Лестница Иакова (гет)

— Внимание всему персоналу! Приготовится к загрузке «Евангелиона-01» в охладительный бокс!

Твердый женский голос оператора звучал для меня по каналу связи, — и одновременно дублировался через восприятие слуховым трактом «Евы», как разносящийся по всему ангару через сеть громкоговорителей, — порождая забавное эхо в голове.

— Запустить циркуляцию хладагента!

— Подготовить секцию механизации демонтажа брони, аэрозольные распылители и коагулянты групп А и В!

«Сейчас пойдет работа…»

Я был вполне способен представить, какое для пары «Евангелионов» требовалось материально-техническое обеспечение и количество персонала, обслуживающего всю эту гигантскую машинерию. Но даже моего богатого воображения не хватало, чтобы прикинуть, какие именно суммы и трудозатраты там фигурировали.

Даже неподвижной «Еве» было необходимо постоянно выдерживать оптимальный температурный режим, и снабжать ее все-таки живой организм соответствующим количеством питательных веществ: тоже, думаю, непростых и недешевых. А еще постоянно подавать энергию, как на стоящую у пирса атомную подлодку, держа под контролем всю многочисленную и сложную электронику, внедренную в ее тело.

Ну, а уж во что выливались работы по восстановлению оружия, брони и регенерации тканей поврежденного тела «Евангелиона», — после того, как усаженное в него «номерное дитятко» наломало дров, все же умудрившись при этом выжить, — так и подумать было страшно.

...В общем, масштаб и размах внутренней кухни NERV вызывал искренне и неподдельное уважение.

— Приступаем к штатному завершению режима синхронизации пилота!

— Контрольный ключ введен!

— Комплекс А-10 — режим прямого управления! Последовательное отключение нервных соединений, группами по двадцать пунктов! Начали!..

Услышав такое, я очень внимательно прислушался к ощущениям.

Меня плавно отключали от «Евы». Возможно, оборви операторы все нервные соединения разом, или случись такое в какой-то нештатной ситуации, я бы скорее всего испытал некий шок; но постепенное разъединение меня и «Ноль первой» порождало лишь странные, словно бы тянущие чувства по всему телу, отдающиеся в позвоночник. Плывущий в голове фоновый шум, ставший уже привычным, затихал, — а восприятие своего тела плавно смещалось, перетекая от «Евы» в мой собственный, скромный человеческий организм, заключенный в заполненную жидкостью контактную капсулу.

Наконец, последняя невидимая ниточка, связывающая меня с «Евой», натянулась и неохотно, — или мне так только показалось? — отпустила нас с Синдзи, окончательно вернув в прежнее тело подростка.

— Приступить к извлечению капсулы!

Возврат не был физически болезненным, но вот резкая смена ощущений от громадного, могучего и практически непобедимого существа до снова простого смертного человека была… Неприятной. И горькой. Сидя в ставшей горячей, но все еще прозрачно-поляризованной LCL, пропускающей свет включившегося внутреннего освещения, я чувствовал себя до обидного слабым, и каким-то ничтожным.

Но долго предаваться горестным мыслям у меня не получилось: капсулу несколько раз дернуло, скрежетнул металл, и мое временное обиталище, — видимо, уже вынутое из «Евангелиона», — приняло почти горизонтальное положение.

— Капсула извлечена! Установить заглушку на контактный узел А-10!

— Выполнено!

— Внимание! Начинаем сброс LCL из капсулы пилота!

— Синдзи! — снова раздался голос Акаги. — Сейчас будет запущена откачка LCL. Хочу тебя предупредить — при обратном переходе на естественное дыхание тоже будут… неприятные ощущения.

— Догадываюсь, — устало хмыкнул я в ответ. Ага... Мысленно устало хмыкнул. Понадобилось совсем немного времени, чтобы привыкнуть к подобному способу общения, до этого знакомому лишь в теории, по фантастическим книжкам и фильмам.

К вернувшимся после рассинхронизации с «Евой» всевозможным механическим шумам, снова слышимым мной за счет высокой звукопроводимости жидкости, теперь добавился негромкий свист насосов, и у меня над головой начала быстро образовываться воздушная подушка. Хитрая механика капсулы одновременно вытягивала LCL из моего временного обиталища, и нагнетала туда же воздух, причем делала это довольно быстро.

Как мы там вдыхали эту гадость?.. Значит, теперь делаем почти то же самое — дождавшись, когда моя макушка покажется на поверхности, я, скрючившись и напрягая все мышцы, резким и долгим выдохом выдавил из легких максимальное количество жидкости. А теперь — голову вверх, и вдох!..

Первый глоток воздуха снова резанул грудь, как ножом. И тут же навалился приступ исступленного кашля — мой организм, вспомнивший, как надо дышать, и рефлекторно вытряхивающий из легких остатки жидкости, дергало, корежило и гнуло пополам до рвотных спазмов. А пока я кашлял, перхал, фыркал и отплевывался, снаружи отдраили основной люк. В желтоватый полумрак ударил яркий свет, и я зажмурился; но заметил, что первым ко мне, во влажное нутро капсулы, сноровисто нырнул мужчина-медик, одетый в светло-зеленый комбинезон, бахилы, маску и облегающую голову хирургическую шапочку, за спиной которого маячила блондинистая шевелюра Рицко.

Уверенные пальцы в тонких резиновых перчатках, задерживаясь на несколько секунд, нащупали пульс на шее и руке, сноровисто оттянули мне веко и посветили в глаз фонариком.

— Все… в норме, — прохрипел я, вяло отпихивая чужие руки. — Дайте воды.

И в мою скользкую пятерню тут же сунули литровую мягкую пластиковую флягу с уже открытым кончиком-поилкой. Сжав ее с обоих боков, я направил прохладную струю в рот, торопливо глотая воду, чтобы унять жжение и свербеж в горле, и смыть неприятный привкус на языке. Прислушался к ощущениям…

Неужели снова стошнит..?

Вроде нет — вода, смыв LCL во рту и глотке, спокойно провалилась в живот. Хотя, чему тут удивляться… Жидкость, которой может спокойно дышать любой человек, вряд ли будет воспринята его желудком, как что-то противоестественное и вредное. Скорее, эта ангельская протокровь Лилит вообще стопроцентно усваиваема человеческим организмом. И не удивлюсь, если ее можно даже без опаски переливать вместо плазмы, — совершенно невзирая на мелочи вроде группы и резус-фактора крови.

Однако ж, какой у нее все-таки гадостный вкус… И еще, этот выматывающий кашель… Но, как плата за право быть пилотом — все это просто мелочи. Наплевать и растереть.

Наконец, напившись, остатками воды из фляги я промыл глаза и ополоснул лицо. LCL на мне, голом по пояс, уже начала подсыхать, даря довольно мерзопакостные ощущения нарастающей по всему телу клейкой корки и слипшихся на голове волос, словно щедро зафиксированных косметическим лаком.

Выбравшись из мокрого и липкого ложемента, я, наконец, вылез из капсулы. Оп-паа!.. Однако, штормит: меня слегка повело в сторону на внезапно ослабевших ногах, но чьи-то руки тут же крепко схватили мой локоть. Состояние было адекватным и ясным, но вот тело ощущалось сплошь налитым тягучей свинцовой усталостью, как после долгого, тяжелого физического труда, или изнурительной тренировки.

— Спасибо. Я сам, — восстановив равновесие и щурясь, я огляделся кругом.

Уже знакомая техническая площадка у извлеченной из раскрытого загривка Евы контактной капсулы сейчас была полна народу — техники с какими-то незнакомыми переносными устройствами; медик, первый сунувшийся ко мне — и еще двое его коллег наготове со столом-каталкой, с аж тремя капельницами и мобильной стойкой какой-то работающей медицинской аппаратуры на колесиках...

Также имелась и мадам, — хотя нет, все же мадмуазель Акаги Рицко, — постукивающая черной туфлей по стальному настилу, привычно покусывающая кончик авторучки и глядящая на меня, как на неведомую, но чрезвычайно интересную науке зверушку. Ну и, разумеется, возбужденная Мисато, — которая, судя по выражению лица, кажется, едва сдерживалась, чтобы не схватить меня в охапку, прижав к выдающейся груди, и не начать кружить во все стороны.

Гендо, разумеется, не было. Ни на площадке, ни где-нибудь наверху. Да и зачем ему тут быть, если разобраться? Нужный персонаж, — пусть с заминкой, и явно слегка не так, как ожидалось, — но все же сплясал свое положенное «антре», и первый пункт его плана успешно выполнен. А раз так, то... «Бог на небе — с миром все в порядке».

«...Ну, это мы еще посмотрим, — подумал я. — Редко какой план выдерживает столкновение с реальностью: а уж такой, хитро закрученный винтом, как у папы-Икари… Да еще и с моим участием — это мы еще ой как посмотрим, батенька… А пока…»

— А где тут… Кха!.. у вас, простите, душ?.. — продолжая изредка кашлять, сипло вопросил я, нарушив минуту молчания. — Эта гадость… Кха!.. Такая липкая…

— Одну минуту, Синдзи! — Акаги безапелляционно оттеснила все же шагнувшую ко мне Мисато, и подала знак медикам. — Небольшой медосмотр — и потом уже в душ.

Меня усадили, — ладно, хоть не уложили, — на каталку, сняли нейроободок, осмотрели заметные, и, как оказалось, довольно болезненные покраснения на левом плече и руке. А еще провели нехитрый экспресс-тест на координацию — «закрой глаза, вытяни руку, коснись кончика носа...», прилепили на грудь пару каких-то датчиков, и взяли кровь на анализ.

Я терпеливо сидел, ожидая окончания процедур. Хотя мне все отчетливее становилось прохладно — ведь я был наполовину голый и все еще мокрый, а здесь заметно сквозило. Воздух обширного ангара густо пах какой-то химией и гарью, несмотря на воющие где-то наверху мощные системы вентиляции. Источник запаха был очевиден: чуть ниже, сквозь просветы перекрытий и стальных конструкций, я заметил фрагмент спинной брони «Евы». Он не был поврежден, но почти сплошь оказался покрыт ноздреватой, черно-серой окалиной, похожей на вулканическую пемзу... Это что, запекшаяся в звездном жаре последнего взрыва кровь и плоть Сакиила?..

— Все, Икари-кун. Пока мы закончили, — и Рицко передала меня на поруки капитану Кацураги, на всякий случай все же усилив помывочную команду из меня и капитана еще и одним медиком с чемоданчиком первой помощи.

Мисато, схватив меня за бицепс, с непонятным выражением лица довольно долго молча вела вниз по лестницам и коридорам. Только лишь дойдя до дверей душевой, обозначенной интернациональной, интуитивно-понятной табличкой, — развернула меня, чуть наклонилась, и, глядя глаза в глаза, сказала:

— Ты молодец, Синдзи. Ты молодец!..

— Я знаю, Мисато-сан, — приподнял я уголки губ, одновременно показывая большой палец. Смотря на малость опешившее лицо Кацураги, я, не удержавшись, фыркнул смешком — мне всегда нравился этот ответ на любую похвалу, и реакция на него. А потом, прилагая немалые усилия, чтобы не начать отчаянно чесаться от все нарастающего зуда по всему телу, проскользнул, наконец, в долгожданное царство мыла и горячей воды...

За дверью меня встретила стандартно-обезличенная казенная душевая, но сразу было видно, что задача сделать все максимально экономно тут точно не стояла: встроенные в потолок светильники, два ряда пронумерованных, качественно окрашенных стальных шкафчиков, а посередине — обшитые мягкой цветной резиной металлические скамьи, столик-стойка со стопкой новых белых махровых полотенец, и кирпичиками губок-мочалок. На стенах и полу — светло-серый и шероховатый, то ли кафель, то ли пластик. В общем, все это очень смахивало на душевую какого-нибудь частного спортивного клуба, причем не самого дешевого.

Ну, а раз я отныне тоже «член клуба NERV», то не будем стесняться — к черту облепленные сгустками LCL ботинки с носками, долой начавшие дервенеть брюки и мокрые, холодные и склизкие трусы!.. Бр-ррр… Гадость!!! Отныне — только контактный комбинезон, и только на голое тело. Взяв губку, и все-таки начав блаженно скрести себя ногтями, я открыл раздвижную дверь с матовым стеклом до пола, и прошел в моечное отделение.

Тут не было жарко, — просто тепло. Все белое и чистое, по десять кабинок с каждой стороны, разделенных только перегородками, без дверей. Строго утилитарно и добротно: вместо кранов — шаровый рычаг на стене, рядом — дозатор бесцветного шампуня, а выше из стены торчит полуметровая гибкая «лейка». Отрегулировав воду, я не торопясь и с удовольствием вымылся: благо, горячая и мыльная вода без проблем растворяла и смывала засохшую пленку вместе со студенистым «желе» LCL. А вымывшись — просто и расслабленно встал, закрыв глаза, опустив голову, и подставив основание шеи под хлесткие, упругие струи горячего душа, медленно покачиваясь взад-вперед, и наслаждаясь ощущениями окутывающего со всех сторон влажного тепла и легкого гидромассажа.

«Так что, подведем краткие итоги, Синдзи-кун? Как и сказала Мисато, — мы с тобой молодцы: с «Евой», пусть и не сразу, но подружились, Ангела уничтожили, да и разрушений учинили точно не больше, чем в тот, «каноничный» первый раз… И мы, что немаловажно, не отрубились после победы. Так что никаких госпиталей и незнакомых потолков. А знакомства с Рей нам и так, полагаю, не избежать, — и совершенно необязательно начинать его в больнице…»

«Но отец…»

«Да, кстати, об отце. Тут тоже все в порядке: мы доказали, что можем делать то, что ему нужно. И, соответственно, стали в его глазах весьма полезны. И крайне труднозаменимы. Что, в свою очередь, дает некоторые плюсы уже нам; чем мы, разумеется, непременно воспользуемся. Главное — не терять берега, и вести себя осмотрительно… И тогда, — фигурально выражаясь, — будем жить, как короли, и есть с золота… И вот, к слову… Насчет поесть…»

От этой мысли под ложечкой у меня екнуло, желудок выдал долгую, возмущенно-урчащую трель, и накатило такое чувство голода, что я аж клацнул зубами. Ведь дело уже явно шло к ночи, а последнее, что было у меня в животе — это довольно ранний завтрак. Даже несчастный шоколадный батончик, там, на вокзале, мне съесть так и не дали: очень некстати приперся сволочь, — ох, простите — покойная ныне сволочь Сакиил, и всем стало резко не до еды…

Так что сейчас я уже не просто хотел есть — растущий юношеский организм настойчиво требовал именно «жрать»! И притом жрать много, вдумчиво, до отвала, сытой отрыжки и удовлетворенной икоты!..

Закрыв воду, и оставляя за собой мокрые следы, я прошлепал в раздевалку. За время мытья неизвестные добрые люди забрали мою основательно подпорченную одежду, оставив спасителю человечества в качестве приемлемой компенсации стандартный комплект рабочей униформы института — запаянные в пленку серые трусы с майкой, хлопчатобумажные черные носки, и оранжевый рабочий комбинезон из негорючей синтетики, с логотипом NERV на спине. Ну, и еще пару обычных легких рабочих ботинок на шнуровке, плотно охватывающих щиколотку.

Вытершись и одевшись — обувь оказалась вполне впору, а вот штанины пришлось слегка подвернуть, да и рукава аккуратно засучить по локоть — я вышел наружу, и увидел скрестившую свои стройные ноги и подпирающую стену капитана Кацураги. Между делом активно тыкающую пальцем в электронный планшет, и хмурящую брови. Видимо, изучающую поступающие отчеты по итогам того безобразия, что я учинил наверху. Но, увидев меня, она тут же выключила аппарат, и расцвела откровенной радостью и задором. Видимо, как минимум на сегодня я точно был у нее «персоной номер один».

— Ну, как ты, Синдзи?..

— Гораздо лучше, — невольно улыбнулся я в ответ. — И кашель почти уже прошел.

— Ну, вот и отлично! Тогда нам надо зайти к Рицко, и…

По-прежнему стоявший рядом с ней медработник, убедившись, что я бодр, вменяем, не собираюсь грохаться в обморок ни прямо сейчас, ни вообще, — а так же услышав, что вскоре мы собираемся к Акаги, — лишь молча кивнул Кацураги, и покинул нашу компанию.

А я решил слегка притормозить уже готовую немедленно меня куда-то тащить бравую капитаншу:

— Мисато-сан, — а может, сначала перекусим?.. Я, вообще-то, последний раз ел в восемь утра, а уже вечер на дворе…

— Ой!.. — сконфуженная брюнетка чуть не выронила свой планшет. — Извини! Конечно!!! Пошли в столовую, она тут работает круглосуточно, и весьма неплоха, да и я тоже чего-нибудь перехвачу: как и ты, с утра ничего не ела, а кофе — не в счет… Пошли-пошли-пошли! Сейчас, только Рицко предупрежу… — и Мисато, снова взяв меня на буксир, на ходу зашарила по карманам короткой куртки в поисках трубки мобильника.

До столовой мы добрались весьма быстро, и, как ни странно, даже без плутаний — видимо, для Мисато чувство голода было куда большим мотиватором и путеводной звездой, нежели доставка пилота даже пред светлы очи самого Командующего. Так что где-то через тридцать минут я почувствовал себя почти счастливым — чист, обут-одет, и даже весьма сыт.

Хотя — нет, ведь после помывки и сытной трапезы еще сразу захотелось спать. Хорошо, что это была не та, знакомая мне по армии, сгибающая в дугу и почти неодолимая сонливость; а только легкая истома, — пока еще лишь тактично зовущая найти себе где-нибудь теплый уголок, свернуться в позу эмбриона, и стать уже полностью счастливым, как червяк в яблоке...

Но, увы, — пока для меня это было недостижимой мечтой. Кацураги, во взгляде которой после посещения столовой уважения ко мне только прибавилось, — ведь смолотить «в одни ворота» почти две взрослых порции у меня получилось легко и непринужденно, — целенаправленно волокла меня на разделочный стол к доктору Акаги... Ну, и ладно: раньше сядем — раньше выйдем!

Однако и здесь все вышло более чем удачно. Видимо, безвестные боги, — или кто там еще организовал мое «попаданство», — были пока довольны своим посланцем (или засланцем?), и решили проявить чуть-чуть благосклонности.

В глубине Исследовательского Отдела, вотчины Акаги Рицко — занимающего нижний и средний этажи Штаб-квартиры целого лабиринта могучих вычислительных станций за прозрачными стенами; лабораторий, порой защищенных по высшей норме биологической опасности, плотно уставленных дорогущей даже на вид аппаратурой, и залитых голубым светом стерильных медицинских комплексов, — нашлось место и мне.

Блондинистая ученая окинула меня оценивающим взором, и лишь кивнула в сторону некоего монструозного агрегата, больше всего похожего на увеличенную раза эдак в три установку для магниторезонансной томографии, с приглашающе выдвинутым из темнеющего нутра ложем.

— Рицко, а это действительно срочно?.. Может, отложим до завтра? — с сомнением глянула на агрегат Мисато.

— Завтра будет все остальное, — довольно-таки плотоядно ухмыльнулась на это Акаги, — а вот общее сканирование надо провести как можно скорее. Или завтра придется снова усаживать его в «Еву», или в тестовую капсулу.

В ответ Кацураги только развела руками:

— Ну, тогда, оставляю Икари-куна на тебя.

И, махнув мне рукой, направилась к выходу.

— Ага, — не глядя, кивнула ей Рицко, уже склонившаяся над клавиатурой. — Синдзи, снимай верхнюю одежду и ложись.

Послушно скинув обувь, носки и оранжевый комбез, я опустился на удивительно удобную лежанку анатомической формы.., и через пару минут почувствовал, что натуральным образом «плыву» — лежачее положение мой организм истолковал вполне однозначно.

— Акаги-сан, для вашего обследования мне обязательно бодрствовать?

— В принципе, это несущественно. Изменятся только альфа-ритмы твоего мозга и… — начала Рицко, колдуя за пультом управления этого навороченного медицинского сканера, но потом подняла голову. — А почему ты спрашиваешь?

— Потому что, извините, но я сейчас засну.

— А!.. Ну, это вполне ожидаемо — сначала длительный стресс, и пороговые нагрузки на нервную систему при пилотировании, а потом — душ и сытная еда. Я планировала еще параллельно провести устный опрос о твоих… хм… художествах, но это может и подождать, ведь ты теперь однозначно у нас задержишься. — И Акаги посмотрела на меня поверх пульта с явным предвкушением. — Так что спи, часа два-три у тебя точно есть.

— Спасибо, Акаги-сан! — совершенно искренне поблагодарил я ее, и под легкое жужжание ложа, задвигающегося во вспыхнувший мягкими синими огнями туннель сканера, так же плавно «уехал» в царство Морфея...

* * *

Давно заметил, что на новом месте я всегда сплю чутко и без снов. Словно организм, попав в незнакомое, — и, возможно, опасное окружение, — напрочь отсекает утомленный разум от любых сновидений, стараясь дать ему максимально возможный отдых, одновременно всё же не позволяя глубоко нырять в темные воды забытья.

Так и сейчас: внаглую уснув прямо на столе неведомого сканера, я резко, рывком проснулся, — такое впечатление, что всего через пару секунд, — минуя обычную полудрему, предваряющую пробуждение.

«Мда… Незнакомый потолок все же меня настиг… Но это, думаю, не так уж и страшно…»

Сладко потянувшись, я понял, что нахожусь все там же, — в одной из лабораторий Исследовательского Отдела NERV. Расположенного мало того, что в Геофронте, и глубоко под землей, — так еще и скрытого почти у основания пирамиды штаб-квартиры.

...Помнится, Акаги говорила, что я смогу поспать часа три, — но по уже вернувшимся ко мне ощущениям, времени прошло гораздо больше. По крайней мере, вполне достаточно, чтобы отлично выспаться на мягком, хоть и узковатом ложе, вдобавок будучи укрытым темно-зеленым пледом... Спасибо Рицко за этот великодушный жест, надо полагать.

В помещении было пусто, прохладно и сумрачно; лампы освещения не горели, и лишь через полупрозрачные стекла окон, выходящих в коридор, проникал неяркий свет. Возвышающаяся надо мной темная глыба медсканера молча светилась всего парой контрольных огоньков.

Спрыгнув с импровизированной койки и немного размявшись, я вновь облачился в доставшуюся мне оранжевую рабочую одежду, — попутно отметив, что в ней я похож то ли на Наруто, то ли на американского заключенного, — аккуратно сложил щедро выделенное мне одеяльце, и направился к выходу.

Акаги обнаружилась только в третьей по счету секции, разделяющей эту лабораторию. Думаю, это было одно из ее постоянных рабочих мест, потому как выглядело оно устроенным довольно основательно: сдвинутые буквой «Г» два больших рабочих стола со стоящими на них тремя разнокалиберными мониторами, парой принтеров и несколькими настольными стеллажами для бумаг, заваленными документами и распечатками. Также бумаги горой громоздились и рядом, придавленные сверху выключенным электронным планшетом, и соседствуя с пепельницей, парой зажигалок, фарфоровой черно-белой кошкой с поднятой лапкой и несколькими пустыми кружками. А под столом мягко шуршали кулерами и перемигивались сетевыми интерфейсами два немаленьких таких системных блока в напольном исполнении.

— А, Синдзи… Проснулся?

И блондинка, откинувшись на спинку кресла, посмотрела на меня между мониторов. Ее сигарета засветилась яркой точкой, и через миг дым сизой струйкой потянулся вверх, к потолку, где за решетчатой панелью еле слышно шелестела вытяжка — свое рабочее «гнездо» Рицко предусмотрительно свила прямо под ней.

— Добро утро, Акаги-сан, — поздоровался я. — Спасибо вам за плед, под ним очень хорошо спалось... А сколько сейчас времени?

— За плед — пожалуйста, а времени сейчас почти десять утра следующего дня. Мисато убедила меня не будить тебя после сканирования, и мы решили перенести все на потом, — то есть, на сегодня. Так что: туалетная комната дальше по коридору и налево. Зубные щетки и паста есть там же, в шкафчике на стене. Делай свои дела, и возвращайся — нам надо многое успеть до обеда, пока снова не прибежит твоя охранительница...

И Акаги, выпустив клуб дыма, вновь уставилась в монитор, еле слышно пощелкивая мышкой.

А меня дважды просить не пришлось, ибо посетить кое-какие места я и сам был очень даже не прочь... Освоив местную сантехнику, умывшись и почистив зубы, — холодная вода взбодрила меня окончательно, — я вернулся к уже поджидающей меня Рицко. На мой скромный вопрос о завтраке мне было сказано, что большинство анализов и обследований проводятся натощак, и затем Акаги лишь махнула рукой, приглашая меня следовать за ней...

В свое время, вдоволь повалявшись по больницам, я примерно представлял, что меня ждет: однако тот медицинский конвейер, в который я угодил, как собака в колесо из поговорки,— превзошел все мои самые смелые и жуткие «ожидания».

Местные вивисекторы, в заботливые лапы которых передала меня добрая тётя Рицко, подошли к своему делу очень скрупулезно и ответственно. Медицинские данные Синдзи Икари с раннего детства и по сей день, как я полагаю, и так уже были у них на руках; так что стандартного опроса «что ломал, чем болел, есть ли на что аллергия?» мне никто не устраивал, — но вот все остальное…

Меня взвесили и измерили, взяли все стандартные анализы, — включая три разных забора крови, — и хвала богам, что дело не дошло до еще какой-нибудь биопсии. Ненавижу лишние дырки в своем организме. Я несколько раз облеплялся датчиками для кардио— и энцефаллограмм, снимаемых под нагрузкой и без нее; меня беззастенчиво просветили рентгеном и УЗИ во всех плоскостях; снова провели МРТ или что-то очень на нее похожее; сделали соскобы кожи (причём особенно усердствовали в местах вчерашних неприятных покраснений); проверили зубы, зрение, слух, рефлексы, координацию, и конечно не забыли замерить объем легких. А затем — прогнали еще через столько же обследований и процедур, но на этот раз мне совершенно незнакомых. Причем на все мои вежливые вопросы — «Извините, а что это, и зачем?» — я получал одни и те же не менее вежливые ответы: «Поинтересуйтесь позже у доктора Акаги»...

Да-да, конечно: как только — так сразу. Рицко, кстати, тоже периодически появлялась, мельком оценивала получаемые данные, и снова куда-то уходила.

Но и эти хождения по мукам рано или поздно закончились, так что часа через четыре, тянущихся для меня, как целую вечность, я снова предстал перед очами главы Научного Отдела. Правда, на этот раз уже совершенно без оптимизма, да к тому же изрядно взлохмаченный, истыканный иголками во всех местах, залепленный пластырем и пронизанный бог знает какими излучениями. И вдобавок — жутко голодный и мучимый жаждой...

Кстати, по моим прикидкам, уже как раз пошли вторые сутки, как я «связался с плохой компанией», — то есть, попал в NERV. И большую часть этого времени я постоянно хотел есть, а меня то и дело пытались убить! Причем, если насчет Сакиила я с самого начала был уверен на все сто, — то вот касаемо этих работников ножа и топора, под командованием мадмуазель Акаги, мои зародившиеся подозрения пока лишь только крепли.

Однако теперь начальница этих живодеров явно решила слегка умерить мой гнев, заодно вернув толику веры в местных представителей человечества — на столе, за которым сидела увлеченно листающая здоровенную папку Рицко, меня ожидала большая, дымящаяся кружка кофе из автомата, и тарелка со стопкой сэндвичей из белого хлеба с сыром и ветчиной.

«Кормилица! Поилица!» — внутренне едва не прослезившись, умиленно возликовал я.

— Подкрепись, а я пока закончу с твоими данными,.. — не отрывая взгляда от бумаг, между делом сказала Акаги, кивком подтвердив, что все это богатство предназначалось именно мне.

Еда и питье, приговоренные в рекордные сроки, хоть и не дали ощущения полной сытости, но все же приглушили недовольное ворчание моего живота. А тем временем Акаги все продолжала шуршать бумагой, временами что-то размашисто обводя и подчеркивая по ходу чтения. Но вот, наконец, папка была отложена, и на меня пытливо уставились зеленые глаза Рицко... Красивые глаза, между прочим.

— Ну, что я могу сказать, Синдзи… С тобой все в порядке. Ты фактически полностью здоров, за исключением двух вылеченных кариесов и некоторых наметок на сколиоз: видимо, еще в школе привык сутулиться, — но это беда всех учащихся. Будешь следить за осанкой — и все будет в порядке.

— В школе я начал заниматься плаванием.

— Плавание? Полностью одобряю, отличный выбор... Но продолжим — синхронизация и пилотирование «Евангелиона» тоже на тебе отрицательно не сказались — легкие чистые, нервная система без отклонений. Микрокровоизлияний в мозгу и мышцах нет, церебральная активность несколько повышена, но в этом нет ничего страшного. Даже наоборот, ты удивительно легко перенес полный контакт с «Евой». Аянами Рей после завершения первой успешной синхронизации провела без сознания шесть часов, а полностью встала на ноги только через сутки.

— Аянами Рей?.. — прикинулся я дурачком.

— Да. Она — твоя ровесница и пилот прототипа, «Евангелиона-00». Сейчас она в госпитале, и ты с ней еще обязательно встретишься. Но речь сейчас не об этом…

И Акаги слегка подалась вперед, положив руки на стол, и сплетя тонкие пальцы без единого кольца в замок. От нее занятно пахло: смесью табака, и какого-то цитрусового парфюма...

— Расскажи мне о бое. Подробно. И о том, что ты там вытворял с АТ-полями.

— А разве там что-то непонятно? Вы же сами, вместе с отцом, отправили меня драться с какой-то неизвестной тварью. Чтобы я, управляя этим громадным роботом, который увидел впервые в жизни, его победил, — и спас и Токио-3, и всех людей. Так?

— Так, — подтвердила Рицко. — Но то, что ты делал…

— А что я делал? — нарочито неестественно изобразил я удивление. — Я пытался выжить! Притом выполняя ваши же, весьма краткие, инструкции: «У тебя есть только нож — пробей ему ядро, и тогда он умрет»... И вы, кстати, не предупредили меня, что он вовсе не умрет, — а взорвется, разнеся в пыль с десяток кварталов. Я выжил, по сути, только благодаря «Еве»!..

— Да, согласна, такую возможность никто в расчет не принимал, — досадливо поджала подкрашенные губы Рицко. — Но вот АТ-поле… Как так получилось? «Юнит-01» с тобой в качестве пилота смог сформировать две стабильные конфигурации! Вот, полюбуйся…

И Акаги, развернув ко мне один из мониторов, запустила на нем воспроизведение видео, записанное, видимо, с одного из барражирующих над местом вчерашнего боя беспилотников. Летательный аппарат висел над самыми крышами, и поэтому запись шла сбоку и с высоты, практически равной росту «Евы» или немного выше.

И я, уже как сторонний зритель, увидел все свои действия — довольно неуклюжие шаги, шатания из стороны в сторону, пропущенные удары Ангела. Ну и фокусы с полем: широкое защитное полотнище, сияющее в потоках огня, узкий ударный пучок, и самое интересное — возникшую вокруг сжатого кулака «Евы» окружность из десятка золотисто мерцающих шестиугольников, с одного взмаха вспоровшую АТ-поле Сакиила.

— Но вы же сами сказали мне, Акаги-сан… Что у «Евангелиона» имеется АТ-поле, и что кнопкой оно не включается, а для его активации нужно… его представить. Я и представил!

— Что, вот так просто, взял — и представил? — скептически переспросила главная научница всея NERV, сунув в рот новую сигарету и уже щелкнув зажигалкой, — но потом передумав, и отложив в сторону и табачную палочку, и миниатюрный огнемет.

— Да, просто представил... И пожелал. Когда на тебя прет монстр ростом больше многоэтажного дома, желающий тебя убить, — всё становится слегка по-другому. В «Еве» вообще всё становится по-другому… Всё воспринимается и ощущается совсем иначе. Это трудно объяснить словами… А вы, Акаги-сан, испытывали на себе синхронизацию? Пробовали управлять «Евой»?

И вот тут в глазах Рицко мелькнуло… что-то. Она прикрыла веки, и все же взяла сигарету: наигранно медленно прикурила от огонька зажигалки, и потянула в себя дым.

«Ба-аа!.. Да ведь она… боится «Еву»! — с некоторым изумлением понял я.

Акаги восторгалась этими клонами неведомой, гигантской внеземной твари, на заре времен рухнувшей к нам на планету. Она упорно и вдохновлено изучала их, конструировала и перекраивала; но вот конкретно эту, — «Еву-01», — она боялась... Нет, не до панического ужаса, конечно, — но так, как например, директор аквапарка может бояться крупной касатки, которая один раз уже нападала на дрессировщика. Он ценит ее, и кормит, он рад приносимой ей пользе и деньгам, — но в бассейн к ней он не войдет никогда.

...Вот только кого же она конкретно побаивается — саму «Еву», или именно «Еву» с застрявшей в ней душой Юи?.. Как интересно…

— Нет, Синдзи. Потому что если бы это было возможно, то нам бы не пришлось усаживать в «Евангелион» тебя, — спустя небольшую паузу и пару затяжек, все же ответила она. — Дело в том, что, как показали многочисленные пробы и опыты, пройти процесс синхронизации и в перспективе управлять «Евангелионами» могут только те, кто родился уже после Второго Удара. То есть, нынешние дети и подростки. Но даже из всех твоих одногодок на это способны не более одного-двух процентов. Так что — нет, я даже не пыталась ни синхронизироваться, ни управлять «Евой».

И тут же добавила:

— Но зато я лично дважды испытывала в тестовой капсуле систему жидкостного дыхания LCL. И если тебе от этого будет легче, тоже хорошо знаю, какова эта субстанция на вкус: особенно когда ты откачиваешься от нее, стоя на четвереньках.

И Акаги, выдув вверх струю дыма, скупо улыбнулась...

«Черт, а ведь вроде нормальная тетка… — подумал я, глядя на сидящую за столом чернобровую блондинку в белом халате, черной юбке и синей блузке со стоячим воротником и застежкой-кольцом. — Хотя, какая она, к Ангелам, тетка? Рицко всего на пару лет старше меня, — того, прежнего. И что, ощущал я себя тогда «дядькой»? Да и сама Акаги, без семьи и детей, по самую макушку ушедшая в науку после смерти своей матери, вряд ли вообще задумывалась о своем возрасте. Разве что иногда, во время редких посиделок в баре с той же Кацураги…

И если Мисато, которая из-за сильного потрясения в юности, кажется, в этой самой юности и застряла: несмотря на всю свою воинскую службу и ответственную должность в NERV — иначе откуда все эти лихачества на машинах, молодежный стиль одежды и общения, да и все ее бытовое раздолбайство? — то Рицко выбрала науку.

Те ее абсолютно неизведанные грани, что открылись перед человечеством после находки в Антарктиде и Второго Удара, подействовали на пытливую и увлекающуюся натуру Акаги, как валерьянка на ее любимых кошек. Но какая-то часть ее, пусть не столь ярко выраженной, но все же женской натуры, хотела иного — не только программ, формул, расчетов и открытий. И отсюда — роль редкой любовницы при Гендо: первого, с кем она сочла возможными такие отношения, и кто ее не оттолкнул. Не с Хьюгой же или Аобой ей романы крутить, право!.. А уж чем руководствовался сам Икари-старший, — расчетом этой связью еще крепче привязать к себе ценного сотрудника, или банальной физиологией, — об этом мне не хотелось даже размышлять.

Но пока испытывать какую-либо личную неприязнь к Акаги Рицко, зачастую подававшейся в аниме, как персонаж нейтральный, а то и несколько отрицательный, мне было вовсе не с чего. Даже наоборот — она, несмотря на наверняка гложущий ее научный зуд, дала мне выспаться, и даже набросила одеяло. А отправив меня по тропе «зла, ужасов и смертной тени» полного медобследования, она не забыла, что я ушел туда, даже не позавтракав, и к возвращению организовала легкий перекус. Все это кое о чем, да говорит, — а я всегда помню добро, так уж меня воспитали.

Значит, пока будем дружить Акаги Рицко-сан, а дальше — посмотрим...

— ...«Евангелионами»? — тем временем уцепился я за кончик ее фразы. — Их два? Раз уж вы сказали про еще одного пилота… Или их еще больше?

— Больше. «Нулевая» Аянами — прототип. Твоя «Ноль первая» — тестовый образец. И… — взгляд Рицко на секунду уперся в стол, а потом она снова посмотрела мне в глаза.

«Ага… Похоже, что-то мне знать пока не положено».

— ...В одном из европейских филиалов заканчивается оснащение «Евы-02», — а также имеются еще несколько экспериментальных образцов в исследовательских центрах NERV крупнейших мировых стран... Вообще-то, эта информация уже является секретной, но когда Мисато оформит тебе допуски, ты и так об этом узнаешь.

— То есть, я тут у вас — надолго?..

— Да, Синдзи-кун.

— Выходит, этот Ангел был не единственный... И будут еще?

— К сожалению, это так. И самое неприятное, что мы не знаем точно, когда и где. Наши системы обнаружения смогли засечь Сакиила только тогда, когда он пересек 30-километровую зону. А что такое тридцать километров для атаки, например, с воздуха?

— Значит, боевое дежурство?

— Да. Пока Рей не восстановится, ты с «Евой-01» — наша единственная реальная защита. Ну и еще: как действующий пилот, ты понадобишься нам в научных целях.

— Простите?.. В каком смысле? — слегка нахмурился я. Уж больно неожиданно и как-то настораживающе это прозвучало. — Что еще от меня потребуется? Литр крови..? Килограмм мяса..?

— Нет, ничего такого, не беспокойся, — сощурилась Акаги. — Анализы, разумеется, будут необходимы, — но не часто, и не в таких масштабах. А вот синхротесты придется проводить не реже двух-трех раз в неделю.

— Синхротесты?

— По сути — это адаптивная подстройка систем нерва А-10 под конкретного человека. Синхротесты одновременно проверяют потенциал пилота, и позволяют достичь более высокой, — так сказать, «чистой», — синхронизации с «Евой». У тебя она в этот, первый раз, вышла весьма высокой: но, во-первых, с критичными ошибками в первичной фазе, а во-вторых — впоследствии оказалась нестабильной.

«Ага. Это она про то, как «Евангелион» сначала не пожелал идти на контакт именно со мной, — отметил я. — И про второй скачок синхронизации…»

— Так что крайне важно узнать твой средний стабильный уровень. Ну и, разумеется, в самом процессе мы получим большое количество важных и полезных данных о механике самого процесса синхронизации, с которым тоже далеко не все и полностью ясно… Например, импульсы подкорки в твоем случае давали странный обратный эффект слабого дублирования, некоего асинхронного «эха», — что просто крайне любопытно…

Взгляд у Рицко на миг стал слегка отсутствующим, но потом она моргнула и продолжила:

— В общем, насчет твоих фокусов с полями мы еще поговорим. А пока тебе надо будет регулярно являться в Научный Отдел, и некоторое время — час или два, — проводить в тестовой капсуле. Да, понимаю, ничего особо приятного в этом нет — но надо. График и время согласуем с Мисато. А вот, кстати, и она…

— Привет мученикам науки! — бодро рявкнула нам Кацураги, буквально ворвавшаяся в кабинет. На этот раз она была одета в темно-бордовую юбку, не длиннее вчерашнего платья, но с широким поясом, и тонкий серый свитер, видневшийся из-под неизменной приталенной красной куртки нараспашку. Если вспомнить реалии сериала, то никто и никогда не видел Кацураги с дамской сумочкой или еще каким ридикюлем, — так что, думаю, именно в куртке она и таскала ключи, мобильный телефон, косметичку и другие необходимые мелочи. — Как, Синдзи, ты еще жив? А то доктор Акаги порой бывает весьма дотошна, и вполне способна попробовать развинтить тебя на запчасти. Особенно после твоих вчерашних номеров…

— Здравствуйте, Мисато-сан, — поздоровался с ней я, и тут же вступился за Рицко. — И не наговаривайте на Акаги-сан. Меня, конечно, временно отдали на поругание ученым и врачам, но потом все же забрали обратно и накормили. А пока я спал — даже укрыли.

— Ну надо же?!.. Рицко защищают! И кто — вчерашний герой сражения! Неужели между белокурой дамой и юным, но отважным пилотом проскользнула искра неких чувств?.. — начала Кацураги откровенно потешатся, но тут же со скорбным вздохом заметила. — Выходит, опять я осталась без рыцаря…

— Ну, что поделать, — в ответ иронично усмехнулась Акаги, видимо, привыкшая к любимой теме шуток своей подруги и однокашницы. — Рыцари нынче — зверь редкий, так что приходится хватать, как только увидишь…

— Но погоди… — и трагизм из взора Мисато моментально испарился. — Я тоже тебя вчера кормила! Ты бы видела, Риц, как он вчера жра… ой, простите, усиленно питался! И я, в отличие от некоторых, не отдавала тебя на растерзание всяким коновалам! Вот! Хотя… Все равно ты, Рицко, в пролете! Я официально назначена его опекуном — это раз!..

И Мисато звонко щелкнула пальцами.

— ...И жить он будет у меня — это два! — раздался еще один щелчок.

«Ха! Это что же, меня даже не попробуют заселить в какой-то там шестой блок? Мисато сразу сработала на опережение?»

— Опекуном? Странно… Командующий, разумеется, крайне занятой человек, с этим-то все ясно, но тебя — в опекуны? Я уже сейчас не уверена, кто кого из вас будет опекать. Что же до проживания у тебя…

Тут Акаги подняла свои черные брови, и скептически покачала головой.

— Знаешь, Синдзи: если что — разрешаю тебе просить политического убежища у меня в лаборатории. Диванчик и плед найдутся всегда, а в столовой, как ты убедился, весьма недурно кормят.

— Но-но! — слегка оскорбилась Кацураги. — Позвольте?! У меня вовсе не так уж и плохо! К тому же рыцари никогда не пасуют перед трудностями, а Синдзи-кун — настоящий рыцарь!.. Верно, Синдзи?

— Сначала нужно увидеть поле боя, а уж потом что-то решать… — поднял я ладони, примиряя враждующие стороны.

— Согласна! — Сказала Мисато. И, уже привычно схватив меня за руку, повлекла прочь из владений Акаги. — Сейчас сначала заглянем ко мне: надо официально оформить тебя в NERV, подписать кучу бумажек. А потом — поедем домой, обживаться!..

* * *

Кабинет начальника Тактического Отдела, которым, собственно, и являлась капитан Кацураги, оказался где-то в десяти минутах ходьбы по переходам и коридорам штаб-квартиры Геофронта от логова Рицко. И, как я отметил, нес на себе заметную часть черт своей хозяйки: а именно — жизнеутверждающий хаос. На закатанном в темный ковролин полу вразнобой стояли стулья, на одном из которых лежал мой рюкзак, оставленный в машине Мисато по прибытию в NERV. На столах громоздились кипы бумаг, — причем еще больше и выше, чем у Акаги. Также имелся двухмониторный компьютерный комплекс, густо и беспорядочно облепленный цветными стикерами, а в углу, рядом со шкафами, стоял кулер с полной бутылью сверху. К нему-то я сразу же подошел, набулькав себе в пластиковый стаканчик холодной воды, — к которому тут же жадно присосался. Пить после медицинских процедур хотелось просто неимоверно.

— Так, подожди, — Мисато включила верхний свет, и вдобавок — настольную лампу. А потом сдвинула растрепанную гору бумаг на середину стола, освободив его торец, и попутно — абсолютно случайно — найдя трубку настоящего спутникового телефона со сложенной лопаткой антенны.

— ...Вот черт, а я его все дома искала… — девушка машинально прибрала находку в карман, и шлепнула на край стола тонкую папку из прозрачного пластика.

— Вот, Синдзи, садись, ознакомься и подпиши. А я пока отойду, — и Мисато вышла, в дверях обернувшись и добавив: — И, да... — не просто поставь инкан, но и впиши имя.

«Вот даже как…» — подумалось мне.

Обычному японцу, а тем более — школьнику, для подписи или заверения какого-то документа достаточно оттиска личной печати, в обиходе именуемой «ханко» или «инкан». А тут нужна еще и подпись от руки…

Я вытянул из положенной передо мной папки стопку уже заполненных листов, и начал их изучать. Мне вдруг стало до жути интересно, как именно тут будут оформлять в такую организацию, как NERV, пилота-подростка, не достигшего и шестнадцати лет.

И первые же документы меня не разочаровали — это, по сути, был контракт действительной военной службы сроком на три года, и приложенный к нему популярный в свое время на Западе «полевой патент», присваивающий мне звание младшего лейтенанта NERV, и заодно — международных вооруженных сил ООН.

«Ничего себе… А я о них только в книжках читал…»

Означенный патент давал младшие офицерские звания исключительно в военное время, и зачастую был действителен только на передовой или в частях, непосредственно ведущих боевые действия. И впоследствии либо отзывался, либо для утверждения уже на общих основаниях требовал подтверждения сдачей экзаменов, — пусть и экстерном.

Я внимательно прочел оба документа и хмыкнул. Нет, — ну каково, а?.. В четырнадцать — «младшой» лейтенант... А через год, так и вообще есть все шансы стать настоящим «пятнадцатилетним капитаном».

Хотя, чего удивляться — на своей территории и в рамках NERV, который все же не армия, папа-Гендо мог творить практически все, что заблагорассудится; а учитывая, что в Японии даже «возраст согласия» на секс начинается с тринадцати лет, — то не стоило удивляться, что здесь способны надеть офицерские погоны и на четырнадцатилетнего.

Пока отложив контракт и патент в сторону, я взялся знакомиться с прочими бумагами.

Ага, допуск по секретности, уровень 1-С. Значит, уровни A и B — пока что не про нас. И еще: мне почему-то кажется, что должен быть уровень допуска, начинающийся с цифры «0»... Ну и ладно. Что там у нас полагается за нарушение?.. Хм, про расстрел или виселицу, по крайней мере, ничего прямо не написано, — хотя под формулировкой «полная мера ответственности согласно разделу 58-b Внутреннего Устава NERV-Япония» могло скрываться хоть посажение на кол, хоть зажаривание живьем в медном быке.

Допуск подписываем, без проблем. Подтащив к себе свой рюкзак, я нашел в нем небольшой пенал с именной печатью, и поставил оттиск инкана. Рядом, в квадратике — подпись из четырех иероглифов — «Икари Синдзи»...

Что там еще? Приказ о назначении меня на должность тест-пилота «экспериментальной мобильной платформы серии «Евангелион». Так-так… А оклад и премиальные тут указаны?.. Что?!.. Сколько..?!! Немедленно подписываем!.. Ха! Да я даже два раза это подпишу, — чтоб потом не отвертелись.

А это?.. А, соглашение о передаче опеки. Стороны — Икари Гендо и Мисато Кацураги. Требуется моя подпись, как ознакомившегося... Возражать право имею, — но только через проверку государственного социального департамента и суд. Хех, проверку… Да нынешняя берлога Мисато ужаснет даже самого закаленного работника соцслужбы, — но… Зачем? Жизнь с Мисато будет, как минимум, не скучной, а с порядком мы как-нибудь разберемся. Тоже подписываем.

Еще что-то осталось? Ага, уведомление о моей… Что, прописке?.. А, нет, приписке к жилплощади капитана. Блок 12 CH, квартира 11-А-2...

Подписываем.

За этим делом меня и застала вернувшаяся Мисато, несущая под мышкой толстый пакет из плотной коричневой бумаги, прихлебывающая «Пепси» из жестяной банки и поставившая такую же баночку передо мной.

— Держи. Ну что, со всем разобрался? Все подписал?

— Спасибо. Да, разобрался. И вот это подписал.

Я придвинул к ней заверенные мной допуск, приказ о назначении пилотом, опекунство, и закрепление за жилплощадью. Затем убрал свою печать в пенал и сунул обратно в рюкзак.

— ...А вот это, извините, я подписывать не буду.

И отдельно стопкой легли три листа военного контракта и два — полевого патента.

— А?.. — И Кацураги тут же отставила в сторону газировку. — Это почему?

Никакой угрозы или давления в ее голосе не было и в помине — лишь нескрываемое удивление.

— Просто не хочу. Зачем мне быть офицером?

— Это… Понимаешь, Синдзи, — даже как-то растерялась Мисато, — NERV — организация большей частью военная. Я, как ты уже знаешь, капитан. Твой отец — Командующий, а его зам, Фуюцки-сан, состоит в звании бригадного генерала... Да здесь даже Рицко имеет чин подполковника! Правда, в форме я ее ни разу еще не видела… А ты, раз уж подписал приказ и согласен стать пилотом, то просто не можешь быть гражданским!

— Почему это не могу? У вас тут что, вообще нет вольнонаемного персонала, и даже самый последний слесарь и уборщик держат в шкафу китель с погонами?

— Нет, конечно, но… Синдзи! Хватит вообще ломать комедию! — решила сменить вектор атаки Кацураги, посерьезнев и слегка повысив голос. — Просто подпиши — и все! Считай, что это твой долг!

— Да? Правда?.. — в ответ я недоуменно поднял брови.

«Ой, зря ты начала про долг…»

— Ну, давайте, расскажите мне, Мисато-сан, кому и когда я успел так задолжать. Меня вытащил в Токио-3 родной и ни разу не любимый отец, даже не обмолвившийся о причине вызова. Потом меня едва не растоптал какой-то гигантский пришелец, и я чуть не убился в вашем автомобиле, а затем мне сразу же, без малейшей подготовки, пришлось идти в бой на здоровенном роботе! Потому что, видите ли, весь ваш «всемирный институт NERV» чего-то там не предусмотрел, — и иначе все умрут... И ведь я справился, я уложил этого монстра, уцелел сам, — и даже вернулся своим ходом... А теперь вы говорите мне, что я что-то кому-то должен? По логике вещей, так должны тут уже мне — ведь минимум один раз я Токио-3 и человечество уже спас.

От такого монолога, произнесенного спокойным, но довольно твердым голосом, Мисато несколько опешила. А я взял со стола покрывшуюся капельками влаги холодную банку «Пепси-колы», с хлопком выдернул язычок и сделал глоток, поморщившись от шибанувшей в нос углекислоты.

— ...Ну ты и наглец… — вырвалось у капитанши.

— Это почему? — тут же возразил я. — Я же вовсе не отказываюсь пилотировать «Евангелион», сражаться с этими Ангелами или оказывать посильную помощь доктору Акаги в ее исследованиях. И против вас, как опекуна и соседки, тоже совершенно не возражаю, чтобы там не говорила Рицко-сан.

Тут взгляд Мисато слегка вильнул в сторону — она отлично помнила, что Акаги фактически «сдала» ее, как весьма сомнительную для совместного проживания компанию.

— Единственное, чего я не хочу, — так это подписывать всякие контракты, делающие меня солдатом. И тем более — надевать офицерскую фуражку. И если мой такой великий отец, и целый Командующий NERV, не может оформить сына, как гражданского специалиста, — то я вообще с радостью поеду обратно домой, к дяде, тёте и спокойным школьным дням... И к двум интересным девочкам: одной из секции плавания, а другой — из теннисного клуба.

— Какие девочки?!.. Какие клубы?!! — Кацураги с размаху хлопнула ладонями по столу, слегка нависнув надо мной. — Ты что, не понимаешь, — что мир, который ты знал, скоро станет совсем другим?!.. Если вообще станет… Синдзи, ну... подпиши, а?

И Мисато снова поменяла тактику, предсказуемо перейдя к уговорам. А я, если так разобраться, то вполне понимал ее растерянность.

Японцы вообще довольно милитаризированная нация: почти как немцы, про которых один писатель сказал, что стоит только заиграть военному оркестру — и немцы тут же начинают маршировать. Так и в японском обществе, особенно мужской его части: такие понятия, как «армия», «служба», «форма» и «звания», — никогда не теряли высокого престижа, временами становясь почти культовыми. И японский подросток, мальчик, откровенно отказывающийся приобщаться к этим «вечным ценностям» — да еще и в виде подарка в четырнадцать лет, — для нее был даже не белой вороной, а целым белым птеродактилем.

— Ты ведь ничего не потеряешь. Контракт, да — но никто не заставит тебя ходить в форме, я же не хожу. Приказ о назначении тебя пилотом ты видел? Зарплату оценил? Так это еще без учета выплат за звание. Я, как капитан, почти в два раза меньше получаю!

«Ну, конечно… Так не тебя же, милочка, будут мариновать в LCL в тест-капсуле и боевом роботе, кидая при нужде на передовую линию огня!»

А в ход, тем временем, пошел последний ее козырь:

— Награды, кстати, гражданским почти не положены; а вот военным — очень даже, особенно за такие бои, как вчера. А еще ты, как офицер, будешь иметь право на владение личным оружием. После курса обучения и сдачи зачета, конечно. Что, по-прежнему не интересно?

И Мисато хитро глянула на меня.

— Не-а, не интересно! — не купился я. — Какой мне толк от пистолета? В Ангела из него стрелять? Или самому застрелиться, в крайнем случае? И вообще: давайте, Мисато-сан, остановимся на том, что я… э-эээ… пацифист. Никаких званий, медалей, никакого оружия. А «Еву» я буду пилотировать исключительно ради мира во всем мире.

И в этот момент Синдзи, где-то на задворках моего сознания с жутким любопытством внимающий протекающей беседе, просто покатился со смеху, икая и всхлипывая.

А у Кацураги от такого вердикта буквально опустились руки, — и она исподлобья поглядела на меня, надувшись, как мышь на крупу.

— Ну ладно, я узнаю, что тут можно сделать... — и брюнетка одним длинным глотком допила свою газировку, с хрустом смяла банку, вымещая раздражение, и выкинула ее в урну. — Но бумаги я далеко не убираю: вдруг ты все же поймешь, что в этом нет ничего плохого! А пока вот — держи пакет. Там твой временный пропуск, он же — удостоверение личности, служебный мобильный телефон с зарядкой, и… Внутренний Устав NERV.

И тут она слегка злорадно улыбнулась.

— Вне зависимости, как тебя примут — со званием, или без, — но изучить его придется. Так что вперед, пацифист... Нас ждет родной дом…

За нашими спинами пискнул электронный замок закрывшейся двери, и я поспешил за размашисто шагающей Мисато.

«Тора-сан, а нам обязательно надо было отказываться подписывать контракт?» — всплыл в голове мысль-вопрос от Синдзи.

«Более чем, Син, более чем… А почему — вот смотри».

И я, пользуясь нашим симбиозом, кинул пареньку два «снежка»-воспоминания.

Первый эпизод, как отец рассказывал мне, почему он, еще во времена СССР будучи высококлассным станочником, крепким семьянином, и вдобавок — совершенно непьющим, так и не поддался постоянным уговорам различных парторгов цеха и завода, и не вступил в коммунистическую партию. И дело было даже не в необходимости регулярной уплаты взносов, а в том, что, по его словам, — которым я склонен был верить, — наличие у отца партбилета тут же дало бы начальству просто отличный рычаг давления на него. «Ты же коммунист!..» — и вот ты уже должен перевыполнять нормы, клевать носом после рабочего дня на бестолковых партсобраниях, тащить общественную нагрузку, и работать за себя и за того парня-бракодела тоже, чтобы не портить общий показатель по цеху. А с беспартийного взятки гладки.

И второй — уже из бытности военного училища, когда я, курсант-третьекурсник, и еще трое таких же бедолаг пол-ночи работали электриками, протягивая «времянки» освещения в коридорах и помещениях училищного командного центра. Наутро ожидались командно-штабные учения с участием присланных представителей штаба округа, а освещение попросту не было готово. Штатные вольнонаемные электрики исправно работали ровно до конца своего трудового дня, а именно — до 18:00, а потом спокойно свернули свои манатки, и пошли на выход. Равнодушно пропустив воззвания и увещевания полковника, курировавшего работы, мимо ушей. А когда тот, побагровев и налившись злобой, — как же, его трехзвездно-коньячное величество не пожелали даже слушать, повернувшись спиной! — начал на них орать, развернулись и дружно, в пять глоток, обложили полкана отборным матом. И ушли, наплевав и на учения, и на генералов, и на сулимые им взбешенным полковником кары небесные.

В итоге доделывать за ними работу пришлось нам, курсантам, спешно собранным в бригаду «Ух!», по принципу «А кто тут шарит в электрике?». Ясное дело, что послать по матери полковника мы не могли, и вот тогда я более чем наглядно понял радикальное отличие вольнонаемного персонала от состоящих на действительной военной службе.

«И как, Син, все понял?»

«Ну, в общих чертах…»

Все же Синдзи, даже после долгого общения со мной, оставался японцем в достаточной мере, чтобы подобные отказы начальству и нарушения «вертикали власти» даже гражданскими лицами казались ему некоторой формой святотатства. «Вышестоящего — и нахер..? Да как же так можно?!..»

«Тогда объясню попроще. Подпиши я контракт и надень погоны — и нас бы смогли на полных правах строить и гонять. И требовать исполнения любых приказов без рассуждений. Любых!.. А в случае нарушения или неповиновения — наказывать по тому самому Внутреннему Уставу NERV, причем по всей строгости и невзирая на возраст. Бумаги подписал? Лычку прицепил? Все, изволь тащить лямку и не возникать. И если уже сейчас Мисато попыталась ткнуть мне в лицо каким-то там «долгом», то сам подумай, что же было бы дальше…

А без всего этого наш фарватер будет куда как шире. Нет, пытаться заставлять нас все равно будут, — но уже не так часто и активно, и без постоянных упоминаний о дисциплине, долге и присяге. Ну и в случае чего, и спрос с нас будет уже другой.

Но ты не беспокойся, Синдзи. Поверь: я и ты, — мы вместе и сами постараемся сделать все, что в наших силах. И безо всяких лишних хомутов на шее».