Moon (гет)

Марк Мун устало брёл вдоль Королевской Мили мимо ярких, шумных баров и последнего одинокого волынщика. Вокруг него была Шотландия с картинки: земля тартанов, килтов, волынок и виски. Подделка, упакованная для туристов. Но стоило прохожему свернуть на боковую улочку или аллею – и он попадал в старый город, реальный и настоящий.

Марк прошёл пешком несколько миль. Он долго бродил по улицам старого и нового города, размышляя обо всём и ни о чём. Он разговаривал с собой. Он кричал на растущую луну, которая усмехалась ему с неба, напоминая том, что через два дня она станет ровным кругом. Он проклинал это белое небесное тело, с которым у них было одинаковое имя, и он плакал.

Ничего не помогало. Всё, чего он добился своей прогулкой – ещё большая депрессия и стёртые ноги. Впрочем, боль только радовала: она отвлекала от размышлений о других вещах – например, о том, как один человек может вызывать в нём столько противоречивых, мучительных эмоций.

Кто он такой? Мужчина, которого долгие месяцы водила за нос скандально известная Лаванда Браун. За всё это время они даже толком не поцеловались (кроме одного раза под омелой, когда её губы слегка коснулись его губ). Он говорил друзьям, что они не понимают её, что она на самом деле не такая – но, по всей вероятности, он ошибался. Получается, что именно такая.

Марк не представлял, что ему делать и куда идти, и после нескольких часов бесцельных скитаний решил отправиться домой.

Обычно он из вежливости уступал дорогу прохожим, но сегодня люди почему-то шарахались от него. Подойдя к боковой улочке, ведущей к квартире, Марк глянул на своё отражение в витрине и неожиданно замер на месте. Он полагал, что его лицо должно было выражать стойкую решимость и выдержку, на самом же деле оно было похоже на злобную, страшную гримасу сумасшедшего. Он бы, пожалуй, и сам шарахнулся в сторону от человека в такой маске.

Марк внимательно посмотрел на отражение, пытаясь запомнить своё лицо. По мере того, как он изучал его, лунатик с дикими глазами постепенно исчез, уступая место человеку с выражением отчаянной грусти.

Он повёл себя глупо. Рассердился на Джейни и позволил втянуть себя в ссору с Лавандой. В этом был один бесспорный плюс: он наконец собрался с духом и пригласил Лаванду на свидание. Но был и минус: как он и ожидал, она ему отказала... причём, во второй раз. Хорошо, что он больше никогда её не увидит. Плохо, что он больше никогда её не увидит.

Пытаясь сдержать слёзы, Марк с силой сдавил переносицу большим и указательным пальцами.

– Смотри и запоминай, как выглядит лицо идиота, – сказал он своему отражению.

– Лицо идиота ниже и правее, – поправила Лаванда. – Тебя нелегко отыскать, Марк, но рано или поздно все возвращаются домой.

Слова Лаванды разом вытянули из его лёгких весь воздух; в животе образовался вакуум, пустота. Он с изумлением уставился на её отражение. Лаванда была, как всегда, безупречно накрашена, но вокруг глаз появились красные дужки. Она тоже плакала? Из-за него? Марк повернул к ней голову и убедился в том, что отражение его не обмануло. Её несчастное лицо и печальные глаза словно осушили его горло заклинанием. Его рот и язык превратились в жаркую пустыню; он не мог произнести ни слова.

Лаванда первая заполнила пустоту нависшей тишины.

– Это я идиотка, а не ты, – сказала она.

Марк попытался выдавить из себя хоть пару слов, но Лаванда не дала ему времени прийти в себя. Она заговорила быстро и прерывисто; от привычного флирта и игривости в её голосе не осталось и следа.

– Ты что-нибудь ел? Я – нет, так что я купила еду на вынос в Новом Кантоне за углом. Я долго болтала с девушкой за прилавком. Она тебя знает. Она сказала, что ты обычно покупаешь цыпленка по-сычуаньски или креветки-сатэ. Я купила и то, и другое, и две порции жареного риса. Выбирай, что хочешь, я съем, что останется, или мы можем поделиться. Или ты можешь сказать, чтобы я проваливала и оставила тебя в покое.

В её голосе прозвучали нотки отчаяния. Из-за него?

– Почему? – прохрипел Марк, когда у него наконец прорезался голос.

– Почему я купила еду? В знак примирения, и потому что я проголодалась и подумала, что ты тоже голоден. Почему я пришла? Потому что я вела себя, как дура, и хочу извиниться.

– Как… ты… нашла меня? – пробормотал он, пытаясь сохранять максимально нейтральный тон.

– Не сразу. Найти твой адрес было проще простого – я же аврор. Но тебя не было дома, поэтому я отправилась в местный китайский ресторанчик, о котором ты упоминал. Я думала – надеялась – что ты будешь там. Но тебя там не было, и тогда я купила еду, – Лаванда приподняла пластиковый пакет. – Потом я ждала тебя на углу. Ты спустился с холма, остановился и уставился на витрину. Я подошла узнать, почему.

Марк смотрел на Лаванду в полном недоумении. Это был трюк, ловушка – а что же ещё? Он ничего не ответил.

– Прости, я вела себя грубо, неприлично, отвратительно. Давай снова будем друзьями? – предложила она.

Она выглядела подавленной, унылой и несчастной. Её раскаяние казалось подлинным, но Марк напомнил себе, что не раз видел её в деле. Не стоило забывать, что Лаванда – аврор. Она могла быть твердой, или женственной, или беспомощной. Она могла быть любой – по обстановке.

Это же Лаванда Браун – оборотень и единственный аврор, расправившийся с вампиром.

Она могла притворяться, но могла говорить искренне. Нервы Марка были на пределе, и всё же он решил рискнуть и поверить ей. Могла ли она ранить его сильнее, чем сейчас? Он сомневался. «Давай снова будем друзьями», – предложила Лаванда. Марк решил подождать с ответом. Ему нужно было подумать.

– У меня осталась бутылочка виски двадцатипятилетней выдержки, которую ты подарила мне на Рождество, – предложил он. Она кивнула, принимая неопределённость его ответа.

Весь на нервах, Марк пошёл быстрой, размашистой походкой по улице Блэкфрайарс к своей квартире. Лаванда еле успевала за ним следом. Единственным звуком в округе был стук её каблуков по мощёной камнем мостовой. Обычно он замедлял шаг; обычно предлагал поднести её вещи. Сейчас он вел себя нарочито грубо, хоть это было ему совсем не свойственно. Вдруг Марк остановился, повернулся и дал Лаванде догнать себя.

– Прости, – сказал он, – я забываю о манерах; тебе помочь с пакетом?

Она просияла и протянула ему пакет. Он не сделал ничего особенного. Это была обычная вежливость. Его с детства учили уважать «слабый пол», однако Марк знал, что большинство знакомых считали его ужасно старомодным. Когда он забирал пакет, их с Лавандой ладони соприкоснулись, и он вообразил, будто она хочет продлить это касание, будто её пальцы осторожно погладили край его ладони.

Это была не фантазия; это происходило на самом деле. Она тихо гладила край его ладони.

На Марка нахлынуло внезапное желание бросить еду, схватить Лаванду и силой овладеть ею. Этот низменный порыв длился всего мгновенье, был тут же усмирён, как дикий зверь, и ему на смену пришло чувство невероятного стыда. Как он мог помышлять о таком, спрашивал себя Марк – пусть даже и на долю секунды?

Он тряхнул головой, пытаясь прояснить мысли, и незаметно глянул на Лаванду. Она явно нервничала, но продолжала гладить его руку.

Мерлин, а вдруг она успела прочесть, о чем он думает, вдруг она владеет Легилименцией? Она могла узнать его помыслы, могла догадаться... Лаванда ничем не выдала своих эмоций. Марк гадал, что же в тот момент выражало её лицо. Жалость? Беспокойство? Презрение? Она ничего не ответила, и он понял, что всё обошлось. Ему ничто не угрожает, и ей тоже – он ведь джентльмен, напомнил Марк себе. Он будет вести себя вежливо, сдержанно и спокойно. И ни за что не поддастся страсти.

Марк поднял пакет из рук Лаванды, прерывая касание. Они тихо продолжили свой путь. Он убавил шаг, чтобы ей легче было идти рядом. Они шли и молчали. Могло ли её молчание означать, что она волнуется не меньше его?.

Марк мысленно вернулся к их расставанию, к их спору. Он был груб, она тоже – и всё же ему не стоило так реагировать на колючие комментарии Джейни. Джейни Скотт заварила эту кашу, оставив их с Лавандой расхлёбывать.

Они свернули к узкой дорожке, которая вела к серой каменной многоэтажке, служившей ему домом. Лаванда никогда раньше не приходила к Марку; он не был у неё на квартире. Она отказалась дать ему свой адрес – это тоже было частью их договора. Он никогда не пытался отыскать её, опасаясь, что она узнает о его попытках. Но Лаванда нашла его адрес и сама пришла к нему. Она искала его! Марк счёл это добрым знаком.

Они шли к нему домой. Вдруг его мысли переключились на более обыденные проблемы. Вымыта ли у него посуда? Убрано ли в гостиной? Он вспомнил, что оставил постиранную одежду на кухонном столе. Его охватила паника. Может, стоило извиниться, помчаться вперёд и прибраться?

В своих романтических мечтах (которым Лаванда не давала повода) он надеялся, что когда-нибудь пригласит её к себе. Но в тех же мечтах задолго до её прихода он выскабливал свою квартиру сверху донизу. Волнуясь всё больше, Марк открыл калитку, ведущую к подъезду, и направился к входу. Она открыла дверь взмахом палочки. Он отступил в сторону и пропустил Лаванду вперёд.

– Моя квартира на верхнем этаже, лифта нет, – извинился он. – Подъезд не самый чистый, прости.

– Не волнуйся, Марк, – успокоила она, – я видела места и похуже.

Он прошёл за ней следом по тускло освещённой лестнице, и Лаванда стала проворно подниматься по узким ступенькам. Её ноги, обтянутые чёрными колготками, скользили наверх с ловкой и плавной грацией. Вскоре её ягодицы оказались на уровне его глаз; её юбка была очень короткая. Пока они взбирались на четвёртый этаж, Марк наблюдал за тем, как край этой юбки прыгает и пляшет напротив его лица. Это была изощрённая пытка.

Пытаясь унять сердцебиение, Марк перевёл взгляд вниз. У Лаванды были красиво изогнутые, сильные икры, которые ритмично двигались с каждым шагом. Регулярное сокращение мышц завораживало; ему очень хотелось вытянуть руку и коснуться её икр. Марк заставил себя посмотреть ещё ниже, но даже её стройные лодыжки и гибкие ахиллесовы сухожилия радовали глаз.

Добравшись до верхнего пролёта, он оказался на голову выше Лаванды и выдохнул с облегчением.

– Почему ты так тяжело дышишь? – с тревогой спросила она. – Ты устал? Ты, наверное, полдня бродил по улицам?

– Да, – ответил Марк, охотно кивая такому объяснению. Он достал ключ и открыл дверь.