Переписать судьбу (джен)

Тяжело дыша, Караи резко села, неловкими ладонями убрала волосы со взмокшего лба, едва не смахнув с табурета возле ее ложа светильник. Взгляд затравленно скользил по темным стенам и потолку, не узнавая малознакомого помещения, в поисках опасности. Чужое присутствие, тревожащее, выстуживающее кровь, все еще ощущалось в чуть затхлом воздухе подземелья, холодком пробегало по коже, тонкой невидимой проволокой стягивало виски. Казалось, зловещий призрак все еще здесь — таится в угольном мраке углов, колышет старенькую занавеску, просочился сквозь задвинутые створки фанерных дверей, направляясь к остальным, спящим, беззащитным…

Караи с силой потерла щеки, передернула плечами, сбрасывая напряжение, отгоняя привязчивую панику. Еще раз медленно осмотрелась, напоминая себе, что через сработанную Донателло систему защиты незамеченной не пробраться и крысе. Да и Леонардо, кажется, унаследовал интуицию своего отца, хорошо чувствуя опасность. Нет, ей определенно только кажется. Затаив дыхание, Караи еще раз прислушалась к тишине спящего дома. Ничего — лишь мечущиеся по стенам тени от потревоженного светильника да приглушенное посапывание из дальнего, самого темного угла; при одном взгляде туда губы тронула улыбка. Их малыши, пока еще безымянные, похожие почти как две капли воды. Хрупкая надежда и множество страхов и тревог, их маленькое счастье, помноженное на два.

Укушенная неожиданной мыслью, девушка неслышно поднялась, на цыпочках подошла ближе. Наклонилась, коснувшись подрагивающей, отчетливо озябшей ладонью бортика резной колыбельки с двумя уютными «гнездышками» — совместного подарка, как ни странно, Эйприл и Шинигами. Как удалось столковаться меж собой двум куноити, никогда особо не дружившим, Караи не знала и сейчас. Впрочем, это и не казалось важным, главное — что смогли. Шини было вполне по силам и по средствам справиться и одной, особенно сейчас, но рыжая подружка братьев тоже непременно желала поучаствовать, и Караи была ей за это благодарна. Лео рассказывал, что ему и братьям служили ложем старые выстланные изнутри тряпьем и обрывками меха коробки… да и то, последнее было изрядным везением для подземного семейства мутантов, не существующего для остального мира, со всеми его благами и удобствами. У них было иное, гораздо более важное, но… с их малышами все будет иначе. Непременно.

Один из мальчиков завозился, не иначе, почувствовав ее приближение. Караи слегка покачала колыбель, сама же помимо воли всматривалась в круглощекие безмятежные личики, тоже почти одинаковые (она и сама лишь недавно научилась их различать). Недавний сон все еще плавал на грани сознания, тревожа и будя самые дикие предположения и догадки, и чтобы хоть мало забыться, Караи цеплялась за любую, даже самую неожиданную мысль. Например, вспоминала клятвенное заверение Донни, что его сыворотка, способная подавить животную часть ДНК мутанта, предназначалась в подарок именно ей и Лео ко дню их свадьбы — словно бы не в его лаборатории Эйприл задерживалась допоздна, «помогая с проектами» и совсем не нуждаясь в выделенной ей комнате, сейчас великодушной отданной Караи и ее детям. Похоже, в недалеком будущем семейство Хамато пополнится еще раз… если, конечно, стеснительный гений отважился-таки сделать предложение избраннице. Или же пыталась припомнить, какого цвета глаза были у ее матери. Странно, но Караи совсем не помнила ее облика, и не будь того злополучного фото, забыла бы и вовсе. Хотя всегда считала себя на нее похожей… кроме золотисто-карих глаз да родинки возле уголка правого глаза. А на кого будут похожими их дети? Какими станут?

Что угодно, лишь бы не думать, не гадать, не мучиться догадками… и не давить в душе скребущего чувства не умолкающей вины за то, что она так и не отважилась рассказать Леонардо всего. Нет, не из страха показаться слабой и изнеженной; Караи знала, что может ему доверять и что сам он тоже далеко не всесилен. Просто… просто не знала, как правильно объяснить. Да и как объяснишь, когда она и сама не понимала, что с ней происходит — с самого момента, когда они с Лео узнали радостную новость о пополнении. Для братьев и друзей — ее мучили кошмары о недавнем прошлом, о пережитом в лапах Шредера, и они деликатно не касались этой темы даже мельком, щадя гордость, даря возможность, не теряя лица, справиться самой. А может, даже и понимая, как знать? По словам Лео, Майки тоже несколько ночей вскакивал с криком после первого нападения Шредера, да и остальных какое-то время мучили кошмары. Даже сэнсэя не миновала эта участь. И Караи совсем была бы не против — если бы это были именно кошмары…

Он приходил в любое время дня и ночи, не считаясь с распорядком и уж тем более — готовностью духа; вторгался в ее жизнь бесцеремонно и властно, как делал всегда. В самый первый раз Караи и впрямь показалось, что это был сон, тем более что ее уже посещали такие в первые дни бегства из клана — памятка из прежней, еще не позабытой жизни. Пока он не повторился, потом опять и опять… Видения (лучшего названия Караи подобрать не могла) не были схожи до последней детали, но их роднило одно — в них она вновь возвращалась в прошлое, в те дни, что наивно считала канувшими в Пустоту.

Она вновь боролась на тренировках с безликими воинами Фут, краем глаза кося туда, где — юная куноити знала точно — наблюдал за ней он. Как же ждала тогда она его одобрения, способного на дни вперед окрылить и добавить силы! В другой раз Караи бродила по запутанным тропкам меж цветущих деревьев, кажущихся с высоты ее совсем детского еще роста огромными. Старые вишни и сливы роняли на ее голову и плечи лепестки, окутывали дурманящим ароматом, но Караи не было до них дела. Шмыгая носом и старательно сдерживая подступавшие слезы, она искала — и никак не находила выхода, отчаянно страшась, что осталась в этом раю одна. И чудесное место вмиг становилось адом без одного-единственного человека… Один раз Караи даже ощутила влажные скользкие объятья Гудзонского залива, сомкнувшуюся над головой воду и душащее чувство вины и страха — не успеть, не спасти, потерять по собственной глупой ошибке… Проснувшись, она долго пыталась успокоить сбившееся дыхание, разжать судорожно стиснутые в отчаянной хватке руки — и ругала, проклинала себя последними словами за неимоверную глупость. Тем более непростительную сейчас, когда она знала, кем был на самом деле этот самый близкий человек. И сколь много она для него значила…

Кошмар, в котором не было места страху… думала ли она когда-нибудь, что такое возможно? Всего год назад Караи усмехнулась бы презрительно и неверяще, а сейчас… сейчас не просто верила — знала, что именно таким он и бывает. Ведь самое страшное — это не кровожадные твари и жестокость мира и самых близких, заботливо воссозданные уснувшим сознанием, нет. Самое страшное — когда ты не властен над собой, над своей душой и тем, что считать добрым и дурным. А первые минуты пробуждения ей до крика, до рвущей душу и скручивающей в узлы внутренности боли не хватало этих немногих светлых моментов ее детства и юности. Тех кратких мгновений, которые, вопреки яростному отрицанию, все же были и не стерлись из памяти даже теперь, в покое и уюте родного дома.

Негромкое хныканье прервало тягостные размышления. Караи поспешила взять сына на руки, пока тот не разбудил брата, в противном случае угомонить сразу обоих будет нелегко. Приложила к груди, но тот, должно быть, не успел проголодаться, однако и уютных объятий покидать не желал, неожиданно цепко хватаясь за пальцы матери и край спального кимоно. Совсем как тогда…

Глубоко в памяти, почти погребенное, сглаженное мыслями о семье, ударило крыльями, ожгло холодом воспоминание — словно бы снова легла на нее зловещая тень, прижимая к земле, лишая сил. Вздрогнув, Караи выпрямилась, отгоняя нахлынувшую дрему, и, кляня себя за малодушие, всмотрелась-таки повнимательнее… конечно же, ничего не рассмотрев. И еще раз обругала себя, на этот раз за глупость. На кого еще быть похожим едва родившемуся младенцу, кроме как на нее саму? Да и откуда ему вообще взяться, этому так страшащему ее сходству? Нет, правильно все-таки Рафаэль говорил, что женщины от беременности и родов глупеют по вине каких-то там гормонов. Одна радость, что вскоре это должно пройти.

Успокаивая себя привычными грубоватыми словами, Караи никак не могла отогнать спеленавшую ее тревогу. Все-таки до сегодняшнего дня сны были иными, и даже ненавидя, их легко и просто было списать на воспоминания — что она и делала. И может быть, даже не сильно кривила душой, как знать?.. Но самое главное: в них никогда не присутствовали их с Лео дети. Да и сам Лео, честно говоря, тоже. Там, в видении, Караи даже не помнила о его существовании, что очень смущало ее потом, при пробуждении. Но чего только не привидится, особенно когда неспокойна душа! Сейчас же…

— Чтоб ты сгорел в аду! — в сердцах прошептала Караи. — Все из-за тебя!

Ну, в самом деле, она сделала все возможное, чтобы размежеваться с проклятым прошлым, еще тогда, когда видения только начали мучить ее. Никому не говоря, Караи подала документы на смену имени и фамилии, но из-за иностранного гражданства процесс затягивался. Официально вступив в права наследования, она продала все имущество, доставшееся ей от названного отца, в Японии и Штатах, включая перестроенную церковь и базу за городом — а вырученные средства перевела на счет обновленного клана Фут и фирмы, открытой Эйприл и Кейси. Она сменила стиль одежды и оставила тренировки, и последнее далось особенно тяжело, но куноити была непреклонна. Решения существуют для того, чтобы их выполнять, а к преодолению себя она привыкла с детства. Хорошенько поразмыслив, Караи даже управление собственным кланом Фут передала Шинигами, не слушая ее жалоб и возмущения насчет того, что та совершенно не предназначена для управления. Она тоже когда-то так считала. Справилась же — а значит, сумеет и Шини. Сама же она посвятит себя семье: мужу, братьям и детям. Как правильно и должно… Чего же еще?!

Потревоженный ее голосом, малыш завозился и, дотянувшись, больно дернул ее за выбившуюся из узла прядь волос. От боли и неожиданности Караи дернулась и зашипела, снова качнув светильник; прыгнувшие тени изменили лицо младенца, сделав страшновато-знакомым, и девушка на миг отстранилась, готовая опустить ребенка на кровать, отступить прочь. Но, спохватившись, крепче прижала к себе, опустив голову, коснулась губами макушки, раскачиваясь влево-вправо, пытаясь успокоить… кого? Сына или все же себя?

— Не плачь, маленький, — проговорила она как можно мягче, пусть страх все еще сводил спазмом губы и пальцы. — Никогда тебя не оставлю. Это все он…

Разбуженный шумом, заплакал и второй малыш. Оставив на время первого и старательно игнорируя его возмущение, Караи перенесла и его на свою кровать, устроив братьев бок о бок, сама же пристроилась рядом на коленях, обхватив обоих руками, словно защищая от всего мира. Второй мальчик быстро успокоился, как, впрочем, и всегда, потянулся к брату. Тот же резко взмахнул ручонками, словно бы пытаясь оттолкнуть его, и снова ухватился за пальцы матери. Он всегда успокаивался лишь на ее руках, словно бы остальных для него и не существовало. Эйприл говорила, что это нормально…

Караи повторила это про себя дрогнувшим голосом, но поверить не получалось. Слишком многое казалось разительно знакомым, словно преломленном в кривом зеркале. Он тоже всегда был одержим лишь одним, забыв о существовании прочего мира. И никогда, ни за что не отказывался от того, что считал своим… или же своей. Вот только давеча они с Леонардо рассуждали о возможности перерождения: любимый очень хотел назвать более спокойного их отпрыска в честь отца и надеялся, что в том возродился его дух. Тогда Караи это казалось хорошей идеей. Сейчас же…

— Бессмертные боги, только не это, — прошептала она обессиленно, отстранившись, уронила голову на сомкнутые ладони. — Неужели это и правда ты?..