Лестница Иакова (гет)

«...И увидел во сне я: вот лестница стоит на земле, а верх ее касается неба...» Книга Бытия 28:12-16

* * *

Говорят, что вся суть жизни — в удачных случайностях.

Вернее, в случайностях и балансировании на грани, причем в любых масштабах и проекциях. Начиная с орбиты нашей Земли: чуть дальше от Солнца — и все живое на планете замерзнет, а чуть ближе — сварится в собственном соку, или сгорит. И заканчивая… Да хотя бы сахаром в человеческой крови: совсем немного больше нормы, и незадачливому индивиду обеспечены гипергликемия, кома и, наконец, смерть... Меньше — тоже неплохо: гипогликемия, эпилептический припадок, судороги, смерть.

Даже зачатие и рождение в изрядной доле зависит от случая и удачи. А уж то, что каждый среднестатистический взрослый мужчина — уж не в курсе насчет женщин, — это, по сути, чудом выживший в детстве мальчишка, сами мужчины знают лучше всех. Вот только никогда не рассказывают подобные эпизоды своим матерям, не желая добавлять им седых волос.

И я — вовсе не исключение.

Если сесть и разобраться, то дней рождения у меня должно быть как минимум четыре.

Первый — собственно день появления моей скромной персоны на свет.

Второй — это когда в семь лет от роду, играя на стройке, я упал спиной на кучу пакли, и только потом обнаружил, что из левой подмышки у меня выглядывает… железный прут. Торчащая из бетона ржавая арматурина прошла аккурат между телом и рукой, даже не порвав одежды, но вот попади она на пятнадцать-двадцать сантиметров правее, и… Было бы грустно.

Третий раз случился уже в школе, — это когда в шестом классе мы с компанией мальчишек решили сделать самопальную бомбу. Благо, что в промышленном уральском городе с кустарным пиротехническим материалом — наточенным в мелкие опилки магнием, порошковым марганцем, селитрой и порохом, натасканным одним из членов нашей команды из запасов охотника-отца, — у нас проблем не было. Однако что-то не сработало: обмотанный изолентой и стальными полосами алюминиевый баллон из-под «дихлофоса» лишь с шипением покоптил проселитрованной веревкой самодельного запального шнура, но взрываться не пожелал. И когда я, основной создатель этого поделия, выждав какое-то время, пошел его проверять и заглянул в запальную трубку…

Вот тогда я понял, что выражение «у него на голове от страха зашевелились волосы» — вовсе не метафора. Фитиль внутри еще горел, и вот-вот должен был подобраться к основному заряду!.. Следующее, что я помню, — это как я, закрыв лицо рукавом, рыбкой ныряю в бурьян пустыря, а «хлопуха» кувыркается в противоположную сторону. И взрывается, не долетев до земли... Руки тряслись у меня еще где-то с полчаса, а звенеть в ушах перестало только к вечеру.

Ну а четвертый, — и, как я полагал, — последний «добавочный» день рождения состоялся в начале 2000-х годов, в армии, спустя почти два года после моего выпуска из военного училища. Как будто кто-то, управляющий людскими судьбами, посмотрев на меня, вздохнул и сказал:

«— Ну, поигрался в солдатики — и хватит. На тебя у меня другие планы…»

Вот только способ прекращения этой игры был выбран по излюбленному мирозданием принципу: «Все, что ни делается — к лучшему. Но худшим из возможных способов». И мой старенький, но ухоженный танк Т-72Б под номером «132», следующий в составе сводной бронегруппы по некоей специфически-гостеприимной кавказской республике, попал под взрыв радиофугаса.

Впрочем, об этом я узнал уже позже, и со слов заглянувших в госпиталь сослуживцев. Так моя полугодовая командировка и закончилась — резким ударом, темнотой, и приходом в себя спустя сутки: уже лежа на больничной койке, с загипсованными по самую задницу ногами, и одуревшим от анальгетиков.

Подрыв заряда, замаскированного на обочине, перевернул в противоположный кювет шедшую первой БМП-2, махом отправив на тот свет почти весь едущий на ее броне десант. Против 45-тонной махины танка силы взрыва оказалось недостаточно, но зато хватило, чтобы отшвырнуть меня, сидевшего на башне и свесившего ноги в командирский люк.

Как мне сказали, наводчик, находящийся внутри боевого отделения, успел только испугаться; мехвод, ехавший по-походному, с торчащей наружу головой, но с установленным бронещитком, оглох на пару дней. А вот мне, поймавшему контузию, от души приложившемуся обеими ногами об стоящий вертикально на стопоре командирский люк, и еще добавившему самому себе при падении об землю, повезло чуть меньше…

Потом была Москва, госпиталь Бурденко, пять операций на ногах... И довольно,.. хм,.. скромный курс реабилитации, — уже в окружном госпитале по месту службы, и под кодовым названием «почувствуй себя немного лётчиком Мересьевым». И затем ВВК — военно-врачебная комиссия, окончившая мою недолгую армейскую карьеру четырьмя подписями и одной круглой печатью.

Нельзя сказать, что я так уж сильно расстроился. Сама военная служба меня ничуть не напрягала, но вот необходимость существовать в среде узаконенного «армейского дебилизма», часто практикуемый принцип «я — начальник, ты — дурак», и то, что каждый долбодятел со звездами, бОльшими, чем у тебя, мог использовать этот факт как козырный туз против любых — любых! — твоих разумных доводов, порой раздражало просто несказанно.

Танки я любил вполне искренне, в училище поступал осознанно и с желанием. Но учеба, — а затем и пусть не особо долгая служба в реалиях родной армии, — успели заметно разбавить первичный заряд идеализма служения Родине. Так что «на вольные хлеба» я ушел без особых сожалений. Тем более, что у меня имелась гражданская специальность техника электросвязи, полученная ещё перед армией. И идти в механизаторы, как вполне позволял мне мой диплом, или еще в какую-нибудь охрану автостоянок, я вовсе не собирался.

Небольшая частная фирма, занимавшаяся связью, охранно-пожарной сигнализацией и видеонаблюдением, приняла меня с распростертым объятьями: экономическая ситуация в стране тогда активно развивалась, спрос на профильные услуги рос, и рабочие руки, — а особенно руки ответственные, непьющие, и с прилагающейся к ним не пустой головой, — были нарасхват.

Начав как техник по обслуживанию уже установленных фирмой систем, я уже через полгода стал специалистом по приемке смонтированных объектов, и заимел очень теплые отношения с ребятами, занятыми их обслуживанием. Но зато куда более прохладные — с монтажниками, систематически норовившими сделать работу побыстрее, в стиле «тяп-ляп», и за это вполне предсказуемо нарывавшимися на «А вот это — переделать!».

Попутно я же исполнял в фирме и функции «эникейщика», — то есть, мастера на все руки по компьютерной части, ставившего пиратские «винды» и «офисы», обновлявшего антивирусы, заряжавшего опустевшие картриджи, и исправлявшего различные глюки и последствия классического «Ой, я тут куда-то нажала!..».

Но пока сеть фирмы представляла из себя всего пять «персоналок» и пару баз данных, написанных на коленке в «Access`е», это удавалось совмещать. Однако дела фирмы уверенно шли в гору: персонал рос, арендовались все новые помещения, возникла пара иногородних филиалов, — и однажды технический директор предложил мне отойти от сферы монтажа с приемкой, целиком посвятив себя локальной компьютерной сети предприятия. Конечно же, совмещая несколько близкородственных функций. На что я как-то совершенно не возражал. Ведь ещё со времен армии возможность большей частью отдавать приказы, стоя перед зеркалом, и будучи начальником и подчиненным в одном лице, была если не пределом моих мечтаний, то чем-то очень близким...

Вот так из личинки «эникейщика», питаясь ворохом технической литературы, мануалов и информации из интернета, понемногу начал вылупляться небольшой сисадмин. И в один прекрасный день, где-то по прошествии всего пары-тройки лет, я осознал себя в центре собственноручно сплетенной, уютной паутины из пятидесяти с хвостиком рабочих станций, сканеров и сетевых принтеров, четырех серверов, парой раздельных интернет-каналов, и двумя удаленными сегментами сети в филиалах соседних городов.

Меня вполне устраивала такая спокойная жизнь: оседлая и интересная мне работа с приличной оплатой, плюс частые профильные «халтурки» на стороне. Квартира-полуторка, доставшаяся от отошедшего в мир иной деда, а ещё неприхотливая, крепкая «праворучка» «Honda SMX», несмотря на возраст по-прежнему радовавшая своей изумительной надежностью и удобством. Выходец из небогатой семьи «заводских», — где отец полжизни был фрезеровщиком, а мать — технологом, — я вполне умел радоваться тому, что имел. В том числе, и потому, что очень хорошо помнил «дикий капитализм» 90-х, когда зарплата бюджетникам не платилась по полгода. А я, будучи курсантом, всегда ныкал получаемый на полевых выходах сухой паек, чтобы в ближайшем увольнении унести домой родителям и младшим брату с сестрой эти банки с тушенкой и кашей с мясом, не забывая прихватить пару буханок серого армейского хлеба из столовой...

Да и место службы после выпуска тоже не могло похвастаться комфортом: где офицерская общага на четыре человека в комнате, — после полугода жизни в бытовке спортзала части, — казалась пределом мечтаний. Право, всё же стоит порой пожить какое-то время в дрянных условиях — потом начинаешь больше ценить простые удобства и радости жизни.

Но, как я и говорил, сисадминство не избавило меня от традиционно нагружаемых на нашу братию различных дополнительных обязанностей, что так обожает навешивать на админов любимое начальство, подсознательно считающее всех айтишников главными бездельниками. Так что я дополнительно курировал программирование внутренней АТС, обслуживание кодовых замков на входе, и даже порой привлекался в роли дежурного электрика.

...Вот как раз последнее и послужило поводом для еще одного нештатного «дня рождения». Да притом таких масштабов, что напророчь мне однажды кто-то что-то отдаленно подобное — я бы настойчиво посоветовал этому доморощенному Вольфу Мессингу завязывать с травой. Или, по крайней мере, не опохмелятся техническими и бытовыми спиртовыми растворами…

Впрочем, подозреваю, что этот «ход конем по голове» был припасен тем самым «хозяином судеб» для меня, расслабившегося и радующегося размеренной жизни, как очень своеобразный подарок.

* * *

— Анатолий, друг мой, позвольте отвлечь вас от вашего, — несомненно, — наиважнейшего дела? — и с этими словами в мой серверный закуток, расположенный на втором этаже трехэтажного здания, где наша фирма арендовала весь первый этаж, — как и большую часть второго, — вдвинулось округлое тело Михаила. Нашего начальника склада.

Сотворенный моими руками вычислительный узел фирмы не был ни слишком большим, ни каким-то уж очень шумным, чтобы выделять ему отдельную каморку-серверную. Так что помимо стандартного шкафа из стали и стекла с юнитовым оборудованием, стоящего в углу, с подведенным к нему отдельным воздуховодом от кондиционера, в этой комнате, рядом с закрепленной на стене патч-панелью, находился и мой собственный рабочий стол с персональным компьютером.

Хотя всё же большую же часть кабинета занимали два многоярусных стеллажа с разным «железом»: здесь на полках стояли мониторы, системные блоки и принтеры, лежали по отдельности в антистатичных пакетах компьютерные комплектующие, а также громоздились бесперебойники и аккумуляторы, стопки мышей и клавиатур в упаковке, банки с тонером, собрания всевозможных драйверов — причем на родных дисках, мотки витой пары, коробки и целлофановые пакеты с разъемами, обжимками и пучками патч-кордов...

В общем, все то добро, среди которого любой айтишник чувствует себя подобно шеф-повару на кухне среди своих ножей, кастрюль и сковородок — привычно и комфортно.

— ...Ась? — я сдвинул наушники с одного уха, отвлекаясь от акта высокого творчества — верстки под музыку в «Кореле» очередного рекламного модуля в местную газету. Умея более-менее сносно рисовать, я не отказывался помогать экономить фирме деньги, потому как всяческие рекламные и дизайнерские конторы за разработку даже самой простой графики выкатывали такой ценник, что у меня начинала нервно дергаться бровь.

— Чего изволите, герр Михель? — поинтересовался я у завсклада, с которым у нас сложились полная дружба и взаимопонимание.

Нужен какой провод, чутка гвоздей, саморезов или дюбелей? Да не вопрос — сколько отматывать и отсыпать? Хочу добавить памяти, поймал вирусняк в домашний комп, запорол «винду»? Ну, тащи своего страдальца, чего уж там…

— Да вот, выходил покурить. И обнаружил, что кодовый замок с домофоном на входной двери — того-с, не работают-с. Там вчера наш приходящий электрик новый блок питания воткнул, и видать напортачил чего. Так что завтра поутру коллеги будут скребстись под дверями, как неупокоенная мертвечина в ужастиках. А потом, — и тут Миха ухмыльнулся, — примутся есть мозг уже тебе... Ну и дай новую мышку, а?

— Тады ой. Они и живые-то способны мозги высосать до дна, а уж в виде зомби… Лучше этого не допускать. Лады, пойду, гляну, что там такое случилось, реклама подождет. А мышку… Мышку — держи.

Кинув человеку бело-зеленую лоджитековскую коробочку с электронным грызуном, я сохранил рабочий файл, свернул окно графического редактора, и направился за носимым пластиковым боксом с дежурным набором инструментов, стоявшим на тумбочке под самодельным цветным принтом главной героини аниме «Serial Experiments Lain».

Ага, вы не ошиблись: несмотря на возраст и военное прошлое, — а отчасти, как раз благодаря ему, — я всё так же люблю смотреть аниме.

Еще валяясь в московском госпитале, в палатах которого личные телевизоры и видеомагнитофоны вовсе не были редкостью, я часто натыкался на японскую мультипликацию, которую в те годы на пиратских видеокассетах любили дописывать после фильмов. Среди них попадались вещи как откровенно детские, вроде «Приключений Боско», — так и совершенно недетские, наподобие «Уротцукидоджи». Но наткнувшись однажды на полнометражку «Призрак в доспехах», а потом — ещё и на «Армитаж III», я, как говорится, попал. С детства имея любовь к чтению разнообразной фантастики, и обладая, смею надеяться, живым умом, неплохим воображением, — и сумев не загубить все это длительным ношением фуражки с портупеей, — в аниме я нашел настоящий портал в другой мир. Нет, в целый веер миров, на любой вкус и цвет. А после жизни «в сапогах», и сопутствовавшей ей специфике, мне, возможно, как раз и нужна была некая порция эскапизма, и наличие какого-то светлого окна. Куда, обладая фантазией, можно было время от времени проваливаться и отдыхать душой.

Подколки же друзей и знакомых, порой впоследствии подтрунивавших над моим увлечением — «Ты что это? Здоровый лоб, офицером был, а все детские мультики смотришь?..» — меня совершенно не цепляли. Наоборот, — тогда уже я расплывался в ехидной ухмылке, и начинал в ответ участливо прохаживаться по их «настоящим мужским» жизненным хобби.

Что — да-да, конечно: вместо «китайских мультиков» гораздо лучше почаще ездить на рыбалку, — где больше выпито, чем поймано; не пропускать ни одной пивной посиделки перед телевизором, как истинному члену клуба «животастых друзей хоккея и футбола». А вечерами цеплять в барах и клубах разных девиц, от чьих ненакрашенных лиц поутру порой хочется немедленно выпрыгнуть в окно.

Нет, я не чурался ни дружеских вечеринок с распитием и поеданием всякого, ни разноплановому общению с прекрасным полом, — вот только делал это умеренно и без фанатизма, не то, что некоторые мои товарищи. И понятие о хорошо проведенном времени у меня ассоциировалось большей частью с поездкой на природу, с общением с интересными людьми; с книгой, над которой не грех просидеть и до утра, с просмотренным аниме-сериалом или хорошим фильмом, походом в бассейн или атмосферной компьютерной игрой.

Но уж никак не «Сначала выпили все, что нашли, потом блевали дальше, чем видели, утром болели, чуть не сдохли — в общем, славно отдохнули!»

А самое забавное, что зацепившее меня увлечение японской анимацией и не думало проходить со временем — постепенно менялись предпочтения в жанрах и формате, добавился интерес к азиатскому кинематографу и первоисточнику аниме — манге… Я, разумеется, не стал хрестоматийным отаку, чья жизнь вращается исключительно вокруг его увлечения, но и то, что я — любитель аниме, никогда не отрицал. И не чурался активно общаться с собратьями по диагнозу, как по сети, так и очно.

И уж тем более не стеснялся развешивать по своему рабочему пространству яркие постеры полюбившихся аниме-тайтлов, обустраивая свое логово согласно личным предпочтениям.

Так что, выпроводив осчастливленного новой мышкой Михаила, я подхватил свой походный инструментарий, и захлопнул дверь, на прощанье подмигнув нарисованной Ивакуре Лэйн в школьном пиджачке и портфелем в руках, слегка настороженно глядящей мне вслед со стены...

Сдается мне, она уже тогда что-то знала.

* * *

Миха не соврал — домофон, и кодовая панель с электромагнитным замком и впрямь не подавали признаков жизни, не реагируя на нажатия клавиш, и даже не подмигивая контрольными светодиодами.

Самая первая мысль — пропало питание, — оказалась самой же верной: на клеммах, на которые должны были приходить двенадцать вольт, мультиметр показывал полный ноль. При этом новый блок питания всей системы, установленный прямо в электрощите второго этажа, визуально был исправен, но вот проводная алюминиевая пара, подающая на него от шин «нуля» и «фазы» 220 вольт, доверия совершенно не внушала — болтающиеся, сильно окислившиеся жилы и потрескавшаяся изоляция... За линейное электрическое хозяйство фирмы отвечал, хвала богам, не я, — но, глядя на подобное похабство, в душе у меня начиналась смертельная битва желания сделать все хорошо и как надо, и острого нежелания взваливать на себя чужие обязанности, делая работу за косоруких лентяев.

И первое начинало побеждать.

— Ну что ж, будем чтить бессмертный завет Жана Батиста Эммануэля Зорга: «Хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам!» — вздохнув, произнес я. После чего, зайдя в торговый зал, реквизировал у ближайшего менеджера отдела продаж (или «продажного отдела», как именовали их коллеги в минуты недовольства) чистый лист бумаги, а черный маркер и моток узкого скотча у меня были свои.

Напряжение на электрический щит второго этажа, как ни странно, подавалось от крайней группы автоматов электрощита на третьем: видимо, монтеры, когда-то делавшие в здании разводку, ведали что-то эдакое, недоступное другим, — и это приходилось принимать, как данность.

Написав на листе большими печатными буквами «Не включать! Работают люди!» я выключил два автомата, обесточив нижний щит, наклеил самодельный плакат на металлическую коробку, и пошел вниз.

Новый блок питания, обеспечивающий работу наших средств контроля доступа, не имел названий и шильдиков, но зато обладал корпусом из ядовито-фиолетовой пластмассы с двумя яркими зелеными полосками.

«И кого-то же ты мне, родной, напоминаешь?.. — подумалось мне. — О! Да ты, судя по расцветке, будто от Евангелиона-01 отвалился! Окраска — один в один! Ну да ничего, сейчас мы тебя... хм... синхронизируем, и ты у нас еще поработаешь…»

Я достал отвертку и пассатижи, и принялся отцеплять от блока то гнилое непотребство, что некогда именовалось проводами. Машинально начав негромко мурлыкать под нос тему опенинга «Евы»:

— За-а-анкоку на тенши но йоуни…

Что же послужило причиной всех дальнейших событий, я так до сих пор и не знаю. Может, это прилепленный скотч не удержался на шелушащейся краске щитка, и из-за открытой двери лист с моим грозным предупреждением сорвало сквозняком... А потом кто-то безмозгло-инициативный из мелких фирм третьего этажа, что во множестве арендовали там помещения, проходя мимо, увидел раскрытый щиток и отключенные автоматы, — и решил, что это нехорошо, и что это дело надо поправить...

Я даже не исключаю, что какой-то просто проходящий мимо посторонний человек или клиент внезапно остановился, вздрогнул, и деревянной походкой биоробота с пустыми глазами направился к щитку... И, послушно исполняя волю неких Высших Сил, дернул переключатели вниз.

Скажу честно — я не знаю.

Но в тот момент, когда я, напевая себе под нос, прилаживал на «фазу» новый, двойной оплетки медный провод в 2.5 квадрата, который должен был прослужить долго и надежно, — окружающий мир померк в яркой вспышке и знакомом, громком электрическом треске, мгновенно выгнувшем всё мое тело в непрекращающейся и крайне болезненной судороге...

...А потом все кончилось.

* * *

«Какая су…?!!»

Сознание, камнем рухнувшее в темноту, вынырнуло из нее, казалось, буквально спустя всего миг, — и ярко засияло, как вновь запитанная лампочка.

«Ну, вот какая гнусная тварь полезла своими кудрявыми граблями в щиток, и подала напругу..?! — возникла в голове откровенно злобная мысль. — Узнаю кто — с радостью пожму его мужественное горло! Предварительно поломав ноги и лицо. А узнать я о-оочень постараюсь — ведь, судя по всему, я вполне себе живой!..»

....Вот только незабываемый запах больницы, который невозможно перепутать с чем-то другим, максимально точно указывал на место, где я сейчас нахожусь. Хоть и подтверждал то, что я, как минимум, жив. И этот факт не мог не радовать, ибо всполох и характерный звук электроудара были знатными — бабахнуло на совесть. Для летального исхода, насколько я знал, порой было достаточно и гораздо меньшего.

«Надеюсь, хоть рукам не очень досталось… А то видел я эти электроожоги, которые «с частичной металлизацией кожи». И выглядят паршиво, и заживают долго».

И я тихо, осторожно попробовал пошевелиться и открыть глаза... Тело двигалось, прямо сказать, не очень — голова, словно целиком залитая чем-то тягучим и колыхающимся, еле ворочалась, а глаза сквозь приоткрытые веки видели все вокруг как через основательно запотевшее стекло... И ниже пояса, по моим ощущениям, так будто вообще ничего и не было.

«Надеюсь, это все же не паралич. Очень бы не хотелось…»

Но общее самочувствие моего организма, явно лежащего на кровати и чем-то укрытого, больше походило на до боли знакомый отходняк после общего наркоза — давящая слабость, дезориентация, легкий жар и неприятный привкус во рту. Я поморщился, сглотнул, и прокатившаяся по пересохшему горлу слюна уже сама по себе принесла некоторое облегчение.

Зрение тем временем медленно приходило в норму, плавно набирая резкость, и вокруг меня из пятен и неясных крупных силуэтов начала проступать больничная палата — белые и бледно-голубые стены, потолок с вытянутыми светильниками; широкое, закрытое жалюзями окно, сквозь которые пробивался солнечный свет... А ещё двухстворчатая раздвижная дверь, и небольшое зеркало на стене возле нее.

Чуть повернув голову, и поморщившись от кольнувшей виски боли, я увидел, что вдоль стены у изголовья шла длинная полка, плотно уставленная какими-то медицинскими приборами. Под ней располагались целые блоки розеток и выключателей, а еще ниже тянулась синяя трубка кислородной магистрали с кранами и золотистыми штуцерами.

Аппаратура на полке, насколько я мог судить, была вполне модерновая: не какие-то затертые кнопки и ручки, — нет, сплошь жидкокристаллические экраны и экранчики, и под ними ярко-желтые шнуры датчиков и питания… Надписи все сплошь на японском, с вкраплениями латиницы — уж их-то иероглифы я влегкую распознаю.

«Это куда ж меня наша «скорая» привезла-то?» — про себя удивился я. — «Где это у нас в городе такая шикарная больничка?.. Да еще и со свободными палатами…»

Пустых коек кроме моей, — причем, коек весьма современных и серьезных, из качественного бежевого пластика и нержавеющей стали, с толстыми ортопедическими матрасами, колесиками и изменяемым наклоном, — в палате было еще две.

Окинув взглядом пустующие места, я обратил взор на себя. Возле моей кровати возвышалась стойка с капельницей, чья прозрачная трубочка тянулась к моей левой руке, закрепленная на коже лейкопластырем, а на указательный палец правой был надет датчик пульса с проводом, идущим до негромко попискивающей коробки над спинкой кровати.

Которая спустя пару секунд начала пищать чуть более учащенно.

Потому что руки, что с капельницей, что с этим кардио-наперстком, были однозначно не мои.

«...Шозанах?!.» — совершенно рефлекторно выкристаллизировалась у меня в голове оторопелая мысль, и этот расхожий интернет-мем выражал ее вернее всего.

«Мне что, совсем напрочь там, у электрощитка, родные лапы отожгло?.. И вот эти приляпали?! «Мы пришьем ему новые ножки, он опять побежит по дорожке»?.. То есть, не ножки, а ручки?.. Блин, ну чушь же редкостная...»

С трудом поднятые к лицу, незнакомые конечности тем не менее послушно, пусть и не очень охотно, согнули и разогнули пальцы. Кисти были белые, однозначно мужские,.. но принадлежали они, скорее, подростку. Или довольно субтильному молодому человеку, — вероятнее всего школьнику или студенту, о чем свидетельствовала заметная мозоль у первого сустава среднего пальца правой руки. Она, как правило, возникает у тех, кто часто и помногу пишет шариковой ручкой — у самого была такая и в школе, и в училище…

Левая ладонь была закрыта повязкой, под которой ощутимо ныло, а вот прочих заметных следов какой-то иной деятельности видно не было: костяшки на правом кулаке не разбиты, — значит, не боксер, и не каратист какой. Ссадин, царапин, тоже нет. Обычные, ничем не примечательные руки. Разве что подушечки всех пальцев левой руки, торчавших из повязки, кроме большого, были слегка огрубевшими. Никак предыдущий их владелец был гитаристом?..

Но все же имеется пока более животрепещущий вопрос — как же я стал их обладателем?

Причем чужие руки плавно переходили в также незнакомые предплечья, локти, — и далее, безо всяких намеков на хирургию. И знакомое мне до последнего шрама и родинки, привычное, родное тело все никак не начиналось.

«А вдруг теперь не свои у меня — не только руки?..» — как-то нехорошо похолодело у меня в животе, а писклявый кардиомонитор зачастил еще сильнее. Мне сразу вспомнилась книжка «Футурологический конгресс» Станислава Лема, где мозг главного героя, Ийона Тихого, после страшной автокатастрофы пересадили в тело юной негритянки. Вот радости-то у мужика было…

Под эти совсем невесёлые мысли мои ладошки рефлекторно прижались к груди, — однако бюста, хвала богам, не обнаружили. Ну, и то хлеб.

Но скрупулезно углубить исследования о своей половой принадлежности, начав было приподымать укрывающую меня белую простыню, мне не дали — входная дверь с негромким шорохом отъехала вбок, и в палату зашла медсестра.

Невысокая, симпатичная, лет двадцати пяти — двадцати семи, и с обеспокоенным лицом азиатского типа, хотя явно нечистокровного. Видимо, показания аппаратуры дублировались на пост дежурной сестры, что и вызвало ее появление. Медработница была в тканевых туфлях на сплошной подошве без каблука, салатового цвета халатике-курточке с короткими рукавами, свободных штанах, и с непривычной заколкой-чепцом на коротко стриженой черноволосой голове.

...Хотя то, что она произнесла, увидев мои открытые глаза, назвать просто «непривычным» было уже сложно...

— Аната га мэ осамащи? — прозвучал вопрос и я отлично понял, что она интересуется, очнулся ли я. Но озвучен-то он был на… Черт! «Аната»? Да это же опять японский!

— Э?.. — только и смог я сипло выдавить из себя в ответ, глядя на нее с легкой опаской.

«Она что, прикалывается, что ли?.. Или то, что я — анимешник, теперь у меня на лбу выжжено?»

А медсестра, подойдя к койке, и бросив взгляд на приборы и уровень жидкости в пакетике капельницы, задала еще вопрос, легко касаясь как раз моего лба:

— Кибун ва до дес` ка?

«Как я себя чувствую?» — мысленно переспросил я. «Интересно, как будет по-японски «малость офигел»? Хотя, сдается мне, уже вовсе не малость…»

— Нани га итаи, Икари Синдзи? Аната ва скоши ковагаттэ иру…

«Нет, ничего не болит. И как это я вас слегка напугал? Чуть не помер на руках, что ли?» — мысленно и машинально отвечал я,.. понемногу осознавая, как именно девушка ко мне обратилась.

Синдзи...

Икари Синдзи.

«Ч-ччто?.. Твою ж мать!!!» — в животе на этот раз не просто все похолодело — там попросту все стянуло в ледяной, колючий ком. — Я?.. Я — что? Кто?! Как?!!»

Мучительно захотелось себя ущипнуть, с вывертом, чтоб аж до синяка, но вместо этого я с трудом сел на койке и прошептал:

— ...Миира, онегай…

Бездумно, — и на японском, что характерно.

Просьба о зеркале удивления не вызвала, хотя медсестра и попыталась меня сразу успокоить:

— Симпай щинайде, хито ва укенай…

«Не беспокойтесь… Да какое мне дело, что лицо не пострадало?! Мне бы его вообще увидеть, — это лицо!..»

То, что голое по пояс тело подростка, с которого сползла простыня, было стопроцентно не мое, ясно было уже и так.

«Ну что, в холодную воду лучше прыгать сразу и с разбегу, не переминаясь на берегу…»

Требуемое зеркало, снятое со стены (видимо, к идее позволить мне встать и самому подойти к нему, медсестра отнеслась без энтузиазма) отразило худощавого подростка лет четырнадцати, с расширенными синими глазами, и темными, растрепанными волосами. Так же, как и медсестра — с заметными азиатскими чертами, но и изрядной примесью европейской крови, или что-то «около того».

И с вполне уверенно узнаваемыми чертами одного очень знаменитого персонажа из не менее знаменитого аниме…

— Икари Синдзи? Дайджобу дэс` ка?— нахмурилась медичка. Видимо, проявившаяся на моем... — да полноте, ни черта не моем! — лице гамма эмоций, как и еще более участившийся писк кардиомонитора, заставили ее уже всерьез обеспокоиться.

Ну а меня… Меня охватывал настоящий ужас, выползающий из самых дальних задворков подсознания, — ужас холодный, липкий и затягивающий, подобно трясине. Но стоп! Это растекающееся море панического, пронзительного страха, от которого начало меркнуть в глазах, а в ушах появился все нарастающий звон, было… тоже не мое!

Это изначальный хозяин тела, наконец, придя в себя и осознав текущее положение дел, испытал настолько всепоглощающий страх потери самого себя, что по ставшему отныне общим вместилищу душ пронесся натуральный ментальный шквал.

— Икари?! — сквозь накатывающий волнами шипящий звон в ушах еле пробился женский вскрик, но я его почти не расслышал — тело помимо воли согнуло спазмом, из-за судорожно взметнувшихся рук, сжавших раскалывающиеся болью виски, из вены вырвало капельницу, расцветив постель россыпью алых брызг. Но я уже этого не видел — взгляд затянуло темнотой, ледяные пальцы удушья и скребущегося где-то глубоко внутри крика ужаса грубо сдавили горло. А затем — будто резко сжавшаяся лапа заставила бешено колотящееся сердце остановиться на полном ходу.

Мир вокруг замер, звуки исчезли, и откуда-то, словно из-за края Вселенной, распространилась, стремительно заполняя собой все мироздание, всеохватная мертвая тишина. Наваливаясь, и неумолимо увлекая нас обоих в какую-то неведомую бездну.

* * *

Сначала, словно сквозь заложенные ватой уши, пришел наплывающий издалека стук — знакомое, мерное и ритмичное громыхание колес, пролетающих рельсовые стыки.

«М-ммм… Поезд… — текуче и сонно колыхнулись мысли, и я привычно повел головой, чтобы вдавить щеку в нагретую подушку. — Опять командировка, опять дорога… Ну, хоть отоспаться можно…» Но подушки не обнаружилось, и уже через несколько мгновений накатило острое и тревожное чувство какой-то… неправильности происходящего. «Что? Я куда-то еду? Командировка?! Какого?!.»

И резко, рывком, пришло осознание всей той дикой фантастики, что со мной приключилась.

Я дернулся, что было сил, и ощутил себя полулежащим на сиденье старой электрички. Вагон слегка покачивало на ходу, а через широкие окна, поверх мелькающих вдалеке неясных, безликих и пустых городских пейзажей, лился свет заходящего солнца, бросая резкие тени, и окрашивая все в густо-оранжевые, контрастные тона. В глаза бросились идущие вдоль бортов длинные диваны сидений, потемневшие от времени деревянный пол и панели стен, круглые лампы на потолке, багажные полки-сетки над окнами, свисающие кольца поручней…

«Ну вот, собственно, и приехали...» — как-то совершенно отрешенно констатировал я про себя, отлично помня, что есть за место этот вагон в мире «Евангелиона». И, осмотревшись, уже даже не особо и удивился: я присутствовал здесь в своем настоящем облике, вернее в облике из своего не столь далекого прошлого — свисающий на спину шлемофон-«чебурашка», руки с плохо оттертыми пятнами смазки, выцветший от стирок когда-то черный, а ныне темно-серый танковый комбез, слегка бугрившийся слева на груди от штатного пистолета ПМ во вшитой кобуре; на ногах — потрепанные жизнью, но еще крепкие берцы-облегченки, привезенные мне в курсантские времена аж из московского Военторга другом-совзводником Андреем... И, как финальный мазок картины — в хлам разодранные штаны на коленях и выше, сплошь в задубевших пятнах засохшей крови.

«Милые гримасы подсознания…»

Правда в отличие от реального прошлого, сквозь прорехи проглядывала не рваная кровоточащая плоть, а вполне себе здоровая кожа.

Странно.. Но почему именно этот образ? Почему, материализовавшись в чужом внутреннем мире, я очутился не в бравой парадке, не в гражданке, как после увольнения из рядов непобедимой и легендарной, а именно таким, как тогда? Вот уж не думал, что то время успело сделать на мне столь заметную зарубку, которая выпирает, стоит лишь немного надавить…

Ведь после ранения, поставившего крест на военной службе и выхода на гражданку, у меня не было ни ночных кошмаров, ни того самого приснопамятного пост-травматического депрессивного синдрома, про который так обожают все писать, и который просто обязаны иметь все участники боевых действий... Кстати очень надеюсь, что устойчивая с детства психика поможет мне и в этот раз. Хотя... Как правило, сами сумасшедшие свое «съезжание крышей» как раз-таки и не замечают….

«Но почему Евангелион-то?! — подумалось с некоторой толикой горечи. В том, что по факту все произошедшее — это состоявшееся «попадание», я уже нисколько не сомневался. — Почему меня не занесло в героя «Тенчи лишнего»? Или в «Вандред», к примеру? Ведь никогда не был страстным поклонником «Евы», — скорее наоборот, зачастую даже провоцировал настоящие ева-срачи, упоминая его не иначе, как «кунсткамерой закомплексованных девиантов»…

Или мне такое счастье как раз за это? Типа, раз недоволен пианистом — попробуй сам сыграть получше? А может, это озвученная мной же мелодия опенинга определила выпавший сектор рулетки? Ха. Тогда еще хорошо, что я не напевал темы из какой-нибудь «Черной Библии» — вот там-то радости было бы полные штаны. Или даже не штаны, а юбку, что на порядок хуже, особенно помня реалии этого забористого хентая… Свят-свят… Нет, уж лучше Ева и Синдзи…»

Ну ладно, что-то мне подсказывает, что предаться размышлениям у меня время еще будет. И в частности, будет ли у меня вообще это время, — очень сильно зависит от того, как я поступлю именно здесь и сейчас.

Встав и ухватившись за поручень-кольцо, я огляделся по сторонам, но притулившегося на сиденье меланхоличного подростка с кассетным плеером как-то нигде не наблюдалось... О! Зато в самом дальнем углу, за крайним рядом, обнаружилась чья-то макушка с темными, непокорно торчащими вихрами.

Что ж, пойдем налаживать контакт с хозяином этого вагончика.

Паренек обнаружился сидящим прямо на полу, прижавшись спиной к стенке вагона, подтянув к себе ноги в школьных форменных брюках, и обхватив их руками. Поверх коленок, обтянутых черной тканью, на меня уставилась пара расширенных глаз насмерть перепуганного и загнанного в угол зверька.

«Хех… Даже и не подумаю приближаться…»

Не спеша опустившись на дермантин сиденья напротив, я пошарил по карманам, вытянул сигарету из помятой твердой пачки красного «Винстона», и щелкнул зажигалкой. Курить я бросил уже давно, провалявшись почти год по госпиталям, но тут-то какая разница?.. Ф-фуухх… Какой, однако, интересный этот внутренний мир: табачный дымок здесь имел до боли знакомый вкус, и по ощущениям был такой же, как и в реальной жизни. Аж в голове слегка зашумело от долгой отвычки.

Спокойно глядя на Синдзи, я убрал пачку, порылся в нагрудном кармане, и, наклонившись вперед — подросток при этом вздрогнул, и еще сильнее вжался в стенку вагона — протянул ему пластинку жевательной резинки, что всегда таскал с собой. Курить или не курить, это личное дело каждого; но вот заставлять всех прочих обонять малоприятный аромат печеных легких из пасти курильщика — как минимум некультурно.

Помедлив пару секунд, осторожно, — очень осторожно, — Икари-младший взял ее. Но не спешил разворачивать и совать в рот, просто держал в руке, и не отводил от меня взгляда.

Боится.

Ну, еще бы… Не знаю, как я бы сам повел себя, обнаружив в голове невесть откуда взявшегося, автономного постояльца, захватившего «рычаги управления» телом. Который вдобавок еще и гораздо сильнее меня. И которому, кстати, по ощущениям — так вполне по силам просто раздавить и уничтожить основную личность.

— К-кто... вы? — наконец раздался робкий вопрос, разбивший тишину затянувшейся паузы. На японском или на русском он прозвучал — я так и не разобрал. Просто Синдзи сказал, а я это отлично понял.

— Не твоя личная шизофрения, не бойся, — запрокинув голову и выдохнув в потолок клуб дыма, спокойно ответил я. — Кто я такой, я отлично знаю и помню. И кто ты — тоже достаточно хорошо представляю. И что мы с тобой — не одно и то же, тем более прекрасно осознаю. Но вот как я очутился у тебя «в гостях», понимаю как-то не очень… Вернее — совершенно не понимаю.

— Но как…?

— Говорю же — понятия не имею, — я закинул ногу на ногу, сверкнув в разодранных штанах голой коленкой, и откинулся на спинку сиденья, демонстрируя спокойствие, расслабленность и полнейшее миролюбие. — Последнее, что я помню из той своей жизни, — это как меня шарахнуло током. Хорошо так, от души... Шансов выжить после такого пятьдесят на пятьдесят. Найти бы еще того поганца, что дернул автомат в щитке, — но, боюсь, уже увы… Очнулся я на больничной койке, и очень быстро выяснил, что немного не в себе. Вернее, совершенно не в себе, — а в тебе. Как бы пошло это ни звучало. А потом кое-кто тоже очнулся, сходу поднял жуткую панику, и в итоге мы оба оказались здесь.

— Меня тоже… — в глазах подростка ненадолго мелькнула задумчивость.

— Что — тоже?

— Ударило… электричеством.

— Вот как… Любопытно… — отметил я, продолжая дымить. За неимением урны или пепельницы, пришлось отодрать золотинку от пачки, свернуть мини-кулечек, и мусорить туда. — Перенос душ в некие «отраженные реальности» или альтернативные миры посредством параллельного двойного электрошока. Это ново и свежо, черт возьми…

— А…альтернативные миры? То есть — другие?.. То есть, вы… — А никто никогда и не говорил, что Синдзи глупый или тупой. От таких вестей паренек понемногу начал оживать, страх и затравленность почти исчезли из его взгляда, уступив место изумленному недоумению. — Но, ведь этого не может быть.

— У-уу, парень, как все запущено… — иронично усмехнулся я. Вьющаяся лента голубого табачного дыма с кончика сигареты уходила вверх, расплываясь и плетя дивные узоры, обретающие форму и объем в красноватых лучах солнца. — А сидеть в воображаемой электричке, беседовать с совершенно чужой личностью и жевать жвачку — это что, как бы в порядке вещей?.. Да ты жуй, кстати, жуй. Она мятная.

И Синдзи послушно развернул пластинку и сунул ее в рот, задвигав челюстями.

Уже лучше, контакт понемногу налаживается. Жаль, что в наличии только жвачка, сюда бы пару пирожков каких, или хотя бы «Сникерс». Еда — она вообще хорошо успокаивает, и настраивает на позитив. Даже в воображаемом пространстве. Но и сейчас подросток понемногу начал оживать.

— Так вот, если уж случилось нечто невероятное, и я угодил сюда к вам, то первое, что мне приходит в голову, что «попал» тут не только я, а мы оба. Причем попали, — а вернее, влипли, — мы очень даже крепко. Хотя бы потому, что теперь сидим с тобой в одной лодке, и выбраться из нее по отдельности, похоже, не сможем. При всем своем желании. Разве что попробовать снова схватиться за оголенный провод под хорошим напряжением... Хочешь попытаться?

Паренек молча помотал головой.

— Вот и я тоже как-то не хочу. А самое главное, — и я наклонился вперед, уперев локти в колени, — так уж вышло, что я знаю очень многое, что произойдет в ближайшем будущем вашего мира. В будущем ближайшем, но печальном и недолгом.

— Почему — недолгом? — вполне ожидаемо спросил Синдзи.

— Потому что если все пойдет так, как должно было идти без меня, подселившегося в твою бренную тушку, жить вашей Земле и всем людям на ней осталось как бы не меньше года.

— А… потом?

— А потом — все. Аллес капут. Человечество уйдет в прошлое, все до единого человека. И в том варианте событий, которые я знаю, именно ты сыграешь ключевую роль спускового крючка Апокалипсиса.

— Я.. я?..

— Да не трясись ты! — снова занервничавшего подростка надо было срочно успокоить. — Никто тебя ни в чем не обвиняет, ты пока что еще ничего не успел натворить. Да и то, что сделал в том будущем, которое я знаю, ты сделал не сам, а с подачи своего отца, и еще много кого…

— Отец… — и вот тут от Синдзи повеяло буквально ощутимыми страхом, неприязнью и концентрированным одиночеством.

«Вот же, а?.. Только помяни!..»

Черные тени, пролегшие по лицу опустившего взгляд мальчишки, стали еще темнее и глубже, состарив его разом лет на пять. На какое-то мгновение мне показалось, что он снова подтянет к груди колени, отвернется, и вновь закуклится сам в себе.

— Так, отставить! — Пресек я надвигающийся приступ негатива и меланхолии. — Твоего дражайшего родителя мы обсудим как-нибудь позже. А пока… Где тебя долбануло током? И самое важное — когда? Поверь — от этого очень многое зависит.

— В... в школе… — ответил несколько опешивший, но явно отвлёкшийся и посветлевший Синдзи. — Завтра будет школьный фестиваль. И я помогал вешать гирлянды на светильники в классе, — длинные такие, держал лестницу. Тошио потянул слишком сильно, один из них сорвался с потолка, повис и коснулся лестницы и… Искры, удар… И все… Это было в четверг, 7 августа…

— А год? Год какой? — еще сильнее подавшись вперед от нетерпения, спросил я.

— 2014.

Я выпрямился и почувствовал, что помимо своей воли расплываюсь в торжествующей улыбке. 2014! Евангелион вашу бабушку! Да на нашей улице праздник — Новый Год с мешком подарков и перевернувшийся грузовик с пряниками! До каноничного приезда Синдзи в Токио-3 еще целый год! Это же просто прорва времени… Можно многое успеть, к еще большему подготовиться. А самое главное — железно залегендировать весьма ощутимое грядущее преображение Икари Синдзи!

«Оу, е-ее!» — Я мысленно предвкушающе потер руки.

— Вы… вы рады? — неуверенно интересуется парень, видимо, глядя на мою лучащуюся счастьем физиономию.

— Ох-хо-хо… Синдзи, ты даже не представляешь, как я рад! До начала событий, вогнавших ваш мир в самоубийственный штопор, еще год, или даже чуть побольше! Это просто бесценный дар при таком раскладе!

Добив сигарету парой могучих затяжек до самого фильтра, я затушил окурок в самодельной пепельнице, сунул ее в карман, встал и протянул руку Икари:

— Ну что, Синдзи-кун, раз уж мы с тобой оказались в ситуации эдакого вот тандема, предлагаю постараться спасти этот ваш, и без того изрядно покореженный, мир.

— Но... вы же можете сделать это и сами? — полувопросительно-полуутвердительно произнес насторожившийся Синдзи. — Раз вы… тут... а я...

«Ага, а вот в этом плане парнишка вполне соответствует канону — от трудностей и всего непонятного предпочитает дистанцироваться. А ну-ка — не убегать, не убегать, Икари Синдзи-кун!»

— Могу попробовать, — и попробую в любом случае, будь уверен. Но с тобой шансы очень сильно повышаются. Я бы сказал даже, что на порядок. Начиная от того, что я фактически не знаю вашу здешнюю жизнь, и заканчивая некоторыми очень специфичными моментами.

«Ага, — подумал я про себя. — Например — пилотирование Евы… Которая, не почуяв родственную душу, может вместо синхронизации послать меня далеко и надолго. Или вообще растворить в LCL, вдогонку к Юи Икари».

— Не люблю говорить банальности и штампованные фразы, но ты мне нужен, Синдзи. И я не шучу.

Паренек уставился на меня во все глаза, и я даже не возьмусь описывать, что именно в них было. Сдается, ему впервые за всю свою жизнь довелось услышать сказанное прямым текстом, что он кому-то действительно нужен.

— Да и ты — разве не будешь рад какой-никакой, но компании? — продолжил я. — Обещаю по ночам не храпеть, и песни громко не горланить... А еще я знаю очень много всякого интересного. Ну, так как, ты со мной? Поверь, ваш нынешний мир, конечно, довольно паршивое место. Но в любом случае, он лучше того, что уготовили вам всем некоторые сволочные личности. Ну и лично мне еще тоже хочется пожить, пусть даже в таком странном симбиозе.

— Д-да… — парень тоже протянул руку и робко улыбнулся. — Ой, простите, я даже не спросил, как вас зовут.

— Анатолий. Анатолий Казанцев. Можно просто Толя.

— Анаторий? То...ря? — произнес на японский манер, меняя «л» на «р» Синдзи, и снова не наигранно удивился. — Торя-сан, вы… Вы — русский?

— Он самый, — ответил я, пожимая ему ладонь. — Приятно познакомиться, Синдзи.

Легким рывком подняв парня с пола, я кивнул ему на место рядом, снова доставая сигареты. Уж тут-то вреда для здоровья точно нет никакого, смоли — не хочу.

— Давай, садись, партнер. Полагаю, в этом уютном вагончике времени у нас полно, так что проведу тебе краткий ликбез по ситуации, в которую мы угодили... И весь этот мир заодно.

— … шестьдесят восемь… шестьдесят девять… семьдесят!.. — сдавленно выдохнул я, и рухнул всем телом на траву, давая отдых ноющим мышцам рук и груди от очередного подхода отжиманий — одного из трех великих столпов армейской общефизической подготовки любой страны, наряду с подтягиваниями и бегом. Которые давно стали обязательным и привычным элементом моей ежедневной утренней зарядки, вкупе с разминкой, перекладиной с вариациями и тремя-четырьмя километрами в среднем темпе.

Перевернувшись на спину и раскинув руки, я лежал на лужайке школьного стадиона. Подстриженная трава колко щекотала шею, и мокрая от пота футболка холодила спину, но дыхание понемногу восстанавливалось.

Небо, распростертое надо мной, было пронзительно голубым. И лишь где-то далеко, на недосягаемой высоте, висели кружевные полосы перистых облаков, перечеркнутые инверсионным следом какого-то большого многомоторного самолета, идущего курсом на юго-запад.

Как раз туда, где, по моим прикидкам, и располагался Токио-3.

«Скоро… Уже скоро».

Да, с тех пор как мы с Синдзи вдвоем оказались в его теле, минуло уже чуть больше года, и изрядная часть этого времени выдалась моими стараниями весьма насыщенной.

Просидев тогда в «виртуальной электричке» субъективно еще около трех часов, я вывалил на голову Икари изрядный ворох информации, сначала снова вогнавшей его в подавленность и тихую панику: все же не каждый день узнаешь в подробностях новости такого характера и масштаба, и особенно — о своей роли в них.

Но потом паренек сильно задумался. Особенно после того, как он узнал судьбу своей матери, и истинные мотивы поступков нелюдимого и жесткого отца. Нет, разумеется, он вовсе не воспылал к Гендо острой сыновней любовью, «всё поняв и простив», — но былые, до сих пор остро ощущаемые им обида и неприязнь, граничащие с безрассудной злостью, уменьшились в разы. Хотя никуда и не делись.

Коктейль чувств у Синдзи был сложный, да и что еще можно ощущать к отцу, — который, пусть и из великой любви к погибшей жене, пошел на сговор с людоедами из верхушки SEELE, цинично использовал всех, до кого только смог дотянуться, и даже хладнокровно убил беременную от него любовницу. А в финале — так вообще положил все человечество головой на чурбак, как жертвенного агнца? Все это больше походило на какую-то особую форму одержимости. Хотя бы потому, что Гендо отчего-то не подумал, как все эти деяния воспримет сама Юи. Даже при стопроцентном успехе его плана.

Что, собственно, в «Конце Евангелиона» и произошло — и Рей, и Юи отвернулись от него, а Ева-01 лишь милосердно оборвала мгновенно ставшую пустой и бессмысленной жизнь Икари-старшего, откусив тому голову.

Так что, потратив с Синдзи немало времени на беседы в его мерно катящемся «голубом вагончике», — а потом и на больничной койке в палате, мы с ним пришли к общему выводу: надо что-то делать. Просто из элементарного желания выжить. И выжить хотя бы в том мире, который имеется сейчас, — а не только вдвоем с избалованной малолетней рыжей стервой на берегу безбрежного океана оранжевых соплей. Да и то, если еще сильно повезет...

Однако, принять решение — дело конечно хорошее, но вот со следующим шагом мы с Синдзи встали перед великим, как Китайская стена, вопросом: а что мы, собственно, вообще можем сделать..?

Глобальная задача — предотвратить грядущий Третий Удар. Да, уж это, являясь фактически центральной его фигурой, мы точно можем, поскольку Ева-01 без нашего участия и желания его активатором не станет.

Но послушно следовать канве сериала, лишь в последний момент продемонстрировав папе-Икари и всем прочим молодецкий кукиш — или, скорее показав средний палец, раз уж кукиш в Японии означает кое-что совершенно иное, — и устраивать с Аской парный бой против сил JSDF и серийных Ев я как-то вовсе не собирался.

Хотя и светиться «на полную» с первых шагов тоже совершенно не стоит.

Ведь что предпримут одержимые идеей бессмертия старики из SEELE, когда поймут, что Третье Дитя вовсе не послушный инструмент Гендо, и Комплиментация Человечества с текущими «пешками» крайне маловероятна? Правильно: постараются сменить фигуры, если вообще не перевернут всю «шахматную доску». А шансов переиграть этих упырей на их же поле у нас практически нет — совершенно не тот уровень возможностей. Перетянуть Гендо на свою сторону, мотивируя неизбежным крахом его планов..? Возможно, и даже желательно, — но опять же, не сразу… В общем, голова пухла и шла кругом.

Но если пока ограничиваться не столь глобальными планами, то последовательность наших ближайших действий вырисовывалась вполне логичной, ясной и понятной.

Попаданцу в Великую Отечественную положено перепеть Высоцкого, научить стратегии Сталина, придушить в темном углу «кукурузника» Хрущева, и всенепременно внедрить промежуточный патрон и командирскую башенку; а попаданцу в «Еву»…

Что, старательно зарабатывать репутацию милитариста, оружейного маньяка и паладина с обетом безбрачия «до полной победы над врагом»..? А затем, сурово превозмогая и обрастая орденами, шрамами и ожогами, победить всех валящихся на Токио-3 Ангелов, привести в чувство Рей, всласть поиграть на нервах Мисато, а заодно перевоспитать и влюбить в себя Аску?

Хех… Нет, спасибо, мы пойдем другим путем!.. Хотя некоторые моменты из вышеперечисленного, — кроме первого и последнего, — пожалуй, вполне допустимы... И особенно — умножение всех Ангелов на ноль. Включая того мутного типа неясной сексуальной ориентации по имени Нагиса Каору, если таковой вдруг объявится и тут.

Вот от этого и будем плясать...

Итак, для начала мне, с молчаливого согласия Синдзи узурпировавшему наше, ставшее теперь общим, тело, очень скоро предстоит управлять громадным биомеханоидом, воюя с пришельцами, тоже немалых размеров и сил. И это, увы, неизбежно, как восход солнца поутру. Так что же нам нужно для максимальной эффективности этого, не очень-то благодарного, занятия..?

Опять же, среднестатистический попаданец, используя свалившееся на него драгоценное время, просто обязан был бы записаться одновременно в секции ножевого боя, пулевой стрельбы, кэндо, дзюдо, каратэ, и еще какой-нибудь борьбы нанайских мальчиков, — для надежности. А так же обложиться баррикадой книг по тактике и стратегии наземных операций, дабы через год предстать грозой всех Ангелов. Попутно отрастив в процессе мужественную квадратную челюсть, и железную непреклонность во взгляде.

Однако давайте все же будем реалистами — что из этого действительно стоит углубленно изучать?

Умение стрелять? Оно у меня и так есть, хотя профильным в училище и в войсках было не стрелковое вооружение, а весьма приятные в обращении изделия под аббревиатурами 2А46М различных модификаций, а так же 2А42, ПКТ и НСВТ... Впрочем, преподаватели кафедры огневой подготовки в нашей бурсе свято верили в принцип «курсант должен стрелять, как ковбой», так что и из легкого оружия к выпуску настрел у меня был вполне пристойный. Уж привести оружие к бою, и попасть в «грудную» мишень со ста метров, — лежа, или с колена, — я смогу и сейчас.

Но все это, по большому счету, не дает почти ничего. Потому как если вспомнить, на каких дистанциях в «Еве» возникал огневой контакт с большинством Ангелов, то тут хватит и навыков обычного гражданского человека, прослушавшего при районном ЛРО краткий курс обращения с оружием для получения лицензии на «травмат». В упор не промахивается — уже хорошо. Того же канонного Синдзика — и то натаскали в сжатые сроки уверенно жать на спуск. Правда, толку от этого было… Только Рамиила и смог пристрелить. Так стоит ли ради этого часами нюхать пороховую гарь в тире?

Рукопашный и ножевой бой? Ну, тоже есть немного, даже кое-какая база поставлена… Спасибо подполковнику Фисенко, начальнику кафедры физподготовки и фанату своего дела, от методов обучения которого курсанты горестно стенали, недоумевая: кого же из них все-таки готовят — диверсантов, или всё-таки танкистов. И кстати, как раз из-за этого полковника вышеупомянутая поговорка полностью звучала как: «Курсант должен стрелять, как ковбой, а бегать и лягаться — как его лошадь».

Хотя до умений какого-нибудь «полосатого рязанца», или еще более специализированных ребят — мне все равно, конечно, очень и очень далеко… Но и схватки со здешними пришельцами менее всего будут походить на спарринг, или даже бои без правил, диктуя совершенно иной принцип сражения.

Вот чем мне, скажите, поможет умение ломать врагу шею ногой, крушить в щепу ребра с пары ударов, походя резать горло, сухожилия или протыкать ножом печень, если у этого врага нет ни шеи, ни ребер, ни печени? А в ближний бой тебя вообще никто просто так не подпустит, отгородившись АТ-полем? Итог: с рукопашкой — сушим весла. Того, что уже имеем, — вполне хватит. Даже для того, чтобы бодро насовать в бубен тому же Тодзи Судзухаре, если он и здесь разбушуется...

Ну, а что еще там у нас осталось? Тактика действий..? Ага-ага. И какие же это, интересно, преимущества мне дадут знания тактики пехотного отделения, взвода, роты и так далее? Или хотя бы их бронетанковых аналогов? Или даже наставления для отрядов СпН? В условиях сражения на громадном роботе против таких же громадных и самых разнообразных монструозных чупакабр, да вдобавок — в условиях плотной городской застройки..? Боюсь, книжка «Тактика и пилотирование ОЧБР для ОЯШ-ей и просто чайников» тут проходит по разряду «фантастика — на втором этаже». Да и трактаты уважаемого китайца Сунь Цзы тоже будут малоэффективны.

Так что — одно большое НИ-ЧЕ-ГО... Ничего мне не даст ни кэндо, ни тир, ни изощренное рукомашество с дрыгоножеством. И высокое искусство тактики — тоже, увы, в пролете.

А вот что реально может помочь и ощутимо поднять шансы на выживание и победу, так это максимальный уровень синхронизации, и навыки управления АТ-полем. Ну и еще — хорошая физическая форма, выносливость, реакция и рефлексы. И если первое придется осваивать и совершенствовать, так сказать, по ходу пьесы, то вот вторым списком как раз и стоит углубленно заняться.

Доставшееся мне тело Синдзи было неплохим исходным материалом — молодое, гибкое, здоровое, ноль вредных привычек, отсутствие малейшей склонности к полноте, и имеющееся практически эталонное сложение стайера — выносливого бегуна на длинные дистанции. Тело, которое можно было безбоязненно раскармливать и тренировать.

Во всяком случае, скажу честно: субъективно ощущалось оно гораздо лучше, чем то, родное, оставленное в прошлой жизни — вплотную приблизившееся к тридцатилетней дате эксплуатации, подпорченное курением, и средней тяжести контузией. И с изрезанными вдоль и поперек ногами, где на одну — два сложных перелома и куча штифтов; а в колене другой — пластика, титана и хирургической стали едва ли не больше, чем, собственно, самого колена.

Так что, выйдя спустя три дня из больницы — раньше медики, испугавшись непонятного припадка, меня не выпустили, — затем просидев еще два дома у дяди, практически не выходя из комнаты, и потратив неделю на осторожное вживание в домашнее и школьное окружение, я приступил к плановому укреплению так любезно приютившего меня организма.

Кстати, никакой тенденции к слиянию и смешению моего «Я» и личности Синдзи не было и в помине — мы четко устроились в едином теле, подобно ученику и инструктору в кабине учебного самолета-спарки: я веду и решаю, кто управляет, а Синдзи любопытственно вертит головой, хотя порой и подсказывает, часто задает вопросы и изредка просит «порулить», чтобы не забыть, что это вообще такое.

К слову, хочу заметить — еще в больнице имел место звоночек-подтверждение о том, что Икари Гендо хоть и отослал от себя сына, но из-под своего неусыпного надзора его не выпускал никогда. Разговорившись с той самой коротко стриженой медсестрой, — Мэй-сан, — и изображая из себя донельзя счастливого подростка, чудом избежавшего смерти, и бросая на нее восхищенные взгляды — хотя Икари-младший возмущённо тушевался и краснел от такого низменного коварства, — мне удалось выяснить, что уже спустя каких-то полчаса после выпадения нашей с Синдзи бессознательной тушки в астрал, в больницу нанесли визит двое неприметных «врачей в штатском». Они, продемонстрировав какие-то серьезные документы, ознакомились с медкартой, а затем поговорили с осматривавшими меня врачами. И лишь только убедившись, что я пришел в сознание, так же молча удалились, как и пришли.

Не иначе, как кураторы Синдзи от института «Мардук» тут же отработали поступивший от наблюдателя сигнал. И не очнись мы в ближайшие сутки — приходить в себя и долечиваться пришлось бы в несколько другом месте. И я даже догадываюсь, где именно.

Вот такие дела…

Однако, вся эта история с электротравмой и ее последствиями просто шикарнейшим образом играла мне на руку, именно в плане обоснования весьма ощутимых изменений, которые произойдут в скором будущем с Синдзи Икари.

Трезво поразмыслив, я решил не впадать в обе крайности — ни нестись, сломя голову, к могущественному папочке, конспектируя на ходу перипетии сюжета аниме «Евангелион»; но и не уходить в глухую несознанку, до конца прикидываясь валенком. Всему свое время. Когда несоответствия между канонным Синдзи и Синдзи-мной достигнут определенного уровня, плюс — появятся некоторые косвенные признаки того, что я определенно что-то знаю наперед, — мне в любом случае не избежать задушевной беседы с папочкой-Гендо.

Стоит принять это, как факт — не засветиться я просто не смогу. Да и в некоторых моментах сам не захочу. И вот тогда-то мы предпримем подготовленное тактическое отступление, и сдадим гражданину Рокобунги первую, — заранее коварно заминированную, — линию обороны.

Раскрывать Гендо тот факт, что в тельце Синдзи Икари уже какое-то время обретается не только его сынок, однозначно не стоит. Но вот выставить перед собой, как заслон, несколько другую полуправду…

Да, я видел будущее... Какое-то будущее. Да, как раз после удара током, от которого почти двое суток валялся в больничке... Да, в нем далеко не все ясно, и многое фрагментарно: но то, что есть — очень-очень реалистично и страшно, потому я и просидел после выписки из больницы несколько дней в своей комнате, как сыч в дупле. А потом решил что-то делать, и как-то выживать.

Почему не рассказал? И кому же, интересно — дяде с тетей? Спасибо, как-то не хотелось потом тесно пообщаться с психиатрами…

Кому? Тебе?! Папенька, да вы, никак, шутить изволите!.. После всего того, что я узнал — доверяться ТЕБЕ? Это даже не смешно…

Вот, как-то в таком ключе.

Думаете, не поверят? Еще как поверят… На фоне инопланетного вторжения, Евангелионов и детей, способных ими управлять, АТ-полей и грядущей Комплиментации, этот внезапно проснувшийся после хорошего электрошока дар Кассандры вряд ли будет выглядеть чем-то слишком уж фантастичным. А уж тем более после того, как изрядная часть якобы «виденного» мной подтвердится…

Риск такого «полураскрытия» минимален — от пилотирования меня однозначно не отстранят, ибо заменить будет банально некем: ключевая Ева-01 — зверюшка с норовом и сильными личными предпочтениями. Пытки и допросы с сывороткой правды в легендарном Втором отделе NERV практически исключены — а вдруг опять же скажутся на синхронизации? Да и от подобных методов мальчонка может и вовсе крышей поехать... А завтра, может, в бой идти. Полиграф? Да ради бога… Но что же он даст? Синдзи папочке априори не очень-то верит, так что вполне логично, что будет врать и запираться, как партизан в гестапо.

В общем: не-не-не, мистер Блейн, не верю я в эту вашу уличную магию… Все эти каноничные гендовские наезды типа «Не хочешь — уходи», вышвыривание сына из NERV-а с чемоданами на мороз, и о-оочень стра-а-ашные аресты с заковыванием в браслеты, как ответ на отчаянные выбрыки Синдзи — чистой воды блеф и дрессура. Еще бы на расстрел мелкого вывели, босиком по снегу... Да откуда ж тут снегу-то взяться.

Нет, мои хорошие, никуда вы без Синдзи не денетесь, так что до определенного предела можно спокойно чудить и резвиться. Как там говаривал душка-король из советского фильма «Обыкновенное чудо»..?

«Сегодня я буду кутить. Весело, добродушно, со всякими безобидными выходками. Приготовьте посуду, тарелки, я буду всё это бить. И уберите хлеб из овина — я подожгу овин…»

...Нет, вот в прямо бескрайнюю веселуху я впадать не намерен — берега все же надо ощущать. Но и показать, что я знаю себе цену, и дрессированного мальчика из меня однозначно не выйдет, тоже надо обязательно. Вкупе с серьезным подходом ко всем остальным вопросам.

Зарплату себе, кстати, я точно выбью: вот тут все попаданцы правы, как ни крути. А остальное — по ситуации.

* * *

И вот, после выписки, и ещё двух дней разыгрывания неслабой депрессии от якобы видений ужасного будущего и крайне нелицеприятных фактов о дражайшем папочке, я приступил к исполнению своего Годового Плана. Ну, годового — это, конечно, приблизительно, ибо точная дата вызова Синдзи в Токио-3 была неизвестна. По канону это был 2015-й год — и все. Что вместе с этим чертовым вечным летом, воцарившимся над Японией благодаря Второму Удару, не давало никаких конкретных привязок ни к дате, ни к даже месяцу.

Первым, пробным шаром, пошла утренняя зарядка в виде вышеупомянутых трех китов армейско-спортивной подготовки — бег, отжимания и перекладина. Сначала умеренно, а потом с плавным наращиванием нагрузок.

На пиликанье на виолончели в школьном музыкальном кружке был однозначно поставлен жирный крест, а сам монструозный инструмент, похожий на изрядно отожравшуюся скрипку, упихан в футляр и задвинут подальше в кладовку. А почти обязательный для японских учащихся школьный кружок после недолгих раздумий был заменен на… секцию плавания. Да-да, обыкновенного плавания, ибо ничего лучшего для всестороннего развития мышц, дыхания и общего тонуса человеческого организма до сих пор еще не придумано. Да и к обилию жидкости вокруг тела надо было начинать привыкать.

А еще я зачастил на школьный теннисный корт, получив разрешение использовать машинку для стрельбы мячиками. Хоть и при условии полной уборки корта вечером, чему клуб большого тенниса был только рад, иногда разрешая потренироваться вместе со всеми. Но и тренировки в сольном режиме, с отбитием подач автоматической «стрелялки» или просто работы мячом об стенку, хорошо служили моим целям, нарабатывая неплохую реакцию и координацию ранее не склонного к физкультуре тела.

В школе после моего, — вернее, нашего, — возвращения, по сути ничего не изменилось: учителя и одноклассники дежурно-участливо посочувствовали, поспрашивали о здоровье, а староста класса посоветовал, если что, обязательно обращаться к школьной медсестре. Разве что Тошио, тот самый парень, чью стремянку Икари-младший так неудачно — или наоборот, удачно? — подержал, подошел и искренне извинился, по-японски низко кланяясь... Сам он, к слову, стоя на верхней, обрезиненной площадке лесенки, нисколько не пострадал.

Довольно быстро вникнув в школьную жизнь, я совершенно не удивился тому, что в классе Синдзи занимал нишу тихого середнячка, не особо разговорчивого с одноклассниками. Близких друзей, и уж тем более — подруг, он не имел, вперед не лез, и инициативы в школьных делах не проявлял. Его очередь дежурить — послушно отдежурит; попросят помочь — поможет, но добровольцем не вызовется никогда. И это меня более чем устраивало, заметно облегчая вживание в роль.

Дома, живя у родни отца, Синдзи имел свою небольшую комнату, ел за общим столом с дядей и тетей, исправно выполнял свою часть домашней работы — уборку снаружи и внутри их небольшого дома, регулярные походы по магазинам и довольно-таки неплохую готовку, которая в каноне «Евы» так впечатлила Мисато Кацураги.

На некоторое изменение привычек и ритма жизни своего племянника родственники не отреагировали почти никак, лишь отметив для проформы полезность занятия спортом.

Вообще, взаимоотношения Синдзи с дядей и тетей были не то, чтобы холодными, — нет, — но какими-то… немного неестественными, даже учитывая японский менталитет. Бездетная супружеская пара была добра и приветлива к Синдзи, и он никогда не чувствовал себя нежеланным гостем в доме родственников, но… Создавалось впечатление, что брату Гендо и его жене было кем-то настойчиво рекомендовано не сближаться с племянником. Словно существовала некая граница, дальше которой дядя и тетя к нему не приближались.

Они демонстрировали доброжелательное общение по бытовым и хозяйственным моментам, задавали вопросы по успеваемости, изредка проверяли школьные табели. Синдзи даже помнил помощь тети Хинако со сложными моментами математики в средней школе — но никогда не было никаких разговоров по душам, никаких упоминаний о родителях, и уж тем более никаких попыток хоть как-то их заменить. Живет мальчик — и пусть себе живет... Благо, средства на его содержание перечисляют, а сам он помогает и проблем не доставляет. Так что неудивительно, что Синдзи вырос именно таким, каким был показан в сериале.

Я, разумеется, и не подумал что-либо менять в этом раскладе. Зачем? Вызывать ненужные вопросы у родни и моих незримых кураторов? Мне это не нужно. А вот несколько обособленное существование Икари-младшего имело и немало плюсов, тем более — теперь и для меня тоже.

Поначалу же, в свободное время, я осваивался в мире «послеударной», так сказать, Японии, и мире вообще, добывая информацию из местной сети.

А катастрофа Второго Удара в сентябре 2000 года, как выяснилось, знатно перекроила геополитический расклад на всей планете. В основном, потому, что «мировой жандарм» в лице США ощутимо пострадал экономически и демографически от гигантских цунами, шедших от эпицентра в Антарктиде. В кои-то веки два океана, всегда бывшие для американцев бессменными стражами, оберегающие «землю свободных и родину храбрых» от войн на своей территории, нанесли давно и прочно привыкшей к безнаказанности стране удар сильнее, чем любая армия вторжения.

После такой оплеухи Штаты стали куда сдержаннее в амбициях, аппетитах и привнесении демократии по всему миру, больше обеспокоенные наведением и поддержанием порядка у себя внутри. Особенно после хлынувшего потока беженцев из стран Латинской Америки, и прокатившихся по стране бунтов чернокожего населения, привыкшего поколениями жить на пособия и талоны на еду.

Европа так и осталась Евросоюзом, — разве что избавившись от откровенного «балканского балласта» в виде Греции, Румынии, Болгарии, Югославии и Кипра. А также синий флаг с кругом из двенадцати золотых звезд был спущен в странах Балтии — прагматичные немцы, что играли теперь в Европе первую скрипку, решительно отказались от этих, откровенно дотационных, стран-нахлебников.

Сильнее всего от цунами пострадали Южная Америка, ЮАР и Австралия: особенно последняя, где крупные города и основная жизнь концентрировались на южной прибрежной полосе, куда и обрушились гигантские волны. Крепко досталось и Юго-Восточной Азии.

Не обошлось дело и без войн, из которых выделились не на шутку сцепившиеся Индия и Пакистан, успевшие обменяться даже ядерными ударами, сделавшими предмет многолетнего территориального спора — регион Джаму и Кашмир, и пограничный с ним район Пакистана практически непригодными для обитания людей.

А менее масштабные, хотя и не менее жестокие вооруженные конфликты за резко уменьшившиеся природные ресурсы и продовольственные резервы, вспыхивали тут и там еще целый год, до объявленного в 2001 всеобщего перемирия. И резкого усиления в мире роли ООН, и ее военного контингента. Организация Объединенных Наций, имевшая в моем мире репутацию совершенно беззубой подтанцовки при США и НАТО, здесь заимела солидный вес и более чем крепкие кулаки.

Разумеется, меня сильно интересовала роль и моей страны во всей это катавасии...

Судя по общедоступным материалам, Россия пострадала от Второго Удара почти меньше всех, примерно наравне с Канадой. Но если последняя практически сразу была добровольно-принудительно включена в тут же созданную США «Экономическую ассоциацию Северо-Американских стран», то Россия на фактически требование «международного сообщества» немедленно поделиться с ним ресурсами — и, желательно, территориями, во имя «общечеловеческих ценностей», — в ответ продемонстрировала ядрёную фигу. Причем ядрёную в буквальном смысле слова: когда в ответ на отказ пошли незавуалированные угрозы, вооруженные силы Российской Федерации были приведены в состояние боеготовности степени «Военная опасность», что соответствовала американской «DEFCON-2» — предпоследнему уровню максимальной военной угрозы, который за всю историю вводился только один раз, в самой острой фазе Карибского кризиса в 1962 году.

Запад икнул, сменил исподнее, и, прокашлявшись, скромно поинтересовался в радикально другой тональности: «Не будет ли так любезен глубокоуважаемый джинн…»

Русский «джинн» при вежливом подходе оказался вполне любезен, и выделил наиболее пострадавшим странам довольно существенную помощь. Правда, в весьма разумных пределах. На иностранных дипломатов же, заикнувшихся про аренду на 99 лет определенных русских земель, молча и жалостливо посмотрели, как на умалишенных. Ну а то, что после помощи и столь явной демонстрации намерений России, некоторые восточно-европейские страны, что при развале СССР «ушли» в НАТО, весьма мягко для текущей мировой обстановки сменили руководство и попросились обратно, под бок к братьям-славянам… Ну что же, всякое бывает.

А самое интересное, что я узнал про свою же страну, — что преемником дорогого Бориса Николаевича в 1999 году стал вовсе не малоизвестный отставной полковник КГБ В. В. Путин. Ельцин в этой реальности вообще не произносил свою знаменитую новогоднюю речь «Я устал, я ухожу». Он продолжил худо-бедно управлять страной до самого Второго Удара, после которого сам едва не погиб во время столичных беспорядков, возникших спустя несколько месяцев после мировой катастрофы, и переросших в полноценную попытку государственного переворота. Из которой явственно торчали уши тех сил, которым позарез понадобилась Россия исключительно в виде покорного сырьевого придатка, и приснопамятного «лебенсраума» — жизненного пространства.

Но что-то пошло не так — переворот был жестко подавлен введенными в столицу войсками, президент и кабинет министров взяты под охрану, а власть в стране перешла Чрезвычайному комитету, на 75% состоящему из военных. Который возглавил командующий войсками Московского военного округа генерал-полковник Николай Егорович Макаров. О котором я был много наслышан, еще будучи на службе в нашем мире, — как об умном и дальновидном военном, ничуть не чурающемся новшеств, любящем нестандартные решения, и дослужившимся у нас до начальника Генерального Штаба.

Так что я не увидел ничего неожиданного в том, что через полгода он был избран уже на пост президента РФ вместо Ельцина, сошедшего, — а скорее, вежливо сведенного под руки, — с политической сцены, вместе со всей своей «семьей» и «свитой». Мир после Второго Удара стал совершенно другим местом, предъявляя к лидерам стран совершенно иные требования.

...А я, роясь в сети и натыкаясь на подобные сведения, лишь одурело чесал голову обеими руками, и имел глаза, как в самом настоящем аниме.

Хотя, если не брать в расчет крупные поисково-новостные порталы, то по большому счету здешний интернет был довольно-таки куцый. Особенно по сравнению с тем, что остался в моей прошлой жизни, — но, тем не менее, разнообразных пиратских ресурсов тут было как бы даже не больше. И вообще складывалось впечатление, будто подавляющее большинство местных правообладателей и фирм, переживших Второй Удар, дружно решило пока не устраивать показательных порок и войн за авторство. Ну а те, кто не пережил, — естественно, претензий предъявить уже не могли.

Ресурсы Сети были к услугам любого, имеющего средства на подключение, чему я был только рад. И знаете, что я полез проверять в первую очередь, добравшись до ноутбука Синдзи..? Ага, правильно — наличие здесь манги и аниме «Евангелион Нового Поколения». И, разумеется, я их не нашел. Равно как и вообще упоминания об их создателях тоже. Но хоть и было это сделано мною чисто для проформы, однако убедится все же стоило.

Сёрфинг в местом интернете оказался ничуть не менее затягивающим, чем в моем, и параллельно я выяснил, что в культурно-массовом смысле мир Евангелиона имеет еще больше отличий — например, тут никогда не снималась трилогия «Властелин Колец», хотя книжки Профессора были. Не существовало некоторых знакомых мне рок-групп, чей дебют состоялся после 2000 года. И даже не было ни Джастина Бибера, ни Стаса Михайлова, за что многие мои прошлые знакомые, чьи сестры, подруги и жены увлекались творчеством этих порождений сатаны, искренне пожали бы ангелу Адаму руку, клешню или еще какое там щупальце.

...Но самым любопытным и необычным было общение, собственно, с самим Синдзи Икари. О, наши с ним мысленные разговоры шли особой статьей… Я вообще всегда довольно легко сходился с младшими, взять хотя бы ту же анимешную тусовку, где средний возраст ее членов был где-то лет на 7-10-12 меньше моего. Поначалу чуть опасливо глядя на «взрослого дядьку», они уже через полчаса обращались на «ты», и задорно спорили со мной. Думаю, тут играло свою роль и то, что я, будучи старшим ребенком в семье из трех детей, и имея брата и сестру на 6 и 7 лет младше соответственно, являлся как бы профессиональным «старшим братом». И будучи при них бессменной нянькой, уже на уровне инстинктов умел находить подход к младшим.

Так что со временем осмелевший Синдзик вытянул из меня все, что я помнил по Евангелиону, в виде бесплатного приложения выслушав мое личное и далеко не всегда лестное мнение о его ключевых персонажах, включая и его самого.

Это было непросто — Синдзи дергался, дулся, обижался, отгораживаясь от моего разума, потом, вылезая из ментальной скорлупы, робко пытался возражать, но, прижатый к стенке доводами, снова отгораживался и думал. Много думал, ведь как я упоминал, несмотря на, откровенно говоря, слабый характер, дураком он все же не был. Но больше уже никогда не проваливался в ту свою знаменитую черную апатию, когда ему становилось совершенно безразлично, что будет и с миром, и со всеми людьми, — да и с ним самим тоже.

Потому что я ему не давал.

Несмотря на практически эталонный типаж Синдзи, как «тряпки-куна», я никогда не относился к нему с жалостью, снисходительностью, или того хуже — с презрением. Требовать правильных судьбоносных свершений и решений в условиях дикого стресса от целенаправленно зашуганного, с самого детства брошенного и отчаянно одинокого четырнадцатилетнего подростка было, по меньшей мере, глупо. Но вот объяснить в мирной обстановке, растолковать, почему ты думаешь, что поступать нужно было именно так — уже гораздо разумнее. Когда — спокойно и терпеливо, когда — с эмоциями, и даже матерками.

Таких бесед было множество, и через какое-то время стало понятно, что Синдзи понемногу меняется. Нет, он не стал в сжатые сроки из мямли суровым Терминатором, но и от привычного «бака-Синдзи» осталась, дай бог, если половина.

Казалось, само ощущение, осознание им того простого факта, вынесенного даже в название первого фильма-ремейка «Евангелиона» — «Ты не один», — начинало постепенно изменять его личность. Подобно тому, как бетон — простой застывший цементный раствор, всего лишь усиленный стальной арматурой, — мало меняясь внешне, становится на порядок более прочным железобетоном.

А уж когда тема аниме, каким-то образом воплощенная в этом мире, (хотя, может и наоборот — ноосфера этого мира как-то просочилась в разум отдельной личности в моей реальности) — приелась нам обоим, он с не меньшим энтузиазмом начал расспрашивать меня уже о моем мире, не ведавшим никаких Вторых Ударов и последовавших за ним вселенского коллапса, локальных ядерных конфликтов, региональных войн, анархии и наведения порядка драконовскими методами.

И я рассказывал и показывал, благо две души-личности в одной телесной оболочке могут общаться не только устно. Детство, школа, юность, реалии России и нашего мира, военное училище, служба и поганая, кровавая заваруха на Кавказе… Жизнь, — веселая и грустная, порой скучная и увлекательная, страшная и прекрасная. Но все же стоящая того, чтобы ее, хотя бы такой, но сохранить…

Для подростка, с рождения видевшего только вечно занятых родителей, бесконечные цеха и лаборатории, а потом — ещё и достаточно замкнутые мирки школы и дома родственников, — все это было как захватывающий фильм. С той лишь разницей, что все это было взаправду, — пусть и не с ним, и не здесь.

И вот как-то после такого общения, лежа на футоне уже глубокой ночью, Синдзи Икари надолго замолчал. Полагая, что паренек уснул, как уже бывало не раз, я расслабился и сам почти задремал, как Син подал голос:

— Мы же… Мы можем все сделать по-другому? Ведь иначе здесь скоро ничего не будет. Не будет плохого… но не будет и хорошего… Но у нас же получится, верно, Тора-сан?

Мое русское имя «Толя», произнося по-японски как «Торя», он давно уже трансформировал в более привычное для него «Тора», с неизменной добавкой «сан». Ну, а я и не возражал, — тем более, что и так по восточному гороскопу был тигром.

— Именно, Син, — сон как рукой смахнуло, и я сел на постели. — Хуже, чем в том варианте будущего, уже не сделать. Мы можем сделать только лучше. Вопрос лишь — насколько лучше? Но мы постараемся, очень постараемся...

Такой Синдзи Икари, как напарник, мне нравился гораздо больше.

* * *

Трусцой вернувшись в дом родственников, я поздоровался с хлопочущей на кухне тетей, уже проводившей на работу своего мужа, и прошел в ванную, где стянул с себя пропотевшую одежду и встал под душ.

Освежившись и растираясь полотенцем, я бросил взгляд на зеркало. Да уж, на канонного Синдзи я уже не слишком походил — у моих незримых кураторов, — и, скорее всего, у безопасников Второго отдела НЕРВ вкупе с папой, — уже наверняка должны появиться некоторые вопросы.

Сохраненная разумом «память тела», в которую долго и усердно вбивали военную выправку, год регулярных занятий спортом и особенно — плаванием, заметно вытянули привыкшего чуть сутулится паренька вверх, изменив осанку и расширив плечи, придавая силуэту более мужские очертания. Железа, кроме гантелей, я не тягал — не тот возраст для тяжестей, да и смысла в «накачивании банок» я как-то не видел, так что выдающимся рельефом мышц не обзавелся. Тем более, что сухопарая конституция тела, унаследованная сыном от Гендо, этому совершенно не способствовала. Но общее состояние мускулатуры меня вполне устраивало. Непослушные темные волосы продолжали слегка топорщиться сверху, однако сзади и с боков были подстрижены — привычки касаемо чистоты обуви и аккуратности стрижки армия тоже вбила в меня намертво.

Но самое главное изменение было, как говорится, налицо: «каноничное» выражение лица Синдзи Икари — всегда немного отрешенное, с минорным изгибом бровей и редкими робкими улыбками, давно уступило спокойно-наблюдательному, с внимательным взглядом темно-синих глаз, и линией рта, привычной изгибаться в уверенной улыбке или усмешке.

А еще, возможно, что в старом, как мир, споре ученых мужей, что первично — дух или материя, похоже, ближе к правде оказались все же первые. Потому как лично мне казалось, что тело Синдзи Икари все это время невольно пыталось «подтянуться» до уровня моей личности, ставшей доминантной. Нет, у меня не начала пробиваться щетина и не огрубел голос, но… На четырнадцать лет я уже никак не тянул, скорее уж ближе к пятнадцати.

Хотя подростковое тело тоже вносило свои нюансы: активный рост, работающие на всю катушку железы и гормональные всплески оказывали существенное влияние на восприятие. Порой изрядно добавляя импульсивности — несмотря на то, что Синдзи холериком отродясь не был, — и заставляли более вдумчиво относиться к самоконтролю.

Но, в общем и целом, уже сформировавшийся разум вполне успешно держал в узде входящий в «трудный возраст» организм; и это отмечал не только я — но и дядя с тетей, и учителя пару раз говорили, что я «повзрослел и стал более серьезным», а некоторые одноклассницы даже начали временами бросать легкие заинтересованные взгляды.

К сожалению, а может быть, и нет, — что с ними делать-то, с ровесницами Синдзи? — приходилось их вежливо игнорировать. Ибо мне было пока не до романтики с малолетками — чем больше проходило времени, тем большее напряжение, подобно скручивающейся пружине, росло у меня внутри. Я ощущал себя сидящим на железнодорожных путях спиной к ходу поезда, абсолютно точно зная, что он уже на подходе. И что после того, как я почувствую под собой нарастающую вибрацию рельс, у меня будет не так уж много времени, чтобы вскочить и успеть рвануть рычаг стрелки, переводя несущийся локомотив на другой путь.

А пока тянулись школьные дни, занятия в бассейне, тренировки, и нечастые дни отдыха, во время которых я, имея велосипед, исследовал пригороды Токио-2, где проживал брат Икари Гендо с женой.

Новая столица Японии, перенесенная после Второго Удара в город Мацумото префектуры Нагано, располагалась почти в центре острова Хонсю, и не имела ни особых достопримечательностей, ни близкого моря.

Кстати, последний вопрос первые дни в этом мире волновал меня больше всего, потому как цвет этого самого моря дал бы ответ, в какой именно «Евангелион» я умудрился попасть — в оригинальный или в Ребилд. Но море, как сообщил Синдзи, было тут синим, и я убедился в этом лично, глядя новости по ТВ. Так что Ребилд отошел на задний план. Хотя никаких гарантий, что этот мир не является неким гибридом тех двух вселенных, или не имеет каких других отклонений от легендарного детища депрессии Хидеаки Анно, я бы не дал.

В центр Токио-2 в своих путешествиях я даже не совался — хватило двух проведенных в городе выходных, чтобы понять, что все современные мегаполисы достаточно обезличены, однако простые поездки на велосипеде по пригороду и окрестностям были весьма интересны для русского человека, много знавшего о Японии в теории, но никогда не бывавшего в ней лично.

Хотя эта Япония заметно отличалась от того, чего я ожидал увидеть. Она, — как, наверное, и весь здешний мир, — напоминала человека, только начавшего выздоравливать после долгой и тяжелой болезни.

Аккуратные домики пригородных кварталов европейского и традиционного японского стиля, чистые дорожки, храмы и придорожные кумирни с местными божками соседствовали с разрушенными и заброшенными жилыми районами, обнесенными чисто символическим ограждением, и напоминающими панорамы после печально знаменитого цунами 2011 года. Которого, к слову, здесь не случилось.

Красивые бамбуковые подлески, взбирающиеся на невысокие горы, и деревни, окруженные каскадами рисовых полей, соседствовали с обширными участками без единой травинки, сплошь залитыми застывшими грязью и глиной, засыпанными словно вымытыми из мегаполисов громадными кучами мусора, ржавых, покореженных автомобилей, пластика, бутылок и пакетов. Все это постоянно и по-японски методично убиралось, разгребалось и утилизировалось, — но работы даже спустя столько времени после Второго удара все равно было непочатый край…

Но порой мне встречались и настоящие островки «старой Японии»: небольшие поселки городского типа с единственным магазинчиком, универсамом-комбини у остановки с проходящим дважды в день автобусом, или стоящие порой прямо в полях потемневшие от времени ворота-тори; оставшиеся аж с прошлого века чугунные цилиндры почтовых ящиков с остатками облупившейся красной краски, и знаменитый «ночной кошмар русского электрика» — уличные столбы с навесными трансформаторами и воистину адской мешаниной проводов…

Все это было знакомо по книгам, фильмам и тому же аниме, достаточно точно воспроизводящему пейзажи, городскую обстановку и уклад жизни. Но вот увидеть все это вживую… Это было здорово.

* * *

У писателя Д. К. Джерома в книжке «Трое в лодке не считая собаки», есть хорошо описанный «Принцип кипящего чайника»: если чего-то напряженно ждать — этого не случится очень долго. Но если демонстрировать полное равнодушие к результату ожиданий — оно наоборот, произойдет максимально быстро. Например, ты нетерпеливо ждешь автобус или маршрутку, нарезая по остановке круги и притоптывая ногой? Забудь — она никогда не придет. Но закури сигарету, включи плеер или электронную книжку, и начни читать — и искомый транспорт тут же появится на горизонте.

Так и я, после наступления нового, 2015 года, ждал вызова в Токио-3 каждый день, собрав и держа наготове «тревожный рюкзак», и проверяя почтовый ящик два раза в день. Но день шел за днем, складываясь в недели и месяцы, а никто и никуда меня не вызывал. Острота чувства ожидания притуплялась и я уже начинал подумывать, а не попал ли я в вариант «Евангелиона», где ангелы начнут сыпаться на многострадальную Землю-матушку как и предсказывалось, не раньше 2020 года..? А, возможно, так и вообще не начнут?

Такой вариант не то чтобы был плох, — просто я ни разу даже не задумывался, какой бы могла быть мирная жизнь Синдзи Икари. Сойдется ли он все же с отцом? Встретится ли с Рей, если она вообще тут есть? Варианты такого будущего мне были неизвестны, и ветвились, как притоки дельты Амазонки. Но «тревожный рюкзак» был убран в стенной шкаф, а я, как ученик старшей школы, потихоньку начал изучать информацию по интересующим меня техническим ВУЗам, на какое-то время совершенно забыв про тот самый «Принцип кипящего чайника»...

И, как выяснилось, совершенно зря.

В один из дней, когда не было тренировок по плаванию, а теннисный корт был занят, я, придя из школы пораньше, разувшись на пороге и проходя через гостиную, был окликнут дядей. Послушно подойдя, я заметил сжимаемый в его руках большой белый конверт из плотной бумаги с логотипом из половинки красного кленового листка...

Холодок скользнул вдоль моего позвоночника, а руки до плеч покрылись мурашками, встопорщив волоски — канон все же постучался в двери с непреклонностью того самого японского городового.

— Синдзи-кун, тебе письмо. Похоже, что от отца.

— Да?.. Спасибо, дядя. Оно пришло по почте?

— Нет, его доставили курьером.

«И почему я не удивлен?.. — внутренне хмыкнул я. — Будет еще Гендо доверять какой-то почте…»

Я взял плотный конверт с логотипом НЕРВ, поднялся к себе в комнату и, надорвав край по перфорации, вытряхнул его содержимое на письменный стол.

Хм... Ну что же, все как и положено: сложенный пополам листок с номером телефона и коротким посланием отца — «Приезжай»; безымянная пластиковая карточка временного пропуска NERV с литерами VIP:ID и длинным номером, а также расписание электричек... Ну и обязательный пункт — фривольная фотография изящно изогнувшейся Мисато в желтой маечке и джинсовых мини-шортах. Разумеется, с дарственной надписью, отпечатком губ в помаде, и нескромным таким целеуказанием.

«Ну что, Син, вот наше время и пришло… А я уж немного начал сомневаться — может, не такой уж из меня и великий пророк… Но нет, процесс, как видишь, пошел, и даже фото один в один... Кстати, как тебе тетя Мисато? Хороша, да?»

Синдзи в ответ хихикнул, вызвав в голове образ слегка порозовевшего подростка.

«Ничего-ничего, живьем она еще обворожительнее... Вот если бы еще готовила, да за порядком побольше следила — цены бы ей не было… Ну да ладно, это мы как-нибудь перебедуем».

Я сложил полученные документы обратно в конверт, и спустился вниз, где явно в ожидании сидели мои родственники.

— Дядя, тетя… Отец вызывает меня к себе, в Токио-3. Поезд завтра, рано утром. Я, наверное, пойду собираться…

«…— На территории районов Канто и Тюбу, включая район Токай, объявляется чрезвычайное положение. Все телефонные линии отключены. Жителям необходимо немедленно укрыться в убежищах. Повторяю…»

В очередной раз выслушав замкнутое на кольцо монотонное сообщение автоответчика местной АТС, я повесил трубку телефона-автомата.

За то время, что я просидел возле обезлюдевшей железнодорожной станции, — а прошло уже около часа, — это была уже третья, контрольная, и по-прежнему безуспешная попытка дозвониться по указанному в письме номеру. Однако телефоны на пустой железнодорожной станции упорно молчали, лишь раз за разом передавая цикличное оповещение о чрезвычайной ситуации.

И это уже начинало раздражать.

Ведь если разобраться, то налицо был вообще-то верх головотяпства: сперва вызвать Синдзи в будущий эпицентр военных действий, а потом заставить его ждать черт знает сколько времени! Неужели Третий Ангел и впрямь смог подобраться к Токио-3 настолько незаметно, что стал сюрпризом для NERV — и это с его-то технической оснащенностью и службами слежения? Но даже если это и так, то почему тогда папа-Гендо не хлопнул себя ладонью по лбу со словами: «Ба! Да я ж вызвал сюда моего дорогого сыночка, чтобы он пилотировал нашу уникальную «Еву»! Надо бы за ним к станции хоть вертолет какой отправить — вдруг ещё случится чего?»

Но нет, видать крепко заработался папаня, совсем себя не бережет. А за мной послали — та-даам! — вызвавшуюся добровольцем Мисато!.. И это с ее-то «талантами» ориентировки на местности?! Вот как она, интересно, в армии служила, да еще и в офицерском звании? Ведь по канону, Кацураги где-то там еще и повоевать успела, — то ли в Южной Америке, то ли в Индокитае... Бедные же ее подчиненные…

Как там где-то говорилось? «Учебная задача по захвату вражеского снайпера была выполнена лишь отчасти: снайпер, наблюдая, в какое роскошное болото загнал командир свой взвод, ослабел от смеха, свалился с дерева и сломал себе ногу».

...Я потянулся, разминая суставы, глотнул прихваченной в дорогу, но уже ставшей теплой и почти не утоляющей жажду минералки, — и снова уселся в тень на свою сумку с вещами, привалившись спиной к стене, рядом с прозрачным пластиковым козырьком телефонной будки. На улице не было ни души; спешно припаркованные, а местами уже явно и давно брошенные автомобили — все в пыли и грязных дождевых разводах, теснились по обочинам растрескавшейся двухполосной дороги, за которой начиналась буйнорастущая зелень, и торчащие сквозь нее какие-то ржавые металлические каркасы. Ощутимо влажный, жаркий воздух струился в тишине и безветрии, лишь издалека доносился прерывающийся звон неугомонных цикад, расплодившихся в условиях этого бесконечного лета просто в неимоверных количествах.

Обмахиваясь фирменным NERV-вовским конвертом, я нет-нет, да и бросал настороженный взгляд на холмы, из-за которых вскоре, согласно плановому развитию сюжета, должны были показаться отступающие штурмовики ВВС ООН. А вслед за ними притопает и Третий Ангел, Сакиил.

Интересно, а перед этим мне тоже привидится Аянами Рей, одиноко стоящая на дороге в волнующемся мареве от раскаленного полуденным солнцем асфальта..?

Желудок слегка заурчал, недовольно напоминая, что завтрак вообще-то был давно, а обед уже безнадежно пропущен. Я вздохнул, вытер влажный лоб, и подтянул к себе лежавший рядом с сумкой небольшой рюкзак с документами и наиболее ценными вещами. В его боковом кармане лежал НЗ — упаковка сырных крекеров, тюбик с фруктовым пюре, и наверняка уже растаявший большой шоколадный батончик с орехами и…

Могучий удар, пришедшийся по ступням и пятой точке, заставил меня подскочить на месте, мигом забыв про еду. Вспугнутые звуком, и догнавшим его спустя пару секунд резким порывом ветра, заполошенно взлетели с крыш птицы; в воздухе повис глухой, растекающийся гул, задребезжали рольставни, закрывающие витрины и окна близлежащих домов; местами искря, со свистом и пощёлкиванием закачались провода.

— Вот и дождались… — пробормотал я. И помня, что практически сразу после появления Ангела чуть ли не на голову Синдзи свалился сбитый летательный аппарат, — быстро накинул рюкзак, подхватил сумку и проворно отступил за ближайший угол.

И лишь осторожно выглянув из-за укрытия, увидел Сакиила во плоти.

Да, местный «посланец богов» впечатлял. Маслянисто-черная и гладкая на вид, длиннорукая исполинская туша с торчащей из груди алой полусферой ядра, прикрытой крестообразными ребрами; с гипертрофированным торсом, и белыми костяными вставками на плечах и спине, — мерно шагала промеж холмов, лишь слегка ворочая круглой клювастой маской, и не замечая ничего вокруг себя...

Поправочка: не замечавшая ничего, — ровно до того момента, как пятящиеся ударные конвертопланы не выдали по нему плотный залп управляемых ракет и НУРСов. Ангел с ног до символической головы окутался огненными цветами разрывов, отшатнулся и выбросил вперед длинную трехпалую руку. Было такое впечатление, словно из нее выскочил громадный джедайский световой меч — пурпурный луч-обрубок, длиной в добрую пару сотен метров, играючи прожег насквозь один штурмовик, и одновременно срезал другому крыло вместе с двигателем.

— Оп-паньки… — потерявшую управление и загоревшуюся машину неотвратимо закрутило и понесло в мою сторону, а я резво спрятался обратно за угол, поплотнее прижимаясь к стене, — на случай, если что-то рухнет с крыши... Удар, взрыв, земля опять ощутимо вздрогнула под подошвами; а по улице, куда я только что выглядывал, пронеслись клубы пыли, смрадно чадящие обломки и вырванные куски асфальта.

Практически сразу залпы обстрела перекрыли собою истошный вой и яркая вспышка желтоватого света — это Ангел, задействовав режим левитации, перенесся еще ближе к моему укрытию, давя громадной ступней горящий остов сбитого конвертоплана всего в каких-то пятидесяти метрах от моего спасительного угла... А я, сквозь скрежет металла, гул пламени и грохот разрывов, наконец услышал долгожданный рев мотора и визг тормозов.

— ...Пора! — и я рванул что есть силы к вылетевшей из-за поворота на пятачок перед станцией синей «Тойоте Супре» с ноздрей турбонаддува на капоте. А из машины наполовину высунулась гибкая женская фигурка с длинными темными волосами, и пронзительно завопила на всю округу:

— Икари Синдзи?!!

— Зде-еесь!!! — заорал я в ответ, и, пригнувшись, оббежал машину, буквально влетев с вещами на переднее левое сиденье.

— Держись! — гаркнула уже вернувшаяся за руль Мисато, мгновенно перекидывая рычаг коробки-автомата в режим ручного переключения передач. И нажала на газ.

Спорт-купе, низко рыкнув и присев на подвеске, чиркнуло по асфальту передним бампером, рванувшись назад и с визгом разворачиваясь, — а на место, где мы только что стояли, с неба стремительно опустилась вторая нога Сакиила, продавив всю улицу поперек, и обдав машину разлетевшимся каменным крошевом.

— Пристегнись!

Легко сказать!.. Мощь турбированного двигателя «Супры» сперва грубо мотнула меня, пытающегося защелкнуть пряжку ремня, влево-вправо, а затем просто вдавила в сиденье — Мисато, безжалостно сжигая резину в управляемых заносах, летела по узким улочкам, практически не снижая скорости, унося нас подальше от разгорающегося противостояния войск с Ангелом, в котором к ВВС уже с азартом подключились артиллеристы и батареи РСЗО, расчертив все небо полосами дымных хвостов.

А я, тем временем, рассматривал свою спасительницу...

Темные, непривычного фиолетового отлива длинные волосы с челкой, сережки в виде каких-то желтых кругляшей и широкие солнцезащитные моно-очки; короткое, отороченное по краям белой полосой темно-коричневое платье длиной до середины бедра, — которое сейчас задралось еще выше, и открывало весьма соблазнительные ноги... Также имелись внушительный бюст с лежащим поверх него памятным кулоном-крестом, красные кожаные перчатки без пальцев и туфли на высоком каблуке.

...Еще одна костяшка на моих воображаемых «счетах» была перекинута в пользу канона.

В общем, как и я сам, — и все виденные мною здешние жители, — на чистокровную японку моего мира Кацураги не походила совершенно. Скорее, на метиску с достаточно узнаваемыми европеоидными чертами. Но менее красивой от этого она не становилась, и на почти тридцать лет, вот хоть режьте меня, совершенно не тянула: максимум на четвертак, или самую малость больше.

— Как ты? Долго ждал? — уже удалившись от станции где-то на километр, наконец спросила Мисато, не отрывая взгляда от дороги.

— Я — нормально. Просидел всего где-то час, или около того…

— Ну, извини!.. — и девушка виновато улыбнулась. — Сюда не так просто было добраться…

— Ничего. Спасибо, что все же вытащили, тут становилось жарко.

— Да уж… — Мисато согласно кивнула, и снова скосилась на меня. — А ты что же, даже не испугался?

— Почему? Было страшновато… Не каждый день на моих глазах военные пытаются разнести в клочья какой-то плод порочной любви Годзиллы и Кинг-Конга. Но штаны пока сухие…

— Эту штуку мы называем «Ангел». Хех!.. — усмехнулась она. — А ты молодец! Если шутишь, значит, и впрямь все нормально… Ты мне уже нравишься.

«Ну-ну, смотри не пожалей потом о своих словах. Что-то мне подсказывает, хлебнете вы еще со мной… всякого-разного, — иронично отметил я про себя. — А пока попробую-ка я сэкономить тебе немного денежек…»

Мелькающих домов за окном машины становилось все меньше, мы вот-вот должны были выйти на трассу до Токио-3.

— Послушайте, все ракеты и снаряды этому монстру — что слону дробины. С военных не станется швырнуть в него что потяжелее? Вроде атомной бомбы?

— Атомной? Нет, до этого вряд ли дойдет... А вот N2… Погоди-ка..! — Мисато нахмурилась и резко затормозила. А потом схватила с заднего сиденья приличных размеров армейский бинокль, и беспардонно вдавив мне в щеку свою левую грудь, перегнулась и уставилась в окно с моей стороны. С некоторым сожалением тоже поглядев туда, я даже без бинокля заметил, что штурмовая авиация, еще минуту назад не считаясь с потерями и чуть ли не в упор поливавшая Ангела огнем, спешно отходит, оставляя монстра в гордом одиночестве...

— Черт! — зло выдохнула Кацураги. — Черт-черт-черт…!!! Они и впрямь собрались… Синдзи! Ложись! — и тут же попыталась меня облапать. Не то чтобы я сильно против этого возражал, но вот планы у меня были несколько иные.

— Нет! Мы успеем!.. Быстро вон туда! — я вырвался из ее объятий, и указал пальцем на стоящее возле дороги крепкое на вид одноэтажное каменное строение.

— Верно! — мгновенно уловила мысль Мисато, и бросив мне на колени бинокль, оказавшийся весьма увесистой штукой, снова ухватилась за руль.

Вновь классический «полицейский» разворот с визгом и дымом от покрышек, и «Тойота» с натужным рычанием и отчаянной пробуксовкой по грунтовке вплотную подлетела к стене здания...

И вовремя! Тени на земле внезапно налились контрастной чернотой и раздвоились — как будто в небе взошло второе солнце; свет вокруг стал нестерпимо ярким, и тут же накативший могучий грохот вышиб почти весь воздух из моих легких, а машина закачалась на заходившей ходуном земле. На крышу «Супры» что-то посыпалось, потом с лязгом рухнуло, заскрежетал металл; в салон с хрустом выпало рассыпавшееся крошкой заднее стекло, а вслед за ним влетел хлесткий удар ветра, состоявший большей частью из густой пыли. Но мы с Мисато не обращали на это внимания — я зажмурился и пригнулся, обхватив голову руками, а она сделала то же самое.., вдобавок, еще и навалившись на меня.

Наконец, все закончилось... Разве что кроме легкого звона в заложенных ушах, и пробивающегося сквозь него какого-то низкого, рокочущего шелеста, очень медленно затихающего где-то вдали.

— Э-ээ… Может быть, вы меня уже отпустите..? — негромко поинтересовался я, отчетливо ощущая лопатками два крупных полушария, плотно впечатанных мне в спину.

«Эх, ну вот и почему мы сейчас не в бане, — и мне не трут спинку эдаким вот манером, прижимаясь своими прелестями?.. Ведь прямо классика эччи и хентая.., йошкин кот…»

— А..? Да-да, сейчас… — и Мисато сперва медленно опустилась обратно на водительское сиденье, а потом и вовсе вышла из машины. Я последовал за ней, и встал рядом, завороженно глядя на постепенно расширяющийся багряный смерч до неба, размазавший проход между холмами, как горячий пластилин, и заливший все вокруг себя бушующим морем огня.

Несмотря на расстояние, жар ощутимо припекал кожу лица и рук, и я прищурился, приложив к глазам ладони «козырьком».

«Мда…. Неплохо приложили, от души…» Такого я в прошлой жизни еще не лицезрел, а виденный мной парный подрыв двух ОДАБ-500 смотрелся на этом фоне так и вовсе бледно. Жаль только, что даже такая мощь задержит Ангела лишь на какое-то время.

Здание, защитившее нас от ударной волны, покосилось, пошло трещинами, и полностью лишилось кровли, которую кусками разметало по округе, — но все же выстояло. Один из сорванных стальных листов слетел на задний край крыши машины Кацураги, оставив вмятину и разбив заднее стекло. Но вообще, «Супра» выглядела гораздо пристойнее, чем было бы после положенных ей в Той Жизни кульбитов в кювет: всего-то минус одно стекло, борозда в крыше, — и некоторое количество царапин и мелких вмятин от каменной «шрапнели», летевшей в нас, когда мы ещё удирали из-под ног Сакиила... И даже не придется где-то тырить аккумуляторы... Но брюнетка, конечно, ничего этого не осознавала, глядя на свою четырехколесную синюю красавицу полным трагедии взором.

— Моя машинка..! — горестно простонала она. — Опять тридцать три счета за ремонт! А я еще даже кредит за нее не выплатила…

— Ну, могло бы быть и хуже, — попробовал ободрить ее я, — кивая на согнутый и смятый, как бумага, металлический дорожный щит на обочине, с уже совершенно нечитаемой надписью.

— О… Что?.. Да, ты прав, — слегка повеселела проследившая за моим взглядом девушка, осознав, что было бы с ее машинкой, останься мы на дороге. — А быстро сообразил..! Хвалю!

И Мисато чувствительно хлопнула меня по спине, выбив облачко пыли из грязной рубашки. Хотя сама она, впрочем, была перепачкана ничуть не меньше.

— Да не за что, Кацураги-сан.

— Мисато. Можно просто Мисато, — и бравый капитан наконец, сняла свои темные очки, глянув на меня озорными карими глазами. — Рада встрече, Икари Синдзи-кун.

— Взаимно, Мисато-сан, — ответил я, и улыбнулся. Просто потому, что на эту неунывающую героиню редко когда можно было смотреть без улыбки.

* * *

— …да-да, все под контролем, мы в полной безопасности... Повторяю — в полной, так что подготовьте транспортную платформу для машины. Седьмой шлюз... Да, под мою ответственность. — Мисато опустила массивную трубку радиотелефона в гнездо рядом с закрепленной панелью навигатора, и надула губы. — Вот же буквоеды…

Я тем временем оценивающе разглядывал ее средства связи. Хм, а ведь кондовая у них тут всё же аппаратура: массивные корпуса, никаких сенсоров, все на кнопках… Некоторый регресс в возможностях производства из-за Второго Удара, или побочный эффект максимальной надежности? Скорее всего, второе: уж NERV-то по части технологий в этом мире — впереди планеты всей.

«Супра», теперь уже спокойно мурлыча мощным мотором, летела по дороге, плавно петляющей в прибрежной зоне. И я невольно засмотрелся на океан — сине-зеленый, с редкими белыми барашками на гребнях невысоких волн. Все-таки хорошо, что он не стал здесь безжизненной массой красной и мертвой воды. Так остается вероятность побывать на море, пусть и не очень большая... Хотя, если все пойдет так и дальше, то увлекательная морская прогулка не заставит себя долго ждать.

— А знаешь, Синдзи, ты меня все же удивляешь, — подала голос Кацураги, как оказалось, исподволь тоже изучавшая своего пассажира. — Мало того, что выглядишь ты несколько… ммм… иначе, чем в своем личном деле, так еще и непробиваемо спокоен, прямо как каменный Будда. И улыбаешься почти так же…

Ну, началось… Что ж, я был к этому готов.

— Знаете, если я не трясусь, не стучу ногой и не обгрызаю ногти от беспокойства, — это еще не значит, что я не волнуюсь, Мисато-сан, — ответил я, откинув голову на спинку сиденья, и прикрыв глаза. — Волнуюсь и прилично.

«Ага... Особенно от понимания того, что мне предстоит приблизительно через час-полтора. А вот знай ты, подруга, сколько знаем мы с Син-куном, — ты бы вообще и аппетит, и сон потеряла. И это как минимум». Икари на заднем плане согласно кивнул, а я неспешно продолжил свой ответ:

— Но считается, что мужчинам как-то не пристало истерить и паниковать, так что… Как-то вот так…

— Ух ты! Мужчина! — хихикнула Мисато с подначкой, и заинтересованно подняла брови домиком. — И сколько же тебе лет, суровый ты наш?

— По документам исполнилось четырнадцать. А так… Даже и не знаю.

«И ведь нисколько не вру, смею заметить…»

— Ого, а это как — «так»? — от любопытства девушка даже начала смотреть на дорогу одним глазом, повернувшись вполоборота ко мне.

— А вот так…

«Интересуешься? Ну, так лови подачу, милаха…»

— Такое случается, когда мать погибает на твоих глазах в четырехлетнем возрасте. А родной отец в то время, когда нужен тебе больше всего, попросту избавляется от тебя, как от досадной помехи, отсылая жить к фактически незнакомым людям. И все эти годы только присылает деньги, появляясь от силы всего два-три раза. Когда ты живешь вроде бы под присмотром, но, по сути, предоставлен сам себе. С ощущением, что ты не нужен вообще никому. И так — год за годом. Все это несколько влияет на темпы взросления, вы не находите?

Я спокойно посмотрел в глаза враз посерьезневшей Мисато, одновременно ощущая мягкое тепло чувства благодарности за мои слова от Синдзи.

— Извини, — произнесла Кацураги, отвернувшись, и снова уставившись на дорогу. — Не знала, что у тебя все… вот так. С отцом ты, кажется, не сильно дружен. Прямо, как и я.

— Дружен? — слегка недоуменно переспросил я. — Мы с ним параллельны и не пересекаемся, как те прямые из геометрии. Разве что только в годовщину смерти мамы. Два слова за встречу — «Здравствуй» и «Прощай», — это норма. Три — уже событие. А тут про меня внезапно вспомнили, и вызвали к себе. И это тоже, кстати, повод для волнения.

— Согласна… Командующий — сложный человек… — тактично не стала вдаваться в тему Мисато.

Дорога тем временем, после проезда развилки и автоматического шлагбаума, открытого картой доступа Кацураги, выпрямилась стрелой, и стала плавно уходить вниз. Ограждение по бокам шоссе перешло в бетонные стены, начавшие вытягиваться вверх все выше и выше, отрезая солнечный свет. И вскоре, миновав раздвинутые стальные плиты внешних ворот, машина въехала в самый натуральный шлюз, сильно напомнивший мне виденные серьезные противоатомные укрытия объектов государственного значения.

Хотя, надо отдать должное — этот объект в данном случае был значения даже не государственного, а вполне себе планетарного.

После нашей остановки внешние плиты створа с гудением сошлись, а темнота шлюза расцветилась краснотой дежурного освещения и мельканием заработавших желтых проблесковых маячков; затем в стороны поползли уже внутренние ворота, украшенные логотипом NERV и номером «А-7».

Мисато проехала еще дальше, остановилась на сравнительно небольшой прямоугольной площадке, расположенной на краю уходящего наискось вниз широкого тоннеля, заглушила мотор, и с хрустом затянула ручной тормоз. Резкий звуковой сигнал, автоматически поднявшееся по кругу ограждение, легкий толчок — и крашеная серой флотской краской железная стена перед нами, поехала влево и вверх: площадка, на которой стояла машина, оказалась своеобразной гигантской «ступенькой» поезда-эскалатора, понесшего нас по наклонному тоннелю вглубь, к Геофронту.

— А ты не потерял свой пропуск? — запоздало спохватилась девушка, резко прервав свои довольные потягивания после напряженной езды.

— Нет, — я расстегнул карман рюкзака, лежащего у меня на коленях, и вытащил искомую карточку.

— Отлично. Тогда ознакомься пока, — и Мисато протянула мне зеленую папку со штампом «Совершенно секретно».

— «Добро пожаловать в NERV!», — прочитал я надпись на твердой обложке. — Ну-ну…

Разумеется, внутри вводной брошюры даже под грифом секретности я не нашел для себя ничего нового — сплошь уже известная мне общая информация. Вернее, полуинформация, — если не вообще восьмая часть от нее. Ибо если там было описана хотя бы половина истинного положения дел, то гриф на папке был бы слегка иным. Например, «Перед прочтением сжечь, а после — застрелиться».

— Нет, но все-таки… Это ненормально! Ты какой-то поразительно нелюбопытный, — тем временем снова принялась за свое Кацураги. — Даже скучный! Любой мальчишка на твоем месте давно бы весь извертелся, и засыпал меня кучей вопросов. Помню, когда мой отец первый раз взял меня с собой в экспедицию, то я тогда на месте не могла усидеть от любознательности. Хотелось все узнать, все посмотреть…

— Хорошо, Мисато-сан, — предпочел я сдаться. — Этот специальный институт NERV, чем в нем занимается мой отец?

— NERV — не просто какой-то «этот специальный институт», — наставительно ответила девушка, мгновенно «сев на свою лошадку», и даже подняв вверх указательный палец. — Это разветвленная по всему миру сеть региональных институтов, исследовательских центров и производственных филиалов. С прямым подчинением непосредственно ООН. А твой отец, Командующий Икари — возглавляет NERV-Япония, являющийся центральной штаб-квартирой, и занимает должность главы Общего Координационного Совета...

— И чем же занимаются все эти институты с Командующим во главе? — поинтересовался я.

— Защитой всех людей на планете, — на этот раз без малейшего пафоса, уже серьезно ответила Мисато. — О! Гляди! Мы входим в Геофронт!

И я послушно прижался лбом к боковому стеклу.

Да, на это стоило поглядеть, особенно с высоты.

Это была громадная, нет — просто циклопическая подземная полость, освещенная мягким, льющимся с потолка светом, рассеиваемым идущими с поверхности световодами, высокие паруса-уловители которых я заметил еще на подъезде к Токио-3.

Практически «Затерянный мир» Конан Дойля, со своими лесами, горами и большим озером, питаемым несколькими речушками, но уже освоенный человеком — пронизанный серебристыми столбами лифтов, оплетенный изнутри серпантином подъемников и монорельсов, идущих вдоль округлых стен до поверхности, со свисающими с верхнего среза купола какими-то многочисленными сооружениями, и утопленными мобильными зданиями. Внизу же, сквозь зеленое море леса, тянулись нитки железнодорожных путей; и, как черная жемчужина в раковине, поблескивала матовыми гранями пирамида командного центра, проваливающаяся одной из граней в симметричную четырехугольную впадину, в глубине которой таилась приснопамятная Терминальная Догма.

Видимо, выражение моего лица заметно изменилось, потому что госпожа капитан слегка ехидно заметила:

— Ну вот, наконец-то хоть какие-то эмоции!.. А то я уж подумала, что будет у нас еще один чрезмерно выдержанный, в пару к Аянами Рей.

— Сколько же сил, средств и человеческого труда во все это вложено… Обалдеть… — прокомментировал я, не отрываясь от заслуживающего того зрелища.

— А то! — подмигнула враз повеселевшая Мисато. — Добро пожаловать в Геофронт, Икари Синдзи-кун! В последнюю крепость, и надежду человечества!

* * *

— Да что же это такое?!. — раздражение капитана Кацураги росло пропорционально времени наших блужданий, длящихся уже около тридцати минут. — Я же только вчера здесь ходила… И позавчера!

Бесконечные коридоры, переходы, эскалаторы и лифты сменялись одни за другим, ни на шаг не приближая нас к цели.

— А еще этот противный ветер… Из-за него тут совершенно невозможно ходить в юбке! Черт, опять не туда…

«Эдак, тут и окончательно заблудиться недолго, — подумал я. — Будем бродить до скончания века, порой находя воду в туалетах, и еду в виде не успевших удрать грызунов или растений в кадках. Хотя, какие растения с грызунами — тут же стерильно, как на космическом корабле… Пластик, сталь и стекло... Значит, как совсем оголодаем, придется устроить загонную охоту на какого-нибудь заблудшего техника. А когда через пару месяцев одичаем, я назначу себя вождем племени, а Мисато — своей женщиной... Хотя нет, не успеем — Сакиил доберется до нас куда быстрее. Так что сейчас одна надежда: на доктора Акаги…»

И, видимо, реальность этого мира была более благосклонна к Рицко, и уготовила ей не смерть в озере LCL с пулей в груди, а достаточно долгую жизнь. Потому как стоило мне вспомнить об Акаги — и мы сразу же наткнулись на нее. Или она на нас. А это, как ни крути, примета к долгой жизни.

Двери лифта с гудением разъехались, и внутрь его не вошла, а именно мрачно вплыла, вполне оправдывая свою авианосную военно-морскую фамилию, приснопамятная научная блондинка в резиновых шлепанцах, купальнике, накинутом халате и черных, насупленных бровях.

— Ой, Рицко, привет!.. — заискивающе улыбнулась Мисато, на шаг отступая вглубь лифта, и слегка вжимая голову в плечи.

— Капитан Кацураги, сколько можно?! Мне что, заняться больше нечем? — уперев руки в бока, надавила на нее Акаги официозом и авторитетом. — У нас объявлено чрезвычайное положение, нет ни одного лишнего человека, каждая минута дорога, — а я вынуждена метаться по штаб-квартире в ваших поисках?!

— Рицко, я… это… Извини, ладно?.. — тут же капитулировал мой проводник, выставив перед собой ладони.

Акаги смерила ее скептическим взглядом, словно прикидывая, что будет лучше — выгнать Мисато взашей прямо сейчас, или все же попробовать с ней еще помучиться, но потом взгляд ее смягчился, а уголки губ слегка потянулись вверх.

Я же, до этого времени рассматривающий вторую попавшуюся мне значимую фигуру, (с очень даже хорошей фигурой, скажу я вам; да и вообще — люблю я блондинок) лишь приподнял брови и молча покрутил головой.

Тем самым обратив на себя внимание.

Темно-зеленые глаза Рицко спокойно и холодновато изучили меня, а потом она спросила:

— Это он и есть?

— Да, это Икари Синдзи. Согласно докладам «Мардука», он — Третье Дитя.

— Хм… Крепкий паренек… Ну что же, добро пожаловать, Икари Синдзи. Я — Акаги Рицко, руководитель проекта «Е» и глава Научного отдела NERV. Приятно познакомиться.

— И мне тоже, Акаги-сан, — вежливо кивнул я.

* * *

Плывя куда-то вверх на очередном эскалаторе, но уже вместе с Акаги, успевшей переодеться за поистине рекордное для женщины время, я прислушивался к беседе Рицко и Мисато.

— … боестолкновение на поверхности? Это уже не шутки. А что, кстати, с «Евой-01»?

— На нее заканчивают монтаж оборудования класса «В». Параллельно начали охлаждение и тестовый прогон всех систем. Пока все идет, как надо.

— А ты уверена, что она все же заработает? Насколько я знаю, с ней до сих пор ничего толком не выходило.

— Объективно говоря, вероятность активации «Евы-01» равна где-то чуть более миллиардной процента.

— То есть, по сути, она наверняка не запустится?

— Ну почему же… Вероятность все же не равна полному нулю, — утешила ее доктор Акаги, — но, судя по кислому выражению лица Мисато, не очень-то удачно.

«Просто прелестно, — подумал я, слушая эти разговоры. — Выбор тут, собственно, невелик: либо все они тут обезумевшие безумные безумцы — в кубе, так сказать, — либо хитроумный дядечка Икари Гендо очень хорошо знает, что делает. Ну, просто очень хорошо знает…»

И мне вспомнилась его недобрая ухмылка в аниме, скрытая сплетенными перед лицом пальцами.

Синдзи в сериале практически не смотрел по сторонам, пытаясь что-то прочитать в выданных материалах при тускло-малиновом свете, я же крутил головой особенно внимательно. И не пропустил момента, когда за толстым стеклом громадного бассейна охладителя, вдоль которого поднимался наш эскалатор, проплыл темный силуэт здоровенной пятерни.

«Уже близко…»

Потом были еще пара восходящих коридоров, лестница, переправа на «зодиаке» по пространству, наполненному красноватой охлаждающей жидкостью, цветом похожей на автомобильную ATF, и высокая стена, собранная, как паззл, из различных механических элементов, среди которых осведомленному человеку нетрудно было узнать плечевой фрагмент Евы-01 с характерным вертикальным пилоном.

Последний коридор, дверь — и ведущий в темноту металлический, огороженный парапетом мост шириной метра в четыре, явно технологического назначения.

Двери за нашими спинам сомкнулись, оставив во тьме, разбавленной лишь алыми полосами аварийных указателей выходов.

Пять секунд… Десять… «Ну и к чему весь этот балаган с театральными эффектами?»

— Что, будем в прятки играть? — сказал я специально погромче, и эхо заметалось под невидимым потолком.

Одновременно с моими словами, громко лязгнув, врубилось основное освещение, и я невольно зажмурился. А когда разлепил веки, то передо мной красовалась она — «Ева-01», единственная и неповторимая.

Синдзи внутри меня дернулся и охнул, несмотря на то, что по моим рассказам и показам был вполне морально готов к этому зрелищу. А я лишь наклонил голову, и чуть улыбнулся.

Знакомый черно-фиолетовый окрас с кислотно-зелеными, едва заметно флуоресцирующими вставками, вытянутые прорези желтоватых глаз, заостренный подбородок, сжатые могучие челюсти, рогатый шлем, похожий на японский кабуто с характерной «юбкой», прикрывающей шею...

Стоя лицом к лицу с главным воплощением реальности всей происходящей вокруг меня «анимешной» вселенной, внезапно обретшей осязаемую плоть, я испытывал одновременно страх и восторг, забыв и про окружающих, и про грядущий бой.

«Ну, здравствуй, «Ева»-01, — «Первый юнит», изувеченный клон Лилит, и ковчег потерянной души отважной земной женщины… «Ева», ставшая игрушкой в чужих руках. И инструментом юного вершителя судеб всего человечества. Примешь ли ты меня? Примешь ли ты нас с Синдзи? Это мы скоро узнаем, но все равно… Знай — ты изумительна».

И я мысленно погладил гладкую, тяжелую броню.

— Какая красавица… — произнес я, не переставая улыбаться... Не знаю, какой реакции от меня ждали, но вряд ли такой. У Мисато брови взлетели вверх, а Рицко, наоборот, — несколько призадумалась, прикусив кончик ручки, которую крутила в руках. Однако быстро пришла в себя.

— То, что перед тобой, Синдзи, именуется универсальная антропоморфная боевая машина серии «Евангелион», — сунув ручку в нагрудный карман халата, начала Акаги. — Это «Ева-01», созданная здесь, в НЕРВ, в режиме строжайшей секретности. И она же — последняя надежда человечества.

«Угу, надежда… И одновременно — его невольный могильщик», — отметил я про себя, а вслух поинтересовался:

— А кто и когда ее построил?

Рицко замолчала.

«Давай, давай, покрутись теперь, придумывая скороспелую версию, а убедительно врать сходу ты явно не умеешь… Не скажешь же ты пацану, что «Ева-01» по факту создана в том числе и матерью Синдзи, и вообще — гораздо старше всех заявленных сроков ее изготовления и ввода в строй?»

Не знаю, что бы там придумала Акаги в виде отговорки, но положение спасла следующая знаменитость, появившаяся на смотровом балконе почти под самым потолком ангара.

Икари Гендо собственной персоной.

— Давно не виделись, сын, — безо всяких эмоций произнес он, глядя на меня.

«И не говори... Папаня…»

«Давно я не встречал гадюки — и что-то не скучал в разлуке!» — очень к месту вспомнился мне стишок из раннего детства. А нервничающий Синдзи на «заднем сиденье» угрюмо уставился на отца.

Да, папа Гендо тоже вполне соответствовал канону — высокий, худощавый, с костистым лицом, короткой шкиперской бородкой и темной, неухоженной шевелюрой. Расстегнутый форменный китель с красной водолазкой под ним, знаменитые очки, и белые перчатки прилагались.

И как же мне ответить-то тебе, родной?

Пронзительно и восторженно завизжать, запрыгать и захлопать в ладоши: «Папенька! Родненький! Сколько лет! Радость-то какая!...»

Или наоборот — дико заорать, забиться в ближайший угол с выпученными от страха глазами и, трясясь, напрудить под себя большую лужу? Вот разговоров-то по NERV-у пойдет…

А может быстро снять ботинок, и попытаться запустить со всей дури родителю в лоб?

Синдзи, последовательно представляя себе все эти варианты, начал тихо, но весьма злорадно посмеиваться.

В итоге я заложил большие пальцы рук за поясной ремень и просто коротко и молча кивнул Командующему.

— Что ж, тогда начинаем атаку, — невозмутимо подытожил Гендо с непроницаемым лицом.

— Что? Какую еще атаку? — судя по изумленному лицу и «стойке суслика», Мисато тут, похоже, посвящали в планы по остаточному принципу... И это — начальника тактического отдела. Прелесть какая.

— О какой атаке речь? «Ева-00» же не готова! Или вы что… Вы решили активировать «Еву-01»?!

— У нас нет выбора, — как ножом отрезала Акаги.

— Но как?!.. Рей все равно еще не восстановилась после ранений, она не сможет управлять «Евой»! Где вы возьмете еще одного пилота?

— Он только что прибыл, — внесла окончательную ясность блондинка, и повернулась ко мне:

— Икари Синдзи. Место пилота займешь ты.

В ответ я продолжил молчать, глядя Акаги прямо в глаза. Без ненависти, без страха, спокойно. Даже безмятежно. В чем мне ее винить, и за что ненавидеть? Рицко начала хмуриться, но тут взорвалась Мисато.

— Как?! Как он сможет управлять «Евангелионом»?! Вы что, с ума сошли? Даже Аянами потребовалось около семи месяцев, чтобы синхронизироваться с «Евой» выше критического барьера! Синдзи не справится — он же только что приехал!

— Он должен просто сидеть внутри. Большего от него не требуется, — жестко гнула свое Акаги.

А вот это, кстати, интересно… Рицко, говоря, что мне нужно «просто сидеть внутри», всего лишь повторяет слова Гендо, или действительно в курсе, почему Синдзи достаточно просто находится внутри «Евы-01», или даже рядом с ней?

Скорее всего, повторяет: вряд ли «папа» стал бы давать своей смышленой научной любовнице столько пищи для размышлений. Еще додумается до чего ненужного…

— В данный момент наша первоочередная задача — остановить Ангела. Это вопрос жизни и смерти, — продолжала тем временем Акаги толкать речь натурального замполита. — И нам нужен любой, кто хотя бы теоретически будет способен управлять «Евангелионом», какой бы мизерной не была вероятность его синхронизации. Вам все ясно, капитан Кацураги?

Снова на официоз перешла, — значит, всерьез верит, что тут и впрямь что-то решается, а не заранее слегка срежиссировано…

— Не надо, Мисато-сан, — говорю я, и делаю шаг к стоящим друг напротив друга напряженным женщинам. — Там, наверху, давая нам время для разговоров, сейчас гибнут люди, и это мне не нравится. Я очень вам благодарен за то, что вы единственная здесь пытаетесь меня защитить, но не надо. Выбор действительно небогат — либо это существо разнесет Токио-3 и Геофронт, либо кому-то надо его остановить. Или хотя бы попытаться это сделать. И раз уж кроме меня и в самую последнюю минуту заняться этим почему-то больше некому, — косо гляжу на по-прежнему стоящего наверху Гендо, — то я не против попробовать.

— Но Синдзи, ты же не сможешь!.. — растерянно говорит Мисато, но я уже смотрю на Рицко.

— Доктор Акаги, давайте ближе к делу. Хотя, постойте… Один момент…

И я быстрым шагом подошел до противоположной двери, хлопком по панели открыл ее, и выглянул в коридор… Никого. Ни мрачных рож в медицинских халатах, ни забинтованной Рей на каталке под капельницей в качестве последнего рычага давления на несговорчивого сыночка... Однако… Неужто я погорячился насчет режиссуры?

Стальной настил под ногами мягко вздрогнул и качнулся, под потолком загрохотал металл, охладитель в бассейне пошел мелкой рябью, а потом до нас докатился раскатистый звук удара, от которого пара железяк все же сорвалась с потолка, и рухнула в красную жидкость.

— Поспешите. Ангел уже обнаружил нас, — произнес Командующий, одарил меня долгим оценивающим взглядом, и скрылся из виду.

* * *

Снова сплошь трапы и крутые лестницы с боковыми площадками, уставленными мониторами и перемигивающимися пультами управления. Поднявшись с Рицко еще выше, мы вышли на квадратный пятачок где-то пять на пять метров, одним боком вплотную примыкающий к округлому белому боку контактной капсулы, чья оконечность была зажата в мощном захвате загрузочного механизма.

Я облизал пересохшие от волнения губы. Я волнуюсь? Да, черт побери, волнуюсь! Сердце стучало чуть быстрее, и дыхание участилось; а зрение и разум, благодаря нервному возбуждению, отмечали и фиксировали, как фотографическая пленка, мельчайшие детали окружения — местами потемневший от времени и множества рук пластик на ограждении трапа, многочисленные мелкие сколы и старые царапины явно не новой краски на самой капсуле, до блеска отполированная сталь на ее изогнутых направляющих резьбовых желобах, полосы выработки на могучих, блестящих смазкой цилиндрах штоков гидроприводов загрузчика…

Сколько раз он уже отрабатывал, вводя контактный модуль в тело «Евы»? Все эти мелочи еще раз, как будто для закрепления, напоминали мне: всё это — отныне настоящее.

Основной люк капсулы уже был распахнут вверх, и внутри, в неярком свете, угадывался вытянутый ложемент с креслом и рычагами, смахивающий на футуристический кокпит неведомого звездолета.

— Синдзи, занимай кресло пилота. Все остальные инструкции получишь уже в процессе. Времени крайне мало, — перешла Акаги на короткие, рубленые фразы. Видимо, ее нервы тоже были изрядно напряжены, несмотря на показную флегму. — Вот, надень это на голову. Нейроконтакты необходимы для повышения проводимости импульсов.

И Рицко сунула мне в руки знакомый ободок с двумя «рожками».

Надеваю его себе на голову. «Дожили… Боевые хипстеры, блин…»

Эх, неохота мне купаться в одежде, но снимать ее прямо сейчас… Нет, это будет слишком подозрительно, если что — сниму уже в капсуле.

Легко проскользнув внутрь, я опустился в кресло. Хм, а тут удобно, ни чуть не хуже, чем в дорогих иномарках: гладкая, светло-золотистая внутренняя поверхность капсулы, слегка мягкая наощупь, и неяркий свет цепочки утопленных в потолок плафонов. Ноги легли в полости по бокам какой-то панели по центру, руки — на широкие подлокотники. Подголовник, поясничный упор, боковые выступы — всё глубокое кресло будто состояло из набора упругих сегментов, которые через секунду сдвинувшись, комфортно и цепко приняли форму моего тела. Легко скользящие по направляющим изогнутые рукояти «как бы управления» сами легли в руки.

Пока я осваивался в ложементе, люк уже задраили. Последнее, что я услышал снаружи, был цокот каблуков доктора Акаги, видимо, стремглав рванувшей на командный мостик.

— Контактная капсула загерметизирована! Охлаждение завершено! — негромко, но отчетливо стали слышны из внутренних динамиков перекликающиеся голоса команды операторов.

— Фиксация верхних конечностей — выполнена!

— Заглушка убрана!

Страдай я клаустрофобией — и бился бы я уже об стены капсулы, царапая ее ногтями, хрипя и пуская пену… Однако и без этого волнение со страхом так продолжали нарастать — сухость во рту стала еще заметнее, и к ней добавилось легкое подрагивание пальцев. Я сжал и подтянул к себе оба «джойстика». Бутафорские они или нет, уже было как-то неважно…

— Загрузочный узел А-10 свободен!

— Начинаем ввод контактной капсулы!

Легкий рывок, непродолжительное громкое жужжание, хорошо слышимый внутри лязг — и капсула приняла наклонное положение по ощущениям градусов под тридцать.

— Есть фиксация!

Все.

Нас с Синдзи зарядили в «Еву».

«Рассказать кому — не поверят… Да и кому рассказывать-то?»

От осознания того, что сейчас за металлом капсулы вокруг меня — самая что ни на есть взаправдашняя, набитая механизмами и электроникой живая плоть и кровь неведомого неземного существа, способного обрести несокрушимую божественную мощь и стереть все сущее с лица целой планеты, меня пробила короткая дрожь.

«Я стал смертью, разрушителем миров…» — всплыли в памяти давно прочитанные слова.

«Спокойно... Спокойно… Кстати, а как там наш Икари-младший? Как ни странно, неплохо — мандражирует, и напряжен весь, но страха почти нет. Это что же, плоды годичного «воспитания», или посеянной мной же уверенности, что душа матери в «Еве» ни за что не даст его в обиду? А может, и то, и другое»?

— Первая стадия синхронизации завершена!

— Начать заполнение контактной капсулы!

Тихое гудение, и в капсуле начала быстро прибывать пахучая желто-оранжевая жидкость, а из динамиков донесся голос Рицко:

— Синдзи, не волнуйся. Это LCL, специальная жидкость, она заполнит твои легкие и позволит снабжать организм кислородом напрямую. Вдобавок она исполняет роль гидроамортизации при резких маневрах Евы и служит проводником нейроимпульсов, так что ты сможешь с нами общаться. Будет немного неприятно, но нужно потерпеть.

— Как скажете, — ответил я, глядя, как LCL стремительно затапливает капсулу, уже добравшись до моих колен.

«Теплая, почти как кровь… И пахнет так же…»

«Ну что ж…» — Нервный смешок — «Плывущий на смерть ихтиандр приветствует вас!»

Дождавшись, когда жидкость скроет меня с головой, я выдохнул до конца остатки воздуха и, что есть силы, одновременно носом и ртом втянул в себя LCL.

Твою ж мать!!! «Немного неприятно»..?!!

Носоглотку и легкие пронзительно обожгло — эволюцией хомо сапиенсов как-то совершенно не было предусмотрено, что чрезмерно умные взрослые будут закатывать детей в железные банки, и заставлять дышать кровью каких-то неведомых протосуществ. Полыхнувшая огнем грудь зашлась рефлекторным кашлем, но воздуха вокруг уже не было, и каждая новая попытка вдоха еще больше заливала дыхательные пути. В ушах снова возник шум, сердце начало колотиться как бешеное, а к веселью вдобавок присоединился и желудок, скрутившийся в неудержимом рвотном спазме. И я порадовался, что с самого утра ничего не ел.

«Вот как, значит, тонут моряки в подлодках: темнота, низкий потолок над головой, дикий, животный ужас и режущая боль в заливаемых водой легких…»

Я терпел все это, сжавшись и распахнув рот, дергаясь всем телом и стиснув рукоятки до хруста в суставах. Наконец организм, поняв, что все еще жив, начал успокаиваться, хотя ощущение налитой тяжести в груди было весьма непривычно. Приведя мысли и ощущения в порядок, я пришел к выводу: да, дышать этим можно, но жидкость все же не воздух — приходилось прилагать некоторые усилия, чтобы втянуть LCL в легкие... Но даже редкого поверхностного дыхания вполне хватало, чтобы не ощущать удушья. Скорей всего, «ангельская кровь» была куда более богата кислородом, чем атмосфера нашей планеты, хотя вот вкус от нее во рту… Мда, с глубокого перепоя паленой водкой под луковицу и плавленый сырок, — и то бывало лучше.

LCL вокруг меня благодаря своей температуре почти не ощущалась, но вот пропитавшаяся жидкостью одежда неприятно повисла на теле мешающей, липкой пленкой. Видимость была никакая, нащупав пуговицы, я содрал с себя рубашку, и засунул ее себе под ноги.

— Как ты, Синдзи? — прямо в голове раздался обеспокоенный голос Мисато. Он звучал четко, ясно и узнаваемо, но с легким, едва заметным вибрирующим эхом.

— Нормально. Отращиваю жабры, — посылаю в ответ, беззвучно проговаривая фразы и открывая рот, как рыбка в аквариуме.

Мой «мысленный голос» воспринимался аналогично, но чтобы он именно передавался, как по связи, приходилось делать определенное усилие. Как интересно…

Поняв, что со мной и впрямь все в порядке, господа из NERV-а продолжили свою деятельность.

— Начать подключение к основному источнику питания!.. Подать напряжение на цепи. Ноль-три!.. Ноль-пять!.. Необходимое напряжение достигнуто!

— Приступаем ко второй стадии синхронизации! Соединение капсулы с нервом А-10 в рабочем состоянии!

— Язык интерфейса — японский!

— Синаптические связи установлены!

— Тест-импульсы прошли!..

— Нервные соединения в порядке!

— Контрольная таблица пройдена до 2540 пункта!

— Приступаем к третьей стадии!

— Поляризация LCL!

Капсула изнутри озарилась настоящей цветной феерией — вспышки, полосы, движущиеся световые кольца, и натуральная сияющая звездная пыль. Красиво… Словно летишь в прозрачном коконе сквозь неведомое пространство.

— Контрольная таблица пройдена до 2580 пункта!

— До абсолютной границы осталось один-девять, один-семь…

Цветное мельтешение не ушло даже с зарытыми глазами, я расслабился и откинул голову на подголовник.., — и тут на меня накатило ЭТО…

Сначала несильно заныл позвоночник и основание черепа, — а потом все вокруг исчезло, голоса замолчали, и я на пару долгих мгновений словно повис один в кромешной тьме, где меня коснулось… Нечто.

Не знаю, как это описать, но оно именно обтекло меня: взглянуло тысячей глаз, окутало холодной, невесомой, концентрированной темнотой, подобной вуали, поддержало контакт еще несколько секунд, и… начало отдаляться.

А внутренняя поверхность контактной капсулы мгновенно расцвела красными шестиугольниками с повторяющейся в каждом черной надписью: «ERROR!» «ERROR!» «ERROR!»

Командный Центр Геофронта выглядел так, как если бы заметно увеличенный космический Центр управления полетами располагался в каком-то большом скальном гроте. При этом одна из его стен, по сути, являлась сплошным громадным экраном, а две трети пространства самого зала занимало плоское цветное голографическое изображение местности, испещренное многочисленными и ежесекундно меняющимися отметками, на данный момент отображающее полную трехмерную схему Токио-3.

Все остальное место, собственно, и являлось Центром управления — возвышающаяся над объемным тактическим столом трехъярусная конструкция, похожая на корабельный мостик практически в натуральную величину, вмещала в себя рабочие места двух десятков операторов, центральный узел управления, и пост Командующего NERV, расположившийся на самом ее верху.

— Контрольная таблица пройдена до 2585 пункта!

— До абсолютной границы осталось один-девять.., один-семь…

— Фиксируем начало сведения гармоник!

И тут напряженную рабочую атмосферу и негромкие переговоры персонала перекрыл басовито мяукнувший ревун и последовавший за ним пронзительный писк аппаратуры, а половина информационных панелей окрасилась в тревожный красный цвет.

Тотчас помещение заполнилось множеством поступающих докладов:

— Импульсы слабеют!

— Замедление на третьей стадии!.. Остановка!

— Последовательное отторжение соединений нервного центра!

— Сбой синхронизации!

— Что? — у присутствующего на командном мостике Икари Гендо на худых скулах вспухли желваки, и он порывисто шагнул вперед, сжав руками парапет. А доктор Акаги Рицко медленно обернулась, и поглядела на него снизу вверх с недоуменно-встревоженным лицом, словно задавая немой вопрос: «Как? Почему? Вы же обещали…»

— Этого не может быть!.. — недоверчиво пробормотал нахмурившийся мужчина. И резко скомандовал:

— Повторить процедуру! Немедленно!

Никто этого не видел, но за линзами очков его глаза стали черными и пустыми, как два ведущих в никуда провала.

— ...Повтор инициации комплекса А-10!

— Попытка восстановления нервных соединений!

— Поднять напряжение на три единицы!

— Контрольная таблица пройдена до 2440 пункта!

— Сведение гармоник…

— Отказ! Центральная нервная система «Евангелиона» отторгает соединения!

На вспомогательном боковом мониторе две разноцветные синусоиды начали разбегаться, даже не успев соприкоснутся.

— Сбой синхронизации!

Пальцы Командующего, затянутые в перчатки, с такой силой сдавили стальной поручень, — что, казалось, сейчас на белой ткани расплывутся красные пятна от брызнувшей из-под ногтей крови.

— А я предупреждал о подобной возможности, — негромко произнес Козо Фуюцки. Сухопарый пожилой человек с зачесанной назад почти полностью седой шевелюрой, заложенными за спину руками и прямой осанкой, которую только усиливал отглаженный и наглухо застегнутый коричневый форменный китель, все это время молча стоял за спиной Икари. — Вероятность успеха была большой, очень большой, но все же не стопроцентной. Полагаю, нам стоило…

— Сейчас не время анализировать наши просчеты! — бесцеремонно оборвал его мрачный, как туча, Гендо. — Речь уже идет не об активации «Евы-01», а об элементарном выживании. В данный момент ни Рей, ни «Нулевая» непригодны для обороны Геофронта. Так что выбора у нас не остается — во избежание катастрофы все-таки придется действовать по крайнему варианту. Хотя я по-прежнему не одобряю использование этой ударной единицы, и ее пилотов. Впрочем, альтернативы все равно нет. Но получится ли у них?

— Один раз уже получилось, хоть это и было довольно давно, — улыбнулся Фуюцки углом рта. — Но зато и цель теперь всего одна, а не целая американская эскадра… Уверен, они справятся.

— Надеюсь на это, — коротко кивнул Гендо, и, чуть повысив от природы глухой голос, отдал приказ:

— Капитан Кацураги! Свяжитесь с войсками ООН и командованием наземного периметра обороны. Пускай бросят в бой все силы, поднимут резервные автофорты, но выиграют нам еще минут десять-пятнадцать. Любой ценой!

Взгляд Икари перешел с шагнувшей к пульту связи Мисато на выжидающе глядящую на него блондинку в белом лабораторном халате.

— Доктор Акаги! Запасной план. Вы знаете, что надо делать.

Рицко, коротко вздернув подбородок, развернулась и начала отдавать четкие команды:

— Внимание! Запускаем резервный вариант! Начать переключение основных энергетических магистралей на ангар «Д»! Завершить предстартовую подготовку «Скади» и ее систем вооружения! Пилотов доставить к контактной капсуле! Пятиминутная готовность!

Гендо тем временем обратился к Фуюцки:

— Полагаю, вам стоит спуститься в ангар «Д» для контроля. В конце концов, они же ваши… протеже.

Тот молча кивнул, и направился к лифту.

— Но все же почему… — прошептал оставшийся на мостике Икари, глядя вниз, на закипевшую работу подчиненных. — «Ева-01» должна была принять Синдзи. Она обязана была это сделать! Тогда — почему?!..

* * *

«ERROR»? А ведь я знаю, что это... — несмотря на окружающую меня теплую жидкость чуть выше температуры тела, меня пробил натуральный озноб. — Это очень и очень хреново, господа-товарищи — «Ева» не желает со мной синхронизироваться! Че-е-е-ерт…»

— Синди!.. Синдзи, едрить тебя налево!!! А ну выметайся с задних рядов, — ты, последняя надежда рода человеческого! Прыгай за рычаги!

И я мысленно попытался как можно сильнее сжаться, отдалиться «за кулисы», пропуская Сина «к рулю».

— А?.. Что? Что мне делать? — хоть паренек был явно обескуражен, но не паниковал, и это было хорошо.

— Я-то откуда знаю?! В этой Еве душа не моей матери, вообще-то!.. Попробуй позвать ее, попроси ее… Ведь если она нам не поможет — то все, приехали. Конечная станция.

— Хорошо… Я попробую… — голос Синдзи в мыслях звучит тихо и робко. — Мама?.. Ты… Ты слышишь меня?

— Нет, боюсь, не слышит, — стараясь говорить как можно спокойнее, несмотря на нервное потряхивание, перебил его я. — Душа твоей мамы… Как бы тебе объяснить… Она спит где-то там, внутри. И спит очень крепко. Но, как любая мать, она все равно чувствует своего ребенка. Помнишь, что я тебе рассказывал? В том сериале «Ева» защитила тебя от падающих стальных балок, прикрыв рукой даже безо всякой синхронизации! Просто потому, что ты был рядом, и она ощутила твой страх, твои эмоции. Так дай ей сейчас почувствовать тебя! Вспомни, вытащи из памяти все, что ты помнишь о матери — и думаю, тогда она тебя услышит.

— Но я мало что помню о маме, Тора-сан!.. А то, что помню, — все так… размыто…

— Попробуй, Синдзи. Пожалуйста! Считается, что в памяти человека остается все, начиная с боли первого вдоха и вкуса первого глотка воздуха. И что-то мне подсказывает, что это место должно только помочь тебе. И я тоже помогу!

Я мысленно, но максимально четко представил, как кладу руку ему на плечо, делясь уверенностью и поддержкой.

— С твоей-то небогатой на радость жизнью, Син, это должны быть одни из самых первых светлых воспоминаний. Они точно не могли никуда пропасть! Найди их... и просмотри, проживи их снова.

— Х-хорошо…

И спустя несколько томительных секунд ожидания, окружающий нас зыбкий, бесконечный мрак пробили яркие, словно распахиваемые в кромешной темноте громадные светлые окна, медленно тающие вспышки образов.

И каждый из них, этих осколков чужой памяти, вонзался в самую глубь моего разума, истаивая там, и заставляя на какое-то короткое время почувствовать себя другим человеком. Видя и переживая моменты из детства Икари, я ощущал удивление нынешнего Синдзи-подростка, изумленного тем, что он действительно все это помнит; и одновременно — окутывался облаком нехитрых эмоций и чувств Синдзи-ребенка, теплыми и невесомыми, как пух.

Вспышка!

...Меня держат большие, мягкие руки, на которых так сладко и спокойно засыпать… Заслонивший весь свет силуэт, наклонившийся надо мной, и пахнущий чем-то вкусным и родным… Нежные, ласковые пальцы, гладящие детский лобик… «Спи, Синдзи, спи… Сладких снов…»

Вспышка!

И вот уже — слепящие утренние лучи солнца… Тесная кухня, детский стульчик; нечеткая, но узнаваемая фигура молодой женщины… Короткие каштановые волосы, обрамляющие лицо… Скользкая, упругая соска на бутылочке, которую так неудобно сосать… «Сынок, не капризничай — попей молока...»

Еще вспышка!

...Громадный окружающий мир… Поразительно яркие, пусть и слегка расплывчатые краски… Стул и стол, до которого не дотянуться… Первые шаги, покачивающийся пол… Любопытство… Радость… И снова — знакомые руки, подхватывающие и не дающие упасть… Добрый, сердечный смех…

Карминовый всполох — уже не такой яркий, но гораздо более четкий, как будто с наведенной резкостью.

Кровать… Боль в груди... Кашель… Жар… Душное одеяло... Горькие таблетки... И уже ясно различимая Юи Икари, сидящая с книгой на краю кровати, и негромко читающая сказку про Урашиму Таро, сына рыбака и подводную принцессу — дочь дракона… И усталый голос матери, от одного звука которого уже становится легче…

Очередное полотнище света ослепительно вспыхивает, складываясь в пронизанную светящимися нитями картину.

Большой бело-красный мяч старается укатиться под стол. Догоняем, с удовольствием хватаем, и тащим за собой…

— Ого, Синдзи, ты сам его поймал?! Какой молодец!

Радость, незамутненный детский восторг от похвалы захлестывает, как горячей волной... И, неожиданно для себя…

— Каа-чан!

— Ох!.. — изумленный всплеск руками. — Гендо, ты слышал?! Синдзи сказала «мама»! Ах ты мой сынок…

— Каа-чан! Каа-чан! Каа-чан!..

«Ка-чан, ка-чан, ка-чан, ка-чанн, ка-чанннн, к-кка-ч-щщщааааанннннн…» — вспышка-воспоминание внезапно пошло рябью; прозвучавшее короткое японское слово протяжно завибрировало, растянулось, размножилось многоголосым звонким эхом детских голосов. Рассыпалось и полетело во все стороны брызгами бенгальского огня, превратив бесконечный холодный мрак в ночь завораживающего звездопада…

...И что-то в неуловимый миг изменилось.

Вокруг больше не было стылой, чуждой черноты — лишь непередаваемое, ошеломительное ощущение всеобъемлющего, абсолютного умиротворения, защиты и покоя.

Как спящая мать, подчиняясь древнейшим инстинктам, машинально, не просыпаясь, начинает гладить тревожно заворочавшегося ребенка, — или дремлющая кошка, что, не размыкая глаз, прижимает к себе пискнувшего детеныша и сворачивается вокруг него клубком защиты и тепла, — так и «Ева-01» вдруг вобрала, втянула нас с Сином в свою, мгновенно ставшую мягкой и уютной, безграничную темноту...

* * *

Тревожные зуммеры и писк контрольных систем стихли так же неожиданно, как и появились, а помещение командного мостика Центра управления внезапно наполнилось звуками оживающей аппаратуры.

— Ак!.. Акаги-сан!!! — от волнения сбившись, внезапно подала голос Майя Ибуки. — Семпай! С-с-синаптические связи с Евой-01 вновь установлены!..

— ...Это как??!.. — уже направившаяся было вслед за Фуюцки к лифту Рицко резко повернулась, и, взметнув на ходу полами халата, подбежала к девушке-оператору.

— Понятия не имею!.. — докладывала та, глядя на прыгающие изображения и диаграммы. — Но… смотрите! Нервные соединения комплекса А-10 и контактной капсулы восстанавливаются!!!

Чудеса, впрочем, на этом не закончились — тут же последовал рапорт другого оператора:

— Внимание, инициирована третья стадия синхронизации!

— Инициирована?.. Кем? — плотно сжав губы, Акаги нависла над плечом Майи, недоверчиво нахмурившись и напряженно глядя на бегущие по экранам данные.

— «Ева»… «Ева-01» самопроизвольно возобновила активацию! — ответила та, нервно покусывая губы, и протянула руку к вспомогательной клавиатуре. — Принудительно прервать?.. Аварийный выброс капсулы?

— Отставить!!! — тут же упало тяжелое, как валун, слово быстро вставшего с кресла Командующего. — Энергетические магистрали еще не переключены? Отлично... Резервному плану — отбой! Продолжить последовательность активации «Евы-01»!

— Есть!

И в командном центре NERV в третий раз за немногим более получаса зазвучала перекличка:

— Контрольная таблица пройдена до 2550 пункта!

— Импульсы стабильны!

— Контрольная таблица пройдена до 2590 пункта!

— Все гармоники в норме!..

— Есть сведение!

— До абсолютной границы осталось ноль-пять.., ноль-два… Пункт 2600! Абсолютная граница пройдена!

Панели группы контроля и управления расцвели изумрудной зеленью.

— Синхронизация — 53%!.. «Евангелион-01» активирован!

И Макото Хьюга довольно сверкнул улыбкой, переглянувшись с Аобой Шигеру.

— ...Невероятно… — не веря своим глазам, покачала головой Акаги Рицко.

* * *

Согласен, это было невероятно.

Правда, думал я так совсем по другому поводу — теперь я отлично понимал Аску, для которой пилотирование «Евангелиона» стало единственным смыслом жизни, целью и предназначением, которые практически невозможно чем-то заменить.

То, что я сейчас чувствовал… Великие боги!

Благодаря кибернетическим имплантатам громадного биомеханоида, сплавившим воедино наши нервные системы, я целиком и полностью ощущал «Еву». Не совсем как самого себя, — но что-то очень и очень близкое.

Обзор радикально изменился, и он совершенно отличался от того, что я видел в сериале — LCL и стенки капсулы буквально исчезли, став прозрачными до полной незаметности. Тактильные ощущения от соприкосновения с ложементом, — как, впрочем, и само чувство собственного, человеческого тела, — теперь воспринимались как-то смазанно, отдаленно и нечетко. Примерно как от качественно отсиженной руки или ноги. Или лицевых мышц после анестезии стоматолога.

Бросьте — какой там вид «будто из самолетной кабины», какие там еще «рычаги управления» с кнопочками и гашетками, что были в сериале… Я попросту слился с «Евой», и большей частью сознания воспринимая ее, как свой собственный организм.

Зрение стало нереально четким, цвета — объемными и насыщенными; вдобавок, на периферии и внизу поля обзора порой возникали слегка светящиеся текущие столбцы информации, строки каких-то данных и цифр. Любой предмет или человек из снующего по ангару техсостава, на котором я задерживал взгляд, через пару секунд обрамлялся кольцевой прицельной окружностью с вращающимися по кругу цветными лимбами и шкалами, идентификационной информацией, данными о расстоянии, скорости, — и даже резервной меткой необходимого выноса упреждения на случай открытия огня, как будто я глядел на мир через фантастически навороченный авиационный ИЛС.

«Вот это да-а-а!.. Было бы такое — и в танке…»

Но самыми поразительными были вовсе не эти впечатляющие, но явно технические фокусы.

Сначала меня заставил оцепенеть тот самый, характерный фоновый звук, что слышали все пилоты, синхронизировавшиеся с «Евами». Он действительно имелся и здесь: но то, что я слышал в аниме через наушники или колонки, не шло ни в какое сравнение с реальностью. Низкий, глубокий, звучащий как гуляющая в пределах двух-трех полутонов басовитая нота некоего торжественного-мрачного органа, — этот звук, казалось, пронизывал все сущее, и растекался плавными волнами над всем миром. Его едва заметные вибрации воспринимались даже не слуховыми и нервными окончаниями, а словно напрямую разумом, даря чувство какого-то форменного сатори...

Однако, «чувство Евангелиона» этим не ограничивалось.

Зажатое в удерживающие механизмы и закованное в броню, громадное киборгизированное тело было горячим, могучим, — и… живым. Я ощущал жар мышц и ток крови, вес доспехов, дискомфорт от внедренных в плоть бесчисленных имплантатов, и практически видел каким-то внутренним зрением, как по внешнему кабелю в Еву вливался жгуче-холодный синеватый поток. Втекающий в спину, в районе груди он преобразовывался и расцветал, сплетаясь воедино с сияющей паутиной привычной для «Евангелиона» энергии, что растекалась по всему телу красно-оранжевыми, мерцающими, ветвящимися и переплетающимися струями, напитывающими гигантское тело титанической силой.

И в сочетании с «зовом Евы», как я мысленно окрестил звучащий у меня прямо в голове несмолкаемый акустический фон, это чувство давало такой эффект, что я подумал: а не видят ли сейчас на мониторах слежения господа из NERV натурального наркомана под дозой — с полузакатившимся глазами, и блаженно-безумной ухмылкой?

Но и это казалось совершенно неважным — ощущение синхронизации с Евой наглухо перекрывало все остальные чувства. Мощь, такая безграничная мощь… Казалось, стоит лишь двинуться — и мы легко освободимся, играючи выворотив все эти нелепые, сковывающие нас конструкции.

От этой мысли я совершенно машинально слегка дернул рукой — и тут же снаружи послышался протяжный стон и скрежет деформирующегося металла, грохот чего-то рушащегося, и встревоженные людские крики.

— Синдзи, ты что творишь?! — тут же раздался в голове обеспокоенный голос Мисато.

— А-аа… что случилось?

— Не двигайся, «Ева» еще не готова к управлению!

— О, хорошо, как скажете…

Тем временем скороговорка людей, проводящих завершающие пусковые операции, продолжалась:

— ...Откачка охладителя завершена!

— Приготовиться к движению! Отключить фиксаторы!

— Отвести технические аппарели!

— Гидравлические стопоры — убрать!

— Освободить крепления с первого по пятнадцатое!..

— Внутренние батареи — заряд 100%!

— Разъем внешнего источника — в норме!

В ангаре дважды предупреждающе рявкнула сирена, и прозвучал усиленный динамиками голос:

— Внимание! Разблокировка транспортной платформы! Начать движение на стартовый стол!

Картина ангара начала отъезжать от меня, одновременно опускаясь вниз — L-образная платформа с закрепленным на ней «Евангелионом» поползла назад и вверх: к стене, для стыковки с вертикальными рельсами катапульты.

Рывок, остановка, короткий визг сервомоторов где-то внизу. А сверху — многократно повторенный, затихающий лязг переборок, открывающих путь до самой поверхности.

— Платформа-01 на стартовом столе! Катапульта — питание подано!

— Шахта свободна! Готовы к запуску!

Вряд ли в этом случае Мисато поинтересовалась у Командующего, уверен ли он в своем решении, потому что ее команду «Пуск!» я услышал по связи почти сразу же.

«Па-а-а-ехали!»

Акаги не обманула: LCL действительно отлично исполняла роль гидрокомпенсатора — во всяком случае, чудовищное ускорение электромагнитной катапульты, швырнувшей черт-знает-сколько-тонную тушу Евы отвесно вверх по транспортной червоточине, я почувствовал лишь как сильный толчок, и почти сразу ослабевшее давление по всему телу. Но визуально скорость подъема была еще та — освещенные стальные стены тоннеля слились в сплошную серую полосу, а расстояние до свода Геофронта и двадцать четыре бронеплиты его крыши были пройдены со свистом и шипением за каких-то десять секунд... Лишь слегка затормозив на последнем участке, «Ева-01» выросла из-под земли посреди Токио-3.

Снаружи день уже клонился к вечеру, и понемногу сгущались сумерки, но показанной в каноне уже наступившей ночи еще не было. Хотя вряд ли это что-то бы решало — тому, кто пилотировал «Еву», было, в сущности, безразлично текущее время суток.

Вопросом «Где же Ангел?» долго задаваться не пришлось. Маршрут движения Сакиила было трудно не заметить — цепь разрушений, столбов дыма от избитой и покореженной техники, уничтоженных оборонительных сооружений и разгорающихся на земле пожаров четко указывала его путь, идущий ровно по прямой к центру Токио-3. Оканчивался же он в каких-то паре километров от места моего подъема. По крайней мере, именно туда лупили из всех стволов автофорты системы обороны, установки залпового огня, расположенные на соседних холмах, и вставшие на окружных дорогах несколько танковых батальонов.

Шквал огня был таков, что сквозь плотную стену вспышек разрывов, пыли и дыма Ангела было попросту не видно. Хотя электроника кокпита мигом отрисовала скрытый силуэт, заключив его во вписанный в окружность мерцающий треугольник, снабдив данными о расстоянии, скорости движения и красной меткой «PRIMARY TARGET».

«...Вот ты где…»

— Синдзи! — Отвлек меня от созерцания городских панорам и совсем близкого противника голос Мисато. — Ты готов?

— Что?.. — откликнулся я. — Да, готов!

— Разблокировать предохранительный замок! «Евангелион-01» — старт!

И черно-фиолетово-зеленая фигура, выскользнув из креплений платформы, слегка осела и как бы ссутулилась вперед, сохраняя вертикальное положение.

— Синдзи, слушай, управлять Евой не сложнее, чем собственным телом, — вклинился в канал связи уверенный голос Акаги. — Просто представь, что ты делаешь шаг…

— ...Вот так?

И «Евангелион», впечатав бронированную ступню в пошедший трещинами асфальт, сдвинулся вперед.

«Зачем мне что-то представлять? Да я сейчас и есть «Ева»!..»

— Он идет!.. — раздалось чуть приглушенно, а я, сделав еще несколько шагов и развернувшись слегка боком, поглядел на настоящую серую тучу в конце улицы, которая медленно расползалась и оседала — войска и орудийные системы Токио-3, наконец, прекратили огонь.

— И что дальше?

«Да, давайте, посоветуйте мне еще что-нибудь…»

— Тебе нужно разрушить ядро Ангела — ту красную сферу, выступающую у него на груди. — Быстро перешла к сути Рицко. — Уничтожишь его, уничтожишь и противника.

— Хорошо, я попробую. Что у меня есть из оружия? — поинтересовался я, в принципе, уже заранее зная ответ. Нет, ну — а вдруг..?!

— Квантовый клинок для ближнего боя в правом наплечнике.

«...Да, мечтать не вредно…»

— И все? Против вот этого монстра с дальнобойным лучевым оружием, который еще и взлетать может, вы выпускаете меня только с одним ножом? — уточняю я. Впрочем, без особого возмущения, — скорее даже слегка удивленно.

— Это не просто нож! Активированный квантовый клинок способен рассечь практически все, что угодно. Оборудование Евы класса «В» — это…

— Неважно. Значит, только нож…

— Не совсем, — после небольшой заминки ответила Акаги. — Еще у Евы есть возможность устанавливать АТ-поле: своего рода силовой барьер, способный защитить тебя от физических и энергетических атак.

— И какой кнопкой оно тут включается?

— Никакой. Ты должен просто четко пожелать, представить, что создаешь перед собой непроницаемую стену. Для лучшей концентрации можешь подавать голосовую команду, это поможет.

— Вот как?.. — Интересно, а в аниме Синдзи так не инструктировали. Видимо, логичности в этой вселенной все же будет немного побольше. — Тогда не отвлекайте меня.

«Нож…» Я поднял правую руку к плечу, и в раскрытую ладонь послушно легло выдвинувшееся из открывшегося пилона оружие. Хм… А оно тут вовсе не походило на канцелярский резак по картону со скошенным концом — толстая рукоять с выступающими по бокам желтыми треугольниками гарды; матовое, сужающееся к острию лезвие, как у римского меча-гладиуса, и узкая сквозная прорезь по центру клинка.

Что ж, ножичек внушал уважение. Я слегка провел им слева направо, и снова заметил то, что почувствовал еще при первых шагах: все мои движения выполняются точно и верно — однако хоть и с небольшой, где-то около полусекунды, но все же задержкой...

Не годится.

Это в онлайн-играх высокий пинг — лишь досадная неприятность. Тут же киллом перса или упущенным фрагом дело не обойдется.

— Синдзи? Слышишь меня? Мало… Этого мало! Надо еще усилить синхронизацию.

— Хорошо, я попробую…

— Нет, не ты! Мы попробуем!

И руку Синдзи, которую тот в своем воображении положил на ядро Евы, я так же мысленно накрыл своей. Синхронизация запущена, и не нужно больше прятаться от сущности Евы, — или от души Юи Икари? — кто их там разберет… Наоборот — стоит показать, что мы с Синдзи, пусть и искусственно скованные столь своеобразным симбиозом, но все же заодно.

— ...Давай!

И Син тихо произносит, уже не вызывая в памяти фрагменты прошлого, а лишь вспомнив о них, и сразу же засветившись, как маленький, но яркий огонек:

— Мама, пожалуйста…

И спящая «кошка-мать» отозвалась, еще крепче прижав к себе обоих «котят» — родного и приблудного.

Глаза на секунду залил золотой свет, а в лабиринтах закоулков сознания, как подхваченные ветром осенние листья, пронеслись чьи-то голоса, неясный шепот и далекий, звенящий смех… Это длилось буквально мгновение, а затем легкое эхо донесло возбужденную скороговорку операторов:

— Внимание, фиксируется рост синхронизации!.. 66%!.. 70%!.. 78%!.. 84%!

— Синдзи, что с тобой происходит?! — судя по голосу, Рицко была очень встревожена. — Синдзи, ответь!..

— Со мной все в полном порядке, Акаги-сан, — с удовлетворением ответил я. — В полном. Мисато-сан, мне можно действовать?

— Э-ээ... Да, Синдзи... Действуй. Но будь осторожен.

— Хорошо.

Да, все-таки почти сотня процентов синхронизации — это что-то. Граница между своим телом и телом Евы практически стерта: я — это она, она — это я. «Евангелион», выставивший вперед левую ногу, чуть пригнулся, перенося вес на немного согнутую другую, одновременно вытянув вперед левую руку и отведя назад вооруженную правую. Почти как стойка «кокутцу-дачи» в каратэ...

Итак, как будем воевать?

В тех событиях, что я знаю, Синдзи, сумев сделать лишь один шаг, споткнулся уже на втором. И благополучно рухнул прямо под ноги к подошедшему Ангелу, — который деловито поднял безвольную тушу Евы, сломал ей для начала руку, а потом начал методично долбить «Ноль первой» голову, через некоторое время успешно ее пробив. Пилот к тому времени уже отрубился от обилия не самых приятных ощущений, а «Ева» озверела, и уничтожила Ангела, — попросту разорвав того, взяв голой силой.

Боюсь, что в нашем случае такой сценарий не годится, так что будем для начала действовать вдумчиво и взвешенно.

Зажатый в руке нож оставим на случай контратаки — сам я в объятия Сакиила прыгать не собираюсь, а вот АТ-поле… Эта штука куда как серьезнее. И напрасно его Акаги назвала исключительно защитной способностью. Вообще-то и щитом в рукопашной схватке можно натворить немалых дел — читал я всякие исторические книжки, да и на бои толковых реконструкторов посмотреть доводилось...

АТ-поле вроде как формируется в одной плоскости, и может закрыть меня целиком. Но вспоминая, что выделывали в сериале с этим полем и «Ева-01», и Ангелы, — становится понятно, что тут зарыт целый кладезь возможностей. Вопрос только в умении им управлять.

Вот сейчас и будем учиться: тем более, что Сакиил все ближе.

Представить, значит… Ну, вот на что-что, а на воображение я никогда не жаловался, так что… «Вы хочете песен? Их есть у меня!»

Левую кисть со сжатыми в кулак пальцами начинает слегка покалывать, — по ощущениям, в ней словно начинает разгораться комок огня... Еще… Еще… Еще немного…

Из занесенной руки ангела, подошедшего на сотню метров, вылетел уже знакомый пурпурный луч-пика. Возможно, он метил мне прямо в глаз, — но одновременно с этим и «Ева» выбросила вперед растопыренную ладонь, от которой в стороны полыхнуло золотистое сияние, формируя концентрически расходящиеся прозрачные восьмиугольники.

«Получилось…? Нет!!!»

АТ-поле развернулось, но оказалось до обидного малым, — словно я вознамерился закрыться от атаки Ангела чем-то вроде маленького дуэльного щита. Пика пурпурного света, скользнув по краю поля, прошла дальше, и едва успевшей наклониться в сторону Еве срезало левый пилон вместе с наплечником. А после и сам биомеханоид, чье резкое движения я не рассчитал, как подвыпивший, завалился боком на одно из зданий.

«Тц-цц… — зашипел я от досады и боли: левое плечо жгло немилосердно — видимо, оружие Сакиила разом вскрыло броню до самого тела. — Хилое какое-то вышло поле… А ну — подъем!»

Ангел, нависнув надо мной, вновь заносил свою куриную лапу для удара, но «Ева», что было сил оттолкнувшись от изрядно покореженного строения, встала на ноги, и… ее едва снова не повело, — но уже на другую сторону улицы.

Еще немного — и я начну рычать от злости! Все плюсы четкой управляемости при высокой синхронизации портили банальное отсутствие опыта пилотирования, и неумение точно дозировать усилия! Ощущения были прямо как от кружки домашней вишневой наливки: голова ясная, а вот ноги — ватные. Хотя мне еще повезло, что и Сакиил оказался тем еще тугодумом, предваряющим каждое свое действие паузой в одну-две секунды. Выпади мне первый бой с кем-нибудь типа Рамиила или Зеруила — и местный «Евангелион Нового Поколения» кончился бы, даже толком не начавшись.

А так — я еще успел и восстановить равновесие, и разорвать дистанцию, прежде чем Ангел, повернувшись, снова направился ко мне.

«...Так, спешить, собственно, пока некуда. Пока Сакиил считает меня угрозой, попыток прорваться в Геофронт не будет. А времени у меня достаточно: благо, кабель питания вполне цел. Значит — будем импровизировать. Но что-то советницы мои притихли…»

Только сейчас я понял, что с самого начала боевого соприкосновения с Ангелом я не слышу ни переговоров техслужб, ни самих Рицко с Мисато. Связь как ножом отрезало... И, кажется, я знал, кого за это благодарить. Вон она, — мобильная установка РЭБ, — топает ко мне, снова поднимая свою когтистую граблю.

В первый раз АТ-поле вышло слабым и небольшим, — и выводы из этого я сделал. На этот раз в левой руке собрался уже не комок огня: там полыхало настоящее небольшое солнце, стягивающее в себя энергетические потоки со всего организма «Евангелиона».

И «Ева» еще раз выставила перед собой руку с разворачивающимся на ладони остроугольным золотистым цветком.

«Ой!.. Прошу пардону…» — пронеслось в голове.

Ну, вот почему у меня выходит то пусто, то густо?!.. Рванувшее во все стороны АТ-поле перекрыло не то, что Еву — всю улицу, при этом далеко выйдя за ее пределы. Поставленное слегка под углом, оно, как бритвой, наискось срезало верхушки несколько попавших под удар зданий, — чьи обломки с грохотом обрушились вниз, подняв плотные, серые клубы по обеим сторонам проспекта, ставшим полем боя.

А «джедайский меч» Сакиила уже уперся в пленку поля, слепя пульсирующей вспышкой, как гигантская электросварка.

Удар!

Удар!

Еще удар!..

Сакиил, с размеренностью машины для заколачивания свай, выбрасывал из руки луч, стараясь пробить внезапно возникшую преграду.

«Не-еет, родной… Я не Гендальф, а ты — не Балрог: но здесь ты точно не пройдешь… А если — вот так?!»

И снова, сжав «солнце» в кулаке, со всего размаху, — но, уже не ставя защитную стену, а будто отпуская с ладони в надвигающуюся тушу Ангела туго сжатую пружину…

...Что там говорила доктор Акаги..? Голосовая команда может помочь? Так почему бы и нет?!

— АТ-филд — тенкай!..

Вот так! Сорвавшееся с руки Евы-01 узконаправленное АТ-поле из пакета нескольких светящихся восьмиугольников врезалось в верхнюю часть туши Сакиила не хуже легендарной палицы Ильи Муромца, сбив того с ног, и отшвырнув по улице на несколько кварталов назад.

Я довольно оскалился. Первый блин традиционно вышел комом, — но кто сказал, что я опущу сковородку? Сосредоточенность, и четкое представление, что именно надо делать, помноженные на отзывчивость «Евангелиона», оказались способны на очень многое...

Холодная злость, и жгучий ток распирающе мощной энергии в остро ощущаемом громадном теле…

...Видение не своими глазами: то набиравшее потрясающую четкость, то на миг расплывающееся, — как будто от слез…

Вращающееся прицельные метки, текущие по периферийным зонам зрения нескончаемые потоки каких-то цифр и данных, временами подергивающиеся острой рябью помех…

И «зов Евы», такое впечатление, только набирающий громкость и поменявший тональность, — все больше кажущийся мне предостерегающим рычанием какого неведомого зверя.

Я будто чувствовал это: все возможные линии, все нити вариантов будущего этого мира сходились сейчас здесь, в единой точке, — собираясь в этом, приютившем нас с Синдзи… Создании? Существе? Или, быть может, спящем Божестве, — по незнанию воссозданном наивными, не ведающими, что они творят, людьми?..

Но осью, точкой опоры, вокруг которой мог повернуться — или перевернуться — весь этот мир, отныне была именно она: «Ева-01», поглотившая меня, словно мифический Левиафан — Иону. Вот только вряд ли тот библейский персонаж испытывал к исполняющему божью волю чудовищу какие-то теплые чувства. И это давало кое-какие любопытные параллели.

Ведь если вспомнить, то оригинальный, каноничный Синдзи Икари не любил свою Еву. Он боялся ее, трепетал перед ней, пилотируя «Евангелион» фактически из-под палки. И его эффективность без режима «берсерка» из-за этого была, если уж совсем честно, не очень-то и большой.

...А ведь все могло бы быть иначе...

Взять для сравнения хотя бы опять ту же Аску в ее последнем бою с серийниками: осознав, кто и что есть ее «Ева», она раскрылась ей полностью, — разом подняв свою ударную мощь вдвое или втрое, а может, и еще больше. Жаль, что некому было замерить ее синхронизацию и мощность генерируемого поля в тот момент. И если бы не севшие батарейки, то губастеньким серийным «Евангелионам» пришлось бы ой как несладко — рыжая, войдя в раж, точно рвала бы их до победного конца, наплевав на их чудовищную регенерацию.

Наш же с Синдзи тандем с самого начала верил в «Еву-01», восхищался ей, доверял ей... Есть ли у нее своя собственная душа, помимо резидентной Икари Юи? Возможно, это нам еще предстоит узнать; но за то, что мы с Синдзи без малейших колебаний и страха доверились ей, вошли в резонанс с этим плохо поддающимся описанию гигантским существом и с вплавленной в нее человеческой сущностью, — мы, похоже, уже получили свою награду.

И еще...

АТ-поле в сериале еще называли «светом души». Так неужели та душа, что стала фокусом сил «Евангелиона» и человека, никак не влияет на этот «свет»?.. А я вам не четырнадцатилетний подросток все же!

Тем временем, сбитый, как кегля, Сакиил вспух буграми наращиваемых мышц, и начал подыматься. Неплохо мы его приложили — левый костяной наплечник монстра был расколот и сочился чем-то синим; маска выщерблена с краю, и криво вдавлена в тело, — однако ядро всё еще было цело. Темные дыры в маске Ангела засияли двумя ослепительными звездами, и на нас обрушилась лавина пурпурного пламени.

...Вот же, а?!.. Вот как, как лучевая атака может создавать такое давление? Ева, наклонившись вперед, и упершись отставленной ногой, с трудом сдерживала удар, успев развернуть АТ-поле в защитной формации.

Энергетический залп превратил улицу в пылающий ад. Горело все, что могло гореть, и раскалившиеся здания понемногу деформировались, превращаясь в подобие оплывших восковых кубиков. Две секунды, три, пять — и огненный шквал схлынул, оставив после себя бушующие всюду пожары и ручьи расплавленного камня и металла.

Ну что ж, ответный ход...

«Ева-01», шаг за шагом ускоряясь и переходя на бег, устремилась к уже поднявшемуся Ангелу. Толчок — и удар ногой прямо в центр корпуса!.. Не вышло: Сакиил резко наклонился вперед, и окованная диполимерным титаном гигантская ступня «Евангелиона» врезалась в невидимую преграду, рассыпающуюся концентрическими цветными октагонами, и переливающимися всем цветами радуги, как бензиновая пленка на воде. Да, Ангелы тоже неплохо пользуются АТ-полем. В каноне «Ева»-берсерк, желая добраться до врага, просто прорвала его руками. Я же попробую по-другому — у меня из головы все не шли срезанные, как масло, верхушки зданий, попавших под мою чересчур мощную защитную развертку...

Снова размах, концентрация — и уже знакомое ощущение огненного шара, эдакого «файрболла», в отведенной назад руке. Но на этот раз поле должно быть не бьющей пружиной, и не плотным щитом, а диском: острой, режущей плоскостью. Я видел, я четко и ясно хотел видеть, как оно формируется вдоль громадной ладони Евы.

Удар, снизу вверх и наискось!.. — и АТ-поле Ангела лопнуло, как мыльный пузырь, взаимоуничтожившись с моим. Но тут же, используя замах отведенной руки, «Ева» нанесла второй, секущий выпад уже активированным ножом.

Да, Сакиил успел дернуться, — и атака прошла не в центр его туши, а правее. Но и этого хватило: полыхнув бледным свечением кромки лезвия, тяжелый нож отсек пришельцу левую костлявую руку пониже плеча, в потоках синей жижи рухнувшую на оплавленный асфальт. А повторный пинок снова сшиб его с ног, снеся ангельской тушей еще пару зданий вдобавок к уже разрушенным вокруг.

— Продолжим! — с каким-то остервенением я снова запустил активацию, и оружие еще сильнее начало вибрировать в руке, порождая неприятный высокочастотный свист. — Ребе сказал: рэзать — значит, рэзать!..

Восставший из руин Сакиил, с пузырящейся на месте обширной раны гроздью нарастающей черной плоти, только и успел, что дернуть клювом своей маски, — как квантовый клинок до половины вошел ему в алую сферу ядра: это «Ева», скачком сократив дистанцию до нуля, с размаху пырнула Ангела в его уязвимую точку.

«...Ч-ч-черт...!»

Сопротивление входящему ножу росло все сильнее, и тогда я качнул его вверх-вниз, желая расширить разрез... От утробного воя Ангела заложило уши; мерзкая тварь совершенно не желала умирать — и в левое плечо «Евангелиона», сломав уцелевший пилон и проткнув броню до мяса, вцепилась трехпалая когтистая лапа. А прямо в лицо, в упор, уставилась маска ангела, в глубине черных отверстий которой начали разгораться звезды неминуемого лучевого удара...

«...Ну уж нет..!!!»

Передающаяся боль от повреждений, яростно полыхающее пламя в теле, восторг от пьянящего коктейля силы и злости, — и, чего уж там говорить, слегка измененное состояние разума, — породили ту еще взрывоопасную смесь.

Усиленные металлом пальцы невооруженной руки Евы в ответ с размаху вонзились в черную кожу, рядом с краем белой маски, проникая под нее и выворачивая вбок, в стремлении напрочь оторвать эту псевдоголову — или хотя бы отвернуть ее; а квантовый нож короткими, режущими движениями продолжал входить все глубже в ядро.

«Сдохни!.. Сдохни!!.. Да сдохни же ты, наконец..!!!» — рычал я в такт рывкам.

Изогнувшись, Сакиил все же успел шарахнуть из своих буркал — я дернулся, а левую кисть словно сунули в кипяток, и она мгновенно онемела. Но потом, практически одновременно с визгом-воплем теперь уже точно умирающего Ангела, раздался влажный хруст — и квантовый нож провалился в пустоту.

Ядро раскололось.

Отлично помня, чем кончился в каноне первый бой «Евы», я полагал, что смогу отскочить от врага. Или хотя бы отшвырнуть его ударом ноги, чтобы не попасть под предсказуемую ангельскую самоликвидацию, — но не тут-то было. Издыхающая тварь глубоко запустила когти мне в плечо, а своя левая рука, попавшая под лучевой удар, чувствовалась только от локтя...

А в следующий миг Сакиил, будто раздуваемый изнутри, резко вырос в объеме, растекся склизкими жгутами, — и буквально замотал «Еву-01» в кокон своей плоти.

И словно небо рухнуло мне на голову — глаза залило ало-черной мутью, я внезапно резко ощутил свое дергающееся человеческое тело, больно обжатое со всех сторон горячей жидкостью, а затем… Затем словно сквозь сероватую, истаивающую кусками пелену, я увидел странную картину.

...Это была та же местность Токио-3, узнаваемая по холмам и близкому побережью: вот только здесь уже не было жизни — сушу покрывал сплошным ковром серебристо-серый песок, из которого тут и там торчали остовы изуродованных зданий и перекрученный, ржавый металл. На все это безучастно взирало черное, ночное небо, полное мириадов колючих звезд, а пологий берег тягуче и лениво облизывали волны безбрежного, желто-оранжевого океана.

Однако вполне узнаваемая картина Земли после Третьего Удара имела и некоторые отличия от того, что я помнил по «Концу Евангелиона» — в густом, мертвенно-неподвижном океане, до самого горизонта, плавали некие предметы, похожие на всплывшие на поверхность громадные, в несколько десятков метров, медузообразные пузыри. Сотни, тысячи пузырей… Они светились, слабо пульсировали, вздымаясь и опадая, будто дыша, а желтая жидкость волновалась и закручивалась вокруг них, подобно водоворотам.

Но не успел я толком рассмотреть столь необычные видения, как они исказились, потекли вверх, покраснели, и… превратились в бушующее вокруг меня пламя. Я снова был в «Еве», выстоявшей в эпицентре суицидального взрыва Сакиила, вся мощь которого пурпурной огненной воронкой сейчас уходила вертикально в небо. На расстоянии метров пятисот от меня не уцелело ничего: камень, металл и асфальт растеклись в однородную раскаленную массу, прилипающую к ногам двинувшегося «Евангелиона», как подтаявший в летнюю жару дорожный гудрон.

«Как бы питающий кабель не пережгло, — подумалось мне. — Хотелось бы вернуться своим ходом…»

И именно кабель послужил мне путеводной нитью из этой локальной геены огненной; тяжело ступая вдоль черной, бронированной кишки, я, наконец, вышел туда, где разрушения были не столь обширны, а покореженные и оплавленные строения Токио-3 хотя бы образовывали какие-то намеки на улицы.

Стоило мне покинуть место финальной схватки с ангелом, как я рефлекторно вздрогнул и зажмурился — тишина, нарушаемая лишь непрекращающимся гулом «зова Евы», внезапно взорвалась целой лавиной переговоров вновь заработавшей связи с командным центром. Хотя далекие взбудораженные голоса операторов напрочь забивал дуэт Акаги и Кацураги, настойчиво пытающихся до меня докричаться:

— Синдзи! Синдзи?!

— Каково твое состояние? Ответь!..

— Он вообще жив?

— Разумеется! Телеметрия показывает, что физические параметры пилота вполне удовлетворительные.

— Рицко, но он в сознании?

— Вот этого точно сказать не могу… Но «Ева» двигается, так что…

— А, черт!.. Синдзи, не смей там помирать, слышишь меня?!!

М-да.., на такую экспрессию была способна только Мисато.

— Помирать..? Даже и не собирался… — решил я успокоить этих двух наседок.

— Синдзи!!!.. Ах, ты!.. Как ты… Почему ты молчал??!

— Я не молчал, но стоило мне вступить в ближний бой — и связь отказала. Полная тишина: видимо, Ангел постарался...

— Не исключено… — вклинивается задумчивый голос Акаги. — Изучение записывающих модулей Евы уточнит этот вопрос, и если это подтвердится…

— ...Рицко! Хватит о своих железяках!! У нас тут с пилотом неизвестно что!!!..

— Со мной все нормально, — возразил я. — А вот что с Евой? Вы можете мне вывести картинку вида со стороны?

— Конечно, Синдзи, один момент, — ответила Акаги. И точно, всего через несколько секунд слева внизу, в моем поле зрения, возникло окно видеотрансляции с внешнего источника, — вертолета наблюдения, или, вероятнее, какого беспилотника, несколько штук которых, парящих над Токио-3, было зафиксировано системой целеуказания «Евангелиона».

Мерно шагающая по разрушенным кварталам «Ева-01» выглядела потрепанно, но одновременно грозно и жутко: гигантская долговязая фигура выше самых высоких домов, подсвеченная сзади пожаром, и с недобрым разрезом светящихся пронзительной желтизной глаз. Правда, уже ни разу не зелено-фиолетовая — сплошь черная, в обгоревших, мятых, и густо чадащих доспехах. Оба плечевых пилона отсутствовали — правый был напрочь срезан первым же ударом «джедайского меча» Сакиила вместе с наплечником до слоя теплоизоляции, обнажившего розовато-бурое тело «Евангелиона», подтекающее кровью; а другой пилон, смятый как бумажный, болтался «на соплях» рядом с сильно обожженной левой рукой, — тоже висящей, как плеть. В правой же моя «Ева» по-прежнему сжимала уже деактивированный квантовый нож, весь в запекшейся зелено-синей субстанции, покрывающей руку до самого локтя.

«Да уж… Хорош…» — подумал я, глядя на эту картину, сдерживая мимолетное желание помахать самому себе.

— Меня, кажется, заметно повредили, Мисато-сан, — произнес я. — Это плохо?

— Что ты?! Забудь! — снова в унисон ответили мне Кацураги и Акаги. — Ты же победил! Учитывая твоего противника, повреждения подобного уровня — это просто небывалая удача!..

— Ладно, хорошо, но что мне делать дальше? — «Ева», тем временем почти доковыляла до транспортной платформы, так и стоящей посреди улицы над сомкнувшимися плитами шахты в Геофронт.

— Все с точностью до наоборот, Синдзи-кун, — начала объяснять Рицко. — Встань на разметку спиной к вертикальной части платформы, и постарайся выпрямить «Еву» как можно сильнее. А дальше электромагнитные замки сами возьмут ее в захват. Давай.

В общем, примерно так всё и вышло — стоило мне зайти спиной вперед на платформу, поставить ноги в своеобразные «колодки» и изобразить что-то вроде «стойки смирно», как раздалось натужное гудение, и «Евангелион» притянуло и зафиксировало на конструкции с россыпью громких, дробных щелчков.

В канале связи снова послышались голоса операторов:

— Есть захват! Предохранительные замки — десять из десяти!

— «Ева-01» закреплена и готова к транспортировке!

— Створ — открыть!

Как-то уж совсем не громко, и даже почти буднично — это после воплей-то Сакиила — рявкнула сирена, и я увидел, как из раскрывающегося под ногами зева вертикального тоннеля в ночную темноту заструился мягкий свет, разбавленный лишь алыми бликами предупреждающих сигналов.

«Ну, «Ева», поехали домой…»

И только сейчас я почувствовал, как некая пружина, все это время до предела сжатая у меня в груди, понемногу начала ослабевать.

«...Слышишь, Синдзи?.. Мы все еще живы…»

— Внимание всему персоналу! Приготовится к загрузке «Евангелиона-01» в охладительный бокс!

Твердый женский голос оператора звучал для меня по каналу связи, — и одновременно дублировался через восприятие слуховым трактом «Евы», как разносящийся по всему ангару через сеть громкоговорителей, — порождая забавное эхо в голове.

— Запустить циркуляцию хладагента!

— Подготовить секцию механизации демонтажа брони, аэрозольные распылители и коагулянты групп А и В!

«Сейчас пойдет работа…»

Я был вполне способен представить, какое для пары «Евангелионов» требовалось материально-техническое обеспечение и количество персонала, обслуживающего всю эту гигантскую машинерию. Но даже моего богатого воображения не хватало, чтобы прикинуть, какие именно суммы и трудозатраты там фигурировали.

Даже неподвижной «Еве» было необходимо постоянно выдерживать оптимальный температурный режим, и снабжать ее все-таки живой организм соответствующим количеством питательных веществ: тоже, думаю, непростых и недешевых. А еще постоянно подавать энергию, как на стоящую у пирса атомную подлодку, держа под контролем всю многочисленную и сложную электронику, внедренную в ее тело.

Ну, а уж во что выливались работы по восстановлению оружия, брони и регенерации тканей поврежденного тела «Евангелиона», — после того, как усаженное в него «номерное дитятко» наломало дров, все же умудрившись при этом выжить, — так и подумать было страшно.

...В общем, масштаб и размах внутренней кухни NERV вызывал искренне и неподдельное уважение.

— Приступаем к штатному завершению режима синхронизации пилота!

— Контрольный ключ введен!

— Комплекс А-10 — режим прямого управления! Последовательное отключение нервных соединений, группами по двадцать пунктов! Начали!..

Услышав такое, я очень внимательно прислушался к ощущениям.

Меня плавно отключали от «Евы». Возможно, оборви операторы все нервные соединения разом, или случись такое в какой-то нештатной ситуации, я бы скорее всего испытал некий шок; но постепенное разъединение меня и «Ноль первой» порождало лишь странные, словно бы тянущие чувства по всему телу, отдающиеся в позвоночник. Плывущий в голове фоновый шум, ставший уже привычным, затихал, — а восприятие своего тела плавно смещалось, перетекая от «Евы» в мой собственный, скромный человеческий организм, заключенный в заполненную жидкостью контактную капсулу.

Наконец, последняя невидимая ниточка, связывающая меня с «Евой», натянулась и неохотно, — или мне так только показалось? — отпустила нас с Синдзи, окончательно вернув в прежнее тело подростка.

— Приступить к извлечению капсулы!

Возврат не был физически болезненным, но вот резкая смена ощущений от громадного, могучего и практически непобедимого существа до снова простого смертного человека была… Неприятной. И горькой. Сидя в ставшей горячей, но все еще прозрачно-поляризованной LCL, пропускающей свет включившегося внутреннего освещения, я чувствовал себя до обидного слабым, и каким-то ничтожным.

Но долго предаваться горестным мыслям у меня не получилось: капсулу несколько раз дернуло, скрежетнул металл, и мое временное обиталище, — видимо, уже вынутое из «Евангелиона», — приняло почти горизонтальное положение.

— Капсула извлечена! Установить заглушку на контактный узел А-10!

— Выполнено!

— Внимание! Начинаем сброс LCL из капсулы пилота!

— Синдзи! — снова раздался голос Акаги. — Сейчас будет запущена откачка LCL. Хочу тебя предупредить — при обратном переходе на естественное дыхание тоже будут… неприятные ощущения.

— Догадываюсь, — устало хмыкнул я в ответ. Ага... Мысленно устало хмыкнул. Понадобилось совсем немного времени, чтобы привыкнуть к подобному способу общения, до этого знакомому лишь в теории, по фантастическим книжкам и фильмам.

К вернувшимся после рассинхронизации с «Евой» всевозможным механическим шумам, снова слышимым мной за счет высокой звукопроводимости жидкости, теперь добавился негромкий свист насосов, и у меня над головой начала быстро образовываться воздушная подушка. Хитрая механика капсулы одновременно вытягивала LCL из моего временного обиталища, и нагнетала туда же воздух, причем делала это довольно быстро.

Как мы там вдыхали эту гадость?.. Значит, теперь делаем почти то же самое — дождавшись, когда моя макушка покажется на поверхности, я, скрючившись и напрягая все мышцы, резким и долгим выдохом выдавил из легких максимальное количество жидкости. А теперь — голову вверх, и вдох!..

Первый глоток воздуха снова резанул грудь, как ножом. И тут же навалился приступ исступленного кашля — мой организм, вспомнивший, как надо дышать, и рефлекторно вытряхивающий из легких остатки жидкости, дергало, корежило и гнуло пополам до рвотных спазмов. А пока я кашлял, перхал, фыркал и отплевывался, снаружи отдраили основной люк. В желтоватый полумрак ударил яркий свет, и я зажмурился; но заметил, что первым ко мне, во влажное нутро капсулы, сноровисто нырнул мужчина-медик, одетый в светло-зеленый комбинезон, бахилы, маску и облегающую голову хирургическую шапочку, за спиной которого маячила блондинистая шевелюра Рицко.

Уверенные пальцы в тонких резиновых перчатках, задерживаясь на несколько секунд, нащупали пульс на шее и руке, сноровисто оттянули мне веко и посветили в глаз фонариком.

— Все… в норме, — прохрипел я, вяло отпихивая чужие руки. — Дайте воды.

И в мою скользкую пятерню тут же сунули литровую мягкую пластиковую флягу с уже открытым кончиком-поилкой. Сжав ее с обоих боков, я направил прохладную струю в рот, торопливо глотая воду, чтобы унять жжение и свербеж в горле, и смыть неприятный привкус на языке. Прислушался к ощущениям…

Неужели снова стошнит..?

Вроде нет — вода, смыв LCL во рту и глотке, спокойно провалилась в живот. Хотя, чему тут удивляться… Жидкость, которой может спокойно дышать любой человек, вряд ли будет воспринята его желудком, как что-то противоестественное и вредное. Скорее, эта ангельская протокровь Лилит вообще стопроцентно усваиваема человеческим организмом. И не удивлюсь, если ее можно даже без опаски переливать вместо плазмы, — совершенно невзирая на мелочи вроде группы и резус-фактора крови.

Однако ж, какой у нее все-таки гадостный вкус… И еще, этот выматывающий кашель… Но, как плата за право быть пилотом — все это просто мелочи. Наплевать и растереть.

Наконец, напившись, остатками воды из фляги я промыл глаза и ополоснул лицо. LCL на мне, голом по пояс, уже начала подсыхать, даря довольно мерзопакостные ощущения нарастающей по всему телу клейкой корки и слипшихся на голове волос, словно щедро зафиксированных косметическим лаком.

Выбравшись из мокрого и липкого ложемента, я, наконец, вылез из капсулы. Оп-паа!.. Однако, штормит: меня слегка повело в сторону на внезапно ослабевших ногах, но чьи-то руки тут же крепко схватили мой локоть. Состояние было адекватным и ясным, но вот тело ощущалось сплошь налитым тягучей свинцовой усталостью, как после долгого, тяжелого физического труда, или изнурительной тренировки.

— Спасибо. Я сам, — восстановив равновесие и щурясь, я огляделся кругом.

Уже знакомая техническая площадка у извлеченной из раскрытого загривка Евы контактной капсулы сейчас была полна народу — техники с какими-то незнакомыми переносными устройствами; медик, первый сунувшийся ко мне — и еще двое его коллег наготове со столом-каталкой, с аж тремя капельницами и мобильной стойкой какой-то работающей медицинской аппаратуры на колесиках...

Также имелась и мадам, — хотя нет, все же мадмуазель Акаги Рицко, — постукивающая черной туфлей по стальному настилу, привычно покусывающая кончик авторучки и глядящая на меня, как на неведомую, но чрезвычайно интересную науке зверушку. Ну и, разумеется, возбужденная Мисато, — которая, судя по выражению лица, кажется, едва сдерживалась, чтобы не схватить меня в охапку, прижав к выдающейся груди, и не начать кружить во все стороны.

Гендо, разумеется, не было. Ни на площадке, ни где-нибудь наверху. Да и зачем ему тут быть, если разобраться? Нужный персонаж, — пусть с заминкой, и явно слегка не так, как ожидалось, — но все же сплясал свое положенное «антре», и первый пункт его плана успешно выполнен. А раз так, то... «Бог на небе — с миром все в порядке».

«...Ну, это мы еще посмотрим, — подумал я. — Редко какой план выдерживает столкновение с реальностью: а уж такой, хитро закрученный винтом, как у папы-Икари… Да еще и с моим участием — это мы еще ой как посмотрим, батенька… А пока…»

— А где тут… Кха!.. у вас, простите, душ?.. — продолжая изредка кашлять, сипло вопросил я, нарушив минуту молчания. — Эта гадость… Кха!.. Такая липкая…

— Одну минуту, Синдзи! — Акаги безапелляционно оттеснила все же шагнувшую ко мне Мисато, и подала знак медикам. — Небольшой медосмотр — и потом уже в душ.

Меня усадили, — ладно, хоть не уложили, — на каталку, сняли нейроободок, осмотрели заметные, и, как оказалось, довольно болезненные покраснения на левом плече и руке. А еще провели нехитрый экспресс-тест на координацию — «закрой глаза, вытяни руку, коснись кончика носа...», прилепили на грудь пару каких-то датчиков, и взяли кровь на анализ.

Я терпеливо сидел, ожидая окончания процедур. Хотя мне все отчетливее становилось прохладно — ведь я был наполовину голый и все еще мокрый, а здесь заметно сквозило. Воздух обширного ангара густо пах какой-то химией и гарью, несмотря на воющие где-то наверху мощные системы вентиляции. Источник запаха был очевиден: чуть ниже, сквозь просветы перекрытий и стальных конструкций, я заметил фрагмент спинной брони «Евы». Он не был поврежден, но почти сплошь оказался покрыт ноздреватой, черно-серой окалиной, похожей на вулканическую пемзу... Это что, запекшаяся в звездном жаре последнего взрыва кровь и плоть Сакиила?..

— Все, Икари-кун. Пока мы закончили, — и Рицко передала меня на поруки капитану Кацураги, на всякий случай все же усилив помывочную команду из меня и капитана еще и одним медиком с чемоданчиком первой помощи.

Мисато, схватив меня за бицепс, с непонятным выражением лица довольно долго молча вела вниз по лестницам и коридорам. Только лишь дойдя до дверей душевой, обозначенной интернациональной, интуитивно-понятной табличкой, — развернула меня, чуть наклонилась, и, глядя глаза в глаза, сказала:

— Ты молодец, Синдзи. Ты молодец!..

— Я знаю, Мисато-сан, — приподнял я уголки губ, одновременно показывая большой палец. Смотря на малость опешившее лицо Кацураги, я, не удержавшись, фыркнул смешком — мне всегда нравился этот ответ на любую похвалу, и реакция на него. А потом, прилагая немалые усилия, чтобы не начать отчаянно чесаться от все нарастающего зуда по всему телу, проскользнул, наконец, в долгожданное царство мыла и горячей воды...

За дверью меня встретила стандартно-обезличенная казенная душевая, но сразу было видно, что задача сделать все максимально экономно тут точно не стояла: встроенные в потолок светильники, два ряда пронумерованных, качественно окрашенных стальных шкафчиков, а посередине — обшитые мягкой цветной резиной металлические скамьи, столик-стойка со стопкой новых белых махровых полотенец, и кирпичиками губок-мочалок. На стенах и полу — светло-серый и шероховатый, то ли кафель, то ли пластик. В общем, все это очень смахивало на душевую какого-нибудь частного спортивного клуба, причем не самого дешевого.

Ну, а раз я отныне тоже «член клуба NERV», то не будем стесняться — к черту облепленные сгустками LCL ботинки с носками, долой начавшие дервенеть брюки и мокрые, холодные и склизкие трусы!.. Бр-ррр… Гадость!!! Отныне — только контактный комбинезон, и только на голое тело. Взяв губку, и все-таки начав блаженно скрести себя ногтями, я открыл раздвижную дверь с матовым стеклом до пола, и прошел в моечное отделение.

Тут не было жарко, — просто тепло. Все белое и чистое, по десять кабинок с каждой стороны, разделенных только перегородками, без дверей. Строго утилитарно и добротно: вместо кранов — шаровый рычаг на стене, рядом — дозатор бесцветного шампуня, а выше из стены торчит полуметровая гибкая «лейка». Отрегулировав воду, я не торопясь и с удовольствием вымылся: благо, горячая и мыльная вода без проблем растворяла и смывала засохшую пленку вместе со студенистым «желе» LCL. А вымывшись — просто и расслабленно встал, закрыв глаза, опустив голову, и подставив основание шеи под хлесткие, упругие струи горячего душа, медленно покачиваясь взад-вперед, и наслаждаясь ощущениями окутывающего со всех сторон влажного тепла и легкого гидромассажа.

«Так что, подведем краткие итоги, Синдзи-кун? Как и сказала Мисато, — мы с тобой молодцы: с «Евой», пусть и не сразу, но подружились, Ангела уничтожили, да и разрушений учинили точно не больше, чем в тот, «каноничный» первый раз… И мы, что немаловажно, не отрубились после победы. Так что никаких госпиталей и незнакомых потолков. А знакомства с Рей нам и так, полагаю, не избежать, — и совершенно необязательно начинать его в больнице…»

«Но отец…»

«Да, кстати, об отце. Тут тоже все в порядке: мы доказали, что можем делать то, что ему нужно. И, соответственно, стали в его глазах весьма полезны. И крайне труднозаменимы. Что, в свою очередь, дает некоторые плюсы уже нам; чем мы, разумеется, непременно воспользуемся. Главное — не терять берега, и вести себя осмотрительно… И тогда, — фигурально выражаясь, — будем жить, как короли, и есть с золота… И вот, к слову… Насчет поесть…»

От этой мысли под ложечкой у меня екнуло, желудок выдал долгую, возмущенно-урчащую трель, и накатило такое чувство голода, что я аж клацнул зубами. Ведь дело уже явно шло к ночи, а последнее, что было у меня в животе — это довольно ранний завтрак. Даже несчастный шоколадный батончик, там, на вокзале, мне съесть так и не дали: очень некстати приперся сволочь, — ох, простите — покойная ныне сволочь Сакиил, и всем стало резко не до еды…

Так что сейчас я уже не просто хотел есть — растущий юношеский организм настойчиво требовал именно «жрать»! И притом жрать много, вдумчиво, до отвала, сытой отрыжки и удовлетворенной икоты!..

Закрыв воду, и оставляя за собой мокрые следы, я прошлепал в раздевалку. За время мытья неизвестные добрые люди забрали мою основательно подпорченную одежду, оставив спасителю человечества в качестве приемлемой компенсации стандартный комплект рабочей униформы института — запаянные в пленку серые трусы с майкой, хлопчатобумажные черные носки, и оранжевый рабочий комбинезон из негорючей синтетики, с логотипом NERV на спине. Ну, и еще пару обычных легких рабочих ботинок на шнуровке, плотно охватывающих щиколотку.

Вытершись и одевшись — обувь оказалась вполне впору, а вот штанины пришлось слегка подвернуть, да и рукава аккуратно засучить по локоть — я вышел наружу, и увидел скрестившую свои стройные ноги и подпирающую стену капитана Кацураги. Между делом активно тыкающую пальцем в электронный планшет, и хмурящую брови. Видимо, изучающую поступающие отчеты по итогам того безобразия, что я учинил наверху. Но, увидев меня, она тут же выключила аппарат, и расцвела откровенной радостью и задором. Видимо, как минимум на сегодня я точно был у нее «персоной номер один».

— Ну, как ты, Синдзи?..

— Гораздо лучше, — невольно улыбнулся я в ответ. — И кашель почти уже прошел.

— Ну, вот и отлично! Тогда нам надо зайти к Рицко, и…

По-прежнему стоявший рядом с ней медработник, убедившись, что я бодр, вменяем, не собираюсь грохаться в обморок ни прямо сейчас, ни вообще, — а так же услышав, что вскоре мы собираемся к Акаги, — лишь молча кивнул Кацураги, и покинул нашу компанию.

А я решил слегка притормозить уже готовую немедленно меня куда-то тащить бравую капитаншу:

— Мисато-сан, — а может, сначала перекусим?.. Я, вообще-то, последний раз ел в восемь утра, а уже вечер на дворе…

— Ой!.. — сконфуженная брюнетка чуть не выронила свой планшет. — Извини! Конечно!!! Пошли в столовую, она тут работает круглосуточно, и весьма неплоха, да и я тоже чего-нибудь перехвачу: как и ты, с утра ничего не ела, а кофе — не в счет… Пошли-пошли-пошли! Сейчас, только Рицко предупрежу… — и Мисато, снова взяв меня на буксир, на ходу зашарила по карманам короткой куртки в поисках трубки мобильника.

До столовой мы добрались весьма быстро, и, как ни странно, даже без плутаний — видимо, для Мисато чувство голода было куда большим мотиватором и путеводной звездой, нежели доставка пилота даже пред светлы очи самого Командующего. Так что где-то через тридцать минут я почувствовал себя почти счастливым — чист, обут-одет, и даже весьма сыт.

Хотя — нет, ведь после помывки и сытной трапезы еще сразу захотелось спать. Хорошо, что это была не та, знакомая мне по армии, сгибающая в дугу и почти неодолимая сонливость; а только легкая истома, — пока еще лишь тактично зовущая найти себе где-нибудь теплый уголок, свернуться в позу эмбриона, и стать уже полностью счастливым, как червяк в яблоке...

Но, увы, — пока для меня это было недостижимой мечтой. Кацураги, во взгляде которой после посещения столовой уважения ко мне только прибавилось, — ведь смолотить «в одни ворота» почти две взрослых порции у меня получилось легко и непринужденно, — целенаправленно волокла меня на разделочный стол к доктору Акаги... Ну, и ладно: раньше сядем — раньше выйдем!

Однако и здесь все вышло более чем удачно. Видимо, безвестные боги, — или кто там еще организовал мое «попаданство», — были пока довольны своим посланцем (или засланцем?), и решили проявить чуть-чуть благосклонности.

В глубине Исследовательского Отдела, вотчины Акаги Рицко — занимающего нижний и средний этажи Штаб-квартиры целого лабиринта могучих вычислительных станций за прозрачными стенами; лабораторий, порой защищенных по высшей норме биологической опасности, плотно уставленных дорогущей даже на вид аппаратурой, и залитых голубым светом стерильных медицинских комплексов, — нашлось место и мне.

Блондинистая ученая окинула меня оценивающим взором, и лишь кивнула в сторону некоего монструозного агрегата, больше всего похожего на увеличенную раза эдак в три установку для магниторезонансной томографии, с приглашающе выдвинутым из темнеющего нутра ложем.

— Рицко, а это действительно срочно?.. Может, отложим до завтра? — с сомнением глянула на агрегат Мисато.

— Завтра будет все остальное, — довольно-таки плотоядно ухмыльнулась на это Акаги, — а вот общее сканирование надо провести как можно скорее. Или завтра придется снова усаживать его в «Еву», или в тестовую капсулу.

В ответ Кацураги только развела руками:

— Ну, тогда, оставляю Икари-куна на тебя.

И, махнув мне рукой, направилась к выходу.

— Ага, — не глядя, кивнула ей Рицко, уже склонившаяся над клавиатурой. — Синдзи, снимай верхнюю одежду и ложись.

Послушно скинув обувь, носки и оранжевый комбез, я опустился на удивительно удобную лежанку анатомической формы.., и через пару минут почувствовал, что натуральным образом «плыву» — лежачее положение мой организм истолковал вполне однозначно.

— Акаги-сан, для вашего обследования мне обязательно бодрствовать?

— В принципе, это несущественно. Изменятся только альфа-ритмы твоего мозга и… — начала Рицко, колдуя за пультом управления этого навороченного медицинского сканера, но потом подняла голову. — А почему ты спрашиваешь?

— Потому что, извините, но я сейчас засну.

— А!.. Ну, это вполне ожидаемо — сначала длительный стресс, и пороговые нагрузки на нервную систему при пилотировании, а потом — душ и сытная еда. Я планировала еще параллельно провести устный опрос о твоих… хм… художествах, но это может и подождать, ведь ты теперь однозначно у нас задержишься. — И Акаги посмотрела на меня поверх пульта с явным предвкушением. — Так что спи, часа два-три у тебя точно есть.

— Спасибо, Акаги-сан! — совершенно искренне поблагодарил я ее, и под легкое жужжание ложа, задвигающегося во вспыхнувший мягкими синими огнями туннель сканера, так же плавно «уехал» в царство Морфея...

* * *

Давно заметил, что на новом месте я всегда сплю чутко и без снов. Словно организм, попав в незнакомое, — и, возможно, опасное окружение, — напрочь отсекает утомленный разум от любых сновидений, стараясь дать ему максимально возможный отдых, одновременно всё же не позволяя глубоко нырять в темные воды забытья.

Так и сейчас: внаглую уснув прямо на столе неведомого сканера, я резко, рывком проснулся, — такое впечатление, что всего через пару секунд, — минуя обычную полудрему, предваряющую пробуждение.

«Мда… Незнакомый потолок все же меня настиг… Но это, думаю, не так уж и страшно…»

Сладко потянувшись, я понял, что нахожусь все там же, — в одной из лабораторий Исследовательского Отдела NERV. Расположенного мало того, что в Геофронте, и глубоко под землей, — так еще и скрытого почти у основания пирамиды штаб-квартиры.

...Помнится, Акаги говорила, что я смогу поспать часа три, — но по уже вернувшимся ко мне ощущениям, времени прошло гораздо больше. По крайней мере, вполне достаточно, чтобы отлично выспаться на мягком, хоть и узковатом ложе, вдобавок будучи укрытым темно-зеленым пледом... Спасибо Рицко за этот великодушный жест, надо полагать.

В помещении было пусто, прохладно и сумрачно; лампы освещения не горели, и лишь через полупрозрачные стекла окон, выходящих в коридор, проникал неяркий свет. Возвышающаяся надо мной темная глыба медсканера молча светилась всего парой контрольных огоньков.

Спрыгнув с импровизированной койки и немного размявшись, я вновь облачился в доставшуюся мне оранжевую рабочую одежду, — попутно отметив, что в ней я похож то ли на Наруто, то ли на американского заключенного, — аккуратно сложил щедро выделенное мне одеяльце, и направился к выходу.

Акаги обнаружилась только в третьей по счету секции, разделяющей эту лабораторию. Думаю, это было одно из ее постоянных рабочих мест, потому как выглядело оно устроенным довольно основательно: сдвинутые буквой «Г» два больших рабочих стола со стоящими на них тремя разнокалиберными мониторами, парой принтеров и несколькими настольными стеллажами для бумаг, заваленными документами и распечатками. Также бумаги горой громоздились и рядом, придавленные сверху выключенным электронным планшетом, и соседствуя с пепельницей, парой зажигалок, фарфоровой черно-белой кошкой с поднятой лапкой и несколькими пустыми кружками. А под столом мягко шуршали кулерами и перемигивались сетевыми интерфейсами два немаленьких таких системных блока в напольном исполнении.

— А, Синдзи… Проснулся?

И блондинка, откинувшись на спинку кресла, посмотрела на меня между мониторов. Ее сигарета засветилась яркой точкой, и через миг дым сизой струйкой потянулся вверх, к потолку, где за решетчатой панелью еле слышно шелестела вытяжка — свое рабочее «гнездо» Рицко предусмотрительно свила прямо под ней.

— Добро утро, Акаги-сан, — поздоровался я. — Спасибо вам за плед, под ним очень хорошо спалось... А сколько сейчас времени?

— За плед — пожалуйста, а времени сейчас почти десять утра следующего дня. Мисато убедила меня не будить тебя после сканирования, и мы решили перенести все на потом, — то есть, на сегодня. Так что: туалетная комната дальше по коридору и налево. Зубные щетки и паста есть там же, в шкафчике на стене. Делай свои дела, и возвращайся — нам надо многое успеть до обеда, пока снова не прибежит твоя охранительница...

И Акаги, выпустив клуб дыма, вновь уставилась в монитор, еле слышно пощелкивая мышкой.

А меня дважды просить не пришлось, ибо посетить кое-какие места я и сам был очень даже не прочь... Освоив местную сантехнику, умывшись и почистив зубы, — холодная вода взбодрила меня окончательно, — я вернулся к уже поджидающей меня Рицко. На мой скромный вопрос о завтраке мне было сказано, что большинство анализов и обследований проводятся натощак, и затем Акаги лишь махнула рукой, приглашая меня следовать за ней...

В свое время, вдоволь повалявшись по больницам, я примерно представлял, что меня ждет: однако тот медицинский конвейер, в который я угодил, как собака в колесо из поговорки,— превзошел все мои самые смелые и жуткие «ожидания».

Местные вивисекторы, в заботливые лапы которых передала меня добрая тётя Рицко, подошли к своему делу очень скрупулезно и ответственно. Медицинские данные Синдзи Икари с раннего детства и по сей день, как я полагаю, и так уже были у них на руках; так что стандартного опроса «что ломал, чем болел, есть ли на что аллергия?» мне никто не устраивал, — но вот все остальное…

Меня взвесили и измерили, взяли все стандартные анализы, — включая три разных забора крови, — и хвала богам, что дело не дошло до еще какой-нибудь биопсии. Ненавижу лишние дырки в своем организме. Я несколько раз облеплялся датчиками для кардио— и энцефаллограмм, снимаемых под нагрузкой и без нее; меня беззастенчиво просветили рентгеном и УЗИ во всех плоскостях; снова провели МРТ или что-то очень на нее похожее; сделали соскобы кожи (причём особенно усердствовали в местах вчерашних неприятных покраснений); проверили зубы, зрение, слух, рефлексы, координацию, и конечно не забыли замерить объем легких. А затем — прогнали еще через столько же обследований и процедур, но на этот раз мне совершенно незнакомых. Причем на все мои вежливые вопросы — «Извините, а что это, и зачем?» — я получал одни и те же не менее вежливые ответы: «Поинтересуйтесь позже у доктора Акаги»...

Да-да, конечно: как только — так сразу. Рицко, кстати, тоже периодически появлялась, мельком оценивала получаемые данные, и снова куда-то уходила.

Но и эти хождения по мукам рано или поздно закончились, так что часа через четыре, тянущихся для меня, как целую вечность, я снова предстал перед очами главы Научного Отдела. Правда, на этот раз уже совершенно без оптимизма, да к тому же изрядно взлохмаченный, истыканный иголками во всех местах, залепленный пластырем и пронизанный бог знает какими излучениями. И вдобавок — жутко голодный и мучимый жаждой...

Кстати, по моим прикидкам, уже как раз пошли вторые сутки, как я «связался с плохой компанией», — то есть, попал в NERV. И большую часть этого времени я постоянно хотел есть, а меня то и дело пытались убить! Причем, если насчет Сакиила я с самого начала был уверен на все сто, — то вот касаемо этих работников ножа и топора, под командованием мадмуазель Акаги, мои зародившиеся подозрения пока лишь только крепли.

Однако теперь начальница этих живодеров явно решила слегка умерить мой гнев, заодно вернув толику веры в местных представителей человечества — на столе, за которым сидела увлеченно листающая здоровенную папку Рицко, меня ожидала большая, дымящаяся кружка кофе из автомата, и тарелка со стопкой сэндвичей из белого хлеба с сыром и ветчиной.

«Кормилица! Поилица!» — внутренне едва не прослезившись, умиленно возликовал я.

— Подкрепись, а я пока закончу с твоими данными,.. — не отрывая взгляда от бумаг, между делом сказала Акаги, кивком подтвердив, что все это богатство предназначалось именно мне.

Еда и питье, приговоренные в рекордные сроки, хоть и не дали ощущения полной сытости, но все же приглушили недовольное ворчание моего живота. А тем временем Акаги все продолжала шуршать бумагой, временами что-то размашисто обводя и подчеркивая по ходу чтения. Но вот, наконец, папка была отложена, и на меня пытливо уставились зеленые глаза Рицко... Красивые глаза, между прочим.

— Ну, что я могу сказать, Синдзи… С тобой все в порядке. Ты фактически полностью здоров, за исключением двух вылеченных кариесов и некоторых наметок на сколиоз: видимо, еще в школе привык сутулиться, — но это беда всех учащихся. Будешь следить за осанкой — и все будет в порядке.

— В школе я начал заниматься плаванием.

— Плавание? Полностью одобряю, отличный выбор... Но продолжим — синхронизация и пилотирование «Евангелиона» тоже на тебе отрицательно не сказались — легкие чистые, нервная система без отклонений. Микрокровоизлияний в мозгу и мышцах нет, церебральная активность несколько повышена, но в этом нет ничего страшного. Даже наоборот, ты удивительно легко перенес полный контакт с «Евой». Аянами Рей после завершения первой успешной синхронизации провела без сознания шесть часов, а полностью встала на ноги только через сутки.

— Аянами Рей?.. — прикинулся я дурачком.

— Да. Она — твоя ровесница и пилот прототипа, «Евангелиона-00». Сейчас она в госпитале, и ты с ней еще обязательно встретишься. Но речь сейчас не об этом…

И Акаги слегка подалась вперед, положив руки на стол, и сплетя тонкие пальцы без единого кольца в замок. От нее занятно пахло: смесью табака, и какого-то цитрусового парфюма...

— Расскажи мне о бое. Подробно. И о том, что ты там вытворял с АТ-полями.

— А разве там что-то непонятно? Вы же сами, вместе с отцом, отправили меня драться с какой-то неизвестной тварью. Чтобы я, управляя этим громадным роботом, который увидел впервые в жизни, его победил, — и спас и Токио-3, и всех людей. Так?

— Так, — подтвердила Рицко. — Но то, что ты делал…

— А что я делал? — нарочито неестественно изобразил я удивление. — Я пытался выжить! Притом выполняя ваши же, весьма краткие, инструкции: «У тебя есть только нож — пробей ему ядро, и тогда он умрет»... И вы, кстати, не предупредили меня, что он вовсе не умрет, — а взорвется, разнеся в пыль с десяток кварталов. Я выжил, по сути, только благодаря «Еве»!..

— Да, согласна, такую возможность никто в расчет не принимал, — досадливо поджала подкрашенные губы Рицко. — Но вот АТ-поле… Как так получилось? «Юнит-01» с тобой в качестве пилота смог сформировать две стабильные конфигурации! Вот, полюбуйся…

И Акаги, развернув ко мне один из мониторов, запустила на нем воспроизведение видео, записанное, видимо, с одного из барражирующих над местом вчерашнего боя беспилотников. Летательный аппарат висел над самыми крышами, и поэтому запись шла сбоку и с высоты, практически равной росту «Евы» или немного выше.

И я, уже как сторонний зритель, увидел все свои действия — довольно неуклюжие шаги, шатания из стороны в сторону, пропущенные удары Ангела. Ну и фокусы с полем: широкое защитное полотнище, сияющее в потоках огня, узкий ударный пучок, и самое интересное — возникшую вокруг сжатого кулака «Евы» окружность из десятка золотисто мерцающих шестиугольников, с одного взмаха вспоровшую АТ-поле Сакиила.

— Но вы же сами сказали мне, Акаги-сан… Что у «Евангелиона» имеется АТ-поле, и что кнопкой оно не включается, а для его активации нужно… его представить. Я и представил!

— Что, вот так просто, взял — и представил? — скептически переспросила главная научница всея NERV, сунув в рот новую сигарету и уже щелкнув зажигалкой, — но потом передумав, и отложив в сторону и табачную палочку, и миниатюрный огнемет.

— Да, просто представил... И пожелал. Когда на тебя прет монстр ростом больше многоэтажного дома, желающий тебя убить, — всё становится слегка по-другому. В «Еве» вообще всё становится по-другому… Всё воспринимается и ощущается совсем иначе. Это трудно объяснить словами… А вы, Акаги-сан, испытывали на себе синхронизацию? Пробовали управлять «Евой»?

И вот тут в глазах Рицко мелькнуло… что-то. Она прикрыла веки, и все же взяла сигарету: наигранно медленно прикурила от огонька зажигалки, и потянула в себя дым.

«Ба-аа!.. Да ведь она… боится «Еву»! — с некоторым изумлением понял я.

Акаги восторгалась этими клонами неведомой, гигантской внеземной твари, на заре времен рухнувшей к нам на планету. Она упорно и вдохновлено изучала их, конструировала и перекраивала; но вот конкретно эту, — «Еву-01», — она боялась... Нет, не до панического ужаса, конечно, — но так, как например, директор аквапарка может бояться крупной касатки, которая один раз уже нападала на дрессировщика. Он ценит ее, и кормит, он рад приносимой ей пользе и деньгам, — но в бассейн к ней он не войдет никогда.

...Вот только кого же она конкретно побаивается — саму «Еву», или именно «Еву» с застрявшей в ней душой Юи?.. Как интересно…

— Нет, Синдзи. Потому что если бы это было возможно, то нам бы не пришлось усаживать в «Евангелион» тебя, — спустя небольшую паузу и пару затяжек, все же ответила она. — Дело в том, что, как показали многочисленные пробы и опыты, пройти процесс синхронизации и в перспективе управлять «Евангелионами» могут только те, кто родился уже после Второго Удара. То есть, нынешние дети и подростки. Но даже из всех твоих одногодок на это способны не более одного-двух процентов. Так что — нет, я даже не пыталась ни синхронизироваться, ни управлять «Евой».

И тут же добавила:

— Но зато я лично дважды испытывала в тестовой капсуле систему жидкостного дыхания LCL. И если тебе от этого будет легче, тоже хорошо знаю, какова эта субстанция на вкус: особенно когда ты откачиваешься от нее, стоя на четвереньках.

И Акаги, выдув вверх струю дыма, скупо улыбнулась...

«Черт, а ведь вроде нормальная тетка… — подумал я, глядя на сидящую за столом чернобровую блондинку в белом халате, черной юбке и синей блузке со стоячим воротником и застежкой-кольцом. — Хотя, какая она, к Ангелам, тетка? Рицко всего на пару лет старше меня, — того, прежнего. И что, ощущал я себя тогда «дядькой»? Да и сама Акаги, без семьи и детей, по самую макушку ушедшая в науку после смерти своей матери, вряд ли вообще задумывалась о своем возрасте. Разве что иногда, во время редких посиделок в баре с той же Кацураги…

И если Мисато, которая из-за сильного потрясения в юности, кажется, в этой самой юности и застряла: несмотря на всю свою воинскую службу и ответственную должность в NERV — иначе откуда все эти лихачества на машинах, молодежный стиль одежды и общения, да и все ее бытовое раздолбайство? — то Рицко выбрала науку.

Те ее абсолютно неизведанные грани, что открылись перед человечеством после находки в Антарктиде и Второго Удара, подействовали на пытливую и увлекающуюся натуру Акаги, как валерьянка на ее любимых кошек. Но какая-то часть ее, пусть не столь ярко выраженной, но все же женской натуры, хотела иного — не только программ, формул, расчетов и открытий. И отсюда — роль редкой любовницы при Гендо: первого, с кем она сочла возможными такие отношения, и кто ее не оттолкнул. Не с Хьюгой же или Аобой ей романы крутить, право!.. А уж чем руководствовался сам Икари-старший, — расчетом этой связью еще крепче привязать к себе ценного сотрудника, или банальной физиологией, — об этом мне не хотелось даже размышлять.

Но пока испытывать какую-либо личную неприязнь к Акаги Рицко, зачастую подававшейся в аниме, как персонаж нейтральный, а то и несколько отрицательный, мне было вовсе не с чего. Даже наоборот — она, несмотря на наверняка гложущий ее научный зуд, дала мне выспаться, и даже набросила одеяло. А отправив меня по тропе «зла, ужасов и смертной тени» полного медобследования, она не забыла, что я ушел туда, даже не позавтракав, и к возвращению организовала легкий перекус. Все это кое о чем, да говорит, — а я всегда помню добро, так уж меня воспитали.

Значит, пока будем дружить Акаги Рицко-сан, а дальше — посмотрим...

— ...«Евангелионами»? — тем временем уцепился я за кончик ее фразы. — Их два? Раз уж вы сказали про еще одного пилота… Или их еще больше?

— Больше. «Нулевая» Аянами — прототип. Твоя «Ноль первая» — тестовый образец. И… — взгляд Рицко на секунду уперся в стол, а потом она снова посмотрела мне в глаза.

«Ага… Похоже, что-то мне знать пока не положено».

— ...В одном из европейских филиалов заканчивается оснащение «Евы-02», — а также имеются еще несколько экспериментальных образцов в исследовательских центрах NERV крупнейших мировых стран... Вообще-то, эта информация уже является секретной, но когда Мисато оформит тебе допуски, ты и так об этом узнаешь.

— То есть, я тут у вас — надолго?..

— Да, Синдзи-кун.

— Выходит, этот Ангел был не единственный... И будут еще?

— К сожалению, это так. И самое неприятное, что мы не знаем точно, когда и где. Наши системы обнаружения смогли засечь Сакиила только тогда, когда он пересек 30-километровую зону. А что такое тридцать километров для атаки, например, с воздуха?

— Значит, боевое дежурство?

— Да. Пока Рей не восстановится, ты с «Евой-01» — наша единственная реальная защита. Ну и еще: как действующий пилот, ты понадобишься нам в научных целях.

— Простите?.. В каком смысле? — слегка нахмурился я. Уж больно неожиданно и как-то настораживающе это прозвучало. — Что еще от меня потребуется? Литр крови..? Килограмм мяса..?

— Нет, ничего такого, не беспокойся, — сощурилась Акаги. — Анализы, разумеется, будут необходимы, — но не часто, и не в таких масштабах. А вот синхротесты придется проводить не реже двух-трех раз в неделю.

— Синхротесты?

— По сути — это адаптивная подстройка систем нерва А-10 под конкретного человека. Синхротесты одновременно проверяют потенциал пилота, и позволяют достичь более высокой, — так сказать, «чистой», — синхронизации с «Евой». У тебя она в этот, первый раз, вышла весьма высокой: но, во-первых, с критичными ошибками в первичной фазе, а во-вторых — впоследствии оказалась нестабильной.

«Ага. Это она про то, как «Евангелион» сначала не пожелал идти на контакт именно со мной, — отметил я. — И про второй скачок синхронизации…»

— Так что крайне важно узнать твой средний стабильный уровень. Ну и, разумеется, в самом процессе мы получим большое количество важных и полезных данных о механике самого процесса синхронизации, с которым тоже далеко не все и полностью ясно… Например, импульсы подкорки в твоем случае давали странный обратный эффект слабого дублирования, некоего асинхронного «эха», — что просто крайне любопытно…

Взгляд у Рицко на миг стал слегка отсутствующим, но потом она моргнула и продолжила:

— В общем, насчет твоих фокусов с полями мы еще поговорим. А пока тебе надо будет регулярно являться в Научный Отдел, и некоторое время — час или два, — проводить в тестовой капсуле. Да, понимаю, ничего особо приятного в этом нет — но надо. График и время согласуем с Мисато. А вот, кстати, и она…

— Привет мученикам науки! — бодро рявкнула нам Кацураги, буквально ворвавшаяся в кабинет. На этот раз она была одета в темно-бордовую юбку, не длиннее вчерашнего платья, но с широким поясом, и тонкий серый свитер, видневшийся из-под неизменной приталенной красной куртки нараспашку. Если вспомнить реалии сериала, то никто и никогда не видел Кацураги с дамской сумочкой или еще каким ридикюлем, — так что, думаю, именно в куртке она и таскала ключи, мобильный телефон, косметичку и другие необходимые мелочи. — Как, Синдзи, ты еще жив? А то доктор Акаги порой бывает весьма дотошна, и вполне способна попробовать развинтить тебя на запчасти. Особенно после твоих вчерашних номеров…

— Здравствуйте, Мисато-сан, — поздоровался с ней я, и тут же вступился за Рицко. — И не наговаривайте на Акаги-сан. Меня, конечно, временно отдали на поругание ученым и врачам, но потом все же забрали обратно и накормили. А пока я спал — даже укрыли.

— Ну надо же?!.. Рицко защищают! И кто — вчерашний герой сражения! Неужели между белокурой дамой и юным, но отважным пилотом проскользнула искра неких чувств?.. — начала Кацураги откровенно потешатся, но тут же со скорбным вздохом заметила. — Выходит, опять я осталась без рыцаря…

— Ну, что поделать, — в ответ иронично усмехнулась Акаги, видимо, привыкшая к любимой теме шуток своей подруги и однокашницы. — Рыцари нынче — зверь редкий, так что приходится хватать, как только увидишь…

— Но погоди… — и трагизм из взора Мисато моментально испарился. — Я тоже тебя вчера кормила! Ты бы видела, Риц, как он вчера жра… ой, простите, усиленно питался! И я, в отличие от некоторых, не отдавала тебя на растерзание всяким коновалам! Вот! Хотя… Все равно ты, Рицко, в пролете! Я официально назначена его опекуном — это раз!..

И Мисато звонко щелкнула пальцами.

— ...И жить он будет у меня — это два! — раздался еще один щелчок.

«Ха! Это что же, меня даже не попробуют заселить в какой-то там шестой блок? Мисато сразу сработала на опережение?»

— Опекуном? Странно… Командующий, разумеется, крайне занятой человек, с этим-то все ясно, но тебя — в опекуны? Я уже сейчас не уверена, кто кого из вас будет опекать. Что же до проживания у тебя…

Тут Акаги подняла свои черные брови, и скептически покачала головой.

— Знаешь, Синдзи: если что — разрешаю тебе просить политического убежища у меня в лаборатории. Диванчик и плед найдутся всегда, а в столовой, как ты убедился, весьма недурно кормят.

— Но-но! — слегка оскорбилась Кацураги. — Позвольте?! У меня вовсе не так уж и плохо! К тому же рыцари никогда не пасуют перед трудностями, а Синдзи-кун — настоящий рыцарь!.. Верно, Синдзи?

— Сначала нужно увидеть поле боя, а уж потом что-то решать… — поднял я ладони, примиряя враждующие стороны.

— Согласна! — Сказала Мисато. И, уже привычно схватив меня за руку, повлекла прочь из владений Акаги. — Сейчас сначала заглянем ко мне: надо официально оформить тебя в NERV, подписать кучу бумажек. А потом — поедем домой, обживаться!..

* * *

Кабинет начальника Тактического Отдела, которым, собственно, и являлась капитан Кацураги, оказался где-то в десяти минутах ходьбы по переходам и коридорам штаб-квартиры Геофронта от логова Рицко. И, как я отметил, нес на себе заметную часть черт своей хозяйки: а именно — жизнеутверждающий хаос. На закатанном в темный ковролин полу вразнобой стояли стулья, на одном из которых лежал мой рюкзак, оставленный в машине Мисато по прибытию в NERV. На столах громоздились кипы бумаг, — причем еще больше и выше, чем у Акаги. Также имелся двухмониторный компьютерный комплекс, густо и беспорядочно облепленный цветными стикерами, а в углу, рядом со шкафами, стоял кулер с полной бутылью сверху. К нему-то я сразу же подошел, набулькав себе в пластиковый стаканчик холодной воды, — к которому тут же жадно присосался. Пить после медицинских процедур хотелось просто неимоверно.

— Так, подожди, — Мисато включила верхний свет, и вдобавок — настольную лампу. А потом сдвинула растрепанную гору бумаг на середину стола, освободив его торец, и попутно — абсолютно случайно — найдя трубку настоящего спутникового телефона со сложенной лопаткой антенны.

— ...Вот черт, а я его все дома искала… — девушка машинально прибрала находку в карман, и шлепнула на край стола тонкую папку из прозрачного пластика.

— Вот, Синдзи, садись, ознакомься и подпиши. А я пока отойду, — и Мисато вышла, в дверях обернувшись и добавив: — И, да... — не просто поставь инкан, но и впиши имя.

«Вот даже как…» — подумалось мне.

Обычному японцу, а тем более — школьнику, для подписи или заверения какого-то документа достаточно оттиска личной печати, в обиходе именуемой «ханко» или «инкан». А тут нужна еще и подпись от руки…

Я вытянул из положенной передо мной папки стопку уже заполненных листов, и начал их изучать. Мне вдруг стало до жути интересно, как именно тут будут оформлять в такую организацию, как NERV, пилота-подростка, не достигшего и шестнадцати лет.

И первые же документы меня не разочаровали — это, по сути, был контракт действительной военной службы сроком на три года, и приложенный к нему популярный в свое время на Западе «полевой патент», присваивающий мне звание младшего лейтенанта NERV, и заодно — международных вооруженных сил ООН.

«Ничего себе… А я о них только в книжках читал…»

Означенный патент давал младшие офицерские звания исключительно в военное время, и зачастую был действителен только на передовой или в частях, непосредственно ведущих боевые действия. И впоследствии либо отзывался, либо для утверждения уже на общих основаниях требовал подтверждения сдачей экзаменов, — пусть и экстерном.

Я внимательно прочел оба документа и хмыкнул. Нет, — ну каково, а?.. В четырнадцать — «младшой» лейтенант... А через год, так и вообще есть все шансы стать настоящим «пятнадцатилетним капитаном».

Хотя, чего удивляться — на своей территории и в рамках NERV, который все же не армия, папа-Гендо мог творить практически все, что заблагорассудится; а учитывая, что в Японии даже «возраст согласия» на секс начинается с тринадцати лет, — то не стоило удивляться, что здесь способны надеть офицерские погоны и на четырнадцатилетнего.

Пока отложив контракт и патент в сторону, я взялся знакомиться с прочими бумагами.

Ага, допуск по секретности, уровень 1-С. Значит, уровни A и B — пока что не про нас. И еще: мне почему-то кажется, что должен быть уровень допуска, начинающийся с цифры «0»... Ну и ладно. Что там у нас полагается за нарушение?.. Хм, про расстрел или виселицу, по крайней мере, ничего прямо не написано, — хотя под формулировкой «полная мера ответственности согласно разделу 58-b Внутреннего Устава NERV-Япония» могло скрываться хоть посажение на кол, хоть зажаривание живьем в медном быке.

Допуск подписываем, без проблем. Подтащив к себе свой рюкзак, я нашел в нем небольшой пенал с именной печатью, и поставил оттиск инкана. Рядом, в квадратике — подпись из четырех иероглифов — «Икари Синдзи»...

Что там еще? Приказ о назначении меня на должность тест-пилота «экспериментальной мобильной платформы серии «Евангелион». Так-так… А оклад и премиальные тут указаны?.. Что?!.. Сколько..?!! Немедленно подписываем!.. Ха! Да я даже два раза это подпишу, — чтоб потом не отвертелись.

А это?.. А, соглашение о передаче опеки. Стороны — Икари Гендо и Мисато Кацураги. Требуется моя подпись, как ознакомившегося... Возражать право имею, — но только через проверку государственного социального департамента и суд. Хех, проверку… Да нынешняя берлога Мисато ужаснет даже самого закаленного работника соцслужбы, — но… Зачем? Жизнь с Мисато будет, как минимум, не скучной, а с порядком мы как-нибудь разберемся. Тоже подписываем.

Еще что-то осталось? Ага, уведомление о моей… Что, прописке?.. А, нет, приписке к жилплощади капитана. Блок 12 CH, квартира 11-А-2...

Подписываем.

За этим делом меня и застала вернувшаяся Мисато, несущая под мышкой толстый пакет из плотной коричневой бумаги, прихлебывающая «Пепси» из жестяной банки и поставившая такую же баночку передо мной.

— Держи. Ну что, со всем разобрался? Все подписал?

— Спасибо. Да, разобрался. И вот это подписал.

Я придвинул к ней заверенные мной допуск, приказ о назначении пилотом, опекунство, и закрепление за жилплощадью. Затем убрал свою печать в пенал и сунул обратно в рюкзак.

— ...А вот это, извините, я подписывать не буду.

И отдельно стопкой легли три листа военного контракта и два — полевого патента.

— А?.. — И Кацураги тут же отставила в сторону газировку. — Это почему?

Никакой угрозы или давления в ее голосе не было и в помине — лишь нескрываемое удивление.

— Просто не хочу. Зачем мне быть офицером?

— Это… Понимаешь, Синдзи, — даже как-то растерялась Мисато, — NERV — организация большей частью военная. Я, как ты уже знаешь, капитан. Твой отец — Командующий, а его зам, Фуюцки-сан, состоит в звании бригадного генерала... Да здесь даже Рицко имеет чин подполковника! Правда, в форме я ее ни разу еще не видела… А ты, раз уж подписал приказ и согласен стать пилотом, то просто не можешь быть гражданским!

— Почему это не могу? У вас тут что, вообще нет вольнонаемного персонала, и даже самый последний слесарь и уборщик держат в шкафу китель с погонами?

— Нет, конечно, но… Синдзи! Хватит вообще ломать комедию! — решила сменить вектор атаки Кацураги, посерьезнев и слегка повысив голос. — Просто подпиши — и все! Считай, что это твой долг!

— Да? Правда?.. — в ответ я недоуменно поднял брови.

«Ой, зря ты начала про долг…»

— Ну, давайте, расскажите мне, Мисато-сан, кому и когда я успел так задолжать. Меня вытащил в Токио-3 родной и ни разу не любимый отец, даже не обмолвившийся о причине вызова. Потом меня едва не растоптал какой-то гигантский пришелец, и я чуть не убился в вашем автомобиле, а затем мне сразу же, без малейшей подготовки, пришлось идти в бой на здоровенном роботе! Потому что, видите ли, весь ваш «всемирный институт NERV» чего-то там не предусмотрел, — и иначе все умрут... И ведь я справился, я уложил этого монстра, уцелел сам, — и даже вернулся своим ходом... А теперь вы говорите мне, что я что-то кому-то должен? По логике вещей, так должны тут уже мне — ведь минимум один раз я Токио-3 и человечество уже спас.

От такого монолога, произнесенного спокойным, но довольно твердым голосом, Мисато несколько опешила. А я взял со стола покрывшуюся капельками влаги холодную банку «Пепси-колы», с хлопком выдернул язычок и сделал глоток, поморщившись от шибанувшей в нос углекислоты.

— ...Ну ты и наглец… — вырвалось у капитанши.

— Это почему? — тут же возразил я. — Я же вовсе не отказываюсь пилотировать «Евангелион», сражаться с этими Ангелами или оказывать посильную помощь доктору Акаги в ее исследованиях. И против вас, как опекуна и соседки, тоже совершенно не возражаю, чтобы там не говорила Рицко-сан.

Тут взгляд Мисато слегка вильнул в сторону — она отлично помнила, что Акаги фактически «сдала» ее, как весьма сомнительную для совместного проживания компанию.

— Единственное, чего я не хочу, — так это подписывать всякие контракты, делающие меня солдатом. И тем более — надевать офицерскую фуражку. И если мой такой великий отец, и целый Командующий NERV, не может оформить сына, как гражданского специалиста, — то я вообще с радостью поеду обратно домой, к дяде, тёте и спокойным школьным дням... И к двум интересным девочкам: одной из секции плавания, а другой — из теннисного клуба.

— Какие девочки?!.. Какие клубы?!! — Кацураги с размаху хлопнула ладонями по столу, слегка нависнув надо мной. — Ты что, не понимаешь, — что мир, который ты знал, скоро станет совсем другим?!.. Если вообще станет… Синдзи, ну... подпиши, а?

И Мисато снова поменяла тактику, предсказуемо перейдя к уговорам. А я, если так разобраться, то вполне понимал ее растерянность.

Японцы вообще довольно милитаризированная нация: почти как немцы, про которых один писатель сказал, что стоит только заиграть военному оркестру — и немцы тут же начинают маршировать. Так и в японском обществе, особенно мужской его части: такие понятия, как «армия», «служба», «форма» и «звания», — никогда не теряли высокого престижа, временами становясь почти культовыми. И японский подросток, мальчик, откровенно отказывающийся приобщаться к этим «вечным ценностям» — да еще и в виде подарка в четырнадцать лет, — для нее был даже не белой вороной, а целым белым птеродактилем.

— Ты ведь ничего не потеряешь. Контракт, да — но никто не заставит тебя ходить в форме, я же не хожу. Приказ о назначении тебя пилотом ты видел? Зарплату оценил? Так это еще без учета выплат за звание. Я, как капитан, почти в два раза меньше получаю!

«Ну, конечно… Так не тебя же, милочка, будут мариновать в LCL в тест-капсуле и боевом роботе, кидая при нужде на передовую линию огня!»

А в ход, тем временем, пошел последний ее козырь:

— Награды, кстати, гражданским почти не положены; а вот военным — очень даже, особенно за такие бои, как вчера. А еще ты, как офицер, будешь иметь право на владение личным оружием. После курса обучения и сдачи зачета, конечно. Что, по-прежнему не интересно?

И Мисато хитро глянула на меня.

— Не-а, не интересно! — не купился я. — Какой мне толк от пистолета? В Ангела из него стрелять? Или самому застрелиться, в крайнем случае? И вообще: давайте, Мисато-сан, остановимся на том, что я… э-эээ… пацифист. Никаких званий, медалей, никакого оружия. А «Еву» я буду пилотировать исключительно ради мира во всем мире.

И в этот момент Синдзи, где-то на задворках моего сознания с жутким любопытством внимающий протекающей беседе, просто покатился со смеху, икая и всхлипывая.

А у Кацураги от такого вердикта буквально опустились руки, — и она исподлобья поглядела на меня, надувшись, как мышь на крупу.

— Ну ладно, я узнаю, что тут можно сделать... — и брюнетка одним длинным глотком допила свою газировку, с хрустом смяла банку, вымещая раздражение, и выкинула ее в урну. — Но бумаги я далеко не убираю: вдруг ты все же поймешь, что в этом нет ничего плохого! А пока вот — держи пакет. Там твой временный пропуск, он же — удостоверение личности, служебный мобильный телефон с зарядкой, и… Внутренний Устав NERV.

И тут она слегка злорадно улыбнулась.

— Вне зависимости, как тебя примут — со званием, или без, — но изучить его придется. Так что вперед, пацифист... Нас ждет родной дом…

За нашими спинами пискнул электронный замок закрывшейся двери, и я поспешил за размашисто шагающей Мисато.

«Тора-сан, а нам обязательно надо было отказываться подписывать контракт?» — всплыл в голове мысль-вопрос от Синдзи.

«Более чем, Син, более чем… А почему — вот смотри».

И я, пользуясь нашим симбиозом, кинул пареньку два «снежка»-воспоминания.

Первый эпизод, как отец рассказывал мне, почему он, еще во времена СССР будучи высококлассным станочником, крепким семьянином, и вдобавок — совершенно непьющим, так и не поддался постоянным уговорам различных парторгов цеха и завода, и не вступил в коммунистическую партию. И дело было даже не в необходимости регулярной уплаты взносов, а в том, что, по его словам, — которым я склонен был верить, — наличие у отца партбилета тут же дало бы начальству просто отличный рычаг давления на него. «Ты же коммунист!..» — и вот ты уже должен перевыполнять нормы, клевать носом после рабочего дня на бестолковых партсобраниях, тащить общественную нагрузку, и работать за себя и за того парня-бракодела тоже, чтобы не портить общий показатель по цеху. А с беспартийного взятки гладки.

И второй — уже из бытности военного училища, когда я, курсант-третьекурсник, и еще трое таких же бедолаг пол-ночи работали электриками, протягивая «времянки» освещения в коридорах и помещениях училищного командного центра. Наутро ожидались командно-штабные учения с участием присланных представителей штаба округа, а освещение попросту не было готово. Штатные вольнонаемные электрики исправно работали ровно до конца своего трудового дня, а именно — до 18:00, а потом спокойно свернули свои манатки, и пошли на выход. Равнодушно пропустив воззвания и увещевания полковника, курировавшего работы, мимо ушей. А когда тот, побагровев и налившись злобой, — как же, его трехзвездно-коньячное величество не пожелали даже слушать, повернувшись спиной! — начал на них орать, развернулись и дружно, в пять глоток, обложили полкана отборным матом. И ушли, наплевав и на учения, и на генералов, и на сулимые им взбешенным полковником кары небесные.

В итоге доделывать за ними работу пришлось нам, курсантам, спешно собранным в бригаду «Ух!», по принципу «А кто тут шарит в электрике?». Ясное дело, что послать по матери полковника мы не могли, и вот тогда я более чем наглядно понял радикальное отличие вольнонаемного персонала от состоящих на действительной военной службе.

«И как, Син, все понял?»

«Ну, в общих чертах…»

Все же Синдзи, даже после долгого общения со мной, оставался японцем в достаточной мере, чтобы подобные отказы начальству и нарушения «вертикали власти» даже гражданскими лицами казались ему некоторой формой святотатства. «Вышестоящего — и нахер..? Да как же так можно?!..»

«Тогда объясню попроще. Подпиши я контракт и надень погоны — и нас бы смогли на полных правах строить и гонять. И требовать исполнения любых приказов без рассуждений. Любых!.. А в случае нарушения или неповиновения — наказывать по тому самому Внутреннему Уставу NERV, причем по всей строгости и невзирая на возраст. Бумаги подписал? Лычку прицепил? Все, изволь тащить лямку и не возникать. И если уже сейчас Мисато попыталась ткнуть мне в лицо каким-то там «долгом», то сам подумай, что же было бы дальше…

А без всего этого наш фарватер будет куда как шире. Нет, пытаться заставлять нас все равно будут, — но уже не так часто и активно, и без постоянных упоминаний о дисциплине, долге и присяге. Ну и в случае чего, и спрос с нас будет уже другой.

Но ты не беспокойся, Синдзи. Поверь: я и ты, — мы вместе и сами постараемся сделать все, что в наших силах. И безо всяких лишних хомутов на шее».

Мне всегда было интересно — что чувствует младенец в материнской утробе?.. Нет, не так: что бы он ощущал, находясь в самом преддверии жизни, и уже обладая полноценным разумом и органами чувств?

Ты паришь, — словно в невесомости, — в околоплодных водах, практически неощутимых из-за равной температуры со своим маленьким, хрупким тельцем… Вокруг вроде бы темно, но это только кажется — на самом деле, тебя окружает едва заметный, темно-красный свет. Не нужно дышать, не нужно есть, не нужно двигаться… Только просто быть. И над всем этим умиротворением, как звуки некого божественного метронома, растекаются гулкие, мерные удары материнского сердца, которым вторит торопливая дробь толчков крови в пуповине…

Немудрено, что такие мысли приходят, когда ты второй час сидишь в тестовой капсуле, особенно если закрыть глаза. Очень похоже: тесновато, вокруг невесомая жидкость, собственное дыхание в ней едва заметно. Разве что нет пуповины, и вместо сердцебиения матери — нескончаемые волны «зова Евы», хоть и заметно приглушенные из-за нахождения вне тела «Евангелиона».

Я шевельнулся, слегка меняя позу в ложементе, и приоткрыл глаза. В капсуле все было по-прежнему. Неярко горела цепочка внутренних светильников на потолке; поляризованная LCL была прозрачна, как хрусталь, — и сквозь нее отлично просматривался внутренний цветной монитор на боковой стенке капсулы, на котором бежали цифры обратного отсчета времени до конца синхротеста.

«Скучно… — продумал я. — Попросить, что ли, Акаги выводить сюда какой-нибудь ТВ-канал?..»

Даже и вздохнуть толком не удалось — LCL очень неохотно втекала в и так заполненные ею легкие, — и я, чтоб занять мозги, начал вспоминать события последних нескольких дней.

* * *

Внеся некую определенность в мой нынешний статус, мы с Мисато, — выбравшись сначала из штаб-квартиры NERV, а потом и из Геофронта вообще, — первым делом совершили набег на ближайший супермаркет «Лоусон». И это было правильным решением: как впоследствии оказалось, из всего технически съедобного в ее квартире были только пара неприхотливых комнатных растений, упаковка баночного пива в одном холодильнике, ну и Пен-Пен — в другом.

Глядя, как Кацураги явно привычно наполняет тележку супермаркета разнообразными расфасованными в алюминий и пищевой пластик полуфабрикатами и консервами, я даже не стал возражать. Начинать свой въезд на новое место жительства с сольного выступления у кухонной плиты, честно говоря, было откровенно лень, да и антипатии к подобной еде я как-то не питал. Даже наоборот — было интересно все это попробовать, ибо в доме дяди и тети было принято питаться достаточно просто и традиционно: рис, овощи, разнообразные морепродукты, курица и изредка — мясо. Единственное, что я добавил в тележку от себя, так это упакованный в пленку батон нарезанного белого хлеба, и пакет чего-то кисломолочного. На случай изжоги от такого количества «походной» еды.

Дом номер 12 гостиничного бизнес-класса, в котором проживала Мисато, находился довольно далеко от центра Токио-3. И достаточно узнаваемо напоминал себя самого из аниме — восьми или девятиэтажное здание, балконы последних нескольких этажей которого шли «ступеньками». Но имелись и отличия — жилье окружал вполне себе высокий забор, а въезд на территорию внезапно предполагал контроль: камеры наблюдения на столбах ворот, заездной «карман» на манер шлюза, ограниченный сзади и спереди боллардами — выдвигающимися из покрытой плиткой земли блестящими металлическими столбами высотой в метр и толщиной сантиметров двадцать, — и два считывателя карт. Кацураги провела по одному — и первый ряд столбцов ушел вниз, открывая проезд. Проехав внутрь, она второй раз ткнула картой в панель — и преграда сзади поднялась вновь, а передняя исчезла.

«Хм, — подумал я. — Интересно…»

В каноне, в месте проживания Мисато, не было видно никаких мер безопасности. Даже самых символических: ни ворот, ни шлагбаума, ни даже консьержа — штатного сотрудника Второго отдела NERV. Задумай кто похитить или убить одного, — а в последствии, и двух пилотов «Ев», с целым начальника Оперативного отдела заодно, — то на это хватило бы и небольшой группы с легким вооружением. И это я уже молчу про Рей, ютящуюся где-то в недостроенной или полуразрушенной бетонной коробке. Хотя, по косвенным признакам — даже тем, что наблюдал я сейчас — все же можно было надеяться, что в этом мире с жилищным вопросом у главных персонажей дела обстоят получше.

Лифт из подземного гаража тоже открывался по карточке, и мы с капитаншей, неся пакеты с провизией, поднялись на седьмой этаж, попав, наконец, в мое новое жилище.

— Тадаима!.. — порог был оставлен позади, знаменуя исторический момент моего вселения. А я мысленно сощурился, ожидая увидеть «благоухающие» баррикады мешков мусора, ползучую плесень на стенах, рои мух и разве что только не свисающую с потолка зеленую слизь — в лучших традициях поклонников одного из богов Хаоса. Однако, все оказалось не так уж и плохо: бардак имелся, да, но все же не столь крышесносный.

— Это об вот этом всем меня и предупреждала Акаги-сан?.. — не удержавшись, задумчиво поинтересовался я. — И так тут всегда?

— Не слушай Рицко! Я сама сюда недавно как въехала! — запротестовала Мисато, указывая на изрядное количество не распакованных коробок.

— Уарк! — послышалось из глубин квартиры, а также приближающееся торопливое шлепанье лап.

Ну да — это был Пен-Пен собственной персоной.

Встопорщив пушистые красные перья на бровях, довольно-таки крупный бело-черный пингвин внимательно поглядел на меня круглым зеленым глазом и коротко щелкнул клювом.

Представив меня своему питомцу, и в первую очередь накормив его свежей сырой рыбой, Мисато, быстро переодевшись в тот самый — достаточно провокационный — домашний наряд из шлепанцев, коротких джинсовых шортов и желтой майки, сноровисто организовала стол уже для людей. Разнообразные разогретые в микроволновке котлетки, рыбные палочки и фрикадельки в пряном соусе, порционный сыр, вареный рис, лапша и салаты пошли вполне себе на «ура» — времени прошло уже немало, и кофе с сэндвичами от доброй «тети Рицко» уже давно переварились.

После трапезы, тянувшей скорее на ранний ужин, чем на поздний обед, я начал обустраиваться на новом месте. Мои небогатые вещи и пожитки, уже доставленные в квартиру в коробках, стояли небольшим штабелем в прихожей. Оставалось только определиться с местом проживания. Практически не раздумывая, я выбрал ту же комнату, в которой жил Синдзи в сериале: самую небольшую из трех, и без выхода на длинный балкон, идущий вдоль комнаты Мисато, гостиной и пустующего помещения, — в которое по канону должна была въехать Аска.

Приборка не заняла много времени — а чего там прибирать, в пустой-то комнате с одним окном и единственным стенным шкафом? — и я быстро перекидал внутрь свои коробки. Еще меня ждали, доставленные кем-то предусмотрительным, упакованные в полиэтилен стандартный японский футон для сна с синтетической набивкой, подушка, одеяло и комплект постельного белья.

Мисато тем временем, прихватив пару банок пива, оккупировала ванную. Так что я, не спеша, занялся своими делами: воткнул на зарядку служебный мобильник, чем-то похожий на легендарную «неубиваемую» «Нокию-3310» — увесистый серый кирпичик с монохромным экраном и прочными кнопками, — и приступил к освобождению коробок, раскладывая вещи по полкам в шкафу.

Барахла у Синдзи изначально было немного. Несколько комплектов школьной формы из черных брюк и белых рубашек с короткими рукавами, футболки, белье с носками, спортивный костюм, и просто домашняя и повседневная летняя одежда с тремя парами легкой обуви.

Также имелись несколько больших коробок с учебниками, тетрадями, канцелярией и просто книгами.

Из гаджетов он обладал тем самым знаменитым кассетным плеером с подборкой классической музыки — паренек все же играл на виолончели, простым сотовым телефоном, не ловящим сигнал в Токио-3, и достаточно слабым ноутбуком. Которого, впрочем, хватало для нужд учебы, серфинга в сети и просмотров фильмов. За год нашего с ним совместного существования ничего нового мы не приобрели, потому как карманные деньги, выделяемые дядей и тетей с отцовских субсидий, были невелики, а на какую-нибудь подработку я устраиваться и не думал, первое время занятый исключительно мыслями о подготовке к тому, что нас вскоре ждет.

Так, за хлопотами по благоустройству, и закончился мой второй день на новом месте. Мисато, заглянувшая в комнату с полотенцем на влажной голове, обозрела чистый пол, аккуратно сложенные коробки, распахнутый шкаф с ровными стопками вещей, и с прищуром улыбнулась, явно определившись с тем, кто вскоре будет назначен добровольцем по уборке квартиры. Но, промолчав об этом, просто пожелала мне спокойной ночи и ушла.

А я, расстелив футон, разделся, лег поверх одеяла и смотрел в темноту за окном.

Сколько раз в своей жизни я вот так ночевал на новых местах? В детстве — при поездках в гости, летние лагеря отдыха и иногда в больницах… Во время учебы — первую ночь в курсантской казарме я помнил, как сейчас: на скрипучей пружинной кровати, и чистых, но не новых простынях с казенными штампами, среди легких запахов хлорки, воска для натирания паркета и сапожной ваксы… И впоследствии, уже на службе — в общагах, казармах, сырых и холодных палатках, а иногда и просто на броне, радуясь теплу медленно остывающего моторного отделения танка.

Но еще никогда новое место не ощущалось столь остро, заставляя чувства, — как тогда, перед посадкой в «Еву», — отчетливо улавливать оттенки и детали окружающего меня мира.

Спать откровенно не хотелось, и я как был, босиком и в казенных трусах, прошлепал через гостиную, вышел на балкон и облокотился на парапет, испытав давно забытый импульс достать сигареты и закурить. Плитка пола и сталь перил холодили ступни и руки, а прохладный ветер с легким запахом близкого океана приятно обдувал тело — в комнате с закрытыми окнами было все-таки душновато.

Я рассматривал город, чьи поднятые сейчас на поверхность погружаемые здания светились в темноте ночи узкими окнами и алыми россыпями габаритных огней на крышах и громоотводах. По освещенным магистралям двигались отдельные машины и целые автопоезда, по монорельсу с низким свистом прошла пара грузовых составов. Места особо сильных разрушений, включая эпицентр взрыва Сакиила, сейчас были похожи на целые острова света посреди ночного города, и плотно уставлены тяжелой строительной техникой, кажущейся с такого расстояния детскими игрушками. А над ними медленно кружило несколько вертолетов.

Токио-3, как и знаменитый «никогда не спящий город», жил своей жизнью: активно восстанавливаясь после вторжения Ангела, как растревоженный муравейник.

«Токио-3 и Геофронт… Последняя цитадель и надежда человечества…» — вспомнил я слегка пафосные слова Мисато. Но, побывав в Геофронте… Сев в «Еву», и получив самые железобетонные доказательства, что все это — совершенно взаправду… И глядя теперь на эту панораму… В общем, сейчас пафоса в тех ее словах ощущалось все меньше и меньше.

— Смотри, Синдзи. Город, который мы с тобой умудрились сегодня спасти, — негромко повторил я слегка измененную знаменитую фразу вместо Кацураги.

Испарина на теле уже обсохла, и становилось холодно. Я переступил ногами и поежился.

«Ну, все, отбой в танковых войсках…» Завтра, по словам Мисато, ожидался не менее насыщенный день.

* * *

Токио-3, по рассказу Мисато за завтраком, в политическом плане представлял собой довольно занятную копию старинных «вольных городов» Германии, или городов-государств, — вроде Сингапура или княжества Монако.

Де-факто располагаясь на территории Японии, де-юре он являлся совершенно отдельным образованием, находясь под юрисдикцией исключительно ООН, — причем, как я понял, в некоторых случаях даже имея право требовать максимально возможного содействия от властей японского государства. Ну, вспомнить хотя бы концентрацию всех доступных источников электроэнергии для накачки той самой мега-снайперки, уложившей с двух залпов Рамиила.

Так что город, в котором я теперь жил, являлся, по сути, автономией: построенный над Геофронтом, и являющийся его «крышей» в обоих смыслах этого слова, он имел полностью свою собственную инфраструктуру, источники энергии и водоснабжения, морские порты и аэропорты.

Все административные службы Токио-3 подчинялись непосредственно NERV, «кровавой гэбней» в нем являлся известный Второй отдел, а функции полиции Токио-3 выполняли отдельные части войскового контингента ООН. Сами же наземные и воздушные силы местных гарнизонов, что не слишком удачно показали себя в бою с Сакиилом, комплектовались как из японских частей, так и из войск стран, входящих в Совет Безопасности ООН. Интересно, а мои соотечественники тут есть?.. Ведь в том же аниме частенько мелькали вполне узнаваемые силуэты наших танков и прочей советской техники, наводящие на мысли о заметном участии во всей этой кутерьме матушки-России. Ну, будет время — уточним этот вопрос; а пока…

Пока на дворе было воскресенье, так что в новую школу меня никто не вез. Перекусив остатками вчерашнего ужина и запив все кофе, Кацураги, невзирая на выходной, отбыла на службу, оставив меня на хозяйстве и пообещав быть к обеду, привезя чего-нибудь вкусного.

Ну а я засучил рукава, и принялся воплощать в жизнь принцип: «Чистота — залог здоровья».

— Значит «рыцари никогда не пасуют перед трудностями»? Значит, «…а Синдзи-кун у нас — настоящий рыцарь»? Возможно, что не пасуют… Возможно, что и рыцарь… Но не Золушка же! — все это я язвительно бурчал себе под нос, уже больше часа попеременно воюя с бардаком и следами запустения в обширных апартаментах Мисато.

Да, согласен — немаленькая трехкомнатная квартирка госпожи капитана на самом деле оказалась вовсе не тем филиалом Авгиевых конюшен, что были показаны в аниме. По крайней мере, пустой пивной тары были точно не горы, мешки с мусором не валялись по углам, а в кухонной раковине на грязной посуде еще не пыталась зародиться разумная жизнь. Но все же это была изрядно запущенная холостяцкая берлога, в самом классическом смысле этого понятия — то есть, место, куда чаще всего приходят только поесть и переночевать, а порой двое-трое суток могут и вообще не появляться. Как у нее, интересно, бедняга Пен-Пен еще ласты с голодухи не завернул? Не иначе, как продуманный птиц держит и регулярно пополняет неприкосновенный запас провизии в своем личном холодильнике…

В общем, некое подобие порядка имелось только в прихожей и в ванной, далее же начинались «дикие земли». В двух, — вернее, уже в одной пустующей жилой комнате царили лишь легкая пыль и запустение, а уж что могло скрываться за дверьми, ведущими в комнату самой Мисато, я даже не стал проверять. Знаем мы эти каноны аниме: сначала просто зашел прибраться, потом на ровном месте споткнулся и вывернул на себя ящик с трусами и лифчиками, а там и хозяйка некстати вернулась… И готово — клеймо фетишиста и извращенца обеспечено.

Отсутствие хозяйской руки в квартире был заметным почти везде: пыль на плоских поверхностях, грязноватый пол, тусклая металлическая раковина в разводах в кухонном закутке, не самая чистая плита, микроволновка в пятнах, смятые алюминиевые банки россыпью, накопившийся за пару недель не вынесенный мусор…

От этой картины мой внутренний казарменный житель, выпестованный учебой в военном училище и последующей службой, рычал, скреб когтями и пускал пену, требуя застроить авторов этого беспорядка в два ряда на подоконнике, от души вздрючить и отправить чистить все вокруг зубными щетками.

Но бесхозяйственность Кацураги отчасти искупал хотя бы тот факт, что она все же порой задумывалась о порядке, и даже планировала им заняться. Возможно. Когда-нибудь. Такой вывод я сделал, внезапно обнаружив новенький пылесос, а в шкафу умывальной нашлись целые ряды баночек и бутылочек со всяческой бытовой химией, нетронутая швабра в упаковке и коробка, полная девственно-чистых тряпок, губок и щеток. Так что хотя бы инструментарием для уборки я был обеспечен.

И уже через пару часов я сидел на диване в гостиной более-менее прибранной квартиры, а снаружи, на широкой лестничной площадке с длинным балконом, вдоль стены выстроилось отделение полных, черных мешков.

«ПХД полным строем однако…»

С улицы послышались голоса, и я, оставив входную дверь приоткрытой, в чем был — домашних штанах и футболке, — надев обувь, выскользнул наружу.

На седьмом этаже, где располагалась квартира Мисато, имелось еще четыре двери, разнесенные на длинном балконе, выполняющем роль коридора, на весьма приличное расстояние — жилплощадь тут имела совершенно не по-японски большие площади. Но, судя по всему, все они были необитаемы. Об этом говорили отсутствие любых признаков жизни — все та же легкая пыль на полу, нет даже ковриков у дверей, да и сами двери оказались затянуты в фабричную пленку, которую никто не торопился снимать.

Услышав шум и перегнувшись через парапет, я поглядел вниз. На площадке перед домом стояло два черных внедорожника и грузовой фургон, из которого команда рабочих в темпе выгружала какую-то мебель и аппаратуру. За процессом молча наблюдали двое мужчин в одинаковых темных костюмах.

«Никак, соседи образуются?..» — подумал, было, я, но сразу же усомнился. Больше всего это походило на оборудование стационарного поста охраны.

«Занятно… Жила тут начальница из NERVа — и всем хватало въезда по карточке. А добавился пилот — и сразу еще одна линия безопасности. Видимо, папе Гендо я просто жуть как нужен… Похоже, и в школу я пешком точно ходить не буду…»

Я вернулся в квартиру, сварил себе кофе — чаю, к сожалению, в запасах не нашлось — и сел смотреть новости. А к полудню вернулась и моя опекунша. С объемным свертком в руках, одуряющее вкусно пахнущим копченой рыбой.

— Синдзи! Да ты просто монстр уборки! — восхищенно бормотала Кацураги, ходя по комнатам.

— Да ладно… — пожал я плечами. — Все было не так уж и страшно, да и вашу комнату я не убирал. Но учтите, Мисато-сан, я не планирую становиться у вас горничной и кухаркой.

— О!.. Так ты еще и готовить умеешь?! — потерла руки донельзя довольная брюнетка.

— Я много чего умею, но это не значит, что на меня можно будет сесть и ножки свесить, — скрести я руки на груди. — А вы, судя по реакции и вчерашнему меню, с кухней не особо дружите?

— Ну, как тебе сказать… — малость замялась Мисато.

— Ясно, — подытожил я. — Тогда давайте…

— Да! — прервала меня капитан. — Давай разыграем обязанности…

— Нет! — ответил я. — Никаких «камень-ножницы-бумага»! Съедобной пищей я нас двоих, — или троих, — так и быть, в одностороннем порядке обеспечу; но вот что касается чистоты… Если ее просто поддерживать, то и не надо устраивать генеральных уборок.

— Я постараюсь, — закивала Кацураги, но я ей мило улыбнулся, стараясь копировать «улыбку доброго людоеда» своего первого старшины, старшего прапорщика Высовеня:

— А не надо стараться, Мисато-сан, надо просто изредка прибираться и не мусорить. И я за этим прослежу.

— Похоже, Рицко не тому предлагала убежище, — талантливо изобразила печаль Кацураги. — Еще и дня не прошло — а меня уже терроризируют в собственном доме… Ну ладно, твои кулинарные таланты мы оценим позже, да и продуктов все равно я не купила, так что пока едим вот это! Я принесла нам по две большие порции унаги!..

После обеда практически ресторанного уровня: копченые угри, спаржа, рис и соусы, — довольная и сытая Кацураги повезла меня в NERV. Причем, выходя из дома, я увидел подтверждение своей догадки — пустующее место консьержа теперь занимал средних лет коротко стриженый мужчина в привычном уже темном костюме, сидящий за монитором, и обменявшийся с Мисато короткими кивками. Ее синей «Супры» в гараже не обнаружилось, да и почти не замолкавшая девушка тут же сообщила, что сдала свою поврежденную машину в ремонт, и вынуждена пока ездить на служебной и какой-то «тормознутой» «Королле».

Снова оказавшись в Геофронте, я мельком повидался с Акаги, тут же отправившей меня «всего лишь» на какое-то очередное получасовое сканирование; а через эти полчаса, выдержав еще одну, уже слабую атаку со стороны Кацураги: «Синдзи, ну… Может, ты передумал? Подпиши контракт — будь мужчиной!.. Нет? Ну, ладно…» — заполнил еще несколько бумаг о приеме меня, как вольнонаемного сотрудника Научного — уже Научного! — отдела NERV, на должность тест-пилота.

— Так что, Мисато-сан? Получается, мой непосредственный начальник теперь — доктор Акаги? — поднял я голову от текста. Не то, чтобы это как-то сильно меняло ситуацию — ту же Рей, приписанную к Научному отделу, без вопросов отправляли в бой по первому звуку трубы, — но все же…

— Скажем так — теперь и она тоже, — откровенно ехидно усмехнулась капитан. — Иначе гражданским тебя было не устроить... И ты еще пожалеешь об этом! Имей ты звание — и относился бы к Оперативному отделу, и я бы могла с полным правом не отдавать тебя Рицко по ее любому требованию. А теперь — увы, готовься к роли бессменной подопытной свинки!.. И, да — это тоже тебе.

И девушка протянула мне с виду небольшой, запечатанный по краям конверт из тонкой бумаги.

— Внутри — расчетная карта с зачисленным тебе авансом и премиальными за Сакиила. Пин-код там же. Точной суммы мне не сказали, — но полагаю, она весьма кругленькая. Так что думай, на что тратить соб…

И тут Мисато замолчала, наткнувшись на мой ироничный взгляд.

— И кому я тут это говорю?.. — махнула она рукой. — Я же пригрела занудливую змею на груди…

— Ага. Призвал к порядку — и сразу стал занудой? А вам самой-то куда больше хочется приходить — в запущенную берлогу, или уютную квартирку?

Кацураги, нахохлившись, промолчала.

Остаток дня был потрачен на вводную экскурсию по Геофронту, а именно — наиболее актуальным для меня путям: ангар с «Евой-01», комплекс для синхротестов с зависшими над пока пустым бассейном несколькими контактными капсулами, комната подготовки пилотов, лаборатория Акаги, санузлы, столовая, душевая, а так же главный и вспомогательный шлюзы, ведущие на поверхность.

Находившись по переходам и коридорам до гудения ног, назад, в квартиру, мы вернулись уже затемно.

А завтра начиналась новая учебная неделя...

* * *

Встреча с обещанным мне общеобразовательным учреждением состоялось на следующий день. Как я и предполагал, подкинула меня туда Мисато, сразу предупредив, что в школу и обратно меня будут возить на служебном транспорте, и попросив не создавать проблем безопасникам.

Я в ответ лишь пожал плечами. Зачем? Возят — и прекрасно. Да и за покупками пойти с молчаливым дядькой за спиной для меня ни разу не проблема.

Но о школе: эта обитель знаний за номером 707, как и все вокруг, находящаяся под патронажем NERV, — а точнее, его дочернего предприятия, института «Мардук», занятого поиском потенциальных пилотов, — почти ничем не отличалась от той, первой школы, в которую ходил Синдзи, проживая с родственниками отца. Перевод в нее не занял много времени, сведясь к сдаче тонкой папки с документами пожилой женщине в секретариате, и получению взамен ламинированной карточки учащегося и распечатки учебного расписания класса «2-А».

Знакомство с одноклассниками прошло почти как в каноне, разве что отсутствовала забинтованная Рей, сидящая у окна. А так все пошло своим чередом — краткое представление у доски с написанием на ней своего имени, урок, и анонимный вопрос, пришедший на учебный ноутбук почти к самой перемене.

Ответ «Да» — и занятие завершилось досрочно. Гвалт, ажиотаж, куча вопросов… Я успел ответить почти на половину, прежде чем, услыхав и переварив новости, с задней парты встал лохматый парень в спортивном костюме. И, подойдя, нарочито зацепил меня локтем, бросив не глядя:

— Новенький… Пойдем — выйдем, поговорим…

«О-хо-хонюшки!.. — вздохнул я про себя. — Син, походу, нам сейчас будут мстить… Ну и ладно, лучше сразу все расставить по своим местам».

И под шепот притихших одноклассников я вышел из класса.

Хоть Тодзи был и выше меня на полголовы и заметно шире, но именно драки я не боялся. Вот бороться с ним бы я не стал — тут вес тела и мышечная масса сыграли бы свою роль, — а так, на поле дворового махания кулаками. Разберемся…

Спустившись по лестнице, я шел вслед за Судзухарой по коридору, ведущему на улицу между двумя учебными корпусами, и мысленно просто умилялся.

«Ничто не ново под Луной… Ухватки гопников, похоже, интернациональны…»

Тодзи, судя по всему, собирался провернуть со мной трюк, когда агрессор, расслабленно идущий вот так впереди своей жертвы, внезапно разворачивается и резко бьет ее в лицо. Но дело в том, что я, выросший в окраинном заводском микрорайоне, который даже в городских газетах частенько без прикрас именовали «белым гетто», был хорошо знаком с этим грязноватым приемчиком. А тот, кто предупрежден…

Так что, выйдя через двойные двери наружу, я внимательно следил за правой рукой Судзухары, и заметил момент, когда дернулись его мышцы и начали сжиматься пальцы.

Что ж… Удар у этого акселерата был неплох — достаточно быстрый и не сильно размашистый. Совсем не тот идущий по широкой дуге боковой удар рукой в голову, который на Западе, по словам того самого полковника Фисенко, за заметность и предсказуемость называют «fool`s punch» — «удар дурака».

Подача Тодзи наверняка бы сшибла Синдзи с ног, разбив тому нос и губы, или навесив хороший бланш под глазом. Но в мою голову он не попал — я пригнулся, отводя правое плечо, пропустил удар над головой, и тут же, с короткого разворота туловищем, пробил повернувшемуся ко мне почти боком Судзухаре «в солнышко». И отскочил назад...

Скажите, вам когда-нибудь качественно прилетало в солнечное сплетение? Нет? О, это просто дивные ощущения! — несколько мгновений ты вообще ничего вроде бы не чувствуешь, а затем за грудиной у тебя будто появляется настоящий вакуум, не дающий сделать ни малейшего глотка воздуха, и неумолимо сворачивающий тебя в крендель. А звон в ушах и мельтешение перед глазами только добавляют радости бытия…

Так вышло и тут: Судзухара от удара «хекнул», подавившись вдохом — а человек почти всегда, инстинктивно, бьет на выдохе, — с негодованием начал разворачиваться, снова занося кулак; но затем резко побледнел, шагнул вбок, потом еще раз, и неудержимо начал сгибаться, прижав одну руку к груди, и оперевшись второй об стену.

Забудьте про всякие честные драки, особенно если первыми били не вы. Противник в подобном состоянии — это просто прекрасно, удобно и при вдохновении весьма располагает к креативу. Сначала сбил ему кукушку, а потом руками, ногами — или даже подобранными по вкусу предметами обстановки, — окончательно донес мысль до собеседника. Обосновал ее конкретно, и железно аргументировал…

Но мы же не звери, господа… Не хватало еще в первый же школьный день отправить этого народного мстителя в больницу, вдогонку к сестричке.

Так что я подошел к нему, и просто подбил опорную ногу, а когда клиент плюхнулся на землю, завернул ему правую руку за спину и присев, наступил на поясницу коленом.

У Айды Кенске, наблюдавшим за быстрой атакой и последовавшей контратакой, глаза стали почти наравне с очками, и слегка отвисла челюсть.

А Тодзи, наконец, сипло втянул в себя воздух и заворочался — состояние «грогги» после удара в солнечное сплетение накрывает через пару секунд, но и откатывается тоже достаточно быстро. Если ты не потерял сознание, конечно: но я все же бил не в полную силу.

— Ну что, поговорили?.. Еще вопросы есть? — сказал я пыхтящему, как ёж, Судзухаре, но тут же повернул голову, недобро зыркнув на неуверенно шагнувшему к нам Айде: — А ты стой, где стоишь, четырехглазый, или тоже сейчас по шее выхватишь…

И я слегка потянул выше зажатую на излом руку попытавшегося начать вырваться парня.

— Не дергайся, иначе я тебе руку из сустава выверну. Это больно, а вправлять потом будет еще больнее... Ты чего кулаками-то машешь? Из родни позавчера пострадал кто? — решив не слишком светиться, спросил я.

— Сестра, — хмуро ответил за Тодзи его друг. — Его младшая под завал попала, сейчас в больнице, с переломом ноги…

В ответ я лишь вздохнул.

— Знаешь, мне искренне жаль, что твоя сестра пострадала. Но в том бою, несмотря на эвакуацию и убежища, погибло более сотни человек. Большей частью военные, но и гражданские тоже. А если бы напавшая на нас тварь не была бы уничтожена, — даже посреди кварталов, — то исчез бы весь Токио-3. И я тоже был не в восторге, что меня послали убивать ее только тогда, когда она дошла до центра города. Вот только меня никто не спрашивал!.. Есть что сказать?

Но несостоявшийся борец за справедливость молчал, лишь злобно сверкая на меня скошенным глазом.

— И в следующий раз все-таки сначала думай головой, а потом делай. Вот набил бы ты сейчас мне морду за свою пострадавшую сестру… И что? Хочешь расскажу, что бы было дальше?.. Я бы пришел в NERV с разбитым лицом — и мне бы не поверили, что я просто упал. И следствие, думаю, тоже не затянулось бы надолго. А за избиение пилота и ты сам, и вся твоя семья вылетели бы из Токио-3 в течение двадцати четырех часов. Вместе с больной сестрой. Хочешь, чтоб твои родители оказались безработными, с дочерью, требующей медицинского ухода, и сыном-балбесом на руках?

Я не был на все сто процентов уверен в своих словах, но… Как я уже успел убедиться, этот «Евангелион» был куда как более логичен по сравнению с аниме, и на такой подрыв боеспособности NERV (и особенно — своих планов), путем мудоханья ценного и единственно дееспособного пилота «Евы-01», папа-Гендо вполне мог отреагировать весьма резко.

— В общем — отрасти себе мозг и шевели им хоть изредка, — и я, отпустив вывернутую руку Судзухары, встал и пошел обратно в класс, на подходе к которому уже прозвенел звонок.

Одноклассники, явно зная об ухватках Тодзи, встретили меня, вполне целого и возвращающегося в класс в одиночку, с некоторым удивлением. Как говорится: «Муж отправился на пруд топить ворюгу-кота... — И что? — Да ничего, просто кот уже с час, как дома, а вот мужа все еще нет…»

Появившаяся староста класса Хикари Хораки, перекинувшись парой фраз с девчонками и так и не дождавшись Судзухару с Кенске, шепнула что-то преподавателю японской истории, и даже ушла с урока — видимо, отлавливать по школе эту парочку прогульщиков, — а мы продолжили изучать достаточно насыщенные события периода Камакура.

* * *

После окончания уроков и под прицелом весьма разнообразных взглядов одноклассников, и тех, с кем они успели обсудить новость о моей скромной персоне на переменах — взглядов настороженных, опасливых и заинтересованных, — я вышел через школьные ворота. И молча сел на заднее сиденье ждущего меня черного джипа с двумя сотрудниками безопасности NERV внутри, средних лет европейца и японца, — которого я, к слову, видел уже второй раз.

— Домой, Икари-сан? — поинтересовался сидевший за рулем, причем совершенно спокойно и по деловому. Хотя секьюрити-профи такими и должны быть — спокойными и вежливыми к объекту охраны, и неважно кто это — сам японский император, голливудская звезда или подросток.

— Нет, э-ээ… — ответил я, не обнаружив у него бейджа и замявшись.

— Можете называть меня Кагари-сан, а моего коллегу — Николс-сан. Со второй дежурной сменой познакомитесь позже.

— Очень приятно, Кагари-сан! И спасибо, что заехали за мной. Скажите, у нас по пути будет какой-нибудь продуктовый магазин, — только более серьезный, чем «Лоусон»? Кацураги-сан, оказывается, нечасто бывает дома, и холодильник у нее пуст.

— Конечно, Икари-сан. В супермаркете «Микан» выбор куда больше, и всё всегда свежее.

И внедорожник, тихо заурчав двигателем, плавно покатил по дороге.

В магазин, расположенный не так уж далеко от универсама, в котором мы были с Мисато, мы пошли вдвоем с Кагари-саном, оставив его напарника в машине. И верно — ассортимент продуктов тут был куда как богаче. Так что, решив не мелочиться, я взял тележку, и покатился вдоль рядов, складывая в нее пакеты, банки и упаковки.

«Ну-с… Прикупим всего понемногу — и свежачка, и чего про запас положить…»

Как научила меня своя собственная холостяцкая жизнь и быт моих неженатых друзей и приятелей, мифы об отвратительно питающихся одиноких мужчинах придуманы девушками, стремящимися выйти замуж. Нет, разумеется, в природе встречаются разные индивиды — и «маменькины сынки», оставшиеся без опеки; и откровенные гики и нерды, готовые довольствоваться заварной лапшой и магазинными пельменями; и просто неумехи, способные умереть от голода у холодильника, полного сырых продуктов, — но… Среднестатический парень вполне способен приготовить себе еду сложнее яичницы с сосисками, хоть и попроще мясной солянки или гуся с яблоками. И это я уже молчу про служивших: умеющих и супец в котелке на таблетках сухого горючего сварить, и картошки в цинке из-под патронов нажарить.

Итак, в телегу легли увесистые пачки макаронных изделий, гордо именуемых тут как «Pasta», большая банка с томатной пастой, баклаги оливкового и кукурузного масла, свежая и сушеная зелень, разнообразные приправы, соль, сахар, перец, уксус и соевый соус, упаковки местных бульонных кубиков с различными вкусами, расфасованная — почему-то только по 600 грамм — и мытая до желтизны картошка в вакуумных пакетах, а также лук и морковь.

В другом отделе к ним добавились по паре кило уже нарезанной свиной мякоти, говяжьего гуляша и куриного филе на подложках. А еще — яйца и какие-то неплохо выглядящие колбаски из рубленого мяса. Воспользовавшись уже кулинарными знаниями Синдзи, я набрал риса, овощей, каких-то маринадов, свежей рыбы, и еще кучу чисто японских компонентов для готовки. Так же были куплены кофе и чай — зеленый и черный.

Ну а финишировали мы с молча наблюдающим мои закупки японцем в секции консервированной продукции, где в тележку лег десяток банок фасоли в томате, несколько полулитровых пакетов разных супов из разряда «разогрей и ешь», и где-то треть из вчерашнего моего с Мисато меню полуфабрикатов, которые мне запомнились и понравились. А еще я слегка прошелся по посудному отделу, добирая то, чего не заметил во время ревизии на кухне у моей опекунши.

На кассе, пока я расплачивался, все мною купленное было сноровисто разложено по большим бумажным пакетам, и на выход с Кагари-саном мы двинулись уже с очень добросовестно нагруженной тележкой, которую дозволялось оставить на парковке.

И, к слову, об оплате.

В фойе школы оказались и банкомат, и платежный терминал, — так что я, разумеется, не упустил случая узнать свою нынешнюю финансовую состоятельность... Ну, что сказать? Если переложить имевшуюся на карте сумму в рубли, и вручить ее мне там, в моем родном мире, то я бы смог купить себе хорошую квартиру-полуторку где-нибудь поближе к центру в одном из областных городов. Или, например, пойти в наш местный салон «Субару», и ткнуть пальцем в новенький «Аутбэк» — пусть и не в топовой, но вполне хорошей комплектации.

В общем, NERV решил не мелочиться, деньги были, и это не могло не радовать.

Оказавшись дома и так же вежливо раскланявшись с охраной, помогшей мне занести все припасы и покупки в квартиру из подземного гаража, я быстро распихал все добро по шкафчикам и в холодильник. Потом подкинул рыбы Пен-Пену, и начал думать, что бы соорудить на ужин. Времени до прибытия Мисато было около часа, так что, включив вытяжку, чайник и поставив на плиту греться воду для варки местной — якобы итальянской — «пасты», я начал делать томатный соус: достаточно простую штуку, однако по моему опыту, способную превратить даже серые армейские макароны третьего сорта во вполне съедобное блюдо.

На дно ковшика из нержавейки последовательно плюхнулись треть стакана оливкового масла, мелко порезанная луковица и немного моркови. А после легкой обжарки добавились три столовых ложки томатной пасты, тут же разбавленные до густой соусной консистенции кипятком из чайника. Перемешать — вот и, собственно, все. Соль, сахар, перец или уксус с чесноком добавлять исключительно по вкусу, пробуя по ходу дела. Я любил соус поострее и сладковатый, и поэтому посолил, от души поперчил, кинул сахару и пару зубков мелко порубленного чеснока.

Попробовав и оставив соус томиться на самом малом огне, я достал упаковку колбасок. Варить изделия из рубленого мяса — не самая лучшая мысль: по идее, их оптимально жарить на гриле, или вообще открытом огне. Но в условиях квартиры… Нет, можно, конечно, и жаровню на балконе развернуть, но сгодится и просто на сковороде. В общем, зашкворчавшие на масле колбаски были накрыты крышкой, дабы не оттирать потом плиту от брызг жира, а я засыпал в булькающую кастрюльку завитушки макарон, и начал нарезать овощи.

В итоге вся готовка заняла минут тридцать, да и то в нарочито неторопливом режиме.

«Хы… И чего ж тут сложного-то? А на выходе имеем вполне достойную пищу…»

— Синдзи! Я дома! — послышалось из прихожей после хлопка двери.

— Если хотите есть, то как раз к ужину, — ответил я, переворачивая уже румяные колбаски. — Минут через десять будет готово.

На что Мисато, вместо ответа поставив рекорд в переодевании и принятии душа, уселась за стол уже через пять минут, алчно поглядывая в сторону кухонного закутка и поводя носом.

— А что это ты приготовил? Пахнет приятно…

— Еду. Полезную и вкусную, — сказал я, доставая посуду.

«Надо еще докупить… Четыре тарелки, пять вилок, две ложки, пучок одноразовых палочек из суши-бара и три стакана — это никуда не годится…» — подумал я, тут же вспомнив домовенка Кузю с его бессмертным: «Я не жадный, я — домовитый!»

И перед Кацураги возникли столовый нож, вилка и широкая тарелка, наполовину полная горячих «спиралек», залитых густым томатным соусом, и посыпанных поверх всего нарезанным укропом, оставшимся от изготовления салата, и соседствующих с двумя толстенькими жареными колбасками. А еще на столе материализовалась квадратная глубокая миска с собственно овощным салатом, щедро заправленным маслом и тоже густо засыпанным зеленью; отдельно лежащий на тарелочке, поджаренный в тостере свежий хлеб, а персонально для капитана — традиционная вечерняя банка пива из холодильника.

Через минуту Мисато напоминала хомячка, дорвавшегося до дармового зерна — с набитыми щеками, и жмурящаяся от счастья.

— Ум-мм,.. — прожевав и проглотив, взялась она за пиво. Но вместо каноничного вопля восторга лишь выдохнула:

— Синдзи, выходи за меня!

— Тогда уж «бери меня замуж», Мисато-сан. — фыркнул я, тоже поедая плоды рук своих. — Или вы вот так, сходу, устанавливаете главенство в нашем возможном браке? Тогда меня это не устраивает.

— Почему?

— Не знаю, христианка вы или нет, но крест вы носите. И должны знать, что говорится в Библии о браке.

— И что же там говориться? — чуть заинтересованно наклонила Кацураги голову.

— «Жена — да убоится мужа своего!» — я направил на неё вилку. — Так что как начнете бояться — тогда и поговорим.

Тут фыркнула уже Мисато. И затем, отправив в рот остатки второй колбаски и активно зачерпнув еще салата, пробурчала с набитым ртом:

— Бояться? Ну, уж нет… Ты не страшный.

— Н-да?.. Ну, ладно, вот покормлю вас человеческой едой с недельку — а потом перестану. И здравствуйте снова, заварная лапша и консервы из субпродуктов…

— Не-не-не! — замахала брюнетка руками, невольно вызвав этим завлекательное колыхание под майкой. — Уже боюсь! Видишь, аж вибрирую и мурашками покрылась?!

— Ладно, питайтесь пока, — великодушно разрешил я, вставая. — Добавки хотите?

— Угум!..

Я сгрузил ей на тарелку остатки макарон с последней сосиской, и выскреб соус из ковшика.

— Чай? Кофе?..

— Кофе! С молоком и сахаром!

— Принято. И, Мисато-сан… Если вам так понравился ужин, — то, из уважения к повару, помойте потом за собой посуду, лады?

* * *

...Негромкий звук зуммера вырвал меня из полудремы воспоминаний, и я тут же заметил, как мигает на табло шестерка нулей — время синхротеста закончилось.

— Ну что, Синдзи-кун, на сегодня все, — раздался по связи вполне довольный голос Акаги. — Откачка LCL через тридцать секунд, так что будь готов.

— И какой результат?

— По итогам трех проведенных тестов, твой стабильный уровень — 71 процент, — как всегда, без задержки ответила Рицко. — Просто замечательно, на мой взгляд. Та же Рей кратковременно выходила на такой уровень только один раз, так что у тебя с «Евой-01» просто редкостное взаимопонимание.

«Ну, еще бы ему не быть… Но все же интересно, посадят ли меня в собственно «Еву», или придется ждать пришествия очередного посланника богов, будь он неладен?..»

С момента нападения Сакиила пошла уже третья неделя, и за это время я вполне успел адаптироваться к новому для меня укладу и ритму жизни, сильно отличавшемуся от размеренного и слегка сонливого течения дней с дядей и тетей Синдзи.

Утро начиналось с уже привычной дозы физических упражнений, а затем мы с моей опекуншей, позавтракав и покормив пингвина, дружно покидали квартиру: она на службу в NERV, стартуя «с места — в карьер» на своей отремонтированной «Супре», а меня забирал неизменный черный джип с уже знакомыми в лицо и по именам сотрудниками службы безопасности. Кстати, особенно непросто было привыкнуть к тому, что я, при жизни у родственников Гендо бывший в очень большой мере предоставленным самому себе, отныне наоборот, практически не выпадал из поля наблюдения и опеки NERV.

До обеда шли занятия в школе — обычное общее образование с некоторыми чисто японскими особенностями наподобие уроков каллиграфии, к которым я за прошедший год уже успел привыкнуть; а после учебы — снова служебный транспорт, и бдительная охрана.

Ажиотаж среди школьников касаемо моей персоны уже через пару дней предсказуемо пошел на спад. Главное было выдержать первый натиск самых назойливо-любопытных. Я спокойно отвечал на большинство вопросов, — кроме самых уж заковыристых и личных, — вел себя ровно, и всячески давал понять, что, несмотря на высокое родство и должность пилота «Евы», я самый обыкновенный паренек.

Хотя, после все-таки всплывшей историей с Тодзи, одноклассники все равно поглядывали на меня с опаской. А одноклассницы, пошушукавшись со старостой Хораки — с опаской и любопытством, чем изрядно развлекали, собственно, самого Синдзи Икари, который никогда в жизни не чувствовал ничего подобного касаемо своей скромной персоны.

Сосуществование двух наших душ в одном теле, при всей своей кажущейся иррациональности, по-прежнему не вызывало никакого дискомфорта, и не показывало ни малейшей тенденции к слиянию или растворению одного в другом. Никакого «полного доступа»: я и Синдзи четко разграничивались, как отдельные личности, позволяя видеть и ощущать только то, что каждый хотел показать другому. А дальше… Дальше была словно непроницаемая стена. Вероятно, это и было то самое «АТ-поле», в своем изначальном толковании сериалом «Евангелион Нового Поколения». Поле «абсолютного страха» перед полным сближением с любой другой человеческой душой, разделяющее все человечество на миллиарды индивидуальностей.

Что же до той «сладкой парочки» из народного мстителя и милитари-фана… Судзухара талантливо делал вид, что меня вообще не существует; а вот Кенске приходилось несладко — было видно, что его просто распирает от кучи вопросов ко мне, но, из солидарности со своим другом, он стоически молчал.

Так что в школе было достаточно весело, но и после нее скучать тоже не приходилось.

Два дня в неделю по окончании уроков я, вместе с сопровождением, был предоставлен сам себе. Большей частью тратя это время на изучение Токио-3, и заодно — пополнение своего нынешнего места обитания нужными в хозяйстве бытовыми предметами, продуктами и личными вещами. Благодаря чему наше с Мисато жилище уже более-менее начинало походить на дом, где живут люди. Причем живут постоянно, а не набегами.

А кроме этого три раза в неделю меня после школы доставляли в NERV, в заботливые руки Акаги Рицко и ее ассистентов. К регулярным медосмотрам и частым непонятным сканированиям я уже начал относиться почти как к чистке зубов, но вот все остальное…

Разумеется, сначала, — причем очень скоро, буквально через три дня, — состоялись упомянутые доктором Акаги синхротесты. И знаете, они мне однозначно не понравились. Они имели все минусы процедуры синхронизации: шоу «Утопим Синдзи в LCL!» и сидение в тестовой капсуле по полтора-два часа, но не имели главного плюса — того самого, неповторимого ощущения слияния с «Евой». Нет, сам «Евангелион» вполне себе воспринимался — соединение, хоть и удаленное, все равно шло через его системы нерва А-10. Но, по сравнению с синхронизацией «напрямую», это выглядело далеко не так остро и волнующе.

Однако, дважды мне все же пришлось по-настоящему синхронизироваться с «Ноль-первой», поднятой на «свежий воздух» небольшого полигона внутри самого Геофронта.

Первый раз это было сделано потому, что Рицко-сан просто не терпелось лично увидеть и проанализировать «управляемое формирование АТ-поля», которое я показал в схватке с Третьим Ангелом. И я, довольный, как кот, от полноценной синхронизации с «Евой-01», охотно выдал ей требуемое. Правда, заранее предупредив, что могу перестараться, — и как в том бою, случайно располовинить все, что окажется рядом. Но все прошло более-менее гладко и практически без разрушений. Малые и средние мерцающие восьмиугольники АТ-полей возникали перед ладонями «Евы-01», и так же послушно схлопывались при «сбросе» концентрации. Поле же, выданное «изо всех сил», закрыло «Еву» щитом на несколько десятков метров в стороны, и прорезало тонкую, глубокую борозду в грунте. На этом Акаги, страшно довольная полученными данными, эксперимент прекратила.

Кстати, вторая синхронизация успешно прошла уже без предъявления Синдзи в качестве «пропуска». То единое целое, чем стала «Ева» и слившаяся с ней Юи Икари, как будто бы запомнило меня, — или все же нас? И теперь милостиво позволяло просто «вселяться» в гигантского биомеханоида, выдавая неплохие цифры синхронизации.

Второй же эпизод, когда мне дали поуправлять непосредственно «Евой», был связан с обучением навыкам владения штатным оружием.

Эта светлая идея пришла в голову Мисато, когда я, проходя уже третий этап обучения в виртуальном симуляторе, начал делать это откровенно без интереса. Ну, а кому может быть интересно час за часом палить по схематичным разноцветным тушкам «Сакиилов», возникающих среди угловато смоделированного виртуального города? Так что начальница Оперативного отдела, недолго поразмыслив, распорядилась о более подробном инструктаже пилота. И получила разрешение на вывод «Евы» на практические боевые стрельбы.

Вот там я воочию познакомился с первым видом ручного вооружения для «Евы», который подчиненные Акаги, следую традициям японских оружейников, скромно именовали всего лишь «Тип-356». Внешне это оружие выглядело, как некая стилизованная заготовка штурмовой винтовки схемы «булл-пап»: то есть, рукоятка и спусковой крючок впереди, почти по центру оружия, а магазин и прочие механизмы — позади, в «прикладе». Но «Тип-356», чем-то похожий на грубо выструганный из плоского параллелепипеда израильский автомат TAR-21 «Тавор», все же заметно отличался от человеческого, так сказать, автоматического оружия.

Для начала, он не имел приклада, как такового — силы «Евы» было достаточно, чтобы при стрельбе надежно удерживать оружие в руках, и гасить отдачу.

У него не было и прицела: наведение на цель из любого положения — хоть от бедра, хоть не глядя, за спину, — обеспечивал вычислительный комплекс самого «Евангелиона». Который, по словам Акаги, мог к тому же сопрягаться с суперкомпьютером MAGI, и этим обеспечивать расчет выстрелов на дальние и сверхдальние дистанции.

Коробчатый магазин нес в себе пятьдесят патронов. Или вернее, — если судить по их калибру, стоящему где-то вровень с орудиями последних линкоров, — скорее унитарных снарядов. Причем, сами боеприпасы были вообще безгильзовые: в них условно «пороховой» заряд был заключен в какую-то плотную, и целиком сгораемую, — скорей всего, целлюлозную, — оболочку. И имел из явно металлических частей только капсюль и сам метаемый снаряд-пулю.

Так что та сцена из аниме, где Синдзи от бедра садит по Ангелу из пулемета — а на землю и крыши стоящих на улицах автомобилей сыплются гигантские металлические гильзы — в этом мире точно не нашла своего воплощения. Да и тратить на один такой патрончик несколько сот килограмм металла?.. Или сколько там будет весить одна такая гильза… NERV, конечно, конторка не бедная, — но чтоб настолько шиковать?..

А вообще, мне самому, как бывшему военному, было весьма интересно, как же конструкторы этого оружия смогли обойти традиционно слабые места таких безгильзовых унитаров. Но с расспросами я пока терпеливо не лез.

Ну а в поле этот «Тип-356» показал себя вполне неплохо: хоть и немного неказистый, но вполне ухватистый, и с хорошей развесовкой. Способный вести огонь одиночными, очередью по три выстрела и полностью в автоматическом режиме, — хоть и с достаточно невысокой скорострельностью, всего где-то под триста выстрелов в минуту.

Патроны — или все-таки снаряды? — к нему по ассортименту были какой-то странной смесью стрелковых и артиллерийских боеприпасов. Имелись и бронебойные, и зажигательные, и даже, — неожиданно, — натуральная шрапнель. А также бронебойно-подкалиберные — с тяжелой оперенной «иглой» вместо пули, и явно усиленным зарядом.

Расстреляв в различных режимах три магазина по мишеням в виде надувных шаров, похожих на метеозонды, и выскакивающим из-под земли пластиковым щитам — в Геофронте обнаружилось практически полноценное стрельбище для «Ев», — я ощутил себя с эти оружием в руках куда увереннее. Хотя, если совсем честно… Умение уже хоть немного рулить АТ-полем придавало мне уверенности куда больше.

И кстати!

К первому же своему синхротесту я получил положенный мне контактный комбинезон. Впервые надев его, я сразу вспомнил слова главного героя из книжки «Звездный десант», Роберта нашего Хайнлайна: «Если когда-нибудь мне покажут и преподнесут боевой скафандр, который будет чесать меня между лопатками — ей-богу, я на нем женюсь».

Комбинезон был просто изумителен: мягкая, чуть шероховатая снаружи темно-синяя синтетическая ткань, а внутренняя поверхность — словно состоящая из мельчайших упругих ворсинок, очень приятно ощущаемых на голой коже. На руках, единые с рукавами, были смонтированы перчатки с металлическими вставками на суставах, и солидными утолщениями на запястьях. А на ногах — что-то очень похожее на бутсы гидрокостюма для холодных условий. Толстая рубчатая подошва без каблука, и с защитой для носка, пятки и подъема стопы… А уж оригинальная система подгонки под фигуру, когда слегка мешковатый комбез по одному нажатию на кнопку делал негромкий «Пшик!» — и сам утягивался на тебе, как будто ты в нем и родился, — была вообще выше всех похвал.

А еще, он сильно упрощал процедуры по окончанию пилотирования «Евы». Теперь, после покидания контактной капсулы и осмотра врача, я представал перед двумя работниками «палубной команды», которые банально окатывали меня водой из шланга с распылителем. Теплая вода с какими-то химическими добавками влегкую смывала с тела быстро густеющую на воздухе LCL, избавляя меня от сомнительного счастья покрываться подсыхающей корочкой и дико чесаться, — как в тот, первый раз.

Сам «контактник» конструктивно состоял из двух элементов: собственно, многослойного, как тонкий пирог, комбеза; и надеваемого сверху, на плечи, грудь и спину, некоего подобия тонкой кирасы из гибко соединенных элементов из белого пластика и металла.

Внимательно рассмотрев и ощупав эту одежку перед первым облачением, я только убедился, что этот «плагсьют» — очень непростая шутковина. В ней имелись встроенные в спинную часть «кирасы» аккумуляторные батареи, слегка выступающий цилиндр насоса вакуумной автоподгонки, и гнезда для каких-то небольших картриджей — как я подумал, скорей всего для различных реанимационных медикаментов и стимуляторов. Также имелись разъемы для внешних подключений кабелей питания и управления, а высокий металлический воротник в виде правильного круга всем своим видом прямо-таки намекал на возможное крепление шлема, как у скафандра.

Изученная более тщательно внутренняя поверхность комбинезона обнаружила внутри себя группы гибких металлических пластин в районе грудной клетки и верхней части спины — наверняка, встроенный дефибриллятор, или еще какая система принудительной «откачки» LCL из организма. А тонкие цилиндрически уплотнения рукавов в районе локтевых сгибов, и такой же вокруг шеи, наверняка являлись инъекторами, соединенными со спинным модулем.

А еще я, надевая «спецодежду», заметил эластичные толстые манжеты, по три на каждую конечность. Которые больше всего были похожи на систему быстрого (а то и вовсе автоматического) накладывания жгутов при потере рук или ног...

В общем, за жизнь пилота тут, в случае чего, собирались сражаться всерьез. Что, откровенно говоря, очень даже радовало.

* * *

Помимо плавного вживания в новую обстановку, за это время произошло еще одно знаковое событие. Я познакомился с предметом вожделения — платонического и не очень, — доброй половины всех «Ева-фанов». А именно: самой Аянами Рей. И произошло это довольно буднично. Просто однажды ежедневно возящий меня в школу и обратно служебный джип, свернув с уже знакомого маршрута, заехал в жилой район, находящийся несколько в стороне от школы.

И через пару-тройку минут из крайнего остекленного подъезда вполне целого дома показалась одетая в местную школьную форму девушка с портфелем и серо-голубоватыми волосами. Неторопливо идущая, с едва заметной хромотой; с повязкой на голове, закрывающей правый глаз, и забинтованными руками, — причем правая висела на перевязи. Она невозмутимо подошла к машине с предусмотрительно открытой охранником дверью, и молча села на заднее сиденье рядом со мной. Хотя, рядом — это чисто условно, внедорожник был немаленький, и между нами еще спокойно бы разместился крупный взрослый мужчина.

Машина тронулась, а я, совершенно не стесняясь, начал разглядывать девочку-полуангела.

«Так вот ты какая… Третий и финальный ключевой элемент возможного Третьего Удара… С первыми двумя — Синдзи и «Евой-01» отношения налажены, а вот как же быть с тобой? Может, все же стоит попробовать ее слегка расшевелить?..»

Стройненькая и с симпатичным, но отрешенным лицом, альбиносом она однозначно не была — кожа Аянами хоть и была бледной, но вовсе не мраморно-белой. Разве что на видимых ее участках напрочь отсутствовали даже малейшие родинки и веснушки. Волосы необычного оттенка были подстрижены в слегка растрепанное, короткое каре, но их хозяйку это совершенно не волновало. Усевшись на сиденье и положив на колени тощий портфель, она просто смотрела вперед, игнорируя абсолютно все вокруг, и распространяя по салону легкий запах лекарств.

«Ну, немудрено… Вон, сколько на нее бинтов намотано…»

— Ты — Аянами Рей, — произнес я так, чтоб было неясно — вопрос это, или утверждение.

Перевязанная голова чуть повернулась, и на меня уставился темно-красный глаз. Без особого любопытства, но внимательно.

— Да, — негромко ответила та.

— Тебя не слишком рано выписали? — кивок в сторону перевязанных рук.

— Как сказала доктор Акаги, непродолжительные прогулки и свежий воздух только помогут выздоровлению, — чуть помедлив, ответила Аянами. — Посещение школы тоже подходит.

— Ну, если Акаги сказала… — приподнял я брови. — Хотя, можно было и просто гулять в сквере возле дома.

— Школа важна для получения общеобразовательных знаний и социализации, — явно повторила чью-то фразу Рей. — Совмещается с прогулкой. Удобно. Рационально.

— Тогда да, согласен. Кстати, меня зовут Икари. Икари Синдзи. Я сын Командующего, и тоже пилот «Евангелиона».

На миг мне показалось, что в красном глазу мелькнул совсем легкий интерес.

— Я слышала о тебе, от доктора Акаги.

«И что же она обо мне говорила?» — чуть было не спросил я, но вовремя прикусил язык.

«Хм... В сериале Рицко не особо любила Аянами, относясь к ней, скорее, как к ценной подопытной. А как тут? Если она почти не воспринимает ее, как человека — а, учитывая то, что Акаги знает, сколько таких «Рей» бултыхается в подземельях Штаб-квартиры, я этому даже не буду удивлен — то вполне может говорить при ней то, что не предназначено для чужих ушей. А девочка все слышит и помнит. И если ее спросить, наверняка расскажет… Такой вот своеобразный личный информатор мне ничуть не помешает. Но спрашивать надо будет не при безопасниках, разумеется… Уверен, что даже о вот этом нашем разговоре и его содержимом, уже сегодня станет известно всем заинтересованным лицам».

— Да, я часто с ней вижусь, — ответил я. — Потому что, как и ты, приписан к Научному отделу. Как поправишься — будем чаще видеться и с тобой.

— Зачем? — тут же спросила Аянами.

— Что значит — «зачем»? Мы оба — пилоты «Евангелионов», которые единственные, кто могут защищать Токио-3 от этих пришельцев, Ангелов… Нам не обязательно становиться лучшими друзьями или парочкой, но знакомство все же стоит наладить. На случай возможных совместных действий. Ведь это так же рационально, как твои прогулки до школы и обратно.

— Возможно… — подумав, ответила местная «девочка с голубыми волосами». — А что такое «парочка»?

— Гм… — почесал я затылок. — А в школе ты разве не видела, как дружат мальчики с девочками?

— В моем классе…

— В нашем классе — поправил я ее. — Меня перевели в тот же, где учишься ты.

— В нашем классе я такого не наблюдала. В других классах — не знаю…

«Ну да, в каноне среди одноклассников Синдзи официальных пар «женихов и невест» вроде бы не было…»

— В общем, Рей, в нашем с тобой возрасте это вполне нормально — интересоваться противоположным полом, и стараться завязать с ним какие-либо знакомства или отношения…

Увидев в зеркале заднего обзора откровенно смеющиеся глаза охранника, ведущего машину, я замолчал, думая, как бы изложить все это Аянами, а она тем временем переспросила:

— Нормально? То есть… я тоже должна это делать?

Ее брови чуть изменили изгиб, а в голосе прорезалась бледная вопросительно-неуверенная интонация.

Сотрудник Второго отдела за рулем уже явственно сдерживал улыбку.

— Нет. Можешь, если захочешь, но не должна…

— Захочу?..

— А ты однозначно не хочешь?

— Я не знаю…

За этой странной беседой дорога до школы пролетела незаметно, мы оба выбрались из машины и пошли в класс. Дойдя до дверей аудитории, я пропустил Рей вперед, а сам вошел, только досчитав до десяти. Плодить еще одни необоснованные слухи я совершенно не желал.

* * *

В таком размеренном ритме — домашние дела, школа, тесты, поездки в город, — прошло еще несколько дней. С Аянами мы действительно теперь пересекались часто. В машине до школы и после нее, во дворе или на крыше во время перемен, плюс — встречи в вотчине Доброй Тети Рицко, «...где силы зла царствуют безраздельно...».

Пару раз Рей отсутствовала, пропуская несколько занятий, но потом появлялась вновь, и уже с заметно меньшим количеством бинтов на теле. Похоже, что умеренная активность действительно ей помогала, хотя руки и глаз все еще оставались перевязаны.

На уроках ее спрашивали редко, и одноклассники почти не обращали на нее внимания, так что большую часть времени Аянами сидела, записывая учебный материал в тетрадке, или молча глядя в окно.

Слухи о нас с молчуньей все же поползли, но так и зачахли, не успев и миновать порог класса, потому как я вовсе не стремился быстро и настойчиво сближаться с Рей, пусть и окружая ее плотным вниманием и заботой. Все надо делать постепенно. Да и неизвестно еще, как на это отреагирует папочка. Так что чаще я просто беседовал с ней… Ну, как беседовал — скорее, задавал вопросы на разные темы во время доставки наших ценных персон до школы, в школе, когда было время, и по дороге обратно. И по ответам вполне можно было сделать вывод, что Рей и впрямь жила в некоторой своеобразной изоляции — с ней никто не общался без веского на то повода, ее не учили ничему сверх того, что было нужно для NERV, а она даже и не знала, что можно что-то хотеть, знать, любить или уметь просто так, для себя.

И лишь отец Синдзи выбивался из этой окружающей ее массы безликих людей, потому что, пусть скупо и изредка, но все же общался с ней, как с человеком. Пусть даже просто видя в ней отражение своей погибшей жены, — но откуда это было знать Аянами?

В итоге я понемногу — вопросами к Рей, ответами на них, и своей на них реакцией, — давал ей ощутить, что это такое: иметь хоть кроху, но чего-то своего, собственного. Свое мнение, свой вкус, свои предпочтения…

— Рей, какую музыку ты любишь?

— Не знаю… Я не слушаю музыку.

— Почему? Все люди слушают, разве что на свое усмотрение… Она действительно очень разная — одна поможет расслабиться, другая придаст энергичности, третья подстегнет воображение…

— Все люди? Я не пробовала…

— А хочешь попробовать? Я могу тебе дать на время плеер с разнообразной подборкой, и ты сама решишь, что тебе больше нравится.

— Я… Я могла бы попробовать…

Плеер с неплохими закрытыми наушниками — спасибо полученным деньгам, — у меня был с собой, и я отчетливо заметил, как вздрогнули ресницы и слегка расширились глаза Аянами, когда заиграла первая вещь в плейлисте: «Enya — Caribbean Blue».

В итоге плеер вернулся ко мне только через два дня, и оно того стоило:

— Икари Синдзи, где я могу взять такой же? — спросила Рей, протягивая мне плеер с наушниками с аккуратно смотанным проводом.

— Для себя? — уточнил я.

— Да.

— В магазине, купить за деньги.

— Но… У меня нет денег… — и в ее лице что-то изменилось. — Все, что мне необходимо, мне выдают или приносят.

— Хм. У меня деньги есть. И я могу тебе его купить.

И я замолчал, слегка выжидательно глядя на голубовласку. Минута, другая… И Рей, наконец, спросила:

— Я… Я должна попросить тебя об этом?

— Да, Рей. Я не знаю, где ты жила раньше… «Ой, знаю… Ой, знаю…» Но люди — существа социальные. Изоляция и одиночество считается наказанием практически в любой культуре. И хорошие отношения между людьми — это в первую очередь помощь и взаимовыручка.

— Взаимо..? То есть я буду должна что-либо тебе? — спросила Аянами.

— Необязательно. Реши сама. Но лично я, если бы мне оказали дружескую услугу, был бы только рад тоже отплатить за нее добром.

Уже на следующий день плеер для нее был куплен: такой же, как у меня, с наушниками, зарядником и сменной батареей. А в память залита почти вся дискография Энии — первое впечатление, как это обычно бывает, оказалось самым сильным.

И теперь Рей, стоило только прозвенеть звонку с урока, тут же надевала наушники; ее лицо при этом становилось еще более отрешенным, чем обычно, но тонкие пальцы порой подрагивали явно в такт ритмам... А через два дня она сама подошла и неуверенно спросила, где ей взять еще.

— Музыку… Похожую… Или близкую…

Фраза про «скачать из сети» предсказуемо вызвала новую порцию вопросов и уже заметной легкой меланхоличности ввиду отсутствия в ее жилье и интернета, и компьютера. Но я пообещал, что спрошу у капитана Кацураги, как она отнесется к визиту Аянами к нам.

Я морщился — с одной стороны, представляя, какой повод для подколок над собой я даю в руки Мисато, но одновременно и предвкушал более плотное знакомство этих двух особ: ведь бравая начальница Оперативного явно не слишком хорошо знала Рей.

Однако, буквально через час все эти планы резко отодвинулись — ввиду вмешательства очередного посланника черт его знает каких богов.

И кто бы знал, что это вроде бы ожидаемое, и в теории даже знакомое событие, — изменит и перевернет с ног на голову столь многое…

Все началось с того, что на уроке математики запищал и завибрировал носимый на поясе служебный мобильник, и такая же трель донеслась от парты Аянами. Я достал трубку и прочел сообщение на монохромном экране:

«Тревога! Ожидаемое время прибытия машины — 4 минуты».

— Учитель! Извините, но нам придется уйти — вызывают из NERV! — сообщил я, спешно сгребая в портфель тетради и учебники. — Хотя сейчас наверняка объявят общую эвакуацию…

И, словно в подтверждение моих слов, в воздухе над Токио-3 поплыл протяжный звук сирены оповещения, продублированный зазвеневшим школьным звонком. Одноклассники начали быстро, но без спешки собираться, а мы с Рей торопливо прошмыгнули в коридор, чтобы успеть выйти из школы раньше всех.

Проходя мимо парты Айды Кенске, я все же не удержался, и на пару секунд наклонился к очкарику:

— И даже не пробуй вылезать из убежища, понял?

Тот вздрогнул и поглядел на меня, как кролик на удава... Все же нужные интонации и выражение лица — великое дело!

— Я и не думал…

— Вот и не думай.

«Не знаю, «выстрелит» ли канон на этот раз, но брать этих двух лоботрясов в аварийном порядке в капсулу я совершенно не имею желания. Вдруг они своими нестиранными носками LCL отравят — а мне ей дышать…?!»

Джип, присланный за нами, подлетел к воротам всего через пару минут ожидания, и вскоре мы уже неслись в сторону главного шлюза в Геофронт.

А у меня снова ожил телефон — на связи была Мисато:

— Да?

— Синдзи? Вы где? Рей с тобой? — послышался серьезный голос капитана.

— Со мной. Едем, будем у лифта минут через пять. Снова Ангел?

— Да, засекли в пятидесяти километрах. Быстро приближается. И совершенно другой тип, по сравнению с первым. Ему присвоено имя «Самсиил». Твою «Еву» уже готовят и снаряжают…

— Надеюсь, на этот раз не только оборудование «типа В»? — не удержался я от ехидства.

— Нет, — проигнорировала шпильку Кацураги. — «Тип С» — квантовый нож и уже знакомая тебе «356-я» винтовка с полным боекомплектом.

— Хорошо. Мы уже приехали, скоро буду, — ответил я, и везущий нас джип остановился у входа в центральный шлюз. Здесь уже стояли двумя группами сотрудники в гражданской одежде, но в одинаковых свободных куртках, под которыми легко угадывались бронежилеты и нагрудные кобуры.

Нам с Рей лишь кивнули, и что-то доложили по рации. Один безопасник остался за рулем, тут же отъехав от входа, а второй отправился с нами.

Пункт контроля доступа, распознавание персональных карт, и потом — целая вереница лифтов и эскалаторов, ведущих вниз. Обычно весьма оживленный, «предбанник» Геофронта сейчас был словно вымершим: то ли это мы прибыли последними, то ли нашей группе просто «расчистили дорогу».

Еще несколько переходов и лифтов — и нас перехватила Мисато, тут же отослав куда-то Аянами, а меня сопроводив до комнаты подготовки пилотов.

— Поспеши, Синдзи. Ангел ускорился, и достигнет Токио-3 ориентировочно через пятнадцать минут. Из бокса «Евы» уже сбрасывают охладитель, так что не мешкай.

— Понял.

Комната подготовки, логично соседствующая с душевыми, имела несколько шкафчиков, как в раздевалке, кресла, и пару мягких кушеток, на одну из которых я и сел, торопливо скидывая обувь. Раздеться и облачиться в комбинезон много времени не заняло, и вскоре мы с Кацураги уже были у капсулы.

— Удачи, Синдзи! — хлопнула меня по плечу Мисато, самолично опуская главный люк капсулы.

* * *

«Р-р-р-р-р-а-а-а-у-м-м-м-м!… Р-р-р-р-р-а-а-а-у-м-м-м-м!… Р-р-р-р-р-а-а-а-у-м-м-м-м!…»

Прокатывающиеся и растекающиеся по всей Вселенной волны «Зова Евы» несли только чувство покоя и уверенности, несмотря на предстоящий бой. А винтовка, и приличное количество контейнеров с боеприпасами на поясе и за спиной, давали дополнительную твердость в руках.

Транспортная система подъема на поверхность в этот раз вывела «Евангелион» уже ближе к окраине города, со стороны, откуда должно было последовать нападение. И заняв позицию за зданием, которое бортовая система «Ева» распознала как стационарное усиленное укрытие, я ждал противника.

Силы ВС ООН и в этот раз начали поливать Ангела огнем из всех стволов еще на подходах, но точно так же без какого-либо успеха. Самсиил даже не удостаивал их контратакой, закрывшись АТ-полями и быстро плывя в нескольких десятках метров над землей, прямиком к своей цели.

И лишь когда существо, напоминающее помесь креветки и какой-то рогатой кобры, оказалось у городской черты Токио-3, военные оттянулись, предоставляя следующий ход NERV.

— Синдзи, атакуй! — дала мне старт Мисато.

«Ну, а что — за нами не заржавеет…»

Механизм «Тип-356» дослал первый бронебойно-зажигательный «патроно-снаряд» в казенник, и выдал сигнал разблокировки.

«Отлично… Режим — по три патрона. Предохранитель — снят. Огонь!»

Вот на меня-то, как раз, Ангел отреагировал, и причем очень резко. Не успел я выпустить по нему и девять зарядов, как расцвеченный концентрическими кругами попаданий Самсиил изогнулся, его расположенные по бокам туловища «рога» засветились на концах — и оттуда по мне со свистом ударили два разворачивающихся в воздухе энергетических хлыста.

Я тут же скрылся за своим бастионом, на всякий случай выставив АТ-поле. И, как оказалось, сделал это очень кстати — «хлыст» легко прорубил многослойную броню укрытия. И не наткнись он на поле, бой мог бы сразу и закончится.

С протяжным скрежетом косо срубленная верхушка постройки съехала вбок, повредив соседнее здание оборонного периметра. А я, ведя непрерывный огонь по противнику, начал перемещаться приставным шагами, и прячась за любым укрытием.

Спустя несколько минут, три отстрелянных магазина и с десяток нашинкованных Ангелом автофортов, опорных точек и защитных сооружений, я выяснил пределы досягаемости бичей Самсиила. А так же то, что пули его, гада, не берут. Нет, если бы он позволил всаживать ему в одну точку очередь за очередью, — то, возможно, его защита рано или поздно истощилась бы. Но вот красно-коричневая тварь с алым ядром чуть ниже треугольной головы отчего-то вовсе не желала быть «сидячей уткой» в тире.

«Черт!…»

Ситуация начинала складываться почти патовая: я не давал Самсиилу продвинуться дальше окраин Токио-3, ведя огонь из винтовки и представляя угрозу самим своим присутствием. Но и он, в свою очередь, не позволял «Еве» подойти ближе, — на дистанцию досягаемости квантового ножа и моих, еще весьма примитивных, АТ-полей. Энергетические «хлысты» Ангела оказались очень грозным оружием, снося здания автофортов, как скатанные в трубку соломенные циновки при традиционной японской рубке катанами. Мои поля их держали, но по-прежнему схлопывались уже со второго удара «бича», что вынуждало постоянно ставить их вновь, заново напрягаясь и сосредотачиваясь.

— Синдзи! Как ты? — раздался по действующей теперь связи чуть глухой голос Мисато.

— Нормально, держусь. Но вот что делать дальше — как-то не представляю. И боезапас уже больше половины расстрелян. Его надо как-то отвлечь или оглушить, чтобы я мог подобраться поближе. У нас нет никаких высокоточных артсистем, или N2-зарядов калибром поменьше, чем в тот раз?..

— Все это есть, но вы с Ангелом уже, по сути, в черте города. Применять тут тяжелую артиллерию… А? Что, Рицко?..

Голос Мисато вдруг стал тише, как будто бы она отвела микрофон — или через что она там со мной говорила, — ото рта, отвлекшись на кого-то другого.

— Что?.. Подстраховались и готовы?.. А это санкционировано Командующим? Фуюцки-сан?.. Точно? Ну, хорошо… — и Кацураги снова заговорила уже явно со мной. — Синдзи, твоя задача удерживать Самсиила еще три-пять минут. Мы поднимаем тебе подкрепление.

— Хорошо, — произнес я, хотя про себя изумленно вскинул брови:

«Чего? Подкрепление? И уже во втором бою? Стоп, но кого? Нет, Рей, конечно, выздоравливает, но усаживать ее сейчас в «Еву» с поврежденной рукой и травмированным глазом?.. Это уже какой-то жест отчаяния, а ситуация пока не настолько плоха… Хотя, если она сможет вести по Ангелу хотя бы беспокоящий огонь из чего-то дистанционного — то даже это неплохо так добавит мне шансов.

— Внимание, Синдзи! — на этот раз я услышал речь Акаги, в которой вдруг прорезались нехарактерные для нее нотки легкого азарта. — Квадрат 57-9, сейчас отработает шлюз. Ты просил огневую поддержку? Она у тебя будет…

Пустив в красную креветкоподобную тварь еще одну короткую очередь, я прикрылся АТ-полем от его немедленной контратаки, и повернул голову в сторону услужливо подсвеченного электроникой квадрата, располагавшегося в трехстах метрах от моей позиции.

Серое здание слегка отъехало назад, резко разошлись бронеплиты, и по выстрелившим вверх направляющим на поверхность, быстро замедляясь, выскочила платформа с ожидаемым мной «Первым юнитом»...

...Вот только это была не «Ева-00». И не «Ноль-вторая» тоже... Да она вообще не была похожа ни на одну «Еву» из обоих канонов!

«...— Э-т-то еще что такое?!..»

То, что распрямилось и шагнуло со стартового стола на улицы Токио-3, разматывая за собой кабель питания, походило на «Евангелион» лишь отчасти: равная по высоте, но неизвестная двуногая боевая машина была заметно шире, и лишена той поджарой «стройности», характерной для всех биомеханоидов серии «Е». Наоборот — она больше напоминала бойца тяжелой панцирной пехоты, сплошь закованного в мощную броню необычного серо-бело-черного, какого-то «оскольчатого» окраса.

Никаких пилонов — только крупные, прямые наплечники, больше похожие на элементы крепежа какой-то заплечной платформы. Никаких рогов, как у моей «Ноль первой». Да и сама голова у нее была полностью скрыта в неподвижном вытянутом кожухе, скорее напоминающем немного изогнутую, «зализанную» рубку современной подводной лодки, водруженную на плечи «Еве» и слегка сдвинутую ей на грудь. А на передней ее части, по шести симметричным — по три с каждой стороны, — косым прорезям в броне двигались какие-то явно оптические элементы... или сенсоры.

Левая рука неизвестной машины, так же облаченная в броню, была свободна. Но вот правая фактически находилась внутри какой-то монструозной пушки, со стволом в толстом кожухе, крепящейся снизу к предплечью до самого локтя, и выступающую еще на добрый десяток метров вперед.

«Нет, что это?!.. Кто это?!!» — на какое-то время я даже забыл о противнике, разглядывая этого нежданно-негаданного союзника... Ведь, союзника, да?.. Во всяком случае, визуальная система распознавания «Евы» тут же заключила гостя в зеленый абрис с пометкой дистанции, и деловито обозначила как «Pz.S.Kpfw Skadi-II».

— Э-э-э… — кашлянув, решил я подать голос, но меня тут же перебили:

— Синдзи, слушай внимательно! Вторая боевая единица уже на связи, позывной — «Скади-2». Ее задача — твоя огневая поддержка; вооружение — комплекс РСЗО и нейтрон… Что? Рицко, да какая сейчас разница?!.. В общем, у нее лучевая пушка! При потере связи с нами — координируй свои действия с ней. Приказ прежний: уничтожить Ангела!

— «Скади-2», — прием? — тут же озвучил я стандартный запрос на канале.

— На связи. Какие будут указания? — незнакомый, четко слышимый голос совершенно точно принадлежал довольно молодой девушке. Которая достаточно ясно и правильно выговаривала японские слова, но имела при этом заметный твердый акцент.

«Да кто же это? Не Аянами, однозначно… Тогда что, тут каким-то образом оказалась Аска..? Нет, это же точно не красная «Ева-02», про которую открытым текстом сказала тогда Акаги… Да и Аска, спрашивающая указаний… Пфф.. А может, сломав об колено все мое «послезнание» канона, на сцену внезапно вышла Мари Макинами, или еще какая-нибудь Мана Киришима?..»

Однако долго предаваться размышлениям времени не было.

— Какая скорострельность твоего вооружения? — спросил я.

— NPS-каноне… — начала незнакомка, но тут же поправилась: — Пушка при максимальном заряде емкостей — выстрел в минуту. Ракетный комплекс — на четыре минуты непрерывного огня или одиночными пакетами по девять зарядов.

— Непрерывный огонь? Очень хорошо!…

— Именно, — вклинилась в канал Мисато. — Тогда «Скади-2» ведет огонь ракетами на подавление. А ты, Синдзи, тоже стреляй, и постарайся сблизиться с противником для нейтрализации его поля.

— Исполняю! — тут же ответила неизвестная, и на плечи ее машины из-за спины поднялись и встали на возвышение градусов на тридцать два прямоугольных контейнера со сглаженными углами. Хлопнули открываемые с торцов крышки, за которыми тут же затлели, разгораясь и издавая нарастающий свист, красные точки — и в Самсиила с дробными хлопками и протяжным шорохом полетели оставляющие за собой дымные следы короткие ракето-снаряды.

За три секунды буквально выплюнув восемнадцать ракет, как горошины через трубочку, модули РСЗО ушли обратно за спину, видимо на перезарядку, а залп тем временем накрыл Ангела. И грохнуло знатно. Хотя тварь тут же закрылась АТ-полями, она буквально исчезла за вспухшими облаками разрывов, дыма и пыли — несколько зарядов попали в ближайшие здания и заметно их искалечили.

А над спиной «Скади-2» уже вновь торчали пусковые контейнеры, светя красными точками готовых к пуску ракет.

— «Ева-01» — вперед! — скомандовала Мисато, и я, одновременно с новым залпом союзной боевой единицы, пошел на сближение с Самсиилом.

Разумеется, это не прошло для Ангела незамеченным — подкрасться к нему на «Еве», от шагов которой вздрагивает земля, было просто нереально. Так что навстречу из тучи дыма и огня вылетел энергетический хлыст, целя мне в голову, но с шипением впечатался во вспыхнувший восьмиугольник АТ-поля. В ответ я выпустил с десяток патронов из «Типа-356» и ускорился, огибая одно из уцелевших зданий, чтобы зайти на противника сбоку.

Еще удар сияющей плетью! Поле лопнуло, но свою задачу, — защитить меня, — выполнило. А я, успев заменить пустой магазин, оказался фактически нос к носу с Самсиилом, вывалившимся из-под огня «Скади-2» и вставшим на хвост, почти как настоящая рассерженная кобра.

Выглядел он слегка потрепанно — видимо, неспособный полностью наглухо закукливаться в АТ-поле, он закрылся от залпов ракет. Но моя очередь сбоку достала его, заметно повредив вытянутое туловище и капюшонообразную «голову».

— Синдзи, огонь! — послышалось от Кацураги. — «Скади-2», через две секунды — выстрел из главного орудия!

— Есть!

— Яволь!..

Оружие в моих руках завибрировало в автоматическом режиме, заставив Самсиила мгновенно закрыться от меня расцвеченным точками попаданий полем, но на это и рассчитывала Мисато.

Сбоку послышался какой-то странный, громкий и звенящий хлопок — и пространство передо мной быстро перечеркнула тающая в воздухе желто-оранжевая струя огня, которая, прошив навылет слегка вздувшуюся тушу Ангела, выбила из него настоящий фонтан дымящейся бурой жидкости и каких-то ошметьев.

«Так вот как стреляет эта чудо-пушечка? Неплохо!...» — удовлетворенно отметил я, мельком заметив, что на визуальном интерфейсе «Евы» неожиданно выскочило два жёлтых предупреждения об обнаружении всплеска какого-то излучения.

Тем временем Самсиил, резко изогнувшись, выдал низкий утробный визг; два его энергощупальца, размывшись от скорости, взвились в замахе на нового врага, «Скади» начала отходить, формируя защитное поле, но тут в бок Ангелу впились три последних выстрела моей «Тип-356», вновь отвлекая его на мою «Еву».

«Ну, держись, морепродукт!..» — мысленно прищурился я, уронив уже пустую винтовку на землю, и выхватывая нож из правого плечевого пилона.

Ощущаемые мной, как свои собственные, нервы и мышцы «Евы» полыхнули жарким огнем от резкого рывка. Асфальт под ногами смялся, как старый половик; пригнувшись и выбив движением локтя солидную полосу в ближайшем здании, я подобрался почти вплотную, хотя это чертово чудо-юдо все же как-то успело ко мне развернуться.

«Все равно поздно!..» — злорадно осклабился я. Но, как оказалось, радоваться было рано. Мы разменялись с креветкой «баш на баш»: он опять снес «Еве-01» левый пилон с куском брони и проткнул вторым светящимся щупальцем ногу в районе бедра, — отчего я натурально зарычал от вполне ощутимой дикой боли; а я почти срубил ему ножом левый излучающий «рог», ополовинив его арсенал.

Но все равно — Ангел оказался не менее живучим, чем Сакиил. Даже изрядно иссеченный и заливающий себя и всё вокруг бурой жижей, с пробитой сквозной дырой в теле и одним полуотрубленным «рогом»-излучателем энергохлыста, он настырно лез вперед, стремясь меня достать.

И не будь тут моей неизвестной поддержки в виде этой самой «Скади», то черт бы знает, как бы все вышло… Но эта незнакомка, тем временем, давала жару «на все деньги» — Самсиила то и дело накрывал шквал ракет, заставляя его уходить в глухую защиту, а сейчас уже должно было перезарядиться и главное орудие.

— Синдзи! Резкий отход назад — и после выстрела «Скади» атакуй! Но ни в коем случае не вздумай попасть под ее залп!

— Понял!

«Ева», несмотря на повреждения и пробитое бедро, резво отскочила назад на сотню метров, а в воздухе снова звонко хлопнуло — и сверкающий прочерк проделал в противнике еще одно кипящее отверстие, выше первого и почти под ядром.

— Син!!!..

Подгонять меня не было нужды: уничтожив толчком еще один участок дороги, и не обращая внимания на сопутствующие разрушения, я снова вышел на дистанцию прямого удара, опять зашипев от фантомной, но очень реалистичной «боли» в раненой ноге «Ноль-первой».

Р-рраз!.. И диск из мелких АТ-полей вокруг левого кулака, как кастет, проломил поле Ангела, а квантовый нож в правой руке отделил от тела Самсиила недорезанное основание «хлыста».

Еле увернувшись от хлестнувшего навстречу второго светящего бича, чуть не отрубившего мне руку, и — Два!.. — пользуясь вновь отведенной назад моим движением правой, я сделал прямо-таки фехтовальный выпад вперед, срезав второй оставшийся «рог»-излучатель уцелевшего оружия Ангела.

«Ну, и что ты сейчас будешь делать, родной?.. Третье щупальце отрастишь?..»

— Третий выстрел! Назад!!

Я снова отпрыгнул от волнообразно качающегося и визжащего Самсиила — и толстая оранжевая «спица» луча на этот раз с треском уперлась точно в ядро, словно прогрызая его. И еще через миг — вышла с другой его стороны, расплескав вокруг алую жидкость лопнувшей красной сферы...

Пару секунд ничего не происходило. А затем Ангел как-то внезапно словно побледнел, как будто все краски его тела разом выцвели более чем наполовину. И он мягко, как соскользнувший с веревки матрас, опал на землю, накрыв своей тушей полуразрушенный квартал окраины Токио-3.

«Бобик сдох — не будет гадить…» — пронеслось у меня в голове даже с некоторым сожалением. Воевать с такой тварью вдвоем, зная, что тебя и поддержат, и прикроют — было как-то даже интересно и захватывающе.

«Молодец, девчонка… Но все же… Что это за «Скади»? И кто пилот?..»

— Синдзи! Оставайся на позиции! — появилась на канале заметно возбужденная Акаги. — Надо все проконтролировать! Если Ангел ликвидирован, но физически не уничтожен — это будет просто превосходно! Но оставайся настороже!

— Принято.

И я, на всякий случай приготовившись отгородиться АТ-полем, если Самсиил, — как и его собрат, — надумает взорваться, замер на месте.

Нога дергала болью, но все же вполне терпимо, в руке все еще тонко пел активированный квантовый нож, но растекшийся, как квашня, пришелец лежал без движения.

— Мисато? — вышел я на связь.

— Да?

— Можно мне дать прямой канал связи со «Скади»? Хочу поблагодарить ее — за помощь, и за отличный выстрел.

— Нет, Синдзи. Извини, но не сейчас. Она возвращается в Геофронт… А все вопросы, которые у тебя, несомненно, есть, можешь задавать своей непосредственной начальнице — доктору Акаги!

Секретность-секретностью, однако сейчас неожиданный отказ вызвал у меня только недоумение.

И причём на этот раз в голосе Мисато откровенно слышалось злорадство; похоже, это так она слегка мстила Рицко за давнешние намеки про неустроенный быт, отправляя меня доставать ее вопросами.

— Капитан Кацураги! — явно недовольно отозвалась вышеупомянутая доктор. — Мне будет совершенно некогда!…

— Ничего-ничего, как-нибудь разберетесь! — довольно фыркнула капитан. — Син, к месту боя уже выдвинулись силы оцепления и научные подразделения. Твоя задача — дождаться их, и только после создания карантинной зоны и подтверждения, что Ангел мертв, двигаться к лифту.

— Понял...

* * *

Платформа с закрепленным на ней биомеханоидом опускалась вниз, под землю. «Скади» стояла неподвижно, лишь по ее бело-серо-черной броне через равные промежутки пробегали полосы света от работающих в шахте вращающихся световых маячков. Низким эхом в искусственной червоточине раздавались басовитый свист приводов платформы, и редкие, звонкие щелчки остывающего кожуха ствола пушки.

Скорость спуска была в несколько раз ниже, чем при поднятии на поверхность по боевой тревоге, что позволяло рассматривать мелькающие перед глазами стены транспортной шахты, перемежающиеся слоями грубо обработанной горной породы, металлических конструкций и ответвлениями технических тоннелей, перевитых бесконечными пучками кабелей и энерговодов.

«Вниз… Снова вниз, в Геофронт… Die Geofront… Такой похожий — и непохожий одновременно… Но день выдался удачным: снова синхронизироваться, и вырваться наверх, да еще и в настоящий бой против этого монстра… Хоть и ненадолго, но ощутить «Скади», и привычный вес оружия в руках... Представить, как будто все, как раньше… Да, теперь не жаль и обратно. И надо будет как-то отблагодарить фройляйн Акаги и герра генерала Фуюцки…»

«И этот парень… Пилот той, другой машины… Он хорошо сражался. Без страха. Интересно, мы еще встретимся?..»

* * *

Под бдительным присмотром моей «Евы», возвышающейся над местностью, как сторожевая башня, ученые и военные ООН провозились почти час, сноровисто возводя ограждение с запретной зоной, и проводя первичное исследование почти окончательно выцветшей туши Самсиила. И лишь потом, дав мне «зеленый свет», разрешили покинуть позицию и начать спуск в ангар.

Едва дождавшись окончания цикла выгрузки контактной капсулы из «Евы» и уже привычного осмотра медиком, я, внутренне буквально снедаемый любопытством, выкарабкался из капсулы.

«Хм… Занятно…»

Второй бой в «Евангелионе», несмотря на куда большую продолжительность и напряжение, чем первый, по ощущениям утомил меня заметно меньше первого. Усталость чувствовалась, но прошлое ощущение ватного тела отсутствовало совершенно.

И на этот раз комитет по торжественной встрече был несколько скромнее — уже знакомый мне медработник, пара техников и Акаги Рицко.

Вот в нее-то, прокашлявшись от ангельской крови, напившись и смыв с себя LCL при помощи техников с водяным распылителем, я и вцепился, как клещ.

— Акаги-сан, что это было? Кто это был?

«Спокойно, Торя-сан, спокойно… — одернул я сам себя. — Тебе же, по идее, совершенно неоткуда знать, что этой «Скади-2» тут быть просто не должно! Так что спокойно!…»

— Ты что же, был не рад посланному тебе подкреплению? — отстраненно поинтересовалась Рицко, внимательно читавшая что-то с планшета и отошедшая на пару шагов, когда меня начали обливать.

— Почему? Наоборот, рад, и даже очень. Но вы же сами мне говорили, что для защиты Токио-3 в Геофронте сейчас есть только две «Евы» — «нулевая» и «первая». И что где-то в США еще только готовится «Ева-02». Откуда взялась эта «Скади-2»? Мисато сказала…

— Мисато может говорить, что угодно! Синдзи, не забывай: NERV — это военизированная организация с многоуровневым доступом к информации, — планшет был убран, и на меня все же обратили свое недовольное внимание. — Ты же вроде бы не наивный мальчик, чтобы полагать, что тебе с порога расскажут абсолютно все?

— Разумеется, нет. Но вы мне сказали, что я в данный момент — единственный активный пилот и защита города от Ангелов. Зачем было утаивать от меня, что у вас в резерве есть еще одна «Ева»? Ведь я с ее пилотом мог бы заранее наладить взаимодействие!.. А если она у вас уже была, — то отчего ее в тот раз не направили на перехват Сакиила, а до последнего ждали меня с Мисато? И все же, что это за «Ева»?

— Слишком много вопросов, Синдзи-кун, — потерев пальцами висок, ответила Рицко, и поджала подкрашенные губы. — И скажу честно, на большую их часть я не могу тебе сейчас ответить.

— Но, вы хотя бы считаете, что мои вопросы справедливы? — я упер руки в бока. — Особенно по части налаживания совместных действий? Или мне прорываться к отцу с этим вопросом?.. И вообще — я могу увидеть пилота этой «Скади-2»? Хотя бы для того, чтобы поблагодарить — она очень сильно мне помогла.

— Не могу тебе ничего обещать, но я сегодня же подниму этот вопрос перед заместителем командующего Фуюцки. А там уж — как решит руководство! Пока же иди в душ, а потом — ко мне, в лабораторию. Надо снять повторные данные, и сравнить с теми, что были получены после первого боя, и во время испытаний на полигоне... Ну, и раз уж Мисато тут пока нет, я скажу тебе за нее..

И Акаги чуть склонила голову, и внезапно улыбнулась.

— Ты молодец, Синдзи-кун.

— Я знаю, Акаги-сан!

* * *

Один вид оружия у "Скади" — это РСЗО в заплечных контейнерах, по типу как было у пришельцев в фильме "Морской бой" ("Battleship")

Не слишком реалистично, но эффектно, черт возьми.)))

https://youtu.be/2YYGmcK_eFM?t=314

Нельзя сказать, что после таких новостей и встряски боем я не мог ни есть, ни спать. Вполне себе смог — и, вернувшись вместе с Мисато поздно вечером домой, смел приличную порцию мною же вчера приготовленной курицы-карри с рисом. (Полезная все-таки вещь, эта рисоварка. И сварит сама, и горячим потом поддерживает.) А затем рухнул в койку, как курсант после караула зимой, — то есть, уснув сразу по соприкосновению с подушкой. Все-таки физические и нервные нагрузки давали о себе знать, гарантируя крепкий и здоровый сон, и невзирая на заметно смешанные мысли в голове.

Поутру же Мисато, после короткой беседы по телефону, обрадовала меня тем, что в школу я сегодня не иду, а направляюсь вместе с ней в Штаб-квартиру NERV. И передала трубку:

— Здравствуй, Синдзи, — услышал я голос Акаги Рицко, судя по шумам, находящейся сейчас где-то под открытым небом.

«Ну еще бы… Где же ей сейчас еще быть, как не водить с ножовкой в руках радостные хороводы у поверженной тушки Ангела, если та еще скоропостижно не разложилась… »

— Касаемо нашего вчерашнего разговора… На докладе я обрисовала ситуацию Козо Фуюцки и он, с одобрения Командующего, согласился ввести тебя в курс дела. Тем более, что у меня сейчас совершенно нет на это времени. Так что, по прибытию в Геофронт тебя встретят и проводят к нему. Как видишь, я сделала все, что от меня зависело.

— Большое спасибо вам, Акаги-сан.

— Не за что — и до свидания, — коротко ответила блондинка и повесила трубку.

«Черт, уважаю женщин, помнящих свои обещания. И еще больше уважаю тех, кто выполняет их, и притом быстро! И почему только Рицко — тридцать лет, а я застрял в теле подростка? Жалость какая… Отбил бы у Гендо, даже не глядя…»

В итоге, спустившись в Штаб-квартиру, Кацураги перепоручила меня какому-то незнакомому сотруднику. Впрочем, судя по одежде, он был из того же ведомства, что и мои уже знакомые сопровождающие. За несколько минут молчаливый мужчина довел меня до дверей кабинета на верхних этажах пирамиды Геофронта, и так же молча кивнул на закрепленную табличку: «Козо Фуюцки, заместитель Командующего NERV».

Постучавшись и дождавшись приглашающего: «Да-да, войдите», — я вошел и закрыл за собой дверь.

Внутри кабинет заместителя был вполне комфортен и продуман. Такой же, как и везде в NERV, серый ковролин на полу; большой изогнутый стол из темного дерева, на котором ровными стопками лежали бумаги в пластиковых кейсах, разнообразные письменные принадлежности, стоял компьютерный монитор, клавиатура и открытый ноутбук. Рядом со столом стояли два удобных стула, видимо, для посетителей. Вдоль стен размещались еще несколько глубоких кресел, кожаный диванчик и шкафы, плотно набитые папками и книгами. А в углу, освещенное кварцевой лампой, росло какое-то большое папоротниковидное растение. Сбоку имелась и вторая дверь, скорее всего, ведущая в комнату отдыха или, возможно, в персональный санузел.

— Здравствуй, Синдзи-кун. Я ждал тебя, — из-за стола поднялся высокий, пожилой человек в отглаженном форменном коричневом кителе NERV и с зачесанными назад седыми волосами, достаточно пышными, несмотря на возраст. Тщательно выбритое лицо Фуюцки, с острыми чертами и выдающимся подбородком, тем не менее было вполне доброжелательным, а глаза — спокойными и умными.

Бывший университетский профессор мета-биологии, и наставник матери Синдзи, подошел ко мне и протянул руку, заметно перевитую венами. Рукопожатие было твердым и сухим.

— Ты не так давно стал частью NERV, Синдзи, но уже успел в достаточной мере себя зарекомендовать — и исключительно в положительном ключе. Так что ко вчерашнему разговору с доктором Акаги, передавшей твои,.. — и тут Козо чуть улыбнулся, — ...скажем так, запросы на информацию, я отнесся с полным вниманием. И, после совещания с твоим отцом, было принято решение о расширении твоего уровня доступа.

— Спасибо, Фуюцки-сан.

— Не стоит, Синдзи… Своими успехами ты вполне заслужил это право. Да, после нашей встречи ты получишь новую ID-карту, ну а пока… Нам предстоит довольно длинный и содержательный разговор, так что предлагаю совместить его с прогулкой по Штаб-квартире. Потому что кое-какие вещи лучше всего усваиваются при наглядной демонстрации, уж поверь моему опыту.

Мужчина подхватил со стола кожаную папку и мы, выйдя из кабинета, тут же пискнувшего замком, на котором загорелся красный глазок, пошли в сторону лифтов.

— Я предлагаю начать слегка издалека — уж прости мне эту старую преподавательскую привычку… — начал Фуюцки. — Думаю, ты знаешь, Синдзи, какими общеизвестными достоинствами обладает наша нация. Мы, японцы традиционно славимся трудолюбием, тягой к эстетике, даже в самых простых ее формах; а еще пытливостью и любознательностью… Из нас получаются отличные инженеры, исполнительные и стойкие военные, и в целом мы весьма законопослушные граждане, но…

Но есть у нас и заметные минусы. Например, таланты первопроходцев и первооткрывателей у нас выражены, к сожалению, довольно слабо. Возможно, тому виной наш традиционализм и природная тяга к консервативности. Однако, к сожалению, среди японцев почти нет гениев, открывших что-то принципиально новое, — как, например, Эйнштейн, Дизель, Эдисон, Тесла, Мендеелев, Попов или братья Райт… Но зато по части взять что-то уже изобретенное — и радикально это улучшить, доведя практически до совершенства — вот тут нам почти нет равных.

«Заимствовать и улучшать!» — это можно назвать нашим национальным кредо. Ту же письменность и традиции одежды мы взяли у Китая, и буддизм тоже был нами оттуда позаимствован. Даже японские мечи, ставшие одним из символов нашей страны, изначально были фактически копиями китайских мечей «цзянь» — прямых и обоюдоострых. И лишь спустя несколько столетий, пройдя огонь тысяч битв, и пролив реки крови, они обрели свою нынешнюю, совершенную форму.

Или взять то же автомобилестроение… После Второй Мировой Войны, когда японская промышленность начала вновь подниматься и совершенствоваться, тысячи сотрудников различных корпораций и дзайбацу колесили по всему миру, скупая… патенты. Бумаги и права на производство узлов и различных технических решений почти во всех сферах механизации.

Конечно, поначалу в Европе и США все смеялись над нашими автомобилями и электроникой. Но в 70-х и 80-х годах смех резко прекратился, когда наши компании закономерно вырвались в мировые лидеры по обеим позициям.

— Ты еще не догадался, к чему я клоню, Синдзи-кун? — посмотрел на меня старый учитель, пусть и сменивший профессорскую мантию на полувоенный френч и звание генерала. — Ты же показал себя весьма смышленым юношей… И ты читал доступные тебе материалы по тому, с чего все началось: сенсационная — в узких кругах, естественно, — находка в Антарктиде, Ангел Адам, и его изучение… И возникшая после этого сеть институтов GEHIRN, впоследствии переименованная в еще более разросшийся по миру NERV… Институт Мардук, занятый поиском одаренных детей…

«И стоящая над всем этим SEELE… — продолжил я про себя. — К чему же ведет этот старикан?»

— Так в чем же суть, Фуюцки-сан? — задал я вопрос.

— А суть в том, Синдзи, что это — всего лишь часть правды, причем часть очень малая, как надводная верхушка айсберга. Ведь, по большому счету, ни методику создания «Евангелионов», ни две трети всех технологий, ныне используемых нами в их обеспечении и вообще стоящих на вооружении NERV, мы не изобретали... Да, мы существенно их улучшили и усовершенствовали, попутно открыв много нового. Но пальма первенства на этом поприще, увы, принадлежит не нам.

— А… кому? — осторожно поинтересовался я, чувствуя, как начинают гореть мои щеки. В том, что этот «Евангелион», куда меня закинуло чьей-то неизвестной волей, очень сильно отличается от канона, я уже убедился в бою с Четвертым Ангелом, Самсиилом. Но то, что сейчас рассказывал заместитель командующего Фуюцки, ведущий меня куда-то сквозь лабиринт Геофронта, невольно заставляло меня сжимать потеющие ладони... и мечтать о сигарете, или хотя бы стакане воды, чтобы промочить пересохшее горло.

— По тем данным, что ты изучал, открытие в Антарктике совершила смешанная группа американских и японских ученых. Но ты не задумывался, откуда в отчетах о том американо-японском проекте взялось столько немецких терминов и названий? И зачем в качестве третьей партнерской стороны практически сразу была привлечена Западная Германия, бывшая в то время, по сути, вассалом США?..

— Вы что, хотите сказать…

— Да, Синдзи-кун, — одобрительно кивнул седой головой Козо, как преподаватель, услышавший верный ответ от студента. — Первыми, кто нашли антарктический Геофронт, Адама и начали изучать их, были немцы. Вернее, — Третий Рейх, потому как эту находку они сделали, согласно найденным документам, еще в 1939 году.

— Ч-что?!.. — неверяще переспросил я. — Немцы?.. В Антарктике? Хотите сказать, что нацистская «База-211» — не миф?

— Миф? — иронично кашлянул Фуюцки. — Я сам был на этом «мифе» дважды, и очень жалею, что неизвестная и фатальная ошибка команды профессора Кацураги лишила нас всего, что было еще не изучено и не вывезено с той базы…

— Но... Так что же там произошло?

— Этого не расскажешь в двух словах, Синдзи… Думаю, для более полного понимания нам придется совершить небольшой экскурс в прошлое.

Эта история началась в 1938 году, когда Третий Рейх организовал к Антарктиде свою первую научную экспедицию. Она, возглавляемая опытным капитаном-полярником Альфредом Ричером, состояла из ученых, военных и членов организации «Аненербе», и отправилась в путь на корабле «Швабия». Тем самым давшей потом название и самой экспедиции, и открытой позже территории.

Прибыв к южному полюсу в декабре, немцы за месяц с помощью имеющегося на борту корабля гидросамолета смогли обследовать громадную территорию на Земле Королевы Мод, провести подробнейшее фотографирование и картографирование, и сделать открытие, определившее в дальнейшем очень и очень многое.

Они обнаружили сравнительно небольшую — около сорока квадратных километров, — зону аномально мягкого для Антарктиды климата. Здесь практически не было льда, снежный покров был сравнительно тонок, а местами вообще отсутствовал, обнажая голую землю. И там почти не дул ветер. Среднегодовая температура в этом месте колебалась в районе минус десяти градусов Цельсия, что для Антарктиды означало почти курортные условия. Впоследствии, это клочок земли назвали «оазисом Ширмахера», — по имени одного из летчиков экспедиции, нашедшего его.

В этом оазисе и был разбит лагерь, где и началось планомерное изучение аномальной зоны. Но когда экспедиция уже подходила к концу, на одном из участков бурильная установка для забора проб грунта внезапно провалилась, открыв путь в скрывающуюся в глубине земли разветвленную систему обширных естественных пещер и тоннелей, пронизанных идущим откуда-то снизу теплом. Сперва возникло опасение, что это вулканические газы. Но затем исследовательская команда, спешно собранная из людей, обладающих навыками альпинизма и спелеологии, углубилась в эти пещеры, наполненные, как оказалось, обычным теплым воздухом... А еще через три дня в Берлин ушла шифрованная радиограмма с кодом наивысшего приоритета.

Пришедший же через сутки ответ вовсе отменял возвращение экспедиции. И приказывал ее начальнику, капитану Альфреду Ричеру, прибегнув к жесточайшей экономии топлива и продовольствия, дожидаться прибытия спешно собираемой второй антарктической экспедиции. Всеми силами до этого момента обеспечивая охрану и неприкосновенность найденного объекта.

...Мерно вышагивающий по коридору Фуюцки заложил руки за прямую спину и искоса поглядел на меня.

— Думаю, Синдзи-кун, ты уже понял, что они тогда нашли? В 1939 году немцы обнаружили Антарктический Геофронт, с погруженным в стазис Ангелом внутри. Которого в последствии их ученые и назвали Адамом.

— И что же был дальше?

— Точную хронологию дальнейших событий не смог восстановить даже образованный в 2001 году GEHIRN, получивший полный доступ к уцелевшим германским архивам. Но, до самого вступления в войну с Советским Союзом, эта «База-211», — ставшая, пожалуй, самым засекреченным объектом Рейха, — поглощала ресурсы и рабочую силу просто в несметных количествах. Конечно, затем их поток уменьшился, но все равно, оставался весьма солидным, почти до самого конца Второй Мировой войны.

Однако, везти грузы из Германии или из захваченных к тому времени портов Франции было дорого, долго и не выдерживало никакой критики в плане маскировки. Так что ведомство рейхсфюрера Гиммлера, которому подчинялось «Аненербе», с самого начала сократило логистическое «плечо», закупая все необходимое через поставных лиц в странах Южной Америки и в тех же США. В перевалочных портах Аргентины, а иногда и прямо в открытом море, грузы перемещались уже на зафрахтованные корабли с немецкими экипажами, и затем с эскортом эсминцев и подлодок направлялись различными маршрутами на юг. Спутников тогда еще не было, и авиаразведка в этой части света почти не велась, так что режим секретности удавалось соблюдать.

У некоторых специалистов даже возникла гипотеза, что война в воздухе и на море с Англией, возможно, преследовала цель в том числе и оттянуть все наличные силы и внимание британцев и их союзников на противоположный от «Новой Швабии» край света. Тот же Унистон Черчилль писал в своих мемуарах, что будь у немцев в 40-41-х годах больше подлодок — и коллапс Британии был бы неминуем. Считается, что у Гитлера тогда просто не было построено нужного количества субмарин; но есть и другое мнение, — что они все же имелись. Но где же они тогда находились? Какая задача могла оказаться для Рейха более важной, чем поставить Англию на колени морской блокадой?

— Они охраняли конвои в Антарктику?

— Возможно да, а возможно, и нет… Но то, что к концу 1941 года антарктическая «База-211» заработала на полную мощность — это факт.

— Но если немцы уже тогда получили доступ к Геофронту, Адаму, и начали всё это исследовать, почему к сорок пятому году они проиграли войну?

— Если бы не результаты тех исследований, то они проиграли бы ее еще быстрее, Синдзи-кун. Да и никто не говорил, что там, в Геофронте, технологии и научные открытия лежали готовыми, как на блюде — приходи и бери. Немецкие ученые, исследуя сам Геофронт, Адама и влияние этого существа на физические законы и сам пространственно-временной континуум, получали вовсе не готовые решения, а лишь подтверждения или опровержения множества научных догм и теорий. Как векторы и направления для дальнейших изысканий.

Спустившись по длинной, пологой лестнице в небольшой бункер с высокими раздвижными бронедверями с литерой «D-1», Фуюцки провел по считывателю картой, — и створки поползли в стороны, открывая проход в большой ангар. Он был не столь высок, как предназначенные для размещения «Евангелионов», но тоже достаточно вместителен. И то, что он вмещал…

Слева и справа от центрального прохода высились настоящие пирамиды разнокалиберных деревянных и пластиковых ящиков, и ряды объемных металлических контейнеров, сплошь испещренные немецкой маркировкой. Стояли колесные и гусеничные вооруженные вездеходы, бронемашины и танки, похожие на глубоко модернизированные «Пантеры» и «Королевские тигры» — но с широкими гусеницами и в явно арктическом камуфляже. А также какие-то другие, совершенно уже ни на что не похожие боевые машины, но тоже с «балкенкройцем» вермахта на броне.

На специально огороженном свободном пространстве стояло два летательных аппарата, чем-то сильно похожих на самолет-крыло братьев Хортен «Go-229». А недалеко от них, рядом с очередным штабелем длинных ящиков, в простой деревянной обрешетке тары виделось что-то, похожее то ли на сложенные индивидуальные погрузчики, то ли на...

— Фуюцки-сан, это что,.. какие-то экзоскелеты? — спросил я, подходя ближе.

— По сути, да — это модульный боевой экзоскелет на электрическом приводе. Немцы его называли «панцеркляйн». Был разработан для обороны самой «Базы-211». Поскольку вход в нее представлял собой разветвленную систему коридоров, то в них боец в подобном облачении в теории мог в одиночку противостоять пехотному взводу.

— Ясно, — ответил я, сунув чуть подрагивающие руки в карманы штанов.

Сейчас я ощущал себя мальчишкой, впервые пришедшим на выставку военной техники. Как же мне хотелось остаться в этом месте подольше, вдоволь полазить по всей этой технике, потрогать ее руками и прикинуть возможности…

Но то, что еще мог рассказать мне мой провожатый — а ведь мы еще не коснулись самого главного, — все же влекло меня гораздо больше.

А он, убедившись, что по-прежнему в центре моего внимания, заговорил снова:

— Прорыв в практическом применении всего открытого в Геофронте, и создание в том числе вот этих образцов, пришелся уже, фактически, на агонию Германии — 44-й и 45-й года…

— …М-да, — пожевал сухими губами Фуюцки. — Представляю отчаяние их ученых, и бессильную злость посвященных в тайну военных чинов и высшего руководства Рейха. Они знали, что в состоянии сделать то самое «Оружие возмездия», но уже не имели на это ни ресурсов, ни времени. И доставить из Антарктиды уже имеющиеся экспериментальные разработки тоже не было никакой возможности. Один крупнотоннажный конвой новейших транспортных субмарин все же был отправлен из «Новой Швабии», но из них ни одна подлодка не достигла родных берегов — к тому времени Атлантика была почти полностью блокирована флотом и авиацией союзников.

«Бог ты мой… — подумал я, почувствовав холодок, скользнувший вдоль позвоночника. — Так все эти известные по историческим хроникам и мемуарам воспаленные бредни нацистского фюрера о скором появлении у Рейха некоего «вундреваффе», — ультимативного оружия, способного предотвратить поражение Германии и обернуть его разгромной победой в самый последний момент — были в этом мире вовсе не бреднями?..»

Я представил себе виденную вчера в бою «Скади-2», но в сражении, например, за Зееловские высоты в 1945 году — закрытую АТ-полями, неуязвимую для бомб и снарядов, и безнаказанно сеющую вокруг смерть и опустошение, — и мне стало жутковато.

— ...И все же кое-что немцы, пусть и к концу войны, но успели реализовать «в железе», — продолжил рассказывать Фуюцки. — И если бы для их новейших разработок — подводных лодок с двигателями Вальтера, способных без всплытия на поверхность буксировать под водой пусковые контейнеры с «Фау-2», реактивных истребителей и бомбардировщиков сразу нескольких типов, наземных и воздушных самонаводящихся ракетных систем, и вошедшего в финальную фазу ядерного проекта — хватило бы производственных мощностей и материалов, то итог войны мог быть и иным… Совсем иным.

— Да, но как все складывалось после падения Берлина?

— Тут тоже есть крайне мало достоверных сведений, и гораздо больше — гипотез и мифов. Причем, так причудливо переплетающихся, что возникает впечатление, что они были созданы искусственно, дабы скрыть под слоем лжи, домыслов и полуправды истинное положение вещей.

Например, то, что Адольф Гитлер не покончил с собой, а был перевезен в Аргентину, и позже в «Новую Швабию» — это миф. Но вот Мартин Борман успешно покинул Германию, и позже активно участвовал в управлении базой до 1957 года. Как и Генрих Мюллер, бывший шеф Гестапо. Также в Антарктиду были эвакуированы почти все руководство и научный состав «Аненербе». К 1945 году «База-211», созданная в Геофронте, уже напоминала целый подземный город с населением более пятнадцати тысяч человек. И то, что было разработано там… О, окажись эти прототипы и единичные образцы в Европе — и война продлилась бы еще, как минимум, не один год. Но даже так, самой «Новой Швабии» вскоре тоже пришлось обороняться.

Сначала в Антарктиду сунулись англичане. Британская разведка, традиционно всегда бывшая на высоте, видимо, все же смогла что-то пронюхать. Но в 1945 году их операция под кодовым названием «Табернал», по поиску и уничтожению немецкой базы, потерпела полную неудачу: назад не вернулся никто.

Следующей, в 1947 году, в рамках операции «Хай Джамп», к южному континенту направилась полноценная американская эскадра. И обратно она вернулась, вот только — потеряв всю авиацию, и половину кораблей. Осмелевшие после побед в конце войны янки явно не были готовы к такому ошеломительному ответу…

— Немцы успели там так хорошо окопаться?

— И окопаться, и создать принципиально новое вооружение. Этот бой и был первым боевым испытанием «Скади».

— Немецкая «Ева» расстреляла американскую эскадру?..

— Причем быстро и эффективно, Синдзи-кун. И именно поэтому до самого 1995 года ведущие мировые страны, знающие или догадывающиеся, что подо льдами и землей Антарктиды что-то скрывается, не спешили лезть напролом. Кружа вокруг Земли Королевы Мод, как коты вокруг миски с горячим молоком. Заодно и пристально наблюдая друг за другом.

— Но как?!.. Как эта база просуществовала пятьдесят лет, и не была никем обнаружена?! — я уже едва сдерживался, чтобы не схватиться за голову. — Ведь по вашим словам, о том, что там что-то есть, догадывались очень многие — и англичане, и даже русские. Наверняка что-то знали и в Аргентине… А американцы, так даже и вовсе не догадывались, а точно знали о наличии этой самой «Новой Швабии»!

— Тут сложилось сразу несколько факторов… — и Козо поднял руку, поглаживая свой подбородок. — Во-первых — категорическое нежелание сотрудничать между бывшими союзниками. На начальном этапе и СССР, и США не без оснований надеялись, захватив эту базу, сорвать просто роскошный приз, который позволил бы им вырваться вперед в только-только разгорающейся гонке сверхдержав. Ведь сокрушительный провал американской операции «Хай Джамп» в сорок седьмом году однозначно показал, что у окопавшихся во льдах немцев есть что-то, что на голову превосходит все имеющиеся у американцев технологии.

Победитель получил бы все, — но ни коммунисты, ни янки не могли провести столь масштабную военную десантную операцию на другом конце света, в суровых условиях Антарктики. Да еще и втайне от друг друга, потому как одна сторона обязательно попыталась бы помешать другой.

А «Антарктический Рейх» на все эти годы словно бы исчез, и никто, даже появившиеся на Южном полюсе научные станции, ничего не обнаруживали. Ну, или почти ничего… А тем, кто порой что-то все же замечал, попросту не верили, списывая на консприрологические теории и выдумки «желтой» прессы.

И только в 1995 году, в обстановке строжайшей секретности, объединенный американо-британский флот все же предпринял новую попытку высадки в месте предполагаемого нахождения «Базы-211». Впрочем, от англичан там имелись всего лишь несколько фрегатов и подлодка.

— А русские? Вы же упоминали, что СССР тоже был уверен в наличии подо льдами немецкой базы.

— Ты вряд ли этим интересовался, Синдзи, да и в школе это упоминают лишь мельком, но после распада СССР в 1991 году, его правопреемница Россия потеряла на международной арене очень многие позиции. Тогда почти все пророчили ей неизбежную и окончательную деградацию до страны третьего мира, в роли сырьевого придатка стран Запада. Я помню, как воспряло тогда наше, японское правительство, — видимо, сочтя, что решение давней проблемы с Северными территориями и, возможно, даже с Сахалином — теперь только вопрос времени.

На деле же вышло иначе, но тогда, в девяносто пятом году, никто из бывших геополитических противников уже не воспринимал русских всерьез. Армия у них тогда была не в лучшем виде, флот ржавел у причалов без горючего, а сам бывший грозный медведь послушно танцевал на задних лапах за курятину, сигареты и дешевый голландский спирт. Так что Россию даже не уведомили об этой операции.

И, возможно, это было даже лучше для русских, потому как янки снова славно получили по зубам, а сама операция опять повисла на волоске.

Немцы, как на это в тайне надеялись американцы, за все эти годы вовсе никуда не делись. И на попытку высадки отреагировали быстро и жестко, дав массированный залп управляемыми ракетами, донными торпедными установками и подняв несколько крупнокалиберных артиллерийских башен, стреляющих корректируемыми снарядами. За полчаса боя на дно ушли два крейсера УРО, один десантный корабль с батальоном морской пехоты на борту, а авианосец «Дуайт Эйзенхауэр» еще сутки не мог поднимать самолеты из-за сильных разрушений палубы и ангаров. Ну а под конец немцы пустили в ход свои летательные аппараты…

— Что, неужели они все-таки сделали летающие тарелки?

— Никаких тарелок, — покачал головой Козо. — Но вот штурмовые конвертопланы с изменяемым вектором реактивной тяги — это да. Почти полные их копии ты уже видел в бою с Сакиилом. И как, козырь, они снова вывели на поверхность «Скади», вооруженную лучевым орудием на основе нейтронно-плазменной реакции.

Флот США в итоге уменьшился еще на четыре единицы, но этот флот был все-таки родом уже из 95-го года, а не из 47-го. В этом бою «База-211» лишилась всей авиации и береговых батарей, а механоид получил серьезные повреждения. И, что самое печальное для обороняющихся: после него американцы даже не подумали отступить восвояси, — лишь отойдя на несколько десятков миль, начали утюжить прибрежную линию и «оазис Ширмахера» авиацией, готовя плацдарм для высадки.

Что же что произошло потом, спустя всего день, — тоже до конца неизвестно. Визуально это выглядело, как внезапно возникшее аномально плотное северное сияние, на несколько десятков секунд вставшее четко различимым столбом над предполагаемым местом базы. И приведшее на это время в совершенно хаотическое состояние все электронное оборудование кораблей и самолетов.

И все — больше со стороны немцев не последовало ни единого выстрела. И американцы, сперва возобновив свои вылеты, а потом выждав еще сутки, приступили к десантной операции. Три дня ушло, чтобы найти подступы ко входу в подземные уровни. Еще четыре — чтобы вскрыть люки и бронедвери. И тогда шедшим первыми саперам и морпехам открылась фантастическая картина «Новой Швабии»...

Я, вспомнив свои впечатления при первом спуске в Геофронт, улыбнулся и кивнул.

— Но скоро изумление целым подземным городом, со своей экосистемой и вполне современной инфраструктурой, сменилось ужасом и непониманием, — продолжил рассказ заместитель Командующего. — «База-211» на деле оказалась гигантским некрополисом, заполненным тысячами мертвых тел. Причем, мумифицированных, — как будто из них разом исчезла вся жидкость. Сначала все подумали о групповом самоубийстве: захват базы был неизбежен, а в самой Германии нечто подобное под конец Второй Мировой войны происходило довольно часто. Но когда началось изучение найденных документов — а еще посреди Геофронта была обнаружена идеально ровная полусферическая выемка диаметром в триста метров, предположительно на месте нескольких научных корпусов, — то картина предстала совсем иная.

В этом исчезнувшем научном комплексе с 1951 года шли изыскания по проекту «Ругшлаг» — «Откат», который в последние десять лет существования базы имел наиглавнейший приоритет. Центром его была установка под кодовым названием «Колокол», которая, согласно немецким бумагам, создавала «устойчивую и управляемую вихревую компрессию и разрежение в разделенных магнито-гравитационных полях».

— И что бы это им дало? Извините, Фуюцки-сан, но я не ученый, и все эти термины…

— Если вкратце, то ведущие ученые «Новой Швабии» были уверены, что создали работающий прототип машины времени, — абсолютно серьезно произнес Фуюцки, — способной перенести в недавнее прошлое весь Геофронт со всем содержимым. И перед лицом неминуемого захвата базы и плена немцы решили рискнуть. Но эта их попытка, как ты уже понял, провалилась.

— Ясно... Что-то пошло не так, и этот «Колокол» убил все население базы, готовое к переносу, — машинально констатировал я, кажется, уже растративший способность удивляться на целый год вперед. — Но что было с этой «Скади»? Как я понял, это же была самая первая созданная «Ева», технологии которой изучили и усовершенствовали GEHIRN и NERV..? И кто пилотировал ее?

— Все верно, Синдзи, и тут мы подходим к еще одной значимой истории. Первым пилотом «Скади» была женщина, достаточно известная в военных кругах Третьего Рейха. Несмотря на то, что немецкий национал-социализм декларировал для женщин формулу «трех К»: кюхе, кирхен, киндер — кухня, церковь и дети, — в пропагандистских целях некоторые женщины все же блистали на всю Германию. Артистки и певицы; или как любимица фюрера, режиссер Лени Рифеншталь; а еще — спортсменки и летчицы.

Самым известным пилотом-рекордсменом сначала планеров, а потом и самолетов, — причем летчиком-испытателем, — была знаменитая Ханна Райш, водившая дружбу с самим Адольфом Гитлером и даже управлявшая его личным самолетом во время полета фюрера на партийный съезд в Нюрнберге.

Но второй, гораздо менее публичной женщиной-пилотом была некая гауптман Анна Крейслинг, — «Белая волчица Люфтваффе». Этот «титул» она приобрела благодаря ее светлым волосам, прозрачным серо-голубым глазам и нежной любви немцев к звучным прозвищам.

И Фуюцки протянул мне из папки явно старую, но отлично сохранившуюся фотографию красивой женщины в полурасстегнутой летной кожаной куртке с меховым воротником, из-под которой выглядывали отвороты кителя с петлицами и тремя «галочками».

Она реально была красивой. Да, расовый отдел Рейха, наверное, был в восторге от такого образчика арийского типажа: чуть волнистые волосы средней длины, нордические черты лица, и хорошо заметные даже на черно-белом фото очень светлые глаза.

— Кроме того, Анна действительно была одной из лучших и опытнейших женщин-пилотов в Германии, наравне с Ханной. Однако, по сравнению с ней, имела к тому же фронтовой опыт боев в Европе. И по немецким данным, определенную, хоть и негласную славу, ей принес беспосадочный перелет до Нью-Йорка на дальнем бомбардировщике «Юнкерс-390».

В августе 1943 года шестимоторный монстр «Ju-390» вылетел со своей базы в Норвегии, взяв курс на запад. Девять часов спустя, «Юнкерс» был уже над Канадой, и повернул на юг. В задачу полета над Америкой входила аэрофотосъемка объектов промышленности, жизненно важных для Соединенных Штатов.

Говорят, что в полдень, 28 августа, бомбардировщик был все же замечен американцами над Нью-Йорком, но поднимать истребители к тому времени было уже слишком поздно. Немецкий самолет исчез над просторами Атлантического океана, а некоторое время спустя Анна и еще четверо членов экипажа благополучно посадили огромный бомбардировщик в пригороде Парижа, на военный аэродром Люфтваффе.

Вот эта женщина, оказавшаяся после падения Германии на «Базе-211», и управляла «Скади» в сражении с американской эскадрой в 1947 году...

Пройдя сквозь весь ангар с немецкой техникой, явно вывезенной с Антарктиды, мы прогулочным шагом минули галерею с еще несколькими складскими и техническими помещениями, и подошли к следующим воротам, несущим обозначение «D-2».

Снова система индивидуального распознавания, — и на этот раз мы вошли в место обитания той самой «Скади». Но здесь, в отличие от практически безлюдного склада, вовсю кипела работа. Так же, как и «Ева», она была по плечи погружена в красноватый охладительный раствор, и обнесена придвинутыми со всех сторон техническими трапами и мостами, по которым, занимаясь ее обслуживанием, сновали техники NERV.

«Интересно, могут ли стареть «Евангелионы»?.. Ведь ей уже, наверное, более шестидесяти лет… И, к слову, о возрасте…»

— Погодите… Взрослая женщина — сколько ей там уже было лет? Под тридцать? Тридцать пять? — и она смогла синхронизироваться в «Евой»..? А как же утверждение Акаги-сан, что управлять «Евангелионами» могут лишь рожденные после Второго Удара?

— Методы синхронизации со «Скади», применяемые немцами на ранних стадиях разработки, сильно отличались от используемых нами сейчас. Пилот тогда не погружался в LCL, а в его тело, в крупные нервные узлы, под местной анестезией вводилось около двадцати внешних нейросчитывателей. Это обеспечивало синхронизацию не выше 40%, однако для управления и стрельбы с берега по кораблям такого уровня вполне хватило. Но вот разработка усовершенствованной системы синхронизации — с заполняемой LCL контактной капсулой, — стала для Анны Крейслинг фатальной. Она погибла при первом же испытании.

— Как и моя мама…

Это слово мгновенно заставило встрепенуться молча слушавшего на «галерке» самого Синдзи.

«Тора-сан, ты думаешь, душа этой Анны тоже теперь в этой «Скади»?..»

«Не знаю, но похоже… Теория, что для полной инициации «Ев» необходима некая жертва, дающая ей первичный «слепок души», все же находит свое подтверждение…»

— Да, Синдзи. Извини, что коснулся этой темы… — и выражение лица Фуюцки стало печальным, сделав заметные линии от крыльев носа к углам рта еще глубже. Видимо, судьба его любимой ученицы была для него по-прежнему остра. — Я говорил тогда Юи, что она страшно рискует, напоминал ей про этот опыт, — с искренней горечью произнес он, — но она все же настояла…

«Зачем… Ну, зачем она это сделала?..»

От Синдзи повеяло такой замешанной на боли тоской, что я мгновенно отвлекся на него.

«Не расклеивайся, Син… Сущность твоей мамы никуда не исчезла — и ты сам это отлично знаешь. А зная то, что она все еще где-то там, остается надежда, что ее можно попробовать вернуть. За последние сутки мы узнали столько, что голова кругом идет, так что, кто знает…»

«Ты… Ты правда так считаешь?»

«Если будет хоть шанс, Син… Хоть тень надежды… Поверь, я его не упущу».

Фуюцки тактично молчал; мой, ставшим слегка отстраненный вид, его ничуть не удивлял.

Вздохнув, я решил продолжить беседу:

— Так что же, «Скади» осталась без пилотов?

— Отнюдь! — живо ответил Козо, явно стараясь уйти от неловко затронутой им болезненной темы. — Научное отделение «Аненербе», отвечающее в «Новой Швабии» за евгенику и биологию человека, к тому времени уже имели устойчиво положительные результаты в клонировании людей. И они воссоздали из генетического материала Анны две ее точные копии.

— Клоны?..

— Да, — кивнул Фуюцки. — Первая генерация пилотов была создана в 50 году, и к 65-му уже смогла синхронизироваться со «Скади» на 65%. Но через пять лет оба клона умерли — сказались недоработки технологии выращивания. Вторая генерация родилась еще через год, в 1971. И, благодаря форсированной акселерации, к 78-му году они тоже смогли синхронизироваться с весьма высокими показателями. Но через год умерли и они — и принудительное взросление было признано ошибочным.

— А почему упоминается два клона? Один основной пилот — другой запасной?

— Нет, поздняя немецкая схема управления «Евой» с самого начала была тандемной — один пилот управлял передвижением «Скади» и АТ-полями, а другой был оператором оружейных систем. Эта платформа изначально разрабатывалась для сражений против обычных войск, и несла на себе довольно много разнообразного вооружения, так что отдельный «стрелок» был действительно необходим.

— А то, что они были, по сути, близнецами, позволяло избежать рассинхронизации при таком раздельном управлении?

— Именно так, Синдзи, — сощурившись, кивнул Фуюцки головой.

— Просто фантастика… Но — «технологии выращивания», «принудительное взросление»… Что-то такие методы отдают концлагерями и «добрым» доктором Менгеле…

— Так ведь он и был главным научным руководителем проекта клонирования, — невозмутимо пожал сухими плечами Козо. — Попутно консультируя врачей, генетиков и биологов базы по… смежным направлениям. Пока не погиб в 1979 году, отправившись в отпуск в Бразилию. Его ударил инсульт во время купания в море.

— Вот же черт…

«Нет, лимит удивления снова преодолен…»

— Тем не менее, благодаря именно его стараниям, следующие клоны, рожденные в 1982 году, стали венцом проекта искусственного воспроизводства человека. Никакого ускорения роста, минимальные вмешательства в генотип, и предполагаемый срок жизни — минимум в полтора раза больше среднего человеческого. И вот они-то и вышли на бой с флотом вторжения в 1995 году.

Затем, немного помолчав, Фуюцки добавил:

— И они же были единственными, кто выжили тогда из всего персонала «Базы-211».

— Выжили? Но как?!.. Вы же сказали, что неправильно сработавший «Колокол» взорвался и убил излучением все население базы?

— Да, но перед предполагаемой отправкой в прошлое немцы решили все же немного перестраховаться, и погрузили ценных пилотов в некое подобие анабиоза в специальных защитных боксах-капсулах.

Второй приоритетной программой после «Отката» у немцев были космические полеты, так что неудивительно, что они озаботились этим вопросом. Но это была вовсе не та фантастическая заморозка живьем из книг или фильмов… В основе введения людей в длительную искусственную кому лежало всё то же погружение тела в LCL. Их стазисные камеры при должном обслуживании позволяли поддерживать жизнедеятельность человеческих особей до двадцати лет.

— Они и это придумали?! — уже не сдержавшись, ахнул я, и закрутил головой в попытках найти среди всей немецкой машинерии обширного ангара с механоидом еще и какой-нибудь шаттл, со свастикой на борту. — И что? Их вынули оттуда? Они что-то рассказали?

— Нет, тогда — не вынули. Руководством GEHIRN было принято решение оставить их в «заморозке» для лучшего изучения механизмов клонирования и протекания процессов длительного стазиса. Я и профессор Кацураги были категорически против, но наше мнение, увы, не было решающим. Их пробудили только чуть более года назад, когда остаточный ресурс систем жизнеобеспечения боксов подошел к критическому уровню. И долго думали, как же с ними поступить. Первая официальная идея — передать их представителю посольства Германии, — оказалась крайне неудачной.

И Фуюцки хмыкнул, покрутив головой.

— Почему?

— А как ты думаешь, Синдзи-кун: как поведут себя две юные особы, с младых ногтей воспитанные в стиле гитлерюгенда и BDM — «Лиги германских девушек», если им с порога начать выказывать презрение, а через пять минут беседы угрожать «денацификацией» и исправительным учреждением? Да еще и прибывший атташе германского посольства был, скажем так, не вполне европеоидной расы… Сказалась проводимая в свое время Германией политика иностранной миграции и мультикультурализма.

— Неужели атташе был негр? — уже немного нервно фыркнул я.

— Нет, араб.

— Н-да… Они бы еще еврея-ортодокса прислали… В лапсердаке, кипе и пейсах… И что же случилось?

— Прежде чем охрана успела вмешаться, они в кровь избили этого работника посольства, сломав ему нос и четыре ребра.

— Серьезно? Взрослого мужчину?.. Две девушки шестнадцати-семнадцати лет? Они же не повзрослели, как я понял?

— О, ты даже не представляешь, как слаженно они умеют действовать… — с улыбкой, и какой-то совершенно отцовской гордостью протянул пожилой мужчина. — И, да: стазис фактически остановил для них время.

В общем, итогом стало то, что соотечественники от них отказались, и американцы тоже отмахнулись. Да еще и пошутили: «Это же ваши бывшие союзники по Оси? Вот вы их и забирайте!» Твой отец тогда воспринял эту идею без энтузиазма, но я и доктор Акаги его убедили. Я апеллировал к наличию еще одной боевой единицы, — которая, к слову, нам едва не пригодилась во время срыва твоей первой синхронизации. А Рицко-сан напирала на их уникальность, как объектов для целого ряда исследований. В итоге Гендо согласился, назначив нас с Рицко-сан их кураторами.

«...Старый лис. Нет, думаю, ты просто пожалел их, увидев вовсе не двух молодых, натасканных на кровь хищных зверьков, а разом лишившихся всего девчонок, очутившихся в совершенно чуждом для них окружении, у которых остались только они сами и их «Скади»… »

— И вот с тех пор они живут под нашим наблюдением в Геофронте, — подытожил Козо. — Изучают новый мир, привыкают к нему понемногу. И участвуют в исследованиях Научного отдела, — правда, без особой на то охоты. Так что когда вчера их выпустили на поверхность, да еще и в бой на их «Скади», у девушек был настоящий праздник.

— Угу,.. — кивнул я, вспоминая вчерашние короткие переговоры во время сражения, и стойкое ощущение, что державшая со мной короткими фразами связь неизвестная союзница улыбается.

— В общем, знакомься, Синдзи-кун, — и пожилой мужчина выудил из своей бездонной папки еще одно парное фото, изображавшее двух девушек, снятых по грудь.

Это фото уже было цветным, и на нем в камеру смотрели две вполне узнаваемые «дочери» немецкой женщины-пилота с той, старой фотографии. На вид лишь самую малость постарше меня нынешнего, одетые в серые комбинезоны, со светло-соломенными волосами, заплетенными в короткие косы, и настороженностью в серьезных, прозрачно-голубых глазах.

— Хильда Анна Крейслинг и Йольда Анна Крейслинг, третья и последняя генерация клонов той самой Анны Крейслинг... Они пилотировали вчера «Скади-2», и вместе с тобой уничтожили Самсиила. Ты ведь хотел с ними пообщаться? Верно?.. Ну, так пойдем.

И Козо Фуюцки с хитринкой посмотрел на меня, одновременно указывая на обычную дверь в конце ангара, обозначенную как «D-3»...