Эффект наблюдателя | The Observer Effect (джен)

К утру метель улеглась. Не по-зимнему яркое солнышко влезло в незашторенное окно и потихоньку кралось к подушке с явным намерением пощекотать лицо спящего. Но разбудило Гарри не оно, а долгий, назойливый стук, скрип двери и топот человека, искренне полагающего, что раз уж он выспался, то все прочие — и подавно.

— Поттер! Я тебе для чего будильник дарил? — Драко с разбегу плюхнулся в изножье кровати. Ещё и попрыгал, стервец белобрысый. Высокий матрас заколыхался. Гарри застонал и попытался зарыться поглубже в постель, но Малфой безжалостно отобрал у него одеяло.

— Хватит дрыхнуть, вставай! Пошли подарки смотреть!

Коварный манипулятор знал, на что давить — он пробудил любопытство, а то заставило уже и самого Гарри продрать глаза. Вплоть до совсем недавнего времени ему не дарили подарков. Он не успел пока привыкнуть к такому изменению в своей жизни и жаждал повторить приятный опыт.

Как выяснилось, догадки Гарри насчёт утренней почты были не совсем верны. Кто-то — домовый эльф, возможно? — уже принял все посылки и разложил кучку нарядных свёртков и коробочек под той самой ёлкой в «малой столовой» (из названия, между прочим, следовало, что где-то в доме есть и «большая»; Гарри мог примерно представить, на что она должна походить). Драко, всё ещё в пижаме, не дал одеться и Гарри, только сунул ему в руки халат. Они уселись прямо на пол (прежние представления Гарри об аристократическом быте можно было смело выкидывать на свалку после такого), и Малфой радостно закопался в пёстро блестящую разноцветную груду подарков.

— Что тут? Ага, это — тебе… О, а вот это моё. Фу, Панс, могла бы и пооригинальнее что-то придумать! Опять полироль для мётел… Конфеты, ещё конфеты… Гель для укладки волос?! Это кто такой нахальный? Ну, Блейз, припомню я тебе… Шарф, какая скука… Чернильница… Тео, придурок, у меня их уже пять… Вечный карандаш, убожество… Салазар, а это что ещё за дрянь?

Последняя реплика Драко, комментировавшего все полученные презенты вслух, относилась к большому мягкому свёртку, на котором стояло имя Гарри. Скривив рот в брезгливой гримасе, Малфой потыкал пальцем в извлечённый из грубой обёрточной бумаги шедевр рукоделия — толстый аранский свитер. Вязаные косы на его передней части были явственно кривоваты, а вдобавок разной толщины. Неодинаковыми по длине вышли и рукава, и это не говоря уже о волнистом подоле.

— Оно ещё и колючее, — пожаловался избалованный отпрыск двух богатейших в Магической Британии семейств. — Ну-ка, кто тебя решил порадовать этой власяницей, святой Поттер?

— Джиневра Уизли, — с изумлением прочёл Гарри на открытке, выпавшей из складок несуразной одёжки. — У них там есть девочка, да ладно! Я и не знал. — Вчерашнюю ремарку Нарциссы про «Уизли мы рассматривать не будем» он благополучно пропустил мимо ушей.

— Это их младшенькая, — просветил Малфой. — Не помню, сколько ей — лет семь, восемь? Раз уж ты от Дафны нос воротишь — оцени подкат! Девицу от домового эльфа прижили, не иначе — косоручит, но ведь старается! Жёнушка будет что надо!

Гарри в ответ на эти провокационные речи живо нахлобучил изделие трудолюбивой Уизли на голову товарищу. Тот в отместку лягнул его и гнусно захохотал. Гарри попытался натянуть свитер поглубже, Малфой не дался. Завязалась шуточная борьба. Задетая ёлка заколыхалась, позвякивая украшениями, свитер жалобно затрещал. Наконец, угомонившись, Гарри вновь повертел в руках своё новоприобретённое имущество.

— Ну, и куда мне это? — спросил он сам себя, но Малфой, конечно, не смолчал:

— Сожги к Мордреду! — посоветовал он.

— Да жалко как-то… — засомневался Гарри, который не так далеко ушёл в этом смысле от Тома, как ему хотелось бы думать; расставаться с вещами, пусть даже откровенным хламом, ему было всё ещё тяжело.

— Тогда домовику на тряпки отдай. Предатели крови, Поттер! Нам, по-хорошему и касаться-то зазорно этакой пакости, — попенял ему Драко.

Прочие праздничные подношения обошлись без неожиданностей — и в плане того, что дарили, и в плане того, кто дарил. Гарри сделался обладателем целой коллекции разнообразных сластей, тетради, зачарованной на бесконечное пополнение листов, календарика-напоминалки и набора меняющей цвет акварели. Больше всего ему понравился презент Гойла — пенал, кусающий всех, кроме владельца, за пальцы, а волшебные шахматы от Нотта он решил потом передарить или на что-нибудь сменять. Практичнее всех к выбору подарка подошёл Забини — от него Гарри досталась годовая подписка на «Практикум Зельевара».

— Слушай, — спохватился Гарри блаженную вечность спустя, — а почему это мы одни? Твои родители ещё не встали, что ли? — он призвал «темпус» и в негодовании разинул рот. — Салазар-заступник! Ты, мерзавец, серьёзно поднял меня в Рождество в восемь утра?!

Драко только фыркнул:

— Поттер! Ты что, медведь в берлоге? Собрался проспать все каникулы? Хватай своё барахло, надо всё же одеться. И пойдём на коньках кататься!

Сопротивляться этому жизнерадостному напору было трудно, и Гарри капитулировал, лишь немного поворчав для порядка. Он и не понимал, насколько давит на Драко ожидание расправы над его семьёй, пока того не отпустило. Вчера вечером было ещё не так заметно, а сегодня с утра Драко просто сиял. Его натурально можно было подвешивать к потолку вместо люстры — светил бы не хуже. Правда, как выяснилось чуть позже, к этому прилагался повышенный уровень шкодливости и фирменного Малфоевского острословия.

Белый, ослепительно искрящийся свежий снег, эмалево-синее небо с разбросанными по нему редкими пухлыми облачками, солнце, сияющее до боли в глазах, и полное безветрие, так что ни единая веточка не дрогнет на фигурно подстриженном кусте — в общем, погода и впрямь подходила для игр на свежем воздухе практически идеально. Но вот коньки оказались с подвохом — Гарри только и делал, что падал. Замёрзшая гладь пруда, до обидного твёрдая, скоро наставила ему синяков. Гарри надулся — кругом предательство и обман, а он-то Малфою поверил!

— Ты сказал: «я просто встал на них и поехал»! — обвинил он беззаботно крутящего «восьмёрки» Драко. — «И у тебя будет так же!» Ага, сейчас!

— И я всё ещё не могу понять, в чём твоя проблема, — выразительно наморщил нос тот. — Ты в целом неплохо летаешь, и с чувством равновесия у тебя всё должно быть в порядке. Шрам перевешивает, что ли?

— Малфой, ей-Мерлин, не беси меня! — вскипел Гарри, судорожно припоминая заклинание, подсмотренное однажды у рыжих близнецов (этим утром, похоже, ему было никуда не деться от Уизли).

— Не то что? — невинно уточнил Драко и как бы невзначай подкатился к са́мому берегу пруда. Он наклонился, зачерпывая пригоршней снег, но Гарри уже выхватил волшебную палочку.

— Не то вот это! Глобулус нивеус! Оппуньо!

Очередь снежков выстрелила в Малфоя из ближайшего сугроба. Они гонялись за ним, будто самонаводящиеся ракеты, покуда он вслед за Гарри не повалился на лёд. Атака была ожесточённой — только белые комья по сторонам летели. Драко успел наколдовать «протего», однако щит не закрывал его целиком, и особо меткий снежок выбил палочку из его руки. Гарри тут же подхватил её левитационными чарами и отбросил в сторону, но слегка промазал, и далеко она не улетела, увязнув в снегу. Пока Малфой, всё ещё под обстрелом, полз за ней, Гарри, до того не рисковавший встать на разъезжающихся ногах, содрал с ботинок коньки и поднялся. Приблизившись к барахтающемуся Малфою, он развеял заклинание. Тот сцапал наконец своё оружие, перекатился, усаживаясь на пятки, и вскинул на него смеющийся взгляд. Весь раскрасневшийся, растрёпанный, вывалянный в снегу, сейчас он отнюдь не производил впечатление рафинированного аристократа. Гарри усмехнулся ему в ответ и левой рукой набросил на голову капюшон. У Драко расширились глаза — он знал эту игру.

— Ты разочаровал меня… — с языка чуть не сорвалось «Люциус» и Гарри моргнул, сбиваясь с мысли. Это ещё откуда взялось? На него накатило мимолётное чувство двоения реальности, совсем такое же, как некогда в залитом кровью туалете Плаксы Миртл под восхищённый шёпот Гермионы. И вновь оно исчезло чуть ли не быстрее, чем явилось, и Гарри продолжил, лишь слегка запнувшись:

— …Драко, — он приосанился, расправил плечи и поднял повыше руку с волшебной палочкой. — Ужасно разочаровал. Позволь продемонстрировать тебе наглядно, сколь глубоко я огорчён.

Это было шуткой, это должно было быть шуткой, хотя что-то внутри Гарри облизнулось при этих словах голодно и жадно. Что-то, чему очень нравилось разглядывать лица людей за пару секунд до того, как они начинали истошно кричать.

— Пощады, мой лорд! — взмолился Драко, вцепляясь в его мантию. Он, совершенно очевидно, и не подозревал о том, что дразнит, а потому никак не мог прекратить по-дурацки улыбаться. Гарри надменно глянул на него сверху вниз.

— Ты её заслужи сперва! Давай, учи меня нормально. Не то запытаю! — пригрозил он, ощущая зуд в кончиках пальцев от желания именно так и сделать, начать с пыток, отобрать у Малфоя палочку, прижать собственную к его обнажившемуся горлу в петлях шарфа, вдавить её кончик в чужой висок с блестящими на нём росинками пота, внимательно смотреть в эти ясные серые глаза, когда…

Гарри отступил, почти отшатнулся. Поправил очки, скинул капюшон мантии на плечи. Проклятие! Он слишком давно отказывал себе в развлечениях такого рода, должно быть, в этом всё дело. В последний раз они выходили «размяться»… ну да, три недели назад. Ничего удивительного, если подумать. Правда, раньше его так не крутило и при гораздо более длительном воздержании. А ещё раньше — вообще хватало одних фантазий. Но трудно поститься, когда уже вошёл во вкус. Ведь так?

— Да не вопрос, — ворвался в его мысли ехидный голос Драко. — Но вынужден огорчить — тебе для этого придётся надеть коньки. Ну, для начала.

Гарри показал ему язык и поплёлся на поиски этого дьявольского изобретения, которое он в запале отшвырнул куда-то в сугроб.

В конце концов Гарри даже сумел проехать парочку медленных, печальных кругов вдоль берега пруда. Драко, придерживавший его за локоть, мерзко хихикал:

— Выпрями спину! О, Салазар, ты похож на чью-то бабушку…

— Малфой, ты бы за языком-то следил, — огрызался на него Гарри.

Закономерно поэтому, что урок окончился повторением снежной битвы, после которой Гарри сжалился и научил своего приспешника создавать самонаводящиеся снежки.

— Оппуньо! — Малфой с удовольствием расстрелял выстриженный в форме шара куст. — А оно действует и на другие предметы?

Гарри поскрёб в затылке. Как там Том красиво отмазывался, когда не хотел прямо говорить: «не знаю, не проверял»?

— Опыт — критерий истины, — он, бессознательно подражая Гермионе, воздел кверху палец. — Вот попробуем, и выясним. Если да, то в бою — полезная штука… — Гарри прищурился на солнце. — Хватит с меня коньков, хочу полетать. Где там твой хвалёный снитч?

К позднему завтраку⁽¹⁾ обоим пришлось переодеваться и приводить себя в порядок — с улицы они явились красные, взмокшие, с обветрившимися губами и растрёпанными волосами, от которых ещё веяло морозной свежестью. Гарри впервые пожалел, что отослал Сундук отшельничать в лесу. Проблема гардероба не то чтобы встала перед ним во всей остроте, но уже намечалась. Драко был выше него — покуда речь шла о пижаме и халате, это не имело существенного значения, но в остальном…

Потратив всё время умывания на раздумья и мучительные колебания, Гарри выбрал поддаться соблазну. Так или иначе, следовало проверить, как себя чувствует страж филактерии.

Худшие опасения сбылись. Магически расширенное пространство внутри Сундука не было полностью изолировано от окружающей среды, по крайней мере в том, что касалось температуры. Наг замёрз до такой степени, что Гарри испугался, не сдох ли тот. Но пару минут спустя гадюка отогрелась достаточно, чтобы начать ругаться. Скрепя сердце, Гарри решился оставить её пока в доме. В общем, вот так и получилось, что к завтраку он опоздал.

Но это бы полбеды. Вдобавок, Гарри умудрился заблудиться. Ещё бы, он ведь не был Томом, который мало того, что вытряс из Драко полный план Малфой-мэнора, но и зазубрил его наизусть, лишь бы пыль пустить в глаза. Гарри, в отличие от него, не требовалось выдавать себя за собственную более взрослую тёмнолордскую версию, гостившую в поместье неоднократно. Вот почему он не стал утруждаться подобным наводящим скуку занятием. И зря.

Он раздражённо огляделся. Кажется, возле второй лестницы нужно было свернуть налево, а не направо. Комната не выглядела знакомой — бледно-зелёные драпировки с рисунком магнолий, портреты на стенах. Портреты он бы точно запомнил. Двое мужчин на соседствующих полотнах как раз вяло переругивались — Гарри не разбирал в их речи ровным счётом ничего, но по интонации и так было ясно, что не комплиментами они обмениваются.

— Iċ swerian ān God's bāns, mīn sodomite gebrōðor secgans mē hē hafaþ nā wǽpenboran to lǣnan…⁽²⁾ — Хмурился стриженый «в скобку» мужчина с окладистой бородой и шрамом поперёк переносицы. Его неожиданно короткая мантия колыхалась, когда он сердито притопывал в такт своей загадочной речи, у пояса болтался большой нож в странных мохнатых ножнах, окованных блестящим металлом. — Ablinnaþ, hwæt mænan, þū synd tēored to hlystan to mē?! Swilc ān ribaude!⁽³⁾ — Он стукнул кулаком по раскрытой ладони. Молодой длинноволосый красавец на второй картине скучающе скрестил руки на груди.

— Se æppel næfre þæs feorr ne trenddeð he cyð hwanon he com, dære feader. Eu synd ne ān for-bisne of þolemode and meocleᵹᵹc æour-selue…⁽⁴⁾ — меланхолически отвечал он, кривя рот точь-в-точь как Драко. Гарри даже засмеялся — похож!

— Mē līcode þeċ tō ᵹrētenne, ealdorsunu!⁽⁵⁾ — окликнули его с третьего полотна. Гарри обернулся. Хитрющий на вид тип лет двадцати помахал ему и энергично кивнул, мол — да-да, я к тебе обращаюсь. — Dōn þū lōcian for se feltūn? þū sculdor betera wæt in se þæt ēagduru, niman mīn ræd!⁽⁶⁾ — Он тоже был одет на средневековый манер — в какую-то тунику с разрезами по бокам и вышивкой вдоль рукавов и подола. Под ней была ещё одна, а может — и не одна. Горло охватывали несколько витых серебряных обручей.

— Простите, — пожал плечами Гарри, — я ни словечка не понимаю.

— Я тоже, — грустно сообщили сзади. — Это Изамбард Малфой. Он…

Гарри, вздрогнув от неожиданности, резко обернулся.

— …забыл, что хотел сказать, — признался хозяин дома после небольшой паузы. И осторожно поинтересовался:

— Кто это у вас?

— А… — Гарри скосил глаза вниз. — Это моя гадюка. Его зовут Наг.

Долгий изучающий взгляд был ему наградой.

— Очаровательно, — заключил наконец лорд Малфой. — Если я не ошибаюсь, гадюки обычно чуть меньшего размера?

Гарри насупился. Вот всё ему расскажи!

— Так надо, — веско ответил он, надеясь прекратить дальнейшие расспросы. Его нечаянный собеседник вздохнул:

— Подражаете Тёмному Лорду даже в мелочах? Впрочем, мои извинения — как ни погляди, а это уже не мелочь. Вы заблудились, Гарри? Пойдёмте, малая столовая там, — он указал навершием трости на дверь в противоположном конце комнаты. Гарри послушно последовал за ним.

— Что случилось с «мистер Поттер»? — он не хотел быть невежливым, но слова вырвались сами собой. Ведь предлагал же звать себя по имени, ещё давно, но до сих пор эту просьбу игнорировали вглухую. Старший Малфой, по сравнению со вчерашним, тоже словно бы разморозился. Драко его утешил по секрету, или что с ним за это время успело произойти?

— Среди членов нашего маленького кружка такие формальности не приняты, — вот от кого Драко унаследовал эту змеиную улыбочку, осознал Гарри. — Вы ведь пожиратель смерти, как и я. В этом мы равны, разве не так?

— Мне теперь называть вас «Люциус»? — ужаснулся Гарри. Они пересекли ещё одну комнату, оформленную в тёмно-синих тонах. Гарри заозирался — ага, почти на месте, вон там должен быть проход в библиотеку.

— Вас это смущает? — улыбка, не обнажающая зубов, сделалась слаще.

— Вообще нет, — заверил Гарри, аккуратно придерживая зашевелившуюся змею, и ответил собственной версией гадкой усмешечки а-ля Драко. Старшего Малфоя — Люциуса, помогай им обоим Мерлин — не передёрнуло, против ожидания. Гарри мог бы поклясться, что тот даже развеселился — совершенно непонятно, отчего.

Тут они и пришли. Нарцисса, в белом платье с мелкими голубыми цветами, для которого как нельзя лучше подходило определение «утреннее», уже восседала за накрытым столом. Напротив неё расположился умытый и причёсанный младший Малфой.

— Доброе утро, милый! Как тебе метла? — ласково обратилась к Гарри хозяйка дома. — Драко сказал, вы уже успели полетать?

— Великолепно, тётушка, — не обманул её ожиданий Гарри. — Благодарю вас ещё раз от всего сердца!

Беседа потекла по стандартному руслу — о погоде, о школе, о прочих ничего не значащих мелочах. Призрак тягостного молчания более не витал над «малой столовой». Заминка случилась только единожды, при упоминании Тома.

— Тёмный Лорд… не почтит нас своим присутствием? — спросила Нарцисса, берясь за фарфоровый чайничек. От Гарри не укрылось, как дрогнули при этом и голос, и рука.

— Не в этот раз. Он… имеет тенденцию пренебрегать едой, когда чем-то увлечён, — обтекаемо ответил Гарри. Том, похоже, оставил эту часть легенды на него. Как хочешь теперь, так и объясняйся!

— Знакомо, — неожиданно сцедил смешок в чашку Люциус. Гарри вскинул брови — угадал, надо же! Хотя, зная Тома… нечему удивляться. Именно так тот бы себя и вёл.

Если бы был по-настоящему жив и нуждался в пище. Гарри поболтал ложечкой в чае. Настроение грозило испортиться. К счастью, Наг, апатично висевший вокруг шеи Гарри, опять пошевелился и отвлёк внимание на себя.

— Говорящий, хочу есть, — выдал он. Гарри закатил глаза — вот проглот, он же всего три дня назад получил своего кролика!

— Твой фамильяр? — Нарцисса то ли знала о змее заранее, то ли лучше держала лицо; во всяком случае, она не показала и следа удивления, когда Гарри заявился на завтрак с таким «украшением» на плечах. — У меня по рассказам Драко сложилось впечатление, что он — обычная гадюка… — Так и есть, знала. Драко, трепач! — Но это тот случай, когда ошибиться только приятно, — гладко продолжала Нарцисса. — А как его зовут?

— Наг, — встрял Люциус и снова спрятался за чашку. Нарцисса округлила губы.

— Разумеется, — кивнула она.

Мерлин, и почему это имя вызывало у всех такую бурную реакцию? Волшебники поголовно обожали Киплинга, или что?

— Он голодный, тётушка, — Гарри, подхватив Нага за углы челюсти, предотвратил побег на стол. Да уж, питомец окончательно оклемался. — Не мог бы ваш домовик…

— Да, сейчас. Добби! Добби, бестолочь, где ты там?

Покончив с едой, Гарри завалился в комнату Драко. Они начали партию в шахматы — Гарри всё ещё упорствовал в намерении подтянуть свой навык игры до того уровня, когда его перестанет высмеивать Том. Новое свидание с Нарциссой воскресило в памяти разговор о потенциальных невестах и Гарри принялся ворчать (не жаловаться, ни в коем случае!) на несправедливые требования. Малфой же в упор не мог понять его терзаний.

— Мои мама и папа — лучшие друзья. Но это ведь вовсе не обязательно, — заявил он. — Ты можешь совсем не общаться с женой после того, как вы заведёте ребёнка.

— Как это? — удивился Гарри.

— Никак, — подмигнул ему тот. — Живите отдельно, хоть в разных домах. А если совсем видеть друг друга тошно, ну… колдомедицина в помощь. Что? — он скорчил рожу в ответ на недоумевающую гримасу Гарри. — Кобылам ведь помогают с этим делом конюхи, думаешь — у людей сложнее? Денег, конечно, придётся отвалить немало, в первую очередь — за конфиденциальность…

— Гх, — только и смог сказать на это Гарри. К подобным перспективам он был морально не готов.

— Но ты не решай так сразу, — вещал страшный человек, Драко Малфой. — Дафну я знаю с детства, и она не такая уж дура, честно. Всегда нужно давать второй шанс знакомству. Вот Винс, например. Отличный же парень, да? Так знаешь, что он сделал, когда мы впервые встретились? Насрал в мой горшок. Буквально!

Гарри сложило пополам. Он не мог дышать. Праведное возмущение на физиономии Малфоя только подливало масла в огонь.

— Поттер! Я абсолютно серьёзно. Да хватит ржать!

* * *

Плавно и бесшумно провернулись дверные петли, не скрипнул под осторожными шагами паркет. Люциус умел передвигаться тише призрака — мягко перекатывая стопу, контролируя каждое движение. Так ходят охотники, дикари в джунглях, опытные горничные, воры — в общем, те, чья жизнь и благополучие напрямую связаны с умением оставаться незамеченными. Его этому навыку обучали когда-то специально, и делал это человек, которым Малфой восхищался на пределе своих душевных сил — такое обожание обычно зовут «бездумным», но нет, в случае Люциуса оно было как раз обдуманным. Он очень хорошо понимал, кого именно обожествляет.

И следовало ли удивляться, что от того не укрылся его приход. Высокая фигура в струящемся чёрном плаще, застывшая у окна, спиной к комнате, чуть шелохнулась. Не оборачиваясь, всё так же глядя сквозь запотевшее по краям стекло на занесённый снегом сад, Тёмный Лорд произнёс:

— Ты разочаровал меня, Люциус.

Захотелось закрыть глаза, но Малфой не разрешил себе этого. Ну, вот и оно. Все заготовленные заранее гладкие, выверенные фразы умерли на языке. Настал тот самый момент. Что ж, он готов, насколько это вообще возможно.

Он опустился на колени. Его собеседник отвернулся от окна, сделал шаг вперёд. Бьющий в спину свет делал его тёмный силуэт ещё темнее, скрадывал детали. Ни звука не раздавалось в комнате, кроме собственного дыхания Люциуса. Он чувствовал, как пульс бьётся в горле, в висках.

— Ждёшь наказания? — Тёмный Лорд склонил голову к плечу. В прорезях маски едва угадывались глаза, но Малфой чувствовал на себе изучающий, оценивающий взгляд. — Разве ты нарушил приказ?

— Нет, — выдавил Люциус.

— Нет, — со вкусом повторил Тёмный Лорд. — От многих из моих слуг странно было бы ожидать большего, правда? Что Лестрейнджи, что Крэбб с Гойлом, даже Эйвери, мой старый, верный, безмозглый пёс… Но ты, Люциус. Я ведь считал тебя своей правой рукой. Скажи, в чём именно я ошибся?

Малфоя обдало холодом. На этот вопрос не существовало правильного ответа — повелитель не ошибался. Любой, посмевший соединить слова «Тёмный Лорд» и «ошибка» в одном предложении, мог считать себя покойником. В прежние времена фразы вроде этой служили прелюдией к пытке. Люциус вскинул голову.

— Я слышал, теперь у вас новая правая рука, — огрызнулся он. Знал, что нарывается, но жгучая, горькая обида была сильнее разума. — Мальчишка Поттер…

— Слышал? От кого же? — сухой смешок отразился от маски. — Увы, мой скользкий друг, твой информатор не слишком осведомлён. У Гарри совершенно особое положение, никто из вас не в состоянии претендовать на его место.

Он сунул руки в карманы, — такой знакомо-незнакомый жест — повёл плечами, прошёлся взад-вперёд. Люциус с напряжённым вниманием следил за каждым движением. Вопреки явной угрозе, источаемой вторым волшебником в этой комнате, вопреки тому, что, вероятно, вскоре должна была окончиться его земная жизнь, Малфой не мог перебороть жалкую, детскую реакцию.

Он соскучился.

Соскучился по властному голосу, ехидному тону, по ощущению, что не нужно всё решать самому. Есть кто-то, кто знает лучше, что им всем делать — с собой, с окружающими, с миром. Он ощущал силу, прогибающую под себя реальность, и вновь, как когда-то, готов был следовать за ней. Она убаюкивала разум, завораживала чувства, отравляла душу. Наваждение, а не человек.

Люциус мысленно отвесил себе пощёчину. Зря размечтался. Тёмный Лорд не даёт вторых шансов.

— Я чую вину, — сообщил предмет его крайне смешанных эмоций, — здешний воздух так и разит виной. Ты сильно оступился, это правда. Тебе я доверил ключ от собственного бессмертия. И что ты с ним сделал? Положил на полочку и пыль время от времени стирал?

Люциус дёрнулся, словно его ударили. В каком-то смысле, так оно и было.

— Если бы я заметил хоть какой-то намёк, — запротестовал он, — малейший знак…

— Знаков было достаточно, — отрезал Тёмный Лорд. — Ты зря пытаешься оправдаться. Я не забуду этого и, будь уверен, не прощу никогда, — он подступил ближе к коленопреклонённому Люциусу, глянул свысока. — Но и казнить тебя не буду. Ты мне ещё пригодишься. Не так ли?

Голова закружилась. Малфой с трудом подавил желание переспросить — вот за такое он бы точно круциатус отхватил. И всё же, он едва мог поверить своим ушам. Возможно ли, что… Нет, это, должно быть, издевательство, тонкая пытка.

Но повелитель никогда, действительно никогда не лгал. Считал это ниже своего достоинства. Над этой его причудой давно уже никто не осмеливался потешаться. Другое дело, что, будучи главной змеёй среди прочих слизеринских змей, он виртуозно играл смыслами и мог из истины вылепить её полную противоположность, коли вспадёт охота. Но здесь, вроде бы, не находилось места для двойного толкования. «Не буду казнить» означает «я оставлю тебе жизнь».

— Ты слишком громко думаешь, — цокнул языком Тёмный Лорд, уселся в кресло, закинул ногу на ногу. — Ради Салазара, встань. Это показное раболепие начинает утомлять, знаешь? Ещё немного, и я решу, что ты надо мной смеёшься.

Эта реплика подействовала лучше, чем бодрящее зелье, влитое внутривенно. Люциус вздрогнул, подскочил на ноги.

— Прошу прощения, мой лорд, — отчеканил он.

— Ну, разве так не лучше? — отеческим тоном поинтересовался Тёмный Лорд и безо всякого перехода продолжил:

— Так вот, возвращаясь к Поттеру… Хочу, чтобы ты кристально ясно понимал его ценность, — он сделал паузу, словно собираясь с мыслями. — Ответь вначале на простой вопрос, а дальше догадаешься и сам. Как можно пережить смертельное проклятие?

О, Люциус много думал об этом. Особенно первые года два. Во время дачи показаний, когда у авроров кончалось терпение, и они начинали действовать с выдумкой. А ещё больше он размышлял над тем, каковы шансы пережить второе такое. Поттеру исключительно повезло, что в это самое время кто-то надёжно его скрывал.

— Никак, — озвучил он краткий итог своих раздумий.

Голова в маске удовлетворённо качнулась.

— Вот именно. Никак.

Малфой попытался нащупать то, что сидящий перед ним человек считал прямым и очевидным выводом из данного тезиса. Пауза затянулась.

— Гарри Джеймс Поттер умер тридцать первого октября тысяча девятьсот восемьдесят первого года, — со вздохом сказал Тёмный Лорд, когда стало ясно, что угадать правильный ответ Люциусу не суждено. От этого утверждения веяло жутью. Некромантия? Ею уже лет… много никто не баловался. Боялись последствий. Малфой прочистил горло.

— Но кто тогда… — он не мог подобрать верного определения. Скорее даже, «что», а не «кто». Что принимала за прославленного ребёнка вся Магическая Британия, включая сюда и Люциуса вплоть до сегодняшнего утра? Нет, подождите, а как же Шляпа? Артефакт Годрика не пропустил бы в школу нежить.

— Ты ведь понимаешь, что не выйдешь отсюда без непреложного обета? — почти риторически вопросил Тёмный Лорд. — Хорошо. Он — уникальный эксперимент, единственный в своём роде. Единственный за всю историю магии.

Это не удивляло, по правде говоря. Но яснее не становилось. Разве что… Эксперимент, да?

— Безделица? — уточнил Люциус, вспоминая тот самый разговор.

— Отнюдь, — Тёмный Лорд сомкнул перед собой кончики пальцев, смакуя драматическую паузу. Как знакомо! — Он — это тоже я. Магический близнец, созданный искусственно, если угодно.

Люциус, видно, изменился в лице, поскольку раздался новый металлический смешок.

— О… — выдохнул Малфой, стремительно обретая почву под ногами. Да, в этом определённо имелся смысл. И наглость мальчишки это тоже как нельзя лучше объясняло. И метку. И тот факт, что он знал, как следует поступить с дневником. Столько вещей сразу встали на свои места!

— Я жду, — донеслось откуда-то издалека, и Люциус встряхнулся. Да, клятва. И это тоже столь узнаваемо — в былые времена любая мало-мальски значимая информация поступала в его распоряжение только так.

Когда же магическая формула была произнесена, и Тёмный Лорд поднялся с равнодушным «а теперь ступай», Люциус рискнул спросить о том, что терзало его любопытство с самого начала:

— Мой лорд, маска… прошу прощения, но — зачем?

Они носили их лишь во время рейдов. Но дома, но среди своих…

Свет, струящийся из окон, потускнел, будто на солнце набежали облака. В комнате явственно похолодало. Малфой невольно затаил дыхание.

— Я пожрал свою смерть, Люциус, — прозвучали в ответ мрачные, наполненные тьмой и тяжестью слова. — Это чёрная магия, а чёрная магия имеет свою цену, как тебе хорошо известно. Маска — моя цена, и я уплатил сполна.

Малфой сглотнул. Болезненный укол, но и немудрено. Если цена оказалась сродни той, что когда-то пришлось отдать его семье за своё выживание… Впрочем, где сейчас найдёшь старинный род без фамильного проклятья?

Что там, под маской? Несводимые шрамы? Ему представилось трупно-бледное, безносое, нечеловеческое лицо, налитые алым змеиные глаза… Нет, ерунда, конечно. Глаза были всё те же — тёмно-карие, гипнотические. Они разглядывали его внимательно, оценивая реакцию — так злой мальчишка смотрел бы на стрекозу или бабочку, примериваясь, какое крылышко оторвать. Люциус склонил голову в извиняющемся поклоне.

— Да, мой лорд. Я понимаю.

Головокружение и лёгкость сопровождали его весь путь до двери, как и этот пристальный, изучающий взгляд.

* * *

Первым, что обнаружил Гарри, войдя в своё временное пристанище, стал Том. Подперев голову рукой, он развалился на кровати. Перед ним лежали маска и раскрытая книга, которую тот небрежно листал.

— Ты чего тут?.. — растерялся Гарри. Его несколько шокировал неформальный вид Тома — эдак можно подумать, что братец обычный старшекурсник, а не наследник одного из Основателей. — В смысле, я рад тебя видеть, и всё такое прочее… Но у тебя же и своя комната есть?

— Прячусь от Люциуса, — откровенно пояснил Том. Гарри изумился ещё больше — да ладно, кто-то снизошёл до формулировки «прячусь»?

— Он меня нервирует, — добил тот. — Пялится, постоянно дёргает метку… Вконец измотал.

О. Про метки-то Гарри и не подумал. Вернее, удобно для себя забыл, что не у него одного есть такая. Он потёр шрам на лбу и полюбопытствовал:

— А остальные?

— Раньше только этим и занимались, — повёл плечом Том. Загнул уголок на странице. Глаз он по-прежнему не поднимал. — Я их блокирую пока, хотя это весьма утомительно.

Гарри представил. Оценил брезгливое негодование на лице Тома. И захихикал:

— Ты как барышня в кабаке, которую всё время лезут лапать?

— Очень смешно, — процедил тот, прожигая его взглядом.

— Что, даже пыточное не кинешь? — подначил Гарри, наслаждаясь остротой момента. Он уже видел, что нет — не кинет.

— Лень, — оправдал его ожидания Том. — Делай, что собирался, не отвлекай.

Гарри собирался вздремнуть — Мордред бы побрал Драко с его ранними побудками! — но в присутствии Тома это резко сделалось неактуальным. Он присел в изножье кровати, поболтал ногами.

— Том, — начал он неуверенно, — насчёт того, о чём мы не говорим… У меня точно есть воспоминания не от тебя.

— Например? — заинтересовался тот.

— Ну, вот сегодня… — Гарри помялся. — Мы играли на улице, и я вдруг увидел на месте Драко его отца. Будто бы он стоял на коленях, а ему говорил, что он меня разочаровал.

— А, — мимолётно усмехнулся Том. — Нет, это — моё. Воспоминания, которые ты получаешь, всё свежее, не так ли?

— В смысле — твоё? — Гарри скрестил на груди руки и побарабанил пальцами по плечу. Прикосновение к волшебной палочке, даже сквозь одежду, успокаивало. — О-о, так вот, почему он… А насчёт воспоминаний — похоже, что да. И это не только во сне теперь происходит. Тебя, ну, не знаю… никак это не напрягает?

— С чего бы? — искренне удивился тот. — Нет, мне ни капельки не мешает. Это же ты галлюцинируешь на ходу, а не я.

Гарри возмущённо покосился на него. Ладно, по крайней мере, можно сделать вывод, что это работает только в одну сторону.

— А тот зелёный свет и крики? — вернулся он к старой загадке. — Так ничего подходящего и не вспомнил?

— Зелёный свет — это авада, — Том перевернул страницу. На движущейся миниатюре уродливый гомункул вылезал из бурно кипящего котла. Язык текста не был Гарри знаком. — Есть один вполне подходящий момент, но хронология катастрофически нарушена. Ты не замечал в себе склонности к предвидению?

Гарри покачал головой. Вот уж чего нет, того нет!

— Будь добр, отвечай словами, — привычно отчитал его Том. Гарри закусил губу. Не человек, а учебник хороших манер, будь он неладен!

— Нет.

— Значит, не оно. Хотя весьма похоже, включая крики.

Речь очевидным образом шла об убийстве Квиррелла. Гарри в сотый раз пожалел, что самое захватывающее он пропустил. Да, ему пересказали — и Драко, и Гермиона, и неоднократно, но всё же это не то. Иллюстрация в книге, между тем, направила его мысли в другую сторону. И он озвучил вопрос, который зрел уже давно:

— Когда ты создавал филактерию, ты ведь спланировал ритуал по возвращению, правда? Почему мы сейчас ищем другой?

Красноречивая тишина была ему ответом. Гарри развернулся всем корпусом и поражённо уставился в замкнутое, безучастное лицо. О нет! Разве такое возможно?

— Ты… ты не подготовил его? — недоверчиво уточнил он. — Салазар-заступник!

— У меня было мало времени, — огрызнулся Том, — приоритет состоял в другом!

— Да, но… — О, Мерлин, так вот почему Люциус не получил с дневником инструкции. Её не существовало!

— Это была задача для будущего меня! — Том раздражённо сверкнул глазами. — Кто виноват, что вместо того он принялся изгаляться над реликвией Хогвартса!

— И надо мной, — добавил Гарри, невольно передёрнув плечами. Загадка собственной личности кружила по периферии его сознания, держась в тени, но до конца не отступая.

— Ты — его единственное удачное решение, — отмахнулся Том.

Вот это комплимент, хоть смейся, хоть плачь. Гарри поправил очки, почесал переносицу и постановил для себя, что точно не станет плакать.

— А я думал, отчего ты так легко согласился помиловать старшего Малфоя, — подумал он вслух. — Ты прочитал его разум? Ему действительно не сказали, как возродить тебя? Вообще ничего?

Тишина.

— Волдеморт — совсем не ты, — утешил Гарри, ероша волосы на затылке. — Я тебе сразу сказал. Ты бы в жизни так не про… не поступил настолько опрометчиво, — исправился он, помня, что Том на дух не переносит маггловских ругательств. — Значит, ритуал утрачен?

— Если он вообще удосужился его составить, — проворчал Том. — Складывается впечатление, что слухи о сумасшествии были не на пустом месте. Раньше я принимал их за клевету завистников, однако… пренебрегать собственным бессмертием способен только безумец или глупец. Я — не глупец.

Гарри мог лишь согласиться с обоими этими утверждениями. Он пожал плечами.

— Ну — да? Но почему? Почему он стал таким?

«Как сделать, чтобы тебя это в будущем не коснулось», — вот что на самом деле хотел бы узнать Гарри.

— Откуда я знаю! — Том захлопнул книгу и, приподнявшись на локте, повернул голову к Гарри. Его ноздри раздулись, рот гневно скривился. По углам замелькали тени, несмотря на яркий солнечный свет, бьющий в окно. — Какое-нибудь чёрное колдовство. Когда имеешь дело с магией такого порядка, нужно хорошо понимать, что делаешь, и чем за полученное заплатишь. Порасспроси своих родичей-Блэков… ах да, они же все мертвы, вот незадача! — он рывком сбросил ноги с кровати, встал.

— Не все, — возразил Гарри ему в спину. — Том…

Тот обернулся, с головы до пят — воплощённое недовольство (про кого другого Гарри сказал бы «надулся, как мышь на крупу»), прищурился, окатил высокомерным взглядом.

— Что тебе? — книга, взлетев с несмятой постели, впорхнула в протянутую ладонь. — Я — в библиотеку, раз уж ты непреклонен в намерении мешать мне заниматься.

— Маску забыл, — подсказал Гарри, за что удостоился новой сердитой гримасы. — Том, а мы могли бы… вместе потренироваться? Здесь нет специального дуэльного зала, но есть бальный, и его можно и так использовать, он хорошо укреплён.

Тот фыркнул.

— Я знаю!

— Я знаю, что ты знаешь, — вздохнул Гарри. — Ну, так что? Пожалуйста? Пожалуйста-пожалуйста?..

Лицо Тома чуть разгладилось, но он тут же спрятал его за маской.

— Ужасно, — сообщил он чуть приглушённо из-под неё. — Сколько тебе, три года? Наследник Салазара не должен ныть! Ступай за мной, не то ещё заблудишься… снова.

Гарри обрадованно подскочил с кровати.

— Том! Ты — самый лучший, Том!

* * *

Она ощутила это, едва сойдя с поезда. Вернее, не так. С поезда-то Гермиона сошла вполне нормально. Проблемы начались, стоило пересечь барьер, разделяющий два мира — тот, к которому она принадлежала, и тот, в котором родилась.

— Багажную тележку возьми, — раздался над ней недовольный голос, и Гермиона задрала голову. Абигейл Уилсон, напарница оставшегося в школе Перси, глядела на неё с раздражением. Ещё бы, привыкла переваливать обязанности префекта на того, кто везёт, а теперь приходится возиться с первачками самой. Но совет, пусть не слишком вежливый по форме и высказанный неласковым тоном, по сути своей являлся дельным. Гермиона покосилась на чемодан, плывший рядом по воздуху.

— Да, мэм. Благодарю за напоминание, мэм.

Ей пришлось ещё раз одёрнуть себя, когда наступило время грузить чемодан в багажник родительской машины. Папа только крякнул:

— Что у тебя там, кирпичи? — он отряхнул ладони и мимолётно потрепал Гермиону по волосам. — Шучу, шучу. Я знаю, что это книги. Всю школьную библиотеку с собой увезла, или оставила чего?

Гермиона счастливо засмеялась, убирая руку с волшебной палочки.

— А вот и не всю! Она огромная, пап, ты бы только видел…

Пока они выезжали с парковки и крутились в переулках у вокзала, отец помалкивал. Разговором завладела мама, и это было в сто раз более неловко, чем Гермиона представляла себе.

В какой-то момент она поняла, что защищает даже то, что ей самой не слишком-то нравилось. Например, прискорбно малое количество овощей в меню школьного питания и общую душевую с кабинками, напрочь лишёнными дверей. Кровати с пологами и старомодными перинами, рассадник пылевого клеща. Летающие лестницы, источник бытового травматизма. Квиддич. Зелья. Она критиковала всё это множество раз, вслух и про себя, но, будучи высказанной со стороны, та же самая критика вдруг показалась мелочной и несправедливой.

— Мам, ну, у нас, наверное, метаболизм немного другой. Потом, нагрузок хватает. Мы же по лестницам бегаем целый день. Нет, не все летучие, конечно нет. В замке восемь этажей, а я вообще в башне живу. Да, очень красивый вид, а я не рассказывала разве? Всё-всё видно, до самого Хогсмида. И птицы летят. Ну, осенью летели на юг. Сейчас вот снег…

— Да оно в целом нормально, правда. Если привыкнуть. Я очень стеснялась сначала, но ведь, по правде, всем наплевать. Думаю, это просто традиция. У префектов, вон, ванная для мальчиков и девочек — общая, и ничего, договариваются как-то…

— Зато тепло! И будто маленькая комнатка получается, когда задёргиваешь занавеси. Там этого очень не хватает, чтобы полностью свой уголок. А так — зашторился, и всё, ты «в домике». Ещё заглушающее наложить — и совсем красота. У нас очень шумно в гостиной, и в дортуаре тоже, бывает, трещат до полуночи. Я бы в обычной кровати давно свихнулась. Шутка, конечно! Мне нравится на своём факультете, просто я…

— Думаю, квиддич способствует развитию пространственного воображения. Между прочим, у нас декан в молодости играла, и даже награды брала. А она трансфигурацию преподаёт, и вот там это очень важно. О, хм… трансфигурация — это преобразование одних объектов в другие, если совсем коротко. Да, как тыкву в карету, спасибо, пап. Видишь, тут без пространственного воображения — никуда. Нет, и не собираюсь играть, я просто о том, что не такое и глупое это занятие. Ну да, бьются довольно часто, но тамошняя медицина — это что-то с чем-то! Мне… кхм. Мне разок довелось наблюдать, как человеку тяжёлый ушиб позвоночника вылечили за трое суток! И там ещё и сотрясение мозга было наверняка...

— Нет, не за счёт эффекта плацебо. Мам! Я понимаю, похоже, но — нет. Они работают, это главное. Мазь из червей? Да, есть такая. И из лягушек, скорее всего, тоже бывает. Мам, перестань, пожалуйста… честно — нет, мне не очень смешно…

И только хуже — намного хуже — стало, когда к беседе присоединился папа. Он был настроен скептически-иронично, и главный вопрос из его уст звучал следующим образом: «зачем?»

Зачем левитировать чайник (мантию, книгу, перо, нужное подчеркнуть), когда ты можешь просто взять его в руки, как поступают нормальные люди. Тяжёлые предметы левитировать и вовсе не стоит — ещё надорвёшься, тебе ведь детей рожать. Что магия игнорирует вес, что она могла бы левитировать целый космический корабль, прямо как Люк Скайуокер — в это папа поверить не мог. Весь его жизненный опыт отвергал подобную концепцию, и следовательно, именно он был прав, а Гермиона тут ошибалась. И то же самое — относительно прочих чар. Слово за словом росла глухая стена.

Зачем отталкивающие и притягивающие чары? К чему манящие, разве лень подойти ногами? Очистка при помощи магии? Мыло подорожало? Глажка? А если вдруг обожжёшься? В мороз нужно одеваться теплее, постель согревать при помощи грелки, а волосы прекрасно высушит фен. Время узнают по часам, огонь разжигают спичками, а дверь без ключа открывают только воры. Вода, добытая колдовством, никому не сдалась, и, кстати, откуда она берётся? Кто ради чужих прихотей платит безумные деньги по счётчику, подумала ли она о нём?

Про боевые заклятия Гермиона вовремя решила не упоминать. Досталось и трансфигурации — фокус есть фокус, не так ли? Если бумагу выдать за яблоко, она остаётся бумагой. Что и требовалось доказать.

— Мы очень рады за тебя, дочка, — увещевал её папа. — Хорошо, что ты нашла увлечение себе по душе. Но относиться серьёзно к этому я не могу, пойми. Хотя могло быть и хуже, правда? Ты знаешь, что твоя мать в молодости хотела стать певи… Ай, Джин, прекрати щипаться, я же за рулём!

Дорожные пробки сделали поездку мучительно долгой, но, наконец, показалась знакомая улица. Гермиона обрадованно завздыхала. Однако напрасно — и очень даже скоро она это поняла.

Гермиона никогда не думала, что, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, пожелает расстаться со своей волшебной палочкой. Но уже через час та очутилась в комоде, запертом на замок. Это сделала сама Гермиона — она испугалась в какой-то момент не успеть остановить себя, не сдержаться. Вес палочки был невелик, но его отсутствие на левом предплечье ощущалось мучительно тяжело (да, она уже давно начала, по примеру чистокровных, носить палочку в ножнах, а не в кармане мантии, и это быстро вошло в привычку и воспринималось совершенно нормально, зато теперь словно какой-то части тела недоставало). Гермиону преследовало чувство, будто она забыла что-то важное, что-то потеряла — и непонятно, что.

Спустя ещё час на стене её спальни появился нарисованный от руки плакат: «То, что ты ищешь — волшебная палочка».

Не слишком-то помогло.

Но Гермиона знала, что это — меньшее зло (она ненавидела концепцию «меньшего зла», поскольку та означала, что выбирать приходится между «плохим», «очень плохим» и «просто ужасным»). «Просто ужасной» в данном случае была перспектива исключения из школы. И только подумать — за что! За колдовство.

Несовершеннолетние (по меркам волшебного мира, то есть — до пятого курса) заклинатели не имели права колдовать в местах обитания магглов. Исключения предусматривались следующие: на территории магических анклавов, в домах, принадлежащих волшебникам, в присутствии магов-опекунов.

Гермиона не подпадала ни под одно из них, и закон «О разумном ограничении колдовства несовершеннолетних» лёг на неё подобно бетонной плите, придавил, размазал. Она и не подозревала, что настолько привыкла к магии, настолько «подсела» на волшебство.

Свет нужно было зажигать и гасить выключателем. Предметы — брать руками, и руками же класть на место. Грязь вытирать губкой, а лужицу чая — тряпкой. Посуду мыть — тоже собственноручно, а уж о том, чтобы в это время читать, и речи идти не могло. Для крошек на полу был пылесос, воду в ванной следовало экономить, а если ей было зябко, то — Годрик в помощь, поскольку без волшебства она не могла нагреть до комфортной температуры хотя бы спальню. И даже к мантии она, как выяснилось, привыкла, и всё мерещилось, что в одежде чего-то недостаёт.

Завёрнутая в халат и два пледа, Гермиона сидела на узкой кровати, открытой со всех сторон, в комнате, которая выглядела маленькой, чужой и странной. Здесь явно жила какая-то девочка, но Гермиону упорно атаковало чувство, что эта девочка — не она.

Хоть ничего и не изменилось с момента отъезда — всё тот же ночник, и плюшевый медведь на книжной полке, и полосатые шторы — но изменилась сама Гермиона. Родной дом перестал быть привычным, уютным, удобным. Она словно заглядывала снаружи в сброшенную раковину, гадая, как влезть обратно, и понимая, что больше не сумеет уместиться в неё.

Ощущение отчуждённости несколько сгладилось за последующие пару дней, но визита в волшебный мир она ждала больше, чем Рождества, и ей даже не было стыдно за это. Когда подошёл срок, Гермиона вскочила в семь утра без будильника и вслед за тем четыре часа слонялась по дому, напоминая самой себе одноклассников — кого-нибудь вроде Келлы и Рона, кто вечно не знал, чем бы себя занять. Читать она не могла.

В одиннадцать она разрешила себе переодеться. Повесила мантию — выглаженную утюгом — на спинку стула. Нельзя ходить в ней по улице, но в машине никто не заметит. Ключ от комода она сжимала в руке.

В одиннадцать с четвертью верхний ящик был отперт. Две минуты спустя она уже спускалась по лестнице, неся сложенную мантию на локте. Отец оглядел её с ног до головы и хмыкнул:

— Ты не замёрзнешь?

«Чары», — хотела сказать Гермиона, но ответила вместо этого:

— Нет, мне так нормально.

Поездка прошла как в тумане. Она вертелась на заднем сиденье, измяла всю юбку. «Не страшно», — думала Гермиона. Под мантией незаметно, да и совсем скоро она сможет разгладить её колдовством.

— Странное местечко этот ваш «Дырявый Котёл», — заметил отец задумчиво и почесал веко, будто надеялся, что это сработает как волшебная мазь фейри⁽⁷⁾. — Смотрю, и не верится, что там что-то есть. Но ведь есть, а?

— Да, — Гермиона, поднявшись на цыпочки, клюнула его в бородатую щёку. — Пока, пап! Увидимся через два дня.

Дверь паба отворилась перед ней, и Гермиона словно вдохнула впервые с момента, как покинула зачарованный алый поезд. Она деловито прошествовала к стойке.

— Летучего пороху на три кната! Спасибо, сэр.

Возле камина ей стало слегка не по себе, но инструкции Гермиона помнила назубок, а потому собралась с духом, швырнула серый искристый порошок в огонь, и выговорила отчётливо:

— Малфой-мэнор!

Зелёное негреющее пламя подхватило и закружило её.

1) Имеется в виду бранч (англ. «brunch», от «breakfast» + «lunch»), завтрак, плавно переходящий в обед или совмещённый с ним. Подаётся в промежутке от 11 до 15 часов. Такой приём пищи характерен преимущественно для выходного дня и зачастую является социальным мероприятием. Меню представляет собой сочетание блюд, традиционных для завтрака и обеда.

Вернуться к тексту

2) «Клянусь костями божьими, мой содомит-кузен утверждает, что не может одолжить мне войска…» (др.-англ.)

Вернуться к тексту

3) «Стой, что значит — ты устал меня слушать?! Каков негодяй!» (др.-англ.)

Вернуться к тексту

4) «Яблочко от яблони недалеко падает, дорогой отец. Вы и сами — не образец терпения и кротости…» (др.-англ.)

Вернуться к тексту

5) «Рад видеть тебя, потомок!» (др.-англ.)

Вернуться к тексту

6) «Ищешь клозет? Отлей лучше вон в то окно, послушай моего совета!» (др.-англ.)

Вернуться к тексту

7) Согласно английскому фольклору, смертный может увидеть истинный облик фейри и их жилища, если нанесёт на глаза специальную колдовскую мазь («fairy ointment»). Характерный пример — сказка «The Fairy Nurse» («Кормилица Фей»), она же «Тётка Гуди» («Dame Goody») или «Волшебная Мазь».

Вернуться к тексту