Moon (гет)

У парня было необычное лицо: не безобразное, но и не красивое. Она незаметно изучала его, поглядывая на противоположную сторону парковой аллеи.

Она полагала, что парень был с ней одного возраста – лет двадцати пяти-двадцати восьми. У него были правильные, но немного странные черты лица, которые напоминали полицейские фотороботы: вроде все части лица на месте, а вместе никак не сочетаются. А еще у него были не поддающиеся описанию каштановые волосы и карие глаза, и вообще он был поразительно непримечателен.

Джейни Скотт продолжала разглядывать поверх газеты лицо, мучительно пытаясь припомнить имя его обладателя. Парень отличался худощавым, нескладным телосложением и высоким ростом – на пару дюймов за шесть футов. В конце рабочего дня в Садах Принцесс-стрит было многолюдно: все направлялись к вокзалу Уэверли. Он никуда не спешил. Бросал беспокойные взгляды поверх голов, явно кого-то высматривая.

Он, как и Джейни, сидел на скамейке в парке – но, в отличие от Джейни, не мог оставаться на одном месте. Каждые несколько секунд он подскакивал и озирался – сначала в одну сторону, потом в другую. То он смотрел вдоль дорожки по направлению к фонтану, то поворачивался к памятнику Вальтеру Скотту, то вытягивал шею и напряженно вглядывался в прохожих на Принцесс-стрит. Эти суетливые движения и привлекли внимание Джейни.

Было нетрудно догадаться, что он ждёт подружку. Джейни по-прежнему изучала его лицо, мучительно пытаясь вспомнить имя. Впрочем, кажущееся сходство с кем-то вполне могло быть вызвано заурядностью этого лица. Видела ли она его раньше? И что же в нём особенного?

Джейни свернула газету, допила остатки кофе из бумажного стаканчика и ещё раз глянула на парня, который привлёк её взгляд. Бейсбольные ботинки на его нелепо больших ногах были весьма потёртыми; он был одет в линялые синие джинсы и толстый вязаный свитер зелёного цвета. Джейни полагала, что где-то встречала его раньше – и чем дольше наблюдала, тем больше в этом убеждалась. Что-то в его облике напоминало ей о родном доме в городке под названием Киркубри.

Перед глазами промелькнуло мрачное семейство: высокий мальчик, худая девочка, тихая мать и угрюмый отец. Этого оказалось достаточно, чтобы воскресить воспоминания из прошлого. Джейни встала со скамейки, выбросила в урну стаканчик из-под кофе и подошла к заинтересовавшему её парню.

– Тебя зовут Марк Мун? – с любопытством спросила она.

Он вздрогнул от неожиданности. Забавно было наблюдать, как на его лице сменяют друг друга удивление, смущение и любопытство. Его звали Марк Мун, но он её не узнал и отчаянно пытался понять, встречались ли они раньше. Смерив её внимательным оценивающим взглядом, он сказал:

– Вы меня знаете, но я вас не помню, простите.

– Джейн Скотт. Когда мы общались, все меня звали Джейни, – она развеяла его последние сомнения, добавив: – Мы вместе учились в Киркубри, пока ты не уехал в какую-то крутую школу в Хайленде. После этого я видела тебя пару раз на летних каникулах.

Услышав эти слова, парень приоткрыл от удивления рот и просиял.

– Кир-ку-бри, – медленно, по слогам сказал он, уверенно налегая на первое «р». Джейни заметила, что он растерял почти весь свой акцент: наречие западношотландского побережья сменил ровный эдинбургский прононс. – Конечно, Джейни Скотт! Прости, что сразу не узнал.

– Ну, как поживаешь, Марк Мун? Хорошо выглядишь. Как тебе в большом городе? Ты здесь работаешь или живёшь? – выпалила Джейни. Марк поднял брови и немного отстранился, явно не желая отвечать на вопросы. Он и в детстве был тихим, застенчивым мальчиком, а вокруг их семьи ходило много слухов, особенно после того, как их мать ушла из дома. Джейни поняла, что зашла не с той стороны, и быстро сменила тактику.

– А у меня здесь новая работа, – сообщила она. – Я в Эдинбурге всего месяц, и никак не освоюсь. Я вышла замуж в девятнадцать, развелась в двадцать пять – он оказался свиньёй. Детей, слава богу, нет. И вот я здесь, два года спустя, молодая и совершенно свободная. – И одинокая, и отчаянно пытаюсь найти друзей в большом городе, добавила она про себя. – А ты как?

– Я работаю в офисе Шерифа, – ответил он, – с тех пор как закончил школу. Ну, в основном. Начал здесь, потом получил повышение, поработал годик в Англии, в Йоркшире; получил новое повышение, как раз на прошлое Рождество – и вернулся в Эдинбург. Хорошо, хоть квартира осталась.

– В офисе Шерифа? – переспросила она.

– Да, мы работаем с прокурором над криминальными делами, но я не полицейский, – сказал он. Джейни улыбнулась, отметив, что его городской акцент просел на последнем слове.

– Здорово. А я клерк в Парламенте – так что мы с тобой оба госслужащие.

Он кивнул.

– Получается, что так.

– А как твоя семья? Твоей сестре, наверное, уже года двадцать два или двадцать три? Она замужем?

– Она погибла, когда ей было семнадцать, – голос Марка не выдал никаких эмоций. – Её убили, – он отвернулся от Джейн и бросил взгляд наверх, на гранитный утёс за спиной, а затем на стены Эдинбургского замка.

– Прости, Марк, – сказала она, касаясь его плеча, – мне очень жаль. Вечно я расспрашиваю, вечно лезу не в своё дело...

– Всё в порядке, ты же не знала, – ответил он. Его глаза говорили о том, что эта рана ещё не зажила. По его натянуто-бесстрастному виду Джейн поняла, что не стоит продолжать расспросы, и немного растерялась. Переждав несколько тихих, печальных мгновений, она заговорила снова.

– Я, наверное, пойду, а ты жди свою девушку, – Джейни сочувственно пожала плечо Марка и убрала руку.

– Девушку? – удивлённо переспросил он.

– Ой, неужели ты ждёшь парня? – поддразнила она. – Вот чёрт... Опять я лезу не в своё дело. Моя мама говорит: «Джейни Скотт, ты безнадёжна!» Она говорит, что мне следует включать мозги, прежде чем открывать рот.

– Эта девушка – вовсе не моя девушка, – пояснил Марк. Таким образом, Джейни выяснила то, что хотела. – Она просто друг. Мы встречаемся пару раз в неделю, ходим вместе перекусить или выпить – ну, там... в кино, в театр или на концерт.

– Звучит неплохо, – улыбнулась Джейни и подумала: но ты хотел бы быть ей больше, чем другом.

– Может, и мы сходим куда-нибудь? Посидим, обменяемся новостями? – предложила она. – У меня здесь мало друзей. Можем сейчас договориться о встрече – и лучше до того, как явится твоя вторая девушка.

– Вторая девушка – это я? – раздался колючий голос. – Не знала, Марк, что тебе нравятся толстушки.

Марк подпрыгнул от неожиданности и тут же покраснел.

Толстушки? Сейчас я покажу тебе толстушку, тощая коза, подумала Джейни, изучая собеседницу.

Джейни, конечно, видела, как эта девушка со спины приближалась к Марку, но даже и подумать не могла, что Марк ждёт её. Незнакомка была слишком красива и элегантна для нелепого, небрежно одетого Марка.

Фигуристая, привлекательная, в дорогой одежде, она была намного ниже его ростом. Сложно было определить, насколько, но в своих красных туфлях на шпильке она не доставала ему до плеча. Её миловидное, овальное лицо обрамляли каштановые кудри, а глаза были необычного фиалкового оттенка.

Дерзкая незнакомка не теряла время и тоже производила оценку Джейни. Джейни сразу поняла, что её магазинный плащ и поношенный полосатый брючный костюм сильно проигрывают дорогому красному кожаному пиджаку девушки с фиалковыми глазами.

Из-за прохладного мартовского ветра её пиджак был застёгнут на все пуговицы. Это был очень короткий пиджачок: его длины едва хватило на то, чтобы прикрыть её рельефные округлости; чёрная юбка выглядывала снизу всего на пару дюймов. Проходящие мимо мужчины пялились на стройные ноги, одетые в чёрные колготки. Она красива, и знает об этом, подумала Джейни.

По их короткому диалогу Джейни поняла, что имеет дело с англичанкой.

– Значит, ты и есть та самая девушка, которая «не его девушка»? – пошла в атаку Джейн. – Да, если Марк сказал, значит, так оно и есть. Тогда зачем ты ерепенишься из-за того, что он со мной болтает?

– Что? Ерепенишься? – переспросила красотка.

– Это значит, злишься или сердишься, – поспешно пояснил Марк, пытаясь удержать в равновесии хрупкий мир. – Лаванда, это Джейни Скотт, мы с ней вместе учились в школе, пока мне не исполнилось одиннадцать. Джейни, это... мой друг... Лаванда Браун.

– Привет, крошка Лаванда или «просто друг», – мстительно сказала Джейни.

– Что значит «просто друг»? – спросила Лаванда.

– Хм, всё ясно! Ты одна из тех девчонок, – заключила Джейни. Лаванда? Что это за имя такое – Лаванда? – Этот долговязый недотёпа сказал мне, что вы регулярно встречаетесь, но это не свидания. Не сомневаюсь, это была твоя идея. Держишь парня на длинном поводке и ждёшь, когда подвернётся более выгодное предложение? Готова спорить, что с такой короткой юбкой предложений поступает много, – Джейни с презрительным видом отвернулась от Лаванды и бросила взгляд на бывшего школьного друга, который явно нервничал.

– Марк, ты вполне мог бы найти себе кого-нибудь получше этой пигалицы, – сказала Джейни на сочном шотландском диалекте. Она достала кошелёк, вынула визитку и передала её Марку. – Здесь мой рабочий телефон – если захочешь выпить или вспомнить прошлое, звони. Пока, Марк, приятно было увидеться после стольких лет.

На этом Джейни Скотт повернулась на каблуках и пошла прочь.

– Ну и корова, – громко сказала Лаванда.

– От коровы слышу, – прокричала Джейни через плечо, от души радуясь собственному детскому ответу.

Несколько зевак остановились, чтобы поглазеть на эту сцену. Довольная собой, Джейни продолжила свой путь. Бедный Марк. Она подумала о том, сможет ли отыскать его координаты через почтовую систему шотландских офисов. В конце концов, на свете не так уж много Марков Мунов. Он всегда был таким милым парнем, тихим и надёжным – после неудачного замужества именно эти черты Джейни стала больше всего ценить в мужчинах.

Не очень-то надейся на продолжение, подумала она. Эта английская пигалица крутит им, как хочет.

Джейни шла, не оборачиваясь, и размышляла о том, какая беседа может развернуться между Марком и его «просто другом».

Марк крепко сжал её руку, не позволяя Лаванде последовать за Джейни.

– Лаванда, успокойся, – тихо произнёс он, – чего ты так разозлилась?

Лаванда резко повернулась; её губы были плотно сжаты, ноздри раздувались от негодования. Он узнал признаки надвигающейся бури. Несмотря на неизбежность неприятной сцены, Марк почувствовал, как душу переполняет надежда. Он отпустил руку Лаванды и приготовился к прорыву плотины.

– Почему я разозлилась? А ты не знаешь? Иногда ты бываешь таким дураком, Марк, резким, высокомерным и грубым дураком.

Её слова были для Марка безобидной рябью на воде. Марк Мун никогда не терял самообладания – в Шотландском Офисе Магического Правопорядка это было всем известно. Он гордился своей способностью быть выше любого оскорбления, сохранять невозмутимость и спокойствие. За пять месяцев общения с Лавандой Марк слышал от неё немало колкостей и научился игнорировать колючки.

– Я? Грубый? – мягко спросил он. – Я всего лишь разговаривал с девушкой, которую не видел со школы, а ты налетела и затеяла ссору.

– Она тебя клеила! – возмущённо выпалила Лаванда.

– Возможно, ну и что с того? – резонно заметил Марк. Язвительные замечания Джейни Скотт рассердили его, и всё же он понимал, что в них была большая доля правды. Ему давно нужно было выяснить отношения с Лавандой, и Джейни дала для этого удачный повод.

– А тебя никто никогда не клеит, Лаванда? Это происходит даже у меня на глазах. Помнишь, что ты сказала, когда я впервые пригласил тебя на свидание? «Сейчас мне не нужен бой-френд, у меня слишком много негативного опыта. И вообще, ты мне не нравишься! Но мы можем время от времени гулять вместе». Так ты сказала, слово в слово.

Лаванда открыла рот, чтобы возразить, но Марк её перебил.

– Это было примерно полгода назад, Лаванда, а сейчас у нас сложился целый ритуал, – он заглянул в её фиалковые глаза и попытался объяснить: – Ты знаешь, что мне приятна твоя компания. Думаю, что тебе моя компания тоже нравится. Но кто я тебе? Похоже, Джейни права – я всего лишь перевалочный пункт. Сначала мы встречались с тобой раз в неделю, потом два раза – по средам здесь, в Эдинбурге, по субботам в Лондоне. Сейчас мы встречаемся через день и проводим вместе все выходные. Я водил тебя на бал в свой шотландский офис, ты водила меня на бал в Министерство. Я отклонил приглашение на Хогманай в своём офисе – вместо этого мы с тобой пошли на новогоднюю вечеринку к Поттерам. Ты англичанка, ты не представляешь, что значит пропустить Новогодний праздник в Эдинбурге, – продолжил он. – Когда я тебя пригласил на свидание, ты сказала, что мы будем просто друзьями, что ты не готова к отношениям, потому что они быстро рушатся. Наши псевдоотношения длятся больше пяти месяцев – кажется, это твой рекорд, – Марк не хотел, чтобы его слова звучали грубо, но нахлынувшие эмоции нарушили равновесие, и он не сдержался: – О, я забыл, что никаких отношений нет! По крайней мере, для тебя.

В его голосе послышалось раздражение.

– Я вижу тебя чаще, чем кого-либо другого – если не считать коллег по работе. Я всегда считал, что у нас есть отношения, несмотря на то, что их физическое проявление сводится к поцелую в щёчку на прощанье. Может быть, эти отношения исчерпали себя; может быть, нам пора двигаться дальше, – он вздохнул, чтобы перевести дух. Впервые с тех пор, как он познакомился с Лавандой, она не отпускала едких комментариев, а изумлённо смотрела на него. Марк понял, что настал подходящий момент.

– Я хочу или меньшего или большего, – отважно продолжил он. Несправедливые нападки Лаванды на его школьную знакомую придали ему смелости. – И чтобы это осознать, мне понадобилась глупая толстушка по имени Джейни Скотт. Если я тебе не нравлюсь, Лаванда, и у нас нет отношений, то не злись, когда я разговариваю с другими женщинами. Ты сама сказала: «Мы можем встречаться с другими, если захотим». Возможно, я этого захотел.

Марк заметил, что люди, бегущие по своим делам сквозь этот холодный мартовский вечер, стали замедлять шаги в надежде ухватить кусочек развернувшейся перед ними драмы. Марк допускал вероятность того, что среди прохожих найдется добрый малый, желающий испытать судьбу с красоткой, который подойдет и спросит у Лаванды, не пристаёт ли к ней «этот парень». Это произошло во время их последнего спора – к большому веселью Лаванды.

Но сейчас она молчала в замешательстве. Марк надеялся, что сумел до неё достучаться. Обычно он мало говорил, но много слушал. Эта речь была, вероятно, самой длинной из его речей, обращённых к Лаванде.

Надежда не покидала Марка: он болтал с другой женщиной, причём гораздо менее привлекательной, чем Лаванда, а она приревновала его. Возможно, он ей не безразличен. Марк хотел открыть Лаванде свои чувства, но боялся, что она лишь посмеётся над ним.

– Ты говоришь, что я тебе не нравлюсь – ты постоянно это повторяешь, – продолжил он. – Во время нашей первой встречи ты взяла с меня обещание не затрагивать личные темы. Поэтому мы не говорим ни о твоей личной жизни, ни о моей. Зато я знаю, что в декабре ты ходила на свидание с американским юристом, который приезжал к вам на конференцию. Ты сообщила, что между вами ничего не было, а потом рассказала в подробностях, как далеко у вас с ним зашло. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, Лаванда. Ты издеваешься надо мной, а я терплю – сам не знаю, почему! Ты нравишься многим мужчинам. И, чёрт возьми, я – один из них! Но иногда ты бываешь такой... такой... жестокой.

– Ты прекрасно знаешь, почему, – отмахнулась Лаванда.

– По-твоему, во всём можно винить твою «болезнь»? Ты используешь её как стену, чтобы отгородиться от всех, даже от меня. Ты говоришь, что люди тебе не доверяют, а на самом деле ты сама вынуждаешь их к этому. Никто не испытывает к тебе ненависти из-за твоей болезни. Если тебя ненавидят, то из-за того, как ты себя ведёшь ты. И я уверен, что в глубине души ты это знаешь.

Он глянул сверху вниз в её замечательные фиалковые глаза, набрал воздух в лёгкие и сказал:

– Мне надоело повторять, что твоя «болезнь» не имеет для меня значения – ты мне не веришь. Ты никому не веришь. Потому что не хочешь верить! Тебе удобно иметь оправдание.

Марк видел, что терпению Лаванды приходит конец, но ему нужно было договорить. Она открыла рот, но он снова её перебил.

– Ты собираешься опять всё свалить на «лунные дни»? Ты всегда это делаешь, если тебе так удобно. Я знаю, какое сегодня число; я слежу за фазами Луны. До полнолуния ещё целых два дня, и это никак не влияет на твоё настроение. Для тебя это просто предлог безнаказанно побыть стервой. Я наблюдал за тобой в течение пяти полнолуний, – сказал Марк. – Помнишь, в прошлом месяце? Мы встретились за ланчем, а не за ужином, потому что приближалось полнолуние. Мы бродили по замку, – он дёрнул большим пальцем, указывая на гранитную громадину за спиной. – Нам было так весело, что мы забыли про время. Луна взошла, но ты заметила её спустя целый час. До заката оставалось всего полчаса, а ты чувствовала себя отлично, Лаванда! Ты была довольна и счастлива, так что, пожалуйста, не используй больше эту отговорку.

Марк, наконец, завершил свою тираду и умолк в ожидании ответа.

– Хватит, – сердито сказала Лаванда, – мне надоело слушать эту чушь! Какой ты жалкий, Марк! Посмотри на себя: долговязый чудак в потёртой одежде! Тебе совсем плевать, как ты выглядишь?

– Отлично, – Марк окончательно потерял терпение и впервые повысил на неё голос, – тебе проще сменить тему, чем признать, что я прав. Мне удобно в этой одежде, и раньше ты на неё не жаловалась. Если ты хочешь, чтобы я купил другую, я куплю. Тебе достаточно сказать. Тебе всегда достаточно просто сказать.

– Сказать? Но почему? Почему я всегда должна указывать, что тебе делать, Марк? – её голос пронзительно зазвенел. – Где твоя инициатива? Сам решай, как тебе одеваться. Ты ходишь за мной, как дрессированный пёс – Мерлин, иногда это ужасно бесит. И почти всё время молчишь, ничего не рассказываешь о себе.

– Потому что ты не даешь мне слова вставить, ты трещишь без умолку и никогда не просишь меня рассказать о себе. Тебе интересует кто угодно, только не я, Лаванда. Ты сама так решила – забыла? Как только разговор заходит обо мне, или о моей семье, или о твоей семье – ты сразу меняешь тему. Определись! Если хочешь узнать меня поближе, я готов говорить. Джейни Скотт знает о моей семье больше, чем ты, а она – девчонка из маггловской школы, в которую я ходил сто лет назад. Знаешь, что я думаю? Ты боишься, что узнаешь меня поближе, и я тебе понравлюсь ещё больше.

– Ещё больше? Ты мне вообще не нравишься! Ты мягкотелый и пассивный. От тебя только и слышно: «Лаванда, чего ты хочешь?» Почему бы тебе не предложить свою идею, не проявить инициативу? Ты не смог бы принять решение, даже если бы от него зависела твоя жизнь!

– Я предлагаю идеи, но ты их обычно отвергаешь и предлагаешь свои. В конце концов, мы всегда делаем то, что хочешь ты. А на мою голову сыплются все шишки.

– Потому что ты неуверенный, нерешительный и не умеешь возражать.

– Потому что я хочу, чтобы тебе было весело. Я не хочу тебе возражать. Ты... ты мне нравишься, Лаванда.

– Я тебе нравлюсь? Нравлюсь! Отлично. Ты что, совсем ничего не понимаешь в девушках? У тебя была хоть одна настоящая подружка? Иногда мне кажется, что я у тебя первая. Это правда, Марк? Я – единственная девушка, которая тебе «понравилась»? Какая трагедия для тебя – учитывая мою репутацию.

– Я... Это несправедливо... Я никогда не обсуждал, чем ты... что ты делала до нашей встречи. Но я думаю, что ты не очень-то гордишься собой. И вообще, какая разница, была ли у меня девушка?

– Не очень-то горжусь собой? Ещё как горжусь! Я – Лаванда Браун, герой Хогвартса, я награждена Орденом Мерлина второй степени. А ты – самый обычный, жалкий неудачник, у которого никогда не было настоящей подружки.

– Ты... проклятье!.. у меня... была, но...

– Всё, что ты можешь – это мямлить, Марк. Ты слишком нерешительный, – язвительно сказала она.

– Лаванда Браун, ты пойдешь со мной на свидание – на настоящее свидание? – сердито выпалил он.

– Я ответила ещё тогда, когда ты спросил в первый раз – нет!

– Что ж, тогда прощай, Лаванда, больше я тебя не потревожу, – он резко развернулся на пятках и решительно пошёл от неё прочь.

– Правильно! Беги! Ты такой же, как остальные мужчины – все вы убегаете!

– Нет, это ты нас прогоняешь, Лаванда, – крикнул он через плечо.

– Нашим отношениям конец, Марк!

– Ты не можешь закончить то, что никогда не начиналось, Лаванда.

Лаванда завершила свой рассказ, громко высморкалась, с унылым видом откинулась на спинку кресла и отхлебнула чай.

– Прости, что пришла без предупреждения, Парвати, – сказала она, – но я не знала, куда идти.

Парвати Рэдход встала, потянулась и обхватила руками свой большой живот.

– Всё в порядке, Лаванда. У Париндры сегодня ночная смена в Мунго, а я ничем не занята. Хорошо, что ты пришла сейчас, потому что через три месяца у меня не будет времени ни на кого, кроме этого маленького танцора, – она глянула вниз и мягко погладила свой живот.

Лаванда проследила за её движениями с загадочно-задумчивым выражением лица.

– Ещё не поздно перед ним извиниться, – по-дружески сказала Парвати.

– Извиниться? – воскликнула Лаванда. – С какой стати? Он придурок. Ты что, совсем меня не слушала?

– Лаванда, я тебя слушала, – Парвати снисходительно вздохнула. – Я выслушала грустную историю о том, как тебя бросил очередной мужчина. А теперь, если ты сама себе желаешь добра, заткнись и выслушай меня.

– Да, но...

– Пожалуйста, помолчи и выслушай, Лаванда, – уверенно перебила её Парвати. – Ты гордишься тем, что всё про всех знаешь, ты охотно даёшь другим советы об их личной жизни, а свою личную жизнь превращаешь в кошмар.

– Марк Мун... – начала Лаванда.

– Хороший парень, и тебе это известно, – продолжила Парвати. – Поверь женщине, которая уже три года замужем – ты далеко не такая искушенная в отношениях с мужчинами, какой себя считаешь.

Лаванда открыла рот, чтобы возразить, но Парвати настаивала:

– Молчи и слушай, Лаванда. Я встречалась с Марком всего два раза, на Рождественском балу в Министерстве и на новогодней вечеринке у Поттеров. Марк не болтун, и он действительно сдержанный... в хорошем смысле слова, я думаю. Многие приходят в восторг от таких важных мероприятий, как бал в Министерстве. А мой дорогой муж их не очень-то любит – Париндра, как и Марк, предпочитает сидеть в сторонке и помалкивать. Приглашение к Поттерам – это вообще исключительное событие. Не для нас с тобой, но кто-нибудь вроде Ромильды или Кормака готовы убить за приглашение – это так! Марк понравился Гарри и Джинни. Возможно, он излишне скромный, но мы с ним долго говорили на той новогодней вечеринке. Он вежливый, остроумный и по уши в тебя влюблен, несмотря на то, что ты вытираешь об него ноги.

– Я? Ничего подобного!

– И тем не менее, это правда, – сказала Парвати. – Ты взяла с него обещание не говорить о личной жизни, ты дала ему понять, что не хочешь никаких приставаний. Удивительно, но он сдержал слово. Скольких ты знаешь парней, которые могли бы похвастаться такой выдержкой? Особенно после шести месяцев флирта и безжалостных заигрываний с твоей стороны.

– Он попробовал сегодня.

– Что попробовал? Человек пригласил тебя на свидание, потому что ты повела себя, как ревнивая подружка, и дала ему надежду, – напомнила Парвати.

– Он нарушил условия.

– После тебя.

– Я поставила эти условия, и он их принял, – уныло сказала Лаванда, понимая, как слабы её аргументы.

– Потому что он дурак. Ещё раз повторяю, ни один мужчина на это бы не согласился. Я подозреваю, что Марк это сделал, потому что надеялся покорить твоё сердце – и ему это удалось.

– Что за чушь! – воскликнула Лаванда и упрямо подумала: «Не может быть».

– Лаванда, всё, что он тебе сказал – правда, и слова той магглы тоже. Ты врываешься ко мне в слезах, потому что вы поругались с Марком, он разозлился и бросил тебя. Почему вы поругались? Потому что он разговаривал на улице с другой женщиной, когда ты пришла! Не забывай, что ты, как обычно, опоздала. И повела себя, будто ты его девушка, хотя до этого пять месяцев повторяла Марку, мне и всем остальным, что вы не пара, а просто друзья. Так нравится он тебе или нет?

– Нет, – с протестом выкрикнула Лаванда.

– Ты просто невозможна, – вздохнула Парвати. – Хорошо. Когда тот парень, Джейк, из Американского Департамента Правопорядка, пригласил тебя на свидание за неделю до Рождества, ты согласилась, но только в день его отъезда, в воскресенье, – Парвати снова обхватила руками свой живот и продолжила: – Джейк был в Англии четыре дня и три ночи. В пятницу вас представили друг другу, в субботу он стал тебя клеить. Но ты ответила, что не можешь отменить важные планы. Что ты делала в субботу? Почему ты не пошла на свидание с шикарным Джейком?

Лаванда прикусила нижнюю губу и уставилась в пол.

– Скажи, что ты делала?

– Мы с Марком ходили на Уинчелси Бич. Мы ели рыбу с картошкой, завернутую в газету, и слушали, как волны бьются о берег в темноте. Мы говорили о конференции, и я дразнила его из-за Джейка.

– И это были твои «важные планы» – поесть рабу с картошкой на улице в декабре, с «долговязым недотёпой»? Ради этого ты отказала парню, который был, с твоих слов, «спортивный, красавец и шикарно одет»? Когда же ты в воскресенье всё-таки пошла на свидание с Джейком, он принёс тебе цветы. Он напоил тебя вином, угостил ужином, потратил на тебя кучу денег и пригласил в отель для «продолжения». Ты ему отказала, и я помню почему. Ты сказала, что Джейк идеально подходит для секса, но ты пообещала Марку, что покончила с приключениями на одну ночь. Ты решила, что не будешь спать с мужчиной на первом свидании. Ты сказала, что не хочешь расстраивать Марка. Всё верно?

Лаванда еле заметно кивнула.

– Лаванда, это так – или нет? – настойчиво спросила Парвати.

– Да, – сдавленно прошептала Лаванда.

– Он тебя не слышит, можешь говорить громче, – сказала Парвати с улыбкой. – Я думаю, ты отказала Джейку, чтобы не нарушать свои правила. Если бы ты пошла на свидание с этим янки ещё в субботу, то у тебя не было бы повода отказать ему в воскресенье.

– Это не так, – сказала Лаванда.

– Думай, как хочешь, Лаванда. Можешь убеждать себя, что Марк – «безвкусно одетый слабак», что он «всего лишь друг», что вы можете встречаться с другими. Однако ты отказалась от единственного сексуального приключения за долгие месяцы, потому что не хотела расстраивать Марка. А потом, когда он просто болтал на улице другой женщиной – к тому же толстой и старомодной – ты налетела на него, как ревнивая невеста.

– Но у него фамилия – Мун! – возмутилась Лаванда. – У меня не может быть фамилии Мун.

– Кажется, он пока не сделал тебе предложение, – рассмеялась Парвати. – Но я думаю, что сделает – если ты ему позволишь. Честно говоря, мне кажется, что «Лаванда Мун» звучит очень колоритно.

– Но... Мун! – продолжала ныть Лаванда. – Когда он мне представился, я подумала, что это такая волчья шутка.

– Люпина звали Люпин – возможно, проклятие работает каким-то странным образом. Нужно будет сказать Падме – вдруг отдел Тайн этим заинтересуется, – Парвати хитро усмехнулась.

– Но у него заурядная внешность и он ужасно одевается, – не унималась Лаванда.

– Таким когда-то был Рон, но это тебя не остановило.

– Сейчас Рон отлично выглядит, просто у него был такой период. Я уже тогда была прозорливой и поняла, что он повзрослеет и изменится.

Парвати с сомнением фыркнула.

– Сама знаешь, это полная чушь. Почему Рон хорошо выглядит? – спросила она.

– Не знаю, – соврала Лаванда.

– Конечно, знаешь – потому что Гермиона за ним присматривает. Если ты хочешь, чтобы Марк хорошо одевался, приложи к этому руку.

– Но я о нём ничего не знаю, – это был слабый аргумент.

– Ты Лаванда Браун, оборотень, аврор и главная сплетница. Какого чёрта ты не выяснишь о нём всё, что нужно? Вы общаетесь пять месяцев, а последние два – встречаетесь почти каждый день.

– Я никогда не просила его рассказать о себе, – призналась Лаванда.

– Вот именно! А почему?

– Не знаю, – пробормотала Лаванда, – в любом случае, это не мой тип мужчины, – добавила она, не зная, какую ещё найти отговорку.

– Он точно не вписывается в твоё представление об идеальном мужчине. Ты видишь рядом с собой богатого, модного мужчину с шикарной внешностью и представляешь, как все девчонки тебе завидуют, – сказала Парвати.– А кто у тебя был на самом деле? За годы после Рона и Симуса – череда действительно красивых мужчин, которые умеют приставать. Одни были тупицами, остальные самовлюблёнными снобами.

– Но не все, – возразила Лаванда.

– Точно! Кормак побил все рекорды: он и тупица, и самовлюблённый сноб в одном лице. Среди этих мужчин не было ни одного надёжного. Все они хотели от тебя одного, а когда получали, что нужно, отправлялись за новыми победами. Не знаю, как им удалось превратить тебя в такую, как они.

– Ты правда так считаешь?

– Лаванда, я твоя подруга. Мне очень неприятно тебе это говорить, но – да, я так считаю. Иди и решай свои проблемы. Только ты сама можешь определить, нужен тебе Марк или нет. Разузнай о нём побольше, если хочешь, хотя у тебя было достаточно времени для этого. Если он тебе нужен, признай, что ты была неправа, иди к нему и извинись.

– Извиниться?

– Он дважды приглашал тебя на свидание, ты ему дважды отказала. Он без ума от тебя, ты наговорила гадостей. Что он такого сделал, чтобы разозлить тебя?

– Он хотел со мной расстаться!

– Мерлин... Лаванда, это абсурд! Он правильно сказал, что не мог расстаться с тобой, потому что вы даже не были вместе. Ты ничего ему не обещала, а он всегда был рядом – до сегодняшнего вечера. Вся эта драма случилась из-за того, что он посмел поговорить со старой школьной знакомой, пока ждал тебя. Ты спросила моего совета – вот он: найди Марка и извинись.

– Ты никогда не советовала мне извиниться перед мужчиной, – возразила Лаванда, вынимая последний козырь.

– Потому что все предыдущие мужчины были полными придурками, и я радовалась, когда ты их бросала.

Марк Мун устало брёл вдоль Королевской Мили мимо ярких, шумных баров и последнего одинокого волынщика. Вокруг него была Шотландия с картинки: земля тартанов, килтов, волынок и виски. Подделка, упакованная для туристов. Но стоило прохожему свернуть на боковую улочку или аллею – и он попадал в старый город, реальный и настоящий.

Марк прошёл пешком несколько миль. Он долго бродил по улицам старого и нового города, размышляя обо всём и ни о чём. Он разговаривал с собой. Он кричал на растущую луну, которая усмехалась ему с неба, напоминая том, что через два дня она станет ровным кругом. Он проклинал это белое небесное тело, с которым у них было одинаковое имя, и он плакал.

Ничего не помогало. Всё, чего он добился своей прогулкой – ещё большая депрессия и стёртые ноги. Впрочем, боль только радовала: она отвлекала от размышлений о других вещах – например, о том, как один человек может вызывать в нём столько противоречивых, мучительных эмоций.

Кто он такой? Мужчина, которого долгие месяцы водила за нос скандально известная Лаванда Браун. За всё это время они даже толком не поцеловались (кроме одного раза под омелой, когда её губы слегка коснулись его губ). Он говорил друзьям, что они не понимают её, что она на самом деле не такая – но, по всей вероятности, он ошибался. Получается, что именно такая.

Марк не представлял, что ему делать и куда идти, и после нескольких часов бесцельных скитаний решил отправиться домой.

Обычно он из вежливости уступал дорогу прохожим, но сегодня люди почему-то шарахались от него. Подойдя к боковой улочке, ведущей к квартире, Марк глянул на своё отражение в витрине и неожиданно замер на месте. Он полагал, что его лицо должно было выражать стойкую решимость и выдержку, на самом же деле оно было похоже на злобную, страшную гримасу сумасшедшего. Он бы, пожалуй, и сам шарахнулся в сторону от человека в такой маске.

Марк внимательно посмотрел на отражение, пытаясь запомнить своё лицо. По мере того, как он изучал его, лунатик с дикими глазами постепенно исчез, уступая место человеку с выражением отчаянной грусти.

Он повёл себя глупо. Рассердился на Джейни и позволил втянуть себя в ссору с Лавандой. В этом был один бесспорный плюс: он наконец собрался с духом и пригласил Лаванду на свидание. Но был и минус: как он и ожидал, она ему отказала... причём, во второй раз. Хорошо, что он больше никогда её не увидит. Плохо, что он больше никогда её не увидит.

Пытаясь сдержать слёзы, Марк с силой сдавил переносицу большим и указательным пальцами.

– Смотри и запоминай, как выглядит лицо идиота, – сказал он своему отражению.

– Лицо идиота ниже и правее, – поправила Лаванда. – Тебя нелегко отыскать, Марк, но рано или поздно все возвращаются домой.

Слова Лаванды разом вытянули из его лёгких весь воздух; в животе образовался вакуум, пустота. Он с изумлением уставился на её отражение. Лаванда была, как всегда, безупречно накрашена, но вокруг глаз появились красные дужки. Она тоже плакала? Из-за него? Марк повернул к ней голову и убедился в том, что отражение его не обмануло. Её несчастное лицо и печальные глаза словно осушили его горло заклинанием. Его рот и язык превратились в жаркую пустыню; он не мог произнести ни слова.

Лаванда первая заполнила пустоту нависшей тишины.

– Это я идиотка, а не ты, – сказала она.

Марк попытался выдавить из себя хоть пару слов, но Лаванда не дала ему времени прийти в себя. Она заговорила быстро и прерывисто; от привычного флирта и игривости в её голосе не осталось и следа.

– Ты что-нибудь ел? Я – нет, так что я купила еду на вынос в Новом Кантоне за углом. Я долго болтала с девушкой за прилавком. Она тебя знает. Она сказала, что ты обычно покупаешь цыпленка по-сычуаньски или креветки-сатэ. Я купила и то, и другое, и две порции жареного риса. Выбирай, что хочешь, я съем, что останется, или мы можем поделиться. Или ты можешь сказать, чтобы я проваливала и оставила тебя в покое.

В её голосе прозвучали нотки отчаяния. Из-за него?

– Почему? – прохрипел Марк, когда у него наконец прорезался голос.

– Почему я купила еду? В знак примирения, и потому что я проголодалась и подумала, что ты тоже голоден. Почему я пришла? Потому что я вела себя, как дура, и хочу извиниться.

– Как… ты… нашла меня? – пробормотал он, пытаясь сохранять максимально нейтральный тон.

– Не сразу. Найти твой адрес было проще простого – я же аврор. Но тебя не было дома, поэтому я отправилась в местный китайский ресторанчик, о котором ты упоминал. Я думала – надеялась – что ты будешь там. Но тебя там не было, и тогда я купила еду, – Лаванда приподняла пластиковый пакет. – Потом я ждала тебя на углу. Ты спустился с холма, остановился и уставился на витрину. Я подошла узнать, почему.

Марк смотрел на Лаванду в полном недоумении. Это был трюк, ловушка – а что же ещё? Он ничего не ответил.

– Прости, я вела себя грубо, неприлично, отвратительно. Давай снова будем друзьями? – предложила она.

Она выглядела подавленной, унылой и несчастной. Её раскаяние казалось подлинным, но Марк напомнил себе, что не раз видел её в деле. Не стоило забывать, что Лаванда – аврор. Она могла быть твердой, или женственной, или беспомощной. Она могла быть любой – по обстановке.

Это же Лаванда Браун – оборотень и единственный аврор, расправившийся с вампиром.

Она могла притворяться, но могла говорить искренне. Нервы Марка были на пределе, и всё же он решил рискнуть и поверить ей. Могла ли она ранить его сильнее, чем сейчас? Он сомневался. «Давай снова будем друзьями», – предложила Лаванда. Марк решил подождать с ответом. Ему нужно было подумать.

– У меня осталась бутылочка виски двадцатипятилетней выдержки, которую ты подарила мне на Рождество, – предложил он. Она кивнула, принимая неопределённость его ответа.

Весь на нервах, Марк пошёл быстрой, размашистой походкой по улице Блэкфрайарс к своей квартире. Лаванда еле успевала за ним следом. Единственным звуком в округе был стук её каблуков по мощёной камнем мостовой. Обычно он замедлял шаг; обычно предлагал поднести её вещи. Сейчас он вел себя нарочито грубо, хоть это было ему совсем не свойственно. Вдруг Марк остановился, повернулся и дал Лаванде догнать себя.

– Прости, – сказал он, – я забываю о манерах; тебе помочь с пакетом?

Она просияла и протянула ему пакет. Он не сделал ничего особенного. Это была обычная вежливость. Его с детства учили уважать «слабый пол», однако Марк знал, что большинство знакомых считали его ужасно старомодным. Когда он забирал пакет, их с Лавандой ладони соприкоснулись, и он вообразил, будто она хочет продлить это касание, будто её пальцы осторожно погладили край его ладони.

Это была не фантазия; это происходило на самом деле. Она тихо гладила край его ладони.

На Марка нахлынуло внезапное желание бросить еду, схватить Лаванду и силой овладеть ею. Этот низменный порыв длился всего мгновенье, был тут же усмирён, как дикий зверь, и ему на смену пришло чувство невероятного стыда. Как он мог помышлять о таком, спрашивал себя Марк – пусть даже и на долю секунды?

Он тряхнул головой, пытаясь прояснить мысли, и незаметно глянул на Лаванду. Она явно нервничала, но продолжала гладить его руку.

Мерлин, а вдруг она успела прочесть, о чем он думает, вдруг она владеет Легилименцией? Она могла узнать его помыслы, могла догадаться... Лаванда ничем не выдала своих эмоций. Марк гадал, что же в тот момент выражало её лицо. Жалость? Беспокойство? Презрение? Она ничего не ответила, и он понял, что всё обошлось. Ему ничто не угрожает, и ей тоже – он ведь джентльмен, напомнил Марк себе. Он будет вести себя вежливо, сдержанно и спокойно. И ни за что не поддастся страсти.

Марк поднял пакет из рук Лаванды, прерывая касание. Они тихо продолжили свой путь. Он убавил шаг, чтобы ей легче было идти рядом. Они шли и молчали. Могло ли её молчание означать, что она волнуется не меньше его?.

Марк мысленно вернулся к их расставанию, к их спору. Он был груб, она тоже – и всё же ему не стоило так реагировать на колючие комментарии Джейни. Джейни Скотт заварила эту кашу, оставив их с Лавандой расхлёбывать.

Они свернули к узкой дорожке, которая вела к серой каменной многоэтажке, служившей ему домом. Лаванда никогда раньше не приходила к Марку; он не был у неё на квартире. Она отказалась дать ему свой адрес – это тоже было частью их договора. Он никогда не пытался отыскать её, опасаясь, что она узнает о его попытках. Но Лаванда нашла его адрес и сама пришла к нему. Она искала его! Марк счёл это добрым знаком.

Они шли к нему домой. Вдруг его мысли переключились на более обыденные проблемы. Вымыта ли у него посуда? Убрано ли в гостиной? Он вспомнил, что оставил постиранную одежду на кухонном столе. Его охватила паника. Может, стоило извиниться, помчаться вперёд и прибраться?

В своих романтических мечтах (которым Лаванда не давала повода) он надеялся, что когда-нибудь пригласит её к себе. Но в тех же мечтах задолго до её прихода он выскабливал свою квартиру сверху донизу. Волнуясь всё больше, Марк открыл калитку, ведущую к подъезду, и направился к входу. Она открыла дверь взмахом палочки. Он отступил в сторону и пропустил Лаванду вперёд.

– Моя квартира на верхнем этаже, лифта нет, – извинился он. – Подъезд не самый чистый, прости.

– Не волнуйся, Марк, – успокоила она, – я видела места и похуже.

Он прошёл за ней следом по тускло освещённой лестнице, и Лаванда стала проворно подниматься по узким ступенькам. Её ноги, обтянутые чёрными колготками, скользили наверх с ловкой и плавной грацией. Вскоре её ягодицы оказались на уровне его глаз; её юбка была очень короткая. Пока они взбирались на четвёртый этаж, Марк наблюдал за тем, как край этой юбки прыгает и пляшет напротив его лица. Это была изощрённая пытка.

Пытаясь унять сердцебиение, Марк перевёл взгляд вниз. У Лаванды были красиво изогнутые, сильные икры, которые ритмично двигались с каждым шагом. Регулярное сокращение мышц завораживало; ему очень хотелось вытянуть руку и коснуться её икр. Марк заставил себя посмотреть ещё ниже, но даже её стройные лодыжки и гибкие ахиллесовы сухожилия радовали глаз.

Добравшись до верхнего пролёта, он оказался на голову выше Лаванды и выдохнул с облегчением.

– Почему ты так тяжело дышишь? – с тревогой спросила она. – Ты устал? Ты, наверное, полдня бродил по улицам?

– Да, – ответил Марк, охотно кивая такому объяснению. Он достал ключ и открыл дверь.

В коридоре его квартирки совершенно не было мебели: он напоминал бежевую коробку с дверью в каждой из стен.

– Гостиная прямо, – сказал Марк, – а ванная справа, если что.

Он мучительно пытался вспомнить, насколько чисто в его ванной.

– А слева? – спросила она, указывая на последнюю дверь.

– Моя спальня, – ответил Марк, заливаясь краской. Одного этого вопроса ему оказалось достаточно, чтобы покраснеть. Он тут же подумал о том, сколько мужских спален в своей жизни видела Лаванда, и вздохнул. Это было глупо; он чувствовал себя дураком.

– Тяжелый день, правда? – заключила она, снова неверно интерпретируя его вздох, и открыла дверь в гостиную. Марк кивнул и приготовился к встрече с новой порцией трудностей.

Их разговор был больше похож на осторожный танец. До сегодняшнего вечера Марк ни разу не накричал на Лаванду, ни разу не попытался нарочно её задеть. Он подозревал, что сейчас она переживала из-за того, что он может потерять контроль над собой.

Лаванда собиралась предложить ему общаться, как прежде. Она хотела, чтобы они остались друзьями.

«Давай снова будем друзьями», – сказала она на улице. Марк так ничего и не ответил. Он просто не мог – потому что единственно честным ответом был бы отказ. Теперь просто дружбы было ему недостаточно.

Он был осужден на вечные муки.

Молча обойдя Лаванду, он придержал дверь в гостиную и взмахнул палочкой. Лампы ожили. Марк наблюдал за тем, как Лаванда изучает его комнату. Мебели здесь было немного. На деревянном лакированном полу ковра не наблюдалось. Одна стена гостиной пряталась за книжными полками, три остальные были выкрашены в цвет светлой магнолии. По центру стояли два чёрных, видавших вида кресла и журнальный столик, а возле окна, на невысокой стойке, было старое радио. Картину завершали старый ореховый письменный стол и табуретка. В гостиной не было ни пятнышка.

– Очень чистая комната. Мы будем ужинать здесь или на кухне? – спросила Лаванда.

– На кухне, – ответил он, кивая на ещё одну дверь.

Лаванда пошла вперёд, Марк следом за ней.

– Здесь тоже очень чисто, – с удивлением отметила она, оглядывая кухню.

– Сейчас, только уберу корзину с бельём, – он переставил корзину с квадратного кухонного столика на один из стульев. – Тарелки в буфете, на средней полке, приборы в нижнем ящике. Чай в шкафчике, холодные напитки в кладовой.

Лаванда поняла намёк, открыла шкафчик и кладовую и внимательно изучила содержимое.

– Никакой грязной посуды, никакого заплесневелого хлеба, отлично упакованная кладовая, – улыбнулась она. – Самая аккуратная из всех холостяцких кухонь, которые мне доводилось видеть, а я их повидала... – она замерла на полуслове.

Его лицо стало мрачнее тучи. Несколько неловких, напряжённых секунд они оба обдумывали сказанное. Лаванда нервничала. Тишина отталкивала их друг от друга, разделяла, как защитное заклинание; Марк не знал, что сказать.

– Я возьму тарелки и приборы, – её голос был больше похож на шёпот. – Мы поделим порции?

Марк кивнул.

– Ты что-то говорил про огневиски, – сказала Лаванда, – но я, пожалуй, лучше выпью чаю. Я видела на полке баночку жасминового. Если ты приготовишь чай, я накрою на стол, окей?

Он снова кивнул и ничего не ответил, словно язык проглотил.

Они такие разные; у неё было много мужчин, а он...

Пока Джейни не вмешалась, им было легко друг с другом. Теперь они ступали по тонкому льду, боясь, что он вот-вот треснет. Он боялся. Было ли Лаванде так же страшно? Она пришла к нему домой. У него пропал голос, его покинул последний разум. Марк чувствовал, что ему нужно было побыть одному и подумать. Он наполнил чайник и поставил его на плиту.

– Я на минутку в туалет, а потом займусь чаем, – подхватив корзину с бельём, Марк вышел из кухни, быстро отнёс бельё в спальню и вернулся в коридор.

Он обвёл взглядом все четыре двери и на мгновенье подумал о том, чтобы уйти. Сбежать. Но куда? Глянув на входную дверь, он всё же решил, что не настолько малодушен. В ванной Марк плеснул в лицо водой и с тоской посмотрел в зеркало. Мысли завертелись в его бедной голове.

Я обыкновенный, она необыкновенная. У меня заурядная внешность, она великолепна. Она прекрасно одевается и считает меня неряхой. Она – знаменитость, я – никто.

И всё же она вернулась и дождалась моего возвращения. Она хочет поговорить. Я должен её выслушать – перед кем ещё она сможет выговориться?

В конце концов, Марк пришёл к выводу, что его судьба находится полностью в руках Лаванды Браун – с тех самых пор, как он впервые её увидел несколько лет назад.

Смирившись с неизбежным, он медленно вернулся в кухню.

Стол был накрыт, две порции жареного риса, цыпленок по-сычуаньски и креветки-сатэ уже ожидали его. Лаванда успела заварить чай и достала его фарфоровые чашки. Судя по разложенным приборам, палочки она не нашла.

Лаванда ждала его, стоя возле стола. Она сняла свой красный кожаный пиджак и повесила его на дверной крючок, поверх кухонного фартука Марка. Под пиджаком на ней был надет розовый кашемировый свитер с низким вырезом, привлекательно облегающий её формы. Марк посмотрел на вырез и заставил себя поднять взгляд на её лицо. Она снова улыбнулась.

– Ты всегда смотришь мне в лицо, прямо в глаза, – сказала она.

– Это очень милое лицо и очень милые глаза, – сказал он, не задумываясь. Она наградила его счастливейшей из улыбок, от которой его сердце провалилось в пустоту.

– Пожалуйста, присаживайся, – сказал он, пытаясь скрыть смущение. Единственным человеком, с которым он когда-либо ужинал на этой кухне, была его мама. Марк пододвинул Лаванде свободный стул и сам сел к столу.

– Ужасно проголодалась, – заявила она, пробуя рис с креветками.

Марк тоже вдруг почувствовал невероятный голод. Он начал есть, отправляя в рот рис и креветки со скоростью, предельно допустимой в культурном обществе.

– Я живу в Кенте, в деревушке под названием Эплдор, – сообщила Лаванда и назвала номер дома. – Теперь я знаю, где живёшь ты, так что вполне справедливо, что ты должен знать, где живу я. Мои родители живут в городке Рай, в нескольких милях от моего дома. Я единственный ребёнок в семье. Моя мама – урождённая Гринграсс. Она вышла замуж за человека ниже себя – ну, по крайней мере, так считала её семья, потому что мой отец – полукровка. Он занимается рыбным делом. Мама и папа очень гордились мной после битвы, но я потеряла их уважение, когда стала попадать в скандальные колонки в газетах. Мы редко видимся, – она сделала паузу, чтобы отправить в рот порцию креветок.

Этой быстрой и нервной тирадой Лаванда нарушила их первое правило: не говорить о семьях. Марк быстро проглотил еду и ответил:

– Моя мама живёт в Киркубри, она маггла. Мой отец умер, сестра тоже. Его убил Сивый сразу после того, как Пий Толстоватый стал министром. Моя сестра... погибла в битве за Хогвартс... Я опоздал. Пропустил первую часть битвы.

– Лилит Мун! – воскликнула Лаванда. – Она была на моём курсе, когтевранка. Падма хорошо её знала – как же я раньше не догадалась? Кэрроу постоянно к ней придирались, потому что её отец был оборотнем!

Лаванда уставилась на Марка, открыв рот от изумления и позабыв о еде.

– Твой отец был оборотнем? Почему ты мне не сказал?

– Потому что мы не говорим о семьях, Лаванда, – напомнил он. – Это было твоё условие. Я держу обещания.

– С этого момента в наших отношениях не будет никаких условий, – выпалила она.

– Что? – удивился Марк. В отношениях? Он воспрял духом: отношения и дружба – это ведь не одно и то же? Он надеялся, что нет.

– Что случилось с твоим отцом? – осторожно спросила Лаванда, пропустив его удивлённую реплику.

– Он отказался стать егерем. Отец был не самым сильным волшебником. Он никогда не ходил в школу – его не взяли в Хогвартс, потому что...

– Потому что он был оборотнем, – закончила Лаванда, кивая с пониманием.

– Сивый пришёл в ноябре, перед битвой, и сказал, что вернётся в полнолуние. Отец отправил маму в безопасное место в Эдинбурге. Сивый и мой отец дрались, и... отец проиграл, – с мрачным видом сказал Марк.

Лаванда наклонилась над столом, пожала ему руку и сочувственно улыбнулась.

– Мама всё знала об отце – он рассказал ей ещё до свадьбы, но она всё равно вышла за него. Для неё это не имело значения. И для меня тоже неважно, что ты оборотень, – его голос дрогнул. – Я знал, что Лилит нелегко приходилось в школе. Для Кэрроу она была почти как грязнокровка. На самом деле Лилит была очень умная, гораздо умней меня, но с необразованным отцом-оборотнем и матерью-магглой её считали ничтожеством. Я не мог забрать её из школы, потому что нужен был в другом месте, – Марку было невероятно важно, чтобы Лаванда его поняла. – Я был тогда помощником бейлифа в Шотландском Отделе Магического Правопорядка. Министерство редко вмешивается в наши дела: у нас тут своя система, свои законы. Но Толстоватый и Амбридж не оставляли нас в покое. Знаешь, скольких людей наш отдел арестовал и отправил на комиссию по регистрации магглорождённых?

Лаванда покачала головой.

– Одного! Все остальные чудесным образом исчезали перед облавами. Мы были на удивление нерасторопными.

Лаванда рассмеялась.

– Было трудно проявлять такую некомпетентность, особенно к концу войны. В марте к нам прислали пожирателя из Лондона для лучшего контроля. Тогда-то мы и провели наш единственный арест – ей было сто три года, и она сама предложила свою кандидатуру. Но пока я всем этим занимался, моя сестрёнка...

Он умолк и опустил голову в ладони.

– Это было почти семь лет назад, а я всё ещё скучаю. Я даже не знаю точно, что с ней произошло.

– Я была в это время в Хогвартсе, Марк. Ты мог спросить у меня. Почему ты... – она поймала его взгляд и поникла. – Проклятье! Ты не спросил из-за обещания не рассказывать ничего о семьях... Прости. Хочешь, поговорим о ней сейчас? – мягко спросила она. В её голосе прозвучало раскаяние.

– Да... или нет... Я не знаю... Лаванда, что происходит?

– Я пытаюсь наладить наши отношения, но, кажется, только всё порчу. Ты хочешь, чтобы я ушла?

– Нет! – с отчаяньем воскликнул он.

Лаванда грустно улыбнулась.

– Почему ты меня терпишь?

– Потому что тебе нужно с кем-то говорить, и вообще ты очень милая – в-основном, и красивая, и...

– Красивая, – с сомнением повторила Лаванда. – Я уродина. Все от меня сбегают – хочешь узнать, почему, Марк?

– Все знают, что на тебя во время битвы напал Сивый. Ранил в живот и сбросил с балкона, а потом хотел убить. Все знают о твоих шрамах и о том, что ты провела несколько лет в инвалидном кресле, пока тебя не укусил оборотень.

– Но никто не знает, какие у меня шрамы. Каждый, кто их увидит, бежит от Лаванды Браун, раненого оборотня, – уверенно сказала она.

– Лаванда, твои друзья – настоящие друзья – остались с тобой. Да, ты оборотень – ну и что? У тебя есть шрамы – ну и что? – Марк старался быть предельно вежливым и соблюдать спокойствие. Очень часто, когда Лаванда начинала жаловаться или возмущаться, он всё обращал в шутку. – Обещаю, что я не убегу.

– Убежишь, – уверенно ответила она. – Я калека. Это магические шрамы, они никогда не затянутся. Все мужчины, которые видели их, сбежали.

– Но не я, – твердо сказал он.

– Ну, хорошо...Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?

С этими словами Лаванда вскочила и, резко стянув свитер через голову, бросила его на пол. Взгляду Марка открылись пять рваных шрамов, полученных ею от Сивого во время битвы.

Но он на них не смотрел. Её лифчик был розовый, кружевной, местами прозрачный. И слишком открытый. Забыв о приличиях, он уставился во все глаза.

– Вообще-то шрамы ниже, – сказала Лаванда скорее весёло, чем с осуждением.

– Но на них не так интересно смотреть, – ответил он, продолжая пялиться на её грудь и пытаясь получше запомнить всю эту красоту. Он не знал, сработает его шутка или ему сейчас дадут пощёчину. – Кого волнуют шрамы?

Усилием воли он заставил себя посмотреть ей в глаза и тут же покраснел.

– Ты смотрел на мою грудь, – Лаванда пыталась быть строгой, но это было непросто. Она с трудом сдерживала смех. Марк знал, что может как рассмешить, так и разозлить её; нужно было соблюдать осторожность.

– Ты сама мне её показала.

– Я показывала шрамы.

– Ты спросила: «Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?» и сняла свитер. Мне было очень легко ошибиться, – пояснил он.

Лаванда рассмеялась. Наклонившись вперёд, она потянулась за свитером и наградила его ещё более приятным обзором своего бюста. Она подобрала свитер и стала одеваться. Марк сидел и смотрел на неё. И чувствовал, как начинает кружиться голова.

– Ты славный парень, Марк.

– Я «долговязый чудак в поношенной одежде», и ты «не знаешь, почему меня терпишь».

– Ты всегда будешь использовать мои слова против меня? – спросила она.

– Всегда, прости.

– О, ради святого Мерлина, Марк, перестань извиняться, – приказала она. – Давай начнём всё сначала?

Он должен был использовать свой шанс, сейчас или никогда.

– Спрашиваю в последний раз: ты пойдёшь со мной на свидание? На настоящее свидание.

Лаванда выждала несколько долгих секунд; его сердце замерло.

– Да, когда ты захочешь. Я думаю, что мы с тобой ходим на свидания уже много месяцев, только я этого не понимала, прости.

Она наклонилась через стол и поцеловала его.

– Ты уверен? – взволнованно спросила Лаванда.

– Уверен, – ответил Марк, усаживаясь на край её кровати.

В течение последних двух дней события развивались с ошеломительной скоростью. Марк с Лавандой проводили вместе всё свободное время, а сейчас он впервые оказался в её спальне. Это было их второе «официальное» свидание (со слов Лаванды), значит, он мог остаться у неё на ближайшую ночь.

Марк прибыл в её коттедж из красного кирпича вскоре после завтрака, и они с Лавандой провели весь день, изучая окрестности её маленького мира. Они посетили Гастингс, Камбер и несколько других городков на южном побережье, а к вечеру вернулись в сонный Эпплдор.

Марк наблюдал за тем, как Лаванда нервно ходила по спальне. Это была огромная комната: по размеру примерно как его гостиная и кухня вместе взятые. Лаванда пояснила, что объединила две спальни в одну. Две боковые стены с мансардными окнами соединялись под потолком, повторяя очертания крыши.

Марк внимательно разглядывал комнату, стараясь сохранять невозмутимый вид. Она была выкрашена в розовые, сиреневые и, естественно, лавандовые тона и украшена тюлевыми и кружевными рюшами – совершенно в стиле Лаванды. С навеса над кроватью свисал кружевной розовый балдахин. И лишь одна-единственная вещь выглядела абсурдно на фоне пастельных рюшечек и оборочек – стальная клетка, шесть на шесть футов, стоящая в углу.

– Ты первый мужчина, посетивший мою спальню, – сказала ему Лаванда. – Сегодня наша первая ночь – надеюсь, она не станет последней.

– Не станет, – уверенно ответил Марк.

– Да ты у нас эксперт, – усмехнулась она.

– В некоторых вещах – да, – сказал он. – Никто не может знать всё, даже ты.

Лаванда недоверчиво фыркнула.

– Как тебе моя комната? – спросила она, поднимая руки над головой и кружась по спальне.

– М-м-м... кружевная, – заметил он.

Она усмехнулась.

– Это хорошо или плохо?

Марк пожал плечами.

– Она – воплощение тебя, вся такая лавандовая – значит, хорошая.

– Ты такой милый, Марк, – с этими словами Лаванда толкнула Марка на кровать, запрыгнула на него сверху и с энтузиазмом поцеловала. После приятно проведённой минуты, она скатилась в сторону, поднялась на ноги и стала расстёгивать блузку.

– Что ты делаешь?

– Раздеваюсь, естественно. У нас мало времени, а я не хочу, чтобы моя одежда порвалась.

– Порвалась?

– Такое случалось, Марк. Один раз я испортила очень дорогое кожаное бюстье.

Марк понятия не имел, что такое бюстье, но надеялся непременно выяснить в ближайшем будущем. Он смотрел на то, как Лаванда, раздевшись до нижнего белья, повесила юбку и блузку в один из больших платяных шкафов. Ни у одного из его знакомых не было такого большого гардероба.

– Неужели клетка действительно необходима? – спросил он.

– Ты знаешь, что нет, но таковы требования, – ответила она. – Я знаю, что у тебя есть опыт в таких вещах, но для меня это будет впервые. Я никогда не делала этого в присутствии зрителей.

Лаванда зашла внутрь клетки и прикрыла за собой дверь. Продев руки сквозь прутья, она заперла себя изнутри и с непринуждённым видом стала снимать бельё. У Марка отвисла челюсть.

– Будь зайкой и положи это в корзину для грязного белья, – сказала она, передавая ему две тонкие полоски чёрного кружева. Он принялся их рассматривать, чувствуя её тепло в своей руке.

– Можешь оставить себе на память, – пошутила Лаванда. Краснея от смущения, Марк подошёл к корзине и бросил туда бельё.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, оставаясь в углу и стараясь держаться к ней спиной.

– Луна всходит, – с тревогой сказала Лаванда. – Я пойму, если ты не захочешь на это смотреть.

Она неверно истолковала причину, по которой он отвернулся. Марк заставил себя посмотреть на Лаванду, и её беззаботная нагота снова вогнала его в краску. Лаванда ничего не заметила.

– Я чувствую её каждой косточкой. Марк, до заката и превращения осталось десять минут – тебе не обязательно проходить через всё это, – она дала ему ещё одну возможность передумать.

– Обязательно, – уверенно ответил Марк. – Я хочу увидеть твой «второй самый страшный образ».

– Второй? А какой же первый?

– А вот какой: «Без штукатурки на лице ты меня не узнаешь, это точно», – процитировал он. – Так ты сказала на новогодней вечеринке у Поттеров. Предположу, что кровожадное волосатое существо, в которое ты сейчас превратишься, будет выглядеть лучше, чем ты без косметики.

– Я иногда несу такую чушь.

– Иногда?

– Не вынуждай меня выйти из клетки и задать тебе трёпку, – пригрозила Лаванда.

Марк посмотрел ей в лицо.

– Ты голая, Лаванда – поверь, это меня ни капли не расстроит, – ответил он.

Она показала ему язык.

– Хватит шутить, Марк, это серьёзно. Новое зелье от ликантропии мне всегда помогало. Работает безотказно, но ему всего несколько лет. Я не хочу подвергать тебя опасности, поэтому ни в коем случае не выпускай меня из клетки. Ты сразу поймешь, осталась я собой после трансформации или нет: если зелье не подействует, я попытаюсь атаковать тебя сквозь прутья.

Марк кивнул.

– Я знаю. Я много раз видел, как это происходило с отцом, а в то время зелье ещё не применяли.

– Тебе, наверно, было очень тяжело?

– Но не так, как отцу, – уверил её Марк.

– Если зелье подействует, я буду спокойно сидеть в клетке – но, пожалуйста, не открывай дверь. Я не хочу, чтобы что-то пошло не так.

– Ты когда-нибудь принимала старое зелье, которое пил профессор Люпин? – спросил Марк.

– Нет, когда меня укусили, новое уже проходило тестирование. Но я знаю много людей, принимавших старое зелье. У него серьёзные побочные эффекты: слабость и недомогание. Бедный Ремус Люпин – он всегда выглядел больным. С новым зельем меньше проблем: я просто должна выпустить зверя на свободу, хотя бы частично.

– Но внутри ты останешься собой?

– Да, я сохраню сознание, а моё тело изменится.

– Значит, ты не сможешь разговаривать? – спросил Марк.

– Конечно, нет.

– Лаванда, ты будешь сидеть в клетке и не сможешь ни разговаривать, ни сбежать. Тебе придётся слушать мою болтовню. Я буду петь, причём ужасно, или рассказывать анекдоты, и ты не сможешь меня остановить. Вот это везение!

Она начала смеяться его шутке, но резко умолкла и скривилась.

– Я чувствую притяжение луны. Солнце почти село. Трансформация… ах… трансформация – не самое приятное зрелище. Я не стану винить тебя, если ты уйдёшь и никогда не вернёшься. Ай… Увидимся, когда зайдёт луна – если ты ещё будешь здесь, – она вскрикнула от боли.

– Я буду здесь, и ты тоже никуда не денешься, Лаванда.

– От тебя не пахнет страхом, Марк, спасибо тебе… Ой!

Марк не спускал с неё глаз. Он слышал, как трещали её кости, и видел, как прорастала шерсть. Её позвоночник искривился. Её красивое лицо вытянулось и стало превращаться в косматую морду. Её руки скрутились и приняли форму лап, спина выгнулась от боли и, наконец, её голосовые связки, изменённые проклятьем, стали издавать не женские крики, а волчий рык.

– Лаванда? – спросил он.

Волчица кивнула серой лохматой головой.

– Ты говорила, что превращаться не больно. Ты солгала, – ласково проворчал он.

Серая голова снова кивнула.

– Пожалуйста, не лги мне.

Она попыталась, как могла, изобразить угрызения совести. Марк улыбнулся. Он подошёл к клетке, просунул руку сквозь прутья и погладил волчице уши.

– Сегодня я уж точно не буду «бегать за тобой, как дрессированный пёс». Знаешь, Лаванда, у тебя цвет глаз не изменился, разве что чуть-чуть. Стал более фиолетовым. У тебя красивые глаза.

Лаванда-волчица выгнула спину, потерлась головой о его вытянутую руку и что-то довольно прорычала.

– Нравится? – спросил он и почесал ей голову. Довольное рычание продолжилось, а потому Марк сел возле клетки, стал гладить волчицу по голове и рассказывать. Она спокойно лежала, свернувшись на дне клетки, и слушала его истории про родителей и сестру.

Через шесть часов, примерно в полпервого ночи, Лаванда уснула. Марк ласково гладил ей спину, наблюдая за тем, как равномерно поднимается и опускается её грудь. Он смотрел на неё и смотрел, пока не проснулся в полчетвертого утра. У него затекла нога и онемело зажатое между прутьев плечо. В последний раз он смотрел на часы ровно в три. Лаванда мирно спала.

Осторожно достав руку из клетки, Марк хорошенько размял плечо и затёкшую ногу. Лаванда не пошевелилась.

– Я не буду спать всю ночь, но тебе вовсе не обязательно не спать вместе со мной, – сказала она.

Он дал себе слово, что не заснёт, что останется рядом и будет присматривать за ней, как присматривал за отцом. Сейчас всё было иначе, очень тихо и спокойно – по сравнению с бессонными ночами юности. Конечно, благодаря зелью. Отец в полнолуние всегда становился ненасытным, кровожадным зверем, которому нельзя было дать вырваться на свободу. Лаванда оставалась Лавандой.

Она всё ещё спала. Марк присел на край кровати и стал наблюдать за своей девушкой-оборотнем. Своей девушкой. Он счастливо улыбнулся и мысленно произнёс тост за здоровье Джейни Скотт. Закинув ноги на кровать, Марк лежал на своей половине и смотрел на Лаванду. Было четыре утра; до рассвета оставалось всего два часа, а ещё через полчаса должна была зайти луна.

Он куда-то ненадолго провалился и очнулся от того, что чьи-то губы ласкали его щёку.

– Уже пол-одиннадцатого, соня, – прошептала Лаванда. – Спасибо за чудесную ночь. У нас с тобой два часа на то, чтобы тебя умыть и привести в презентабельный вид, а потом я поведу тебя знакомиться с моими родителями. Я приготовлю завтрак, а ты примешь душ и наденешь что-нибудь приличное.

– М-м-м... – он со стоном потянулся. – Лаванда, через два часа я должен быть на работе. Времени осталось только на завтрак. Прости, если от меня воняет.

– От тебя пахнет, но я знала запахи и похуже. Например, как этот... Что это? – спросила она, принюхиваясь.

– Это запах яичницы, которую сожгла моя девушка, – ответил Марк.

Ругаясь на ходу, Лаванда выскочила из комнаты.

_____________________________________________________

The end