Пробуждение Зверя (гет)

Где именно она оказалась в этот раз и что сделал с ней доктор, Эйприл понять не смогла. Во время пути ее вновь скрутил очередной приступ боли, и происходящее прошло будто в тумане. Укол? А может, то была капельница? Эйприл с сомнением взглянула на сгиб локтя — нет, никаких следов. А может, она приняла что-то внутрь? Давала же ей медсестра воды запить, вон и стакан, совсем рядом, на столике…

Впрочем, не все ли теперь равно. Из сказанного врачом девушка поняла немногое — все же ее знание французского, спасибо командировке в Париж, было довольно поверхностным. Да он и не стал долго ее задерживать, торопясь по каким-то своим срочным делам. Снова… Эйприл криво усмехнулась, потом вспомнила о теракте и немного устыдилась себе. Главное — что боль оставила ее, бесследно, так что сейчас с трудом верилось в собственный почти животный ужас перед ней. А медсестра, задержавшаяся немного дольше, успокоила ее, что не произошло ничего страшного ни с ней, ни с ребенком, и теперь все будет хорошо. А уходя, в знак утешения оставила на ее столике у кровати, предварительно осведомившись об отсутствии аллергии, маленький букетик. Эйприл и сейчас чувствовала тонкий аромат, долетавший до нее. Он почему-то казался знакомым…

Приподнявшись на локтях, она взглянула в окно. Небо за пределами больницы стало совсем черным. Так неожиданно, так странно — после ослепительного заката на Багамах. Должно быть, тут уже ночь. Сколько же прошло времени?

Проверить, увы, не было никакой возможности — ни часов, ни телефона при Эйприл не было. Еще раз окинув взглядом почти пустую палату, точнее сказать, отведенную ей половину, девушка осторожно поднялась на ноги. Медсестра, конечно, велела ей поберечь себя и оставаться в покое, но вставать же не запрещала. Да и недалеко она, всего-то на противоположную половину. Вопрос времени стал особенно насущным, стоило вспомнить, кто именно доставил ее сюда — и что он может учинить за прошедшие бесконечные минуты… или же часы.

Палата была двухместной, но невольных соседок разделяла более чем условная стенка-ширма. По негромкому сопению, долетавшему из-за нее, Эйприл предположила, что уже глубокая ночь и ее соседка спит. Или же так действовали введенные лекарства, сама-то она все еще неуверенно держалась на ногах после того укола.

Вот и отлично. Она не станет тревожить спящую, всего-то заглянет — и тут же обратно. Подбодрив себя такими словами, Эйприл сделала еще несколько шагов и, собравшись с духом, оттолкнулась от кровати. До ширмы оставалось всего-то шага два-три…

— Что вы делаете, мадам? — она даже вздрогнула на столь нежданное восклицание, резко оглянулась и, пошатнувшись, снова ухватилась за спинку койки. И лишь потом с запозданием поняла, что — впервые с момента поступления сюда — к ней обратились по-английски.

— Господи, как же вы меня напугали, мисс… — Эйприл устало выдохнула и снова присела на кровать. Нервно оглянулась на ширму: ей показалось, соседка, потревоженная шумом, завозилась, просыпаясь. Вошедшая же — совсем еще юная девушка, младше ее самой, быстрым семенящим шагом поравнялась с ней.

— Как и вы меня, мадам О’Нил, — с легкой улыбкой укорила она. — Вижу, что мои опасения были беспочвенны, раз вы уже можете вставать — но на вашем месте я бы не спешила так.

— Но вы не на моем, — чуть недовольно возразила Эйприл. Что-то из сказанного резануло слух, и лишь потом она сообразила, что именно: — Но почему вы зовете меня мадам, мадемуазель…

— …Катрин Сорель, — тут же отозвалась та. — Но можете звать меня просто Катрин.

— …мадемуазель Катрин, — повторила Эйприл более уверенно. — Я не замужем.

На лице девушки явственно отразилось замешательство.

— Разве? Но ваш спутник говорил иначе. Так, получается, он не ваш супруг… о, простите, — тут же одернула она себя и сердито дернула за светло-русый локон. — Я не вправе спрашивать, кто он вам, мада… мадемуазель О’Нил. Но если он не месье О’Нил, тогда… — голос Катрин упал до таинственного шепота, — как мне его называть?

«Мошенником и захватчиком», — чуть было не озвучила свои мысли вслух Эйприл, но вовремя сдержалась. Сейчас, после недавного несчастного случая, ее слова будут поняты более чем буквально, что грозит неприятностями уже им обоим. Впрочем, она — всего лишь несчастная жертва, попавшая к нему в плен — а значит, ей ничто не грозит. Может…

На секунду Эйприл посетила не очень достойная идея выдать личность своего похитителя. Впервые со времени возвращения в Нью-Йорк она была вне его досягаемости, а после теракта здание наверняка хорошо охраняется. И, в отличие от американских военных, здешние уже настороже и не допустят нового побоища…

Эйприл попыталась себе это представить, и ее невольно замутило. Нет, она не могла так поступить. И не потому, что во Франции имя и даже прозвище Ороку Саки никому не известны. И не оттого, что очередная попытка схватить его почти наверняка обернется новыми жертвами и разрушениями — а зная Шредера, она могла с уверенностью сказать, что будет их немало. И даже не потому, что Шредер неожиданно оказался ее Ричардом. Просто не могла… что-то противилось внутри нее самой. Очередная надежда на лучшее? Эйприл фыркнула этой нелепой мысли.

— Лучше не зовите его никак, — посоветовала она медсестре. — Из-за его службы он очень не любит, когда кто-то узнает его имя. И, — Эйприл вспомнила, что, собственно, и заставило ее подняться, — скажите, пожалуйста, сколько сейчас времени? Как давно я здесь?

— Боюсь, последнего я не могу вам сказать, — Катрин выглядела искренне огорченной. — Я сама только недавно прибыла, но сейчас, — она глянула на наручные часы, сдвинув рукав халатика, — уже далеко за полночь.

— Сколько?! — Эйприл поспешно зажала себе рот, ощутив, как ее сердце в прямом смысле провалилось в самые пятки. Последнее, что она помнила, был закат… за это время Шредер мог успеть сровнять с землей весь город, включая эту больницу. Нет, скорее исключая — но от этого совсем не легче.

— Ваш спутник очень беспокоился за вас, — продолжала Катрин, — пришлось, ради общего спокойствия, провести его в отделение. Боюсь, я уже достаточно долго задержалась, и сейчас мне надо идти — он… не слишком терпелив. Что мне ему передать? — Катрин приблизилась к Эйприл и слегка наклонилась к ней.

— И это еще мягко сказано, — пробормотала Эйприл себе под нос. — Надеюсь, он не доставил вам больших проб…

Она осеклась, рассмотрев заметный синяк, проступивший на тонком запястье медсестры. Н-да, она здорово поспешила с этой надеждой. Зная-то Шредера — когда это его появление обходилось без последствий?

— Пожалуйста, простите, мисс… — Эйприл пристыженно опустила голову, от волнения позабыв даже имя собеседницы, — за грубость моего спутника. И от всей души спасибо — за то, что вы нам все же помогаете.

— Ну, вы же не отвечаете за него, правда? — Катрин устало выдохнула, расправила складку на халате, постаравшись как можно лучше укрыть рукавом злополучный синяк. — Месье О’Н… ой, простите, ваш спутник очень переживал за вас и хотел лично убедиться в том, что с вами все в порядке. Хотя это и запрещено распорядком.

Не удержавшись, Эйприл хихикнула, представив себе, как отреагировал Шредер на такое обращение. Но быстро смолкла. Не хотелось даже думать, что сталось с теми, кто пытался остановить непрошенного гостя… но не думать она просто не могла.

— Его, должно быть, пытались остановить… — осторожно начала она, нервно комкая в ладони одеяло. Катрин кивнула в знак согласия, и Эйприл, сглотнув совсем тихо спросила: — Они… — она чуть было не сказала «живы», но спохватившись, поправилась: — …целы?

— Да как вам сказать… почти, — улыбнулась Катрин. Улыбка эта показалась Эйприл вымученной, и она в очередной раз почувствовала себя виноватой перед этой самоотверженной девушкой. Надо думать, она и привела Шредера сюда, не дав ворваться в кабинет доктора. Сама Эйприл некоторое время назад не решилась бы на такое… да и сейчас была не слишком уверена.

— Извините, что напоминаю, — продолжала медсестра более озабоченным тоном, — но сейчас ваш месье здесь, и не знаю, надолго ли хватит на этот раз его терпения. Что мне ему передать?

Она подхватила со столика ничем не примечательный листок с назначением, оставленный врачом, вчиталась в строчки…

— Хвала небесам! — с искренней радостью и облегчением воскликнула Катрин. — Ни вам, ни малышу больше ничто не грозит — это был лишь несильный спазм мышц брюшной полости, сейчас успешно снятый. Какое-то время вам желательно оставаться в покое и под наблюдением, но строгих ограничений как таковых нет. И сейчас уже можно порадовать… — она лукаво блеснула глазами, — …счастливого отца?

— Нет, пожалуйста, только не это, — резким движением Эйприл попыталась снова подняться, но Катрин не дала, во мгновение ока оказавшись рядом. — Не надо ему ничего не говорить!

На выразительном лице медсестры отразилось искреннее недоумение. Она протянула руку подстраховать, успокоить слишком впечатлительную пациентку — и Эйприл ухватилась за нее, как нарочно, за больное место, даже не заметив этого.

— Прошу вас, — повторила она дрожащим голосом. — Не надо…

— Но почему? — рискнула спросить Катрин. — Ваш… спутник еще не знает о вашем положении? Вы не сказали ему?

Эйприл отчаянно закивала, понимая, что вызывает еще больше вопросов и подозрений. Но именно сейчас она не могла придумать мало-мальски правдоподобного оправдания. И в то же время чувствовала, что ее тайна не должна раскрыться таким вот образом. И не потому, что все еще боялась, что Шредер предательски воспользуется этим. Нет, сейчас в это Эйприл не слишком верила, пусть и всерьез опасалась его реакции на новость. Но нет, не прямо сейчас, когда он совсем недавно устроил дебош в стенах больницы. В более подходящей, удобной обстановке… девушка изумленно моргнула, только сейчас поняв, что именно значит это объяснение. Нет, не так — лишь возможно, в том случае, если они все-таки окажутся рядом. А пока…

— Пожалуйста, объясните ему это как-нибудь иначе, — умоляющим тоном попросила она, отпуская руку собеседницы и стыдливо пряча ладонь. — Например, несварением желудка от непривычной пищи… или реакцией на снотворное…

— Снотворное? — тут же насторожилась Катрин. — Вы что-то принимали незадолго до того, как попасть к нам? И он вам позволил?

— Да, — лаконично ответила Эйприл, умолчав, что выпила снадобье она пусть и случайно, но вполне осознанно, надеясь даже на худший результат. — Но оно казалось совсем безобидным.

— Такие эксперименты могут быть очень опасны — как для вас, так и для малыша, — строго, назидательно отозвалась Катрин, очень напомнив при этом тетушку Эйприл. — Надеюсь, мадемуазель, вы в дальнейшем будете осторожнее?

— Да, да, конечно, — тут же согласилась Эйприл, почти не вслушиваясь в сказанное. Она была готова согласиться на что угодно, лишь бы избежать нотации. — А теперь, пожалуйста, скажите ему, что со мной все в порядке. Пока он снова чего-нибудь не учинил, — в последнюю фразу Эйприл постаралась добавить иронии, пытаясь разрядить обстановку, хотя знала — как знала и ее собеседница, — сколь много в этой шутке правды.

— Непременно, мадемуазель. А вы пока ложитесь, — дождавшись, пока Эйприл уляжется, Катрин заботливо подоткнула одеяло. — Уверена, вскоре вам позволят принимать посетителей, и вы порадуете вашего спутника новостью. Несмотря на свою вспыльчивость и нетерпеливость, он показался мне не слишком плохим человеком. Да и разве может быть негодяем тот, кто так любит свою женщину, кто так переживает за нее? Вам очень повезло с ним, мадемуазель. Как и ему с вами… — и уже погасив лампу и притворяя дверь: — Доброй ночи!

— Надеюсь… И вам, мисс, — чуть рассеянно отозвалась Эйприл. И медленно, устало выдохнув, уставилась в потолок. Когда свет погас, тени безнаказанно расползлись из дальних углов по всей комнате. Нет, не кромешная темнота, более подходящая ночи: ее не допускал горевший недалеко от окна фонарь, — лишь обманчивый переливчато-серый полумрак множества оттенков и вариаций. Он был еще коварнее тьмы, просто скрывавшей все своим непроглядным пологом. В полумраке же все предметы в комнате были видны и казались обманчиво четки и различимы. Но отдельные черты и расстояния неуловимо менялись, искажались, подменяя друг друга, и так легко было увидеть то, что роилось в голове, вместо того, что есть. Или не заметить какой-нибудь важной мелочи, в корне менявшей картину. Но что хуже всего — именно такой перламутрово-дымчатый сумрак воцарился сейчас и в душе Эйприл — и не было ни сил, ни воли, ни даже спасительного сна, способного прогнать его.

* * *

Вопреки опасениям Эйприл, на этот раз Шредер терпеливо дожидался возвращения провожатой. Нет, не потому что он поверил ее слову — жизнь давно научила его не доверять никому, кроме себя самого, да и то… Просто девчонка отсутствовала достаточно долго, чтобы он успел проверить все возможные входы и выходы и убедиться, что деваться ей некуда. Разве что выпрыгнуть через окно… да и то вряд ли, на втором-то этаже.

Лениво прислонившись к стене на некотором расстоянии от палат, Саки припомнил девчонку-провожатую, выражение ее лица — и еще раз отверг это предположение. Нет, она боялась его, но не настолько панически, чтобы рисковать собой. Хотя — небо свидетель — причины для того у нее были. Более чем достаточно. Но вместо того, чтобы визжать, вырываться или испуганно замереть, не чуя ни ног, ни мыслей, она пыталась уговорить, убедить его, пусть зуб на зуб не попадал от страха. Так, словно действительно пыталась помочь.

Шредер всегда был невысокого мнения о других людях, почитая за эгоистичных трусливых слабаков — и не раз получая тому подтверждение. Но эта девчонка, держащая его — его, своего захватчика, — за руки, умоляюще, с отчаянной надеждой смотрящая в глаза, была из числа редких исключений, рождая ненужные сомнения. И слишком уж напоминала недавнишнюю Эйприл. А еще сильнее… Элми, маленькую глупышку Элми, в которой стальной стержень тоже таился незамеченным в хрупкой, такой уязвимой оболочке. Случайно ли?..

Шредер сердито мотнул головой, отвергая неуместную мысль — и не менее несвоевременное воспоминание. Отлепившись от стены, сделал несколько шагов вдоль коридора и обратно, возвращаясь взглядом к двери, за которой исчезла девчонка. На сей раз останавливать и следить за ним было некому — но лучше б было! Нет, сказать, что ожидание на сей раз легко далось ему, тоже было нельзя. Разбуженное легкой разминкой (а считать чем-то большим потасовку с охранниками было ниже его достоинства), привычное тело требовало продолжения, да и гнев не прошел совсем, лишь затаился, как коварное пламя в почти потухших углях. Причины… их Саки мог бы назвать не менее десятка, и все они выглядели вполне достойными применения силы. Останавливало лишь одно: Эйприл. Она была где-то там, за одной из этих дверей, и по словам девчонки, своим вмешательством он мог навредить ей. И не то чтобы он поверил… ну, а вдруг? Вдруг не соврала? Вдруг Эйприл сейчас на грани, и малейший звук или движение могут погубить ее? Этого он не мог допустить ни за что на свете.

«А ты и поверил, развесил уши… Эх, Саки, как был ты наивным идиотом, так и остался», — проснулся неожиданно в голове знакомый голос, скрипучий, ехидный и циничный. Совершенно не похожий на тот, что подстрекал его на убийство, и в то же время его невозможно было не узнать. Его демон, его второе «я»… его тайная сила?

Невидимые, но ощутимо обжигающие язычки раздражения и гнева вспыхнули, разгораясь все жарче, заставляя кровь кипеть адреналином, словно бы в подтверждение неуверенному предположению. В которое Шредер почти был готов поверить после захвата города… То, что ни разу не удавалось прежде, легко, словно по волшебству, легло к ногам. Это ли не чудо, не настоящее могущество, доступное лишь ему? Которое он наконец-то укротил, подчинив себе. Теперь Зверь даже не помеха его планам, лишь продолжение его собственной силы и разума, еще одно звено доспехов, гарант его победы и… кто знает, может, и бессмертия?..

«Именно так — сила! Сила, возможностей которой ты, глупый щенок, даже не представляешь! Сила, способная дать тебе все, что ты пожелаешь, и даже больше, уже поднявшая тебя над этой кучей слизи, приравняв к богам. И которую ты, придурок, готов променять на жалкую девку, — в голосе Зверя добавилось рычащих ноток; за спиной Саки ощутил незримый глазу темный расплывчатый силуэт. От него отчетливо веяло стылым дыханием бездны, и в то же время — лютым пламенем преисподней; слова же каленым железом отпечатывались в сердце и душе. — Где твоя империя, Саки? Живое свидетельство твоего могущества, твоего превосходства? Ты бросил ее в погоне за рыжей сучкой — а теперь так же бездарно профукал и другую, едва успев заполучить».

— Не бросил! — зло возразил ему Шредер, стиснув кулаки. — Она моя и останется моей, с тобой или без тебя.

Забывшись, он проговорил эти слова вслух, и они эхом больно ударили по ушам. Но — не громче, не больнее злорадного хохота Зверя:

«Тогда где же она, Саки? Покажи мне хоть малый ее уголок. Прямо сейчас, ну? Не можешь? Потому что ее нет! Без меня у тебя нет никого и ничего — слышишь? — ничего! У тебя нет даже себя самого и свободы выбора — и ты сидишь, как ничтожная псина, у двери хозяина, не смея ни уйти, ни войти, боясь получить пинка. Скажешь, не так?»

— Да черта с два! — только присевший было на лавочку наискосок от двери, Саки снова вскочил, зло уставился в неосвещенный угол, словно именно он был его яростным оппонентом. Резким грубым движением вытащил из внутреннего кармана передатчик и выставил перед собой. — Вот тут — все, что принадлежит мне! Мое оружие, моя армия, моя империя… и моя власть над ними. Одно мое слово — и город перестанет быть, а с ним — и все мои враги. Один приказ — и он вновь воскреснет к жизни и превзойдет все столицы мира. И никто, даже ты, не сможет остановить меня!

«Так чего ты ждешь? — с глумливой ухмылкой парировал голос. — Действуй, черт тебя подери! Делай хоть что-нибудь, вместо того чтобы растекаться тут лужицей соплей. Умножь свою армию, раз уж самому настолько влом сдвинуться с места. Мне ли говорить тебе, как это делается? Или ты и такой малости не можешь сделать без подсказки?!»

«А это идея…» — Шредер замер на месте, не завершив очередного шага. Разум подсказывал ему, что личное его присутствие в захваченном Нью-Йорке действительно необходимо, и Саки не мог не понимать этого. И сейчас, малость ослабив тиски тревоги, отвлекшись, душа стремилась туда — завершить начатое, закрепить результат и, быть может, двинуться дальше. Но Эйприл… ее оставить тут, даже под надзором врачей, он просто не мог. Не мог уйти, не повидавшись с ней, не убедившись, что опасность миновала. Но — кто сказал, что он не может сделать что-то еще, находясь тут, при наличии и материала, и — пусть не лучших — ассистентов?

Уже не прислушиваясь к дальнейшей воркотне Зверя, в которой вроде как чувствовалось удовлетворение, Шредер включил передатчик и связался с базой. Первое и главное, что сейчас его волновало — расстановка сил на поле боя — не слишком изменилось за время его отсутствия. Разве что армия противника пополнилась новыми подразделениями, да немного обвыкшиеся жители Нью-Йорка помалу выбирались на улицу, не рискуя, однако, приблизиться к организованным для них же пунктам распределения пищи и прочих ценностей. Ничего, главное — начало положено.

Состояние захваченных в плен солдат подразделения тоже было удовлетворительным. Раненые понемногу шли на поправку, а значит, недалек тот час, когда какой-нибудь неразумный попытается вырваться на свободу, вынудив применить карательные меры. Не дожидаясь этого, Шредер приказал добавлять в выдаваемую пленникам пищу и воду транквилизаторы. А заодно и подготовить в техническом отсеке все необходимое для имплантации ноотронных корректоров. Включая солидную дозу наркоза. Он хорошо помнил ад, через который прошел сам во время проведенной Кренгом экзекуции, а люди Запада, не знакомые с суровой подготовкой школы ниндзя, еще хуже переносят боль. И не то что воспротивившиеся ему заслуживали лучшей участи… но уж больно их было мало. Ни к чему уменьшать число будущих солдат еще и гибелью от болевого шока.

Но, похоже, и это промежуточное решение не устроило Зверя.

«И это всё? Можно успокоиться и почивать на лаврах? — прорычал он, кривясь от отвращения. - А если завтра эти ничтожества решатся на новый штурм? Попытаются, как крысы, пробраться подземельями и катакомбами? Что тогда?! Ты серьезно надеешься удержать город жалкой горсткой своих ниндзя? Сколько их там у тебя осталось — тысяча, а то и меньше? Еще и вооруженных допотопных образом? Их просто раздавят, сотрут в порошок превосходящей силой».

— Жалкая горстка? Ничтожества? — не поверил своим ушам Саки. — И это ты говоришь мне, в одиночку одолевшему целую армию? Как раз тем самым допотопным оружием. И кто из нас после этого идиот?

«По-моему, ответ очевиден, — голос ухмыльнулся еще более издевательски. — Еще сравни себя со своими тупыми мутантами, для полноты картины. У тебя есть сила и разум, есть Я — а они лишь пушечное мясо, ни на что не способное без приказа. И даже все вместе они не смогут заменить Нас. Вот почему их нужно больше, как можно больше — и немедленно, пока какая-нибудь херова случайность снова не испортила все. Или ты хочешь дождаться ее? Запускай процесс прямо сейчас, пока не стало поздно».

— Чтобы это пушечное мясо все испортило? — Шредер снова откинулся на стену, сложив на груди руки. — Они же ни на что не способны самостоятельно. Ну уж нет, я сам, лично, проконтролирую весь процесс, чтобы всё прошло как надо. Не далее, чем сегодня-завтра. А пока…

Не договорив, он резко оглянулся, как раз в момент, когда из двери палаты показалась его провожатая. С сомнением и тревогой взглянула на него, не решаясь приближаться — видимо, все-таки слышала что-то из его слов. В сознании все еще кипел шквал звериной ярости и собственной решимости, но Саки до боли сжал пальцы, так что ногти почти до крови впились в мякоть ладони. И, коротким рваным движением спрятав передатчик в боковой карман, сам шагнул ей навстречу.

— Ну что?! Как она сейчас? — голос невольно дрогнул, стоило лишь вспомнить побелевшее от муки, искривленное гримасой лицо Эйприл. На миг забылись победоносные планы и решимость покинуть это место уже сегодня. Если потребуется, он задержится и на сегодня, и на завтра — на сколько потребуется, лишь бы Эйприл была в порядке. А прочий мир подождет, никуда не денется.

— С вашей леди все в порядке, месье, — медсестра подняла голову, ловя ее взгляд. — Сейчас ей необходим лишь покой, и через несколько дней она поправится полностью.

— А что с ней вообще случилось? — перебил ее Саки, упер руки в бока для большей внушительности. — Вот так, совершенно неожиданно… ни с того, ни с сего…

— Спазм мускулатуры брюшной полости, — невозмутимо пояснила медсестра. — Возможно, от непривычной пищи…

«Все-таки надо было им показать, где раки зимуют! — с досадой подумал Саки про персонал виллы. — Впрочем, еще успею…»

— Но скорее всего — от снотворного, что принимала мадемуазель О’Нил, — продолжала девушка — и неожиданно внимательно, изучающе уставилась ему в глаза, так, что Саки на миг захотелось отвернуться. — Вы ведь знаете, что именно она выпила, не так ли?

— Ну, допустим, — грубовато проворчал он, чувствуя странную неловкость. И запоздалый страх — Эйприл, так желавшая умереть, чуть было не получила желаемого. От него… — Оно абсолютно безвредно и проверено неоднократно.

— Видимо, у мадемуазель О’Нил парадоксальная или аллергическая реакция на него, — медсестра развела руками, затем строго взглянула на него. — Такое иногда случается, и последствия — совершенно непредсказуемы. Надеюсь, месье, в следующий раз будете осторожнее и не позволите ей принимать что-либо без консультации врача.

— Уж будьте уверены, — решительно заявил Саки, про себя решив, что все же держать Эйприл под надзором и взаперти — лучшее решение. Хотя и оно тоже не панацея. — А сейчас… — он шагнул к двери, намереваясь проверить сказанное лично.

— Погодите, месье, — остановила его медсестра. — Вашей спутнице необходим покой, и сейчас она, наверняка, спит. Уже скоро вы сможете ее увидеть, а сейчас, — она осторожно коснулась тыльной стороны его ладони, — подождите еще немного, пожалуйста. Хотя бы до утра. Ради нее…

Грубые слова уже готовы были сорваться с языка, но последняя фраза остановила его, и Шредер буркнул что-то предположительно утвердительное.

— Все будет хорошо, месье, — подбодрила напоследок его девушка. — Мы сделали все возможное, и у мадемуазель крепкое здоровье. Она скоро поправится. А мне надо идти — меня наверняка уже хватились коллеги. Доброй вам ночи, месье, и хорошо отдохнуть.

Махнув ему на прощанье, медсестра исчезла за дверями отделения. Шредер проводил ее взглядом, затем уверенным шагом направился к двери палаты. Но уже в шаге от нее, коснувшись ручки, замер в нерешительности. Что, если и правда спит? Нет, он не потревожит ее, ниндзя умеет быть неслышимым и невидимым, если надо. А очнувшись, первым она увидит его и поймет все, что необходимо.

В эту секунду чуткий слух ниндзя уловил еле слышный звук — словно бы кто-то всхлипывал. Кто-то, очень похожий на Эйприл, впрочем, уверенности не было. Однако и сомнений тоже. Еще миг — и коридор уже был пуст, ничем не напоминая о его присутствии.

* * *

Умом Эйприл понимала, что ей надо отдохнуть, да и по внутренним часам чувствовала, что ночь понемногу наступает и на ее родине. Но сон никак не шел, и даже лекарство лишь ухудшило координацию движений, сделало мысли путанными и вялыми. И, что самое неприятное, девушка не могла управлять ими, усилием воли заставить себя думать о необходимом — и отогнать ненужное, огорчающее и тревожащее.

Стоило лишь закрыть глаза, хоть немного уйти в свои мысли — перед внутренним взором тут же появлялся Рич… нет, все-таки Саки. Страх и негодование в его глазах, сильные руки, бережно, почти неощутимо удерживающие ее. Как он за нее испугался! Так притворяться просто невозможно. Ему действительно дорога ее жизнь, ее благополучие — стал бы он иначе задерживаться тут, забыв на время про свое завоевание?

Или все же не забыв? Эйприл невольно прислушалась, но почти звенящая тишина не давала никаких подсказок. Может, убедившись, что опасность миновала, он вернулся в Нью-Йорк, исполнив свое обещание — оставить ее в безопасном месте? От этих мыслей стало почему-то невозможно горько. С трудом сглотнув комок в горле, Эйприл на ощупь нашарила букетик, принюхалась. Лилии и нарциссы, те самые цветы, что дарил ей Рич… Саки на первом их свидании. И… на последнем?

Уткнувшись лицом в щекотные лепестки, Эйприл тихонько всхлипнула, затем, не в силах сдержаться, беззвучно заплакала. С каждым вдохом, с каждым воспоминанием грудь теснила давящая боль, свинцовая тяжесть. Сейчас не было даже сил противиться мысли, что ее все так же тянуло к нему, как и тогда… в начале. Когда меж ними не стояло разрушенного Нью-Йорка и погибших под колесами адской машины, расстрелянных и задохнувшихся в дыму. Когда она не знала, не помнила на его лице зверского оскала, беспощадной решимости, когда он был просто человеком… Почему, ну почему все не могло остаться таким, как было?!

Неслышно отворилась дверь, но ушедшая в свои невеселые мысли Эйприл не заметила этого. Не было никого и ничего, лишь неразрешимая дилемма. Уйти нельзя остаться. Вечная загадка, на который каждый ищет свой ответ. Но для нее ответа не было.

— Эйприл? — громкий полушепот вывел ее из прострации, и Эйприл, вздрогнув, уставилась в… то, что предположительно было лицом вошедшего. Сейчас, в полумраке он казался вырезанным из черного картона профилем человека без единой детали, лишь белки глаз поблескивали при движении. И все же не узнать его она не могла, даже не видя. Не узнать голос, осторожное прикосновение ладони, само присутствие, волной тепла отозвавшееся во всем теле.

Эйприл встряхнула головой, отбрасывая волосы с лица — а вместе с ним и морок. Сейчас ей было немного неловко за недавнюю сентиментальность. Она не должна, не имеет права радоваться его возвращению. Он — маньяк, разрушитель и убийца, которому не может быть прощения. Которому оно и не нужно. Он — вечный ее похититель и шантажист… единственный знакомый ей человек здесь.

— Я думала, ты давно вернулся в город, — тем же шепотом, но как можно суше отозвалась она. Приняла сидячее положение, чтобы чувствовать себя увереннее, — но даже так, оставаясь на корточках, ростом он был почти вровень с ней. — К своему… завоеванию.

Последнее слово Эйприл проговорила с толикой сарказма, скривив губы, и как можно незаметнее попыталась вернуть цветы на столик. Но не глядя промахнулась. Видел ли Шредер ее гримасу, она так и не поняла, но движение разглядел точно. И успел вовремя подхватить закачавшуюся вазочку, на мгновение коснувшись и ее руки. Эйприл тут же отдернула ее, словно обжегшись, ощущая странное смущение.

— Ни к чему портить произведения искусства, — даже не видя его лица, Эйприл чувствовала, что он улыбается. — А завоевание… — небрежный жест, словно отгоняющий муху, — успеется. Все под контролем.

— Кто бы мог сомневаться, — ворчливо пробормотала Эйприл, отворачиваясь. Спустила ноги на пол, намереваясь подняться… и тихо ахнула, когда Шредер, несильно сжав ее запястье, не позволил ей сдвинуться с места.

— И куда это ты собралась, на ночь-то глядя? — негромко поинтересовался он, приподнимаясь с места — лишь затем, чтобы устроиться рядом с ней. Койка жалобно скрипнула, прогнувшись, и Эйприл съехала по наклонной поверхности, оказавшись буквально бок о бок.

— Я обязана тебе докладываться? — сердито зашипела она, тщетно пытаясь отодвинуться или хотя бы освободить руку. — С каких это пор, интересно?

Черный силуэт хранил невозмутимое молчание, продолжая крепко, но безболезненно удерживать ее на месте. Наверное, Эйприл начала привыкать к полумраку: сейчас ей казалось, что и выражение лица ее собеседника было таким же непроницаемым. Словно бы это не он учинил драку в холле больницы, во вспышке ярости вышибал заклинившую дверь пинком и многоэтажно материл своих мутантов, когда им случалось напортачить. Кто-то другой, может, и усомнился бы — но только не Эйприл. Слишком хорошо знала она обманчивость такого спокойствия.

— С тех самых пор, как я отвечаю за твою жизнь и здоровье, не слишком важные для тебя самой, — наконец прервал паузу Шредер. И не успела задохнувшаяся от такой наглости Эйприл что-либо возразить, продолжал более уверенно: — Разве не тебе только что предписали отдых и спокойствие? А что делаешь ты? В который чертов раз? — в голосе мелькнул какой-то отблеск чувства. — Если ты не можешь позаботиться о себе, придется сделать это за тебя. Хотя бы до тех пор, пока тебе не станет лучше. И мне плевать, способна ли ты хоть на малейшую благодарность.

Эйприл неожиданно почувствовала себя пристыженной. Перестав вырываться, она осторожно накрыла его ладонь своей.

— Я благодарна, правда, — приглушенно возразила она. — Но покой… разве возможен он где-либо, где есть ты?..

Последняя фраза прозвучала как обвинение, и Эйприл прикусила язык, не договорив. Она вновь ощутила неловкость, когда рука, крепко удерживающая ее, неожиданно отстранилась, и Шредер поднялся, одним неуловимым движением оказавшись на середине комнатушки.

— Я знаю, — глухо отозвался он. — Именно поэтому вы здесь, мисс О’Нил. А когда поправитесь, ваша хижина на берегу моря ждет вас. Я позабочусь, чтобы вы вернулись туда без проблем.

— Погоди, а ты что, бросаешь меня? В этом чужом месте, вдали от дома? — Эйприл тоже поднялась, слишком поспешно, так что ее даже повело в сторону, и она ухватилась за спинку койки. На миг ей показалось, что Шредер собирался подхватить ее, но нет — он не двинулся с места. В стенку громко постучали, что-то буркнув, но Эйприл даже не оглянулась.

— Разве вы не этого хотели? — вопросом на вопрос ответил он. — Подальше от сотворенного мной ада, от войны и ее последствий… Кажется, сейчас вы должны быть довольны. А мне и правда пора возвращаться… чтобы завершить его поскорее. Тогда и поговорим снова. Я даже пришлю к тебе твою пустоголовую подружку, чтобы не было так скучно.

— Да не нужна она мне! — не выдержав, выкрикнула Эйприл. Сейчас ей было наплевать, потревожит ли она соседку, поднимет ли на ноги всю больницу. Девушка шагнула вперед, обвиняюще ткнув пальцем в сторону собеседника. — Мне нужен… — поперхнувшись словами, она недовольно поправилась: — Мне нужно вернуться домой. Как ты не понимаешь? Я не могу, не хочу оставаться ни здесь, ни где бы то ни было, когда там такое творится. Оставаться вдали, в неизвестности — хуже всего на свете. И мне уже лучше, правда, — Эйприл широко развела руки, еще раз шагнула в подтверждение.

Зря. Ноги подвели в самый неподходящий момент. Эйприл уже напряглась, готовая упасть… когда и как Шредер успел подхватить ее, помочь устоять, поддерживая под локти — она не заметила и вовсе. Но не хотела и думать. Она умоляюще посмотрела ему в лицо, на сей раз и не пытаясь отстраниться.

Стук повторился, на сей раз громче. Эйприл, кажется, даже слышала приглушенные ругательства. Слышала — и не слышала, они были словно бы на другом краю света.

— Пожалуйста… — прошептала она, смущенно чувствуя, что в уголках глаз вновь собираются слезы — но не отводя взгляда. — Верни меня домой. Я хочу только этого.

— Глупая девчонка, ты уж определись, чего на самом деле тебе нужно, — буркнул он недовольно, крепче прижал ее к себе. — Если ты так сильно этого хочешь, мы можем вернуться — но лишь в безопасные стены моей крепости — туда, где я буду совершенно уверен в твоей безопасности, — слегка отстранив от себя Эйприл, Шредер испытующе взглянул на нее. — Ты действительно этого хочешь?

Тяжело вздохнув, та кивнула. И даже не удивилась, когда буквально через пару секунд после того, как ниндзя достал передатчик, по центру комнаты загорелось, мерцая серебристыми отблесками, окно портала. В палате ощутимо запахло озоном.

— Погоди, — неожиданно вспомнила она, рванувшись прочь. — Катрин… она будет беспокоиться. Надо оставить записку.

Эйприл покрутила головой, но ни бумажки, ни даже паршивого карандаша в поле зрения не было. Разве что все тот же злополучный бланк, но чем на нем писать?

В этот самый момент дверь распахнулась, и на пороге выросла ее соседка — всклокоченная женщина средних лет с заметным животом. Она что-то бранчливо бросила — и тут же ахнула, разглядев прямо по курсу светящееся нечто. Отпрянула прочь, инстинктивно закрывая рукой живот.

— Некогда, — Шредер грубовато подтащил Эйприл поближе, подхватил на руки, примериваясь было привычно перекинуть через плечо, — но передумал. — Сейчас весь муравейник всполошится. Эта, — небрежный кивок в сторону обомлевшей женщины, — все доложит. А нам пора возвращаться домой. О’ревуар, — он насмешливо кивнул случайной свидетельнице и исчез в портале. А еще через пару секунд пропал и он, и лишь легкий запах озона напоминал о том, что случившееся не привиделось. Хотя больше всего случайной соседке Эйприл хотелось верить именно в это. В конце концов, чего только не причудится, когда побываешь в зубах у смерти?