Переписать судьбу (джен)

Белое солнце. Караи не может понять, почему именно белое, да это ей и не особенно важно. Но неестественное освещение, заливающее двор и скрадывающее тени, добавляя всему двухмерности, задает тревожный тон всему происходящему — хотя, казалось бы, — чего бояться? За спиной дом, двухэтажный, добротно построенный и даже на первый взгляд уютный и надежный. Дом, которого никогда не было у куноити, привыкшей жить переездами, заданиями и долгом перед отцом и воспитавшим ее кланом; и который она, вопреки всему, втайне даже от себя, мечтала иметь. Как и любимого мужа — Караи не видит его сейчас, занятого своими делами где-то в доме, но точно знает, что он тут, рядом, не оставил наедине с некстати проснувшимся страхом ее и двух их мальчиков. Словно чувствуя страх матери, они жмутся к ее ногам, цепляясь непослушными пальчиками за складки одежды. Она же шепотом пытается успокоить их, сама же раз за разом обводит взглядом непривычно пустынный и оттого немного жутковатый двор, не зная, откуда ждать беды. Откуда-то наверняка зная: она рядом. Совсем близко…

Шаги. Тяжелые, отдающиеся дрожью земли под ее ступнями. Неестественная белизна неба сгущается еще сильнее, давит горло и взгляд липкой паутиной. Караи еще раз бегло осматривает двор в поисках хоть какого-нибудь оружия, нахмурившись, выдергивает из земли жердь — опору вьющегося растения, прокручивает в руках. И в эту же минуту откуда-то из белесого, похожего на дымку света появляется он. Тот, кого она в последнюю очередь хотела бы видеть, кого мечтала забыть и никогда, ни за что на свете не вспоминать больше. Кто уже не должен был явиться по ее душу и разрушить с таким трудом обретенное счастье. Его больше нет, она сама видела, как поглотила его бездна, вместе с демоном, позволившим неприкаянной душе воскреснуть. Его нет — и все же он снова здесь, прямо перед ней, и до боли знакомые, отпечатанные в памяти человеческие черты его страшат сильнее, чем искаженные мутацией и разложением.

Пальцы до боли впиваются в дерево ее случайного оружия; взгляд цепко отслеживает каждое движение в ожидании неладного. И плевать, плевать, что ни одно из них, замедленных, осторожных, не выдает опасности. Караи лучше, чем кто бы то ни было, знает коварство Шредера. Пока что их разделяет изгородь… только пока. Его не остановит ни хлипкая преграда, ни извечная граница дома. Для него нет ничего ни святого, ни невозможного. Когда-то это даже восхищало ее. Глупое дитя, что скажешь!

— Стой, — Караи делает шаг вперед, перехватив жердь одной рукой, подталкивает детей в сторону дома. Изо всех сил надеясь, что Лео если не услышит, то почувствует неладное, подоспеет вовремя и уведет малышей отсюда. С прочим справится она сама. Как всегда…

К ее удивлению, Шредер останавливается. Как раз напротив нее, коснувшись ладонью ограды. Губы куноити кривятся в нервной усмешке. Что, бывает и так? Или… Караи недобро щурится, поудобнее перехватывая жердь… он снова что-то задумал?

— Я никогда не желал тебе зла, — Караи в бессильном гневе прикусывает губу, не глядя на протянутую в обманчиво миролюбивом жесте руку, на пределе возможного вслушиваясь в происходящее за спиной. Лео… бессмертные боги, где же он, когда так сильно нужен? Их дети не должны попасть в руки врага, да и… честно говоря, ей и самой было бы спокойнее в присутствии любимого. Правильный и искренний, Лео всегда мог поразительно точно отличить истину от сколь угодно красивой и желанной лжи. Не то что она, кажется, и сейчас готовая поддаться иллюзии. Караи сердито встряхивает головой. Никогда больше… как бы ни щемило от воспоминаний сердце, как бы ни нашептывал изворотливый разум, что в сказанном есть доля истины. Никогда…

— Что тебе здесь нужно? — бросает она обвиняюще. Не отводя глаз, не меняя угрожающей позы. Готовая ко всему… и все же невольно вздрагивает, услышав ответ:

— Ты знаешь, Караи.

— Меня зовут Хамато Мива, — тут выпаливает Караи гневно и чуть-чуть поспешно. Вытесняя из памяти легкий стыд, что за все эти годы она так и не сумела привыкнуть к данному при рождении имени. Леонардо с братьями тоже всегда называли ее старым, более знакомым и привычным. Но это же ничего не значит, верно? Она — дочь своего отца, а этот негодяй ей никто. И даже менее того!

— Ты ничего не получишь тут. Уходи! Убирайся в бездну, что тебя породила! — Караи угрожающе поднимает жердь, подобно боевому шесту, но отчего-то не решается ударить. Память о прежних поражениях ли тому виной, или что-то иное? Она отказывается даже думать. Озлившись собственной нерешительности, куноити делает еще один шаг вперед. Навстречу своему страху, вытесняя из сознания, что и этому учил ее он. Как и многому-многому, пригодившемуся потом не раз, в бою и не только. Нет! Все осталось в прошлом, и она не позволит ему отравить день сегодняшний. Он разрушает все, к чему ни прикоснется. Ему здесь не место. И не только здесь — вообще нигде.

— Мы рождены одной бездной, одной бедой и проклятьем, — каждое слово гулко, до боли отдается в висках, и Караи невыносимо хочется бросить жердь и зажать уши, не слышать, не знать. Слишком уж многое в сказанном похоже на правду… «Было похоже, — зло поправляет себя она. — Когда-то, в другой жизни…» Усилием воли, болезненно морщась, куноити выпрямляется, глядя глаза в глаза. Уж кого стыдиться, но только не его! На слова же «у нас единая судьба» резко мотает головой. Ну уж нет! Больше — нет. Не в этой жизни, демоны его побери!

— Никогда! — она почти рычит, замахиваясь — и все же не решаясь ударить первой. Словно стоит ей хотя бы прикоснуться, и проклятие Шредера перейдет к ней. Кажется, Лео что-то говорил об этом. И отец… Но есть ли иной способ избавиться от этого демона, от проклятия уже ее собственного, неясно когда и за какие грехи полученного? Почему? За что?! — хочется кричать, вопрошая холодное белесое небо, но с пересохших губ не срывается ни звука. Это ее судьба. Ее битва. И она не отступит, как бы холодно и муторно ни было на душе. Что бы ни случилось.

— Что бы ты там ни задумал, ты пожалеешь об этом, — сипло предупреждает она, опустив жердь одним концом на землю. На краткий миг отводит взгляд, сомкнув пальцы на занозистом комле, с отвращением ощущая их дрожь. — Леонардо однажды уже отправил тебя в ад и с радостью повторит это, — она прикусывает язык, проклиная себя за невольно с него сорвавшееся. Караи как никто знает: отмщение за погибшего отца не принесло Леонардо ни радости, ни облегчения. Лишь тяжкий долг и понимание, что иначе этот узел не разрубить, заставили его поступить так. Да, он повторил бы случившееся, если бы пришлось, не колеблясь, — но она ни за что на свете не пожелала бы любимому такого.

— Наши судьбы связаны, хотим мы того или нет. Всех нас, — ошеломленная, она вскидывает голову, не веря своим ушам. И даже глядя в лицо, слыша голос — не верит. Шредер не мог сказать такого. Караи до отвращения памятно все, что он когда-либо говорил о судьбе и долге, считая свою месть единственно возможным и достойным их воплощением. Что-то иное? Не в этой жизни. Однако…

— Я сделал все, что мог, — куноити резко отшатывается, когда тяжелая ладонь, каким-то чудом дотянувшись, ложится на плечо — тоже так привычно, до ноющей боли где-то глубоко внутри знакомо. Хочется бежать, кричать, спрятаться, но Караи не в силах сделать ни шагу, не может ударить, оттолкнуть, позвать на помощь, в конце-то концов. Словно сквозь туман она слышит звонкие голоса детей, догадываясь, что Лео-таки пришел и точно не отдаст их этому чудовищу. Впрочем, вновь вскинув голову, она запинается на последнем слове. — А ты — сможешь?

— Да! — выдыхает она ему в лицо, разорвав наконец странное оцепенение и морок. Наконец-то куноити чувствует себя свободной и не медля наносит удар. Размытой полудугой жердь врезается в кованый нагрудник… и проходит сквозь него. Видение растворяется в воздухе, и Караи падает на колени, тяжело, с хрипом вбирая влажный воздух, не веря, что все закончилось. Пристально вглядывается в собственные запыленные ладони, отчетливо ощущая их испачканными, оскверненными, хотя ни крови, ни даже грязи на них нет.

Машинально обтерев их о бедра, Караи приподнимается на коленях, находит взглядом Леонардо. Тот ободряюще кивает ей, обнимая за плечи одного из сыновей. Даже на расстоянии видно, сколь схожи они меж собой, пусть в чертах мальчика нет ничего от рептилии. Второй же бежит к ней, изо всех сил, отчаянно, словно по пятам за ним гонятся злые собаки. И даже упав и разбив локоть, тут же вскакивает и, всхлипывая, не сбавляет шага. Подбежав же, обхватывает мать дрожащими ручками, крепко-крепко, спрятав лицо у нее на плече. Караи обнимает его в ответ, шепча что-то утешительное — и сама почти веря, что страшный призрак больше не вернется, не потревожит их. Она не позволит. Ласково касается губами ушибленного места, поднимает голову, всматриваясь в лицо сына… и отшатывается, не в силах сдержать крик. Страшным непредставимым образом в детских чертах угадываются иные… те, которых никак не может быть у ее сына, ведь ее и Шредера никогда не связывало кровное родство, да и внешне она не была на него похожа. И все же…

— Не надо, мама… — тот хватается за оттолкнувшие его руки, цепко и в то же время жалобно, просяще. — Пожалуйста…

Тяжело дыша, Караи резко села, неловкими ладонями убрала волосы со взмокшего лба, едва не смахнув с табурета возле ее ложа светильник. Взгляд затравленно скользил по темным стенам и потолку, не узнавая малознакомого помещения, в поисках опасности. Чужое присутствие, тревожащее, выстуживающее кровь, все еще ощущалось в чуть затхлом воздухе подземелья, холодком пробегало по коже, тонкой невидимой проволокой стягивало виски. Казалось, зловещий призрак все еще здесь — таится в угольном мраке углов, колышет старенькую занавеску, просочился сквозь задвинутые створки фанерных дверей, направляясь к остальным, спящим, беззащитным…

Караи с силой потерла щеки, передернула плечами, сбрасывая напряжение, отгоняя привязчивую панику. Еще раз медленно осмотрелась, напоминая себе, что через сработанную Донателло систему защиты незамеченной не пробраться и крысе. Да и Леонардо, кажется, унаследовал интуицию своего отца, хорошо чувствуя опасность. Нет, ей определенно только кажется. Затаив дыхание, Караи еще раз прислушалась к тишине спящего дома. Ничего — лишь мечущиеся по стенам тени от потревоженного светильника да приглушенное посапывание из дальнего, самого темного угла; при одном взгляде туда губы тронула улыбка. Их малыши, пока еще безымянные, похожие почти как две капли воды. Хрупкая надежда и множество страхов и тревог, их маленькое счастье, помноженное на два.

Укушенная неожиданной мыслью, девушка неслышно поднялась, на цыпочках подошла ближе. Наклонилась, коснувшись подрагивающей, отчетливо озябшей ладонью бортика резной колыбельки с двумя уютными «гнездышками» — совместного подарка, как ни странно, Эйприл и Шинигами. Как удалось столковаться меж собой двум куноити, никогда особо не дружившим, Караи не знала и сейчас. Впрочем, это и не казалось важным, главное — что смогли. Шини было вполне по силам и по средствам справиться и одной, особенно сейчас, но рыжая подружка братьев тоже непременно желала поучаствовать, и Караи была ей за это благодарна. Лео рассказывал, что ему и братьям служили ложем старые выстланные изнутри тряпьем и обрывками меха коробки… да и то, последнее было изрядным везением для подземного семейства мутантов, не существующего для остального мира, со всеми его благами и удобствами. У них было иное, гораздо более важное, но… с их малышами все будет иначе. Непременно.

Один из мальчиков завозился, не иначе, почувствовав ее приближение. Караи слегка покачала колыбель, сама же помимо воли всматривалась в круглощекие безмятежные личики, тоже почти одинаковые (она и сама лишь недавно научилась их различать). Недавний сон все еще плавал на грани сознания, тревожа и будя самые дикие предположения и догадки, и чтобы хоть мало забыться, Караи цеплялась за любую, даже самую неожиданную мысль. Например, вспоминала клятвенное заверение Донни, что его сыворотка, способная подавить животную часть ДНК мутанта, предназначалась в подарок именно ей и Лео ко дню их свадьбы — словно бы не в его лаборатории Эйприл задерживалась допоздна, «помогая с проектами» и совсем не нуждаясь в выделенной ей комнате, сейчас великодушной отданной Караи и ее детям. Похоже, в недалеком будущем семейство Хамато пополнится еще раз… если, конечно, стеснительный гений отважился-таки сделать предложение избраннице. Или же пыталась припомнить, какого цвета глаза были у ее матери. Странно, но Караи совсем не помнила ее облика, и не будь того злополучного фото, забыла бы и вовсе. Хотя всегда считала себя на нее похожей… кроме золотисто-карих глаз да родинки возле уголка правого глаза. А на кого будут похожими их дети? Какими станут?

Что угодно, лишь бы не думать, не гадать, не мучиться догадками… и не давить в душе скребущего чувства не умолкающей вины за то, что она так и не отважилась рассказать Леонардо всего. Нет, не из страха показаться слабой и изнеженной; Караи знала, что может ему доверять и что сам он тоже далеко не всесилен. Просто… просто не знала, как правильно объяснить. Да и как объяснишь, когда она и сама не понимала, что с ней происходит — с самого момента, когда они с Лео узнали радостную новость о пополнении. Для братьев и друзей — ее мучили кошмары о недавнем прошлом, о пережитом в лапах Шредера, и они деликатно не касались этой темы даже мельком, щадя гордость, даря возможность, не теряя лица, справиться самой. А может, даже и понимая, как знать? По словам Лео, Майки тоже несколько ночей вскакивал с криком после первого нападения Шредера, да и остальных какое-то время мучили кошмары. Даже сэнсэя не миновала эта участь. И Караи совсем была бы не против — если бы это были именно кошмары…

Он приходил в любое время дня и ночи, не считаясь с распорядком и уж тем более — готовностью духа; вторгался в ее жизнь бесцеремонно и властно, как делал всегда. В самый первый раз Караи и впрямь показалось, что это был сон, тем более что ее уже посещали такие в первые дни бегства из клана — памятка из прежней, еще не позабытой жизни. Пока он не повторился, потом опять и опять… Видения (лучшего названия Караи подобрать не могла) не были схожи до последней детали, но их роднило одно — в них она вновь возвращалась в прошлое, в те дни, что наивно считала канувшими в Пустоту.

Она вновь боролась на тренировках с безликими воинами Фут, краем глаза кося туда, где — юная куноити знала точно — наблюдал за ней он. Как же ждала тогда она его одобрения, способного на дни вперед окрылить и добавить силы! В другой раз Караи бродила по запутанным тропкам меж цветущих деревьев, кажущихся с высоты ее совсем детского еще роста огромными. Старые вишни и сливы роняли на ее голову и плечи лепестки, окутывали дурманящим ароматом, но Караи не было до них дела. Шмыгая носом и старательно сдерживая подступавшие слезы, она искала — и никак не находила выхода, отчаянно страшась, что осталась в этом раю одна. И чудесное место вмиг становилось адом без одного-единственного человека… Один раз Караи даже ощутила влажные скользкие объятья Гудзонского залива, сомкнувшуюся над головой воду и душащее чувство вины и страха — не успеть, не спасти, потерять по собственной глупой ошибке… Проснувшись, она долго пыталась успокоить сбившееся дыхание, разжать судорожно стиснутые в отчаянной хватке руки — и ругала, проклинала себя последними словами за неимоверную глупость. Тем более непростительную сейчас, когда она знала, кем был на самом деле этот самый близкий человек. И сколь много она для него значила…

Кошмар, в котором не было места страху… думала ли она когда-нибудь, что такое возможно? Всего год назад Караи усмехнулась бы презрительно и неверяще, а сейчас… сейчас не просто верила — знала, что именно таким он и бывает. Ведь самое страшное — это не кровожадные твари и жестокость мира и самых близких, заботливо воссозданные уснувшим сознанием, нет. Самое страшное — когда ты не властен над собой, над своей душой и тем, что считать добрым и дурным. А первые минуты пробуждения ей до крика, до рвущей душу и скручивающей в узлы внутренности боли не хватало этих немногих светлых моментов ее детства и юности. Тех кратких мгновений, которые, вопреки яростному отрицанию, все же были и не стерлись из памяти даже теперь, в покое и уюте родного дома.

Негромкое хныканье прервало тягостные размышления. Караи поспешила взять сына на руки, пока тот не разбудил брата, в противном случае угомонить сразу обоих будет нелегко. Приложила к груди, но тот, должно быть, не успел проголодаться, однако и уютных объятий покидать не желал, неожиданно цепко хватаясь за пальцы матери и край спального кимоно. Совсем как тогда…

Глубоко в памяти, почти погребенное, сглаженное мыслями о семье, ударило крыльями, ожгло холодом воспоминание — словно бы снова легла на нее зловещая тень, прижимая к земле, лишая сил. Вздрогнув, Караи выпрямилась, отгоняя нахлынувшую дрему, и, кляня себя за малодушие, всмотрелась-таки повнимательнее… конечно же, ничего не рассмотрев. И еще раз обругала себя, на этот раз за глупость. На кого еще быть похожим едва родившемуся младенцу, кроме как на нее саму? Да и откуда ему вообще взяться, этому так страшащему ее сходству? Нет, правильно все-таки Рафаэль говорил, что женщины от беременности и родов глупеют по вине каких-то там гормонов. Одна радость, что вскоре это должно пройти.

Успокаивая себя привычными грубоватыми словами, Караи никак не могла отогнать спеленавшую ее тревогу. Все-таки до сегодняшнего дня сны были иными, и даже ненавидя, их легко и просто было списать на воспоминания — что она и делала. И может быть, даже не сильно кривила душой, как знать?.. Но самое главное: в них никогда не присутствовали их с Лео дети. Да и сам Лео, честно говоря, тоже. Там, в видении, Караи даже не помнила о его существовании, что очень смущало ее потом, при пробуждении. Но чего только не привидится, особенно когда неспокойна душа! Сейчас же…

— Чтоб ты сгорел в аду! — в сердцах прошептала Караи. — Все из-за тебя!

Ну, в самом деле, она сделала все возможное, чтобы размежеваться с проклятым прошлым, еще тогда, когда видения только начали мучить ее. Никому не говоря, Караи подала документы на смену имени и фамилии, но из-за иностранного гражданства процесс затягивался. Официально вступив в права наследования, она продала все имущество, доставшееся ей от названного отца, в Японии и Штатах, включая перестроенную церковь и базу за городом — а вырученные средства перевела на счет обновленного клана Фут и фирмы, открытой Эйприл и Кейси. Она сменила стиль одежды и оставила тренировки, и последнее далось особенно тяжело, но куноити была непреклонна. Решения существуют для того, чтобы их выполнять, а к преодолению себя она привыкла с детства. Хорошенько поразмыслив, Караи даже управление собственным кланом Фут передала Шинигами, не слушая ее жалоб и возмущения насчет того, что та совершенно не предназначена для управления. Она тоже когда-то так считала. Справилась же — а значит, сумеет и Шини. Сама же она посвятит себя семье: мужу, братьям и детям. Как правильно и должно… Чего же еще?!

Потревоженный ее голосом, малыш завозился и, дотянувшись, больно дернул ее за выбившуюся из узла прядь волос. От боли и неожиданности Караи дернулась и зашипела, снова качнув светильник; прыгнувшие тени изменили лицо младенца, сделав страшновато-знакомым, и девушка на миг отстранилась, готовая опустить ребенка на кровать, отступить прочь. Но, спохватившись, крепче прижала к себе, опустив голову, коснулась губами макушки, раскачиваясь влево-вправо, пытаясь успокоить… кого? Сына или все же себя?

— Не плачь, маленький, — проговорила она как можно мягче, пусть страх все еще сводил спазмом губы и пальцы. — Никогда тебя не оставлю. Это все он…

Разбуженный шумом, заплакал и второй малыш. Оставив на время первого и старательно игнорируя его возмущение, Караи перенесла и его на свою кровать, устроив братьев бок о бок, сама же пристроилась рядом на коленях, обхватив обоих руками, словно защищая от всего мира. Второй мальчик быстро успокоился, как, впрочем, и всегда, потянулся к брату. Тот же резко взмахнул ручонками, словно бы пытаясь оттолкнуть его, и снова ухватился за пальцы матери. Он всегда успокаивался лишь на ее руках, словно бы остальных для него и не существовало. Эйприл говорила, что это нормально…

Караи повторила это про себя дрогнувшим голосом, но поверить не получалось. Слишком многое казалось разительно знакомым, словно преломленном в кривом зеркале. Он тоже всегда был одержим лишь одним, забыв о существовании прочего мира. И никогда, ни за что не отказывался от того, что считал своим… или же своей. Вот только давеча они с Леонардо рассуждали о возможности перерождения: любимый очень хотел назвать более спокойного их отпрыска в честь отца и надеялся, что в том возродился его дух. Тогда Караи это казалось хорошей идеей. Сейчас же…

— Бессмертные боги, только не это, — прошептала она обессиленно, отстранившись, уронила голову на сомкнутые ладони. — Неужели это и правда ты?..

Не договорив, Караи отпрянула от ложа, запутавшись в длинном подоле, неловко шлепнулась на пятую точку; прижала к губам ладонь, словно бы это могло отменить, стереть из памяти сказанное и помысленное. Слишком уж невероятным, непредставимым… да что там, попросту невыносимым казалось подобное. Боги порой бывают жестоки в своих испытаниях, но это… разве заслужила подобное она, а уж тем более братья? Разве мало перенесли от Шредера, чтобы, наконец отделавшись от неумолимого преследователя, вновь быть плененными его страшной тенью?

«Этого не может быть… —обрывки мыслей безголовыми птицами метались в охваченном паникой сознании, сталкиваясь и путаясь. Караи и не пыталась как-то их упорядочить: все силы до капельки уходили на то, чтобы не поддаться ей, чтобы, вцепившись скрюченными пальцами в плечи, снова и снова, как мантру, повторять пообещавшее надежду:— Не может. Никогда. Только не после всего пережитого. Не так…».

Тени вновь угрожающе задрожали, закружились по потолку и стенам, причудливо мешая реальное и кажущееся, но Караи уже не замечала их. Мир поблек и сузился до освещенного пятачка возле кровати и трех живых существ, этим светом соединенных. Или же разделенных?.. Если бы знать… Девушка до боли в глазах всматривалась в округлое курносое личико, ища подтверждения либо опровержения страшной догадке. Про себя обреченно догадываясь, что не увидит ничего— кроме, разве что, нашептанного разгулявшимся воображением. Да и можно ли что-нибудь понять сейчас— когда ее мальчики так малы, что даже свое отражение она в них узнает с трудом? Нет, она не станет думать, не станет верить. Пути кармы неисповедимы, однако, если она, Караи, хоть немного понимает в воздаянии, именно Сплинтер… отец, чужой жестокой волей разлученный с ней в минувшей жизни, ушедший слишком рано, заслужил новой встречи с родными. Лишь он…

Должно быть, забывшись, что-то из рассуждений она произнесла вслух, громче, чем ожидала сама. А может, сработало безошибочное чутье нового сэнсэя семейства Хамато, позволив ощутить неладное. Так или иначе, тонкая фанерная створка бесшумно скользнула в сторону, вместе со сквознячком, наполнявшим убежище ночами, впуская в комнату Леонардо. Прошедшие годы не слишком изменили бессменного лидера зеленой команды: он сравнялся ростом с возлюбленной, стала чуть светлее и грубее, покрывшись новыми шрамами, чешуйчатая кожа рептилии, плавнее и точнее— движения, спокойнее, бесстрастнее— взгляд, неизменно теплевший, стоило ему коснуться кого-то из родных. Сейчас, перешагнув рубеж совершеннолетия, Леонардо еще сильнее походил на учителя и отца. Не во внешности, нет— в чем-то ином, более глубинном и важном, чего сразу не осознать разумом и не выразить словами; но что безошибочно чувствовали все, кому довелось знать их обоих.

Бегло осмотрев комнату, Леонардо в несколько неразличимых шагов пересек ее, остановившись, однако, в паре шагов от Караи, не спеша приближаться. Совершенно не случайно: только сейчас заметив, но не сразу узнав его, куноити вздрогнула, резко развернулась, вскинув руки в угрожающем движении. И лишь секунду спустя напряженные плечи устало опустились, из груди вырвался медленный рваный выдох, и Караи позволила обнять себя, прижавшись головой к пластрону черепашки в районе живота. Неровный зазубренный край— памятный след последней схватки с прежним кланом Фут— больно царапал щеку, твердые пластины холодили кожу, но нигде и никогда Караи не чувствовала себя так спокойно и уютно. Даже в кольце гораздо более теплых и бережных рук отца, в тот первый и единственный раз, когда решилась его обнять. При всем желании и старании обоих, они так и не успели сблизиться, сохраняя осторожную дистанцию, о чем Караи сейчас немного жалела. А Лео… Лео был просто своим, буквально с того первого дня, когда куноити бросила ему полушуточный вызов. Был и оставался сейчас.

Слегка отстранившись, но не отпуская Караи, Леонардо опустился на колени, вновь привлек ее к себе, и та не стала противиться, опустила голову на его плечо, полуприкрыв глаза. На краткий миг забыв и о кошмаре, и о недавних страхах, и о неизбежных сложностях их общей судьбы. Сколько всего было и наверняка будет еще, но всё терпимо и преодолимо, пока они вместе, пока есть друг у друга…

Громкий детский плач разрушил идиллию, вынудив влюбленных, вздрогнув, отпрянуть друг от друга, вспомнить о повседневности. И не только о ней… От внимательного Лео не укрылось, с какой досадой покосилась Караи на нарушителя спокойствия. Да, им всем приходилось сейчас нелегко, но ей— в особенности. И помочь он мог только одним.

—Давай я,— успокаивающе погладив Караи по плечу, Леонардо наклонился к кровати и, не дожидаясь подтверждения, взял на руки сына. Тот заплакал еще громче, завозился, словно пытаясь освободиться. Впрочем, так происходило всякий раз, когда к нему приближался кто-то, кроме матери, или если она уделяла внимание кому-либо другому. Хотя бы по этому близнецов можно было различить… Устало улыбнувшись, Леонардо качнулся взад-вперед, впрочем, не особо надеясь на эффект, потом, словно вспомнив о чем-то, встревоженно оглянулся на супругу:— Как ты? Снова этот сон?

—Да. Сейчас уже лучше,— заверила его Караи, хоть и не была уверена, что слова ее прозвучали очень убедительно. Взяла на руки начавшего беспокойно копошиться второго малыша, задумчиво провела пальцами по бархатистой щечке и— не удержалась— бросила-таки осторожный, вороватый взгляд на первого. Тревожная мысль жгла язык, так и тянула поделиться, рассеять сомнения или хотя бы разделить ношу с кем-то еще— со способным понять и поддержать. И кто подходил на эту роль лучше Леонардо, единственного, кому она доверяла едва ли не больше, чем самой себе? Однако…

Нахмурившись, Караи качнула головой, пытаясь понять, что же ее смущает. Ладно сны, которые не разберешь, как понимать, но сейчас-то… И все же, стоило лишь приоткрыть рот поделиться страшной догадкой— и что-то сдерживало, сковывая челюсти, замораживая слова в самом горле; что-то, странным образом похожее на… страх. Конечно, Леонардо постарается опровергнуть ее опасения, убедить, что ее опасения иллюзорны и остались в прошлом вместе с вызвавшим их, как это делал всегда, и совершенно точно не поверит в этот бред… ну, а если нет? Он же так серьезно относится к потустороннему и сверхъестественному— даже сильнее, чем она сама. Что, если все-таки поверит? Караи невольно передернула плечами при этой мысли и снова опасливо покосилась на спеленутый сверток на руках любимого— такой маленький, хрупкий, беззащитный… Черт, откуда такие дурацкие мысли?

—Уверена? —даже не глядя, она чувствовала, как обеспокоенно нахмурился Леонардо. И обреченно выдохнула, даже не дослушав набившее уже оскомину:— Может, стоит все-таки…

—Не стоит,— отрезала Караи, пожалуй, даже жестче, чем собиралась. Поймав сконфуженный взгляд Леонардо, немного смягчилась. —Прости. Я просто очень устала, да еще снится черте что… —освободив одну руку, девушка потерла висок. —Но мне не нужно никаких лекарств, даже самых натуральных и безопасных, что бы там ни говорил наш умник. Я могу справиться и сама. И справлюсь.

—Конечно,— не стал спорить Леонардо, однако по лицу его Караи видела, что супруг остался при своем мнении. И наверняка имеет еще какие-то аргументы в его пользу— но прежде, чем тот успел успел привести их, она поспешила сменить тему:

—Мы, наверное, всех там уже перебудили?

—Ты забываешь, что мы ниндзя— дети ночи,— улыбнулся Леонардо, прислонился боком к кровати, удобнее устраивая сына на сгибе локтя. Пододвинулся ближе к Караи, и, успокоенный ее близостью, малыш затих, уцепившись пальчиками за край кимоно. —И сегодня как раз лучший вечер для патрулирования. Ребятам надо размяться, да и Донни хотел испытать какое-то свое изобретение…

—Раф наверняка обрадовался случаю почесать кулаки,— Караи невесело усмехнулась. —А мы снова обломали всю вечеринку.

—Да ладно! —Леонардо легонько толкнул ее локтем в локоть; темно-синие глаза искрились теплом и смехом. —Хотел бы я видеть того, кто может это сделать. Просто… —он помялся, поднял взгляд к потолку, словно искал там позабытые слова,— я догоню их чуть позже. Вот дождусь только Эйприл.

—А она не с вами? —полюбопытствовала Караи, потом добавила с шуточной угрозой:— Вот попробуй только сказать, что мне нужен присмотр.

—Тебе— точно нет,— парировал тем же тоном Леонардо. —А вот этим сорванцам— да. Да и тебе повеселее будет.

Караи вовсе не была в этом уверена, но решила не спорить. Однако, видимо, почувствовав ее настроение, Леонардо тихо договорил, мигом посерьезнев:

—Хотя, конечно, никто не справился бы лучше мастера.

Караи знала: Лео имел в виду не только большой опыт сэнсэя в обращении с детьми. Ей и самой частенько его не хватало, и девушка немного завидовала любимому: тот-то мог встретиться с учителем хотя бы в медитации. Сама она, сколько ни старалась, добиться такого результата не смогла. Да и сможет ли? Может, отец давно уже родился вновь— Караи вновь взглянула на задремавшего на ее руках сына,— и они больше никогда уже не встретятся. «Больше никогда»… Какое горькое, мертвенно-холодное слово.

—Знаю,— тихо отозвалась она. —Надеюсь, при следующем рождении судьба будет к нему добрее.

—Судьба… —эхом повторил Леонардо, нечитаемым взглядом уставившись в стену где-то в шаге от нее; потом, оживившись, снова взглянул на Караи. —Да, я уверен в этом— даже если,— черепашка с улыбкой покосился на сына, осторожно подложил свободную руку под затекшую,— она свершится иначе, чем мы думаем. Она мудрее нас— так всегда говорил учитель, и теперь я знаю, что он был прав.

—Думаешь? —с сомнением переспросила Караи. Нет, о мудрости Сплинтера и о том, что он чаще всего видел глубже и шире всех них, она знала давно, но судьба… единственное, в чем Караи была уверена относительно нее— что она капризна и непредсказуема. Может, и есть способ как-то умилостивить, задобрить ее, но известен ли он хоть кому-то из живущих? Как-то не особо верилось.

—Точно тебе говорю,— уверенно повторил Леонардо, потом, спохватившись, продолжал тише:— Она забрала у нас мастера, но подарила тебя. А теперь и не только,— он с мягкой улыбкой взглянул по очереди на обоих сыновей. —Мы вместе, и нам больше никто не грозит— можно ли желать большего? Уверен, мастер согласился бы со мной,— черепашка медленно выдохнул. —За все лучшее в жизни приходится платить, и небо свидетель, это далеко не худшая плата.

—Не худшая,— согласно кивнула Караи, не отводя взгляда от ребенка на руках любимого. Кажется? —или он и правда начинает привыкать к отцу? На всякий случай она не стала ничего загадывать. —Хотя,— она вздохнула, согнула колени, давая опору рукам,— видят боги, я дорого бы дала, чтобы увидеть его вновь.

—Я тоже,— поймав ее удивленный взгляд, Леонардо пояснил:— Он и раньше являлся мне лишь в особенных случаях, а недавно… недавно я видел его снова, но более размыто и словно бы издалека. И сказал, что вскоре должен обрести новое рождение,— черепашка смущенно поводил пальцем по наколеннику. —Наверное, приходил попрощаться.

Караи прикусила губу, сдерживая подступившие слезы. «Больше никогда»… Так вот как оно бывает! А может, уже и есть…

—Потому-то ты и решил назвать нашего мальчика так— в память о нем,— догадалась она. —Хотя он и правда похож на него. А второй… даже не могу представить, кого он должен нам заменить.

—Юта,— тут же предположил Леонардо. —Я не помню больше никого из наших предков,— извиняющимся тоном закончил он.

—А может… —Караи набрала побольше воздуха в грудь— и все-таки решилась,— я вот все думаю: не мог ли в нашем малыше воплотиться кто-нибудь… не из наших друзей?

—Почему бы и нет? —от спокойного тона Леонардо хотелось кричать; он же невозмутимо добавил:— В конце концов, не только в роду Хамато были достойные люди.

—А ты так уверен, что именно достойный? —не удержалась-таки от колкости Караи. —Новое рождение не всегда бывает наградой.

—Ты о том, что родиться в семье мутантов для человека— то еще удовольствие? —хитро покосился на нее Леонардо. —Может, и так. Хотя… мы же тоже ничего не помним о нашей прежней жизни. Как знать, может, тогда мы совершили столько безобразия, что и представить невозможно? А сейчас получили новый шанс?

Ответить было нечего. Караи никогда прежде не задумывалась о своих невзгодах с этой стороны— а ведь и правда, были и у нее иные воплощения, и добрые и дурные деяния в них. Может, все, что с ней случилось— это и есть расплата за них? Или же она запятнала свою карму еще больше, пытаясь отомстить Шредеру?..

—Не знаю,— покачал головой Леонардо, когда Караи поделилась с ним своими сомнениями. —Учитель, наверно, смог бы ответить, а я… я думаю, что новая судьба— это чистая страница. И ты— уже не тот и не та, кто жил прежде. Я в это просто верю, иначе… иначе мы бы просто сошли с ума, помня это все. А ты как думаешь?

Ответить Караи не успела. Легкий стук по притолоке привлек их внимание, прервав непростую беседу. Как обычно, в самый неподходящий момент. Без лишних слов переняв у жены второго сына, Леонардо поднялся на ноги и направился к двери. Потревоженный движением, один из детей снова запищал.

—Может… —Караи протянула руки, непроизвольно качнувшись навстречу, но Леонардо лишь качнул головой.

—Не надо. Пусть привыкает. Тебе тоже нужен отдых. И,— он подмигнул,— уединение, чтобы обдумать все сказанное. Минутка медитации никогда не бывает лишней. Эйприл, открой мне,— проговорил он уже громче, у самого входа.

Дверные створки разъехались, и Эйприл, приветливо кивнув Караи, приняла от Леонардо одного из младенцев. Также выбрав более спокойного— понимание это почему-то больно кольнуло. Караи поспешила отогнать его. Ничего ведь и правда не известно, а вопросов, кажется, только прибавилось. Вот если бы отец был здесь…

Она резко выпрямилась, осененная неожиданной мыслью. Медитация… а ведь Лео прав. Может быть, сейчас, на грани нового воплощения, отец сможет связаться с ней— как и с ним— хотя бы чтобы попрощаться. Караи запретила себе думать, что на самом деле ее больше волнует, что отец может прояснить ее сомнения… может быть, даже насчет самого страшного вопроса. Но даже если нет— увидеть его будет самой большой радостью и поддержкой. Хотя медитация никогда не была ее сильной стороной, но может, хоть сегодня…

Скрестив ноги, куноити опустила руки на колени, вспотевшими ладонями вверх, явственно отмечая пробежавший по ним стылый ветерок. Спина ныла от долгого сидения в неудобной позе, но Караи закрыла глаза, постаравшись отрешиться от нее, равно как и от холода, твердого пола, затекших ног и тысячи снедавших вопросов и тревог. Все это осталось там— по ту сторону тела, разума, самого существования. Вдох-выдох, и опять, и снова, извечное движение жизни— сейчас было лишь оно да медленно успокаивающееся биение сердца. Микрокосм, неразрывно связанный со всем сущим и отражавший его в себе. Постепенно растворяющийся в нем…

Кто-то, как слышала Караи, мог видеть в медитации божественную красоту вселенной, слышать движение космического ветра, соприкасаться разумом с другими живыми существами. Ей же удавалось обыкновенно лишь успокоить мятущийся разум и вернуть энергию в утомленное тело. Обычно этого и хватало… и она искренне жалела, что не уделяла этому искусству большего внимания раньше. Можно ли постичь новое умение за несколько неуклюжих попыток, а уж тем более за одну? Но это же не повод не попробовать, верно?!

Ничего. Она могла бы предсказать это и ранее, еще в тот миг, когда прикрыла веки, отделяя себя от мира земного. И все же не в силах выстроить меж собой и им мысленную границу. Погасли звуки и запахи, почти растворился в божественном ничто свет, однако Караи все еще ощущала себя сидящей в опустевшей комнате. В одиночестве. Даже столь желанного отдохновения тела и души не удалось достичь— а может, просто заслужить? Если бы знать… Она горестно выдохнула и открыла глаза. Яркий свет больно ударил по ним, на миг затмив собой все сущее, затем предметы начали проступать через белесую пелену. Слишком, до безобразия знакомую. Моментально вспотев, Караи вспомнила, где в последний раз видела этот свет,— и успела горячо взмолиться: что угодно, лишь бы не повторение этого ужаса…

—Не бойся, дитя. Никто не посмеет навредить тебе,— отзвук знакомого голоса заставил в шоке распахнуть глаза. Караи никогда особенно не верила в небеса— но сейчас, на грани отчаяния, похоже, они ее услышали…

Сколь­ко с го­речью и под­спуд­но тле­ющей на­деж­дой меч­та­ла Ка­раи об этой встре­че! С са­мого ми­га, как про­води­ла от­ца в Пус­то­ту, и не ме­нее сот­ни раз, оп­ре­делен­но. Стран­ное де­ло: жи­вя в од­ном го­роде, бук­валь­но бок о бок, она ви­делась с род­ны­ми от слу­чая к слу­чаю и вов­се не чувс­тво­вала се­бя об­де­лен­ной, до­воль­ству­ясь эти­ми нем­но­гими встре­чами — так пол­ны теп­ло­той и бли­зостью бы­ли они. Каж­дая из них бы­ла от­дель­ной ма­лень­кой жизнью, не по­хожей на ее преж­нее су­щес­тво­вание и тем осо­бен­но цен­ной. Опи­ра­ясь на них, Ка­раи мог­ла жить даль­ше, быть силь­ной, не бо­ясь ос­ту­пить­ся и по­терять все из-за ма­лей­шей ошиб­ки, и ка­залось, те­перь так бу­дет всег­да…

Ка­залось… ка­ким же жгу­чим, вне­зап­ным и бь­ющим на­от­машь бы­ло про­буж­де­ние! Ка­раи ста­ралась не вспо­минать тот злос­час­тный день, оси­ротив­ший их всех, но гры­зущее, вы­маты­ва­ющее нер­вы осоз­на­ние, что она, лишь она од­на, опять и сно­ва при­чина все­му, под­спуд­но то­чило ос­но­вание ду­ши. Лишь те­перь по­няла де­вуш­ка то, что братья зна­ли всег­да: нич­то не веч­но, и каж­дый про­веден­ный вмес­те час мо­жет стать пос­ледним. Судь­ба ми­лос­ти­во по­дари­ла им еще од­ну встре­чу с от­цом — во вре­мя вос­кре­шения мер­твых, ус­тро­ен­но­го ко­вар­ным Ка­вас­ка­сом, и Ка­раи не мог­ла не по­нимать, что уж она-то точ­но ста­нет пос­ледней. Зна­ла — но не мог­ла не на­де­ять­ся на чу­до, как, на­вер­но, на­де­ял­ся и каж­дый из брать­ев, по­тихонь­ку от ос­таль­ных. Но лишь Ле­онар­до был ус­лы­шан, от­че­го ду­шу Ка­раи иног­да пол­ни­ла и раз­ры­вала на час­ти горь­кая оби­да, зас­тавляя сто­ронить­ся лю­бимо­го. Де­вуш­ка сты­дилась са­мой се­бя, но по­делать с со­бой ни­чего не мог­ла. Нет, она очень лю­била Лео и ра­дова­лась за не­го, но… чем ху­же она? По­чему бо­ги, и так ли­шив­шие ее поч­ти все­го, да­ряще­го ра­дость жиз­ни, на­пол­ня­юще­го ее смыс­лом, не мог­ли хоть ка­пель­ку сми­лос­ти­вить­ся те­перь, ког­да она осоз­на­ла и при­няла все. Не­уже­ли ей эта встре­ча нуж­на не так силь­но?

Она пом­ни­ла все как сей­час. И вот те­перь, ког­да не­воз­можное вот-вот го­тово бы­ло ис­полнить­ся, Ка­раи за­мер­ла с по­лурас­кры­тым ртом, не до кон­ца ве­ря в про­ис­хо­дящее. Как толь­ко ни пред­став­ля­ла се­бе она эту встре­чу и, ка­залось бы, го­това бы­ла ко все­му — и все же со­вер­шенно не ожи­дала, что она про­изой­дет так обы­ден­но — в пре­делах той же по­лупус­той ком­на­туш­ки, оза­рен­ной тус­клым све­том ноч­ни­ка. Ка­раи еще раз не­довер­чи­во ос­мотре­лась, на­ходя взгля­дом па­мят­ные де­тали, по­том, спох­ва­тив­шись, вновь ог­ля­нулась, уже поч­ти ожи­дая уви­деть го­лую сте­ну. Гу­бы дрог­ну­ли в не­уве­рен­ной улыб­ке, в от­вет на улыб­ку по­дарен­ную, пол­ную нез­ри­мого све­та.

— Отец… — сор­ва­лось с них поч­ти нес­лышно. Веч­ное, крат­кое и та­кое глу­бокое сло­во, столь мно­го зна­чив­шее для Ка­раи. В от­сутс­твии ма­тери имен­но он был глав­ным че­лове­ком в ее жиз­ни, и ку­но­ити воз­не­нави­дела Шре­дера в пер­вую оче­редь за ра­зоча­рова­ние в нем, за по­руган­ную свя­тыню, за не­вос­полни­мую ут­ра­ту са­мого до­рого­го и свет­ло­го. За то, что он был ею, со­вер­шенно то­го не зас­лу­живая. Отец… так мог звать­ся лишь тот, для ко­го она бы­ла до­роже все­го на све­те, да­же са­мой жиз­ни; кто го­тов был ра­ди нее на ус­тупки и ли­шения. Ка­раи ред­ко об­ра­щалась так к Сплин­те­ру при жиз­ни, ча­ще ог­ра­ничи­ва­ясь су­хова­тым «мас­тер» (опять-та­ки по ста­рой при­выч­ке, при­витой преж­ним но­сите­лем это­го слав­но­го име­ни), и вот те­перь, по­лучив но­вый шанс, опять не мог­ла най­ти не­об­хо­димых слов. По­ка сно­ва не ста­нет слиш­ком поз­дно…

— Прос­ти­те, — от­кашляв­шись, она с уси­ли­ем наб­ра­ла воз­дух в грудь, сжа­ла ру­ки в ку­лаки, со­бира­ясь с мыс­ля­ми… и не­веря­ще рас­ши­рила гла­за, ког­да паль­цы шар­кну­ли по сталь­ной плас­ти­не на ла­дони. Поч­ти ис­пу­ган­но взгля­нув на ук­ры­тые пер­чатка­ми ру­ки, Ка­раи вновь под­ня­ла го­лову. — Я… от­ку­да?

Пос­леднее сло­во сор­ва­лось с губ не­ожи­дан­но да­же для нее са­мой, но спра­вить­ся с со­бой и ско­вав­шим оше­лом­ле­ни­ем ку­но­ити не су­мела. Ско­рее нап­ро­тив — вов­се по­теря­лась в сло­вах и мыс­лях, об­на­ружив се­бя об­ла­чен­ной в до бе­зоб­ра­зия зна­комую чер­ную фор­му со сталь­ны­ми нак­ладка­ми. Ту са­мую, что ста­ла в свое вре­мя поч­ти что вто­рой ко­жей — и ко­торую Ка­раи не на­дева­ла уже… она и са­ма не пом­ни­ла, сколь­ко имен­но. Не ве­ря собс­твен­ным гла­зам, она сколь­зну­ла ла­доня­ми по бо­кам и ко­леням, вновь вски­нула го­лову с без­мол­вным воп­ро­сом в ок­руглив­шихся гла­зах. Все в ком­на­те ос­та­валось при­выч­ным и зна­комым, не из­ме­нив­шись ни в од­ной ме­лочи, лишь она… все­могу­щие бо­ги, по­чему?!

— Я то­же рад ви­деть те­бя, Ми­ва, — Сплин­тер сло­жил ла­дони на жи­воте в при­выч­ной не­воз­му­тимой по­зе. — Мне жаль, что бо­ги су­дили на­шей встре­че свер­шить­ся лишь сей­час, но счас­тлив най­ти те­бя в доб­ром здра­вии. Пусть те­бя не сму­ща­ет на­ше об­личье, — он не­оп­ре­делен­но по­вел ру­кой, слов­но об­во­дя се­бя и Ка­раи нез­ри­мым кру­гом. — Здесь, на гра­ни, мы ви­дим се­бя и друг дру­га на­ибо­лее при­выч­ным об­ра­зом.

При­выч­ным? Не­доволь­но сжав гу­бы, Ка­раи еще раз ос­мотре­ла се­бя. Нет, она бы по­няла, ес­ли та­кой ее уви­дел отец — он поч­ти не знал ее иной, хо­тя и неп­ри­ят­но, ко­неч­но, но наб­лю­дать это са­мой, пос­ле то­го, как по­ложи­ла столь­ко сил и вре­мени, что­бы унич­то­жить ма­лей­шее на­поми­нание о нас­ледни­це Фут…

— Зри­мое не всег­да рав­но дей­стви­тель­но­му, — Сплин­тер нез­ло ус­мехнул­ся. — Те­бе, ди­тя мое, это из­вес­тно как ни­кому дру­гому. Но ведь не это гне­тет твою ду­шу, не так ли?

Сглот­нув, Ка­раи под­ня­ла го­лову, с тру­дом отор­вав взгляд от ме­тал­ли­чес­ких плас­тин.

— Да, — хрип­ло­вато про­бор­мо­тала она. — Я так о мно­гом хо­тела вас спро­сить, но у нас так ма­ло вре­мени…

— Все так, — Сплин­тер кив­нул. — Жизнь сме­ня­ет­ся смертью, а пос­ле но­вой жизнью, вер­ша веч­ный кру­гово­рот бы­тия, и вско­ре, пос­ле на­рече­ния име­ни, мне суж­де­но вновь ро­дить­ся на зем­ле и за­быть все, что бы­ло в прош­лом воп­ло­щении.

— И я боль­ше ни­ког­да вас не уви­жу? — Ка­раи за­поз­да­ло при­куси­ла язык, опус­ти­ла го­лову, пря­ча вмиг зар­девше­еся ли­цо. Да­же сей­час, изо всех сил пы­та­ясь быть ис­крен­ней, она бо­ялась по­казать­ся сла­бой и на­вяз­чи­вой; ссу­тули­лась, нер­вно сце­пив ла­дони в ожи­дании нас­мешки или уп­ре­ка. Но да­же не гля­дя, ощу­тила мяг­кую улыб­ку Сплин­те­ра, пу­шис­той на­кид­кой оку­тав­шую пле­чи.

— Пу­ти судь­бы неп­ред­ска­зу­емы, и как знать — мо­жет стать­ся, на­ши пу­ти пе­ресе­кут­ся тес­нее, чем те­бе то­го бы хо­телось…

Ка­раи рез­ко вски­нула го­лову: в прос­тых с ви­ду сло­вах ей ус­лы­шалось… а мо­жет, по­чуди­лось, как знать? по­сулив­шее на­деж­ду. И уже от­кры­ла бы­ло рот за­дать воп­рос, под­твер­дить ча­емую до­гад­ку; но вгля­дев­шись в шо­колад­ную теп­ло­ту глаз со­бесед­ни­ка, мед­ленно, тя­жело вы­дох­ну­ла и про­мол­ча­ла. Сплин­тер улы­бал­ся все так же мяг­ко и ка­зал­ся оку­тан­ным а­урой нез­ри­мых ис­ко­рок, но что-то под­ска­зыва­ло вер­нее слов: он не ска­жет ни­чего, да­же ес­ли ему из­вес­тно, где и кем суж­де­но ро­дить­ся вновь. Од­на­ко… нах­му­рив­шись, Ка­раи при­пом­ни­ла: ни еди­ного сло­ва отец не про­из­нес нап­расно или слу­чай­но, а это зна­чит…

Вновь опус­тив взгляд, она по­води­ла паль­цем по реб­ристой плас­ти­не на кис­ти, не­доволь­но смор­щи­лась, пой­мав ос­трый край вен­чавше­го ее у лок­тя лез­вия. Плот­нее сжа­ла гу­бы, за­цепив­шись взгля­дом за об­ви­вав­ший та­лию по­яс с сим­во­лом ро­да, к ко­торо­му не при­над­ле­жала. Здесь и сей­час он был еще бо­лее не­умес­тным и не­лепым, чем об­мунди­рова­ние ку­но­ити — в мир­ном, пол­ном по­коя до­ме. Ка­раи нер­вно сжа­ла паль­цы, по­дав­ляя же­лание вце­пить­ся, сор­вать, от­швыр­нуть по­даль­ше — как сде­лала ког­да-то в ре­аль­ной жиз­ни с этой и ины­ми па­мят­ка­ми бы­лого. «Боль­ше ни­ког­да…» Сло­ва жгли гу­бы, про­сясь на­ружу, и на­вер­ное, она про­из­несла бы их; но вмес­то то­го неп­ро­из­воль­но нап­ряглась, не ус­лы­шав — ско­рее уло­вив ти­хий сме­шок, чувс­твуя, как на­чина­ют го­реть уши.

— Я вов­се не… — вспых­ну­ла бы­ло ку­но­ити, но по­тупив­шись, тя­жело вы­дох­ну­ла и с уси­ли­ем раз­жа­ла паль­цы. — Прос­ти­те, отец. Вы бы­ли пра­вы: гнев и жаж­ду мес­ти я унас­ле­дова­ла от Оро­ку Са­ки, и это не мой путь. Я по­ка не знаю, ка­ким он ста­нет и ку­да при­ведет; точ­но уве­рена лишь в од­ном: там не бу­дет ни­чего из прош­ло­го. Ни­ког­да боль­ше… — на­конец-то ос­ме­лив­шись, она с нас­лажде­ни­ем про­из­несла грев­шие ду­шу сло­ва, чувс­твуя всем сер­дцем их звуч­ность и неп­реклон­ность. Рас­пра­вила пле­чи — и с не­до­уме­ни­ем смор­гну­ла. Она же сде­лала все хо­рошо и пра­виль­но, пусть и неп­росто да­лось ей приз­на­ние собс­твен­ной неп­ра­воты. От­че­го же отец не выг­ля­дит об­ра­дован­ным, да да­же прос­то до­воль­ным ее ре­шени­ем?

— Знаю, это бу­дет не­лег­ко, — то­роп­ли­во про­дол­жа­ла она, слов­но пы­та­ясь оп­ро­вер­гнуть за­ранее воз­можные сом­не­ния. — Но я обя­затель­но справ­люсь — ведь я ва­ша дочь. И мне есть, ра­ди ко­го ста­рать­ся, — на пос­леднем сло­ве Ка­раи вновь роб­ко пос­мотре­ла на Сплин­те­ра, точ­но ре­бенок, ищу­щий одоб­ре­ния взрос­ло­го. Тот же, по ка­ким-то сво­им со­об­ра­жени­ям, не спе­шил от­ве­чать, изу­чая ее чуть при­щурен­ны­ми гла­зами.

— Твоя при­вязан­ность к Ле­онар­до то­же бе­рет свое на­чало в прош­лом, — на­конец-то от­ме­тил он, нак­ло­нив­шись впе­ред, раз­гла­дил склад­ки ха­лата на ко­ленях. За­воро­жен­но наб­лю­дая за ним, Ка­раи толь­ко сей­час за­мети­ла, нас­коль­ко тон­ки и изящ­ны его паль­цы — во­ис­ти­ну ру­ки мыс­ли­теля, но не во­ина. По­том, спох­ва­тив­шись, мот­ну­ла го­ловой.

— Но это же сов­сем дру­гое… как вы не по­нима­ете! — с не­воль­ной до­садой вос­клик­ну­ла она. — Я име­ла в ви­ду…

— Од­на­ко же и в ва­шей ис­то­рии бы­ли тем­ные стра­ницы, — воз­ра­зил Сплин­тер, вновь сплел паль­цы на ко­лене и чуть от­кло­нил­ся на­зад. — Они ми­нули и прош­ли, но ос­та­вили свой след…

Ка­раи при­куси­ла гу­бу. Да, она до­рого бы да­ла, что­бы вы­чер­кнуть из па­мяти и из жиз­ни эти са­мые стра­ницы, дос­та­вив­шие им столь­ко бо­ли и нев­згод. Как ни хо­телось ду­мать ина­че, не во всех них был по­винен Шре­дер и его ложь, кое-что бы­ло и на их с Ле­онар­до со­вес­ти. Гор­дость и не­дове­рие, не­домол­вки и оби­ды — сколь мно­го они от­ня­ли у их семьи из и без то­го не­вели­кого об­ще­го нас­то­яще­го. Как же хо­телось за­быть и ни­ког­да боль­ше не вспо­минать о них!

— Но без них не бы­ло бы вас те­переш­них, — слов­но бы про­читал ее мыс­ли Сплин­тер. — Мы не в си­лах раз­де­лить свет и тень, жар и хо­лод, жизнь и смерть — од­но не су­щес­тву­ет без дру­гого. Та­ков и наш опыт, на­ше прош­лое — от­вергая его или ка­кую-то его часть, ты рис­ку­ешь вновь нас­ту­пить на те же граб­ли. И еще тес­нее свя­зыва­ешь се­бя с ним, пос­то­ян­но вос­кре­шая его в па­мяти.

Изум­ленно при­от­крыв рот, Ка­раи по­далась навс­тре­чу, по­забыв, что хо­тела ска­зать. Да, собс­твен­но, и не осо­бен­но пред­став­ляя, что же от­ве­тить. Но ведь это же неп­равда! Нет, отец зна­ет жизнь луч­ше них, и инь дей­стви­тель­но не су­щес­тву­ет без ян, но все же — есть ведь то, че­му прос­то не дол­жно быть. То, что бы­ло ошиб­кой, изъ­яном с са­мого на­чала и не име­ло пра­ва на су­щес­тво­вание. Не в при­роде, но в их судь­бе так уж точ­но. Ведь есть же? Прос­то не мо­жет не быть!

— Он счи­тал так же, — крат­ко про­ронил Сплин­тер и вновь за­мол­чал, пре­дос­тавляя Ка­раи воз­можность са­мой до­гадать­ся, ко­го он имел в ви­ду.

Де­вуш­ка же су­дорож­но воб­ра­ла в се­бя воз­дух, пы­та­ясь пе­режить но­вое пот­ря­сение, но­вый удар. Она так на­де­ялась, поч­ти по­вери­ла, что без­воз­врат­но уш­ла от се­бя преж­ней. Нет, вспыль­чи­вая и гор­дая на­тура иног­да все же да­вала о се­бе знать, но — лишь крат­ки­ми вспыш­ка­ми, и Ка­раи нра­вилось ду­мать, что сей­час она справ­ля­ет­ся с ни­ми луч­ше, чем преж­де, бла­го и семья сог­ла­шалась с этим. Да­же веч­ный яз­ва Ра­фа­эль об­ро­нил как-то, что она уже «не та­кая ведь­ма, как рань­ше». Так, по­луча­ет­ся, он врал?! Как и все они?

Ка­раи мед­ленно вы­дох­ну­ла, по­вела пле­чами, сбра­сывая нап­ря­жение. Не это сей­час глав­ное. Воп­ре­ки со­вер­шенно­му прав­до­подо­бию все­го про­ис­хо­дяще­го, она от­четли­во пом­ни­ла, что отец сей­час не су­щес­тву­ет в ре­аль­ном ми­ре, и с тре­вогой от­ме­чала, как об­раз его, чет­кий и раз­ли­чимый до пос­ледней шер­стин­ки, до ма­лей­шей склад­ки на ха­лате, вре­мена­ми мут­нел и шел рябью. Сколь мно­го еще у них ос­та­лось? — а она так и не спро­сила са­мого важ­но­го. То­го, что не даст по­коя ни днем, ни ночью, бу­дет ви­сеть над их семь­ей веч­ным прок­лять­ем, по­ка не про­яс­нится на­конец, поз­во­лив при­нять оп­ре­делен­ное ре­шение.

— Отец, — сглот­нув, она наб­ра­лась ре­шимос­ти и вновь зас­та­вила се­бя смот­реть гла­за в гла­за, не мор­гая, поч­ти не ды­ша. — Я знаю, на­вер­ное, вы не впра­ве го­ворить о не­ведо­мом нам, ос­тавшим­ся за гранью… а мо­жет, и не зна­ете вов­се… Но про­шу вас, во имя мо­ей ма­тери и ва­шей люб­ви ко мне, ес­ли вам хоть что-то из­вес­тно, ска­жите: мог­ло ли слу­чить­ся так, что в од­ном из на­ших сы­новей воп­ло­тил­ся… — Ка­раи зап­ну­лась на пос­леднем сло­ве и до­гово­рила сов­сем ти­хо: — тот, ко­го вы счи­тали дру­гом.

— В жиз­ни нет ни­чего не­воз­можно­го, — как обыч­но, ту­ман­но и не­воз­му­тимо отоз­вался Сплин­тер. Но пой­мав не­году­ющий взгляд Ка­раи, ус­мехнул­ся и не­ожи­дан­но по­ин­те­ресо­вал­ся: — А так ли это важ­но, ди­тя мое?

Та да­же за­дох­ну­лась от воз­му­щения. Не важ­но? Да есть ли на све­те что-ни­будь важ­нее, чем это — по су­ти, судь­бы их ма­лень­кой семьи? Смо­жет ли она, как и преж­де, кор­мить, ку­пать, це­ловать и вкла­дывать всю ду­шу в ре­бен­ка, зная, кто он есть на са­мом де­ле? Смо­жет ли лю­бить, пом­ня все зло, сто­ящее меж ни­ми? А Ле­онар­до… как пос­ту­пит он пос­ле рас­кры­тия прав­ды? Ка­раи не мог­ла да­же пред­по­ложить и, чес­тно го­воря, да­же опа­салась пред­став­лять.

— А как ты пос­ту­пишь, ес­ли ока­жет­ся, что это так? — не­ожи­дан­но ис­пы­ту­юще и прис­таль­но пос­мотрел на нее Сплин­тер, и Ка­раи да­же вздрог­ну­ла: она со­вер­шенно не зна­ла его та­ким, стро­гим, тре­бова­тель­ным и неп­реклон­ным в сво­ем по­нима­нии прав­ды. — Да, мне суж­де­но ро­дить­ся вновь и за­быть прош­лое, на­чав все с на­чала — но это же пред­сто­ит и Са­ки. В но­вом рож­де­нии он уже не бу­дет тем, кто при­чинил те­бе боль, он мо­жет стать со­вер­шенно иным че­лове­ком и про­жить дру­гую жизнь. Но не о нем сей­час речь, а о те­бе, Ми­ва. О том, че­го на са­мом де­ле хо­чешь ты са­ма. Не твои си­юми­нут­ные эмо­ции и стра­хи, не груз, ле­жащий сей­час на тво­ем сер­дце, а ты нас­то­ящая. Смо­жешь ли ты от­вер­гнуть рож­денное то­бою ди­тя и не по­жалеть об этом?

Сло­ва па­дали, как кам­ни, би­ли, приг­вождая к зем­ле. Ка­раи не­воль­но заж­му­рилась, по­мимо во­ли пред­ста­вив: а в са­мом де­ле, что, ес­ли… Пе­ред гла­зами во­очию вста­ло от­чужден­ное ли­цо Ле­онар­до, его при­тих­шие братья, ис­пу­ган­ная Эй­прил. Все они слов­но жа­лись друг к дру­гу, не пе­рес­ту­пая нез­ри­мую грань. Все они — а по ту сто­рону, не в мяг­кой ко­лыбе­ли, на ка­мен­ном по­лу, Ка­раи уви­дела ма­лыша, так по­хоже­го на нее. Он пла­кал, тя­нул руч­ки в по­ис­ках ее, са­мого близ­ко­го су­щес­тва на све­те, сно­ва и сно­ва на­шари­вая лишь хо­лод­ную пус­то­ту… От это­го ви­дения грудь мол­ни­ей про­шила боль, и Ка­раи не­воль­но по­далась навс­тре­чу, но… так и не уви­дела се­бя. Она бы­ла лишь зри­телем этой мол­ча­ливой дра­мы, не спо­соб­ным… а мо­жет, не же­ла­ющим вме­шать­ся?

— Все так, — кив­нул Сплин­тер в от­вет на без­мол­вное смя­тение и воп­рос, на­вер­ня­ка на­писан­ный на ее ли­це. — Ты та, кем поз­во­лишь се­бе стать… но лишь в том слу­чае, ког­да се­бя тво­ришь ты са­ма, а не твое прош­лое или твое же пред­став­ле­ние о нем. Мой отец од­нажды уже до­пус­тил эту ошиб­ку, и то, что он ви­дел в Са­ки в пер­вую оче­редь сы­на вра­га, боль­но по­том уда­рило по нам всем. Он же, в свою оче­редь, пов­то­рил это с то­бой. Да, на­вер­ня­ка он по-сво­ему лю­бил те­бя, но па­мять о том, что ты мое ди­тя, от­ра­вило его — и твое су­щес­тво­вание.

Ка­раи слу­шала его, за­та­ив ды­хание. Уже из­вес­тное и сок­ры­тое по­вора­чива­лось слиш­ком уж не­ожи­дан­ной сто­роной, и весь при­выч­ный мир кре­нил­ся и ру­шил­ся, вста­вая на ды­бы. Де­душ­ка Юта, о ко­тором с та­ким бла­гого­вени­ем от­зы­вал­ся Ле­онар­до… и ко­торо­го, по су­ти, со­вер­шенно не знал — лишь то, что по­желал по­ведать ему отец. Шре­дер… нет, Оро­ку Са­ки, чье имя и по­сей­час от­да­валось тя­нущей болью в по­та­ен­ной глу­бине ду­ши. «А мо­жет, и не толь­ко у ме­ня?» — про­мель­кну­ло вдруг в соз­на­нии, и Ка­раи вы­пали­ла, не ус­пев за­думать­ся, сто­ило ли:

— Так ты… вы прос­ти­ли его за все, что бы­ло?

— Пра­виль­нее ска­зать: я поз­во­лил жиз­ни ид­ти сво­им че­редом, — на сей раз улыб­ка Сплин­те­ра бы­ла пе­чаль­ной. — Я, как и все, со­вер­шил не­мало оши­бок, но на­вер­ня­ка по­нял од­но: прош­лое мо­жет стать тя­желой ги­рей на крыль­ях нас­то­яще­го. И пос­та­рал­ся при­нять его, ка­ким бы оно ни бы­ло, и ид­ти даль­ше. Мне жаль, что мы с Са­ки упус­ти­ли свой шанс и так и не смог­ли стать брать­ями в ны­не за­вер­шенной жиз­ни, не су­мели са­ми пос­тро­ить свою судь­бу, воп­ре­ки во­ле об­сто­ятель­ств. Но у те­бя, Ми­ва, та­кая воз­можность есть…

Пос­ледние сло­ва проз­ву­чали неп­ри­выч­но гул­ко, эхом от­да­ва­ясь от гул­ких стен. Бе­лесая дым­ка вновь нах­лы­нула, ос­ту­див но­ги сты­лым ды­хани­ем. Ка­раи неп­ро­из­воль­но по­ежи­лась, по­тер­ла ру­ками пле­чи, на миг от­ве­дя взгляд. А в сле­ду­ющий миг осоз­на­ла, что на­ходит­ся в ком­на­те од­на — и лишь зна­комый го­лос, по­нем­но­гу за­тихая, зву­чит уже внут­ри нее — как от­блеск сок­ры­тых да­же от се­бя са­мой мыс­лей: «Что вы­берешь ты?»

Дым­ка нес­пешно рас­се­ялась, воз­вра­щая по­меще­нию обы­ден­ный, при­выч­ный вид, не та­ящий ни­каких тайн и уг­роз. Ка­раи об­ве­ла его взгля­дом, слов­но убеж­да­ясь в этом, — и не­ожи­дан­но для се­бя огор­ченно вздох­ну­ла. Не­дав­нее при­сутс­твие от­ца все еще ощу­щалось, сог­ре­вая ду­шу и от­го­няя стра­хи, но ма­ло-по­малу та­яло вслед за ви­дени­ем. Ти­шина тя­желым оде­ялом, поч­ти те­лес­ным ощу­щени­ем оди­ночес­тва, вновь лег­ла на пле­чи. Да, где-то там, по ту сто­рону две­ри и за­путан­ных тон­не­лей, жил сво­ей жизнью мир ноч­но­го Ман­хэтте­на; бук­валь­но за стен­кой во­зил­ся в ком­на­те Ра­фа­эля не­посед­ли­вый Чом­пи, а Эй­прил ста­ратель­но, но на­вер­ня­ка опять бе­зус­пешно, пы­талась уго­монить ее сво­ен­равно­го от­прыс­ка. Прос­тая и до пос­ледней кап­ли нас­то­ящая жизнь, ко­торой Ка­раи так дол­го бы­ла ли­шена — и от­то­го жаж­да ее те­перь бы­ла поч­ти нес­терпи­мой. Слов­но бы веч­ность прош­ла с тех пор, как Лео по­кинул ком­на­ту… а мо­жет, не слов­но?

Ка­раи под­ня­лась, по­тяну­лась, раз­ми­ная за­тек­шие но­ги и по­яс­ни­цу, с нас­лажде­ни­ем вновь ощу­щая прох­ладную глад­кость шел­ка на сво­ем те­ле. Да, не­дав­нее пе­ре­об­ла­чение бы­ло лишь ви­дени­ем, — с ра­достью от­ме­тила про се­бя она. Да­же нем­но­го жаль, что отец не уви­дел, ка­кой эле­ган­тной и изящ­ной она мо­жет быть, как гор­ди­лась бы ей ма­ма. Но, на­вер­ное, он по­нял все и так, без лиш­них слов и де­монс­тра­ций. Все вер­ну­лось на кру­ги своя, но — уди­витель­ное де­ло — про­ведя ка­кое-то вре­мя в уни­фор­ме ку­но­ити, Ка­раи чувс­тво­вала, что сей­час че­го-то не хва­та­ет. То ли зна­комой тя­жес­ти сталь­ных плас­тин, до­бав­ля­ющих уве­рен­ности и си­лы, то ли об­ле­га­ющей, поч­ти не ощу­ща­емой на те­ле тка­ни, пос­лушно при­нимав­шей вслед за ним лю­бую по­зу и стой­ку. А мо­жет, все де­ло в том, что имен­но эта фор­ма, не­навис­тная па­мят­ка прош­лой жиз­ни, хра­нила в се­бе а­уру их пер­вой встре­чи с Ле­онар­до? — ведь имен­но та­кой, ко­вар­ной и оболь­сти­тель­ной ку­но­ити, он уз­нал и по­любил ее.

По­вину­ясь не­ожи­дан­ной мыс­ли, Ка­раи пе­ресек­ла ком­на­ту, при­сев на кор­точки, из­влек­ла из ниж­не­го ящи­ка ко­мода плот­но стя­нутый ве­рев­кой чер­ный свер­ток. Па­радокс: то, о чем силь­нее все­го хо­чешь за­быть, тем на­деж­нее ук­репля­ет­ся в па­мяти — вот и она, са­ма то­го не же­лая, на­изусть за­пом­ни­ла, где хра­нит­ся ее преж­нее об­ла­чение. Ка­жет­ся, отец го­ворил что-то по­доб­ное и о ми­нув­шем. Мо­жет…

Не с пер­вой по­пыт­ки рас­пустив за­тянув­ший­ся узел, Ка­раи не­лов­ко при­ложи­ла фор­му к се­бе, по­том, по­качав го­ловой, свер­ну­ла сно­ва. Нав­ряд ли эта вещь еще при­годит­ся ей — сей­час, пос­ле бе­ремен­ности, на­вер­ня­ка бу­дет ма­ла — но кто ме­ша­ет на ос­но­ве ее по­шить но­вую? При­жав ла­донь к гу­бам, Ка­раи с изум­ле­ни­ем пой­ма­ла се­бя на мыс­ли, что уже втай­не пред­вку­ша­ет — пусть не сей­час, спус­тя дол­гие ме­сяцы — оче­ред­ную тре­ниров­ку. Од­на­ко… мо­жет же она быть ку­но­ити кла­на Ха­мато, как та же Эй­прил? Ле­онар­до на­вер­ня­ка бу­дет толь­ко рад.

К сло­ву о Лео… по­ра бы ему и ре­бятам уже вер­нуть­ся. Сколь­ко же прош­ло вре­мени на са­мом де­ле? Ка­раи ог­ля­нулась на дверь, за­чем-то пой­ма­ла взгля­дом зо­лотис­то-бе­лый ко­локоль­чик све­тиль­ни­ка, но те не да­вали ни­какой под­сказ­ки. Да и не­муд­ре­но. По­ра вы­пол­зать из сво­ей бер­ло­ги. Де­вуш­ка встрях­ну­ла го­ловой, быс­тро за­пих­ну­ла узел об­ратно в ящик и, зад­ви­нув его но­гой, нап­ра­вилась к вы­ходу из ком­на­ты, ма­шиналь­но кру­тя в паль­цах ве­рев­ку, ко­торой тот был свя­зан. И лишь у са­мого по­рога спох­ва­тилась и на­конец удо­сужи­лась ее, стран­но глад­кую и при­ят­ную на ощупь, рас­смот­реть…

На ла­дони ле­жал скру­чен­ный в по­добие бе­чевы и от­то­го по­нача­лу не уз­нанный по­яс. Тот са­мый. Вздрог­нув, Ка­раи ед­ва не вы­рони­ла его, сжа­ла в ку­лаке, по­дав­ляя же­лание швыр­нуть на пол. «Бес­по­лез­но», — го­ворил отец и, ка­жет­ся, был прав. Да­же ес­ли она сож­жет прок­ля­тущую вещь и раз­ве­ет на вет­ру, ей ни­ког­да не выб­ро­сить из па­мяти изоб­ра­жен­ный на ней сим­вол, его тай­ный смысл, быв­ший в детс­тве пред­ме­том осо­бой гор­дости. Смысл, и по­сей­час ос­тавший­ся с ней, — ведь си­ла и честь, как ни кру­ти, веч­ны, и то, что Шре­дер по­нимал их ис­ка­жен­но и стран­но, ни­чего не ме­ня­ет.

«Лад­но, авось сго­дит­ся еще, — кри­вова­то ух­мыль­нув­шись, Ка­раи вер­ну­лась к пос­те­ли и бро­сила по­яс на нее. — Хо­тя бы во­лосы зап­лести, что­бы не ме­шались. Но яв­но не сей­час — есть ве­щи по­важ­нее, чем эта фиг­ня».

И зап­ра­вив за уши вы­бив­ши­еся пря­ди, не ог­ля­дыва­ясь бо­лее, по­кину­ла ком­на­ту.

* * *

Не­ожи­дан­но для се­бя, наш­ла Ка­раи Эй­прил да­леко не сра­зу. Обык­но­вен­но, зай­дя на­вес­тить дру­зей, ры­жево­лосая ку­но­ити ос­та­валась в гос­ти­ной, бе­седуя с брать­ями, или — ча­ще все­го — по­мога­ла в ла­бора­тории До­нател­ло. Сей­час же ее не бы­ло ни в пер­вом, ни во вто­ром мес­те, ни да­же на кух­не, ку­да Ка­раи заг­ля­нула под ко­нец: вдруг Эй­прил ре­шила уго­монить ма­лышей прос­тым и при­выч­ным спо­собом — угос­тив под­сла­щен­ным мо­локом. От­но­ситель­но од­но­го из них это точ­но ра­бота­ло! Но нет, и эта до­гад­ка не оп­равда­лась. Ку­да же они по­дева­лись?

Неп­ри­выч­ная ти­шина, оку­тав­шая убе­жище, на­чала нап­ря­гать, и уло­вив ско­рее не слу­хом, а на­ити­ем еле ощу­тимый звук из дод­зё, Ка­раи пос­пе­шила ту­да, про се­бя удив­ля­ясь, ка­ким пус­тым и да­же обес­цве­чен­ным ка­жет­ся дом без его при­выч­ных оби­тате­лей. Как мог­ла она не за­мечать это­го рань­ше? «Дол­жно быть, по­тому что они ред­ко от­лу­чались на­дол­го все эти дни», — хмык­ну­ла про се­бя Ка­раи, еще раз удив­ля­ясь про се­бя про­зор­ли­вос­ти лю­бимо­го. Он не толь­ко дал брать­ям воз­можность раз­ве­ять­ся, но и ей — за­ново ощу­тить, сколь важ­ны и до­роги ей они все. И ка­кая раз­ни­ца, сде­лал ли он это на­мерен­но или по­вину­ясь на­итию?

Об­ширное по­меще­ние тре­ниро­воч­ной ком­на­ты так­же то­нуло в по­лум­ра­ке, рас­се­ива­емом лишь све­том нес­коль­ких све­чей — од­на­ко оби­тате­лей ее Ка­раи рас­смот­ре­ла сра­зу. Удоб­но ус­тро­ив од­но­го из ма­лышей на при­несен­ной за­годя из ком­на­ты по­душ­ке, Эй­прил хо­дила из уг­ла в угол, впол­го­лоса что-то при­гова­ривая вто­рому. Но толь­ко что она дер­жа­ла в ру­ке пе­ред его ли­чиком? Бу­тылоч­ку? Ве­щица слиш­ком ма­ла, что­бы быть ею, да­же не рас­смот­реть. Сос­ку? Мо­жет быть, но по­чему-то Ка­раи ка­залось, что и не ее то­же.

За­ин­три­гован­ная, она приг­ля­делась, не спе­ша приб­ли­жать­ся. В рез­ких те­нях и об­манчи­вых от­све­тах све­чей гиб­кая, гра­ци­оз­ная фи­гур­ка в тем­ном кос­тю­ме ка­залась поч­ти нез­на­комой. Ког­да-то, в сов­сем не­дав­нем прош­лом, ры­жево­лосая ку­но­ити вы­зыва­ла в Ка­раи ка­кое-то ин­стинктив­ное раз­дра­жение и еле уло­вимую за­висть, и да­же друж­ба с че­репаш­ка­ми ма­ло что по­меня­ла. Дев­чонка бы­ла не­лов­кой, не­уме­лой, не­зас­лу­жен­но ода­рен­ной все­ми бла­гами жиз­ни… и все же под­спуд­но ощу­щалось в ней что-то, вы­зыва­ющее тре­вогу и опа­сение, ста­ратель­но по­дав­ля­емое рас­судком. Ка­раи не лю­била за­думы­вать­ся о не­объ­яс­ни­мом, но сей­час бы­ла го­това приз­нать­ся се­бе, что скры­тая си­ла ощу­щалась в Эй­прил всег­да. Неп­ро­шен­ный дар, не раз и не два вы­ручав­ший их всех. И лишь сей­час Ка­раи вспом­ни­ла еще об од­ной его сто­роне, мо­гущей по­мочь ей. Имен­но сей­час…

Ощу­тив ее при­сутс­твие, Эй­прил ог­ля­нулась, при­вет­ли­во улыб­ну­лась.

— При­вет. Ну, как ты, от­дохну­ла хоть нем­но­го? Лео го­ворил… — она осек­лась, сму­щен­ная стран­ным от­ре­шен­ным вы­раже­ни­ем ли­ца Ка­раи. Та же, по­забыв, что хо­тела ска­зать, не­от­рывно смот­ре­ла на на­конец-то уз­нанную ве­щицу — ту, ко­торой Эй­прил су­мела-та­ки уго­монить ее бес­по­кой­но­го от­прыс­ка. Под­веску с сим­во­лом «инь-янь», не раз и не два ви­ден­ную на пол­ке, ря­дом с ре­лик­ви­ями из прош­ло­го от­ца. Ник­то из брать­ев не смел при­кос­нуть­ся к ним, хра­ня их как па­мять, на­рав­не со ско­лотым неф­ри­товым по­сохом, се­мей­ным аль­бо­мом и пар­ны­ми да­рума* На­вер­ня­ка Эй­прил взя­ла под­веску, от­ча­яв­шись как-то ина­че от­влечь, ус­по­ко­ить пла­чуще­го ре­бен­ка, — и со­вер­шенно не ожи­дала быть пой­ман­ной на, как ей ка­залось, поч­ти свя­тотатс­тве. Опус­тив взгляд, она по­пыта­лась вы­удить ве­щицу из ма­лень­ких ла­дошек, но бе­зус­пешно.

— Ос­тавь, пусть, — мах­ну­ла ру­кой Ка­раи. — Отец не был бы про­тив. Не ис­портит, чай.

— Не дол­жен, — ос­та­вив бес­плод­ные по­пыт­ки, Эй­прил ос­во­боди­ла од­ну ру­ку и ус­та­ло вы­тер­ла лоб. — Уж и не зна­ла, что де­лать, — про­дол­жа­ла она из­ви­ня­ющим­ся то­ном. — Вто­рой-то зад­ре­мал, все бо­ялась, что раз­бу­дит. Ан нет, по­вез­ло — вот толь­ко про­сыпа­ет­ся.

Та­кое и прав­да слу­чалось час­тень­ко: про­сыпа­ясь, братья обык­но­вен­но бу­дили друг дру­га, да и во­об­ще ред­ко спа­ли по­дол­гу. Вспом­нив не­дав­нее ви­дение, Ка­раи взгля­нула в без­мя­теж­ное, смор­щенное в по­добии улыб­ки ли­чико — и улыб­ну­лась в от­вет. Еще од­но ма­лень­кое чу­до или сов­па­дение? Да ка­кая, собс­твен­но, раз­ни­ца? Спро­сить она все рав­но хо­тела сов­сем не об этом.

— Эй­прил… — ус­тро­ив­шись ря­дом с по­душ­кой, Ка­раи мах­ну­ла ру­кой, приг­ла­шая Эй­прил при­сесть ря­дом. По­ка же та, бо­яз­ли­во ко­сясь на ре­бен­ка, прис­тра­ива­лась на ков­ре по­удоб­нее, пы­талась соб­рать­ся с мыс­ля­ми. По­лучи­лось, прав­да, все рав­но не очень, но па­уза и так за­тяги­валась: Эй­прил воп­ро­ситель­но ус­та­вилась ей в ли­цо. И Ка­раи, тя­жело вы­дох­нув, ре­шила пой­ти ва-банк. — Го­ворят, ты уме­ешь чувс­тво­вать опас­ность и… как бы это ска­зать… не­лад­ное в че­лове­ке…

— И не прос­то го­ворят, — нах­му­рилась та, ви­димо, оби­жен­ная не­до­оцен­кой сво­их спо­соб­ностей. — Ты, ко­неч­но, не ви­дела, но…

— Да я не об этом, — рез­ко­вато пе­реби­ла ее Ка­раи. — Я хо­тела спро­сить: как оно во­об­ще бы­ва­ет? Са­мо про­ис­хо­дит, или ты мо­жешь выз­вать это, пос­та­рав­шись?

— Бы­ва­ет и так, и так, — нем­но­го по­думав, отоз­ва­лась Эй­прил. Да­вая от­дых ус­тавшим ру­кам, под­ня­ла ко­лени, опи­ра­ясь о них лок­тя­ми. Ка­раи без лиш­них слов заб­ра­ла у нее ре­бен­ка, и бла­годар­но улыб­нувшись, она про­дол­жи­ла: — Са­мой, ко­неч­но, слож­нее, и го­лова по­том бо­лит дол­го. Но сей­час по­луча­ет­ся все ча­ще. А что?

Ка­раи мол­ча­ла, за­дум­чи­во вгля­дыва­ясь в ли­чико ре­бен­ка. Не так она пред­став­ля­ла се­бе рас­кры­тие сво­его сек­ре­та и уж точ­но — не ей. Но кто, как не Эй­прил, мо­жет под­твер­дить или оп­ро­вер­гнуть ее опа­сения? Уже не нас­чет воз­можной лич­ности ее сы­на — нас­чет опас­ности, ко­торая мо­жет гро­зить им всем. Все-та­ки Сплин­тер в свое вре­мя так­же был бра­том Шре­дера и не ожи­дал от не­го бе­ды… ник­то не ожи­дал, че­го доб­ро­го, вклю­чая его са­мого.

— Не­дав­но я ви­дела сон, — на­чала она на­конец, не под­ни­мая го­ловы. Го­лос зву­чал глу­хо и че­рез си­лу, и каж­дое сло­во ка­залось свин­цо­во-тя­желым, но Ка­раи зна­ла: ес­ли она ос­та­новит­ся, то уже не най­дет в се­бе му­жес­тва про­дол­жить. Тя­жело вы­дох­нув, де­вуш­ка креп­че об­ня­ла ре­бен­ка, так что тот за­воро­чал­ся и про­тес­ту­юще взмах­нул ру­чон­ка­ми. — Он был очень по­хож на ви­дение и… на­пугал ме­ня, — ку­но­ити сжа­ла зу­бы на этом не­навис­тном сло­ве, но Эй­прил де­ликат­но мол­ча­ла. И соб­равшись с му­жес­твом, она за­кон­чи­ла еле слыш­но: — Я пло­хо умею про­сить, но… ес­ли ты мо­жешь, ска­жи, по­жалуй­ста, что ты чувс­тву­ешь нас­чет них?

Окон­ча­тель­но прос­нувшись, вто­рой ма­лыш за­возил­ся и пис­кнул, прив­ле­кая к се­бе вни­мание. Эй­прил взя­ла его на ру­ки, ма­шиналь­но по­качи­вая, но гля­дя при этом пря­мо пе­ред со­бой, слов­но прис­лу­шива­ясь к че­му-то не­раз­ли­чимо­му слу­хом и про­чими чувс­тва­ми. Ка­раи не зна­ла на­вер­ня­ка, как имен­но по­сеща­ют ее ви­дения, бо­ялась по­шеве­лить­ся, да­же вдох­нуть, да­бы не по­мешать, не сбить кон­цен­тра­цию. Она-то зна­ла не по­нас­лышке, как труд­но и дол­го она дос­ти­га­ет­ся и ка­кой ме­лочи дос­та­точ­но, что­бы все ис­портить. Взгляд Эй­прил стал зас­тывшим и нем­но­го пу­га­ющим; гла­за слов­но ут­ра­тили цвет, а меж бро­вей про­лег­ла еле за­мет­ная склад­ка. В по­вис­шей ти­шине от­четли­во бы­ло слыш­но пот­рески­вание све­чи. Хо­телось по­гасить ее, да­бы не от­вле­кала — и в то же вре­мя гром­ким зву­ком раз­бить тя­гос­тное ду­шащее без­молвие. Уз­нать прав­ду пос­ко­рее — и прод­лить мгно­вение му­читель­ной на­деж­ды. Уй­ти — и ос­тать­ся…

— Очень стран­но, — вздрог­нув, Ка­раи обер­ну­лась к Эй­прил, воз­вра­ща­ясь к ре­аль­нос­ти. Та мед­ленно об­во­дила про­яс­нившим­ся взгля­дом ком­на­ту, слов­но толь­ко-толь­ко прос­нувшись. По­том по оче­реди взгля­нула на каж­до­го из ма­лышей и, нах­му­рив­шись, вновь по­вер­ну­лась к Ка­раи. И смот­ре­ла вро­де бы на нее, но той все ка­залось: на ре­бен­ка у нее на ру­ках. В оче­ред­ной раз ви­дя и чувс­твуя что-то не­дос­тупное дру­гим.

— Что-то не так? — про­гово­рила она как мож­но спо­кой­нее, ста­ра­ясь не вы­дать, ка­кой ле­дяной ком об­ра­зовал­ся внут­ри от этих двух прос­тых слов.

— Да нет, — Эй­прил оза­дачен­но мот­ну­ла го­ловой, об­лизну­ла пе­ресох­шие гу­бы. — Та­кое чувс­тво, что в них есть что-то зна­комое, да­же близ­кое…

Не­замет­но для се­бя Ка­раи нак­ло­нилась бли­же, ло­вя каж­дое сло­во, да­же не­выс­ка­зан­ное. Ка­жет­ся, тай­ное опа­сение го­тово бы­ло вот-вот сбыть­ся, а она до сих пор не зна­ла, как к это­му от­нестись.

— Это… пло­хо? — раз­ле­пила она на­конец не­пос­лушные гу­бы. Про­вела дро­жащим паль­цем по под­веске, пе­рево­рачи­вая ее сим­во­лом вверх, и тот блес­нул бе­лым кра­ем в све­те све­чи. И еще от­четли­вее по­каза­лось в нем не­из­бежное чер­ное вкрап­ле­ние…

— Да нет, — Эй­прил ка­залась сму­щен­ной и раз­до­садо­ван­ной сра­зу. — Прос­то стран­но, ког­да чувс­тву­ешь сра­зу со­вер­шенно раз­ное — зна­комое и при этом аб­со­лют­но но­вое. Хо­тя, — кри­вова­то улыб­нувшись, она так­же кос­ну­лась под­вески, — и со­вер­шенно ес­тес­твен­но.

— Мир — спле­тение про­тиво­полож­ностей, — за­дум­чи­во про­тяну­ла Ка­раи. Раз­вернув под­веску к све­ту, она удов­летво­рен­но наб­лю­дала, что и бе­лая ка­пель­ка на чер­ном вид­на бо­лее чем от­четли­во. Кар­ма…

— Вот сей­час точ­но вид­но, что ты — его дочь, — без­злоб­но под­де­ла ее Эй­прил, а ког­да Ка­раи оша­рашен­но ог­ля­нулась на нее, улыб­ну­лась. — Рань­ше те­бя не тя­нуло на фи­лосо­фию.

— И то вер­но, — ус­мехну­лась та. — Что ж, луч­ше поз­дно, чем ни­ког­да.

— Есть то, че­му ни­ког­да не поз­дно, — под­хва­тила Эй­прил в том же то­не. — И к сло­ву о птич­ках… — она лу­каво под­мигну­ла и на­чала под­ни­мать­ся с по­ла, — на­ши гу­лены, ка­жет­ся, вер­ну­лись.

Те­перь и Ка­раи рас­слы­шала до­нося­щи­еся из-за фа­нер­ных две­рей приг­лу­шен­ные от­зву­ки го­лосов. Стран­ное де­ло: сов­сем не­дав­но ску­чав­шая по ним, сей­час она хо­тела нем­но­го пов­ре­менить со встре­чей, преж­де ра­зоб­рать­ся хоть чуть-чуть в сво­их пу­тан­ных мыс­лях и чувс­твах. И пой­мав по­нима­ющую улыб­ку Эй­прил, ощу­тила что-то смут­но на­поми­на­ющее бла­годар­ность.

— Да­вай-ка от­не­сем нас­ледни­ков в ко­ролев­скую ло­жу, — Эй­прил нап­ра­вилась ко вто­рому вы­ходу из дод­зё, ве­дуще­му в быв­шую ком­на­ту Сплин­те­ра. О том, что из нее был тай­ный ход, околь­ным пу­тем ве­дущий к ком­на­те уже ее собс­твен­ной, Ка­раи вспом­ни­ла да­леко не сра­зу. — Ка­жет­ся, им по­ра обе­дать.

— И не толь­ко им, — Ка­раи слег­ка под­тол­кну­ла ее лок­тем в ло­коть и, дож­давшись, по­ка Эй­прил от­кро­ет дверь, при­няла у нее вто­рого нас­ледни­ка. — Даль­ше я са­ма. Приш­ли ко мне Лео, как за­кон­чи­те, лад­но?

— О’кей, — кив­нув, Эй­прил ак­ку­рат­но зад­ви­нула за со­бой створ­ку.

_______________________________

* дарума — традиционная японская кукла-неваляшка, олицетворяющая Бодхидхарму, в японской синкретической мифологии — божество, приносящее счастье.

Опять и сно­ва… Сей­час Ка­раи ощу­щала это осо­бен­но чет­ко, сто­ило лишь пе­решаг­нуть по­рог ком­на­ты. Створ­ки нес­лышно сдви­нулись за спи­ной, от­де­ляя ее от ос­таль­но­го ми­ра. Вер­нее ска­зать, их тро­их… де­вуш­ка на миг опус­ти­ла го­лову, всмат­ри­ва­ясь в без­мя­теж­ные ли­чики, по­том сно­ва ог­ля­делась. По воз­вра­щении по­меще­ние ка­залось Ка­раи нес­коль­ко мень­ше и у­ют­нее, чем за­пом­ни­лось, как-то… род­нее, что ли. От­то­го, что мно­гое в го­лове и сер­дце ее вста­ло на свои мес­та, ус­ми­рен­ное бе­седой с от­цом и Эй­прил, или же прос­то от ус­та­лос­ти — не­воз­можно же бо­ять­ся пос­то­ян­но? Уз­нать бы­ло не­от­ку­да, да и не слиш­ком хо­телось.

Нес­коль­ко ша­гов от по­рога до низ­ко­го кро­вати сли­лись в еди­ный не­раз­ли­чимый мо­мент, да­же не от­ло­жились в па­мяти, как неч­то ин­стинктив­ное и ес­тес­твен­ное. Мож­но бы­ло, ко­неч­но, поп­ро­бовать уло­жить ма­лышей в «гнез­дышки»: за крат­кое вре­мя пу­ти оба ус­пе­ли зад­ре­мать, — но мысль эта рас­та­яла, не ус­пев и за­родить­ся. Зна­комая теп­лая тя­жесть от­тя­гива­ла от­выкшие от наг­рузки ру­ки, до­бав­ляя тре­воги: не спот­кнуть­ся бы, — но вмес­те с тем ус­по­ка­ива­ла. Сей­час, по­ка они с ней и вся жизнь их, в бук­валь­ном смыс­ле, в ее ру­ках, с ни­ми точ­но ни­чего не слу­чит­ся. Она не поз­во­лит. Вздрог­нув, Ка­раи не­ожи­дан­но за­далась воп­ро­сом: а не так ли ду­мал и он, заб­рав ее у род­но­го от­ца?

Опять и сно­ва. Она вер­ну­лась к ис­ходной точ­ке, собс­твен­но го­воря, не так уж и мно­го об­ре­тя. Ведь глав­ный, на­ибо­лее му­читель­ный воп­рос так и ос­тался без от­ве­та… да и был ли он, от­вет?.. Ус­та­ло вы­дох­нув, Ка­раи опус­ти­лась на кро­вать и, прис­тро­ив бок о бок од­но­го из сы­новей, при­ложи­ла вто­рого к гру­ди. Улу­чив мо­мент, вы­уди­ла из ма­лень­ких паль­чи­ков под­веску, по­ложи­ла тут же, ря­дом. В пи­ку ра­нее ска­зан­но­му, она очень бо­ялась по­терять или как-то ина­че ис­портить эту ве­щицу, быв­шую не­ког­да важ­ной для от­ца. Нет, она не от­ка­жет­ся от сво­их слов и обя­затель­но за­кажет для сы­на по­доб­ный аму­лет, мо­жет быть, да­же для обо­их — но имен­но этот стал для нее осо­бо до­рогой па­мят­кой, сво­еоб­разным его сим­во­лом. Пусть в ре­аль­ной жиз­ни Сплин­тер и не дос­тиг со­вер­шенс­тва и гар­мо­нии — ей он за­пом­нился их воп­ло­щени­ем. И ос­та­нет­ся да­лее.

Он, но не она са­ма… Мед­ленным, чуть рва­ным дви­жени­ем Ка­раи про­вела тыль­ной сто­роной ла­дони по щеч­ке сы­на, огор­ченно вздох­ну­ла. Не­дав­ний страх ос­ла­бил сталь­ную хват­ку, при­тих и слов­но бы ус­нул, но не про­шел вов­се, лишь об­рел мно­жес­тво иных об­ли­чий. Что ска­жут братья и друзья, уз­нав о ее по­доз­ре­ни­ях? — на этой мыс­ли сер­дце тре­вож­но ко­лоти­лось в гру­ди, зас­тавляя креп­че при­жимать к се­бе сы­на, слов­но бы за­щищая сво­им объ­яти­ями. Су­ме­ет ли тот пре­одо­леть не­дове­рие к ми­ру и его оби­тате­лям, не пов­то­рить преж­них злос­частий и прос­тупков, не прок­ля­нет ли од­нажды ее за ма­лоду­шие и тру­сость, точ­но так же, как она Шре­дера в не­дав­нем прош­лом? И са­мое глав­ное, са­мое боль­ное, в чем бы­ло страш­но приз­нать­ся да­же се­бе са­мой, — смо­жет ли спра­вить­ся с этим она? Ведь отец го­ворил, что мно­гое за­висит имен­но от нее…

Ес­ли бы знать… Ка­раи тос­кли­во ог­ля­нулась на дверь, меч­тая, что­бы Ле­онар­до при­шел пос­ко­рее, что­бы хо­тя бы на од­но опа­сение ста­ло мень­ше — и вмес­те с тем му­читель­но же­лая от­ло­жить еще нем­но­го. По край­ней ме­ре, по­ка она не най­дет под­хо­дящих слов. По­ежив­шись, де­вуш­ка по­шари­ла по пос­те­ли в по­ис­ках ме­даль­она: сжать в ла­дони, ощу­тить паль­ца­ми плав­ные ли­нии и в них, в их прох­ладной твер­дости, по­чер­пнуть нем­но­го уве­рен­ности. Нап­ря­жен­но вып­ря­милась, не на­ходя, — и в этот мо­мент, от­влек­шись от еды, ма­лыш пос­мотрел на нее не­ожи­дан­но серь­ез­ным сос­ре­дото­чен­ным взгля­дом неп­ро­ница­емо чер­ных глаз. Та­ких пу­га­юще чу­жих — и в то же вре­мя не­ожи­дан­но род­ных, зна­комых от­ку­да-то. Но преж­де, чем Ка­раи ус­пе­ла вздрог­нуть и уж тем бо­лее уп­рекнуть се­бя за тру­сость, — скри­вил губ­ки в пер­вой, не­уме­лой еще по­пыт­ке улыб­ки.

Вол­на неж­ности и горь­кой ви­ны враз за­топи­ла сер­дце, пе­репол­ни­ла из­нутри, гро­зя ра­зор­вать; всхлип­нув, Ка­раи при­жала к се­бе сы­на, ут­кну­лась ли­цом в его ма­куш­ку. Неп­ро­из­воль­но кач­ну­лась из сто­роны в сто­рону, слов­но пы­та­ясь ос­ла­бить ско­вав­шие ее пу­ты, ра­зог­нать об­сту­пив­шие ее те­ни.

— Прос­ти, мой ма­лень­кий, — про­шеп­та­ла она, вды­хая род­ной за­пах и чувс­твуя се­бя не­веро­ят­но сла­бой. — Я… я прос­то… прос­ти…

По­рывис­тым дви­жени­ем она опус­ти­ла ре­бен­ка на пос­тель, в нес­коль­ко быс­трых шат­ких ша­гов пе­ресек­ла ком­на­ту. Ла­дони слов­но бы са­ми со­бой сло­жились в зна­комом с детс­тва дви­жении. Нет, не ка­та, тре­бу­ющем не мень­ше­го сос­ре­дото­чения и рав­но­весия, чем ме­дита­ция, — ата­ку­ющем стре­митель­ном брос­ке, од­ном из мно­гих, ка­кими она из­давна при­вык­ла вып­лески­вать огор­че­ние, смя­тение и воз­му­щение. По­мога­ло, прав­да, не слиш­ком, но хо­тя бы ма­лость ос­лабля­ло нап­ря­жение, при­туша­ло боль. Луч­ше ведь что-то, чем ни­чего вов­се?

Но сей­час не ра­бота­ло и это. Ка­раи уже ус­пе­ла за­пыхать­ся и взмок­нуть; ум­ное те­ло пов­то­ряло за­учен­ные дви­жения ма­шиналь­но, без под­клю­чения ра­зума, ус­пе­вая еще и пог­ля­дывать в сто­рону кро­вати — на вся­кий слу­чай. Ко­вар­ные же мыс­ли не от­сту­пали, и в от­ча­янии ка­залось, что ра­зум­нее бу­дет от­сту­пить­ся. Ес­ли уж не спра­вил­ся де­душ­ка, ве­ликий во­ин и муд­рый вождь, на что на­де­ять­ся ей? Или…

«Взгля­ни в гла­за сво­ему стра­ху, — Ка­раи за­мер­ла, без­думно всмат­ри­ва­ясь в тус­клый по­лус­вет пе­ред со­бой. Нас­тавник про­из­нес эти сло­ва лишь раз, но они нас­толь­ко креп­ко от­пе­чата­лись в соз­на­нии, что ка­зались эхом ее собс­твен­ных мыс­лей. Или же не ка­зались? — Он силь­нее, по­ка ты от­сту­па­ешь и пря­чешь­ся, но лишь шаг­нув навс­тре­чу, ты смо­жешь сра­зить­ся с ним на рав­ных».

Вот так прос­то… по­чему же ста­новит­ся столь не­веро­ят­но слож­но, ког­да до­ходит де­ло до ис­полне­ния? Мысль про­мель­кну­ла и про­пала, не ус­пев офор­мить­ся да­же в по­добие ре­шения, в клочья ра­зор­ванная от­ча­ян­ным дет­ским пла­чем. Ка­кие мыс­ли? Ка­кие ре­шения? Не бы­ло ни­чего, кро­ме бе­ды, гро­зив­шей ее не­наг­лядным крош­кам.

По­лураз­мы­тым си­лу­этом Ка­раи мет­ну­лась на­зад, кля­ня се­бя за не­ос­то­рож­ность, и лишь на мес­те, спус­тя нес­коль­ко се­кунд, смог­ла пе­ревес­ти ды­хание, убе­див­шись, что де­тям ни­чего не гро­зило. По­ка. Тря­сущи­мися паль­ца­ми она рас­пу­тала об­мо­тав­ший­ся вок­руг руч­ки сы­на по­яс, про се­бя пок­лявшись се­год­ня же выб­ро­сить прок­ля­тую вещь. И лишь вдо­хом поз­же со­об­ра­зила, что пла­кал сов­сем дру­гой ма­лыш. И имен­но на его зов она рва­нулась, не вспо­миная о не­дав­них сом­не­ни­ях и стра­хах. В один миг сде­лав ка­зав­ший­ся не­подъ­ем­ным вы­бор.

— Спа­сибо, род­ной, — про­шеп­та­ла она, не­весо­мо кос­нувшись гу­бами лба. И это прос­тое дви­жение зна­чило для нее боль­ше ты­сячи про­ник­но­вен­ных слов. Что бы ни бы­ло ра­нее, прош­ло, а се­год­ня, сей­час, важ­нее все­го для нее его бла­гопо­лучие. Их обо­их — кем бы они ни бы­ли.

Вмес­то от­ве­та ма­лыш ух­ва­тил­ся ру­чон­кой за сви­сав­ший ко­нец по­яса, по­тянул на се­бя. Пос­леднее, что сей­час ей бы­ло нуж­но! До­сад­ли­во шик­нув, Ка­раи по­пыта­лась отоб­рать у не­го ко­вар­ную, да и прос­то опас­ную ве­щицу, но как мож­но бе­реж­нее и ос­то­рож­нее. По­чему-то стать при­чиной его слез ка­залось ей сей­час осо­бен­но не­выно­симым.

Бес­по­лез­но. Да­же за­ин­те­ресо­вав­ший чуть ра­нее сы­на ме­даль­он де­да не смог от­влечь его от по­любив­шей­ся (и чем толь­ко? про­пылен­ная ста­рая ве­рев­ка!) ве­щи. Сто­ило же при­ложить чуть по­боль­ше си­лы, как он на­чинал жа­лоб­но хны­кать, гля­дя на нее так прис­таль­но и поч­ти умо­ля­юще, что Ка­раи не мог­ла вы­дер­жать этот взгляд. В кон­це кон­цов, сдав­шись, она об­мо­тала по­яс вок­руг та­лии ма­лыша, ос­та­вив сво­бод­ны­ми лишь кон­цы в пол­то­ры ла­дони дли­ной — как раз ух­ва­тить­ся. А пос­ле про­дела­ла то же са­мое с под­веской и вто­рым от­прыс­ком, лишь зак­ре­пив ее на руч­ке: на боль­шее не хва­тало дли­ны це­поч­ки. И по­любо­вав­шись нем­но­го на со­де­ян­ное, кри­во ус­мехну­лась. Вот он, от­вет судь­бы на ее моль­бы. Что бы он ни зна­чил, она уже зна­ла, как пос­ту­пит.

— Что за шум, а дра­ки нет? — чуть отод­ви­нув створ­ку, в ком­на­ту заг­ля­нул встре­вожен­ный Ле­онар­до. Най­дя взгля­дом нас­ледни­ков, пе­ревел его на Ка­раи. — С ва­ми все в по­ряд­ке? Эй­прил го­вори­ла, что ты хо­чешь ме­ня ви­деть. Как мож­но ско­рее…

Ка­раи спря­тала улыб­ку. Та­ким Ле­онар­до нра­вил­ся ей боль­ше все­го: ког­да сле­тала с не­го мас­ка не­воз­му­тимо­го и всез­на­юще­го сэн­сэя, и ос­та­вал­ся лишь брат и воз­люблен­ный, за­быва­ющий о се­бе ра­ди семьи. Ее Лео, па­мят­ный с пер­вой встре­чи и лю­бимый до пос­ледне­го пят­нышка на ко­же.

— Ка­жет­ся, я не­наро­ком на­пуга­ла и ее, — взяв од­но­го из сы­новей на ру­ки, она приг­ла­ша­юще пох­ло­пала по кро­вати. А ког­да Ле­онар­до, чуть по­коле­бав­шись, при­сел ря­дом с ней, с не­до­уме­ни­ем ко­сясь на стран­ное ук­ра­шение вто­рого, нак­ло­нив­шись бли­же, пог­ла­дила по ру­ке. — Я не хо­тела, чес­тно. Прос­ти, что зас­та­вила вол­но­вать­ся.

— Да нет, что ты, — тут же от­ре­аги­ровал Ле­онар­до бо­лее чем ожи­да­емо. — Мы не мо­жем вы­бирать сны, но, — он нах­му­рил­ся, не­веро­ят­но на­поми­ная Сплин­те­ра, и Ка­раи до­гада­лась, что он ска­жет, преж­де пер­во­го про­из­не­сен­но­го сло­ва. И уже поч­ти под­ня­ла гла­за к по­тол­ку — как Лео уди­вил ее бо­лее прос­тым и по­нят­ным ей вы­водом: — но ведь сны лишь часть жиз­ни, прав­да? И не са­мая глав­ная.

— На­вер­ное, ты прав, — Ка­раи лу­каво со­щури­лась и ле­гонь­ко под­тол­кну­ла его лок­тем в ло­коть. — Но, собс­твен­но, поз­ва­ла я те­бя не за­тем. Я при­дума­ла име­на на­шим маль­чи­кам… ес­ли ты, ко­неч­но, не бу­дешь про­тив, — пос­пе­шила до­бавить она преж­де ожи­да­емо­го воп­ро­са.

Ле­онар­до ве­лико­душ­но кив­нул. Ра­ди ее спо­кой­ствия он был го­тов на та­кую ма­лость, хо­тя, приз­нать­ся чес­тно, — мысль наз­вать од­но­го из нас­ледни­ков име­нем по­кой­но­го от­ца все еще гре­ла его ду­шу на­деж­дой. Хо­тя бы так быть удер­жать его ря­дом, да­же ес­ли не­воль­ный тез­ка вы­рас­тет лег­ко­мыс­ленным ба­ламу­том вро­де Май­ки или веч­но не­доволь­ным бу­кой ти­па Ра­фа­эля.

— Да­вай на­зовем их Й­оши… — на этом сло­ве Ле­онар­до удив­ленно рас­пахнул гла­за, уже рас­плы­ва­ясь в счас­тли­вой улыб­ке — как же по­хоже они мыс­лят… Но вто­рое имя зас­та­вило его че­люсть оше­лом­ленно от­виснуть, — и Са­ки.

Пер­вую се­кун­ду-две Ле­онар­до шо­киро­ван­но мол­чал. Ско­рее все­го, не сра­зу да­же су­мел вспом­нить, ко­му имен­но при­над­ле­жало преж­де это имя. А мо­жет, ре­шил, что она и вов­се сош­ла с ума, как знать? Чуть нак­ло­нив­шись впе­ред, Ка­раи пыт­ли­во вгля­делась в его гла­за. Она ожи­дала ка­кой угод­но ре­ак­ции, и все-та­ки тя­гос­тная па­уза на­чина­ла да­вить на нер­вы. А ведь бы­ли еще и братья Ле­онар­до, и друзья, с их собс­твен­ным мне­ни­ем. И все же, ка­ким бы стран­ным и па­радок­саль­ным ни ка­залось со сто­роны ее ре­шение, Ка­раи бы­ла в нем уве­рена. Раз уж кар­ма-судь­ба соч­ла нуж­ным пов­то­рить встре­чу наз­ванных брать­ев, для че­го-то сно­ва свес­ти их и се­мей­ство Ха­мато, она не бу­дет трус­ли­во пря­тать­ся от нее — трус­ли­во, да и бес­по­лез­но, как ни кру­ти. Но но­вая жизнь — но­вый шанс, и она сде­ла­ет все от нее за­вися­щее, что­бы прош­лое не пов­то­рилось. Ра­ди их маль­чи­ков — и не толь­ко них.

* * *

— До­рогая, — на­конец соб­рался с мыс­ля­ми гла­ва се­мей­ства, — а ты уве­рена… — Лео ос­то­рож­но по­косил­ся на маль­чи­ка на ее ру­ках, сра­зу уга­дав, кто бу­дет звать­ся спор­ным име­нем, —…что это хо­рошее ре­шение? Еще раз на­поми­нать се­бе обо всем пе­режи­том…

— Ты прав: имен­но обо всем, — чуть рез­ко­вато пе­реби­ла его Ка­раи. — Как доб­ром, так и дур­ном… да-да, знаю, ты не по­веришь, но в мо­ем прош­лом бы­ло и доб­рое, и свет­лое, что ока­залось очень боль­но те­рять.

Ле­онар­до бла­гора­зум­но про­мол­чал, хо­тя он ни­ког­да не за­яв­лял об­ратно­го. В кон­це кон­цов, не из од­но­го же стра­ха и чувс­тва дол­га Ка­раи бро­силась спа­сать Шре­дера, рис­куя со­бой, ког­да стеллс-не­видим­ка Крен­гов ед­ва не по­ложил ко­нец их враж­де. Да и прес­ле­дова­ла брать­ев и мсти­ла за об­ман то­же не из дур­но­го ха­рак­те­ра, как ка­залось тог­да. Сто­ил или нет Шре­дер та­кой пре­дан­ности, та­кой бе­зог­лядной люб­ви — дру­гой воп­рос. Но для Ка­раи она бы­ла ос­но­вой всей ее жиз­ни. Рух­нувшей не­ожи­дан­но, нек­ста­ти, вы­бив из-под нее опо­ру. Ле­онар­до как мог ста­рал­ся под­держать ей, за­менить ут­ра­чен­ное, про се­бя об­ре­чен­но по­нимая, что нав­ряд ли это воз­можно. Так же, как не бы­ва­ет и пол­ностью оди­нако­вых лю­дей и от­но­шений.

— И мне не вы­чер­кнуть это­го из па­мяти, ес­ли, ко­неч­но, не сте­реть ее пол­ностью, — Ка­раи не­весе­ло улыб­ну­лась. — А я ведь прав­да на­де­ялась… Но ста­нови­лось толь­ко ху­же. Дош­ло до край­нос­ти: мне ста­ло ка­зать­ся, что в на­ших маль­чи­ках дол­жны ро­дить­ся вновь братья, став­шие вра­гами.

— Но ведь… — Ле­онар­до по­дав­ленно смолк, вспом­нив свои же собс­твен­ные сло­ва о том, что нет ни­чего не­воз­можно­го. Но ему и в са­мом страш­ном сне не приш­ло бы в го­лову по­доб­ное. Не­лепо, ди­ко… но кто ска­зал, что вов­се не­осу­щес­тви­мо?

— И эта мысль чуть не све­ла ме­ня с ума, — за­кон­чи­ла Ка­раи ти­хо. Ле­онар­до без лиш­них слов заб­рал у нее сы­на, и де­вуш­ка об­хва­тила се­бя за пле­чи дро­жащи­ми паль­ца­ми. Чуть по­мол­чав, вски­нула на не­го блес­тя­щие гла­за. — Прос­ти, но я… я ни­как не мог­ла ре­шить­ся ска­зать те­бе об этом. Не зна­ла, что и ду­мать, и изо всех сил на­де­ялась, что мне толь­ко по­каза­лось. Ста­ра­ясь да­же не га­дать, что же де­лать, ес­ли это не так.

Ря­дом с ней, пис­кнув, за­копо­шил­ся вто­рой маль­чик. Ка­раи взя­ла его на ру­ки, при­ложи­ла к гру­ди. Впо­лобо­рота, с упав­шей на ее ли­цо тенью, зло­веще за­ос­трив­шей чер­ты, до­бавив­шей лет, она ка­залась нез­на­комой.

— А те­перь? — Ле­онар­до пос­та­рал­ся про­гово­рить это как мож­но спо­кой­нее, чувс­твуя, как внут­ри смер­за­ет­ся ле­дяной ком. Вновь взгля­нул на сы­на, толь­ко сей­час от­ме­чая по­вязан­ный по­перек его тель­ца по­яс. Знак при­нято­го ре­шения? Он пос­та­рал­ся уви­деть ре­бен­ка ее гла­зами… и не мог. От­то­го ли, что ма­лыш был очень по­хож на ма­лют­ку Ми­ву из прош­ло­го, или по­тому что был его, Лео, пря­мым про­дол­же­ни­ем и час­ти­цей? Не­важ­но. В сущ­ности, все это не­важ­но в срав­не­нии с тем, что это ди­тя — часть их семьи. И да­же опа­са­ясь пов­то­рения ис­то­рии, он не смо­жет от не­го от­ка­зать­ся.

— Ка­раи… — не вы­дер­жав, прер­вал он за­тянув­шу­юся па­узу. А ког­да та рез­ко ог­ля­нулась, ус­по­ка­ива­юще пог­ла­дил по пле­чу. — Прос­ти… все вре­мя за­бываю. Ты зна­ешь, я при­му лю­бое твое ре­шение. Но для это­го я дол­жен знать его.

— Уже зна­ешь, — два крат­ких сло­ва, от ко­торых сер­дце за­мер­ло и слов­но бы сор­ва­лось вниз, вглубь жи­вота и да­лее, в раз­вер­зшу­юся у ног про­пасть. Ка­раи нер­вно пе­редер­ну­ла пле­чами, и че­репаш­ка поч­ти ви­нова­то уб­рал ру­ку. Она же, мед­ленно, с тру­дом вздох­нув, прис­таль­но пос­мотре­ла на не­го. И не­ожи­дан­но нак­ры­ла его ла­донь сво­ей, ма­лень­кой и изящ­ной. — Я боль­ше не бе­гу от судь­бы, Лео. И ес­ли она та­кова — да бу­дет так. Да и отец…

— Ты ви­дела его? — тут же до­гадал­ся Ле­онар­до. А уло­вив ед­ва уло­вимый ки­вок, об­легчен­но вы­дох­нул. Уж отец-то точ­но не по­сове­ту­ет ни­чего дур­но­го, не оши­бет­ся.

— Он ска­зал, что на­шу судь­бу оп­ре­деля­ем мы са­ми. И что очень со­жале­ет, что это не уда­лось ему и… быв­ше­му бра­ту, — Ка­раи от­четли­во зап­ну­лась на пос­леднем сло­ве, и Ле­онар­до по­чему-то это по­радо­вало. Сам он ос­та­вил враж­ду со Шре­дером по­зади, как толь­ко опас­ность для семьи ми­нова­ла. Мо­жет, и Ка­раи на­конец об­ре­ла мир в ду­ше, прек­ра­тив борь­бу с приз­ра­ками прош­ло­го? Ле­онар­до ис­крен­не и от все­го сер­дца по­наде­ял­ся на это.

— Но у этих Й­оши и Са­ки бу­дет сов­сем иная ис­то­рия, — слов­но про­чита­ла его мыс­ли Ка­раи. Улыб­ну­лась ему — за­дор­но и нас­мешли­во, че­го не слу­чалось уже очень-очень дав­но, и под­мигну­ла. — Мы ведь не сог­ласны на мень­шее, вер­но?

— Ни в ко­ем слу­чае, — под­хва­тил Ле­онар­до ей в тон. Об­хва­тил сво­бод­ной ру­кой за пле­чи, под­тя­гивая поб­ли­же к се­бе, со­бира­ясь по­цело­вать…

— К вам мож­но? — па­ру раз стук­нув по при­толо­ке, Ши­нига­ми не соч­ла нуж­ным до­жидать­ся от­ве­та и пе­рес­ту­пила по­рог. Нас­мешли­во со­щури­лась при ви­де чуть сму­щен­ных Лео и Ка­раи, и зо­лотис­тые гла­за ее со­щури­лись со­вер­шенно по-ко­шачьи. — Все вор­ку­ете го­луб­ки? Ай-яй, как нек­ста­ти! А я к те­бе по де­лу, — она мно­гоз­на­читель­но взмах­ну­ла в воз­ду­хе ка­кой-то бу­магой, от­четли­во офи­ци­аль­но­го ви­да.

— Ши­ни, ну я же про­сила, — ус­та­ло воз­му­тилась Ка­раи. — Те­перь, ког­да ты но­вый гла­ва кла­на, вся его до­кумен­та­ция то­же на те­бе. Тэд­зу, кста­ти, то­же неп­ло­хой сек­ре­тарь… и не взды­хай так пе­чаль­но, внеш­няя лег­ко­мыс­ленность ни о чем не го­ворит. Ты са­ма то­му луч­ший при­мер. Ну вот что опять?

— А эта бу­мага, меж­ду про­чим, от­но­сит­ся не к кла­ну, а лич­но к те­бе, — без­застен­чи­во пе­реби­ла ее Ши­нига­ми. И по­дой­дя поб­ли­же, опус­ти­ла бу­магу пря­мо на ко­лени Ка­раи. Та пос­пешно под­хва­тила ее, по­ка не ус­пел за­метить и за­ин­те­ресо­вать­ся лю­боз­на­тель­ный от­прыск. — И это твой не­наг­лядный Тэд­зу, а не я, ука­зал в тво­их кон­так­тных дан­ных но­вый офис кла­на. Впро­чем, о чем я — это же его уни­каль­ный дар… по соз­да­нию но­вых неп­ри­ят­ностей.

Ка­раи ле­ниво от­махну­лась, под­несла бу­магу бли­же к гла­зам и, на­конец ра­зоб­рав ее со­дер­жа­ние, ус­мехну­лась. Же­лания име­ют не всег­да при­ят­ное свой­ство — ис­полнять­ся, но не тог­да и не так, как это­го хо­чешь. Вот и сей­час…

— Что это? — ре­шил вме­шать­ся в ди­алог Ле­онар­до. Он до пос­ледне­го пы­тал­ся быть де­ликат­ным, но мысль о том, что Ка­раи вновь бу­дет втя­нута в де­ла кла­на, не слиш­ком его ра­дова­ла. Все-та­ки са­мо имя его бы­ло свя­зано с са­мым неп­ри­ят­ным в жиз­ни брать­ев Ха­мато. Че­репаш­ка ус­мехнул­ся сво­им мыс­лям. Не толь­ко у Ка­раи мо­жет быть па­ранойя…

— От­вет не­бес на твои мо­лит­вы, — от­ве­тила за под­ру­гу Ши­нига­ми. И, вых­ва­тив у Ка­раи лист, мах­ну­ла им пе­ред гла­зами Ле­онар­до. — Ваш па­поч­ка, ка­жет­ся, хо­тел наз­вать ее Ми­вой… ну так вот спус­тя двад­цать лет его же­лание ис­полни­лось. Под­мазка тут, ком­про­мат там, и ву­аля — пе­ред на­ми вновь Ха­мато Ми­ва, про­шу лю­бить и жа­ловать! — она те­ат­раль­но пок­ло­нилась, при­жав лист к гру­ди. — А где ап­ло­дис­менты?

— Бо­юсь, там, на­вер­ху, — Ка­раи со смеш­ком ткну­ла паль­цем ку­да-то в сто­рону по­тол­ка, — нем­но­го при­поз­да­ли. И я ста­ла Ха­мато без их по­мощи. Ну, а имя, — она лу­каво ско­сила гла­за в сто­рону Ле­онар­до, — на­де­юсь, ник­то не оби­дит­ся, ес­ли оно ос­та­нет­ся преж­ним?

— Я толь­ко за, — тут же отоз­ва­лась Ши­нига­ми. — Ра­да ва­шему воз­вра­щению, сэм­пай. Мо­жет… — не до­гово­рив, она сло­жила ру­ки на гру­ди, при­нимая са­мый не­вин­ный про­сящий вид — точь-в-точь Май­ки, уз­навший о вы­ходе но­вого ко­мик­са или пиц­цы по осо­бой ре­цеп­ту­ре. Да­же не­воз­му­тимый Ле­онар­до не сдер­жал улыб­ки, без тру­да до­гадав­шись, что име­ла в ви­ду не­уго­мон­ная ведь­моч­ка. И ведь, как и млад­ший, не ус­по­ко­ит­ся, по­ка не по­лучит сво­его. Впро­чем, сей­час он был не так уж и силь­но про­тив. Ес­ли это по­может воз­вра­щению преж­ней Ка­раи.

— Все мо­жет быть, — мно­гоз­на­читель­но про­тяну­ла та. — Но яс­но не се­год­ня. А по­ка, Ши­ни, раз уж ты заг­ля­нула пер­вой… — Ка­раи сде­лала дра­матич­ную па­узу, пе­рени­мая у Ле­онар­до сы­на, — поз­на­комь­ся с Ха­мато Й­оши и Ха­мато Са­ки.

— Итак, вы все-та­ки соз­ре­ли, — Ши­нига­ми нак­ло­нилась, опи­ра­ясь ла­доня­ми о ко­лени, вни­матель­но всмат­ри­ва­ясь в дет­ские ли­чики. — А ведь по­хожи, прав­да-прав­да! — и зас­ме­яв­шись, ког­да Ка­раи де­лан­но-воз­му­щен­но мах­ну­ла на нее ру­кой, до­бави­ла: — Но луч­ше все­го — то, что они те­перь дол­жны вас слу­шать­ся. А в слу­чае че­го — а-та-та!

Она ще­бета­ла что-то еще, но Ка­раи уже не слу­шала ее, пре­дос­та­вив от­ве­чать Ле­онар­до. Она не зна­ла по­ка, как при­мут но­вость ос­таль­ные, но бы­ла уве­рена, что се­год­ня на­конец-то ус­нет спо­кой­но. Пу­ти судь­бы не­ис­по­веди­мы, но это не по­вод не по­пытать­ся пе­репи­сать ее и нап­ра­вить в нуж­ное рус­ло. У нее есть для это­го всё не­об­хо­димое… де­вуш­ка с улыб­кой оки­нула взгля­дом под­ру­гу и лю­бимо­го — и все. А это, как ни кру­ти, не так уж и ма­ло.