На её месте (джен)

Макс потянулся, открыл глаза и начал падать. Он инстинктивно сгруппировался, хоть и знал, что удар ему не грозит, и так и вышло: Шурф привычно поймал его на половине пути, опустил на одеяло и отступил на полшага.

Макс обхватил плечи руками и начал дышать: медленно-медленно, изо всех сил пытаясь отстраниться от реальности, в которой прямо перед ним стоял крепкий, сильный, полный вкуснейшей крови организм. «Дай, дай!» — кричал голодный зверь в его голове, но Макс не шевелился и избегал смотреть на пульсирующую жилку на шее Шурфа.

Хоть движения его были предельно точными и быстрыми, прошла, казалось, вечность, прежде чем он налил бальзам Кахара в свою Дырявую Чашу и протянул Максу. Напряжение Шурфа было видно невооружённым взглядом: каждое мгновение он ожидал, что зверь сорвётся с цепи, но всё же самоотверженно протянул руку, мол, вот, смотри, я тебя не боюсь, я тебе доверяю.

Макс залпом выпил чудесное бодрящее средство и сразу же почувствовал, как его отпустило. Он снова стал человеком, пусть и довольно-таки голодным.

— Ещё, — потребовал он, протягивая Шурфу Чашу.

Тот послушно налил в неё ещё один глоток бальзама. Макс выпил. Хорошо.

Так теперь начиналось каждое утро нового дня. Можно было пойти и более простым путём — раз в несколько дней напиваться крови Шурфа или находить какого-нибудь мятежного магистра и съедать его. Но Макс твёрдо следовал собственному плану и, кажется, пока что всё получалось.

— Спасибо, — сказал он, возвращая Шурфу Чашу и доставая из-под подушки кофе и пару ароматных пончиков.

Лонли-Локли кивнул и чинно опустился на одеяло рядом и Макс извлёк для него чашку чая.

— Как ты себя чувствуешь? — осведомился Шурф, благодарно кивнув.

— Как обычно — хорошо, — отмахнулся Макс.

— Голод не усиливается?

Макс попытался сравнить свои ощущения сейчас и дюжину дней назад и с неудовольствием признал:

— Усиливается. Но постепенно, так что я вряд ли сорвусь.

Шурф ничего на это не сказал. Впереди ещё больше половины срока, и если так будет продолжаться, кто знает, чем это обернётся в итоге.

— Леди Сотофа одобрила мои методы воспитания, — сказал Макс чуть обиженно, сам не зная, что его зацепило. Возможно, собственная неуверенность в успехе? Но он всё равно был полон решимости.

— Да, она мне говорила, — признал Шурф с отстранённой маской на лице. — Сказала, что когда речь идёт о контроле над преступностью в Ехо она руками и ногами на нашей стороне, но ребёнку нужно хорошее питание. А кто знает, что жрали эти мятежные магистры, прежде чем попали в твоё меню?

Его глаза весело блеснули, и Макс не выдержал и рассмеялся, разлив остатки кофе. Ещё одна особенность, которой за ним раньше не наблюдалось — ухудшилась координация движений. Но это было такой ерундой по сравнению с прочим, что Макс не обращал на это внимания.

— Мне пора, — сказал Шурф, поднимаясь. — Через минуту у меня начинается консультация со Старшими Магистрами, а мне ещё надо подготовиться. Хорошего дня, Макс.

— Хорошего дня, Шурф.

И Великий Магистр Ордена Семилистника исчез, а Макс выбрался из-под одеяла и подошёл к шкафу, чтобы одеться. Он замер, заметив своё отражение в зеркале на внутренней стороне дверцы шкафа.

Светлые кучерявые волосы леди Хельны растрепались после сна, глаза запали, черты заострились. Лишь талия немного расширилась, а живот едва заметно округлился — так, что под одеждой это практически невозможно было заметить. Но зато всё остальное — щёки, шея, конечности — подозрительно потеряли в объёме. Это было немного странно с учётом того, сколько Макс ел в последнее время, но леди Сотофа сказала не беспокоиться об этом, а продолжать в том же духе, так что он продолжал.

Грудь ещё немного увеличилась, появились странные неприятные ощущения. Макс уже почти привык к этому телу, и даже с некоторым удивлением вспоминал те времена, когда так страстно желал вернуться в собственную внешность. Да, он по-прежнему предпочёл бы быть мужчиной, если бы у него был выбор, но теперь тот факт, что выбора нет, уже не повергал его в такой панический ужас, как поначалу.

Если бы леди Хельна увидела, во что он превратил её миловидную внешность, она бы наверняка впала в депрессию на несколько дней. Кожа на руках и на лице обветрилась, а волосы, позабывшие о том, как выглядит расчёска, сбились в колтуны. Не важно, в каком теле, Макс оставался собой, и это его немного утешало. Взяв первую попавшуюся скабу и лоохи, он направился вниз, проводить ревизию бассейнов.

Это была ещё одна страсть, в которой он теперь не мог себе отказать — он полюбил подолгу плескаться в воде. Раньше купание было для него лишь данью необходимости, которой он уделял так мало времени, как это было вообще возможно. Но теперь поочерёдное расслабление в каждом из бассейнов Мохнатого Дома стало чем-то вроде ритуала, столь же необходимого для нормального самочувствия, как утренняя порция бальзама Кахара.

«Макс, тебя сегодня ждать в управлении?» — прислал зов Джуффин как раз в тот момент, когда Макс собирался перебраться из шестого бассейна в седьмой.

«А что, соскучились?» — нахально осведомился он.

Макс прекрасно понимал, что жутко раздражает коллег в последнее время. Мало того, что его перепады настроения всех достали, так никто кроме Кекки не смел поднять на него руку — срабатывали глубокие убеждения в том, что женщин бить нельзя. Да и Кекки не слишком хотела с ним связываться и всячески старалась избегать его общества. Более того, в последнее время Джуффин старался не доверять Максу такие дела, в которых ему придётся применять магию — слишком уж красноречивым было воспоминание о судьбе Фелла Мадахела. Вот и получалось, что он бездельничал и действовал всем на нервы, пока остальные выполняли его работу. И, что самое прекрасное, никто не возмущался. Сэру Кофе с Максом нечего было делить кроме кресла в кабинете Джуффина, Мелифаро всё ещё чувствовал благодарность за спасение жизни и прощал Максу больше, чем обычно, а Нумминорих, по своему обыкновению, просто воспринимал реальность такой, как она есть, не задавая вопросов и не сомневаясь в её прекрасности.

«Не то, чтобы очень соскучились, — язвительно отозвался Джуффин, — надо же знать, на скольких человек обед заказывать».

«Ну, при такой постановке вопроса — как не явиться?»

Макс несколько раз нырнул в ароматную зеленоватую воду и понял, что настало самое подходящее время для того, чтобы порадовать коллег своей неотразимостью. Провозившись ещё примерно с четверть часа, он шагнул Тёмным Путём прямо в Зал Общей Работы и застал самую прекрасную картину в мире: друзья и коллеги неспешно и непринуждённо обсуждают дела, любимое кресло пустует, явно дожидаясь приземления его задницы, а рядом с его обычным местом стоит исходящий паром горшочек с ароматным индюшачьим паштетом. Он уселся, с удовольствием зажевал и почувствовал, что ещё немного — и он просто взлетит от счастья под потолок и останется там висеть до конца дня.

— Эй, ты чего, Макс? — изумлённо спросил Нумминорих, заметив навернувшиеся на его глаза слёзы.

Вообще-то Макса не так уж сильно торкнуло. То есть да, порадовало, но не настолько, чтобы так бурно проявлять эмоции. На самом деле эмоциональные крайности, то и дело настигавшие его в начале всей этой истории, уже почти перестали ему докучать, он уже вполне мог себя контролировать. Ему просто понравилось играть в эту игру — изображать неуравновешенную сверхчувствительную леди с повадками грубоватого мужлана.

— Просто вы все такие ми-и-лые, а еда такая вку-у…

Он оборвался на полуслове и нервно икнул. Что-то произошло: совершенно неожиданное, а оттого абсолютно ужасное. Он почувствовал шевеление внизу живота, как будто там ёрзало что-то… что-то…

— Макс? — окликнул его Джуффин, до этого безмятежно наслаждавшийся представлением, а теперь заподозривший неладное. — Что случилось? На тебе лица нет.

Шевеление продолжалось, Макс не без труда заставил себя дышать. Нет, он догадывался, что так будет. Но когда-нибудь потом, в абстрактном будущем! Не сейчас!

Осознание собственного положения вышло вдруг на новый уровень. Макс неожиданно понял, что он действительно не один! И это были не просто слова леди Сотофы, не просто разбушевавшийся чужой организм, и не одни лишь волшебные сны о серебристой рыбке. Это было здесь и сейчас, шевеление в его животе, такое себе заявление: «Эй, привет, я здесь, и мне тоже весело!» И если положить руку на живот, он снова взбрыкнёт, едва заметно, но вполне отчётливо: дай «пять», мамочка!

— Он шевелится, — сказал Макс Джуффину с теперь уже неподдельным шоком.

— Кто шевелится? — глухим голосом спросил Мелифаро, глядя не на Макса, а на его руку, неосознанно поглаживающую живот.

— Что ж, это многое объясняет, — хмыкнул Кофа и откинулся в кресле с самодовольной улыбкой.

— Очень, очень многое, — в тон ему отозвалась Кекки.

Ради этого момента можно было отложить все дела и насладиться выражением лиц коллег, но Максу было не до того. У него в голове переворачивалось всё его бытие, а ребёнку, кажется, понравилось повергать его всё в более глубокий ужас, и он не останавливался.

— Мне надо… мне надо…

Вдох-выдох. Спокойно.

«Леди Сотофа!»

Он просто мысленно кричал, ещё сам толком не понимая, чего от неё хочет.

«Приходи», — коротко отозвалась она, и хотя при помощи Безмолвной Речи эмоции передать было довольно трудно, Максу показалось, что она смеётся.

Он переместился в её беседку, в которой он в последнее время бывал едва ли не чаще, чем в Доме у Моста, и обнаружил, что оказался прав.

— Что случилось, Макс? — ласково спросила она, обнимая его и усаживая в плетёное кресло.

— Он… оно брыкается! — пожаловался Макс и сам захихикал, настолько заразительным было её веселье.

— И правильно делает. Физическая активность полезна для здоровья. А от меня-то ты что хотел?

Макс растерянно похлопал глазами. Действительно, глупо вышло: всё ведь в порядке, так и должно быть. А он просто растерялся и запаниковал — как и при каждом новом проявлении перемен в его организме.

— Наверное, чтобы вы просто сказали, что это нормально, — сконфуженно сказал он. — Извините.

— Не извиняйся, — махнула рукой Сотофа. — Ты же знаешь, я всегда рада тебя видеть. Это твоя первая беременность, так что тебе многое простительно. Но знаешь, Макс, с некоторыми мелочами тебе лучше научиться справляться самому. Либо обсуждать их с отцом ребёнка — он, знаешь ли, тоже лицо заинтересованное. И не надо делать такое лицо. То, что сэр Шурф не носит в себе ребёнка, не значит, что он не сможет понять, о чём ты толкуешь. И я говорю это не потому, что я не найду времени на то, чтобы утешить очередное твоё беспокойство, а потому, что то, как ведёшь себя сейчас ты, влияет на то, каким будет характер у ребёнка, как он сам будет справляться со стрессами и неожиданностями.

Макс медленно кивнул. В глубине души он и сам это понимал — в тот момент, когда отказался выпить крови Шурфа и обрёк себя на то, чтобы каждое утро переживать несколько секунд острого вампирического голода. Но почему-то дальше этих довольно примитивных соображений он не доходил.

— Вы правы, — сказал он. — Надо бы мне прекращать играть в беспомощность. А то я даже не знаю, как мы справимся с этим птенчиком, когда он вылупится.

— Справитесь, куда вы денетесь, — махнула рукой Сотофа. — Но всё-таки про меня не совсем забывай. Кто ещё меня так повеселит, если не ты?

Она снова засмеялась, и Макс последовал её примеру, ласково погладив живот. Утренняя гимнастика, судя по всему, подошла к концу.

— Иди уже, порадуй Джуффина доеденным обедом, — сказала леди Сотофа. — Ты его очень взбодрил своим выражением лица. Он мне ещё за минуту до тебя зов прислал: жди, мол, в гости напуганного сэра Вершителя, у него ребёночек зашевелился.

Макс снова засмеялся и переместился Тёмным Путём, стараясь оказаться в том же кресле, из которого исчез. Но то ли что-то сбилось в его мысленных координатах, то ли это была ободряющая шутка леди Сотофы, он свалился прямо на Джуффина, в его распростёртые объятья.

— Прости, дедуля, — сказал Макс, неуклюже поднимаясь. — Промахнулся.

Помещение взорвалось хохотом, но лишь снова оказавшись в собственном кресле и проведя ревизию едва начатого горшочка с едой, Макс оглядел помещение и обнаружил, что народу за те несколько минут, что его не было, прибавилось. Луукфи спустился из архива, а со стороны Городской Полиции явился Трикки Лай, очевидно, просто чтобы понять, что за повод для шума случился у Тайного Сыска.

— Ясно теперь, почему сэр Макс в последнее время жрёт как не в себя, — сказал Мелифаро, с восхищением наблюдая за тем, как он поглощает еду. — Действительно же не только в себя. С ума сойти!

— Завидуй молча, радость моя, а то намекну леди Кенлех, как можно обзавестись родным ребёнком, но чтобы вынашивал его муж.

Мелифаро снова расхохотался — немного нервно, впрочем.

— Как-то неуместно теперь называть Макса «сэр», — заметила Кекки. — Такая милая леди, да ещё и в положении…

— Хоть горшком называй, только в печь не ставь, — с набитым ртом сказал Макс и сам себе удивился. Поначалу он очень остро реагировал на замечания такого рода и на недоуменные вопросы посторонних о том, почему такую милую изящную леди называют «сэр Макс». А теперь это ушло на второй план: он был именно тем, кем он был — мужчиной в теле женщины, и в этом была какая-то своя удивительная определённость, менять которую не хотелось. А то, что у окружающих это плохо укладывается в голове — так это их проблемы.

— Предлагаю устроить вечеринку, — сказал Нумминорих, их штатный человек-праздник. — Официальное приветствие маленького максика, которому так понравилась наша тёплая компания, что он решил заявить о себе.

— Поддерживаю, — сказал Мелифаро. Кто бы сомневался. — Готовься, Макс, сегодня вечером тебя будут тискать восторженные леди. Знаю я их замашки.

Макс задумчиво продолжил жевать, пытаясь определиться со своим отношением к этой перспективе. Никаких отрицательных чувств он за собой не обнаружил — тискать так тискать. Надоест — сбежит на крышу, никто силком держать его не будет. В любом случае разоблачение великой тайны состоялось, хотя вот прямо сегодня не планировалось. Надо будет предупредить Шурфа.

Доев всё, что обнаружилось на столе, Макс отправился на прогулку по городу. В конце концов, физическая активность полезна для здоровья.

Бродил по улицам Ехо он довольно долго: даже ноги заболели. Формально он выполнял свою работу — присматривался к людям на улице, выискивал сновидцев и проверял, всё ли у них в порядке. Три или четыре раза он заходил в разные трактиры, чтобы подкрепить силы, а после наступления сумерек вернулся в Мохнатый Дом, где к тому моменту уже собралась довольно большая компания.

Нумминорих и Базилио постарались на славу: не только уговорили королевских поваров приготовить что-нибудь съедобное, но и украсили комнату иллюзиями цветных звёзд и свисающих с потолка зелёных лиан. Получилось довольно мило, хотя сам Макс повода для такой торжественности не ощущал.

«Извини, — послал он зов Шурфу, который занял кресло в дальнем углу, чтобы не нарушать гармонию своим более чем сдержанным выражением лица. — Не думал, что они так разойдутся».

«Не страшно, — отозвался тот. — Это хорошая примета, что люди радуются чьему-то скорому появлению. Значит, всё пройдёт благополучно и он без страха и лишних сомнений войдёт в этот Мир».

Макс улыбнулся такому красивому объяснению и окончательно расслабился. «Ну ладно, рыбка, — мысленно обратился он к ребёнку. — Давай наслаждаться. Это для тебя тут устроили». Тот не ответил и даже вновь активничать не начал, но где-то на грани между собственным «я» и самовнушением чужого присутствия Макс ощутил лёгкое любопытство. Ну-ка, ну-ка!

Было довольно шумно и весело. Нумминорих привёл с собой всю семью, и Макс морально настроился к капитальному ремонту после ухода Фило, но Нумминорих, в кои-то веки, успевал предотвращать почти все возможные катастрофы, и стол с едой перевернулся всего лишь дважды. Потом Малдо наколдовал из ковра и дивана детский замок-лабиринт, и Фило и Нита отправились его изучать.

— А они не заблудятся? — обеспокоенно спросила Хенна.

— Найдём, — махнул рукой Малдо. — Там внутри всё мягкое, а главное — нет другого выхода, так что не потеряем.

Потом играли командами в Злик-и-Злак, затем Мелифаро и Базилио загадывали всем загадки, а Джуффин всё ворчал, что Макс в «крак» играть разучился.

— Макс, а он сейчас не шевелится? — спросила Базилио с робкой надеждой.

— Нет. Заснул, наверное. Ой, нет! — малыш как будто решил опровергнуть неверное представление о его состоянии и начал ворочаться. Макс почувствовал, как глупая улыбка наползает на его лицо, а по телу бегут приятные мурашки. Ощущение вместе с осознанием того, что это значит, было настолько невероятным, что у него даже закружилась голова.

— Макс, а можно мне… — почти шёпотом сказала Базилио и нерешительно кивнула на его живот. — Можно я потрогаю?

На секунду Макс растерялся. Так вот что имел в виду Мелифаро, когда говорил про «тискать»! Ну что ж, в этом, вроде, нет ничего плохого.

— Можно, — неуверенно сказал он, и когда Базилио приблизилась и неуверенно протянула руку, он положил её ладонь на участок живота, где он ощущал самую большую активность.

— Ой, — Базилио испуганно распахнула глаза, ощутив едва заметное шевеление под пальцами. Макс интерпретировал этот жест внутри него как: «Хэй, чудовище, ты классная!»

Как-то незаметно к ним подсела и леди Хенна. Для полной идиллии не хватало только Меламори, которая устроила бы малышу мастер-класс по превращению в монстров. Макс подавил тяжёлый вздох и досадливо поглядел на Мелифаро — тот веселился этим зрелищем вовсю. Джуффин, блаженно улыбался, пыхтел трубкой, а Шурф смотрел на Макса и окруживших его дам с каким-то непередаваемым выражением алчности в глазах. До Макса вдруг кое-что дошло.

Это был щекотливый момент. С тех пор, как Хельны не стало, они с Шурфом по немому обоюдному согласию тщательно избегали вопроса о тех отношениях, что связывали Лонли-Локли с бывшей обладательницей этого тела. Сам Макс, как бы хорошо он ни относился к Шурфу, с содроганием вспоминал тот вечер, когда по нелепой случайности оказался в постели в его страстных объятьях. И пусть тогда всё выяснилось довольно быстро, Макс всё равно непроизвольно избегал слишком близкого контакта. Шурф, очевидно, чувствовал его настроение и тоже дистанцировался; и теперь даже дружеские объятья, которые они позволяли себе раньше, казались неуместными.

А может, дело было в том, что внешность играла для Шурфа большее значение, чем он готов был признать, и он всё ещё видел перед собой не Макса, а Хельну, которая уже не была по-настоящему собой и ему не принадлежала. Как бы то ни было, физический контакт для них обоих был непростой темой, и до этого момента они ограничивались необходимым минимумом. Но сейчас, видя глаза Шурфа, Макс не мог всё оставить как есть.

«Шурф, если ты хочешь… поздороваться, я не против».

Тот поглядел на Макса и улыбнулся, едва заметно, уголками губ.

«Спасибо, Макс, это важно для меня. Но, пожалуй, позже».

Дамочки умильно сюсюкали и могли бы продолжать так вечность, если бы Джуффин, докурив, не заявил, что хочет играть в «крак». Макс благодарно ему кивнул, но тот лишь требовательно указал на колоду. Все снова вернулись к своим развлечениям, и лишь Шурф продолжал смотреть на Макса жадным терпеливым взглядом. Взглядом хищника, который знал, что добыча от него не уйдёт. Некоторое время Макс колебался, не повторить ли приглашение — пусть поговорит с ребёнком, раз уж ему так хочется! А потом он снова кое-что понял.

Шурф знал, что торопиться ему некуда, и он был терпелив. Это его ребёнок — его и Хельны, а то, что Максу, по какой-то нелепой ошибке, придётся некоторое время понести эту ношу — ну что ж, спасибо Максу, он большой молодец, герой, Вершитель и так далее. Никакого права вмешиваться в их дальнейшую жизнь у Макса нет. Ребёнок родится — и что тогда? Кем ему будет Макс? Мамой? Но это же смешно: его мама — Хельна, и она умерла. Нянечкой, пока папа Шурф будет строить своих магистров в ордене? Вполне вероятно, но няня — чужой человек, каким бы близким он ни был. Макс знал, что Шурф не откажет ему в общении с ребёнком, если он выразит такое пожелание, но быть няней — немного не то, чем Макс хотел являться для этого малыша.

— Так, давай не отвлекайся, — недовольно сказал Джуффин. Последние шесть партий он мог выиграть с закрытыми глазами, Макс даже не замечал, что делает.

Сказать по правде, он вовсе не хотел отдавать этого малыша Шурфу. Ну, в самом деле, как Безумный Рыбник, пусть и в стадии ремиссии, может воспитать ребёнка? Если бы Макс не воспротивился, малыш бы уже накрепко подсел на кровь, ещё до рождения. Вырастет ещё один избалованный шурфик, которому дай только до аквариумов дорваться.

Макс одёрнул сам себя: будь объективен, как бы тебе ни было больно. Кровью Шурф хотел напоить тебя, а не ребёнка, он опасался, что ты не выдержишь. Конечно, ему же надо, чтобы малыш благополучно родился здоровым и крепким. Единственное, что у него останется после Хельны. Ну и ещё несколько глупых стихов на салфетках, сочинённых в пьяном угаре.

Макс сбросил карты посреди партии и устало опустил голову на руки. Он не мог ни плакать, ни сердиться, чувствовал себя абсолютно опустошённым. На его затылок опустилась тяжёлая ладонь Джуффина, и Макс ожидал, что вот сейчас по организму побегут струйки бодрости и настроение исправится — шеф и не такое умеет. Но — ничего подобного. Просто рука, совершенно заурядный ободряющий жест. Вот это могущество!

Макс сам не заметил, как задремал, и проснулся только тогда, когда почувствовал лёгкость на голове — Джуффин убрал ладонь. Гостиная была уже пуста, время перевалило далеко за полночь. Он проспал несколько часов, надо же! Его плечи были заботливо накрыты шерстяным пледом.

Макс прихватил горсть цукатов с тарелки, предусмотрительно оставленной рядом с ним, и спросил:

— Зачем ты меня усыпил?

— Ничего подобного я не делал, — фыркнул Джуффин. — Просто ты устал от переизбытка новых эмоций.

Макс покачал головой и ничего не ответил. Надо бы отправиться в постель и доспать остаток ночи, но почему-то подниматься не хотелось. Неприбранная после вечеринки гостиная казалась очень уютным местом. Наколдованные лианы уже исчезли, а звёзды всё ещё слабо светились, но им явно недолго осталось.

— Что тебя огорчило? — проницательно спросил Джуффин. — Всё ведь было просто отлично, а потом тебя как в воду опустили.

Поутихшая боль вновь затопталась по сердцу. Сначала Макс хотел отмахнуться и стараться не думать о том, что доставляло такой дискомфорт, но потом понял, что вопрос для него стоит слишком остро, чтобы не попытаться решить его хоть как-то. Следующие месяцы грозят превратиться в сплошное мучение суррогатной матери, случайно привязавшейся к ребёнку.

— Я просто вдруг кое-что осознал, — начал Макс. — То есть я и раньше прекрасно понимал, как обстоит дело, но сегодня вдруг по-настоящему осознал, что… это ребёнок Шурфа и Хельны. Понимаешь? Не мой. И ты — не его дедушка, как бы мы ни шутили на эту тему. Но знаешь, Джуффин, мы с ним — классная команда. И меня тошнит от идеи, что его придётся отдать.

— Ладно тебе драматизировать, — серьёзно сказал Джуффин. — Шурф же не заберёт его в другой мир, чтобы воспитывать в изоляции, оборвав все старые связи. Ты вполне сможешь с ними дружить.

— Ты прав, конечно, но это… немного другое.

Макс вздохнул и потёр ладонями лицо, пытаясь сообразить, как правильно назвать то, что он чувствует. А потом сказал:

— Наверное, я жуткий эгоистичный собственник, да? Я чувствую потребность в том, чтобы он был моим, чтобы я решал, как ему жить, чему учиться, чем питаться, какими игрушками играть… Глупо, да?

— Безгранично глупо, — согласился Джуффин. — Знаешь, как это называется? Любовь. Она обычно та ещё дура. Но знаешь, любовь к ребёнку — хоть к своему, хоть к чужому, — штука особая. Она сама себе противоречит, потому что ты хочешь держать его поближе, но правда в том, что для него лучше быть от тебя подальше. И какая разница, когда ты это сделаешь — сейчас или через полсотни лет? Для тебя тем сложнее будет дистанцироваться, чем больше времени вы проведёте вместе. Поэтому радуйся, что твоя роль в его жизни так коротка. Всё остальное будет заботой Шурфа и его болью — потом, когда ребёнка придётся отпустить.

Макс недоверчиво хмыкнул, хотя и понимал, что в словах Джуффина есть доля правды. Он не успел ничего возразить, как тот продолжил:

— Если ты беспокоишься о том, что Шурф не справится с воспитанием, то совершенно зря. Он прекрасно помнит, как с ним обращался его собственный отец, и к чему это привело, и, поверь мне, повторения истории для своего ребёнка он не пожелает. Я уверен, что он уже перелопатил всю библиотеку Иафаха и изучил всё, что мог, о правильном и здоровом воспитании детей. Держу пари, со дня на день он попросит, чтобы ты добыл книгу для молодых родителей из другого мира — просто чтобы изучить все альтернативы и выбрать наилучшую.

И снова Джуффин был прав. Но Максу стало ещё грустнее — теперь от мысли о том, настолько же он сам ничтожен и бесполезен. Действительно, что он собирался предложить в качестве альтернативы воспитанию Безумного Рыбника? Вечеринки в гостиной Мохнатого Дома или прогулки по Хумгату?

— Это вовсе не значит, что ты должен стать совершенно чужим человеком и не вмешиваться в их жизнь, — продолжил, тем временем, Джуффин. — Уверен, Шурф оценит твой вклад хаоса в размеренную жизнь их небольшой семьи и всегда будет ценить вашу дружбу. Сейчас, конечно, очень нелёгкий период для вас обоих, но пока что вы неплохо справляетесь. И знаешь ещё что, Макс? Просто поговори с ним. По-настоящему, а не по-деловому, если ты понимаешь, о чём я. Уверен, его тоже беспокоят вопросы, сходные с твоими, хотя он и не подаёт вида. Вы оба достаточно взрослые люди, чтобы разобраться с этим.

— Ты прав, — признал со вздохом Макс. — До самого последнего слова.

Джуффин попрощался и отправился восвояси, а Макс остался сидеть на том же месте. В спальню идти не хотелось, торчать тут до утра — глупо. Слуги придут, чтобы навести порядок, нечего их смущать. Поразмыслив немного, Макс спустился в ванную, выбрал бассейн, наиболее подходящий под настроение, и нырнул в него с головой. Мелкие пузырьки тут же облепили его кожу, ласково щекоча.

Макс прикрыл глаза, положив голову на бортик. Хотелось спать, но вылезать было неохота. Как Шурф умудряется спать прямо под водой? Сейчас Макс не отказался бы от такого умения.

И тут его осенило. Всё, что нужно сделать — наладить доставку воздуха к лёгким. Откуда? Например, из спальни. Вполне себе реализуемый план. Макс снова нырнул, задержал дыхание, устроился поудобнее и сосредоточился. Ему нужен крошечный, предельно узкий двухсторонний Тёмный Путь из спальни прямо к ноздрям. Попробуем…

Макс приоткрыл глаза и выдохнул. Пузырьков в воде не прибавилось. Осторожно вдохнул…

Идеально! Главное теперь — не делать резких движений. Может, Шурф тоже так делает, а все эти разговоры о дыхательных упражнениях — не более чем понты?

Макс сам не заметил, как заснул. И спалось ему очень, очень хорошо и спокойно.

В первую секунду после пробуждения он не сразу понял, где находится и даже немного растерялся. Но потом вспомнил, откуда к нему поступает воздух, закрыл Тёмный Путь и вынырнул на поверхность бассейна. Рядом с бортиком сидел Шурф, держа наготове Дырявую Чашу с бальзамом Кахара.

— Это не обязательно, — с лёгким удивлением констатировал Макс, но свою утреннюю дозу допинга всё-таки принял. — Кажется, наша рыбка нашла неплохую альтернативу человеческой крови.

Шурф выжидающе замер посреди ванной и вопросительно поглядел на Макса: мол, ты там поселиться собрался? А потом, верно истолковав это промедление, отвернулся с каким-то странным выражением досады на лице. Макс выбрался из бассейна и начал одеваться, стараясь не думать о том, что может означать это недовольство Шурфа. Когда он оделся и направился к выходу, то почувствовал высушивающее заклинание на затылке.

— Спасибо, — искренне сказал Макс. — А почему ты меня не разбудил, а сидел и ждал?

Они начали подниматься по лестнице.

— Не был уверен, что это безопасно. Я никак не мог понять, какую технику ты используешь, чтобы оставаться под водой.

— Тёмный Путь проложил от носа в спальню. Думал, ты точно так же делаешь.

Несколько секунд Шурф молчал, а потом сухим нейтральным голосом произнёс:

— Снова практикуешь невозможное? Ну-ну.

Гостиная уже была в идеальном порядке, на столе стояла камра, приготовленная на орденской кухне, и настроение Макса сразу улучшилось ещё на несколько пунктов. К его удивлению, Шурф не торопился отправиться по своим делам, но, может, оно и к лучшему? Макс, конечно, собирался основательно подготовиться к разговору, но когда он ещё дождётся подходящего момента, так что придётся экспромтом. Или всё-таки…

Чтобы оправдать затянувшееся молчание, Макс достал из Щели ещё горячую пиццу и стал сосредоточенно её жевать. Потом он поймал на себе пристальный взгляд Шурфа и спросил:

— Достать тебе чего-нибудь?

— Нет, но спасибо за предложение.

Снова повисла довольно тягостная тишина. И ни кошки, ни собаки, ни домашнее чудовище, как назло, не спешили нарушить их уединение. Доев пиццу, Макс понял, что глупо тащить что-то ещё: он был, в кои-то веки, абсолютно сыт. И он не выдержал:

— Ты что, разогнал свой орден, чтобы полностью посвятить себя семейной жизни?

— Нет. Просто отложил все дела, чтобы поговорить с тобой в спокойной обстановке.

Понятно теперь, куда все кошки-собаки-чудовища подевались. Когда сэр Шурф не хочет, чтобы кто-то околачивался рядом, его желания становятся похлеще желаний Вершителя. Макс приложил усилия, чтобы не проявить никаких эмоций, хотя и понимал, что в любом случае является для Шурфа открытой книгой. В кои-то веки он не ощутил радости по этому поводу.

— О чём ты хотел поговорить?

— Честно говоря, я думал, ты предложишь тему. После вчерашнего вечера у меня осталось ощущение, что нам есть что обсудить.

— Джуффин тебе что-то сказал? — сердито ощетинился Макс.

— Ничего подобного, — поспешил заверить его Шурф. — Но то, как испортилось твоё настроение после нашего короткого диалога, было вполне очевидно. И мне хотелось бы лучше понять, чем я огорчил тебя, чтобы впредь это не повторялось.

— Ох, Шурф.

Макс подтянул колени к подбородку и спрятал в них лицо.

Он уже вообще ничего не хотел обсуждать. Он боялся услышать ответ. Конечно, Джуффин вчера объяснил всё очень правильно. И вообще, лучше наверное было бы после рождения ребёнка заняться вплотную своей личной жизнью, раз уж так приспичило стать родителем, а Шурфу и его семье остаться просто хорошим другом — Вершителем Хаоса. А раз так, то и говорить не о чем. Но всё-таки Макс не был готов просто смириться и отступить. Но чего и каким образом он хотел — он ещё не успел сформулировать даже для себя. А значит, сейчас затевать серьёзный разговор не стоит.

Он даже не заметил, как Шурф поднялся со своего места и сел рядом с ним. Лишь лёгкое движение воздуха подсказало, что поблизости кто-то есть, и Макс невольно напрягся — Шурф расположился довольно близко.

— Макс, ты перестанешь испытывать неловкость в моём присутствии, если я заведу любовницу? — с отстранённой деловитостью спросил Лонли-Локли.

Макс нервно хихикнул от такой постановки вопроса, но почувствовал, как у него начинают гореть уши. К счастью, они были скрыты за пышными локонами, которые после магической сушки без последующей обработки расчёской топорщились во все стороны.

— Ты знаешь, Макс, я с уважением отношусь ко всем твоим принципам и убеждениям, даже если они иногда кажутся мне чудаческими, — спокойно продолжил Шурф. — Я прекрасно осведомлён о стереотипах твоего родного мира, и я помню, как тебя перекосило, когда ты узнал, что во мне есть кровь кейифаев, поэтому я и считаю необходимым объяснить тебе сейчас всё на пальцах. Ты прекрасно знаешь, что в юности я действительно был довольно распущенным, но те времена давно прошли, и, по-моему, я ни разу не давал тебе повода усомниться в моей нынешней сдержанности. Я любил Хельну, Макс, и несколько последних дюжин лет вожделел только её. Не её тело, не её внешность, а её всю, в комплексе, как личность — от начала до конца. Поэтому то, как ты сейчас выглядишь, меня не обманывает. Тем более что даже выглядишь ты совсем иначе. Манеры, жесты, мимика, речь, то, как ты дышишь, то, как ты пахнешь… Иначе ощущается сила. Я вижу только сэра Макса, с которым дружил несколько лет. Я не испытываю ни малейшего вожделения, только дружескую приязнь, и, возможно, восхищение тому, как ты справляешься с испытанием, выпавшим на твою долю. И благодарность за то, что ты делаешь. Рыбнику хочется выпить твоей крови, но не переспать с тобой, если ты понимаешь, о чём я.

Макс медленно кивнул, не поднимая голову. О, да, он понимал. Когда он ходил по Ехо с тенью Шурфа, он невольно классифицировал всех людей по двум критериям: выпить крови и переспать. И если Шурф говорит сейчас правду — ну конечно же он говорит! — то нервные метания Макса действительно кажутся довольно глупыми.

— Я уже просил у тебя прощения за тот досадный инцидент, — продолжил Шурф так же спокойно. — Могу извиниться ещё раз, хотя, признаться, не ощущаю за собой вины. Ты можешь относиться к этому так, как будто ты просто застал нас с Хельной в интимной обстановке? Как будто ты не был участником, а просто случайным свидетелем?

Теперь начали гореть ещё и щёки. Хотя Шурф был абсолютно прав: в произошедшем не было его вины, а Макс совершенно точно не был ни его целью, ни участником действа. Просто свидетель, который, впрочем, воспринимал не только глазами, но и кожей. Ну и что с того, даже если так? Вот если бы он застал Мелифаро с Кенлех, испытывал бы он неловкость при встрече с ними? Да, возможно, первое время. Ровно до того, как Мелифаро поставил бы ему синяк под глазом. Но долго бы эти избегания точно не продлились.

— Ты прав, Шурф, — сказал Макс. — Извини, что я так на этом зациклился. Ты поэтому вчера не подошёл?

— Не только, — отозвался тот. — Конечно, я заметил, какие усилия тебе пришлось приложить, чтобы предложить мне поздороваться с малышом, и я это ценю. Но вчера я отказался немного по другой причине. Я считаю, что первая встреча отца с ребёнком — весьма волнительный момент и достаточно личный. И, как ты знаешь, я не слишком люблю делать личное публичным.

«Вот оно что», — озадаченно подумал Макс, не спеша, впрочем, повторить предложение. Но не из-за неловкости, нет. Теперь уже из-за жадности. И он решился.

— Есть ещё одна проблема, Шурф.

Поразмыслив немного, Макс поднялся и пересел на соседний диван. Так было легче наблюдать за выражением лица Шурфа. И пусть разгадать его чувства будет довольно сложно, если он действительно захочет их скрыть, не попытаться нельзя. Кроме того, тема действительно непростая, и кто знает, какой будет реакция… И, может, вообще не время говорить об этом… Не подпуская к себе предательские сомнения и не заботясь о том, чтобы подобрать более мягкие выражения, Макс набрал в лёгкие побольше воздуха и выпалил:

— Шурф, мне кажется, что я люблю этого ребёнка.

Когда Макс отсел от него прочь, лицо Шурфа стало отстранённо-напряжённым, как будто он ожидал какой-то дурной вести. Но теперь оно озадаченно вытянулось.

— Это и так вполне очевидно, Макс. В том, как ты с ним общаешься, как ты о нём заботишься… Почему ты считаешь это проблемой?

Макс почувствовал, что начинает задыхаться от волнения. Кроме того, малыш, словно почуяв неладное, снова начал двигаться и напоминать о себе.

— Потому что он не мой. Он ваш с Хельной, но не мой.

Макс почти физически почувствовал, как его накрывает. Но он не собирался плакать, только не сейчас! Он же собирался отстаивать свои несуществующие права, убеждать Шурфа, что он лучше позаботится о малыше! И вот, опять эти слёзы, чёрт бы их побрал! Он сердито сжал зубы и вытер щёки, изо всех сил стараясь не сорваться в рыдания, пусть даже эту проклятую влагу из глаз он остановить не может.

— Почему он не может быть и твоим тоже? — спросил Шурф удивительно мягким голосом, которого Макс от него ещё ни разу не слышал.

В голове у него загудело от волнения, воздух врывался в лёгкие рывками, и его определённо было недостаточно. Он скорее почувствовал, чем увидел, что Шурф снова подсел к нему.

— Я не вижу никаких препятствий к тому, чтобы он был и твоим тоже. Конечно, это будет довольно странная семья, но Мохнатому Дому не привыкать, верно?

Макс засмеялся сквозь слёзы, взял ладонь Шурфа и положил её на левую часть живота — туда, куда ребёнок как раз стучал, сигнализируя о том, что ему вовсе не нравится грустить. Лучше бы ещё одну вечеринку устроили — с краком и чудовищами. Йо-хоу, папка, дай «пять»! А ты мне подаришь аквариум? Ладно, шучу-шучу!