Полный крепкой, горячей любви (гет)

— «То, что следует», мисс Браун? Как полагаете, что мистер Снейп имел в виду?

Заложив руки за спину, невыразимец в белых одеждах неторопливо прохаживается вокруг меня. Белые одежды и абсолютно белая комната, где даже взгляду не за что зацепиться, а еще монотонный, скучающий, выматывающий душу голос дознавателя — Отдел Тайн знает толк в допросах.

Я сжимаю зубы: минуту назад он покопался у меня в голове, так что любые дополнительные вопросы тут неуместны.

— Почему бы вам не спросить об этом его самого?

Невыразимец прекращает нарезать круги, останавливается напротив меня, глядя в глаза. Для допроса меня усадили в кресло — весьма удобное, надо сказать, как-то не вписывается в общую картину — так что смотрит он сверху вниз.

— Вам прекрасно известно, мисс Браун, — говорит, не моргая, — если мистер Снейп не хочет о чем-то сообщать, то это из него не вытянуть никакими способами.

Глаза у него, конечно, что надо — темные, блестящие, форму подчеркивают длинные ресницы. Разве внешность у сотрудников Отдела Тайн не должна быть неприметной и незапоминающейся? Со сколькими я ни общалась, на следующий день их облик неизменно выветривался из памяти, они все буквально на одно лицо. А эти пронзительные глаза я вряд ли забуду. Выразительный невыразимец — прямо какой-то оксюморон.

Он склоняет голову набок, и я со смущением осознаю, что мои мысли не остались неуслышанными.

— Вы понимаете его лучше всех, поэтому я спрошу еще раз: что он сделал с МакГрегором? Он не сказал вам об этом, а вы и не спрашивали — значит, сами догадываетесь. Может, поделитесь соображениями?

Я вздыхаю:

— Знаете, это не вопрос догадки или стопроцентной уверенности. Это вопрос доверия. Я верю, что Снейп поступил правильно, и та… проблема, с которой мы столкнулись по вине МакГрегора, нас больше не потревожит. Большего мне знать не требуется. Ну, если только кто-нибудь еще не раскопает в древних свитках эту формулу — это уже ваша забота, найти все источники и уничтожить их.

Невыразимец прищуривается:

— Вы ведь не думаете всерьез, что мы можем вот так просто положиться на его решение? Допустим, вам неизвестно досконально прошлое мистера Снейпа, вы не имеете полного представления о его амбициях — но поверьте, не в его привычке отказываться от таких знаний, даже самых запретных… тем более самых запретных.

— Минуточку, — я выпрямляюсь в кресле, — не думаете же вы, что Снейп вытащил из МакГрегора формулу этого любовного зелья?

«То, для чего он использует собранную энергию — одна из важнейших областей, которыми занимается Отдел Тайн».

Да, похоже, именно так они и решили.

«Такие секреты должны храниться под семью печатями. Любой, кто хотя бы краем коснется этого знания, исчезнет».

— Он же, черт возьми, работает на вас, — говорю я быстро, — и постоянно имеет доступ к разной информации! Почему именно…

— Это не просто информация, мисс Браун, — невыразимец поднимает взгляд, словно у меня за спиной вдруг появилось что-то, на что стоит посмотреть; уверена, там по-прежнему сплошное белое пространство. — Это — любовь в чистейшем ее виде. Та, что делает из объекта любви совершенство, идола, заставляет жертвовать собой ради него. Та, что не исчезнет никогда.

Тут я уже не сдерживаюсь:

— Ох, да бросьте! Снейпу это ни к чему! В смысле, ему нет необходимости никого в себя влюблять. Это же Снейп, чего он на самом деле хочет — это чтобы его все оставили в покое.

— Все, кроме вас.

Замечание сбивает меня с толку.

— Эм-м… ну да, наверное. Вы хотели услышать мое мнение, так вот оно: Снейп не захотел отдавать вам МакГрегора, но и на волю его гулять не отпустил. Если вы так трясетесь за то, что он, не дай Мерлин, использует какие-то запрещенные знания — перестаньте наконец их ему подсовывать! Увольте его, я вам только «спасибо» скажу.

Невыразимец неожиданно хмыкает и снова переводит на меня взгляд своих драматичных глаз.

— Вы просите лишить его работы? Уверены, что он будет вам за это благодарен?

— Уж всяко лучше, чем в итоге оказаться в ваших застенках, только потому что вам что-то такое на его счет показалось. А я скорее вынесу его злость, чем снова позволю вам ковыряться в своей голове и смотреть на... разные личные вещи.

Он разглядывает меня с едва наметившейся ухмылкой, затем кивает, будто признавая мое нежелание демонстрировать ему интимные моменты. Не думаю, что это имеет для него какое-то значение — при такой-то профессии на голые задницы, должно быть, глядишь чуть ли не каждый день. Ни за какие блага не пошла бы работать легилиментом.

— Получается, — медленно произносит невыразимец, — у нас не остается иного выбора, кроме как поверить вашему суждению о мистере Снейпе. Тому, что благодаря отношениям с вами у него нет мотива желать воспользоваться запрещенными знаниями.

Я бы не стала так уж обобщать — речь-то шла только о любовном зелье. Но к чему спорить, когда в разговоре наметился прогресс?

— Верьте чему хотите — вы же видели мои мысли. Добавить к этому мне нечего.

Невыразимец отступает от меня на шаг, одновременно вставая в полоборота. За его спиной на белом фоне открывается черный прямоугольник — дверь, через которую я сюда вошла… сколько: час назад, пять часов? Время тут течет незаметно.

— Вы свободны, мисс Браун, — говорит он негромко. — Мы свяжемся с вами, если возникнут еще вопросы.

Повторного приглашения мне не требуется, и я покидаю Отдел Тайн, изо всех сил стараясь не сорваться на бег. Лифт будто ждал меня — дверца открывается сразу, стоит лишь ударить по кнопке.

Вздохнуть свободно получается только в Атриуме. Здесь, среди вечной толчеи и гама, легко забыть об этой закладывающей уши тишине, прерываемой негромким голосом, о бесконечно белом пространстве. Не сразу, но мурашки перестают бежать по коже. Облик невыразимца, тембр голоса — все постепенно стирается из памяти, и когда я дохожу до фонтана Атриума, перед внутренним взором остаются лишь внимательные темные глаза. Они последние словно не желают отпускать меня из того жуткого места.

Но и они тут же вылетают из головы — Снейп стоит и ждет меня, высматривая в толпе. Его тоже отпустили.

Я подхожу к нему, улыбаясь, и хочу обнять — к черту всех окружающих! — однако он отстраняется, кладет руку мне на плечо. Взгляд определенно встревоженный, хоть он и старается не показывать этого.

— Что они с тобой сделали?

Меня забрали, когда я решила навестить Кори два дня спустя — просто чтобы убедиться, в порядке ли она. Снейп подлечил ее, стер воспоминания, ничего из произошедшего она больше никогда не вспомнит. Разве что наведается к докторам, проверить причины такого провала в памяти. Лучше так, чем быть пленницей в подземельях или вовсе утратить собственную волю, полюбив своего похитителя. Ее вина заключалась лишь в том, что она была слишком милой с соседом, жившим в конце улицы, и тот на ее беду оказался магом. В то же время, не испытывай МакГрегор такие сильные чувства, не желай он взаимности, не будь таким правильным в своем собственном извращенном роде, он мог бы дать Кори обычную Амортенцию — и тогда вся эта история не вышла бы на поверхность, как многие, многие похожие.

Усмехнувшись, я кладу ладонь поверх руки Снейпа.

— Ничего особенного. Поковырялись в голове, порасспрашивали. Кажется, они считают, что я на тебя хорошо влияю. Будто регулярный секс и мои высокие моральные принципы сдерживают тебя от того, чтобы пытаться захватить весь мир.

Снейп отводит взгляд, смотрит поверх моей головы. Эй, я же просто шучу, зачем все воспринимать так серьезно?

— Нам надо поговорить, — произносит он глухо. Тут же разворачивается, направляясь к каминам, по которым можно перейти из Министерства сразу в дом.

Сердце сжимается от нехорошего предчувствия, я тороплюсь за ним, стараясь не отставать.

Наша гостиная залита солнечным светом — окна выходят на запад, и по вечерам, если не задернуть портьеры, все словно горит золотым огнем. Вот и сейчас, после министерского искусственного освещения, мне приходится на секунду прикрыть глаза: настолько слепит.

Снейп проходит вглубь гостиной, озирается немного растерянно. Он будто бы впервые увидел это место, наш дом. Пальцами пробегает по спинке кресла, где сидел последние полгода — весной, когда мы только переехали, частенько проводили свободные вечера возле камина. Снейп грелся, а я просто была рядом. Пришло лето, необходимость в камине отпала, однако привычка осталась.

— Сядь, пожалуйста.

Только услышав его голос, я осознаю, что так и осталась стоять, следя за каждым его движением. Что-то происходит, и все внутри меня обрывается, стоит только подумать о причинах такого поведения.

Пройдя на ватных ногах, я сажусь в кресло. Снейп не занимает свое, все так же стоит истуканом. Нет, не может быть…

Наконец он говорит:

— Когда ты осталась в том подвале, и к тебе нельзя было пробиться... я уже объяснил, что мне пришлось вернуться в лабораторию и создать антидот.

Ну да, пришлось. Его не было, в сущности, минут пятнадцать, однако там, в подземелье, в паре шагов от маньяка и его завывающей жертвы, для меня они тянулись бесконечно — пока он рассказывал про антидот, я чуть не ляпнула, что за это время можно было бы заново изобрести котел и черпак. Это было бы несправедливо, и я промолчала. Снейп и так сделал невозможное. Только при чем здесь все это?

— Я торопился, — продолжает он. — Каждая уходящая минута означала, что тебе грозит все большая опасность. Я боялся не успеть.

Смотрю в одну точку на полу, и губы мои дрожат. Так вот, к чему он клонит.

Я знала, чувствовала, что этот момент настанет. Слишком близко Снейп меня подпустил, слишком сильна угроза его спокойствию. А я еще подкалывать вздумала насчет своего благотворного влияния… И кто меня за язык тянул?

Поднимаю на него взгляд. Значит, это конец.

В черных его глазах отражается солнечный свет, и кажется, будто на их дне горят угольки. На самом деле, я уже однажды видела такое — только тогда не было никакого источника света, они в самом деле были как угли. Должно быть, у всех легилиментов такие сверхъестественные глаза, которые ни за что не забудешь.

Снейп ставит что-то на столик возле кресла, но я все еще смотрю, не отрываясь, ему в лицо.

— В одну из тех минут я понял, что должен сделать, когда ты вернешься ко мне. Все недавние события вели к этому, и наш с тобой разговор в клубе подтвердил, что для тебя это важно.

Та штука, которую он поставил на столик…

Это бархатная коробочка.

А внутри нее — Мерлин всемогущий и все его подштанники — лежит кольцо.

Первый мой порыв — рассмеяться от облегчения, но я каким-то чудом сдерживаюсь. Снейпу мой смех сейчас ну вот совсем не нужен. Он смотрит на меня чуть напряженно, да еще встал так, за креслом, будто загораживаясь. И каждая секунда моего промедления отражается в его взгляде.

Что я там недавно думала про различие волшебных и маггловских традиций? Это кольцо уж точно не спутаешь с маггловским — небольшой опал переливается в резной оправе, словно собрав в себя сотни радужных бликов. Я тянусь к этой красоте — и тут у меня в голове что-то щелкает, отчего пальцы замирают в воздухе.

— Ты же не взял его у Морибанда?

Снейп видел, как я разглядывала ту витрину с украшениями — может, именно это натолкнуло его на такую превосходную идею, а не только разговор о том, как Лав-Лав когда-то хотелось замуж.

Однако на мое предположение он резко, даже как-то оскорбленно качает головой:

— Это кольцо моей матери, все, что осталось от ее рода. Невесть какая фамильная драгоценность, но смею надеяться, ты со мной и не из-за моей родовитости.

В горле что-то запершило. Отвечаю я слабым, дрогнувшим голосом:

— Оно прекрасно. Только…

Пальцы его сжимаются на спинке кресла.

— … ты не делаешь этого из жалости? Я ведь тогда не напрашивалась, просто хотела тебе все объяснить.

Раздраженно отмахнувшись, Снейп хватает меня за руку — наверное, устал ждать, когда я сама раскачаюсь. Кольцо скользит на палец и садится как влитое.

— Только не жди приема в Министерстве и фотографий на главном развороте «Пророка».

Какой же он милый в редкие минуты смущения, думаю я с улыбкой — а потом встаю, чтобы обнять его крепко-крепко. Снейп гладит меня по спине и поднимает к себе мое лицо. Поцелуй его почти целомудренный, легкое касание губ щекочет кожу. Наверное, помолвку обычно празднуют в постели, но мы просто смотрим друг на друга в тишине, смотрим очень долго. Мне не нужно быть легилиментом, чтобы понять, о чем он думает, потому как его мысли наверняка сейчас схожи с моими собственными: это был долгий и трудный путь, но каждый из нас прошел бы его заново, чтобы оказаться здесь, в гостиной нашего дома, затопленной солнечным светом.

Вблизи, да при такой яркости, заметно, что у Снейпа возле рта и носа еще не прошли следы от темномагического заклятья. Лечить себя он не посчитал нужным.

Решение приходит мгновенно. Я тяну его за руку, веду в сторону лаборатории, и Снейп идет, не требуя объяснений.

Спустившись, я усаживаю его на табурет, а сама приступаю за дело. Зельевар из меня никакой, Виггенвельд не сварить, даже если тренироваться месяц, но простое Восстанавливающее должно получиться. Так что я ставлю котел, режу, отмеряю, насыпаю в воду ингредиенты — Снейп все это время наблюдает за мной молча, слегка наклонив голову.

Ровно двадцать три минуты спустя зелье готово. Это не самое важное испытание в моей жизни, но я все равно ловлю себя на легком волнении. Снейп берет у меня стакан, секунду рассматривает содержимое, а затем выпивает его в несколько глотков.

— Превосходно, — говорит, отставляя емкость в сторону. Он еще поднимается с табурета, а я уже вижу первые изменения: как исчезают прожилки на коже, светлеют темные круги под глазами. Это было действительно хорошо сваренное зелье.

Вот теперь — можно и праздновать.