История батальона «Вармаркт» (джен)

В конце XXII — начале XXIII века СКРИ успешно развивала свой успех, захватывая всё больше звёздных систем. Рим быстро восстановился после колониальной войны 2139-2187 годов благодаря реформам Дороте Дюма, Шарапова Ильи Степановича и Тобиаса Гессе.

Однако, когда Империя вторглась в регион Гешнен в 2208, то правительство неподалёку находящейся Верде-Оакской Гегемонии, обеспокоенное таким наглым вторжением в данную область Галактики, опасаясь того, что Римская Империя будет угрожать суверенитету их державы и её протекторатов, отправило сообщение кайзеру Роберту Англаду с требованием немедленно вывести с данной территории вооружённые силы и прекратить всяческую агрессию в регионе. В случае неподчинения они пригрозили тем, что привлекут все свои политические и экономические силы, чтобы разбить римские силы и отбросить их назад. Кайзер ответил гордым молчанием.

Поняв, что СКРИ будет продолжать агрессию, Гегемония обратилась за помощью к Вортааг — своему ближайшему союзнику — за военной помощью на основе Нежкого двухстороннего пакта 2179 года, который значительно укрепил братство двух держав и гарантировал военную, экономическую и политическую поддержку одного государства другому. Вождь Вортааг, Роубаль II, оценив угрозу, исходящую от Рима, создал антикайзеровскую коалицию под названием «Державы Гешненского Договора». Коалиция долго не решалась объявить войну Риму. Однако, когда ВС СКРИ приблизились к первым протекторатам Верде-Оакской Гегемонии, Вортааг от лица всей коалиции объявило войну в 2211 году.

Войска ДГД начали кампанию через день после взятия столицы Народной Республики Стифорит, примыкающей к границам одного из протекторатов Гегемонии, армией СКРИ. Уже в 2212 году Рим был выбит с региона Гешнен, но коалиция не остановилась на этом. Она двинулась вглубь территорий Римской Империи, пытаясь не давать врагу шанса на отступление в центральные районы. Армия ДГД была разделена на 3 группы: две из них должны были лишить Рим важных районов, а также не допускать проникновения римских подкреплений с северных границ, а третья, центральная, должна была добраться до Солнечной системы и захватить её. Эта война для Роубаля II была шансом проверить новую систему вооружённых сил, которую он при приходе к власти разделил на 65 Клик разных рас, собранных по одному или нескольким военным биологическим особенностям.

Планета Соргон. Военная база Щилварского края

До призыва видел много воодушевляющих плакатов с бравыми солдатами Имперского Рейхсвера и Ваббрюнера, по новостям и газетам читал сводки об успехах армии на фронте. Всё это подпитывало стремление многих либо ждать призыва, либо пойти добровольцем.

На дворе был 2209 год. Как только мне исполнилось восемнадцать, сразу отправился в военкомат. Радовался, когда признали годным. Зачислен был в 67-й Соргонский стрелковый полк. Не буду описывать тренировочные курсы, но лишь для некоторых они показались сложными. Не знаю, с чем это связано. Возможно, с тем, что всем, кроме них, повезло иметь могучие тела, либо с тем, что Рим с чистыми душой и сердцем сделал из нас патриотов-милитаристов, да так, что мы бы не побоялись лезть в газ без средств защиты, а вот их такими сделать не смог.

Обучал нас довольно свирепый майор Рейнор Колон. Не могу назвать его несправедливым, но шкуру сдирал с нас, как с коз. Некоторые успели подумать, что он тренировал спецназ, но это оказалось не так. Как я узнал, изучая общедоступные документы, он участвовал в колониальной войне и хотел записаться в Ваббрюнер, но, когда сообщили о том, что во время высадки на планету Ипсен IX заработал себе вирус, похожий на гемофилию, он впал в глубокую депрессию, а как вышел из неё, так и стал вот таким. Лечить гемофилию до сих пор не могут, а тем более этот вирус. Именно это и взбесило нашего майора. Пусть он нас и ругал, и выжимал из нас все соки, но всё-таки многим, в том числе и мне, он полюбился, так как владел той самой нитью, которая связывала обычного солдата и его начальство. Его сердитость и усидчивость на тренировках и манёврах, которыми он пытался создать из нас бойцов, в другой обстановке заменялись на простоту и обаяние, которые удивляли нас, и мы не понимали, как вообще возможны эти перемены. Но они послужили именно той изюминкой, которая завораживала. Но сейчас, смотря на это, становится даже смешно. Я когда-то общался со своими сослуживцами и друзьями на эту тему: одни из них считают, что это проявлялась его старая личность, а другие считают, что это такой трюк, чтобы выискивать в наших телах и душах то, на что можно было нажать. Я склоняюсь к группе тех, которые считают оба варианта правильными. Он не растерял эти старые качества и использовал их в своих целях.

На второй год обучения к нашему полку заехал бригадир Константин Байо. Это был человек похожего характера с нашим майором, но у него хорошие черты были ощутимее. Это не скрывалось под маской — он действительно являлся таким, каким себя показывал. Когда он приехал, не стал долго задерживаться у майора и после дежурных вопросов пошёл к нам. Бригадир спрашивал нас про наши ощущения, впечатления, задавал вопросы насчёт обучения: не сложно ли? Спрашивал про отношения с Рейнером. Кто-то раскрылся сразу, кто-то после, а кому-то даже нужно было время, чтобы принять происходящее за реальность. Но по итогу все как могли развёрнуто ответили на все вопросы бригадира. Они его, насколько помню, удовлетворили полностью. После этого он рассказал нам про свою жизнь на войне. Оказалось, что майор, тогда бывшим просто фельдфебелем, служил под началом бригадира, тогда бывшим оберст-лейтенантом. Он говорил, что Рейнор впитывал, как губка не только знания, но ещё и характер того, кому служил. Причём впитывал не просто так, а коверкая в удобство своему настоящему характеру. Но после той депрессии эта особенность пропала, оставив только сегодняшний характер, свой настоящий он потерял. На вопрос: «Как это возможно?», спокойно и с какой-то пародией на философское изречение он ответил:

— Послушайте! Если кому из вас не повезёт, то вспомните мои слова. Вдали от этой красивой планеты и её биоритмов ваша же психика может произвести такие мутации, что эта особенность майора покажется обыденностью.

С такой проблемой я не боролся: она меня просто не коснулась. Но множество раз видел несчастных, которые страдали от этого недуга. Было бы не так заметно, если к этому не прибавить войну, которая тоже сильно травмирует психику. Эти люди и другие существа на службе нашей державы сильно менялись в течении войны. Да что уж там: особенно ранимым, которым даже психологические тренировки и генераторы биоритмов их малых Родин не помогли, хватало одной маленькой стычки, чтобы их можно было отправлять в психиатрические лечебницы. Эти изменения не были взрослением, они были чем-то плохим, я даже бы сказал, чем-то ужасным. Они происходили слишком резко. Резко настолько, что люди менялись в характере уже через день. В очень редких случаях — в хорошую сторону. Были у меня случаи, когда люди, которые убивали потому, что гражданский долг требует, и делали это быстро, чтобы враг не мучился, через неделю становились садистами, убивавшими ради удовольствия. Если подворачивался случай, физически издевались над жертвами, пытаясь причинить наисильнейшую боль. Ладно бы, если рядовой так менялся, но и командиры страдали от этого. Особо поехавшие и отбитые дегенераты заставляли своих ребят выполнять садистские прихоти и делать это со всевозможной жестокостью. Да, можно было всегда обратиться к вышестоящему командованию с жалобами на этого утырка, но они насильно не позволяли обращаться к командованию. И со временем вся группа солдат превращалась в нелюдей, в ополоумевших и озлобившихся скотин, которые только и знают, что убивать и убивать. Но хочу подметить, что дело садизмом не заканчивалось. Вышеописанное изменение является самым распространённым. Также имел дело с расщеплением одной личности. Было довольно много гиперактивных, которые в кратчайшие сроки замыкались в себе и становились похожи на очень медлительные танки, огромные и сломанные.

Но хочу вернуться к описанию тех дней. После этой преприятной беседы бригадир удалился к майору. Я не знаю, о чём они говорили, но, скорее всего, о методах воспитания и обучения. С глазу на глаз они были где-то два часа, а мы в это время весело обсуждали данный прецедент. Не стоит скрывать того, что всем нам он прибавил уверенности, веры в командование и боевого духа. Иногда доносились крики споров бригадира и майора, но их невозможно было разобрать. Разговор, как мы убедились позже, возымел эффект. Рейнор теперь к нам относился дружественнее, однако высушивать тренировками нас он не перестал, зато начал как-то магически подбадривать. Я не могу найти слов, кроме «магически», чтобы описать его влияние на наши души. Можно ещё добавить, что эта нить, про которую упомянул раньше, стала толще и приятнее, чем была до диалога.

Нам надо было обучаться ещё три месяца, но неожиданно подошли к концу учения. У командования на наш полк, видно, были другие планы. Нас отправляли на фронт. Сообщили об этом за два дня. Сказать, что мы были взбудоражены — ничего не сказать. У всех были смешанные чувства на этот счёт. Сгруппировать людей по эмоциям в тот момент было невозможно. Можно лишь заметить, что кто-то напуган, а кто-то — рад этой новости. Лично я немного расстроился в тот момент. Тебя отправляют невесть куда, а ты будешь думать о доме. Жил я в небольшом городке, и лес неподалёку был, а в нём речушка. Маленькая, но приятная. Эх…

* * *

Космос. Транспортник «Римская гордость»

Собирались мы в спешке. Надо было собирать только самое необходимое, что не на шутку нас удивляло, ибо на повестке дня не было видно крупной операции. Вообще, всё то, что взяли парни, явно не подходило под определение «необходимое». Всяческая муть была, что я клянусь: это всё совершенно не пригодилось в бою. Вся сборка заняла три часа. Ожидание транспортников ещё два. Подобное поражало, ибо пунктуальность — характерная черта римского флота. Корабли, прибывшие к нам, были какой-то новой моделью. Но черты остались теми же, как и на прошлых — никаких заострённых углов, всё прямолинейно и скучно. Внутри же атмосфера монотонности оставалась, но к ней добавлялось какое-то умиротворение, спокойствие, создаваемые слиянием мягко-синего и белого цветов.

Все мои друзья были записаны в другие отсеки, так что я остался один. Пришлось заводить контакты с теми, с кем я был мало знаком или вообще видел впервые, потому что к нам заслали человек сто в самый последний момент. Знакомство началось с обсуждения того, что нас ждёт. Многообещающего было много: по сводкам с фронта, всё шло у ребят стабильно. Это было что-то вроде лёгкой прогулки в парке. Противник не представлял угрозы, наша военная машина была слишком технологично развитой, чтобы останавливаться, воюя с местными аборигенами.

Читал я методичку, где рассказывалось о их вооружённых силах. Если вкратце, то большинство государственных образований региона нагло воровало военные разработки у соседей и делали подделки ужаснейшего качества. Картон, и только. Кто побогаче был, те пачками скупали у Вортааг устаревшие модели оружия и техники по дешёвке. Устарели они лет на пятьдесят, если не больше. Такая ситуация не могла нам не нравиться. Но особо пессимистичные считали, что пусть у них армия никчёмная, но моральному духу позавидуют даже религиозные фанатики. Кто-то по этому поводу в шутку кинул:

— Да, они камикадзе бывалые.

«Зал» взорвался совершенно неуставным смехом. Я же во время этого «конгресса» зелёных успел познакомиться с двумя испанцами: Альбертом и Мигелем. Ребята были из тех, кто бегал от военкомата на другой конец нашей Империи. Сразу понял, что за просьбой прикрыть свою спину к ним лучше не обращаться. Мигель был представителем аристократической семьи. Обычно такие, как он, начинают свою карьеру со звания не ниже обер-лейтенанта. Но его семья оказалась с принципами, что вызвало моё искреннее уважение к ним. А так от нас ничем не отличался: ни манерами, ни речью, ни самомнением. Отвечать, как так случилось, он категорически отказался.

Я заснул крепким сном в середине бурного обсуждения последних новостей. Поэтому вскочил с кровати, словно ошпаренный кипятком, когда заорал сигнал к подъёму. В эти мгновения подумал, что на нас напали или, что хуже, корабль горит. На меня посмотрел один из сослуживцев и залился смехом, который не прекращался минут пять. Из-за этого пришлось потревожить соседа сверху:

— Что происходит?

— Собираться надо. "Приплыли".

Не скажу, что эта новость меня порадовала, потому что мало кому хочется быть застреленным сразу же после высадки. А она будет жёсткой, это все знали. Прибежал наш командующий, своим криком разбудив даже самых заядлых сонь. А все остальные собрались в стройную колонну и направились строевым шагом в оружейную. По оружию могу сказать только то, что на нас сэкономили. Практически всем выдали неавтоматические газовые винтовки. Нет, ничего против этого оружия не имею: сам его люблю, да и символ ВС СКРИ, как никак. Однако автомат лучше. Он достался, навскидку, трём процентам от всего количества солдат. Дальше мы последовали к ангарам. Нас встретили новые модели транспортника. Это было не похоже на модификации старых. Нас разделили на несколько групп. Мне повезло, поскольку я попал в группу вместе с Альбертом и Мигелем. В процессе подготовки к высадке не было ничего интересного. В инструктаже указывалось, как спастись в случае внезапной атаки. Это то единственное, что было поистине полезно.

На моё удивление, новые десантные корабли снабдили сидячими местами, что не создавало толп народа, которых расстрелять легче лёгкого, как это было в прошлых версиях для «широкого проката». Само качество сидений, конечно, оставляло желать лучшего, но на них всё равно было удобно сидеть. Правда, некоторым пришлось всё-таки стоять. Но выход они нашли быстро: сговорились с ближайшими сидячими, и время от времени менялись с ними местами. Это довольно забавно выглядело. На протяжении всего путешествия было нескучно: кто-то стрелял анекдотами с их малых родин, кто-то развлекал народ фокусами с техникой, которую они потащили с собой.

У меня же был долгий диалог с Альбертом. Сразу отмечался деревенский говор у него. Интонации мягкие и воздушные. Он общался без одной запинки, но с огромным количеством слов-паразитов, которые он умело вплетал в свою речь так, что их практически не было заметно, но иногда это резало слух. Он пытался соблюдать баланс между артистичностью и живостью, и у него это хорошо получалось, если бы не одна вещь: он не умел выговаривать слова. Ставил ударения там, где, казалось, это невозможно, глотал буквы, делая слова непонятными, недоговаривал окончания, неправильно склонял слова.

В целом, весь полёт, на транспортнике и на десантном корабле, прошёл очень спокойно и размеренно. Три часа путешествия были тихими и усыпляющими. Мне непонятно до сих пор, зачем нам приписали три фрегата в сопровождение, если все враги осаждены и флота у них не было. Я ещё тогда подметил: значит, три корабля на транспортники выделяем, а солдатам на оружии экономим. Схема-то отличная! Может, все деньги на эти фрегаты и ушли? На винтовки им не хватило, называется.

* * *

Планета Калаказан. Хорнерский лес

Я перед вылетом глянул энциклопедию про эту планету. Дыра страшнейшая. А смотря, сколько она войн пережила, то слово «дыра» обретает более прямое значение. О маразме тех существ, которые додумались эти дебри назвать своей столицей, вообще молчу! Ландшафт был не из приятных. Леса и поля, ведь в них либо заблудишься, либо увязнешь в высочайших травяных лабиринтах, так ещё и от партизан и засад отдыха не будет! И весь этот цирк освещал местный субгигант. Когда я собирался в путь, то было нестерпимое желание взять побольше маек. Температуру точную не помню, но можно было назвать её «жаренью необыкновенной». Там пять городов было основных и с тысячу маленьких населённых пунктов. Это была единственная хорошая новость об этой планете. Ибо воевать за каждую квартиру в мире-экуменополисе или ночевать в землянках на планете с одним городом, находящимся на её другом конце, никакого желания не было.

Помню, словно вчера это было: мы входили в атмосферу этой планеты. Хотя, правильнее выразиться, постоянно уворачивались от «железного занавеса», установленного вражескими зенитками. От этих пируэтов, которые выполняли пилоты, нам — пассажирам молодым и душевно юным — приходилось несладко. Такое ощущение создавалось, что они всеми силами пытались нас убить, долбя наши тела обо всё. Пусть я и осознавал, что этот аттракцион нужен, чтобы сохранить нам жизни, но всё равно очень хотелось отрезать кое-кому голову за всё то, что я почувствовал. Когда я уже совсем стал полумёртвым, то, о чудо, всё прекратилось! Выстрелы снаружи, встряски, крики от боли, вызванной ударом об кого-нибудь или об что-нибудь — всё это в момент стихло. За эти мгновения я успел расслабиться, помечтать, шутку пошутить, отдохнуть, захотеть продолжения. Неописуемые ощущения! Желание удавить пилота тоже улетучилось.

А вот продолжение мяса не заставило себя долго ждать. Многие лишь успели только дух перевести, а нам уже приказали вставать со своих мест и готовиться к выходу из транспорта. Особенно тяжко себя почувствовали те, которым не посчастливилось сесть на места около входа в кабину пилота. Почему я в этом уверен? Да потому, что по их «очень хорошим» словам, адресованным зениткам, пилоту, Богу, миру, можно было понять всё их душевное состояние.

Когда все уже встали и пришли в себя окончательно, командир выкрикнул с задних мест о том, чтобы солдаты, находившиеся спереди, должны взять энергощиты. По всему салону пронёсся выдох облегчения, ведь эти щиты позволяли повысить наши шансы на выживание раза в три . Минута напряжённого ожидания…

Наконец трап открылся! Мы бегом пытались выйти из корабля. Снаружи уже послышались звуки истинного боя, боя, в который я всегда мечтал попасть!

Отталкивая всех, я устремился к выходу. На меня посмотрела синяя звезда… В ушах послышался звук тяжёлого лазерного орудия… и я тут же отлетел от корабля. Тут же перестал слышать. Тут же начал прощаться с жизнью.

Очухавшись, я резво встал, почувствовав боль в ноге. Из последних сил вприпрыжку помчался и кувырком залетел в ближайшие кусты.

Залетел так, что аж на секунду мне показалось, что слышу птичек, которые пели у меня около дома. Вспомнил, как я их разозлил и они налетели на меня. А потом всё тело заныло, и я пришёл в себя. Повалявшись немного, сумел встать, оцарапав себе руки обо все шипы, до которых смог дотянуться.

Я осмотрел себя: форма была в грязи, а где-то и жёлтая от травы. Штаны ниже коленки были разорваны выстрелом, но мне повезло: лазер прижёг рану и кровотечение не пошло. Но боль от ожога была нестерпимой. Я просидел в этих кустах немного времени, пользуясь полевой аптечкой, чтобы хоть как-то продолжить бой. И до сих пор проклинаю себя за свою непорядочность, ибо в аптечке был полный беспорядок. Скажу сразу, я мог и быстрее закончить, но трясущимся руками я искал сначала анальгетик, потом бинт, которым кое-как перевязал рану, затем стимулятор. Как я его вводил? Лучше промолчу.

Выбравшись из кустов, прихрамывая, я увидел двух врагов, которые стреляли из пулемёта по нашим. Я подкрался к дереву, оценил свои шансы и, достав винтовку, прицелился в ближайшего ко мне. Благо, они были подобны людям, так что какой-нибудь суперслух у них должен был отсутствовать. Да, так и оказалось. Звук выстрела они услышали в последнюю минуту, и газовый снаряд попал одному точно в грудную клетку. Он закашлялся зелёным отравляющим всё окружающее дымом и испустил дух. А вот выживший решил сравнять счёт, прицелившись в меня из непонятно откуда взявшегося пистолета. Я скрылся за деревом, достав нож. Послышался выстрел…

После него сжался так сильно, насколько мог. Но звука треска древесины дальше не последовало. Удивлённый, глянул из-за дерева. Никто в меня не целился, но были два трупа, один отравленный, другой без головы и шеи. Вся округа около безголового была забрызгана светло-красной кровью.

Я был рад и разозлён одновременно. Рад, потому что мне никто не угрожал, и совершить глупость, поплатившись за неё жизнью, я уже не мог. Разозлён, потому что это я должен был выйти победителем в моём первом бою! Я должен был одолеть их! Но события тогда были не на моей стороне.

Успокоившись и осмыслив произошедшее, я отправился искать выход из этих кустов. Нашёл быстро. Бой уже подошёл к концу. Он продолжался где-то вдалеке и более нам не угрожал. Я уже хотел выходить, как догадался вытащить из этих кустов ту пушку, снаряжение врагов и ящик с патронами. Благо, пушка и ящик сопровождались антигравами и поэтому собственными силами мне тащить их не надо было. А вот с оружием пришлось повозиться. Очищать всё это от крови достаточно нудный процесс, хочу сказать.

Выйдя из кустов с добытым я осмотрелся: корабли были в дырах, расстреляли их здраво. Их корпуса окрасились красным. Видно, гранатомёты постарались тут создать шедевр про войну. Синяя звезда приветствовала меня, играя лучами. Вспомнишь, душу греет. Пусть потом я её ненавидел. Что касается самого поля битвы, то по полянке бегали санитары и выжившие, которые по каким-то непонятным мне причинам до сих пор не сражаются с врагом.

Прикатил я всё взятое добро к майору, а он мне:

— Молодец, рядовой. Хотя бы какая-то польза от таких, как ты.

Это же надо было попасть под командование к такому. По правде сказать, он мне не понравился сразу. Пушку и ящик утащили два паренька, а я остался один на один с этим типом. Но к моему счастью, он отправил меня к оберст-лейтенанту, вокруг которого скопилось уйма народа.

Перед тем как собраться вместе с остальными около оберст-лейтенанта, я пошёл к врачам, чтобы вытащить свои занозы. Поле боя было переполнено трупами наших. Вражеские тяжёлые орудия хорошо поработали. Некоторым так не повезло, что их ошмётки оставалось только в траве искать. Она была вся в крови. И эта зелень, которую мирно колыхал ветерок, вызывала у меня тошноту. Некоторые участки были выжжены лазерами. Только тогда впервые задумался над тем, что же делает война с природой. Как же она её уродует, но мне эти пацифистские измышления были противны, что в те времена, что сейчас. Звуки вдалеке утихли. Медицинский персонал сократился, чудом выживших раненных уже увезли отсюда. Оперативно, что ещё сказать.

Сзади меня разговаривали два сапёра. Выглядели они непрезентабельно. Я ещё удивился: неужели уже успели проделать километры туннелей? Все в грязи и в каком-то масле чёрном. Ой, вспоминаю, ужасаюсь просто. Хотя я, наверное, от них тогда мало чем отличался. Таким же гадким был.

Кое-как вылечившись и пополнив свою аптечку, я быстрым шагом, постоянно прихрамывая, отправился к оберст-лейтенанту. Его звали Картером… Жаль, фамилию не вспомню. Но какая-то французская. Суть его проста: не знаю, что такое отступление. Не хочется его клеветать, но эта черта его во времена предыдущих военных походов римской армии похоронила как минимум восемь тысяч человек. Если так призадуматься, то сравнивая с теми же командующими 60-го Фринского корпуса, то он просто гениален. Надо заметить, его победы в безысходных ситуациях спасали не только его репутацию, но и целые фронты. В общем говоря, его «пиррова победа» не коснулась. Но такая репутация подарила мне сомнения в шансах моего выживания. Знаете, пусть наша армия и мощная, но от глупости чинов она не спасёт. Честно, я его побаивался. Касаемо внешнего вида, то выглядел он отталкивающе: лицо, как у старика, кожа, как у земноводных, не добавляли доверия. Вымораживает просто. Но выбирая между тем майором и этим оберст-лейтенантом, я выберу второго.

Когда уже все собрались, я был готов забыть всё, что сказал в прошлом абзаце, ведь оберст-лейтенант сообщил великолепные новости. Оказывается, те силы, которые мы разбили на этой лужайке, были подкреплениями для укрепления очень хилого рубежа обороны. Чтобы перекрыть обороняющимся доступ к последующим подкреплениям, 6-я стрелковая бригада в содействии с 1-й легионерской танковой дивизией закрыла собой дороги, занимая населённые пункты. Наша же цель заключалась в прохождении этого леса на восток и в соединении с 19-й танковой дивизией. Общая задача такова: уничтожить силы противника, занять их позиции и открыть дорогу к столице. Обстановка для удачного удара была подходящей. Враг деморализован. У них слабое вооружение. Незащищённые участки на линии обороны. Нет сильных союзников. Эти факторы невероятно воодушевляли!

Пока мы слушали брифинг, уже успели подойти те, кто гонялся за противником и уже успел познакомиться с агрессивностью местного леса. Они были потрёпанными, но счастливыми. Видно было, что унывать парням некогда. Их улыбки осветили это место. Вместе с солдатами шла и добыча: колонна военнопленных. Их лица ничего более не выражали, кроме чувства стыда. Хотя некоторые были и не такие преданные. Видимо, их допрашивали первыми. Среди пришедших был и Альберт. Я поразился этому, ведь считал, что он где-то тут ошивается. Мои стереотипы потихоньку начали рушиться. Он радовался и был бодр, и факт войны ему нисколько не мешал.

Я подбежал к нему и спросил, что там происходило. Он рассказал, что, пока я валялся в кустах, наши войска мощным ударом смогли пробиться к позициям врага, что принудило его отступать. Он не смог взять с собой орудия, и они достались нам. Противник после такого неожиданного поворота событий был рассеян, и уничтожить его не составило труда. Как я понял, они больше времени искали врагов, чем с ними воевали.

Отвлёк нас от разговоров оберст-лейтенант, который объявил, что пора выдвигаться. Сказал он это со всей уверенностью. Такое ощущение создалось, что он свято верил в то, что один всю их армию одолеет, а мы лишь ему мешаем. Балласт в камуфляже, одним словом. У меня уже начало кипеть внутри. От взрыва спас Альберт, ударив мне в плечо и указав на наших однополчан. Моё негодование как рукой сняло, и я поплёлся к ним, тихо вздыхая о хорошем командире.

* * *

Тяжёлая дорога к танкам

Наша дорога началась с проблем. Лесные тропы были сильно заболочены, и от них воняло трясиной. При виде этих тропинок у меня создавалось стойкое чувство, что придётся обходить это через непроходимый лесной массив, но в таком случае мы бы опоздали к началу операции. Субгигант чётко указывал, своим светом демонстрируя нам невероятно закрученные джунгли, что через эти лесные дебри лучше не идти. Себе дороже будет. Кто-то выкрикнул что-то про сапёрную бригаду, находящуюся вместе с нами, но оберст-лейтенант оборвал его своим смехом. Смех был этот хуже всяческих болот. Дрожь начинается, как вспомню. Дальше последовал упрёк в «идиотизме» предложившего. Знаете, я думал, что он прикажет обходить, но нет, он придумал лучше: без сапёров, без сапог, без сменной формы маршировать прямо в этих болотах.

Когда писал эти строки, то решал дилемму: стоит рассказывать про наш переход или не надо? Это было просто ужасно. У нас ситуация такая: два каменных холма по сторонам, до вершины которых мы не доберёмся, а болота по центру, а обойти не дают лесные лабиринты. Угнетало то, что обойти не давали лесные лабиринты. И всё это место пылало жёлтым цветом, так ещё и звезда жарила. Я думал, что кто-то из наших точно тепловой удар получит. Переправка осуществлялась с применением всех навыков атлетики, данных нам на обучении. Солдаты хватались за выступы, перешагивая и иногда перепрыгивая с выступа на выступ. Падение было чревато смертью от утопления. Так ещё и вода постоянно бликовала, чем раздражала наши глаза. Самым страшным был момент, когда нужно было прыгнуть с одного холма на другой, а на нём был лишь маленький вырез, без выступов для ног. Хорошо, что был альтернативный путь, пусть и более длинный. Для этого нужно было по выступам подняться наверх и прыгнуть в болото, после чего быстро выйти, пока не застрял в трясине. Я пошёл вторым путём. Стоит ли говорить про волнение в тот момент? У меня сердце чуть не разорвалось от счастья, когда смог переправиться. Я лёг на траву и стал медленно приходить в себя, пытаясь не смотреть на это место. Для моего душевного состояния самым противным была не сама переправка, а то, что произошло после. Пока бойцы прыгали, рискуя своей жизнью, народные умельцы придумали способ переправиться без всей этой нервотрёпки. Я, конечно, понимаю, что это помогло сохранить жизни большей части полка, и мне стыдно за следующие слова, но как же я в тот момент разозлился! То есть я тут чуть не помер, а эти подлецы просто поднялись на вершину с помощью тросов, сделанных из местных веток? Я тогда отбил себе руку от гнева. Несмотря на все эти слова, тросы помогли нам быстрее преодолеть этот участок, так ещё и переправить на другой берег орудия. Мне сейчас кажется, что оберст-лейтенант нас просто проверял.

Мы отправились дальше, радуясь этой маленькой победе и тихо переговариваясь между собой. Все думали, что кошмар закончился, и теперь точно спокойно дойдём до танковой дивизии. Ко всеобщему разочарованию, нам приходилось идти через труднопроходимые участки леса. Некая облегчённая версия того массива, который я упоминал ранее. Ветки преграждали путь, так ещё и толстыми были, что просто так их не одолеешь. На сей раз сапёры решили работать всей своей ротой, и поэтому достали электропилы. Шума от этих работ стояло… А я напомню, что мы находились рядом с укреплениями противника. Многие, на всякий случай, достали свои винтовки. Я последовал их примеру. Этот цирк продолжался полтора часа.

Прервалась эта комедия так же резко, как и началась. По нам открыли огонь. Всё с этого момента залилось синим цветом лазера. Гул выстрелов оглушил нас. Трава разлеталась в разные стороны, закидывая ребят.

Я же резко упал на землю и стал дожидаться, пока от меня отведут огонь. Тем временем моё жалкое убежище начало забрасывать травой. Она сильно обжигала. Я, скрываясь от этой боли, поднялся и помчался к ближайшему дереву под лазерный хаос. Припав к столь желанному дереву, я попытался отдышаться, но моё сердце каждый раз подпрыгивало, когда это дерево потихоньку отгрызал лазер. На меня падали горячие деревяшки, но это было всяко лучше, чем трава. Всё тело моё болело от огня. Я был обездвижен осознанием того, что не знаю, как поступать в этой ситуации.

Спасением от сложившейся безысходности послужил крик оберст-лейтенанта. Он ударил по моим ушам словно ураган. Он был призывом к действию. Все мы пришли в движение и направились единой волной на врага. Бегая от дерева к дереву, большинство приблизилось к огневой точке противника.

Враги сидели на маленьком каменном выступе, заросшем травой. Там скрывался пулемётчик. И он решил усилить огонь.

В ответ все ещё больше прижались к деревьям. Я удивляюсь и сейчас, но до меня под этим шквалом смог добежать ефрейтор Чарли Кит. Он был облачён в чёрную массивную броню и был вооружён автоматом. Его вид придал мне уверенности в победе. Ни каждый раз увидишь такого воина. Несколько минут мы торчали под мощным стволом дерева, не говоря ни слова. По нам вели такой огонь, что даже думать страшно было, а уж разговоры вести было невозможно совершенно.

Но всеми ожидаемый момент настал. У этой гниды перегрелся пулемёт. В эти считанные секунды наши снайперы убили двух около огневой точки, а мой новый знакомый показал свой план в жестах. Только он начал, а я уже всё понял. Достав из сумки пробирку с зелёной жидкостью, которая служила мне боеприпасом, я быстро сделал из неё гранату, перед этим посмотрев, как жидкость превращается в газ. Желая покончить с подонком, я с наслаждением наблюдал этот процесс. В следующий же миг отправил ему эту гранату.

На выступе в сию минуту распылился отравляющий газ. Мои сослуживцы решили меня поддержать, и после моей пробирки полетели во вражину ещё две. Этим мы закрыли обзор огневой точке.

Ефрейтор взглядом поблагодарил меня за проделанную работу и, молниеносно выбравшись из укрытия, устремился к пулемётчику.

А для нас враг подготовил новую трудность. Из ниоткуда взялись 3 всадника на местном скоте. Такая кавалерия не пришлась по вкусу одному из наших, который в них кинул свою винтовку, после чего она разлетелась на куски⁽¹⁾, окрасив местность в бело-зелёные оттенки. Впервые такое увидел в жизни. На рисунках в учебниках я представлял абсолютно иной процесс, а не такое зрелище. Мне даже пришлось закрыть глаза: слишком это было ярко. После этого остались лишь зелёное облако отравляющего газа и мёртвый скот.

Но рано я радовался. На меня внезапно налетел всадник с мечом. Я лишь успел подставить винтовку под удар, после чего меня откинуло. Чуть не потеряв равновесие, отшатнулся. Это спасло мне жизнь. Враг повторил попытку. Он промазал, и меч его оказался направленным в землю. Я тут же ударил ногой по его лицу. Он встал, покачиваясь, и сделал третью попытку. Я поставил блок, отвёл меч и обежал. Оказавшись за его спиной, я проткнул его спину штыком.

Его вопль знаменовал мой триумф. Я одолел его! Бездыханное тело лежало, а меч искрился на земле. Я весь в поту радовался своему первому ближнему бою. Я стоял на месте, оглушённый чувствами. Думал, что взорвусь. Деревья шумели листьями, отдыхая от схватки. Раздавались крики радости по округе. Какой сладостный момент!

Отойдя от шока, я осмотрелся. Солдаты сидели у деревьев. Веселье было у всех на лице: они истерично смеялись. Они были счастливы, что выжили. Кто-то, улыбаясь, рассматривал опалённые дощечки, которые, как дождь, сыпались во время обстрела.

В траве лежал ещё один мечник с дырой в спине. С ним не стали церемониться. Эти враги были облачены в латексные костюмы с модификаторами скорости. К слову, это были устаревшие модели модификаторов. Трупы противников светились красным. Лица их были закрыты герметичным шлемом.

Но кто-то оплакивал павших, склонившись над телами братьев по оружию. Придя в себя окончательно, я подошёл к ближнему ко мне бойцу, который, сидя на траве, плакал в ладонь. Я похлопал его по плечу в знак соболезнования утрате. На небесном стяге поднимались тучи.

И тут вспомнил про ефрейтора, который со знанием дела бежал к пулемёту. Проходя через ноги живых и тела мёртвых, я вышел на открытую местность, где величаво смотрела на меня возвышенность. Тут же вышел герой с автоматом в руках и пулемётом за спиной. Он был в такой позе, словно получил все награды Священной Космической Римской Империи. Нет, он заслужил так стоять, просто очень смешно это выглядело. Субгигант подчёркивал сцену его геройства.

Он медленно спустился. Со всей добротой Вселенной подошёл ко мне, и мы по-мужски обнялись. Я спросил его, на что он ответил:

— Как тебя зовут?

— Никак. Зови Чайкой!

После он пустился к нашим. Мне не оставалось ничего, кроме как думать над детскостью этой сцены, а затем побежать за ним. И до сих пор меня мучает вопрос: а с чего так ответить надо было?

Тем временем на поле сражения стоял наш оберст-лейтенант, собирая всех дальше в дорогу. Он в тот момент выглядел по другому. Как достойный командир. Только это всё равно было чистое взятие количеством. Романтика, что ещё сказать.

По итогу мы лишились половины сапёрной бригады. Полк потерял шестьдесят человек и одно орудие. Картер похвалил нас всех за успешное противодействие внезапной атаке. Но одной похвалой сыт не будешь, а людей уже не вернёшь.

Оставшаяся дорога прошла без приключений. Звезда уже садилась, а ветер начал усиливаться. Туча приближалась, но эта непогода лишь усилила наш радостный настрой. Лично я люблю такую погоду. Она очень красива. Лес подходил к концу, а я не хотел уходить. Тут было прекрасно! Эх, не успели бы уйти до дождя, было бы ещё прекраснее.

* * *

Село Реши. Тихое народное место

Пройдя лес, мы вышли на открытое поле, а за ним виднелись огни домов. Ветер бушевал, тряся лихорадочно траву. Нам стало очень холодно. Во время дороги некоторые уже передвигались прыжками, чтобы хоть как-то согреться. Тучи набрали мощь и ударили по нам градом. Прикрывать голову руками было ужасно больно. Градинки оставляли следы на коже. Вдали послышался гром. Ноги уже не держали. Я шёл вместе с Чайкой, тогда не зная его настоящего имени, и завидовал ему, ведь от стихии его спасал шлем.

Уставшим и измученным, нам казалось, что до этих огней надо маршировать лет десять, не меньше. Оберст-лейтенант тоже выбился из сил и уже подгонял нас не так активно. Постоянно сверкала молния. Это становилось утомительным. Все хотели спать.

И вот свершилось! Мы подошли к воротам села. Нас радостно поприветствовали дежурные и открыли дверь. Улицы, с метавшимися местными жителями и бродившими патрулями, нас встретили бедными строениями без окон. Но при нашем состоянии все были удовлетворены даже таким кровом. Я не захотел рассматривать окрестности, а пошёл сразу спать в казарму. Многие попросились поспать в дома местных. На моё удивление, они нам симпатизировали и с удовольствием пускали.

По дороге приметил танк. Это прямо дизайнерский шедевр. Острые края боков, двухствольная башня и двойные гусеницы поразили меня. Стояло это чудо, правда, в такой грязище, что его лесной камуфляж уже становился неактуальным. Около него суетился механик. Выяснять, что это за модель, я не стал, уж простите, но был слишком уставшим.

Придя в казарму, я удивился малому количеству человек. На моё удивление откликнулся один из сидящих на кровати:

— Ха-ха, ты не удивляйся особо. Все ушли к местным. Нашим они не доверяют. Сам знаешь, какое у нас качество мобильных казарм. Наверное, тебя на учебке уже пугали этим. Зато нам больше воздуху достанется!

У меня не было аргументов, чтобы с ним не согласиться. Он прав. Малое количество солдат даже расслабляло как-то. Я подошёл к кровати, которая была неплохой по качеству, в самом углу. Что интересно, на ней было покрывало. Положил свою винтовку на тумбу и забылся сном.

1) штатная винтовка ВС СКРИ сопровождалась механизмом самоуничтожения

Вернуться к тексту

К сожалению, выспаться никому не дали. Завыла сирена. Вдалеке послышался топот. Я со слипшимися глазами никак не мог встать. Всё плыло. Я уж и забыл: сон это или действительность. Решить этот вопрос помог солдат с соседней койки, который пытался разбудить меня, трясся так, словно от этого зависела вся его жизнь. Я его рефлекторно оттолкнул, после чего, потирая глаза, начал искать свою аптечку.

— Держи, горе ты луковое.

Это я услышал от того, кого я только сейчас оттолкнул. Голос этот был наполнен добром. Я посмотрел на солдата. Его лицо также выражало счастливую безмятежность. Последние три слова он сказал по-русски, а у меня с русским языком как-то не задалось, так что пропустил их мимо ушей. Зато когда узнал перевод, появилась улыбка. Воистину человек-талисман, который и врагу покажет, и бойцов воодушевит. Передал он мне то, что я так тщательно искал: шприц с энергетиком. Надо сказать, не очень эффективным энергетиком, да и отпускался он без рецепта. Признаться, даже сейчас не умею себе нормально вкалывать инъекцию этой дряни. А по ощущениям, которые я испытал, когда ввёл препарат не без помощи этого солдата, это было сравнимо только с щегениской⁽¹⁾ анестезией. Я от них аж сел на кровать. Мой сосед успел подумать, что всё, кранты мне — анафилактический шок. Что творилось в моей голове тогда, я не могу вспомнить. То ли пустота, то ли попытка осмыслить действие энергетика.

Когда я очнулся, парень обрадовался. С его слов, я минут 5 сидел и пялился в одну точку, и он сравнивал это с аутизмом. А радость вызвало то, что я перевёл взгляд на что-то другое. Я лишь усмехнулся, не понимая, что я тогда себе вколол.

Он помог мне встать, ибо я не мог самостоятельно: ноги совсем не держали. Первые минуты не были похожи на то, что заявлено на этикетке. Не ощущалось лёгкости, не ощущался прилив сил — ничего из этого. Зато нахлынули тяжесть и усталость. И в таком состоянии я шёл на выход из серой мобильной казармы, медленно ковыляя на плече сослуживца.

По дороге приходила та самая обещанная лёгкость, а усталость исчезала. Это было великолепно! Пусть начало действия было сравнимо с пыткой, но эффект стоил этих мучений. К этому времени сонливость прошла. Было ощущение, что я был готов к любому повороту событий. Поблагодарив за помощь товарища и пообещав ему купить алкоголя за мой счёт, я уже отправился своим ходом.

Когда мы вышли, всё давно пришло в движение. Солдаты стремились к выходу из посёлка. Мимо нас проехал захваченный у врага бронетранспортёр. Стоял гул танковых двигателей. Пройдя несколько домиков, мы увидели мирно курящего бойца. Мы мигом подбежали к нему и начали спрашивать: что произошло и что делать? Он так флегматично посмотрел на нас, потом на небо, потом снова на нас и сказал:

— Наши недруги эликсир храбрости выпили. Двадцать минут назад они напали на наш артиллерийский дивизион. Я оттуда.

— Сбежал, что ли? — с изумлением спросил мой спутник.

— Они меня отделили от основной группы. Сбежать — это единственное, что мне оставалось. По приходу сообщил лейтенанту. Он пошлёт на помощь два танка, ну и несколько ребят из 67-го.

Выслушав, мы поблагодарили его за информацию и помчались к воротам. Пробегали через грязь. Наши ботинки тут же покрылись ею. Было тяжело преодолевать эти препятствия. Мы постоянно в этой земле застревали, а это тогда, когда боялись опоздать к сбору.

Облегчённо выдохнули, когда увидели, что ребята только садятся в бронетранспортёр, экипаж танка только готовится к отправке. Товарищ отправился к БТР’у, а я — к танкам. Я любил покататься, ощущая на себе порывы встречного ветра. А это ещё интереснее, когда ты сидишь на танке.

Чёрный танк стоял прямо на выходе из села. Экипаж что-то весело обсуждал. Что по самому танку, то он не обладал инженерскими изысками. Обычная модель. Обыкновенная 125-миллиметровая пушка. Но по сравнению с махиной по соседству, этот был лучшим решением для моей поездки. Я мог не беспокоиться насчёт своих ушей.

Стоило мне только приблизиться, как танкисты меня заметили. На моё удивление, они подозвали меня к себе.

— Что надо?

Я опешил, ибо тон одного из них меня напугал. В ступоре я сипло сказал, что хочу покататься с ними, но только на корпусе. От такой просьбы они засмеялись. Я подумал, что не сбыться моей маленькой мечте. Но тут же успокоился, когда наводчик полез в танк. Через момент он достал наушники и шапку. Я обрадовался этому. Он подошёл ко мне и передал это добро, после чего сказав, чтобы я подождал. Шапка было утеплённой, да и ещё такой, что можно было спрятать мои длинные волосы. Наушники были качественными, даже на ощупь это чувстваволось. Я их надел. В этот же миг всё заглохло: пропали солдатские возгласы, пропал машинный гул, пропал звук ветра. Мне показалось, что я даже сам себя не слышал. Испугавшись такого состояния, их снял, и таким же путём всё вернулось. Как в другой реальности побывал.

Наконец-то танкисты залезли в танк. Из села уже выехал БТР и помчался на огромной скорости. Я, счастливый от перспективы поездки, отправился за танком, который последовал за бронетранспортёром. Выехав, он остановился. Понять, что они от меня хотят, было не трудно. Я залез туда, устроился поудобнее около башни и надел наушники и шапку.

Ночное небо было заполнено звёздами. На горизонте очень впечатляюще расположилось огромное планетарное кольцо. Меня постоянно подкидывало. Было холоднее, чем я рассчитывал. Верхушки деревьев от ветра кидало то в одну, то в другую стороны. Мы нагнали БТР и второй танк. Как же я был рад, что у него были антигравы. Иногда из-под гусениц танка вырывались столбы грязи, доставая и до меня. Я вдыхал свежайший воздух. Ближе к концу поездки кочек становилось так много, что мне пришлось держаться за что-то. Этим «что-то» оказалась установка для крепления пулемёта. Я ради интереса на минуту снял шапку. В этот же момент на меня обрушились вой ветра и рокот двигателей, который превосходил шум на базе как минимум в два раза! Но в этой какофонии я услышал звуки выстрелов. Это бой! Мы близко!

Показалась роща. Даже с такого расстояния были видны лазеры. Около деревьев была видна артиллерийская установка. Внезапно мои уши разорвал громкий взрыв, и я по энерции их закрыл. Через несколько секунд отойдя от такого, я глянул в сторону источника взрывной волны. У второго танка из пушки шёл дымок. Из тьмы рощи доносились крики на неизвестном мне языке. Сразу смекнул, что такое подкрепление было врагам не по душе.

Я слез с танка и посмотрел на эту дубраву. Вместо лазеров там уже суетились чёрные фигуры. Резко для меня из БТР’а вышла рать из рядовых и ефрейторов. Бронетранспортёр отправился дальше, сопровождая свою поездку выстрелами из пушки. За ним отправилась пехота. Правда, один решил пойти впереди планеты всей. От оберст-лейтенанта послышался лишь громкий рёв злости, но через мгновение этот смелый пехотинец упал на траву. Ему смачно прострелили голову. После чего оберст-лейтенант прокричал во всю глотку:

— Снайпер! Всем укрыться за БТР’ом!

Я мог бы последовать приказу, но меня жажда приключений, которая наполнила до краёв моё сознание, дёрнула отделиться от всей этой красоты и отправиться в одиночку в эти леса искать себе проблемы. Может, так все хорошие ребята погибают?

Я прыгнул в траву и пополз. Трава была очень мокрой, грязной и холодной. В считанные секунды весь промок. Пока полз, вражеские крики отдалялись. Удивлённый этим, выглянул: с этого расстояния было прекрасно видно, как эти силуэты становятся всё темнее и темнее. Увидев такое, был готов ринуться в лес, не ползя полчаса по этой отвратительной траве. Бронетранспортёр уже далеко от меня уехал. Около него по-прежнему была вся пехота. Эх, была бы у врага артиллерия или миномёты… Я счёл, что всё внимание противника сосредоточено на БТР’е, поэтому без малейшего сомнения помчался в лес, пытаясь быть менее заметным.

У меня это не получилось. Я услышал снайперский выстрел. Всем нутром почуял, что в меня, и не прогадал. Одновременно со снайпером открыл огонь танк. В одночасье я упал на траву, а перед моим лицом след от снайперского заряда и клочки земли. Сразу понял, что враг был вооружён магнитной винтовкой. Попал бы в меня, и конец моим костям. Начал снова ползти, уже как-то побаиваясь лезть на рожон. Реакции моих товарищей не последовало. Не увидели. И мне это на руку. Но не смог я долго находится в этой траве, да и ползти тоже. Выждав некоторое время, я снова встал и устремился к лесу.

Последние шаги до первого дерева. Я прямо влетел в эту рощу с прыжка. Она меня встретила усилившимися криками и выстрелами. Прильнул к дереву, чтобы отдышаться. И тут мой слух поймал разговор двух-трёх существ. Выглянул: действительно, наши противники в составе трёх штук переговариваются и заряжают тяжёлое штурмовое орудие. Прикинул, куда они хотят стрелять и ужаснулся. Надо было что-то предпринимать. Я продумал этот ход в голове. Это было всё, что я мог сделать в той ситуации.

Я выскочил из-за дерева, наставил на них винтовку, попытался сделать самый грозный вид, на который был только способен, и прокричал по-немецки:

— Руки вверх! Вы в плену!

Даже сейчас слабо верится, что это возымело эффект. Больше чем уверен, что они не поняли ничего из сказанного, но уловили сам посыл. Эти три бойца замерли и через секунду в страхе подняли руки. Сказать, что я изумился, ничего не сказать. Я готовился к рукопашному бою. Этот поворот событий мне не нравился. Я был в панике: совершенно не знал, что делать. А надо было выбираться из этой ситуации быстро. Оглядываясь туда-сюда, я никак не мог найти решения. Оставался лишь один выход. Этим выходом был «таран». Возможно, я бы и придумал что-то и получше, но паническое состояние мне не позволило проявить своего гения.

Твёрдо решив так поступить, я указал им на пушку, а потом на выход из леса. Они быстро смекнули, что я от них хочу. Оперативно взяв с собой всё необходимое, они, таща орудие, отправились за мной. Вдалеке слышалась приглушённая пальба. Моя горячая голова пыталась найти проблем, а оказалось, что я пролетел перестрелку. Уже второй раз так не везёт. Потихоньку мы начали выходить из леса. Уже показалась поляна. И тут на наш приход откликнулся один из танкистов, крикнув в нашу сторону:

— Стоять! Кто идёт?

Я дёрнулся от неожиданности. Мы с пленниками вышли из леса и встали перед изумлённым наводчиком. Я начал говорить:

— Это я, который на вашем танке катался, с пленными. Что мне с ними дальше делать?

В этот момент из-за башни танка выглянули такие же рожи двух других членов экипажа. Это было довольно смешно наблюдать. После минутного молчания, наводчик проснулся:

— Да ты молодец! Можешь нагнать своих. Они отправились добивать отступающих. Мы отправим этих к нашим.

Я погрузился в размышления. Если туда пойду, то велика вероятность, что возникнут ненужные вопросы, поэтому я принял решение остаться с танками.

Оказывается, пока мы гоняли внезапно напавших врагов по лесу, наше командование приказало атаковать населённые пункты, чтобы открыть дорогу к столице. Когда услышал это, то обрадовался. Приближался окончательный этап взятия этой планеты. Скоро конец этой кампании. Я даже тогда опечалился слегка. Мне же ещё войны подавай! Не навоевался ещё!

Касаемо танкистов: они уже побывали на многих планетах во множестве битв. Они мне рассказали и про забавные ситуации на фронте, и про столкновения с пугающими тварями природы, и про захватывающие дух сражения. Но в их голосе наблюдалась усталость от всего. Натерпелись и уже хотят на покой. Как жаль, что для ветеранов этих военных походов была уготована страшная судьба. Ночь достигла своего пика. Холод усилился.

Вскоре послышались возгласы товарищей из леса. Сразу понятно стало, что они одержали победу. Через мгновения послышался шум моторов артиллерийских установок. Через минуту они все вышли из леса. Вымотанные, покрытые потом и грязью, но вернувшиеся! Вместе с ними показался и оберст-лейтенант, шедший победным маршем. У них всех был шок, когда сказали им про боевую задачу. Они-то планировали отдохнуть после отражения атаки. Один вообще выступил с протестом. Его усмирили. Однако приказ всем подпортил настроение. Но оберст-лейтенант решил исправить положение: начал подбадривать, говорить что-то про лёгкость штурма, про то, что нам надо штурмовать лишь голые домики без обороны. Не могу сказать: помогло это или нет. Все по разному отреагировали, но у всех нас в голове был вопрос: «Будет ли подкрепление?» Орудие пленённых мною врагов оставили себе, а я чудом избежал расспросов. Думали, если придётся атаковать своими силами, то оно послужит нам хорошо. А своих сил у нас оставалось немного. Мы, два танка и остатки артиллеристов. Они потеряли три машины и сорок три человека. Надо было выступать сейчас же, чтобы суметь взять ключевые точки до зари.

Мы ошиблись. Наши пессимистичные настроения улетучились, стоило только показаться подкреплению. Это было настолько неожиданно, что многие из нас на многие минуты потеряли дар речи. К нам отправились вся 19-я танковая дивизия, пополнение нашего полка со штурмовыми орудиями, 15-й танковый полк, который был укомплектован новейшими танками. И звезда этого соединения: 5-я мотострелковая элитная бригада Ваббрюнера «Звон». «Если и заканчивать войну, то красиво», — подумалось мне.

* * *

Городишко Пхельм. Мощный ночной удар.

С этого момента наш настрой был совершенно иным. Мы были готовы даже в пламя полезть, ибо знали, что при любом раскладе победим. Похрабрели мы до такой степени, что у нас появилась излишняя самоуверенность.

Собирались в путь минут десять. Я же расспрашивал выживших артиллеристов. Как выяснилось, враг знал о сосредоточении наших войск. О подкреплении тоже знал, просто из-за неорганизованности не смог достойно ответить. Так они объясняют такие крупные потери в дивизионе. Меня в тот момент посетил вопрос: «А враги знают о наших новых подкреплениях?»

Наконец оберст-лейтенант объявил начало операции. План был примитивным. Нам и мотострелковой бригаде нужно было войти в город с востока. Нанеся «критический урон» войскам противника, подойти к центральным воротам и стоять, держа в осаде тех, кто укрылся за ними. Нам показалось это странным. Он объяснил, что не хочет лишних потерь. Он надеялся на слабый боевых дух защитников.

Мы проходили рощу с тревогой. Ждали атаку на нашу колонну. Но нам повезло: враг не рискнул. Путь был недолгим, просто больше времени ушло на занимание позиций. Новеньким не терпелось вступить в бой. Они скулили и скулили.

Наша точка являлась небольшим холмом с полным обзором города. Выглядел он более, чем внушительно. А для населённого пункта бывшего пограничного мира сгинувшей державы — так вообще величественно. На подступе виднелись небольшие домики, ничем не отличавшиеся от сельских. Дальше они переходили в многоэтажки. В самом центре расположилась крепость, усиленная энергощитом. Глядя на это, мы сразу поняли, почему командование приняло решение войти в этот город, а не истощить осадой. На такое чудо снарядов не хватит. Особенно, когда мы использовали обычные артиллерийские снаряды.

Спектакль открыла наша артиллерия, начав артподготовку. В городе началась паника. Защитники начали сгонять мирных в центр города, чтобы уберечь их от наших снарядов. «Сгонять» употреблено в самом худшем смысле. Для нас осталось тайной, почему враг не вывел местное население раньше. Видимо, понадеялся на солидарность.

Наши снаряды успешно уничтожали и без того ничтожную инфраструктуру. Были видны взрывы техники и гражданской, и военной. С грохотом рванул один из домов, и стройматериалы разлетелись по округе. Иногда виднелись мечущиеся тени, некоторые из них подлетали. Иногда до нас доходили крики и ор. Иногда были слышны выстрелы, хотя они заглушались взрывами. В один момент приметил, как, видимо, санитары тащили раненного, но их накрыло. Когда рассеялся дым, то никого уже не было. У многих домов обрушились крыши. У одной многоэтажки обвалился угол стены, обнажив лестничные пролёты. Снаряды летели со всех сторон. Им некуда было от них бежать. Только в центр. Артподготовка длилась сорок пять минут по местному времени. Всё это время наши готовились к битве: чистили оружия, перебирали патроны и пробирки, устанавливали прицелы и фонарики. Многие из тех, кому не повезло когда-то оказаться под обстрелом, после начала артподготовки закурили.

Артиллерия замолкла. Пора выступать, идти обратно поздно. Мы морально уже подготовились. Первыми пошли из элитной бригады. Нам было видно, как на противоположной стороне в атаку отправились наши БТР’ы. Даже стало как-то обидно. Но надо было концентрироваться на «здесь и сейчас». Мы же из Имперского Рейхсвера пошли в бой чуть позже. Мы начали спускаться по полянке, как вдруг по нам начал строчить пулемёт. Тут же все упали: кто-то живым, кто-то мёртвым. Мне прострелили ногу. Я от боли сделал перекат. Через мгновение нас оглушило. Раздался взрыв. Пулемёт замолчал. Все как один взглянули назад. Из нашей пушки сделали выстрел. Ох, в этот момент я был благодарен артиллеристам и в тоже время им не завидовал. Не представляю, какую им взбучку потом устроили по поводу лишней траты снарядов, хотя я видел потом их в составе того же дивизиона.

Мы полежали ещё несколько секунд. Убеждались: всё ли закончилось? Когда же поверили в это, резко встали и устремились к первым домам. А вот мои ноги из-за попытки побежать отдались сильной болью. Мне пришлось медленно плестись, прихрамывая. И как вдруг меня приметил один из «Звона», который догнал и остановил меня. Я попытался ему объяснить плачевность его идеи. Требовал, чтобы он бежал дальше. Не сработало. Пришлось слушаться. Он обработал мне рану, перевязал её и вколол обезболивающее. После лечения я слился в единый поток со всеми остальными. Вдалеке началась бойня.

Мы же прижались к дому. Нас было шестеро. Боец Ваббрюнера стал нашим негласным командиром. Он же выбил окно прикладом автомата и залез внутрь. Мы последовали его примеру. Дом был бедно устроен: койка, плита, столик. Было полно осколков. Дверь в дырах. Мы не стали там долго задерживаться. Выбрались оттуда через другое окно. Вокруг нас уже начали раздаваться выстрелы. Наши уже вступили в боевой контакт. У нашего отряда на пути было всё чисто. Попали на задний двор. Всё было разворочено. Забор был сломан — добрались до другого. Так мы прошли домов десять-двенадцать, пока не встретили в одном из них отдыхающих врагов. Они были изумлены нашим появлением, и поэтому сразу же побросали оружия. Один из нас хотел убить их, но его криком остановил командир. Кое-кто из врагов знал французский, что для нас стало полной неожиданностью. Французский из нас знали все, кроме меня. Мы начали их расспрашивать. Ничего толкового из них добыть не удалось. Лишь узнали, что все основные войска закрылись за стенами. Это заставило нас расслабится, кроме бойца Ваббрюнера. Он, громыхая разгрузкой всё это время, хотел отправить их в тыл к нам. Остановил его я и ещё один солдат. Сказали, что они просветят врагу наше местоположение. Он озлобился, но согласился с нашими доводами. Но что с ними делать? Парень, который хотел их пристрелить, снова предложил это. Заткнули сразу. Не по-человечески это.

В момент раздумий мимо нас прошёл отряд врага. Мы, расслабившиеся, его не заметили, а вот наш командир сразу понёсся к окну. Поставил винтовку на подоконник и растратил весь свой рожок. Я же во время обстрела выбежал на улицу. Враг свалился. Они даже не успели оглянуться. В этот момент мы побоялись, что сейчас на нас обрушатся пули. Две секунды. Три секунды. Четыре. Пять. Ничего не произошло. Я лихо забежал в дом, а после сказал, что никакой активности не приметил. Новость нас всех обрадовала. Даже пленников. Мы предложили им воевать за нас, хотя понимали, чем это чревато. Они дали отказ. Сказали, что воевать вообще не хотят. Ни за них, ни за нас. Мы кивнули. После такого ответа боец Ваббрюнера сказал, что можно их отправлять. Никто им не угрожает. Диверсии от них ждать не надо. Мы решили отправить их под честное слово. Я говорю это, понимая, что читатели могут назвать нас всех глупцами. Но в тот момент мы не смогли придумать что-то лучше.

Нам попался новенький. И он задал внезапно довольно неожиданный в этой ситуации вопрос: «И это война?» Все промолчали. Ни у кого не было слов для ответа, или просто никто не захотел отвечать.

Мы подождали ещё минуту, после чего отправились дальше. Приближались многоэтажки. Наш отряд заполз в какой-то ангар. В нём стоял танк, у которого было снята башня. Мы пошли к нему, чтобы осмотреть. Раздались выстрелы, пробило ворота. Одному из нас прострелили голову. Кое-кто поспешил его спасать, а мы развернулись и укрылись за ящиками. Прождали некоторое время. Никакой активности. С предельной осторожностью мы выходили из-за ящиков и подходили к умирающему бойцу. Спасатель перевязал ему голову и, когда мы появились, сказал, что срочно надо отправлять его к врачам. Тут он ничего не сделает. Нам пришлось попросить его хоть что-то ещё предпринять. Он обречённо выдохнул и пообещал, что сохранит ему жизнь.

Мы поблагодарили его и начали подходить к воротам. Всё было тихо, пока не проскочила тёмная фигура. Мы разом открыли огонь. С той стороны послышался крика, а в ответ по нам снова отработали. На сей раз без потерь. Боец Ваббрюнера бросил дымовую гранату, закрыв просвечиваемый участок ворот. Мы ожидали, что он пойдёт к месту падения гранаты, но его сразу же начали обстреливать. Наш командир нашёл выход: он тихо подошёл к дыре в воротах и стал просматривать её. Он выстрелил. Обстрел нашей позиции прекратился. Он моментально вернулся к нам, а ворота снова оказались под обстрелом, правда, с меньшей силой. В этой ситуации можно было действовать.

Огонь снова прекратился. Командир рукой подозвал нас и сказал, чтобы мы шли за ним. Мы пробежали ворота и оказались на другой стороне. А на ней было темно, но всё равно виднелись полки с топливом и запчастями, маленький столик с чертежами, вентиляционная шахта. Мы по одному поднялись по столику и полкам, иногда задевая детали.

Шахта находилась в ужасном состоянии: была усеяна паутиной и ржавчиной. Такое ощущение, что сейчас обвалится. Благо ползать по ней не пришлось долго. Выпрыгнули и упали на траву. Нашему взору открылась многоэтажка, которая находилась прямо за деревьями. В ней была дыра. Выглядело пугающе. От долгого рассмотрения этой специфической красоты нас спас командир, который позвал нас за ним. Сам же устремился укрыться за деревьями. Пока мы бежали, он смотрел в сторону, откуда обстреливали ангар. Мы добрались до деревьев и спросили про наличие врагов. Он ответил отрицательно. А в этот момент один из нас заметил противника, спускающегося по лестнице. Мы повернулись, но ничего не увидели, но до нас донёсся голос. Мы сразу поняли, что это враг.

Посоветовавшись, решили не заходить в эту многоэтажку, а обойти. Сам дом был в трещинах и дырах, которые, видно, были ещё до артподготовки. Добежав до стенки, начали в сидячем положении обходить дом. Дойдя до кустов, мы в них зарылись, так как из дома вышли два противника. Облачены они были в светло-лесной камуфляж, шли с разгрузкой, вооружены автоматами. Наш командир сразу же надавил на спусковой крючок. Шедший первым свалился, а вот второй сумел скрыться в подъезде, чуть не поскользнувшись на ровном месте. Мы же поменяли места в кустах.

В эти секунды молчания все понимали, даже, думаю, враг, что сейчас решится всё. Либо нас, либо его. И вот он осмелился выставить под наши прицелы своё тело. Раздались две очереди. Вражеский солдат пал, будучи раненным в грудь пятью пулями. Но мы обратили внимание на то, что во время перестрелки кусты слишком сильно зашевелились. После ликвидации противника глянули на то место. Один из наших безжизненно валялся на земле. Наш командир тут же к нему прощупывать пульс. Несколько секунд мы смотрели на его спину, после чего он повернулся к нам с мокрым лицом, хотя пытался это скрыть. Мы поняли, что нас осталось лишь трое. Смерть нашего брата по оружию наступила мгновенно.

Управившись с погребением, мы пошли дальше. Путь прошёл без вражеской активности. И тут вдруг мимо нас проехал БТР. Обрадовавшись, погнались за ним, крича. И, о чудо, нас услышали и остановились. Они нас спросили, почему до сих пор не на точке сбора. Мы ответили, что не знаем ни о какой точке сбора и попросили рассказать новости. Знали немного, но то, что сообщили, заставило нас огорчиться.

Оказалось, что центр уже в осаде. Противник в округе практически уничтожен. А они, дескать, патруль. Артиллерию к стенам наши успели подвести. Подкреплений противника не предвидится. Я лишь понял, что снова пропустил всю вечеринку. Только сейчас обратили внимание, что всё стало тихо. Никаких выстрелов. А вот третий из нас обрадовался этой новости и спросил, где точка сбора. Нам указали путь. У меня с бойцом Ваббрюнера возник вопрос, куда это он намылился. Ответил, что приведёт сюда раненного. Командир лишь кивнул, а мне сказал, что тут его подождём. БТР уехал, а мы снова остались одни.

Ждать раненного долго не пришлось. Пришли они через минуты три. Мы спросили, как состояние. «Врач» сказал, что ввёл ему всё, что мог, поэтому жить три-два дня раненный точно будет. А вот, что будет дальше, он не знал. Я вызвался тащить раненного в точку сбора вместе с другим солдатом. Врач заметил странность в нашем отряде.

— Нас вроде шестеро было. Где ещё один?

— Погиб. Вот около той многоэтажки, — ответил командир, указав пальцем на здание.

Его никак это не задело. Его отсутствие реакции пугало нас. Он нам чудился каким-то маньяком или убийцей. Нет, мы все тут убийцы, но у него что-то было нечеловеческое. Мы все навидались трупов, но он словно побывал в каком-то кровавом царстве. Его глаза блистали неизвестностью. В разгар боёв никто такой особенности не заметил. Но в условиях войны она ему, по всей вероятности, послужила достоинством.

До самой стены мы добрались без неприятностей. Нашего командира его бригада встретила с ликованием. Он с нами попрощался и пожал каждому руку. Ещё сказал, чтобы всегда так служили, и улыбнулся, и это была счастливая улыбка. Нам же надо было доставить раненого до санитаров. Расспросив прохожих солдат, мы нашли медпункт. Повезло, потому что нашли мы его очень быстро. Отдали его в руки врачам и пожелали скорейшего выздоровления.

Начало светать. Стены действительно были громадными. Всю эту красоту начала обстреливать артиллерия, вынуждая врага сдаться.

1) синтетическое наркотическое вещество

Вернуться к тексту

Продолжался этот фейерверк добрые два местных часа. Мы за это время успели в патруле обойти половину города. Впечатления это место оставило удручающие: побитые дороги, обвалившиеся дома, нерабочая электростанция и, как довершение всего этого, грохнувшееся на землю здание администрации, а вокруг кучи строительного мусора от уничтоженных контор, которые, к тому же, перестали работать со времён распада единого государства.

Величественность и внушительность сменилась удушливой теснотой типичной провинции. Однако, намёки на эту атмосферу можно было бы заметить, но из-за боевой обстановки мне бросались в глаза лишь красоты местности. Я не видел ни расколотых на пополам зданий, ни рухнувших крыш, ни предприятий неизвестного предназначения с огромными дырами в стенах.

При осмотре домов выяснилось, что ни подачи воды, ни отопления в них не было, а там где оно было, использовались престарые системы производства Кеультской Республики.

Административные здания хоть и выглядят богато и мощно, но эта бутафория не выдержала нашего штурма, хотя мы старались не разрушать центральные здания.

О вязких дорогах, основным материалом которых были грязь и глина, я молчу. Правда, в части, которую наша группа захватывала, они состояли из самого дешёвого асфальта, так что передвигаться было полегче.

Что удивительно, каких-то медицинских учреждений ни мне, ни моим сослуживцам обнаружить не удалось. Представить только: бедным жителям приходилось идти около двух километров к столице, чтобы просто купить лекарства. Хотя, надо сказать, здесь были те, кто нашёл в этой страшной ситуации свою выгоду: они брали лекарства в столице, привозили их сюда и продавали втридорога. Часто торговля была нелегальной. Такие даже нам предлагали свои товары, говоря на ломанном стандартном немецком. Врачи оценили качество местной медицины как скверное. Некоторые продавали аптечки, в которых не доставало лекарств, а многие из тех, что были, оказывались просроченными. А цены-то как ломили. Как до их голов не доходило, что у нас всё есть в изобилии, да и лучшего качества. Также мы не обнаружили ни школ, ни увеселительных заведений, ни всего прочего, куда ходим в повседневности.

Также заслуживает отдельного упоминания контраст между деревенской частью и городской. Видно, что объединяли территории наспех: что-то построили там, где-то здесь, экономя на всём, на чём можно было. Многоэтажки, соседствующие с простенькими деревянными домиками, стояли не органично, фальшиво. Издалека нельзя было это увидеть.

Звук артиллерийского огня начал раздражать даже самых спокойных. Без умолку улетали в никуда целые ящики боеприпасов. Наш командир такой выдержки у местного населения не ожидал. А как же, загнал в угол и надеялся, что сломаются. Но всё же, его настойчивость была вознаграждена: у жителей закончилось терпение.

На вершине этой крепости засиял сигнал о сдаче. Своим светом он, словно ослепляя, прервал выстрелы. Настала вожделенная тишина. Щиты с ворот снялись, а сами они отворились. Всех поразили клубы чёрного дыма, появившихся явно не от наших снарядов. Похоже было на поджог с земли. Понять в чём дело, нам помогли те самые местные жители, пригласившие нас вовнутрь.

Мы вошли торжественно, как подобает победителям: развернули жёлтые флаги с чёрным двуглавым орлом, а техника с поднятыми орудиями медленным ходом с пехотой на броне заехала прямиком в покорёженный снарядами и работой энергощита форт. Там оказались простенькие военные палатки, самая большая из которых играла роль штаба. Многих из них покрыл дым. Привлекли наше внимание палаточные медпункты с качественными лекарствами: это единственные «медучреждения» в этом городе. Стены были разбиты снарядами и энергощитом, везде зияли дыры.

В углу лежала кучка трупов. Это были какие-то наёмники с севера Галактики. Броня у них была мощная, закрывавшая всё тело. Оставалось только «сложить два плюс два», чтобы понять то, что тут произошло.

Народ представлял собой печальное зрелище: неопрятно одетые, грязные. Одежонка была соткана из, наверное, самой худшей ткани, которую они смогли найти. У одной женщины узорчатые штаны, или, может, они имели другое название, пузырились и готовы были взорваться. У других ситуация была немногим лучше.

С первого взгляда можно было заметить ватные движения жителей, вызванное неудобностью ношения их, больше никак не назовёшь, тряпок. В толпе также были солдаты. Форма у них была намного качественнее: цельная, из хороших материалов, лёгкая, не уступала нашей, но в форме был один изъян: она крадена. Она причиняла им дискомфорт. Солдаты были обезоружены.

Условия жизни были столь же удручающими: изо дня в день от раннего утра до поздней ночи работать в поле или на полуразваленном единственном в этом городе заводе, поддерживая еле-еле живую экономику. Жители жаловались на ужасные условия труда, невыплаты зарплат, строгий надзор со стороны этих наёмников. У солдат была острая нехватка вооружений и формы. Офицер, который был в толпе, сказал, что воевали с нами тем, что было. Судя по всему, у властей не было ни возможностей, ни желания как-то исправлять ситуацию. Они заботились лишь о своих карманах. Но их можно понять: мир без перспектив роста, держащийся лишь на сельском хозяйстве. Но со мной явно не согласились бы жители, которые весьма нелестно отзывались о работе чиновников. На вопрос: «Где администрация?» — жители ответили обречённо:

— Уехали…

— Куда и когда? — изумился один из наших.

— Уехали до вашего прибытия, дня пять назад. Куда уехали — мы не знаем.

В общем, дряблое место. Их слова подводили итоги всему тому ужасу, который наш полк увидел здесь.

Через четыре часа, в течение которых я смог поспать, мы увидели в небе синие ледяные огни и характерный вой. Они навеяли этому месту динамичности. Их обладатели начали появляться из-за белых облаков, резко пикируя вниз. За ними появилась их техника и транспорт командующего.

Оберст-лейтенант залез на танк и, произнеся торжественную речь, поднял своё оружие, и все, словно часовой механизм, последовали его примеру, радостно ликуя. Я сначала даже и не понял общего ажиотажа, пока один из наших не сказал, кто это. Цефы…

Честно признаться, никогда их, сказать, в живую до этого момента не видел. Зато, как все граждане Римской Империи, слышал о них. Нам рассказывали о этих прекрасных существах в детстве, цефская культура стояла наравне с человеческой, в конце двадцать первого века мы клялись друг другу в мире и вечной дружбе. И мы, и они держим слово, данное в 2099 году. Надо сказать, я не особо был рад такому подкреплению, ведь в большинстве своём это были цефы первой стадии, или официально цефы-сазмуриды: они долго не живут. Зенитные огни Третьей Мировой чётко это доказали. Но я на все сто уверен, что многие не согласятся с моей оценкой их боеспособности, а некоторые ярые цефофилы прокричат в космос проклятья в мой адрес, но я считаю так, и у меня есть основания так считать.

А тем временем по небу они пролетали стройными рядами, словно град синих стрел. Зрелище было незабываемым. А ещё более незабываемо было то, как эта орда нарушила ряды и напала на электростанцию, беспощадно поглощая энергию батарей. Вся округа залилась ослепительной вспышкой. Нас всех спасло то, что стояли мы за стеной крепости, но зато увидели, как она закрыла собой небосклон. Никогда не любил такой экзотичный способ питания. Думаю, что наблюдающие в столице увидели, кто прибыл.

У остатков административных зданий приземлились цефы второй стадии, или, официально, цефы-дзомуриды, на своих десантных капсулах.

Они мне нравятся намного больше: чувствуется в них больше военного, больше римского. Их серебристая броня празднично играла на свету синей звезды. Их шлема с тучей маленьких светящихся красных точек изображали стойкость и мужественность. Их розовые отростки на спине добавляли лёгкости и грациозности. Оружие их было грозным.

Офицер цефского батальона быстро собрал всех своих в организованные группы и произнёс какую-то речь. Римские военные традиции увидеть в нём не составляло никаких трудностей.

И, наконец, совершил посадку тяжёлый транспортник. Из него вышел конвой из, по-моему, пятнадцати гвардейцев, облачённых в чёрную броню и ружьями-копьями, любезно отданных нам одной из побеждённых рас, и превосходящий по уровню пафоса даже свою охрану генерал-майор Андерс Элиас. От него несло аристократичностью. Он важным шагом направлялся в нашу сторону, одновременно затмевая собой всё. Оберст-лейтенант же вздохнув, построил нас так, чтобы мы с цефами образовывали прямой угол. Новоприбывший, щёлкнув пальцем, остановил свою охрану и стал ждать. Наш оберст-лейтенант и цефский офицер подошли к нему и отрапортовали о готовности войск. Выслушав, он, осматривая нас своими мелкими глазами, начал свою речь:

— Приветствую Вас на фронте, солдаты! То, с чем вы уже столкнулись, покажется незначительным на фоне ожидаемого Вами боя. Сегодня, друзья мои, мы штурмуем столицу! — здесь он остановился, видно, ожидая аплодисментов, — Вам очень повезло, что я руковожу операцией. Бой будет жесток, враг будет силён, ведь мы загнали его в угол! Это Ваша заслуга, и настало время Ваши достижения подтвердить! — сказал он, с этого момента начав ходить по центру, — я верю, что Вы под моим командованием прославите себя на весь Рим!

Разумеется, эти слова у многих вызвали только положительные эмоции, и все стали поддерживать овациями речь генерала. И лишь некоторая часть солдат, включая меня, увидела здесь чрезмерное самомнение и самолюбование. В словах про всеобщую славу генерал видел лишь свою, в всеобщих достижениях — лишь свои…

Если обратить внимание на оберст-лейтенанта, то он явно был недоволен таким командованием. Он всё время нервно ходил туда-сюда, словно норовя куда-то уйти. Он грыз ногти, пересекался взглядами с цефами, с нами, с гвардейцами, постоянно теребил винтовку, — делал всё, чтобы отвлечь себя. Единственное, чего он не делал: не смотрел на генерала. Вообще. Я ни разу не замечал, чтобы взгляд его направлен был на Андерса.

В небе беспрестанно орали и метались цефы первой стадии. Им явно было нечем заняться. Немногие улетели на разведку, остальные даже своими трюками показывали, что это всё — скука. За такой порыв оставалось их только похвалить.

К радости этой синей тучи, все формальности были завершены, огласили наши задачи. Сформированный 2-й корпус Элиаса готов выступать… для отвлекающего манёвра. Да, план именно такой: основные силы в лице 13-й армии были сосредоточены на северо-западе от нас, а мы должны стягивать к себе противника и изматывать его. Роль этакого пушечного мяса не нравилась многим, ведь именно наш участок был самым укреплённым и рабочим. Мы просто не представляли, как нам выживать под огнём крупнокалиберных пулемётов и градом плазменных гранат. Меня радовало одно, сражаться в густом лесу, не боясь прицельного огня, безопаснее.

И вот был дан приказ выступать. Наш оберст-лейтенант, чтобы не торчать вместе с генералом, встал на танк, который находился впереди всей колонны, и жестом повёл нас в бой. Генерал, насколько я смог заметить, оценил такой шаг.

* * *

Столичный город Фельм. Сияние энергощитов.

Дорога прошла без приключений. Субгигант давно скрылся в огромнейших облаках. Свезло с тем, что они были не дождевыми. Прямо у леса стал виден энергощит насыщенного тёмно-розового цвета. Он горел, как факел.

Признаться, огромные усилия пришлось приложить, чтобы не задаваться вопросами о возможности прорыва такой обороны и не туманить себе разум. Лес ощущался в тот момент, как единственное спасительное место. Я верил, что только он сможет защитить нас от разъярённых врагов. Цефы-сазмуриды, приметив сигнал генерала, тут же понеслись к башням, сделанным то ли из стали, то ли из какого-то сплава стали. При пересечении деревьев, снизу враги начали вести огонь из зениток. Их было на вид штук семь. Наша живая авиация только смутилась данным поворотом, ибо она начала выполнять трюки высшего пилотажа, чем удивила меня. Лишь некоторые в первые же секунды обстрела бездыханно рухнули на землю. Их трупы осветились гиблым синим цветом и сдетонировали, замораживая всё вокруг. Жуткая картина…

Противник на башнях тоже не стал сидеть сложа руки, и стал обстреливать артиллерией наши позиции.

— Дохлый номер! — оживился лейтенант, бесстрашно стоящий на танке на радость снайперам, — войска, рассредоточиться! Беглым маршем в кроны деревьев! Живее!

Мы тут же единым порывом под звуки падающих снарядов и наугад стреляющих союзных танков стремительно преодолели расстояние до леса. Свет энергощита лишь частично проникал в заросли. Мы укрылись за могучими стволами, а генерал-майор, шедший сзади, приказал:

— Найти и уничтожить зенитки! Цефы из-за них мало что смогут сделать! Помните: на ваших плечах их жизни!

Чтобы я про него не говорил, как бы я его не ругал, приказы раздавать и подать мотивацию он умел искусно.

Мы проворно разбились на неравные группы и ушли в разные стороны. Мне в отряд попались два цефа, один из них был трупером, маленьким резвым существом, а второй — обычным штурмовиком, и два человека из «Звона». Наша группа довольно быстро наткнулась на зенитное орудие и её охрану. Мы залегли в кустах, оценивая шансы.

Одеты бойцы были странно бедно. Портки какие-то, а не форма. Зато оружие: дробовики и автоматы.

Сцену открыл трупер, начав стрелять ледяными иглами, коими пришил к зенитке ничего не подозревающего врага. Остальные, наконец-то осознав опасность, стремглав спрятались за технику, безумно паля во всё подряд. Мы с такой же быстротой добежали до зелёной зенитки, укрывшись за её бронепластинами. Сидели секунд десять, пока наш штурмовик не сиганул, перелетев корпус. Недруга застали врасплох.

Пользуясь его ошеломлённостью, я обошёл орудие, и проткнул штыком вражеского бойца прямо в сердце. Мои соратники остальных просто расстреляли. И тут люк открылся и из него выполз стрелок. Увидав нас, он, как будто машинально, поднял руки. Солдат «Звона» не стал церемониться с ним, и прострелил ему голову с подобранного дробовика. Это было настолько неожиданно, что я не смог адекватно среагировать. Пришлось только принять факт того, что мне попались парни жёсткие.

— Минус одна зенитка! — возрадовался трупер, шепелявя своим переводчиком, постепенно переходя на свой электрический язык приятного звучания.

Мы доложили о случившимся оберст-лейтенанту. Он написал, чтобы мы двигались на помощь другой группе, увязшей в бою с подкреплениями противника. Добираться до туда было не слишком долго, но боязно. Пока мы шли к этой зенитке, пару раз в нескольких метрах взрывались снаряды, закидывая нас горячими травой и почвой.

Всё-таки решившись, тронулись в путь. Зенитку оставили по приказу генерал-майора, правда, разрядив её. Путь занимал пятнадцать минут от силы. Путь, полный непроходимых троп из-за толстых веток и колющей-режущей травы. Во время передвижения постоянно боялся порвать одежду. Остальным было полегче: защитные пластины у бойцов «Звона» и экзоскелет цефов делали своё дело. Во избежание всяческих неудобных ситуаций, меня поставили в конце колонны.

Не успели мы дойти до союзников, как кто-то из нас прокричал:

— Ложись!

На меня набросился солдат, повалил на землю, стараясь прикрыть собой. Я услышал, как близко стоящее ко мне дерево разорвалось на куски и начало падать. Боец моментально встал на ноги, поднял меня, находящегося в шоке, и увёл в безопасное место, после приводя в чувство. Профессиональная работа.

Мой мутный взгляд смог оценить ситуацию. Лежащее дерево, у ствола которого отсутствовала одна сторона. Дыра по-чёрному дымилась. На фоне этого я увидел, как остальные уже осознали произошедшее и собираются с мыслями. Мой спаситель, убедившись в моём здравии, отправился к другим. Я же остался один вправлять себе мозги. Немного полежав, я кое-как встал, встретившись взглядом со всеми остальными. Смотрели они на меня, как на ревущего младенца, который ударился головой об тумбочку. Неприятно это было, знаете ли.

Собравшись снова, мы продолжили дорогу, но уже пригнувшись. Таким замедленным ходом добрались до отряда, которого нужно спасать. Нас радушно принял обер-лейтенант и объяснил ситуацию. Их зажимали врагов двадцать и, как минимум, два штурмовых орудия. На тот момент схватка была позиционной. Я, подойдя к кустам, глянул: мы стояли на холме, а внизу шла ожесточённая борьба. Противостояние зелёных газовых лучей наших винтовок и синих лазеров их автоматов. Ни наших, ни врагов я не видел. Тем более я не заметил орудий. Как одно из них попало по дереву с такого расстояния, я до сих пор не понимаю. Воистину мистика! А может, даже не они стреляли.

Делать было нечего, мы спустились по склону, стреляя во врагов. Они по нам почему-то даже не старались работать. Спустившись, я нырнул в куст, ударив в бок одного солдата, из-за чего тот стрельнул куда-то в космос. Луч прошёл поле сражения и врезался во врага, немедленно его отравив. Мёртвое тело вывалилось из кустов, поразив и наших, и чужих своим неожиданным появлением. Сослуживец как-то странно на меня посмотрел: смесь злости, гнева, смеха, радости, недоумения. Я отдал бы многое, чтобы снова его увидеть. Чудесный взгляд!

Но бой продолжился с удвоенной силой. Эта смерть показала, что это сражение можно закончить. Я отдалился от солдата, принявшись отстреливать силуэты, которые появлялись в перекрестии прицела. Пока мы стрелялись друг с другом, на открытую местность вальяжно вышел трупер. Он наполнил свой молекулярный ускоритель влажным воздухом здешних мест, совершенно не боясь, словно зная, что ему никто ничего не сделает. И ведь действительно, ему никто ничего не сделал. Все прибывали в растерянности, ибо не ожидали такого поворота событий. Этот бой измотал всех, и он это заметил. Какое наблюдательное существо!

Закончив приготовления, он с яростью берсерка начал орошать ледяными иглами врагов. Кусты шевелились и падали. Противники становились «ёжиками». Они пытались стрелять в него, но тут же получали как минимум двести игл в живот. Трюкача цефа решили поддержать и мы, открыв огонь вдогонку. Недруги драпали отсюда под наши едкие замечания, которых они не понимали.

Бой окончен. А на холме стоял обер-лейтенант и хлопал в ладоши. В его белом лице отражалась вся нелепость ситуации. Он провёл своими голубыми глазами по нашим головам. Такого результата он не ожидал. Спустившись с холма, этот весёлый на вид блондин удостоил нас довольно странной похвалой:

— Все методы хороши, кроме плохих, друзья мои! — он развёл руками в стороны, — Брают, цеф, брают! Вот такие бойцы и должны вести Рим к светлому будущему! Я обязательно в рапорте упомяну этот эпизод!

Обер-лейтенант построил нас, ещё раз красноречиво поблагодарил за выдержку и находчивость и, посмотрев на меня, за крайнюю удачливость. После приказал осмотреть трупы на наличие полезных вещей и проверить состояние штурмовых орудий, которые они оставили здесь, вызвались я и ещё два солдата Имперского Рейхсвера. Подбежав к ним, обнаружили, что боеприпасы кончились, а запасного боекомплекта под такие пушки револьверного типа у нас не было. Пнув ногой эту пушку, один из наших направился назад. Мы же остались вдвоём: я осматривал орудие, а второй глядел куда-то вдаль. Просидели так минут пять, после чего нас позвали в строй. Обер-лейтенант повёл нас в точку сбора всего корпуса.

Пару раз по нам работала артиллерия противника, хотя уже не так активно, как в начале. Точка сбора представляла собой холм, на вершине которого открывался вид на столицу, точнее на щит и башни, активно атакуемые цефами, которые могли каким-то образом проникать сквозь щит. Две башни уже были уничтожены. На других никого не было. Мы пришли одними из самых первых. На месте обнаружилось десять человек и два цефа. Ждали мы недолго, как из леса повалилась гурьбой разношёрстная публика. И из нашего полка многие были, и весь «Звон», и ещё за спинами появились танки.

И тут произошло неожиданное: щиты отключились. Вмиг погасла свеча, служившая многим компасом в этом лесу. Вмиг показались сотни врагов, которые начали отступать к городу. Вмиг обнажилась столица, выстроенная прямоугольником. Улицы её были узкими и завихристыми. По краям расположились толстые, богато отделанные пятиэтажные домишки в виде буквы «Т». Ближе к центру столицы здания начали напоминать аудиодорожку, частоты которой менялись с невообразимой скоростью. В самом центре были видны памятники.

Второй сюрприз настал, когда по небу прокатился рёв двигателей бомбардировщиков. Они разрезали облака, вышли на огневую позицию и начали выполнять свою задачу. Противник, ошарашенный налётом, стал разбредаться по полю, спасая свою жизнь. Стройные ряды, которые размеренно шли к столице, нарушились, превратились в бесформенную толпу. Погибло там, по моим ощущениям, врагов так штук пятьсот.

Оберст-лейтенант построил нас, рассказал о 1-м полке Рубера, скрытно забравшемся в столицу и отключившем щиты, и поставил перед нами боевую задачу: соединиться с 13-й армией в столице.

Легко сказать: место нашей дислокации находилось в километрах шести от места боёв. А судя по постоянным взрывам, падением истребителей, падающим постройкам битва была жаркой. А по врагам, которые устанавливают баррикады и прячутся в домах, можно понять, что пробиваться к нашим придётся с жарой.

* * *

Столичный город Фельм. Первые трудности.

Совру, если скажу, что мы не чувствовали страха. Совру, если скажу, что мы ощущали лёгкость и безмятежность, как было до этого. Совру, если скажу, что мы не сомневались в слабости врага. Совру, если скажу, что мы были уверены в безволии врага. Каждый из нас, от генерал-майора до рядового, не были уверены в успехе. Мы понимали, что они не выдержат натиска, но иррациональный страх всё же присутствовал. Я же испугался масштаба боёв. Ощущение, что любой противник может обойти и убить. В предыдущем городе такое ощущение было, но его удавалось подавлять из-за слишком очевидной отсталости города и малой численности гарнизона, а здесь…

Оберст-лейтенант, понимая, что его любимейшая тактика может не сработать, решил придумать что-то такое интересное: он распределил нас по ротам и поручил каждой свои задачи.

Роте, в которую я попал, была дана задача взять под контроль площадь, окружённую тремя домами, и обеспечить безопасность артиллерийских установок, которые подгонят после нашего сигнала. Рота наша состояла из всяких элементов: кто-то из нашего полка, кто-то с планет, название которых я слышал впервые, кто-то из «Звона», но таких было мало. Были цефы, которым явно не хотелось воевать в замкнутых пространствах.

Цефы-штурмовики хоть как-то могли существовать в таких условиях, то труперы явно смутились. Они брюзжали на своём электронном языке теперь уже неприятного звучания. Эти возгласы за секунду распространились на всю роту, и дошло до того, что оберст-лейтенант, назначенный им капитан и группка труперов оптимистов успокаивали их, чтобы остальных не пугали.

Люд простой же разглядел в этом прекрасную возможность потренировать свою точность: понеслись шутки про соревнование снайперов. Я же, будучи до тошноты серьёзным человеком, посчитал, что это такая защитная реакция.

Проторчали мы на этом холме минут пятнадцать, пока командование решало: как удобнее и полезнее войти в город. По их рассуждениям мы поняли, что оберст-лейтенант, Картер, сильно поменялся. В его глазах появилась даже доля задумчивости. Некоторые, увидав этакое зрелище, начали язвить о умении оберст-лейтенанта думать. А другие шептались, радуясь, что не придётся маршировать под снаряды.

Порешили так: рота, в которой я состоял, должна тайком пробраться в дома, ничьего внимания не привлекая и не поднимая тревоги. Взглянув на расстояние до зданий я лишь усмехнулся. Метров пятьсот-шестьсот там точно было. Голая земля и шанс попасть под союзные бомбы. У многих сразу же испарилось чувство юмора, а в месте с ним и оптимизм.

Но делать было нечего: мы отправились в дорогу. Какой-то организованности не было вовсе: капитан лишь показал примерный путь продвижения, а всё остальное "на ваше усмотрение.» Мне до сих пор интересно: он своё звание нечестным способом получил, или у него было шоковое состояние, которое было у большинства из нас? Но так или иначе пришлось подчиниться.

Мы упали на землю и, стараясь пригнуться как можно сильнее, начали ползти к заветной цели. Башни в таком состоянии стали похожи на мёртвых монстров. Цефы-скауты ещё с момента отключения щита углубились в город и встретили, на удивление, жестокое сопротивление. Мы также видели, как синхронно вместе с нами волочились другие роты. Противник, отвлечённый нашей бомбардировкой и прицельным огнём артиллерии, не замечал перемещающихся в низкой траве разноцветных существ. Наш явно не по сезону зелёный камуфляж, полностью чёрная экипировка бойцов «Звона», стальной блеск брони цефских штурмовиков и синее сияние труперов — всё это оставалось незамеченным уже вот долгое время.

Спереди нас расположилась рота, состоящая практически вся из бойцов «Звона», которая, как часы, плавно перемещалась к своей цели. Всё бы ничего, но я и ещё несколько человек приметили довольно забавную странность: команды нашего капитана подозрительно были похожи на действия той роты. Абсурда эта ситуация достигла тогда, когда та рота резко свернула в сторону, и наш командир приказал нам двигаться в таком же направлении и в таком же темпе, хотя нам нужно было в совершенно противоположную сторону.

Мы все остановились, пребывая в ступоре, а он один исполнил свой приказ и, почуяв неладное, повернулся к нам… Секунд пять ему потребовалось для осознания всей ситуации. Он объяснился какой-то нелепой отмазкой, чем вызвал в траве тихое хихиканье. Не обратив на это совершенно никакого внимания, он как ни в чём не бывало вернулся на исходную и приказал нам двигаться за ним.

Всё бы так и продолжалось: тихо, благодатно и спокойно, если бы не разрывающий воздух и наши барабанные перепонки взрыв. Некоторых оглушило, я же успел закрыть уши. Немного обождав, я их открыл и вслушался:

— Здесь мины! — кто-то заорал, надрывая голос.

Я приподнялся осмотреться: все уже забыли про скрытность и внаглую перестреливались с противником, а с нашего холма спускались танки, попутно пытаясь выцелить хоть кого-то.

Я же решил пробраться к нашему командиру. Под градом лазеров и пуль мне пришлось встретится с нарушителем спокойствия. Это был паренёк лет двадцати-двадцати одного, который истекал кровью. Пожалев взглядом его искорёженное тело с отсутствующей ногой, отправился дальше. Врагов с такого расстояния нельзя было увидеть: какие-то мутные точки, перемещающиеся рывками. Моя рота находилась неподалёку, уже пройдя значительно расстояние до цели.

Благополучно добравшись, я услышал речь капитана о том, что надо бежать в нужные нам дома, игнорируя любые угрозы. Идея, скажем так, не очень хорошая, но альтернатив он просто не принимал. Мы разом все встали и безумно и бездумно погнали к домам. Некоторым из нас смачно прилетало в головы, испепеляя их. Приходилось иногда перепрыгивать эти мёртвые тела.

Больно влетев плечом в стену, я отдышался и посмотрел на оставшееся количество солдат. Оставалось ещё приличное количество. Вот и прибежал капитан собственной персоной, важно заявив:

— По-тихому вламываемся в этот дом…

Не успел закончить он, как дверь, находящаяся неподалёку от нас, с грохотом отлетела. Два бойца «Звона» мастерки нейтрализовали двух патрульных, находящихся внутри: одному, развернув, прошлись по горлу ножом, а второго сбили с ног прикладом, и им же разбили голову, ударив три раза. Кроме грохота двери, который так удачно слился со взрывом снаряда на улице, ничто не могло привлечь внимание. Всё выполнено чисто и тихо.

Капитан флегматично вошёл в дом, совершенно не заметив прямое нарушение приказа. Он встал в пафосной стойке и объяснил план действий. Первым в списке значилось: найти лестницу на верхние этажи.

Выйдя из вызывающе серой комнаты, аккуратно прибранной и украшенной всяческими драгоценными аристократическими побрякушками, которые делали это помещение более противоречивым, чем оно было на самом деле, я увидел снова серые стены, потолки и полы. В коридорах были установлены картины довольно странного содержания: сущности аморфной формы, изображённых в позах, по вычерному извращённых местными художниками, эти позы были смешаны, что мне не удавалось отличить одно существо от другого. Рассмотрев местное искусство, так непонятное моему простому мировоззрению, я отправился искать входы на последующие этажи.

Всё было в серости, лишь день за огромными окнами спасал от полного уныния и дезорганизации. Случись так, что этот свет пропадёт, и каждый из нас, людей, потеряется, забьётся в угол. Это было жуткое зрелище.

Цефы же видели здесь разные цвета с различными характеристиками: яркие, тусклые, светлые, тёмные. У этих цветов была особенность: они перемешивались, менялись в тонах, переползали из одного места в другое. Цефы начинали жаловаться на головные боли и головокружение, боли в животах. Труперов испытывали со всем ещё и тошноту. Им казалось, что они готовы взорваться, ударив всех кучей килоампер.

Уже после войны я выяснил, что это был такой тяжёлый металл, испускающий галлюциногенные пары при нагревании. Для образования паров хватало и нуля градусов Цельсия. А температура тогда, если я не ошибаюсь, была двадцать семь градусов Цельсия. Пары этого металла также часто мелькали на рынке наркотиков, как сильнейший галлюциноген среди летучих наркотически активных веществ. Единственный биологический вид, невосприимчивый к воздействию металла, является именно этот народ. Все дома в столице были построены из этого элемента.

Никто не знал, что делать в этой ситуации. Капитан явно был напуган. Он долго не мог придумать план действий, да и не знал, скорее всего, как надо поступать. Единственное, что он придумал: солдат с газовыми винтовками распределить по этажам, а бойцы «Звона» и цефы пойдут захватывать площадь. На справедливое замечание о том, что в других двух домах могут прятаться ещё с десяток врагов, он ответил, что у нас нет времени, и на нас надеются все остальные, да и ничего такого в этом нет сложного: противник слабый. Проглотив такое объяснение, мы приступили к выполнению задачи. Это уже пошёл второй пункт его плана.

Поднимаясь по этажам, которые были похожи друг на друга, как сотни копий одного и того же документа, которые были наполнены кучей квартир, являющихся однокомнатным тесным жильём, но зато богато выглядящим, от которых начало воротить уже на третьем.

Противников было мало: два на втором, да один на третьем, которых мы убрали в считанные секунды — они даже среагировать не успели.

Вот на третьем мне приказали оставаться. Я стал внимательно осматривать площадь: дорога, уложенная плиткой, которая сильно бликовала на свету субгиганта, патрули, ходившие королевским маршем туда-сюда, раскиданные повсюду бочки с горючим и ящики с боеприпасами. Народа там было в количестве штук пятнадцать-двадцать. В окнах соседних домов я никого не видел.

Капитан прохаживался по этажам, осматривая войска. Он сосредоточил основные силы у трёх дверей. Нас, солдат с газовыми винтовками, разбросал по этажам, как было задумано, но из-за паров многие не могли нормально целиться, но его это мало заботило. Когда закончился осмотр, был подан сигнал на атаку.

Двери тут же распахнулись, и из нашего дома выскочили люди и цефы, покрывая территорию своими выстрелами. Противник тут же среагировал, убегая и прячась за ящиками. Мы параллельно с наступлением штурмовой группы начали вести «снайперский» огонь. Зелёные лучи врезались в спины врагам, из-за чего те, корчась в агониях пару секунд, падали, не успев добежать до вожделенного укрытия. Противник не мог оказать хоть какого-то сопротивления.

Бойцы «Звона» резво перескакивали от одного ящика к другому, убивая как минимум двоих. Цефы, заняв оборонительные позиции, занялись подавлением вражеских позиций. Редкие попытки недруга пострелять оканчивались его кончиной.

Но было в их действиях что-то странное. Они не убегали — держали точки. Один из врагов, скрытно пробираясь мимо наших рядов, спрятавшись за танком, внезапно высунулся и стал обстреливать наших в спины. Попытки пристрелить его из окон провалились: слишком ловок был, подлец. Никто тогда и не заметил, как искусно он тянет время. Негодяй перебегал из укрытия к укрытию. Убивать он и не пытался.

Но его действия произвели впечатление на своих соратников. Они, как один, перешли в контратаку. Бойцы «Звона», продвинувшись слишком далеко, оказались скованы огнём. Наша помощь оказалась малоэффективной. Они бросили под себя дымовые завесы. В центре площади стало жарко: ряды дивизии Ваббрюнера редели прямо на глазах.

Капитан оцепенел. Но, видно, смотря на потери и на свои перспективы "карьерного роста", в его голове зародилась здравая мысль. Он приказал нам закидать противника газовыми гранатами. Мы, удручённые своей практически полной беспомощностью, воспрянули духом, и, достав пробирки с газом, переключив режим, потряся ими, бросили во врага.

Мгновенно возникло туча тёмно-зелёных ядовитых облаков. Из дымовых завес тут же появились трупы. Огонь на мгновенья прекратился, но этого хватило остаткам «Звона» для отступления. Они бежали спинами вперёд к своим изначальным позициям, не забывая стрелять в дымы.

Того храбреца и наглеца цефы зажали в углу и оглушили, а остальные противники, весьма потеряв в количестве, вышли на центр площади с поднятыми руками и криками на стандартном немецком: «Не стреляйте!»

Противник сдался… Мы победили… Это был сложный для всех бой. Я вышел из здания и, глянув на всю эту серость, приобретавшую цвет, возрадовался. Это был один из немногих случаев, когда этот народ показывал свою силу. Никто из нас не ожидал от них такой битвы. Я положил винтовку на ящик и сел на плитку. Смотрел на то, как связывают выживших и строят в колонны по три «человека», как серость домов превращается в оттенок коричневого.

В ходе битвы «Звон» потерял больше половины солдат, а цефы — где-то четверть. Выполнять боевые задачи оставшимися силами было рискованно. Благо, капитан уведомил нас о том, что он сообщил командованию о успехе, и сюда уже отправляется артиллерия с подкреплениями, а пока он поручил разобраться с ящиками.

Пока мы их обыскивали, находя даже боеприпасы к оружию, которое на юге Галактики вообще не встретишь, проснулся тот герой. Им оказался офицер, командующий этим и ещё несколькими отрядами. Он рассказал, что пытался устроить нам затяжной бой, чтобы успели подойти подкрепления, которым он приказал выдвинуться на эту площадь ещё до того, как мы добрались до этого дома. Он предугадал наши шаги, но не предугадал ход одной из наших рот, которая проникла в город, уничтожив эти самые подкрепления. Эта новость, дойдя до него, разбудила в нём гнев. Рискуя собственной жизнью, он пытался воодушевить своих бойцов, проведя тыловую атаку. Стоит признать, у него это с лихвой получилось.

Его связали и поставили в начале колонны одного.

Реакция капитана на рассказ была неоднозначной: чувствовалась в его взгляде даже не зависть — соперничество. Ему хотелось превзойти его, показать свои тактические способности. Но, посмотрев на пленённого, он понял, что доказывать что-то в случае успеха будет уже некому.

Просидели мы там минут десять. И тут послышался гул двигателей. Капитан собрал нас в ряд. На площадь прибыли подкрепления: две новейшие необстрелянные гаубицы 250-мм калибра под названием «Dach von Rom», три отряда из нашего 67-го Соргонского стрелкового полка, вооружённые огнестрельными автоматами с подствольными гранатомётами, и два отряда бригады «Звон», а впереди всех их ехал на мотоцикле обер-лейтенант.

Приказав своему водителю остановиться, он слез с мотоцикла и подошёл к капитану. Они обменялись рукопожатием, и капитан спросил:

— Обер-лейтенант, чем обязан Вашим присутствием?

— Капитан Шварц Бруно, — обратился обер-лейтенант, подчеркнув имя и фамилию так, словно хочет сказать своему собеседнику о дурном вкусе его родителей, — теперь это соединение под моей юрисдикцией. А Вам штаб приказал явиться к нему для обсуждения какого-то вопроса. Можете не беспокоиться, наши силы обезопасили подходы к городу, а мой водитель доставит Вас.

— Благодарю.

Капитан сел на мотоцикл, и они уехали. Обер-лейтенант проводил его взглядом, а после обратился к нам с неестественно дружественной интонацией и на фоне разворачивающейся артиллерии:

— Солдаты, вольно! Можете расположиться как вам угодно.

Смотря как войска разбредаются по площади в поисках хорошего места, он продолжил:

— Думаю, вы меня знаете. Антал Акош, — представился он, улыбнувшись, — начнём с того, что у меня ставка на забрасывание врага снарядами, а не мясом. Так что за свои жизни можете не так бояться. Я требую лишь беспрекословного выполнения моих приказов во избежание лишних потерь.

Мы такое заявление восприняли с удивлением. В младшем офицерском составе СКРИ очень редко использовались или не использовались вовсе такие понятия, как «лишние потери» и «забрасывание врага снарядами». Некоторые испытали облегчение, а некоторые таким специфичным командующим возмутились. В основном из-за того, что это могло затормозить наше продвижение к 13-й армии. Но обер-лейтенант заявил, что в нынешних обстоятельствах не о чем волноваться: противник раздавлен и вынужден воевать на два фронта. Но, осмотрев поле боя, он напомнил: враг может оказать серьёзное сопротивление.

Знакомство с новаторством обер-лейтенанта продолжилось, когда он дал такой приказ: нам нужно было поделиться на мелкие группы, человек два-три, и выдвинуться на разведку. Нужно было идти прямой линией, не отставая и не опережая. Как только какая-то группа вступала в контакт с врагом, все остальные должны остановиться и, при возможности, взять в клещи позиции. Основной упор делается на обстреливание противника с помощью подствольных гранат и снарядами артиллерия. На вопрос о том, что вдруг позиций врага будет больше одной, он ответил чётко: «У нас есть точные данные, что противник создал эшелонированную оборону. Двигаться будем по одной линии. Заодно, запрём в котёл одну из армий врага.»

Мы поделились быстро: способствовало то, что мы разбрелись. По лицу обер-лейтенанта можно было понять, что только этого и ждал. Он расставил нас в два ряда: первый ряд — солдаты с подствольниками — должен был подать сигнал артиллерии, закидав противника гранатами, второй ряд — поддерживать обстрел огнём. После зачистки, первая группа начинает движение, а вторая — позади них чуть позже.

Пройдя по такому принципу пятнадцать минут, мы наткнулись на первую заставу, расположенную между двумя зданиями. Стоило мне только её увидеть, как я понял: как хорошо, что нам попался такой командир. Впереди были установлены энергощиты маленького радиуса действия, на которых были установлены крупнокалиберные пулемёты. Противник окопался в домах, на крышах сидели снайперы. В центре стоял, защищённый энергощитом, броневик с противопехотной пушкой. Если бы мы и прорвали такую оборону, то на второй опорный пункт сил не хватило.

Наши, стоящие в доме, зарядили подствольники и стрельнули. Через две секунды весь блокпост взлетел на воздух. Враг, явно поражённый таким, начал лихорадочно обстреливать нашу позицию. Но огонь прекратился, так как все услыхали наши гаубицы.

Я представляю, как снаряды по наклонной летят прямо на них. Через секунд пять я увидел, как, разрываясь, снаряды поднимают пыль, кровь, грязь, перемешанные в дыму. Часть одного из домов развалилась, придавив находящихся там. Снайпер, чудом выживший, ползал без руки по земле, стараясь продержаться как можно дольше, но у него это не получилось: боеприпасы-то оказались кассетными! На вот уже мёртвый и развалившийся блокпост налетели десятки маленьких бомбочек, добивая всех. Страшное оружие, которое пробило и обрушило металл.

На месте атакованного блокпоста воздвиглась стена из непроницаемых пыли и дыма. Все были изумлены и напуганы: кто-то задавался вопросами о проходимости этой стены, кто-то — о гуманности таких боеприпасов, а кто-то, как я, — о скорейшей капитуляции столицы. Обер-лейтенант написал нам, что видел эффект с той площади, слышал и грохот, и падение стен. Даже он не ждал таких последствий, и добавил, что внёс пометку о том, что не надо использовать эти гаубицы в городах, в которых здания прижаты друг к другу.

Но всё же он дал приказ на дальнейшее продвижение. Первый ряд проходил эту стену с явным неудовольствием: солдаты закрывали свою нижнюю часть лица руками, платками, шлемами. Повезло тем, на которых были надеты либо балаклавы, либо маски. Мы же проходили её с большим энтузиазмом: большая часть пыли осела, да и прозрачнее как-то становилось.

Преодолев её, мы таким же темпом отправились дальше. Какое же удивление было, когда мы, достигнув второго блокпоста, который представлял собой тоже самое, увидели такую картину: стоят наши враги и яростно спорят о чём-то на своём языке. Одна группа, видно, устав доказывать другой, открыла огонь по ней. Слегли сразу все, а победители бросили оружие и двинулись в нашу сторону. Мы сразу поняли, о чём был спор: сдаваться или нет. Мы вышли к ним навстречу, держа в прицеле. Они тут же склонили колени перед нами. Их там было «человек» двенадцать.

Узнав об этом, обер-лейтенант приказал их вооружить, передав его обещание сохранить им всем жизни. Также сформулировал задачу: придти на третью заставу и убедить противника вылезти из своих укрытий. Как только это будет выполнено, он обязал их дать сигнал нам, а мы уже передадим сигнал ему.

Приняв условия, они выдвинулись к третьему блокпосту. На пути нам встретились одинокие вражеские солдаты, которых коллаборационисты тут же перетягивали на свою сторону. На третьем блокпосте, самом укреплённом из них, случилось непредвиденное…

Наши новообращённые пришли туда и начали кричать о необходимости выйти на улицу, так как они привезли более хорошее вооружение, захваченное у противника. На эту новость все отреагировали ликованием, и начали выходить на улицу. Когда большинство уже было около них, оно заметило, что никакого оружия нет. И в этот момент они подали сигнал…

Приняв сигнал, обер-лейтенант приказал гаубицам открыть огонь: территорию тут же накрыли два взрыва, а после — куча маленьких. От находящихся на улице врагов и мокрого места не осталось. Всё смело. И тут да нас дошёл смысл его плана: завести в область огня и этих, и тех, прихлопнув их. Когда на него посыпались волны вопросов, ответил, что если бы он дал приказ там их расстрелять, то мы его не выполнили, а так обе цели достигнуты: и пленники ликвидированы, и блокпост. Коварство у этого человека было в крови.

Поразмыслив о качествах нашего командира, мы продолжили движение. Четвёртый блокпост интересен: он оказался пустым. Они бросили всё: пулемёты, снайперскую винтовку, даже технику. Всё оставили нам на радость. Описывать его нет смысла, эшелоны от первого до пятого построены одинаково. Отличалось лишь расположение. Обер-лейтенант никак не отреагировал на это

С последним вышло смешно: мы обнаружили там своих. Они спокойно обыскивали врагов, взятых в плен. Это была та самая 13-я армия. Мы объединились. Увидав нас, они побежали обниматься с нами. Обер-лейтенант прибыл через двадцать минут в сопровождении этих мощнейших гаубиц. Наше соединение означало только одно — власти в скорейшем времени заявят о своей капитуляции.

Чтобы принудить противника к сдаче города, оберст-генерал Акихико Итикава отправил на вражеские части, оказавшиеся отделёнными от основных войск, танки. Мы видели их: манёвренная маленькая без острых углов бронетехника серого цвета. Для этой цели такие танки сгодились лучше всего.

Ждать долго не пришлось, приглашение на мирные переговоры на наших условиях было получено буквально через полчаса. На самой процедуре я не был, но знал её итоги: полная и безоговорочная капитуляция государства, передача всей территории и всей армии под контроль Священной Космической Римской Империи, передача в наши руки всего обмундирования и оружия. Это был конец кампании.

Внезапно, даже для самого себя, я проснулся в каком-то подвале. Голова раскалывалась, и эту боль я не забуду никогда. К счастью, больше ничего не болело, и поэтому я быстро, как мог, собрался с мыслями и встал с маленькой дрянненькой кроватки, на которой был лишь потёртый матрас. Ничего не понимая, я осмотрел помещение: такой же малюсенький столик, какая-то тумба, и кресло, с разорванной обивкой. А стены были сделаны из бетона.

Почему я подмечаю столь очевидный факт? Потому что в моей памяти сразу вспыхнули воспоминания о галлюцинациях, вызванных парами того металла. Стоило им появиться, как моя голова сразу же отозвалась мучительной болью, словно её молотом раздавили, и я грохнулся на кровать, которая отвратительно заскрипела, но всё же выдержала.

Мне пришлось вновь преодолевать боль, чтобы подняться. И когда наконец-таки у меня это получилось, голова утихла, но продолжала ныть где-то в глубинах моего мозга.

В скором времени я уверенно стоял на ногах, а боль как будто совсем отступила. Глянув на выход, пошёл туда, всё больше и больше желая выбраться из этого гнетущего своей простотой подвала. Путь наружу, в полудрёме показавшийся мне сначала обычной ступенчатой лестницей, на деле оказался винтовой. «Что же это за подвал такой?!» — раздумывал я, пока ковылял с одной ступени на другую.

Наверху меня ждал вечерний свет субгиганта, окрасившегося в беловато-голубой цвет. Пока я шёл по разрушенной артиллерией дороге, лучи то выпрыгивали из-за многоэтажек, то моментально прятались за них. В мои уши тут же врезались всяческие шумы моторов и разговоров, пробудившие давящую головную боль. Я двумя пальцами коснулся виска, чтобы хоть как-то её утихомирить.

Я осмотрелся: место не было похоже на то, какое было в моей памяти. Ощущалось, что я очутился в совершенно другой части города. На конце улицы, на перекрёстке, стояли три наши зенитки, стволами смотрящие ввысь. В воздухе кружил цеф-скаут, который тут же, словно скрываясь от меня, исчез за восьмиэтажкой, издав электрический рёв. На улице не было не единой живой души, но разговоры откуда-то доносились. Я решил прогуляться и поискать хоть кого-то: узнать то, что, возможно, пропустил.

Меж делом, я заметил то, что ускользало от меня всё это время: винтовка спокойно висела у меня на спине, а сумка тихо шумела у меня под боком. После такого открытия у меня заныла спина, словно я всю ночь спал на шипах.

Прохаживаясь мимо длинных и не очень серых, как будто бесцветных, домов, пары которых до меня не дотягивались, я набрёл на наш блокпост. Ох, только тогда осознал, что атмосфера этого города слишком удручающая, и всё здесь навивает чувство безысходности, тоски. На эти мысли натолкнули меня пары, и то, что своим я был рад так, словно нахожусь на вражьей территории. Город всё не хотел принимать нас как победителей, и пытался нас всячески низвергнуть.

Мои мысли подтверждали сослуживцы, лица которых выражали эмоцию, которая идеально вписывалась в антураж этого агрессивного и никому неизвестного, ненужного города. Но стоило им увидеть меня, одиноко идущего солдата, как они воспрянули духом, что ли. Кажется, что у них появилась какая-то то ли надежда, хотя это слишком высоко сказано, то ли радость. Не удивительно, увидеть нового человека здесь, в этой дыре. Двое на крышах поприветствовали меня, а у мирно колыхающегося костра послышались просьбы подойти.

Я, воодушевившись, буквально поскакал к ним. Добравшись, я сел подле двух солдат в балаклавах и шлемах, на которых красовалась всяческая зелень. На противоположной стороне бочки на меня смотрели знакомые лица: тот русский и Чарли Кит. Они то ли улыбались мне, то ли сопереживали. Но я почему-то уверен, что сидел с такой же кислой миной, как и у них.

Блокпост состоял из одного БТР’а, двух баррикад с односторонним энергощитом и расположился в аккурат между двумя зданиями, которые принадлежали какому-то заводу. Улица за блокпостом завершалась глухой серой стеной. На земле валялись какие-то бумажки, всё было усеяно камешками, а позади Чарли находилась какая-то ржавая железка, на которой хаотично лежали смартфоны. Убрать войска, укрепления и технику — они останутся единственным напоминанием о присутствии человека на этой планете. Для города наше исчезновение было единственной мечтой, о которой он как-то насмешливо и без остановки напоминал.

— Убраться бы с этой проклятой планеты! — внезапно заговорил один из солдат в балаклаве тоном с тягостными нотками, нарушив дремучую тишину.

Все взглянули на него, и этим его поддержали: мы хотели избавиться от планеты, а она хотела избавиться от нас. Чайка покосился на меня и спросил:

— Парень, а тебя как зовут? Родина должна знать своих героев!

Эта реплика звучала вполне серьёзно, но с некой долькой издёвки. И самое удивительное, что я запомнил очень отчётливо, это сочетание его слов с его выражением лица. Два абсолютно противоречащих друг другу состояния: в голосе весёлость — на лице грусть, в голосе ликование — на лице уныние, в голосе отрада — на лице тоска. Я, подивившись на такое зрелище, ответил односложно:

— Антоном зовут.

Он хотел уже что-то сказать, но я переметнул взгляд на русского, сидящего с телефоном в руках и что-то в нём печатающего. Щёлкнул пальцами, и тот резко поднял голову и вцепился взглядом в меня так, что я даже вздрогнул. Решив продолжить эстафету, начатую Чарли, спросил:

— А как тебя зовут?

Он медленно отвёл взгляд от меня, уставившись в какое-то окно. Усмехнувшись, он ответил с некоторой добротой, которая в тот же момент окутала это место, которое после этого стало дружелюбнее:

— Александр. Будем знакомы!

Вот так мы разговорились. Слово за слово, и уже болтали обо всём на свете: от житейских до общественно-политических тем. Начали мы, конечно же, с обсуждения красот Соргона, как природных, так и городских. А вот кончили уже критикой Кайзера и его семьи. Смысл этой критики отлично передал один из бойцов в балаклаве, не назвавший своего имени, который на протяжении всей нашей беседы вместе со своим другом, который тоже остался безымянным, молчал, изредка что-то комментируя:

— Короче, пацаны, я вас понял: нужно было другую династию выбирать! А то эти слишком расточительны, слишком аристократичны и слишком авторитарны!

Но сказал он это так, что всем стало ясно — он с нами троими не согласен. Даже больше, он саркастически намекал на то, что все будут жить спокойно, а мы мучиться все девяносто лет правления этой династии.

Саша уже готов был начать жарко подискутировать на эту тему, но его телефон завибрировал. Он глянул на экран и, осмотрев нас всех, сказал:

— Так, всё. У нас приказ: придти на точку.

После этих слов он показал нам всем карту города, где было отмечено место встречи. Находилось оно недалеко, совсем близко. Минут за пятнадцать-двадцать можно дойти. Я, вздохнув, поднялся, отряхнув штаны от пыли, и встал, начав ждать, пока все соберут свои смартфоны и сумки. А из зданий вышли бойцы, сидевшие на крышах. Один был вооружён снайперской винтовкой, а второй — штурмовой винтовкой с оптикой. Чарли потушил огонь, и это место сразу же лишилось той атмосферы безопасности, которая царила здесь.

Я обратил внимание на БТР. Только хотел спросить про него, как он тут же завёлся и поехал к баррикадам под мой изумлённый взгляд. Я-то думал, что там никого нет. У баррикад он остановился, открыв заднюю дверь, как будто дружески приглашая сесть в него. Мы, пожелав не задерживать его, бегом добрались и сели на мягкие удобнейшие сиденья. Только снайпер подсуетился и забрал эти баррикады.

Пока мы ехали, я почувствовал на себе всю прелесть уничтоженных дорог. БТР ловил под свои колёса абсолютно каждую кочку и из-за этого подскакивал, а вместе с ним и мы. Благо, сиденья смягчали удар.

У БТР’а был угловатый дизайн, и его серый корпус был украшен объёмными белыми линиями. Внутри всё было залито красным светом. Башня была двухствольной пулемётной.

Приехали мы быстро. Даже быстрее, чем я ожидал. Выгрузились, и оказалось, что здесь всё кипело жизнью: зенитки, которые пачками разъезжались в разные стороны, танки, которые патрулировали окрестности, солдаты и цефы-штурмовики, которые бессмысленно или же осмысленно прохаживались туда-сюда. По небу пронеслись наши истребители, а после них медленно плыли цефы-скауты клиновым построением. Около нас протекала река, которую с холма я почему-то не заметил, а за ней начинались небоскрёбы, которые своею серостью угнетали ещё больше, и меня снова стало заковывать в цепи ощущения безвыходности, хотя мне казалось, что мне удалось вырваться.

Жемчужиной этого всего стал цеф-охотник: четыре огромные мощные паукоподобные лапы, огромное тело, скрытое под мощной бронёй, и всё это великолепие было покрыто одним из самых крепких энергощитов если не во всём Великом Замке⁽¹⁾, то в Ланиакее⁽²⁾ уж точно. Высотой это чудо где-то под десять метров, может больше. За ним действительно чувствуешь себя как за каменной стеной. Он флегматично шагал куда-то в сторону центра города.

Я бы и дальше рассматривал всё вокруг, но нас подозвали к какому-то грузовику. Приблизившись, перед нами открылась картина: какой-то солдат с листком подзывал к себе других по имени-фамилии, а когда те подходили, вручал им планшет.

Вот и я стал обладать такой штукой. Этот планшетник с корпусом салатового цвета был невероятно тяжёлым, массивным и с толстейшим задником тёмно-зелёного цвета. Держать его было очень неприятно, а руки уставали за пару минут. Функционал можно описать тремя словами: карта, камера и СМС. Камера вполне хороша: фото делала отличные, качество видео и звука выше всяческих похвал. Про СМС также ничего плохого сказать не могу: в контактах были все наши из 67-го полка, получившие планшет и вошедшие в систему, само приложение обладало приятным светло-зелёным минималистичным оформлением.

Про карту следует поговорить отдельно. На ней было буквально всё: от описания рельефа местности до списка наших задач. Правда, в тот момент в поле «Задачи» значилось: «Вас не назначили на задание.» На карте были показаны местоположения моих однополчан, которые отмечались зелёным цветом. Можно было работать в масштабах этой улицы, а можно — в масштабах всей планеты.

Экраном было очень удобно пользоваться: реагировал шустро.

Вы спросите: как быть, если планшет захватят? Вот именно на такой случай вместе с планшетом шёл какой-то датчик. Его нужно было прикрепить к телу. Когда я это сделал, на экране моего датчика появилась информация о сердцебиении, пульсе и прочем. Пояснения, думаю, здесь излишни. Ну и ещё, на нём была кнопка. Как нам объяснили, она нужна для моментального выключения планшета, и создана эта функция для чрезвычайных ситуаций.

Что насчёт прочности планшета, то здесь никаких претензий не возникло. По слухам, он может даже ядерный взрыв пережить. Брешут, конечно, но при падении с девятого этажа планшетник не пострадал, когда один из солдат случайно его с крыши скинул. Сказал, что руку неудачно положил.

Эти планшеты должны были быть началом повальной компьютеризации армии и флота. Системы ПВО и ПРО на наших фрегатах и линкорах уже имели компьютерное наведение. Спецназ снабжался радиоуправляемыми дронами. В регулярной армии уже во всю переписывались между собой солдаты.

А, вообще, насколько я знаю, эту компьютеризацию должны были провести ещё до колониальной войны. Если пересмотреть выпуски новостей за 2100-2130 года, то станет ясно, что подобные идеи и проекты появлялись и тогда. Практически каждый день можно было услышать про то, как какая-то команда инженеров и программистов создали нечто невероятное. Настолько невероятное, что должно было перевернуть суть наших войск.

Даже больше, подобного уровня технологии были ещё до выхода в космос. До Третьей Мировой войны и во время её люди использовали технологии, которые иногда превосходили наши теперешние. Но это неудивительно: тогда всё Человечество пересело на цефские технологии, а своё редко когда выпускали. Сейчас у нас всё своё. Спасибо, как говориться, Константину II за начало «импортозамещения». Человечество могло достигнуть многих достижений.

Но всё это «светлое будущее» так и не случилось. Грянула колониальная война, и Священную Космическую Римскую Империю раздробило на части, где ни у Императора, ни у аристократов-мятежников не хватало средств не только на дальнейшее развитие компьютерных технологий, но и на поддержку уже существующих систем. Поэтому от них пришлось отказаться чуть ли не полностью. Мы погрузились в двадцатый век. Даже компьютерное наведение с фрегатов и линкоров убрали.

Пока я испытывал новую игрушку, остальные уже занялись своими делами: разговаривали, чинили танки, смотрели вдаль. Я сел у какой-то машины, хотел уже закрыть глаза, но услышал разговор трёх наших солдат. Мне стало интересно.

Один из них рассказывал планы нашего командования, о которых он слышал от своего знакомого сержанта, а тот от знакомого лейтенанта, а тот от кого-то ещё. То есть, малодостоверные слухи. Но иметь какое-никакое представление о дальнейших событиях мне всё же стоило.

Разговор касался в основном двух вещей: действия генштаба и действия оберст-генерала Акихико Атикавы, который стал временным управителем этой планеты.

Генштаб, видя невозможность дальнейшей экспансии в южном направлении Галактики, решил переместить свой взор на север. Там находились территории, которые не попадали в сферу интересов Кеультской Республики и Вортааг: слишком эти государства далеко находились. Казалось, они были уже в нашей власти. Но была одна насущная проблема — Байохрит с его сотней марионеточных государств. Это кочевое государство уже как шестьсот лет взяло в кольцо центральный юг: от Вортааг до государств, у которых нет и пятидесяти систем.

И они также имели виды на эти территории. Генштаб это понимал, и поэтому, не дожидаясь окончания всех захватнических операций на юге, он собирался многие наши силы переместить на север, 67-й Соргонский стрелковый полк в том числе. А на эту планету, насколько известно, уже были высланы военный гарнизон и силы Фрайкора.

Действия оберст-генерала эти трое солдат называли странными. Он рассеял наши зенитные батареи по всему городу: по три зенитки на каждый квартал. Также он разделил армию: по всему городу были такие же точки сбора. Его действия напоминали нам о том, что мы всё ещё не победили. Он либо знал что-то неведомое нами, либо чувствовал. Сейчас я понимаю, чего он боялся, но тогда вместе с остальными негодовал на эту тему. Так ещё и город этот. Они словно сговорились.

Почему нам это не нравилось? Уйти с точки нельзя: нужно чего-то ждать. А пары сжимали в тисках наши мозги всё сильнее и сильнее. Чтобы хоть как-то отвлечься и не сойти с ума, многие сидели в планшетах или телефонах. Кто-то изучал карту, кто-то переписывался.

Я же отправился к своим новоиспечённым друзьям. Они тоже скучали без дела. Я сел на танк и начал смотреть на небо. То и дело мне на глаза попадались цефы-скауты и цефская и людская авиация. Куда летели, зачем и почему? Вопросы, на которые я тогда не смог ответить.

И тут, внезапно, нам начали раздавать пайки. Опять же возник вопрос: зачем? Так ещё и пайки выдавались большие, самые большие, которые у нас были в армии. Их выдают только, если отправляют куда-нибудь очень-очень далеко и очень-очень надолго. Мы насторожились.

Внешне-то ничего не изменилось: все так же сидели, никуда не собираясь спешить. В воздухе витало тревожное чувство чего-то ужасного, хотя объективных причин вроде бы для этого не было. Казалось, что ничего страшнее колониальной войны точно не будет.

Казна восстановилась. Лёгкая промышленность достигла уровня довоенного времени, а тяжёлая его даже превзошла. Продолжительность жизни и её качество увеличивались на небывалых скоростях.

Наше военное министерство за кротчайшие сроки смогло вновь наладить логистику. Мы могли моментально реагировать на все внешние и внутренние угрозы. Наши войска могли быть уверены, что в критический момент не останутся без оружия и продовольствия. Богатого, хочу подметить, продовольствия.

Нас ждало великое будущее. «Со второго раза же должно получиться!» — так думал каждый из нас.

Но события пошли совсем иным путём. К нам приехал какой-то автомобиль. Из него вышел высокий цеф-дзомурид в блестящей серебристой броне, в шлеме, который носят только вышестоящие военные чины. Он достал голопроектор и со словами: «Высочайшее сообщение от Императора,» — поставил его на землю, включив.

Тут же возник голографический экран с изображением Императора, который в этот момент произносил судьбоносные слова, которые по важности не уступали объявлению об окончании Третьей Мировой войны и речи Константина I Миротворца «Об объединении Земли и Человечества». Его слова произносили бесчисленное количество раз, но я удостою себя чести произнести их ещё раз:

Граждане нашей Империи, как ваш законоизбранный Император я обязан сообщить вам удручающие новости. Не успели мы полностью восстановиться от катастрофы колониальной войны, как новая напасть подкралась из-за спины. Мы не успели придти в себя, как нам объявили войну Вортааг со своими приспешниками. Граждане, я призываю вас собрать все свои силы и исполнить свой гражданский долг! Нам снова нужно встать на защиту Отечества! Да, враг не из простых: он силён и могущественен, но если мы выжили тогда, выживем и сейчас! Главное, не сдаваться и отдать борьбе всего себя. Дадим же врагу достойный бой!

1) Крупномасштабная структура Вселенной, занимающая в длину двадцать млрд. световых лет, в ширину — десять, а в высоту — шесть.

Вернуться к тексту

2) https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%B0%D0%BA%D0%B5%D1%8F

Вернуться к тексту

Это был удар. Он пронзил нас насквозь. Ни у кого не нашлось слов.

Император говорил понятно и чётко, не слышалось у него в голосе тревоги, и было одно спокойствие. А вот нас настигла паника.

Мы стояли как вкопанные. Вся радость от побед куда-то улетучилась. Казалось, ничто не сможет нас обнадёжить. Просто стояли и смотрели куда-то в небо, ожидая то ли катастрофы, то ли чуда. Неясна была наша судьба.

Я не понимал, как это возможно: революция в Вортааг и военные реформы нового правительства, подписание Гешненского договора, усиление обороны на границах сателлитов Верде-Оакской Гегемонии — всё это как будто было где-то далеко, куда нам ещё идти и идти. Но это оказалось у нас прямо под боком.

Мы уже сомневались, что выберемся живыми. Но лишь одно утешало: мы знали их стратегию. Сначала они кидали в бой галофеолов, обладающих высокой рождаемостью, затем что-то посерьёзнее. Каких-нибудь жуков точно.

Нас научили противодействовать такой тактике. Но это не помогло…

Внезапно один из наших залез на БТР и начал толкать «воодушевляющие» речи про то, какие у них слабые войска, про то, как они не умеют воевать, про то, какие они все дохляки. Видно было, что брал речи из методичек. Слушал ли его кто-нибудь? Сложно сказать: кто-то да, кто-то нет. Он бы так и продолжал говорить, но кое-что заставило его замолкнуть…

Вдруг на весь город заревела тревога, сообщающая об атаке, и в небо поднялись сигнальные огни. В этот самый момент катастрофа и настала: из облаков вышли два авианосца Воортаг, из которых вывалился «рой» [атмосферных] истребителей. Вот тут-то мы и дрогнули окончательно. Ни про какие истребители в этих самых методичках не упоминалось!

Некоторые уже собрались бежать, но выстрел из офицерского пистолета их моментально переубедил. Нет, расстреливать никого не собирались, просто припугнули, но тогда это добило наши нервы.

А в это время наши зенитки обрушились на вражеские истребители, но те ловко уворачивались от огня. Наши системы наведения просто не поспевали за ними! Вторыми в бой вступили уже наши истребители, выпустив во врага ракеты. Но и с ракетами неприятель справился, отразив их зарядом ЭМИ. Последним рубежом обороны остались цефы-скауты, которые, выстроившись стеной, ринулись в ряды противника. Через секунд пять уже многие из цефов падали лицом вниз, искрясь и испуская тёмно-синий дым. Но самоубийственная атака дала результат: два подбитых истребителя Вортааг врезались в здания. Мы заликовали! Но недолго продлилась наша радость.

Несколько истребителей уже летели в нашу сторону! И тут они открыли огонь. Не успели мы отреагировать, как, вспыхнув, взорвался БТР, на котором стоял тот смельчак. Меня откинуло ко входу в подвал. Последнее, что помню, это то, как меня тащили внутрь, а я смотрел на огонь, дым и красный лазер.

Очнулся я в углу. Меня приводил в чувство Чарли, а за его спиной Саша разглядывал побитую временем стену. Помотав головой, я кое-как встал. В глазах рябило. Подойдя к этой самой стене, я увидел огромную дыру.

Оказалось, подвалы образовывали длиннющие туннели, а эти дыры служили переходом из одного подвала в другой. Когда мы это осознали, Александр сказал по-русски:

— Чую, заблудимся.

Хоть я и не понял, что именно он сказал, но смысл мне был ясен.

Было отчётливо видно, что подвалы выглядели одинаково. Просто обои, от которых шёл душок, и расстановка мебели менялись. Ну хоть без паров.

Вздохнув, мы отправились в путь. Бодро прошли подвалов двадцать, а дальше нам становилось всё хуже и хуже. Запах становился невыносимым. Та самая однообразность чудовищно угнетала. В тот момент был готов всё отдать, лишь бы выбраться отсюда. Мы шли всё медленнее и медленнее.

Не на шутку пугала нас обстановка сверху: нам слышались взрывы, которые могли нас похоронить в этих туннелях.

Наконец-таки через подвалов тридцать нашлась спасительная дверь наружу. Открыв её, я с товарищами по несчастью оказался в узком проезде. Соседний дом был в два, а то и в три раза выше того, под которым мы шастали.

Внезапно над нами пролетел истребитель Вортааг, упав на бок. Рёв его двигателей заглушил всё вокруг: бой, крики и даже наши мысли. Так же внезапно он исчез, вернув и монотонный шум боя.

Справа от нас стоял дымящийся танк, который красноречиво намекал нам о нашей возможной судьбе. Около него были реки крови. На броне лежало бездыханное тело. Приглядевшись, мы поняли, что от него остались лишь туловище да голова. Мне кажется, хорошо, что я не смог рассмотреть его лицо.

Посочувствовав этому безымянному солдату, отправились дальше: в следующее здание, у которого вышибло дверь. Войдя в него, оно мне напомнило то ли северную, то ли офис. Огромные чёрные кубические вычислительные машины. Самое прекрасное было то, что корпус был сделан из того самого металла, что и стены. Всё здесь провоняло этими парами. В моих глазах снова мир сделался серым. Это было что-то сродни пытке.

Но тогда жаловаться было некогда: нужно было выбираться отсюда. Да вот, как? Лестницу на второй этаж мы никак не могли найти, выхода на другую сторону тоже. Ну кроме маленькой дыры в стене. Было решено эту дыру расширить.

Чайка достал из своего рюкзака резак. Он предположил, что если металл плавится даже при местной температуре, то резак быстро сделает нам выход наружу. Что же, он оказался прав. Вот только в ходе работ, пока мы следили за обстановкой снаружи, которая становилась хуже и хуже, судя по звукам и взрывам, металл начал выделять такое количество паров, что не ровен час и задохнуться. Голова начинала ныть и у меня, и у Саши. Мир в наших глазах стал быстро чернеть. Казалось, что я теряю зрение.

Всё это длилось минуты три-четыре. Затем же Чарли, задыхаясь и откашливаясь, радостно сообщил, что он закончил. Глянув туда, я начал чувствовать себя ещё хуже, ибо улица через эту увеличенную где-то в три раза дыру выглядела размытой. Паров было немерено. Это усугубило картину, состоящую из размытых пятен и черноты в глазах, головных болей и головокружения.

Пока я пытался не потерять сознание, мои сослуживцы уже рванули наружу. Победив в этой неравной схватке, понёсся за ними. Когда вынырнул наружу, меня встретили свежий воздух и субгигант, который уже практически ушёл за горизонт. Я и порадоваться им не успел, как меня от резкой смены обстановки вырвало прямо на дорогу. Я начал падать в обморок, но меня оттащили подальше, к мосту.

Откашлявшись и кое-как придя в себя, взглянул на небо: в облаках, из которых постоянно «вылетал» красный лазер, виднелся чёрный дым от взрывов, цефы падали на землю, издавая жуткий рёв, а один раз я видел сбитый цефом истребитель Вортааг, который обрушил здание, прошив его. Этот истребитель давал мне надежду на победу над новым врагом, пусть и не скорую.

Окончательно оклемавшись, я встал на ноги, опираясь на забор около моста, и пошёл к Чайке. Тот смотрел на эту дыру и, словно почуяв меня, спросил:

— Как думаешь, если бы мы остались в здании чуть на подольше, что бы с нами произошло?

— Думаю, — сказал я, поравнявшись с ним, — нам повезло. Честно сказать, боялся, что заработаю ожог лёгких.

— Ну это с чьей стороны посмотреть, — ответил он, смеясь и показав свою руку с большим красным участком кожи, — я её ожёг. Болит, но терпимо, — утешился он, оглянувшись, затем продолжил, — знаешь, я кое-что придумал…

После этих слов он пошёл к мосту и спустился к набережной, после чего окунул свою руку в реку, простонав:

— Ух, самое оно!

Я лишь усмехнулся. Хотя в небе и бушевал бой, на земле было всё спокойно. Именно поэтому мне этот момент запомнился. Впервые наблюдать такой контраст незабываемо!

Пока я наслаждался обстановкой, а Чарли остужал руку, Саша незаметно для нас вернулся в то здание, из которого большая часть паров выветрилась.

Когда он вернулся, у него в руках находилась какая-то пробирка с синей жидкостью. Он, отходя от воздействия паров, подошёл к нам со словами: «Наконец-то я это достал!» На закономерный вопрос ответил:

— Мне было интересно, — начал он свою тираду, — что они хранят на этих компах, — быстро проговорил он, после чего замолк, но, упредив вопросы, продолжил — мне пришлось немного повозиться, но я смог достать это чудо! — похвалил он сам себя, протянув нам эту пробирку, — это носитель информации. Насколько я понял, он вмещает в себя несколько петабайт, а там таких четыре штуки в одном компе, — закончил он, призадумавшись, — нашим наверняка будет интересно посмотреть, что в нём.

Чарли дослушал и сказал:

— Парень, если хочешь им показать свою находку, то нужно выбраться отсюда, — сказав это, он осмотрел небо, — воздушный бой рано или поздно закончится, и не в нашу пользу. Затем они высадят десант. Я боюсь представить, как они его изменили. Нужно покинуть город до высадки.

Я с Сашей воспринял это как приказ и быстро собрался: взял винтовку и сумку, а тот положил пробирку в рюкзак Чарли.

Быстрым шагом мы перешли мост, сделанный в основном из местного камня, а его опора — из того металла. Мне кажется, что к малым концентрациям паров я уже тогда привык.

Перейдя на другой берег, мы вышли к массивным жилым домам. По виду это было похоже на трущобы или что похуже. Аккуратная дорога набережной переходила в уродливую побитую линию, которой и конца видно не было. Причём, было понятно, что дороги разбили намеренно, может, в шутку, а, может, замышляли нечто нехорошее. Где-то вдалеке была развилка, а у входа стояли наши две подорванные зенитки. Одной даже оторвало башню. Чайка спросил про третью зенитку, которая по приказу там должна быть, на что я пошутил:

— Может, река унесла?

Подивившись на пропажу ещё с минуту, мы двинулись в эти джунгли, в которых, как понимал каждый из нас, мы можем легко заплутать.

Очевидно ли то, что ничего хорошего нас там не ждало? Думаю, что да. Мы робким, медленным шагом проходили по узким улочкам, до которых не добирался свет субгиганта в это время суток. Уличные фонари попадались редко, да и светили не так уж и ярко. Практически везде было темно, а в некоторых местах господствовала натуральная тьма. Так и казалось, что кто-то из-за угла выпрыгнет. Да и пары никто не отменял, которые давили на мозги. Несмотря на все трудности, мы держали ухо востро. Желания заходить в дома не возникало.

Но ситуация начхала на всяческие наши нежелания, и мы, в буквальном смысле, наткнулись на наш разбитый истребитель, перекрывший дорогу. Повезло, что он «пробурил» здание, поэтому его можно было пройти насквозь. Этим мы и занялись: поднялись сначала на истребитель, а с него прыгнули на второй этаж. Чарли предложил подняться повыше, чтобы оценить обстановку. Александр наотрез отказался и припомнил, чем закончилась эпопея с резаком. Добровольцем вызвался я.

Поднявшись по полуразвалившимся ступенькам на шестой этаж, я открыл для себя картину: дыра на всю стену, а снаружи скрывшийся за горизонтом субгигант, о котором напоминал лишь фиолетовый оттенок неба. Но куда интереснее был шагающий по той самой набережной цеф-охотник, вокруг которого кружили цефы-скауты в количестве где-то пятнадцати. Меня это приворожило, и я, спрятавшись в углу, стал наблюдать.

Первое время ничего не происходило. Бой пока что не касался этих территорий. Охотник, похоже, служил подкреплением. Куда именно он направлялся мне было неясно, но зато я мог понять о плачевности всей ситуации. Его тяжёлые паучьи лапы прогибали под себя асфальт, а, когда он наступал на тот металл, они издавали металлический треск и скрежет.

Но это не могло продолжаться вечность, и в небе из-за облаков появилась эскадра Вортааг. Двенадцать истребителей там точно было. Они выстроились колонной, но не снижали свою высоту. Цефы ничего не подозревали и спокойно продолжали свой путь таким же неспешным шагом. Через несколько мгновений враг оказался на расстоянии где-то ста метров, и в этот же момент все истребители спикировали вниз, открыв огонь.

В мгновение ока многие цефы упали на землю, окружённые дымкой. Остальные, использовав всё своё мастерство, смогли увернуться. А истребители пролетели над зданием, в котором мы находились, издав оглушительный рёв. Начало боя застал и Чарли, который, судя по шагам, очень спешно поднялся ко мне и с закономерным немым вопросом посмотрел на меня. Я лишь указал ему рукой на дыру. Тем временем, цефы-скауты отступили на несколько десятков метров, оставив охотника беззащитным.

Меж тем рёв возвращался. Он всё нарастал и нарастал. Охотник же повернулся в сторону врагов, подался вперёд, вытянулся, поднял вверх свою лапу и, когда эскадра подлетела на достаточное расстояние, схватил своими клешнями один из истребителей и швырнул того в ближайший сквер. Незабываемое и впечатляющее действо! Отступившие цефы резко перешли в контратаку на ошеломлённых пилотов, которые забыли про них. Тут же два истребителя были сбиты: один рухнул около охотника, а другой уничтожил неподалеку находящийся мост. Выжившие пролетели сквозь «блокаду» и бросились в рассыпную.

Я считал, что цефы погонятся за врагами, но они остались кружить над охотником, пока тот осматривал небо. Оно на некоторое время успокоилось, что ещё усилило тревогу. К нам присоединился Александр, который, осмотрев улицу, настойчиво попросил нас уходить отсюда, пока, по его ощущениям, ситуация не вышла из-под контроля. Мы, хотя и уверенные в непобедимости охотника, согласились на предложение. Мало ли что…

Пока мы спускались, снаружи вновь возобновился бой. Мы надеялись на лучшее, хотя даже по звукам было понятно, что ничего хорошего там нет.

И тут по зданию что-то долбануло с чудовищной силой. Готов поклясться, там даже стена обвалилась. Нас засыпало пылью, но в стрессе мы посчитали, что чем-то потяжелее.

Мы пулей вылетели оттуда. Отдышавшись, перевели взгляд на охотника. От увиденного я подавился: охотник остался один, его сопровождение как будто смело. В воздухе осталась лишь вражеская эскадрилья, но к ним присоединился бомбардировщик. Его вид не пугал, скорее напрягал. Но с такого расстояния и в таком состоянии я не мог судить точно.

Пока я его пытался рассмотреть, он вместе с остальными начал стремительно приближаться к охотнику, который пытался как можно быстрее уйти от удара, но ему не удалось…

Первыми в атаку бросились истребители: их лазеры градом посыпались на броню Цефа, озарив округу красным светом. Он стал настолько ярким, что мне пришлось отвернуться. Через секунды всё прекратилось. Я повернулся: истребители пролетели, а охотник, на которого заходил бомбардировщик, дымился. Тут же он задвигался — его щиты выдержали первый удар. Я только заметил ещё один истребитель, который хотел напасть на цефа сбоку, как на охотника упала бомба.

Щит тут же заискрился и сразу же за этим испустил звуковую волну. Мне заложило уши, и я упал на землю от нестерпимой боли. Казалось, я терял сознание.

И тут я почувствовал, как меня кто-то тряс. Еле-еле придя в себя, я, пытаясь разобрать через затуманенные глаза личность человека, который меня тормошил, разглядел Чарли. Он что-то мне кричал, но его слова превращались в одно неразборчивое бормотание, и я ничего не понимал. Через некоторое время он убежал, оставив меня тут.

Звон в ушах прекращался, я стал чётче видеть, мог уже понять происходящее вокруг. Осталось лишь подождать, когда я смогу вновь контролировать своё тело. Сначала начал чувствовать шею, затем спину и живот и потом уже руки и ноги. Они ныли, но терпеть можно было. Я поднялся, опираясь на руку, и поспешил к Чайке. Он ждал меня, чтобы вместе дотащить Сашу до безопасного места. Этим местом выбрали один из ближайших домов. Мы подняли друга, который мычал, пытаясь что-то рассказать, и плакал от боли, и понесли его под крышу.

Зайдя туда и закрыв дверь, мы положили его в углу, подложив на холодный пол какую-то толстую ткань, которую нашли в шкафу. Чарли, успокоив раненного, начал оказывать ему первую помощь. Я же, тревожно оглядываясь, вышел на улицу. В нашем районе было всё спокойно. Костюм охотника дымился синим дымом, сильно охлаждая воздух, который даже ночью оставался тёплым. Его тяжёлые лапы раскинулись так, что одна из них коснулась реки. Это было нечто: в моём сознании окончательно сформировался образ Вортааг как непобедимого врага. Это моё умозаключение подкрепляла сцена того, как цефы всем своим роем отступали, а некоторые и вовсе покидали его пределы. Наших истребителей и вовсе я не видел. Но есть «лучик надежды»: из того места, откуда я изначально смотрел за боем, во всю валил чёрный дым. Я понял, что это — сбитый истребитель. Я был готов обрадоваться, но тут до меня дошло: это тот самый истребитель, который хотел атаковать сбоку. Видимо, его тоже настигла эта волна.

Я бы ещё там стоял, но меня окликнул Чарли, который что-то нашёл. Находкой оказалась карта города, судя по которой мы находились в километре от его края. Я ещё тогда удивился: неужели за столь короткое время мы прошли такое расстояние, хотя находились практически в центре. И ещё карта эта была единственной вещью, по которой мы могли ориентироваться. А планшет стал бесполезен: он потерял связь со спутником.

Пока мы думали над картой и как нам проще будет выбраться из города, Саша перестал мычать и стонать. Я и не заметил это, увлечённо водя по карте пальцем, но вскоре он попросил нас сказать что-нибудь. Чарли, выполняя просьбу, прощебетал что-то. После этого раненый встревоженно подпрыгнул:

— Парни, кажется, я оглох на левое ухо!

Я перестал заниматься картой, и посмотрел на Сашу, тот смотрел на Чайку. А он сказал, улыбаясь:

— Благо, ты живой! А слух это ничего, восстановим!

Мы все посмеялись. После чего он продолжил лежать, а я с Чарли — разрабатывать план побега.

Спустя минут так двадцать мы кое-как продумали свои действия. Саша уже минут пять бродил по помещению, нервно трогая своё ухо.

После того, как ещё раз проговорили план, мы начали собираться. Точнее сказать, просто взяли свои пожитки, пнули неплотно закрытую дверь и пошли на запад под аккомпанемент ночного воздушного боя.

Беспокойно оглядываясь по сторонам, мы шли в этих трущобах, боясь найти хоть кого-то. Наша тревога была высока.

Проходя мимо одного из домов, Чарли внезапно остановился, посмотрел в небо и ахнул:

— Опоздали!

Мы, потрясённые его словами, бросили взгляд вверх. И в этот самый момент тревога сменилась паникой, ибо в небе показались десантные корабли Вортааг. Эта картина сразила наповал: мы проиграли битву за город. В нём остались лишь враги.

Чарли указал нам рукой вперёд, и мы побежали. Неслись так, что иногда нарушали наш план. Часто приходилось даже в здания вваливаться через окно и через другое вываливаться.

Я пытался также наблюдать и за действиями противника: один из кораблей сел на дорогу у одного из ближайших к нам зданий. Корабль был большим, широким. В тени я не смог разглядеть нормально его дизайн.

Из него вышли десять-пятнадцать существ разных телосложений, разных форм морд и лиц. Экипировка и оружие делала их ещё шире и страшнее, а тьма закрыла их настоящий облик.

Мы выбежали из трущоб на шоссе: Чарли прислонился к зданию, а я с Сашей сели на гладкий асфальт.

— Вы видели их?! — взволнованно спросил я, отдышавшись.

На меня посмотрели и помотали головой, и я попытался им кое-как расписать десантников.

На мои сбивчивые описания они не успели отреагировать, поскольку над нами пролетели два истребителя, а сразу за ними ещё один десантный корабль. Эта группа, как мы поняли, летела за город в леса.

— Да скоро все окрестные леса будут кишеть ими! — крикнул я, пнув песок на дороге.

— Успокойся, прорвёмся! — успокоил меня Саша, одновременно с этим толкнув меня в бок.

Мы отправились дальше, следуя плану. И чтобы успеть пройти лес без сложностей, мы понеслись так, как даже на кроссе не бежали.

Я параллельно ещё и поглядывал вглубь города: десантных кораблей становилось всё больше и больше, а тёмные фигуры занимали крыши, ища таких, как мы. Но, по всей видимости, нас они не видели. В небе то и дело пролетали истребители Вортааг, а иногда и десантные корабли.

Мы вновь остановились отдохнуть и осмотреться. Перед нами был туннель. На вывеске была надпись на местном языке. Это был такой язык, на котором я никогда не научусь писать. Все буквы сливались и образовывали не распутываемые узлы. Чарли объяснил нам, что это переводится как «выход» или что-то типа того. Это значило лишь одно: мы в шаге от спасения!

— Ну что? — иронически спросил Чарли, — кто первый?

Я присмотрелся: вроде нормальный с виду. Туннель как туннель. И именно по этой причине я пошёл первым. В нём совершенно не было освещения, поэтому мне приходилось опираться на стену. Сразу за мной последовали мои сослуживцы. Туннель был сделан из того самого металла, и его пары снова окутывали нас. Хотя, после той истории мне было уже всё равно. Как и этим двоим.

Он заглушил нам все звуки, и поэтому, когда он заканчивался, в наши уши врезались городские шумы. Снаружи мы увидели дорогу, уходящую куда-то вдаль, но нам был интересен лес, который находился сбоку от нас.

Достигнув его, нам на планшеты пришло сообщение. Услышав его, мы сильно удивились. Карта на планшете снова работала.

— Они в городе поставили глушилку? — спросил я.

— Нет, — начал отвечать мне Саша, — спутники наши снова в строю!

Тем временем Чарли открыл сообщение и начал его читать:

Пишет адмирал ван де Берг. Эвакуация в пять дня по местному времени. Опоздавших не ждём. Точка эвакуации отмечена на карте. Цефы эвакуируются отдельно, так что не беспокойтесь за них. После прочтения удалить.