Триптих святого Лорда (джен)

Они действительно виделись еще не раз — и на казни Волдеморта, и позже, на полях сражений, которыми кипела вся старая, ветхая, годами прятавшаяся в лоскуты добровольного отрицания действительности Европа. Адским пламенем горел Лондон и Хогсмид, рушились башни старинных замков Эдинбурга и Дублина, криками тысяч замученных магглов и полукровок пропитались камни Берлина и Парижа. На пражских мостах грязно, по-маггловски вешали весь кабинет чешского Министерства магии. Окрасились в красный воды Дуная и Рейна, тела погибших отравляли каналы Амстердама и Венеции. Темный лорд Волдеморт, чье имя теперь боялись не только произносить вслух, но даже думать про себя, шествовал по Европе, словно смертельное огненное колесо.

Тремя годами позже событий, развернувшихся после заседания Особого Совета магов и магглов, Геллерт Гриндевальд, возглавлявший Объединенные силы магов Великобритании, Германии и Франции, отправил Волдеморту вызов на дуэль — один на один, на выжженном поле где-то в земле Саксония-Анхальт.

* * *

— Что ты написал ему, Геллерт? — усталым, но решительным голосом спросил Дамблдор, передвигая по шахматной доске очередную фигуру.

— Дал координаты места для аппарации и добавил, что ближайший маггловский ориентир — городок Мерзебург, славящийся своей коллекцией заклинаний на древневерхненемецком языке, — спокойно ответил Гриндевальд, откидывая со лба прядь седеющих волос. Под глазами у него залегли круги, черты лица заострились, и многие замечали, что он если не постарел, то сильно истрепался. Уверенности в себе, однако, он не потерял ни миллиграмма.

— Ты думаешь, он придет?

— Придет, Альбус, придет, — хмыкнул Гриндевальд. — Куда он теперь денется.

* * *

Поле было огромным, черным и пустым — лишь по краям можно было увидеть отряды противников, которым сейчас не было дела друг до друга. Все взгляды были прикованы к двум высоким фигурам в центре пепелища.

Глаза Волдеморта больше не были карими — они были темно-красными, красивое лицо, столь же молодое, как три года назад, было неуловимо искажено гримасой ненависти. Он изменил любимому черному цвету, и его мантия была темно-бордовой, цвета бычьей крови.

Они церемонно поклонились друг другу и вернулись в исходную позицию — правую ногу вперед, палочку наготове, левую руку на кинжал на поясе.

— Здравствуй, Риддл, — негромко произнес Гриндевальд. — Просвети меня, понравилось ли тебе жить без любви?

Глаза Волдеморта будто засветились изнутри, так, что красный оттенок стало отчетливо видно. Он стоял неподвижно, прямой и напряженный, в то время как Гриндевальд чуть заметно мягко пружинил с носка на пятку и обратно.

— Очень, — тихо то ли проговорил, то ли прошипел Волдеморт. — Я желаю этого тебе, Геллерт Гриндевальд.

И молниеносно направил палочку на себя самого. Сверкнула зеленая вспышка, и Волдеморт распростерся у ног Гриндевальда, глядя в небо остановившимися глазами. Они больше не были красными — обычные карие глаза на молодом красивом лице.

Гриндевальд нагнулся и закрыл ему веки.

— Каждому свое, — он разломил в усмешке свое лицо, распрямляясь и оборачиваясь на замершую в изумлении толпу. — Ты знал, на что идешь.

Сперва он услышал неловкий, нестройный гул голосов, а затем он оформился в единый вопль сотен глоток:

— Слава победе! Слава Гриндевальду!