Пробуждение Зверя (гет)

На сей раз высшие силы были милостивы к Эйприл, и она не запомнила решительно ничего. Медленно, расплываясь в дымке и еле слышном звоне в ушах, растаяла, обратилась в ничто жестокая реальность, а дальше… было ли что-то дальше? Девушка не могла вспомнить даже потом, прилежно напрягая память. Не было ни падения, не страхов, ни осознания себя. Должно быть, именно так и покидают бренный мир, переходя в иной, лучший…

Выходила из забытья Эйприл тоже медленно и не то чтобы неохотно — скорее так казалось более правильно, естественно. Просто в один прекрасный момент она ощутила, еще не до конца осознав, свое тело и нахождение… где-то. Именно где-то, прояснять которое пока не спешила. Отступила, сгинув в небытие, истерзавшая душу боль, было невероятно уютно и спокойно. Как дома. Как в далеком, почти позабытом детстве, когда не требовалось никуда спешить и подгонять себя под суматошную поверхностную действительность. Время, ушедшее навсегда…

В какой-то момент темнота начала напрягать, и Эйприл открыла глаза, всматриваясь в незнакомый, совершенно неожиданный мир, явленный взору. Размытые цветные пятна мало-помалу обретали четкость и завершенность, однако увиденное ни о чем не говорило. Низкие балки деревянного потолка, обшитые дощатыми же панелями стены и потолок, с оформлением почему-то в виде океанических рыб. Подобранный живописными складками почти невесомый тюль, позволяющий свету беспрепятственно разливаться по комнате. Похожие на плетеные циновки, выглядящие отчетливо домашними коврики. Тонкий, но мягкий, чуть пружинящий матрац ложа. Изящный столик с коваными изогнутыми спинкой и ножками, и стул в том же стиле подле, незнакомые фрукты в хрустальной вазе. Последняя показалась Эйприл смутно знакомой, но она все еще не могла вспомнить, где ее видела.

Медленно сев, девушка чуть шокировано обозревала представшую взгляду комнату. «Неужели именно так и выглядят небеса?» — мысль, показавшаяся поначалу абсурдной, все более крепла, обращаясь в уверенность. Она же умерла там, в захваченном Нью-Йорке, в одном из закутков титановой крепости, а теперь… теперь она по-настоящему свободна. И этот новый мир — дар ее решительности, расплата за перенесенные муки. Пусть даже он невероятно похож на ожившую сказку земных тропиков.

Эйприл осторожно спустила ноги на пол, придерживаясь за спинку дивана, выпрямилась. Нет, те пока не спешили подкашиваться. Сделала несколько робких шагов, поморщилась от боли в содранных — кажется, при падении — коленях. Осторожно ощупала их, приподняв подол, и нахмурилась. Что-то казалось неправильным, будило подозрения. Разве тут, за чертой, не заканчиваются страдания и болезни? И — Эйприл окинула взглядом потрепанное, отсыревшее у глубокого выреза декольте платье — разве она не должна выглядеть совсем иначе, не как после драки?

Она прислушалась к ощущениям в теле, оглядываясь по сторонам — и все больше убеждаясь, что не умерла, чудесным образом выжила, но как? Впрочем, это сейчас волновало Эйприл в последнюю очередь, по сравнению с другим, более насущным вопросом: где она? Как сюда попала? Ну и самое важное, наверно: что делать дальше? И ответы на эти вопросы Эйприл собиралась найти как можно скорее.

Комната оказалась совсем невелика, что порадовало ее невольную обитательницу. Чувствовала она себя вроде бы хорошо, но еще не очень доверяла телу, которое ощущалось как не до конца проснувшееся, скованное и вялое. А так хотелось поскорее рассмотреть, узнать новый мир, в котором она очутилась. Хорошо, что для этого не надо далеко идти — всего-то несколько шагов!

Преодолев их, Эйприл подошла к противоположной стене, на которой приметила похожие на балконные створки, выглянула наружу. Вели они, как оказалось, на террасу, а увиденное за ее чертой чем-то напоминало Флориду, но воздух из открытой створки не казался душным и затхлым, слабый ветерок доносил откуда-то соленый запах моря. Яркое южное солнце… нет, не слепило, мягко рассеивалось сквозь резные листья пальм, укутывая маленький дворик ажурной сеткой света и полутеней. Чисто выметенный, он спускался к усыпанному камнями и поросшему мелколиственным кустарником берегу. У мощеного причала покачивался на волнах катер, удивительно похожий на каноэ туземцев; сама же водная гладь казалась и вовсе бесконечной, ярко-лазурной под куполом ясного неба. Ничто, совершенно ничто не напоминало… да не только о Нью-Йорке, вообще о любом посещенном Эйприл месте, было не только прекрасным, но и совершенно чужим. И оттого слегка пугающим.

Но не летающим же домиком ее сюда занесло! Девушка тряхнула головой, отгоняя непривычную робость. У всего должно быть резонное объяснение, а у чудесного места наверняка есть название и местоположение. Ну и, обитатели, наверно, которых можно расспросить о многом. Если, конечно, они говорят по-английски.

Эйприл уже собиралась заняться этим и взялась за ручку стекленной двери, пусть ноги пока что держали слабо, но ее опередили: через оставшуюся за спиной и оттого незамеченную дверь вошла смуглая девушка в одежде горничной, по виду похожая на кубинку или испанку, и начала перестилать постель. Увидев Эйприл, она приветливо улыбнулась ей.

— Здравствуйте, сеньорита! Рада, что вам наконец-то лучше.

— Здравствуйте, — отрешенно отозвалась Эйприл, прошла обратно в комнату и остановилась невдалеке от дивана, оперевшись на стену. — Скажите, пожалуйста, а где я нахожусь? Совершенно не узнаю этого места.

— Так вы ничего не помните, — горничная, забыв о работе, всплеснула руками и хлопнула себя по лбу. — Прошу прощения, сеньорита, я совсем забыла, что вас принес сюда ваш спутник, а вы были без сознания. Он-то и велел позаботиться о вас как следует. Я думала, он уже вернулся. Вы на вилле «Big Bamboo» на Андросе, одном из Багамских островов. Сейчас начало межсезонья, и у нас нет других посетителей — и мы можем все время уделить вам.

Час от часу не легче! Эйприл готова была повторить движение горничной. Недолгое облегчение сменилось вспышкой привычного возмущения. Итак, ничто не закончилось, и она лишь сменила одно место заточения на другое, пусть и более привлекательное. Спутник… Она готова была поспорить на зарплату, что знает, кто им был. Без вариантов. Лишь у него хватило бы нахальства вот так исполнить ее, к слову сказать, последнюю просьбу. Единственное, что она могла от него принять.

Сейчас, однако, недавняя апатия поутихла, и Эйприл даже желала его видеть — чтобы высказать все, что о нем думает, ему лично. И желательно — она оглянулась на девушку, которая в живописном беспорядке раскладывала подушки на диванчике, — без лишних ушей. Бедняжка ни в чем не виновата и не обязана слышать все предназначенные для Шредера «комплименты».

Горничная тем временем, закончив с постелью, вернулась к двери и вышла, чтобы через секунду вернуться с подносом, на котором стоял графин, полный, должно быть, апельсинового сока, и пара бокалов с тем же узором. Посуда заняла место на столике, чуть потеснив вазу. Покосившись в ту сторону, Эйприл поняла, насколько проголодалась. По сути, она по-настоящему ни разу не ела с памятного вечера в Флориде… не считая незнакомой закуски на Технодроме. А теперь ей надо питаться не только за себя.

— Не подскажете, как скоро время обеда… или ужина? — Эйприл с сомнением оглянулась на вид за стеклом, но он не вносил ни малейшей ясности, сколько же сейчас на самом деле времени. — И еще… — она помялась, но нетерпение пересилило смущение, — мой… спутник не говорил, куда собирается пойти и скоро ли вернется?

Горничная улыбнулась.

— Как только пожелаете, сеньорита. Как я уже говорила, все к вашим услугам. Что же до вашего спутника… — она, как бы извиняясь, пожала плечами, — боюсь, мне нечем вас порадовать. Кроме того, что навряд ли он отлучился надолго. Он ничего не говорил, но очень беспокоился за вас.

Эйприл ничего на это не ответила. Она боялась признаться даже самой себе, но последняя фраза тепло отозвалась глубоко внутри — там, где по ее представлениям, живет душа. Спохватившись, Эйприл вспомнила, что забыла даже спросить, как зовут словоохотливую горничную и как добраться до столовой или где тут принимают пищу. Нет, последние дни она сама не своя — и неудивительно. Но пора приходить в себя. Прямо сейчас.

Съев несколько фруктов и выпив бокал сока — он оказался все же не апельсиновым, а больше похожим на манго, — Эйприл вышла в коридор, однако темноватые переходы отчего-то не понравились ей, и девушка вернулась, решив пройти улицей. Тем более теплый солнечный денек так и манил возможностью прогулки, отставляя тревоги и непроходящее напряжение на задний план.

* * *

Она не ошиблась: море начиналось совсем рядом, буквально в нескольких шагах от виллы — приземистого двухэтажного здания в колониальном стиле. Эйприл решила пока не отдаляться от него, решив оставить на потом выяснение отношений и изучение местности. Девушка обошла дворик, отмечая про себя, как удачно немногочисленные растущие там пальмы затеняют песчаную поверхность: ей почти не пришлось выходить на солнце. Стоящие в сени цветущих кустов лавочки казались частью нерукотворного пейзажа. Все, буквально каждая мелочь, от двускатной крыши здания до лениво жужжащих над цветами пчел, дышало покоем и гармонией. Казалось, все войны и неурядицы остались там, в ином мире, за пределами этого рая. Так хотелось в это поверить…

Эйприл тряхнула головой, освобождаясь от коварного морока. Наверняка Шредер намеренно для этого и притащил ее сюда. Но не на ту напал. Вот только немного подкрепит силы…

— Не меня ищете?

Задумавшаяся Эйприл даже вздрогнула от звука знакомого голоса, но еще больше — от прикосновения. Предмет ее мыслей неожиданно материализовался откуда-то, хотя казалось: где тут можно спрятаться. Однако ж вот сумел и теперь невозмутимо шагал рядом с ней, взяв под руку. Сердито сверкнув на него глазами, Эйприл попыталась отнять свою ладонь, но не более успешно, чем раньше.

— Что ты делаешь? Отпусти сейчас же! — она повысила голос, однако огляделась, нет ли рядом посторонних. Почему-то именно сейчас ей бы не хотелось ничьего присутствия.

— Не раньше, чем мы доберемся до места, — тон ее спутника был на редкость серьезен. — Вам не помешает путеводитель по этому чудному месту, Эйприл, а высказать мне свое недовольство вы успеете и после того, как наберетесь сил.

Эйприл удивленно на него взглянула: настолько близко сказанное было к ее собственным мыслям, — но радовать его этим не стала. Про себя девушка не могла не отметить, насколько импозантно и естественно выглядит ее похититель в обычной с виду одежде. И даже лучше вписывается в местный колорит, чем она — в своем слегка потрепанном платье, в котором к тому же заметно жарко. Совершенно не похож на себя привычного. Пожалуй, все, кто им встретятся, не поймут ее, вздумай она взывать о помощи или вырываться. Придется пока притвориться.

Шумно выдохнув, Эйприл усилием воли расслабилась.

— Вот и умница, — Саки неприметным движением направил ее к невидимому с террасы входу, ведущему, как он успел уже убедиться, в столовую. — Мы почти пришли.

— Не дождешься, — с самой милой улыбкой бросила Эйприл, не глядя на него. Почти не глядя, потому что ответную улыбку — к ее досаде, очень и очень знакомую — все-таки заметила.

* * *

Обед оказался выше всяких похвал: Эйприл, более привычную к мясным блюдам, удивило, сколь многое можно приготовить из морепродуктов. А коронное блюдо шеф-повара — пудинг из гуавы — она хотела было заказать еще, но почему-то постеснялась. И желудок, доставлявший немало проблем не так давно, тоже успокоился, словно именно этого ему и не хватало.

Как и пообещала горничная, других постояльцев не было ни во дворике, ни на причале, мимо которого они проходили, ни в столовой. Поначалу это радовало Эйприл, но потом начало смущать. Нет, она обещала себе, что выскажет все этому проходимцу, едва они останутся наедине…, но нужные слова отчего-то потерялись, и Эйприл не была уверена, что найдет их, когда придет время. А оно неумолимо приближалось.

Эйприл крутила в руке вилку, глядя в тарелку и избегая встречаться взглядом со спутником. Тот же ел невозмутимо, с непринужденной грацией особы королевских кровей. К неудовольствию Эйприл, подобное сквозило и в обращении с обслуживающим персоналом — который, вот как нарочно, словно чувствуя это, отвечал почтительной предупредительностью, почти не замечая ее саму. Так знакомо, так привычно… и в то же время возмутительно до глубины души. Куда же делся тот, прежний Ороку Саки, рядом с которым она могла не стесняться в выражениях, которого так легко было спровоцировать на гневную вспышку? Сейчас он казался незнакомым и почти пугающим, и даже вспылить, задеть привычной колкостью казалось почему-то глупым, почти детским поступком. Так, словно они неожиданно поменялись ролями. Или она совершенно его не знала. Но ведь такое невозможно. Или…

Эйприл вздохнула с облегчением, когда обед закончился и они снова вышли во дворик. Солнце опустилось ниже к горизонту и сейчас еле проглядывало сквозь резную листву. Удлинившиеся тени ползли по земле змеями, скрадывая и обманчиво изменяя контуры видимых предметов. Наверное, скоро наступят сумерки, а там и ночь. Эйприл незаметно передернула плечами.

— А вот теперь я вас внимательно слушаю, — дождавшись, пока Эйприл поравняется с лавочкой в тени невысокой каменной стены и кустарника, Шредер остановился напротив, привычно скрестив руки на груди. Лишь по этой знакомой позе — да потемневшим глазам — его сейчас можно было узнать. Ровно до того момента, когда он со смешком добавил: — Хотя вряд ли есть шанс, что вы оцените столь удачное исполнение желания.

— Оцените?! — собиравшаяся было сесть Эйприл снова вскочила и возмущенно ткнула пальцем в его сторону, лишь в последний миг, почти коснувшись, отдернула руку. — Что вообще все это значит? — она обвела рукой дворик, имея в виду и впечатляющее здание виллы, и роскошную обстановку комнаты. Зачем-то оглянулась назад, на дорожку, ведущую в сторону столовой, и добавила тише: — Весь этот маскарад?

— Маскарад? — Саки склонил голову набок, задумчиво рассматривая ее, как какое-то редкое растение. — Да нет, Эйприл, на самом деле все очень просто. Тебе казалось невыносимым находиться там, где ты была; ты готова была умереть, лишь бы не оставаться там ни на секунду. И я исполнил твое желание. Ты права: охваченный войной город и правда не самое подходящее для тебя место. И потому ты здесь. Этот рай на земле — лучшее обрамление для моей жемчужины, что я только могу придумать. Кроме того, — добавил он серьезно, вновь переходя на полуофициальный тон, — меня беспокоит ваше состояние, мисс О’Нил. Впрочем, я это уже говорил. И если вы так категорически против лечения, то подкрепить здоровье и собраться с силами будет явно не лишне. И здесь — самое подходящее для этого место.

Услышав это, Эйприл буквально задохнулась от возмущения. Несколько секунд она не могла собраться с мыслями, лишь, сжав кулаки, сверлила взглядом нахала, смевшего решать за нее, где и когда ей лучше находиться. Да, этот тихий уголок нетронутой природы, его покой и уют и правда показались ей воплощенной мечтой. Возможно, при других обстоятельствах она и правда хотела бы приехать сюда на недельку-другую. Однако вот так вот, помимо воли, покинуть родной город, быть оторванной от происходящего там… да что он вообще на себя берет?

— Но вы же сами говорили о кошмаре и о том, что не хотите там жить, — напомнил ей Шредер, стоило Эйприл лишь заикнуться об этом. — К сожалению, изменить мир к лучшему быстро невозможно, а значит, сейчас ваше место здесь. Живите спокойно вдали от разрушений и крови, до тех пор пока…

Возможно, он собирался сказать: пока все не наладится, — банальные, набившие оскомину и вызывающие дурноту слова. Эйприл не стала дожидаться, когда они будут произнесены, и резко перебила его:

— …пока война не придет и сюда, да? — девушка уставилась на него со злым ожиданием во взгляде, уперев руки в бока — тоже очень знакомым движением. — Пока и эту красоту ты вновь не обратишь в руины и тлен? Ведь тебе снова будет мало того, что есть. Ты же не успокоишься до тех пор, пока не уничтожишь мир или себя самого.

— Вас это не затронет, — уверенно возразил Шредер. — Я обещал, что вам никто не посмеет навредить, и сдержу свое слово. А этот мир… — он сделал неопределенный жест, словно беря в рамку прицела повисшее уже почти у самой воды багровое солнце. — Этот уголок — маленький кусочек рая на земле, ровно такой, каким он и должен быть от сотворения. И каким станет, рано или поздно. Вы сомневались в моих намерениях, мисс О’Нил, не верили, что мне может нравиться что-то достойное, что я способен совершить что-то человеческое. Это — лишь ответ на ваш вопрос. Вы считали меня бездушным зверем, чуждым красоты и гармонии — но сотворенный мною мир станет именно таким, как этот, который я дарю вам.

— Этот мир не твой, — снова резко перебила его Эйприл. — Тебе принадлежит — и то лишь на время, пока наша армия не отвоюет его, — разрушенный Манхэттен. А Гавайи — самостоятельная республика, существующая вне твоей воли.

— Принадлежит — вместе со всем находящимся тут, — уверенно повторил Шредер почти снисходительным тоном. Эйприл с негодованием отвернулась от бумаги, что движением фокусника он извлек… кажется, из внутреннего кармана — хотя где ему быть, на летней рубашке и брюках? Про себя она с отвращением понимала, что в бесстрастных строках — подтверждение его слов. Понимала, но так не хотела верить. Снова напрасно, — Этот отель, этот пляж и роща при нем, весь этот остров принадлежит тому, кто оплатил тут отдых. Разве не так решаются дела в вашем мире? И да, на весь указанный срок я — единоличный владелец этого рая. И ты, Эйприл. Теперь твой дом именно здесь.

— Но откуда… нет, я не желаю этого знать, — она махнула рукой, словно отгоняя кусачее насекомое. Шредер неожиданно согласно кивнул.

— И не стоит, — подтвердил он, вновь пряча бумагу. — Меньше знаешь — крепче спишь, и в этих словах есть доля истины.

И правда, узнавать, что за эти деньги один из высокопоставленных чинов муниципалитета хотел купить право остаться на своем месте — даже если управлять будет нечем, под началом того, кого считал воплощением самого Сатаны, — будет для нее не из приятных. А уж тем более — что именно он, Саки, сделал с ним и его деньгами во устрашение остальных. Не со всеми, конечно, но это уже мелочи.

На какое-то время повисло напряженное молчание. Эйприл силилась найти слова, способные пробить выстроенную им защитную стену — и обреченно понимала, что не может. Вот прямо сейчас он поднимется и покинет остров, оставив ее здесь — право слово, она уже начинает ненавидеть это ни в чем не повинное место, — а она ничего не сможет с этим поделать, ни словом, ни движением не сумеет удержать его. Эйприл не знала, что пугает ее больше: то, что он поступит так, или что останется тут, с ней. Не знала, чего желать…

— Ну, конечно, кто бы спорил. Разве тебе знакомо что-то еще? — буркнула она и демонстративно отвернулась, обхватив себя за плечи. Ближе к вечеру с моря тянул пронизывающий ветерок, и хотелось поскорее укрыться от него. Хотя бы в комнате избранного для нее «рая», которому до подлинной мечты не хватало сущей малости, одного-единственного, но такого важного шага: ее собственной воли.

И все же Эйприл невольно дернулась, когда, очередным неслышным движением сократив расстояние меж ними, Шредер обнял ее со спины, заслоняя и от ветра, и от налетевшей откуда-то стайкой мошкары, укрывая ладонями ее открытые плечи.

— Теперь — не только, — выдохнул он чуть слышно над самым ее ухом. — Благодаря тебе…

От сильных рук исходило тепло, которому сейчас, не видя их обладателя, так не хотелось противиться. Кажется, даже ветерок куда-то исчез, а воздух сгустился, неохотно проходя в легкие. По телу прошла волна жара, пульсируя в горящих щеках и глубоко в лоне. Желания? Тоски по нежности? Возмущения? Эйприл не могла понять — и не стала затруднять себя формулировками. Порывистым движением она освободилась из объятий, обернулась, гневно сощурившись.

— Да что ты вообще понимаешь — ты, не отличающий заботы от похоти! — выкрикнула она, брезгливым движением отряхнула плечи, пытаясь избавиться от самого ощущения близости. — Для тебя нет ничего, кроме твоих прихотей и безумия! — каждое слово больно отдавалось в голове и почему-то внизу живота, но Эйприл не собиралась успокаиваться. Напротив, она повысила голос, пытаясь перекричать собственные мысли, вытеснить что-то гнездящееся в душе. Захлебнувшись словами, она отступила на шаг, выставив перед собой руки, как будто готовясь защищаться. — Ты ничего не понимаешь, слышишь? Ни-че-го! И не смей больше ко мне прикасаться! — еще раз судорожно схватив ртом воздух, она повторила уже тише: — Не смей! Уходи! Убирайся отс…

Неожиданная жестокая боль ударила изнутри, и Эйприл вновь захлебнулась словами, не в силах продолжить. Прижав руки к животу, она попыталась шагнуть, но пошатнулась и, скорчившись, схватилась за спинку скамьи. Пальцы были ватными.

«Что со мной? Господи, что это?!» — первобытный, нерассуждающий страх вытеснил чувства и мысли, завладел всем ее существом. Эйприл забыла обо всем, столь важном и значимом до сего момента, медленно осела на землю, все еще прижимая свободную руку к животу. Картинка перед глазами расплылась в дымке, стремясь исчезнуть, испариться. И это пугало даже сильнее, чем возможные причины боли. Ощутив подхватившие ее руки, Эйприл вцепилась в них что было сил, с надеждой вгляделась в смутно знакомое лицо. Каким-то краешком сознания она помнила, что секунду назад считала этого человека врагом. Но сейчас он был единственным хоть немного знакомым и тем самым вызывающим доверие. И больше всего на свете Эйприл страшило, что и он уйдет, исчезнет вместе с падающим в бездну миром, оставив ее наедине с болью и неизвестностью.

— Нет… пожалуйста, — прошептала она сквозь мгновенно вскипевшие на глазах слезы. Мечущиеся, словно ошпаренные, мысли не давали себя ухватить, и она испугалась, что так и не сможет вспомнить его имени. И сжала пальцы сильнее.

— Эйприл, что с тобой? Ты меня слышишь?! — человек рядом с ней встряхнул ее, потом наклонился ближе. Теперь Эйприл отчетливо видела его глаза, полные точного такого же страха и непонимания, что и у нее. Если не большего. — Ответь, Эйприл…

— Н… не… знаю, — девушка прикусила губу и наконец вспомнила. — Не знаю, Рич… чард. Не уходи, п… пожалуйста.

— Саки… меня зовут Саки, — неожиданно перебил ее он, и Эйприл почувствовала, что он поднимает ее с земли. Нутро все еще сводило спазмами, но страх ослабил свои тиски, словно бы отступив перед тем, кого она знала как Ричарда. — Ничего не бойся, Эйприл. Что бы ни было, с тобой ничего не случится. Верь мне.

И она верила. Вопреки его неестественной бледности и чуть дрожащим рукам — верила больше всех на свете. Кому же еще, если не ему?!