Rise (гет)

...Помнишь, вьюга нам день подарила,

Когда вместе мы были с тобой?

Но с тех пор мы старались вполсилы,

И теперь впереди ждет нас бой.

Помнишь те разговоры о счастье?

Говорила ты мне, что спасусь.

Но не стоит хватать за запястье:

Я уйду и уже не вернусь.

Я сейчас сам не свой от испуга,

Льдом покрылось все в сердце моем.

Да, сегодня нашли мы друг друга,

Только завтра сгорит все огнем.

Еще через пять минут Грин и Поттер привели Райта. Хэролд тщетно пытался вырваться из цепкого захвата двух мракоборцев и смотрел по сторонам таким взглядом, что становилось страшно. Мне он сейчас по виду напоминал тетю Беллу в те дни, когда она вместе с остальными принимала участие в пытках маглов. Следом за ними в помещение зашли Гермиона, директор Макгонагалл и Помфри.

— К сожалению, это место единственное более-менее уединенное. Кабинет директора находится далеко отсюда, а я должна следить не только за состоянием мистера Райта, но и за самочувствием остальных. Так что размещайтесь здесь, — проворчала Помфри, пока искала на стеллажах какие-то пузырьки с зельями.

Она дала Райту выпить несколько глотков успокоительного отвара, а потом буквально силой влила в него еще какую-то жидкость синего цвета.

— Когда он сможет говорить? — поинтересовался Грин.

— Этого я вам не скажу, — хмуро ответила она. — Может быть, он вообще откажется разговаривать. Я только привожу его в чувство. Он будет вполне адекватен через десять минут. Но надолго ли… Я бы сказала, что у него есть отклонения психики, хотя лучше проконсультироваться с экспертом в этих вопросах. Я оставляю вас пока что, вернусь через минут пять, — с этими словами Помфри вышла за дверь, тихо прикрыв ее.

— Что будем делать? — спросил Грин Поттера.

— Директор, я собираюсь допросить мистера Райта под Веритасерумом. Мы должны выяснить, что им двигало, сегодня пострадали многие студенты, — Поттер выжидательно смотрел на Макгонагалл.

— Да, конечно, — кивнула та без колебаний. — Мисс Грейнджер, у меня в кабинете еще остался Веритасерум. Принесете? Не хотелось бы сейчас беспокоить профессора Слизнорта, он и так весь на нервах.

— Я сейчас принесу, — устало проговорила Гермиона и, бросив на меня взгляд, ушла.

— Мистер Малфой, вы не замечали за своим соседом странностей? — спросила директор, обратив на меня внимание.

— Он с самого первого дня нашего знакомства был странным, — пожал я плечами, — но я не придавал этому особого значения. Хотя, возможно, следовало бы, — я принял сидячее положение, когда меня внезапно осенила одна догадка. — В конце февраля я проснулся, когда меня пытались задушить. Я думал это… — я осекся, понимая глупость того, что собирался сказать. — В общем, я посчитал, что мне все приснилось, а на шее следы появились из-за чего-то другого, но теперь я думаю, что это мог быть Райт. Тогда я не искал его, потому что был напуган, но это было бы логично.

— Почему вы мне не сказали об этом случае? — строго спросила директор.

— В тот день я получил известие о происшествии с отцом, — тихо ответил я.

Макгонагалл вздохнула, но больше ничего не сказала мне.

В подсобку на несколько минут пришла Помфри и осмотрела Райта, заверив, что все идет, как надо, и уже скоро он сможет говорить, если, конечно, захочет.

— Малфой, я надеюсь, ты понимаешь, что все, что ты услышишь здесь, должно храниться в тайне. Мне бы надо было выставить тебя отсюда, но некуда, кроме того, возможно, тебя эта история тоже касается, так что, может быть, ты имеешь право знать. Но я очень прошу тебя не распространяться о том, что ты здесь услышишь, — строго проговорил Поттер.

— Не беспокойся, от меня никто ничего не узнает, — пообещал я и снова лег.

— Спасибо, — отрывисто кивнул он.

Райт, удерживаемый за плечи Грином, тем временем немного успокоился и теперь тихо и размеренно дышал, прикрыв глаза.

Гермиона вскорости вернулась с зельем, и Поттер, не мешкая, усадил Хэролда на стул и дал ему выпить Веритасерума. К моему удивлению, тот даже не сопротивлялся, видимо, подействовали зелья, которые дала Райту Помфри.

Макгонагалл и Гермиона заняли свободные стулья около стеллажей, а Поттер и Грин остались стоять на ногах.

Райт сидел молча, глядя вперед расфокусированным взглядом.

— Мистер Райт, вы можете говорить? — спросил Поттер.

— Конечно, — безразлично ответил Хэролд.

— Почему вы сегодня наколдовали Адский огонь?

— Потому что я тебя ненавижу. Ты должен быть мертв, — монотонно отчеканил Райт.

— Давно вы желаете моей смерти? — спросил немного ошарашенный Поттер.

— С тех пор, как умер мой отец, а мать сошла с ума.

— Когда это случилось?

— В октябре прошлого года.

— И с тех пор вы планировали меня убить?

— Да. Это ты во всем виноват. Ты и твои мерзкие друзья.

Поттер мерил шагами помещение, то и дело взъерошивая волосы.

— Вы уже пытались отомстить именно мне или кому-то из моих друзей? — спросил он наконец.

— Да, — ответил Райт.

— Расскажите в подробностях обо всех таких случаях, начиная с самого первого, — попросил Грин.

— Сначала я совсем не знал, что делать и как защитить маму от этого ужаса. Когда я вернулся в Хогвартс, оказалось, что трансфигурацию преподает мисс Грейнджер, а я знал, что она — лучшая подруга Гарри Поттера. Все это знают. Она меня бесила на уроках. Она улыбалась. А моя мама больше не улыбается. И это все из-за таких, как Поттер и Грейнджер. И они могли добраться до моей мамы, тогда она закончила бы как папа, — он вздохнул и продолжил: — Со мной в комнате оказался Драко Малфой. Я его жалел сначала, думал, он тоже жертва, как и я. Его родители тоже пострадали от таких, как Поттер. Я даже думал поделиться с ним своими мыслями и кое-какими идеями. А потом как-то вечером — это было в середине ноября — я возвращался в гостиную и услышал из-за одной из дверей крики. Я узнал голоса: там были Малфой и Грейнджер, и они спорили. Я очень удивился, что они общаются вне занятий. И я убежал в комнату. Скоро туда пришел и Малфой, а я хотел спросить, что все это значило, но он отказался со мной говорить. Тогда я решил понаблюдать за ними, чтобы самому в этом разобраться. Проследил за Малфоем, когда он с друзьями из Когтеврана ходил в Хогсмид, и понял, что он — не жертва, а такой же урод, как и Поттер. Я все мечтал, что неправильно расслышал, все же расстояние между нами было большое, и я мог все перепутать. Но когда я спросил Малфоя напрямую, кого тот ненавидит, он сказал, что никого. И я понял, что все услышал правильно, и Малфой правда хорошо относился к Грейнджер. Мне стало противно находиться с ним в одной комнате. Когда он часто куда-то уходил, я уже знал, что он шел к этой Грейнджер. И все никак не мог придумать, что бы такое сделать, чтобы она перестала улыбаться... Когда перед Рождеством в замке был бал, я сидел в одном из закутков и увидел ее в коридоре. Тогда мне стало интересно, что станет, если запустить в нее заклинанием. Но было немного страшно так поступать, потому я запустил заклинание в доспехи, около которых она проходила, и они обрушились прямо на нее. Я думал, что она поднимет крик или расстроится, а она только молча все восстановила и ушла. Будто она бесчувственная. Я страдал, мама страдала, а Грейнджер было все равно. И тогда я точно решил, что уничтожу их всех: Поттера, а если получится, еще и Грейнджер и остальных.

Райт поднял глаза к потолку, потом посмотрел на свои руки, кивнул и монотонным голосом продолжил:

— На каникулах я пошел к Министерству, чтобы найти Поттера, но не знал, как мне туда проникнуть, я ходил-ходил, но ничего не добился. Тогда я встретился с троюродным братом мамы, мистером Алланом Шарпом. Он хороший человек, ему жаль маму, и с отцом он всегда дружил. Я все ему рассказал, и он пообещал, что поможет мне, если я никому не проговорюсь о нем. Добрый мистер Шарп принес мне мантию-невидимку, дешевую, которая только месяцев пять только и работает, чтобы я мог спокойно ходить по всему замку, и сказал, что я могу писать ему, если мне что-то понадобится, а взамен он хотел какие-то бумаги и книги из отцовской библиотеки. Я, конечно, согласился. А потом каникулы закончились, а я так и не успел убить Поттера. Можно было не ехать в Хогвартс, но ведь папочка так хотел, чтобы я доучился, так что мне пришлось вернуться в замок. Только с Поттером все равно надо было что-то делать, а я не мог придумать способа. Я думал, думал, думал… а потом мне помешала профессор Куппер. Она постоянно цеплялась ко мне, и я решил ей отомстить. Разлил в ее подсобке Сильно Дурманящую настойку, никто даже не заметил этого. А потом случился пожар и было так весело. Но самое главное, что в замок из-за этого приехал Поттер, а я его упустил! И тогда я понял, что если устроить в Хогвартсе что-то необычное, то он приедет, и я смогу с ним разобраться. И лучше всего было навредить Грейнджер, я думал, что тогда все получится наверняка.

Райт шумно вздохнул и опять заговорил:

— Я уже знал, что Грейнджер вместе с Малфоем по вечерам сидят в каком-то старом кабинете, который раньше был закрыт. Как-то я пошел туда в своей мантии и, приоткрыв дверь, стал слушать, о чем они говорят, чтобы понять, что я мог бы сделать. И тут Грейнджер подошла к шкафу, и я решил опрокинуть его на нее. Прошептал заклинание так тихо, что они этого даже не заметили, и сразу же убежал и спрятался в небольшом закутке, там, около этого кабинета, есть очень хороший закуток. Но навредить Грейнджер мне не удалось, похоже, что ей помог Малфой и Грин, который у нас стал вести ЗоТИ вместо мерзкой Куппер. Недели две я искал другой способ. Я решил, что подложу в ее шкаф здоровенную книгу, и та убьет Грейнджер, когда Малфоя не будет рядом. Но снова ничего не вышло, потому что он и Грин постоянно крутились около Грейнджер. Особенно Малфой, он каждый вечер ходил к ней в тот кабинет. Тогда я подумал, что сначала надо избавиться от Малфоя. Дождавшись ночи, я попробовал задушить его какой-то веревкой, найденной на дне моего сундука. Но Малфой оказался сильнее, чем я думал, он толкнул меня и проснулся. Я упал на пол и еле успел укрыться своей мантией-невидимкой. Правда, он не стал искать меня, а просто сел в свое кресло и выбрался из спальни. Я жутко испугался, что он меня заметит, и я не смогу выполнить свою миссию. Но все обошлось, мало того — он уехал, и я решил, что это мой счастливый случай. Во время уроков я пробрался в лабораторию Грейнджер, где они просиживали вечера с Малфоем, и нашел в каморке Взрывное зелье и Вредящую настойку, а потом придумал отличный план. Прочитав в какой-то книжке про нюхлеров, я принял решение использовать одного, чтобы он убил для меня Грейнджер. Мне даже повезло поймать его, когда я гулял около опушки Запретного леса. Я спрятал его под мантией и без проблем пронес в замок. А дальше все, как в книжке, которую я когда-то читал. Взрывное зелье я поставил на одну из полок стеллажа и обернул серебристой бумагой. Нюхлера привязал к двери, чтобы, когда ее откроют, он освободился. Я не сомневался, что он кинется к зелью и — бум! Все должно было взорваться, и Поттер бы примчался в Хогвартс. Но все снова провалилось, я даже не понял почему. Я очень разозлился. У меня больше не было идей, как убить.

Райт произносил свою страшную речь таким ровным и безразличным голосом, что у меня мороз бежал по спине. Я не мог поверить, что это все натворил он. Ведь Хэролд был у меня под носом практически постоянно, а я ничего не замечал. Идиот! А если бы какой-то из его безумных планов сработал?

Пока я размышлял, Райт продолжал говорить:

— А Вредящее зелье я подложил в тумбочку Малфою. Я видел, что он часто пьет какие-то зелья, так что думал, что, когда он вернется, выпьет отраву, и не будет мне помехой в любом случае. Но он почему-то не стал пить зелье. Я был в шоке. Все мои идеи проваливались. Тогда я написал мистеру Шарпу с просьбой выслать мне одну очень опасную статуэтку, которая хранилась у нас в подвале дома. Я нашел записи о ней в дневнике отца. Посылка мне пришла в коробке с пометкой, что это письменные принадлежности. Так что я без проблем притащил ее в свою комнату, а уже оттуда под мантией принес в лабораторию Грейнджер и поставил у нее на столе. Но когда и это не получилось, как я хотел, а Поттер так и не появился, я растерялся и запаниковал. С Грейнджер рядом теперь всегда был мерзкий домовик Малфоя, сам Малфой становился все сильнее, я боялся на него нападать, и профессор Грин все время что-то вынюхивал. Тогда я придумал, как избавиться сразу и от Грина, и от Малфоя. Я снова написал Шарпу, чтобы тот прислал очень интересное приспособление со спусковым механизмом, о котором тоже была запись в дневнике отца. И установил в шкафу профессора этот подарочек. А заодно подкинул перо с кровью Малфоя, чтобы подумали на него. С пером было весело. Как-то на трансфигурации я подсел к Малфою и трасфигурировал перо в нож. Он порезался и даже не сразу это заметил, на нож и парту натекло порядочно крови. Из той крови я сначала хотел сделать яд, но у меня не нашлось нужных ингредиентов, но подложить ее на место убийства Грина — тоже было хорошо придумано. Только вот и это не сработало. Грин как-то спасся и даже Малфоя не обвинил ни в чем. Но судьба была на моей стороне, ведь директор объявила, что Поттер и безо всяких инцидентов приедет в Хогвартс. Так что я стал ждать. И сегодня был мой день, я попытался сделать то, о чем мечтал. Но момент, когда я убью его, похоже, еще не настал.

Райт замолчал, и наступила давящая тишина. Поттер сел на стул напротив Райта и, посмотрев ему в глаза, спросил:

— Почему вы жаждете моей смерти?

— Ты виноват в бедах моей семьи, — равнодушно проговорил Хэролд. — Ты убил Волдеморта, и из-за тебя мракоборцы начали охоту на Пожирателей Смерти. Мой отец не был Пожирателем, но ему досталось, он попал в какую-то перестрелку заклинаниями, и с тех пор долго и мучительно умирал. Мама всегда говорила, что это ты и твои друзья во всем виноваты. Если бы ты не победил, мой отец был бы жив, а мама не ждала бы его к ужину и не писала бы мне одинаковые письма уже полгода подряд.

— Ясно, — прошептал Поттер и потер глаза. — Питер, позови мадам Помфри, она несколько минут назад заглядывала сюда.

У меня от услышанного разболелась голова. Гермиона сидела хмурая, директор Макгонагалл побелела как стена.

Грин вернулся спустя минуту в сопровождении хозяйки этого помещения и двух колдомедиков в лимонных халатах.

— Мистер Поттер, целители из Мунго могут осмотреть мистера Райта и дать свое заключение, — сказала Помфри. — Мое мнение вы знаете: у мистера Райта все признаки психического расстройства.

Пока целители водили волшебной палочкой над безучастным Хэролдом, все остальные пытались прийти в себя и осмыслить услышанное.

— Гарри, давай я отправлю письмо в Министерство, чтобы они занялись поисками этого родственника Райта — мистера Аллана Шарпа, — предложил Грин.

— Отличная идея, — кивнул Поттер. — И проверь информацию о семье Райта.

— Хорошо, — кивнул Грин и ушел.

Колдомедики тем временем закончили с осмотром, и один из них обратился к Поттеру:

— Мы полностью согласны с выводами мадам Помфри. Более точную степень помешательства лучше установить уже в Мунго, но то, что мистер Райт невменяем, это однозначно. Удивительно, как он колдовал вообще при таком состоянии разума.

— А я еще удивился, что его Адское пламя получилось каким-то слабым, по сравнению с тем, что мне доводилось видеть, — сказал Поттер хмуро.

— Все верно, сложные заклинания у мистера Райта сейчас не могут получаться. Считайте, что вам повезло, с Адским огнем шутки плохи.

— Я-то уж знаю, — вздохнул Поттер.

— Советую сейчас же отправить мистера Райта к нам в больницу, — выдал напоследок целитель и, попрощавшись с присутствующими, ушел в компании своего коллеги.

Скоро вернулся Грин, и директор Макгонагалл разрешила им с Поттером доставить Хэролда в Мунго, сама же, попросив у Помфри успокоительного, ушла к себе в кабинет разбираться с проблемами, предварительно выяснив, что ничьей жизни сейчас опасность не угрожает.

Мы с Гермионой остались в помещении одни.

— Как себя чувствуешь? — спросила она меня тихо, усаживаясь на край моей кровати.

— Терпимо, — чуть усмехнулся я. Ожог, конечно, доставлял дискомфорт, но его вполне можно было игнорировать настолько, чтобы это не отражалось в выражении лица, а к боли в ноге я уже привык. — А ты в порядке?

— Не совсем, — помотала она головой и обхватила себя руками, будто ей было холодно. — Как подумаю, что он мог убить тебя в спальне, или любого другого студента в коридоре, или какого-то преподавателя прямо на уроке, и становится так страшно. Почему мы не заметили, что он не в себе? Мы все списывали на горе, но стоило задуматься более серьезно.

Я дотронулся до ее руки, и она вздрогнула, но вложила свою кисть в мою ладонь.

— Ты никогда не знаешь, чего ждать от постороннего человека. Мы всегда в опасности, — пожал я плечами. — Ничего с этим не сделаешь. Главное, что все обошлось. Только что там с Алексом… — я сильнее сжал ее руку.

— Мадам Помфри, как я слышала, говорила, что все будет хорошо, пусть и не сразу.

— Это обнадеживает, — сказал я и заглянул ей в глаза. — Мне нужно с тобой поговорить.

— Завтра, — выдохнула она и поднялась с кровати, высвободив руку из моей ладони. — Я приду к тебе утром, хорошо? Сейчас нет сил.

— Я буду тебя ждать, — я старался, чтобы голос звучал ровно и в нем нельзя было услышать разочарования, пронизывающего сейчас меня.

Я проводил ее взглядом, наблюдая, как она медленно выходит за дверь, взглянув на меня усталыми глазами напоследок. Сердце сжималось от тоски. Мне так хотелось сейчас утешить ее, успокоить, обнять. Но сейчас было не время и не место для этого.

Я лег на подушку и закрыл глаза, решив, что чем больше времени я просплю, тем скорее наступит завтрашний день, и я, наконец, скажу Гермионе все, что должен был сказать еще на Рождество.

* * *

Только раз Помфри меня разбудила вечером, чтобы я выпил порцию неприятных на вкус и запах зелий, а потом я снова уснул, и даже сны в эту ночь мне не снились.

Утро принесло с собой нервную дрожь в преддверии разговора с Гермионой. Но разбудил меня другой женский голос.

— Мадам Помфри сказала, что я могу тебя навестить, — тихо и неуверенно проговорила Амелия. Она плохо выглядела: глаза покраснели, нос немного распух, на щеках виднелся нездоровый румянец.

— Я в норме, — сонно заверил я, щурясь от яркого света. — Как ты? Что там с Алексом?

— Он будет в порядке. Колдомедики сказали, что через неделю-две он полностью восстановится. А со мной ничего вчера не случилось, благодаря Алексу. Только синяк на плече.

— Но это же замечательная новость, — я оживился и сел.

— Конечно, — Амелия шмыгнула носом.

— Чего ты? — удивился я. — Все же наладится.

— Да, но, — она всхлипнула, — Алекс же ужасно боится огня, а он взял и закрыл меня от пламени, зная, что пострадает. Как так?

— Думаю, ответ ты и сама знаешь. Цени это. Он смог справиться со своим страхом ради тебя.

— Я не заслуживаю этого, — заплакала она, сжав пальцы в кулаки.

— Глупости, — я ободряюще сжал ее руку на мгновение. — И Алекс, я уверен, видит тебя в особом свете и, как никто другой, знает, чего ты достойна.

— Он хороший, — кивнула Амелия, вытирая слезы.

— И ты тоже, — чуть улыбнулся я. — Иди к нему, если Помфри разрешает. Для Алекса твоя поддержка будет лучшим лекарством.

— Да, ты прав. Наверное, так будет лучше всего. Удачи тебе, — она посмотрела мне в глаза и, вздохнув, бесшумно вышла за дверь.

А спустя полчаса дверь распахнулась снова, и мое сердце заколотилось, как сумасшедшее, потому что на пороге появилась Гермиона.

— Доброе утро, — поздоровалась она и улыбнулась. — Тебе, наверное, сейчас не помешала бы помощь Тинки, я вчера не додумалась направить его к тебе, прости.

— Я и так справляюсь. Помфри не разрешает мне выйти за пределы Больничного крыла, а по лазарету я и с одной тростью могу ходить, правда, очень медленно. Но в кресло я больше не сяду.

— Ну и правильно. Раз ты так все решил для себя, то нужно идти до конца, — она поставила стул около моей кровати и села на него.

— Да, идти до конца, — пробормотал я. — Именно это я и собираюсь делать, — я посмотрел ей в глаза. — Грейнджер, я… ты мне нравишься.

Она застыла, в ее взгляде читался испуг.

— Приятно слышать, — сказала она после паузы. — Я тоже считаю тебя хорошим человеком…

— Нет, ты не поняла, — перебил ее я, зажмурившись на мгновение. — Гермиона, я люблю тебя.

— Что? — прошептала она.

— Ты не ослышалась. Я давно должен был сказать тебе, но боялся, — по телу пробежалась дрожь, я медленно вздохнул, чтобы унять ее. — Вчера я понял, что ты должна знать.

— Ты… ты ошибаешься, — покачала головой она. — Ты испытываешь ко мне не любовь, а благодарность. Просто за последние восемь месяцев мы пережили вместе очень многое, и ты ошибочно принял признательность за более серьезное чувство.

— Нет, — глухо сказал я. — Это не так.

— Малфой, — она отвела взгляд и уставилась на свои руки, сцепленные в замок. — Спутать чувства в такой ситуации, как наша, очень просто. Я уже отдаленно похожее проходила. Послушай, я понимаю, что со мной у тебя теперь связаны определенные положительные эмоции, но это только потому, что я помогла тебе встать на ноги. Не хочу, чтобы ты заблуждался.

— Я для тебя вообще ничего не значу?

— Это не так, — на ее лице проскользнула тень печали. — Ты… Я дорожу всем тем, что мы пережили в компании друг друга. Я очень рада, что узнала, какой ты на самом деле человек. Мне очень нравится с тобой общаться, правда.

— Но?..

— Но путать привязанность и любовь не нужно.

— Я ничего не путаю. Ты знаешь, я сейчас серьезен, как никогда раньше. Я очень долго об этом размышлял. Пойми… — скороговоркой выдал я, но Гермиона меня перебила.

— Это ты пойми, что все это только мираж. Ты был одинок, ты страдал из-за своего состояния. Я помогла тебе, мы проводили много времени вместе, и потому все так обернулось и тебе показалось, что это любовь. Но это скоро пройдет.

— Бред, — прошептал я.

— Мне больше нечего добавить, — покачала она головой.

— Значит, это все, что ты можешь сказать мне в ответ? — в моем голосе, как бы я не пытался этого скрыть, слышалось столько горечи, что Гермиона поморщилась.

Она поднялась со стула и посмотрела будто бы сквозь меня. Мне даже показалось, что ее глаза блестели от непролитых слез.

— Я не знаю, что еще добавить, — прошептала она.

— Тогда уходи, — сквозь зубы процедил я.

— Зачем ты меня прогоняешь?

— Просто уйди! — я окончательно потерял самообладание.

Она вздохнула и вышла за дверь, оставив меня одного. Я со всей силы стукнул кулаком по кровати. Она вообще не способна принимать мои слова всерьез?! Да, я был готов к тому, что она не примет мои чувства, но то, что она не верила в них, я отказывался понимать.

Уронив голову на руки, я устало прикрыл глаза. Кто виноват в сложившейся ситуации? Мне так хотелось найти того, на которого можно было свалить всю вину. Но такового не находилось. Я не был виноват в том, что чувствовал, Гермиона — в том, что не чувствовала ко мне, Райт не был виноват, что сошел с ума, Грин — что оказался настолько положительным, насколько я считал его ужасным.

Больше всего мне сейчас хотелось хоть у кого-нибудь спросить совета. Но те несколько человек, которым я мог довериться, сейчас были недосягаемы. Гермиона ничего не сказала бы мне из того, что я хочу услышать, более того — она уже наговорила такого, от чего я чувствовал себя преданным, а Алексу и Амелии сейчас нужно разбираться в первую очередь со своими проблемами. Я снова остался один.

Послышался звук открывающейся двери, и я поднял голову, застыв от удивления, когда понял, кто стоял в дверном проеме. Это был Рон Уизли. Он немного нервно пожал плечами и направился ко мне. Я молча наблюдал, как он приближается.

— Здравствуй, Малфой, — сказал он, подойдя, и протянул мне трость. — Гарри просил передать тебе это.

— Привет, Уизли. Что ты делаешь в Хогвартсе? Не думаю, что ты появился здесь, чтобы передать для меня посылку. Кстати, спасибо, — я забрал у него трость и поставил ее рядом со второй.

— Вообще-то я приехал вместе с Гарри, чтобы убедиться, что все в порядке. Вчерашний визит меня не порадовал, — он огляделся по сторонам и, подвинув к себе стул, сел на него, скрестив руки на груди. — И раз уж я здесь оказался, решил поговорить и с тобой.

— Разве у нас могут быть общие темы для разговора? — я приподнял брови в удивлении.

— С некоторых пор, видимо, да.

— Что ж, внимательно тебя слушаю, — сказал я и немного напрягся.

Уизли замялся, пытаясь подобрать нужные слова для начала своей речи.

— Гарри рассказал мне, что ты спас Гермиону. Это… спасибо тебе за это, в общем.

Я уже набрал в легкие побольше воздуха и хотел ему ответить, но он продолжил:

— Не знаю, как вы можете спокойно общаться после всего, что было в прошлом, но вам виднее. Только вот я знаю, что общение с тобой может ей навредить, даже если она сама в этом никогда не признается. Поэтому я и говорю с тобой. Все вокруг твердят, что ты изменился, и я даже могу в это поверить. Я видел, как ты вчера кинулся к Гермионе, хоть в этом не было никакого смысла… В общем, какими бы ни были твои намерения, оставь ее в покое.

— А ты не думаешь, что это уже не твое дело? — глухо спросил я.

— Да, не мое, — с кривой усмешкой кивнул он. — Но я о ней волнуюсь. И мне кажется, что ты тоже, хоть мне очень трудно это понять.

— Все еще думаешь, что я ненавижу маглов и маглорожденных?

— Нет, дело не в этом. Я удивляюсь, что вы сблизились. Но, видимо, на то были причины, — он пожал плечами. — А теперь пора отдаляться. Она поступит в Академию, а у тебя будет свой путь и своя жизнь.

— Уизли, если ты думаешь, что можешь указывать мне, что делать… — раздраженно проговорил я.

— Нет-нет, — он меня перебил. — Я только даю совет, не больше. Решать тебе. Просто подумай, что ты можешь сделать, чтобы не тянуть ее вниз, а дать и дальше двигаться вперед и вверх, как она всегда мечтала.

— Да, ты прав, решать мне. А советы хороши тогда, когда их просят. Я не просил.

— Ладно, я понял, — усмехнулся он и поднялся со стула. — Уже ухожу. Кстати, — сказал он, когда был уже у двери, — Гарри просил передать, что этот парень, который вчера здесь устроил дурдом, кричал, что его дядя продолжит его дело и накажет всех, кто ему мешал. Этого Шарпа так и не нашли. Правда, Гарри считает, что это все просто бред сумасшедшего, но уж лучше знать о возможной опасности, даже если она призрачна.

— Спасибо, — кивнул я, и Уизли, не говоря больше ни слова, ушел.

Его слова о Гермионе эхом отдавались в моей голове. В них была доля правды. И это меня невероятно злило. Уснул я с этими мыслями, и всю ночь мне снился Хогвартс, охваченный пламенем, плачущая Гермиона и утешающий ее Грин.

Утром, уставший и раздраженный, я выпил положенные мне зелья, возмущаясь, что Помфри запрещала мне их пить, а теперь сама же заставляет, на что она ответила, что только ей можно определять исключения, а для меня это правило все еще действует. Осмотрев меня, она сказала, что делать в Больничном крыле мне больше нечего, и разрешила уходить.

— А как там Алекс Митчелл? — спросил я напоследок.

— Через неделю-полторы будет бегать, — улыбнулась Помфри. — Мы вовремя отреагировали, так что после ожогов даже следов не останется. Спасибо целителям из Мунго, они привезли редкие зелья, которых у меня не было. Правда стоили они Хогвартсу немало, но здоровье студентов — это самое главное, — она внимательно перебирала на полках какие-то флаконы.

— Значит, и за мое лечение тогда, когда я с обезболивающим переборщил, тоже директор Макгонагалл заплатила? — спросил я.

— Нет, за вас колдомедикам тогда Гермио… ой, — осеклась она и нахмурилась. — Я не знаю точно, это было так давно.

— Ясно, — отрывисто кивнул я. Значит, Гермионе я обязан и тем моим спасением. — Могу я Митчелла проведать?

— Через несколько дней наговоритесь, пусть отдыхает, — вздохнула Помфри. — Я и так от него мисс Дэвидсон отогнать не могу.

— Хорошо, я понял, — сказал я и, взяв трости, не спеша направился к выходу, хотя сейчас очень был бы рад встрече с другом.

Выйдя за дверь лазарета, я столкнулся с Гермионой. Она нервно скрестила руки на груди и бросила на меня изучающий взгляд.

— Как ты? — спросила она тихо.

— Спасибо, хорошо, — ответил я. — Помфри меня уже отпустила.

— А я шла тебя проведать.

— Считай, что проведала, — хмыкнул я.

— Еще злишься на меня? Возможно, я вчера была немного резковата и…

— «Резковата»? Грейнджер, забудь. Я много думал вчера. Все так, как должно быть. Извини, я спешу на завтрак, — я отвернулся и попытался уйти.

Гермиона схватила меня за локоть.

— Постой и выслушай меня, — попросила она.

— Не надо. Все сказано. Кстати, я благодарен тебе за тренировки и вообще за все, а теперь я смогу справиться со всем сам.

— В каком смысле? — она округлила глаза в удивлении, будто я ее сейчас ударил.

— Да, и еще, деньги, которые ты заплатила колдомедикам, когда я сглупил с обезболивающим, я тебе верну, как только смогу.

— Малфой, — устало протянула она, нахмурив брови.

— Спасибо тебе, — бросил я и, высвободив локоть из ее пальцев, пошел по коридору.

Она позвала меня еще несколько раз, но я не стал оборачиваться.

* * *

Директор Макгонагалл объявила всем, что Райт, по вине которого в Хогвартсе произошел чудовищный несчастный случай, серьезно болен и будет проходить долгосрочное лечение в больнице Святого Мунго. Также она сказала, что с бывшей профессора Куппер сняли обвинения в намеренном причинении вреда студентам Хогвартса, но запретили впредь занимать преподавательские должности где бы то ни было. Профессор Грин, по словам директора, был так любезен, что согласился остаться преподавателем ЗоТИ до конца учебного года, потому что всей душой проникся теплыми чувствами к Хогвартсу и его ученикам. Я же знал, что Грину просто нужно было присматривать за замком и Гермионой, потому что дядю Хэролда так пока и не поймали, и никто не знал, чего от него можно ожидать.

Через неделю Алекс вышел из Больничного крыла, Амелия не отходила от него ни на шаг, и мы втроем с головой окунулись в учебу, потому что до экзаменов оставалось меньше месяца. Преподаватели заваливали нас информацией, необходимой для успешной сдачи ЖАБА, и от ее количества раскалывалась голова.

Тренировался я сам, у себя в комнате, благо теперь я снова жил в ней один, и никто не тревожил и не смущал меня косыми взглядами. Тинки смотрел на меня тоскливыми глазами, когда я отказывался от его помощи, ведь я уже научился справляться в одиночку, и тихо жаловался, что давно не видел «добрую мисс Гермиону». Я тоже ее редко видел — только на занятиях по трансфигурации, и то старался свести наши диалоги к неизбежному минимуму. По ночам мне снился Уизли, спасающий от меня Гермиону, а его слова, сказанные тогда в Больничном крыле, постоянно звучали у меня в голове.

Май пролетел почти как одно мгновение. Весна подошла к концу, вместе с ней для меня закончилось почти все. История с Райтом прояснилась, скоро должно было завершиться мое обучение в Хогварсте, а Гермиона снова стала совсем чужой.

Время было неумолимо, оно двигалось вперед, превращая все самое важное для меня в бесплотные воспоминания. А впереди ждала только холодная неизвестность.