этого вот мы уже упустили, так что готовься к следующему, — она замолкла на мгновение, но вдруг вспомнила, что сообщила ещё не всё. — И постарайся вывести машину из строя так, чтобы оставалось кого обездвиживать и добивать.

Барти оглянулся на проехавший и направляющийся теперь прочь от них автомобиль; его красные огоньки казались глазами невиданного (и невидимого) зверя, издающего при виде них с Беллатрикс низкий утробный рык — странно было только то, что зверь при этом удалялся и глаза его становились всё меньше, а рёв — всё тише, пока ни то, ни другое не исчезло из вида после очередного поворота на пути следования маггловского устройства. Теперь надо было дожидаться следующего существа, на сей раз желтоглазого и ослепляющего своим взором. Он один раз уже стоял так на обочине маггловской неосвещённой дороги ночью, когда казалось, что свет от проезжающей машины является на самом деле взором василиска — он так же заставлял застыть на месте, лишь наблюдая за происходящим, лишал воли к сопротивлению, завораживал.

Жёлтые ослепляющие пятна появились только через несколько минут — дорога в это время суток была совершенно пустынной, и некому было развеять тьму, а «люмосы» было решено не зажигать. За это время ветер, казалось, сделался только сильнее, и пошёл мелкий, оседающий на мантиях дождь, а потому Барти встретил свою цель не только с понятным волнением, но и с плохо сдержанной радостью и нетерпением — мокнуть на пронизывающем ветру совсем не хотелось.

— Редукто! — Барти решил не изобретать ничего сверхъестественного и ударить именно этим заклятием. Всё равно машина ехала не очень быстро, и удар по колёсам с одной стороны должен был вывести маггловский агрегат из строя, а с другой — вряд ли находящиеся внутри магглы слишком сильно пострадали бы. Тем не менее, оказалось, что он чего-то неправильно просчитал, и луч ударил немного не в то место, а потому заклятие пришлось срочно повторить — пока жертвы не успели понять, что происходит, и попытаться скрыться из виду как можно скорее. Но во второй раз всё прошло как надо, и за неисправность транспортного средства можно было не волноваться.

Со стороны происходящее можно было описать как два хлопка, визг, скрежет и какие-то то ли голоса, то ли шумы после. Жёлтые пятна света развернулись и остановились, хлопнули двери, а изнутри как-то нетвёрдо выбрались двое — пассажиры. Дальнейшее заняло, пожалуй, столько же времени, сколько и предыдущее.

— Инкарцеро! — и верёвки за доли секунды обвивают одного из вылезших. — Инкарцеро! — и второй тоже валится на землю связанный. Ещё по паре секунд на заклинание молчания — и ни сопротивления, ни даже криков можно уже не опасаться.

Барти небыстрым шагом подходил к дёргающимся возле дороги телам. Жертвами оказались два молодых маггла несколько необычного внешнего вида, с растрёпанными волосами и достаточно новой, но явно специально потёртой и порванной в нескольких местах одежде — и кажется, они совсем не представляли, что же происходит, даже испуга в их взглядах почти не наблюдалось, больше недоумение.

— Авада Кедавра! — Барти произносил эти слова, глядя прямо в глаза будущему трупу. Зрачки неожиданно расширились, будто в последний момент маггл полностью осознал неотвратимость наступающей смерти, и тело, дёрнувшись в последний раз, обмякло. — Авада Кедавра! — сказал он уже второму, и тот определённо успел испугаться перед тем, как зелёный луч забрал с собой его душу. Голос, оборвавший чужие жизни, был на удивление ровным, а руки не дрогнули, совершив вполне чёткие движения, а внутри Барти пытался подавить желающую захватить его эйфорию от возможности вершить чьи-то, пусть и маггловские, судьбы и обрывать жизни. Впрочем, это прошло успешно — гораздо лучше, чем с пыточным проклятием.

— А ты хладнокровен, — подала голос Беллатрикс.

— А по твоим словам непонятно, похвала это или наоборот.

— А это констатация факта, — она усмехнулась. — Теперь надо прибрать за собой. У меня, конечно же, есть в копилке немало способов это сделать, но додуматься — часть твоего задания, — усмешка стала немного издевательской. — И ещё: не забудь, прежде чем приступить к выполнению своей задумки, проконсультироваться со мной. Просто на всякий случай. У тебя три минуты на раздумья.

До чего можно додуматься за три минуты? На самом деле, оказалось, что за это время в голову может прийти множество мыслей: к примеру, спалить тела «финдфайром» или сначала положить их машину, а потом спалить вместе с ней к дракклам, или… Барти улыбнулся — к нему пришла более интересная идея.

— Предлагаю трансфигурировать их тела в камни и зашвырнуть их в море подальше, — идея была внезапной, но так и рвалась рассказать о своём появлении.

— Хм… — Беллатрикс задумалась — видимо, именно этой идеи она не ожидала. — Пожалуй, оно не лишено рационального зерна, разрешаю. Если справишься, конечно.

Надо признать, справляться было с чем: как известно, чем более сложное существо надо трансфигурировать или получить из объекта трансфигурации, тем сложнее это сделать, а живого человека трансфигурировать невозможно (в некотором роде исключением является анимагия или специальные заклинания для частичной трансфигурации). Конечно же, если предварительно мага или маггла убить — то препятствие становилось преодолимым, но задачка всё равно была не из простых. Тем не менее, на всё про всё потребовалось меньше пятнадцати минут — и пара камней из самой обычной береговой гальки была получена.

— И сколько по ощущениям эта форма сможет продержаться? — полюбопытствовала Белла.

— Не меньше пары недель, — Барти немного задумался. — Но вероятнее всего, и месяц-другой протянет.

— Смотрю, тебе не зря поставили отлично за трансфигурацию.

— А то, — он улыбнулся. — МакГонагалл хорошо объясняет свой предмет. Да и на дополнительные вопросы не стесняется отвечать. А я не стеснялся их задавать.

— Даже жаль, что она вскоре покинет свой пост, — Белла засмеялась.

— А вы хотите её выгнать? Зачем?

— Она скорее сама не захочет работать под началом членов Организации. Увы, — Белатрикс развела руками. — Но думаю, тебе можно доверить эту ответственную должность, — и снова засмеялась.

— Да ну тебя… — беззлобно бросил Барти.

Собравшись, они аппарировали на какой-то незнакомый Барти маленький остров посреди моря (или океана), где и собирались оставить под толщей воды камни-тела. Эта процедура отняла у них совсем немного времени, и вскоре прогулка была окончена.

— Интересно, скоро ли происшествие дойдёт до аврората? — полюбопытствовал Барти.

— Учитывая то, что я специально выбрала место недалеко от волшебного жилья? — собеседница покачала головой. — Нет, они и без того довольно долго обрабатывают информацию, а тут у нас с тобой на самом деле оставалось не так мало времени, — она взяла небольшую паузу. — Я тебе больше скажу: если б министерство могло бы реагировать мгновенно, мы бы мало чего могли предпринимать такого, вроде сегодняшней вылазки. Но к счастью, технически достаточно быстро среагировать можно только в районе волшебных поселений — даже не отдельно стоящих домов. Кстати, — она внимательно оглядела Барти, — как там у тебя дела с окклюменцией продвигаются?

— Учитель говорит, что я выраженный окклюмент, — ответил Барти. — так что самостоятельно легиллиментить в итоге смогу только тех, кто не слишком хорошо владеет защитой от чтения мыслей.

— Ну, хуже было бы, если б у тебя талантов ни в окклюменции, ни в легиллименции не оказалось.

— Только тогда я б не достиг самостоятельно таких результатов в изучении окклюменции, — улыбнулся Барти. — Не то чтоб я очень люблю хвастаться, но оно действительно так.

— Пожалуй, — Белла пожала плечами. — Я вот очень много времени убила только чтобы сколько-то приличной окклюменции научиться — впору школьникам поэтапные уроки давать. Тем не менее, Лорд меня сломает быстро и вообще без проблем, если захочет. Нельзя же быть талантливой во всём, — и снова смех.

— Кстати, — небольшая пауза, — мы теперь часто будем так прогуливаться? И мне придётся самому добывать магглов для занятий тёмной магией?

— Вообще-то, нет, — несколько отрезвили его. — Магглов добывает команда Люциуса, — о том, что Малфои тоже состояли в Организации, Барти уже знал, так что никакого откровения в этом заявлении не было, — а тебе надо было просто проверить себя в реальных условиях.

Вернувшись обратно в Скаллоуэй, Барти обнаружил, что мантия успела промокнуть под моросью, и теперь ветер, промозглый, сырой и холодный, прижимал её к телу, заставляя его мёрзнуть. Он поднялся к себе в комнату, заставленную теперь вдоль стен ровными стопками книг, взял одну почти наугад и зажёг лампу. Спать не хотелось, зато была возможность провести время если не с пользой, то с интересом. И не думать о том, насколько всё-таки легко выходят у него задания.

Итогами проверки оказалась довольна не только Беллатрикс, но и сам Лорд, который даже снова уделил Барти время и поинтересовался его делами в обучении и не только. Было общеизвестно (или по крайней мере, близко к тому), что когда-то будущий руководитель Пожирателей Смерти пытался всего лишь занять пост учителя ЗОТИ в Хогвартсе, и сейчас было даже немножко жалко, что этому так и не суждено было сбыться: судя по всему, учитель из него был бы очень даже хороший, да и в директорском кресле он смотрелся бы предпочтительнее Дамблдора. Нет, Барти безусловно уважал нынешнего директора Хогвартса за его открытия и познания в совершенно различных магических дисциплинах, и за победу над Гриндевальдом тоже уважал, и даже признавал, что он сделал многое для школы. Но если сравнивать его с Лордом: у обоих было полно тех дел, которые можно назвать должностными обязанностями, и сравнимое число людей в подчинении, но не вспоминалось такого, чтобы директор обращал внимание на всех учеников по отдельности — нет, кого-то он выбирал, но… Всё равно, пожалуй, именно Лорд больше заслуживал называться Учителем — с большой буквы…

За весну и лето он убедился в этом окончательно. В принципе, за это время происходило мало чего интересного: он всё так же обучался искусству окклюменции и (в меньшей степени) легиллименции и даже достиг определённых успехов как в одном, так и в другом, всё так же занимался магическими схватками (и в меньшей степени — тёмной магией) с Беллатрикс, всё так же почти всё остальное время проводил в Скаллоуэе, работая в отделении или общаясь с Бриссенденом или Ларсеном. Всё так же не мог разделить свои чувства к Белле на две составляющие — равно как и не мог найти кого-нибудь для того, чтоб перенести одну из составляющих с Беллы. В общем, с этим вопросом всё было запутано.

— Барти, ты же уже больше года занимаешься? — спросил однажды у него Лорд одним из осенних вечеров. В том же Скаллоуэе перемена времён года была не слишком заметна, зато здесь, в одном из так называемых убежищ — или просто скрытых от всего мира домиков, где можно было в тайне собраться — за окном же вовсю опадали листья: жёлтые, красные с всевозможными причудливыми узорами — они кружились в диковинном танце завывающего снаружи, но не слышного внутри ветра, в мгновение пролетали мимо светлого расчерченного деревом квадрата посреди стены и уносились в свои далёкие края.

— Ну, да… Мы же прошлым летом начали.

— Думаю, вскоре следует дать тебе уже испытание, — провозгласил Лорд. — Конечно, срок прошёл не такой большой, но ты показываешь себя талантливым учеником, — он направил на собеседника испытующий взгляд, и тот тоже отвлёкся, посмотрев на осунувшееся, но, тем не менее, пышущее не меньшей силой и величием, чем в первую встречу, лицо, — так что, думаю, тебе будет в самый раз.

— Благодарю за оказанную мне честь, — чувства были скорее смешанные, но в данном случае надлежало выражать благодарность, а не беспокойство. — Я оправдаю ваше доверие.

— Я тоже на это надеюсь. Тогда ты станешь полноправным членом организации, — собственно, именно к этому Барти и стремился с момента вступления. Хотя, в тот момент уже заранее начал волноваться по поводу самого испытания — не хватало ещё испортить себе такую возможность.

Испытание (или экзамен) состоялось вскоре после годовщины смерти Регулуса. По сути, именно это должно было стать первым настоящим боевым заданием для Барти — столкновение уже не с магглами, жалкими и практически беззащитными, но магами, весьма вероятно знающими как минимум курс ЗОТИ, но скорее всего, значительно больше сверх того. Недавно так называемый Орден Феникса, организация противников Волдеморта под руководством Дамблдора, которой пока плохо удавалось пресекать их действия, решил в качестве профилактических мер проводить собственное патрулирование наиболее важных объектов, на которые могли совершить нападение Пожиратели. Было мнение, что именно на этом и погорела команда Долохова. Схема, насколько смогли разузнать, была проста: объекты обносились дополнительными сигнальными чарами, рядом находилась группа волшебников, которые должны были их проверять, и которым в случае неожиданностей надо было разобраться на месте или вызвать подмогу. В такой группе был хотя бы один член Ордена (возможно, больше, но об этом не было известно — по крайней мере, Барти такого никто не сообщал) и охрана объекта либо добровольцы. Одну такую команду их группа и должна была ликвидировать, а заодно и устроить поджог самого объекта. В группе их было четверо: Беллатрикс, её муж, деверь и сам Барти.

— Держи, — поздоровалась во время встречи Белла и вручила маску, ту самую, печально известную по всей Магической Британии маску Пожирателя Смерти. — Надо было это обставить как-нибудь, как с рыцарским титулом, но мне было лень. Но в любом случае, носи её с гордостью.

— Спасибо, — Барти принял маску. — Для меня честь служить вам. Как-то так, да?

— Кстати, — оборвал его Рудольф, — наверное, тебе будет приятно узнать, что в наших лабораториях научились варить похожее по свойствам на то, что ты доставал, зелье. Хоть одна приятная новость за последнее время.

Неприятными новостями были поимка Долохова, которого на днях заключили в Азкабан, и раскрытие участия семьи Розье в войне на стороне Организации. Попытка арестовать их закончилась схваткой, в которой отец и сын были убиты. Группа Долохова же просто не успела покинуть место происшествия во время очередной диверсии, и её члены смогли вернуться только ценой поимки самого Антонина.

— Ладно. Не время болтать, — прервала разговоры не по теме Беллатрикс. — Кратко повторю основные пункты. Барти, запомни: хоть ты и не главным номером, но должен себя показать в схватке. Нас ожидает, скорее всего, три-четыре волшебника, и из них только «фениксовец» по-настоящему опасен, поэтому, Руди, милый, думаю, именно тебе стоит распознать его сразу же и как можно быстрее вывести из строя. Мы с Басти пойдём непосредственно на объект, а ваша задача — устранить охрану. Когда я перестану поддерживать огонь, хватайтесь за портключи. Вперёд, — и четвёрка волшебников, надев маски, аппарировала к месту назначения, дабы нести смерть и разрушения.

Местом назначение было какое-то здание на окраине магического поселения возле Скарборо — чем именно оно служило, Барти не запомнил. После аппарации они наложили на себя дезиллюминационнные заклинания (что характерно, групповую модификацию, которая позволяла им, пусть и с некоторым трудом, видеть друг друга), а потом пришлось пройти некоторое время пешком — это было сделано, чтобы никто не мог засечь их появление непосредственно возле объекта. Первое, чем занялся по прибытии на место Рудольфус — поиском сигнальных чар, которые по обнаружении аккуратно снимал, используя достаточно широкий спектр заклинаний и парочку неизвестных Барти артефактов, скорее всего, если не самодельных, то изготовленных внутри Организации. Далее пошёл черёд новых зачарованных вещиц и аккуратной установки противоаппарационного барьера. Судя по тому, как быстро и чётко он выполнял свою работу, в данный момент приходилось наблюдать такого же специалиста в своём деле, каким была Белла по части магических сражений и тёмной магии. Делалось всё молча.

Как раз во время последней части действа кто-то начал совершать обход территории. Белла показала, что ничего не надо предпринимать — она справится сама — после чего сама стала приближаться к фигуре, медленно и бесшумно, с грацией дикой кошки. Когда охранник решил проверить в очередной раз, всё ли в норме, она находилась где-то в десятке шагов от него. Взмах руки — и в следующую секунду из горла противника бьёт кровь, а сама Беллатрикс аккуратно «укладывает» его на землю, доставая метательный нож обратно.

— Слушаем внимательно, — голос был совсем тихим, но слышен был совершенно отчётливо. — Это не «фениксовец», так что к объекту я иду с Басти. На всякий случай. Чтобы не отвлекаться по мелочам, если что. Руди и Барти, вы зачищаете строение за поворотом — там, насколько я поняла, и обитают остальные охранники. Если требуется помощь, пускайте «авис». Готовы? — все три фигуры кивнули. — Начинаем.

Двое из четвёрки пошли к объекту, а Барти и Рудольфус отправились собственно к пристройке.

— Выносишь дверь «конфринго», — сказал свой план Рудольфус, — а я сразу же запускаю внутрь подарочек.

Барти так и поступил: дверь разлетелась в щепки, забрав с собой также и кусок стены, а в получившийся проём отправилась из палочки напарника красная вспышка, и, судя по донёсшемуся вскрику, отправилась удачно. Мгновением позже удалось увидеть и результат: одно окровавленное тело пыталось зажать себе бьющий фонтанчик крови и заживить многочисленные ранения, в то время как две оставшихся фигуры были повреждены куда как менее сильно и теперь вступали в схватку.

Напарник выбрал для себя, видимо, того противника, которого посчитал более опытным, в то время как Барти достался второй охранник, на снятие защиты которого потребовалось менее половины минуты, после чего пыточное и заглушающее вывели того из строя. Наверное, можно было завершить поединок и быстрее, но краем глаза было интересно наблюдать со вторым разворачивающимся столкновением: Рудольфус, юркий и небольшой, предпочитал по большей части уворачиваться от чужих заклятий и в меж тем умудрялся контратаковать, в то время как его противник, массивный и высокий, всё больше отбивал атаки, иногда делая шаги в ту или иную сторону, забавно мотая при этом хвостом тёмных волос.

Эта дуэль уже подходила к логическому концу (было видно, что противник уже едва успевает за темпом своего оппонента) и окончательно закончилось, когда охраннику пришлось отбить серию заклятий, пущенных в него Барти, и он пропустил одно из тех, что наколдовал Рудольфус. О чём он думал, Барти не знал, но в результате попадания сиреневого луча тело мужчины разлетелось во все стороны, частично обдав и напарников. Оставалось только добить выведенного из строя пыточным заклинанием волшебника, да ещё того, кто всё это время пытался не умереть от попадания первого пущенного внутрь пристройки заклинания. Первый был добит простым режущим в районе горла — разнообразия ради, а второго, точнее вторую, на всякий случай предварительно разоружили. Это оказалась какая-то тоненькая и невысокая девушка, теперь без нескольких пальцев на руках и с ранами на теле и лице.

— Отлично. Осталась только ты, — Барти был рад, что всё пошло по плану, и оставалось время не только на заклинание.

— Б-б-барти? — не верящим, заикающимся тонким голосом спросила жертва, и тогда он её узнал: это искалеченное тело когда-то было его однокурсницей, Маргарет Понтинг. Эта маленькая светловолосая девушка, учившаяся в одно время с ним на Райвенкло, была полукровкой, ребёнком магглорождённой матери и чистокровного отца. Он с ней, как и с остальными однокурсниками, общался не слишком часто, но, тем не менее, его голос она, как выяснилось, запомнила неплохо.

— Авада Кедавра, — и зелёный луч прервал поток воспоминаний, а напарники вышли из пристройки. Там была видна замечательная картина: пламя из палочки Беллатрикс жадным потоком набросилось на сооружение, и теперь всё вокруг было освещено пламенем, принимавшим самые причудливые формы, и поднимающимся всё выше. Извергающая его Беллатрикс стояла, словно памятник, скульптура неизвестной богине, дарующей миру всепоглощающий огонь, и была невыразимо, неистово прекрасна в своей дикой, необузданной ярости. Или её можно было бы назвать драконом в человеческом обличье, тоже красивым, но смертоносным существом. Но совсем скоро она отвела палочку, вновь сделавшись обычной человеческой женщиной, а потом все четверо нападавших убежали, напоследок извергнув из палочки Рабастана тёмную Метку, взялись за портключи и перенеслись в какой-то лесок, где вычистили свою одежду и сняли маски. Там же и был подведён краткий итог акции: затея удалась, и теперь надо было аппарировать прочь ещё несколько раз и расходиться.

— А знаешь, — сказал напоследок Рудольф, — я, кажется, понял, кто это был тот из Ордена, кого мы порвали.

— И? — отозвался Барти.

— Дибборн. Имени я не помню, но то ли Кабардок, то ли Ракардок, то ли ещё как-то похоже. Надо будет освежить в памяти, — он усмехнулся. — Надо ж знать, кого это я так. Интересно, как его потом будут собирать по частям…

При следующей встрече Беллатрикс поведала Барти, что Лорд доволен итогами их акции и тем, как проявил себя Барти. По его словам, Барти выполнил свою часть работы как должно, тем самым показав, что достоин быть полноправным членом Организации. Белла в этот момент была в платье, поскольку встреча происходила после какого-то официального мероприятия (Барти с некоторого времени питал к ним отвращение, а посему старался по возможности даже не выяснять, что это было), и в этот момент казалась ему самой прекрасной женщиной на свете, впрочем... впрочем, он не мог похвастаться сколько-то близким общением с достаточным количеством представительниц противоположного пола.

— Барти, о том, что у Ближнего Круга есть метки, — чуть замешкавшись, начала Белла, — я тебе уже, кажется, рассказывала? Это такие магические татуировки — и они могут использоваться для связи, к примеру.

— Ещё в начале занятий было, — откликнулся Барти. — Правда, я их пока так и не видел.

— Ну смотри, — она улыбнулась и приоткрыла рукав платья. На предплечье красовалась бледного (такого, что если смотреть вскользь — то было и как-то не особо заметно) серого цвета татуировка в виде змеи, выползающей изо рта черепа — хотя хвост змеи скорее служил черепу в качестве нижней челюсти, поскольку ее не было видно совершенно. Смотрелось даже красиво, хотя стоило признать, что будь эта метка цвета более насыщенного, то и выглядел бы рисунок куда более эффектно, о чём Барти не преминул упомянуть. Беллатрикс только рассмеялась.

— В активном состоянии, — пояснила, успокоившись, она, — так и происходит: метка становится чёрной. Так вот, к чему это я тебе говорю, — она продолжила, — перед Рождеством мы соберёмся, и тогда будет иметь смысл представить тебя. Так что не забудь.

— С-спасибо... — это было немного неожиданно. — Но я у тебя тоже хотел спросить одну вещь.

— Опять что-нибудь про зелья или про оборотней? — она усмехнулась.

— Ну, примерно, — Барти взял небольшую паузу, чтобы собраться с мыслями. — У нас резко прибавилось работы... и каких-то подозрительных личностей, появляющихся время от времени.

— Тут я далеко не всё знаю, — Беллатрикс задумалась. — Давай я тебе сейчас обрисую ситуацию частично, а потом спрошу Лорда, что тебе ещё следует знать, хорошо? — она дождалась согласия и продолжила. — Ты уже в курсе, что на нашу сторону удалось переманить часть дементоров и некоторые акции проходят теперь с их участием?

— Слышал, — подтвердил Барти. — А что, много желающих брать их с собой в рейды?

— Ну вот любимые тобой оборотни желают, — сказала она с неприкрытой издёвкой. — Да ты не удивляйся: это мечта и показатель статуса для любого отребья. Лорд решил так вожаков выделять, — она рассмеялась. — Нам они всё равно не особо нужны, когда дело не касается Азкабана, а вот эти ничтожества купились.

— Интересно, спасибо, — ответил он и вернулся к изначальной теме. — Но всё-таки, это как-то связано с неожиданным приливом дел у нас и что там может быть ещё?

— Возможно, и это тоже... или косвенно связано, хотя я не стала бы утверждать наверняка, — Белла вздохнула и принялась объяснять. — На самом деле вот в чём дело: близится финальный этап нашей войны, и нам нужно несколько увеличить численность тех, кто поддерживает нас безоговорочно, — Барти кивнул, показывая, что готов слушать дальше. — В том числе, конечно, численность оборотней. Так что сейчас должна происходить достаточно активная вербовка. А больше, я, пожалуй, и не могу ничего сказать, — она замолкла. — Хотя нет. Не стоит забывать, что теперь у нас есть аналог этого зелья, что тоже играет роль.

Возвращаясь, Барти думал над тем, кто же именно должен быть посланником Лорда к оборотням, а кто им не являлся и при этом был подозрителен — не факт ведь, что только его подопечные в последнее время активизировались. И главное, Лорд Лордом, а допустить, чтобы на вверенный ему с Бриссенденом участок пришлось вызывать авроров... нет, до такого доводить было бы крайне нежелательно. Надо было вспомнить для начала, кто из замеченных личностей ему не нравился больше всего...

Первым, а точнее, даже нулевым номером надо было поставить оборотня, известного всем под кличкой Фенрир Сивый — настоящего имени его никто не знал. Он уже давно был в розыске, но пока все попытки его найти заканчивались неудачей. Сейчас же не было достоверной информации, что он появляется в Скаллоуэе, но слухи ходили. Можно было, конечно, писать запросы, но пока кто-то там удосужится среагировать... И главное, если Фенрир осмелился поднять голову, то он-то точно должен был быть на стороне Лорда.

Оборотни вообще к Лорду относились скорее положительно, поскольку он по приходу к власти обещал облегчить их участь, и ухудшить положение магглокровок, которых оборотни не любили хотя бы из-за того, что сами хотели бы работать на тех должностях, которые последние десятилетия занимали магглорожденные. Конечно, только наиболее отчаянные оборотни изъявляли желание воевать за Лорда, но и таких становилось всё больше, а уж после того, как у Лорда появилось зелье и дементоры... Но всё равно, такого резкого всплеска активности появиться было не должно.

Возвращаясь к новым личностям, номером один следовало назвать некоего Чарли Боннера, хмурого мужчину средних лет, запомнившегося Барти очень коротким «ёжиком» на голове и каким-то запредельным числом перстней на длинных пальцах. Этого типа достаточно часто можно было заметить в поселении, и имелось предположение, что он должен быть связан либо с контрабандой, либо ещё с чем-то противозаконным. Но учитывая информацию от Беллатрикс... такой типаж определённо мог проводить набор. А мог и не проводить, конечно, — наверняка Барти не стал бы утверждать.

А вот с номером два по подозрительности всё было гораздо интереснее, даже если сравнивать с нулевым номером. Дело в том, что этого-то человека Барти знал, хоть и не мог похвастаться близким знакомством. Но оное и не требовалось для того, чтобы опознать в аккуратно одетом в явно дешёвую мантию молодом человеке с каштановыми волосами и вечно неуверенным выражением лица Ремуса Люпина, учившегося на Гриффиндоре на год старше самого Барти. Если подумать, то Ремус входил в школьные годы в состав мародёров вместе с такими ребятами, как Сириус Блэк, Джеймс Поттер и Питер Петтигрю. А уж чтобы тот же Сириус вступил в Организацию... нет, в это как-то совсем не верилось, если знать о том, как тот не ладил с семьёй и не любил её традиции. Конечно, возможно, их пути с Люпином разошлись после выпуска, но гораздо более вероятно, что он приходил в Скаллоуэй не вербовать сторонников для Лорда, а возможно... возможно, даже с противоположной целью. А значит, это надо было пресечь.

С другой стороны, даже если и пресекать его действия, то авроры-то не нужны, да и много ли у него шансов чего-то изменить в отношении оборотней к лорду, если подумать? Барти подумал. Выходило, что шансы его ничтожно малы, а узнать о положении дел он уже и без того имел все шансы. А вот если Люпин слишком активно будет пытаться что-то изменить... Одно Барти понимал точно: если произойдёт убийство, то авроров вызывать придётся, а значит надо поговорить с Ларсеном.

— И о чём ты хотел поговорить? — на столе уже стояла бутыль, стаканы и жареная селёдка с лепёшками, теперь можно было начинать разговор. — Что-то намечается?

— Это тебе лучше знать, — начало получилось каким-то недружелюбным. — Тут какая-то ерунда творится вокруг, и непонятно, что с этим делать.

— Ну, пока ничего действительно интересного не происходит, — Ларсен явно лукавил, но Барти пришёл не для того, чтобы уличать его во лжи.

— Тебе виднее, конечно, но... — он ненадолго замешкался. — Есть как минимум один человек, про которого нам стоит поговорить, — ещё пауза. — Да, однозначно стоит.

— Ну валяй, — стакан виски совершил путешествие к жаждущей его глотке, следом последовали кусок хлеба и селёдки, и собеседник вновь был готов воспринимать информацию. — Чего хотел-то?

— Я хотел поговорить о Люпине, — Барти принялся его описывать. — Ну, один из тех, кто недавно стал захаживать в Скаллоуэей: молодой, среднего роста, бледный, со светло-бурыми волосами...

— Да понял, я понял, о ком ты. — перебил его Ларсен. — Этот... как там его... Ромулус, да?

— Нет, он Ремус.

— Не важно. Давай лучше к сути.

— Хорошо, — он снова немного помедлил с продолжением. — Я ведь правильно понимаю, что он занят тем, что расписывает вам то, насколько невыгодно поддерживать Сами-Знаете-Кого?

— А мне-то откуда знать, что он там расписывает? — Ларсен пожал плечами, но немного торопливо, из-за чего Барти подумал, что попал в точку. Конечно, оставался вариант, что его просто начал раздражать разговор о непонятных мелочах, но эта гипотеза казалась менее правдоподобной.

— Мне кажется, в данном случае стоит поинтересоваться, — Барти сам сделал обжигающий глоток и сразу же постарался закусить, — и я даже готов подробно объяснить, почему же.

— Знаешь, а я тебя послушаю, — перечёркнутое шрамом лицо исказил оскал, сделав его выражение по-настоящему зловещим, зверским, хотя обладатель явно добивался какого-то иного эффекта.

— А всё довольно просто. Не отрицаю, что подавляющее большинство оборотней министерство не любит, ведь так? — он выжидательно посмотрел на собеседника.

— Ну, положим, — ответил Ларсен. — Но не думаю, что это для кого-то здесь является секретом.

— Я тоже, — с готовностью откликнулся Барти. — Но для того, кто не имеет с вами дела, это может быть не так очевидно. И этот кто-то может быть довольно настойчивым...

— И к чему ты клонишь? — собеседник откинулся назад, на спинку стула.

— К тому, что местные могут решить проблему чересчур радикально, — перешёл к делу Барти, — а нам всем от этого будет крайне неприятно, если с человеком здесь что-то случится и нагрянут авроры.

— Да понял я, понял, — отмахнулся Ларсен. — Можешь не волноваться: не произойдёт ничего такого.

Не то чтобы разговор сильно успокоил Барти или всё прояснил, но у него хватало и других забот, кроме как следить за подозрительными не-местными. Хотя он был даже благодарен за возросшую в последнее время нагрузку — по крайней мере, не оставалось особо много времени на то, чтобы думать, а что же с ним не так. Почему он подозрительно легко смог убить бывшую знакомую и ничего особенного тогда не испытал, почему «империус» вызывает разве что брезгливость, если брать отрицательные ощущения, почему он настолько быстро привык совершать поступки, которые считаются ненормальными, когда, если верить тому, что он знал до этого, должны были случиться какие-то переживания, даже чуть ли не перерождение. Но ничего подобного не происходило, словно ничего не случилось, а жизнь текла так, как и должно, словно все пытки и убийства магглов и последний рейд были чем-то обыденным, повседневным. И если в случае с магглами можно отговориться, что это не люди в полной мере, а существа, до крайности на них похожие, то в прошлый-то раз убитые точно были людьми, волшебниками? Да и классификация магглов была не слишком ясна в этом плане: в конце концов, оборотней-то Барти считал людьми, хоть они тоже классифицировались как существа. Возможно, у него начался синдром Хагрида, школьного лесничего в Хогвартсе, который ладил с животными настолько хорошо, что считал их такими же, как люди, и очень удивлялся, когда оказывалось, что всё несколько иначе? В общем, углубляться в эти дебри совсем не хотелось, и Барти был рад, что навалившаяся работа не позволяла ему это. Впрочем, что интересно, время на чтение он, конечно же, выкраивал.

Интересным было и то, что беспокоился о Рождестве он несколько меньше, чем сам ожидал: нет, он ждал его, с добрым Лордом-Сантой, вручающим ему билеты к верхушке Организации, да и некая нервозность тоже была, но казалось, что не в той степени, в какой это должно было наличествовать. Тогда Барти ещё не знал и даже не мог предположить, что никакого Лорда-Санты он уже не увидит...

Он не мог об этом подумать даже тогда, когда к нему влетела сова от Беллатрикс, которая сообщала ему, что надо встретиться в очередной раз, и чем быстрее, тем лучше. Белла же попросила его воспользоваться зеркалом при первой же возможности, и что она ближайшие несколько часов готова с ним говорить. Барти в это время как раз читал в «Ежедневном пророке» заметку об очередном нападении пожирателей на семью Поттеров и на один из немногих оставшихся принадлежать какому-то магглокровке Фоксу магазинчиков. Было интересно сравнивать её с тем материалом, что вышел наутро после единственной настоящей акции, в которой он участвовал самолично — но видимо, была не судьба. Пришлось швырнуть газету, выйти на улицу, где было холодно и ветрено, в тот момент хотя бы не мокро, и отойти подальше, в поле.

— Белла? — и он стал дожидаться ответа.

— Да, привет, — с её голосом что-то было не так. — Ты когда сможешь явиться?

— Смотря, куда именно надо, — Барти недоумевал, что же случилось на этот раз.

— Как и в прошлый раз.

— Ну... — он стал прикидывать: начальник был в данный момент в значительной степени поддат, так что вряд ли стал бы его задерживать. — Могу минут через двадцать. Тебя устроит?

— Устроит. Жду тебя, — она говорила как-то резко и отрывисто.

Когда Барти увидел её вживую, она казалась возбуждённой, словно скурила слишком большую порцию смесей Рабастана: она направлялась к нему чересчур резко, причёска явно не была уложена, а зрачки в глазах казались расширенными. Взгляд её тоже едва ли не метался из стороны в сторону.

— Привет, — поздоровалась она. — Ты надолго отпросился?

— Хоть до ночи, если потребуется, — ответил Барти.

— Отлично, тогда пойдём лучше прямо в наш дом, — неожиданно сказала Беллатрикс. — давай руку, — и они перенеслись ко входу в дом Лестрейнджей. И Рудольфус, и Рабастан уже поджидали их там.

— В общем, — начала Белла, когда они сели, — у меня есть для тебя неприятное известие... — она вздохнула, словно собираясь с силами. — Тёмный Лорд пропал.

— Стоп-стоп-стоп, — Барти вначале не понял, о чём вообще идёт речь. — В каком смысле пропал? — он хотел было сравнить ситуацию со случаем Регулуса, но осёкся и выдал другое. — Он долго никому не показывался или случилось что-то ещё? И никто сейчас не знает, что он делает?

— Нет, никто. — И всё-таки, ситуация удивительно напоминала ту самую. — Более того, все носители метки почувствовали, что с ним что-то не так, через связь, — пояснила она, а Барти тем временем увидел ещё больше сходства. — Это значит, что с ним что-то случилось: надо понять, что именно и что мы можем сделать со всем этим, — она обвела взглядом не только Барти, но и мужа с деверем.

Сидеть можно было долго, но пока ситуация не прояснялась никак. Если предположить, что Лорд мог быть убит или схвачен во время одной из ночных акций, то не было понятно, почему же о его гибели не объявили ни Министерство, ни Орден Феникса. Более того, у тех не было ни одной веской причины замять его гибель: от такого удара пожиратели бы не оправились в сколько-то приемлемый срок. Но на месте акций никого подходящего обнаружено не было: только ребёнок Поттеров в их полуразрушенном доме и трупы, опознанные, но к Волдеморту никак не относящиеся. Нет, никто из противников не мог об этом ничего знать — и лучше бы не знали и дальше; но делать что-то было надо.

— Так, нам пора готовиться к собранию, — под вопросительным взглядом Барти Белла пояснила. — Я созвала внутренний круг на внеочередное собрание. Надо обсудить то, что произошло, выслушать чужие гипотезы и выбрать стратегию дальнейшего поведения, — она взяла небольшую паузу. — Если бы мы только могли предположить, кто может знать, что случилось... Но времени больше нет: если сейчас у нас с вами нет идей, которые можно было бы быстро проверить, надо задействовать всю Организацию...

— Хорошо, — ответил тогда Барти. — Я возвращаюсь и постараюсь подумать... — он поднял взгляд на Беллатрикс. — Или ты хочешь позвать меня на собрание?

— Извини, но нет, — ответила она. — Пока непонятно, что же произошло и что делать, лучше тебя не светить. Возможно, ты нам всем пригодишься для чего-то особенного...

— Да я понимаю, — было немного кисло, но в общем, ничего нового ему не сказали. — Тогда удачи нам всем.

Досиживать именно этот день было после такого известия ожидаемо неудобно: хотелось, чтобы он быстрее закончился, и кто-нибудь поведал бы ему, как и что делать дальше. Хотя Барти, конечно, понимал, что не он единственный не знает, что же делать и что дальше будет, а возможно, тем, кто состоял в верхушке организации ситуация казалась ещё более сложной. Работа делалась автоматически и не могла уже никак сместить мысли в какую-либо иную сторону. Пожалуй, то, что случилось, было ударом ещё в большей степени, чем смерть Регулуса — просто потому, что будущее теперь скрылось за сплошной пеленой, просвечивая сквозь неё совсем не добрыми красками. И мало чего в жизни он дожидался с таким же нетерпением, как окончания того собрания. Даже Бриссенден заметил что-то неладное, а Барти даже не помнил, как отшутился.

Сова прилетела поздно ночью — и до этого времени не спалось, и даже трудно было читать, хотя казалось бы, хорошая книга могла увлечь в любой ситуации, но нет. В принципе, никакой новой информации о Волдеморте письмо не содержало, но зато там были написаны решения, которые были приняты на собрании. Вкратце всё сводилось к тому, чтобы поменьше высовываться, кто-то будет пытаться различными способами найти Лорда, а кто-то должен устранить главные помехи на пути к захвату власти. Тем не менее, производить оный в данный момент было не только крайне неудобно, но ещё и непонятно, можно ли будет власть вообще удержать без Лорда. А вот кое-какие планы и наброски по устранению тех или иных деятелей Министерства или Ордена уже существовали — оставалось их немного доработать, и можно будет заняться этим вплотную. В конце концов, были среди ближнего круга волшебники, набившие уже на подобном руку. Барти даже догадывался, кто просто обязан быть в списке в первых номерах: его отец, и этот факт наполнял душу злой радостью.

Следующие несколько дней слились в сплошной непрекращающийся сон, когда не всегда было понятно, что же вокруг происходит, и какие-то вещи выполнялись только на автоматизме. Можно было задуматься и отвечать невпопад на все вопросы, а можно было даже начать ни с того ни с сего разговор о чём-то отвлечённом и даже непонятно с кем. Собственно, именно так и произошло одно из важнейших событий.

А ведь Барти всего-то заговорил с домовым эльфом...

— Винки, — сказал он внезапно после того, как та (а она была домовым эльфом Краучей) передала ему приглашение отметить Рождество в кругу семьи, — у тебя каждый раз такой счастливый вид, будто это единственная работа, которую тебе говорят сделать.

— Младший хозяин редко использует Винки, — понуро ответила Винки, но сразу же повеселела. — Зато старший хозяин и хозяйка часто приказывают Винки сделать работу.

— Ну да, — согласился Барти, слегка отрешённо, — убираться там, ходить за покупками, готовить...

— И обслуживать гостей старшего хозяина! — вставила Винки довольно.

— А что, у него часто бывают гости? — нет, сам Крауч-старший нередко появлялся на официальных мероприятиях, но вот устраивал чего-то подобное...

— Винки обслуживает все собрания старшего хозяина, — она прямо-таки лучилась довольством, — но могла бы прислуживать, даже если бы они проводились чаще!

— И что, Винки, — в мозгу словно закрутилось множество шестерёнок, вспомнилось письмо Беллы и список личностей, которых требовалось устранить, — неужто хозяин так часто проводит собрания? Подозреваю, ближайшее у него всё равно будет значительно позже начала нового года.

— Хозяин, — важно отметила Винки, — планирует провести собрание ещё перед Рождеством.

— Да, действительно Винки права, — сказал Барти. — Давай я тогда тоже дам тебе работы: приберись здесь, и можешь быть свободна, — Барти вышел из комнаты. Его тело колотила дрожь.

Теоретически, такого рода собрания должны быть защищены не только надёжными чарами, но и противоаппарационным барьером, должна была быть охрана, наверняка они подстраховались и у каждого участника встречи есть при себе безоар, а возможно и портключи... Но зная Барти Крауча-старшего, можно было смело утверждать, что на домовых эльфов он внимания обращать не будет, а ведь была, была возможность действовать через них. Оставалось только придумать как. Нужен был какой-то быстродействующий яд, от которого не сможет защитить безоар, или ещё что-то такое же неотвратимое. Могла бы помочь маггловская бомба, но она просто не взорвётся в волшебном доме.

Внезапно снизошло едва ли не озарение — осталось только схватить бумагу и чернила с пером и записать все необходимые свойства яда, после чего пергамент был послан Беллатрикс с пояснением, что это нужно для дела. Наверняка она захочет узнать, что именно задумано, но доверять весь ещё не до конца сформированный план пергаменту Барти не стал. Лучше было рассказать его лично.

Примерно так всё и произошло: потребовалось внеочередное совещание, на котором его ожидали те, кто должен был участвовать. Этими лицами оказались сама Белатрикс, её муж, алхимик Архипов, который и должен был изготовить нужный яд, если потребуется, и неожиданно там же находился Руквуд, виденный Барти на похоронах Регулуса и Ориона Блэков — его легко можно было узнать по следам оспы на лице.

— Отлично, вижу, что все собрались, — начала Беллатрикс. — Предлагаю не затягивать. Барти, твоя очередь выступать, — она усмехнулась, а сам он встал и вышел, словно перед аудиторией в зале.

— Смотрите, — он хотел вначале сделать вступление, но неожиданно разволновался и перешёл ближе к делу. — Я примерно знаю, когда мой отец собирает следующее совещание.

— А я не представляю, что именно нам эта ценная информация даёт, — резко оборвал его Александр Николаевич. — Надеюсь, нас собрали сюда не только за этим.

— Конечно, нет. — ответил Барти, немного стушевавшись. — Дело в том, что я узнал, — он взял короткую паузу, — что там прислуживает наш семейный домовой эльф...

— И ты можешь ему приказывать, а также делать с ним едва ли не всё, что угодно, — продолжил за него Руквуд. — Что ж, вот это уже интересно. И ты уже что-то придумал, да?

И Барти рассказал про идею с ядом, который должен действовать быстро, но не сразу, от которого не должен помогать безоар, который не был бы заметен в пище или питье и который можно принести, наложив «империус» на домового эльфа. Потом можно приказать эльфу всё забыть, чтобы он не мог сдать хозяина. После того, как Барти выслушали, развернулась дискуссия, в которой предлагали дополнения по плану: основа была признана подходящей. В итоге озвучил всё Рудольф.

— Не забудь, что накладывать подчиняющее придётся лично тебе, — пояснял он, — иначе оно вступит в конфликт с желанием служить твоей семье в целом и твоему отцу в частности. Дальше, — он ненадолго задумался, нахмурив лоб, — чтобы трудно было понять, а было ли вообще что, напоследок надо перенестись на место вместе с эльфом и спалить помещение «финдфайром» — потом ответственность можно будет легко перекинуть на Лорда. Что ещё...

— Ещё, — продолжил Руквуд, — идея приказать эльфу забыть об акции плоха. Надо собственноручно исправить ему память, и сможет это сделать только хозяин, — он повернулся к Барти, — то есть ты. Но ты сможешь: в конце концов, не зря же я тебя учил...

И вот на этом моменте Барти вздрогнул: слишком уж внезапным открытием оказалась личность его учителя. Хотя это неплохо объясняло, почему же он на самом деле был довольно близко знаком с Беллатрикс. Жизнь казалась всё загадочнее и удивительнее...

Напоследок в качестве финального штриха было решено, что воспоминания, связанные с операцией, все её участники сольют с помощью думосброса, а потом Руквуд подкорректирует их память, чтобы в случае, если кто попадётся Министерству, воспоминания невозможно было достать с помощью легиллименции или сыворотки правды, — магический контракт был составлен и должен был быть в ближайшее время надёжно спрятан в сейфе.

Приближалось Рождество.

Само Рождество Барти помнил не очень хорошо, и на то было сразу несколько причин. Во-первых, именно к этому сроку надо было писать и сдавать годовые отчёты, что делалось в этом году в основном его усилиями, ибо начальник счёл, что уже показывал, как всё оформляется, а значит, он лично может быть свободным «от всей этой лажи». Именно эту причину Барти и назвал матери, когда она заметила его усталый и нездоровый вид, но были и иные. Вторым было то, что он потратил немало времени, чтобы провести операцию — причём начинать её требовалось с того, что во время, на которое было намечено собрание, надлежало быть свободным и иметь какое-либо алиби, либо чтобы о его отлучке никто не догадался. Впрочем, это было не особо сложно — достаточно было предложить начальству начать пить чуть раньше намеченного, а уж по такому святому поводу Бриссенден не мог не согласиться. В-третьих же, усталость была в том числе от двух сеансов легиллименции, причём если первый устраивал он для Винки, то второй устраивал Руквуд сразу для всей команды, знавшей об устранении Крауча-старшего. Барти не был специалистом в данной дисциплине, как его ни старались научить (хотя времени на это было в принципе отведено не так уж и много), а потому подменить память домовому эльфу оказалось сущими пытками — и это притом, что проще ситуации быть не могло, поскольку эльф не пытается сопротивляться хозяину, облегчая тем самым поставленную задачу. Даже с магглом такое упражнение может оказаться сложнее. Теперь главным было, чтобы никто не стал поверять память этого существа на предмет мелких нестыковок, но было очень маловероятно, что до этого дойдёт.

Что касается второго сеанса, то ощущения были любопытными: помимо того отвратительного липкого чувства, когда кто-то возится с твоей памятью, само её состояние было довольно странным. Теперь Барти, с одной стороны, всё ещё мог вспомнить про операцию, если не вдаваться в детали и подробности, а с другой — вроде как и не было ничего: он просто пил с начальником и Ларсеном (больше для вида), потом чуть отдохнул и пошёл в семейный дом праздновать Рождество, где его встретила мать. Собственно, только вторую версию и можно было выудить с помощью сыворотки правды или легиллименции, если верить Руквуду. Докопаться до первой мог, наверное, Лорд или кто-то такого же уровня, но только если б он специально потрошил всю память. Вообще, самому Руквуду можно было только посочувствовать: Барти, как главного исполнителя, он обрабатывал последним, и после этого сам уже плохо воспринимал окружающую действительность.

— Что-то папа задерживается, — заметила, посмотрев на часы, показывающие четверть двенадцатого, мать, — а обещал быть к одиннадцати...

— Ну... может ему тоже отчитываться надо так, что не успевает, — ответил, выдавив подобие улыбки, Барти. Стрелка на старинных, позапрошлого ещё, кажется, века часах сдвинулась ещё на минуту, а взгляд упал на уставленный яствами и украшенный свечами праздничный стол, на котором воцарилась, возвысилась над всем остальным прямо по центру традиционная индейка, запечённая по рецепту, бывшему то ли фирменным у миссис Крауч, то ли вообще фамильным. Пожалуй, этот момент был наиболее странным за вечер: он уже точно знал, что отец не вернётся, но надо было вести себя так, словно ничего не случилось и не могло случиться. Наверное, надо было вознести хвалу Мерлину за усталость, иначе он бы точно взволновался от такой ситуации. А так для этого просто не оставалось сил — больше хотелось спать.

Барти так и поступил: вскоре после двенадцати он извинился и отправился спать — тем более, с утра надо было снова возвращаться в Скаллоуэй — оставив мать сидеть и волноваться, ожидая возвращения мужа. Барти был спокоен — несмотря на кашу в голове он знал, что никто не вернётся.

Авроры пришли к ним прямо посреди ночи, сообщив ужасную новость о смерти главы семейства и ещё нескольких высокопоставленных работников Министерства. Их сразу же допросили, попросили предоставить воспоминания о нужным им моментах и просто спрашивали про действия в тот или иной период последних дней. Отдуваться вскоре остались Барти и Винки (домового эльфа, конечно же, тоже не забыли опросить) — мать разрыдалась и вынуждена была принять успокоительное. Сам же Барти принял бодрящее — всё равно этой ночью сна больше быть не могло.

Возможно, надо был остаться с матерью, но это было настолько неудобно, что предпочтительнее оказалось уйти к себе на работу сразу же, как это стало осуществимым — приняли же это скорее как необходимость не замыкаться, «отойти» от того, что случилось. В Скаллоуэе на улицах стоял предрассветный туман, густым саваном застеливший грязные улицы и скрывший от взора домишки и хибары. В нём Барти успел пройтись несколько раз туда-сюда, заблудиться среди нескольких домов, но снова «найтись» и продрогнуть едва ли не до костей к тому моменту, когда зашёл к себе в комнату. Рассвет он встречал за заполнением плана на следующий год — всё равно эту работу в итоге должны поручить ему.

Похоронная церемония легла практически полностью на плечи матери и министерских чиновников, а сам он только сказал какую-то речь да присутствовал как на официальной части, так и на неофициальной, в основном проводя время в молчании, от начала и до конца. Весь этот день можно было охарактеризовать как череду сменяющих друг друга лиц и голосов, выражающих соболезнования, произносящих чего-то про покойных, и снова лица, мантии, голоса... Казалось, он окружён и поглощён огромным состоящим из множества человек организмом, эдакой социальной амёбой, смыкающейся вокруг и жаждущей поглотить и переварить его. Пожалуй, единственным, что ему было интересно узнать в тот день, стала основная гипотеза произошедшего.

Аврорат считал, что кто-то из Организации заранее смог узнать место проведения встречи и заготовить там ловушку. И скорее всего, уже в начале встречи последовало внезапное нападение, которому жертвы не успели оказать нормальное сопротивление. И по всей видимости, Лорд лично принимал в этом участие. И так далее. Наверное, единственным верным куском в заключении было то, что тела кто-то обработал «финдфайром» уже после того, как расправился с ними. Барти мог даже рассказать, как это было — впечатления от использования этого заклинания были настолько яркими, что их он мог без особого труда вспомнить. Первобытная, всепоглощающая ярость, стремящаяся разрушить и пожрать всё в пределах досягаемости, неистребимая жажда разрушения... нет, вполне понятно было, почему неопытные волшебники теряли контроль над таким огнём.

После похорон снова началась рутина, хотя с сочувствующим начальником общаться стало менее удобно — будто Барти и прожить не мог без чужого сочувствия и напоминаний об отце. Сам же он скорее пытался задуматься, а как же он изменился и когда. Он по-прежнему казался себе примерно таким же, как и после выпуска или как после начала работы в Скаллоуэе, но ведь тот восемнадцатилетний юноша не додумался бы до сокрытого в недрах памяти способа убийства, не смог бы произвести его так хладнокровно, не мог бы со спокойной совестью пытать и убивать людей... или мог бы? Может, это изначально было сокрыто в нём, спрятано внутрь под тонким покрывалом, которое надо было только приоткрыть — и оно слетало, обнаруживая мерзких и злобных существ внутри? Почему-то раньше он считал, что те, кто преступили порог того же убийства, например, или чего-то похожего, должны отличаться от тех, кто ничего такого не совершал, но вот, он-то точно уже прошёл точку невозврата, и что? Окружающие словно ни капельки не замечали перемен в Барти, но что самое страшное, он и сам их не видел. Или на самом деле все внутренние границы были эфемерны (или даже, может, они и у остальных больше иллюзорны, нежели реальны) и никаких внутренних запретов в действительности не существует — всё выдумка?

Иногда хотелось поделиться с кем-нибудь своими мыслями, но у Беллы были и свои дела, кроме праздного философствования, а те же Бриссенден и Ларсен... нет, этих спрашивать не стоило. Последний даже в начале нового года слегка приуныл, но не было понятно, отчего. Впрочем, разговор с ним вроде бы пошёл на пользу и Ремусу ещё до сих пор не накостыляли...

Барти как раз возвращался после очередной беседы с Ларсеном, когда обнаружил посреди улицы довольно большую группу местных, о чём-то между собой переговаривающихся и загородивших собой всю улицу. В принципе, для чужаков Скаллоуэй был негостеприимным местом и иногда даже опасным: убить здесь вряд ли убили бы, поскольку убийства в аврорате расследовались достаточно тщательно, а вот избить и ограбить вполне могли. Только вот Барти после знакомства с Ларсеном чужаком ни в коем случае не был — да и вообще его, поскольку он работал в этом месте чиновником, никто и не хотел обижать.

— Эй, ребята, — обратился он мешающим проходу людям, — у вас что-то случилось, что ли? Дайте пройти, пожалуйста, — и он направился к ним.

— Да, тут кое-что случилось, — Барти узнал говорящего — им был тот самый Боннер, который казался Барти подозрительно активным. Впрочем, в последнее время всё выглядело нормальным, или просто было много других дел, так что оказалось не до слежки, кто там и насколько странно себя ведёт, — и ты можешь нам помочь.

— И каким же образом? — Барти подошёл совсем близко, и тут сжатая в кулак рука Боннера полетела прямо ему под дых. Мир вокруг стал казаться каким-то далёким, а звуки приглушёнными, резко вышел воздух из лёгких, и столь же быстро тело согнулось в судороге. Успела промелькнуть мысль, что это конец, но тут же отошла на задний план — это второй кулак металлическими кольцами впечатался в лицо, отбросив тело назад, на землю. Среагировать никто не дал — да Барти и не мог после двух нечеловеческой силы ударов вообще как-либо сопротивляться. А посему его быстро обыскали, отняли палочку и кошелёк, а заодно и попинали немного, просто для гарантии. Или ради удовольствия.

Было даже немного забавно, что его не связывали и ничего с ним не делали — да и сам он, зная бесполезность попыток сопротивления в отсутствии палочки, не мог сделать ничего. А вокруг шло обсуждение, чего же, всё-таки, с «этим телом» предпринять. Были варианты и повесить, и утопить, и оставить в качестве «ночного развлечения» — причём, что интересно, Барти знал этих людей, от кого такие идеи исходили. В чём-то это было даже смешно, самому оказаться на месте жертвы, а не злодея. Да и раньше он не подозревал, что может скрываться в обычных, в общем-то, мирных на вид людях. Ну или оборотнях — он уже привык воспринимать их почти так же, как обычных волшебников. А накал жестокости в идеях возрастал, впрочем, как и количество народа. Оказалось, оборотни уже давно готовили масштабную акцию и собирались этой ночью (а было как раз полнолуние) наведаться в Магический квартал Лондона, заявив кровавой бойней о своём существовании. А чтобы бойня была более контролируемой и менее хаотичной, планировалось использовать... правильно, те зелья, которые в лаборатории Организации сварил Архипов со своей командой.

Барти даже не знал, что было более глупым: то, как он попался и находился теперь в беспомощном виде или план без плана, который, не стесняясь пленника, обсуждали оборотни вокруг. Однако было обидно погибнуть вот так, причём пугал даже не сам факт смерти и небытия, а то, что случиться она должна в результате такой идиотской и непродуманной выходки. Нет, если бы собравшаяся толпа могла бы мыслить здраво, то она бы быстро поняла, что какую-то бойню они устроят, но у Министерства хватит авроров, чтобы достаточно быстро среагировать... и вряд ли тех, кто попадётся, ждёт сколько-нибудь завидная участь.

Пока решалась судьба (хотя казалось, что она на самом деле решена), можно было последний раз полюбоваться закатным солнцем — небо в кои-то веки не было плотно затянуто тучами, и красный шар медленно опускался за горизонт, или попробовать утереть мантией и остановить текущую из разбитого носа кровь.

Группы оборотней подтягивались одна за другой, и вскоре стало понятно, что организуют планирующийся выход Фенрир Сивый и Чарли Боннер, тот самый, что и нейтрализовал Барти своими усеянными перстнями кулачищами. Они же подготовили толпу — или стаю — раздали всем членам зелья (почему-то думалось во время ожидания, сколько же средств в итоге было вложено Организацией в его создание, и по всем подсчётам выходило, что весьма и весьма немало пришлось потратиться). Заодно выяснилось, что Барти решили пока не убивать — возможно, его потом станут выкупать, и тогда можно получить за него деньги. Схваченному вскоре Бриссендену повезло куда меньше — наиболее активные из собравшихся решили утопить его в ближайшей бухте, привязав к ногам камень потяжелее и засунув кляп в рот. Не больше повезло и семье владельца «Причала», единственного относительно состоятельного волшебника в поселении, который не был оборотнем: их просто повесили у входа всех вместе, рядом, правда, этого Барти наблюдать не мог даже косвенно — его повели в другое место.

Отдельного упоминания заслуживала судьба Люпина: ему повезло в плане сохранения жизни чуть больше. На него, явно доставшего своими речами местных, всего-то напали, сломали палочку, а самого связали и заставили замолчать с помощью чар и положили в какое-то маггловское рыболовное судно, которое должно было в этот день отплывать, среди снастей. А теперь вспоминали об этом инциденте, ехидно посмеиваясь. Впрочем, у Барти было гораздо больше оснований беспокоиться за себя.

То, что, несмотря на решение оставить ему пока жизнь, ничего хорошего ждать не приходилось, можно было догадаться и так, а можно было понять из того, какой конвой собрался проводить его к месту содержания. Помимо того, что вёл его непосредственно Фенрир, сопровождал того непосредственно дементор, отчего все радостные мысли, коих было и без того немного, улетучивались, словно это вода утекала сквозь сито. Сам Фенрир на вид был обросшим густой коричневой шевелюрой и бородой мужчиной большого роста, широкоплечий, мощный. Если тот же Боннер стремился в кругу своих создать впечатление успешного или относительно успешного в волшебном мире человека, то в виде и повадках Сивого всё буквально кричало о том, что он оборотень, он бравировал этим, не скрываясь.

— А хочешь я тебя покусаю, мальчик? — ухмыляясь и обнажая здоровые белые клыки, большие для обычного человека, говорил он вкрадчиво. — Или, может, сделать тебя частью нашей трапезы? — и хохот. — Что, не намочил ещё в штаны? Не хочешь к мамочке? — толчок в спину. — Или потерял дар речи?

Но нет, Барти не потерял дар речи — просто чего было говорить-то? Какой был в этом смысл? Нет, он был занят сразу двумя вещами, и обе были гораздо более важными, а всё что он хотел узнать о группировке, которая стремится этой ночью проредить Косую аллею, её члены уже сами успели обсудить, не стесняясь его присутствия, пока решали, что с ним и другими не нравящимися им личностями делать. Так что гораздо более важным было запомнить, куда именно его ведут: в какое именно строение и где оно находится, — а заодно и посмотреть на мир вокруг, возможно, в последний раз. Было понятно, что эта ночь может стать последней не только для ополоумевших оборотней, отчего-то решивших, что с зельем и дементорами они могут всё (кстати, было странно, что кто-то из этих проклятых созданий остался на стороне, воюющей с Министерством, даже после исчезновения Лорда) и что они добьются чего-то, если нападут и перегрызут часть обитателей Магического квартала, и для неудачников, которым не повезло стать их жертвами на пути к провалу мероприятия, но и для самого Барти. Никто не гарантировал, что через какой-то небольшой промежуток времени никто не решит, будто держать его живым опасно. Впрочем, могла быть участь и ещё хуже: если дементор вдруг решит, что живым он представляет меньшую ценность, чем в качестве пищи. Если дело дойдёт до этого, то судьба Бриссендена и владельца кабака покажется ему завидной...

Но главное было собраться. В присутствии дементоров, насколько Барти слышал на уроках ЗОТИ, человек плохо контролирует себя, и чем дальше, тем менее адекватным становится его состояние, а в Азкабане многие вообще теряют способность воспринимать нормально окружающую действительность и сходят с ума. А если уж у него не нашли сквозное зеркало, то ему надо будет при первой возможности (буде таковая появится) доложить, что случилось, и что только произойдет. Нет, коли эти недоумки собирались делать ошибки на каждом шагу, надо самому хоть не стать таким же конченым недоумком и воспользоваться их промахами. Наверное, надо было обрадоваться, что дела развиваются, хоть и не хорошим, но далеко не самым плохим путём — только вот дементор рядом отнимал такую возможность.

Странно, но возможно, именно из-за такого соседства мир вокруг воспринимался иначе, чем обычно (или это было из-за накатившего чёткого ощущения конечности всего): взгляд больше выхватывал грязь под ногами и на полах мантии, кое-как построенные стены домов и серо-бурые оттенки действительности. Даже солнце, ещё не скрывшееся за горизонтом до конца, было скрыто за какой-то дымкой и казалось едва ли не бесцветным, никаким, словно это Барти был отгорожен какой-то пеленой от происходящего. А может, так оно и было.

Его привели в какой-то сарайчик, маленькую пристройку, где хранился рыболовецкий инвентарь: старые сети, нуждающиеся в ремонте, доски, какие-то снасти. Само помещение было без окон и размерами с маленькую комнатку. Чем оно понравилось тем, кто его сюда привёл, кроме размеров и отсутствия окон, тоже было ясно: вход располагался со двора, отгороженного дощатым забором, так что вид дементора теперь не должен был мозолить глаза всем, кто находился на улице. Напоследок Фенрир пнул Барти под спину, не пожалев сил, а потому Барти буквально влетел внутрь, споткнулся и упал прямо на какой-то ящик. Прямоугольник света за ним резко уменьшился, а потом вовсе исчез — дверь закрыли и захлопнули с той стороны на щеколду. Он остался один в маленьком замкнутом тёмном помещении.

— Останься и присмотри за ним, — слышен был голос Сивого, дававшего последние указания, по всей видимости, дементору, который должен был охранять его. — Если вдруг сможет выбраться наружу, — слова были прерваны смешком, — ты знаешь, что можно делать с пищей.

Барти вначале даже не мог поверить, что его оставили прямо так, не связанным, не скованным, в месте, где может находиться множество предметов, которые могут использоваться для побега, да ещё и не поставили в охрану ни одного волшебника. Нет, понятно, что без палочки вряд ли можно много чего противопоставить дементору, но не подстраховаться на случай, хоть и не самый вероятный, если что-то с пленником пойдёт не так... Кажется, самонадеянность и непродуманность этой компании он недооценил. Что ж, этим надо пользоваться — пока ещё удавалось нормально соображать, с дементором под боком...

— Белла, — он быстро нашёл и смог достать важную как никогда сейчас стекляшку, — срочно ответь, если слышишь меня. Дело не терпит отлагательства, ни на минуту.

Ему повезло: Беллатрикс носила своё зеркало с собой и была готова говорить, а услышала она его ещё с первой попытки вызова.

— Барти?— голос её был удивлённым и даже немного взволнованным. — Не то чтобы мне сейчас было удобно говорить, но если ты зовёшь меня с чем-то срочным, то выкладывай.

— У меня большие проблемы, — выдал в ответ Барти, — и не только у меня, — а после рассказал, что же произошло, а чего только собиралось произойти. Говорил он в основном чётко и быстро, как мог, но местами получалось сбивчиво — воздействие дементора уже начинало сказываться, и нелегко было концентрироваться на деле в каждый момент времени — а в конце сказал, где именно его требуется искать, если, конечно, хочется снова увидеть своего соратника и в некотором роде ученика живым. Впрочем, сам он считал своё спасение далеко не самым важным пунктом в том, что необходимо было предпринять, о чём честно сообщил, попросив заняться в первую очередь основной проблемой.

— Так, слушай меня, — голос Беллатрикс звучал теперь спокойно и ровно, хотя говорила она достаточно быстро и ясно. — Я сейчас свяжусь с кем надо и мы сделаем, что должно. После этого я снова вызову тебя.

— Да, хорошо. Спасибо, — он издал нервный смешок. — Надеюсь дождаться твоего вызова.

— Не паникуй, — напоследок сказала Белла. — Всё закончится хорошо. Удачи.

Он и сам понимал, что не стоит паниковать, но с каждой минутой заставить себя хоть как-то успокоиться становилось всё сложнее. Сущность за дверью была совсем близко, в нескольких футах, а потому вытягивала из него все положительные мысли, эмоции, чувства, оставляя беспокойство, страх, неуверенность. Моментами казалось, что Белла ответила и поговорила с Барти, но ничего не стала предпринимать, что на самом деле она только злорадствует над ним. А может, не злорадствует, но не хочет напрягаться из-за какого-то там Барти, который ничего для неё не значит. Как не значил, например, для отца...

Образ отца словно материализовался из кромешной тьмы вокруг, тянувшей внутрь него свои щупальца, чем-то липким и мокрым касаясь пальцев, плеч, лица, шеи и гортани, проползая внутрь, словно пытаясь выесть сердце из груди, высосать мозги и выпить кровь, заменить собой саму сущность Барти... Она принимала знакомые облики или красочные картинки: среди них был и ненавистный отец, то смеявшийся над ним, то повторявший, какое же он ничтожество, которое никому не нужно и ничего не может достичь, были и убитые магглы, словно пришедшие позлорадствовать, была Маргарет с пустыми глазницами, тычущая в него обрубками пальцев и обзывающая чудовищем, приходил Бриссенден, синий и распухший, с пустой бутылкой и беззубым ртом, назвавший Барти «всё-таки неудачником и лохом». Они сменялись один другим, словно кто-то переносил прямо перед его сознанием колдографии со встроенным неведомым образом (который в реальности пока не был открыт) звуком. Иногда попадались и какие-то моменты из детства и отрочества, которые не слишком хотелось вспоминать — вроде тех, когда он получал не устраивающие отца оценки или случайно становился свидетелем или даже участником сцен, с которыми не хотелось иметь ничего общего.

Между очередными картинками вспомнилась однажды услышанная фраза, что у авроров и дознавателей есть такой метод пыток: поместить человека на ночь в камеру, возле двери которой поставить на всё это время дементора. Поутру после такой терапии многие были готовы сознаться в чём угодно — так утверждалось по слухам, но оказавшись в похожей ситуации, Барти был готов согласиться, что вряд ли это является большим преувеличением. Возможно, преувеличены как раз сроки подобного рода терапии...

— Барти, слышишь меня? — донеслось, словно сквозь пелену, заглушающую все посторонние звуки. — Барти?

Голос казался каким-то знакомым и даже принадлежащим не внутреннему миру, открывшемуся под воздействие создания за дверью, а внешнего, настоящего.

— Барти! — голос стал взволнованным и значительно повысил тон. — Ответь! Немедленно ответь! Ты слышишь меня, Барти?! — только к этому моменту он понял, что это Белла пытается дозваться до него через сквозное зеркало, и что дальше продолжать ничего не предпринимать — явно не лучшая идея из тех, что могут прийти; но каких трудов стоило снова сконцентрироваться на этом грёбаном куске стекла!

— Да, Белла, это я, — собственный голос показался ему немного странным и даже в чём-то нереальным.

— Ты почему так долго не отвечал?! — набросилась на него Белла, однако сразу же взяла себя в руки. — В общем, сконцентрируйся и слушай, — Барти чувствовал себя так, будто он пытается поднять хагридовскую тыкву, которые тот выращивал до невообразимых размеров, когда приходилось сквозь голоса и шёпоты вокруг обращать внимание на Беллатрикс, настоящую, реальную Беллатрикс, а она тем временем продолжала: — Я смогла связаться с Руквудом, и он поднимет кого нужно на ноги. Так что постарайся дожить до этого момента. Ещё, — Белла на другом конце зеркала вздохнула и начала говорить дальше, — он просил тебе передать сразу... сам он потом объяснит всё в подробностях, но в общих чертах просил передать меня. Слушай меня и запоминай. Ты слушаешь?

— Да-да, слушаю и готов запоминать, — её голос всё же оказывал какое-то целительное воздействие, которое помогало бороться с наваждением, и раз сконцентрировавшись, становилось легче воспринимать сказанные слова и впитывать их в себя.

 Отлично. Так вот, твой отец стал в последнее время, — поясняла Беллатрикс, — сотрудничать с Отделом Тайн в операциях против Организации. Поскольку сейчас об их сорвавшихся планах известно не так уж и много, — она чуть перевела дух и продолжила, — то вы с ним считаетесь теперь участниками одной из операций, которую так и не свернули. Поскольку вы не входили в руководство, то мало чего знаете, — объясняла она «легенду», — а уж ты посвящён ещё в меньшее количество деталей... Но, в общем, связывался ты с Руквудом, а не со мной, запомни это хорошенько, иначе потом могут возникнуть очень большие проблемы. Цель вашей операции вы не знали досконально, но она была чем-то вроде выяснения связей оборотней с Лордом и дальнейшая провокация и нейтрализация его союзников, — Белла снова сделала паузу. — Понял?

— Да, кажется, я уловил суть, спасибо, — откликнулся Барти.

— Тогда до встречи, — раздалось с другого конца зеркала, — и продержись, пожалуйста. А нам пока надо разработать подстраховку, если чего-то вдруг пойдёт не так, — и голос умолк.

Барти старался загнать явно на ходу придуманную «легенду» внутрь себя как можно глубже, запомнить её, сконцентрировать на ней всё своё внимание — так что под воздействием дементора и сам вскоре едва не поверил в выдуманную историю. Впрочем, сконцентрироваться именно на ней получилось ненадолго — потом снова ворвались картины и звуки, не относящиеся к реальности. Теперь главным действующим лицом стал Регулус, на глазах превращающийся из знакомого с последней встречи юноши в обтянутый кожей скелет, обвиняющий Барти в том, что он пытался занять предназначенное для него место как в Организации, так и в сердце Беллы. Правда, он же говорил, что всё равно у предателя Барти ничего не получится — просто потому, что он не настоящий, а подделка, и подделка даже не под самого Регулуса, а под человека вообще... Дальше перед глазами стали проноситься ещё какие-то сюрреалистичные картины и сюжеты, потом ещё, ещё...

Когда пришедшая, наконец, помощь отогнала дементора и проникла в сарай, Барти уже сидел неподвижно, с опухшим расквашенным лицом со следами запёкшейся крови, уставившись в одну точку. Уста его открывались и закрывались, слабо ворочались губы и издавались наружу то шёпотом, то просто очень тихим голосом бессвязные слова и звуки. На то, что в окружающем его пространстве что-то изменилось, он не отреагировал.

Барти шёл на второе, наверное, в своей жизни собеседование, если не считать первого разговора с Тёмным Лордом. В этот раз говорить предстояло с личностью, известной если и меньше, то ненамного. Ньютон (или, как его сокращённо называли, Ньют) Скамандер был, пожалуй, самым известным в мире магозоологом — уж из ныне живущих-то точно. Да и биография его была явно необычной. Только закончив Хогвартс, он устроился сначала помощником профессора по уходу за магическими существами, где его основной задачей стало пополнение школьного зверинца редкими и интересными животными, до которых его начальник (а поговаривали, что и тогдашний директор Блэк) был большим любителем и умело выбивал финансирование. Тогда не смогли закупить каких-то существ с Урала из-за политических проблем, затронувших тамошнее не только маггловское, но и магическое население. И Скамандер решил проблему кардинально: он собрал экспедицию в те края и смог привезти оттуда партию нужных тварей (и вроде бы, не только их). Потом последовали годы работы в Хогвартсе, ещё пара экспедиций, написание статей, едва ли не перевернувших магозоологию как науку, и — внезапно — книг, посвящённых его же экспедициям, на средства с которых он мог собирать новые команды и покупать новых животных. Барти читал его романы: написанные живым и необычным языком, не лишённые юмора и даже самоиронии, они замечательно описывали как все приключения их автора (коих оказалось немало), так и самих существ, с которыми тот сталкивался в своих путешествиях. Неудивительно, что даже через столько лет они всё ещё были достаточно популярными.

Потом последовала известность, как в научной среде, так и за её пределами — благодаря книгам. В итоге уже в середине тридцатых годов именно он стал очередным Директором Хогвартса. Увы, на этом месте находиться ему занимать эту должность ему, видимо, не понравилось (по крайней мере, если верить выпущенной после увольнения очередной книги, повествующей об этом этапе жизни), и его сменил Армандо Диппет.

После этого самый известный магозоолог в мире работал в Министерстве, занимаясь вначале домовиками, а потом обратил внимание общества на проблему оборотней — именно благодаря его усилиям дело сдвинулось с мёртвой точки, хоть уже и после войны. Конечно, получившаяся система была далека от идеальной, но это было большим шагом вперёд, что Барти, изучавший этот вопрос, мог подтвердить. Также Скамандер внёс много новшеств в акты и стандарты, имеющие отношение к магическим существам и животным. А потом, уже хорошо продвинувшись по службе (ему предлагали даже возглавить Отдел популяций и контроля над ними), снова покинул своё место работы. Правда, за признание его заслуг его оставили внештатным сотрудником — и он был единственным в своём роде. После этого мистер Скамандер , всё ещё продолжая сотрудничать с Министерством, решил реализовать главную свою мечту, как он это называл: он хотел построить первый в Магическом мире зоопарк, взяв за основу маггловский вариант этого заведения, правда, несколько изменив концепцию. И его влияние и слава в то время были настолько велики, что ему не только позволили это сделать, но выделили на это средства и специалистов из Отдела тайн, и целых два немаленьких острова (Тайри и Колл), где эти специалисты смогли провести самую масштабную в мире процедуру с раздвоением пространства. Сам же Ньютон набрал экспедиции, которые и сделали первый завоз волшебных зверей в зоопарк. И где-то в это же время (незадолго до того, как маленький Барти попал на открытие зоопарка, определившее его дальнейшее увлечение магическими существами) он смог заставить чиновников принять закон, запрещающий экспериментальную селекцию (то есть, по сути, создание новых химер) на территории Магической Британии. После открытия зоопарка он занимался в основном тем, что пополнял коллекцию, ездил на различного рода конференции, сотрудничал с Международным Комитетом Изучения Драконов, а в перерывах писал книги о путешествиях, научные статьи и даже собственный учебник и справочник для учащихся, на данный момент уже выпущенный и высоко оценённый по всей Европе.

Сейчас, даже в это печальное время, мистер Скамандер набирал очередную экспедицию. От прошлых она должна была отличаться тем, что требовалось теперь немало людей (набор проводился не только в Магической Британии) и часть из них должна была находиться на месте в течении двух или даже трёх лет, собирая малоизученные виды животных во Внутренней Монголии и передавая их на изучение другой части. Так что теперь Барти прибыл на остров Тайри и направлялся как раз к дому Саламандера, вспоминая события последних дней.

Последствия близкого нахождения с дементором у него вылечили очень быстро — в тот же день он уже стал более-менее дееспособен и контролировал себя, а ещё через пару его выписали из Мунго. Руквуд проинструктировал его максимально подробно по поводу того, что же надо отвечать на все расспросы о произошедшем и о так называемом «Плане Крауча» — собственно, именно по его инструкциям Барти и действовал.

В Министерстве продолжался хипеж, начатый ещё после случая с Краучем-старшим. На этот раз, правда, думали, кого бы наградить и как, а не на кого повесить всех собак — впрочем, надо было признать, что в обоих случаях разобраться с тем, что же произошло, пытались. Но им приходилось верить Барти и Руквуду едва ли не на слово, поскольку какие-то косвенные факты, подтверждающие планировавшуюся операцию, имелись, а вот никаких прямых уже было не найти.

Оборотни в ту ночь успели прибыть в Магический Квартал Лондона, но оказалось, что Барти и Беллатрискс успели поднять всех на уши очень вовремя — стычка у оборотней в итоге случилась не с беззащитными (или почти беззащитными) и беспомощным мирными волшебниками, а со срочно собранным отрядом авроров, который без особых сложностей одолел стаю обернувшихся агрессоров, несмотря на численное превосходство последних, их большие размеры, силу, ловкость и выносливость. Множество оборотней были повержены либо взяты в плен, хотя немногие, включая Сивого, смогли сбежать и скрыться в неизвестном направлении. Чарли Боннера, неведомо как оказавшегося в какой-то момент (в волчьем обличье!) на крыше одного из зданий, кто-то сумел так метко сбить заклинанием (по всей видимости, оглушающим), что тот свернул себе шею в падении, что для волка (и тем более для оборотня) можно было считать просто невероятной неудачей. По крайней мере Барти, вознамерившийся узнать про судьбу обидчиков, добился такой вот истории и теперь мог мстительно посмеиваться над эдаким неудачником.

«Ежедневный пророк» теперь пестрил статьями на тему случившегося и множеством гипотез, хотя в том, что Лорду и Пожирателям наконец утёрли нос, никто не сомневался. Там же попалась Барти и заметка о случае на каком-то маггловском рыболовном судне, на котором кто-то неизвестный перегрыз весь экипаж. Барти, конечно, догадался, кто же это был, но вот весть о том, что тот, с кем он не так давно учился, стал оборотнем... или на самом деле, был?! Но тогда же получается... нет, в такое верить не хотелось, и лучше было сразу выкинуть подобные мысли из головы, тем более что пищи для размышлений и без того было более чем достаточно.

Самого Барти, как и Руквуда, как и Бриссендена (посмертно), как и ещё несколько человек (в том числе и участников событий, а посмертно — и отца Барти, и ещё пару убитых с ним чиновников) представили к наградам. Руквуду, как основному из оставшихся после смерти старшего Крауча участников операции, который, как считалось, и смог закончить её, дали Орден Мерлина второй степени. Ту же награду получили Крауч-старший с сыном и ещё один «примазавшийся» министерский деятель. Барти, конечно, мог бы реально рассчитывать только на третью степень, но тут сыграла роль личность его отца.

После церемонии награждения состоялся и последний разговор Барти наедине с Беллатрикс, а по всей видимости, и последняя их встреча, в ближайшие годы уж точно, и обрывки из их беседы всплывали в памяти до сих пор.

 Барти, это, конечно, замечательно, что всё хорошо закончилось, — она говорила спокойно, но весь вид свидетельствовал о том, что ей явно нелегко, — но есть кое-что, что я должна тебе рассказать.

— Что-то мне говорит, что известие неприятное, да?— он даже не был удивлён.

— Неприятное? Пф-ф! Что за преуменьшение! — она рассмеялась, но тут же словно сдулась. — Война кончена, Барти, мы приняли решение сдаться... — голос её стал совсем тихим.

— Но... это же как минимум лет пятнадцать в Азкабане, если не пожизненно?! — Барти был шокирован.

— Если докажут, что мы совершили всё по своей воле, — Белла слабо улыбнулась. — Но в этом никто по-настоящему не заинтересован из высших чиновников. Более того, — продолжала она, — им как раз очень невыгодно, чтобы это вскрылось. Так что если постараться убедить их, что нашими действиями управляли, «империусом» или ещё каким подобным образом, — она внимательно посмотрела на собеседника, глаза её лукаво блеснули, — то на суде нам поверят. Главное, остаться в этот момент едиными — тогда Ближний Круг сможет войти в послевоенные времена если не в полном составе, то близко к нему...

— Но как же Лорд? — задал интересующий его вопрос Барти. — Он же может вернуться?

— Я уже не знаю... — она снова стала подавленной. — Он утверждал, что дольше других продвинулся по пути бессмертия, да и сомневаться в его словах не приходилось, но...

— Но ты уверена, что его нельзя найти?

— Найти?! — её лицо перекосило, то ли в ярости, то ли в отчаянии. — Думаешь, никто не пытался его найти?! Но где нам его искать?! Сколько мы сможем ждать его, находясь в войне?! Теряя всё больше людей! — она едва ли не кричала и начала даже слегка подмахивать руками, не в силах сдержать эмоции. — Убивая всё больше людей! Опуская Британию в хаос, вместо того, чтобы нести процветание! — она распалялась всё больше. — И где он сейчас?! Почему он нас бросил в такой момент?! Как так... — она разрыдалась, прямо перед Барти, который, не зная, что делать, принялся успокаивать её, как только мог. Вряд ли он потом взял бы на себя смелость сказать, что именно он помог Беллатрикс успокоиться и взять себя в руки, но тем не менее, это случилось.

— В общем, Барти, — голос её стал немного хрипловатым, — и для нашей, и, что самое главное, для твоей безопасности, нам не надо ещё некоторое время встречаться. По правде говоря, — она поднесла палец к губам Барти, чтобы тот не пытался перебивать её, а он тем временем думал, что сейчас, заплаканная и даже слегка помятая, она казалась прекраснее, чем когда-либо, и что возможно, именно эта встреча будет для них последней в жизни, — по правде говоря, самым лучшим выходом для тебя будет покинуть Британию. Сейчас это сделать, конечно, затруднительно. Но именно у тебя проблем не возникнет точно, — она улыбнулась, в то время как Барти с трудом подавил желание поцеловать её.

Именно тогда он и вспомнил, что видел объявление о наборе в готовящуюся экспедицию, равно как и то, что когда-то он мечтал стать именно магозоологом — до тех пор, пока отец не заставил его встать на другую стезю. Да и продолжать свою карьеру в Управлении после случившегося как-то не было никакого желания. Мать его идею только поддержала, сказав, что ему необходимо развеяться и побывать где-нибудь, где всё и все вокруг не будут постоянно напоминать об «ужасных произошедших событиях» и об отце, мешая тем самым вернуться к нормальной жизни, как она считала. Так что он написал заявление об увольнении по собственному желанию и снова стал свободен, как перекати-поле.

Как и после выпуска, он шёл куда-то в неизвестность, только думал теперь больше не о том, что его ждало, а всё больше о другом. Почему тот Барти, который только полтора года назад выпустился из Хогвартса, не особо представляя, что же его ждёт дальше, так упорно ассоциировался у него с Барти теперешним, который пережил немало за это время удивительных и ужасных событий? Хотя теперешний он тоже, по правде говоря, плохо себе представлял, что его ждёт впереди, хоть и не то чтобы сильно беспокоился по этому поводу. Забавно, но он всё ещё выглядел мальчишкой, хоть после работы в Скаллоуэе количество и контраст веснушек его как-то уменьшились, а внутри... внутри он, наверное, возраста не имел. Уж по крайней мере, затруднялся его назвать. Но кем он был, кем он стал, когда и как осуществлялось развитие или деградация, или превращение из одного Барти в другого — он всё никак не мог найти на это ответа. То есть разницу между тем, что было, и тем, что стало, он как-то замечал, да и глобально происхождение изменений проанализировать мог, но... но какие поступки, какие мысли стали ключевыми в его формировании? На это у него ответа так и не появилось.

Как не появилось ответа и о смысле его служения Лорду. Даже не так: он представлял себе, в чём был смысл его тренировок, представлял себе, что искал сам в Организации (хотя, это, наверное, только он мог додуматься искать в организации, практически все члены которой занимаются тёмной магией, пытками либо убийствами... искать среди подобных людей человеческой теплоты, зная или прекрасно догадываясь при этом об общих занятиях её участников), но не представлял глобальной цели, к которой они двигались. Без Лорда они были подобны кораблю со сломанным рулевым веслом: им некуда было осмысленно двигаться вместе. Да и объединяла несколько различных составляющих Организации, как уже догадался Барти, именно личность самого Лорда, которого, можно было позволить себе признаться, он так хорошо и не узнал. А теперь вся их война получалась едва ли не такой же бессмысленной, как восстание оборотней, неспособных просчитать последствия даже на шаг вперёд. И зачем было тогда пытать и убивать множество магглов, хоть ради тренировок, хоть ради чего, зачем было так сокращать население самой страны, ради блага которой многие члены Организации туда и пришли, зачем было разрушать, сжигать производства, склады, дома, принадлежащие магглокровкам, зачем? Бессмысленность произошедшего давила, пожалуй, сильнее, недели все потери и утраты, вместе взятые...

Отдельно он замечал, что, не понимая Тёмного Лорда, не понимает и того, что произошло. Правду ли он говорил о своём бессмертии? Но если это была правда, то почему он исчез и более не возвращался, поставив тем самым своё же детище в практически безвыходное положение? Или, если для поддержания его бессмертия нужна помощь Организации, то почему никто не знал о том, что же нужно делать? Как он мог позволить, допустить, чтобы те, кто доверился ему, следовал за ним, пока это было возможно... как он мог допустить, чтобы они остались без Него, ведущего их корабль по одному ему известному курсу? Он прекрасно понимал вопрос Беллы: как он мог их так предать?! И ответа на это не находилось.

В какие-то моменты казалось, что всё это время — вся эта магическая война, на самом деле — было похоже на страшный сон (или наоборот, на прекрасную сказку, в которую в реальности не попадёшь, как ни старайся), случившийся отчего-то не с одним человеком, а со всей Магической Британией сразу. Для Барти, это могло быть, пожалуй, и тем, и другим одновременно. А теперь это не Волдеморт исчез — это просто прозвенел будильник, и все грёзы, ужасные или несбывшиеся, остались позади. Теперь можно встать, совершить утренний туалет и пойти заниматься привычными делами как ни в чём не бывало, иногда думая о том, какая же странная история, всё-таки, приснилась, забавная, можно и поделиться с кем-нибудь. Или, возможно, стоит её наоборот оставить при себе и постараться забыть, не вспоминая больше никогда.

Впрочем, было бы не совсем верно утверждать, что о будущем Барти не думал. Он неплохо подготовился к встрече с великим магозоологом и в чём-то даже почти кумиром, узнал кое-что про Скамандера . Ньютон выглядел теперь как пожилой, но всё ещё очень бодрый мужчина с седыми волосами и короткой, обрамляющей раздавшиеся красноватые щёки бородой. За годы он располнел, но зато не утратил острый ум и свой фирменный юмор, проявляя его всякий раз, когда оный был к месту. Не утратил он и своей любви, если не страсти к магическому животному миру (да и маггловским интересовался). Женат он сейчас был второй раз (первая жена даже выпустила в своё время неплохую книжку об их совместной жизни, — их и их зверей, — которую провокационно назвала «Огневицы в моей постели») и вроде бы даже имел внука. А ещё у Барти был припасён и взят с собой пузырь коллекционного чего? — своей любви к хорошему алкоголю Ньют Скамандер тоже не утратил, как и любви к хорошей беседе, затрапезной или не обязательно таковой.

На острове, по которому шёл Барти, сейчас было довольно тепло, хоть небо и было покрыто облаками, а лёгкий бриз приятно обдувал кожу. Он словно возвращал к жизни, вырывая из цепких лап мрачных мыслей. Впереди из-за поворота дороги уже показывался дом Скамандеров, и вдруг подумалось, что на самом деле не так оно и ужасно закончилось — по крайней мере, для самого Барти. Да и в итоге он ведь получил, по правде говоря, работу, от которой когда-то мог прийти в настоящий восторг. А Беллартикс и остальные... он уже был уверен, что они выкрутятся: в конце концов, Белла была права, что абсолютное большинство тех, кто имеет возможность решить их судьбу, предпочтут скорее поверить в их объяснения, чем докопаться до самой сути и правды. Что же касается самого Барти... А что Барти? Ему было девятнадцать лет. Всё было хорошо.