История батальона «Вармаркт» (джен)

Планета Соргон. Военная база Щилварского края

До призыва видел много воодушевляющих плакатов с бравыми солдатами Имперского Рейхсвера и Ваббрюнера, по новостям и газетам читал сводки об успехах армии на фронте. Всё это подпитывало стремление многих либо ждать призыва, либо пойти добровольцем.

На дворе был 2209 год. Как только мне исполнилось восемнадцать, сразу отправился в военкомат. Радовался, когда признали годным. Зачислен был в 67-й Соргонский стрелковый полк. Не буду описывать тренировочные курсы, но лишь для некоторых они показались сложными. Не знаю, с чем это связано. Возможно, с тем, что всем, кроме них, повезло иметь могучие тела, либо с тем, что Рим с чистыми душой и сердцем сделал из нас патриотов-милитаристов, да так, что мы бы не побоялись лезть в газ без средств защиты, а вот их такими сделать не смог.

Обучал нас довольно свирепый майор Рейнор Колон. Не могу назвать его несправедливым, но шкуру сдирал с нас, как с коз. Некоторые успели подумать, что он тренировал спецназ, но это оказалось не так. Как я узнал, изучая общедоступные документы, он участвовал в колониальной войне и хотел записаться в Ваббрюнер, но, когда сообщили о том, что во время высадки на планету Ипсен IX заработал себе вирус, похожий на гемофилию, он впал в глубокую депрессию, а как вышел из неё, так и стал вот таким. Лечить гемофилию до сих пор не могут, а тем более этот вирус. Именно это и взбесило нашего майора. Пусть он нас и ругал, и выжимал из нас все соки, но всё-таки многим, в том числе и мне, он полюбился, так как владел той самой нитью, которая связывала обычного солдата и его начальство. Его сердитость и усидчивость на тренировках и манёврах, которыми он пытался создать из нас бойцов, в другой обстановке заменялись на простоту и обаяние, которые удивляли нас, и мы не понимали, как вообще возможны эти перемены. Но они послужили именно той изюминкой, которая завораживала. Но сейчас, смотря на это, становится даже смешно. Я когда-то общался со своими сослуживцами и друзьями на эту тему: одни из них считают, что это проявлялась его старая личность, а другие считают, что это такой трюк, чтобы выискивать в наших телах и душах то, на что можно было нажать. Я склоняюсь к группе тех, которые считают оба варианта правильными. Он не растерял эти старые качества и использовал их в своих целях.

На второй год обучения к нашему полку заехал бригадир Константин Байо. Это был человек похожего характера с нашим майором, но у него хорошие черты были ощутимее. Это не скрывалось под маской — он действительно являлся таким, каким себя показывал. Когда он приехал, не стал долго задерживаться у майора и после дежурных вопросов пошёл к нам. Бригадир спрашивал нас про наши ощущения, впечатления, задавал вопросы насчёт обучения: не сложно ли? Спрашивал про отношения с Рейнером. Кто-то раскрылся сразу, кто-то после, а кому-то даже нужно было время, чтобы принять происходящее за реальность. Но по итогу все как могли развёрнуто ответили на все вопросы бригадира. Они его, насколько помню, удовлетворили полностью. После этого он рассказал нам про свою жизнь на войне. Оказалось, что майор, тогда бывшим просто фельдфебелем, служил под началом бригадира, тогда бывшим оберст-лейтенантом. Он говорил, что Рейнор впитывал, как губка не только знания, но ещё и характер того, кому служил. Причём впитывал не просто так, а коверкая в удобство своему настоящему характеру. Но после той депрессии эта особенность пропала, оставив только сегодняшний характер, свой настоящий он потерял. На вопрос: «Как это возможно?», спокойно и с какой-то пародией на философское изречение он ответил:

— Послушайте! Если кому из вас не повезёт, то вспомните мои слова. Вдали от этой красивой планеты и её биоритмов ваша же психика может произвести такие мутации, что эта особенность майора покажется обыденностью.

С такой проблемой я не боролся: она меня просто не коснулась. Но множество раз видел несчастных, которые страдали от этого недуга. Было бы не так заметно, если к этому не прибавить войну, которая тоже сильно травмирует психику. Эти люди и другие существа на службе нашей державы сильно менялись в течении войны. Да что уж там: особенно ранимым, которым даже психологические тренировки и генераторы биоритмов их малых Родин не помогли, хватало одной маленькой стычки, чтобы их можно было отправлять в психиатрические лечебницы. Эти изменения не были взрослением, они были чем-то плохим, я даже бы сказал, чем-то ужасным. Они происходили слишком резко. Резко настолько, что люди менялись в характере уже через день. В очень редких случаях — в хорошую сторону. Были у меня случаи, когда люди, которые убивали потому, что гражданский долг требует, и делали это быстро, чтобы враг не мучился, через неделю становились садистами, убивавшими ради удовольствия. Если подворачивался случай, физически издевались над жертвами, пытаясь причинить наисильнейшую боль. Ладно бы, если рядовой так менялся, но и командиры страдали от этого. Особо поехавшие и отбитые дегенераты заставляли своих ребят выполнять садистские прихоти и делать это со всевозможной жестокостью. Да, можно было всегда обратиться к вышестоящему командованию с жалобами на этого утырка, но они насильно не позволяли обращаться к командованию. И со временем вся группа солдат превращалась в нелюдей, в ополоумевших и озлобившихся скотин, которые только и знают, что убивать и убивать. Но хочу подметить, что дело садизмом не заканчивалось. Вышеописанное изменение является самым распространённым. Также имел дело с расщеплением одной личности. Было довольно много гиперактивных, которые в кратчайшие сроки замыкались в себе и становились похожи на очень медлительные танки, огромные и сломанные.

Но хочу вернуться к описанию тех дней. После этой преприятной беседы бригадир удалился к майору. Я не знаю, о чём они говорили, но, скорее всего, о методах воспитания и обучения. С глазу на глаз они были где-то два часа, а мы в это время весело обсуждали данный прецедент. Не стоит скрывать того, что всем нам он прибавил уверенности, веры в командование и боевого духа. Иногда доносились крики споров бригадира и майора, но их невозможно было разобрать. Разговор, как мы убедились позже, возымел эффект. Рейнор теперь к нам относился дружественнее, однако высушивать тренировками нас он не перестал, зато начал как-то магически подбадривать. Я не могу найти слов, кроме «магически», чтобы описать его влияние на наши души. Можно ещё добавить, что эта нить, про которую упомянул раньше, стала толще и приятнее, чем была до диалога.

Нам надо было обучаться ещё три месяца, но неожиданно подошли к концу учения. У командования на наш полк, видно, были другие планы. Нас отправляли на фронт. Сообщили об этом за два дня. Сказать, что мы были взбудоражены — ничего не сказать. У всех были смешанные чувства на этот счёт. Сгруппировать людей по эмоциям в тот момент было невозможно. Можно лишь заметить, что кто-то напуган, а кто-то — рад этой новости. Лично я немного расстроился в тот момент. Тебя отправляют невесть куда, а ты будешь думать о доме. Жил я в небольшом городке, и лес неподалёку был, а в нём речушка. Маленькая, но приятная. Эх…

* * *

Космос. Транспортник «Римская гордость»

Собирались мы в спешке. Надо было собирать только самое необходимое, что не на шутку нас удивляло, ибо на повестке дня не было видно крупной операции. Вообще, всё то, что взяли парни, явно не подходило под определение «необходимое». Всяческая муть была, что я клянусь: это всё совершенно не пригодилось в бою. Вся сборка заняла три часа. Ожидание транспортников ещё два. Подобное поражало, ибо пунктуальность — характерная черта римского флота. Корабли, прибывшие к нам, были какой-то новой моделью. Но черты остались теми же, как и на прошлых — никаких заострённых углов, всё прямолинейно и скучно. Внутри же атмосфера монотонности оставалась, но к ней добавлялось какое-то умиротворение, спокойствие, создаваемые слиянием мягко-синего и белого цветов.

Все мои друзья были записаны в другие отсеки, так что я остался один. Пришлось заводить контакты с теми, с кем я был мало знаком или вообще видел впервые, потому что к нам заслали человек сто в самый последний момент. Знакомство началось с обсуждения того, что нас ждёт. Многообещающего было много: по сводкам с фронта, всё шло у ребят стабильно. Это было что-то вроде лёгкой прогулки в парке. Противник не представлял угрозы, наша военная машина была слишком технологично развитой, чтобы останавливаться, воюя с местными аборигенами.

Читал я методичку, где рассказывалось о их вооружённых силах. Если вкратце, то большинство государственных образований региона нагло воровало военные разработки у соседей и делали подделки ужаснейшего качества. Картон, и только. Кто побогаче был, те пачками скупали у Вортааг устаревшие модели оружия и техники по дешёвке. Устарели они лет на пятьдесят, если не больше. Такая ситуация не могла нам не нравиться. Но особо пессимистичные считали, что пусть у них армия никчёмная, но моральному духу позавидуют даже религиозные фанатики. Кто-то по этому поводу в шутку кинул:

— Да, они камикадзе бывалые.

«Зал» взорвался совершенно неуставным смехом. Я же во время этого «конгресса» зелёных успел познакомиться с двумя испанцами: Альбертом и Мигелем. Ребята были из тех, кто бегал от военкомата на другой конец нашей Империи. Сразу понял, что за просьбой прикрыть свою спину к ним лучше не обращаться. Мигель был представителем аристократической семьи. Обычно такие, как он, начинают свою карьеру со звания не ниже обер-лейтенанта. Но его семья оказалась с принципами, что вызвало моё искреннее уважение к ним. А так от нас ничем не отличался: ни манерами, ни речью, ни самомнением. Отвечать, как так случилось, он категорически отказался.

Я заснул крепким сном в середине бурного обсуждения последних новостей. Поэтому вскочил с кровати, словно ошпаренный кипятком, когда заорал сигнал к подъёму. В эти мгновения подумал, что на нас напали или, что хуже, корабль горит. На меня посмотрел один из сослуживцев и залился смехом, который не прекращался минут пять. Из-за этого пришлось потревожить соседа сверху:

— Что происходит?

— Собираться надо. "Приплыли".

Не скажу, что эта новость меня порадовала, потому что мало кому хочется быть застреленным сразу же после высадки. А она будет жёсткой, это все знали. Прибежал наш командующий, своим криком разбудив даже самых заядлых сонь. А все остальные собрались в стройную колонну и направились строевым шагом в оружейную. По оружию могу сказать только то, что на нас сэкономили. Практически всем выдали неавтоматические газовые винтовки. Нет, ничего против этого оружия не имею: сам его люблю, да и символ ВС СКРИ, как никак. Однако автомат лучше. Он достался, навскидку, трём процентам от всего количества солдат. Дальше мы последовали к ангарам. Нас встретили новые модели транспортника. Это было не похоже на модификации старых. Нас разделили на несколько групп. Мне повезло, поскольку я попал в группу вместе с Альбертом и Мигелем. В процессе подготовки к высадке не было ничего интересного. В инструктаже указывалось, как спастись в случае внезапной атаки. Это то единственное, что было поистине полезно.

На моё удивление, новые десантные корабли снабдили сидячими местами, что не создавало толп народа, которых расстрелять легче лёгкого, как это было в прошлых версиях для «широкого проката». Само качество сидений, конечно, оставляло желать лучшего, но на них всё равно было удобно сидеть. Правда, некоторым пришлось всё-таки стоять. Но выход они нашли быстро: сговорились с ближайшими сидячими, и время от времени менялись с ними местами. Это довольно забавно выглядело. На протяжении всего путешествия было нескучно: кто-то стрелял анекдотами с их малых родин, кто-то развлекал народ фокусами с техникой, которую они потащили с собой.

У меня же был долгий диалог с Альбертом. Сразу отмечался деревенский говор у него. Интонации мягкие и воздушные. Он общался без одной запинки, но с огромным количеством слов-паразитов, которые он умело вплетал в свою речь так, что их практически не было заметно, но иногда это резало слух. Он пытался соблюдать баланс между артистичностью и живостью, и у него это хорошо получалось, если бы не одна вещь: он не умел выговаривать слова. Ставил ударения там, где, казалось, это невозможно, глотал буквы, делая слова непонятными, недоговаривал окончания, неправильно склонял слова.

В целом, весь полёт, на транспортнике и на десантном корабле, прошёл очень спокойно и размеренно. Три часа путешествия были тихими и усыпляющими. Мне непонятно до сих пор, зачем нам приписали три фрегата в сопровождение, если все враги осаждены и флота у них не было. Я ещё тогда подметил: значит, три корабля на транспортники выделяем, а солдатам на оружии экономим. Схема-то отличная! Может, все деньги на эти фрегаты и ушли? На винтовки им не хватило, называется.

* * *

Планета Калаказан. Хорнерский лес

Я перед вылетом глянул энциклопедию про эту планету. Дыра страшнейшая. А смотря, сколько она войн пережила, то слово «дыра» обретает более прямое значение. О маразме тех существ, которые додумались эти дебри назвать своей столицей, вообще молчу! Ландшафт был не из приятных. Леса и поля, ведь в них либо заблудишься, либо увязнешь в высочайших травяных лабиринтах, так ещё и от партизан и засад отдыха не будет! И весь этот цирк освещал местный субгигант. Когда я собирался в путь, то было нестерпимое желание взять побольше маек. Температуру точную не помню, но можно было назвать её «жаренью необыкновенной». Там пять городов было основных и с тысячу маленьких населённых пунктов. Это была единственная хорошая новость об этой планете. Ибо воевать за каждую квартиру в мире-экуменополисе или ночевать в землянках на планете с одним городом, находящимся на её другом конце, никакого желания не было.

Помню, словно вчера это было: мы входили в атмосферу этой планеты. Хотя, правильнее выразиться, постоянно уворачивались от «железного занавеса», установленного вражескими зенитками. От этих пируэтов, которые выполняли пилоты, нам — пассажирам молодым и душевно юным — приходилось несладко. Такое ощущение создавалось, что они всеми силами пытались нас убить, долбя наши тела обо всё. Пусть я и осознавал, что этот аттракцион нужен, чтобы сохранить нам жизни, но всё равно очень хотелось отрезать кое-кому голову за всё то, что я почувствовал. Когда я уже совсем стал полумёртвым, то, о чудо, всё прекратилось! Выстрелы снаружи, встряски, крики от боли, вызванной ударом об кого-нибудь или об что-нибудь — всё это в момент стихло. За эти мгновения я успел расслабиться, помечтать, шутку пошутить, отдохнуть, захотеть продолжения. Неописуемые ощущения! Желание удавить пилота тоже улетучилось.

А вот продолжение мяса не заставило себя долго ждать. Многие лишь успели только дух перевести, а нам уже приказали вставать со своих мест и готовиться к выходу из транспорта. Особенно тяжко себя почувствовали те, которым не посчастливилось сесть на места около входа в кабину пилота. Почему я в этом уверен? Да потому, что по их «очень хорошим» словам, адресованным зениткам, пилоту, Богу, миру, можно было понять всё их душевное состояние.

Когда все уже встали и пришли в себя окончательно, командир выкрикнул с задних мест о том, чтобы солдаты, находившиеся спереди, должны взять энергощиты. По всему салону пронёсся выдох облегчения, ведь эти щиты позволяли повысить наши шансы на выживание раза в три . Минута напряжённого ожидания…

Наконец трап открылся! Мы бегом пытались выйти из корабля. Снаружи уже послышались звуки истинного боя, боя, в который я всегда мечтал попасть!

Отталкивая всех, я устремился к выходу. На меня посмотрела синяя звезда… В ушах послышался звук тяжёлого лазерного орудия… и я тут же отлетел от корабля. Тут же перестал слышать. Тут же начал прощаться с жизнью.

Очухавшись, я резво встал, почувствовав боль в ноге. Из последних сил вприпрыжку помчался и кувырком залетел в ближайшие кусты.

Залетел так, что аж на секунду мне показалось, что слышу птичек, которые пели у меня около дома. Вспомнил, как я их разозлил и они налетели на меня. А потом всё тело заныло, и я пришёл в себя. Повалявшись немного, сумел встать, оцарапав себе руки обо все шипы, до которых смог дотянуться.

Я осмотрел себя: форма была в грязи, а где-то и жёлтая от травы. Штаны ниже коленки были разорваны выстрелом, но мне повезло: лазер прижёг рану и кровотечение не пошло. Но боль от ожога была нестерпимой. Я просидел в этих кустах немного времени, пользуясь полевой аптечкой, чтобы хоть как-то продолжить бой. И до сих пор проклинаю себя за свою непорядочность, ибо в аптечке был полный беспорядок. Скажу сразу, я мог и быстрее закончить, но трясущимся руками я искал сначала анальгетик, потом бинт, которым кое-как перевязал рану, затем стимулятор. Как я его вводил? Лучше промолчу.

Выбравшись из кустов, прихрамывая, я увидел двух врагов, которые стреляли из пулемёта по нашим. Я подкрался к дереву, оценил свои шансы и, достав винтовку, прицелился в ближайшего ко мне. Благо, они были подобны людям, так что какой-нибудь суперслух у них должен был отсутствовать. Да, так и оказалось. Звук выстрела они услышали в последнюю минуту, и газовый снаряд попал одному точно в грудную клетку. Он закашлялся зелёным отравляющим всё окружающее дымом и испустил дух. А вот выживший решил сравнять счёт, прицелившись в меня из непонятно откуда взявшегося пистолета. Я скрылся за деревом, достав нож. Послышался выстрел…

После него сжался так сильно, насколько мог. Но звука треска древесины дальше не последовало. Удивлённый, глянул из-за дерева. Никто в меня не целился, но были два трупа, один отравленный, другой без головы и шеи. Вся округа около безголового была забрызгана светло-красной кровью.

Я был рад и разозлён одновременно. Рад, потому что мне никто не угрожал, и совершить глупость, поплатившись за неё жизнью, я уже не мог. Разозлён, потому что это я должен был выйти победителем в моём первом бою! Я должен был одолеть их! Но события тогда были не на моей стороне.

Успокоившись и осмыслив произошедшее, я отправился искать выход из этих кустов. Нашёл быстро. Бой уже подошёл к концу. Он продолжался где-то вдалеке и более нам не угрожал. Я уже хотел выходить, как догадался вытащить из этих кустов ту пушку, снаряжение врагов и ящик с патронами. Благо, пушка и ящик сопровождались антигравами и поэтому собственными силами мне тащить их не надо было. А вот с оружием пришлось повозиться. Очищать всё это от крови достаточно нудный процесс, хочу сказать.

Выйдя из кустов с добытым я осмотрелся: корабли были в дырах, расстреляли их здраво. Их корпуса окрасились красным. Видно, гранатомёты постарались тут создать шедевр про войну. Синяя звезда приветствовала меня, играя лучами. Вспомнишь, душу греет. Пусть потом я её ненавидел. Что касается самого поля битвы, то по полянке бегали санитары и выжившие, которые по каким-то непонятным мне причинам до сих пор не сражаются с врагом.

Прикатил я всё взятое добро к майору, а он мне:

— Молодец, рядовой. Хотя бы какая-то польза от таких, как ты.

Это же надо было попасть под командование к такому. По правде сказать, он мне не понравился сразу. Пушку и ящик утащили два паренька, а я остался один на один с этим типом. Но к моему счастью, он отправил меня к оберст-лейтенанту, вокруг которого скопилось уйма народа.