Селия (джен)

Если кто-то надеялся, что Чары с профессором МакГонагалл будут, считайте, лёгкой прогулкой из-за специализации декана Гриффиндора, этот кто-то плохо её знал. К концу урока у Гарри значительно уменьшилась вера в себя. Раньше он всегда гордился тем, что блистал на уроках Люпина и лже-Муди, и думал, что это более-менее окупает его в лучшем случае средненькие способности ко всему остальному. Он, конечно, помнил, что Дамблдор был и боевым магом, и алхимиком, и трансфигуратором — но Дамблдор... ну, Дамблдор — это отдельная история. Однако то, с каким умением профессор МакГонагалл проводила урок, его поразило. Гарри понял, что сам он как волшебник ничего особенного из себя не представляет.

К концу занятия профессор МакГонагалл немного рассказала об истории призывающих чар, Гермиона тут же радостно задала вопрос о каком-то чародее Гуордиусе пятого века, они углубились в разговор, и Рону с Гарри пришлось ждать подругу у дверей кабинета.

— Я про Амбридж серьёзно, — с тревогой сказал Рон. — Если это она...

— Ну послушай, все же говорят, да и мы сами видели — у Флитвика она не нашла, к чему придраться! Он из тех, кого любое Министерство одобрит. Если б эта инквизиторша решила на кого-то порчу наслать, она бы начала с Трелони или МакГонагалл. Хотя... — Гарри вдруг осёкся. — Слушай... Кажется, это я виноват.

— Ты? — изумился Рон. — Ты-то при чём здесь? Ты не с Рейвенкло.

— Не в Рейвенкло дело. Я её просто вчера разозлил так, что, боюсь, нам всем сейчас будет несладко, — и Гарри рассказал о своей последней отработке.

— Мерлиновы перчатки... — сдавленно прошептал Рон. — Ох, ну мы влипли!

Из кабинета показалась улыбающаяся Гермиона. Увидев выражения лиц друзей, она перепугалась:

— Что произошло?

И, услышав рассказ Гарри, всплеснула руками:

— Гарри! Что же теперь будет? Да если у Амбридж хоть волосок с головы упал, Министерство тебя... Министерство тебя...

— Что здесь говорится о Министерстве? — промурлыкал у них над ухом знакомый препротивный голос. Долорес Амбридж, живая и здоровая, стояла рядом с ними.

— Я говорю Гарри, что Министерство устроило бы ему сладкую жизнь за его прежние странные идеи, — ответила Гермиона. Если б не её ехидный тон, вообще было бы не к чему придраться.

— Правильно делаете, мисс Грейнджер,— приторно улыбнулась Амбридж. — Мистер Поттер, что нужно сказать после вашего возмутительного вчерашнего поведения?

Гарри перевёл дух. Неужели этим всё обойдётся?

— Извините, профессор Амбридж, — сказал он, стараясь, чтобы это не звучало, как Непростительное. Анджелина и без того устраивала ему выволочки за пропущенные тренировки, и ему вовсе не хотелось следующую из них снова наблюдать из окна кабинета ЗОТИ.

Амбридж сделала вид, что не услышала вызова в его голосе:

— Вот это совсем другое дело, — кивнула она. — Смотрите, чтобы не пришлось мне напомнить вам о том, что нельзя лгать.

Она зашагала прочь.

— Сегодня вокруг неё вьётся меньше нарглов, чем обычно, — заметила Луна Лавгуд, присоединившись к компании.

— Не сомневаюсь, — фыркнула Гермиона.

— Это странно, — с прежней задумчивостью продолжала Луна, на обращая на неё внимания. — Вокруг неё всегда летали тучи нарглов. А сегодня только горсточка, и те какие-то вялые.

— Слушай, Луна, я очень рад, что у тебя есть что сказать о ней хорошего, — не то с насмешкой, не то с жалостью сказал Рон. — Нам сейчас пора на травологию.

— Сколько будет три плюс девять? — вместо приветствия спросил профессор Снейп, зайдя в комнату Селии после окончания уроков. Селия, которой няня Линни весь день рассказывала о цифрах до ста и о том, как складывать цифры до двенадцати, тут же отреагировала:

— Двенадцать!

— Два плюс пять?

— Семь! — да, няня Линни не только рассказывала, но и саму Селию заставляла складывать, пока у той в ушах не зажужжало и язык не стал заплетаться.

— Шесть плюс четыре?

— Десять!

— Хорошо, — с видимой неохотой признал профессор. — Линни! Принеси хозяйке земляники со сливками!

Эльфийку как ветром сдуло, а Селия посмотрела на профессора с опаской. Она понятия не имела ни о том, что такое земляника, ни о том, что такое сливки.

— А это зачем, сэр? — спросила она.

— Ты будешь получать землянику со сливками на полдник каждый день, если у тебя будут выучены уроки, — мрачно пояснил Снейп.

На столе появилась вазочка с горкой крема, из которого торчали красные ягодки.

— Сегодня вечером у меня дела, — сообщил профессор, когда Селия радостно попробовала новое кушанье (оказавшееся просто восхитительным). — Вернусь поздно. Линни уложит тебя спать в десять вечера.

— Наверное, вы тоже ездите на совещания к лорду Грильвеланду? — предположила Селия, облизывая ложечку.

— Если бы.

Она поняла, что ему неприятно говорить о своих других делах.

— Кстати, его зовут лорд Грин-дель-вальд, — по слогам произнёс профессор. — Он давно в тюрьме.

— А папа не в тюрьме? — испугалась Селия.

— Нет.

Внезапно профессор сморщился и схватился за руку, будто его оса туда ужалила. Селию один раз жалила, девочка помнила, как это больно.

— Мне пора, — сквозь зубы сказал он. — Слушайся Линни.

Он быстро вышел из комнаты, а Линни тут же материализовалась рядом с Селией. Селия уже привыкла и к её неожиданным появлениям и исчезновениям, и к её серой шерсти, и к большим ушам, так что хлопок, раздавшийся под боком, она восприняла как должное и даже на вздрогнула.

— Няня, а какие у профессора дела? — немедленно поинтересовалась она. Уши эльфийки захлопали, а глазищи округлилась.

— Тс-с! Хозяин запретил Линни и другим эльфам об этом говорить!

Она, всхлипывая, подскочила к кровати и начала колотиться головой о деревянную ножку.

— Няня! — вскрикнула девочка. — Что ж ты делаешь?

— Хозяйка, — бум, — Линни плохая эльфийка! — бум, бум. — Линни не может ответить, — бум, — на вопрос хозяйки!

— Нянюшка, да что ты! — Селия подбежала к ней и стала оттаскивать от кровати. — Не надо так! Если ты будешь биться головкой каждый раз, как я что-то спрашиваю, ты и головку себе разобьёшь, и кроватку мою сломаешь!

Линни хлюпнула носом:

— Хозяйка, эльфы должны наказать себя, если не могут выполнить повеления!

— А я велю тебе себя не наказывать! — топнула ножкой Селия. — Мне страшно, когда ты так делаешь! Няня Катрин никогда так не делала!

Она робко обняла няню за маленькие плечи, а та, пусть и перестала биться о ножку кровати, продолжала уныло бормотать что-то самоуничижительное. Особенно когда хозяйка упомянула Катрин.

— Ну не плачь, нянюшка, я и то большая девочка и не плачу по каждому пустяку, — гордо сказала Селия. — А ты же старше меня. И ты лучше няни Катрин. Правда. Гораздо лучше! Ты так здорово готовишь овсянку! Она совсем не умела! И она была старая и злая.

Хлюпанье потихоньку стихало.

— Не плачь, няня. Давай помиримся. Если я спрошу что-то, что профессор запретил говорить, ты скажи, что он запретил, и всё.

Селия помогла няне Линни подняться.

— Он велел нам сегодня ещё что-то выучить?

— Нет, — подумав, ответила эльфийка. — Ему хозяйка МакГонагалл сказала, что тебе надо отдыхать. Поэтому после полдника можешь играть или читать.

— А... — Селия замялась. — А как это — играть, няня? Я не знаю. У меня только метёлочка была, давно, и ту лорд Гринвельдальд взял.

Она неуверенно посмотрела на игрушки, стоявшие на полу. Бурый медвежонок, бело-жёлтый щенок, ярко-зелёный крокодильчик, две куклы — одна мягкая, рыжая и с веснушками, другая красивая и в пышном-пышном платье. Что с ними нужно делать?

— Няня Линни, покажи мне, как играть, пожалуйста... — и Селия присовокупила:

— Вот няня Катрин никогда не хотела, чтобы я играла. Она заставляла меня сидеть тихо, а больше ничего. Покажи мне, как играть!

Глубоко за полночь из камина вывалился измученный Снейп. Глотнув из заблаговременно оставленной у камина бутылочки с сильным болеутоляющим, он пошёл было в спальню, когда вспомнил, что в апартаментах он больше не один.

Он тихо открыл дверь комнаты Селии и убедился, что всё в порядке. Свет был потушен, книги и игрушки — аккуратно расставлены по местам. Линни, свернувшись клубочком, тоненько похрапывала в углу на ковре. Селия с мирной улыбкой спала, укрывшись одеялом и прижимая к себе плюшевого медвежонка.

«Ну, хоть у кого-то в этом замке нет проблем», — подумал зельевар, уходя. Он всё ещё прихрамывал после очередной порции пыток от Тёмного Лорда.

«Вот и ещё появился человек, ради которого я должен жить, — с какой-то бесстрастной покорностью судьбе размышлял он, уже лёжа в собственной постели. — Мерлинова борода, сколько всего на мне завязано. Эта малявка, разумеется, пропадёт, если не будет под защитой окклюмента. Хорошо, что хоть Линни взяла на себя большую часть хлопот».

Нельзя сказать, чтобы Селия его как-то по-особому раздражала — в конце концов, он её даже почти не видел. А уж после прежней Долорес Селия была подарком судьбы.

Но Снейп не чувствовал к ней ничего, кроме тягостного ощущения нового повешенного на него долга. Как он ни заставлял себя (рациональное мышление подсказывало, что для нормального развития девочка должна получать какую-то долю ласки!), он не мог умиляться и жалеть ребёнка, как Альбус или Минерва.

«Ласку она и от Линни получит. А потом, если предположить, что у Поттера что-то получится — чисто предположить! — то Тёмный Лорд падёт, а я смогу уйти от них ото всех и сдать Селию Минерве, пусть выращивает себе очередную гриффиндорку».

Он запер дверь на десяток сверхустойчивых заклинаний и лишь после этого глубоко вздохнул, сбрасывая щиты окклюменции.

Засыпая, он представлял себе, что было бы, если бы Лили осталась жива, а скотина Джеймс... ну, Джеймс... Альбус всё долдонил, что нехорошо было зла ему желать... хорошо, Джеймс, например, умер где-то сам по себе. Ну тентакула укусила. А этот, младший, Поттер, положим, вовсе бы зародиться не успел.

Снейп думал, что сейчас бы он возвращался не со сходки Пожирателей в пустую комнату, а с какого-нибудь факультатива у семикурсников в объятия любимой жены. И за стеной в комнате жил бы не чужой ребёнок, по дурацкой случайности угодивший в Хогвартс, а его собственные дети.

Потом он стал вспоминать последние два года жизни Лили, когда они почти что помирились — это он подошёл к ней однажды в Косом переулке. Просто увидел её и не смог не подойти. Со слезами на глазах бормотал извинения, умоляя простить давешнюю подростковую несдержанность...

И ведь простила. Сама разревелась на глазах у всех, прямо перед магазином Олливандера, сказала, что всегда хотела с ним помириться, что он её лучший друг детства и она его никогда не забывала...

Если бы он вёл себя нормально, может, ничего бы и не произошло, и все бы спаслись. Он бы стал их хранителем тайны — он, а не крысёныш и не безмозглая псина! — и все были бы живы. Да, оба Поттера мозолили бы ему глаза, но Лили бы выжила, а это самое главное. К тому же она настолько смягчилась по отношению к нему, что несколько месяцев (как раз выдалось много боевых заданий в Ордене) Джеймс Поттер, сам того не зная, был рогатее своего же Патронуса.

Но Снейп, как всегда, сам же всё испортил. Явился к Лили после рейда. Именно того рейда, пресекать который отправился отряд с Джеймсом во главе.

Эта ссора, по сравнению с которой даже та, прежняя, казалась мелким раздором, стала последней. Больше он Лили живой не видел.