Эффект наблюдателя | The Observer Effect (джен)

Через неделю после визита профессора МакГонагалл мама отправила Гермиону на курсы самообороны. «Мне так будет спокойнее», — коротко пояснила она. Гермиона и не думала спорить — во-первых, как и почти всё новое, это было ей интересно, во-вторых, задним числом мама обычно оказывалась права. Если она считала, что следует освоить какой-то неочевидный навык, вроде правил игры в «Клюэдо»[94] или умения делить в столбик, значит, рано или поздно, возникала на жизненном пути Гермионы ситуация, когда полученные знания ей пригождались.

Не удивительно, что так вышло и теперь.

Существо — у неё язык не поворачивался назвать это «профессор Квиррелл», поскольку, очевидно, к настоящему моменту его телом целиком и полностью завладел злой дух — оно использовало на Гарри магию разума, а это означало, что лимит времени крайне ограничен. Оно прочтёт память Гарри и поймёт, что они не знают, как достать «камень» (она сделала себе пометку поразмыслить, если выживет, что существо вообще могло иметь в виду), ведь никакого камня в зеркале нет, да и не было никогда, одна иллюзия. После этого, скорее всего, все они умрут. Лично ей пообещали, что это произойдёт «сразу», но Гермиона не находила себя в достаточной степени утешенной такой поблажкой.

Первой мыслью стало — попробовать использовать невербальное. Да, у неё до сих пор ни разу не получалось, хоть она и пыталась неоднократно. Ещё бы, ведь перед ней постоянно маячил раздражающий пример Гарри, а прежде никто и никогда не посягал на её статус альфа-отличницы, самой способной ученицы в классе (нельзя отрицать впрочем, что этот новый вызов в какой-то степени приятно щекотал нервы и будоражил кровь). Так или иначе, невербальные заклятья ей не давались совершенно, и первая мысль не превратилась в первое действие. Она лишь истратит понапрасну драгоценные секунды. Нет.

Первым действием стали крики и плач. Инструктор предельно чётко объяснял: в случае нападения — голосите как можно громче. Огромное количество жертв насилия подвела растерянность, стыдливость и привычка вежливо молчать. А кроме того, люди обычно либо говорят (вопят), либо что-то делают; поэтому пока ты орёшь, как резаная, от тебя не ждут, что ты начнёшь ещё и физически сопротивляться. Что Гермионе всегда удавалось на «превосходно», так это следование инструкциям, и посему она выдала с отнюдь не наигранным отчаянием, заливаясь слезами:

— Нет! Пожалуйста, нет! Только не Гарри! Прекратите! Перестаньте, прошу! Пожалуйста, нет!

Одновременно с этим её рука, примотанная к торсу магической верёвкой, скребла и скребла мантию, силясь проникнуть в правый карман.

Без палочки ей не под силу было использовать колдовство. Ну — так и что же? В её распоряжении всё ещё оставались навыки магглы Гермионы Грейнджер. Она прожила в этом статусе целых двенадцать лет — было бы сущей глупостью не использовать сейчас любое доступное преимущество и любой предыдущий опыт. Кончики пальцев наконец-то наткнулись на рукоять, и, не прекращая кричать и плакать, Гермиона сумела подцепить ими перочинный нож.

Он не был волшебным — обычный маленький «Викторинокс», с петелькой, чтобы можно было раскрыть лезвие одной рукой. И, хотя выяснилось, что волшебные перья продавались уже сразу очинёнными, — обезжиренными, закалёнными и в целом полностью подготовленными к письму — Гермиона так и не нашла в себе сил с ним расстаться. Ножик купил папа, а папа не так уж часто что-нибудь ей дарил.

Большой палец подцепил лезвие за петлю, она вывернула кисть так, как, думала раньше, анатомически невозможно, и начала пилить верёвку. Волокна распадались одно за другим.

Существо находилось настолько близко, что ей не составило бы труда пересчитать все поры на коже его носа. Но оно не смотрело на неё — для легилименции требовался прямой зрительный контакт. Первый виток верёвки упал к её ногам, рука зашевелилась свободнее, и Гермиона удвоила усилия. Таймер в её голове отсчитывал секунды: сорок пять… пятьдесят… Из правой ноздри Гарри выкатилась ярко-красная бусинка, и вслед за ней, будто плотину прорвало — кровь побежала ручейком, закапала на мантию и джемпер.

Третий и четвёртый витки поддались уже легко. Она резанула наискось, дёрнула локтями и стряхнула остатки пут. Ноги остались связанными, но это не имело значения. «Пожалуйста, хватит!» — прорыдала она и вложила все силы в отчаянный, самозабвенный удар.

* * *

Последние минуты своей жизни — а по всему выходило, увы, что истекали именно они — Драко Люциус Малфой потратил на сожаления.

Ему было очень жалко Поттера, которому выворачивали наизнанку мозги. Драко, причём, как назло, ещё и досталось местечко в партере, так что агонию своего сюзерена и друга он мог наблюдать в мельчайших деталях. Поттер кровоточил из ушей и ноздрей, бледнел и хрипел. Его расфокусированный взгляд намертво сцепился с буравящим взглядом монстра — теперь казалось неимоверно странным, как кто-то вообще мог не замечать, что перед ними давно уже не человек. Глаза одержимого из-за алых радужек напоминали две воспалённых раны. Лицо набрякло, обвисло, кожа походила на сероватый и пористый мартовский снег.

Ещё Драко жалел своих папу и маму. Неизвестно даже, кого из них больше. Женщину послабее такое горе свело бы в могилу, но маму оно проведёт тропою фамильного безумия, как когда-то — Вальбургу. Думать об этом было невыносимо больно, но чуть ли не больнее оказалось представить, как сломается и станет тенью себя отец. Вот и прервался их славный род, сорок два колена чистейшей крови, вот и закончилось знаменитое везение, от которого завистью исходили и недруги, и союзники. Всегда, всегда до этого дня Малфои выплывали, что бы с ними ни приключилось. Должно быть, в последнем из них всё же оказалось слишком много от Блэков — не зря дал непредвиденный росток наследственный дар.

Блэки уходили в бою, сражаясь до последнего вздоха, с палочкой в руках и непристойной божбой на устах. Но и такое утешение не было ему даровано — спутанный, как овца на заклание, беспомощный, Драко мог лишь смотреть. И рыдать, как рыдала грязнокровка, но он был выше этого. Впрочем, он бы соврал, взявшись утверждать, что последовать её примеру ни капельки не хотелось.

Пуще всех прочих, конечно, Драко жалел самого себя, умного, магически одарённого и красивого — и обречённого сгинуть бесследно и так бесславно. Он ведь просто пытался выслужиться, доказать свою удаль, продемонстрировать, насколько полезным умеет быть. Чтобы Тёмный Лорд заметил его таланты и оценил усилия, чтобы поверил — Малфоев ещё рано списывать со счетов, они ещё пригодятся. Чтобы Гарри понял, кто из них с Грейнджер в действительности его первый и лучший друг, кто достоин однажды встать рядом на самой вершине мира.

В тайных честолюбивых мечтах он видел себя в новом поколении ближнего круга. Пусть не по правую руку повелителя, раз это место столь прочно занято, но уж по левую — точно. С той стороны, где сердце, где метка, где ножны волшебной палочки. Каким наивным это казалось теперь! Ныне все сладкие грёзы пеплом прилипли к губам и осыпались прахом.

Что ждёт там, за последней чертой? Было так страшно, безумно страшно уходить во тьму…

Из этих меланхолических дум его вырвала Грейнджер.

Внезапно — то есть действительно совершенно внезапно, ни на мгновение не прекращая жалобно скулить — девчонка ударила одержимого сцепленными вместе руками. Блеснула на мгновение сталь — откуда у неё взялся нож? И как вообще она смогла двигаться, ведь она тоже была связана? Он это видел! Наколдовала «финиту» невербально, Морганина дочь? Спору нет, она сильна, но… не настолько же? Или как раз настолько? Драко не мог определиться, что именно чувствует в связи с этим открытием — зол он, шокирован или (слегка) восхищён.

Удар пришёлся вскользь, в плечо, — а метила грамотно, в шею, даром, что грязнокровка — и нож выпал, но Грейнджер вцепилась в руку с палочкой и — Драко не поверил своим глазам — укусила её!

— Прочь, глупая девчонка!

«Квиррелл» отшвырнул Грейнджер, как медведь стряхивает ловчих собак — вроде бы небрежно, но она впечаталась спиной в стену, коротко простонала и обмякла. И больше не двигалась — возможно, была мертва. Сильнее всего покоробили Драко не действия одержимого, и даже не его слова, а сам его тон. Не злобный — равнодушный, будто они — насекомые, и убить их — не волнительнее, чем прихлопнуть муху.

И Драко понял, что сейчас, вот сию секунду, он должен, просто обязан сделать — хоть что-нибудь. Что угодно — невыносимо было умирать с мыслью, что Грейнджер боролась, а он — нет. Бессмысленно, беспощадно и яростно, как искони заповедано Блэкам, он ринулся в битву.

А именно — с боевым кличем рухнул на Поттера, повалил его, и закрыл его тело собой.

— Авада кедавра, — произнёс над ним холодный голос, и Драко зажмурился. Но и сквозь веки пробился короткой вспышкой зелёный свет.

* * *

Удар был такой силы, что показалось — треснули все кости. Вообще все, включая те крохотные внутри ушей. Клацнули зубы — мимолётно Гермиона обрадовалась, что не прикусила язык. Больше радоваться было нечему — но, хотя бы, она попыталась.

Малфой, в свою очередь, решил воспользоваться тем, что одержимый отвлёкся. Он выкрикнул короткую непристойность и сшиб Гарри с ног, погребая его под собой. Жест выглядел отчаянным и бессмысленным — но не был в действительности таковым, как выяснилось спустя всего долю секунды. Одновременно с броском Малфоя высокий статный силуэт шагнул сквозь пылающий в арке входа колдовской огонь.

Да, это был именно он — юный лорд ситхов собственной смазливой персоной. И как нельзя более вовремя. Гермиона разинула рот, но вместо радостного вопля с губ сорвался неразборчивый хрип. Прибывший спаситель, между тем, не обманул её чаяний — не стал произносить получасовую речь, как поступали обыкновенно злодеи в фильмах и книгах, а ограничился буквально двумя словами, и строго по делу.

— Авада кедавра, — сказал он.

Скупое движение волшебной палочки, короткая зелёная вспышка. На всё про всё понадобилось меньше времени, чем нужно, чтобы дважды моргнуть. Бывший профессор ЗОТИ, ныне ходячий кошмар, не успел даже и оглянуться. Всё ещё сжимая в руке палочку, он повалился на пол — мёртвый, как гвоздь[95].

Три с половиной месяца в Хогвартсе изменили Гермиону кардинальным образом. Она потеряла невинность — не физически, отнюдь нет, но в гораздо более глубинном и значимом ключе. Не зря Гарри приводил аналогию с туземным племенем на далёком тропическом острове. Инициация предполагала перерождение и, подобно полуголым дикарям с копьями, Гермиона Джин Грейнджер прошла через свою. Она стала сильней и мудрее, но какая-то часть её прежней оказалась утрачена безвозвратно.

Не было, и уже никогда больше не будет на свете той Гермионы, которая безоглядно верила взрослым — и верила в них. Ту девочку съел тролль в ночь Хэллоуина, она умерла в туалете Плаксы Миртл. Сейчас, в комнате с поверженным чудищем, в сердце зачарованного лабиринта, канула в небытие навек и ещё одна. Девочка, искренне считавшая, что правила созданы для того, чтобы их соблюдали.

Изумрудный свет «третьего непростительного» накрепко сплёлся в глубинах её души с одним вполне конкретным чувством, и чувством тем было радостное облегчение, а не вина или страх.

«Ура!» — подумала Гермиона, сдирая верёвку, всё ещё обвивавшую её лодыжки.

Затем стиснула зубы, заставила отчаянно протестующее тело перевернуться, вздёрнула его на четвереньки.

И поползла вперёд — туда, где лежал на полу без сознания человек с абсолютно несносным характером, злой и жестокий тёмный маг, её первый в жизни всамделишный друг.

* * *

Его подёргали за мантию, и только тогда до Малфоя дошло — авада пролетела мимо. Либо же и вовсе была нацелена не в него.

Он растерялся — кто?.. Прибытия кавалерии из-за холмов как-то не ожидалось. Это был не крёстный — уж его-то голос Драко бы узнал. И не директор (разумеется!), и не папа, и не Блишвик тем более, и…

— Слезай, — скомандовали ему. — Финита. Ты оглох? Слезай.

Почувствовав, что путы исчезли, Драко откатился в сторону. И вздрогнул — над ним нависала идеально выглаженная мантия. Выше неё обнаружился ворот джемпера, аккуратно повязанный галстук, безупречно белый воротничок рубашки и, наконец, лицо. Драко видел его лишь единожды, да и то издалека, но узнал тотчас же. И дело было не в самих чертах, знакомых или нет, просто этот молодой (с виду) человек совершенно особенным образом… существовал. В любой комнате (включая Тайную) он сразу же делался её центром.

Да, теперь прозвучавшее смертельное проклятие получило вполне логичное объяснение. Неужто Поттер соврал отцу про метку?.. Да нет, не может того быть. Никто на его месте не удержался бы, чтоб не похвастать. Но как он ухитрился позвать на помощь без неё? Или они с повелителем заранее условились? Голова шла кругом. Драко поспешил подняться на колени и изобразил поклон.

— Мой лорд!

Увы, верноподданнический жест остался без внимания. Тот и не взглянул в его сторону, поглощённый изучением бессознательного тела рядом. Он испарил верёвки, сплёл несколько заклинаний, среди которых Малфой узнал «реннервейт» и «анапнео» — и с каждым следующим хмурился всё сильнее. Глядя на это, Драко почувствовал, что и у него нехорошо холодеет в груди.

— Поттер? — позвал он шёпотом. — Поттер, ты цел? Эй, ты вообще жив? Ответь!

— Гарри! — прохрипели рядом. — Гарри!

Грейнджер, эта бешеная ведьма, — Драко невольно вспомнились семейные легенды о неукротимой тёте Беллз — не только не сдохла, но ещё и оказалась способна самостоятельно передвигаться. Она подползла на карачках и плюхнулась рядом с Драко, скопировав его позу.

— Ты колдовать можешь? — невнятно спросила она. — Согрей нас, а то мне что-то худо.

И вслед за тем, к ужасу Малфоя, уронила лохматую башку ему на плечо.

* * *

Его сознание дрейфовало сквозь облако разрозненных видений, скользивших вокруг, будто опавшие листья, увлекаемые течением ручья.

— Не хочу я ни в какую пещеру, — бормотала себе под нос Эми, так тихо, что шум набегающих на галечный пляж волн почти заглушал её голос. — Что в ней такого интересного? Наверняка темно… И страшно… И у меня уже ноги болят…

Но вот что удивительно — пусть она и не прекращала жаловаться, а всё-таки плелась следом. Покорная, как овца, и такая же глупая. Он не оборачивался, продолжая шагать вперёд и вперёд.

Широкий песчаный язык вторгся в однообразный ритм пейзажа, складывавшийся из почти отвесной стены обрыва и окатанных морем камней у её подножия. Они были всех размеров — от совсем мелких, величиной со змеиную чешуйку, до громадных, разбросанных там и сям, валунов. Песок означал, что скоро покажется… да, ну вот и оно, то самое место.

— Хватит ныть! Уже почти пришли.

Впереди виднелся разлом в скале.

Воспоминание рассеялось, но на смену ему немедленно всплыло другое. За ним — ещё и ещё. Беспорядочные, перемешанные — они походили на обрывки цветной бумаги, на клочья снов. Акварельные рисунки, угодившие под дождь — размытые, расползающиеся.

— …делает в Слизерине? Что-то я не припомню ни одной чистокровной семьи с фамилией Риддл. Ты как-то ухитрился обмануть Шляпу, но не воображай, что сможешь обвести вокруг пальца нас. Ну? Что молчишь, язык проглотил? Ты…

— …ты и сам должен понимать, что это исключено. Некому обеспечить надлежащий уровень присмотра. Летом в школе остаётся минимум персонала — смотритель, да лесничий, да ещё мы с деканами заглядываем изредка. Кто будет возиться с тобой — домовые эльфы? Я удивлён — неприятно удивлён, по правде сказать — что мне приходится снова объяснять тебе, почему…

— …почему ты пришёл с этим ко мне? Разве не директор должен первым узнавать такие вещи?

— А, хвалёная гриффиндорская честность! Наслышан, наслышан. Видишь ли, в чём дело — я не стукач. Он — твой подопечный, поэтому разбирайся с ним, как знаешь. Хочешь — сдай директору, хочешь — помоги без огласки избавиться от монстра. Хоть с кашей ешь. Просто реши проблему, и я никогда не вспомню этот разговор.

— Я… спасибо, Риддл.

— Сочтёмся…

— Эй, мальчикам сюда нельзя!

Было адски холодно. И почему-то мокро. Чудесное ощущение — он так давно не чувствовал холода. Холода или жары, прикосновений одежды к коже, запахов — чего угодно. Хотя бы чего-нибудь. Пускай даже это — острая боль, угнездившаяся внутри черепа.

— В Хогвартсе, — терпеливо объяснял он, — всего три места, куда не в состоянии проникнуть призрак.

Мальчишка насупил брови. Поправил очки — прижал средним пальцем дужку к переносице. Раздражающий жест, чужой. Он сам никогда не нуждался в очках. Зелёные глаза сощурились.

— Тайная Комната, я полагаю… — начал рассуждать мальчишка вслух, — …Комната-где-всё-спрятано? Так. Что же третье? А. Случайно это не тот коридор, где полагается умирать мучительной смертью?

Они обменялись усмешками.

— Верно. Призраки обыскали зáмок, но зеркала обнаружить не смогли. Какой же отсюда следует вывод?

Новый задумчивый прищур за стёклами очков. Скрещённые на груди руки, пальцы правой побарабанили по плечу — а вот это уже его собственный жест, совсем знакомый. Должно быть, нечто подобное и чувствуют люди, вздумавшие обременить себя детьми. Странное, половинчатое узнавание.

— Либо артефакт вовсе покинул школу, либо он находится там, куда привидениям нет хода. Из тех трёх мест два вообще доступны только нам. Следовательно, если зеркало ещё в школе, то оно в коридоре с цербером.

Он никогда не планировал заводить ребёнка. Сама мысль была в какой-то степени отвратительной. Да и к чему? Он собирался жить вечно, ему не требовался наследник. Однако, возможно… «младший брат» — являлось допустимым определением, хотя и не вполне точным. Близнец, появившийся на свет с задержкой в пятьдесят пять лет. Их ситуация была, разумеется, уникальной.

— Именно так. Наш дражайший директор сложил все яйца в одну корзинку.

— А не мог он, ну, подготовить место специально для зеркала?

И логика, и интуиция восставали против этого предположения. Он качнул головой.

— Я так не думаю. Вспомни — сначала артефакт бросили в незапертом классе, и лишь затем спохватились и спрятали его. Нет, цербер сторожит нечто иное, гораздо более ценное, а зеркало добавили в хранилище уже после, заодно.

Мальчишка кивнул, поднял на него изучающий взгляд. И снова то самое ощущение — нечто знакомо-незнакомое, одновременно узнаваемое и новое. Он легко читал других людей, но как-то не привык, что его читают в ответ. Успешно читают, что восхищало и раздражало в равной степени.

— В любом случае, пока его не достать. Ждём конца триместра?

Он пожал плечами. Они оба ненавидели ждать.

— Не вижу иного выхода.

На двери коридора с цербером висели сигнальные чары. Конечно, а как же иначе, он даже забеспокоился бы, не обнаружив их. Директор наверняка привязал оповещение к одному из артефактов в своих покоях — благо, скопил их в количестве, далеко превосходящем разумное. Таким образом, следовало подгадать момент, когда он будет занят по горло чем-либо совершенно другим. Как, например, во время святочного бала. И…

Кричала девочка. Омерзительный звук впивался словно бы напрямую в мозг, минуя уши. Голова раскалывалась. «Эми, заткнись, ради всего святого», — попытался выговорить он. Но рот был где-то далеко, и отказался повиноваться.

— Гарри! Гарри!

Хоть бы он скорее уже пришёл, этот Гарри, и дал ей по шее. Может, тогда она замолчит. А кстати, кто это — Гарри? Ему не припоминалось такого имени среди имён воспитанников. Новенький?..

— Вот как мы поступим, — начал он. Не в первый раз хотелось разорваться, чтоб находиться сразу в двух местах, и делать одновременно два дела — но впервые это оказалось возможно. Забавное открытие.

— Снейп на тебя пялится, отвернись. Хорошо. Слушай меня внимательно и делай в точности то, что я скажу. Ты пойдёшь в коридор с цербером. Возьми подмогу, если требуется — на что-то ведь должны сгодиться твои… друзья. А я тем временем разберусь с одержимым.

Случай представился гораздо раньше святочного бала, и какой удачный! Директор далеко, и вряд ли возвратится раньше позднего вечера, а то и завтрашнего дня. Но времени терять было нельзя, следовало действовать немедленно.

— И вот ещё что. Мой дневник захвати с собой.

Он не переживал, с чего бы ему переживать, но… всё-таки так будет спокойнее. К тому же, любопытно было бы взглянуть собственными глазами на этот столь тщательно охраняемый коридор. И на директорское сокровище, чем бы оно в итоге ни оказалось.

О, или, кто знает — быть может, это вовсе и не вещь, а…

Шум прибоя нарастал — пещерное эхо размножало его, превращая в дыхание монстра. От тела шли путаные, искажённые сигналы — холод, неудобство, боль. Не получалось отделаться от чувства падения — падения спиной вперёд в бесконечную чёрную пустоту. Его б стошнило, кабы удалось понять, где именно находится желудок.

— Поттер? Поттер, ты цел? Эй, ты вообще жив? Ответь!

Ну хорошо, ладно. Вот теперь он действительно слегка нервничал. Вышагивая взад и вперёд по коридору восьмого этажа, он машинально вертел волшебную палочку в руках. За этим хождением не стояло никакой реальной цели — Комната-где-всё-спрятано не отрыла бы ему сейчас свою дверь. В отсутствие ней филактерии, она сделалась временно недоступна, и это ограничение, пускай и добровольное, не переставало злить. Но здесь, хотя бы, было безлюдно, и никто не стал бы дивиться на призраков, то подлетавших к нему с докладом, то улетавших прочь. Ему и раньше случалось руководить ими именно отсюда. Место вполне подходило, как подходили Астрономическая башня, чулан для мётел и заброшенный фехтовальный зал. Мерлин свидетель, он с первого курса не проводил столько времени в поисках очередного угла поукромнее. Как будто ему снова требовалось прятаться, и до чего раздражала одна эта мысль.

Ещё и профессор ЗОТИ как сквозь землю провалился. Сидел сиднем у себя в покоях несколько месяцев, а тут вдруг пропал. Сказался больным, но разве не положено больному оставаться в постели? В Запретный лес, он, что ли, опять подался, надеясь новой дозой отравленного лекарства ещё чуть продлить себе жизнь? И вновь приходилось ждать, но ожидание казалось невыносимым. А глупое, иррациональное беспокойство с течением времени делалось всё сильней.

«Я просто проверю, — уступил он, наконец, назойливому чувству. — Взгляну, что там творится у мальчишки — и сразу назад».

В конце концов, следовало признать, что… младший брат… выказывал недюжинную способность притягивать к себе неприятности.

К примеру, обозлённую шпану. Троллей. Про́клятые бладжеры.

Тёмные артефакты, влияющие на рассудок.

Он совершенно по-маггловски чертыхнулся, размял пальцами переносицу и закрыл глаза, нащупывая место, где находилась сейчас его душа.

— Реннервейт!

Он закашлялся и его тут же вырвало. Похоже, кровью, но привкус во рту и без того стоял омерзительный, так что и не разобрать.

— Гарри! — он узнал голос Гермионы.

— Поттер, чтоб тебя! — Драко тоже был где-то поблизости.

— Тише вы… — просипел Гарри, с трудом ворочая языком. — Голова болит…

На пробу он приоткрыл глаза — и тут же сощурился. Зрение никак не желало фокусироваться — сплошные размытые пятна. Затем чьи-то чужие руки не слишком бережно напялили на него очки. Мир вокруг снова обрёл контраст, но собственные конечности, при попытке ими пошевелить, откликнулись еле-еле.

— Когда — однажды — ты освоишь анимагию, твоею аниформой станет лемминг![96] Нет ни малейших сомнений, — сказал очень, очень злой голос прямо над ним и Гарри едва не разрыдался от облегчения. Теперь всё непременно будет в порядке, всё кончится хорошо. — Выглядишь отвратительно. И почему ты весь мокрый? Тихо, пока не вставай!

Чудесный, спасительный поток горячего воздуха коснулся дрожащего тела Гарри, высушил его одежду и волосы. Стало почти тепло. До крайности недовольное лицо брата маячило над ним в вышине. Том поджал губы и оглядел его с подозрительным скепсисом — в точности Снейп, изучающий зелье в котле Лонгботтома.

— Сколько пальцев я показываю?

Гарри поразмыслил.

— Пять?

— Год сейчас какой?

— …девяносто первый.

— Сойдёт. Что последнее ты помнишь?

Вот это был трудный вопрос. Гарри попытался выстроить события в единую последовательность. В голове была каша. Похоже, ему опять пригрезились воспоминания Тома. Что, вообще говоря, удивляло — он ведь даже не спал.

Итак, они приступили к операции «Цербер». Успешно усыпили собаку. Дальше были ключи — ключи и летучего Малфоя он помнил отчётливо. Затем… гигантские шахматы, — Мерлин, от одной мысли о них мороз пробегал по коже — и комната, которая горела. Зелья. Они прошли сквозь огонь. Увидели зеркало, — Том оказался прав, конечно же — а потом…

Гарри подскочил с криком — или, вернее, попытался это сделать. В реальности у него получилось только приподняться на локтях и простонать.

— Квиррелл! Том, он…

— Мёртв, — холодно отрезал тот. Гарри зашарил взглядом по сторонам. Труп лежал рядышком, буквально рукой можно было потрогать. Тюрбан свалился с головы, обнажив сочащуюся, распадающуюся плоть, всю в язвах и проплешинах. Гарри поспешно отвернулся — его вновь замутило.

— Я знаю, вспомнил, — он постарался высказаться более связно. — Я не про то! Ты его — авадой, как нам теперь с этим быть?

Тут ему на глаза попалось ещё кое-что — точнее, кое-кто, а именно Гермиона и Драко. Они сидели чуть ли не в обнимку на полу и таращились в благоговейном восторге на…

«А, — сообразил Гарри, — они видят Тома». Что ж, старший брат не изменил себе — более драматичные обстоятельства трудно было бы и подобрать. Явление вышло, наверняка, феерическое. Жаль, он всё пропустил. Интересно, в Комнате-где-всё-спрятано найдётся омут памяти?

— Недосуг было с ним миндальничать, — оскалился Том. Ого, кто-то задет за живое. Это из-за того, что план с «несчастным случаем» пошёл насмарку? — У одного несносного мальчишки уже мозг из ушей потёк!

Нет, понял Гарри, не из-за плана. По другой причине. Он слабо улыбнулся и попробовал всё-таки принять сидячее положение.

Получилось — хотя и с трудом. Тело слушалось неохотно, словно чужое. Зато головная боль притихла до неприятного зуда в шраме. Он нащупал волшебную палочку — цела! — и попросил своих рыцарей:

— Помогите, что ли, встать.

Втроём они кое-как справились с этой нелёгкой задачей. У Гарри сложилось впечатление, что его приспешника когда-то успели подраться — и хорошо бы не друг с другом. Том, склонив голову набок, брезгливо оглядел их чумазый, пошатывающийся строй.

— Малфой, верно? — обратился он к до зелени бледному Драко. — Твой дед в своё время отлично показал себя. Жаль, не могу сказать того же о твоём отце.

Малфой тяжело сглотнул — и внезапно вновь рухнул на колени. Оба кулака упёрлись в пол, низко склонилась белобрысая голова.

— Милосердия, умоляю… — глухо сказал он. Том поморщился.

— Перебарщиваешь с подобострастием. Я не казню за грехи родителей, каковы бы они ни были. Поднимись.

Пока Драко честно пытался выполнить это указание, Гермиона вскинула руку, точно была на уроке.

— Да? — заломил бровь Том.

— Гермиона Грейнджер, дом Гриффиндор, первый курс, — представилась та. — Спасибо огромное, вы появились невероятно кстати! Сэр, я могу ошибаться, но, полагаю — вы и есть мистер Волдеморт?

Гарри мысленно застонал и наградил девчонку щипком за локоть. Увы, в своём плачевном состоянии она едва ли вообще почувствовала его. Её качало, как пьяную, на скуле наливался краснотой будущий синяк. Драко, учуявший что-то неладное, тревожно скосил глаза на Гарри.

Лицо Тома окаменело.

— Волдеморт — в прошлом, — с плохо скрываемой злостью процедил он. — На первый раз я прощу эту ошибку, но повторять её не советую.

Грейнджер растерянно хлопнула глазами. Да уж, прокол Гарри — и отчего он не провёл с ней предварительный инструктаж? С ними обоими — это ещё хорошо, что Малфой ничего подобного не ляпнул! К счастью, развивать неприятную тему дальше Том не пожелал. Вместо этого он огляделся и уточнил:

— И это всё? Здесь действительно только зеркало?

Особого разочарования он не показал, хотя, Гарри знал — почувствовал. Мерлин, он и сам был не на шутку зол. Возможно, они опоздали, и зеркало поместили в хранилище вместо сокровища, а не вместе с ним?

На удивление, никто больше не спешил припасть к «Желанию сердца» — наваждение схлынуло, будто и не было его никогда.

Гарри пожал плечами:

— Этот ненормальный искал тут какой-то камень.

— Не обязательно именно тут, — встрял Драко. — Он спросил, дословно: «где камень?» Простите, мой лорд, я имею в виду…

— Что за камень? — перебил Том, нахмурившись.

— Думаю, он говорил про воскрешающий камень. Ну, вы знаете, один из так называемых даров смерти, — высказала внезапную догадку Гермиона. И, надо отметить, весьма правдоподобную, на взгляд Гарри, но Том резко поскучнел.

— Они легендарны, — сухо возразил он.

— Вовсе нет, — ничуть не смущаясь, заспорила с ним Гермиона. Гарри спрятал усмешку — девчонка в своём репертуаре! А вот Драко явственно оторопел — ещё бы, с его-то трепетным пиететом по отношению к Тёмному Лорду. — Как минимум, Бузинная палочка действительно существует. Есть доказательства, что ею владел Гриндельвальд. Её теперешнее местонахождение достоверно неизвестно, однако…

— И всё же, — холодно сказал Том, таким тоном, что даже у Гермионы хватило чувства самосохранения заткнуться, — это спекуляции, не более того.

— Мой лорд, — снова попытался привлечь к себе внимание Драко, — Квиррелл отчего-то полагал, что Поттер знает, где находится камень. Именно ради этого он и читал его разум. То есть… — проблема Малфоя заключалась в том, что, добившись внимания Тома, он совершенно не представлял, что с этим вниманием делать дальше, кроме как впадать от него в панику. — То есть, я хочу сказать…

— Он верил, что предмет его поисков реален, — подсказала Грейнджер. Том хмыкнул.

— Обсудим позже, — заключил он. — Пора бы нам покинуть это уютное местечко. Проверьте, все ли ваши вещи при вас — ни к чему оставлять следы.

Тут Гарри понял, что заветная мечта едва-едва не ускользнула у него из рук. Он встрепенулся:

— Погоди ещё минутку!

Удовлетворённо оглядев распростёртого подле их ног Квиррелла, он примерился и угостил труп пинком в ближайшую часть тела, то есть в правый бок.

— Это тебе за единорога, сволочь! — зло прокомментировал он.

Драко тут же повторил его жест — с оттяжкой впечатал носок ботинка под рёбра лежащему лицом вниз покойнику.

— А это — за бладжер! Желаю сто раз подряд переродиться флоббер-червём!

— Гарри, — зашептала в самое ухо Гермиона, — это ведь ритуальное глумление над телом врага, я правильно понимаю? Моё участие приемлемо?

Гарри с трудом сдержал смех и шепнул в ответ, отфыркиваясь от её волос:

— Конечно! Более того, оно ожидаемо.

Грейнджер торжественно кивнула ему, обернулась к мертвецу и сурово произнесла:

— Вы были отвратительным преподавателем.

Вслед за чем свела брови к переносице, прищурилась и плюнула на труп.

Малфой издал что-то вроде икоты и обмяк, привалившись к плечу Гарри — весьма некстати, поскольку тот сам едва держался на ногах. Он бросил взгляд на Тома — тот наблюдал «ритуальное глумление» с каким-то странным выражением лица. Там было понемногу от веселья, изумления и даже одобрения. Преобладало, впрочем, веселье.

— Она точно с Гриффиндора? — откровенно потешаясь, осведомился он.

Гарри ухмыльнулся в ответ.

— Салазар и Годрик были друзьями, мой лорд. Я раньше тоже не понимал.

— Кончайте развлекаться. У меня появилась одна идея, — Том улыбнулся той хищной и острой улыбкой, которая означала, что ему в голову пришёл очередной коварный план.

Они посвятили ещё несколько минут дотошной уборке. Подобрали и вернули Гермионе перочинный нож. Счистили с пола малейшие следы крови, уничтожили обрезки наколдованных противником верёвок. Перевернули покойника лицом вверх и сломали его волшебную палочку пополам.

Тщательный обыск тела принёс им нежданный улов — за пазухой мертвеца нашлась тонкая, скользкая на ощупь серебристого цвета накидка. При виде неё Том явственно потемнел лицом.

Гарри его эмоции понимал и вполне разделял — неприятно чувствовать себя конченым идиотом. Мантия-невидимка, вот что это было такое. Всё это время враг мог идти за ними практически по пятам — кто знает, может, именно так он и сделал, теперь-то уже не спросишь.

Мантию нацепили на Грейнджер: «ты — девочка, нет, не спорь!» Гарри и Драко Том наколдовал невидимость — вышло, пожалуй, немногим хуже. В последний раз обежав глазами поле минувшей битвы, и убедившись, что всё выглядит так, как задумано, Том поднял волшебную палочку и с видимым наслаждением разнёс «Желание сердца» на миллион зеркальных осколков. Подвесил под потолком тёмную метку. И скомандовал:

— А вот теперь — уходим. И поживее.

* * *

Похороны состоялись в четверг.

Погода, увы, подкачала — ветер гонял по небу толстые, как ватное одеяло, серые облака. Снег начал идти ещё с утра, и к полудню усилился до настоящей метели. Кто-то другой, возможно, счёл бы это достаточно символичным. Северус отметил только, что церемония едва началась, а он уже устал и замёрз.

Даже согревающие чары не до конца помогали — снежинки наждачной бумагой скребли по щекам, покалывали глаза, лезли в капюшон и за воротник. Но не прийти было бы глупо, недальновидно и просто по-человечески некрасиво. Он ошибался в Квиринусе, стоило это признать.

Речь, подготовленная Альбусом, разумеется, так и сочилась пафосом. Были там и «скромный герой», и «не щадя свой жизни» и «из последних сил». Самое поганое, что, со скидкой на формулировки, всё это было правдой. Проклятый, практически мёртвый и в одиночку — Квиринус не убежал без оглядки, а принял бой.

Сломанная палочка не могла поведать, что именно он успел наколдовать перед своей кончиной. Вполне могло статься, что и вовсе ничего. Так или иначе, храбрый глупец в итоге расстался с жизнью — да, глупость не отменяла его смелости, и наоборот. Странное сочетание для выпускника Рейвенкло, обычно таким славились гриффиндорцы, но, в конце концов, далеко не всё о человеке может сказать его факультет.

Северус знал, что не только он сам навесил сигнальные чары на двери параноидального изобретения Муди. Чего он, однако, не ожидал, так этого того, что казавшийся бесполезным калека продолжит нести до конца свой упрямый дозор. И надо же было такому случиться, что в день, когда чары оповестили своих хозяев о вторжении, поблизости не оказалось ни Снейпа, ни Дамблдора. Был только Квиррелл — и тот в одиночку отправился в зачарованный коридор.

Снова, как в поисках Поттера, их преследовало роковое, мистическое какое-то невезение — впрочем, на сей раз за ним мерещился Снейпу чужой хладнокровный расчёт. Чей только — вот это предстояло ещё выяснить. Если бы Тёмный Лорд и впрямь клюнул на сомнительную приманку, он, учитывая откровения Поттера, ни за что не стал бы действовать именно так.

Проломиться через «ловушку» тараном, раскатать все «загадки» катком — это ещё ожидаемо. Лорд, под конец… всего, обычно предпочитал силовые решения иным. Вдребезги расколотить артефакт-обманку, то ли с досады, то ли «чтоб никому не досталось» — в эту схему прекрасно ложилось тоже, но смущало количество сопутствующих жертв.

Их не было.

Квиррелл, считай, совершил самоубийство — а может быть, и специально, может, как раз именно того он и хотел. Не всякому достанет смелости наложить на себя руки в его ситуации, а ведь существование бывшего коллеги в последнее время, скорее всего, напоминало кромешный ад.

Но, возвращаясь к жертвам, их было либо ровно на одну больше, чем нужно, либо на пару десятков меньше. Действуя грубо и напролом, Лорд бы и не подумал жалеть попавшихся по дороге учеников. Но путь до хранилища с философским камнем не устилала дорожка из трупов. Нет, разрушения начинались строго внутри «ловушки» и ограничились ей.

Однако же, силовая акция отнюдь не являлась самым простым (или самым логичным) решением данной задачи. Если бы Лорд пожелал вытащить сыр из этой мышеловки — ему стоило лишь приказать. Северусу через Поттера. Люциусу через него же. Самому мальчишке, на худой конец — капкан ведь устроили именно на него.

Ибо исходный замысел отставного аврора состоял именно в этом. Лабиринт мог преодолеть и «ученик чернокнижника», парень, которого «просрали», подпорченный мелкий герой.

Сын Джеймса, унаследовавший его талант к полётам (но, к облегчению Северуса, отнюдь не любовь к квиддичу — и слава за то Салазару, слишком уж травмоопасный спорт; сдохнуть вслед за мальчишкой, слови тот в очкастую голову случайный бладжер — вот был бы достойный венец карьеры и жизни Принца-полукровки, что тут и говорить).

Сын Лили, гораздо менее талантливый в зельеварении, чем она, но вполне небезнадёжный (скорее просто любивший науку Северуса, чем действительно разбиравшийся в ней; однако, большинство школяров не могло похвастаться и этим — Поттер, по крайней мере, старался в меру своих сил).

Друг Уизли — а вот с этим у Муди, конечно, вышла промашка. Шахматы за авторством Минервы оказались как бы и не у дел. Впрочем, Северус не сомневался, что при нужде Поттер заставил бы весь факультет решать для себя шахматные этюды. Но коридор готовили до Распределения, и предсказать слизеринца-Поттера никто тогда не сумел.

Коротко говоря, если бы Поттеру поручили добыть философский камень — он бы прошёл коридор, не без труда, но прошёл. И, будто муха в меду, завяз бы, околдованный зерцалом желаний. Тут-то его бы и взяли тёпленького. План Муди, хоть и безумный, по-своему был даже красив.

Дальше, как водится, план претерпел столкновение с реальностью и обратился в хаос. В данном конкретном случае роль разрушителя продуманных схем взял на себя Дамблдор.

Не объясняя причин, он добавил смертельно опасных тварей — цербера и горного тролля. Поттеру больше тут не светило совсем ничего — но это если бы он пошёл в лабиринт один.

Северус мог лишь догадываться, какие идеи кружили в седой голове под бархатной вышитой феской. Более разумного объяснения он не сумел придумать, сколько ни тщился его найти. Муди хотелось проверить, не связан ли Поттер с воскресшим Лордом. Не получает ли от него приказы. Альбус желал узнать, пойдёт ли Лорд вместе с ним.

Не угадали оба. В ловушку пожаловал некто третий. Он не использовал Поттера как ресурс — не имел права командовать им? И не обставил свой визит в классической кровавой манере пожирателей смерти. Метку, впрочем, подвесил — наше, мол, вам почтение, знайте, кто заходил.

Первые комья промёрзшей земли застучали о крышку гроба. Ветер трепал мантии, хлопал полами, стряхивал с них вновь и вновь налипающий снег. По очереди бросали преподаватели Хогвартса символическую горсть земли в раскрытую пасть могилы и, когда наступил черёд Снейпа, внезапно он понял, что упустил.

Почерк, на самом деле, был хорошо знаком, он ведь уже встречался с ним прежде. Тщательно, как только мог, изучил первый представленный образец. В этот раз его чуть не запутало отсутствие одной из деталей, но — никаких сомнений. Чем дольше Северус размышлял, тем более убеждался — ошибки нет.

Наглое, хладнокровное нападение. Жертва, не способная толком сопротивляться. Метка — демонстративно и напоказ. Так или иначе замешанный в деле тёмный артефакт, заточенный на ментальную магию. Проникновение в считавшийся безопасным периметр и видимым образом отсутствующий мотив.

Именно так встретила свой конец Арабелла Фигг, сквиб, шпионка Ордена Феникса, престарелая кошатница.

Её и Квиринуса Квиррелла лишил жизни один и тот же человек.

--

[94] «Cluedo» — настольная игра для трёх-шести человек, в ходе которой имитируется расследование убийства. Была придумана в 1944 году адвокатом (и, по совместительству, музыкантом) из Бирмингема Энтони Праттом, впервые издана в 1949 году компанией из Лидса «Waddingtons» и постепенно сделалась одной из самых известных настольных игр в Англии и США.

[95] Идиома «as dead as a doornail» («мёртв, как дверной гвоздь») восходит к XIV веку. В старину кованые (вручную! поштучно!) гвозди были ценным товаром и почти всегда переживали несколько циклов повторного использования. Но только не дверные — потому что для предотвращения выпадения их концы загибали. Дверь была местом последнего упокоения гвоздей, да и сами они после этого были уже «dead» — годились лишь в перековку.

[96] Легенда о суицидальных наклонностях этих полярных грызунов образовалась из непроверенной информации, включённой в «Детскую Энциклопедию» («The Children’s Encyclopædia») под редакцией Артура Генри Ми (Arthur Henry Mee, 1875-1943). Книга впервые вышла в 1908-1910 годах (затем переиздавалась вплоть до 1964 года). Её, в общем-то, читали почти все дети довоенного поколения — и в том числе и Том. Пассаж выглядел следующим образом: «Они идут через холмы и лощины, сквозь сады, фермы, деревни, падая в пруды и колодцы, отравляя воду и вызывая тиф… всё вперёд и вперёд, к морю, и дальше — в воду, к собственной гибели… Это ужасно и грустно, но, если бы не такой печальный исход, лемминги давно уже поглотили бы всю Европу