Эра милосердия (джен)

— Спасибо!

— Ерунда, Грейнджер. Ты пей-пей, а то скоро так позеленеешь, что налетит кто ненароком, толкнет, уронит еще, не заметив на фоне моих фамильных шелковых обоев ручной работы, которые сейчас крайне старательно вышаркивает твоя спина… Кстати, милое платье. Хорошо подчеркивает грудь с животом, но не смотрится при этом глупо и вульгарно. Сама выбирала или подсказал кто?

Она привычно отмахнулась от слов Драко, набрасываясь на кубок с имбирным отваром, изготовленным по не менее фамильному, чем обои, рецепту. Хоть бы мантикора какая съела Малфоев! Всех. Почему, зачем беременности от мужчин этой семейки были просто обязаны проходить вот так?!

Как ей рассказала Нарцисса еще в начале января, то было проклятие: давным-давно Малфоя номер раз угораздило не поделить что-то ценное с кем-то еще, и этот кто-то решил, что месть его примет вот такую форму, предполагая, что страдания любимых жен будут вызывать у мужей если не приступы вины (Малфоев и душевные метания ради любви Гермиона считала плохо совместимыми понятиями даже в рамках пошлого анекдота), так вполне реальные страдания мужьям родовое проклятие гарантирует. Каким образом? Ну…

Прекрасная половина, тихо зверея раз за разом из-за тошноты, вполне могла проесть плешь своему благоверному, если не буквально, так хотя бы… А вот в эту версию развития событий Гермиона верила со все разрастающимся пылом злости той, которая уже почти целых восемь месяцев подряд!..

Гермиона пила спасительный отвар большими глотками. Дражайший супруг принес его ей, пока она кивала, улыбалась, говорила о заокеанской газировке, привезенной маглами в Англию сто пять лет тому назад, и мучилась от приступа жутчайшей тошноты. Уже семнадцатого на этой неделе! А ведь сегодня, о ужас, только среда.

О, сказать по правде, Гермиона была готова податься в некромантки, совершить прорыв в исследованиях по наращиванию возможностей маховиков времени, или!.. Она бы сейчас и не на такое дала согласие, лишь бы только получить возможность смачно плюнуть в рожу той странной личности, которая некогда пустила слух, мол, на поздних сроках беременности не тошнит.

Отвар глотался успешно. И тоже — привычно. Гермиона прислушалась к своим ощущениям. Мерзкая, выматывающая тошнота, которая не давала ей нормально жить и работать, будто съежилась, поджала хвост и… оставила ее в покое.

Драко Малфой предложил ей стул, трансфигурировав эту радость из кубка, который она успешно опустошила. Ах, какой заботливый у нее муж. Смешно. Муж! Воспоминание о разговоре, в результате которого она согласилась стать его женой, услужливо отпихнуло мысли о распроклятой тошноте, выходя на первый план. Что так?

Гермиона быстро, кратко поблагодарила мужа, усаживаясь поудобнее. Вероятно, тот самый разговор она так отчетливо вспомнила именно сейчас, потому что в гостиную, тяжело, с видимым усилием опираясь на трость, разумеется, столь же фамильную, как эти распрекрасные обои и потрясающий отвар…

В общем, опираясь на свою драгоценную палку с набалдашником в виде змеи, только что изволил присоединиться ко всем присутствующим некто, с кем довелось в свое время беседовать о прессе, большой политике и не менее больших деньгах, а в итоге она, Гермиона Грейнджер-Уизли, и понять не успела, как попалась. Влипла!

Ей до сих пор нет-нет да и казалось, что ее фотографии с его сыном Люциус Малфой если и не отправил сам в редакцию «Таймс», так сделал все возможное и невозможное, чтобы снимки с новогоднего министерского бала уже к утру второго января сего года увидел мир. Магловский.

Гермиона от души оскалилась, приветствуя дорогого свекра, когда он прошествовал мимо нее с королевской, никак не меньше, величавостью, не забыв прихватить кубок праздничной газировки с подноса у одного из официантов. Люциус Малфой замер на секундочку прямо перед нею, поздоровался, желая ей и ее ребенку всех благ, выразил надежду, что госпожа министр благополучно разрешится от бремени совсем скоро, а в Министерстве магии на завтрашнем заседании по поводу торговых соглашений и она, и он, глава уважаемой семьи Малфоев, бесспорно смогут найти общий язык касательно… и тому подобное, и так далее в том же духе. Нет, Гермиона правда не хотела бы расплескать по его мантии кока-колу⁽¹⁾. Придушить Люциуса на месте она тоже не рвалась, хотя едва дышала, копя силы и предчувствуя новую атаку тошноты!

Нет, убийство при большом скоплении людей и прочих разумных существ, получивших изрядное количество прав и свобод не без деятельного участия Гермионы… Разумеется, такое развитие событий на этом празднике — совсем не вариант. Скончайся Люциус ее, Гермионы Грейнджер-Уизли, стараниями на мероприятии в честь очередного юбилея британского старта продаж американского безалкогольного напитка, придуманного маглами, да еще умри он вот так в присутствии огромного количества представителей магической прессы равно местной и не только, включая незабвенную мисс Скитер… Ну уж нет.

Не для того госпожа министр потратила столько сил и здоровья, чтобы в одночасье разрушить всё, над чем так усердно трудилась. Изо дня в день, из года в год. Конечно, Малфои тоже старались. Как бы ей ни хотелось уличить их в чем-то мерзком, они правда были очень полезны экономике страны, как ее магической, так и, да, магловской составляющей. Поддерживая инициативы Гермионы и выдвигая свои; тихо, незаметно отстраняя от власти чересчур консервативных или, напротив, слишком далеких от реалистичного, хладнокровного подхода ко всему и вся оппонентов-романтиков, которым нечего было дать Англии, кроме пламенного романтизма.

О, Гермиона была готова признать: Малфои были ее союзниками, хладнокровными — почище рептилий с их герба. Они с ней прекрасно дополняли друг друга, смогли превратиться в неплохую… команду? Не то чтобы совсем бездарную, как сдержанно похвалил себя, сына и ее, Гермиону, Люциус Малфой на последнем совещании в узком кругу на прошлой неделе. Тогда они втроем заперлись в ее кабинете и обсуждали предварительный вариант одного законопроекта, на который Гермиона возлагала большие надежды.

А давно ли у нее не было ничего, кроме смехотворно крошечной зарплаты и никому из влиятельных лиц в магическом мире Англии по большому счету не интересных, пусть и жизненно важных проектов, которыми она так отчаянно, на голом энтузиазме занималась в Отделе по контролю над популяциями магических существ, мечтая помочь домовым эльфам и не им одним? Но все изменилось. Правда? Еще бы.

Гермиона помнила всю полноту горечи своего отчаяния, когда наконец-то осознала со всей ясностью: ни орден Мерлина какой угодно степени, ни «статус лучшей подруги самого Гарри Поттера» (о, как она возненавидела эту формулировку из «Ведьмополитена», кто бы знал, впрочем, Гермиона не удивилась бы, если б услышала, что все Малфои, включая Асторию, в курсе) не стоил ничего в мире колдунов и ведьм, если заходила речь о реформах, которые она предлагала, пока даже тот, кто любил ее и кому она отвечала взаимностью, пока он, ее Рон, милый, славный Рон, полагал само собой разумеющейся нормой придачу родственника-бухгалтера остракизму, раз тот магл.

Гермиона уж молчала о том, как именно ее благоверный собрался получить права на вождение автомобиля и какие суеверия на тему бракосочетания с маглами принимал за чистую монету… но был не то чтобы против жениться на ней, дочери самых настоящих маглов, раз такая женитьба способствовала невырождению. Ах да, и он ведь любил ее. Правда, ни во имя любви, ни из вежливости тем миром, в котором Гермиона безвылазно жила до одиннадцати лет, интересоваться Рон сильнее не захотел. Почему-то.

Мерлин побери, да когда она говорила с Люциусом Малфоем по поводу тех фотографий, напечатанных в «Таймс», и прилагавшейся к ним статьи, в которой утверждалось, что она, Гермиона, присутствовала на празднике со своим женихом, Д. Л. Малфоем… Она уже знала, что опровергать «досадную опечатку» никто не будет. Ни она сама, ни Малфои.

Улыбка отца одного из ее мужей вспомнилась ей теперь со всей отчетливостью. Как и его слова, которые он произнес в тот день, рассматривая свежий выпуск такой солидной, такой нежелтопрессовой газеты магловского мира.

— Госпожа министр, ведь нельзя приложить всю читательскую аудиторию «Таймс» обливиэйтом, сами понимаете. Или вы хотели бы?.. Кажется, Драко упоминал: вы некогда были одной из лучших учениц Локхарта и обожали его книги. О, не возражайте. Все мы любим контролировать ситуацию. В том или другом ключе. Мне-то можно признаться в такой слабости. Это же так… по-малфоевски, моя дорогая. К вашему сведению: Локхарт — наш дальний родственник. Забавно, не находите?

Гермиона помнила, как ничего не сказала в ответ. Помнила, как Люциус Малфой продолжил свою речь о перспективах и делах. Помнила, как безжалостно ярко сияло зимнее солнце, пока он смотрел на нее со спокойной насмешливостью, сидя на заснеженных качелях, что на заднем дворе дома ее родителей. Прямая спина. Добротная мантия на меху — из лучших шкурок соболей, какие только можно купить.

— Полагаю, мы с вами поняли друг друга, госпожа министр. Значит, вы не будете возражать слишком активно, если я предложу вам узаконить, скажем так, статус ваших союзнических отношений с моим сыном, о которых сказано в этой публикации. Разумеется, ваш брак с мистером Уизли это не затронет ни в коей мере: по магловским законам вы еще не вышли замуж ни за кого вообще, а волшебное сообщество и его среднестатистический уровень владения информацией, которая не имеет отношения к колдовству… Сами понимаете.

Гермиона понимала. В том числе и то, что Малфои до сих пор не потребовали от нее ничего действительно стоящего в обмен на финансирование ее первой кампании, хотя могли бы. Не то чтобы она каждое утро просыпалась в холодном поту, ожидая, когда и что они попросят в обмен на клад, так удачно пущенный на предвыборные расходы.

Она понимала, что не хочет коротать остаток жизни, болея чем-то жутким подобно Нобби Личу, который не поладил с Малфоями. Она понимала, что ей придется заплатить сполна за шкатулку с драгоценностями, «совершенно случайно» найденную ей вот здесь, когда она помогала матери с цветами и кустарниками однажды весной… Гермиона понимала все это прекрасно. И задолго до того памятного разговора, когда стояла у качелей по щиколотку в таком пушистом, таком белоснежном снегу, выпавшем накануне, всё так, но…

Она была морально не готова к тому, что именно потребуют от нее Малфои. Разумеется, не считая юридического оформления союза. Что ж… Им был нужен наследник их движимого и недвижимого имущества: Астория — это шикарное приданое из древних артефактов, но сама-то бедняжка оказалась слишком слаба здоровьем и который год подряд не радовала семью мужа в плане детского вопроса.

— Понимаете, Драко чересчур снисходителен. Он говорит моей невестке, сколь пылко и верно ее любит, раз даже согласен на отсутствие детей как таковых, а она достаточно глупа, чтобы верить его словам, но… Мы же с вами взрослые люди, госпожа министр. И вы-то куда умнее, чем эта милая молодая женщина.

— Существуют разные методы, например, экстракорпоральное оплодотво…

— Моему сыну отчего-то симпатичны вы, госпожа министр. Кто я такой, чтобы отказать своему наследнику в удовлетворении подобного интереса? О, прошу, вот только не надо так пучить глазки. Один из моих предков, в честь которого мне дали имя, сватался, прошу заметить, результативно, к Елизавете Первой, которая правила так успешно, так блестяще не без его содействия… А в ней магии было поменьше, чем в вас.

Она глотала ртом воздух, как-то вдруг сделавшийся ледяным. Она желала и не имела сил возразить!.. Она чувствовала, что начинает замерзать в своей пусть не самой дешевой, но далеко не такой теплой мантии, как у ее визитера. Она кое-как смогла выдавить из себя хоть каплю протеста.

— Господин Малфой, принуждение к беременности приравнивается к пыткам, и я вам гарантирую, что ООН!..

Он ничего не сказал ей в ответ. Только улыбнулся шире. На скромную церемонию бракосочетания в ЗАГСе позахолустнее его сын явился, не опоздав. А вечером того же дня Гермиона аккуратно, не просыпав ни песчинки на ковер или пол, бросила в камин уже не родительского, а их с Роном дома горсть порошка соответствующего назначения и перенеслась в Уилтшир. В спальню Малфоя. Драко Малфоя.

Она до сих пор помнила, как жадно, как голодно он поцеловал ее тогда, погасив камин, не зажигая свечи. А как заинтересованно помог ей раздеться, будто бы случайно касаясь ее полуобнаженной груди и плеч в темноте! Хотя куда вероятнее, что ей только хотелось бы так думать, а на самом деле… Ну разве могут Малфои интересоваться чем-то настолько же сильно, как властью? Вот и она так подумала.

— Ах, как хорошо, что вы когда-то посоветовали Драко проводить такой праздник ежегодно, Гермиона. Наши заокеанские гости в восторге!

Она вздрогнула, выныривая из воспоминаний. Расцвела более спокойной улыбкой и сделала подошедшей к ней Астории Малфой комплимент, утверждая, что наряд этой колдуньи очень, вот просто очень хорош.

Так выигрышно подчеркивает живот, пусть беременный лишь с виду, но об этом вслух госпожа министр сказать и не подумала бы, но платье, ах, от магловского кутюрье, весенне-летняя коллекция, да что вы говорите, Астория, вам невероятно идет, и это же способно ну просто прекрасно подчеркнуть, что теперь, после войны, семья вашего мужа готова оставить предрассудки в прошлом, это так чудесно, да, огромное спасибо, что способствуете… И так далее, и тому подобное.

Фонтан где-то там, под окнами, шипел и плевался газированным напитком вместо воды. Собираясь на выборы в первый раз, Гермиона в шутку попросила Драко Малфоя устроить нечто эдакое, если она победит. Он еще тогда фыркнул, не отрываясь от разглядывания свеженького комплекта листовок с ее портретом.

— Без проблем, только не «если», а «когда», Грейнджер. Привыкай. Кандидаты, поддержанные Малфоями, не могут проиграть. Волдеморт не считается, он был недостаточно… управляемым. Ты не такая.

Действительно. Ведь она заключила с ними сделку, желая сесть в министерское кресло. А потому… Гермиона нахмурила брови. Нет, тошнота не атаковала ее раньше положенного срока, но ребенок… Что-то было не так. Еще рано. И… Нет, она не хотела хватать за рукав Асторию Малфой, которая непонимающе хлопала ресницами!..

* * *

— Милая, ну… Не плачь, пожалуйста! У нас еще будут дети. Обещаю.

Она лежала на больничной койке в Мунго. На боку, не поворачиваясь к Рону лицом. Конечно, зачем ее первому мужу знать, что глаза ее были сухи, а плечи тряслись не от рыданий, а от смеха? Да, почти истерического.

Малфои получили то, что планировали получить, пусть и немного раньше положенного срока. Разве это не забавно, как вся ее странная, удивительная жизнь?!

Ведь сегодня, первого сентября, она родила вполне живого ребенка, хотя об этом смог узнать лишь круг лиц, в который Рон по понятным причинам не входил.

1) Мероприятие, на котором Гермиону немилосердно тошнит, представляет собой инициированное ею же за несколько лет до описываемых событий праздничное действо в связи с тем, что 31 августа 1900 года в Британии стартовали продажи кока-колы.

Вернуться к тексту