История батальона «Вармаркт» (джен)

Продолжался этот фейерверк добрые два местных часа. Мы за это время успели в патруле обойти половину города. Впечатления это место оставило удручающие: побитые дороги, обвалившиеся дома, нерабочая электростанция и, как довершение всего этого, грохнувшееся на землю здание администрации, а вокруг кучи строительного мусора от уничтоженных контор, которые, к тому же, перестали работать со времён распада единого государства.

Величественность и внушительность сменилась удушливой теснотой типичной провинции. Однако, намёки на эту атмосферу можно было бы заметить, но из-за боевой обстановки мне бросались в глаза лишь красоты местности. Я не видел ни расколотых на пополам зданий, ни рухнувших крыш, ни предприятий неизвестного предназначения с огромными дырами в стенах.

При осмотре домов выяснилось, что ни подачи воды, ни отопления в них не было, а там где оно было, использовались престарые системы производства Кеультской Республики.

Административные здания хоть и выглядят богато и мощно, но эта бутафория не выдержала нашего штурма, хотя мы старались не разрушать центральные здания.

О вязких дорогах, основным материалом которых были грязь и глина, я молчу. Правда, в части, которую наша группа захватывала, они состояли из самого дешёвого асфальта, так что передвигаться было полегче.

Что удивительно, каких-то медицинских учреждений ни мне, ни моим сослуживцам обнаружить не удалось. Представить только: бедным жителям приходилось идти около двух километров к столице, чтобы просто купить лекарства. Хотя, надо сказать, здесь были те, кто нашёл в этой страшной ситуации свою выгоду: они брали лекарства в столице, привозили их сюда и продавали втридорога. Часто торговля была нелегальной. Такие даже нам предлагали свои товары, говоря на ломанном стандартном немецком. Врачи оценили качество местной медицины как скверное. Некоторые продавали аптечки, в которых не доставало лекарств, а многие из тех, что были, оказывались просроченными. А цены-то как ломили. Как до их голов не доходило, что у нас всё есть в изобилии, да и лучшего качества. Также мы не обнаружили ни школ, ни увеселительных заведений, ни всего прочего, куда ходим в повседневности.

Также заслуживает отдельного упоминания контраст между деревенской частью и городской. Видно, что объединяли территории наспех: что-то построили там, где-то здесь, экономя на всём, на чём можно было. Многоэтажки, соседствующие с простенькими деревянными домиками, стояли не органично, фальшиво. Издалека нельзя было это увидеть.

Звук артиллерийского огня начал раздражать даже самых спокойных. Без умолку улетали в никуда целые ящики боеприпасов. Наш командир такой выдержки у местного населения не ожидал. А как же, загнал в угол и надеялся, что сломаются. Но всё же, его настойчивость была вознаграждена: у жителей закончилось терпение.

На вершине этой крепости засиял сигнал о сдаче. Своим светом он, словно ослепляя, прервал выстрелы. Настала вожделенная тишина. Щиты с ворот снялись, а сами они отворились. Всех поразили клубы чёрного дыма, появившихся явно не от наших снарядов. Похоже было на поджог с земли. Понять в чём дело, нам помогли те самые местные жители, пригласившие нас вовнутрь.

Мы вошли торжественно, как подобает победителям: развернули жёлтые флаги с чёрным двуглавым орлом, а техника с поднятыми орудиями медленным ходом с пехотой на броне заехала прямиком в покорёженный снарядами и работой энергощита форт. Там оказались простенькие военные палатки, самая большая из которых играла роль штаба. Многих из них покрыл дым. Привлекли наше внимание палаточные медпункты с качественными лекарствами: это единственные «медучреждения» в этом городе. Стены были разбиты снарядами и энергощитом, везде зияли дыры.

В углу лежала кучка трупов. Это были какие-то наёмники с севера Галактики. Броня у них была мощная, закрывавшая всё тело. Оставалось только «сложить два плюс два», чтобы понять то, что тут произошло.

Народ представлял собой печальное зрелище: неопрятно одетые, грязные. Одежонка была соткана из, наверное, самой худшей ткани, которую они смогли найти. У одной женщины узорчатые штаны, или, может, они имели другое название, пузырились и готовы были взорваться. У других ситуация была немногим лучше.

С первого взгляда можно было заметить ватные движения жителей, вызванное неудобностью ношения их, больше никак не назовёшь, тряпок. В толпе также были солдаты. Форма у них была намного качественнее: цельная, из хороших материалов, лёгкая, не уступала нашей, но в форме был один изъян: она крадена. Она причиняла им дискомфорт. Солдаты были обезоружены.

Условия жизни были столь же удручающими: изо дня в день от раннего утра до поздней ночи работать в поле или на полуразваленном единственном в этом городе заводе, поддерживая еле-еле живую экономику. Жители жаловались на ужасные условия труда, невыплаты зарплат, строгий надзор со стороны этих наёмников. У солдат была острая нехватка вооружений и формы. Офицер, который был в толпе, сказал, что воевали с нами тем, что было. Судя по всему, у властей не было ни возможностей, ни желания как-то исправлять ситуацию. Они заботились лишь о своих карманах. Но их можно понять: мир без перспектив роста, держащийся лишь на сельском хозяйстве. Но со мной явно не согласились бы жители, которые весьма нелестно отзывались о работе чиновников. На вопрос: «Где администрация?» — жители ответили обречённо:

— Уехали…

— Куда и когда? — изумился один из наших.

— Уехали до вашего прибытия, дня пять назад. Куда уехали — мы не знаем.

В общем, дряблое место. Их слова подводили итоги всему тому ужасу, который наш полк увидел здесь.

Через четыре часа, в течение которых я смог поспать, мы увидели в небе синие ледяные огни и характерный вой. Они навеяли этому месту динамичности. Их обладатели начали появляться из-за белых облаков, резко пикируя вниз. За ними появилась их техника и транспорт командующего.

Оберст-лейтенант залез на танк и, произнеся торжественную речь, поднял своё оружие, и все, словно часовой механизм, последовали его примеру, радостно ликуя. Я сначала даже и не понял общего ажиотажа, пока один из наших не сказал, кто это. Цефы…

Честно признаться, никогда их, сказать, в живую до этого момента не видел. Зато, как все граждане Римской Империи, слышал о них. Нам рассказывали о этих прекрасных существах в детстве, цефская культура стояла наравне с человеческой, в конце двадцать первого века мы клялись друг другу в мире и вечной дружбе. И мы, и они держим слово, данное в 2099 году. Надо сказать, я не особо был рад такому подкреплению, ведь в большинстве своём это были цефы первой стадии, или официально цефы-сазмуриды: они долго не живут. Зенитные огни Третьей Мировой чётко это доказали. Но я на все сто уверен, что многие не согласятся с моей оценкой их боеспособности, а некоторые ярые цефофилы прокричат в космос проклятья в мой адрес, но я считаю так, и у меня есть основания так считать.

А тем временем по небу они пролетали стройными рядами, словно град синих стрел. Зрелище было незабываемым. А ещё более незабываемо было то, как эта орда нарушила ряды и напала на электростанцию, беспощадно поглощая энергию батарей. Вся округа залилась ослепительной вспышкой. Нас всех спасло то, что стояли мы за стеной крепости, но зато увидели, как она закрыла собой небосклон. Никогда не любил такой экзотичный способ питания. Думаю, что наблюдающие в столице увидели, кто прибыл.

У остатков административных зданий приземлились цефы второй стадии, или, официально, цефы-дзомуриды, на своих десантных капсулах.

Они мне нравятся намного больше: чувствуется в них больше военного, больше римского. Их серебристая броня празднично играла на свету синей звезды. Их шлема с тучей маленьких светящихся красных точек изображали стойкость и мужественность. Их розовые отростки на спине добавляли лёгкости и грациозности. Оружие их было грозным.

Офицер цефского батальона быстро собрал всех своих в организованные группы и произнёс какую-то речь. Римские военные традиции увидеть в нём не составляло никаких трудностей.

И, наконец, совершил посадку тяжёлый транспортник. Из него вышел конвой из, по-моему, пятнадцати гвардейцев, облачённых в чёрную броню и ружьями-копьями, любезно отданных нам одной из побеждённых рас, и превосходящий по уровню пафоса даже свою охрану генерал-майор Андерс Элиас. От него несло аристократичностью. Он важным шагом направлялся в нашу сторону, одновременно затмевая собой всё. Оберст-лейтенант же вздохнув, построил нас так, чтобы мы с цефами образовывали прямой угол. Новоприбывший, щёлкнув пальцем, остановил свою охрану и стал ждать. Наш оберст-лейтенант и цефский офицер подошли к нему и отрапортовали о готовности войск. Выслушав, он, осматривая нас своими мелкими глазами, начал свою речь:

— Приветствую Вас на фронте, солдаты! То, с чем вы уже столкнулись, покажется незначительным на фоне ожидаемого Вами боя. Сегодня, друзья мои, мы штурмуем столицу! — здесь он остановился, видно, ожидая аплодисментов, — Вам очень повезло, что я руковожу операцией. Бой будет жесток, враг будет силён, ведь мы загнали его в угол! Это Ваша заслуга, и настало время Ваши достижения подтвердить! — сказал он, с этого момента начав ходить по центру, — я верю, что Вы под моим командованием прославите себя на весь Рим!

Разумеется, эти слова у многих вызвали только положительные эмоции, и все стали поддерживать овациями речь генерала. И лишь некоторая часть солдат, включая меня, увидела здесь чрезмерное самомнение и самолюбование. В словах про всеобщую славу генерал видел лишь свою, в всеобщих достижениях — лишь свои…

Если обратить внимание на оберст-лейтенанта, то он явно был недоволен таким командованием. Он всё время нервно ходил туда-сюда, словно норовя куда-то уйти. Он грыз ногти, пересекался взглядами с цефами, с нами, с гвардейцами, постоянно теребил винтовку, — делал всё, чтобы отвлечь себя. Единственное, чего он не делал: не смотрел на генерала. Вообще. Я ни разу не замечал, чтобы взгляд его направлен был на Андерса.

В небе беспрестанно орали и метались цефы первой стадии. Им явно было нечем заняться. Немногие улетели на разведку, остальные даже своими трюками показывали, что это всё — скука. За такой порыв оставалось их только похвалить.

К радости этой синей тучи, все формальности были завершены, огласили наши задачи. Сформированный 2-й корпус Элиаса готов выступать… для отвлекающего манёвра. Да, план именно такой: основные силы в лице 13-й армии были сосредоточены на северо-западе от нас, а мы должны стягивать к себе противника и изматывать его. Роль этакого пушечного мяса не нравилась многим, ведь именно наш участок был самым укреплённым и рабочим. Мы просто не представляли, как нам выживать под огнём крупнокалиберных пулемётов и градом плазменных гранат. Меня радовало одно, сражаться в густом лесу, не боясь прицельного огня, безопаснее.

И вот был дан приказ выступать. Наш оберст-лейтенант, чтобы не торчать вместе с генералом, встал на танк, который находился впереди всей колонны, и жестом повёл нас в бой. Генерал, насколько я смог заметить, оценил такой шаг.

* * *

Столичный город Фельм. Сияние энергощитов.

Дорога прошла без приключений. Субгигант давно скрылся в огромнейших облаках. Свезло с тем, что они были не дождевыми. Прямо у леса стал виден энергощит насыщенного тёмно-розового цвета. Он горел, как факел.

Признаться, огромные усилия пришлось приложить, чтобы не задаваться вопросами о возможности прорыва такой обороны и не туманить себе разум. Лес ощущался в тот момент, как единственное спасительное место. Я верил, что только он сможет защитить нас от разъярённых врагов. Цефы-сазмуриды, приметив сигнал генерала, тут же понеслись к башням, сделанным то ли из стали, то ли из какого-то сплава стали. При пересечении деревьев, снизу враги начали вести огонь из зениток. Их было на вид штук семь. Наша живая авиация только смутилась данным поворотом, ибо она начала выполнять трюки высшего пилотажа, чем удивила меня. Лишь некоторые в первые же секунды обстрела бездыханно рухнули на землю. Их трупы осветились гиблым синим цветом и сдетонировали, замораживая всё вокруг. Жуткая картина…

Противник на башнях тоже не стал сидеть сложа руки, и стал обстреливать артиллерией наши позиции.

— Дохлый номер! — оживился лейтенант, бесстрашно стоящий на танке на радость снайперам, — войска, рассредоточиться! Беглым маршем в кроны деревьев! Живее!

Мы тут же единым порывом под звуки падающих снарядов и наугад стреляющих союзных танков стремительно преодолели расстояние до леса. Свет энергощита лишь частично проникал в заросли. Мы укрылись за могучими стволами, а генерал-майор, шедший сзади, приказал:

— Найти и уничтожить зенитки! Цефы из-за них мало что смогут сделать! Помните: на ваших плечах их жизни!

Чтобы я про него не говорил, как бы я его не ругал, приказы раздавать и подать мотивацию он умел искусно.

Мы проворно разбились на неравные группы и ушли в разные стороны. Мне в отряд попались два цефа, один из них был трупером, маленьким резвым существом, а второй — обычным штурмовиком, и два человека из «Звона». Наша группа довольно быстро наткнулась на зенитное орудие и её охрану. Мы залегли в кустах, оценивая шансы.

Одеты бойцы были странно бедно. Портки какие-то, а не форма. Зато оружие: дробовики и автоматы.

Сцену открыл трупер, начав стрелять ледяными иглами, коими пришил к зенитке ничего не подозревающего врага. Остальные, наконец-то осознав опасность, стремглав спрятались за технику, безумно паля во всё подряд. Мы с такой же быстротой добежали до зелёной зенитки, укрывшись за её бронепластинами. Сидели секунд десять, пока наш штурмовик не сиганул, перелетев корпус. Недруга застали врасплох.

Пользуясь его ошеломлённостью, я обошёл орудие, и проткнул штыком вражеского бойца прямо в сердце. Мои соратники остальных просто расстреляли. И тут люк открылся и из него выполз стрелок. Увидав нас, он, как будто машинально, поднял руки. Солдат «Звона» не стал церемониться с ним, и прострелил ему голову с подобранного дробовика. Это было настолько неожиданно, что я не смог адекватно среагировать. Пришлось только принять факт того, что мне попались парни жёсткие.

— Минус одна зенитка! — возрадовался трупер, шепелявя своим переводчиком, постепенно переходя на свой электрический язык приятного звучания.

Мы доложили о случившимся оберст-лейтенанту. Он написал, чтобы мы двигались на помощь другой группе, увязшей в бою с подкреплениями противника. Добираться до туда было не слишком долго, но боязно. Пока мы шли к этой зенитке, пару раз в нескольких метрах взрывались снаряды, закидывая нас горячими травой и почвой.

Всё-таки решившись, тронулись в путь. Зенитку оставили по приказу генерал-майора, правда, разрядив её. Путь занимал пятнадцать минут от силы. Путь, полный непроходимых троп из-за толстых веток и колющей-режущей травы. Во время передвижения постоянно боялся порвать одежду. Остальным было полегче: защитные пластины у бойцов «Звона» и экзоскелет цефов делали своё дело. Во избежание всяческих неудобных ситуаций, меня поставили в конце колонны.

Не успели мы дойти до союзников, как кто-то из нас прокричал:

— Ложись!

На меня набросился солдат, повалил на землю, стараясь прикрыть собой. Я услышал, как близко стоящее ко мне дерево разорвалось на куски и начало падать. Боец моментально встал на ноги, поднял меня, находящегося в шоке, и увёл в безопасное место, после приводя в чувство. Профессиональная работа.

Мой мутный взгляд смог оценить ситуацию. Лежащее дерево, у ствола которого отсутствовала одна сторона. Дыра по-чёрному дымилась. На фоне этого я увидел, как остальные уже осознали произошедшее и собираются с мыслями. Мой спаситель, убедившись в моём здравии, отправился к другим. Я же остался один вправлять себе мозги. Немного полежав, я кое-как встал, встретившись взглядом со всеми остальными. Смотрели они на меня, как на ревущего младенца, который ударился головой об тумбочку. Неприятно это было, знаете ли.

Собравшись снова, мы продолжили дорогу, но уже пригнувшись. Таким замедленным ходом добрались до отряда, которого нужно спасать. Нас радушно принял обер-лейтенант и объяснил ситуацию. Их зажимали врагов двадцать и, как минимум, два штурмовых орудия. На тот момент схватка была позиционной. Я, подойдя к кустам, глянул: мы стояли на холме, а внизу шла ожесточённая борьба. Противостояние зелёных газовых лучей наших винтовок и синих лазеров их автоматов. Ни наших, ни врагов я не видел. Тем более я не заметил орудий. Как одно из них попало по дереву с такого расстояния, я до сих пор не понимаю. Воистину мистика! А может, даже не они стреляли.

Делать было нечего, мы спустились по склону, стреляя во врагов. Они по нам почему-то даже не старались работать. Спустившись, я нырнул в куст, ударив в бок одного солдата, из-за чего тот стрельнул куда-то в космос. Луч прошёл поле сражения и врезался во врага, немедленно его отравив. Мёртвое тело вывалилось из кустов, поразив и наших, и чужих своим неожиданным появлением. Сослуживец как-то странно на меня посмотрел: смесь злости, гнева, смеха, радости, недоумения. Я отдал бы многое, чтобы снова его увидеть. Чудесный взгляд!

Но бой продолжился с удвоенной силой. Эта смерть показала, что это сражение можно закончить. Я отдалился от солдата, принявшись отстреливать силуэты, которые появлялись в перекрестии прицела. Пока мы стрелялись друг с другом, на открытую местность вальяжно вышел трупер. Он наполнил свой молекулярный ускоритель влажным воздухом здешних мест, совершенно не боясь, словно зная, что ему никто ничего не сделает. И ведь действительно, ему никто ничего не сделал. Все прибывали в растерянности, ибо не ожидали такого поворота событий. Этот бой измотал всех, и он это заметил. Какое наблюдательное существо!

Закончив приготовления, он с яростью берсерка начал орошать ледяными иглами врагов. Кусты шевелились и падали. Противники становились «ёжиками». Они пытались стрелять в него, но тут же получали как минимум двести игл в живот. Трюкача цефа решили поддержать и мы, открыв огонь вдогонку. Недруги драпали отсюда под наши едкие замечания, которых они не понимали.

Бой окончен. А на холме стоял обер-лейтенант и хлопал в ладоши. В его белом лице отражалась вся нелепость ситуации. Он провёл своими голубыми глазами по нашим головам. Такого результата он не ожидал. Спустившись с холма, этот весёлый на вид блондин удостоил нас довольно странной похвалой:

— Все методы хороши, кроме плохих, друзья мои! — он развёл руками в стороны, — Брают, цеф, брают! Вот такие бойцы и должны вести Рим к светлому будущему! Я обязательно в рапорте упомяну этот эпизод!

Обер-лейтенант построил нас, ещё раз красноречиво поблагодарил за выдержку и находчивость и, посмотрев на меня, за крайнюю удачливость. После приказал осмотреть трупы на наличие полезных вещей и проверить состояние штурмовых орудий, которые они оставили здесь, вызвались я и ещё два солдата Имперского Рейхсвера. Подбежав к ним, обнаружили, что боеприпасы кончились, а запасного боекомплекта под такие пушки револьверного типа у нас не было. Пнув ногой эту пушку, один из наших направился назад. Мы же остались вдвоём: я осматривал орудие, а второй глядел куда-то вдаль. Просидели так минут пять, после чего нас позвали в строй. Обер-лейтенант повёл нас в точку сбора всего корпуса.

Пару раз по нам работала артиллерия противника, хотя уже не так активно, как в начале. Точка сбора представляла собой холм, на вершине которого открывался вид на столицу, точнее на щит и башни, активно атакуемые цефами, которые могли каким-то образом проникать сквозь щит. Две башни уже были уничтожены. На других никого не было. Мы пришли одними из самых первых. На месте обнаружилось десять человек и два цефа. Ждали мы недолго, как из леса повалилась гурьбой разношёрстная публика. И из нашего полка многие были, и весь «Звон», и ещё за спинами появились танки.

И тут произошло неожиданное: щиты отключились. Вмиг погасла свеча, служившая многим компасом в этом лесу. Вмиг показались сотни врагов, которые начали отступать к городу. Вмиг обнажилась столица, выстроенная прямоугольником. Улицы её были узкими и завихристыми. По краям расположились толстые, богато отделанные пятиэтажные домишки в виде буквы «Т». Ближе к центру столицы здания начали напоминать аудиодорожку, частоты которой менялись с невообразимой скоростью. В самом центре были видны памятники.

Второй сюрприз настал, когда по небу прокатился рёв двигателей бомбардировщиков. Они разрезали облака, вышли на огневую позицию и начали выполнять свою задачу. Противник, ошарашенный налётом, стал разбредаться по полю, спасая свою жизнь. Стройные ряды, которые размеренно шли к столице, нарушились, превратились в бесформенную толпу. Погибло там, по моим ощущениям, врагов так штук пятьсот.

Оберст-лейтенант построил нас, рассказал о 1-м полке Рубера, скрытно забравшемся в столицу и отключившем щиты, и поставил перед нами боевую задачу: соединиться с 13-й армией в столице.

Легко сказать: место нашей дислокации находилось в километрах шести от места боёв. А судя по постоянным взрывам, падением истребителей, падающим постройкам битва была жаркой. А по врагам, которые устанавливают баррикады и прячутся в домах, можно понять, что пробиваться к нашим придётся с жарой.

* * *

Столичный город Фельм. Первые трудности.

Совру, если скажу, что мы не чувствовали страха. Совру, если скажу, что мы ощущали лёгкость и безмятежность, как было до этого. Совру, если скажу, что мы не сомневались в слабости врага. Совру, если скажу, что мы были уверены в безволии врага. Каждый из нас, от генерал-майора до рядового, не были уверены в успехе. Мы понимали, что они не выдержат натиска, но иррациональный страх всё же присутствовал. Я же испугался масштаба боёв. Ощущение, что любой противник может обойти и убить. В предыдущем городе такое ощущение было, но его удавалось подавлять из-за слишком очевидной отсталости города и малой численности гарнизона, а здесь…

Оберст-лейтенант, понимая, что его любимейшая тактика может не сработать, решил придумать что-то такое интересное: он распределил нас по ротам и поручил каждой свои задачи.

Роте, в которую я попал, была дана задача взять под контроль площадь, окружённую тремя домами, и обеспечить безопасность артиллерийских установок, которые подгонят после нашего сигнала. Рота наша состояла из всяких элементов: кто-то из нашего полка, кто-то с планет, название которых я слышал впервые, кто-то из «Звона», но таких было мало. Были цефы, которым явно не хотелось воевать в замкнутых пространствах.

Цефы-штурмовики хоть как-то могли существовать в таких условиях, то труперы явно смутились. Они брюзжали на своём электронном языке теперь уже неприятного звучания. Эти возгласы за секунду распространились на всю роту, и дошло до того, что оберст-лейтенант, назначенный им капитан и группка труперов оптимистов успокаивали их, чтобы остальных не пугали.

Люд простой же разглядел в этом прекрасную возможность потренировать свою точность: понеслись шутки про соревнование снайперов. Я же, будучи до тошноты серьёзным человеком, посчитал, что это такая защитная реакция.

Проторчали мы на этом холме минут пятнадцать, пока командование решало: как удобнее и полезнее войти в город. По их рассуждениям мы поняли, что оберст-лейтенант, Картер, сильно поменялся. В его глазах появилась даже доля задумчивости. Некоторые, увидав этакое зрелище, начали язвить о умении оберст-лейтенанта думать. А другие шептались, радуясь, что не придётся маршировать под снаряды.

Порешили так: рота, в которой я состоял, должна тайком пробраться в дома, ничьего внимания не привлекая и не поднимая тревоги. Взглянув на расстояние до зданий я лишь усмехнулся. Метров пятьсот-шестьсот там точно было. Голая земля и шанс попасть под союзные бомбы. У многих сразу же испарилось чувство юмора, а в месте с ним и оптимизм.

Но делать было нечего: мы отправились в дорогу. Какой-то организованности не было вовсе: капитан лишь показал примерный путь продвижения, а всё остальное "на ваше усмотрение.» Мне до сих пор интересно: он своё звание нечестным способом получил, или у него было шоковое состояние, которое было у большинства из нас? Но так или иначе пришлось подчиниться.

Мы упали на землю и, стараясь пригнуться как можно сильнее, начали ползти к заветной цели. Башни в таком состоянии стали похожи на мёртвых монстров. Цефы-скауты ещё с момента отключения щита углубились в город и встретили, на удивление, жестокое сопротивление. Мы также видели, как синхронно вместе с нами волочились другие роты. Противник, отвлечённый нашей бомбардировкой и прицельным огнём артиллерии, не замечал перемещающихся в низкой траве разноцветных существ. Наш явно не по сезону зелёный камуфляж, полностью чёрная экипировка бойцов «Звона», стальной блеск брони цефских штурмовиков и синее сияние труперов — всё это оставалось незамеченным уже вот долгое время.

Спереди нас расположилась рота, состоящая практически вся из бойцов «Звона», которая, как часы, плавно перемещалась к своей цели. Всё бы ничего, но я и ещё несколько человек приметили довольно забавную странность: команды нашего капитана подозрительно были похожи на действия той роты. Абсурда эта ситуация достигла тогда, когда та рота резко свернула в сторону, и наш командир приказал нам двигаться в таком же направлении и в таком же темпе, хотя нам нужно было в совершенно противоположную сторону.

Мы все остановились, пребывая в ступоре, а он один исполнил свой приказ и, почуяв неладное, повернулся к нам… Секунд пять ему потребовалось для осознания всей ситуации. Он объяснился какой-то нелепой отмазкой, чем вызвал в траве тихое хихиканье. Не обратив на это совершенно никакого внимания, он как ни в чём не бывало вернулся на исходную и приказал нам двигаться за ним.

Всё бы так и продолжалось: тихо, благодатно и спокойно, если бы не разрывающий воздух и наши барабанные перепонки взрыв. Некоторых оглушило, я же успел закрыть уши. Немного обождав, я их открыл и вслушался:

— Здесь мины! — кто-то заорал, надрывая голос.

Я приподнялся осмотреться: все уже забыли про скрытность и внаглую перестреливались с противником, а с нашего холма спускались танки, попутно пытаясь выцелить хоть кого-то.

Я же решил пробраться к нашему командиру. Под градом лазеров и пуль мне пришлось встретится с нарушителем спокойствия. Это был паренёк лет двадцати-двадцати одного, который истекал кровью. Пожалев взглядом его искорёженное тело с отсутствующей ногой, отправился дальше. Врагов с такого расстояния нельзя было увидеть: какие-то мутные точки, перемещающиеся рывками. Моя рота находилась неподалёку, уже пройдя значительно расстояние до цели.

Благополучно добравшись, я услышал речь капитана о том, что надо бежать в нужные нам дома, игнорируя любые угрозы. Идея, скажем так, не очень хорошая, но альтернатив он просто не принимал. Мы разом все встали и безумно и бездумно погнали к домам. Некоторым из нас смачно прилетало в головы, испепеляя их. Приходилось иногда перепрыгивать эти мёртвые тела.

Больно влетев плечом в стену, я отдышался и посмотрел на оставшееся количество солдат. Оставалось ещё приличное количество. Вот и прибежал капитан собственной персоной, важно заявив:

— По-тихому вламываемся в этот дом…

Не успел закончить он, как дверь, находящаяся неподалёку от нас, с грохотом отлетела. Два бойца «Звона» мастерки нейтрализовали двух патрульных, находящихся внутри: одному, развернув, прошлись по горлу ножом, а второго сбили с ног прикладом, и им же разбили голову, ударив три раза. Кроме грохота двери, который так удачно слился со взрывом снаряда на улице, ничто не могло привлечь внимание. Всё выполнено чисто и тихо.

Капитан флегматично вошёл в дом, совершенно не заметив прямое нарушение приказа. Он встал в пафосной стойке и объяснил план действий. Первым в списке значилось: найти лестницу на верхние этажи.

Выйдя из вызывающе серой комнаты, аккуратно прибранной и украшенной всяческими драгоценными аристократическими побрякушками, которые делали это помещение более противоречивым, чем оно было на самом деле, я увидел снова серые стены, потолки и полы. В коридорах были установлены картины довольно странного содержания: сущности аморфной формы, изображённых в позах, по вычерному извращённых местными художниками, эти позы были смешаны, что мне не удавалось отличить одно существо от другого. Рассмотрев местное искусство, так непонятное моему простому мировоззрению, я отправился искать входы на последующие этажи.

Всё было в серости, лишь день за огромными окнами спасал от полного уныния и дезорганизации. Случись так, что этот свет пропадёт, и каждый из нас, людей, потеряется, забьётся в угол. Это было жуткое зрелище.

Цефы же видели здесь разные цвета с различными характеристиками: яркие, тусклые, светлые, тёмные. У этих цветов была особенность: они перемешивались, менялись в тонах, переползали из одного места в другое. Цефы начинали жаловаться на головные боли и головокружение, боли в животах. Труперов испытывали со всем ещё и тошноту. Им казалось, что они готовы взорваться, ударив всех кучей килоампер.

Уже после войны я выяснил, что это был такой тяжёлый металл, испускающий галлюциногенные пары при нагревании. Для образования паров хватало и нуля градусов Цельсия. А температура тогда, если я не ошибаюсь, была двадцать семь градусов Цельсия. Пары этого металла также часто мелькали на рынке наркотиков, как сильнейший галлюциноген среди летучих наркотически активных веществ. Единственный биологический вид, невосприимчивый к воздействию металла, является именно этот народ. Все дома в столице были построены из этого элемента.

Никто не знал, что делать в этой ситуации. Капитан явно был напуган. Он долго не мог придумать план действий, да и не знал, скорее всего, как надо поступать. Единственное, что он придумал: солдат с газовыми винтовками распределить по этажам, а бойцы «Звона» и цефы пойдут захватывать площадь. На справедливое замечание о том, что в других двух домах могут прятаться ещё с десяток врагов, он ответил, что у нас нет времени, и на нас надеются все остальные, да и ничего такого в этом нет сложного: противник слабый. Проглотив такое объяснение, мы приступили к выполнению задачи. Это уже пошёл второй пункт его плана.

Поднимаясь по этажам, которые были похожи друг на друга, как сотни копий одного и того же документа, которые были наполнены кучей квартир, являющихся однокомнатным тесным жильём, но зато богато выглядящим, от которых начало воротить уже на третьем.

Противников было мало: два на втором, да один на третьем, которых мы убрали в считанные секунды — они даже среагировать не успели.

Вот на третьем мне приказали оставаться. Я стал внимательно осматривать площадь: дорога, уложенная плиткой, которая сильно бликовала на свету субгиганта, патрули, ходившие королевским маршем туда-сюда, раскиданные повсюду бочки с горючим и ящики с боеприпасами. Народа там было в количестве штук пятнадцать-двадцать. В окнах соседних домов я никого не видел.

Капитан прохаживался по этажам, осматривая войска. Он сосредоточил основные силы у трёх дверей. Нас, солдат с газовыми винтовками, разбросал по этажам, как было задумано, но из-за паров многие не могли нормально целиться, но его это мало заботило. Когда закончился осмотр, был подан сигнал на атаку.

Двери тут же распахнулись, и из нашего дома выскочили люди и цефы, покрывая территорию своими выстрелами. Противник тут же среагировал, убегая и прячась за ящиками. Мы параллельно с наступлением штурмовой группы начали вести «снайперский» огонь. Зелёные лучи врезались в спины врагам, из-за чего те, корчась в агониях пару секунд, падали, не успев добежать до вожделенного укрытия. Противник не мог оказать хоть какого-то сопротивления.

Бойцы «Звона» резво перескакивали от одного ящика к другому, убивая как минимум двоих. Цефы, заняв оборонительные позиции, занялись подавлением вражеских позиций. Редкие попытки недруга пострелять оканчивались его кончиной.

Но было в их действиях что-то странное. Они не убегали — держали точки. Один из врагов, скрытно пробираясь мимо наших рядов, спрятавшись за танком, внезапно высунулся и стал обстреливать наших в спины. Попытки пристрелить его из окон провалились: слишком ловок был, подлец. Никто тогда и не заметил, как искусно он тянет время. Негодяй перебегал из укрытия к укрытию. Убивать он и не пытался.

Но его действия произвели впечатление на своих соратников. Они, как один, перешли в контратаку. Бойцы «Звона», продвинувшись слишком далеко, оказались скованы огнём. Наша помощь оказалась малоэффективной. Они бросили под себя дымовые завесы. В центре площади стало жарко: ряды дивизии Ваббрюнера редели прямо на глазах.

Капитан оцепенел. Но, видно, смотря на потери и на свои перспективы "карьерного роста", в его голове зародилась здравая мысль. Он приказал нам закидать противника газовыми гранатами. Мы, удручённые своей практически полной беспомощностью, воспрянули духом, и, достав пробирки с газом, переключив режим, потряся ими, бросили во врага.

Мгновенно возникло туча тёмно-зелёных ядовитых облаков. Из дымовых завес тут же появились трупы. Огонь на мгновенья прекратился, но этого хватило остаткам «Звона» для отступления. Они бежали спинами вперёд к своим изначальным позициям, не забывая стрелять в дымы.

Того храбреца и наглеца цефы зажали в углу и оглушили, а остальные противники, весьма потеряв в количестве, вышли на центр площади с поднятыми руками и криками на стандартном немецком: «Не стреляйте!»

Противник сдался… Мы победили… Это был сложный для всех бой. Я вышел из здания и, глянув на всю эту серость, приобретавшую цвет, возрадовался. Это был один из немногих случаев, когда этот народ показывал свою силу. Никто из нас не ожидал от них такой битвы. Я положил винтовку на ящик и сел на плитку. Смотрел на то, как связывают выживших и строят в колонны по три «человека», как серость домов превращается в оттенок коричневого.

В ходе битвы «Звон» потерял больше половины солдат, а цефы — где-то четверть. Выполнять боевые задачи оставшимися силами было рискованно. Благо, капитан уведомил нас о том, что он сообщил командованию о успехе, и сюда уже отправляется артиллерия с подкреплениями, а пока он поручил разобраться с ящиками.

Пока мы их обыскивали, находя даже боеприпасы к оружию, которое на юге Галактики вообще не встретишь, проснулся тот герой. Им оказался офицер, командующий этим и ещё несколькими отрядами. Он рассказал, что пытался устроить нам затяжной бой, чтобы успели подойти подкрепления, которым он приказал выдвинуться на эту площадь ещё до того, как мы добрались до этого дома. Он предугадал наши шаги, но не предугадал ход одной из наших рот, которая проникла в город, уничтожив эти самые подкрепления. Эта новость, дойдя до него, разбудила в нём гнев. Рискуя собственной жизнью, он пытался воодушевить своих бойцов, проведя тыловую атаку. Стоит признать, у него это с лихвой получилось.

Его связали и поставили в начале колонны одного.

Реакция капитана на рассказ была неоднозначной: чувствовалась в его взгляде даже не зависть — соперничество. Ему хотелось превзойти его, показать свои тактические способности. Но, посмотрев на пленённого, он понял, что доказывать что-то в случае успеха будет уже некому.

Просидели мы там минут десять. И тут послышался гул двигателей. Капитан собрал нас в ряд. На площадь прибыли подкрепления: две новейшие необстрелянные гаубицы 250-мм калибра под названием «Dach von Rom», три отряда из нашего 67-го Соргонского стрелкового полка, вооружённые огнестрельными автоматами с подствольными гранатомётами, и два отряда бригады «Звон», а впереди всех их ехал на мотоцикле обер-лейтенант.

Приказав своему водителю остановиться, он слез с мотоцикла и подошёл к капитану. Они обменялись рукопожатием, и капитан спросил:

— Обер-лейтенант, чем обязан Вашим присутствием?

— Капитан Шварц Бруно, — обратился обер-лейтенант, подчеркнув имя и фамилию так, словно хочет сказать своему собеседнику о дурном вкусе его родителей, — теперь это соединение под моей юрисдикцией. А Вам штаб приказал явиться к нему для обсуждения какого-то вопроса. Можете не беспокоиться, наши силы обезопасили подходы к городу, а мой водитель доставит Вас.

— Благодарю.

Капитан сел на мотоцикл, и они уехали. Обер-лейтенант проводил его взглядом, а после обратился к нам с неестественно дружественной интонацией и на фоне разворачивающейся артиллерии:

— Солдаты, вольно! Можете расположиться как вам угодно.

Смотря как войска разбредаются по площади в поисках хорошего места, он продолжил:

— Думаю, вы меня знаете. Антал Акош, — представился он, улыбнувшись, — начнём с того, что у меня ставка на забрасывание врага снарядами, а не мясом. Так что за свои жизни можете не так бояться. Я требую лишь беспрекословного выполнения моих приказов во избежание лишних потерь.

Мы такое заявление восприняли с удивлением. В младшем офицерском составе СКРИ очень редко использовались или не использовались вовсе такие понятия, как «лишние потери» и «забрасывание врага снарядами». Некоторые испытали облегчение, а некоторые таким специфичным командующим возмутились. В основном из-за того, что это могло затормозить наше продвижение к 13-й армии. Но обер-лейтенант заявил, что в нынешних обстоятельствах не о чем волноваться: противник раздавлен и вынужден воевать на два фронта. Но, осмотрев поле боя, он напомнил: враг может оказать серьёзное сопротивление.

Знакомство с новаторством обер-лейтенанта продолжилось, когда он дал такой приказ: нам нужно было поделиться на мелкие группы, человек два-три, и выдвинуться на разведку. Нужно было идти прямой линией, не отставая и не опережая. Как только какая-то группа вступала в контакт с врагом, все остальные должны остановиться и, при возможности, взять в клещи позиции. Основной упор делается на обстреливание противника с помощью подствольных гранат и снарядами артиллерия. На вопрос о том, что вдруг позиций врага будет больше одной, он ответил чётко: «У нас есть точные данные, что противник создал эшелонированную оборону. Двигаться будем по одной линии. Заодно, запрём в котёл одну из армий врага.»

Мы поделились быстро: способствовало то, что мы разбрелись. По лицу обер-лейтенанта можно было понять, что только этого и ждал. Он расставил нас в два ряда: первый ряд — солдаты с подствольниками — должен был подать сигнал артиллерии, закидав противника гранатами, второй ряд — поддерживать обстрел огнём. После зачистки, первая группа начинает движение, а вторая — позади них чуть позже.

Пройдя по такому принципу пятнадцать минут, мы наткнулись на первую заставу, расположенную между двумя зданиями. Стоило мне только её увидеть, как я понял: как хорошо, что нам попался такой командир. Впереди были установлены энергощиты маленького радиуса действия, на которых были установлены крупнокалиберные пулемёты. Противник окопался в домах, на крышах сидели снайперы. В центре стоял, защищённый энергощитом, броневик с противопехотной пушкой. Если бы мы и прорвали такую оборону, то на второй опорный пункт сил не хватило.

Наши, стоящие в доме, зарядили подствольники и стрельнули. Через две секунды весь блокпост взлетел на воздух. Враг, явно поражённый таким, начал лихорадочно обстреливать нашу позицию. Но огонь прекратился, так как все услыхали наши гаубицы.

Я представляю, как снаряды по наклонной летят прямо на них. Через секунд пять я увидел, как, разрываясь, снаряды поднимают пыль, кровь, грязь, перемешанные в дыму. Часть одного из домов развалилась, придавив находящихся там. Снайпер, чудом выживший, ползал без руки по земле, стараясь продержаться как можно дольше, но у него это не получилось: боеприпасы-то оказались кассетными! На вот уже мёртвый и развалившийся блокпост налетели десятки маленьких бомбочек, добивая всех. Страшное оружие, которое пробило и обрушило металл.

На месте атакованного блокпоста воздвиглась стена из непроницаемых пыли и дыма. Все были изумлены и напуганы: кто-то задавался вопросами о проходимости этой стены, кто-то — о гуманности таких боеприпасов, а кто-то, как я, — о скорейшей капитуляции столицы. Обер-лейтенант написал нам, что видел эффект с той площади, слышал и грохот, и падение стен. Даже он не ждал таких последствий, и добавил, что внёс пометку о том, что не надо использовать эти гаубицы в городах, в которых здания прижаты друг к другу.

Но всё же он дал приказ на дальнейшее продвижение. Первый ряд проходил эту стену с явным неудовольствием: солдаты закрывали свою нижнюю часть лица руками, платками, шлемами. Повезло тем, на которых были надеты либо балаклавы, либо маски. Мы же проходили её с большим энтузиазмом: большая часть пыли осела, да и прозрачнее как-то становилось.

Преодолев её, мы таким же темпом отправились дальше. Какое же удивление было, когда мы, достигнув второго блокпоста, который представлял собой тоже самое, увидели такую картину: стоят наши враги и яростно спорят о чём-то на своём языке. Одна группа, видно, устав доказывать другой, открыла огонь по ней. Слегли сразу все, а победители бросили оружие и двинулись в нашу сторону. Мы сразу поняли, о чём был спор: сдаваться или нет. Мы вышли к ним навстречу, держа в прицеле. Они тут же склонили колени перед нами. Их там было «человек» двенадцать.

Узнав об этом, обер-лейтенант приказал их вооружить, передав его обещание сохранить им всем жизни. Также сформулировал задачу: придти на третью заставу и убедить противника вылезти из своих укрытий. Как только это будет выполнено, он обязал их дать сигнал нам, а мы уже передадим сигнал ему.

Приняв условия, они выдвинулись к третьему блокпосту. На пути нам встретились одинокие вражеские солдаты, которых коллаборационисты тут же перетягивали на свою сторону. На третьем блокпосте, самом укреплённом из них, случилось непредвиденное…

Наши новообращённые пришли туда и начали кричать о необходимости выйти на улицу, так как они привезли более хорошее вооружение, захваченное у противника. На эту новость все отреагировали ликованием, и начали выходить на улицу. Когда большинство уже было около них, оно заметило, что никакого оружия нет. И в этот момент они подали сигнал…

Приняв сигнал, обер-лейтенант приказал гаубицам открыть огонь: территорию тут же накрыли два взрыва, а после — куча маленьких. От находящихся на улице врагов и мокрого места не осталось. Всё смело. И тут да нас дошёл смысл его плана: завести в область огня и этих, и тех, прихлопнув их. Когда на него посыпались волны вопросов, ответил, что если бы он дал приказ там их расстрелять, то мы его не выполнили, а так обе цели достигнуты: и пленники ликвидированы, и блокпост. Коварство у этого человека было в крови.

Поразмыслив о качествах нашего командира, мы продолжили движение. Четвёртый блокпост интересен: он оказался пустым. Они бросили всё: пулемёты, снайперскую винтовку, даже технику. Всё оставили нам на радость. Описывать его нет смысла, эшелоны от первого до пятого построены одинаково. Отличалось лишь расположение. Обер-лейтенант никак не отреагировал на это

С последним вышло смешно: мы обнаружили там своих. Они спокойно обыскивали врагов, взятых в плен. Это была та самая 13-я армия. Мы объединились. Увидав нас, они побежали обниматься с нами. Обер-лейтенант прибыл через двадцать минут в сопровождении этих мощнейших гаубиц. Наше соединение означало только одно — власти в скорейшем времени заявят о своей капитуляции.

Чтобы принудить противника к сдаче города, оберст-генерал Акихико Итикава отправил на вражеские части, оказавшиеся отделёнными от основных войск, танки. Мы видели их: манёвренная маленькая без острых углов бронетехника серого цвета. Для этой цели такие танки сгодились лучше всего.

Ждать долго не пришлось, приглашение на мирные переговоры на наших условиях было получено буквально через полчаса. На самой процедуре я не был, но знал её итоги: полная и безоговорочная капитуляция государства, передача всей территории и всей армии под контроль Священной Космической Римской Империи, передача в наши руки всего обмундирования и оружия. Это был конец кампании.