Лунный свет (гет)

Уже больше суток Арамис сидел взаперти, изводясь от бездействия и беспокойства. Всё, что происходило за пределами его тюрьмы, было прелату неведомо, но страшно его волновало. Арамис то и дело вскакивал, мерил шагами комнату, а иногда замирал у камина или окна, всецело погружаясь в свои мысли. Одной цели враги достигли точно — вывести епископа Ваннского из игры им удалось.

Несмотря ни на что, в мадемуазель Анну Арамис верил. Эта бойкая девица умела добиваться своего, когда хотела. Она появилась в том квартале удивительно некстати, но в критический момент оказалась способна спасти положение. Если бумаги в неприкосновенности попали к господину д'Ормессону, то можно не переживать, что самому выступить на заседании суда не удастся. Советник сумеет применить эти материалы, как должно. В руках этого талантливого и беспристрастного человека всего несколько тонких листков обратятся в разящую сталь. Сможет ли ему что-то серьёзное противопоставить канцлер Сегье? Вряд ли, но... Кто знает, что ещё можно откопать или сфальсифицировать?

Получить бы хоть одну весточку о том, что происходит в Париже! Хоть что-то узнать о действиях участников процесса, о переменах в делах! Но нечего было и думать наладить какую-то связь с внешним миром, узнать хоть какие-нибудь новости, пусть даже на уровне сплетен. Осторожное расспрашивание тюремщиков ничего не дало. Просто стена молчания!

Арамис хорошо видел, что сторожили его на совесть. Дверь была прочная, решётки надежные. Ничего колющего или режущего под рукой не оказывалось: за этим внимательно следили. Под окнами и за дверью всегда находилась охрана. А когда кто-то входил к пленнику, ещё двое человек оставались у порога. Наемники оказались по-своему честными людьми, и своё не самое чистое ремесло выполняли добросовестно. В Бастилии его не охраняли бы так, как здесь. Подобные предосторожности могли польстить самолюбию, но положения ничуть не улучшали.

Арамис пробовал подкупить своих тюремщиков (хотя деньги он отдал своей посланнице, на его пальцах поблескивала пара дорогих перстней), но из этого ничего не вышло. Вероятно, неподкупным стражам и так отлично заплатили.

Однако, несмотря на строжайшую бдительность, жаловаться на условия содержания или дурное обращение не приходилось. Наемники прониклись уважением к пленнику и вели себя с ним едва ли не почтительно. Один из них, точно желая загладить грубость своего начальника, которого д'Эрбле после допроса больше ни разу не видел, даже поинтересовался у епископа его кулинарными предпочтениями. Подобное трогательное внимание к человеку, которого накануне едва не зарезали, показалось Арамису смехотворным и ужасно нелепым.

"Будет совсем очаровательно, если мне не подмешают яду, — с мрачной иронией думал он, — Отравить любимым вином — действительно, любезно."

Время тянулось невыносимо долго. Неведение, тревога и нетерпение только усиливали это впечатление. Епископ Ваннский неподвижно сидел перед камином, погрузившись в невесёлые мысли о своих личных перспективах и прокручивал в голове разные варианты, когда из задумчивости его вывел щелчок ключа в замке и скрип отворяемой двери.

— Господин д'Эрбле, вас желает навестить одна особа, — сказал стражник.

Прелат поднял голову.

— Кто это?

— Эта особа не пожелала назваться.

— Просите её, — ответил Арамис таким тоном, словно мог распоряжаться и приказывать.

Он медленно встал и сделал шаг к двери.

Через несколько секунд в комнату вошла женщина в богатом наряде и откинула густую вуаль. Арамис вздрогнул, её он увидеть не ожидал. Это была герцогиня де Шеврез собственной персоной.

Старая интриганка, сжигаемая мечтой о мести, не смогла удержаться от возможности полюбоваться бессилием ненавистного противника, который так болезненно ранил её самолюбие, и решилась пренебречь осторожностью. Почему бы не попытать удачу и не постараться внести свою лепту в предприятие? Война, так война! Злопамятная герцогиня желала хотя бы повергнуть врага наземь, если уничтожить не получалось. Странная уклончивость Кольбера в этом вопросе вызывала у госпожи же Шеврез досаду и раздражение.

Приглушенный свет пасмурного дня сглаживал недостатки её кожи, в отличии от безжалостного огня свечей, подчеркивавшего каждую морщинку. Губы, которым придали живой розовый оттенок, в этом освещении казались не такими уж тонкими. Румяна окрасили естественным цветом бледные впалые щеки. Герцогиня пустила в ход все доступные косметические ухищрения, чтобы не выглядеть безобразной старухой, и это ей удалось. Ещё раз вытерпеть от епископа Ваннского какую-нибудь издевательскую насмешку, сохранив самообладание, она бы не смогла.

С затаенной надеждой посетительница окинула взглядом пленника, но и он выглядел отнюдь не плохо, хотя в отличии от неё не готовился к встрече. За прошедший день Арамис привел себя в надлежащий порядок даже не потому, что желал оставаться элегантным в любых обстоятельствах, а просто в силу свойства своей натуры. Неопрятное отражение в зеркале всегда ужасно портило ему настроение. Зачем же искусственно ухудшать и без того дурное расположение духа, если есть возможность этого избежать?Только легкий след усталости, лёгший на его благородные черты, был отчетливо заметен. А седина... От этого никому не убежать.

При виде герцогини де Шеврез Арамис не смог скрыть удивления и смятения, что тут же отметила про себя наблюдательная посетительница. Выражение лица епископа её позабавило. Значит она сумела произвести впечатление своим неожиданным появлением.

— Здравствуйте, любезный Арамис, — герцогиня глухо засмеялась, — Вы, кажется, не слишком рады меня видеть?

— Добро пожаловать, мадам, — произнёс епископ, отвешивая ей изящный поклон, — Я всего лишь удивлён вашим визитом. Теряюсь в предположениях, чем обязан нашей встрече при таких обстоятельствах.

Арамис угадал намерения этой старой волчицы. Госпожа де Шеврез обладала прекрасной памятью на обиды. Прелат внутренне подобрался и решил держать ухо востро.

— Какие же догадки вас посещают? — тонко улыбнулась госпожа де Шеврез, избегая обнажать зубы. — Поделитесь ими.

— Самые разные, герцогиня. Я боюсь, что они могут вас задеть.

— Не бойтесь, говорите.

— Например, что вы в сговоре с моими гонителями.

— Ещё немного и вы спросите, не я ли их вдохновляла, — с прежней улыбкой сказала герцогиня, — Успокойтесь, я не имею к этому отношения.

"Будь моя воля, ты, голубчик, был бы сейчас не здесь, а совсем в другом месте, и не располагал всеми удобствами, — мысленно добавила она. — Что за странная прихоть явилась в голову господину Кольберу?"

— Но как могло случится, что вы узнали моё местонахождение? — спросил Арамис, — Каким образом вас сюда пустили?

— Причиной тому удобные знакомства, шевалье. Мне дали сюда пропуск. Но зачем нам эти предисловия? Я к вам по делу.

— У вас снова явилось ко мне дело?

— Разве вы находите в этом что-то странное? Ведь мы с вами давние знакомые.

— Вы правы.

— Именно поэтому я хочу помочь вам по старой памяти, мне внезапно подвернулся такой случай. Позвольте дать вам некоторые пояснения и сделать одно предложение.

— Какое же это предложение? Я вас слушаю, герцогиня.

— Возвращение свободы.

— Неужели?

Вопрос был задан абсолютно бесстрастно, и посетительница не смогла угадать, что за ним крылось.

— Я знаю, что вы преданы интересам господина Фуке. Он был вам другом...

— Покровителем, мадам.

— Хорошо, пусть будет покровителем, — с живостью согласилась госпожа де Шеврез, — Вы питаете к нему благодарность. Но также я хорошо знаю, что вы честолюбивы. Король милостив по отношению к своим верным подданным и не скупится на награды для них. Времени жизни, отмеренного нам богом, возможно, осталось уже не так много. Вместо того, чтобы таиться в сумерках, вы прекрасно можете успеть реализовать себя на дипломатическом поприще или приблизиться к Святому Престолу, получив сан кардинала. Вы уверены, что не хотите послужить королю?

Госпожа де Шеврез осознанно била в чувствительное место. Сколько бы прелат не уверял её при прошлой встрече в своей непритязательности, а генералом ордена Иисуса он всё-таки стал. Она с любопытством ждала ответа. Но герцогиня даже не могла заподозрить насколько болезненным в действительности был этот укол, ведь про отказ от заговора с подменой короля и рухнувшие надежды монсеньёра д'Эрбле она ничего не знала.

— Называя вещи своими именами, от меня требуют продаться вам, — спокойно произнёс Арамис.

— Не продаться, а помочь следствию.

— Оставьте это, герцогиня. Скажите прямо, что вы от меня хотите?

— Не я хочу, а король и господин Кольбер. Я всего лишь выполняю роль посредницы.

— Как я могу заключить, герцогиня, вы в фаворе у нынешней власти, не то что в былые времена. Ваше положение упрочилось, и я очень за вас рад.

Госпожа де Шеврез предпочла не заметить иронии.

— Времена меняются, мой милый, — сказала она с лукавой улыбкой, — Заговорщица, фрондёрка, изгнанница сумела встать на ноги.

— И за какую цену полагаются королевские благодеяния?

— В обмен на одно пустяковое условие.

Госпожа де Шеврез достала сложенную бумагу и положила её на стол.

— Перо и чернила! — приказала она стражнику.

Нужные предметы были немедленно внесены.

— Подпишите этот документ, и вы свободны. У меня карета, я отвезу вас, куда скажете.

Арамис пробежал глазами предложенную бумагу.

— Сударыня, это насмешка.

Документ требовал засвидетельствовать множество обвинений против Фуке в качестве его близкого знакомого, половина из которых могла потянуть на смертную казнь, а так же признать опровержение некоторых защитных речей, произнесенных в суде. Судя по предлагаемым пунктам, это значило то же самое, что перечеркнуть все труды, свои и чужие, и подписать собственноручно приговор бывшему суперинтенданту.

— Вы серьёзно полагаете, что я это сделаю?

— Почему же нет?

— Не считал вас такой наивной, герцогиня.

— Моё дело предложить... Сожалею, но считаю должным напомнить, что если вас не интересует содействие королю и даже полагающаяся награда, то это будут вольны назвать изменой... Как это ни печально, но вы рискуете скоро отправиться в настоящую тюрьму и, вероятно, надолго, — с притворным сожалением сказала госпожа де Шеврез. — Мне бы не хотелось видеть вас за толстыми каменными стенами.

— Вы так чудесно рассуждаете, герцогиня. В таком случае вы наверняка сможете мне ответить на вопрос, мучающий меня уже второй день. Здесь я нахожусь по приказу его величества или по тайному поручению господина Кольбера?

— Вы полагаете, что королевский министр решится на подобные действия, не будучи уверен в поддержке короля?

— Я не сомневаюсь, что его величество способен одобрить данное предприятие, хотя не имею подтверждений этого. Как бы там ни было, но методы от этого чище не становятся. Это я имею право обвинять, а не те, кто велел меня похитить. Простите меня, герцогиня, но сейчас я вижу попытку оказать давление на сторону защиты, причём весьма незатейливую. Если вы говорите от лица короля, то это его очень нелестно характеризует. Если от лица Кольбера, то тогда мне вовсе нечему удивляться.

— Вы на редкость прямодушны, — заметила госпожа де Шеврез, — и всё это было бы так, если б не ряд обстоятельств. Вы проталкивали в судебную палату выгодных вам людей, перекупали свидетелей.

— О, мадам, разве я могу претендовать на лавры господина Кольбера?

— Не является тайной и тот факт, что вы проникали в Бастилию к господину Фуке, нарушив все запреты. Ведь это у него вы узнали адрес слуги.

— Хм... И у вас, возможно, уже собраны доказательства? — вкрадчиво поинтересовался Арамис, с досадой стискивая кулаки под кружевными манжетами при мысли, что о его действиях стало известно.

— Это уже не моё дело, а дело следователей. Ну так что, мой милый? — голос герцогини зазвучал моложе и звонче, — Я достаточно убедительна? Теперь вы верите, что я забочусь о вашем благе?

Арамис не смог сдержать саркастической ухмылки:

— У меня нет ни малейшего сомнения на этот счёт. Но ценя вашу заботу, герцогиня, я всё же постараюсь обойтись без королевских милостей.

Герцогиня тоже усмехнулась. Она приберегала под конец ещё один удар, которым рассчитывала добить противника.

"Ах, он уже заволновался! — говорила она себе. — Нынче ему не до кокетства. Если этот мерзавец подпишет свидетельство, а я его заставлю поставить подпись, то это будет полная победа. Вынудить его подписать, вынудить!"

— Я понимаю, что себя вы готовы принести в жертву. Это ваше право, — кивнула герцогиня, — Вы всегда были храбры, дорогой мушкетёр. Тем более, вы рассчитываете на успех в судебном процессе Фуке... — госпожа де Шеврез посмотрела Арамису в лицо. — Но подумайте вот о чём... Документы, хранившиеся у бывшего слуги господина Фуке, вы же передали с той девочкой, якобы вашей племянницей, верно? Видите, мне даже это прекрасно известно. Их перехватили.

Арамис вздрогнул.

— Чем вы можете подтвердить ваши слова? — спросил он, пытаясь проникнуть взором в самую душу старой герцогини.

Госпожа де Шеврез невозмутимо протянула епископу помятый платок, в одном углу испачканный кровью.

— Здесь ведь ваша монограмма? Заберите, — сказала герцогиня и по бледности собеседника поняла, что не прогадала со средством, — У Фуке не осталось шансов, вы зря на что-то надеетесь. Ваше упрямство только погубит вас и ваших людей.

Арамис поджал губы. Он хорошо помнил, что одолжил свой платок Анне, когда та порезалась перочинный ножом. Скорей всего в ту насыщенную событиями ночь платок был при ней. Но каким образом он мог оказаться у госпожи де Шеврез?

"Здесь кроется ловушка, — подумал епископ. — Бумаги у Анны не успели бы перехватить, не сходится по времени. Доверять слишком опрометчиво."

— И это все подтверждения? — спросил он, забирая платок.

— Не моя вина, что мадемуазель упорно отказывалась написать вам пару строк. Где вы находите прелестных ловких барышень, готовых встать на вашу сторону?

"Не поверишь, моя дорогая. В другом веке," — мысленно ответил Арамис.

Герцогиня де Шеврез печально вздохнула:

— И за что страдать этой милой девушке? Ведь на неё теперь тоже падают обвинения.

— Если суперинтендант обречен, зачем предлагаемая бумага? — бесстрастно спросил епископ, внимательно следивший за логикой разговора, — Она уже ничего не изменит.

— Она поможет вам. И к тому же обеспечит благоволение короля. Суперинтенданта уже не спасти, а вы ещё имеете возможность выйти сухим из воды, как не раз это делали.

— И вы так любезно решили мне предоставить эту возможность, — промолвил епископ.

— Ту молодую женщину тоже отпустят после того, как вы поставите здесь свою подпись. В противном случае пеняйте на себя.

Арамис посмотрел герцогине в глаза, затем внимательно изучил платок, сунул его в карман и снова взял в руки бумагу.

— Одна подпись решит все вопросы, — проговорила де Шеврез, протягивая перо.

Арамис закусил губу:

— Действительно!

И уверенно разорвал свидетельство на четыре части.

— Слишком много вопросов вы хотите решить одной подписью, — процедил он сквозь зубы.

— Что вы делаете! — вскричала герцогиня.

Но епископ уже подошёл к камину и швырнул обрывки в огонь. Они мгновенно вспыхнули. Госпожа де Шеврез только ахнула. Арамис, облокотившись на каминную полку, исподлобья глядел на бывшую любовницу. Глаза его горели мрачным огнём.

— Вот вы как, дорогой прелат! Тем хуже для вас.

Госпожа де Шеврез вышла, с силой захлопнув дверь. Арамис снова остался один в тяжелом раздумии. Проницательность настойчиво говорила ему, что герцогиня блефует, но гадкий червячок сомнения всё же прокрался к нему в сердце. Что, если он сейчас в самом деле отдал на закланье невинного человека?