Запах тлена. Записки на полях (джен)

В доме твоём не спится ночью;

Рвётся ветер, ревут камины,

Вход оказался за мной заколочен

И у порога порос крапивой.

Авиация обездвижена, хотя ещё остаются пехота и морские силы, отказавшиеся подчиниться новой власти. Крейсера стоят у самых берегов, но барьер Тёмного пока работает. Надо бы обезглавить части пехоты, и тогда остров можно считать временно взятым; приготовившись, тем не менее, к длительной осаде. Члены Парламента частично поражены «Империусом» мракоборческого отдела, частично запуганы и тем самым лишены реальной возможности противостоять навязанному режиму Тёмного Лорда.

За командующим сухопутными войсками выслан патруль, но сведения о высшем военном командовании, собираемые Снейпом, содержат намеренные ошибки и неточности и результатов, естественно, не дают.

Похоже, я первая, кто добрался до главного штаба. Вокруг шатра в центре лагеря воздух колеблется и плывёт: Тёмный внутри, а значит, отсюда исходит магическая сила защитного купола. Я стою у самого входа, не решаясь войти. Даже Рабастана ещё нет. Он, Рудольфус и Сюзанна заканчивают ставить магическую защиту на складах, а меня послали вперёд с докладом Тёмному.

— Невозможно держать барьер бесконечно, — шёпот родного голоса, звуки которого снятся мне каждую ночь.

— Знаю. Придётся выпустить магглов, — до меня доносятся фразы, и я почти не дышу, стараясь не выдать своего присутствия.

— Как к этому отнесутся Пожиратели? Они подумают, что ты слаб.

— Думай, что и кому говоришь, Джиневра, — угрожающе шипит Тёмный. Она незамедлительно бормочет слова извинения. — Любому здравомыслящему магу понятно: для того, чтобы перебить почти шестьдесят миллионов магглов, нужно каждого из двухсот тысяч магов сделать палачом. Ты хочешь убивать?

Дураку понятно, что вопрос риторический, вот и Она молчит.

— Но зачем тогда всё это?

— Ты скоро всё узнаешь, — шёпот становится почти не слышен. В голос прорываются нотки, отдаленно напоминающие нежные. Одного у Тёмного не отнять: он спас Её. За это можно потерпеть его ещё немного. Хотя смешно получится, если Тёмного прикончит какой-нибудь удачливый маггловский снаряд.

Нарочито громко притопнув ботинками, я решительно захожу в поистине королевский шатёр. Потолок уходит резко ввысь, а пространства внутри столько, что впору летать на метле.

Она сидит в кресле перед широченным овальным столом, на котором расстелена карта. Зачарованные бело-чёрно-красные фигурки — модели отрядов — медленно курсируют по ней. Великобритания окружена, как беспокойный человек мозгошмыгами, красно-белыми войсками иностранных магов и британских магглов. Тёмный стоит за Её спиной. Нечеловечески красив: холодные глаза, алебастровая кожа. Длинные белые пальцы с голубыми дорожками вен сжимают Её хрупкие плечи. Интересно, можно ли сорвать эту маску простым «Фините»?

— Мой Лорд, — расшаркиваюсь ножкой: всё как положено.

— Какие новости, Луна?

— Захвачены склады в Кенте, Линкольшире, Йоркшире и на Корнуоллском полуострове. Отряд номер три под командованием Рудольфуса Лестрейнджа скоро будет здесь.

— Прекрасно, — Тёмный на время теряет ко мне интерес и двигает чёрные фигурки, одновременно орудуя волшебной палочкой, маркируя новые наши позиции цветом. — Что насчет отряда Руквуда?

Руквуд, отправленный на восток Шотландии и в северную Ирландию, вскоре тоже напьётся крови.

— Его отряд выбрал тотальную зачистку территории. На это понадобится чуть больше времени.

Тёмный недовольно щёлкает языком. Кровавая вседозволенность, видимо, всё больше раздражает его, препятствуя быстрому продвижению. Но нельзя не принять во внимание, что такая политика как нельзя лучше деморализует магглов. Если долго играть на тёмной стороне, до чего ещё можно додуматься?

— Поможешь с противоожоговой мазью? — спрашивает Она, ставя на небольшой стол в отдалении котёл.

— Да, конечно.

Тёмный опускается в кресло, с которого Она встала, и задумчиво продолжает разглядывать карту, постукивая пальцем по подбородку.

От пара волосы на Её висках начинают кучерявиться. Я аккуратно нарезаю ингредиенты, настолько избегая смотреть на Тёмного, что шея вскоре деревенеет. Ощущение как от ядовитой змеи, оставленной без присмотра.

Медленно перебегают золотые песчинки из верхнего резервуара песочных часов, отмеряя очередность компонентов. Мы работаем в полной тишине, Её тонкие светло-коралловые губы упрямо сжаты в линию. Через полчаса возвращаются Долохов и Яксли. Докладывают о скором подступе британских сухопутных сил, с которыми всё-таки придется вступить в бой. Корбан предлагает использовать драконов, Антонин опасается, что спущенные с цепи ящеры не будут способны отличить «своих» от «чужих».

Сверкающие серебрянные запонки на рукавах прибывшего главы моего отряда — Рудольфуса — невероятно злят уставшего и помятого Яксли, вынужденного весь день прочесывать местность на метле. Ехидная улыбочка на губах Рабастана, думаю, тоже не добавляет ему радости.

Малфой докладывает о прогрессе в поисках английской королевы (говорят, у магглов она вызывает особенный пиетет) — номинального главнокомандующего. Я, глядя на руку Тёмного, гладящего пустоту и словно ищущего свою верную змею, гадаю, как мы будем расхлёбывать кашу, которую заварили.

Сынок Малфоя жмётся поближе к папаше, и глаза его полны хладного ужаса. Рабастан замечает его взгляд, с усмешкой достает из внутреннего кармана мантии небольшой серебряный кинжал — подарок почившей невестки — и легонько поигрывает им в руке. Малфой-младший стремительно зеленеет. И кто вообще придумал дать этому слизняку метку?

Сюзанна опускается в потёртое бархатное кресло и, закинув ногу в бежевых бриджах и высоких сапогах на ногу, качает голенью вверх-вниз. Странно видеть её в почти мужской одежде. За спинкой кресла стоит сын Сюзанны — Блейз — и кажется в лучшем случае младшим братом миссис Забини.

Полукровка должен привести нас к чистокровному раю. Раю на Земле. Раю, что так напоминает ад.

Последними заходят шкафоподобные Крэбб и Гойл, неотличимые друг от друга; Макнейр с небольшим топориком в узловатых пальцах и Руквуд с недовольной миной землистого лица, стажировку у которого в Отделе тайн мне прочит Тёмный. А у меня ещё после четвёртого курса мурашки бегут по спине от этого Отдела. И от Министерства в целом тоже. Тем более, когда все руководящие посты в руках у Пожирателей. Взять хотя бы этот шикарный монумент «Магия — сила». Волшебница своими тонкими изящными ножками попирает бетонную плиту над магглами, словно они не такие же люди из плоти и крови, но мусор, фундамент для чистокровного величия. Такая же хрупкая, как миссис Малфой, — во всем чёрном, словно в трауре, скрывшаяся в дальнем конце палатки, куда не достает свет длинных жёлтых свечей, роняющих свои восковые слёзы на главном столе.

Я раскладываю густую желтоватую мазь по баночкам, напоминая себе, что мне плевать. Плевать на всё, кроме горящих карамельных глаз и стойкого запаха лилий, въевшегося в самую кожу.

Каждый из присутствующих получает по баночке с мазью, кроме Тёмного, отказавшегося от неё пренебрежительным жестом. Зато Она прячет в безразмерных карманах сразу две склянки. В моем же одеянии — чёрном, пожирательском — кроме противоожогового средства звенит кроветворное зелье и бадьян; рассованы безоары и парочка бомб. Мне совершенно не хочется умирать сегодня, едва отпраздновав семнадцатилетние, да и Рабастан, следящий за моими сборами, высказался недвусмысленно.

Когда все маги собираются вокруг стола, а Яксли через сквозное зеркало отдает распоряжение на перегруппировку главе мракоборческого корпуса, Тёмный начинает совет. В воцарившейся тишине его голос звучит устало.

— Мои друзья, — готова заложить свое пробковое ожерелье, что не у одной меня мурашки побежали по спине от скрежетания этого голоса. — Настал великий день. День, которого мы все так долго ждали, — точно не я. Пока я думаю о своём, взгляд цепляет кольцо из бело-красных фигурок, всё плотнее сжимающихся вокруг чёрных — вокруг нас.

— Итак, многое сделано, но многое — впереди, — говорит Тёмный, пока Яксли разворачивает перед ним внушительный свиток. Антонин, наклонившись вперёд и уперев ладони в стол, пытается прочесть написанное вверх ногами. Она стоит стойким оловянным солдатиком возле Тёмного, спрятав руки в широкие рукава красной мантии. Алой, чтобы не было видно крови, или чтобы глупым мотылькам, вроде меня, было виднее, куда лететь.

— В этой мантии тебя будет видно с любого конца Британии.

— Ничего. Наколдую отвод, — говорит Она и легонько приподнимает самый краешек губ.

— Итак, более восьми десятков складов мелких и крупных хозяйств было захвачено с целью обеспечения продовольствием в случае длительной осады, — Тёмный делает небольшую паузу, продолжая скользить глазами по строкам. — Объединённый Европейский корпус достиг Ла-Манша и вскоре, думаю, пойдёт на прорыв, — длинный палец Тёмного указывает на колонны белых фигур. — Яксли, Долохов, Лестрейндж — берёте под командование великанов, дементоров, своих людей; держите подступы к Лондону, без жалости уничтожаете прорвавшихся сквозь барьер.

Джиневра — во главе ученического отряда, гражданские — с Руквудом, драконы — на тебе, Роули, — Торффин с готовностью кивает белобрысой головой, а на правой стороне его породистого лица алеет ожог. И в барсетке на его поясе и в поясе грузного Амикуса позвякивает в склянках большая часть сваренной мази.

Я мало понимаю в стратегии и ещё меньше в том, почему Тёмный так недооценивает магглов, что отсылает большую ударную силу в сторону Ла-Манша.

— Рабастан, Люциус — для вас есть особое поручение.

Формально я отношусь к отряду Лестрейнджа, но почти мгновенно решаю перейти в ученический отряд. Ничего, если Тёмный разозлится, этот рассвет мы можем и не пережить.

Я легко касаюсь Её спины, как бы говоря: «Я с тобой».

Рабастан, возвышаясь на противоположном конце стола, словно ловит перемены моего настроения по лицу и одними губами произносит: «Не уходи».

Я легко киваю ему, словно говоря: «Поговорим позже».

Тёмный начинает строить план сражения, а остальные, наклонившись над картами, почти соприкоснувшись лбами, с жаром включаются в обсуждение.

Что бы ни происходило до этого, все понимают, что сейчас на кону ещё больше; то, чего они жаждали — привилегии аристократии, сохранение традиций и даже больше — гегемония на всех Британских островах. Торжество магии, которая хлынет на улицы крупных, средних и крошечных городов, не ограниченная рамками Статута. Встряхиваю головой, но слова Тёмного распускаются в ней, как благоухающие цветы орхидеи, тяжёлый, вязкий запах которых дурманит разум и рождает сонм чудесных видений.

Я подаюсь вперёд, пытаясь уловить всю идею целиком, и на доли секунды надежда охватывает всё моё существо — до тех пор, пока я не вспоминаю: их слишком много, и мы обязательно проиграем.

Я жду возле палатки, в траве заливаются сверчки, и на тёмно-синем, как воды Марианской впадины, небе сияют холодными острыми гранями звёзды. Вдалеке, где вересковое поле переходит в небесную твердь, начинает разрастаться малиновая полоска рассвета.

Выходит Рудольфус. Желваки его худых впалых щёк гуляют вперёд-назад.

— Что вы здесь застряли, мисс Лавгуд? Готовы к аппарации?

Внезапно продрогнув от холодного воздуха, я сую руки в карманы, раскачиваясь с пятки на носок.

— Рабастан просил задержаться, чтобы мы могли переговорить, когда он получит распоряжение Тёмного Лорда.

— Рабастан, — повторяет мистер Лестрейндж раздражённо, и вдруг лицо его прорезает нелепая, кривая улыбка. — Ваша беседа не терпит отлагательств? — я охотно мотаю головой из стороны в сторону. — Запомнили координаты для аппарации?

— Я бы хотела войти в ученический отряд, — выпаливаю на одном дыхании.

— И речи быть не может! Я отвечаю за всех перед Тёмным Лордом. Конечно, вы можете спросить позволения у него лично.

И продолжает усмехаться, зная, что легче сунуть голову в пасть дракона, чем снова очутиться на аудиенции у Тёмного.

— Если же разрешение не будет получено, то у вас есть полчаса, чтобы добраться до места, — мистер Лестрейндж смотрит на алый краешек светила, поднявшегося над горизонтом, а затем на часы, которые показывают положение Старших и Младших планет. Миниатюрная модель Солнца пульсирует красным.

— Я поняла, сэр, — покорно говорю я, внутренне закипая.

Когда Рудольфус исчезает, появляется Рабастан и идущий вровень с ним мистер Малфой. А всё-таки здорово мы их взгрели тогда — на четвёртом курсе. Немного остыв от этой мысли, я замечаю, как Люциус Малфой отходит в сторону от шатра, давая Лестрейнджу время.

— Я хочу остаться с Джинни, — заявляю без предисловий.

— Нет, послушай, — мужчина крепко хватает меня за плечи. — Я всё понимаю, но прошу тебя, оставайся с Рудольфусом. Он прикроет тебя в случае чего, и мне будет спокойно, пока я не смогу присоединиться к вам. Джин неопытна, сама знаешь, ей будет не до тебя.

Неприятно думать о том, что он прав. Неприятно настолько, что выдержка оставляет меня, заставляя отросшие ногти впиваться в мягкую плоть ладоней.

— Куда вы? — упрямство вынуждает плотно сжать губы, игнорируя его слова.

— Магглы должны уйти из Британии. Тогда мы получим долгожданную свободу, — я в изумлении смотрю на Лестрейнджа. Как могут два человека остановить лавину, уже сорвавшуюся со склонов гор? Магглы — это не туповатые великаны, позволившие втянуть себя в чужую вражду. Едва ли они так легко сдадутся.

— Пообещай мне, что присоединишься к Руди, — Рабастан вновь ощутимо встряхивает меня, словно пытаясь выбить сопротивление. — Нет никакого делового соглашения, Луна. Я люблю тебя, — первый луч солнца слепит глаза, мешая рассмотреть его взволнованное лицо. Мне никогда не признавались в любви. Сердце бухает со страшной силой о клетку рёбер, и кровь мгновенно приливает к белой коже щёк. Я совсем не знаю, как реагировать, а Лестрейндж всё не сводит с меня своих обеспокоенных глаз.

— Пообещай.

Рабастан — единственный человек, кроме, пожалуй, папы, кто принимает меня такой, какая я есть. Но даже больше: мне порой кажется, что он совсем не замечает всей той шелухи, которую я слой за слоем наношу на себя — беззащитную, ранимую девочку, так рано оставленную матерью. Не обращает внимания на мозгошмыгов, на нарглов, на заглотов, как бы сильно я ни убеждала себя в их существовании…

И это… Это ведь не так уж и мало, верно?

— Хорошо, возвращайся скорее, Рабастан, — с тяжёлым сердцем говорю я, в последний раз оглянувшись на палатку Тёмного, и трансгрессирую к остальному отряду мистера Лестрейнджа.

И что теперь мне осталось?

Стоять на берегу в ожидании цунами, которое либо вознесет наш мир на вершину могущества, либо окончательно смоет его с лица земли. Бриз бросает в лицо солёные морские капли, и я мысленно ставлю последнюю пометку в истории безумной Луны; истории, впрочем, и не обо мне вовсе. Полностью оправдав этим свое школьное прозвище, я так же мысленно расписываюсь на полях и смотрю, как гигантская волна, поднявшаяся на горизонте, закрывает собой новорожденное солнце.

Vale⁽¹⁾.

1) Прощай (лат.)

Вернуться к тексту