Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Дымка неспешно рассеялась, возвращая помещению обыденный, привычный вид, не таящий никаких тайн и угроз. Караи обвела его взглядом, словно убеждаясь в этом, — и неожиданно для себя огорченно вздохнула. Недавнее присутствие отца все еще ощущалось, согревая душу и отгоняя страхи, но мало-помалу таяло вслед за видением. Тишина тяжелым одеялом, почти телесным ощущением одиночества, вновь легла на плечи. Да, где-то там, по ту сторону двери и запутанных тоннелей, жил своей жизнью мир ночного Манхэттена; буквально за стенкой возился в комнате Рафаэля непоседливый Чомпи, а Эйприл старательно, но наверняка опять безуспешно, пыталась угомонить ее своенравного отпрыска. Простая и до последней капли настоящая жизнь, которой Караи так долго была лишена — и оттого жажда ее теперь была почти нестерпимой. Словно бы вечность прошла с тех пор, как Лео покинул комнату… а может, не словно?
Караи поднялась, потянулась, разминая затекшие ноги и поясницу, с наслаждением вновь ощущая прохладную гладкость шелка на своем теле. Да, недавнее переоблачение было лишь видением, — с радостью отметила про себя она. Даже немного жаль, что отец не увидел, какой элегантной и изящной она может быть, как гордилась бы ей мама. Но, наверное, он понял все и так, без лишних слов и демонстраций. Все вернулось на круги своя, но — удивительное дело — проведя какое-то время в униформе куноити, Караи чувствовала, что сейчас чего-то не хватает. То ли знакомой тяжести стальных пластин, добавляющих уверенности и силы, то ли облегающей, почти не ощущаемой на теле ткани, послушно принимавшей вслед за ним любую позу и стойку. А может, все дело в том, что именно эта форма, ненавистная памятка прошлой жизни, хранила в себе ауру их первой встречи с Леонардо? — ведь именно такой, коварной и обольстительной куноити, он узнал и полюбил ее.
Повинуясь неожиданной мысли, Караи пересекла комнату, присев на корточки, извлекла из нижнего ящика комода плотно стянутый веревкой черный сверток. Парадокс: то, о чем сильнее всего хочешь забыть, тем надежнее укрепляется в памяти — вот и она, сама того не желая, наизусть запомнила, где хранится ее прежнее облачение. Кажется, отец говорил что-то подобное и о минувшем. Может…
Не с первой попытки распустив затянувшийся узел, Караи неловко приложила форму к себе, потом, покачав головой, свернула снова. Навряд ли эта вещь еще пригодится ей — сейчас, после беременности, наверняка будет мала — но кто мешает на основе ее пошить новую? Прижав ладонь к губам, Караи с изумлением поймала себя на мысли, что уже втайне предвкушает — пусть не сейчас, спустя долгие месяцы — очередную тренировку. Однако… может же она быть куноити клана Хамато, как та же Эйприл? Леонардо наверняка будет только рад.
К слову о Лео… пора бы ему и ребятам уже вернуться. Сколько же прошло времени на самом деле? Караи оглянулась на дверь, зачем-то поймала взглядом золотисто-белый колокольчик светильника, но те не давали никакой подсказки. Да и немудрено. Пора выползать из своей берлоги. Девушка встряхнула головой, быстро запихнула узел обратно в ящик и, задвинув его ногой, направилась к выходу из комнаты, машинально крутя в пальцах веревку, которой тот был связан. И лишь у самого порога спохватилась и наконец удосужилась ее, странно гладкую и приятную на ощупь, рассмотреть…
На ладони лежал скрученный в подобие бечевы и оттого поначалу не узнанный пояс. Тот самый. Вздрогнув, Караи едва не выронила его, сжала в кулаке, подавляя желание швырнуть на пол. «Бесполезно», — говорил отец и, кажется, был прав. Даже если она сожжет проклятущую вещь и развеет на ветру, ей никогда не выбросить из памяти изображенный на ней символ, его тайный смысл, бывший в детстве предметом особой гордости. Смысл, и посейчас оставшийся с ней, — ведь сила и честь, как ни крути, вечны, и то, что Шредер понимал их искаженно и странно, ничего не меняет.
«Ладно, авось сгодится еще, — кривовато ухмыльнувшись, Караи вернулась к постели и бросила пояс на нее. — Хотя бы волосы заплести, чтобы не мешались. Но явно не сейчас — есть вещи поважнее, чем эта фигня».
И заправив за уши выбившиеся пряди, не оглядываясь более, покинула комнату.
* * *
Неожиданно для себя, нашла Караи Эйприл далеко не сразу. Обыкновенно, зайдя навестить друзей, рыжеволосая куноити оставалась в гостиной, беседуя с братьями, или — чаще всего — помогала в лаборатории Донателло. Сейчас же ее не было ни в первом, ни во втором месте, ни даже на кухне, куда Караи заглянула под конец: вдруг Эйприл решила угомонить малышей простым и привычным способом — угостив подслащенным молоком. Относительно одного из них это точно работало! Но нет, и эта догадка не оправдалась. Куда же они подевались?
Непривычная тишина, окутавшая убежище, начала напрягать, и уловив скорее не слухом, а наитием еле ощутимый звук из додзё, Караи поспешила туда, про себя удивляясь, каким пустым и даже обесцвеченным кажется дом без его привычных обитателей. Как могла она не замечать этого раньше? «Должно быть, потому что они редко отлучались надолго все эти дни», — хмыкнула про себя Караи, еще раз удивляясь про себя прозорливости любимого. Он не только дал братьям возможность развеяться, но и ей — заново ощутить, сколь важны и дороги ей они все. И какая разница, сделал ли он это намеренно или повинуясь наитию?
Обширное помещение тренировочной комнаты также тонуло в полумраке, рассеиваемом лишь светом нескольких свечей — однако обитателей ее Караи рассмотрела сразу. Удобно устроив одного из малышей на принесенной загодя из комнаты подушке, Эйприл ходила из угла в угол, вполголоса что-то приговаривая второму. Но только что она держала в руке перед его личиком? Бутылочку? Вещица слишком мала, чтобы быть ею, даже не рассмотреть. Соску? Может быть, но почему-то Караи казалось, что и не ее тоже.
Заинтригованная, она пригляделась, не спеша приближаться. В резких тенях и обманчивых отсветах свечей гибкая, грациозная фигурка в темном костюме казалась почти незнакомой. Когда-то, в совсем недавнем прошлом, рыжеволосая куноити вызывала в Караи какое-то инстинктивное раздражение и еле уловимую зависть, и даже дружба с черепашками мало что поменяла. Девчонка была неловкой, неумелой, незаслуженно одаренной всеми благами жизни… и все же подспудно ощущалось в ней что-то, вызывающее тревогу и опасение, старательно подавляемое рассудком. Караи не любила задумываться о необъяснимом, но сейчас была готова признаться себе, что скрытая сила ощущалась в Эйприл всегда. Непрошенный дар, не раз и не два выручавший их всех. И лишь сейчас Караи вспомнила еще об одной его стороне, могущей помочь ей. Именно сейчас…
Ощутив ее присутствие, Эйприл оглянулась, приветливо улыбнулась.
— Привет. Ну, как ты, отдохнула хоть немного? Лео говорил… — она осеклась, смущенная странным отрешенным выражением лица Караи. Та же, позабыв, что хотела сказать, неотрывно смотрела на наконец-то узнанную вещицу — ту, которой Эйприл сумела-таки угомонить ее беспокойного отпрыска. Подвеску с символом «инь-янь», не раз и не два виденную на полке, рядом с реликвиями из прошлого отца. Никто из братьев не смел прикоснуться к ним, храня их как память, наравне со сколотым нефритовым посохом, семейным альбомом и парными дарума* Наверняка Эйприл взяла подвеску, отчаявшись как-то иначе отвлечь, успокоить плачущего ребенка, — и совершенно не ожидала быть пойманной на, как ей казалось, почти святотатстве. Опустив взгляд, она попыталась выудить вещицу из маленьких ладошек, но безуспешно.
— Оставь, пусть, — махнула рукой Караи. — Отец не был бы против. Не испортит, чай.
— Не должен, — оставив бесплодные попытки, Эйприл освободила одну руку и устало вытерла лоб. — Уж и не знала, что делать, — продолжала она извиняющимся тоном. — Второй-то задремал, все боялась, что разбудит. Ан нет, повезло — вот только просыпается.
Такое и правда случалось частенько: просыпаясь, братья обыкновенно будили друг друга, да и вообще редко спали подолгу. Вспомнив недавнее видение, Караи взглянула в безмятежное, сморщенное в подобии улыбки личико — и улыбнулась в ответ. Еще одно маленькое чудо или совпадение? Да какая, собственно, разница? Спросить она все равно хотела совсем не об этом.
— Эйприл… — устроившись рядом с подушкой, Караи махнула рукой, приглашая Эйприл присесть рядом. Пока же та, боязливо косясь на ребенка, пристраивалась на ковре поудобнее, пыталась собраться с мыслями. Получилось, правда, все равно не очень, но пауза и так затягивалась: Эйприл вопросительно уставилась ей в лицо. И Караи, тяжело выдохнув, решила пойти ва-банк. — Говорят, ты умеешь чувствовать опасность и… как бы это сказать… неладное в человеке…
— И не просто говорят, — нахмурилась та, видимо, обиженная недооценкой своих способностей. — Ты, конечно, не видела, но…
— Да я не об этом, — резковато перебила ее Караи. — Я хотела спросить: как оно вообще бывает? Само происходит, или ты можешь вызвать это, постаравшись?
— Бывает и так, и так, — немного подумав, отозвалась Эйприл. Давая отдых уставшим рукам, подняла колени, опираясь о них локтями. Караи без лишних слов забрала у нее ребенка, и благодарно улыбнувшись, она продолжила: — Самой, конечно, сложнее, и голова потом болит долго. Но сейчас получается все чаще. А что?
Караи молчала, задумчиво вглядываясь в личико ребенка. Не так она представляла себе раскрытие своего секрета и уж точно — не ей. Но кто, как не Эйприл, может подтвердить или опровергнуть ее опасения? Уже не насчет возможной личности ее сына — насчет опасности, которая может грозить им всем. Все-таки Сплинтер в свое время также был братом Шредера и не ожидал от него беды… никто не ожидал, чего доброго, включая его самого.
— Недавно я видела сон, — начала она наконец, не поднимая головы. Голос звучал глухо и через силу, и каждое слово казалось свинцово-тяжелым, но Караи знала: если она остановится, то уже не найдет в себе мужества продолжить. Тяжело выдохнув, девушка крепче обняла ребенка, так что тот заворочался и протестующе взмахнул ручонками. — Он был очень похож на видение и… напугал меня, — куноити сжала зубы на этом ненавистном слове, но Эйприл деликатно молчала. И собравшись с мужеством, она закончила еле слышно: — Я плохо умею просить, но… если ты можешь, скажи, пожалуйста, что ты чувствуешь насчет них?
Окончательно проснувшись, второй малыш завозился и пискнул, привлекая к себе внимание. Эйприл взяла его на руки, машинально покачивая, но глядя при этом прямо перед собой, словно прислушиваясь к чему-то неразличимому слухом и прочими чувствами. Караи не знала наверняка, как именно посещают ее видения, боялась пошевелиться, даже вдохнуть, дабы не помешать, не сбить концентрацию. Она-то знала не понаслышке, как трудно и долго она достигается и какой мелочи достаточно, чтобы все испортить. Взгляд Эйприл стал застывшим и немного пугающим; глаза словно утратили цвет, а меж бровей пролегла еле заметная складка. В повисшей тишине отчетливо было слышно потрескивание свечи. Хотелось погасить ее, дабы не отвлекала — и в то же время громким звуком разбить тягостное душащее безмолвие. Узнать правду поскорее — и продлить мгновение мучительной надежды. Уйти — и остаться…
— Очень странно, — вздрогнув, Караи обернулась к Эйприл, возвращаясь к реальности. Та медленно обводила прояснившимся взглядом комнату, словно только-только проснувшись. Потом по очереди взглянула на каждого из малышей и, нахмурившись, вновь повернулась к Караи. И смотрела вроде бы на нее, но той все казалось: на ребенка у нее на руках. В очередной раз видя и чувствуя что-то недоступное другим.
— Что-то не так? — проговорила она как можно спокойнее, стараясь не выдать, какой ледяной ком образовался внутри от этих двух простых слов.
— Да нет, — Эйприл озадаченно мотнула головой, облизнула пересохшие губы. — Такое чувство, что в них есть что-то знакомое, даже близкое…
Незаметно для себя Караи наклонилась ближе, ловя каждое слово, даже невысказанное. Кажется, тайное опасение готово было вот-вот сбыться, а она до сих пор не знала, как к этому отнестись.
— Это… плохо? — разлепила она наконец непослушные губы. Провела дрожащим пальцем по подвеске, переворачивая ее символом вверх, и тот блеснул белым краем в свете свечи. И еще отчетливее показалось в нем неизбежное черное вкрапление…
— Да нет, — Эйприл казалась смущенной и раздосадованной сразу. — Просто странно, когда чувствуешь сразу совершенно разное — знакомое и при этом абсолютно новое. Хотя, — кривовато улыбнувшись, она также коснулась подвески, — и совершенно естественно.
— Мир — сплетение противоположностей, — задумчиво протянула Караи. Развернув подвеску к свету, она удовлетворенно наблюдала, что и белая капелька на черном видна более чем отчетливо. Карма…
— Вот сейчас точно видно, что ты — его дочь, — беззлобно поддела ее Эйприл, а когда Караи ошарашенно оглянулась на нее, улыбнулась. — Раньше тебя не тянуло на философию.
— И то верно, — усмехнулась та. — Что ж, лучше поздно, чем никогда.
— Есть то, чему никогда не поздно, — подхватила Эйприл в том же тоне. — И к слову о птичках… — она лукаво подмигнула и начала подниматься с пола, — наши гулены, кажется, вернулись.
Теперь и Караи расслышала доносящиеся из-за фанерных дверей приглушенные отзвуки голосов. Странное дело: совсем недавно скучавшая по ним, сейчас она хотела немного повременить со встречей, прежде разобраться хоть чуть-чуть в своих путанных мыслях и чувствах. И поймав понимающую улыбку Эйприл, ощутила что-то смутно напоминающее благодарность.
— Давай-ка отнесем наследников в королевскую ложу, — Эйприл направилась ко второму выходу из додзё, ведущему в бывшую комнату Сплинтера. О том, что из нее был тайный ход, окольным путем ведущий к комнате уже ее собственной, Караи вспомнила далеко не сразу. — Кажется, им пора обедать.
— И не только им, — Караи слегка подтолкнула ее локтем в локоть и, дождавшись, пока Эйприл откроет дверь, приняла у нее второго наследника. — Дальше я сама. Пришли ко мне Лео, как закончите, ладно?
— О’кей, — кивнув, Эйприл аккуратно задвинула за собой створку.
_______________________________
* дарума — традиционная японская кукла-неваляшка, олицетворяющая Бодхидхарму, в японской синкретической мифологии — божество, приносящее счастье.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |