Лунный свет (гет)

Стоило бы последовать Аниному совету и хорошенько выспаться перед дуэлью, но сон упорно не шёл. В голову Володе лезли разные мысли, по большей части невеселые.

Завтра его запросто могут убить. Не рановато ли погибать в двадцать четыре года? Пожалуй, рановато. Но Володя в то же время прекрасно сознавал, что и у него есть шанс убить противника. А уж воспользоваться этим шансом он постарается. Ситуация бескомпромиссная. Только дураку было бы непонятно после прямого предупреждения, что де Клиссон намерен оставить в Венсенском лесу покойника.

Настрой был решительный. Какой-то древний воинский дух пробудился внутри юноши. Володя знал, что стреляет неплохо. Тренировка с Портосом также пошла на пользу и помогла обрести уверенность в своих силах. Страх? Страх тоже был. Но не боятся только идиоты. Нужно лишь вовремя взять себя в руки. Трусом Вололя себя никогда не считал и не раз доказывал, что способен сохранять хладнокровие и трезво мыслить даже в экстремальных ситуациях. А в путешествиях по диким местам бывало всякое.

Психология поединка была Володе немного знакома: и с мальчишками в своё время частенько дрался, и не раз доводилось участвовать в соревнованиях по борьбе. Юноша хорошо знал то чувство, когда при виде серьёзного противника на миг замирает дыхание. Но начинается схватка — и дальше уже не до эмоций, дальше включается что-то другое. Дальше расчёт, тактика. На смену опаске приходит азарт. Важно, чтобы азарт подзадоривал, но не лишал головы. Противника сперва нужно пощупать, выяснить, что он умеет, каков уровень его мастерства. После подобной "рекогносцировки" можно переходить в наступление...

"Однако, как ни крути, — заметил про себя Володя, — всё это слишком сильно отличается от реального боя насмерть."

Ему отчего-то вспомнилось, и картинка эта была удивительно отчетлива, как несколько лет назад Света громко и выразительно читала Ане в соседней комнате наизусть отрывок из "Евгения и Онегина" : стихи Ленского, написанные в ночь перед дуэлью. А сам Володя тогда готовился к поступлению и ворчал на девчонок. Они ему своими стихами страшно мешали воспринимать мысли Паскаля, Ньютона и Фарадея. 

Что день грядущий мне готовит?

Его мой взор напрасно ловит,

В глубокой мгле таится он.

Нет нужды; прав судьбы закон.

Паду ли я, стрелой пронзенный,

Иль мимо пролетит она...

"Вот и меня тоже на лирику потянуло, — подумал Володя не без грусти. — Плохой признак. Ведь этот Ленский ещё и тезка, черт бы его побрал! Эх, а Света сейчас далеко и ни о чём не знает. Родители вообще в другом мире. Жаль их..."

Володя тряхнул головой. Что за похоронные мысли лезут в голову? Лучше подумать о советах Портоса и о том, что из себя представляет противник, а всё остальное оставить в стороне. Нечего себя деморализировать сожалениями!

Единственное, о чём юноша нисколько не жалел, это о том, что сделал вызов. Сам не ожидал от себя такого пассажа, но не жалел. Говорить мерзости про Аньку, которую он с детства знает, потому что она ещё с начальной школы лучшая подруга его сестры, и уважает, несмотря на оттенок иронии, неизменно сопровождавший их общение, он не позволит. Да про любую девушку не позволит! И не имеет никакого значения, что Аню он любит не только как друга. И, кажется, уже давно. Правда почему-то всегда стеснялся заговорить с ней об этом. Боялся, что она над ним посмеется. Мальчишка, право слово! Хоть сам себе признался, на том спасибо. 

А Аня кружилась в вихре событий и знакомств, мимолетно увлекалась кем-то, сама не зная, чего ищет, расставалась без сожаления, потому что попадалось снова не то. Кого она ищет? Рыцаря из романа плаща и шпаги? А может быть, и сама не знает кого? Аня кокетничала со всеми, кто подворачивался под руку, ради одних только восхищенных взглядов и лишней порции аплодисментов. А он, её давний друг, ничего не требуя взамен, всегда стоял у неё за спиной надёжной, но ненавязчивой защитой и поддержкой в любую минуту. Неужели теперь заметила? Где-то в глубине души он всегда надеялся на это. Неужели для этого нужно было затеять танцы со смертью?.. Любит?.. Но ведь любить можно очень по-разному...

Отчаянный возглас Ани: "Ну, и дурак же ты! Я же тебя так люблю, без всяких рыцарских подвигов!" — не шёл у Володи из головы. Вызов был порывом, первым порывом, пусть и странным. Не более. Но, в самом деле, не сидело ли в подкорках мозга тайное желание произвести впечатление? Хотела рыцаря — пусть получает.

Может быть, Аня была не так уж неправа?

Володя усмехнулся. Ведь и простой авиаинженер двадцать первого века может оказаться рыцарем в определенных условиях и обстоятельствах. Забавно.

Юноша вдруг не без удовольствия почувствовал, что в данный момент действительно походит на героя какого-нибудь историко-приключенческого романа, вызывающих такое обожание у Ани. Она, конечно, за подобное сходство готова была прибить его чем-нибудь ещё в трактире, но тем не менее...

...Володя не заметил, как всё-таки уснул, причём уснул крепко. Он так и спал бы, если бы его негромко не позвал слуга, которому было велено разбудить господина, если тот не проснется в срок сам.

Володя потянулся, расклеивая сонные глаза, но всплывшая в пробудившейся памяти мысль о намеченной дуэли резко взбодрила. Позавтракал юноша у себя же в комнате, куда принес ему еду его камердинер Обри. Как ни предпочитал Володя всё делать самостоятельно, не пользуясь чьими бы то ни было услугами, он всё больше начинал втягиваться в процесс и уже не хуже Ани, которая самого начала с удовольствием пользовалась положением барышни, командовал прислугой.

После завтрака, отправив Обри распорядиться насчёт коня, Володя взял в руки приготовленное с вечера оружие и ещё раз как следует его осмотрел, ведь поединок, по-видимому, будет на собственных пистолетах. В девятнадцатом веке такого, скорей всего, не допустили бы, но на дворе был не девятнадцатый, а семнадцатый век, и дуэльные правила здесь могли немало отличаться от вычитанных в русской классике в школьные годы. Черт их разберет, эти правила! Впрочем, из своей скромной продвинутости в этом вопросе не стоило делать проблему. Все не обговоренные с противником детали, несложно будет обсудить сегодня в присутствии знающих секундантов.

Только Володя спрятал второй пистолет в кобуру, как услышал шорох со стороны стола. Юноша хорошо знал, что мышей в доме не водилось, а окно было закрыто, и потому с недоумением обернулся, гадая, что бы это могло быть. Шорох повторился. Исходил он совершенно точно из ящика стола, который запирался и где хранились кое-какие личные вещи из тех, что не следовало держать на виду, типа телефона, ключей от квартиры и третьего тома романа "Десять лет спустя", так и оставшегося у Володи на сохранении.

Молодой человек достал нужный ключик и открыл ящик. Ничего необычного, всё лежит так же, как и было оставлено. Странно... Володя уже хотел закрыть ящик, как внезапно заметил, что книга вздрогнула. В самом буквальном смысле вздрогнула, сотряслась всем своим бумажным телом, будто живая. Володе стало не по себе. Этот том уже выкинул столько фокусов, что теперь было страшно к нему прикасаться. Мало ли...

Тут книга попыталась ворочаться, словно ей было неуютно. Даром, что не поежилась. Володя, глядя на неё, нервно облизал губы. Чего только не повидаешь на своём веку!

Сразу пришло на ум, как Аня рассказывала по возвращении с Дубны (сколько всего уже произошло с тех пор!), что Арамис, сидя один у костра, заметил пробежавшую по жженой полоске искорку в тот миг, когда в огне громко щелкнула ветка. Это наблюдение навело тогда на мысль, что портал готов к использованию и не хватает только большего энергетического толчка. Похоже, что и сейчас книга говорит о том, что проход готов к действию и что ей неуютно внутри самой себя. Ещё бы! Если завернуть кого-нибудь мехом внутрь, будет не только неуютно!

И Володя заговорил с книгой, словно с живой — сейчас она таковой и казалась — мало заботясь о том, насколько чудно это выглядит со стороны:

— Послушай, дорогая, потерпи. Нас трое, и мы пока не собрались вместе. Потерпи. Осталось не так много времени.

И книга неожиданно успокоилась.

Совпадение это было или помогли слова, но Володя поймал себя на мысли, что ему хочется перекреститься, и не стал себе отказывать в этой мелочи. Затем юноша осторожно закрыл ящик стола, спрятал ключик и подошел к стене, чтобы снять висевшую на крючке шпагу.

Когда Володя уже перешагивал порог своей комнаты, его одолело жгучее желание повидать Аню, и вместо того, чтобы сразу направится к лестнице, он свернул к покоям девушки.

* * *

Аня лежала с открытыми глазами, наблюдая, как светлеет черное небо за окном. Ей не нравилось задергивать полог полностью, без него было привычней, хотя и прохладней. Не спала Аня уже давно. Она прислушивалась к каждому шороху в доме и временами поглядывала на часы.

"Может, он хотя бы проспит?" — с робкой надеждой думала девушка, чувствуя, как холодеют руки и ноги и начинает всё сильнее биться сердце.

Около четверти седьмого в коридоре раздались знакомые шаги, которые затихли у её двери. Несколько секунд тишины. Звук плавно отворяемой двери...

Аня закрыла глаза и выровняла дыхание.

Володя с минуту постоял на пороге, глядя на девушку. Золотистые волосы разметались по подушке, мерно вздымалась грудь. Сон Ани казался крепким и безмятежным.

Володя тихонько вздохнул и так же осторожно вышел, боясь каким-нибудь случайным звуком оборвать этот сон, который ещё на какое-то время избавит девушку от тревог.

Аня услышала, как дверь закрылась, как удалились шаги, и снова распахнула глаза.

— Не проспал. Жаль.

Она вздохнула куда громче, чем это сделал Володя, отбросила одеяло и, спрятавшись за шторой у окна, стала дожидаться, когда юноша уедет. Из своего укрытия Аня увидела, как молодой человек садится на коня, придерживаемого конюхом, бросает взгляд на её окно и трогается мелкой рысью. Володя остановил выбор на своём любимом жеребце андалузской породы, который прибыл с ним в Париж из Бражелона. Именно с этим вороным красавцем юноша больше всего сдружился, хотя характер у Амадиса (так звали коня) был весьма своенравный.

Аня проводила Володю взглядом, вызвала служанку, оделась и спешно отправиться на встречу с метром Ферье. Через пятнадцать минут она была уже возле подъезда особняка госпожи де Севинье вместе с конюхом и двумя оседланными лошадьми. Лекарь ожидал девушку и, не медля, сел на подведенного ему скакуна.

Поездка верхом, как ни странно, сейчас Аню мало пугала. Этот страх казался пустяком по сравнению с другим, и руки тряслись совсем не от необходимости править лошадью. Единственной уступкой, которую Аня всё же сделала своей давней фобии, было мужское платье. Дамское седло, как ни убеждал её в обратном Рауль, продолжало казаться девушке извращением, не сулящим никого чувства равновесия. Она уже двадцать раз успела мысленно поблагодарить за предусмотрительность Светку, посоветовавшую запастись в том числе мужской одеждой.

Трава, покрытая инеем, похрустывала под копытами лошадей. Ночью, очевидно, были заморозки. Земля тоже подмерзла, но благодаря инею можно было без труда увидеть, где оставили следы четыре всадника.

Противники и их секунданты обнаружились на ровной просторной поляне в стороне от дороги. Все четверо спешились и что-то обсуждали, секундант де Клиссона показывал куда-то рукой.

Как только группа мужчин оказалась в поле зрения, Аня остановила коня, выразительно поглядела на господина Ферье, который остановился вслед за ней, и кивнула на заросли кустарника возле двух толстых деревьев, росших недалеко от опушки. Лес стоял почти совсем голый, но это место благодаря густым кустам плохо просматривалось и было достаточно далеко, чтобы незначительный шум оттуда не привлек внимания людей на поляне.

— Сударыня, нам лучше расположиться так, чтобы лошади оказались за этими двумя деревьями, — тихо сказал лекарь. Аня кивнула.

Они тронули коней, стараясь заставить животных ступать как можно тише. Возле зарослей Ферье осторожно спрыгнул на землю и помог спуститься Ане. Они привязали лошадей к ветке дерева и, притаившись, стали ждать дальнейшего развития событий. При этом девушка весьма храбро зажимала ноздри своей лошади, чтобы та вдруг не заржала, и попросила поступить так же своего спутника. 

К этому времени Володя и де Клиссон обо всём договорились, зарядили по два пистолета каждый и вскочили на коней. Секунданты отошли в сторону.

Аня, скрытая деревом и кустами, зажмурилась на несколько секунд, но заставила себя открыть глаза. Она хотела видеть всё от начала и до конца.

Погода в этот день была на удивление ясная, но солнце ещё не взошло и не могло помешать дерущимся.

Володя казался спокойным и сосредоточенным. Во всей его фигуре читалась предельная степень собранности. Де Клиссон уверенной рукой хлопал коня по холке и неприятно улыбался. Вот противная рожа!

Противники разъехались на разные концы поляны. Девушка затаила дыхание. Секунданты дали команду начинать.

Володя и де Клиссон не торопились разряжать друг в друга пистолеты и начали кружить по поляне, не спуская друг с друга глаз и то и дело переходя с шага на рысь и наоборот, а то и резко пуская коня в галоп. Похоже, что порядок стрельбы был свободный. Противники решили приблизить дуэль к случайной встрече на большой дороге.

Поединок нервов длился долго. Оба не то приглашали противника стрелять первым, не то просто выжидали удобный момент. Де Клиссон, наконец, приостановил бег своего коня и поднял руку с пистолетом. Володя, наоборот, дал коню шпоры, чтобы обогнуть де Клиссона по дуге и оказаться у него за спиной. Раздался выстрел. Пуля сбила с юноши шляпу, пройдя в дюйме от его головы.

Володе понадобилось несколько секунд, чтобы вернуть себе самообладание и прицелиться. За эти секунды де Клиссон развернулся к нему лицом и, когда юноша выстрелил почти в упор, он поднял свою лошадь на дыбы. Пуля вонзилась животному в грудь. Всадник успел высвободить ноги из стремян и ловко спрыгнул на землю. Рассчитывая попасть в противника, пока тот находится совсем рядом, он, едва коснувшись травы, поднял второй пистолет.

Володя не успевал повернуть коня, чтобы повторить маневр и закрыться грудью животного. Молодой человек тоже вскинул пистолет, надеясь опередить противника и предотвратить роковой выстрел. Норовистый жеребец под юношей, сдерживаемый недостаточно умелой рукой, дернулся в сторону. В тот же миг два выстрела слились в один.

Володя, вскрикнув, схватился за бок и словно бы с удивлением обнаружил, что между его пальцами багровыми струйками льется кровь, липкая и горячая. Аня, не издавая ни звука, остекленевшими от ужаса глазами смотрела, как юноша, сделав круг вокруг своего противника, выронил пистолет и откинулся на круп своего коня. Остальной мир для девушки уже не существовал, она не заметила, что де Клиссон сразу же, как прогремели два выстрела, согнулся пополам и упал на колени, а звук, который он издал при этом, больше походил на глухой рык, в котором соединилась целая гамма эмоций. Шевалье был уверен, что не останется проигравшим в поединке с этим юнцом.

Кликнув стоящего за спиной лекаря, Аня опрометью бросилась к месту дуэли. Портос уже остановил Володиного коня и снимал с него юношу, которого затем бережно уложил на расстеленный плащ.

— Он жив, сударыня, — сказал барон, узнав подбежавшую к ним Аню. — Это только обморок.

— Ранен? — это было скорее утверждение.

Взгляд девушки сам собой остановился на окровавленном боку юноши. В глазах потемнело. В какой-то момент Ане показалось, что она сейчас тоже потеряет сознание. Крови девушка не боялась, но мысль, что она может лишиться дорого человека, была куда страшнее вида ран. Судорожно глотнув воздух, Аня отошла в сторону, уступая место подоспевшему врачу. Портос пошёл следом за ней, чтобы поддержать и успокоить.

В этот момент на краю поляны остановилась карета. Дверца распахнулась, и из неё вышел епископ Ваннский.

— Ладно бы только Анна! — бормотал он себе под нос. — Не удивлюсь, если в следующий раз найду эту парочку в Бастилии. Им уезжать через четыре дня! Если у них так велико желание остаться в нашем веке в виде трупов, пусть скажут мне об этом — я умою руки и предоставлю решать проблемы самостоятельно.

Арамис окинул быстрым взглядом место поединка, оценил нанесенный сторонам урон и направился к Портосу и Ане.

— Предлагаю свою карету, друзья мои. Я опасался подобного исхода и, хотя знал, что лекарь у вас уже есть, взял по дороге ещё одного на всякий случай. Вы удачно подсуетились, — сказал он Ане, — но господин де Сегри — безумец.

— Арамис, нам ли осуждать дуэли? — вступился за юношу Портос. — Господин де Сегри поступил так, как следовало поступить благородному человеку.

— Друг мой, я слова бы не сказал по поводу этой дуэли, если бы не некоторые обстоятельства...  Мадемуазель, вы пугающе бледны. Не позвать ли привезенного мною лекаря?

— Ничего со мной не станется, — хмуро ответила Аня. — Не помру.

— Ваша воля, сударыня. Я не наста... — прелат не договорил, его взгляд остановился на де Клиссоне, который лежал на траве шагах в двадцати от них и прерывающимся голосом что-то говорил склонившемуся над ним секунданту. Пуля вонзилась шевалье в грудь, и его телом начинали завладевать предсмертные судороги. Кому, кому, а де Клиссону врач точно уже не требовался.

Арамис изменился в лице.

— Что такое? — обеспокоенно спросил Портос.

— Кто этот господин?

— Шевалье де Клиссон. Вы его знали? — барон уже говорил о де Клиссоне в прошедшем времени.

— Он очень напоминает мне одного человека... Ах, его секундант мне точно знаком! Бывают же такие встречи... — на губах Арамиса заиграла злорадная усмешка.

— Я прогуляюсь немножко, господа, если вы не возражаете, — сказала Аня, которая снова почувствовала дурноту, вообразив, чего избежал Володя. — Здесь слишком много неприятного зрелища. Нет, нет, меня не нужно сопровождать, — добавила девушка, заметив порыв двух друзей. — Всё хорошо.

— Как пожелаете, мадемуазель, — поклонился Портос.

— И прихватите это, — Арамис вручил Ане маленький флакончик с нюхательной солью, — мало ли.

— Спасибо.

Аня поспешила отойти подальше. Ей хотелось побыть наедине с собой, чтобы хоть как-то причесать протуберанцы чувств и взять себя в руки. Свежий холодный воздух скоро сам собой отогнал головокружение. Корсета на девушке, к счастью, не было, и ничто не мешало дышать полной грудью.

Арамис тем временем спросил Портоса:

— Мне показалось, или вас что-то озадачило?

— Знаете ли, Арамис, — Портос доверительно понизил голос, но его слова прозвучали всё равно громко, — этот де Клиссон мне тоже при встрече кого-то напомнил. Причем напомнил не с лучшей стороны. Вот только я всё никак не могу припомнить, где его видел.

— Возьму на себя смелость попробовать напомнить вам это.

Лицо Портоса изобразило предельное внимание:

— Вы меня очень обяжете.

— Не позавчера ли, когда вы с д'Артаньяном приехали вызволять меня из заключения, вы видели господина де Клиссона?

Портос с силой хлопнул себя по лбу. Череп любого другого человека не выдержал бы такого удара.

— Конечно же, черт побери! Вы абсолютно правы, Арамис. Именно ему предъявлял д'Артаньян приказ Кольбера. Правда тогда де Клиссон был в маске. Но фигура, манеры, голос...

— При мне он тоже прятал свою физиономию. Что, как видите, не помешало нам узнать его. Сказать по чести, я и сам не отказался бы отправить его на тот свет. Разумеется, без лишнего шума, — поспешно добавил епископ. 

— А у вас какой повод? Ваше похищение?

— Нет, дорогой Портос, это я уж как-нибудь способен пережить. Но господин де Клиссон имел дерзость поднять на меня руку, когда я был его пленником и не мог ответить на оскорбление. Я не прощаю подобных вещей и не забываю.

— О, я вас отлично понимаю! Этот поступок недостоин дворянина, коим де Клиссон себя именовал. Впрочем, уважения к женщине в нём тоже нет ни на грош. Считайте, Арамис, что этот храбрый молодой человек, господин де Сегри, поквитался с ним и за Анну, и за вас.

В эту минуту послышался хрип. Кровь у де Клиссона пошла горлом, он дернулся и испустил дух на руках своего секунданта. 

Портос, несмотря на свои нелестные отзывы, счёл нужным предложить побежденной стороне помощь и направился к товарищу покойного.

Секундант в свою очередь тоже узнал в вышедшем из кареты человеке господина д'Эрбле и в глубине души был рад, что подошёл к нему только дю Валлон: чересчур хорошо запомнился испепеляющий огонь глаз возмущенного до глубины души епископа Ваннского, к счастью, устремленных не на него.

Помощь потребовалась только в погрузке бездыханного тела на лошадь. Секундант вскочил в седло, закрыл убитого плащом, чтобы тот не привлекал внимания и, порекомендовав на прощание также, как он, не задерживаться долго на месте дуэли, пришпорил коня.

Портос вернулся к Арамису, наблюдавшему за действиями врача, которой уже занимался перевязкой.

— Кажется, рана не глубокая, — сказал епископ. — Что вы об этом думаете, друг мой? Ведь вы видели весь поединок.

— Да, я внимательно наблюдал за дуэлью. Пуля, насколько я заметил, прошла вскользь. Если бы она пришлась немного правее, то пронзила бы сердце. Смерть была бы мгновенной. Но де Сегри, сосредоточившись на прицеливании, не сдержал коня, и тот дернулся в сторону. Удивительно, но бывает, что неопытность спасает жизнь!

— Де Сегри повезло, стоит поблагодарить за это Бога.

— Однако подождём, что скажет лекарь. Он уже заканчивает.

В эту минуту к ним подошла Аня. Девушка всё ещё была бледна, но уже более-менее собралась с духом.

— Ну что? — спросила она у лекаря слегка дрогнувшим голосом.

Ферье молча закончил перевязку и, наконец, поднял голову.

— Я ожидал худшего, господа. Пуля действительно прошла вскользь, — он кивнул Портосу и Арамису. — В теле она не застряла. Легкие целы. Скорей всего, есть трещина в ребре. Я быстро оказался рядом, но потеря крови всё равно приличная. Причина обморока — болевой шок, — отрывисто сообщил он.

— Необстрелянный, — вздохнул Портос со смесью сочувствия и сожаления.

Володя в этот момент пришёл в себя, и из его груди через стиснутые зубы вырвался приглушенный стон.

— Очень вовремя, сударь, — сказал ему Ферье. — Самого неприятного вы не почувствовали.

Володя окинул взглядом всех, кто над ним склонился и, закусив губу, снова закрыл глаза.

Портос осторожно взял юношу на руки, отнес в карету епископа Ваннского, из которой с любопытством выглядывал ещё один лекарь, и положил на мягкое сиденье. К ним сели Ферье и Аня. Дю Валлон и д'Эрбле вскочили в седла и взяли под уздцы двух оставшихся без всадников лошадей.

— Что с этим гадом... де Клиссоном? — слабым голосом спросил Володя, когда карета тронулась. — Неужели цел?

— Мёртв, — ответила Аня.

Володя попытался привстать.

— Серьёзно? Я его всё-таки достал? — и тут же гримаса боли исказила его лицо.

— Не шевелитесь, сударь, не шевелитесь, — всполошились оба лекаря. — И лучше всего молчите, не тратьте силы.

— Правильно, — одобрила Аня, — Я сама тебе всё расскажу.

Володя чуть улыбнулся.

— Сама-то ты как тут оказалась? Мы же договаривались, что ты останешься дома.

Аня ничуть не смутилась, лукавый огонек мелькнул в её глазах.

— Мы договаривались, что я не буду тебя отвлекать. Я и не отвлекала. Но разве я обещала не присутствовать?

— Хитрюга, — добродушно сказал Володя. — А где...

— Чщщ, Володенька, тихо, — перебила Аня, прикладывая пальчик к его губам — Потрепал ты мне нервы, дуэлянт проклятый! Теперь терпи мою болтовню. Всё по-порядку...

Когда они доехали до своего парижского особнячка, девушка успела поделиться всеми подробностями, какие только Володя мог пожелать узнать, и даже сверх того, без единого вопроса с его стороны.

* * *

После полудня у Володьки поднялась температура. Метр Ферье, взявшийся следить за состоянием раненого, констатировал лихорадку.

— Это ведь бывает, когда в рану что-то попало, да? — осаждала лекаря Аня. — Да что ж такое с современной медициной! Горе одно!

Лекарь назвал состояние юноши не самым благоприятным, но заверил, что для жизни опасности нет. Ане же мерещились уже и заражение крови, и столбняк, и гангрена, а ещё она начала сомневаться, что почтенному медику не придет в голову лечить раны кровопусканием. Ох уж этот семнадцатый век!

Выпроводить Аню из спальни не удалось. Девушка ни под каким предлогом не соглашалась отойти от постели Володи, несмотря на настоятельные просьбы врача, который всё более прозрачно намекал, чтобы она не лезла под руку. А Обри, который попытался поддержать мнение лекаря, сам с резкими напутствиями оказался выставлен за дверь.

— Уж не учились ли вы, сударыня, у профессоров Сорбонны? — наконец не выдержал Ферье. Ему было обидно и за себя, и за своих коллег.

— А вы у них учились? Я знаю, чему там учат! Аж страшно становится!

— Я учился в первую очередь у своего отца, сударыня, а он был мастером своего ремесла, — с достоинством ответил Ферье. — Если у вас есть сомнения относительно моей компетентности, ищите другого лекаря.

— Анька, уймись, — поморщившись, подал голос Володя. Ему и без того было плохо, и слушать перебранки не было никакого желания. — У тебя просто истерика. Не ругайтесь, господа, а то напоминаете воронов, которые после боя делят тело.

На Аню это подействовало сильнее, чем все вместе взятые слова господина Ферье. Если просит Володя, да ещё находясь в таком состоянии, просьба священна. Из воронихи она мгновенно превратилась в голубку, уселась на стул у изголовья и замолчала. У лекаря исчез повод для возмущения, и он спокойно продолжил заниматься раной.

Когда метр Ферье ушёл, а Володя уснул, выпив снадобье, Аня так и осталась сидеть рядом с юношей, слушая его неровное дыхание и смачивая холодной водой компресс на его лбу.

Тикали часы, уже давно успело стемнеть. Обри пару раз осторожно заглядывал в спальню, и на второй раз рискнул спросить, не нужно ли принести света. Предложение было одобрено, и комната озарилась огоньками свечей внесенного канделябра. Этот мерцающей свет выхватывал из полумрака бледные щеки девушки и её искусанные губы. 

Только когда Аня убедилась, что жар у Володи начал понемногу спадать и дыхание выравниваться, она успокоилась и подумала, что теперь ничего страшного уже не должно случиться. Хватит на сегодня!

Аня вышла из спальни совершенно опустошенная и с таким лицом, словно из него высосали все эмоции.

Арамис разбирал в гостиной какие-то документы и что-то подсчитывал. Услышав шаги, прелат отложил на столик рядом с креслом перо и бумагу и поднял голову. Стук Аниных каблучков был единственным звуком, раздававшимся в притихшем к одиннадцати вечера доме. Арамис встал навстречу вошедшей девушке, предложил ей руку и отвел к софе. Ему было достаточно увидеть лицо Ани, чтобы понять её внутреннее состояние. Пальчики девушки неуверенно и робко сжали руку епископа. Аня хоть в ком-то искала поддержки и участия, а никого другого поблизости не было.

Д'Эрбле сел рядом и бережно взял её руки в свои.

— Ох, и холодные они у вас, сударыня! — улыбнулся он. — Не волнуйтесь, всё будет хорошо. Сейчас вам нужно отдохнуть и успокоиться.

Аня бесцветно улыбнулась:

— Пожалуй, действительно стоит.

— Я разговаривал с господином Ферье, когда он уходил. Лекарь дал обнадеживающий прогноз, и наш друг скоро поправиться. Вы можете не доверять здешней медицине, но поверьте моему опыту: подобные раны очень неприятны, но от них никто не умирает. Лихорадка после ранений тоже зачастую бывает, но мы с друзьями наглядный пример того, что её можно неоднократно пережить и вполне благополучно. Организм у Владимира молодой и крепкий.

— Я так испугалась!

Аня, глубоко и прерывисто вздохнув, совсем вплотную придвинулась к Арамису, и епископ почувствовал бившую её дрожь.

"Мне хотелось бы поговорить о делах, — подумал Арамис, — но ни о каких делах сейчас говорить решительно невозможно."

Он помедлил пару секунд, а потом по-отечески обнял девушку и погладил её по голове. Пожалуй, это было обоюдной вольностью между людьми, связанными полудружескими, полуделовыми отношениями, но от этой минутной искренности Ане ощутимо стало лучше.

— Вы большая умница, сударыня, — тихо сказал Арамис. — Характер, что надо.

Девушка подняла на него глаза. Арамис ласково улыбался, и его острый проницательный взгляд лучился теплотой. Странно, но сейчас епископ Ваннский отнюдь не казался неприступным и холодным. Совсем наоборот. Каким же разным он умеет быть! Даже чувство незримой опасности, которое неизменно преследовало Аню в обществе господина д'Эрбле, куда-то испарилось.

Девушку пробило на откровенность.

— А его я, оказывается, ужасно люблю!

— Я вижу.

— Володька жив, и это главное. Кажется, только теперь я поняла до конца, как именно к нему отношусь, как он мне дорог. Как я могла не видеть под носом?.. У меня словно глаза открылись. Это всё очень странно. Со мной такого никогда не бывало. Я чувствую... Никак слов подходящих не нахожу...

— Это действительно странно, — улыбнулся Арамис. — Обычно у вас на любой случай находятся слова. Но что же вы мне об этом рассказываете? Расскажите об этом Владимиру.

— В самом деле, что я несу! Вам это всё даром не нужно.

Она вздохнула и потерла пальцами лоб.

— Мне — возможно, но я вижу, что это нужно вам. Принимаю же я исповеди, сударыня, причём, как правило, даже не вижу говорящего. А вы сидите рядом, я смотрю в ваши глаза, которые служат у людей зеркалом души, и явственно чувствую, что душа ваша нуждается во врачевании.

— И какое лекарство вы мне предложите?

— Судя по тому, что ваш недуг зовется любовью, я порекомендовал бы воспользоваться одним из рецептов арабского врача Авиценны, — улыбнулся Арамис.

— И что же это за рецепт?

— Самым первым средством, указанным Авиценной, был совет осуществить сближение между возлюбленными, если к этому нет преград со стороны закона и веры. Не думаю, чтобы в вашем случае имелись препятствия. Повторяю, скажите Владимиру то же, что сейчас говорили мне. Это облегчит жизнь вам обоим.

Анино лицо выразило легкую неуверенность.

— Я уверяю, что он вас тоже любит, — сказал Арамис, чтобы развеять сомнения, — и полюбил, возможно, намного раньше, чем вы его.

— Вот и скажу! — насупилась Аня. — Рыцарь фигов... А почему вы думаете, что намного раньше?

— А вы не замечали, как он на вас смотрит, как дорожит вами?

— Есть немного, но так ведь... Почему вы раньше мне об этом не говорили?

— Когда? И зачем? Вы самостоятельные взрослые люди. К чему мне вмешиваться?

— Вы правы. Кстати, как вы оказались в Венсенском лесу? Откуда вы узнали?

— Всё просто, сударыня. Мне посчастливилось быстро управиться с делами, и я вернулся в Париж сегодня утром. Не найдя вас обоих дома в довольно раннее время, я осведомился у прислуги, куда вы пропали, и ваш конюх рассказал, что час назад седлал коня для Владимира, а потом для вас и ещё одного человека, с которым вы встретились у подъезда дома госпожи де Севинье. Меня это насторожило. Я поговорил с маркизой, которой вы вчера доверились, и она не сочла нужным скрывать от меня, куда отправилась... кхм... моя родственница. Таким образом я узнал о дуэли и о том, что вас следует искать в Венсенском лесу.

— Теперь ясно.

— Господин Владимир повел себя, как настоящий дворянин, но, простите, нужно сойти с ума, чтобы ввязаться в такую историю незадолго до отъезда. И это он-то, само здравомыслие! 

— Скорее бомба замедленного действия... - Аня потупилась. — Можно сказать, что эти проблемы тоже из-за меня. Если бы меня не узнали те самые люди, которые охотились на вас и бумаги Фуке, ничего бы не было.

— Я уже знаю об этом. Что ж, их главарь убит — скатертью дорога. Будем надеяться на скорейшее выздоровление Владимира.

— О да!

— Нельзя не принимать во внимание, что из-за этой раны вы можете потерять приличное количество времени. Не зря граф де Ла Фер говаривал мне, что опасается ссор, когда его где-нибудь ждут, ведь ссора может задержать.

— Теперь ничего уже не поделаешь, — вздохнула Аня.

— К сожалению. А сейчас, мадемуазель, отправляйтесь отдыхать. Все остальные вопросы решим завтра. И ещё я посоветовал бы вам съесть что-нибудь для подкрепления сил, вы весь день куска в рот не брали. Пойдёмте, я провожу вас до ваших комнат.