Песни мэллорна. Сборник историй (гет)

— Скажи, ада, правда ли Край Ив был так красив, как о нем поют? — спросила Келебриан и с нескрываемым интересом обернулась к окну.

Келеборн в ответ выразительно пожал плечами. Уголки его губ приподнялись в улыбке, которую можно было назвать одновременно лукавой, мальчишески-озорной и задумчивой.

— Красота понятие относительное, радость моя. Все воспевали когда-то красоту Лютиэн, а мне она казалась самой обыкновенной. Такой же, как и остальные эллет. На все нужно смотреть своими глазами и делать собственные выводы. Я очень сильно любил Нан-татрен, а вот твоя аммэ осталась к нему равнодушной.

— Но ведь Белерианд погиб, — напомнила дева. — Как бы сильно я ни хотела увидеть Тасаринан, у меня ничего не получится.

— Уверена? — полюбопытствовал Келеборн.

На несколько мгновений в покоях повисло звенящее, заинтересованное молчание. Казалось, даже лучи Итиля застыли в воздухе в ожидании продолжения. Внезапно стал отчетливо слышен далекий шум моря.

Дочь хмыкнула тихонько себе под нос, склонила голову к плечу и спустя секунду или две попросила отца:

— Поясни.

Должно быть, Келебриан ждала чего-то подобного, затевая этот разговор, потому что в глазах ее зажглись огоньки нетерпеливого предвкушения, смешанного пополам с восторгом.

Келеборн неторопливо пересек комнату, подошел к массивному дубовому столу и, плеснув в бокал прозрачного рубинового вина, некоторое время сосредоточенно разглядывал игру бликов в его глубине.

— Интересная вещь — вино, — наконец вполголоса, раздумчиво заговорил он. — Оно вбирает в себя все соки породившей его земли, жар лета, прохладу подземных ручьев. Оно способно спасти в минуту опасности, может свести с ума, а может поведать бережно хранимые от посторонних глаз тайны.

Ходившая до сих пор по комнате Келебриан опустилась за стол и, склонив голову на руки, принялась сосредоточенно внимать, не сводя внимательного взгляда с отца. Тем временем Келеборн продолжал:

— Когда мы с твоей матерью покидали Белерианд после Войны Гнева, мы разделились. Она отправилась коротким путем через владения гномов, я же не хотел обращаться за помощью к убийцам моих отца и брата, поэтому избрал более длинный обходной путь. Я шел, прощаясь навсегда со своей родной землей, с каждой уцелевшей травинкой и кустиком, и по пути собрал небольшую коллекцию семян. В их числе была и рябина. Я складывал свои сокровища в специальный мешочек, надеясь высадить на новой родине, и слушал погибающую землю. И она отвечала мне.

Келеборн судорожно вздохнул, на мгновение прервав воспоминания, но вскоре снова собрался с духом и, отбросив нахлынувшие было эмоции, продолжил:

— Земля пела. Ее рассказ был печален и полон надежды на новую встречу со своими детьми. Я видел, как воды поглотили мою родину, и в этот самый момент отголоски древнейшей Песни донесли до меня слова. Поэтому сейчас, — Келеборн обернулся к дочери и улыбнулся ей, — у тебя есть шанс попробовать воочию увидеть Край Ив таким, каким он был когда-то.

— Без помощи осанвэ? — уточнила Келебриан.

— Да, — подтвердил Келеборн.

— Каким же образом?

Владыка Харлонда вновь коротко вздохнул и не спеша прошелся по комнате из угла в угол. Подойдя к окну, он распахнул широко створки, впуская в покои серебряный свет, и вновь заговорил:

— Тебе понадобятся вино из рябины, рожденной в Белерианде, свет Итиля и Песня, радость моя, — перечислил отец.

Дочь уточнила:

— Что за Песня?

Келеборн мягко улыбнулся в ответ:

— Только одно дарует ключи от всех дверей. Любовь. О ней и нужно спеть. А слов не существует, их тебе подскажет сердце. Тогда, вылив несколько капель в поглотившие Нан-татрен воды, ты сможешь увидеть край, что там когда-то существовал.

— Ты отправишься со мной? — порывисто вскочила Келебриан, и платье ее, взметнувшись, окутало фигуру пышным белым облаком. — Проделаешь этот путь со мной?

— С большим удовольствием, — откликнулся Келеборн и, обняв дочь, поцеловал ее в лоб. — Давно я что-то не делал глупостей, пора уже хоть немного встряхнуться.

В глазах владыки заплясали ехидные огоньки, и Келебриан широко улыбнулась:

— Не льсти себе, ада, авантюрист в тебе не так уж крепко спит, раз даже мне он хорошо виден.

Они рассмеялись и, достав морские карты, стали планировать предстоящее путешествие, которое хоть и обещало стать не таким уж длинным, зато ожидалось увлекательным и необычным. А значит, оно стоило того, чтобы его ждать.

Однако плавание после короткого размышления потребовалось отложить почти на год. В кладовых Харлонда не нашлось ни капли рябинового вина. Впрочем, ни Келеборна, ни Келебриан это не смутило. Едва с севера пришли первые устойчивые заморозки, а море взбунтовалось, как будто за что-то обиделось на эльдар, отец и дочь, захватив корзину, отправились на скалистый уступ над заливом.

— Вот эту рябину, — прошептал задумчиво Келеборн, — я посадил вскоре после того, как прибыл в край восточного Оссирианда.

Перед глазами владыки вновь встала страшная картина гибели края, который он так любил. Вздыбившиеся волны, стонущая земля. Отчаяние, охватившее сердце и высушившее душу почти до дна. Дрожание скал. Соленая вода, раз за разом окатывающая одинокую фигуру застывшего неподвижно синды. И крохотные зернышки в кармане у самого сердца — последняя память о земле, где прошла юность.

Лицо Келеборна едва уловимо дрогнуло. Он ласково провел ладонью по стволу березы, задумчиво устремив взор к небу, однако вскоре уже привычно взял себя в руки и, обернувшись к дочери, улыбнулся:

— Ну что, давай собирать ягоды?

— Давай, — обрадовалась Келебриан. — Наверх чур полезу я!

Не прошло и четверти часа, как спелые гроздья заняли свое место в корзине. Затем Келеборн, подставив руки, помог дочери спуститься, и оба, полные предвкушения, вернулись в город и, не откладывая, отправились на кухню. Там верные охотно принялись помогать, и вскоре будущее вино заняло место в кладовых в ожидании часа, когда его можно будет разлить по кувшинам.

Весной же, когда ярость волн постепенно пошла на убыль, а небо стало все чаще очищаться от плотных, низких, серых туч, отец и дочь, собрав однажды рано поутру вещи, отправились к причалу и, взяв небольшую юркую лодчонку, распустили паруса и вышли в море.

Теплый ветер ласково обдувал лица, толкал суденышко в спину. Анор и Итиль поочередно сменяли друг друга. Келебриан управляла лодочкой днем, Келеборн же — ночью. На сердце владыки было впервые за долгие годы легко и спокойно. Казалось, наконец-то вернулся домой. Окрест во все стороны раскинулась бескрайняя водная гладь, однако внизу, оба эльфа это прекрасно чувствовали, проплывали земли, давным-давно ставшие частью легенд.

Время от времени Келеборн, закрыв глаза, снимал аванирэ и прислушивался к шепоту прошлого, идущему из самых морских пучин.

— Где мы сейчас, ада? — спросила однажды у отца Келебриан.

И владыка ответил:

— Проплываем бывшее устье Сириона. К ночи как раз будем на месте.

И сердце его ухнуло куда-то вниз, а после учащенно забилось.

Анор неспешно плыл по небосводу, отчего-то в этот раз совершенно не торопясь скрыться. Келеборн то и дело нетерпеливо поглядывал на горизонт, хмурился. Покусывал губу. Наконец, в вышине зажглись первые яркие звезды, и владыка невольно вздохнул с облегчением.

— ну что, готова получить ответ на свой вопрос? — спросил он дочь.

— Да, ада, — уверенно ответила та.

Когда же звезды высыпали густым роем, Келеборн открыл заплечный мешок и достал оттуда флягу. Келебриан приняла ее и, откупорив крышку, замерла на мгновение, прислушиваясь к голосу фэа.

— Любовь — ключ ко всем дверям, — напомнил ей отец.

И тогда дочь запела.

Серебряный свет Итиля окутывал тонкую фигуру девы, играл в ее серебряных волосах и в складках белоснежных одежд. На миг Келеборну показалось, будто воплотился один из волшебных снов и, спустившись в сотворенный мир, явился им здесь и сейчас, чтобы подарить радость.

— Давай, — прошептал отец.

И дочь, протянув руку, вылила содержимое фляги в море.

Несколько долгих минут ничего не происходило. Затем в темной, таинственной глубине появилось свечение, и дальше с каждой секундой оно становилось все мощнее и ярче.

Брызги взметнулись к небу, обрызгав синдар, и Келебриан, не удержавшись, вскрикнула от восторга.

Вокруг них вдруг выросли высокие, густые ивы, зашелестели травы. Птицы принялись перелетать с ветки на ветку, а в самом отдалении, если очень приглядеться, эльфийский взор мог разглядеть очертания моря.

Вот только лодочка под обоими путешественниками все так же покачивалась, настойчиво напоминая, что все происходящее — лишь чудесное видение. Не более того.

— Но и не менее, — возразила Келебриан отцу, когда тот поделился с ней этой мыслью.

— Пожалуй, ты права, — согласился он.

Оба замерли, оглядываясь по сторонам, и вскоре Келеборн спросил:

— Так что, нравится тебе Нан-татрен, или нет?

— Он прекрасен! — не задумываясь, воскликнула дева.

Эльфы улеглись на дно лодочки и замерли, с восторгом разглядывая проплывающие над головами пышные косы ив. Итиль неспешно плыл по небосводу, и прошло немало времени, прежде чем Келебриан задала вопрос:

— А что, ада, к утру чары рассеются?

— Разумеется, — откликнулся Келеборн.

— И мы вернемся домой?

В голосе дочери мелькнули легкие нотки грусти, и отец улыбнулся:

— Как захочешь, радость моя. Никто не помешает нам продолжить путешествие.

— Куда же мы направимся?

— Например, к острову, где прежде стоял Химринг. Там нам не понадобится волшебство, чтобы прикоснуться к прошлому.

Тишина звенела, и можно было подумать, будто время исчезло, размыв самые границы мироздания.

— Я согласна, ада, — в конце концов ответила дочь. — Продолжим путешествие.

И они вновь замолчали, впитывая волшебство мгновения и любуясь краем, оставшимся только в воспоминаниях тех, кто о нем помнил. И в их сердцах.